Культура, история и археология Евразии

•hientalia etClassica Russian State University for the Humanities ehientalia etClassica Papers of the Institute of O...

Author: Под ред. И.С. Смирнова; сост. С.Ю. Внуков | СБ. Болелов | Т.Г. Алпаткина

17 downloads 446 Views 27MB Size Report

This content was uploaded by our users and we assume good faith they have the permission to share this book. If you own the copyright to this book and it is wrongfully on our website, we offer a simple DMCA procedure to remove your content from our site. Start by pressing the button below!
Report copyright / DMCA form

DOWNLOAD PDF

•hientalia

etClassica

Russian State University for the Humanities ehientalia etClassica Papers of the Institute of Oriental and Classical Studies Issue XXII

rf-\

(oumsia Moscow 2009

Российский государственный гуманитарный университет •hientalia etClassica Труды Института восточных культур и античности Выпуск XXII

историй археология ж^\ S} иархеология

юоразии Москва 2009

УДК 902(066) ББК 63.4я43 К90

Orientalia et Classical Труды Института восточных культур и античности Выпуск XXII

Под редакцией И.С. Смирнова Редакционный совет: СЮ. Внуков, СБ. Болелов, Т.Г. Алпатпкина

Художник Михаил Гуров

ISBN 978-5-7281-1058-3

© Российский государственный гуманитарный университет, 2009 © Институт восточных культур и античности, 2009

Вступление В последние полтора десятилетия в силу как объективных, так и субъективных причин значительно упал интерес к археологии и истории культуры Среднего Востока и Центральной Азии. Это в значительной степени связано с резким сокращением археологических раскопок российских ученых в этих регионах, что вызвало определенный кризис в подготовке молодых специалистов по археологии и истории культуры Центральной Азии и Востока. Положение усугубляется еще и тем, что отечественная ориенталистика и археология Востока, обладающие богатейшими вековыми традициями, понесли невосполнимые потери. Ушли из жизни блестящие ученые востоковеды и археологи Г. А. Пугаченкова, Б. Я Ставиский, Б. Я. Маршак, Д. С. Раевский, Л. Р. Кызласов, М. А. Итина, А. В. Виноградов, Г. А. Семенов много лет передававшие свои бесценные знания молодому поколению. В то же время еще очень многие вопросы древней и средневековой истории Центральной Азии далеки от решения и нуждаются в дальнейшем изучении. В Московских музеях хранятся археологические коллекции памятников Древнего Востока, многие из которых до конца не обработаны и ждут публикации. В создавшейся ситуации, безусловно, необходимо объединение усилий ученых занимающихся историей и археологией Востока, направленных на сохранение и, по возможности, развитие традиций отечественной ориенталистики. Как нам кажется, реальным действием, направленным на решение этой задачи, было создание в 2005 году в Институте Восточных культур и античности РГГУ Центра археологии Востока и античности. С этого же года в Центре начал постоянно действовать семинар «Взаимодействие культур на территории Евразии». Основной Целью работы Центра и Семинара является привлечение лучших сил российского востоковедения и восточной археологии Для обсуждения и, по возможности, решения многих еще до конца не решенных вопросов древней истории Центральной Азии, не ограничиваясь только этой территорией, но, привлекая материалы всего Евразийского субконтинента, так как эти

Вступление

проблемы, по всей видимости, можно решить непременно учитывая все многообразие и взаимодействие культур и цивилизаций на огромной территории. Кроме того, одной из основные задач Центра является привлечение к участию в работе Семинара студентов и молодых ученых не только РГГУ, но и другие вузов Москвы, а также других городов России. Основой сборника «Культура, история и археология Евразии», предлагаемого на суд научной общественности, послужили доклады, прочитанные на заседаниях Семинара в 20052006 гг. Как несомненную удачу мы оцениваем привлечение в Сборник наших коллег из Узбекистана, что, безусловно, послужит укреплению связей между учеными двух стран. Несмотря на широкий хронологический и географический диапазон исследований, результаты которых представлены в сборнике, что в определенной степени отражает тематику Семинара, можно выделить несколько блоков статей объединенных или общей тематикой или общей территорией. Самый крупный блок— это статьи, в которых в широком хронологическом диапазоне затрагиваются различные аспекты истории Бактрии — одной из древнейших и наиболее изученных земледельческих областей, расположенной почти в самом центре Среднего Востока, в долине Амударьи между Гиссарским хребтом и Гиндукушем. В двух статьях на фактическом материале рассматриваются некоторые вопросы этнической и культурной истории Северного Кавказа и Нижнего Поволжья эпохи раннего средневековья. Несколько особняком стоит публикация не известных ранее архивных материалов Зеравшанской экспедиции (Полевые дневники В. А. Шишкина), которая может рассматриваться как новая страница в истории археологии Средней Азии. В сборнике представлены как обобщающие статьи, так и публикации новых материалов. К последним относятся статьи по древней и средневековой нумизматике. В этих работах вводятся в научный оборот монетные находки последних лет с территории Узбекистана. Также к разряду публикаций, но с глубоким всесторонним анализом предмета является статья Э. Д. Зиливинской, в который публикуется уникальный сосуд, найденный в низовьях Волги, на городище Самосделка. Особый интерес представляет статья Э. В. Ртвеладзе и Дж. Я. Ильясова в кото-

Вступление

рой публикуется уникальная монета, найденная в окрестностях Ташкента и, в связи с этой находкой, подробно разбираются вопросы этнической и политической истории Средней Азии в один из самых сложных и интересных периодов ее истории — рубеж античности и раннего средневековья, когда на территорию южных древнеземледельческих областей из глубин степной зоны Евразии мигрировали многочисленные скотоводческие племена, сыгравшие впоследствии ключевую роль в формировании социально-экономической и политической структуры Среднего Востока периода раннего средневековья. Обобщающие статьи, помещенные в сборнике, будь то статья С. А. Рузановой, посвященная технологии производства бронзы или статья С. Б. Болелова, в которой рассматривается кушанобактрийский керамический комплекс юга Узбекистана, основаны на обширной фактологической базе, где были учтены все доступные источники. Особо следует отметить статью И. А. Аржанцевой и О. В. Орфинской, где помимо археологических подробно рассматриваются письменные источники, свидетельствующие о прочных экономических и культурных связях между Согдом и Византийской империей, посредником в которых весьма успешно выступала Западная Алания. К сожалению, в Сборник вошли не все доклады, которые были прочитаны за время работы Семинара. Мы постарались максимально отразить спектр научных тем, в той или иной степени освещавшихся и затрагивавшихся на заседаниях. Редакционный совет надеется, что за этой, первой публикацией материалов Семинара «Взаимодействие культур на территории Евразии» в Трудах Института восточных культур и античности последует и новые. Надеемся также, что статьи, опубликованные в сборнике, вызовут интерес у специалистов и людей, интересующихся историей и археологией Востока и российской ориенталистикой.

«Согдийский фактор» в торговле шелком на Северном Кавказе* И. А. Аржанцева (Центр восточной и эллинистической археологии ИВКА РГГУ, Москва)

О. В. Орфинская (Российский институт культурного наследия, Москва)

В I тысячелетии н. э. аланы занимали на Северном Кавказе ключевые позиции (Центральное Предкавказье). Через их территории проходили важнейшие караванные и военные пути, таким образом, практически на протяжении всей своей истории аланы оказывались втянутыми в сложные отношения супердержав раннего средневековья, чьи интересы сталкивались на Северном Кавказе. Это, прежде всего, Византия и Иран, Тюркский и Хазарский Каганаты и Арабский Халифат. Серия войн между Ираном и Византией, разразившаяся в VI веке н. э., была вызвана ожесточившейся борьбой за важнейшие караванные пути, прежде всего за контроль над Великим Шелковым Путем. Великий Шелковый Путь имел два основных направления: южное — из Китая через Афганистан, Иран в Сирию и Византию и северное — через Среднюю Азию, Приаралье до греческих городов Северного Причерноморья (Лубо-Лесниченко, 1994, с. 234-246) (рис. 1). И если Иран контролировал большую сухопутную часть основного направления Великого Шелкового пути, то в руках Византии были практически все выходы к побережью Черного Моря. Ожесточенные ирано-византийские войны VI в. блокировали западную оконечность южного сухопутного участка Великого Шелкового Пути (через Иран), тем самым оживив северокавказскую трассу (Китай—плато Устюрт—Прикаспий—Северный Кавказ—Причерноморье). Северокавказский отрезок Шелкового пути проходит через земли алан, что делало их активными участниками событий * Статья написана в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям».

10

И. А. Аржанцева, О. В. Орфинская

(рис. 2а). По свидетельствам источников, во время этих войн аланы принимали участие то на стороне персов, то на стороне греков (Прокопий Кесарийский, Война с готами, 1950, с. 398^399; Прокопий Кесарийский, Война с персами, 1993, с. 166-168; Алемань, 2003, с. 266, 277). Однако, это, скорее всего, свидетельствует не о переменчивости и политической «беспринципности» алан, а о том, что в военных действиях принимали участие различные группировки алан, находившихся соответственно в иранской и византийской зонах влияния. Возможно, именно к VI веку, по мнению специалистов, возникли две основные группировки алан — западная и восточная (Ковалевская, 1959; она же, 1984, с. 131-142; Кузнецов, 1973, с. 60-74; он же, 1992, с. 85-121). Западная группа располагалась в верховьях Кубани и входила в зону византийского влияния. Восточная группа алан населяла территорию вокруг Дарьяльского перевала, ведущего в зависимую от Ирана Картли. В своей политике восточная группа алан была ориентирована на Иран (Деопик (Ковалевская), 1959, с. 612-620; Ковалевская, 1984, с. 131-143; Кузнецов, 1992, с. 85-99). Такая геополитическая ситуация обусловила специфическую структуру аланского импорта. В Восточной Алании (погребения VI-IX вв. н. э.) преобладают импортные вещи из Закавказья (керамика) и Ирана (стекло, сердолик, инкрустированные бусы, монеты, геммы). Караванные пути, проходящие через территорию Восточной Алании, были связаны главным образом, с Центральноазиатским шерстяным или меховым путем (Прокопенко 1999, с. 87, 115; Морозов, 1995, с. 53-55; Деопик, 1959, с. 49 Савенко, 1993, с. 130-140; Иерусалимская, 1992, с. 6; ЛубоЛесниченко, 1994, с. 243). В погребениях Восточной Алании текстиля (в том числе шелка) практически не зафиксировано, та* как, помимо всего прочего, органика здесь очень плохо сохраняется. Совершенно иная ситуация в Западной Алании. Северокавказский отрезок Великого Шелкового пути проходил через земл* Западных алан, постоянных союзников Византии (Савченко 1993, 1997, с. 90-127; Кузнецов, 1993а). В погребениях Запад ной Алании этого периода преобладает импорт, связанный ( функционированием этого отрезка Шелкового Пути (главнык образом, драгоценный шелк), изделия византийского круга, ке рамический импорт из Причерноморья (Иерусалимская, 1972

«Согдийский фактор» в торговле шелком на Кавказе

11

с. 5; она же, 1992, ее. 7-9; Демаков, 1995, с. 22; Мастыкова, Казанский, 2000, с. 99-102; Kazanski, Mastykova, 1999). Прежде, чем говорить о значении так называемого «согдийского фактора» для торговых связей алан, стоит напомнить о роли согдийцев в организации и функционировании Великого Шелкового Пути в целом, и в торговле и производстве полихромных шелков в частности. Великий Шелковый Путь возник во II в. до н. э. как результат сложения двух крупнейших рынков Евразии — Римской и Ханьской Империй. Основой функционирования Пути стала транзитная торговля шелком (Richthofen, 1877, р. 454; Frank lerne, Brownstone, 1986, p. 32, 67-69; ЛубоЛесниченко, 1985, с. 93; Бартольд, 1963, с. 790; Хенниг, 1961, т. II, с. 277). Шелк начал поступать из Китая на Запад во II в. до н. э. и был очень дорогим товаром, причем стоимость его постоянно возрастала, учитывая тот факт, что парфяне, а затем Сасаниды, перехватывая китайский шелк, монополизировали посредническую торговлю (Хеннинг, 1961, с. 76). Производство шелка при династии Хань было строго охраняемым китайским секретом, и в 138 г. до н. э., когда Чжан Цянь отправился в свою первую экспедицию в Бактрию, он отметил, что страны западного края «нуждаются в лаке и шелке». Поэтому в свою следующую экспедицию на запад, во время которой он проезжал через Лоулань (Крорайна), он вез с собой дорогие шелка для подарков правителям стран, которые посещал (Бичурин, 1950, с. 150-151; Линь Мэйцунь, 1996, с. 96). Обычно плата за шелк достигала 10% стоимости на каждом Персидском таможенном пункте (Успенский, 1996, с. 48). С VI по IX век цена на шелк никогда не падала (Петров, 1995, с. 48). Монополия на шелк приносила Ирану немалую выгоду, делая его могущественным и богатым. Византия платила за шелк огромные суммы в золоте и серебре (Прокопенко, 1999). Западные страны, особенно Византия, Должны были серьезно задуматься о других, неподконтрольных Ирану, караванных путях. В VI в. н. э. разразилась ИраноВизантийская война, проходившая с переменным успехом в несколько этапов (История Византии, 1967, с. 325). Этой войне, имевшей самые значительные последствия для многих государств и особенно для Северного Кавказа, предшествовала сложная интрига, почти детективная история, описанная с незначительными вариациями как в письменных источниках, так

12


и в устных преданиях. К VI в. н. э. Китай окончательно утрачивает свою монополию на производство драгоценных шелков: коконы шелковичных червей, так или иначе, попадают в другие страны (хотя, согласно данным китайских источников, в Восточный Туркестан шелковые коконы из Китая попали гораздо раньше, возможно, в III в. н. э.). Шелковичные черви появились в Византии не раньше VI в. н. э. Похоже, что в Персии культура шелкоткачества появилась немногим раньше (Ghirshman, 1962, р. 226). Существует несколько легенд, записанных как в китайских, так и в греческих источниках, о том, как это произошло. О распространении шелководства на запад вплоть до Хотана сообщает Сюань Цзан в своих путевых заметках, написанных в первые годы династии Тан. Согласно Сюаньцзану, шелководство было принесено в Хотан принцессой «из восточной страны», что подразумевает Китай, которая спрятала нужные личинки шелковичных червей и листья тутовника в волосах, чтобы избежать обыска на таможне (Бичурин, 1950, с. 302; Линь Мэйцунь, 1996, с. 12-15). В VI веке при Юстиниане византийцы овладели искусством разведения червей тутового шелкопряда и выделки шелка. Интересны свидетельства византийского историка Феофана: в царствование Юстиниана один перс показал в Византии неизвестное прежде римлянам искусство разводить червей (шелковичных). Выйдя из земли сиров, упомянутый перс положил в трость семя этих червей и хранил в продолжение дороги до Византии (Византийские историки, 1860, с. 493). Известно также, что монах (один или два) несторианского исповедания принес в Империю в бамбуковом посохе коконы шелковичного червя и сообщил грекам искусство разведения шелковичных куколок. Это событие, по предположению Шарля Диля, произошло между 552 и 554 годами Щиль, 1908, с. 548). Крупные центры шелкоткачества за пределами Китая возникают практически одновременно в Иране, Византии и чуть позже в соседнем с Ираном Согде. Для Северного Кавказа и алан в ситуации соперничества между Византией и Ираном особую роль сыграл так называемый «согдийский фактор», который вступил в действие именно со 2-й половины VI века н. э. Согдийцы, входившие к этому времени в состав Тюркского каганата, играли ведущую роль в качестве посредников в торговле между Китаем и Западом, сосредоточив в своих руках


13

торговлю шелком и алмазами между Индией, Китаем и Византией (Cheng Yue, 1996, p. 21-30). Согдийцы продвинулись на восток вдоль основной ветви Шелкового Пути, основывая свои поселения между каганатом в северных Степях и китайской империей на южной равнине. С III по X в. н. э. политическая обстановка на Великом Шелковом Пути часто менялась, из-за чего согдийские колонии по трассе Шелкового Пути оказывались «погруженными» в разные культурные контексты (Rong Xinjang, 2002, p. 516). Согдийская торговля в момент ее наивысшего развития (VIVII вв.) обладала унифицированной, хорошо организованной социальной структурой, обеспечивавшей оптимальное функционирование Великого Шелкового Пути (De La Vaissiere, 2002, p. 231, 232). Уже в VI в н. э. в самом Согде сложились свои производственные центры шелкоткачества. Согдийцы не смогли договориться с персами о торговле своими шелками или его провозе через Иран, дипломатическая тюрко-согдийская миссия ко двору Сасанидского правителя завершилась полным крахом переговоров. Гораздо более выгодным оказалось наладить прямые связи с Византией. С этой целью в Византию в 568 году было отправлено посольство Маниаха, яркого представителя согдийско-тюркских торговых и дипломатических кругов. Великий Шелковый Путь к тому моменту представлял собой хорошо отлаженный механизм, где не было места для индивидуальных рискованных инициатив. Можно только поражаться стратегической ясности коммерческого проекта согдийцев. На расстоянии 1000 км Маниах сумел определить, что греческая империя является главным западным центром потребления шелка и что шелк является одним из редчайших благ, которые имеет смысл транспортировать на столь огромные расстояния (De La Vaissiere, 2002, p. 233). Миссия Маниаха была успешной, за ней последовала ответная миссия Земарха ко двору тюркского кагана Сизабула (Сизавула) (Менандр Византиец, 1860, с. 373-384). Всего таких посольств, направленных главным образом на укрепление союза с Византией и организацию прямых поставок шелка, на протяжении достаточно короткого периода (2-я половина VI века) было восемь. Миссии и в том и в другом направлении проходили на Северном Кавказе через земли Западной Алании, союзной Византии. Тот же Менандр указывает, что именно аланский вождь Сарозий (Сарой) помог ЗеМа Рху, который возвращался из ставки Сизавула с караваном,

14

К А. Аржанцева, О. В. Орфинская

груженым шелком, избежать засады персов (Менандр Византие1 1860, с. 373-384). Ожесточенные ирано-византийские войны VI в. блокировал западную оконечность Шелкового Пути, тем самым оживив ее верокавказскую трассу. В руках алан находились два основны северокавказских ответвления Великого Шелкового Пути Мисимианский путь (Менандр именует его дорогой миндимиа нов), шедший через Клухорский перевал (позднейшая Военно Сухумская дорога) через страну миссимиан (часть современно] Абхазии), и Даринский путь, приуроченный к легкодоступном; Санчарскому перевалу (верховья рек Большого Зеленчука i Большой Лабы) (рис. 2). Ущелья этого перевала выводят ] Бзыбскую Абхазию (Савченко, 1993; 1997, с. 90-127; Кузнецов 1993, с. 23-46). Оба эти ответвления Шелкового Пути проходи ли в основном через территорию Западной Алании. Естествен но, караваны через Западную Аланию шли не только с Восток* на Запад, но и в обратном направлении, оставляя в Аланш византийские и сирийские изделия (ткани, стекло, бусы, золо тые и серебряные изделия). Аланы, контролируя обе эти ветки i зная все доступные перевалы, взимали с караванов солиднук пошлину — главным образом драгоценными шелками китайского, византийского и среднеазиатского происхождения. Тор говцы пользовались услугами алан не только как проводников через перевалы. На территории Западной Алании они могли остановиться на отдых и поменять лошадей. За это тоже приходилось расплачиваться товарами. Значительный приток материальных ценностей вызвал обогащение и расцвет Западной Алании. Археологически это выразилось в росте населения, появлении продуманной системы хорошо укрепленных крепостей, скоплению в значительных количествах драгоценных шелков в погребальных комплексах, расположенных недалеко от основных перевалочных пунктов. Уникальные природные условия — скальные могильники в горных районах — обусловили прекрасную сохранность органических материалов, в том числе и текстиля (Ierusalimskaya, 1996; Тихонов, Орфинская, 1997, с. 105116; Рунич, 1971; Савченко, 1999; Демаков, 1991). Именно в скальных могильниках, окружающих города-крепости Западной Алании VII-IX вв., обнаружено значительное количество археологического текстиля, главным образом среднеазиатских


15

щелков. И если на Западе, в Европе полихромные шелка сохранялись как большая редкость и ценность (в церковных сокровищницах, в реликвариях) (The Glory of Byzantium, 1997, Nos. 148, 149), то здесь находки шелка исчисляются сотнями фрагментов и даже целых вещей. Археологический текстиль VIIX вв. российским и зарубежным ученым известен в основном благодаря трудам известного российского ученого А. А. Иерусалимской. Ею была исследована и опубликована самая крупная и богатая коллекция шелков, происходящая из наиболее известного могильника Мощевая Балка на Северном Кавказе. Коллекция ныне хранится в Государственном Эрмитаже (Иерусалимская, 1992; Ierusalimskaya, 1996). Согласно ее исследованиям, среди тканей, оседавших в Алании, 60% были согдийского производства, 18-20%— китайского и около 2 5 % — византийского. Среди этих представительных коллекций нет тканей, которые бы однозначно были отнесены к сасанидским. Иерусалимская же обратила внимание на низкое качество согдийских тканей, происходящих из Мощевой Балки (в понятие качества ткани входят: технологические характеристики нити, ее толщина, крутка, «ровность» нити, а также характеристики самого процесса ткачества— плотность нитей, размер раппорта и сложность рисунка — чем больше, тем сложнее, тем выше качество, «шаг» рисунка — плавность контура, плотность ткани — количество нитей на см, использование цветовой гаммы — чем выше полихромия, тем выше качество). Нашей группой (Орфинская, Голиков, Пшеничнова) была исследована вторая по величине после Государственного Эрмитажа коллекция археологического текстиля из фондов Карачаево-Черкесского музея. Эта коллекция малоизвестна среди научных кругов. Весь раннесредневековый текстиль VIII—IX вв. в коллекции музея (всего около 200 фрагментов только шелковых тканей) происходит из трех скальных могильников на территории Карачаево-Черкесии (рис. 3), а именно: Нижний Архыз — 74% Нижняя Теберда — 24% Мощевая Балка — 2%

То есть, основная масса тканей и изделий из них была найдена в погребениях Нижнего Архыза и Нижней Теберды. В отличие от Мощевой Балки, эти два могильника практически не

16

И. А. Аржанцева.) О. В. Орфинская

описаны в научной литературе. Систематических раскопок н этих могильниках не проводилось, практически вся текстиль ная коллекция происходит из случайных сборов. В нашу задачу входило полное исследование технологии пря дения, крашения и ткачества именно этой группы шелковы тканей (Воскресенский, Голиков, Орфинская, Пшеничновг 1996; Орфинская, 2001). В результате проведенного исследова ния все шелковые ткани музейной коллекции были разделены н три группы по месту их изготовления (% от общего числа фраг ментов шелка) (рис. 4): Согд и Средняя Азия — 65% Китай и Дальний Восток — 18% Средиземноморский регион — 5% Одним из основных критериев для отнесения шелковых i китайской группе являются тонкая нить с отсутствием или не значительной круткой и высокая плотность нитей в ткани. Б коллекции музея находится фрагменты двух типов шелковы: тканей: тафты и камки, отличающихся плетением (рис. 5) (Лу бо-Лесниченко, 1994, с. 144-150). Место изготовления этю тканей определить сложно, возможно, что они сотканы в Вое точном Туркестане1. Средиземноморские ткани определены по многочисленны^^ аналогиям из коллекций Эрмитажа (Ierusalimskaya, 1978) и европейских музеев2. Критериями для отнесения шелковых тканей к тканям, изготовленным в Средиземноморском регионе (Византия, Сирия, Египет), являются: полихромные ткани, вытканные в технике самит; цветовая гамма; сильная и средняя крутка нитей основы; сюжет и характер изображения. В коллекции музея представлены ткани Средиземноморского региона со следующими сюжетами: крылатые кони, «Охота Бахрама Гура», сенмурвы, фазаны, орлы, геометрический узор (рис. 6). Большинство известных тканей с такими сюжетами специалисты признают копиями с иранских тканей (The Glory of Byzantium, 1997, p. 224, 225, Nos. 148, 149). 1

Устная консультация с А. А. Иерусалимской. По поводу средиземноморских шелков см. подробней: Muthesius 1993. 2


17_

Самые многочисленные в коллекции — согдийские шелковые ткани (так называемая занденечи), основная часть которых по технологическим и декоративным характеристикам представляет собой достаточно однородную группу (рис. 7). Эти ткани были определены как согдийские по аналогии со сходным текстилем из коллекции Государственного Эрмитажа (Иерусалимская, 1972) и стандартам, определенным еще в 1959 г. (Shepherd, 1980, р. 105-122; Henning, 1959, р. 15-40). Согдийский полихромный шелк занданечи (местечко Зандана близ Бухары) по своим качествам конкурировал с сасанидским и византийским, уступая лишь в устойчивости и яркости красок (De La Vaissiere, 2002, p. 234; Воскресенский, Голиков, Орфинская, Пшеничнова, 1996, с. 213; Xu Xingou, 1996, p. 120-122). Но это касалось лишь «ширпотреба», в то время как высококачественные согдийские шелка не уступали византийским и сасанидским ни в устойчивости, ни в яркости красок, так как использовались одни и те же красители3. Узоры шелков согдийского центра, сложившегося позднее сасанидского и византийского, совмещают в себе танские, сасанидские и византийские мотивы и символы (Иерусалимская, 1972, с. 13). Согдийские производители шелка более мобильно реагировали на изменения моды, у них не было своих архаичных глубоких традиций в этом производстве. Согдийские шелка из коллекции Карачаево-Черкесского музея — ткани не самого лучшего качества. А. А. Иерусалимской в свое время было высказано предположение, что эти шелка делались специально, чтобы ими расплачиваться с проводниками-аланами и на взятки «таможне» (Иерусалимская, 1992, с. 8). Наши исследования показали, что весь массив был изготовлен в одной или нескольких очень близких (с одними традициями) мастерских. Основная масса материала этого массива относится к низкокачественным шелкам, «ширпотребу», что, безусловно, подтверждает

3

Ведущие цвета — синий и красный — получались с использованием одних и тех же красителей: индиго (краситель растительного происхождения), дающий зелено-синюю гамму цветов, кермес (органического происхождения) и марена (растительного происхождения), даю1 Дие все оттенки красно-коричневого. Т. е. наличие красителя не являй с я индикатором места производства, так как в это время был просто небольшой набор этих красителей, и сам краситель являлся товаром (Sylwan, 1949, р. 162, 163).

18


гипотезу А. А. Иерусалимской. Но одновременно опровергает другую ее гипотезу об изначальной цветовой гамме этих шелков. Считалось, что эти ткани имели первоначально красно-белую окраску (Иерусалимская, 1992, с. 13). Однако, анализ красителей показал, что эти ткани изначально были золотисто-коричневые или желто-черные (Golikov, Orfinskaya, Pshenitchnova, Voskresensky, 1998, p. 140). Среди них большая часть представлена тканями золотисто-коричневого цвета с узором — «двойные секиры» (рис. 8). Согдийские шелка в большинстве своем отличает малый размер раппорта, парные (зеркальные) изображения, так проще рассчитать раппорт. Повседневная одежда и даже обувь алан были отделаны шелком. Из шелка же делались кукольная одежда, мешочки для амулетов и другие мелкие предметы (рис. 9). В то время как одежда, сшитая целиком из полихромного шелка, как, например, знаменитый халат с секмурвами из Мощевой Балки, встречается редко, комбинированная одежда (шерстяная и холщовая, отделанная шелком различного качества и ценности) довольно широко распространена (рис. 10). Принципиальных различий в облике и покрое костюма отдельных социальных прослоек населения не было. Различия выражались в богатстве тканей, качестве отделки, количестве украшений и социальных регалиях. Вероятным показателем социального статуса является количество шелковой ткани, которое затрачено на одежду. Это может быть целый кафтан или отдельные его детали. Существенным является место изготовления шелка, так как не все шелка ценились одинаково. При соединении различного качества тканей в одно изделие учитывалась их относительная ценность. Проанализировав количественные и качественные показатели текстильной коллекции, можно сделать следующие выводы: 1. Полихромные шелка ценились выше монохромных шелков. 2. Согдийский шелк ценился выше монохромных китайских тканей. 3. Китайская камка ценилась выше китайской тафты. 4. Византийский шелк ценился выше согдийских и китайских тканей. Парадная одежда, как, например, знаменитый шелковый кафтан с сенмурвами из Мощевой Балки или шелковый касЬ-


19

тан с изображениями парных птиц из коллекции КарачаевоЧеркесского музея, кроилась по другим принципам, нежели повседневная. Максимальное внимание уделялось дорогой ткани, а не традиционному силуэту. Ткань кроилась с учетом рисунка, а сама вещь шилась из целого куска, а не составлялась из кусочков. А вот женских платьев, целиком сшитых из шелка, в данных могильниках пока не встречено. Платья лишь отделывались шелком. Интересно отметить, что в коллекции Карачаево-Черкесского музея 32% всех шелковых тканей являются китайскими, причем очень низкого качества. Эти ткани в основном шли на подкладки и элитарное нижнее белье (мужские нижние рубашки и кафтаны). Реже, но все-таки встречаются в этих могильниках высококачественные византийские ткани (как шелковые, так и шерстяные). Это косвенным образом отражает торговые и дипломатические отношения Алании и ее партнеров и позволяет нам сделать некую реконструкцию этих отношений: Византия придавала особенное значение отношениям с Западной Аланией и подкупала племенную и воинскую знать дарами — изделиями из высококачественного шелка (например, реликварий со сценой охоты Бахрама Гура, выполненный в Константинопольских мастерских, которые специализировались на производстве тканей для императорского двора или дипломатических подарков). Согдийцам же нужно было много и часто платить простым аланам за услуги — отсюда и обилие ширпотреба. Согдийский шелк поступает кусками, его режут и используют для отделки одежды и изделий сшитых в Алании, часто из местных тканей. Китай же относился к Алании достаточно безразлично (у него не было проблем со сбытом и политических интересов в этом регионе). Китайский шелк поступал через Согд, и согдийцы также предпочитали отдавать аланам дешевые ткани. Обе ветки Северокавказского Шелкового Пути (Мисимианский и Даринский пути) продолжали функционировать с разной степенью интенсивности вплоть до XII в. (могильники Хасаут, Змейское). Хотя следует отметить, что к XI в. Византия постепенно поменяла свои приоритеты в торговле (византийские товары поступали в основном в северо-западном направлении). В ЯП в. транзитная торговля по этому пути практически прекра-

20


щается из-за общего ослабления Алании и экспансии кипчако (половцев) из Подонья на Северный Кавказ. Литература Алемань, 2003 — Алемань А. Аланы в древних и средневековых пись менных источниках. М., 2003. Бартольд, 1963 — Бартольд В. В. Аланы. Сочинения. Т. II. М., 1963 Бичурин, 1950 — Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, оби тавших в Средней Азии в древние времена. Т. II. М.-Л., 1950. Византийские историки, 1860 — Византийские историки. Пер. С. Дес Туниса. СПб., 1960. Воскресенский и др., 1996 — Воскресенский Д. А, Голиков В. П., Of финская О. В., Пшеничнова Е. А. Исследования технологий ткачества i крашения согдийских шелковых тканей // Гуманитарная наука в Рос сии: соросовские лауреаты. Археология. М., 1996. Деопик (Ковалевская), 1959 — Деопик (Ковалевская) В. Б. Класси фикация бус Северного Кавказа IV-IX вв. // СА. № 3, 1959. Демаков, 1991 —Демаков А А. Скальные погребения в долине р. Те берда // Вопросы истории Карачаево-Черкессии. Черкесск, 1991. Демаков, 1995 —Демаков А. А. Раскопки на Нижнее-Архызском го родище в Карачаево-Черкесии // XVIII «Крупновские чтения» по ар хеологии Северного Кавказа. Кисловодск, 1995. Диль, 1908 —Диль Шарль. Юстиниан и византийская цивилизации в VI веке. СПб., 1908. История Византии, 1967 — История Византии. Т. 1. М., 1967. Иерусалимская, 1972 — Иерусалимская А. А. К сложению школы ху дожественного шелкоткачества в Согде // Средняя Азия и Иран. Л., 1972. Иерусалимская, 1975 — Иерусалимская А. А. Западные ткани ш Дальнем Востоке (Эллинизм и раннее средневековье) // Культура и ис кусство Индии и стран Дальнего Востока. Л., 1975. Иерусалимская, 1992 — Иерусалимская А. А. Кавказ на шелково» пути. Каталог выставки. СПб., 1992. Ковалевская, 1981 — Ковалевская В. Б. Северокавказские древнос ти // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. Ковалевская, 1984 — Ковалевская В. Б. Кавказ и аланы. М., 1984. Кузнецов, 1973 — Кузнецов В. А. Аланская культура Центральной Кавказа и ее локальные варианты // СА. № 2, 1973. Кузнецов, 1992 — Кузнецов В. А. Очерки истории алан. Владикавказ 1992. Кузнецов, 1993 — Кузнецов В. А. Алано-Осетинские этюды. «Велики! шелковый путь» и Северный Кавказ. Владикавказ, 1993. Лубо-Лесниченко, 1985 — Аубо-Аесниченко Е. И. Великий Шелковьи Путь // Вопросы истории. № 9, 1985. Лубо-Лесниченко, 1994 — Аубо-Аесниченко Е. И Китай на шелко вом пути. М., 1994.


21_

Мастыкова, Казанский, 2000 — Мастыкова A. R, Казанский М. М. Центры власти и торговые пути в Западной Алании в V-VI вв. // XXI «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Кисловодск, 2000. Менандр Византиец, 1860 — Менандр Византиец. Продолжение истории Агафьевой / Пер. Сп. Дестуниса. СПб., 1860. Морозов, 1995 — Морозов В. Ю. К вопросу о путях проникновения Сасанидских монет и металла в Урало-Поволжский регион // Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н. э.: тезисы докладов международной археологической конференции. Самара, 1995. Прокопий Кесарийский, 1950 — Прокопай Кесарийский. Война с готами. М., 1950. Прокопий Кесарийский, 1993 — Прокопий Кесарийский. Война с персами. М., 1993. Орфинская, 2001 — Орфинская О. В. Текстиль VIII—IX вв. из коллекции Карачаево-Черкесского музея: технологические особенности в контексте культуры раннесредневековой Евразии. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2001. Петров, 1995 — Петров А. М. Великий шелковый путь. М., 1995. Прокопенко, 1999 — Прокопенко Ю. А. История Северокавказских торговых путей IV в. до н. э. — XI в. н. э. М., 1999. Рунич, 1971 — Рунич А. П. Скальные захоронения в окрестностях Кисловодска // СА. № 2, 1971. Савенко, 1993 — Савенко С. Н. Предметы египетского, иранского, китайского происхождения в комплексах I тыс. н. э. Пятигорья // Кавказ и цивилизации Востока в древности и средневековье. Владикавказ, 1993. Савченко, 1993 — Савченко Е. И. О Северокавказском отрезке Великого Шелкового Пути //II Кубанская археологическая конференция: тезисы докладов. Краснодар, 1993. Савченко, 1997 — Савченко Е. И. Проблемы скальных могильников и формирование торговых путей на Северо-Западном Кавказе в VIII— IX вв. (на материалах могильника Мощевая Балка). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1997. Савченко, 1999 — Савченко Е. И. Мощевая Балка — узловой пункт Великого Шелкового пути на Северном Кавказе // РА. № 1, 1999. Тихонов, Орфинская, 1997 — Тихонов Н. А., Орфинская О. В. Могильники в районе Нижне-Архызского городища // Историко-археологический альманах. № 3. Армавир-Москва, 1997. Успенский, 1996 — Успенский Ф. И. История Византийской Империи IV-IX вв. М., 1996. Хенниг, 1961—Хенниг Рихард. Неведомые земли. Т. II. М., 1961. Cheng Yue, 1996 — Cheng Yue, A Summary of Sogdian Studies in China // China Archaeology and Art Digest. Vol. 1, No. 1, January-March, 1996. P. 21-30. De Jonghe, 2003 — Daniel De Jonghe. Etude technologique du Linceul / / Bulletin de HRPA 29, 2001/2002. Bruxelles, 2003. P. 27-36.

22


De La Vaissiere, 2002 — Etienne De La Vaissiere. Histoire des marchands Sogdiens. Bibliotheque de linstitut des hautes etudes chinoises. P., 2002. Ghirshman, 1962 — Ghirshman R. The Persian Art. NY., 1962. Golikov et al., 1998. Golikov V., Orftnskaya O., Pshenitchnova £., Voskresensky D. Experimental Research of the VIII-IX Century's Textiles from the Tcherkessk Museum Collection / Interdisciplinary Approach about Studies and Conservation of Medieval Textiles. Palermo, 1998. Henning, 1959 — Henning W. В. "Zandaniji Identified" // Aus der Welt der islamischen Kunst. Festschrift für E. Kuhnel. Berlin, 1959. Ieroussalimskaja, 1978 — Ieroussalimskaja A. A. Le cafetan aux simourghs du tombeau de Mochtchevaya Balka (Caucase septentrional) / / Studia Iranica. T. 7., f. 2. P., 1978. Ieroussalimskaja, 1996 — Ierusalimskaja A. A. Die Greber Moscevaja Balka. München: Ed. MARIS, 1996. Kazanski, Mastykova, 1999 — Kazanski M., Mastykova A. Le Caucase du Nord et la region mediterraneenne aux 5C-6C siecles / / Eurasia Antiqua, Mainz am Rhein. Bd. 5, 1999. Muthesius, 1993 — Muthesius. The Byzantine Silk Industry / / Journal of Medieval History, No. 19, 1993. The Silk Road..., 1986 — The Silk Road: A History by lerne M. Frank and David M. Brownstone. NY.-Oxford, 1986. The Glory of Byzantium, 1997 — The Glory of Byzantium. Catalogue of Exhibition. NY., 1997. Richthofen, 187 7 — Richthof en К. China. Bd. I. Berlin, 1877. Rong Xinjang, 2002 — Rong Xinjang. Daily Life in Sogdian Colonies along the Silk Road // Bulletin of Miho Museum, Volume 4, 2002. Shepherd, 1980— Shepherd D. G. "Zandaniji Revisited" // Documenta Textilia. Festschrift für S. Müller-Christensen. München: Bayerisches Nationalmuseum, 1980. Sylwan, 1949 — Sylwan V. Investigation of Silk from Edsen-gol and Lop-nor / / The Sino-Svedish Publications, 32, VII. Archaeology, Stockholm, 1949. Аинь Мэйцунь, 1996 — Линь Мэйцунъ. Принцесса из Лоулань (Крорайны) и распространение шелководства на запад в Хотан и Рим // China Archaeology and Art Digest, Vol. 1, No. 4, October-December, 1996. Xu Xingou, 1996 — Xu Xingou. A Study of the Hanshou-niao Cbird with ribbons in its bill*), Motif Woven on Silk Polychrome Fabrics Unearthed from Ancient Tibetan Graves in Dulan County // China Archaeology and Art Digest, 1996.


Иллюстрации

Рис. 1. Трассы Великого Шелкового Пути: ; —северная трасса; *&"'&?• — ю ж н а я трасса

23

24

И. А. Аржанцева, О. В. Орфииская

ДарыпгопЛ пу^ь

КАгашмясаяй пуп

Рис. 2. Северокавказские отрезки Великого Шелкового Пути

Рис. 3. Поселения в бассейне р. Кубань: 1 — Мощевая Балка; 2 — Нижний Архыз; 3 — Нижняя Теберда

•Согдийский фактор» в торговле шелком на Кавказе

1 2 3 Рис. 4. Образцы схем плетения шелка различных центров шелкоткачества: 1 — Китай; 2 — Согд; 3 — Византия

Рис. 5. Ткань из могильника Нижний Архыз. Китайский шелк

25

26


Рис. 6. Византийские (средиземноморские) шелка. Нижний Архыз


Рис. 7. Согдийские шелка (могильники Нижнего Архыза). Макросъемка шелков

27

28


1. Двойжыа с«жжры. 2. Паржъ» норди жжвотжых. 3. РОЭФТВШ жрфстообраэшой фжгуры. 4. Лотос • ф е в о жжэжж. 5. Паржыф птжцы. 6. Пвржы« жоштшы« жжвотшьи.

Рис. 8. Схемы типичных узоров согдийских шелков

•Согдийский фактор» в торговле шелком на Кавказе

11111

Рис. 9. Кожаный футляр для гребня, обшитый шелком. Могильник Мощевая Балка.

29

30


Рис. 10. Шелковые кафтаны (китайский шелк, отделанный согдийским шелком) из могильника Нижнего Архыза

0.==

Н L .„

.'......

Л/•'.!•

Рис. I i . Холщовые кафтаны, отделанные шелком. Могильники Нижний Архыз и Мощевая Балка

Строительная техника и материалы буддийских памятников Средней Азии М. С. Болганова (Институт искусствознания АХ Республики Узбекистан, Ташкент)

На территории Центральной Азии зафиксировано, раскопано и полностью, либо частично изучено около 30 памятников буддийского культа разного назначения. Ареал распространения буддийских памятников широк и неоднороден, так, например, на землях Северной Бактрии-Тохаристана расположено 16 буддийских памятников, в соседнем Мерве только два, в Согде имеется лишь одно свидетельство о предполагаемом «храме в долине Санзара», в древней Фергане — одно, а в Семиречье — семь сооружений буддийского культа. Временные рамки существования указанных памятников на основе археологических датировок колеблются в пределах IVIII вв. н. э. Благодаря хорошей сохранности на большинстве этих объектов можно изучать не только примененный в строительстве материал, но и архитектурные конструкции и технику их выполнения. При значительной вариабельности типологических схем буддийских памятников их конструктивные особенности и строительные приемы оставались в рамках вековых строительных традиций. Анализу строительных материалов и строительных конструкций, использовавшихся при возведении буддийских архитектурных комплексов, и посвящена данная статья. Строительные материалы Можно выделить несколько видов строительных материалов, Использовавшихся на территории Средней Азии в древности; к с Ь1рцовым относятся: пахса, сырцовый кирпич, глино-саманH bie обмазки, а к прошедшим процесс обжига — жженый кирп ич, облицовочные плитки и черепицы. Пахсой называется битая глина, уложенная слоями. Довольно в качестве сырья использовался верхний культурный слой,

32

М. С. Болганова

тогда в пахсе встречается мелкая галька, кости, мелкие фрагменты керамики (Воронина, 1953, с. 3-35). Замес и формовка пахсовых блоков производились, в силу специфики материала, прямо на строительной площадке. Сырцовый кирпич являлся изделием штучным, изготовлявшимся артельным способом и доставлявшимся непосредственно крупными партиями к месту строительства. Так, для строительства «башни Зурмала», по подсчетам Г. А. Пугаченковой, потребовалось около 10000 сырцовых кирпичей (Пугаченкова, 1967, с. 257-263). Для изготовления кирпича использовались деревянные бездонные формы и глина хорошего замеса с добавлением песка или самана. Встречается кирпич с добавкой мелкой гальки и, по утверждению А. Н. Бернштама, с такой добавкой, как шерсть (Бернштам, 1943, с. 139). Размеры сырцового кирпича в постройках Средней Азии дают различные варианты от квадратной античной формы до прямоугольной с разным соотношением сторон. Толщина кирпича колеблется от 7 до 15 см, сторона квадратного кирпича — от 33 до 46 см, ширина прямоугольного кирпича — от 20 до 35 см, длина — от 30 до 65 см. Размеры кирпича, как правило, выдержаны в определенной числовой или геометрической зависимости. Изредка встречаются пропорции, равные полутора квадратам. Верхняя плоскость кирпича в процессе изготовления иногда помечалась знаком. Значение этих меток, скорее всего, в подсчете количества кирпичей, изготовленных разными артелями. Они имели различные варианты начертания — от прочерченных пальцами бороздок до довольно сложных тамгообразных знаков (Гертман, 1991, с. 284-285). Кирпич древних памятников был крупных размеров, позднее они становятся меньше. По-видимому, строгих эталонов формата кирпичей не было: размеры квадратного сырцового кирпича были одинаковы в зданиях разновременных, и наряду с тем в постройках одной и той же эпохи они дают заметные колебания — от 30 до 40 см в стороне при 10-14 см толщины. Более того, в кладке одной стены могут присутствовать кирпичи с колебанием сторон в 3-5 см. Так, стены наземного помещения во дворе Б в монастыре Каратепа сложены из кирпича 34-35 х 34-35 х 14-15 см и 32 х 32 * 14-15 см, причем кирпи-

Строительная техника и материалы...

33

и разных размеров употреблены в одних и тех же кладках (Ставиский, Сергеева, 1975, с. 18). Вместе с тем наблюдается и определенная тенденция уменьшения общих размеров кирпича в позднекушанское время (IIIIV вв.), когда преобладает сырцовый кирпич размером 30 х 30 * 10 см. Качество античного сырцового кирпича очень высокое — глина хорошо очищена, в нее введен мелко рубленый саман, уменьшающий усадку и препятствующий растрескиванию при сушке. В позднекушанское время оно заметно снижается, в глине немало отягчающих добавок — песка (Айртам). По характеру соотношения сторон сырцовые кирпичи можно разделить на две основные категории: квадратные и прямоугольные (т. е. разносторонние). Размеры сырцовых кирпичей, из которых сложены буддийские постройки Центральной Азии, отражены в таблице 1: ч

Таблица 1 Памятннж Кара-тепа I—III в. н. э.

Зурмала (по Пугаченковой «кушанская эпоха») Ступа в Айртаме: И-Ш в. н. э. Комплекс на Уштурмулло (по ЗеЙмаль — JII-IV в. н. э.) Храм на Дальверзине: JII-IV в. н. э. Ступа в Денаусском _районе: VI-VIII в. н. э. Аджинатепа: _VII-VIII в. н. э. Часовня на Кафыр_кале: VI-VIII в. н. э. Храм на Калаи-Кафирниган: конец V —

начало Vni в. н. э. Хишттепа: вт. половина VIIVIII в. н. э.

Размер сырцового жирпича Пом. А на южном склоне: 30-33 * 30-33 * 10-12 см Двор комплекса Б 34 х 34 * 12 Компл. Б, Х-1 постройка на склоне холма: 32-34 х 32-34 х 12-14 см Комплекс В: 30 * 30 * 12 32-30 * 32-30 * 10-12 см Постройки на северной вершине: 37-38 * 37-38 * 12 32-33 х 32-33 х Ц-12

39-40 х 39-40 х 12 в сочетании с пахсой 32-34 х 32-34 х Ц-12

33-34 х 33-34 х 12-13 48 х 24 х Ю 50 х 25 х 10-12 в сочетании с пахсой 50 х 25 х Ю 50 х 25 х &-Ю

48 х 24 х ю в сочетании с пахсой

34 Ступа на Гяуркале: середина IV-VI вв. н. э. Комплекс Гяур калы: IV-YI в. н. э. Ступа близ Гяуркалы: VI — начало VII в. н. э. Храм в Куве: VII-VIII в. н. э. 1 Ак-Бешиы: VII-VIII в. н. э. 2 Ак-Бешим: VI-VII в. н. э. Монастырь в Ак-Бешиме: X в. н. э. 1 Красная речка: VII-VIII в. н. э.

М. С. Болганова 1 период: 42-45 * 42-45 х 10-12 2 период: 40 * 40 х 10-11 3 период: 45 * 45 х 12,46 х 46 х 14 40-41 х 9 - ц 40 х "0 х 12 35 х 7 х 7,52 х 25 х 7,52 х 50 х 8 в сочетании с пахсой 48 х 24 х 9,44-45 * 22-23 х 8-9 в сочетании с пахсой 44 х 24 х 8,48 х 24 х 8,50 х 24 х 8 24 х 19 х 6,33 х 20 х 7,5 45-48 х 22-24 х 8 в сочетании с пахсой

Жженый кирпич получался в процессе обжига. Он обладал большей прочностью и невосприимчивостью к влаге. Обожженные плитки, квадратные или прямоугольные, различались по формату, достигая значительных размеров. Жженые кирпичи, так же как и сырцовые, могли иметь знак-тамгу. Так, при строительстве кельи на Айртаме использовались кирпичи, на каждом из которых мастер проставил еще до обжига свой личный знак в форме стрелки с шипом. В античное время жженный кирпич не получил широкого применения. Исключение представляет полуподземное помещение на Айртаме (Тургунов, 1973, с. 57-59). Черепица изготавливалась вручную, без гончарного круга, путем формовки сырого глиняного теста на особых болванках — связанных на концах длинных «рукавах», сшитых из мешковины и туго набитых песком. Таким образом, достигалась цилиндрическая форма черепицы. На внутренней стороне готового изделия четко отпечатывались швы и складки тканой основы. Еще в сыром виде глиняный цилиндр разрезался по образующим: при малых диаметрах на две части, при большом — на четыре. Черепицы, обращенные на крыше выпуклой стороной вверх, — «половинные»; черепицы, положенные выпуклостью вниз, — «четвертные». Длина черепиц до 40 см. С одного конца делался особый манжет, на который накладывалась следующая черепица. По краю крыши черепицы-антефиксы снабжались особыми скульптурными украшениями. Выпуклые заканчивались кругом, маскировавшим собой торец балки. Вогнутые черепицы


35

завершались особыми свисающими треугольниками; так как на вдавленной поверхности черепиц собирались дождевые воды, они служили «капельниками», с концов которых вода стекала н а землю (Пугаченкова, 1953). Дерево на территории Центральной Азии представляло собой большую ценность. Из него делали балочные перекрытия, как об этом можно судить по остаткам построек, погибших в огне. Из дерева изготовлялись столбы и колонны, поддерживающие кровли. Деревянными были дверные полотнища и части проемов. Применение этого строительного материала в основном ограничивается перечисленными конструкциями. Особо редки случаи использования длинномерных брусьев, в деревянные конструкции включались также тонкие прутья и палки. Камень не являлся чисто конструктивным материалом — область его применения в основном декоративна, на территории Бактрии чаще всего использовался мергелистый известняк, хорошо поддающийся обработке. Найдены в большом количестве мергелистые архитектурные детали, такие как части ордера, капители, базы колонн, декоративные детали, украшавшие навершия ступа, ящики-реликварии, осколки каменных зонтов-чатра. Песок вводился, как отягчающие добавки, при формовке кирпичей, заливке полов. Глинобитным ломом и песком забутовывались нижележащие помещения, когда останец здания предполагалось использовать в качестве фундамента под новое сооружение. Вяжущими растворами служили лёссовая глина и местный алебастр, известный под названием «ганч». KoacTi Фундаменты в древнем зодчестве Центральной Азии не встречаются в современном смысле этого слова. Они обычно не закладывались, так как плотный, однородный по своей структуре среднеазиатский лёсс позволял возводить даже капитальные постройки прямо на земле, с небольшим углублением кладки стен ниже дернового слоя. Фундаменты выводились лишь в тех случаях, когда здание сооружалось на рыхлых грунтах, при э том его роль в большинстве случаев играло сплошное основан ие или платформа под возводимым зданием. К известным вариантам подстилающих конструкций относятся:

36


1. На песчаных грунтах — мощная корка из уплотненного смачиванием и перемешанного со строительным мусором песка. На таком основании строились кирпичные стены уширением к низу. Пространство между ними заполнялось песком, поверх которого укладывался слой плотной глины с песком. Подобные конструкции цоколя характерны для Хорезма (Болелов, 1998, с. 119-121). 2. Цоколи из пахсы, положенной мощными слоями, с разрезкой по фасаду на блоки, использовались, в основном, как подстилающая конструкция под укрепленные монументальные здания. Такие цоколи (стилобаты) возводились тремя способами: 1) сплошная пахсовая платформа; 2) в конструкцию стилобата включены параллельные или поставленные под углом сводчатые галереи; 3) стилобатом являются забутованные древние сооружения (Айртам). Пахсовые платформы встречаются в Хорезме, Чаче, Тохаристане. Для Согда пахсовые стилобаты не характерны. В свое время М. И. Вязьмитина приняла за фундаменты буддийского комплекса на Айртаме пахсовые стены раннего грекобактрийского форта (Вязьмитина, 1945, с. 26-32). В действительности же стены буддийских сооружений здесь то нависают, то отступают по отношению к линиям стен нижележащих, но в основном следуют совершенно иному плану. При подготовке для них общего основания строители сохранили навеянный ветром в помещения форта песок, выровняли до определенной отметки старые стены и нанесли по поверхности нивелирующую обмазку из зеленоватой речной глины (Тургунов, 1973, с. 57). Чаще всего здания вовсе не имели фундаментов. Устойчивость стенам обеспечивали их основания, достигающие значительной ширины. Отдельные же помещения монументальных зданий иногда имели фундаменты, но в очень неразвитом виде. Примером такой конструкции под разными частями здания может служить Аджинатепа, где в целле пахсовый стилобат на 55 см выше, чем в вестибюле (Литвинский, Зеймаль, 1971). Таким образом, при сооружении фундаментов буддийских памятников в Средней Азии в основном руководствовались географическими и природными условиями отдельных районов, а также наличием тех или иных строительных материалов. Полы подразделяются на основные типы:


37

1 — многочисленные глинистые обмазки, наложенные на хорошо утрамбованный грунт. Подобные полы встречаются во всех памятниках как культовой, так и гражданской архитектуры в помещениях бытового назначения (рис. 1; а). В случае с некоторыми помещениями на Каратепа глиняная обмазка пола могла наноситься непосредственно на выровненную поверхность материкового песчаника (наземное помещение компл. В) (Ставиский, Сергеева, 1975, с. 18). Иногда поверхности полов окрашивались. Остатки такой окраски были зафиксированы при раскопках святилища в комплексе А монастыря Каратепа, а также южного айвана двора комплекса Б. 2 — глинистые обмазки, полностью или частично выстланные поверх жженными плитками и плитами мергелистого известняка. Мощение жженым кирпичом производилось изделиями разнообразных размеров, форма квадратная и прямоугольная. На Аджинатепа дорожка из жженых кирпичных плиток пересекала двор монастырской части. Прием фигурной кладки из жженого кирпича, сыгравший такую важную роль в архитектурно-декоративном искусстве Центральной Азии, здесь представлен едва ли не впервые. Здесь же, на Аджинатепа зафиксированы случаи вымостки жженым кирпичом целых помещений. На Каратепа дорожка из квадратных (33-31 см) жженых плиток вела к югу от ступа к двору Б, а центр этого двора был вымощен плитками размером 28 х 28 и 31 * 31 см на ганчевом растворе (Ставиский, 1972, с. 28). В комплексе А такая же дорожка к центральному наземному святилищу была выложена из плит мергелистого известняка (рис. 1; б) (Ставиский, 1964, с. 13). Пол наземного святилища комплекса Б представлял собой конструктивное углубление в песчанике на 10-12 см, подготовленное под вымостку плитами мергелистого известняка по периметру комнаты, которая первоначально перекрывала конструктивный пол в проходах. Лишь в центре помещения была оставлена площадка, на которой соорудили платформу для ступа (Ставиский, 1972, с. 81). К конструкциям разноуровневых полов можно отнести пол в алтарном помещении второго Ак-Бешимского храма. Здесь был использован следующий прием: в основании стен было уложено

38

Af. С. Болганова

10 рядов сырцового кирпича на высоту около 0,9 м. Выше стена надстраивалась пахсовыми блоками, а весь объем, образованный кирпичной кладкой был засыпан землей и утрамбован. Таким образом, уровень пола в алтарном помещении оказался приподнятым над уровнем полов коридоров и двора. Для осуществления подъема в это помещение со двора был пристроен пандус (Зяблин, 1961, с. 8-10). Уровни полов в надземной постройке комплекса А на Каратепа были разными, с повышением, тяготеющим к центральной части (Ставиский, 1964, с. 12). Безусловно, повышение уровня пола являлось одним из приемов, имеющим целью подчеркнуть важность помещения, его главенствующую роль в комплексе. Стены Все конструкции стен эпохи античности и раннего средневековья можно подразделить на три вида: 1. Сырцовые кирпичные кладки выводились на глиняном или глино-саманном растворе с широкими вертикальными и горизонтальными швами. Иногда заливка раствором шла только по горизонтальным плоскостям. В таком случае раствор под тяжестью вышележащих слоев кирпича то целиком, то лишь частично заполнял вертикальные швы. Приемы кладки кирпича соответствуют определенной системе. Соблюдалась перевязка кирпича, которая вылилась в несложные, но определенные формы, причем выбор пропорций кирпича был связан с методами разрезки швов. Прямоугольная форма кирпича была более удобна для этой цели, так как позволяла внести некоторое разнообразие в систему перевязки. Преобладающее соотношение ширины и длины прямоугольного сырца в древних постройках равнялось 1 : 2, т. е. оно наиболее отвечало требованиям перевязки при любой толщине стены и позволяло чередовать ряды тычком и ложком. Если сравнивать перевязку квадратного и прямоугольного кирпича в толще стены, то можно увидеть, что при квадратном формате кирпича приходится употреблять половинки. Разрезка вертикальных швов и для той, и для другой формы соблюдается двояким образом. В первом случае вертикальный шов приходится посредине ширины кирпича предыдущего (или последующего) ряда клад-


39

#и; во втором — вертикальный шов сдвигается от нижележащего примерно на толщину кирпича, преимущественно в одном направлении. Первый вариант перевязки в кладке прямоугольного кирпича 1 : 2 известен в современном строительном деле под именем цепной кладки (рис. 1; в). Во втором случае достигается не только лучшее противостояние скалыванию, поскольку толщина кирпича составляет, в общем, от 2 /5 до 1/4 ширины; но и достигается то, что швы не совпадают по вертикали. Такой метод разрезки, несомненно, имеет антисейсмическое значение, так как делает кладку более эластичной при горизонтальных и вертикальных колебаниях почвы (рис. 1; г). Может быть, именно ко второму методу перевязки приурочены все другие промежуточные пропорции кирпича, которые незначительно отступают от пропорций квадрата или двух квадратов. Таким образом, форма кирпича, оказывается, всегда связана с требованиями перевязки швов. 2. Пахсовая кладка имеет ряд особенностей. В случае, когда она используется как основной материал, пахса укладывается последовательно пластами высотой около метра. Помимо членения слоями по высоте, пахса делится вдоль каждого ряда на блоки. Вертикальное членение производится двумя способами: а) глина кладется непрерывной лентой. В процессе укладки она надрезается по поверхности стены неглубокими отвесными швами. Эти швы на плоскости стены расположены вперевязку; б) глина формуется блоками в процессе укладки. Для этого она без примесей набивается в формы на месте. Горизонтальные ряды таких блоков образуют преимущественно нижние части стен. В данном случае швы получаются глубокие — на всю толщину стены. Они образовывались потому, что формы для блоков постепенно перемещались вдоль линии стены для набивки последующих блоков. Второй способ укладки пахсы зафиксирован во втором хра**е в Ак-Бешиме. При укладке пахсы таким образом наружные вертикальные швы не совпадали, что давало эффект кладки *тычком и ложком», но вертикальный продольный шов между Двумя рядами блоков, лежащих на одном уровне, на протяжении всей длины стены получался непрерывным, что способст-

40

Af. С. Болганова

вовало «расслоению» стены. В случае со вторым Ак-Бешимским храмом это произошло на южном отрезке западной стены, разделявшей оба обходных коридора, где часть ее рухнула еще при строительстве и была заменена сырцовым кирпичом. В некоторых случаях ряды пахсовых блоков прослаивались одним или двумя-тремя рядами сырца на глине. Это один из вариантов пахсовой кладки, поскольку сохраняется нормальная высота слоев и деление блоками. Однако этот вариант является переходной ступенью к типу комбинированной кладки, подобно тому, как это наблюдается и в разновидностях сырцовой кладки. Подобный строительный прием можно отметить в стенах второго Ак-Бешимского храма, где прослойки сырцовым кирпичом с высотой ряда 1-3 между пахсовыми блоками встречаются во всех помещениях (рис. 1; д). Однако система кладки не всюду была одинаковой. Почти все стены сложены по своей схеме. Высокие внутренние стены клались из пахсовых блоков с перевязкой из кирпича, а внешние, более низкие, только из пахсы. Величина пахсовых блоков различна. Их размеры колеблются в пределах между 119 х 75, 85 х 90, 94 х 80 см. В первом Ак-Бешимском храме был применен тот же способ попеременной укладки пахсовых блоков и кирпичных рядов. Основание стен почти всюду состояло из пахсовых блоков величиной 80-90 х 50-60 см, исключение составляли лишь наружные блоки центрального зала которые доходили до 97 х 77 см. В монастыре Аджинатепа была использована кладка пахсовыми блоками с прослойкой из сырцового кирпича. Но если в монастырской части стены были в основании пахсовыми с четкой вертикальной перевязкой швов и с последующими кирпичными прослойками, то в коридорах храмовой части в основания стен были положены пять-восемь рядов кирпича, выше их шли три ряда пахсовых блоков. При сооружении храмового комплекса в Куве южная и западная стены были сложены из пахсы, которая чередовалась с одним рядом из сырцового кирпича. Северная же и восточная — целиком были кирпичными. В храме на городище Красная Речка блоки пахсы были уложены только в основании стен, выше постройка сложена из сырцовых кирпичей. Подобным же образом был возведен монастырь Фаязтепа.


41

Применяя пахсово-кирпичную кладку в разных вариациях, мастера неизменно заканчивали ее несколькими кирпичными рядами, так как возможность расклинки полочки предполагала более легкий переход к своду (рис. 1; е). 3. Комбинированная кладка представляет чередование тонких слоев пахсы и рядов сырца. Она монолитнее кирпичной и менее трудоемка. При комбинированной кладке пахса не надрезается вертикальными швами. Толщина пахсового слоя колеблется от 10 до 30 см с лишним, но обычно составляет 16-18 см. Кирпич укладывают без раствора. Эта конструкция выполняется разными способами и насчитывает больше вариантов, чем пахсовая (рис. 1; ж). Если сырец кладется вплотную, без разрывов, то возможно два варианта: кладкой только тычковых рядов и чередование рядов тычком и ложхом. Если сырец кладется с интервалами, «в строчку», то способ дает широкие возможности для вариаций. В данном случае можно перечислить ряды тычковые; тычковые, перемежаемые с ложковыми; ряды, чередующиеся с неодинаковыми интервалами; кладка, где попеременно через один вводятся ряды сплошной кладки. В случае, когда кладка ведется из одних тычковых рядов с интервалами, появляется «шахматная» кладка. При этом выступающие на фасад кирпичи взаимно смещены по вертикали — расположены в шахматном порядке. В единичном случае — в монастыре Каратепа — встречается способ докладки сырцовым кирпичом стен, изначально вырезанных в песчанике. Так, в комплексе А стены наземного здания были сложены в большей или меньшей степени из кирпича размером 30-33 х 30-33 * 10-12 см, надстроенного над основаниями, высеченными в материковом песчанике (Ставиский, 1964, с. 12). Постройки на склоне холма над пещерными со°ружениями комплекса Б были сооружены таким же способом: «песчаные стенки были надстроены сырцовыми кладками» (Ставиский, 1982, с. 12). Перекрытия В архитектуре Средней Азии одновременно сосуществуют т акие типы перекрытий, как архитравное — основанное на ис-

42


пользовании плоских балочных перекрытий, сводчатое — перс крывающее узкие вытянутые помещения и купольное — npe/i назначенное для перекрытия небольших квадратных в план помещений. Деревянные перекрытия. Ведущим типом перекрытия н только в Бактрии, но и во всей Средней Азии, являлась плоска глинобитная кровля на балках, покоящихся на стенах, a npi больших пролетах еще и на деревянных колоннах или подпорны: столбах. Колонны опирались на каменные базы. Ввиду того, чт дерево не могло сохраняться столетиями, судить о балочных пе рекрытиях можно лишь по гнездам от балок и остаткам обуглив шихся перекрытий. При раскопках в кувинском храме над по лом, суфой и на поверхности платформы святилища было обна ружено большое (толщина слоя 35-40 см) количество угля оупавших деревянных частей перекрытия (балки сечениел 20 х 16 см; 16 х 10 см; 10 * 7 см, жердочки диаметром 3; 4; 5 см и камышового настила (Булатова, 1972). Возможно, камыш на стилался по обрешетке перекрытия, а затем смазывался глиной Большой пролет помещения (11,20 * 11,90 м) предполагает пере крытие типа чорхона или рузан, до сих пор широко распростра ненное на территории Центральной Азии, Закавказья и Афгани стана (рис. 2; а). Во втором Ак-Бешимском храме на полу алтарного помещения обнаружена значительная прослойка древесного угля. Пс сохранившимся древесным остаткам можно определить, чтс при строительстве кровли использовались не только круглые в сечении балки толщиной 15-20 см, но и плетень из тонких прутьев и палок (Зяблин, 1961). Наиболее вероятным в данном случае является использование перекрытия в виде пирамидально расположенных бревен. Конструктивно такое перекрытие несложно и не требует дополнительных опор. На квадратное основание стен первый венец укладывается в виде многоугольника, все последующие венцы сокращают купольное пространство. В центре обычно устраивается небольшое отверстие для дымоотвода и света. Сеточное плетение предназначалось для закрытия пространств между бревнами. Кровля данного типа предполагает также внешнюю обмазку глиной. Плоские перекрытия применялись для помещений с большими пролетами и некоторых обходных коридоров. Они делались


43

из деревянных прогонов, балок, закладки из хвороста, осоки и глино-саманной обмазки. Прогоны в сечении имели круглую, прямоугольную или квадратную форму. Балки также имели различную форму: круглую, прямоугольную, квадратную, полукруглую. Для лучшего сочленения прогонов с балками в последних иногда делались специальные пазы. Для реконструкции перекрытия большое значение имеют вертикальные гнезда, вырубленные в пахсовых стенах. В поперечном сечении они обычно подпрямоугольные (от 16-25 до 2026 см). Нижняя часть гнезд уширяется. Судя по всему, деревянные стойки были утоплены в этих гнездах и снаружи оштукатурены. Прослеживая общую тенденцию, можно отметить, что гнезда противоположных стен находятся не друг против друга и «шаг» их различен, кроме того, на коротких сторонах гнезд нет. Поэтому маловероятно, почти исключено, чтобы они служили для поддержки балок — прогонов. По-видимому, они применялись для укрепления несущей стены и поддерживали лежащее вдоль края стен продольное бревно, на которое уже клались балки. Плоская балочная система использовалась для перекрытия айванов и внутридворовых галерей. В наземных частях Каратепинских комплексов о существовании крытых айванов по периметру двора часто можно догадаться только при обнаружении баз или кирпичных выстилок под деревянные колонны (рис. 2; б). Кроме того, о наличии навеса можно судить и по хорошей сохранности росписей на стенах. Своды. Основным и общепринятым методом возведения сводов является «кладка поперечными отрезками». Кладка ведется отдельными поперечными рядами-дугами, которые в процессе работы последовательно закрепляются на растворе. Начальный ряд кладки опирается на щипцовую стену. Отрезки обычно наклонные и образуют небольшой угол с вертикалью — от 0 до 30 градусов. В некоторых случаях на поворотах допускается увеличение угла до 40-45 градусов. Нагрузка свода дает составляющую в плоскости отрезков, т. е. скалывающую силу на щековые стены, а также некоторый горизонтальный распор в направлении, обратном наклону отрезков, уравновешиваемый соответствующей щипцовой стеной (рис. 2; в). Они получают наклон в сторону понижения (которое бывает в галереях и пандусах). Таким путем облегчается вы-

44


полнение, а также и работа конструкции. Особенно ярко проявляется в пандусах то, что с увеличением угла между отрезками и стеной действие косых усилий на стены смягчается. Кладка ведется кирпичом плашмя от пят свода с небольшим выносом и постепенным напуском рядов. Этот прием имеет целью сократить пролет, облегчить процесс работы и сделать свод в целом более прочным. У пят свода, где кривая поднимается круто вверх, проще вести кладку плашмя. Число горизонтальных рядов свода связано с подъемом кривой и обычно бывает в пределах пяти-семи. В сводах большого пролета бывает двойной вынос пят. В случае, если галерея или помещение ограничивает внешнюю сторону здания, внутренняя пята свода лежит выше уровня внешней, в результате чего получается так называемый «ползучий» свод, который основан на принципах контрфорса и уравновешивает распор внутренней массы сооружения и его сводов. Разность уровней пят свода может не сохранять постоянной величины, достигая максимума посредине и сводясь к нулю на поворотах, составляя максимальную разность уровней пят около 20 см. Возможно, особенностью устройства является достижение предельной величины распора посредине сторон прямоугольника, тогда как углы являются наиболее устойчивой частью постройки. Своды с разным уровнем пят наблюдаются повсеместно в древних памятниках Центральной Азии (рис. 2; г). Очень интересна в айртамской келье особая разновидность небольших сводов над нишами и над лестничной клеткой, выложенных парами кирпичей с лекальной вырезкой, которые, смыкаясь, образуют коробовую кривую. Над лестницей они выведены с постепенным напуском рядов, в приеме уступчатоползучих сводов. В Бактрии лекальные, с криволинейным вырезом кирпичи первоначально появляются в сырцовой архитектуре. Именно из практики сырцового строительства свод отрезками, выведенный из специально формованных клинчатых кирпичей, переходит и в кладки сводов из жженого кирпича на известковом растворе, каковым было перекрытие упомянутой кельи пролетом 2,8 м в буддийском монастыре на Айртаме.


45

Реже применялись сырцовые своды с радиальной кладкой кирпича, каковая требовала в процессе выведения кружал, но зато позволяла перекрывать более обширное пространство. Ввиду того, что имелся прием закругления сводов на повороте перекрываемого помещения, они оказались незаменимы для перекрытий обходных коридоров для совершения прадакшина. Ярким примером может служить монастырь Аджинатепа со сводчатыми галереями, опоясывающими и храмовую, и монастырскую части. Своды здесь выполнены из кирпичей разного формата: так в помещении VI свод выполнен из трапециевидного кирпича, со сторонами продольной 50 * 21-22 и торцовыми 28-29 х 21-22 см. Свод опирался на северо-западную щипцовую стену и был устроен таким образом, что каждая пара смежных трапециевидных кирпичей образовывала прямоугольный блок, будучи обращенными вовнутрь то широкой, то узкой торцевой стороной. А в помещении XXI свод сложен из обычного прямоугольного кирпича, где изредка использовался также и трапециедальный (50 * 20 * 5 см) или треугольный. В замковой же части в очень крупные швы между прямоугольными кирпичами были вставлены куски кирпича колотого. Купольные перекрытия использовались для перекрытия небольших по размерам квадратных или, в редких случаях, круглых в плане помещений. Вообще купольное перекрытие — одна из характерных черт зодчества Центральной Азии и Восточного Туркестана. В буддийских памятниках куполами перекрывали целлы-святилища. Конструкции куполов весьма разнообразны. Грубо разделив все многообразие купольных конструкций на безтромповые и с введением тромпов в основание подкупольного пояса, можно отметить архаический тип куполов, в котором основание купола, покоясь непосредственно на опорных стенах, конструктивно имеет диаметр больший, чем поперечник основания стен и основание купола впущено внутрь стен. Этот прием уменьшает вес купола в углах постройки. На городище Кафыркала в помещении буддийской часовни конструкция купола утеряна. В двух остальных, также расположенных на цитадели, в помещении 1 купол сохранился целиком, а в помещении 20 — частично. Конструкция куполов различна, что говорит о том, что даже в одновременных постройках зодчие использовали различные приемы (Литвинский, Денисов, 1975).

46


При вскрытии буддийского храма на Калаи-Кафирниган в помещении 9 (размер 4,5-4,6 м) выявлены детали устройства купола. К внешней дуге тромпа подходят горизонтально лежащие кирпичи. Они подвинуты к арке вплотную и примыкают к дуге, арки вышележащие нависают над нижележащими. На расстоянии 25 см от тромпа сохранился участок поверхности купола. Она образует в основании дугу, концы которой примыкают к тромпу, выходя за край полочки, а центр заглублен, отступая за плоскость полочки на 17-18 см. По высоте этот отрезок свода имеет наклон 78°, кривизна же незначительная — при хорде в 72 см стрелка равна 3 см. Оболочка купола была кирпичной, обмазанной четырехсантиметровым слоем штукатурки (Литвинский, 1980, с. 132). Очень часто о наличии купола над помещением можно только догадываться по его квадратному плану и большой толщине стен, так как высота стен вскрываемых помещений не превышает иногда и полуметра. Так, при раскопках Хишттепа стены сохранились неодинаково — от 60 см до 1,8 м высоты, однако М. М. Муллокандов, раскопавший здание, а вслед за ним С. Хмельницкий настаивают на наличии купольного перекрытия над центральным залом (Хмельницкий, 2000, с. 237), однако доказать или опровергнуть это предположение на основании имеющегося материала невозможно. На городище Красная Речка купол, перекрывавший центральную целлу-святилище, обрушился внутрь. Купольное перекрытие более чем вероятно и над святилищем первого храма в Ак-Бешиме (Хмельницкий, 2000, с. 227; 232-233). Введение тромпов было прогрессивным изменением в конструировании куполов, но старые приемы оказались настолько живучи, что появляется переходная форма от безтромповых к тромповым куполам, объединяющая оба приема, когда диаметр безтромпового купола неизбежно превышал пролет помещения, остались и на первой фазе существования куполов на тромповом поясе. Эта черта характерна для куполов ряда раннесредневековых памятников и прослеживается на акбешимском куполе. Переходные варианты известны так же и на Аджинатепа, например, в помещении 45, где многие небольшие квадратные помещения, в том числе кельи монастырской части и целлы храмовой половины, имевшие сторону от 3-4,5 м, были перекрыты куполами. Так, в помещениях VII и VIII стены состояли


47

из трех рядов пахсовых блоков, венчаемых полочкой из трехчетырех рядов горизонтально положенного сырцового кирпича. В углах помещений располагались небольшие тромпы, состоящие из нескольких горизонтальных кирпичей, уложенных в центре, на которые опирались три вписанные друг в друга арочки. По каждой из сторон такой тромп занимал 0,85 м. На уровне этих арок начиналась кладка свода горизонтальными кольцами кирпича. Арки

Наиболее распространенным видом проходов между помещениями буддийских памятников являлся арочный проем. Понятия арки и свода в строительном деле являются разграниченными, однако специфика центральноазиатской архаической архитектуры такова, что в некоторых случаях довольно трудно избрать один из этих двух терминов: проемы иногда так узки и прорезаны в таких толстых стенах, что превращаются в коридоры, причем перекрытие получает одновременно черты арки и свода. Поэтому под понятием арок можно принять перекрытие проема, а также ниши, где, по меньшей мере, один из торцов свода остается открытым и видимым с фасада в отличие от свода, покрывающего помещение и замкнутого с обоих торцов. В зависимости от назначения помещения ширина арочных проходов колебалась примерно от 1 м до 1,6 м. С увеличением пролета усложнялась и техника выкладки арки. Арки небольшого пролета и простых очертаний выкладывались без кружал, но для арок с небольшой стрелой подъема кружала требовались. В монастыре Аджинатепа наиболее крупными являлись арки проходов двухчастных помещений, ведущие из вестибюля в целлу. Пролет арки ведущей из помещения XI в XII, был равен 1,85 м при высоте пяты от пола 2,2 м. Арка имела клинчатую форму с замком, выполненным из положенных «в елочку» кирпичей. Кирпичами положенными плашмя, был выполнен обвод. Замок арки находится на уровне 3,5 м от пола (Аитвинский, Зеймаль, 1971). Но самой большой была арка, перекрывавшая проход из помещения II в помещение I, от нее сохранились лишь несколько кирпичей у пят. Пролет был равен 2,2 м, высота пяты над полом 3,35 м, реконструируемая высота замка арки — около 4,5 м; она имела двойной обвод из плашмя положенных кирпичей.

48


Аналогично ползучим сводам существуют ползучие арки с разным уровнем пят. Они устраивались у торцевой стены, там, где проем прорезает оболочку свода, чтобы отрезки последнего составили меньший угол с нормалью кривой арки. Специфическим является устройство угловых арочных проемов. Такой проем связывает помещение VI/IX с помещением V. Ширина его— 1,2 м, высота— 1,82 м, стрелка— 0,84 м. Арка «ползучая», резко ассиметричная: пята расположена внутри помещения на 30 см ниже, чем врезанная в щипец. Замок арки, образованный двумя кирпичами, положенными «в елочку», резко сдвинут к щипцу. Техника кладки арок в древнем зодчестве Центральной Азии исключительно многообразна и располагает целым арсеналом хитроумных приемов, варьируя как методы кладки кирпича, так и очертания кривых. В технике кладки арок известны следующие приемы: 1) кладка горизонтальными рядами с небольшим выносом, которая употребляется довольно широко, но всегда в сочетании с другими приемами (тип ложного свода, внутренняя поверхность округляется путем обтески); 2) кладка плашмя — кирпич облегает кривую арки не ребром, а постелью; 3) клинчатая кладка (основной прием); 4) поперечные отрезки. Неоштукатуренная кладка арок по фасаду выявляет конструкцию и одновременно выступает в качестве элемента архитектуры здания. Кроме конструктивно предусмотренных арочных проемов внутри сооружения, арки являлись прекрасным декоративным элементом, используемым на фасадной части здания. Скальная часть пещерно-наземного комплекса А в монастыре Каратепа был вырыт в песчанике холма к западу от центрального двора. Входы в него шириной 1 м располагались в северо-западном и юго-западном углах двора и были оформлены нитевидными вырезами шириной более 2 м. Судя по оставшимся частям стен, можно предполагать, что ниши имели сводчатое завершение. В северо-восточном углу комплекса Б, в северном и восточном его коридорах, из стен выступают пилоны с арками, служившие своеобразным украшением хода в глубь комплекса и придающие коридорам парадный вид. В обоих случаях выяс-


49

лилось, что входные проемы, ведущие со двора в пещерные помещения, находились в глубине больших ниш, которые в древности завершались арками. Таким образом, устройство входов в пещерные помещения в комплексе Б (как и комплексе А) на Каратепа в основных своих чертах напоминало фасад известной пещеры Ломас Риши в Барабаре (Бихар), где входной проем так же помещен в глубине арочной ниши. На стенах входных ниш сохранились участки, покрытые ганчевой штукатуркой со сплошной красной окраской. Пещерные входы комплекса Г и В (рис. 2; д) также были оформлены нитевидными с арочным завершением проемами, пристроенными из сырцовых кирпичей к скальной поверхности стен. Двери Проходы жилых и парадных помещений, как правило, закрывались дверными полотнищами, которые были снабжены выступающими вертикальными штырями: один из них вставлялся в притолоку, другой в порог. Пороги имели различную конструкцию. Так, например, вход в центральное помещение надземной постройки комплекса А на Каратепа был снабжен двумя деревянными дверьми, от переплетов которых сохранились пазы в стенках входного проема. Деревянные рамы дверных переплетов, судя по сохранившимся пазам, были вмазаны в стену, а основания их опирались на каменные блоки порога (у наружной двери) и ряд жженых плоских кирпичных плиток (у внутренней двери) (Ставиский, 1964, с. 13). Подобные пороги имелись и в обводных коридорах этой постройки. В северном дворе комплекса Б был открыт проход, ведущий из двора наружу в восточном направлении. Этот проход шириной 80 см был снабжен деревянной Дверной коробкой и имел, «по всей видимости, запирающуюся Дверь» (Ставиский, 1975, с. 15). На внутренних стенах главного входа Ак-Бешим 2 найдены пазы по три с каждой стороны, куда вставлялись столбы диаметром до 20 см. Эти столбы могли служить как дополнительными опорами перекрытия, так и для навешивания дверных Полотнищ. Между внешним и внутренним обводным коридоРом храма из трех проходов относительно хорошо сохранился Только восточный и западный, в пахсовых основаниях арок ко-

50


торых в аналогичном порядке открыты особые горизонтальные квадратные в сечении (25 * 25 см) гнезда, по паре на каждой стороне прохода: две из них ближе к внутренней грани стены, две — к наружной. В них, вероятно, вкладывались балки для крепления дверей (Зяблин, 1961). Дверные проемы использовались не только в сырцовых зданиях Присутствие их отмечено в скальных помещениях Каратепа. Длинные сводчатые коридоры, окаймлявшие центральную целлу-святилище в комплексе А, открывались во двор двумя дверными проемами, которые были снабжены деревянными дверьми (Ставиский, 1964, с. 16). Деревянной дверью был снабжен и проход между «северным айваном» и «северным двором» комплекса Б. На полу прохода четко прослежены отпечатки от лежавших здесь четырех жженых кирпичных плиток размером 33 * 30, 31 * 30, 33 * 31 и 32 х 32 см, а на северном краю прохода, в его полу зачищено углубление — след от деревянного порога, заходившего в глубь кладок срезов дверного проема. При ширине проема в 0,75 м общая длина порога составляла 1,33 м, ширина— 0,16-2 м, в полу в срезах этого дверного проема прослежены следы пазов крепления дверной рамы (Ставиский, 1972, с. 80). Двери подобной конструкции использовали очень широко, и если между внутренними помещениями проемы могли завешиваться пологом, то внешние дверные проемы практически любого памятника несут следы данной конструкции. Судя по следам, оставшимся на щеках некоторых проходов, двери имели косяки. Пороги проемов, снабженных дверьми, были деревянными. Сохранившийся почти полностью обгоревший порог буддийского святилища из Кафыр-калы представлял собой цельную плаху длиной около 1,8 м, шириной 0,30 м, толщиной 0,12 м, концы которой заглублены в щеки прохода. Порог был врыт в землю на 8 см, т. е. примерно на 2 /з толщины плахи. Конец его, вставленный в западную щеку прохода, оформлен в виде уступа, возвышающегося над верхней плоскостью на 9 см. Рядом с этим уступом было круглое цилиндрическое гнездо для штыря (оси полотнища двери) диаметром 10 см, глубиной 2,2 см (Литвинский, Денисов, 1975).


51

В первом Ак-Бешимском храме в проеме центрального входа некогда находилась массивная деревянная дверь, от которой сохранился деревянный порог на булыжной вымостке и небольшие каменные подпятники из булыжников, носящие следы сработанности. Пороги не обязательно были только деревянными. В процессе раскопок встречено несколько других — отличных их конструкций. Порог у входа в наземное помещение во дворе Б представляла собой жженая кирпичная плитка 33 * 33 * 10 см (Ставиский, 1972, с. 80). Отделка интерьеров Штукатурка. Внутренние и внешние стены зданий штукатурились обычно глино-саманным раствором, хотя пахса могла без ущерба оставаться открытой. Штукатурка периодически подновлялась. Толщина саманной штукатурки в Аджинатепа в результате многократного покрытия достигала 10-15 см (Литвинский, Зеймаль, 1971, с. 34). В монастыре Каратепа в пещерной части комплекса Б хорошо прослеживается глинистая коричневая обмазка с затиркой, покрывавшая песчаниковую породу, поверх которой была нанесена белая ганчевая штукатурка, а в пещерных помещениях комплекса А потолки и стены сохранили остатки ганчевой обмазки (Ставиский, 1964, с. 18). Жженый кирпич шел не в кладку стен, а на вымостку плоских кровель, иногда полов. Изредка им облицовывались только основания сырцовых стен. Он так же мог вводиться в подкладку углов, в подмостку под брусом порога, в отмостку входа в святилище. Жженым кирпичом выстилались дорожки и небольшие комнаты для омовений. Жженые кирпичные плитки использовались в кладке лестничных ступеней. В монастырском здании на Гяур-кале (Старый Мерв) жженый кирпич размерами 37-40 х 3740 х 9-11 см широко использовался для выкладки полов, возведения фундаментов под сырцовые стены, обкладки суфы и ниш в помещениях, связанных с храмовой частью и святилищем. Со времени Канишки жженый кирпич иногда используется в о внешних облицовках (ступы Тепе-Рустам в Балхе, Зурмала в Термезе). Отдельно следует остановиться на подземной келье в буддийском комплексе А-1 на Айртаме, которая целиком была Построена из жженого кирпича на известковом растворе. Для

52


разных видов конструктивных кладок здесь были изготовлены кирпичи особых типов. Стены кельи и ступени, ведущие к ней, сверху лестницы выложены квадратным кирпичом (35 * 35 * 55,5 см); свод перекрытия был выведен из клиновидного кирпича (37 х 30-19 х 5,5 см); стенные нишки выложены особыми лекальными кирпичами (59 х 45 х 4,5 см), с криволинейным вырезом одной из сторон, которые, смыкаясь, формируют овальную арочку; в своде лестничной клетки использованы аналогичные, но более крупные, кирпичи (68 * 36 х 5 см). Для обжига всех этих кирпичей в западной части Айртама был устроен хумдан прямоугольной формы (5,5 х 3,5 м) с сырцовыми стенками. Фигурный жженый кирпич применялся для отделки фасадов. Черепицы. Оформление края крыш фигурными черепицамиантефиксами было заимствовано из архитектуры Греции и в ранних вариантах, как, например, в Ай-Ханум, крупные антефиксы целиком повторяют традиционный греческий тип и связаны с системой черепичного покрытия кровли. В более поздних кушанских памятниках долины Сурхана они превращаются в своеобразно воспринятую декоративную деталь краевого украшения плоских кровель. Щитки их невелики по размерам и оформлены оттиснутыми до обжига «варваризованными» по рисунку пальметтами разных вариантов (Пугаченкова, 1966, с. 136). В буддийской кумирне в Мерве черепицы дают особо обильные находки (сотни фрагментов). Размеры выпуклых— «половинных» составляют в диаметре 18 см при сантиметровой толщине стенок; а «четвертные» с тем же сечением имеют длину хорды 22 см. Мервские черепицы достигают в длину 40 см. По кругу, закрывавшему конец балки и охваченному по контуру извилистой линией, оттиснуты устрашающие антропоморфные морды (Пугаченкова, 1953). Установлено, что мастер располагал несколькими штампами для оттиска морд, различными по размерам и по чертам лица, но вполне сохраняющими общую композицию изображения. Треугольники-капельники оформлены отвлеченным орнаментом: извилистыми линиями, следующими контуру треугольника, и посередине трехлепестковой фигурой на стерженьке. Весь материал находит прямые аналогии в искусстве Дальнего Востока. Тип желобчатых черепиц, укладывавшихся внакладку, друг на друга, оформленных по краю круглыми и тре-


53

угольными завершениями, обычен в архитектуре Китая и Монгодии, где с некоторыми видоизменениями бытовал начиная с эпохи Хань. Такие крыши по традиции издревле сооружались китайцами и на зданиях, воздвигнутых вне своей родины. В процессе изучения буддийских памятников Центральной Азии нельзя не отметить высокого уровня профессионального мастерства их создателей, того, как умело они использовали опыт индийских проектировщиков в разработке буддийских монастырей и ступа, сочетая его с традиционными взглядами на организацию храмовых пространств и достижениями центральноазиатских строителей, проявившимися в использовании таких местных материалов, как пахса и сырец при возведении сводов, куполов, пандусов и т. д. Древние конструкции доступны наблюдению почти повсюду и дают благодарный и обильный материал для изучения. Конструкция выступает непосредственно источником образного воздействия на зрителя. Значительность и монументальность древних храмов достигалась не только посредством декоративного искусства, но в большей мере применением различных подчеркивающих назначение здания конструкций. Техника центральноазиатского зодчества представляет значительный интерес и сама по себе, и в общей историко-культурной связи. Литература Бернштам, 1943 — Бернштам А. Н. Строительные приемы древних зодчих. Труды Киргизского филиала Академии наук СССР. Фрунзе, 1943. Т. 1. Болелов, 1998— Болелов С. Б. Крепость Аяз-кала 3 в Правобережном Хорезме // Приаралье в древности и средневековье. М., 1998. Булатова, 1972 — Булатова В. А. Древняя Кува. Ташкент, 1972. Вязьмитина, 1945 — Вязъмитина М. И. Раскопки на городище Айртам // Труды АН Уз ССР, серия 1, Термезская археологическая экспедиция, т. II. Ташкент, 1945. Воронина, 1953— Воронина В. Древняя строительная техника Средней Азии // Архитектурное наследство. № 3. М., 1953. Гертман, 1991 — Гертман А. Н. Сырцовый кирпич Капараса и Елхараса // Древности Южного Хорезма. Труды ХАЭЭ, т. XVI. М., 1991. Зяблин, 1961 — Зяблин А. П. Второй буддийский храм Ак-Бешимского городища. Фрунзе, 1961. Кызласов, 1959 — Кызласов А. Р. Археологические исследования на городище Ак-Бешим в 1953-1954 гг. // Труды Киргизской археологоэтнографической экспедиции. Фрунзе. Т II, М., 1959.

54


Литвинский, 1980 — Аитвинский Б. А. Калаи Кафирниган (раскопки 1975 г.) // Археологические работы в Таджикистане. Душанбе. XV, Душанбе, 1980. Литвинский, Зеймаль, 1971 — Литвинский Б. А., Зеймалъ Т. И. Аджина-тепа. М., 1971. Литвинский, Денисов, 1975 — Аитвинский Б. А., Денисов Е. П. Буддийская часовня на Кафыр-кале // APT № 10. М., 1975. Пугаченкова, 1 9 5 3 — Пугаченкова Г. А. Буддийская кумирня в Мерве // Краткие сообщения ИИМК № 5. М.-Л., 1953. Пугаченкова, 1966 — Пугаченкова Г. А. Халчаян. Ташкент, 1966. Пугаченкова, 1 9 6 7 — Пугаченкова Г. А. Две ступа на юге Узбекистана // СА, № 3 , 1967. Ставиский, 1 9 6 4 — Ставиский Б. Я. Основные итоги раскопок на Кара-тепе в 1961-1962 гг. // Кара-тепе— буддийский пещерный монастырь в Старом Термезе. М., 1964. Ставиский, 1972 — Ставиский Б. Я. Работы на Кара-тепе в 19701971 гг. // Буддийский культовый центр Кара-тепе в Старом Термезе. М., 1971. Ставиский, 1982 — Ставиский Б. Я. Основные итоги изучения Кара-тепе // Буддийские памятники в Старом Термезе. М., 1982. Ставиский, Сергеева, 1 9 7 5 — Ставиский Б. Я., Сергеева А. К. Раскопки комплекса «Б» в 1972-1973 гг. // Новые находки на Кара-тепе в Старом Термезе. М., 1975. Тургунов, 1 9 7 3 — Тургунов Б. А. К изучению Айртама. Ташкент, 1973. Хмельницкий, 2000 — Хмельницкий С. Между кушанами и арабами. Архитектура Средней Азии V-VII вв. Берлин-Рига, 2000. Список иллюстраций Рис. 1. а) обмазки полов в помещении; б) Кара-тепе. Комплекс «А» по Б. Я. Ставискому; в) «цепная»» кирпичная кладка стены по В. Ворониной; г) второй вариант кирпичной кладки стены по В. Ворониной; д) вариант пахсовой стены с кирпичной верхней частью по Л. Г. Зяблину; е) конструкция стен Аджинатепа по Б. А. Литвинскому и Т. И. Зеймаль; ж) комбинированная кладка по В. Ворониной. Рис. 2. а) схема перекрытий типа чорхона или рузан по Б. Я. Ставискому; б) Кара-тепе. Айван во дворе комплекса «Б» по Б. Я. Ставискому; в) распределение нагрузки в сводах по В. Ворониной; г) «ползучий» свод на Аджинатепа по Б. А. Литвинскому и Т. И. Зеймаль; д) арки перед входами в пещеры Кара-тепе по Б. Я. Ставискому.

55

Строительная техника и материалы. Иллюстрации

•

•

•

*

>

б)

Ж)

Puc. 7

56


щщшщ

Рис. 2

Керамика эпохи Великих Кушан иа территории Бактрии по материалам Кампыртепа (конед I — первая половина II в. и. э.). Традиции и инновации* С Б . Болелов (Государственный музей Востока, Москва)

Городище Кампыртепа, расположенное на первой надпойменной террасе правого берега Амударьи, в 30 км к западу от Термеза, является одним из самых интересных памятников кушанского времени на территории Бактрии. Учитывая исключительную важность городища для понимания многих проблем истории и культуры Древней Бактрии, отдел истории искусства НИИ искусствознания Академии художеств Республики Узбекистан в 1999 году принял решение о создании самостоятельной Тохаристанской экспедиции, основным объектом исследования которой в последующие несколько лет стал этот памятник. Раскопки Кампыртепа проводятся под общим руководством академика АН Республики Узбекистан Э. В. Ртвеладзе (Ртвеладзе, 2000, с. 3-4; он же, 2001, с. 3-12). С 2000 года в этих работах принимает участие Среднеазиатская Археологическая экспедиция Государственного Музея Востока (Москва). Одним из основных объектов исследования отряда ГМВ стала жилая застройка «нижнего города». За три полевых сезона, проведенных на Кампыртепа, почти полностью раскопан жилой квартал в северной части городища — квартал «А». Датировка жилого комплекса, раскопанного на Кампыртепа, не вызывает сомнения. В культурных слоях на полу так же, как и в заполнении помещений найдены только монеты Вимы Кадфиза и Канишки I. В квартале «А» монета Вимы Кадфиза была найдена в слоях мусора под стеной жилого блока, в котором на уровне пола были обнаружены 5 монет Канишки. Таким образом, период * Статья подготовлена при поддержке РГНФ (проект №05-01-01149).

58

С. Б. Болелов

функционирования жилого комплекса, а, следовательно, и датировка всех находок ограничивается периодом царствования Канишки I — первая половина II в. н. э., а строительство квартала началось не ранее периода правления Вимы Кадфиза (SimsWilliams, Cribb, 1996, p. 106; Cribb, 1999, p. 188; Кошеленко, 2000, с. 344-345; Горин, 2002, с. 67-77; Ртвеладзе, Горин, 2003, с. 157-167). Это же в полной мере относится и к керамике. Следует подчеркнуть, что, пожалуй, впервые в кушанской археологии выявлен весьма представительный керамический комплекс, имеющий четкие временные границы, который и послужил основой этой публикации. При проведении классификации керамики учитывались все без исключения фрагменты, дающие представление о форме сосуда. Вся посуда по своему функциональному назначению подразделяется на три группы: кухонная, хозяйственная и столовая. По параметрическим и морфологическим признакам в каждой группе выделялись формы сосудов, которые в свою очередь по совокупности морфологических признаков подразделялись на типы и варианты1. Учитывая узкую датировку керамического комплекса Кампыр-тепе, кажется целесообразным провести сравнение его с другими датированными комплексами, относящимися к великокушанскому периоду. В результате этого анализа представляется возможным выявить керамические формы, наиболее широко распространенные в это время, а также определить специфические черты и декоративные приемы, характеризующие посуду этого периода. Группа кухонной керамики самая малочисленная в комплексе, не более 4% от общего количества. Она включает в себя плоскодонные котлы с шаровидным туловом и утолщенным прямым верхним краем, загнутым внутрь (рис. 1; 1-3), горшки с выделенной шейкой и сравнительно крутыми плечиками, в большей или меньшей степени отогнутым наружу верхним краем (рис. 1; 10-15). У большинства сосудов переход от шейки к плечикам подчеркнут уступом или валиком (рис. 1; 10, 11, 13, 14). Открытые формы в комплексе немногочисленны. Сосудой, которые можно было квалифицировать как миски или чаши, изготовленные от руки, не найдено вовсе. С некоторыми оговорками к группе хозяйственной керамики можно отнести жа-

Керамика Великих Кушан в Бактрии...

59

ровни (рис.1; 4). Все сосуды сформованы из глины с обильными примесями песка, мелкотолченого шамота и дресвы вручную, с последующей подправкой на гончарном круге. Также к группе хозяйственной керамики можно отнести отдельные типы крышек. Это плоские диски без ручки или с конической ручкой-упором диаметром 25-30 см. На ручках до обжига были сделаны углубления для пальцев (рис.1; 9). Некоторые крышки по внешней поверхности были украшены пунсонным орнаментом (округлые вдавления полой палочкой, сделанные до обжига), которые, как можно предполагать по отдельным фрагментам, образовывали композицию «крест в круге» (рис. 1; 8). Крышки этого типа сформованы от руки, без подправки на круге, из глины с обильными примесями. Отдельные экземпляры были покрыты светлым жидким ангобом обмазкой, таким же, каким обмазывались кухонные горшки. На некоторых крышках, впрочем, так же, как и на горшках, отмечены следы копоти. Кухонная керамика Кампыртепа, в общем, традиционна для Бактрии кушано-юэджийского и великокушанского периодов. Котлы с шаровидным туловом и небольшими конусовидными налепами в верхней части тулова представлены в керамических комплексах Дальверзин-тепе (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, с. 127, рис. 90, 20), Миризакул-тепе (Пидаев, 1978, табл. VI, 5) и Тепаи-Шах (Литвинский, Седов, 1983, табл. XVII). Подобные сосуды известны и в других областях Средней Азии. На Еркургане (Южный Согд) аналогичная форма датируется рубежом н. э. (Исаметдинов, Сулейманов, 1984, с. 145, рис. 60; Сулейманов, 2000, с. 172). Следует заметить, что на всех перечисленных выше памятниках котлы со сферическим туловом сосуществуют с кухонными котлами с более или менее выделенной шейкой, которые были снабжены подковообразными пластинчатыми или витыми ручками. На Кампыртепа подобных с °судов пока не найдено. Обращает на себя внимание одна деталь внешнего убранства котлов, а именно небольшие конусообразные налепы или выступы, располагавшиеся симметрично на одной линии, чаще всего их было четыре. Можно предполагать, что генетически эта деталь внешнего оформления кухонных сосудов восходит к Ручкам упорам, которые повсеместно встречаются на кухон-

60

С. Б. Волглое

ных котлах более раннего времени. Однако на котлах кушанского времени они совершенно не функциональны. Возможна и другая трактовка этого элемента внешнего оформления сосудов; не исключено, что они имели символическое значение. Еще в древнейших земледельческих цивилизациях Передней Азии и Междуречья существовали представления о том, что разные виды продуктов имели свою мифологию, которая находила отражение в особенностях сосудов, в их форме орнаментации, месте в интерьере жилища или сакральной постройки. Так, форма некоторых сосудов, прежде всего с округлым или шаровидным туловом, устойчиво ассоциировалась с образом женщины (богини). Эти представления были достаточно универсальны и относились только к сосудам преимущественно двух назначений — для жидкостей и для хранения припасов (Антонова, 1986, с. 38-46). Эта мифологическая традиция в той или иной форме фиксируется на протяжении всего периода развития земледельческой цивилизации Центральной Азии. Еще в начале XX века в горных районах Таджикистана, где сохранилось традиционное женское гончарство (например, долина Хуфа, в верховьях Пянджа), вся посуда делилась на «мужскую» и «женскую». К «женским» относились приземистые сосуды с широким основанием, которые имели по три «шишечки» — налепа с одной или с двух сторон, обозначавшиеся словом бешак— женская грудь (Пещерева, 1959, с. 93). Представления о том, что сосуд определенного назначения ассоциируется с божеством женского рода и даже более широко с землей и вселенной, фиксируются и в индоиранской среде. В ведийских текстах довольно подробно описан процесс изготовления ритуального сосуда для жертвоприношений — UKHA, который формовался вручную ленточным способом, а на корпус сосуда крепились небольшие конусовидные налепы — «соски» (Кузьмина, 1986, с. 176). Этот сосуд, как следует из текстов, отождествлялся с коровой, потому что «сосуд для жертвенного огня является этими мирами (в данном случае три сферы мироздания — С. Б.), а миры это корова» (Аитвинский, 1991, с. 70-72). Как представляется, все приведенные выше параллели вряд ли случайны. Немаловажно, что налепы шишечки были только на лепных сосудах, связанных с приготовлением пищи. Вполне вероятно, что в кушано-бактийской среде в первые века н. э.


61

сохранялись реликты древнейших представлений о хозяйственном сосуде как символе или атрибуте женского божества, связанного с землей и вселенной. Форма кухонных горшков Кампыртепа также традиционна для кушанских комплексов северной Бактрии (Кругликова, Пугаченкова, 1977, с. 31, рис. 24, 3, б)2. Следует отметить, что они схожи не только по морфологическим, но и технологическим признакам. Так же как и на Кампыртепа, они, по всей видимости, обжигались в горнах, о чем свидетельствует цвет и качество черепка, и покрывались ангобом жидким ангобом-обмазкой белого, серо-зеленого или розового цвета (Литвинский, Седов, 1983, с. 143). Обращает на себя внимание еще и тот факт, что аналогичные по форме и технологическим признакам горшки найдены в слоях кушанского времени на городище ДабильКурган (Пашхуртская котловина, в предгорьях Кугитанга), приблизительно в 70 км к северу от Кампыртепа. Разница состоит лишь в том, что на Дабиль-Кургане эти сосуды украшались простейшим орнаментом в виде насечек на плечиках и покрывались коричневым или темно-коричневым ангобом3. Значительно реже встречаются жаровни. Близкие по форме сосуды найдены на Мирзакул-тепа, но у них отсутствуют ручки и имеются отверстия в днище, что и дает, собственно, основание считать их жаровнями (Пидаев, 1978, табл. VI, 7, 8). Группа хозяйственной керамики значительно более многочисленна — чуть меньше 50% от общего количества. К ней отнесены все тарные сосуды, а также посуда, которая могла быть использована в хозяйстве и, в том числе, сосуды для хранения и транспортировки пищи, воды и молочных продуктов. Она включает в себя хумы, хумчи, широкогорлые двуручные сосуды, горшки и тагора. Большая часть форм хозяйственной керамики Кампыртепа широко представлена в керамических комплексах первых веков н. э. на территории Бактрии (Пилипко, 1985, табл. III; Литвинский, Седов, 1983, табл. XVI; Пугаченкова, 1979, с. 76, рис. 13). Хумы, найденные на Кампыртепа, имели обычную для этих сосудов форму— немного скругленное дно, овоидальное или Усеченно-биконическое тулово, в большей или в меньшей степени выделенную горловину, округлый или овальный в сечении в енчик с горизонтальными желобками и каннелюрами по

62


внешней поверхности. Все они были сформованы на гончарном круге ленточным способом из хорошо промешанной глины с примесью песка и шамота. Черепок в изломе желтовато-красного, красного или красно-лилового цвета. В отдельных случаях с внешней стороны отмечен светлый ангоб-обмазка. Хумчи в большинстве случаев повторяли форму хумов и отличались от них лишь размерами. Среди тарной керамики выделяется немногочисленный, но весьма характерный тип хумчей с двумя ручками на плечиках (рис. 2; 7). По линейным параметрам часть из них относится к хумам, а другая — к хумчам. Характерным признаком этого типа, помимо ручек, является четко выделенная шейка и прямоугольный, почти квадратный в сечении венчик, с внешней стороны украшенный несколькими горизонтальными каннелюрами. Большая часть сосудов украшена прочерченным зигзагообразным орнаментом или вдавлениями. Орнаментальные зоны располагались всегда в верхней части тулова. В керамическом комплексе из раскопок «нижнего города» Кампыртепа обращает на себя внимание полное отсутствие в комплексе хумов и хумчей с пальцевыми вдавлениями по внешнему краю венчика, которые характерны для более раннего керамического комплекса, например, последнего периода обживания цитадели городища. Аналогичная ситуация отмечена и на Дальверзин-тепе ЩТ-2), где хумы с вдавлениями найдены только в нижних культурных слоях, датирующихся кушано-юэджийским периодом (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, рис. 42). Хумы с вдавлениями по венчику известны в комплексе Мирзакул-тепе (Пидаев, 1978, с. 93). На городище Мирзабеккала, в северо-западной Бактрии, аналогичные сосуды обнаружены в культурных слоях относящихся к раннему этапу кушанского периода (Пилипко, 1985, табл. XV, 63). Таким образом, можно предположить, что хумы с пальцевыми вдавлениями по венчику появляются в период предшествующий правлению Канишки. В определенной степени они продолжают традицию декоративного оформления крупных тарных сосудов эпохи эллинизма (Lyonnet, 1997, р. 379, fig. 40). В первой половине II в. н. э., как это можно установить по материалам Кампыр-тепе, вдавления, как декоративный прием, на сосудах этого типа уже не используются.


63

В группе хозяйственной керамики обращают на себя внимание хумчи с двумя петлевидными ручками на плечиках. Наличие двух ручек у некоторых типов крупных горшковидных сосудов является характерной чертой керамического комплекса великокушанского периода (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, с. 152, рис. 104; Кругликова, Пугаченкова, 1977, с. 24, 16; Литвинский, Седов, 1983, с. 221, табл. XIV, 6). Есть основания предполагать, что эта форма появляется только в начале II в. н. э. В более ранних керамических комплексах такие сосуды, кажется, отсутствуют. Характерной их особенностью являются различные типы орнаментации (прочерченный зигзаг, разные виды вдавлений) на плечиках и горловине, что, в общем, необычно для тарной керамики. Возможно, эта традиция появляется уже в раннекушанский период. Так, например, на Мирзакул-тепе встречаются хумчи, украшенные по горловине прочерченным волнистым орнаментом и вдавлениями (Пидаев, 1978, с. 41). Широкогорлые двуручные сосуды составляют 22,7% от общего количества керамики второй группы. Это высокие стройные сосуды, у которых соотношение максимального диаметра тулова к высоте составляет 1 : 1,5. Они имели узкое плоское дно, высокую, четко выделенную, широкую горловину в форме цилиндра или усеченного конуса и прямоугольный в сечении венчик, снаружи украшенный несколькими горизонтальными каннелюрами (рис. 2; 6), Петлевидные или овальные ручки с несколькими вертикальными каннелюрами крепились на плечиках. Среди прочих выделяется сосуд, у которого горловина значительно уже, по сравнению с остальными. 18,8% двуручных широко го рлых сосудов было орнаментировано. Зигзагообразный прочерченный орнамент наносился на плечики, изредка на горловину под венчиком. Иногда он сочетался с вдавлениями, которые располагались всегда ниже зигзага. На большинстве фрагментов на верхней части горловины отмечена широкая полоса красной или красно-коричневой Краски, нанесенная поверх светлого ангоба. Почти у всех сосудов были небольшие отверстия под венчиком, сделанные до обжига. Надо полагать, что они были функциональными и связаны напрямую с назначением сосуда. Крупные широкогорлые сосуды с двумя ручками отличаются °т хумчей с двумя ручками в первую очередь очертаниями туло-

64


ва и толщиной стенок. В слоях кушанского времени на территории Бактрии находки керамических форм с двумя ручками довольно часты (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, с. 151-152; Ргвеладзе, 1983, с. 125-133; Пилипко, 1985, табл. VII). Они в значительной степени близки «крупным кувшинам с двумя ручками», которые известны в керамических комплексах Маргианы I — нач. III вв. н. э. (Филанович, 1974, с. 83-84; Древнейшие государства..., 1985, с. 384). Особенно это касается сосудов с горловиной в форме усеченного конуса и, в большей степени, сосуда со сравнительно узкой горловиной. Вместе с тем они отсутствуют среди керамики парфянского и позднепарфянского времени на территории Парфиены (Пилипко, 1977, с. 53-54; он же, 1990, с. 113-164; он же, 1996, с. 65, табл. 41-42; он же, 2001, с. 300-311; Древнейшие государства..., 1985, с. 368-372). В соседнем с Бактрией Согде такие сосуды встречаются редко и в небольшом количестве (Исаметдинов, Сулейманов, 1984, с. 150; Пугаченкова, 1989, с. 54; Кабанов, 1973, с. 65; Сулейманов, Ураков, 1977, с. 60). Более широкое распространение их в этом регионе отмечается позднее, а именно в III—IV вв. н. э. (Пугаченкова, Беляева, 1987, с. 82-85, рис. 10, 11). Таким образом, ареал распространения крупных двуручных сосудов в период Великих Кушан ограничивается территорией Бактрии, включая ее северо-западную часть, и Маргианой. Следует заметить, что в предыдущий период подобные сосуды встречаются на этой территории не так часто4. В кушано-юэджийских керамических комплексах, безусловно, преобладают кувшины с одной ручкой (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, рис. 101; Мандельштам, 1966, табл. XVI, его же: 1975, с. 157, табл. VIII, 9; Литвинский, Седов, 1984, с. 71, табл. VII). Учитывая эти факты, есть основания предполагать, что крупные широкогорлые сосуды с двумя ручками появляются и получают широкое распространение на территории Бактрии не ранее конца I — начала II в. н. э. Об этом свидетельствуют материалы из раскопок на других памятниках (Marshall, 1951, pi. 123, 81; Кругликова, Пугаченкова, 1977, с. 96, рис. 97; с. 26, рис. 21). Различные типы кувшинов и горшков с двумя ручками продолжают широко использоваться и позднее (Седов, 1987, с. 117-124). Характерной особенностью сосудов из Кампыртепа является то, что во всех случаях ручки располагались на плечи-


65_

ках сосудов, тогда как в более поздних комплексах ручка, чаще всего, верхним концом крепилась к горловине сосуда, а нижним — к плечикам (Пидаев, 1978, с. 143; он же, 1990, с. 55, рис. 2; Сычева, 1975, с. 93; Седов, 1987, с. 55, с. 177; табл. XV). Возможно, что это было связано с керамической традицией отдельного памятника или одного небольшого региона. В то же время нельзя исключать и того, что разное положение ручек на тулове сосуда является хронологическим различием. Некоторые крупные двуручные сосуды с полным основанием можно назвать амфоровидными (Литвинский, Седов, 1983, с. 220, табл. XV, 16\. Особенно широко схожие формы распространяются в позднекушанский и посткушанский периоды. Резкое увеличение их количества считается характерной особенностью кушано-сасанидского археологического комплекса Северной Бактрии (Седов, 1987, с. 151). Вопрос о происхождении этих сосудов уже поднимался в специальной литературе. Н. С. Сычева связывала их распространение на территории Бактрии с расширением контактов между Кушанским царством и северным Причерноморьем в римское время, усматривая прямую связь между красноангобированными кувшинами с двумя ручками из Кара-тепе и небольшими двуручными амфорами северного Причерноморья (Сычева, 1975, с. 142). Безусловно, нельзя недооценивать значение этих связей, причем не только с Причерноморьем, но и с римскими провинциями Малой Азии (Ставиский, 1964, с. 180; он же, 1977, с. 172; Пугаченкова, 1973, с 128; она же, 1977, с. 183-185; Ртвеладзе, 1999, с. 59-72). Вместе с тем сосуды с двумя ручками, и в том числе амфоры, хорошо известны на территории Закавказья в эллинистическое и римское время (Древнейшие государства..., 1985, с. 141, 147, 148, 149). Кроме того, амфоры и амфоровидные сосуды в эпоху эллинизма были известны на территории собственно Бактрии. При этом наряду с классическими греческими амфорами (Rapin, 1992, pi. 70) встречаются широкогорлые кувшины, у которых ручки крепились в нижней части горловины или на плечиках (Gardin, 1970, fig. 23, fig. 40). Тот факт, что сосуды с двумя ручками почти отсутствуют в керамических комплексах кушаноФэджийского времени, не дает оснований считать их появление в конце I — начале II вв. н. э. продолжением традиций предыдущего периода. Впрочем, нельзя полностью отрицать и воз-

66


можность их возрождения в результате какого-то импульса извне. Кроме того, следует учитывать и традиционные культурные связи северной Бактрии с Маргианой, где крупные кувшины с двумя ручками И-Ш вв. продолжают линию развития форм предшествующего периода (Филанович, 1974, с. 85). Горшки составляют 20% от общего количества посуды 2 группы. Это различные по размерам плоскодонные сосуды с шаровидным туловом и двумя ручками. Венчик и горловина не выделены. Слегка утолщенный верхний край сосуда в большей или в меньшей степени вогнут и скошен внутрь. С внешней стороны он украшался несколькими горизонтальными каннелюрами (рис. 2; 5). Большинство сосудов — 57,9% — украшено орнаментом с внешней стороны. Орнаментальные пояса в виде одной или двух зигзагообразных прочерченных линий покрывали верхнюю или центральную часть тулова. На верхнюю часть сосуда с внешней, а иногда и с внутренней стороны, поверх светлого ангоба-обмазки наносилась широкая полоса красного или красно-коричневого цвета. Горшки с шаровидным туловом и двумя ручками сравнительно редко встречаются на территории северной Бактрии. Отдельные фрагменты их найдены на Дальверзин-тепе (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, с. 71), в культурных слоях 5-го строительного горизонта Мирзабек-калы (Пилипко, 1985, с. 131, табл. XV, 70), в четвертом культурном слое на цитадели древнего Термеза (Козловский, Некрасова, 1976, с. 33-34, рис. 3, 21), на городище Зар-тепе (Завьялов, Осипов, 1976, рис. 2), а также на поверхности городища Джандавлят-тепе в бассейне Шерабаддарьи (Пидаев, 1974, рис. 1, 6). Отдельные находки похожих сосудов отмечены на территории южной Бактрии (Lyonnet, 1997, р. 402, fig. 63, 4). Небольшие серо-глиняные горшки с шаровидным туловом найдены на Мизакул-тепе (датируются не позднее конца I в. н. э). В этом же слое обнаружен крупный красноглиняный горшок аналогичной формы с двумя симметричными ручками (Пидаев, 1978, табл. IV, 22, 23; табл. VI, 3). Ареал распространения этих сосудов ограничивается низовьями Сурхандарьи, долиной Шерабаддарьи и районами северо-западной Бактрии. В кушанских комплексах северо-восточной Бактрии подобные формы отсутствуют вовсе.


67

В сопредельных с Бактрией областях аналогичные сосуды встречаются редко. Можно отметить единичные находки небольших горшков с шаровидным туловом в Маргиане, но здесь они имеют совершенно другую профилировку верхнего края (Филанович, 1974, с. 83, рис. 22). Более близкой аналогией является фрагмент горшка с шаровидным туловом из развалин древней крепостной стены Афрасиаба, который в комплексе датируется III—I вв. до н. э. (Кабанов, 1973, рис. 12). Таким образом, есть основания считать горшки, найденные на Кампыртепа, формой, характерной для отдельного региона северной Бактрии в первой половине II в. н. э., а именно, долина Шерабаддарьи и район Термеза. В культурных слоях более позднего времени подобные сосуды пока не найдены. Появляются они, по всей видимости, на рубеже нашей эры, о чем свидетельствуют находки серо-глиняных горшков со сферическим туловом на Мирзакул-тепе. Их прототипом могли быть небольшие толстостенные сосуды без шейки с украшенным каннелюрами, вогнутым верхним краем, отдельные фрагменты которых были найдены на Ай-Ханум (Rapin, 1992, pi. 71, 60, 62), не позднее конца II в. до н. э., а также более поздние по времени круглодонные бронзовые сосуды, представленные в археологическом комплексе Беграм III (Ghirschman, 1946, pi. XLV). Тагора являются ведущей формой в группе хозяйственной керамики — 37,4% от общего количества. Все сосуды изготовлены на гончарном круге из глины хорошего качества с незначительными примесями песка и хорошо измельченного шамота. В некоторых случаях отмечены незначительные примеси слюды. У большинства сосудов стенки плавно расширяются от дна к устью и заканчиваются массивным подтреугольным в сечении профилированным горизонтальными каннелюрами венчиком. Высота сосуда относится к максимальному диаметру (устья), как 1 : 2-2,5 (рис. 2; 8-Щ. Среди них выделяются более крупные тагора с Диаметром устья 45-55 см, которые имели массивный, подчетыРехугольный в сечении венчик и две вертикально прикрепленные петлевидные ручки (рис. 2; 70). Следует заметить, что только тагора этого типа украшались прочерченным зигзагообразным орнаментом под венчиком с внешней стороны. По всей видимости, профилировку внешней поверхности в енчика горизонтальными каннелюрами следует считать одним

68

С. Б. Волглое

из наиболее характерных признаков тагора конца I — начала II вв. н. э. Во всяком случае, тагора, аналогичные кампыртепинским, встречаются в синхронных керамических комплексах на территории Северной Бактрии повсеместно (Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, рис. 101; Литвинский, Седов, 1983, табл. XIV; 9-13; Кругликова, Пугаченкова, 1977, рис. 21). Вместе с тем, в более ранних керамических комплексах рубежа — первой половины I в. н. э. венчики тагора в большинстве случаев не профилировались, о чем красноречиво свидетельствуют материалы из культурных слоев кушано-юэджийского периода на цитадели Кампыртепа. Столовая посуда самая многочисленная и разнообразная группа керамики в комплексе из раскопок «нижнего города» — более 50% от общего количества. Она включает в себя столовые миски, чаши, кубки, бокалы, кувшины, тонкостенные горшки с четко выделенной горловиной. Вся керамика сформована на гончарном круге быстрого вращения из хорошо промешанной и отмученной глины с незначительными примесями мелкого песка. Черепок плотный, в изломе желтого, светло-коричневого или розового цвета. Столовые миски имели плоский не выделенный, в некоторых случаях вогнутый поддон, полусферический резервуар и плавно отогнутый наружу венчик. Все сосуды этого типа с внутренней стороны покрыты плотным красным ангобом и большинство из них — 86% — также с внутренней стороны украшено зигзагообразным орнаментом. Подобные сосуды широко были распространены на всей территории Бактрии (Пугаченкова, 1966, с. 67, рис. 40; с. 93, рис. 60; Пугаченкова, Ргвеладзе и др., 1978, с. 151, рис. 103; Литвинский, Седов, 1983, табл. XIV; Пидаев, 1984, с. 119, рис. 4). По мнению Ш. Р. Пидаева, который называет их столовыми тагора, они получают широкое распространение в первые века н. э. Тогда же формируется четкий тип сосуда (Пидаев, 1989, с. 49). Близкие по типу формы известны для этого времени и в других областях Средней Азии (Рутковская, 1962, с. 85; Филанович, 1974, с. 84, рис. 23; Исаметдинов, Сулейманов, 1984, с. 144, 17-22; Пугаченкова, Беляева, 1987, с. 83, 7, 14). Чаши, пожалуй, самая многочисленная и разнообразная форма в комплексе. Максимальный диаметр сосуда относится к его высоте как 2 : 1 , или 2,5 : 1. Наиболее часто встречаются


69

глубокие полусферические чаши на дисковидном, иногда чуть вогнутом поддоне с плавно загнутым внутрь, в большей или в меньшей степени утолщенным верхним краем (рис. 3, 1-6). Среди чаш этого типа резко выделяется один сосуд, который по своим размерам вполне сопоставим с крупными тагора, однако по морфологическим признакам, а также по соотношению параметров, он отнесен к чашам (рис. 3, 6). Почти у всех сосудов по внешней стороне верхнего края были четко выраженные желобки и широкая полоса бурого или красного ангоба поверх светлого. Чаши с утолщенным верхним краем, загнутым вверх, по всей видимости, были характерны именно для 1-Й вв. н. э. (Тургунов, 1973, с. 71, рис. 16, I, 4, 9; Пидаев, 1978, табл. И; Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, с. 151, рис. 103; Литвинский, Седов, 1983, табл. XIII, 10, И, 14; Пугаченкова, 1984, с. 101, рис. 12). Во всяком случае, в более поздний период их вид несколько изменяется (Пидаев, 1978, с. 132, табл. X), а для позднекушанского и кушано-сасанидского периода чаши с утолщенным вогнутым краем вообще не известны (Седов, 1987, табл. XXIII; Аннаев, 1988, табл. XlVa). Как представляется в настоящее время, эти сосуды генетически связаны с полусферическими чашами, которые широко представлены в керамических комплексах греко-бактрийского времени (Пидаев, 1984, с. 116, рис. 2, 79-22; Ртвеладзе, Болелов, 2000, с. 103, рис. 1, 21, 26\. Кроме того, в комплексе представлены сравнительно крупные тонкостенные чаши с плавным перегибом стенок в центральной части. Они имели слабо выраженный, иногда немного утолщенный венчик и один или несколько горизонтальных желобков под ним с внешней стороны, а также небольшой округлый выступ изнутри. Чаши этого типа частично были покрыты двухсторонним плотным ангобом красного или коричневого Цвета (рис. 3; 7-13). Безусловно, этот тип открытых сосудов генетически связан с тонкостенными чашами на дисковидном поддоне с плавным перегибом стенок в центральной части, которые являются одной из наиболее характерных форм кушаноюэджийского керамического комплекса, почти половина которых была серо-глиняными (Пидаев, 1991, с. 89-91). Ранние чаши этого типа довольно часто украшались горизонтальным по-

70


лосчатым лощением или отдельными штампами в нижней части резервуара с внутренней стороны. В комплексе керамики из раскопок «нижнего города» серо-глиняные чаши этого типа, так же, как и орнаментированные, отсутствуют. В небольшом количестве найдены чаши с усеченно-коническим резервуаром на дисковидном поддоне, с прямыми, полого расходящимися стенками и подтреугольным в сечении, немного нависающим венчиком, который в отдельных случаях приобретает вид клювовидного (рис. 3; J4-i6). По морфологическим признакам эти сосуды вполне сопоставимы с «рыбными блюдами» эпохи эллинизма. По всей видимости, присутствие их в комплексе середины II в. н. э. можно рассматривать как длительное сохранение традиционной керамической формы. Еще одним типом чаш являются сравнительно небольшие сосуды с полусферическим туловом и почти округлым дном. Все они имели прямой или немного вогнутый верхний край (рис.3; 17-20). Они были покрыты плотным, двухсторонним красным или коричневым ангобом. На последнем типе чаш, которые довольно широко были распространены на территории Северной Бактрии именно в конце I — начале II вв. н. э., следует остановиться несколько подробней. По морфологическим и параметрическим признакам, основными в данном случае следует считать форму тулова и очертания нижней части сосуда, указанные чаши обнаруживают определенное сходство с полусферическими круглодонными чашами с двумя желобками по верхнему краю и двумя удлиненными налепами, происхождение которых связывается с «мегарскими чашами». Эта форма достаточно широко представлена в комплексе Афрасиаб II (Ш-П вв. до н. э.) (Шишкина, 1974, с. 44-45; она же, 1975, с. 66). Однако в большей степени она характерна для столичной области Согда, а в эллинистических комплексах на территории Северной Бактрии практически не встречается (Ртвеладзе, Болелов, 2000, с. 99-104), за исключением керамического комплекса Ай-Ханум второго и третьего этапа, что объясняется прочными связями греческих колонистов с «прародиной» (Лионе, 2000, 75-80). При этом для раннекушанского времени они совершенно не характерны. В этот период открытые формы имеют пропорциональные полусферические очертания тулова и более или менее выделенный


71

плоский поддон (Пидаев, 1976, 68-75; Пугаченкова, Ртвеладзе и др, 1978, с. 147, рис. 101; Кругликова, 2004, с. 495, рис. 9). Это обстоятельство не позволяет прямо связывать происхождение круглодонных красноангобированных чаш Кампыртепа с керамической традицией эллинистического периода. Вполне возможно, что происхождение этой формы никак не связано с традициями предыдущего периода. Обращает на себя внимание в первую очередь округлое дно сосуда, совершенно неоформленный верхний край и иногда, подчас нарочитая, небрежность при формовке. Эти особенности дают некоторые основания искать прототипы этой формы не среди глиняной посуды. Вполне вероятно, что образцами для этих чаш могли послужить деревянные сосуды. Деревянная посуда характерна для скотоводческих культур севера и северо-востока Центральной Азии (подробно об этом см.: Литвинский, 1978, 66-70; Левина, 1996, с. 204; Болелов, Двуреченская, 2002, с. 141-142). Среди разнообразных форм деревянной утвари, найденной в основном в подкурганных захоронениях, встречены и полусферические круглодонные чаши (Литвинский, 1972, с. 42). Отсутствие деревянной посуды в культурных слоях в южных областях Средней Азии, возможно, объясняется не тем, что деревянные сосуды здесь не использовались, а тем, что в силу почвенных и климатических условий они не сохранились. При раскопках Кампыртепа были получены факты, которые прямо и косвенно свидетельствуют о бытовании здесь деревянных сосудов. В 2000 году два фрагмента деревянных чаш были найдены в слоях мусора в пределах «военной улицы». Форму одной из них удалось частично восстановить. Это полусферическая миска (чаша?). Диаметр устья — 13 см, толщина стенок — 9 мм. Венчик заостренный, с внутренней стороны небольшой уступ. Миска изготовлена методом поперечного точения. Изнутри сосуд был покрыт красной краской, наружная поверхность окрашена в черный цвет. Косвенным свидетельством бытования на Кампыртепа деревянных сосудов являются многочисленные находки небольших обойм, изготовленных из тонкой листовой меди с заклепками или мелкими железными гвоздиками. В некоторых случаях внутри обоймы зафиксированы кусочки почти полностью истлевшего дерева. С большой долей уверенности можно говорить о том, что эти обоймы были обкладкой

72


края деревянных чаш, к которым они крепились мелкими гвоздями. Если считать, что деревянная посуда является одним из компонентов археологического комплекса скотоводческих культур севера и северо-востока Средней Азии, то можно допустить, что деревянные чаши, или их прототипы, попали на территорию Северной Бактрии в результате инфильтрации групп скотоводческого населения на рубеже или в первые века н. э. Надо полагать, что в это же время или чуть позднее местные гончары начали производство керамических сосудов, которые подражали деревянным образцам. Эти чаши, наряду с другими, можно считать кочевническим компонентом кушанского археологического комплекса (об этом подробно см.: Массой, 1986, с. 258). Кубки представлены немного меньшим количеством фрагментов, чем, например, чаши. Явно преобладают сосуды с округлым цилиндроконическим резервуаром на сравнительно высоком, дисковидном или усеченно-коническом профилированном поддоне с конической выемкой в нижней части (рис. 4; 7, 8). Место перехода от конической части к цилиндрической подчеркивалось горизонтальными желобками и каннелюрами. Значительно реже встречаются в комплексе сосуды со сравнительно невысоким округлым цилиндроконическим резервуаром на невысокой полой ножке, центральная часть которой украшена четко выраженной горизонтальной каннелюрой (рис. 4; 9). Все сосуды снаружи и изнутри покрыты плотным красным ангобом. Цилиндроконические кубки на усеченно-коническом высоком поддоне находят себе многочисленные аналогии в керамических комплексах северной Бактрии первых веков н. э. (Мандельштам, 1966, с. 92-95; его же: 1975, с. 110-111; Тургунов, 1973, с. 69-74; Пидаев, 1978, с. 37; Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978, с. 150-155; Литвинский, Седов, 1983, с. 138-139). На 5 многих памятниках они сосуществуют с бокалами . То обстоятельство, что на Кампыртепа в керамическом комплексе середины II в. н. э. отсутствуют бокалы, следует считать, по-видимому, характерной особенностью комплекса в целом и, возможно, хронологическим индикатором. Как показывают материалы исследования кушанских памятников Бактрии, цилиндроконические кубки с плавным переходом от конической части к цилиндрической на высоком усеченно-коническом вогнутом или полом поддоне появляются


73

не ранее рубежа I-II вв. до н. э., то есть в кушано-юэджийский период. По всей видимости, эта форма является результатом эволюции цилиндроконических кубков на кольцевом или дисковидном невысоком поддоне. На Кампыртепа ранние кубки представлены в комплексе керамики из гончарной мастерской (Ртвеладзе, Болелов, 2000, с. 100-101; Болелов, 2001, с. 18, рис. 5). Надо полагать, также не ранее начала I в. до н. э. появляются бокалы с различным по форме туловом на высокой профилированной полой ножке. На Дальверзин-тепе, а также в северо-западной Бактрии они представлены только в кушаноюэджийском комплексе (Пугаченкова, Ртвеладзе и др. 1978, с. 147, рис. 101; Пилипко, 1985, с. 80) 6 . На протяжении I в. до н. э. — I в. н. э. на территории Бактрии цилиндроконические кубки и бокалы сосуществуют как две самостоятельные формы, о чем, в частности, свидетельствуют материалы Мирзакул-тепе (Пидаев, 1976, рис. 2, 3). По данным раскопок Кампыртепа, бокалы исчезают здесь уже в самом конце I или в начале II вв. н. э., в то время как цилиндроконические кубки с плавным переходом от конической части к цилиндрической продолжают существовать и в этот период. Следует отметить, что бокалы полностью отсутствуют в позднекушанских керамических комплексах (Пидаев, 1978, с. 131-132, табл. IX-X; Завьялов, Осипов, 1976, с. 54-57, рис. 2; Пилипко, 1976, с. 6567, рис. 5, 6; Пугаченкова, Ргвеладзе и др., 1978, с. 157, рис. ПО). Если принять за основу материалы Кампыртепа и датировку керамического комплекса из квартала «А», можно предполагать, что на территории Бактрии время существования такой формы как бокалы ограничивается концом I, возможно самым началом II вв. н. э. Несколько подробнее следует остановиться на одной форме столовой посуды, которая по параметрическим и, отчасти, по морфологическим признакам занимает промежуточное положение между чашами и кубками. Они имели цилиндроконические очертания тулова, однако соотношения параметров у них отличны от двух предыдущих. Вследствие этого они имели различную конфигурацию резервуара; коническая часть почти в два раза была ниже цилиндрической. Переход от нижней части сосуда к верхней подчеркнут плавным изгибом стенок и несколькими горизонтальными каннелюрами (рис. 4; 2-6). В отличие от описан-

74


ных выше кубков большинство этих сосудов имели сравнительно широкий, невысокий сплошной дисковидный поддон (рис. 1, 2, 4, 5). У некоторых поддон не выделен и в этом случае они больше напоминают глубокие чаши, хотя по соотношению параметрических признаков они все-таки ближе к кубкам7. В одном случае у сосуда этого типа отмечен сравнительно широкий усеченно-конический вогнутый поддон (рис. 1,6). Эта форма по параметрическим признакам, несомненно, относится к кубкам и отличается от них лишь округло-выпуклой центральной частью тулова, которая немного шире устья. Среди фрагментов столовой посуды обращают на себя внимание несколько фрагментов, которые по соотношению параметрических признаков были отнесены к чашам, по своим морфологическим признакам напоминают описанную выше форму и отличаются от нее лишь по пропорциям. Вполне вероятно, что в данном случае мы имеем тип столовых сосудов близких по своему функциональному назначению, при формовке которых мастер придерживался определенной традиции конструирования профиля сосуда, но не всегда строго выдерживал соотношения параметров. Поэтому, в одном случае получался кубок, когда высота равна или немного меньше максимального диаметра; а в другом — чаша, когда высота резервуара в два раза или более меньше максимального диаметра. Среди керамики кушанского времени на территории северной Бактрии описанные выше сосуды пока неизвестны. В определенной степени им близок фрагмент кубка (?), найденный в культурных слоях II периода Джига-тепе (Пугаченкова, 1979, с. 76, рис. 13, 8)у а также некоторые кубки и бокалы периода Беграм II (Ghirshman, 1946, pi. XL). Более близкой аналогией можно считать сосуды, найденные во время раскопок Сиркапа-Таксилы (Marshall, 1951, с. 402-403, 416-417, pi. 124, 87, 90). Кроме того, следует отметить небольшой сосуд (кубок?), относящийся ко второму периоду функционирования высокого дворца Топрак-калы в Хорезме (Топрак-кала..., 1984, рис. 94, 45). В более ранних комплексах эта форма, кажется, не встречается. Вполне вероятно, что она возникла в результате развития цилиндроконических кубков греко-бактрийского времени, но тогда следует допустить, что при этом значительно изменяется соотношение пропорций верхней и нижней частей сосуда — у цилиндроконических куб-


75

ков цилиндрическая часть значительно меньше конической. Кроме того, надо признать, что резкий изгиб стенок при переходе от конической части к цилиндрической, столь характерный для кубков и чаш конца III—IV вв. н. э., появляется на отдельном типе столовой керамики немного раньше8, что не подтверждается материалами других памятников. Вполне возможно, что прообразом этих сосудов могла послужить какая-то форма, привнесенная извне. Следует заметить, что по морфологическим признакам и, в некоторой степени, по соотношению линейных параметров тулова, этот тип столовой посуды напоминает некоторые формы столовой керамики Северного Причерноморья — канфары, кубки, кружки эллинистического и римского времени. Они, в отличие от бактрийских, имели две симметрично расположенные на тулове ручки (Античные государства..., 1984, табл. CXXXVII; Крапивина, 1993, рис. 55, 12У 20\ рис. 57, 17). В связи с этим заслуживает внимания находка кубка (?) с двумя ручками в одном из погребально-культовых сооружений в западной части пригородной зоны Кампыртепа, которое датируется не позднее начала II в. н. э. (Ргвеладзе, 2001а, с. 87, рис. 1, 20), а также единичные находки кубков с одной или двумя ручками в комплексах первых веков н. э. на других памятниках Бактрии и Маргианы (Girschman, 1946, pi. LI, BG-571; Рутковская, 1962, с. 77, рис. 11). Вполне вероятно, что эти сосуды послужили в дальнейшем образцами для биконических кубков-чаш с двумя ручками, которые были найдены на Яванском городище в слоях кушаносасанидского периода (Литвинский, 1973, табл. 47, 2-5). Сосуды с двумя ручками, упомянутые выше, вполне сопоставимы с кубками позднеэллинистического и римского времени с территории Северного Причерноморья. Особенно это относится к довольно высокому сосуду на усеченно-коническом полом поддоне (Литвинский, 1973, табл. 47; 2). Также по форме тулова близки им чаши и кубки Кампыртепа, различие состоит лишь в отсутствии ручек. Таким образом, учитывая приведенные выше параллели, можно предполагать, что форма цилиндроконических кубков на плоском дисковидном поддоне сформировалась на территории определенного региона Бактрии не без влияния извне, а может быть в результате прямых контактов между греко-римским миром Малой Азии и центральных районов Кушанской империи.

76


Кроме уже перечисленных форм следует отметить сравнительно толстостенный, светло-ангобированный, плоскодонный сосуд баночной формы. Стенки его чуть сужаются в верхней части, в результате чего нижняя часть немного шире устья (рис. 4; Щ. Подобные сосуды редко встречаются в керамических комплексах великокушанского периода. Можно вспомнить небольшой фрагмент, найденный на Дальверзин-тепе и отнесенный к кушано-юэджийскому периоду (Пугаченкова, Ртвеладзе и др. 1978, рис. 101, J6), фрагмент похожего сосуда есть среди керамики 2-го культурного слоя на памятнике Чопан-Ата в Шерабадском оазисе (Некрасова, 1976, с. 81, рис. 3, 30f. Аналогичные формы представлены в керамическом комплексе I в. н. э. на городище Ер-Курган (Исамитдинов, Сулейманов, 1984, рис. 60, с. 144). Эти находки датируются не позднее I в. н. э. и в комплексах эпохи великих кушан, кажется, не известны. Принимая во внимание это обстоятельство, можно предполагать, что их присутствие на Кампыр-тепе в комплексе середины II в. является пережитком керамической традиции предыдущего периода. Среди закрытых форм посуды третьей группы преобладают кувшины. Это сравнительно невысокие сосуды с яйцевидным или шаровидным туловом и сравнительно невысокой горловиной цилиндрической или усеченно-конической формы. Большинство целых кувшинов, найденных при раскопках, имеют две симметрично расположенные овальные или петлевидные ручки (рис. 2; 2, 3). Вместе с тем встречаются сосуды и с одной ручкой, которая верхним концом крепилась к устью, а нижним — к плечикам (рис. 2; J). Сосуды с двумя ручками имели массивный, прямоугольный в сечении венчик, который по внешней вертикальной плоскости был профилирован несколькими валиками и желобками. У кувшинов с одной ручкой и сравнительно невысокой горловиной венчик был выделен слабо, а в некоторых случаях не выделен совсем. В комплексе столовой керамики Кампыртепа выделяется немногочисленная, но достаточно характерная форма сосудов, условно названная столовыми горшками. Это сравнительно небольшие, стройные плоскодонные сосуды. Они имели две симметрично расположенные петлевидные или овальные ручки, которые крепились к плечикам (рис. 2; 4). Сосуды имели слабо выделенный, не профилированный или слабо профилированный венчик.

Керамика Великих Кущан в Бактрии...

77

Некоторые из них имели зооморфные ручки в виде кабгшов — животных с длинным расширяющимся рыльцем, широкими ушками и изогнутой спинкой с неглубокими насечками (Шейко, 2000, рис. 3; 4). Помимо Кампыртепа сосуды с подобными ручками встречены и на других памятниках северной Бактрии (рис. 5; 2-6). Наиболее многочисленная коллекция этих предметов происходит из слоев конца I — первой половины II вв. «нижнего города» Кампыртепа (Болелов, 2005, с. 71-75). Аналогичные ручки найдены на Шор-тепе и Хатын-Рабаде (Пугаченкова, 1973, с. 124-125), Зартепа (Завьялов, Осипов, 1976, рис. 3, I, 2;), Дильберджине (Кругликова, 1974, с. 32; рис. 23). Кроме того, находки таких ручек отмечены на городище Старого Термеза9. Обращает на себя внимание тот факт, что ареал распространения таких ручек, насколько об этом можно судить по топографии находок, опубликованных к настоящему времени, в общем, ограничивается округой Термеза и долиной Шерабаддарьи, причем все они найдены в культурных слоях великокушанского периода. Следует отметить, что на остальной территории Средней Азии сосуды с такими ручками, кажется, неизвестны. Г. А. Пугаченкова упоминает крупный красноангобированный сосуд из музея в г.Мазари-Шериф, место нахождения которого неизвестно, но с уверенностью можно говорить, что он найден на территории левобережной Бактрии, предположительно в окрестностях Валха или Дильберджина (Пугаченкова, 1973, рис. 40, с. 124). По поводу определения вида животного на сосудах в литературе'высказываются два предположения. Одни исследователи (Пугаченкова, 1968, с. 32; ее же 1973, с. 25; Пидаев, 1990, с. 58) видят в нем ежа, другие (Кругликова, 1986, с. 83; Шейко, 2000, с. 85) — стилизованную фигурку кабанчика. Следует заметить, что оба этих персонажа известны в зороастрийской мифологии и могли играть роль оберегов. В XIII фаргарде Видевдата еж представлен как одно из лучших творений добра, поражающего от полуночи до восхода солнца тысячи творений зла, и связывается с культом солнца (Darmsteter, 1892, с. 234). Кабан или вепрь, в свою очередь, является одним из воплощений Вэртрагны (Авеста, Яшт 14, с. 121). Большинство исследователей трактуют зооморфные ручки на сосудах как обереги, отражающие, в определенной степени, религиозные представления древнего населения (Литвинский,

78

С. Б. Болеяов

1968, там же см. библиографию вопроса, с. 3-13). Принимая во внимание это положение, фигурка ежа на сосуде, как животного, поражающего ночью творения зла, кажется вполне уместной. Собственно, восприятие ежа как змееборца, зверька-охранителя и послужило основанием для отождествления данной категории зооморфных ручек с этими животными (Пугаченкова, 1973, с. 125). Находки фигурок ежей на памятниках Средней Азии крайне редки. Можно вспомнить небольшую терракотовую статуэтку из нижнего горизонта Кой-Крылган-калы, а также зооморфный слив сосуда, оформленный в виде головки ежа, найденный в шурфе на крепости Бурлы-кала (Кой-крылган-кала, 1967, с. 179). Трактовка зооморфных ручек, найденных в Бактрии, как кабанов, кажется более предпочтительной. Фигурки кабанов или вепрей из обожженной глины на территории Средней Азии, кажется, неизвестны. В то же время глиняные фигурки кабанов, выполненные в реалистичной манере, представлены в коллекции Хотанских древностей ГЭ. Можно отметить некоторые общие детали в оформлении бактрийских зооморфных ручек и хотанских фигурок. И на тех, и на других щетина передана насечками; весьма характерна морда животного: она вытянута и заканчивается четко выраженным пятачком (Дьяконова, Сорокин, 1960, с. 24). Ни одного сосуда из Восточного Туркестана с ручками в виде фигурок кабанов неизвестно, однако полностью отрицать их существование вряд ли возможно. Весьма вероятно, что одна фигурка из коллекции Эрмитажа, у которой «ноги опираются на сплошное от чего-то отбитое основание», могла быть ручкой небольшого сосуда (Дьяконова, Сорокин, 1960, табл. 35; инв. № 1514). Зооморфные ручки сосудов, найденные на территории северной Бактрии, по своим стилистическим особенностям наиболее близки ручкам сосудов I—II вв. из восточного Крыма и северного Кавказа. В большей степени это относится к ручкам, изображающим реалистические фигурки кабанов, туловище которых представляет собой обыкновенную кольцевидную или С-образную ручку, а голова вытянута вверх, обязательно сужена к носу и не касается венчика сосуда (Скалой, 1941, с. 210-212). Ручки, вполне реалистично выполненные в виде кабанов, были распространены на территории восточного Крыма— в Пантикапее и


79

его округе (Кругликова, 1954, с. 93; Абрамова, 1969, с. 75-77). Находки подобных ручек известны и в западных районах Крыма, где их появление связывается с проникновением на эту территорию сармато-аланского населения (Яценко, 1984, с. 256-259). Серебряный сосуд с двумя ручками в виде вполне реалистично выполненных фигур кабанов был найден в погребении первых веков н. э. у с. Косика, в нижнем Поволжье Щворниченко, Федоров-Давыдов, 1989, с. 8-10, рис. 4). Примечательно, что форма тулова самого сосуда— высокий широкогорлый горшок, близка глиняным сосудам из Бактрии (рис. 5; 6). Сосуд со стилизованными зооморфными ручками, которые предположительно можно трактовать как изображения кабанов, по всей видимости, двуручный кувшин, найден в кургане № 3 могильника Челкар в западном Казахстане, на территории так называемого прикаспийского миграционного коридора, который датируется позднесарматским временем (Мошкова, Кушаев, 2004, с. 203-211). Учитывая приведенные выше аналогии, молено, по всей видимости, говорить о вполне устойчивой традиции изготовления небольших сосудов с ручками (кружки и небольшие, надо полагать столовые, горшки) в виде фигурки кабана в определенном положении — вертикально мордой вверх, существовавшей на территории западной Сарматии, центральной части евразийских степей и определенного региона (округа Термеза и долина Шерабаддарьи) на юге Средней Азии. Необходимо отметить, что появление таких ручек на территории Бактрии никак не связано с традициями предыдущего периода. В керамическом комплексе эллинистического и постэллинистического периода зооморфные ручки на сосудах вообще не встречаются. Изображения животных, и в том числе на ручках сосудов, появляются здесь позднее, а именно в первые века н. э. При этом необходимо подчеркнуть, что фигурки кабанов являются отнюдь не единственными зооморфными ручками на территории Бактрии. В слоях кушанского времени встречаются ручки небольших сосудов в виде довольно реалистично изображенных обезьян — Кампыртепа, Хайрабад-тепа, Термез, Шортепа (Пугаченкова, 1973, с. 121-122; Шейко, Никитенко, 2001, с. 46; рис. 7), собак — Халчаян, Саксанохур, Дальверзин-тепе (Литвинский, Мухитдинов, 1969, с. 167; Пугаченкова, 1979, с. 186; Древности

80

С. Б. Болело*

Южного Узбекистана, 1991, рис. 73) и, в меньшем количестве, налепы в виде птичек на ручках— Кара-тепе, Дильберджин (Сычева, 1975, с. 116, рис. 52; Кругликова, 1974, с. 90, рис. 61). Кроме уже перечисленных, можно отметить ручки в виде животного, вид которого определить достаточно трудно. Большинство исследователей называют их «львиноподобными» животными или животными «кошачьей породы» (Альбаум, 1960, с. 19; Пугаченкова, 1973, с. 124-125, рис. 42; ее же, 1979а, с. 87, рис. 26; Кругликова, 2004, с. 509, рис. 17). Необходимо отметить, что видовой состав зооморфных изображений на ручках бактрийской керамики находит почти полное соответствие в коллекции Хотанской керамики. Разница состоит лишь в том, что хотанские изображения выполнены более тщательно и намного реалистичнее. Вместе с тем, определенно просматриваются параллели, а в отдельных случаях полные аналогии в иконографии изображений из этих двух областей Центральной Азии, например, между хотанскими ручками в виде львов и ручками в виде львиноподобных животных из северной Бактрии (Дьяконова, Сорокин, 1960, табл. 10-14, 27, 35). Большинство исследователей уже не раз отмечали прямую связь между хотанской и бактрийской керамикой кушанского и позднекушанского периодов (Сорокин, 1961, с. 202-209; Восточный Туркестан, 1995, с. 120-123). В отношении зооморфных ручек в большей степени это относится к изображениям обезьян и львов, появление которых связывается с индо-буддийскими воздействиями на культуру двух областей Центральной Азии, которые наиболее интенсивно прослеживаются в период правления Канишки — первая половина II в. н. э. (Сорокин, 1961, с. 206; Пугаченкова, 1973, с. 122). Присутствие птиц на ручках сосудов первых веков н. э. многие исследователи связывают с местной центрально-азиатской традицией (Сычева, Сычев, 1982, с. 32). Действительно, образ птицы, как пернатой, так и водоплавающей, связанный с божествами водной стихии и плодородия, достаточно широко был распространен в древнем изобразительном и прикладном искусстве Средней Азии (Рапопорт, Лапиров-Скобло, 1964, с. 152; Кой-Крылган-кала, 1967, с. 243; Рапопорт, 1977, с. 58-69; Кузьмина, 2002, с. 235-239). Вместе с тем необходимо отметить, что налепы на ручках сосуда в виде птицы достаточно широко были распространены в первые века н. э. на территории восточ-


81

ного Крыма и северного Кавказа, где они сосуществуют, кстати, так же, как в Бактрии, с налепами в виде кабанов и собаки (Абрамова, 1969, с. 75-76). Общепризнанным является мнение, что ориентализирующий стиль был создан в Греции в эпоху архаики, откуда он впоследствии распространился на территорию Центральной Азии. На его формирование решающее воздействие оказали контакты с Передней Азией и, прежде всего, с Ионией (Benson, 1960, 20, 2; Копейкина, 1975, с. 103-116). Видимо, появление фигурок птиц на ручках и в Бактрии, и на территории Восточного Крыма произошло независимо друг от друга, как продолжение древней традиции, широко распространенной на всей территории Евразии (Кузьмина, 2002, с. 236). Примечательно, что ручки хотанских сосудов, украшенных фигурками птиц, сравниваются с ручками греческих кубков, украшенных скульптурными изображениями голубей (Hörnle, 1899, с. 42). Таким образом, появление зооморфных ручек на территории северной Бактрии в кушанский период можно объяснить влияниями различных культурных традиций. Образы обезьяны и животного кошачьей породы (льва?) вполне правомерно связать с индо-буддийской традицией, отчетливо проявившейся на территории Бактрии в период правления Канишки. Появление на ручках вполне реалистичных изображений птиц, вероятно, можно объяснить проявлением местной древневосточной мифологической традиции, но иконография образа, как убедительно показала Е. Е. Кузьмина, вырабатывалась под влиянием архаической и более поздней эллинистической культуры Передней Азии (Кузьмина, 2002, с. 236-237). Как уже отмечалось выше, фигурки и изображения кабанов на территории Центральной Азии до первых веков н. э. не встречаются. По этой причине, даже несмотря на то, что образ кабана-вепря как одно из воплощений Веретрагны прокламируется в Авесте, нельзя считать появление зооморфных ручек в виде кабанов как продолжение древней традиции. Большинство исследователей объясняют появление на территории Бактрии зооморфных ручек контактами с «сарматоидными» культурами северных районов Средней Азии, прежде всего присырдарьинских областей (Пугаченкова, 1973, с. 125). Однако на этой территории ручки на сосудах имеют вид бара-

82


нов или козлов, а стилизованные фигурки кабанов, как уже отмечалось выше, здесь неизвестны. Это обстоятельство не позволяет связывать их появление на территории северо-западной Бактрии с культурами среднего течения Сырдарьи или более широко с территорией Кангюя. В то же время этот вид зооморфных ручек, безусловно, как-то связан с культурами сарматского круга, но, возможно, западного ареала, о чем свидетельствуют приведенные выше аналогии. Это дает некоторые основания рассматривать появление на территории Бактрии ручек в виде кабанчиков как инновацию. Кроме того, сам факт появления зооморфных ручек в виде кабанчиков на юге Средней Азии в середине II в. н. э. позволяет поставить вопрос о возможности контактов между этими весьма отдаленными друг от друга историко-культурными областями в это время. В процессе раскопок на Кампыртепа получена представительная коллекция миниатюрных сосудов. Некоторые из них, например, небольшие кувшинчики со сферическим туловом и двумя ручками на плечиках (рис. 6; J-3), встречаются в комплексах первых веков н.э. на территории Бактрии (Кругликова, Пугаченкова, 1977, с. 53, рис. 47; с. 97, рис. 98). Однако в большинстве случаев это небольшие кувшинчики с широким сферическим или шаровидным туловом с одной ручкой или без нее (Пидаев, 1978, с. 124, табл. II; Кругликова, 1986, с. 80, рис. 73). Не менее характерной формой являются небольшие кувшинчики с носиком, так называемые поильники (Ргвеладзе, 1983, с. 128, рис. 3). В значительно большем количестве миниатюрные кувшинчики найдены в культурных слоях и на поселениях позднекушанского и посткушанского периодов (Пидаев 1978, с. 136, табл. XIV; Седов, 1987, табл. XXVII). В комплексе Кампыртепа особый интерес представляют небольшие высокие кувшинчики с одной ручкой, крутыми плечиками и зауженной нижней частью тулова (рис. 6; 6, 7). Такие миниатюрные сосуды на территории северной Бактрии практически не встречаются. Можно отметить лишь фрагмент небольшого кувшинчика, найденного на Мирзакул-тепе, который по форме тулова является почти полной аналогией кампыртепинским (Пидаев, 1978, с. 38, рис. 6, 3). В определенной степени схож с этими сосудами небольшой кувшинчик, найденный на Ак-кургане, но относящийся к более позднему периоду (Пидаев, 1978,


83

с. 135, табл. XIII, 70). Собственно этими двумя находками и ограничивается круг аналогий упомянутым выше сосудам. По форме тулова они отчасти напоминают амфориски, но с одной ручкой. Следует заметить, что производство амфорисков довольно грубой работы отмечено на периферии эллинистического мира (Анфимов, 1986, с. 129). Однако в большей степени форма этих сосудов близка некоторым стеклянным кувшинчикам римского времени, ареал распространения которых ограничивается восточными и северо-восточными областями эллинистического мира (Кунина, 1997, с. 301, №№ 235-237). Несколько особняком в керамическом комплексе «нижнего города» Кампыртепа стоят керамические ритоны с протомами животных в нижней части. В процессе раскопок обнаружено два фрагмента, безусловно, относящиеся к этому типу сосудов. Нижняя часть ритона в виде головы барана (?) с прямыми рогами найдена при раскопках восточной части нижнего города. Сосуд был изготовлен из тщательно промешанной глины без видимых примесей, черепок в изломе желтого цвета. Сосуд покрыт плотным ангобом красного цвета. Ритон имел одно отверстие на месте пасти животного (Шейко, 2000, с. 95, рис. 3; 3). Еще один ритон найден в заполнении «военной улицы», в районе жилого квартала «Б» (северная часть «нижнего города»). Нижняя часть сосуда, сформованного из хорошо промешанной глины, изготовлена в виде головы животного, напоминающего быка (?) с закрученными рогами. На лбу животного — круглый налеп. Отверстие-слив, сделанное до обжига, расположено на торце вытянутой части морды животного, на носу (рис. 5; J). С внешней стороны сосуд был покрыт плотным красным ангобом. Оба ритона сохранились не полностью, но можно предполагать, что они имели форму рога. Находки керамических ритонов довольно редки на территории Вактрии, и при этом формы их весьма разнообразны. Амфоровидный однососковый ритон с двумя ручками найден в квартальном храме гончаров на городище Дальверзин-тепе, на его Плечиках были налепы в виде реалистично переданных головок архаров (Пугаченкова, 1976, с. 87-88). Еще один керамический ритон найден на территории городища Халчаян. Это почти целый Сос УД в форме рога с сильно расширенной шаровидной верхней Частью и зауженным устьем. На шаровидной части имеется изо-

84


бражение человеческого лица. Брови, глаза и нос переданы налепами. Нижняя часть изогнута и оформлена в виде рогатого животного— баран (?). Слив был в торце нижней части сосуда — нижняя часть морды животного (Тургунов, 2000, с. 25). Два ритона найдены на Джагат-тепе. У обоих сохранились только нижние части. Один из них был, безусловно, однососковым, как можно предполагать, в виде рога. Нижняя часть сосуда имела форму расширенного эллипсоида и оформлена в виде головы козла с прямыми рогами. Второй ритон был двухсоссковым и, возможно, имел амфоровидную форму. Один из сливовсосков был оформлен в виде головы козла с прямыми рогами (Кругликова, 2004, рис. 19, 20). Таким образом, на территории Бактрии в настоящее время известно два типа ритонов: однососковые в виде рога и двухсосковые амфоровидные. Примечательно, что в Хорезме, где ритоны были достаточно широко распространены в последней трети I тыс. до н. э., также бытовали два типа ритонов — амфоровидные и в виде рога (Калалы-гыр 2, 2004, с. 164-167). Это совпадение вряд ли можно считать случайным. Видимо, и в том и другом регионе керамические ритоны изготавливались в подражание металлическим образцам. Разница, помимо хронологического несоответствия, состоит лишь в видах животных, изображения которых помещались на сосуды. Возможно, это объясняется различными идеологическими представлениями, существовавшими в первую очередь в различные хронологические периоды, а также в различной этнической среде. В настоящее время в результате последовательного планомерного вскрытия почти всей площади Кампыртепа на основании полученных данных появляется возможность значительно расширить и, отчасти, скорректировать наши представления о кушанском археологическом комплексе. Эта публикация посвящена лишь одному аспекту этой проблемы — керамике. Особенное значение имеет тот факт, что на этом материале мы имеем возможность рассматривать керамическое производство сравнительно узкого хронологического отрезка времени — не более 50 лет, а также определить набор форм, сосуществующих в этот период на конкретном памятнике — Кампыртепа, комплекс керамики которого можно считать эталонным для данного исторического периода Бактрии.


85

Характерными формами для этого времени в комплексе следует, по всей видимости, считать закрытые формы с двумя ручками, такие как хумчи, крупные широкогорлые сосуды, горшки и кувшины. Среди наиболее часто встречающихся отрытых форм для финального этапа существования Кампыртепа типичными являются чаши 1 типа. В числе редких форм, безусловно, выделяются цилиндроконические чаши и кубки с перегибом стенок при переходе от конической части к цилиндрической. Учитывая некоторые параллели с керамическими комплексами Беграм II и Таксилы, а также отсутствие сколько-нибудь похожих сосудов в предшествующие периоды, можно предполагать, что этот тип столовой посуды был характерным именно для периода Канишки. Особенно надо подчеркнуть, что среди керамики, относящейся к последнему периоду обживания городища, отсутствуют бокалы, что, как уже отмечалось выше, является наиболее характерным признаком керамического комплекса этого времени. Обращает на себя внимание почти полное отсутствие сероглиняной посуды в комплексе. По всей видимости, уже к началу II в. н. э. на Кампыртепа она практически полностью исчезает. Аналогичная ситуация отмечена и в Беграме, где керамика с темно-серым цветом черепка присутствует только в раннем комплексе Беграм I (Ghirshman, 1946, с. 53). В керамике Кампыртепа отмечено три вида орнаментации: процарапанный орнамент, вдавления и штамп. Первый вид явно преобладает. Орнаментировалась в основном хозяйственная посуда. Среди керамики этой группы только тагора первого типа не имеет декора. В то же время среди столовой посуды зигзагообразный прочерченный орнамент отмечен только на столовых мисках и на единичных экземплярах крупных чаш. Обращают на себя внимание некоторые закономерности, которые проявляются при соотнесении вида орнамента с типом сосуда. Так, например, процарапанный зигзагообразный орнамент (этот мотив, безусловно, преобладает) в некоторых случаях сочетается с вдавлениями. Это отмечено только на крупных широкогорлых сосудах с двумя ручками и хумчах. На горшках, как хозяйственных, так и столовых, зафиксирован только зигзагообразный орнамент. Таким же видом орнамента украшались и столовые миски.

86


Керамика со штампом встречается на Кампыртепа крайне редко. Эта категория находок уже служила предметом детального исследования (Цепова, 2001, с. 101-112) и нет необходимости останавливаться на этом еще раз. Отметим лишь то, что все фрагменты со штампами, найденные при раскопках квартала «А», относятся к категории закрытых форм. В подавляющем большинстве случаев это кувшины, иногда крупные двуручные сосуды. На цитадели, где основные периоды обживания датируются более ранним периодом, штампы отмечены как на закрытых, так и на открытых формах. Еще одной характерной чертой керамики Кампыртепа первой половины II в. н. э. является неполное ангобное покрытие сосудов. Обычно красный или коричневый ангоб наносился на верхнюю часть тулова или горловину. Этот прием, который, на мой взгляд, вполне можно назвать декоративным, наиболее широко использовался при изготовлении почти всех типов посуды, независимо от ее функционального назначения. Исключение составляла лишь кухонная посуда, а также хумы и крупные тагора. По-видимому, такой избирательный подход к способу и виду орнаментации отдельных типов керамики свидетельствует об определенном уровне стандартизации керамической продукции Кампыртепа в первой половине II в. н. э. В первую очередь это могло быть вызвано динамично меняющейся модой, которая неразрывно была связана с требованиями рынка. Может быть, этим объясняется исчезновение в начале II в. н. э. серо-глиняной посуды и одновременно с этим широкое распространение прочерченного зигзагообразного орнамента и частичного ангобного покрытия. Кроме того, необходимо учитывать функциональное назначение сосудов и связанные с этим идеологические представления. Возможно, этим обусловлено то, что орнаментировались в основном хозяйственные сосуды, то есть те, которые были связаны с хранением и переработкой продуктов питания. Связь орнамента с функциональным назначением сосудов отмечена и в других областях Средней Азии. Например, в Хорезме, где в IVII вв. до н. э. отмечается сравнительно высокий уровень стандартизации продукции керамического производства (Болелов, 1999), роспись наносилась только на хозяйственные сосуды. При этом некоторые виды и сочетания орнаментальных мотивов были связаны с определенным типом керамики (Болелов, 2000, с. 26-33).


87

Уровень технологии керамического производства в первой половине II в. н. э. на Кампыртепа был достаточно высок. Об этом говорит качество посуды, большая часть которой изготавливалась на круге быстрого вращения с использованием метода одноэлементного начина. За время археологических исследований Кампыртепа получен огромный фактический материал, среди которого выделяются два разновременных, хорошо датированных керамических комплекса. Один из них, который относится к первому периоду жизни городища, получен в результате раскопок керамической мастерской в пригородной зоне Кампыртепа (Ртвеладзе, Болелов, 2000, с. 99-105) и в нижних культурных слоях цитадели. Второй соответствует последнему периоду жизни городища — середина II в. В ходе дальнейших работ на городище, безусловно, будут выявлены археологические комплексы, которые можно будет соотнести с периодами обживания Кампыртепа в пределах с III в. до н. э. по II в. н. э. С учетом стратиграфических данных это позволит детально уточнить периодизацию существования городища в указанных хронологических границах и выявить этапы формирования кушанского керамического комплекса в целом. Примечания 1

В данной статье в общем контексте, которым являются керамические комплексы Бактрии первых веков н. э., подробно рассматриваются отдельные, как представляется, наиболее характерные керамические формы указанного хронологического периода, а также те типы сосудов, которые не встречались ранее или были представлены единичными экземплярами. Подробное описание и анализ всего комплекса сделаны автором в другой статье. См.: Болелов С. Б. Керамический комплекс периода правления Канишки на Кампыртепа (раскопки 2000-2001 гг.) // Материалы Тохаристанской экспедиции. Вып. 3. 2 Обращает на себя внимание качество и плотность черепка этих сосудов. Есть все основания считать, что они обжигались в горне при высокой температуре в окислительной среде — черепок в изломе ровного красноватого или розового цвета. Следует отметить, что присутствие среди лепной кухонной керамики двух подгрупп, различающихся по технологическим при-

88


знакам, прежде всего по способу обжига, отмечено и в других областях Средней Азии. Например, в Хорезме в керамических комплексах первых веков н. э. выделяется характерная серия светлоангобированных, изготовленных вручную сосудов, обожженных в керамическом горне. М. Г. Воробьева, впервые описавшая эту керамику, связывала ее происхождение с совершенно иной, не культурной хорезмийской и, возможно, этнической средой (Кой-Крылган-кала, 1967, с. 130). 3 Раскопки памятника проводились Тохаристанской археологической экспедицией 2002-2003 гг. (Болелов, 2004, с. 500502). 4 Можно вспомнить сероглиняный двуручный сосуд, украшенный штампованным орнаментом, найденный во время раскопок на цитадели Кампыр-тепе (Цепова, 2000, с. 117, рис. 1, 1). На мой взгляд, он был неверно интерпретирован как амфора — по морфологическим и параметрическим признакам он больше похож на кратер. Несколько сосудов с двумя ручками найдено при раскопках Мирзакул-тепа (Пидаев, 1978, табл. VI, i, 2), однако по форме тулова они мало похожи на широкогорлые сосуды Кампыртепа. 5 Выделение двух этих форм сопряжено с определенными трудностями. Это связано с тем, что пока не определены морфологические и параметрические признаки, характеризующие эти сосуды. Недостаточно разработанная типология керамики Бактрии кушанского времени создает некоторую путаницу при публикации материалов из раскопок. Иногда в одной публикации, строго говоря, одна и та же форма в одном случае называется бокалом, в другом кубком (см., например: Тургунов, 1973, с. 74; Обельченко, 1992, 190-194). Как представляется в настоящее время, выявление критериев, определяющих четкие характеристики этих двух форм, возможно только при сопоставлении соотношений параметрических признаков резервуаров сосудов, без учета высоты ножки, в пределах одного представительного и многочисленного керамического комплекса. Как кажется на современном этапе исследования, различия заключаются, прежде всего, в пропорциональном соотношении высоты резервуара к максимальному его диаметру. У бокалов высота резервуара, по крайней мере, в два раза превышает максимальный диаметр, в большинстве случаев являющийся


89

диаметром устья. Максимальный диаметр резервуара кубка чаще всего равен или немного превышает его высоту. 6 Появление таких бокалов на Афрасиабе относится к самому концу периода Афрасиаб II или к началу периода Афрасиаб III, во всяком случае, не ранее конца II — начала I в. до н. э. (Шишкина, 1974, с. 50-51; Лионе, 2000, с. 80, рис. 3). На городище Кумышкент бокалы вытянутых пропорций на высокой профилированной ножке появляются в культурных слоях III строительного горизонта, который датируется I в. до н. э. — I в. н. э. (Пугаченкова, Беляева, 1987, с. 80-81). 7 Основным критерием в данном случае является соотношение высоты резервуара, без учета ножки или поддона, и его максимального диаметра. У чаш, как уже упоминалось выше, максимальный диаметр резервуара в полтора — два раза превышает высоту сосуда; у кубков это соотношение равно 1 или высота чуть больше максимального диаметра. 8 Подробно об эволюции кубков см.: Кабанов, 1964, с. 79-88; Литвинский, Седов, 1984, с. 74-75; Пидаев, 1989, с. 45-48. 9 Фонды Сектора Археологии Средней Азии Государственного музея Востока КП № 19594. Литература Абрамова, 1969 — Абрамова М. П. О керамике с зооморфными ручками // СА, № 2 , 1969. Авеста, 1 9 9 3 — Избранные гимны из Видевдата. Пер. И. СтеблинКаменского. М., 1993. Альбаум, 1960 — Альбаум А. И. Балалык-тепе. Ташкент, 1960. Аннаев, 1988 — Аннаев Т. Д. Раннесредневековые поселения северного Тохаристана. Ташкент, 1988. Античные государства Северного Причерноморья, 1984 — Античные государства Северного Причерноморья // Археология СССР. М., 1984. Антонова, 1986 — Антонова Е. В. К исследованию места сосудов в картине мира первобытных земледельцев // Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового Востока. М., 1986. Анфимов, 1986—Анфимов Н. Б. Античное влияние в меотской керамике // Проблемы античной культуры. М., 1986. Болелов, 1999 — Болелов С. Б. К вопросу о стандартизации среднеазиатской керамики в древности (по материалам Калалы-гыр 2 в Левобережном Хорезме //VI чтения памяти профессора В. Д. Блаватского. М., 1999.

90


Болелов, 2000 — Болелов С. Б. К вопросу о соотношении типов и орнаментов в керамике (по материалам Калалы-гыр 2 в левобережном Хорезме) // Средняя Азия. Археология. История. Культура. М., 2000. Болелов, 2001 — Болелов С. Б. Гончарная мастерская III—II вв. до н. э. на Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции. Археологические исследования Кампыртепа. Вып. 2. Ташкент, 2001. Болелов, 2002 — Болелов С. Б. Керамический комплекс периода правления Канишки на Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции. Археологические исследования Кампыртепа. Вып. 3. Ташкент, 2002. Болелов, 2004 — Болелов С. Б. Работы Тохаристанской экспедиции в Северной Бактрии (Республика Тохаристан) // АО. М., 2004. Болелов, 2005 — Болелов С. Б. Кушано-бактрийский археологический комплекс по материалам раскопок Кампыртепа // Центральная Азия от Ахеменидов до Тимуридов. Археология, история, этнология, культура. СПб., 2005. Болелов, Двуреченская, 2002 — Болелов С. Б., Двуреченская К Д Комплекс деревянных предметов из раскопок культового центра Калалы-Гыр 2 // РА, № 3, 2002. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье, 1995 — Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М., 1995. Горин, 2002 — Горин А. А. Монеты Вимы Кадфиза с городища Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции. Археологические исследования Кампыртепа. Вып. 3. Ташкент, 2002. Дворниченко, Федоров-Давыдов, 1989 — Дворниченко В. В., Федоров-Давыдов Г. А. Памятники сарматской аристократии в нижнем Поволжье // Сокровища сарматских вождей и древние города Поволжья. М., 1989. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии, 1985—Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии // Археология СССР. М., 1985. Древности южного Узбекистана, 1991 — Древности южного Узбекистана. Токио: Университет Сока, 1991. Дьяконова, Сорокин, 1960—Дьяконова Н. В., Сорокин С. С. Хотанские древности. Л., 1960. Завьялов, Осипов, 1 9 7 6 — Завьялов В. А., Осипов В. И. Раскопки жилого комплекса на городище Зар-тепе в 1973 году // Бактрийские древности. Л., 1976. Исаметдинов, Сулейманов, 1984 — Исаметдинов М. X, Сулейманов 7 X. Еркурган (стратиграфия и периодизация). Ташкент, 1984. Кабанов, 1964 — Кабанов С. К. Ареал и эволюция двух древних керамических форм // СА, № 3, 1964. Кабанов, 1973 — Кабанов С. К. Стратиграфический раскоп в северной части городища Афрасиаб // Афрасиаб, вып. 2. Ташкент, 1973. Калалы-Гыр 2, 2004 — Калалы-Гыр 2. Культовый центр в Древнем Хорезме. М., 2004.


91

Козловский, Некрасова, 1 9 7 6 — Козловский В. А. Некрасова Е. Г. Стратиграфический шурф на цитадели древнего Термеза / / Бактрийские древности. Л., 1976. Кой-Крылган-кала, 1967— Кой-Крылган-кала. Памятник культуры древнего Хорезма IV в. до н. э. — IV в. н. э. // Труды Хорезмской археолого-этнографической экспедиции. Москва, т. V. М., 1967. Копейкина, 1 9 7 5 — Копейкина Л. В. Ориентализирующий стиль, предпосылки и особенности его формирования в восточно-ионийской Греции // ВДИ, № 1, 1975. Кошеленко, 2000 — Кошеленко Г. А. Кушано-сасаниды в истории Мерва // Проблемы истории, филологии, культуры, вып. VIII. МоскваМагнитогорск, 2000. Крапивина, 1993 — Крапивина В. В. Ольвия. Материальная культура I—IV вв. н. э. Киев, 1993. Кругликова, 1 9 5 4 — Кругликова И. Т. О местной керамике Пантикапея и ее значении для изучения состава населения этого города // Материалы и исследования по археологии северного Причерноморья. МИА, № 3 3 . М., 1954. Кругликова, 1 9 7 4 — Кругликова И. Т. Дильберджин (раскопки 1970-1972 гг.). М., 1974. Кругликова, 1986 — Кругликова И. Т. Дильберджин. Храм диоскуров. Материалы СААЭ. М., 1986. Кругликова, 2004 — Кругликова И. Т. Джагат-тепе // Проблемы истории, филологии и культуры, вып. XIV. Москва-Магнитогорск, 2004. Кругликова, Пугаченкова, 1977—Кругликова И. Т., Пугаченкова Г. А. Дильберджин. Часть 2. М., 1977. Кузьмина, 1986 — Кузьмина Е. Е. Гончарное производство у племен андроновской культурной общности // Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового Востока. М., 1986. Кузьмина, 2002 — Кузьмина Е. Е. Мифология и искусство скифов и бактрийцев. М., 2002. Кунина, 1997 — Кунина Н. Античное стекло в собрании Эрмитажа. СПб., 1997. Левина, 1996 — Левина Л. М. Этнокультурная история восточного Приаралья. М., 1996. Лионе, 2000 — Лионе Б. Греческая оккупация Согдианы. Результаты сравнительного анализа керамики Афрасиаба и Ай-Ханум // Средняя Азия. История. Археология. Культура. М., 2000. Литвинский, 1968 — Литвинский Б. А. Кангюйско-сарматский фарн. Душанбе, 1968. Литвинский, 1972 — Литвинский Б. А. Древние кочевники «Крыши мира». М., 1972. Литвинский, 1973 — Литвинский Б. А. Керамика из могильников западной Ферганы. М., 1973. Литвинский, 1978 — Литвинский Б. А. Орудия и утварь из могильников западной Ферганы. М., 1978.

92


Литвинский, 1991 — Литвинский Б. А. Семиреченские жертвенники (индоиранские истоки сакского культа огня) // Проблемы интерпретации памятников культуры Востока. М., 1991. Литвинский, Мухитдинов, 1 9 6 9 — Литвинский Б. А., Мухитдинов X. Античное городище Саксанохур (южный Таджикистан) // СА, № 2, 1969. Литвинский, Седов, 1983 — Литвинский Б. А. Седов А. В. ТепаиШах. Культура и связи кушанской Бактрии. М., 1983. Литвинский, Седов, 1984 — Литвинский Б. А. Седов А. В. Культы и ритуалы кушанской Бактрии. М., 1984. Мандельштам, 1966 — Мандельштам А. М. Кочевники на пути в Индию. МИА, № 136. М.-Л., 1966. Мандельштам, 1975 — Мандельштам А. М. Памятники кочевников кушанского времени в северной Бактрии. Л., 1975. Массой, 1 9 8 6 — Массон В. М. Кочевнические компоненты кушанского археологического комплекса // Проблемы античной культуры. М., 1986. Мошкова, Кушаев, 2 0 0 4 — Мошкова М. Г., Кушаев Г. А. Сарматские памятники западного Казахстана // Вопросы истории и археологии западного Казахстана. Уральск, 2004. Некрасова, 1976 — Некрасова Е. Г. Древняя керамика Шерабадского оазиса // Бактрийские древности. Л., 1976. Обельченко, 1 9 9 2 — Обельченко О. В. Культура античного Согда. М., 1992. Пещерева, 1 9 5 9 — Пещерева Е. М. Гончарное производство Средней Азии. М., 1959. Пидаев, 1974 — Пидаев Ш. Р. Материалы к изучению древних памятников северной Бактрии // Древняя Бактрия. Л., 1974. Пидаев, 1976 — Пидаев Ш. Р. Мирзакул-тепе — памятник раннекушанского времени в северной Бактрии // Бактрийские древности. Л., 1976. Пидаев, 1978 — Пидаев Ш. Р. Поселения кушанского времени северной Бактрии. Ташкент, 1978. Пидаев, 1 9 8 4 — Пидаев Ш. Р. Керамика Джига-тепе // Древняя Бактрия, вып. 3. М., 1984. Пидаев, 1987 — Пидаев Ш. Р. Стратиграфия городища старого Термеза в свете новых раскопок // Городская культура Бактрии-Тохаристана и Согда. Ташкент, 1987. Пидаев, 1989 — Пидаев Ш. Р. Эволюция двух форм керамики северной Бактрии // Краеведение Сурхандарьи. Ташкент, 1989. Пидаев, 1 9 9 0 — Пидаев Ш. Р. Археологические работы на юго-восточном холме Зар-тепа // ИМКУ, вып. 24. Ташкент, 1990. Пидаев, 1991 — Пидаев Ш. Р. Серо-глиняная керамика Мирзакултепа // ИМКУ, вып. 25. Ташкент, 1991. Пилипко, 1 9 7 6 — Пилипко В. И. Раскопки святилища позднекушанского времени на городище Зар-тепе // Бактрийские древности. Л., 1976.


93

Пилипко, 1977 — Пилипко В. Н. Стратиграфия холма № 7 на поселении Гарры-Кяриз // КД, вып. 5. Ашхабад, 1977. Пилипко, 1985— Пилипко В. Н. Поселения северо-западной Бактрии. Ашхабад, 1985. Пилипко, 1990 — Пилипко В. Н. Позднепарфянские памятники Ахала. Ашхабад, 1990. Пилипко, 1996 — Пилипко В. Н. Старая Ниса. Здание с квадратным залом. М., 1996. Пилипко, 2001 — Пилипко В. Н. Старая Ниса. Основные итоги археологического изучения в советский период. М., 2001. Пугаченкова, 1966 — Пугаченкова Г. А. Халчаян. К проблеме художественной культуры северной Бактрии. Ташкент, 1966. Пугаченкова, 1968— Пугаченкова Г. А. К изучению памятников северной Бактрии // ОНУ, № 8, 1968. Пугаченкова, 1973 — Пугаченкова Г. А. Новые данные о художественной культуре Бактрии / / И з истории античной культуры Узбекистана. Ташкент, 1973. Пугаченкова, 1976— Пугаченкова Г. А. Раскопки Узбекистанской искусствоведческой экспедиции на античных памятниках в 1973 году // Бактрийские древности. Л., 1976. Пугаченкова, 1977— Пугаченкова Г. А. Римский маскарон из северной Бактрии // История и культура античного мира. М., 1977. Пугаченкова, 1979— Пугаченкова Г. А. Джига-тепе // Древняя Бактрия. Материалы СААЭ, вып 2. М., 1979. Пугаченкова, 1984 — Пугаченкова Г. А. Раскопки южных городских ворот Дильберджина // Древняя Бактрия. Материалы СААЭ, вып. 3. М., 1984. Пугаченкова, 1989 — Пугаченкова Г. А. Древности Мианкаля. Ташкент, 1989. Пугаченкова, Беляева, 1987— Пугаченкова Г. А., Беляева Т. В. К стратиграфии Кумышкент-тепе // СА, № 4. М., 1987. Пугаченкова, Ртвеладзе и др., 1978 — Пугаченкова Г. А., Ртвеладзе Э. В. и др. Дальверзин-тепе. Кушанский город на юге Узбекистана. Ташкент, 1978. Рапопорт, 1977 — Рапопорт Ю. А. Космогонический сюжет на хорезмийских сосудах // Средняя Азия в древности и средневековье. М., 1977. Рапопорт, Аапиров-Скобло, 1963 — Рапопорт Ю. А., Лапиров-Скобло М. С. Раскопки дворцового здания на городище Калалы-гыр 1 в 1958 году // МХЭ, вып. 6. М., 1963. Ртвеладзе, 1983 — Ртвеладзе Э. В. Могильник кушанского времени у Ялангтуш-тепе // СА, № 2. М., 1983. Ртвеладзе, 1989 — Ртвеладзе Э. В. Культовые и погребальные памятники кушанского времени из Кампыртепа // Ученые записки комиссии по изучению памятников цивилизаций древнего и средневекового Востока. Археологические источники. М., 1989.

94

С. Б. Бояеяов

Ртвеладзе, 1 9 9 9 — Ртвеладзе Э. В. Великий шелковый путь. Ташкент, 1999. Ртвеладзе, 2000 — Ртвеладзе Э. В. Археологические итоги исследования Кампыртепа: цель и некоторые итоги // Археологические исследования Кампыртепа. Материалы Тохаристанской экспедиции. Вып. 1. Ташкент, 2000. Ртвеладзе, 2001 — Ртвеладзе Э. В. К итогам археологических исследований Кампыртепа в 2000 году // Археологические исследования Кампыртепа. Материалы Тохаристанской экспедиции. Вып. 2. Ташкент, 2001. Ртвеладзе, Болелов, 2 0 0 0 — Ртвеладзе Э. В., Болелов С. Б. Керамический комплекс эпохи эллинизма на Кампыр-тепе в северной Бактрии // Средняя Азия. История. Археология. Культура, 2000. Ртвеладзе, Горин, 2 0 0 3 — Ртвеладзе Э. В., Горин А. Монетные находки на Кампыртепа в 2001-2002 гг. // Археологические исследования в Узбекистане. 2002 год. Ташкент, 2003. Рутковская, 1962 — Рутковская А. М. Античная керамика древнего Мерва // Труды ЮТАКЭ, т. XI. Ашхабад, 1962. Седов, 1987а— Седов А. В. Археологические комплексы Кобадиана кушано-сасанидского времени (середина IV-V вв. н.э.) // Прошлое Средней Азии. Душанбе, 1987. Седов, 1987b— Седов А. В. Кобадиан на рубеже раннего средневековья. М., 1987. Скалон, 1941 — Скалон К. М. Изображение животных на керамике сарматского периода // Труды Отдела истории первобытного искусства ГЭ. Л., 1941. Сорокин, 1961 — Сорокин С. С Керамика древнего Хотана // Эпоха бронзы и раннего железа Сибири и Средней Азии, АС, вып. 3. Л., 1961. Ставиский, 1 9 6 4 — Ставиский Б. Я. Средняя Азия, Индия, Рим (к вопросу о международных связях в кушанский период) // Индия в древности. М., 1964. Сулейманов, 2 0 0 0 — Сулейманов Р. X. Древний Нахшеб. Самарканд-Ташкент, 2000. Сулейманов, Ураков, 1977 — Сулейманов Р. X, Ураков Б. Результат предварительного исследования античного городища Рамиш // ИМКУ, вып. 13. Ташкент, 1977. Сычева, 1975 — Сычева Н. С. Керамика Кара-тепе // Новые находки на Кара-тепе в Старом Термезе. М., 1975. Сычева, 1 9 7 8 — Сычева Н. С. Античные элементы в керамике северной Бактрии — Тохаристана кушанского времени и проблема связей Кушанского царства с греко-римским миром // Античность и античные традиции в культуре и искусстве народов советского Востока. М., 1978. Сычева, Сычев, 1 9 8 2 — Сычева Н. С, Сычев В. А. К проблеме семантики изобразительных и декоративных мотивов на Кара-тепе // Буддийские памятники Кара-тепе в Старом Термезе. М., 1982.


95

Топрак-кала, 1981 — Топрак-кала. Городище (раскопки 1965-1975 гг.) // Труда ХАЭЭ, т. XII. М., 1981. Топрак-кала, 1984— Топрак-кала. Дворец // Труды ХАЭЭ, т. XIV. М., 1984. Тургунов, 1973— Тургунов Б. А. К изучению Айртама / / И з истории античной культуры Узбекистана. Ташкент, 1973. Тургунов, 2000— Тургунов Б. А. Ритон из Халчаяна // Материалы исследований Узбекистанской искусствоведческой экспедиции, вып. 4. Ташкент, 2000. Филанович, 1974— Филанович М. И. Гяур-кала // Труды ЮТАКЭ, т. XV. Ашхабад, 1974. Цепова, 2001 — Цепова О. Керамика со штампованным орнаментом из Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции. Археологические исследования Кампыртепа, вып. 2. Ташкент, 2001. Шейко, 2000 — Шейко К. Раскопки жилого комплекса в восточной части Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции, вып. 1. Археологические исследования Кампыртепа. Ташкент, 2000. Шейко, Никитенко, 2001 — Шейко К. Л., Никитпенко Г. Н. К изучению квартала-блока № 5 на Кампыртепа // Материалы Тохаристанской экспедиции, вып. 2. Археологические исследования Кампыртепа. Ташкент, 2001. Шишкина, 1974 — Шишкина Г. В. Керамика конца IV—II вв. до н. э. (Афрасиаб) // Афрасиаб, вып. 2. Ташкент, 1974. Шишкина, 1975 — Шишкина Г. В. Эллинистическая керамика Афрасиаба // СА, № 2, 1975. Яценко, 1984 — Яценко И. В. Зооморфная ручка с городища Чайка в окрестностях Евпатории // Древности Евразии в скифо-сарматское время. М., 1984. Benson, 1960 — Benson J. Problem in Orientalizing Birds: Mycenaean or Philistine Prototypes // JNES. 20.2, 1960. Darmsteter, 1967— Darmsteter G. Le Send Awesta. Tome I. Paris, 1892. Цит. по Кой-Крыпган-кала. Памятник культуры древнего Хорезма. Труды ХАЭЭ, т. V. М., 1967. Cribb, 1999— Cribb J. The Early Kushan Kings: Now Evidence for Chronology. Evidence from the Rabatak Inscription of Kanishka I // Coins, Art, and Chronology. Wien, 1999. Gardin, 1973— Gardin J. С. Les ceramiques // MDAFA, T. XXI. P., 1973. Ghirschman, 1946— Ghirschman R. Begram. Recherches archeologiques en historiques sur les Kouchans. MDAFA, tome XII. Le Caire, 1946. Hörnle, 1961 — Hörnle R. A Report of the British Collection of Antiques from Central Asia / / JASB, t. LXVIII, I. Calcutta, 1899. Цит. по: С. С. Сорокин. Керамика Древнего Хотана // Эпоха бронзы и раннего железа Сибири и Средней Азии. АС, вып. 3. А., 1961. Lyonnet, 1997 — Lyonnet Bertille. Ceramique et peuplement du chalcolithique ä la conquete Arabe. P., 1997.

96


Lyonnet, 2001 — Lyonnet Bertille. Les Grecs, les Nomades et l'independance de la Sogdiane, d'apres l'occupation compree d'Ai Khanoum et de Marakanda au cors des derniers siecles avant notre ere / / Bulletin of Asia Institute, New Series, Volume 12, 2001. Marshall, 1951 — Marshall J. Taxila. Vol. 1-3. Cambridge, 1951. Rapin, 1992 — Rapin Claude. La tresorerie du Palais hellenistique d'AiKhanoum. MDAFA, tome XXXIII. P., 1992. Shishkina, 1 9 9 4 — Shishkina G. V. Ancient Samarkand: Capital of Soghd // The Archaeology and Art of Central Asia. Studies from the Former Soviet Union. Bulletin of Asia Institute, New Series, Vol. 8, 1994. Sims-Williams, Cribb, 1 9 9 6 — Sims-Williams N.} Cribb J. A Now Bactrian Inscription of Kanishka the Great // Silk Road Art and Archaeology, Vol.4, 1995/1996.

Керамика Великих Кушан в Бактрии. Иллюстрации

10см

Рис. 1

97

98


16

17

18 О

19 10см

Ltf::tat::M::M::M::i

Рис. 2

20


10см

Рис. 3

99

100


8 •:.:..;.v.v.';;.) ,

,

,

:

•

:

.

/

Y О

10см

Рис. 4

zzzzp


о

10 см Рис. 5

101

Монеты из раннесредневековых склепов северо-западного Тохаристана* А. Н. Горин (Государственный музей истории Узбекистана, Ташкент)

Первый раннесредневековый могильник Дальверзинтепа, вырубленный в кладке античной городской стены городища (с ее внутренней стороны), был исследован в начале 80-х годов XX века (Болелов, 1999, с. 39-60; Тургунов, 1999, с. 30-42)К Несколько одиночных захоронений, датированных раннесредневековым периодом, было открыто Л. И. Альбаумом на южном (погребения в хумах) и западном (погребения в подбоях) фасах городской стены (Альбаум, 1966). Кроме того, раннесредневековый некрополь с погребениями в керамических саркофагах (один целый, вместе с фрагментами нескольких аналогичных керамических «гробов») был открыт к югу от городской стены и к западу от цитадели (Тургунов, Ильясов и др., 1998, с. 15-16; Ильясов, 2006). В ходе археологических исследований Узбекистанской искусствоведческой экспедиции (УзИскЭ) на городище Дальверзинтепа (руководитель Б. А. Т^ргунов), проводившихся летом 2006 г., был обнаружен второй раннесредневековый могильник. Таким образом, весьма вероятно, что в раннее средневековье погребения могли располагаться по всему периметру городских стен — в то время, когда на месте цитадели Дальверзинтепа существовал комплекс парадных, жилых и хозяйственных помещений (Тургунов, Ильясов и др., 1998, с. 14). Возможно также, что погребения, обнаруженные в 2006 году, являются продолжением первого могильника, расположенного южнее. Поэтому нумерация могильников — «первый» и «второй» — является условной. * Настоящий текст представляет собой дополненный вариант статьи, которая была сдана в сборник в честь 65-летия Э. В. Ртвеладзе (Ташкент, 2007). 1 О монетах, найденных в этом могильнике, в научной литературе дается только общая информация (Ртвеладзе, 1989, с. 59).

104

А. И. Горин

К настоящему моменту во втором могильнике вскрыто три грунтовых склепа, вырубленных с внешней стороны оплыва юго-восточной стены города, у ее подошвы, на уровне 13 м от постели стены. Могильник был обнаружен случайно, при проведении хозяйственных работ местными жителями, которые наполовину открыли вход в погребение № 1. В дальнейшем сотрудниками УзИскЭ были открыты еще два склепа: погребения №№ 2 и 3. Погребение № 2 — прямоугольный в плане склеп размерами около 5x2,60 м, с двумя смежными нишами (первая — 2,30 х 0,60 м, вторая— 1,10 х 0,50 м) и полуциркульным сводом высотой 1,90 м. Вход ориентирован на восток. В погребении рядом с потревоженным женским костяком были найдены 21 бусина, 2 зеркала и 5 монет2. После очистки удалось определить только две из них3. Об этих монетах и пойдет речь ниже. 1. Монета с парным изображением (рис. 1, 1-2). Медь (бронза). Д. — 14,5 мм. Ось — XII ч. Сохранность удовлетворительная. Гурт обломан, возможно, диаметр монеты на 5 мм меньше ее первоначального диаметра (сравните: Ртвеладзе, 1987, с. 219). Л.ст. Парное изображение правителя (слева) и правительницы (справа). Выполнено в невысоком рельефе, в условной манере. Черты лица обоих персонажей переданы изогнутыми линиями, зрачки — точками. На голове левого персонажа головной убор, который сохранился частично, различимо только навершие — полумесяц с точкой над ним (изображение передано штрихом и точкой). На голове правого персонажа корона или диадема, в центре которой круглое украшение с точкой посередине, над ним навершие, аналогичное вышеописанному. Об.ст. Ромбовидный знак-^гамга: ромб с отходящими от него вправо (верхний) и влево (нижний) длинными прямыми «крючками». В центре ромба рельефная точка. Слева в поле следы букв легенды. 2

Выражаем признательность автору раскопок Б. А. Тургунову за предоставление информации об обстоятельствах находки монет. 3 Остальные монеты, вследствие их плохой сохранности, определить не удалось, но, судя по фактуре и качеству металла (вероятно, серебро с примесями), они относятся к той же группе монет, что и публикуемая монета под № 2,

Монеты из склепов Тохаристана...

105

На об.ст. монет с парным изображением встречаются тамги двух видов. Они различаются направлением крючков, отходящих от ромбовидного основания. На монетах 1-го типа верхний крючок обращен влево, нижний — вправо, на монетах П-го типа — наоборот. Кроме того, в центре тамги монет П-го типа имеется рельефная точка. Первая подобная монета была найдена в склепе № 5 могильника Биттепа— тип II по Э. В. Ртвеладзе (Ртвеладзе, 1986, с. 202; он же, 19876, с. 218-219, 223, рис. 3-4). Пять таких же монет из числа найденных на цитадели Дальверзинтепа в 1996-1999 гг. были опубликованы. Две монеты — в 1996 г. (Левушкина, 1998, с. 26, шифр 0114, 0196; Tanabe, Hori, 1996, p. 155; прорисовку монеты 0114, где она ошибочно указана под шифром 0196, см.: Археологические находки..., 1998, с. 76), две — в 1997 г. (Левушкина, 1998, с. 27, шифр 146, 16; Tanabe, Hori, 1997, p. 195) и одна— в 1999 г. (Tanabe, Hori, 1999, р. 151,шифр99оТС44011) 4 . Монеты 1-го типа анэпиграфны, они найдены на ряде памятников в долине Сурхандарьи: Халчаян, Будрач, Кулялтепа, Турханбайтепа, Савринджонтепа и Дальверзинтепа (некрополь и погребение в хуме) (Пугаченкова, 1981, с. 259; Ртвеладзе, 1987а, с. 124-125; он же, 19876, с. 218, 223, рис. 1-2; он же, 1989, с. 59, 62; Альбаум, 1966, с. 63; Древности..., 1991, с. 311, №№ 267-268). Е. В. Зеймаль приводит данные о находке такой монеты на Якшибайтепа (Зеймаль, 1999, с. 198). Кроме того, в ходе работ Узбекско-Японской Бактрийской экспедиции на цитадели Дальверзинтепа было найдено большое количество раннесредневековых монет. В настоящий момент опубликована предварительная информация только о некоторых из них (Левушкина, 1998, с. 26-27), в том числе о монетах с парным изображением (о публикациях монет И-го типа см. выше). Например, в помещении R3 вместе с редким аббасидским фельсом5 были найдены две монеты с парным изо-

4

Пользуясь случаем, автор благодарит Дж. Я. Ильясова, который обратил наше внимание на ряд публикаций, посвященных раскопкам на цитадели Дальверзинтепа в 1996-1999 гг., а также сделал несколько ценных замечаний. 5 Этой монете посвящена специальная статья (Русанов, 1999).

106

A H. Горин

бражением (к сожалению, тип этих монет в публикации не указан, см: Тургунов, Русанов, Восковский, 1999, с. 8). Бактрийская легенда на монетах И-го типа прочитана В. А. Лившицем и Э. В. Ртвеладзе. По мнению первого исследователя, она передает одно личное имя; по мнению второго — два имени, разделенных союзом «и», которые, вероятно, могли быть упомянуты в надписи по аналогии с византийской монетной практикой проставления имен государей-соправителей (Ртвеладзе, 19876, с. 220). Тамга на монетах 1-го типа аналогична тамге, присутствующей в виде надчекана на подражаниях монетам Хосрова I Ануширвана (531-579). Мнения исследователей о датировке данного вида надчекана единодушны. Так, Э. В. Ртвеладзе датирует его появление не ранее первой половины VII в., а окончание практики надчеканивания — серединой или второй половиной VIII в. (Ртвеладзе, 19876, с. 221). Близких позиций придерживается А. В. Кузнецов, согласно которому практика проставления подобного надчекана бытовала в середине VII — последней четверти VIII века (Кузнецов, 1994, с. 16). Относительно близки к этим датам и крайние хронологические границы обращения самих монет с парным изображением. Их чеканка осуществлялась в 1-й половине VII — 2-й половине VIII века (Ртвеладзе, 19876, с. 222). 2. Чаганхудатская монета, по типу драхм Хосрова I Ануширвана с надчеканом (рис. 1, 3). Серебро. Д. — 25,2 мм. Ось — III ч. Сохранность удовлеворительная. Гурт (его ширина 3 мм) и часть поля монеты с VI по XII ч. обломаны. Изображение потерто. А. ст. Погрудное изображение правителя в двузубчатой короне (левый зубец с тремя уступами, правый сохранился не полностью), под короной мелкоточечный рельефный ободок-перевязь. Плечи изображены в фас, голова повернута в профиль. За затылком правителя — три шарика, по мнению Г. А. Пугаченковой, это застежка перевязи (Пугаченкова, 1981, с. 251). В ухе серьга, переданная рельефными точками. За ухом волосы, показанные с помощью рельефной окружности. На шее гривна с украшением в виде крупной рельефной точки. Мелкими рельефными точками передана борода правителя, одной точкой —


107

глаз. Справа в поле помещена имитация легенды. Вокруг изображения ободок из «ромбовидных» точек. По краю монеты на уровне второго часа надчекан: в прямоугольном картуше размерами 3 x 4 мм изображение головы вправо; от удара изображение растрескалось, поэтому черты лица плохо различимы; волосы переданы восемью штрихамичерточками (рис. 1, 4). Этот надчекан относится к 5-му типу надчеканов-портретов по Э. В. Ртвеладзе (Ртвеладзе, 1987а, с. 307; см. также: Пугаченкова, 1981, с. 253, рис. 50, н). Второй надчекан — на уровне шестого часа, изображение сохранилось частично: различимы только волосы персонажа. Об.ст. Алтарь огня — аташдан, с пламенем над ним (языки пламени переданы рельефными черточками). Основание и верхняя часть алтаря — трехступенчатые; ствол перевязан лентой, концы которой подняты вверх. Фигуры по сторонам от алтаря неразличимы. Вокруг изображения ободок как на л.ст. Напротив места нанесения надчекана монетный кружок сплющен. Чаганхудатский местный чекан, наследующий подражаниям монетам Хосрова I Ануширвана (в ранних работах он упоминается как поздняя стадия подражаний: Пугаченкова, 1981), стал известен благодаря находкам монетных кладов на городище Вудрач в 70-80-е годы XX в. В настоящее время количество таких монет исчисляется сотнями экземпляров (Ртвеладзе, 1987а, с. 302; он же, 1989, с. 58). Монета, описанная выше, относится к анэпиграфному типу чаганхудатских монет. Единичные находки подобных монет были зафиксированы в могильниках Дальверзинтепа и Биттепа — склепы №№ 2-5 (рис. 2, 1-5) (Ртвеладзе, 1986, с. 196, 199, 202, 205), а также на поселениях Кулялтепа и Будрач (Ртвеладзе, 1989, с. 58-59; Древности..., 1991, с. 311, № 266). Отметим, что в первом могильнике Дальверзинтепа и могильнике Биттепа монеты чаганхудатов (рис. 2, 5) и монеты с парным изображением найдены вместе (об этом см. выше; см. также: Ртвеладзе, 1986, с. 202, 205, рис. 8, 1-2). В склепе № 3 могильника Биттепа вместе с чаганхудатской монетой (рис. 2, 2) была найдена драхма Хосрова II Парвиза (590-628 гг.) с припаянным ушком (рис. 2, 9) и подлинная драхма Хосрова I Ануширвана (531-579 гг.) (рис. 2, 10) (Ргвеладзе,

108

А. К Горин

1986, с. 199). В склепе № 7 найдена сильно фрагментированная подлинная драхма Хосрова I Ануширвана (531-579 гг.)6 (рис. 2, 8) вместе с подражанием драхме Пероза с портретными надчеканами (Ртвеладзе, 1986, с. 206). Подобный случай зафиксирован также в одном из погребений «первого» могильника Дальверзинтепа, где вместе с чаганхудатской монетой были найдены два подражания: Хосрову I Ануширвану с надчеканами бактрийским письмом на аверсе (рис. 2, 6) и подражание Перозу с надчеканом согдийским письмом на реверсе (рис. 2, 7). Случай находки монет с парным изображением и чаганхудатских монет в единых стратиграфических условиях зафиксирован при раскопках раннесредневекового замка Кулялтепа (Ртвеладзе, 1989, с. 71). Согласно Э. В. Ртвеладзе, во второй половине VII в. подражания драхмам Хосрова I Ануширвана сменяет чаганхудатский чекан, существование которого продолжается до последней четверти VIII в. (Ртвеладзе, 1987а, с. 308; см. также: Кузнецов, 1994, с. 13). Суммируя вышесказанное, можно с достаточной долей уверенности утверждать, что, согласно нумизматическому материалу из склепа № 2, погребения «второго» раннесредневекового могильника Дальверзинтепа могут быть датированы временем от середины VII-го до третьей четверти VIII века, т. е. они синхронны времени существования первого могильника Дальверзинтепа и могильника Биттепа. Отметим также, что для монетных комплексов из этих могильников характерно устойчивое сочетание монет чаганхудатского типа и монет с парным изображением. Литература Альбаум, 1 9 6 6 — Альбаум Л. И. Городище Дальверзин-тепе // История материальной культуры Узбекистана. Вып. 7. Ташкент, 1966. Археологические находки..., 1998—Археологические находки, обнаруженные на цитадели Дальварзинтепа в 1996 году // Материалы полевых исследований Узбекистанской искусствоведческой экспеди-

6 В первой публикации эта монета (до очистки) с некоторой долей сомнения отнесена к чаганхудатским выпускам (Ртвеладзе, 1986, с. 203-204).


109

ции (УзИскЭ). (Предварительные итоги исследований Узбекско-японской Бактрийской экспедиции на цитадели Дальварзинтепа в 1997 году). Приложение. Вып. 2. Ташкент, 1998. Болелов, 1999 — Болелов С. Б. Погребения в пещерных склепах на юге Узбекистана // Материальная культура Востока. М., 1999. Древности..., 1991 —Древности Южного Узбекистана: Каталог. Токио, 1911. Зеймаль, 1 9 9 9 — Зеймаль Е. В. Монеты раннесредневековой Средней Азии // Археология. Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья. Средняя Азия в раннем средневековье. М., 1999. Ильясов, 2006 — Ильясов Дж. Я. Погребения в керамических саркофагах на Дальварзинтепа // Материалы Тохаристанской Экспедиции. Вып. 6. Елец, 2006. Кузнецов, 1994 — Кузнецов А. В. Каталог монет Чаганиана V—VIII вв. Ташкент, 1994. Левушкина, 1998 — Аевушкина С. В. Монетные находки из раннесредневековых слоев цитадели Дальварзинтепа // Материалы полевых исследований Узбекистанской искусствоведческой экспедиции (УзИскЭ). (Предварительные итоги исследований Узбекско-японской Бактрийской экспедиции на цитадели Дальварзинтепа в 1997 году). Вып. 2. Ташкент, 1998. Пугаченкова, 1981 — Пугаченкова Г. А. Уникальная группа монет чаганианского чекана VI в. // Культура и искусство древнего Хорезма. М., 1981. Ртвеладзе, 1986 — Ртвеладзе Э. В. Средневековый могильник Биттепе в Чаганиане // Советская археология. № 4. М., 1986/ Ртвеладзе, 1987а— Ртвеладзе Э. В. Новые нумизматические данные к истории взаимоотношений Северного Тохаристана и государств Востока в V-VIII вв. н. э. // Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hung. Tomus XLI (2). Budapest, 1987. Ртвеладзе, 19876 — Ртвеладзе Э. В. Раннесредневековые монеты Чаганиана с парным изображением // Прошлое Средней Азии (археология, нумизматика и эпиграфика, этнография). Душанбе, 1987. Ртвеладзе, 1 9 8 9 — Ртвеладзе Э. В. Погребальные сооружения и обряд в Северном Тохаристане // Античные и раннесредневековые Древности Южного Узбекистана. Ташкент, 1989. Русанов, 1999 — Русанов Д. В. Раннеаббасидский фельс из Дальверзинтепа // Нумизматика Центральной Азии. Вып. IV. Ташкент, 1999. Тургунов, 1999 — Тургунов Б. А. Раннесредневековый могильник на городской стене Дальварзинтепа // Материалы полевых исследований Узбекистанской искусствоведческой экспедиции (УзИскЭ). (Предварительные итоги исследований Узбекско-японской Бактрийской экспедиции на цитадели Дальварзинтепа в 1998 году). Вып. 3. Ташкент, 1999. Тургунов, Ильясов и др., 1998 — Тургунов Б. Л., Ильясов Дж. Я., Русинов Д. В.у Восковский Л. Л. Предварительные итоги раскопок на цитадели Дальварзинтепа в 1997 году // Материалы полевых исследова-

110

Д. Я Горин

ний Узбекистанской искусствоведческой экспедиции (УзИскЭ). (Предварительные итоги исследований Узбекско-японской Бактрийской экспедиции на цитадели Дальварзинтепа в 1997 году). Вып. 2. Ташкент, 1998. Тургунов, Русанов, Восковский, 1999 — Тургунов Б. А, Русанов Д. В., Восковский А. А. Итоги археологических исследований на цитадели городища Дальварзинтепа в 1998 году // Материалы полевых исследований Узбекистанской искусствоведческой экспедиции (УзИскЭ). (Предварительные итоги исследований Узбекско-японской Бактрийской экспедиции на цитадели Дальварзинтепа в 1998 году). Вып. 3. Ташкент, 1999. Tanabe, Hori, 1996 — Tanabe К., Hori А. et al. Excavation at Dalverzin Tepe, 1996 // Bulletin of the Ancient Orient Museum. Vol. XVII. Tokyo, 1996. Tanabe, Hori, 1997 — Tanabe K., Hori A. et al. Excavation at Dalverzin Tepe, Uzbekistan, 1997 // Bulletin of the Ancient Orient Museum. Vol. XVIII. Tokyo, 1996. Tanabe, Hori, 1999 — Tanabe K.t Hori A. et al. Excavation at DalVerzin Tepe, 1999 // Bulletin of the Ancient Orient Museum. Vol. XX. Tokyo, 1999.

Монеты из склепов Тохаристана.

111


Рис. J: 1 - монета с парным изображением, фото, Av-Rv; 2 - монета с парным изображением, прорисовка, Av-Rv; 3 - чаганхудатская монета по типу драхм Хосрова I Ануширвана, фото, Av-Rv; 4 - надчекан на чаганхудатскои монете, фото. Av.

112

A. H. Горин

Рис. 2: 1-5 - чаганхудатские монеты по типу драхм Хосрова I Ануширвана, фото, Av-Rv; 6 - подражание монете Пероза с надчеканом на об.ст., фото, Av-Rv; 7 - подражание монете Хосрова I Ануширвана с бактрийскими надчеканами на л.ст., фото, Av-Rv; 8 - монета Хосрова I Ануширвана, фото. Av-Rv; 9 - монета Хосрова II Парвиза, фото. Av-Rv; 10 - монета Хосрова I Ануширвана, фото. Av-Rv.

Кушанский нумизматический комплекс Кампыртепа А. Н. Горин (Государственный музей истории Узбекистана, Ташкент)

В ходе археологических работ осеннего полевого сезона 2006 г. на территории Блока 2 городища Кампыртепа были найдены 54 кушанские монеты, в том числе 51 монета обнаружена in situ в одном помещении— № 2 «А» (рис. 1, 1; условия залегания см. ниже в таблице). Помещение 2 «А» (рис. 1, 2). Прямоугольное в плане. Размеры: 2,95-2,97 х 3,25-3,40 м. Северная стена толщиной 1,20 м сохранилась на высоту 1,34 м; штукатурка не сохранилась. Южная стена толщиной 0,75 м, сохранилась на высоту 1,10 м в западной и 1,34 м в восточной части, оштукатурена глиносаманным раствором толщиной 1-3 см (сохранился частично, в нижней части стены). Западная стена толщиной 0,90 м, сохранилась на высоту 1,35 м. В северо-западном углу расчищен проход в пом. № 1 «А», его ширина 0,80 м. Проход оформлен невысоким (10 см) порогом. Восточная стена толщиной 0,90 м сохранилась на высоту 1,35-1,27 м. Штукатурка не сохранилась, т. к. стена сильно замыта. Стены и пол (толщина 5-10 см) помещения 2 «А» покоятся непосредственно на материке, мощность напольного слоя 5-15 см, его перекрывает слой завала из кирпича и натеков (рис. 2). Кроме монет в помещении № 2 «А» найдено большое количество фрагментов керамики: мисок, чаш, тагора; фрагменты разбитого хума, нижняя часть которого сохранилась in situ; кружка и миниатюрная ойнохоя. Кроме этого здесь были найдены три фрагментированных железных, черешковых, трехлопастных наконечника стрел. Из общего числа монет, представленных в таблице, 27 экземпляров (№№ 1-27) — монеты «Сотера Мегаса». Один экземпляр был найден в пом. 2 (№ 27), остальные монеты — из помещения 2 «А». Одна монета найдена в слое завала (№ 23), две — в

114

A. H. Горин

промазке штукатурки (№№ 24-25), одна — в промазке поле (№ 26), остальные в напольном слое. Нужно отметить тот факт, что в помещении отсутствуют еле ды ремонтов и подновлений, а толщина штукатурки, сохранив шейся на единственном небольшом участке южной стены, не превышает 1-3 см, следовательно, монеты могли попасть в шту катурку только во время работ по внутренней отделке помеще ния, т. е. сразу после возведения стен. Судя по стратиграфиче скому заполнению, можно предположить, что помещение обживалось короткий период — т. е. время, необходимое для того чтобы над полом мог образоваться слой в 5-15 см, — после чегс оно было покинуто (судя по всему, внезапно). Медные монеты «Сотера Мегаса» относятся к наиболее широко распространенному типу в чекане этого правителя (SimsWilliams, Cribb, 1996, p. 114-115, fig. 12, type 5). Л.ст. Погрудное изображение правителя вправо. Над головой лучистый нимб (количество лучей 5-12). За головой тамга (размещена на уровне IX ч.) в виде перекрестья на круге, увенчанного трехзубчатым навершием. Голова повязана диадемой, концы которой развеваются за спиной. Одеяние — плащ, на правом плече скреплен фибулой. В правой руке дротик. Кругом точечный ободок. Об.ст. Всадник на коне вправо. Под ногами лошади черта. Голова всадника увенчана головным убором и повязана диадемой, длинные концы которой развеваются за спиной. Перед грудью коня тамга (обычно на уровне HI-IV ч.), аналогичная тамге на л.ст. В правой руке боевой топор — табар-загнул. Кругом легенда (начинается на уровне XII—I ч.): BALIAEQE BAZIAEQN Б&ТНР МЕГАЕ. Ни на одном из экземпляров легенда не сохранилась целиком. По краю монетного кружка точечный ободок. Все экземпляры были подвергнуты химической очистке. Сохранность большинства из них плохая, некоторые экземпляры потерты. Монетные кружки очень редко представляют собой форму правильной окружности. Поэтому в представленной ниже таблице указан продольный и поперечный размер монетногс кружка. Приблизительный диаметр монет составляет 18-20, реже 21 мм. Средний вес монет около 7,7 г. Соотношение осей об.ст. к л.ст. на всех сохранившихся экземплярах составляет XII ч.

Нумизматический комплекс Кампыртепа...

115

Для удобства описания в таблице приняты следующие сокращения: т.об. — точечный ободок; к.л. — круговая легенда; ст. — стена. Монеты Вимы Кадфиза в комплексе из помещения № 2 «А» представлены двадцатью экземплярами (№№ 28-47). Все монеты найдены в слое над полом. Изображение на монетах, вне зависимости от номинала — одного, широко распространенного типа. Л.ст. Царь перед алтарем. Туловище изображено в фас, голова повернута влево. Правая рука над алтарем, левая у пояса. На голове высокий головной убор— кулах, перевязанный диадемой, концы которой развеваются за спиной. Справа в поле бугристая палица, над ней тамга (как правило, на уровне III—IV ч.), слева в поле секира. Кругом греческая легенда (с XII или I ч.): ВАБ1ЛЕОЕ BAEIAEßN LQTHP METAL OOHMO КАЛФ1ЕНБ. Ни на одном из экземпляров, представленных в таблице, круговая легенда полностью не сохранилась. По краю монетного кружка ободок из «бусин». Об.ст. Шива перед быком нанди. Левой согнутой в локте рукой опирается на быка, в правой руке трезубец. Слева в поле нандипада — один из атрибутов Шивы. Вокруг тела Шивы символические нити (путы) — pasa. Кругом — легенда кхарошти (Зеймаль, 1967, с. 61-63; он же, 1983, с. 182-183), на всех рассматриваемых экземплярах сильно фрагментированная. Вес монет колеблется от 16,2 до 18,8 г при среднем весе около 17,2 г. Диаметр монетных кружков составляет от 25 до 28 мм. Монеты Канишки I из пом. 2 «А» представлены пятью экземплярами (№№ 48-52). Все монеты найдены в слое над полом. Это медные монеты самого распространенного типа (Зеймаль, 1967, с. 68-69, № 9, 16; он же, 1983, с. 194). Л.ст. Царь перед алтарем, туловище изображено в фас, голова повернута влево. Правая рука над алтарем; в левой руке, поднятой на уровень плеча, копье. На царе длинный широкополый кафтан, головной убор конической формы (детали не различимы). По краю монетного кружка мелкоточечный ободок. Бактрийская легенда на медных монетах Канишки I — РАО KANHPKI, ни на одном из экземпляров полностью не сохранилась. Об.ст. Божества кушанского пантеона — Вадо, Нана, Мах — с присущими им атрибутами. Нана в длинном складчатом одеянии с жезлом в руках вправо, слева в поле бактрийская легенда

116

A H. Горин

NANA, справа тамга (на уровне III ч.); контурный нимб вокруг головы не различим. Вадо: с поднятыми руками и развевающимися волосами, устремленный влево; плащ, концы которого зажаты в руках, не различим; бактрийская легенда справа и тамга слева от изображения не различимы. Мах: туловище в фас, голова в профиль; обращен влево; за плечами рога полумесяца (характерный признак). Изображения тамги и легенды не сохранились. Вес монет из пом. 2 «А» составляет около 16,8-17,8 г при размере монетного кружка приблизительно 25 * 27 мм. Помещение № 2 «А» и связанное с ним проходом в северозападном углу помещение № 1 «А» представляют собой двухкомнатную секцию с выходом в «переулок», который в западной части открывался на свободное от застройки пространство, занимающее юго-западный угол Блока № 2. Характерно, что сюда же (юг— юго-запад) ориентированы входы расположенных по периметру ряда одно- и двухкомнатных помещений (рис. 1, J, пом. №№ 10-12, 16-17). По мнению С. Б. Болелова, к юго-востоку от квартала «А» (часть Блока № 10), напротив Блока № 2, с западной стороны на пересечении двух «главных» улиц Кампыртепа находилась торговая площадь. В сторону этой площади с севера и запада выходили два обширных двора, представлявших собой незастроенное пространство; по периметру этих дворов располагались однокомнатные лавки (Болелов, 2005, с. 9, рис. 1; он же, 2006, с. 3940, рис. 2). Весьма вероятно, что незастроенная площадь в югозападном углу Блока № 2 — открытый двор, по периметру которого также располагались торговые лавки. Одной из таких лавок могла быть двухкомнатная секция, образованная помещениями №№ 1 «А» и 2 «А». В нумизматическом комплексе, происходящем из пом. 2 «А», присутствуют монеты трех кушанских царей: «Сотера Мегаса», Вимы Кадфиза и Канишки I. Согласно одной из последних работ, посвященных кушанской хронологии, время их правления составляет около 60 лет: «Сотер Мегас» (90-113 гг. н. э.), Вима Кадфиз (113-127 гг. н. э.) и Канишка I (127-150 гг. н. э.) (Cribb, 2005, tab. 6, p. 222). Это довольно значительный хронологический отрезок времени. Наличие монет «Сотера Мегаса» в штукатурке стен (экз. №№ 24-25) и промазке пола (экз. № 26) помещения № 2 «А» (с учетом экземпляра № 27, найденного в про-


117

мазке пола помещения № 2) определяет terminus post quern для постройки помещений 1 «А» и 2 «А». Время правления Канишки I, чьи монеты самые «младшие» в комплексе, — верхняя граница для времени функционирования помещения 2 «А». Представляется, что для образования напольного слоя в 10-15 см (описание заполнения см. выше) требуется сравнительно короткий хронологический период (конечно, следует принять в расчет гипотетичный характер подобных вычислений и всю сложность процессов слоеобразования), гораздо меньший, чем 60 лет— совокупность времени правления трех царей, сорок семь монет которых обнаружены в напольном слое. Из этого следует, что найденные монеты могли обращаться одновременно. Для проверки данного предположения обратимся к синхронным монетным комплексам из других помещений Блока № 2, а также к стратиграфическому распределению монетных находок в некоторых 1 помещениях ряда объектов «Нижнего города» , найденных в надежных стратиграфических условиях: в кладке стен, напольных слоях, на полах, в промазках полов и штукатурке стен. Блок № 1 Пом. 26. Канишка I — 1 экземпляр, на втором (от уровня материка) полу (Шейко, 2000, с. 92). Блок № 2 Пом. 5. Канишка I — 2 экз., на нижнем полу (Сверчков, 2001, с. 53). Пом. 9. «Сотера Мегас» — 2 экз., в промазке пола2. Пом. 13. Канишка I — 2 экз., на полу. Пом. 14. Вима Кадфиз — 1 экз., напольный слой. Пом. 18. Канишка I — 1 экз., на третьем (нижнем) полу (Сверчков, 2001, с. 53). Блок № 4 Пом. 4. «Сотера Мегас»— 1 экз., на полу (Шейко, 2000, с. 78). Пом. 5. Канишка I — 1 экз., на полу (Шейко, 2000, с. 79). Пом. 7. Канишка I — 1 экз., на нижнем полу (Шейко, 2000, с. 81). 1

В реестре монетных находок с городища Кампыртепа за 20012002 гг. (Ртвеладзе, Горин, 2003) на с. 157, 161 вместо слов «Верхний город» следует читать «Нижний город»». 2 Здесь и ниже без ссылок на публикации представлены монеты, найденные в ходе археологических работ в период 2003-2006 гг. и к

118

A. H. Горин

Блок № 5 Пом. 1. «Сотер Мегас» — в кладке стены (Шейко, 2000, с. 82). Пом. 6. «Сотер Мегас»— 1 экз., в промазке пола. Вима Кад~ физ — 2 экз., на полу. (Шейко, 2000, с. 84). Пом. 14. Вима Кадфиз— 1 экз., на полу. «Сотер Мегас»—-. 1 экз., в промазке пола (Шейко, 2000, с. 90). Пом. 17. Вима Кадфиз — 1 экз., на уровне первого (от дневной поверхности) пола (Шейко, Никитенко, 2001, с. 36). Пом. 18а. Канишка I — 1 экз., на полу (глиняная промазка над материком) (Шейко, Никитенко, 2001, с. 36). Улица — 2 (между блоками № 4 и № 5). Канишка I — 3 экз., на втором (от уровня материка) полу (Шейко, Никитенко, 2001, с. 33). Стрелковая галерея — улица (блок № 5). Канишка I — 1 экз., на втором (от уровня материка) полу (Шейко, Никитенко, 2001, с. 34). Блок № 8 Пом. 1. Канишка I — 1 экз., на полу3. Вима Кадфиз — 1 экз., на полу. Канишка I — 1 экз., на полу. Пом. 3. Вима Кадфиз — 1 экз., на полу. Канишка I — 2 экз., на полу. Канишка I — 2 экз., в слое над полом. Пом. 4. «Сотер Мегас» — 1 экз., под полом (верхним). Вима Кадф и з — 1 экз., на верхнем полу. Канишка I — 1 экз., на верхнем полу (у прохода) (Ильясов, 2006, с. 79). «Сотер Мегас»— 1 экз., в кирпиче лежавшем на полу. «Западный переулок». Канишка I — 1 экз., уровень пола. Башня № 7. Канишка I — 2 экз., на втором и третьем полу соответственно (от уровня материка) (Ильясов, 2006, с. 81). Блок № 9 (квартал «Б»)4 Пом. 1. «Сотер Мегас» — 1 экз., слой на верхнем полу. Пом. 3. Канишка I — 1 экз., в кладке стены между кирпичами. Пом. 6. «Сотер Мегас»— 1 экз., верхний пол (Ртвеладзе, Горин, 2003, с. 162, № 37). 3

В заполнении этого помещения были найдены четыре монеты: «Сотер Мегас»— 2 экз., Вима Кадфиз и Канишка I — по 1 экз. (Ильясов, 2006, с. 75). 4 В реестре монетных находок с городища Кампыртепа за 2001^ 2002 гг. работы на территории блоков № 9 и 10 ошибочно приписаны С. А. Курбанову (Ртвеладзе, Горин, 2003, с. 161, 164). Пользуясь случаем, приносим извинения автору раскопок С. Б. Болелову.


119

Пом. 9. Вима Кадфиз — 1 экз., на верхнем полу (Горин, 2002, с. 71, № 47; Ргвеладзе, Горин, 2003, с. 162, № 40). Пом. 13. Канишка I — 2 экз., на втором полу (Ртвеладзе, Горин, 2003, с. 164, № 55, 61). Канишка I — 1 экз., в кладке северной стены между кирпичами. Пом. 23. Канишка I — 1 экз., слой на уровне верхнего пола. Пом. 30. Вима Кадфиз— 1 экз., в заполнении, над нижним полом. Пом. 35. «Сотер Мегас»— 1 экз., уровень второго (сверху) пола. Канишка I — 1 экз., слой на уровне суфы второго (сверху) пола. Пом. 36. Вима Кадфиз— 1 экз., слой над полом. Канишка I — 3 экз., слой над полом. Переулок. «Сотер Мегас»— 1 экз., слой на нижнем уровне. Галерея. Канишка I — 1 экз., на четвертом (сверху) полу. Блок № 9 (квартал «В») Пом. 3. «Сотер Мегас»— 1 экз., подсыпка под полом. Канишка I — 1 экз., уровень верхнего пола. Пом. 4. Канишка I — 1 экз., слой на уровне верхнего пола. Пом. 6. Канишка I -1 экз., уровень верхнего пола; 2 экз., уровень нижнего пола. Пом. 7. Вима Кадфиз — 1 экз., в слое штукатурки восточной стены. Пом. 16. Канишка I — 2 экз., слой на уровне верхнего пола; 1 экз., на полу. Пом. 17. «Сотер Мегас»— 1 экз., в слое, подстилающем восточную стену, под полом. Вима Кадфиз — 2 экз., уровень нижнего пола. Канишка I — 1 экз., уровень верхнего пола. Пом. 20. Вима Кадфиз— 1 экз., напольный слой над третьим (сверху) полом. Канишка I — 5 экз., на первом (сверху) полу; 1 экз., напольный слой над третьим (сверху) полом. Блок №10 (квартал «А») Пом. I. Канишка I — 5 экз., в слое над полом (глиняная промазка над материком). (Болелов, 2006, с. 19) Пом. П. Канишка I — 1 экз., на нижнем полу (глиняная промазка над материком). (Болелов, 2006, с. 19). Приведенные выше данные позволяют сделать следующие выводы. Состав монетной массы в период функционирования помеЩений «Нижнего города» оставался практически неизменным, в

120

А. Я. Горин

напольном слое и на полах найдены монеты трех правителей — «Сотера Мегаса», Вимы Кадфиза н Канишки I. В целом строгая стратиграфическая зависимость в распределении хронологически разновременных монет и смене ранних монет поздними в помещениях с несколькими уровнями полов не фиксируется. Вероятно, в период правления Канишки I, чьи монеты самые поздние в нумизматическом комплексе Кампыртепа, в обращении продолжали оставаться монеты «Сотера Мегаса» и Вимы Кадфиза. Литература Болелов, 2005 — Болелов С. Б. Городище Кампыртепе в эпоху Кушан // МКВ. Вып. IV. М., 2005. Болелов, 2006 — Болелов С. Б. Жилой квартал кушанского времени на Кампыртепа (раскопки 2000-2002 годов) // МТЭ. Вып. 6, 2006. Горин, 2002 — Горин А. Монеты Вимы Кадфиза с городища Кампыртепа // Археологические исследования Кампыртепа. МТЭ. Вып. 3. Ташкент, 2002. Зеймаль, 1 9 6 7 — Зеймалъ Е. В. Монеты великих кушан в Государственном Эрмитаже // ТГЭ. Т. IX. Л., 1967. Зеймаль, 1983 — Зеймаль Е. В. Древние монеты Таджикистана. Душанбе, 1983. Ильясов, 2006 — Ильясов Дж. Я. Раскопки в нижнем городе у башни № 7 // Археологические исследования Кампыртепа и Шортепа. МТЭ. Вып. 5. Ташкент, 2006. Ртвеладзе, Горин, 2003 — Ртвеладзе Э. В., Горин А. Монетные находки на городище Кампыртепа в 2001-2002 гг. // Археологические исследования в Узбекистане — 2002. Вып. 3. Ташкент, 2003. Сверчков, 2001 — Сверчков А. М. Раскопки в северо-восточной части Кампыртепа // Археологические исследования Кампыртепа. МТЭ. Вып. 2. Ташкент, 2001. Шейко, 2000 — Шейко К. Раскопки жилого комплекса в восточной части Кампыртепа // Археологические исследования Кампыртепа. МТЭ. Вып. 1. Ташкент, 2000. Шейко, Никитенко, 2001 — Шейко К., Никитенко Г. К изучению квартала-блока № 5 на Кампыртепа // Археологические исследования Кампыртепа. МТЭ. Вып. 2. Ташкент, 2001. Cribb, 2005 — Cribb J. The Greek Kingdom of Bactria, Its Coinage and Its Collapse // AFGHANISTAN. Anden Carrefour Entre L'Est et L'Ouest. Edite par Osmund Bopearachchi et Marie-Francoise Boussac. Turnhout, Belgium, 2005. Sims-Williams, Cribb, 1996 — Sims-Williams N., Cribb J. A New Bactrian Inscription of Kanishka the Great // SRAA. Vol. 4. Kamakura, 1996.

5

4 8,2

KJ\. сохранилась частично (со II по IV ч.): BALIAEQL...; тамга на уровне IV ч.; под ногами лошади черта. Штемпель больше монетного кружка; к.л. и т.об. не сохранились; тамга не различима. 7,6

7,3

5,6

8,9

Вес, г.

Тамга на уровне V ч.; к.л. не различима.

Нимб из 12 лучей, детали изображения (тамга, дротик) плохо различимы. Монетный кружок овальной формы.. Т.об. не сохранился. Нимб из 8 лучей; за головой (на уровне IX ч.) тамга. Т.об. не сохранился. Нимб из 8 лучей; за головой (на уровне IX ч.) тамга; т.об. сохранился частично (с VI по VIII ч.). Нимб из 6 лучей. Т.об. не сохранился; различимы только контуры деталей изображений.

2

3

Обет.

Тамга на уровне IV ч.; легенда сохранилась частично (с VII по 1ч.):...£ШОТМЕГА£. Штемпель больше монетного кружка. Т.об. не сохранился, к.л. не различима.

Л.СТ.

За головой (на уровне IX ч.) тамга; т.об. не сохранился. Изображение коррозировано (рис. 3, I).

Особенности нэоб раженни н легенд

1

№№

-II-

-II-

-II-

-II-

20,1 х 20,6

19,1 х 20

20,7 х 20

XII

ч.

Оси,

20 х 19,3

20,3 х 20,4

Размер, мм

Таблица

-II-

-II-

-II-

-II-

Блок 2/3

-Ih

-II-

-II-

-II-

2А

OTWCT.

ст., 0,24 м от W ст. -//-; у N ст., 0,82 м

0,10 MOTN

Над полом; yNcT., 0,82 м от W ст.

Место и обстоятельства находки Объект | Пом. | Слой

11

10

9

8

7

6

К.л. сохранилась частично (с I по IV ч.): BAZIAEQL...; тамга на уровне V ч.

К.л. сохранилась частично (с V по VI ч.): ...Е1Ш...; под ногами лошади черта; тамга на уровне V ч. Штемпель больше монетного кружка. Штемпель смещен К.л. сохранилась часвправо и вниз. Нимб тично (со II по VII ч.): из 7лучей. Т.об. со...AEOEBAXIAEQN... хранился частично Т.об. не сохранился; (X-V ч.); тамга не раз- тамга не различима; личима. под ногами лошади черта. Нимб из 8 лучей; за К.л. сохранилась часголовой тамга (на тично (только на уровне IX ч); кругом уровне III ч.): мелкоточечный ...£&£...; тамга на ободок. уровне V ч. Различимы 8 лучей К.л. сохранилась часнимба; тамга не раз- тично (на уровне XI ч.): ...AL; тамга на личима; кругом т.об. уровне IV ч. Нимб из 10 лучей; К.л. сохранилась частамга на уровне IX ч. тично (на уровне

Монетный кружок неровный: на уровне ГХХ1ч.,Х1-Х11ч.,ХП-1ч. три обруба; нимб из 10 лучей; за головой (на уровне ГХ ч.) тамга. Т.об. не сохранился. Нимб из 10 лучей; тамга не сохранилась. Т.об. сохранился частично (с V по VII ч.).

-II-

-II-

21,3 ж 21,5 -II-

21,4 х 20,7

20,5 х 20,3

7,8

&,з

7,9

-II-

-II-

'll-

21,1 х 21,2

7,6

-II-

-II-

-It-

20,5 х 21

8

-II-

21,2 * 19,7

8,5

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

1,22 MOTN

-I/-;

0,07 м N ст., 0,24 м от Wer.

-II-,

-//-0,10 м от NCT., 0,24 м от W ст.

OTWCT.

0,26 мот N ст., 0,45 м

OTWCT.

0,34 м от N ст., 0,23 м

-IH

OTWCT.

0,32 м от N ст., 0,41 м

Т.об. сохранился частично (IV-VI ч.); тамга на уровне IX ч.; нимб не различим (рис. 3, 4).

Нимб и тамга не различимы; т.об. не сохранился.

Различимы 5 лучей нимба; тамга на уровне IX ч.; т.об. не различим; тамга на уровне IX ч.

Различимы 5 лучей нимба; т.об. сохранился частично (IV-

12

13

14

15

Т.об. сохранился частично (П-Х ч.).

VI ч.): ...QNE...; тамга на уровне IV ч. Кругом т.об. Штемпель больше монетного кружка; тамга на уровне IV ч.; под ногами лошади черта. К.л. не сохранилась; т.об. не попал в пределы монетного поля. Штемпель больше монетного кружка. К.л. сохранилась частично (последнее слово IXХПч.): ...МЕГАБ. Тамга на уровне IV ч.; т.об. не попал в пределы монетного поля. Штемпель смещен вниз. К.л. сохранилась частично (часть первого слова на уровне Ш ч. и последнее слово на IXХПч.): ...1ЛЕ... МЕГАЕ. Тамга на уровне IV ч.; т.об. не сохранился. Штемпель смещен влево. К.л. сохранилась частично (конец 8,2

8,4

8,3

8,2

20 х 20,5

-II-

-II-

-II-

19,2 х 19,1

20,6 х 21,3

-II-

18,6 х 18,5

41-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

ст., 0,33 м

0,26 м от N ст.,

-//-;

OTWCT.

0,57 м от S ст.; 0,88 м

OTWCT.

-//-;yN ст., 0,33 м

-II-, 0,80 м от 0 ст., 0,10 м от S ст.

OTWCT.

Штемпель смещен вверх; монетный кружок неровный; т.об. не сохранился; тамга не различима.

Штемпель смещен вверх. Различимы 6 лучей нимба; тамга на уровне IX ч. Т.об. сохранился частично (1-Х1ч.).

Штемпель смещен вниз и влево. Нимб из 6 лучей. Т.об. сохранился частично (X1-V ч.); тамга не различима (рис. 3, 5).

16

17

18

VI ч.); тамга не различима.

первого слова, начало второго и одна буква третьего, на уровне И-Уч.): ... ЛЕШ;ВА£1...Е;т.об. сохранился частично (VI-XII ч.); тамга на уровне IV ч. К.л. сохранилась частично (конец первого и начало второго слова, на уровне IIVII ч.): ... EQLBAZI... Тамга и т.об. не сохранились. Штемпель смещен вверх. К.л. сохранилась частично (конец второго, третье и начало четвертого слов, VI-ХИч.): ...IAEQN ШТНРМ... Тамга на уровне IV ч.; т.об. не сохранился. К.л. сохранилась частично (конец первого и начало второго слова, Ш-VII ч.): ...L BAZIAEQN...; тамга на уровне IV ч.; под ногами лошади черта. 20,9 х 21,2

21,7 * 20,4

22 х 21,3

7,7

8,4

8,3

41-

-II-

41-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

0,44 м от S ст.; 0,46 м от О ст.

0,20 м от S ст.; 0,95 м от О ст.

-//-;yN ст., 0,82 м от Wer.

0,45 м от W ст.

Штемпель смещен вверх. Т.об. сохранился частично (VI-XI ч.); тамга на уровне X ч. (рис. 3, 2).

Детали изображения не различимы. Монетный кружок по краю расслаивается. Нимб из 8 лучей; тамга не различима; кругом т.об.

20

21

22

Различимы 7 лучей нимба. Т.об. сохранился частично (XIIVII ч.); тамга на уровне IX ч. (рис. 3, 3).

19

Штемпель больше монетного кружка; к.л. сохранилась частично (первое, в котором верхняя часть четырех последних букв попала под обрез и четвертое слово, XII— II ч. и IX-XII ч.): ВА£1ЛШ£...МЕГА£; кругом т.об. Штемпель смещен вверх и вправо. Т.об. сохранился частично (V- VII ч.). К.л. сохранилась частично (конец второго и начало третьего слов, VIXI ч.): ...AEQN £QTH...; тамга не попала в пределы монетного поля. Тамга на уровне V ч., остальные детали изображения не различимы. Штемпель больше монетного кружка. Тамга на уровне IV ч.; к.л. сохранилась частично (четвертое слово, IXXII ч.): ...МЕГАЕ.

-II-

-II-

-II-

23 х 23

21,4 х 20,8 -11-

10,4

8,5

-II-

-II-

21,5 х 20,9

7,7

-II-

-II-

23,4 х 22,8

7,9

-II-

-II-

-II-

-II-

1,28 м от N ст., 0,68 м от Wer.

у прохода.

0,30 м от N ст., 0,22 м от Wer.

-//-;yN ст., 0,82 м от Wer.

Штемпель смещен влево; монетный кружок неровный; различимы 5 лучей нимба. Т.об. сохранился частично (XII-VI ч.); тамга на уровне IX ч.

Различимы 4 нимба. Т.об. сохранился частично (Ш—VII ч.); тамга не различима.

26

Нимб из 10 лучей. Тамга не различима; т.об. сохранился частично (с VII по I ч.). Нимб и тамга не различимы; кругом т.об.

25

24

23

К.л. сохранилась частично (с III по IV ч.): ...QL BAL...; тамга на уровне III ч. К.л. сохранилась частично (на уровне VI ч.): ...EQN. Штемпель больше монетного кружка; т.об. не попал в пределы поля монеты. Штемпель смещен вправо; к.л. сохранилась частично (конец третьего и четвертое слово на уровне VIXII ч.): ...ßTHP MEPAL. Тамга не попала в пределы монетного поля; под ногами лошади черта. Т.об. сохранился частично (VI-XII ч.). Штемпель смещен вправо; к.л. сохранилась частично (конец первого слова, на уровне III ч.; различима нижняя часть букв): ...AEQL... Т.об. не попал в пределы 20,7 х 19,8

20,5 х 20,8

7,9

20,1 х 20,7

19,9 х 19,8

8,1

8,4

7,6

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

в промазке пола; 0,85 м от S ст.; 0,85 м от О ст.

в промазке штукатурки S ст.; 0,83 м от О ст.

Завал; 1,65 м от О ст., 1,02 м от S ст. Ю-В угол, в промазке штукатурки.

К.л. и т.об. не различимы; тамга на уровне II ч.; слева в поле, на уровне IX ч., навершие трезубца. К.л. сохранилась частично (первое слово, МП ч.): BAZIAEQL...; т.об. и детали изображения (тамга, трезубец и палица) не различимы. Детали изображения не различимы; к.л. и т.об. не сохранились.

К.л. сохранилась частично (различимы только пятое и отдельные буквы шестого слова, VIII— XII ч.): ...ООНМОК... Ф...; на уровне I-III ч. монетный кружок

28

31

30

29

Детали изображения не различимы.

27

27,3 х 27,1

27,1 х 28,5

16,8

К.л. не сохранилась; детали изображения (нандипада, pasa) не различимы. К.л. не сохранилась; детали изображения (нандипада, pasa) не различимы. 16,7

-II-

28,2 х 28,2

16,2

Нандипада не различима; к.л. кхарошти сохранилась частично (VIII-IX ч.).

-II-

-II-

-II-

27 х 25,1

17,1

Нандипада на уровне X ч.; кругом легенда кхарошти. Т.об. не различим.

-//-

21,5 х 20,3

7,7

монетного поля; тамга на уровне III ч. Детали изображения не различимы.

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

2 «А»

2

MOTN

0,60 м от W ст.

OTN CT.,

0,97 м от N ст., 0,78 м от Wer. -//-;вхуме, 1,10 м

OTWCT.

ст., 0,26 м

0,41

ст., 0,28 м от Wer.

1,35 MOTN

Над полом;

OTWCT.

В промазке пола; 1,05 м от N ст., 0,92 м

17,3

16,5

17,3

18,8

17,4

16,9

Штемпель смещен вправо. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились.

К.л., т.об. и детали изображения не сохранились.

Кругом легенда кхарошти; нандипада на уровне IX ч.





Монетный кружок обрублен на уровне X-XI ч. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились. Монетный кружок неровный, обрублен на уровне XII-II ч.; т.об. сохранился частично: на уровне Х-ХП ч. К л. сохранилась частично

35

36

37

34

33

32

обрублен; т.об. и детали изображения не сохранились. К.л. и т.об. не сохранились; тамга на уровне III ч., остальные детали изображения не различимы. К.л. сохранилась частично (различимы только отдельные буквы первого слова, XIIII ч.): ...BA...EQE. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились.

26,7 х 27,8

27,8 ж 28,1

27.0 х 29,0

27,3 х 27,3

27 3 4 х 27,9

27,4 х 26,6

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

0,63 м от N ст., 1,14 м от W ст.

OTWCT.

0,75 м от S ст., 1,06 м

0,46 м от N ст., 0,35 м от Wer.

0,46 м от S ст.; 0,33 м от О ст.

-//-;-//-

41

4O

39

38

К.л. сохранилась частично (первое и часть второго, I—IV ч.): BALIAEQEBALIAE...; слева в поле секира;

(различимы только отдельные буквы четвертого и пятого слов, VI-VIIl4.):...ßN ООНМО.... К.л. сохранилась частично (различимы начальные буквы второго слова, четвертое и пятое слова, а также начало шестого; Шч.,\Д-Хч.): ... BAL ... МЕГАЕ ООНМО КА...; т.об. и детали изображения не сохранились. К.л. сохранилась частично (только отдельные буквы пятого слова, на уровне IX ч. ): ... ООН...; тамга на уровне II ч.; кругом т.об. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились. 16,8

17,6

К.л. сохранилась частично на уровне VIIIXII ч.; т.об. и детали изображения не сохранились.

Монетный кружок неровный; к.л., т.об. и детали изображения не сохранились. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились. 17,3

16,7


28,5 х 28,4

28,7 х 28,6

28,2 х28,1

28 х 27,5

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

MOTS

0,56 м от S ст., 0,52 м от О ст.

1,34 м от N ст., 0,80 м от О ст.


1,07

-//-;

1,36 м от N ст., 1,08 м от W ст.

-II-,

45

44

43

42

К.л. сохранилась частично на уровне IXXII ч.; т.об. и детали изображения не сохранились. Штемпель смещен вверх. Т.об. сохранился частично на уровне III—V11 ч.; к.л. и детали изображения не сохранились. К.л. сохранилась часК.л. сохранилась частично (первое слово и тично на уровне VIчасть второго, 1-Ш ч.): XII ч.; т.об. и детали изображения не соBAZIAEQEBAL...; тамга на уровне II ч., хранились. остальные детали не сохранились. К.л. сохранилась час- К.л., т.об. и детали изображения не сотично (второе, четвертое и пятое слова, хранились. а также начало шестого, IV-Хч.): ... BALIAEON ... МЕГАЕ ООНМО К...; справа в поле палица; т.об. и детали изображения не сохранились (рис. 4, 1).

тамга на уровне II ч., под ней палица (рис. 3, 6). Монетный кружок овальной формы. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились.

-II-

25,8 х 26,6

25,2 х 26,4

29,6 х 29,5

18,6

17,4

16,4

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II- • -II-

-II-

27,4 х 27,2

17,6

1,25 м от N ст., 1,10 м от Wer.

1,40 м от S ст., 1,22 м от О ст.

OTWCT.

0,97 м от S ст., 1,00 м

В. углу.

-//-;вс-

I

CJ

16,9

Богиня Нана вправо. Справа в поле тамга, на уровне III ч.; слева в поле легенда: NANA; кругом т.об.

Божество с вытянутой правой рукой влево. Справа в поле легенда: МАО; т.об. и детали изображения не сохранились. Божество с поднятыми руками, устремленное влево (Вадо). Монетный кружок неровный. Т.об. и детали изображения не сохранились.

Штемпель смещен вверх. Т.об. сохранился частично (IIIIX ч.); к.л. и детали изображения не сохранились (рис. 4, 4). К.л., т.об. и детали изображения не сохранились.

Т.об. сохранился частично (VI-IX ч.); к.л. сохранилась частично (конец третьего слова, IXXII ч.): ...NHPKA. Детали изображения

49

51

50

17,7

Легенда, т.об. и детали изображения не сохранились.


48

16,8

17,8

18,0


47

16,1

Нандипада на уровне IX ч. К.л., т.об. и остальные детали изображения не сохранились. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились.

Тамга на уровне III ч., к.л., т.об. и остальные детали изображения не сохранились (4, 2).

46

-II-

27,0 х 27,6

-II-

-II-

25,1 х 25,1

25,0 х 25,5

-II-

-II-

28,1 х 27,8

26,5 х 25,9

-II-

27,1 х 27,6

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II-

-II1,18MOTN

0,25м от S ст., 1,95 м от О ст.

OTWCT.

ст., 0,82 м

0,37 м от S ст., 0,33 м от О ст.

0,35 м от S ст., 0,78 м от О ст.

ст., 0,28 м от W ст.

1,50 MOTN


53

52

Монетный кружок неровный по краю, расслаивается. Т.об. сохранился частично (X-XI ч.). К.л. и детали изображения не сохранились.

не сохранились (рис. 4, 3). Штемпель смещен вверх. Монетный кружок неровный, обрублен на уровне Х-ХИ ч. К.л.. т.об. и детали изображения не сохранились.

Божество с поднятыми руками, устремленное влево (Вадо). Монетный кружок неровный. Т.об., легенда и детали изображения не сохранились. Божество с вытянутой правой рукой над алтарем, влево. К.л., т.об. и детали изображения не сохранились. 7,1

17,1

21,2 * 21,2

26 : 7 * 25,8

-II-

-II-

-II-

-II-

triepeулок».

-II-

Горелая прослойка над полом; 0,45 м от О ст.

В. углу.

-//-; в ю.-


133

Подписи к иллюстрациям Рис. 1. 1. Блок № 2/3. План. Архитектор М. С. Болганова. 2. Схема монетных находок: №№ 1-27 — «Сотер Мегас», №№ 2847 — Вима Кадфиз, №№ 48-53 — Канишка I. Рис. 2. Разрез помещения 2 «А». 1. Завал; 2. Напольный слой; 3. Пол; 4. Материк. Рис. 3. 1. «Сотер Мегас». Av-Rv. Экз. № 1. 2. «Сотер Мегас». Av-Rv. Экз. № 20. 3. «Сотер Мегас». Av-Rv. Экз. № 19. 4. «Сотер Мегас». Av-Rv. Экз. № 12. 5. «Сотер Мегас». Av-Rv. Экз. № 18. 6. Вима Кадфиз. Av-Rv. Экз. №41. Фото. Изображение монет увеличено в 2 раза. Рис. 4. 1. Вима Кадфиз. Av-Rv. Экз. №45. 2. Вима Кадфиз. Av-Rv. Экз. №41. 3. Канишка I. Av — Rv. Экз. № 5 1 . 4. Канишка I. Av-Rv. Экз. №49. Фото. Изображение монет увеличено в 2 раза.

A. H. Горин

134


IM. 2,3

г: Пои \ А

*« «*

•"". ••;,".

14

J

*9-у*Г — t^-.

Рис. 1

Нумизматический комплекс Кампы

Пом.2 ; А

•

.

.

.

-3.09 от R

М1:20

9 Рис. 2

135

136

А. Н. Горин

Рис. 3


У

Рис. 4

137

Технология производства бронзовых предметов в Древнем Египте в раннем бронзовом веке* С. А. Рузанова (Институт этнологии и антропологии РАН, Москва)

Активные раскопки в Египте (рис. 1), развернувшиеся с конца XIX века, позволили начать изучение истории овладения древними египтянами металлами. Вначале внимание было сосредоточено на таких вопросах, как время знакомства египтян с выплавкой меди из руды, использование самородной меди, источники медной руды. Определенным рубежом в исследовании древнеегипетской металлургии стала работа А. Лукаса «Ancient Egyptian Materials» (London, 1926 г.; на русском языке книга вышла в 1958 г.), в одной из глав которой был обобщен вышедший до этого материал по данной проблеме и было показано основное направление развития этой отрасли в Древнем Египте. Начиная с 1960-х годов постепенно изменяются подходы к анализу источников по металлургии Древнего Египта. Значительный шаг в понимании древней металлургии был сделан с началом раскопок в Тимне — главном медном месторождении Синая и в Кантире, где были обнаружены металлообрабатывающие мастерские. Исследование технологии производства предметов, прежде базировавшееся только на анализе рельефов из гробниц, стало проводиться при помощи естественнонаучных методов (Davies, 1987, р. 119; Maddin et al., 1984, p. 34; Schorsch, 1992, p. 148). Однако все опубликованные работы по металлообработке посвящены изучению производства отдельных категорий веЩей в течение всей истории Древнего Египта. Данная работа посвящена технологии изготовления различных изделий из меДи и медных сплавов в Древнем Египте в более узких хронологических рЬмках— в раннем бронзовом веке1 (далее— РБВ). * Статья написана в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям». 1 В основном все исследователи начинают ранний бронзовый век р ( ВВ) с 3100/2982 гг. и доводят до 1850/1800 гг. до н. э. (Fecri, 1980,

140

С. А. Рузанова

На основе металлографического, рентгенорадиографического анализов, визуального осмотра предметов эпохи РБВ определяется техника изготовления металлических изделий, качество металла, трудоемкость технологических операций, что в конечном счете позволяет судить о степени производственных навыков в Древнем Египте в течение указанного периода. Коллекция металлических предметов, происходящих с поселений и могильников времени РБВ, представлена орудиями труда и оружием; украшениями; металлическими сосудами; культовыми предметами; заготовками металла; туалетными принадлежностями (рис. 2-3). Анализ химического состава металла показал, что в РБВ преобладают две химические группы — «чистая» медь (48% всего материала) и мышьяковая бронза (33% всего материала), также в небольшом количестве присутствуют оловянная бронза и многокомпонентные сплавы на основе меди. Интенсивное использование мышьяковой бронзы стало одной из характерных черт всего РБВ Древнего Египта, что сближает изучаемую территорию с другими районами Ближнего Востока (Анатолия, Левант, Месопотамия, Иран) (Авилова, Антонова, Тенейшвили, 1999, с. 55). Воссоздание в деталях технологии изготовления металлических изделий становится доступным только после их металлографического анализа (Рындина, 1965, с. 119; она же, 1998, с. 15). К сожалению, древнеегипетский материал подвергается такому анализу не часто из-за сильной поврежденности металла коррозией. Известны результаты металлографического изучения 23 изделий: 12 топоров из мышьяковых бронз (рис. б); 11 моделей различных предметов, изготовленных из чистой меди (рис. 7) (Davies, 1987, р. 119; Maddin et al., 1984, p. 33-34). Изучение микроструктур проводилось на оптическом и сканирующем микроскопе. Еще 10 древнеегипетских кувшинов были изучены при помощи рентгенорадиографического анализа (рис. 8) (Schorsch, 1992, р. 148). Выбор такого метода был обоснован тем, что предметы сильно изъедены коррозией, и поэтому их невозможно исследовать мер. 207; Wells, 2001, р. 359; Bietak, 1984, р. 479). Если сравнивать с традиционно принятой в египтологии периодизацией, РБВ включает в себя раннединастический период (2982-2657 гг. до н. э), Древнее царство (ЦЦ; 2657-2166 гг. до н. э), первый переходный период (2166-2020 гг. до н. э.) и XII династию (2119-1793 гг. до н. э.), т. е. все Среднее царство (СЦ).

Технология производства бронзовых предметов...

141

таллографическим анализом. Безусловно, количество проб очень мало. Визуальный осмотр металлических предметов по этой причине остается ведущим методом изучения в этой области металлургии Древнего Египта. Особую важность в такой ситуации приобретает тщательный учет литейных и кузнечных дефектов. Количество анализов определило следующую схему работы над этой темой: все имеющиеся результаты естественнонаучных исследований ставились на первое, ведущее, место при определении технологии изготовления предметов. Результаты визуального осмотра иллюстрировали выделенные технологические схемы и помогали определить некоторые нюансы обработки металла. Все операции обработки металла можно свести к трем основным разновидностям — литью, ковке, термообработке. Это — наиболее общие элементы металлообрабатывающего процесса (Каменский, 1990, с. 135) 2 . Каждая операция состоит из конкретных приемов. Древнеегипетский материал показывает, что мастера знали следующие приемы обработки металла: Таблица 1. Приемы, которые были известны в РБВ в Древнем Египте Виды приемов Формующие приемы Литье в открытую форму; литье в заЛитье крытую форму; методом долива с использованием восковой модели; по резной восковой модели Выколотка; плющение; ковка на мягкой Ковка основе; изгибание; выглаживание; рубка При микроструктурном исследовании материала зафиксировано использование двух операций термообработки: 1. промежуточный разупрочняющий отжиг; 2. финальный разупрочняющий отжиг, который использовался для возврата необходимой пластичности металлу после формообразующей ковки их вхолодную. На основе перечисленных выше операций и их конкретных 3 сочетаний выделено 5 основных технологических схем . Они

2

Выражаю глубокую благодарность моим научным руководителям д.и.н. Н. В. Рындиной и к.и.н. О. В Томашевич за их неоценимую помощь в работе над этой темой. 3 Технологическая схема — это совокупность основных приемов изготовления вещи с учетом их последовательности (Рындина, 1998, с. 78).

142


представлены в таблице 2. Необходимо уточнить, что имеется в виду под некоторыми терминами. Схема IA подразумевает отливку законченной формы, т. е. полное отсутствие какой-либо доработки. Таких предметов зафиксировано немного среди древнеегипетского материала. Третья схема предполагает наличие полуфабриката, очень близкого к форме готового изделия, который подвергается лишь косметической ковке. Таблица 2. Технологические схемы, использовавшиеся в Древнем Египте в РБВ № Категории предметов Формующие операции схемы I Литье: А) в жесткой одно- или А) топор, маленькие диски Б) носики кувшинов, статудвусоставной форме Б) в мягкую форму (по этки, женская головка, модели, амулеты, печать восковой модели) II Орудия и оружие, бритвы, Ковка веер, гвозди Литье полуфабриката + Орудия: топоры, тесла, зуIII зональная доработка куз- била, долота, ножи, гарпуны, пуансон нечными методами IV Литье заготовки + фор- А) головное украшение, сосуды, модель стола, зеркала, мующая ковка: А) заготовка в виде лис- бигуди, пинцеты та или просто тонкая за- Б) рыболовные крючки, готовка; браслеты, серьги, шейное Б) заготовка в виде дро- украшение, амулет в виде ибиса, косметические пата или проволоки лочки, скобы, застежки Изготовление составляю- Диадема, кувшины и их ноV щих деталей + их соедине- сики, статуя Пепи I и его ние различными методами сына, ладанка Долгое время исследователи не могли точно определить, использовали ли древние мастера холодную ковку и отжиг или горячую ковку в процессе доработки предмета (Лукас, 1958, с. 337; Кинк, 1967, с. 94). Серия металлографических анализов, проведенных в 1980-х гг., показала, что применялся, в основном, первый вариант (Davies, 1987, р. 119-120; Maddin et al., 1984, p. 35-39). Изобразительные источники также подтверждают результаты естественнонаучных изысканий. В гробнице Ти (V династия, Саккара) под изображением ковки листа стоит подпись: dj spr pw r fs iw f tw «помести этот лист нагреть, он


143

твердый» (рис.4, 2) (Drenkhahn, 1976, S. 19, 33; Klebs, 1915, S. 84; Scheel, 1985, Tab. 6, No. 8). На рельефе из гробницы Упемнеферет (V династия, Гиза) под той же сценой есть такая надпись: ps nn «это нагрето» (Drenkhahn, 1976, S. 19, 33; Scheel, 1985, Tab. 6, No. 4). По этим причинам в схеме III «кузнечные методы» обозначают попеременную ковку вхолодную и отжиг. Схема IV характеризуется использованием литого полуфабриката или заготовки, которые подвергаются формующей ковке. Она разделена на два варианта в зависимости от вида литой заготовки— тонкая пластина (А) или проволока (Б). Металлический лист, который лежит в основе многих предметов, особенно сосудов, легче произвести из тонкой пластины. Процесс получения металлического листа является самой распространенной сценой. Она встречается в 12 гробницах ДЦ и в 1 случае в СЦ (Drenkhahn, 1976, S. 18^22; Egypt, 1998, p. 372, fig. 73; Scheel, 1985, S. 123-124, 160, fig. 1, 2; Scheel, 1986, S. 191, fig. 3). Обычно на наковальню помещен металлический лист, по которому мастера бьют камнем (рис. 4, 2, 3, 5; 5, 1). Под такими изображениями встречаются следующие надписи: /г т shr (гробница Иби, VI династия, Дер ель-Гебрави), /г т р>кЛ (ДЦ), которые переводятся как «сделай в качестве листа» (Drenkhahn, 1976, S. 21, 33). Сцен, показывающих изготовление дротов или проволоки, не зафиксировано. В древности наиболее распространенными способами выделки проволоки являлись ковка и волочение (Рындина, 1963, с. 209). В Древнем Египте не найдено приспособлений, напоминающих волочильную доску, поэтому можно предположить, что проволоку ковали. Схема V по сути является более сложным вариантом схемы IVA. В данном случае вначале производятся детали будущего предмета, на последнем этапе их соединяют. Скрепляться детали могут механически, при помощи заклепок, кузнечной сваркой или с использованием припоя (Schorsch, 1992, р. 152). В Древнем Египте встречаются примеры твердого припоя (повидимому, серебро), например, на медных втулках для вертикальных подпорок балдахина из гробницы Хетепхерес (IV династия, Гиза), на трубках из гробницы Тутанхамона (XVIII династия, Долина царей) (Лукас, 1958, с. 340; Schorsch, 1992, р. 152). В Древнем Египте в РБВ чаще использовали заклепки, а припой применялся значительно реже.

144

С. А. Рузаново.

Вся разобранная нами техническая информация является обобщением технологических схем и приемов, доступных мастеру изучаемого периода. Некоторая детализация приемов обработки металла будет приведена в процессе разбора способов производства различных категорий предметов. Орудия. При изготовлении предметов этого класса применялись II, III и IVB схемы. По схеме III выполнены топоры, тесла, долота, зубила, массивные резцы, пуансоны, гарпуны, ножи. По схеме II делались топоры, пилы, ножи, тонкие резцы, кинжалы, гвозди; по схеме IVB — рыболовные крючки (Кинк, 1967, с. 95; Schorsch, 1992, р. 153). Топоры сделаны по схеме II и III. Изделия, выполненные по схеме III, относятся к типам 1 (плоские топоры (рис. 2, 7)), 2 (топоры с круглым лезвием (рис. 2, 2)), 3 (топоры с выступами (рис. 2, 3)), 6 (топоры в виде дубинки (рис. 2, 9)), 7 (топоры в виде полумесяца (рис. 2, 70)) (рис. 6, 2-3; 7, 1). С начала XX века считалось, что ранние плоские топоры были отлиты в открытых формах и затем их дорабатывали проковкой (Лукас, 1958, с. 337; Кинк, 1967, с. 93-94; Ogden, 2000, р. 157). Процесс разливки металла из тигля в литейные формы зафиксирован на 4 рельефах: в гробнице Ти (Саккара, V династия), Упеменферет (Гиза, V династия), Мерерука (Саккара, VI династия), Пепианх (Меир, VI династия) (рис. 4, 2-3; 5, 2-3) (Drenkhahn, 1976, S. 27, Abb. 12; Egypt, 1998, p. 372, fig. 73; Scheel, 1985, S. 160, fig. 1, 2). Изображения показывают, что оформление внешнего вида форм могло быть различным: плоские, округлые, прямоугольные, но нигде нет и намека на вторую или третью створку. Можно осторожно предположить, что имеется в виду открытая литейная форма. Известны немногочисленные находки самих литейных форм (Petrie, 1917, р. 61). Интересна в данном случае двойная форма для изготовления плоских тесел из Кахуна, датируемая XII династией. По-видимому, она была открытой (рис. 5, 8) (Petrie, 1917, р. 61, pi. LXXVII, 249). От времени СЦ дошла литейная форма топора (рис. 5, 9) (Davies, 1987, pi. 35, fig. 3-4). Эти вещи служат косвенным свидетельством того, что схожие по типу с плоскими топорами предметы продолжали отливать в открытых литейных формах в течение довольно длительного времени.


145

Установить при помощи металлографии, в каких примерно формах отливались изделия, можно только при изучении поперечных шлифов. Исследования показали, что на поперечном срезе отливок, полученных в открытых формах, иногда наблюдается неравномерное распределение эвтектики Cu-CuiO4: с одной стороны ее значительно больше, чем в глубинных частях отливки (Рындина, 1998, с. 16). Но среди собранных результатов металлографического анализа поперечных шлифов нет. После охлаждения металла полученные изделия проковывались по режущему краю и по сторонам орудия для того, чтобы сделать их более твердыми (рис. 6, 2). Полосы скольжения, которые появляются после деформации, зафиксированы на большинстве шлифов (рис. 6, 2). Иногда авторы указывают, что температура отжига была довольно низкой, т. к. двойники не всегда гомогенны, также иногда все еще видны следы напряжения (рис. 7, 1) (Maddin et al., 1984, p. 35). Возможно, температуру специально удерживали на низком уровне, т. к. мышьяк улетучивается, когда металл обрабатывается молотком в горячем состоянии (Tylecote, 1992, р. 13). Часто последней операцией в работе была проковка. Такая последовательность позволяет сохранить максимально возможную твердость металла. На одном экземпляре отсутствуют следы какой-либо обработки после отливки, т. е. он выполнен по схеме IA (Davies, 1987, р. 119). Можно объяснить этот факт двумя причинами: или предмет остался недоделанным, или он изначально предназначался для погребения и поэтому не требовалось достигать необходимой для работы твердости металла. Исследования топоров с отверстиями (рис. 2, 2, 4-8) показали более сложную технологию. При изучении места, где находится отверстие, обнаружилось, что оно гладкое внутри с сужением посередине, но несимметричное (Davies, 1987, р. 119). На основе этих данных автор исследования делает вывод, что отверстие было сделано при отливке предмета, а не просверлено на завершающем этапе (Davies, 1987, р. 119). 4

Существуют сплавы, компоненты которых в жидком виде полностью взаимно растворимы, а в твердом — нерастворимы и при кристаллизации образуют механическую смесь. Структура такой смеси при одновременном выделении компонентов из расплава называется эвтектикой (Рындина, 1998, с. 16).

146


Металлографическому анализу были подвергнуты 6 топоров полусферической формы (рис. 2, 4-5у 6, 8) (Davies, 1987, р. 120). Обнаружилось, что они были сделаны по схеме II. Работа завершилась холодной обработкой. В результате была достигнута высокая твердость— 169-303 VPN на лезвии (Davies, 1987, р. 120). Удивительно, что все предметы выполнены из мышьяковой бронзы, где количество мышьяка составляло 1,8-3,6%, в одном случае присутствовало олово: мышьяк (As) — 1,8 %, олово (Sn) — 1,4 % (для этого топора зафиксирована самая высокая твердость — 303 VPN). Металлографическое исследование проводилось для моделей тесла и пуансона (рис. 7, 2, б). Оба предмета после отливки подверглись механической доработке в холодном состоянии (схема III) (Maddin et al., 1984, p. 35, 39). Проба, взятая с тесла, показала наличие двойников у кристаллов, т. е. предмет отжигали, возможно, только один раз, в процессе обработки. Но последней операцией была ковка в холодном состоянии (рис. 7, 2) (Maddin et al., 1984, p. 35). Ножи могли быть как отлитыми (схема III), так и кованными (схема II) (рис. 2, 11-13) (Abraham, 1999, р. 174; Emery, 1949, р. 24-25). Фл. Питри нашел отлитую заготовку для ножа типа V, у которой была более короткая ручка и толстое лезвие (рис. 5, 10) (Petrie, 1917, р. 61, pi. LXXVII, 250). По-видимому, окончательная обработка включала проковку лезвия и оформление ручки. Процесс ковки часто изображается на рельефах. Кузнецы сидели на корточках перед камнем-наковальней и били плоским камнем, зажатым в правой руке, по куску металла, положенному на наковальню. Обычно на наковальне изображен металлический лист. Исследователи полагают, что в гробнице Небемахета (IV династия, Гиза) показан процесс обработки клинка (Drenkhahn, 1976, S. 18). К сожалению, состояние рельефа не позволяет надежно интерпретировать, чем может являться этот предмет. Среди готовых предметов орудия, а именно пила, топор и тесло, показаны в двух гробницах — Серефка (V династия, Шейх Сайд) и Инти (VI династия, Дешаше) (Drenkhahn, 1976, S. 19, 21). Предметы находятся возле ремесленников, а сам процесс их изготовления не показан (Drenkhahn, 1976, S. 34).


147

Завершающей операцией в изготовлении орудий и оружия, если это необходимо, была заточка (Drenkhahn, 1976, S. 34). Украшения из меди сделаны по трем различным схемам — IVA, IVB и V. Браслеты (один времени Древнего царства, другой — эпохи первого переходного периода (рис. 3, 8-9)) изготовлены по схеме ГУБ, в их основе лежит круглый в сечении дрот, который согнут в незамкнутое кольцо. Одинаковая толщина дрота и гладкая поверхность свидетельствуют о том, что он был отлит. Гнули, вероятно, на мягкой (деревянной?) оправке. Применение таких наковален в Древнем Египте известно по изучению технологии изготовления моделей предметов (Maddin et al., 1984, p. 37). Для производства серег (Среднее царство (рис. 3, 10)) также была применена схема IVB. Они выполнены из изогнутой проволоки. Шейное украшение (XI-XII династии) показывает искусную работу (рис. 3, 23). Проволока очень тонкая и перекрученная. Данных о том, что его как-то исследовали, нет, поэтому трудно предположить, каким методом получили такую проволоку. Но видна значительная разница по сравнению с предыдущими изделиями. Диадема времени IV династии представляет схему V (рис. 2, 32). Она состоит из 4-х частей: ленты и 3-х «фигурок», прикрепленных к основе заклепками (Dunham, 1946, р. 24). «Фигурки» представляют собой изображения цветов и птиц. Лента выполнена из металлического листа. Орнамент выполнен из медного листа, вырезанного по необходимой форме. Затем на эту заготовку нанесли гравировальным инструментом рисунок, в результате чего получился низкий рельеф. На обратной стороне также видно глубоко врезанное изображение (Dunham, 1946, р. 25). Всю эту конструкцию покрыли тонким листом золота. Лента времени VII династии произведена по схеме IVA. На простую металлическую полоску нанесен состоящий из точек узор, проделанный пуансоном. Сосуды. Собраны результаты металлографического анализа 4 моделей разных сосудов и рентгенорадиографического анализа 7 кувшинов (рис. 8). Производили сосуды по схемам 1Б, IVA и V. Самой распространенной схемой в РБВ являлась вторая. По ней были сделаны такие виды сосудов: подносы, блюдо (Рис. 2, 31)у тарелки, носики от кувшинов, кубки (рис. 2, 30; 3,

148

С. А. Розанова

4), чаши, сосуды 6 и 7 типов, тазы (рис. 2, 29; 3, 3). Схема IB применялась только для производства носиков от кувшинов (рис. 2, 25-26). Схема V характерна для кувшинов, т. к. они состоят из двух частей — тулова и носика (рис. 2, 27-28). Более тщательное исследование показало, что применялись разные приемы. Металлографический анализ выявил, что вначале заготовку проковывали до получения тонкого листа (Maddin et al., 1984, p. 36-37). В одном случае лист ковался вхолодную, а в конце его отожгли в течение короткого времени. Об этом свидетельствуют неполная рекристаллизация зерен и появление только у некоторых зерен двойников (Maddin et al., 1984, p. 36). Выбор такой техники связан с видом конечного продукта — подноса, — который не требует серьезной обработки и, следовательно, хорошей пластичности металла. При изготовлении более сложных форм, например, блюд, тарелок, чаш, применялись попеременная проковка и отжиг при температуре е около 500 С. Это было определено по хорошо видимым двойникам зерен (рис. 7, 7-8) (Maddin et al., 1984, p. 37). Изобразительные источники прекрасно иллюстрируют этот процесс. На рельефах обычно показана такая последовательность: отливка заготовки, затем ее проковка на наковальне, далее мы видим или сосуд на наковальне, или готовый продукт в руках ремесленника, иногда рабочие его полируют (Drenkhahn, 1976, S. 33). Сцены изготовления зафиксированы в 8 гробницах: Небемахет (IV династия, Гиза) (рис. 4, 4), Имери (V династия, Гиза), Сенеджемиб (VI династия, Гиза), Хенемхетеп (V династия, Саккара), У нас (V династия, Саккара), Мерерука (VI династия, Саккара) (рис. 4, 3), Инти (VI династия, Дешаше), Пепианх (VI династия, Меир). Исследователи осторожно предполагают, что древние египтяне могли на этом этапе работы использовать деревянную наковальню. На некоторых сосудах прослеживается неравномерная проработка (Maddin et al., 1984, p. 37). На рельефе из гробницы Имери (V династия, Гиза) показано, как ремесленник обрабатывает сосуд, положенный на наковальню, отличающуюся от той, на которой проковывают лист металла (Drenkhahn, 1976, Abb. 15; Кинк, 1967, с. 96). В данном случае мы видим вертикальную подставку, удобную для выколачивания сосуда


149

(рис. 5, 7). Однако изобразительный материал не позволяет определить материал, из которого сделана наковальня. Сцена изготовления сосуда из гробницы Небемахета (IV династия, Гиза) показывает технику изготовления, обнаруженную на модели кувшина из Абадии, VI династия (рис. 4, 4) (Drenkhahn, 1976, Abb. 14; Schorsch, 1992, p. 157). Из металлического листа вырезана форма будущего сосуда с носиком, которая затем сгибается и стык закрепляется заклепками (Drenkhahn, 1976, S. 33). Более сложная технология использовалась для создания кувшинов. Тулово и носик кувшинов изготавливались по отдельности. Тулово очень редко отливалось. Фактически исследователи указывают только 2 кувшина, которые, возможно, выполнены таким способом (Schorsch, 1992, р. 155). В. В. Павлов и С. И. Ходжаш отметили, что кувшин из собрания ГМИИ был отлит в форме (Павлов, Ходжаш, 1959, с. 93, инв. № I, la 1324 (ИГ 1838)). Осмотр этого сосуда показал, что на его поверхности нет следов швов, что свидетельствовало бы об отливке в форме5. Могли применить литье по восковой модели, но на кувшине не обнаружено каких-либо следов инструментов, используемых при изготовлении восковой модели. Стенки сосуда довольно толстые. Д. Шорш, однако, указывает, что у отлитого кувшина из Музея изящных искусств (Бостон) стенки тонкие (Schorsch, 1992, р. 155). На основе всего вышесказанного кувшин из ГМИИ отнесен нами к выколоченным сосудам. В основном кувшины в Древнем Египте выполнены путем выколотки (Schorsch, 1992, р. 155). Признаками такой работы служат: отсутствие шва, наличие трещин, перпендикулярных краю сосуда. На 5 кувшинах, исследовавшихся радиографическим методом, отмечено наличие таких трещин на крае (Schorsch, 1992, р. 158). При такой технологии обычно тулово сделано из одного куска металла. Вместе с тем древнеегипетский материал показывает два исключения — сосуды из гробницы Чечу (VI династия, Саккара) и 3 модели из гробницы Импи (VI династия, Гиза). У этих предметов дно было выполнено

5

Я благодарю О. А. Васильеву, сотрудника ГМИИ им А. С. Пушкина, за возможность осмотреть металлические предметы из собрания музея, а также хранителя этой коллекции О. П. Дюжеву.

150


отдельно, а затем присоединено к тулову (Schorsch, 1992, р. 158). Рентгенорадиографическое исследование кувшина из Саккары показало, что после того, как тулово было изготовлено, в дне полученного «сосуда» вырезали отверстие, которое стало горловиной. Затем к тулову присоединили дно, близкое по форме к чашке. Внутри дно было покрыто слоем свинца в 3—4 мм (рис. 8, 9). Исследователь предположила, что это было сделано для придания устойчивости кувшину, т. к. к VI династии носики становятся очень длинными и массивными (Schorsch, 1992, р. 156). Донца моделей из Гизы присоединены механически и следов свинца на них не обнаружено (там же). Носики кувшинов могли быть сделаны двумя способами. Первый способ заключался в литье по восковой модели со стержнем внутри (схема 1Б). Литые носики появляются при I династии и применяются до V-FV династий (рис. 2, 25) (Radwan, 1983, р. 19; Schorsch, 1992, р. 150). В выборке представлены отдельный литой носик из гробницы Хасехемуи (II династия) и носики на кувшинах из Бейт Халлафа (III династия), Седмета (II династия), носик на кувшине из собрания ГМИИ ^Древнее царство). Иногда делались двойные носики методом доливки по восковой модели (рис. 2, 26\ (Petrie, 1937, р. 26; Radwan, 1983, р. 19; Schorsch, 1992, р. 151). Подобный экземпляр происходит из гробницы Хасехемуи (II династия, Абидос). Двойные носики использовались только до III династии (Schorsch, 1992, р. 151). При втором способе использовали кованный металлический лист. Носик могли делать из одного куска металла, который согнут в соответствующую форму. Получался почти прямой предмет (рис. 2, 24) (Schorsch, 1992, р. 150). В выборке только один носик, выполненный таким методом, — из гробницы Хасехемуи (II династия, Абидос) (Petrie, 1937, р. 26, pi. XXXIX, 1). Более распространенными были носики из 2-х частей. Нижняя часть была сформирована из металлического листа, согнутого так, что в сечении получалась буква U или V. Верхняя часть была изготовлена из прямого листа. На обеих были сделаны выступы, которые помогали скрепить детали друг с другом (рис. 9, 1-4) (Schorsch, 1992, р. 150). Такой способ появился в Древнем царстве, особенно часто его использовали при VI династии. В выборке несколько экземпляров кувшинов с подоб-


151

ными носиками: из гробницы Чечу 2 предмета (VI династия, Саккара), модель из гробницы Импи (VI династия, Гиза), 3 сосуда из Лувра. Прикрепляться носики к тулову могли по-разному. При помощи заклепок присоединялись, в основном, носики, сделанные из двух листов. Для этого специально оставлялись выступы (рис. 9, 1) (Schorsch, 1992, р. 153). Такое крепление характерно для сосудов эпохи Древнего царства, а именно VI династии. На литых носиках при их формовке делалось дополнение-юбочка, расположенное перпендикулярно поверхности предмета. Когда носик помещался в отверстие, это дополнение оказывалось на внешней поверхности кувшина. Затем механическим способом его плотнее крепили к тулову. Внутри также сгибали часть носика (Schorsch, 1992, р. 154). Второй способ зафиксирован на кувшинах из Бейт Халлафа (III династия), Седмета (II династия), из гробницы Хетепхерес, на сосуде из собрания ГМИИ (инв. № I, 1а 1324 (ИГ 1838), ДЦ). На кувшине из коллекции ГМИИ обнаружены капли светлого металла в районе крепления носика к тулову. К сожалению, анализ химического состава не проводился, поэтому невозможно определить металл. В Древнем Египте встречаются примеры твердого припоя (по-видимому, серебро), например, на медных втулках для вертикальных подпорок балдахина из гробницы Хетепхерес (IV династия, Гиза), на трубах из гробницы Тутанхамона (XVIII династия, Долина царей) (Лукас, 1958, с. 340; Schorsch, 1992, р. 152). Можно предположить, что в нашем случае светлый металл является припоем. С другой стороны, сосуд подвергался реставрации, и, следовательно, это могут быть следы современной работы. Четыре технологические схемы использовались для производства культовых предметов — IB, IVA, IVB и V; доминирует здесь первая схема. По схеме 1Б изготовлены амулеты в виде ног, соколов (рис. 3, 14), грифа и печать в виде обезьяны (рис. 3, 15) (Petrie, 1917, р. 61). Этот способ традиционен для категории амулетов, особенно со времени Среднего царства (Roeder, 1956, S. 521). Исключением является амулет в виде ибиса, сделанный из проволоки (схема FVB) (рис. 3, 13). На одном участке проволока расплющена

152


для того, чтобы изобразить крыло птицы. Модели корзинок также были отлиты по восковой модели (рис. 3, 17-18). Модель стола (VI династия, Гиза) выполнена по схеме IVA. Использовался один лист металла, полученный, как и в случае с сосудами, из заготовки путем ее проковки. После того, как сформирован лист нужного размера, его отожгли, чтобы сделать металл мягче. Затем его согнули так, что получились по бокам щитки — ножки. Чтобы сделать настоящие ножки и перекладины, часть металла была вырезана. В процессе работы предмет постоянно нагревали, что отразилось в полной рекристаллизации (рис. 7, 3) (Maddin et al., 1984, p. 35). Статуэтки небольшого размера отлиты по восковой модели (схема IB). Об этом свидетельствует сложность композиций, проработка тонких деталей (рис. 3, J6). До сих пор не проведены какие-либо анализы для определения способа изготовления статуй Пепи I и Меренра (VI династия, Иераконполь). В первой половине XX века высказывались две гипотезы: статуи выкованы или изготовлены методом литья. X. Гарланд и С. О. Баннистер утверждали, что детали статуй, их форма, наличие заклепок свидетельствует о том, что они были отлиты (Ogden, 2000, р. 158). А. Лукас осторожно высказывался в пользу первой точки зрения. Он считал, что если бы они были отлиты, они должны были бы отливаться в закрытых формах, а это в тот период было неосуществимо ввиду выделения из металла при остывании пузырьков газа (Лукас, 1958, с. 339). Г. Редер более уверенно высказал предположение, что части статуй были выполнены чеканкой по какой-то форме, а затем соединены вместе (Roeder, 1956, S. 518). Сегодня его мнение наиболее распространенное (Malek, 1999, р. 149; Сокровища Египта, 2003, с. 85). Таким образом, для изготовления самых больших статуй в РБВ была применена схема V. По той же схеме была сделана ладанка. Металлографическое исследование нижней части этого предмета показало, что вначале заготовку проковывали до получения тонкого листа (Maddin et al., 1984, p. 39). Тулово сосуда и его база были выполнены из разных листов металла. Один лист свернули так, что получился цилиндр. Шов был сварен ковкой. Край второго листа был свернут таким образом, чтобы туда можно было вставить цилиндр (рис. 7, 5) (Maddin et al., 1984, p. 39).


153

Слитки и пластины были изготовлены по схеме I.

Туалетные принадлежности. Бритвы выполнены по схеме II (рис. 2, 21) 3, i) (Maddin et al., 1984, p. 38). Зеркала, бигуди, пинцеты изготовлены по схеме IVA (рис. 2, 19-20у 22-23; 3, 5-6, 22у 24). Одно зеркало из коллекции Лувра (Древнее царство, Завиет эль-Мейт) было сделано из двух тонких листов меди (D'Abbadie, Michel, 1972, p. 43). Предполагают, что некоторые зеркала имели «посеребренную» поверхность. Достигалось это благодаря свойству мышьяка расслаиваться на поверхности и образовывать серебристый слой, который можно было полировать (Muhly, 1980, р. 26). Желобчатая деталь бигудей изготовлена из металлического листа, согнутого в необходимую форму. Вторая часть этих изделий произведена по описанной для этой категории предметов схеме. Пинцеты, относящиеся к раннединастическому периоду, сделаны из тонкого листа металла, согнутого в нагретом состоянии. Более поздние изделия, вероятно, сначала отливались в виде длинной пластины. На некоторых экземплярах некоторые участки тоньше других, что может свидетельствовать о проковке. Затем полоску в нагретом состоянии сгибали. Косметические палочки выполнены из литого дрота, круглого в сечении, т. е. по схеме IVB (рис. 3, 21). Один или оба конца палочки расплющены — им придана форма ложки. Прочее. В этой категории собраны разные по функциям предметы. Вместе с тем, их изготовление велось по трем схемам. Женская головка полая внутри выполнена по схеме IB (рис. 3, 19), о чем свидетельствует проработанность деталей. Затем головка была прикреплена к прямоугольной базе. По этой же схеме были сделаны два маленьких диска. Схема II была применена для производства веера (рис. 3, 25). В завершении к нему был приварен черенок. Основой для зажимов и застежек послужила проволока, согнутая в необходимую форму, т. е. работа велась по схеме IVB (рис. 3, 20) (Кинк, 1967, с. 95). Положение чистой меди и мышьяковой бронзы как наиболее употребляемого материала в производстве металлического инвентаря определило и их преимущественное использование в большинстве технологических схем. Предметы из этих мате-

154


риалов изготавливались по всем схемам. В двух схемах — II и III — медь и мышьяковая бронза доминировали. Связано это с тем, что II и III технологические схемы использовались для производства орудий и оружия, для которых в течение РБВ применялись только медь и мышьяковая бронза. С XII династии этот класс изделий начинают изготавливать из оловянных бронз, но схемы производства остались прежними. Другие схемы сочетаются с более широким набором сплавов. Предметы, относящиеся к схеме 1Б, были сделаны из «чистой» меди, сплавов меди с мышьяком (Cu+As), меди с мышьяком и оловом (Cu+As+Sn), меди с оловом (Cu+Sn), меди с оловом и свинцом (Cu+Sn+Pb). В отличие от двух предыдущих схем оловянные бронзы начинают использовать для литья по воску с раннединастического периода. В IV и V схему входят предметы, плохо изученные с точки зрения технологии производств, но именно они показывают самый широкий набор сплавов, в том числе редких в Древнем Египте многокомпонентных. В основном это изделия, принадлежащие к классам сосудов, культовых предметов, туалетных принадлежностей. Очевидно, что древние мастера были осведомлены о различиях сплавов и умели применять свои знания для решения сложных технологических (например, литье составных изделий по восковой модели, метод выколачивания) и эстетических проблем. Технология изготовления металлического инвентаря отличается стабильностью на протяжении всего РБВ и некоторой ограниченностью в наборе технологических схем. Предпочтение отдавалось довольно несложным схемам — литью в открытые формы, разным видам кузнечной обработки, которые часто дополняли литьё, причем наиболее сложные предметы, такие как сосуды, статуи, выполнены при помощи последней техники. Подобные технологии известны на Ближнем Востоке уже с середины Утыс. до н. э. (Рындина, 2003, с. 102; Терехова, 1975, с. 46). В то же время на территории Анатолии, Месопотамии и Ирана успешно применяют литье в разъемные формы, а с первой половины IV тыс. до н. э. в сложные разъемные формы со вставным стержнем (Рындина, 2003, с. 102-103; она же, 1998, с. 26).


155

Важнейшим достижением древнеегипетских мастеров в технологии производства стали литье по восковой модели и выколотка, применяющиеся для изготовления сосудов, производства составных изделий. Хотя эти приемы фиксируются с начала раннединастического периода, вещи выполнены уже весьма искусно. Литье по восковой модели используется в течение всего Древнего царства, но особенно популярным оно становится с VI династии, о чем свидетельствует увеличение числа амулетов, статуэток, различных мелких предметов, которые были сделаны по этому методу. Наиболее тонко выполненные изделия относятся уже к началу Среднего царства. Литье по восковой модели появляется в Передней Азии в середине — второй половине IV тыс. до н. э. и одновременно становится популярным в Месопотамии (Моогеу, 1999, р. 256-257), в Иране в эпоху Суз II (Talion, 1987, р. 316), на юге Леванта (клад Нахал Мишмар, Рындина, 1998, с. 25). Итак, уже с начала РБВ древними египтянами освоены все перечисленные выше технологические схемы. В течение всего РБВ ремесленники их осваивают, добиваясь высокой степени мастерства. Путь освоения технологии обработки металла был своеобразным, но Египет не был, в то же время, отрезан от соседних культур. Литература Авилова, Антонова, Тенейшвили, 1999— Авилова Л. И., Антонова Е. В., Тенейшвили Т. О. Металлургическое производство в южной зоне Циркумпонтийской металлургической провинции в эпоху ранней бронзы // РА, 1999. № 1. Каменский, 1 9 9 0 — Каменский А. Г. Металлообрабатывающее производство племен северо-восточного Кавказа в период средней бронзы. М., 1990. Кинк, 1 9 6 7 — Кинк X. А. Как строились египетские пирамиды. М., 1967. Лукас, 1 9 5 8 — Аукас А. Материалы и ремесленные производства Древнего Египта. М., 1958. Павлов, Ходжаш, 1959 — Павлов В. В., Ходжаш С. И. Художественное ремесло Древнего Египта. М., 1958. Рындина, 1963 — Рындина Н. В. Технология производства новгородских ювелиров X-XV вв. // МИА, 1963. № 117. Рындина, 1998 — Рындина Н. В. Древнейшее металлообрабатывающее производство Юго-Восточной Европы. М., 1998.

156

С. А. Рузаново.

Сокровища Египта, 2003 — Сокровища Египта. Иллюстрированный путеводитель по египетскому музею в Каире. М., 2003. Эмери, 2001 — Эмери У. Б. Архаический Египет. СПб., 2001. Терехова, 1 9 7 5 — Терехова Н. Н. Металлообрабатывающее производство у древнейших земледельцев Туркмении // Очерки технологии древнейших производств. М., 1975. Abraham, 1999 — Abraham M. Analysis of a Collection of Egyptian Tools and Weapons at the Los Angeles Country Museum of Art using Typology, Metallurgy and ICP // Metals in Antiquity. BAR S792. Oxford, 1999. Bietak, 1 9 8 4 — Bietak M. Problems of Middle Bronze Age Chronology: New Evidence from Egypt // AJA. V. 88, 1999. No. 4. Cowell, 1987 — Cowell R. M. Scientific Appendix I: Chemical Analyses // Catalogue of Egyptian Antiquities in the British Museum VII. Tools and Weapons I. Axes / Ed. W. V. Davies. L, 1987. D'Abbadie, Michel, 1972 — D'Abbadie J. V., Michel F. Analyse de quarante miroirs appartenant au Department des Antiquites egyptiennes du Musee du Louvre // Annales du Laboratoire de Recherche des Musees de France, 1972. Davies, 1 9 8 7 — Davies W. V. Catalogue of Egyptian Antiquities in the British Museum VII. Tools and Weapons I. Axes. L., 1987. Drenkhahn, 1976 — Drenkhahn R. Die Handwerker und Ihre Tätigkeiten im Alten Ägypten. Wiesbaden, 1976. Dunham, 1946 — Dunham D. An Egyptian Diadem of the Old Kingdom / / BMFA. V. XLIV, 1946. No. 255. Dunham, Simpson, 1974 — Dunham D., Simpson W. K. The Mastaba of Queen Mersyankh III. Boston, 1974. Egypt, 1998— Egypt. The World of the Pharaohs / Ed. by R. Schulz, M. Seidel. Könemann. 1998. Emery, 1949 — Emery W. B. Great Tombs of the First Dynasty. Cairo, 1949. Frankfort, 1930 — Frankfort H. The Cemeteries of Abydos: Work of the Season 1925-26 / / JEA. V. 16, 1930. No. 3-4. Fecri, 1980— Hassan A. Fecri. Radiocarbon Chronology of Archaic Egypt / / JNES. V. 39. 1980. Hodjash, Berlev, 1982.— Hodjash S., Berlev O. The Egyptian Reliefs and Stelae in the Pushkin Museum of Fine Arts. Leningrad, 1982. Klebs, 1915 — Klebs L Die Reliefs des Alten Reiches. Heidelberg, 1915. Maddin et al., 1984. — Maddin R., Stech Т., Muhly J. D, Brovarski E. Old Kingdom Models from the Tomb of Impy: Metallurgical Studies // JEA, 1984. Vol. 70. Malek, 1999 — Malek J. Egyptian Art. L., 1999. Mond, Myers, 1937—Mond R., Myers O. H. Cemeteries of Armant I. Vol. I. L., 1937. Moorey, 1 9 9 9 — Moorey P. R. S. Ancient Mesopotamian Materials and Industries. The Archaeological Evidence. Winona Lake: Eisenbrauns, 1999.


157

Muhly, 1980 — Muhly D. The Bronze Age Setting // The Coming of the Age of Iron / Ed. T. A. Wertime, J. D. Muhly. New Haven - L., 1980. Ogden, 2000— Ogden L. Metals // Ancient Egyptian Materials and Technology / Ed. P. T. Nicholson, I. Shaw. Cambridge, 2000. Petrie, 1889-90 — Petrie W. M. Flinders. Illahun, Kahun and Gurob. L. Petrie, 1902-03 — Petrie W. M. Flinders. Abydos I — II. L., 1889-90. Petrie, 1907 — Petrie W. M. Flinders. Gizeh and Rifeh. L., 1907. Petrie, 1917 — Petrie W. M. Flinders. Tools and Weapons. L., 1917. Petrie, 1925 — Petrie W. M. Flinders. Tombs of the Courtiers and Oxyrhynkhos. L., 1925. Petrie, 1937 — Petrie W. M. Flinders. Stone and metal vases. L., 1937. Radwan, 1991. — Radwan A. Ein Treppengrab der 1. Dynastie aus Abusir// MDAIK. Bd. 47, 1991. Riederer, 1982— Riederer J. Die naturwissenschaftliche Untersuchung der Bronzenden Staatlichen Sammlung Ägyptischer Kunst in München / / BBA. Bd. 7, 1982. Roeder, 1956 — Roeder G. Ägyptische Bronzefiguren. Berlin, 1956. Scheel, 1985— Scheel B. Studien zum Metallhandwerk im Alten Ägypten I. Handlungen und Beischriften in den Bildprogrammen der Gräber des Alten Reiches / / SAK. Bd. 12, 1985. Scheel, 1986 — Scheel B. Studien zum Metallhandwerk im Alten Ägypten II. Handlungen und Beischriften in den Bildprogrammen der Gräber des Mittleren Reiches / / SAK. Bd. 13, 1986. Schorsch, 1992 — Schorsch D. Copper Ewers of Early Dynastie and Old Kingdom Egypt— An Investigation of the Art of Smithing in Antiquity / / MDAIK 48, 1992. Tallon, 1987— Tallon F. Metallurgie susienne I. De la fondation de Suse au XVIIIe siecle avant J.-C. P., 1987. Tylecote, 1992 — Tylecote R. F. A History of Metallurgy. L., 1992. Wells, 2001 — Wells A. Ronald. Technology and Engineering / / The Oxford Encyclopedia of Ancient Egypt / Ed. By Donald B. Redford. V. HI. Oxford, 2001. Подписи к рисункам Рис. 1. Карта Египта. Рис. 2. Металлические изделия эпохи раннего бронзового века. 1-10 — топоры (Davies W. V., 1987); 11-13 — ножи (Petrie F1., 1903; он же, 1925; Эмери У., 2001); 14-15 —долота (Petrie F1., 1907); 16 — сверло; 17-18 — тесла (Petrie F1., 1903); 19-20— пинцеты (Petrie FL, 1889; он же, 1925); 21 — бритва (Reisner G. А., 1927); 22 — зеркало (Petrie FL, 1903); 23 — бигуди (Petrie FL, 1889); 24-26— носики от кувшинов; 27-28— кувшины; 2 9 — таз; 30— кубок (Petrie FL, 1903); 31 — блюдо (Эмери У., 2001); 32 — диадема (Dunham, 1946).

158

С. A. Pi/заново.

Рис. 3. Металлические изделия эпохи раннего бронзового века. 1 — бритва 1ДЦ); 2 — мотыга ДЦ); 3 — таз ЩЦ); 4 — кубок ЩЦ); 56 — пинцеты (XII дин., Рифе); 7 — украшение для волос (VI дин., Kay); 8 - 9 — браслеты 1ДЦ, Kay и IX/X дин., Абидос соответственно); 10 — серьга (IX/X дин., Абидос); 11 — кольца (IX/X дин., Kay); 1 2 — бусы (XII дин., Абидос); 13-14— амулеты (XII дин., Абидос); 1 5 — печать в виде сидящей обезьяны (VII дин.); 16 — статуэтка (ДЦ); 17-18 — модели корзинок (РД период, Гиза); 19 — головка женщины (XII дин., Лахун); 2 0 — зажимы от ящика (VI дин., Kay); 21 — косметическая палочка (XII дин., Абидос); 22 — бигуди (VI/X дин., Махасна); 23 — шейное украшение (XII дин., Кубанийя); 24 — зеркало (VI дин., Kay); 25 — веер СДЦ, Дендера). Рис. 4. Изображения металлообрабатывающих мастерских на рельефах из различных гробниц. 1 — гробница Нианххнума и Хнумхотепа, Саккара, V дин.; 2 — гробница Ти, Саккара, V дин.; 3 — гробница Мерерука, Саккара, VI дин.; 4 — гробница Небемахета, Гиза, IV дин.; 5 — гробница Хетии, Бени Хасан, XII дин. Рис. 5. 1-7 — изображения работы ремесленников с металлом из различных гробниц: 1 — обработка металлического листа на наковальне (Упемнефрет, Гиза, V дин.); 2-5 — разлив расплавленного металла по формам; 8-9 — открытые литейные формы; 10 — заготовка для ножа. Рис. 6. Исследование микроструктуры топора. 1 — место взятия проб; 2 — шлиф, взятый на режущем крае; 3 — шлиф, взятый на обухе; 4 — шлиф, взятый в районе отверстия (Davies W. V., 1987. PL 33). Рис. 7. Образцы микроструктур. 1 — модель топора, 2 — модель тесла, 3 — модель стола, 4 — модель крышки от вазы, 5 — нижняя часть ладанки, 6 — пуансон, 7 — модель блюда, 8 — модель вазы (Maddin R. et al., 1984. PI. VIII-XI). Рис. 8. Результаты рентгенорадиографического исследования кувшинов. 1-3 — кувшин из Бейт Халафа, III дин.; 4-6 — сосуд из Седмета, II дин.; 7 - 8 — сосуд из Дендера, XIX дин.; 9 — кувшин из Саккары, VI дин.; 10-11 — сосуд из Гизы, VI дин. (Schorch D., 1992, pi. 31-36). Рис. 9. Способ крепления носика к кувшину (сосуд из гробницы Импи, Гиза, VI дин.) (Schorsch D., 1992, р. 151).


Иллюстрахщи

Рис. 1

159

160


\п 2

^7'

4 -^1

10

6

б

Г /

V!

15

16

17

18

12

.J 19

14

13

11

\

20

23

21

" 1 \" 27

24

Г 22

25

26

/ Г

28

29

Рис. 2

30

31


161

25

Рис. 3

162



10

Рис. 5

163

164



Рис. 7

165

166

С. А. Руэаиова

Рис. 8


Рис. 9

167

Адхоны в Чаче Э. В. Ртвеладзе, Дж. Я. Ильясов (Институт искусствознания АХ Республики Узбекистан, Ташкент)

Недавно археолог К. А. Шейко передал нам для изучения уникальную монету, найденную в 2004 г. на городище Канка, расположенном в Ташкентской области1. Монета была найдена на поверхности городища и не имеет археологического контекста; тем не менее, она представляет очень большой интерес с точки зрения изучения некоторых аспектов сложной истории Средней Азии хионитско-эфталитского периода. Описание. Монета бронзовая (медная?), диаметр 24 мм, вес 3,48 г, один край обломан, соотношение сторон — 9 ч. Л. ст. В круге из крупных точек бюст правителя, повернутый вправо от зрителя на три четверти. Поверхность аверса испорчена коррозией, однако некоторые детали портрета различить удается: представлен мужчина с выступающими скулами и подбородком, довольно широким прямым носом, высоким лбом. Волосы недлинные, детали прически не различаются. В правом ухе, возможно, была серьга; на шее — массивная гривна (рис. 1). Об. ст. Все центральное поле занято крупным изображением тамги, спргша и слева от которой по кругу расположена надпись согдийским письмом. Тамга в виде обращенного рожками вверх полумесяца, помещенного на невысоком вертикальном стержне, который стоит на подставке с загнутыми вверх ножками (рис. 2).

1

О городище Канка см.: Массой М. Е. Ахангеран. Археолого-топографический очерк. Ташкент, 1953, с. 105-114; Абдуллаев К. Археологическое изучение городища Канка (1969-1972) // История материальной культуры Узбекистана. Вып. 12. Ташкент, 1975, с. 128-154; Древняя и средневековая культура Чача. Ташкент, 1979, с. 59-109; Древний и средневековый город Восточного Мавераннахра. Ташкент, 1990, с. 6-77; Bogomolov G. /., Burjakov Ju. F. Sealings from Kanka //In the Land of the Gryphons. Firenze, 1995, p. 217-237.

170

Э. В. Ртвеладзе, Дж. Я. Ильясов

Этот знак не что иное, как очень четко воспроизведенная «тамга алхонов» (das Alxon-Tamga) или S 1 по Р. Гёблю2. Что касается согдийской легенды, то она сохранилась далеко не полностью. Справа от тамги осталось несколько знаков, в которых, как будто, можно видеть буквы б, у, п, к. Вероятно, это часть слова с'бупк— т. е. «чачский» (чтение Э. В. Ртвеладзе). От других слов легенды слева от тамги сохранилась лишь одна буква — ш, относившаяся, скорее всего, к титулу — xwß (или, что менее вероятно, к имени). Возможность более уверенно судить о данной надписи появится после находок других экземпляров монет с хорошей сохранностью. Отметим, что наименование б'бупк xwß — «чачский государь» известно по согдийскому документу А-14 с горы Муг3, а также по другим типам монет из Чачского оазиса 4 . Чачская принадлежность публикуемой монеты, определяемая местом находки — городище Канка, а также предполагаемым наличием слова «чачский» в легенде, приходит в некоторое несоответствие с существующими представлениями о распространении тамги S 1. Эта тамга до сих пор не была отмечена ни на одной из монет, выпускавшихся различными династиями, правившими в Трансоксиане. Зато она свойственна чекану династий, царивших в гораздо более южных и значительно удаленных от Чача загиндукушских владениях— Кабулистане и Северной Индии. Судя по монетным легендам, династии эти принадлежали к этнической группе, называемой «алхон» в надписях бактрийским письмом. Согласно приведенным Р. Гёблем нумизматическим материалам, тамга S 1 впервые появляется на монетах эмиссий 36 и 37, а затем присутствует почти на всех многочисленных монетных 5 сериях алхонов, в том числе Хингилы, Тораманы и Михиракулы . 2

Gobi R. Dokumente zur Geschichte der iranischen Hunnen in Baktrien und Indien. Wiesbaden, 1967, Bd. I. S. 155. 3 Лившиц В. А. Согдийский посол в Чаче Щокумент А-14 с горы Муг) // СЭ, 1960, № 2, с. 92-109. 4 Ртвеладзе Э. В. Древние и раннесредневековые монеты области Чач // Ртвеладзе Э. В. Древние и раннесредневековые монеты историко-культурных областей Узбекистана. Т. I. Ташкент, 2002а, с. 246, 247. Табл. XXVI: 1, 6 V 5 Бели быть точными, то название «алхон» фигурирует на монетах более чем 140 эмиссий (эм. 33-176) из 297, выделенных Р. Гёблем. Тамга

Алхоны в Чаче

171

На всех этих монетах тамга S 1 помещена на лицевой стороне слева (чаще) или справа от портрета правителя. Исключение представляют монеты эмиссий 37 и 38. Это, как и чачская, медные монеты, в отличие от большинства монет с тамгой алхонов, чеканенных из серебра. Тамга на этих монетах, также как и на чачской, нанесена на оборотную сторону6. Согласно Р. Гёблю, лицевые стороны этих монет чеканены по типу сасанидских монет Шапура II (309-379). Монеты эмиссий 37 и 38, по всей вероятности, анэпиграфны; они были монетами мелкого номинала — медной разменной мелочью (Kleingeld) для серебряных драхм эмиссии 36, чеканенных по образцу драхм Шапура II, в которых обычная пехлевийская легенда дополнена написанным бактрийским письмом словом AAXONO, а под ним помещена тамга S I 7 . Опираясь на эти данные, можно полагать, что тамга S 1, аналогичная тамге на чачской монете, появляется, вероятнее всего, в конце IV в. н. э., а затем проставляется вплоть до конца VI — начала VII в. н. э. на монетах правителей Индии, имевших хионито-эфталитское происхождение. Эта тамга почти всегда сопровождается бактрийской легендой AAXONO или AAXO/ANANO. Это слово, возможно, было именем родоначальника династии, что является нередким явлением в нумизматике Средней Азии. Как примеры можно привести согдийские монеты с именем Гиркода, парфянские с именем Аршака, кушанские, на которых при именах правящих царей проставлено имя родоначальника династии— Кушана8, а также бухарские медные монеты V-VII вв. с именем Асбара9.

S 1 присутствует на монетах эмиссий 36, 37, 39-44, 49-53, 56, 57, 61, 63-65, 68, 70-74, 78, 80, 81, 86, 92, 105, 107, 112, 113, 117, 118, 158, 159, 161, 162, 225, 227-239, 252, 253, 257 и 258, см.: Gobi, 1967. Bd. I, S. 54-125; Bd. IV, Taf. 14: 1. 6 Gobi, 1967, Bd. I, S.57; Bd. Ill, Taf. 15. 7 Gobi, 1967, Bd. I, S.56, 57; Bd. Ill, Taf. 14: 1. 8 Ртвеладзе Э. В. О типологии монет Кушана («Герая-Санаба») // Ртееладзе Э. В. Древние и раннесредневековые монеты историко-культурных областей Узбекистана. Т. I. Ташкент, 20026, с. 136, 137. 9 Ливший В. А. Кеш (Шахрисябз) в согдийских текстах и монетных легендах // Центральная Азия от Ахеменидов до Тимуридов. Археология, история, этнология, культура. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения А. М. Беленицкого. СПб, 2005, с. 124, прим. 1.

172


Более традиционно слово «алхон» (или «алхан» по Г. Хумба10 ху ) интерпретируется как этническое наименование. Мнения авторов настоящей статьи в этом вопросе несколько отличаются. Один из них считает слово «алхон» самоназванием эфталитов 11 , по мнению второго, алхоны были, скорее всего, хионитами12. Дабы не вдаваться здесь в нерешенные пока наукой вопросы происхождения хионитов и эфталитов, будем, не забывая о том, что имеем дело с тамгой именно алхонов, придерживаться обозначения «эфталиты» в широком значении этого термина. Как пример приведем известные «эфталитские» чаши из Челека и долины Сват — для их интерпретации привлекались портреты на монетах кидаритов и загиндукушских алхонов13, но являлись ли и те, и другие собственно эфталитами — это предмет многолетних дискуссий 14 . В данной публикации для нас важен факт обнаружения тамги алхонов на территории Средней Азии. Чтение легенд в надчеканах на серебряных монетах из кладов, найденных на городище Будрач, отождествляемом с Чаганианом, позволило впервые показать присутствие алхонов не только к югу от Гиндукуша, но и в Северном Тохаристане15. Затем была предпринята попытка выявить следы алхонов на городище Дальварзинтепа, основываясь на знаках, нанесенных на терракотовую статуэтку 10

Humbach Н. The Peroz Hephthalite Coins // Буддийские комплексы Кара-тепе в Старом Термезе. М., 1996, с. 210, прим. 8. 11 Ртвеладзе Э. В. К истории эфталитов-алхонов // Творческое наследие народов Средней Азии в памятниках искусства, архитектуры и археологии. ТДК. Ташкент, 1985, с. 110-112; Ртвеладзе Э., Сагдуллаев А. Памятники минувших веков. Ташкент, 1986, с. 93-95. 12 ИльхясовДж. Алхоны — хиониты или эфталиты? // Археология, история и культура Средней Азии. ТДК. Ташкент, 2002. С. 52-54; Ильясов Дж. Некоторые замечания к проблеме происхождения эфталитов // Transoxiana. История и культура. Ташкент, 2004, с. 122. 13 Маршак В. Я., Крикис Я. К. Чилекские чаши // Труды Гос. Эрмитажа. Т. 10. Л., 1969, с. 67-76. Рис. 6-10; Gobi, 1967, Bd. Ill, Taf. 93-95. 14 Ильясов Дж. Об эфталитском искусстве // Узбекистон санъатшунослиги (Искусствоведение Узбекистана). Ташкент, 2003, с. 28-32. Как известно, еще в 1967 г. Р. Гёбль высказал мнение о том, что собственно эфталиты не проникали за Гиндукуш и все завоевания в Индии осуществила вторая волна «иранских хуннов», т. е. алхоны, см.: Gobi, 1967, Bd. I, S. 26, Bd. II, S. 8, 89-91, 237. is Ртвеладзе, 1985, с. 110-112.


173

коня и на стену коридора в «доме богатого домовладельца» (раскоп ДТ-6). В этих знаках один из авторов усмотрел сходство с тамгой алхонов16. Против подобного сопоставления решительно возразил С. А. Яценко, который считает, что эта попытка «содержит множество необоснованных натяжек и, к сожалению, не может быть принята»17. Разумеется, можно спорить, насколько точно соответствуют друг другу формы тамги алхонов и дальварзинских знаков. Однако при анализе сходства и различия знаков нельзя не учитывать то обстоятельство, что они нанесены на разные по материалу (монетный штемпель, сырая глина еще не обожженной статуэтки, штукатурка на стене) и размерам поверхности и что наносили их не всегда с одинаковым тщанием. Поэтому вариации в начертании знаков вполне допустимы. Публикуемая здесь тамга, помещенная на монете из Чача, на наш взгляд, не может вызвать сомнения в своей аутентичности даже у самого строгого и взыскательного специалиста по тамгам. Она со всей определенностью показывает присутствие носителей этой тамги значительно севернее общеизвестного ареала хождения монет с этим знаком. Следовательно, наши попытки выявить следы пребывания алхонов в Северном Тохаристане не были необоснованными18. 16

Ильясов Дж. Я. Эфталиты-алхоны в Чаганиане // Нумизматика Центральной Азии, 4. Ташкент, 1999, с. 32-41; Ilyasov J. Ya. The Hephthalite Terracotta // Silk Road Art and Archaeology, 7. Kamakura, 2001, p. 196. PL I: 8, PL IV: 5-12. 17 Яценко С. А. Знаки-тамги ираноязычных народов древности и раннего средневековья. М., 2001, с. 99. is Gobi, 1967, Bd. II, S. 207, Bd. IV, Taf. 14: 1, 10, Taf. 15: 84, Taf. 17: 1, 10, 84. Следует упомянуть еще один знак, неоднократно опубликованный С. А. Яценко и имеющий, на наш вгляд, самое непосредственное сходство с тамгой алхонов. Речь идет о тамге, вырезанной на каменном изваянии 1 из святилища Байте III на Устюрте, по Яценко это — знак местного происхождения, якобы не имеющий точных аналогий (см.: Яценко С. А. Плиты— энциклопедии тамг в Монголии и Сарматии // Северная Евразия от древности до средневековья. Тезисы конференции, СПб, 1992, с. 195-198. Рис. 1: 5; Ольховский В. С, Яценко С. А. О знаках-тамгах из святилища Байте III на Устюрте // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии. М., 2000, с 295-315. Илл. 1, илл. 5: Иб, 3; Яценко, 2001. Рис. 16: II). Дополнительный элемент, отходящий от правого рожка полумесяца вверх,

174

Э. В. Ртпвеладзе, Дк. Я. Ильясов

Для полноты картины напомним, что тамга S 1 встречается, помимо многочисленной группы монет алхонов, также на хионитских печатях19, а кроме того, известна среди оттисков печатей на позднесасанидских глиняных буллах, найденных в храме огня Атур Гушнасп (Тахт-е Сулейман) в Иранском Азербайджане и датируемых в пределах ста лет с конца правления Кавада1 (484/488^97, 499-531) 20 . Возможно, что появление тамги алхонов среди сасанидских материалов объясняется заимствованием, обусловленным тесным хионито-эфталито-сасанидским взаимодействием на протяжении IV-VI вв. (напомним, что сын шаханшаха Пероза Кавад был женат на эфталитской принцессе). Не исключено, что начало процесса заимствования демонстрирует вариант тамги S 1 (вместо вертикального стержня, соединяющего подставку и полумесяц, имеется небольшой кружок), помещенный на динарах, битых по образцу кушанских монет (л. ст. — стоящий правитель, об. ст. — Ардохшо на троне с кушанской короной вместо инвеститурного венка в правой руке) и несущих бактрийскую надпись «Пероз кушаншах». Тамга помещена на оборотной сторо-

только наличие которого, собственно, и отличает тамгу и з Байте от классической тамги алхонов S 1, кажется, вполне вписывается в предложенные самим С. А. Яценко строгие критерии сходства знаков, по которым родственными можно считать тамги, отличающиеся, в частности, «одной маленькой дополнительной линией на одном и з концов (прямая, дуга, крючок)» (Яценко, 2 0 0 1 , с. 19). 19 Стпавиский Б. Я. Хионитская гемма-печать // Сообщения Государственного Эрмитажа, 2 0 . Л., 1 9 6 1 , с. 5 4 - 5 6 ; Staviskij В. Notes on Gem-seals with Kushana Cursive Inscriptions in t h e Collection of the State Hermitage // Journal of the Numismatic Society of India, 2 2 , 1 9 6 0 , p. 1 0 2 - 1 0 8 . PL III: 2, 2a. П. Кальери недавно отнес д в е геммы с мужскими портретами и тамгой S 1 к группе кидаритских печатей (класс II), изготовленных в Афганистане в конце IV — начале V в., см.: Callieri P. Seals a n d Sealings from the North-West of the Indian Subcontinent and Afghanistan ( 4 ^ century В С — 1 1 t h century AD). Local, Indian, Sasanian, Graeco-Persian, Sogdian, Roman. Naples, 1 9 9 8 , p. 116, 1 2 1 , 2 2 7 - 2 2 8 . PL 2 2 : Cat. 7.30, pi. 2 5 : Cat. 7.42; Callieri P. H u n s in Afghanistan a n d the North-West of the Indian Subcontinent: The Glyptic Evidence // Coins, Art a n d Chronology. E s s a y s o n the Pre-Islamic History of the Indo-Iranian Borderlands. Wien, 1999, p. 2 7 9 - 2 8 1 . PL 1, 3 . 20 Gobi R. Die Tonbullen v o m Tacht-e Suleiman. Ein Beitrag zur spätsasanidischen Sphragistik. Berlin, 1 9 7 6 . S. 13, 2 3 , 1 4 6 , Nr. 6 5 9 , S. 147, Nr. 6 6 2 . Taf. 4 6 .


175

21

не, слева от трона богини . По мнению Р. Гёбля, это монеты, битые в честь победы над кушанами сасанидского шаханшаха Шапура II (309-379), а «Пероз» означает не имя кушаншаха из саса22 нидских принцев, а просто эпитет «Победитель» . Дж. Крибб относит эти монеты к чекану сасанидского кушаншаха Пероза (I), правившего по предложенной им хронологии кушано-сасанид23 ских правителей примерно в 245-270 гг. . Появление на кушаносасанидских монетах тамги S 82 и других близких знаков, не имеющих сасанидского происхождения, но родственных тамге S 1 (знаки S 10, S 77), Р. Гёбль объяснял тем, что подчиненные персами кушгшы или кидариты и хиониты играли столь важную роль в качестве союзников-федератов в этих пограничных владениях, что различные принадлежащие им знаки проставлялись на монетах, выпускавшихся в восточноиранских владениях Сасанидов (в виде признания их заслуг и политико-экономических интере24 сов?) . В связи с вышесказанным уместно вспомнить известное сообщение Аммиана Марцеллина об участии хионитов царя Грумбата, в качестве союзников Шапура II, в осаде сирийского города Амида в 359 г. (Аммиан Марцеллин, XVII, 5, XIX, 1, 2) 25 . Медная монета с городища Канка, имея много общего с монетами алхонов (эм. 37 и 38), отличается от них по ряду признаков. Это, в частности, наличие согдийской, а не бактрийской легенды, что естественно для Чача, а также изображение правителя на л.ст. в фас, а не в профиль, как на монетах алхонов. Отметим попутно, что и на чачских монетах кангюйской династии Ванвана III—IV вв. н.э. 2 6 , портрет правителя также помещен в профиль, а не в фас. Изображение правителя в фас сближает публикуемую чачскую монету с так называемой группой монет «хвабов Восточно21 Gobi, 1967, Bd. Ill, Taf. 1: 17; Gobi R. System u n d Chronologie der Münzprägung d e s Kusänreiches. Wien, 1984. S. 40. Taf. 3 5 , Nr. 5 5 5 , Taf. 164. Tab. VIII, Tamga 10. 22 Gobi, 1967, Bd. I, S. 16-17, Bd. II, S. 2 9 2 ; Gobi, 1984, S. 8 1 . 23 Cribb J. Numismatic Evidence for Kushano-Sasanian Chronology / / Studia Iranica, 1 9 , 1990, p. 161, 171, 188. PL 4: 3 0 . 24 Gobi, 1967, Bd. II, S. 2 0 8 . 25 Аммиан Марцеллин. Римская история (Res Gestae). Пер. с лат. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни. 3-е изд. СПб., 2 0 0 0 , с. 124, 165-167. 26 Ртвеладзе, 2 0 0 2 а , с. 2 4 0 . Таб. XXIV.

176


го Согда» с изображением на лицевой стороне головы правителя в фас и с тамгой в окружении согдийской надписи на оборотной стороне. Тамга представляет собой центральный кружок и отходящие от него усики — два вверх и один вниз («У-образный знак», «самаркандский знак» по Смирновой, тамга S 2 по Гёблю). О. И. Смирнова датировала эти монеты V9-VI вв. н. э. и предлагала начинать типологический ряд с анэпиграфных монет27. Недавно А. И. Наймарком на основе иконографических, палеографических (переход от отдельных знаков к курсивной согдийской легенде) и технологических (постепенный переход от чеканки к литью) признаков предложен иной, по сравнению со схемой О. И. Смирновой, порядок выпуска этих монет, согласно которому литые анэпиграфные монеты (№ 1-25 по Смирновой) завершают серию из пяти типов, в начале которой следует поместить выделенную Смирновой вторую группу (№ 33-36). Хронологически эти пять типов помещены А. И. Наймарком между концом VI — первой третью VII в.28. Справедливости ради отметим, что и сама О. И. Смирнова допускала возможность датировки монет № 1-25 концом VI — началом VII в., а монеты № 26-32 отнесла к «древнейшим, если не первым по времени самаркандским монетам»29. По принципу построения лицевой и оборотной сторон медные монеты Самаркандского Согда и наша монета с городища Канка имеют много общего — изображение в фас на л. ст. и тамгу в окружении согдийской надписи на об. ст. Тамги различаются: на самаркандских монетах знак, скорее всего, кангюйский, а знак на чачской монете, бесспорно, принадлежит алхонам. Однако, между этими знаками существует определенная связь, отражающая очень сложную картину этнических и исторических процессов, протекавших в Средней Азии в IV-VI вв. Известны монеты, отнесенные Р. Гёблем к эмиссиям 33 (серебряные драхмы), 34 и 35 (медь). Эти драхмы, так же, как и 27

Смирнова О. И. Сводный каталог согдийских монет. Бронза. М., 1981, с. 2 0 - 2 2 , 8 8 - 9 8 . Табл. I, II, LX, LXI. 28 Naymark A. I. The Meaning of "Tamghas" on Sogdian Coins / / Центральная Азия от Ахеменидов д о Тимуридов. Археология, история, этнология, культура. Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со д н я рождения А. М. Беленицкого. СПб., 2005, с. 227, прим. 1. 29 Смирнова, 1 9 8 1 , с. 20, 2 1 .


177

эм. 36, чеканились по типу монет Шапура II (с элементами заимствований из чекана Арташира II и Шапура III на об. ст.) и так же составляли с эм. 34 и 35 комплект, в котором медь была разменной монетой для драхм эм. ЗЗ 3 0 . Л. ст. драхм несет остатки пехлевийской легенды, слово AAXONO и тамгу S 2 («самаркандский знак»), расположенную слева от портрета правителя. На монетах эм. 34 и 35 л. ст. украшена портретом и бактрийской легендой KÖMO или ХОМО (эм. 34), а об. ст. занята изображением тамги S 2 и бактрийской надписью АЛХО. Мы имеем, таким образом, две группы примерно одновременных (по-видимому, конец IV — начало V в.) и однотипных монет, чеканившихся в обоих случаях алхонами, но несущими две совершенно различные тамги. Согласно объяснению Р. Гёбля, монеты эм. 33-38 составляют закрытую группу, раздвоение которой, возможно, отражает существование первоначально двойного царства (или двойного царствования)31. Иначе говоря, можно предположить, что тамги S 1 и S 2 принадлежат двум разным подразделениям (кланам, родам) племени (племенного объединения, орды) алхонов. Одно подразделение, с тамгой S 1 («тамга алхонов»), получило наибольшее влияние в загиндукушских землях, дав начало династии, из которой вышли такие знаменитые «эфталитские» правители, как Хингила, Торамана и Михиракула. Другой клан, имевший своим символом тамгу S 2 («самаркандский знак»)32, проявлял военную и политическую активность, в основном, к северу от Амударьи («династия Гобозико» в IV-V вв. в Тохаристане33, с V или VI в. — Самаркандский Согд). Кроме того, в Хорезме, Бухарском Согде и в Чаче продол-

30 Gobi, 1967, Bd. I, S. 54-55, Bd. III, Taf. 14. 31 Gobi, 1967, Bd. I, S. 58. 32 Подробно об этом и некоторых других знаках-тамгах см.: Jangar Ya. Ryasov. On a Number of Central-Asian Tamghas // Silk Road Art and Archaeology, vol. 9. Kamakura, 2 0 0 3 , p. 131-157; Ильясов Дж. О тамге самаркандских правителей // San'at. Журнал Академии художеств Узбекистана. 2004а, № 3-4, с. 14-16; Ильясов Дж. Я. Об этнической принадлежности правителей Пенджикента // Нумизматика Центральной Азии, вып. VII. Ташкент, 20046, с. 5 4 - 6 1 . 33 Вайиберг Б. И. Некоторые вопросы истории Тохаристана в IV-V вв. (в связи с запустением Кара-тепе) // Буддийский культовый центр Каратепе в Старом Термезе. М., 1972, с. 130-138.

178


жали править родственные, судя по тамгам и данным письменных источников, кланы. Династии, правившие в Хорезме, Чаче и Согде, и, соответственно, тамги этих династий, считаются кангюйскими по происхождению 34 . Как же совместить между собой данные об их кангюйских корнях и факт присутствия несомненно канпойской тамги на монетах эмиссий 33-35, чья принадлежность к алхонам документирована надписями на этих монетах? В ряде публикаций, осуществленных в последнее время, один из авторов сделал попытку ответить на вопрос, возникающий при внимательном ознакомлении с тамгами и их распространением во времени и пространстве. Суть предлагаемой гипотезы заключается в том, что в движении племен, хлынувших в IV в. н. э. на кушано-сасанидские земли и получивших известность под названием хиониты (с самоназванием алхоны?), следует видеть передвижение кочевых и полукочевых племен, обитавших в степной зоне по Сырдарье, в Чаче и вокруг оазисов Самаркандского, Бухарского и Кашкадарьинского Согда. Иными словами, это были племена, обитавшие на территориях, входивших в состав Кангюя. Кажется, только таким образом можно объяснить совпадение знаков, встречающихся как на территории Тохаристана, Кабулистана и Северной Индии — владениях алхонов, так 35 и в кангюйских владениях — оазисах Чача и Согда . При этом следует помнить, что тамги родственных кангюйских кланов появились на монетах в Хорезме и Западном Согде в первых веках до н. э. (на подражаниях монетам Евкратида и Евтидема), а в Чаче либо в первых веках н.э., либо в III—IV вв.36 (на монетах «династии Ванвана»). С уходом части племен на 34

Массой В. М. Хорезм и кушаны // Эпиграфика Востока. Вып. XVII. М.-Л., 1966, с. 80. Рис. 1; Rtveladze E. V. Pre-Muslim Coins of Chach // Silk Road Art and Archaeology. Vol. 5. Kamakura, 1998, p. 312-313; Ргвеладзе, 20026, с. 2 3 8 . Мнения об их принадлежности к «юечжам дома Чжаову» придерживается Б. И. Вайнберг, см.: Вайнберг, 1972, с. 1 4 5 154; Вайнберг В. И.у Новгородова Э. А. Заметки о знаках и тамгах Монголии // История и культура народов Средней Азии (древность и средние века). М., 1976, с. 66-74; Вайнберг Б. И. Монеты древнего Хорезма. М., 1977, с. 73-77. 35 Более подробно эта идея изложена в публикациях, указанных в сноске 3 2 . 36 Ртвеладзе, 20026, с. 2 3 5 .


179

юг — в Тохаристан и за Гиндукуш — в Хорезме и Согде правление этих кланов продолжалось. Что касается Чача, то здесь выпуск монет с «кангюйской» тамгой продолжался не до начала VII в., как предполагалось ранее 37 , но был, возможно, прерван во второй половине V или в VI в. Исходя из сходства публикуемой монеты с монетами эмиссий 33-38 (конец IV — начало V в.), а также иконографией самаркандских монет (портрет в фас в окружении согдийской легенды/тамга), датируемых концом VI в., предварительно ее можно отнести к V-VI вв. Возникновение в это время нового монетного типа, несущего новую тамгу, можно связать с эфталитским завоеванием Чача, происходившим, по мнению авторов, с юга. Здесь могли появиться и захватить власть представители той ветви южных алхонов, тамгой которых был знак S 1. Если считать их хионитским (= кангюйским) племенем, ушедшим в IV в. на юг, то можно предположить, что в V в. это племя проделало обратный путь под эгидой пришедших к власти эфталитов, сохранив в составе эфталитской конфедерации свою символику и политический вес 38 . В ином случае нужно предполагать, что какая-то часть алхонов с тамгой S 1 оставалась в Кангюе и захватила власть в Чачском оазисе в V или VI в., упразднив «династию Ванвана». Очевидно, не во всех среднеазиатских регионах происходил процесс упразднения местных династий и, соответственно, смена монетного типа, как в случае с «династией Ванвана» в Чаче. В других областях, например, в Кеше, где чеканились монеты с иным иконографическим сюжетом, у власти, вероятно, оставались местные династы. Видимо, многое зависело от степени лояльности, проявленной ими в тех или иных регионах в ходе эфталитского завоевания. Публикуемая нами находка впервые дает материальное свидетельство в подтверждение распространенного в науке мнения о принадлежности Чача эфталитам, основанного, кстати,

37

Там ж е , с. 2 3 6 . Аналогичный процесс более раннего появления определенных знаков сначала в Тохаристане, а затем уже в Согде прослеживается на нескольких примерах, см.: Ilyasov, 2003, р. 135-145; Ильясов, 2004а; Ильясов, 20046. 38

180

Э. В. Ртвеладзе, Дж. Я. Ильясов 39

исключительно на сведениях «Шахнаме» . Рассмотрим вкратце эти данные. Хронологический диапазон эфталитского присутствия в Чаче по «Шахнаме» довольно широк — от времени правления царя Пероза (459-484) до почти конца царствования Хосрова I Ануширвана (531-579). Наиболее ранние сведения касаются войны между эфталитским вождем Хушнавазом (или Ахшунваром) и сасанидским шахом Перозом, закончившейся гибелью последнего. Владыка Хайтала Хушнаваз, узнав о нарушении Перозом старой договоренности между эфталитами и сасанидским шахом Бахрам ГУром (Варахран V), по которой границей между эфталитскими и иранскими владениями является река Джейхун, отправляет Перозу послание. Когда посланец Хушнаваза прочел это послание Перозу, то последний пришел в ярость и сказал посланцу: «Столько тратит ли слов Муж зрелый, проживший немало годов! Ступи лишь от Чача к реке — и мое Приветствие встретишь — копья острие!»4о. Следовательно, если основываться на этих данных, то Чач был главной эфталитской ставкой Хушнаваза, коль скоро в тексте как отправная точка наступления эфталитов фигурирует именно Чач, а не какая-либо другая страна. В другой раз упоминание Чача в «Шахнаме», как это можно понять из контекста, связано с эфталитско-тюркской войной в середине VI в. н. э. Верховный глава эфталитов Гатфар в установлении намечавшегося в то время тюркско-сасанидского союза видел угрозу государству эфталитов. По приказу Гатфара эфталитский отряд напал на посольство тюркского кагана («Чина хакан») к сасанидскому шаханшаху Хосрову I Ануширвану. Узнав об этом, тюркский каган двинул свои войска, возглавляемые Фанджем и захватил Чач: «Так войском наполнился Чача предел, Что Гользариюн, как цветник, заалел»41. 39

Птицын Г. В. К вопросу о географии «Шах-Наме» // Труды Восточного отделения Эрмитажа, IV. Л., 1947, с. 3 0 2 . 40 Фирдоуси. Шахнаме. Т. 6. От начала царствования Йездгерда, сына Бахрама Гура, д о конца книги. М., 1989, с. 11.


181

В произошедшем затем сражении под Бухарой, которое исследователи датируют временем между 563-567 гг., тюрки одержали решительную победу, причем, по словам Фирдоуси: «Такое понес пораженье Хайтал, От коего долгие годы не встал. Кто выжил, — спасению верил с трудом»42. С этого времени эфталиты теряют все свои позиции в Чаче, который входит в орбиту влияния тюркского каганата. Хотя в том же «Шахнаме» утверждается, что в царствование Хосрова II Парвеза (590-628) при распределении отдельных владений сасанидский шах выделил Чач в удел некоему Балую. Т. е. эту область, как и ряд других областей Трансоксианы, Фирдоуси причисляет к владениям, подвластным иранским царям. Обратимся теперь к общеисторической ситуации, связанной с проблемой образования эфталитского государства в Средней Азии. Согласно мнению К. Эноки, завоевание Согдианы эфталитами произошло во второй половине V в., возможно, между 473 и 479 г.43 По Е. Е. Неразик, к середине V в. н. э. уже сложилось основное ядро эфталитского государства, включавшего Гарджистан, Балх, Бадахшан, Тохаристан, а к началу VI в. в его состав 44 уже вошла большая часть Средней Азии . Напротив, Б. И. Маршак пишет, что к самому концу V в. эфталиты завоевали всю Северную Бактрию-Тохаристан и только к 509 г. они дошли до Самарканда и захватили его45. В конце V — начале VI в. области Восточного Туркестана — Карашар, Турфан, Хотан и Кашгар, по мнению К. Эноки, также были подчинены эфталитам. Если полагать, что завоевания эфталитов шли с юга, из Тохаристана, на север и осуществлялись последовательно: в начале Согд, затем Чач, далее Семиречье и Восточный Туркестан, — то Чач, следовательно, был завоеван эфталитами ранее конца V в. Этим временем Е. Е. Неразик да41

Там же, с. 118. Гользариюном здесь названа река Сырдарья. Там же, с. 1 1 9 . 43 Enoki К. On the Nationality of the Ephthalites // Memoirs of the Department of the Toyo Bunko. No. 18. Tokyo, 1959, p. 2 7 . 44 История таджикского народа. Т. 1. М., 1963, с. 4 0 7 . 45 Марьиак Б. И. К вопросу о восточных противниках Ирана в V в. // Страны и народы Востока. Вып. X. М., 1971, с. 6 5 . 42

182

Э. В. Ртвеладзе, Дж. Я. Ильясов 46

тирует захват Карашара ; по К. Эноки это событие произошло в 47 508 или в начале 509 г. . На присутствие эфталитов в Чаче ранее конца V в. указывают и вышеприведенные данные из «Шахнаме». Последний поход Пероза против эфталитского вождя Хушнаваза, во время которого царь Ирана погиб, датируется 484 г. Из цитированного послания Пероза как будто следует, что Чач был не просто одним из владений Хушнаваза, а основным их ядром, коль скоро именно эта область фигурирует в качестве отправной точки предполагаемого выступления Хушнаваза против Пероза. К тому же река Барак, которую Г. В. Птицын совершенно справедливо отождествил с рекой Чирчик в Чаче, а не ДжайхунАмударья являлась тем рубежом, где, по версии «Шахнаме», шах Бахрам Гур (421-439) установил знак, разграничивший владения эфталитов и сасанидского Ирана48. Таким образом, если основываться на этих данных, то эфталиты могли владеть Чачем еще до 484 г. Возможно, выпуск монеты с тамгой алхонов, единственный пока экземпляр которой известен нам по находке на городище Канка, осуществлялся во второй половине V в. Кто выпустил эту монету? Ответить на этот вопрос пока, до находки монет с хорошо сохранившейся легендой, невозможно. Однако, можно предположить, что это мог быть чекан самого Хушнаваза или кого-то из представителей его рода, коль скоро по «Шахнаме» Хушнавазу бесспорно принадлежал Чач, да и сама монета выпущена примерно в тот период, когда он был предводителем эфталитов в Среднеазиатском Двуречье. Судя по редкости, выпуск в Чаче монет с тамгой алхонов мог быть скорее политическим актом, чем диктовался насущными нуждами денежного обращения. С другой стороны, возможно, мы имеем дело с чеканом правителя, лишь на очень короткое время захватившего власть в Чаче в результате междоусобных схваток, о которых до нас не дошло никаких известий. Если новые находки со временем дадут возможность получить дополнительные данные, позволяющие более уверенно связывать данный чекан со сведениями из «Шахнаме» об эфта46

История, 1963, с. 551, прим. 36. ? Enoki, 1959, р. 26, п. 4. 48 Фирдоуси, т. 6, с. 10, 589. 4


183

литском присутствии в Чаче, это может послужить косвенным аргументом в пользу мнения о тождестве алхонов (= хионитов?) с эфталитами. По сравнению с начальным этапом захвата эфталитами Чача, завершающий этап их власти здесь более очевиден. Согласно мнению Л. Н. Гумилева, активные действия против эфталитов Истеми-каган начал в 561 г. и уже в следующем году тюркюты захватили Чач и, перейдя реку Парак (Чирчик), двинулись в Согд49. Между 563 и 567 гг. (по Гумилеву — в 565 г.) эфталиты в битве при Бухаре или Насафе потерпели сокрушительное поражение, и эфталитское государство как таковое прекратило свое существование. Отдельные эфталитские владения сохранялись некоторое время, например, в Северном Тохаристане, в частности, в Чаганиане, правитель которого Фаганиш после поражения Гатфара был избран, по-видимому, последним общеэфталитским главой в Трансоксиане50. Другие ее области, в особенности Чач, после разгрома эфталитов постепенно стали попадать в зависимость от тюркских каганов, хотя местные династии кангюйского и эфталитского происхождения правили здесь еще в течение довольно продолжительного времени. В заключение авторам остается выразить надежду, что новые находки монет публикуемого типа позволят уточнить сделанные выводы и прояснить оставшиеся неясными вопросы.

49

Гумилев Л. Н. Древние тюрки. М, 1967, с. 34-35, 3 9 - 4 1 . Ртвеладзе Э. В. Монеты Катфара/Гатфара — предводителя эфталитов // Нумизматика Центральной Азии. Вып. VII. Ташкент, 2004, с. 106109. 50

184



Рис. 1

Рис. 2

Изображения львов в резном декоре дворда правителей Термеза XI-XII вв. (вариант реконструкции) Т. Г. Алпаткина (Государственный музей Востока, Москва)

Дворец правителей Термеза XI-XII вв. на городище Старый Термез в Узбекистане получил всемирную известность благодаря своему залу приемов, украшенному удивительным по красоте и разнообразию сюжетов резным ганчем. С момента открытия зала в 1927 году экспедицией Музея восточных культур (Государственный музей Востока) под руководством В. П. Денике одно из панно на его южной стене привлекало наибольшее внимание (рис. 2а). Вот как интерпретировали исследователи изображение на этом панно: - фантастическое существо, может быть, лев с двойным туловищем (Denike, 1930, р. 41; Денике, 1930, с. 83; он же, 1939а, с. 50; он же, 19396, с. 41); - фантастическое животное/животные (Массой, 1940, ил. 19; Ставиский, 1969, с. 8-9; Хмельницкий, 2002, с. 88); - «...парные фигуры фантастических животных, показанных в геральдической композиции; головы каждой пары срослись в один устрашающий человекообразный лик с разинутой пастью и свешивающимся языком» (Пугаченкова, Ремпель, 1958, с. 32; см. также: Прибыткова, 1973, с. 97); - «парные фигуры львов с личиной-маской», «парные львы с общей личиной», «фантастическое изображение двух львов с общей круглой головой-личиной» (Ремпель, 1959, с. 9; он же, 1961; с. 249, он же, 1978, с. 186; Пугаченкова, Ремпель, 1982, с. 25; см. также: Башкиров, 1931, с. 50); - «див» (Пугаченкова, 1976, ил. 12; см. также: Юсупова, 1997, с. 142; она же, 2001, с. 23); - «...изображение под арочками двух сросшихся спиной и симметрично расположенных зверей с единым, фантастически необычным ликом, в котором смешались человекоподобные и животные черты, мотивы знакового и орнаментального характера заполняют фон» (Аршавская, Ртвеладзе, Хакимов, 1982, с. 60-61).

186

Т. Г. Алпаткина

- «фантастическое животное, одноголовое, с двумя телами» (Культура и искусство..., 1991, № 545); - «фантастические спаренные львы с общей человеколикой головой» (Юсупова, 1997, с. 142, 147; она же, 2001, с. 23).

Впервые публикуя прорисовку этого панно (рис. 1а), Б. П. Денике писал: «Интерпретация... изображения очень затруднена в силу его неполной сохранности. Это фантастический зверь с восемью конечностями, двумя туловищами, двумя хвостами и одной только мордой. В морде животного имеются некоторые человекоподобные черты: глаза, усы, отчасти нос, волосы. Но это фантастическое существо в своей основе все же животное (м. б. лев с двойным туловищем, так как направо от головы сохранилось сильно стилизованное изображение как будто прядей волос гривы; слева на соответственном месте выпад штукатурки). Голова изображена en face, оба туловища распределены симметрично по боковым сторонам панно, куда вписано изображение. Все свободное от изображенного фантастического зверя пространство в панно заполнено стилизованным растительным орнаментом; тело и морда очень сильно стилизованного животного украшены мотивами чисто орнаментального характера: на морде, на ногах кое-где мотив соединенных в группу трех точек, круги со звездочками внутри» (Денике, 1930, с. 83). Это описание рассматриваемого панно Б. П. Денике повторил и в последующих своих работах (1930, р. 41; 1939а, с. 50; 19396, с. 41), правда, в одном случае с такой оговоркой: «Один из участников экспедиции Б. В. Веймарн в своей статье в журнале „Искусство" за 1934 г. дает иное толкование этому изображению: он считает, что здесь изображены два четвероногих, обращенных друг к другу спинами, вставшие на задние лапы и повернувшие головы назад, так что две поставленные в профиль морды слились в одну голову. Мы охотно принимаем первую часть этого толкования, но отмечаем, что от двух голов ничего не сохранилось — все слилось в одну несколько человекоподобную физиономию. Если это и два зверя, то об одной голове» (Денике, 19396, с. 41). Действительно, у Б. В. Веймарна было свое, отличное от других мнение. В упоминаемой Денике статье он дает следующее описание панно: «В раме, имеющей стрельчатую форму, изображены два четвероногих, обращенные друг к другу спинами и ставшие на

Изображения львов в резном декоре...

187

задние лапы. Обе передние и одна из задних ног упираются в боковую раму панно. Хвосты поджаты. Морда у животных на первый взгляд общая и напоминает несколько человеческое лицо. В силу этого первоначально проф. Денике объяснял это изображение как фигуру фантастического зверя с восемью конечностями и одной мордой, в которой есть человекоподобные черты. Нам представляется более правильным трактовать эту морду как результат соединения голов двух животных (может быть, львов). Каждое из животных вывернуло голову назад, так что она оказалась в профиль. Завитки справа, по-видимому, изображают гриву, а кривой контур вверху, рядом с рамой панно, мог обозначать шею. Мастер объединил головы животных орнаментальными полосами, похожими на усы, нос и брови человеческого лица. Вверху он сделал тонкую штриховку, напоминающую волосы, что окончательно создало впечатление единой головы» (Веймарн, 1934, с. 109; см. также: он же, 1940, с. 41). Предпринимая попытку реконструировать это панно1, мы не ставили целью подтвердить или опровергнуть чье-либо мнение. Мы лишь рассмотрели этот сюжет в контексте со всеми панно из зала приемов, не разделяя их на орнаментальные (растительно-геометрические) и панно с изображениями животных, как это делали все исследователи. По своему построению резной ганчевый декор XI-XII вв. из зала приемов Термезского дворца относится к геометрическим орнаментам — гирихам2. В своем фундаментальном труде «Архитектурный орнамент Узбекистана. История развития и теория построения» Л. И. Ремпель писал о гирихах: «Геометрический узор всегда относительно „правилен", потому что в основе его построений всегда лежит та или иная закономерность. Правильность геометрического узора заключается в возможности разделить его без остатка на „равные" части относительно некоторого геометрического признака. Эти „равные" части могут быть совместимы или обладать отраженным равенством (зеркальностью)» (Ремпель, 1961, с. 183). Здесь нельзя не вспомнить и замечание Г. А. Пугаченковой о том, что декор восточной архитектуры прежде всего геометричен, даже если в основе его

1 2

Реконструкция автора, художник О. А. Янина. Арабск. — узел; у разных авторов — гирех, герих.

188


лежат растительные, эпиграфические и зооморфные мотивы (Пугаченкова, 1987, с. 124). Н. Б. Бакланов (1947, с. ПО), Г.И.Гаганов (1958, с. 183) и С. Г. Хмельницкий (1959), а вслед за ними Л. И. Ремпель (1978, с. 151, 171) и М. С. Булатов (1988, с. 282) отмечали, что в гирихе необходимо выделить элемент раппорта, по которому восстанавливается весь орнамент, причем за основу построения чаще всего принимается раппорт, равный половине элемента орнамента (обратный зеркальный раппорт). Это зеркальное построение фрагмента и создает весь рисунок. При этом раппорт может быть любого контура, обладающего свойством повторения, в частности, в среднеазиатских гирихах постоянно наблюдается «отход от чисто математической правильности фигур, открывающий простор мысли и фантазии художника» (Ремпель, 1978, с. 151). Такой отход от математической правильности фигур мы и видим на примере панно со львами из зала приемов Термезского дворца, применительно к которому раппортом служит одна половина панно. Б. В. Веймарн сразу же отметил, что для композиции и трактовки фигур этих львов характерна строгая симметричность построения (Веймарн, 1934, с. 109). Для выделения раппорта нами была выполнена прорисовка изображения на панно, разделенная затем на две части. Обе половины, левая и правая, были совмещены, т. е. наложены одна на другую так, чтобы стало возможным перенести с одной части раппорта на другую (читай — с одного льва на другого) сохранившиеся на них элементы рисунка для восстановления утраченных. 3 Прорисовка выполнена по фотографии 1928 года (рис. 2а) , 4 детали уточнялись по гипсовой отливке с настенного панно . В 1930 г., когда Денике впервые публиковал прорисовку панно, этого экспоната в музее не было. Гипсовые отливки по снятым в ходе раскопок 1928 г. эстампажам были выполнены по заказу музея Востока в Эрмитаже в 1935 году (Архив Отдела учета ГМВ, дело № 7 за 1936, л. 1). Работы экспедиций МВК в зале приемов были продолжены только через десять лет Термезской археологической комплексной экспедицией под руководством М. Е. Массона. К 1936 году, т. е. 3

Архив ГМВ, фотоархив экспедиции МВК 1928 года. ГМВ, фонд «Архитектурный декор Средней Азии и Кавказа», инв. № 133 нв III. 4


189

к началу раскопок ТАКЭ, утраты на панно стали столь значительны, что ни о какой реконструкции уже не могло быть и речи (это панно на фотоснимках 1936 г. см. в публикациях: Аршавская, Ртвеладзе, Хакимов, 1982, с. 48; Пугаченкова, 1986, с. 31). На выполненной нами новой прорисовке панно отчетливо видно, что это два отдельных льва. Они переданы в стилизованной манере, характерной для всех сюжетов в резьбе по ганчу в зале приемов Термезского дворца. Но, несмотря на стилизацию, ничего фантастического в этих изображениях нет. Для сравнения: на одной из боковых сторон серебряного ларца XII в. изображены два льва с «общей личиной» (Маршак, 1985, рис. 16, 4)5. И это именно общее для двух львов «лицо» (или «человекообразный лик»), рисунок которого, будучи разложенным на две половинки, не образует двух отдельных львиных морд. Это же замечание относится к изображению вполне человеческого, можно даже сказать— женского лица, единого для тел двух львиц на бронзовой подставке XII в. из Северного Таджикистана ^Древности Таджикистана, 1985, ил. 823), а также к рельефу на каменном надгробии XVII в. из Дагестана (рис. 16). Об этом надгробии А. С. Башкиров пишет: «...на нем сохранилось рельефное изображение двух львиных крылатых туловищ? в профиль при одной человеческой голове...» (Башкиров, 1931, с. 50). Как отмечали исследователи, фигуры львов на термезском панно выполнены плоскостно, статично, строго подчинены геральдической схеме и орнаментальному принципу построения композиции декоративных панно (Веймарн, 1940, с. 41; см. также: Бакланов, 1947, с. 102; Ремпель, 1978, с. 109). Пространство между фигурами заполняет узор, который, как мы видим на реконструкциях, не только служит орнаментальным заполнением панно, а передает строение тел животных: круги с резьбой отмечают места плечевого и бедренного суставов, трилистниками показана кожа животных, волнистыми линиями — мышды спин и хвостов. В одной из своих работ Л. И. Ремпель писал о том, что для изображения животных в резном ганче Термезского дворца ха5

Автор выражает признательность научному сотруднику музея Востока Е. В. Ларионовой за помощь в подборе аналогий к публикуемому материалу. 6 В подписи к иллюстрации автор называет их химероподобными существами.

190


рактерен следующий прием: там, где фигуру животного нельзя передать путем линейного построения, используется растительный орнамент, «в гибких линиях которого можно различить очертания звериного тела, хвост, гриву, лапы и т. д.» (Ремпель, 1978, с. 185-186). И здесь же: «Декоративное искусство не может быть прямым отображением того, что окружает человека: природного ландшафта, растений, животных и т. д. Оно условно и подчас отвлеченно. Однако это условность декоративного искусства вызвана совершенно определенным его назначением. Его задача — гармонически сочетать форму предмета с узором или архитектуру с настенной живописью и декором в художественное целое» (Ремпель, 1978, с. 18). Фигуры и поза термезских львов как раз и подчинены «ритмам узорных линий и плоскостей» всего зала. Так что, перефразируя Л. И. Ремпеля, условность изображения термезских львов вызвана совершенно определенным его назначением — гармонически сочетать форму предмета, т. е. фигуры львов, с узором — с растительно-геометрическим орнаментом, который мы видим на остальных панно на стенах и пилонах зала приемов Термезского дворца. Как нам кажется, изображения львов на рассматриваемом панно — это один из примеров традиционного, известного по многим памятникам «парного изображения львов спиной друг к другу» (Ремпель, 1978, с. 80). Довольно много изображений львов, стоящих спинами друг к другу, а их морды, (в отличие от термезского панно), смотрят в противоположные друг от друга стороны: на серебряном блюдце XI в. из Ирана или Афганистана (Эрмитаж) (Пиотровский, 2001, с. 63); в резном ганче сельджукского Ирана XII—XIII вв. (Dimand, 1958, fig. 56); на бронзовом подносе XIII в. из Сирии и на подставке для Корана того же времени из Турции (Михалевич, 1972, с. ПО, 111, рис. 1, 2; Веймарн, 2002, ил. 569); на поддоне бронзового светильника XTV-XV вв. из Средней Азии (Эрмитаж) (Пиотровский, 2001, с. 32-33, 63) и т. д. Но имеются и близкие по времени термезскому панно сюжетные аналогии, композиционно схожие: парные львы, стоящие на задних лапах, спинами друг к другу и с мордами, также повернутыми друг к другу. Мы видим таких львов, вписанных: в овальные


191

медальоны — на серебряных чашах XII в. из Вильгорта и Чернигова Щаркевич, 1975, ил. 20, 32, 61, 74; Маршак, 1985, с. 139, 144, рис. 15, 4); в квадратную рамку — на ковше XIV-XV вв. из Белореченского могильника в Краснодарском крае (Эрмитаж) (Крамаровский, 1985, с. 164, 168, табл. X, J0, 11). Л. И. Ремпель отмечал, что есть целая серия изображений, которые рисуют сфинксов попарно, спиной друг к другу. Такая их композиция традиционна, а, кроме того, удобна, когда в распоряжении мастера круг. Этот прием наблюдается на круглых бронзовых зеркалах (Ремпель, 1978, с. 80). Автор приводит в качестве одного из примеров опубликованное Г. А. Пугаченковой бронзовое зеркало из Термеза (см.: Пугаченкова, 1961, рис. 1). Можем добавить в качестве других примеров парных сфинксов на бронзовых зеркалах из Турции XII в. (Искусство ислама, 1990, инв. № NLNS 102 М), в Иране или Анатолии XIII в. (Beyond the Palace Walls, 2005, p. 18, N 11). В свою очередь Г. А. Пугаченкова в упоминаемой выше статье отметила, что в XI-XII вв. сфинкс получает широкое распространение в изобразительной тематике Среднего Востока и потому находка зеркала с изображением на указанный сюжет на территории Термеза не случайна (Пугаченкова, 1961, с. 155). Далее Л. И. Ремпель пишет о том, что композиционно схожий прием известен и на других изделиях из металла; этому же приему компоновки обязано и изображение двух львов на панно с южной стены зала приемов Термезского дворца. Подобные парные изображения львов спиной друг к другу известны в резном штуке сельджукского Ирана XII—XIII вв. (Ремпель, 1978, с. 80). Нужно отметить, однако, что на фрагменте резного штука, который автор приводит в качестве примера (фото фрагмента см.: Dimand, 1958, р. 94), два льва действительно сидят спинами друг к другу, у каждого одна из лап поднята вверх, морды смотрят на зрителя, но, в отличие от изображения на термезском панно, здесь морды львов не сливаются в одну даже зрительно. Исходя из вышесказанного, мы согласны с Б. В. Веймарном в том, что в публикуемом панно с южной стены из зала приемов Термезского дворца художник и мастер-резчик по ганчу представили не фантастических животных с двумя туловищами и единой головой, а двух львов в той манере, в которой исполнена вся резь-

192

Т. Г. Аяпаткина

ба по ганчу в зале — с применением раппорта и заполнением изображений и фона между ними стилизованным орнаментом. Литература Аршавская, Ртвеладзе, Хакимов, 1982 — Аршавская 3. А, Ртвеладзе Э. В., Хакимов 3. А. Средневековые памятники Сурхандарьи. Ташкент, 1982. Бакланов, 1 9 4 7 — Бакланов Н. Б. Герих. Геометрический орнамент Средней Азии и методы его построения // Советская археология. 1947 №1Х. Башкиров, 1931 — Башкиров А. С. Искусство Дагестана. Резные камни. М., 1931. Булатов, 1988— Булатов М. С. Геометрическая гармонизация в архитектуре Средней Азии IX-XV вв. (историко-теоретическое исследование). М., 1988. Веймарн, 1940 — Веймарн Б. В. Искусство Средней Азии. М.-Л., 1940. Веймарн, 2002 — Веймарн Б. В. Классическое искусство стран ислама. М., 2002. Гаганов, 1 9 5 8 — Гаганов Г. И. Геометрический орнамент Средней Азии // Архитектурное наследство. № 11. М., 1958. Даркевич, 1975—Даркевич В. П. Светское искусство Византии. Произведения византийского художественного ремесла в Восточной Европе Х-ХШ века. М., 1975. Денике, 1930 — Денике Б. П. Изображение фантастических зверей в термезской резной декорации // Искусство Средней Азии. М., 1930. Денике, 1939а—Денике Б. П. Архитектурный орнамент Средней Азии. М.-Л., 1939. Денике, 19396 — Денике Б. Резная декоровка здания, раскопанного в Термезе // III Международный конгресс по иранскому искусству и археологии. Доклады. Ленинград, сентябрь 1935 г. М.-Л., 1939. Древности Таджикистана, 1985 — Древности Таджикистана. Каталог выставки. Душанбе, 1985. Искусство ислама, 1990 — Искусство ислама. Каталог выставки. Л., 1990. Крамаровский, 1 9 8 5 — Крамаровский М. Г. Серебро Леванта и художественный металл Причерноморья XIII-XIV веков (по материалам Крыма и Кавказа) // Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985. Культура и искусство..., 1991 — Культура и искусство древнего Узбекистана. Каталог выставки. Кн. 2. М., 1991. Маршак, 1 9 8 5 — Маршак Б. И. К вопросу о торевтике крестоносцев // Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985. Массон, 1 9 4 0 — Массой М. Е. Городища Старого Термеза и их изучение // Труды Узбекского филиала АН СССР. Серия I. История, ар-


193

хеология. Вып. 2. Термезская археологическая комплексная экспедиция 1936 г. Ташкент, 1940. Михалевич, 1972 — Михалевич Г. П. Сообщение Насир ад-дина Туей о резном изумруде хорезмшаха Текеша // Средняя Азия и Иран. Л., 1972. Пиотровский, 2001 — Пиотровский М. Б. О мусульманском искусстве. СПб., 2001. Пугаченкова, 1 9 7 6 — Пугаченкова Г. А. Термез, Шахрисябз, Хива. Ташкент, 1976. Пугаченкова, 1987 — Пугаченкова Г. А. Из художественной сокровищницы Среднего Востока. Ташкент, 1987. Пугаченкова, Ремпель, 1958— Пугаченкова Г. А., Ремлель А. И. Выдающиеся памятники архитектуры Узбекистана. Ташкент, 1958. Пугаченкова, Ремпель, 1982 — Пугаченкова Г. А, Ремпель А И. Очерки искусства Средней Азии. Древность и средневековье. М., 1982. Ремпель, 1 9 5 9 — Ремпель А. Узбекский ганч // Декоративное искусство СССР. № 2. М., 1959. Ремпель, 1961 — Ремпель А. И. Архитектурный орнамент Узбекистана. История развития и теория построения. Ташкент, 1961. Ремпель, 1 9 7 8 — Ремпель А. И. Искусство Среднего Востока. М., 1978. Ставиский, 1969 — Ставиский Б. Я. Археологические работы музея в Средней Азии. (Краткая справка). Государственный музей искусства народов Востока. К 50-летию музея. М., 1969. Хмельницкий, 1959 — Хмельницкий С. Свиток из Бухары // Декоративное искусство СССР. № 1. М., 1959. Хмельницкий, 2002 — Хмельницкий С. Г. Проблема зооморфного орнамента в искусстве Средней Азии // Культурные ценности. 2000-2001. СПб., 2002. Юсупова, 1997 — Юсупова М. А. Изображение живых существ в декоре мусульманского зодчества Центральной Азии // Проблемы искусствоведения Узбекистана. Ташкент, 1997. Юсупова, 2001 — Юсупова М. Термез. Особенности средневековой архитектуры // Искусство. № 2. Ташкент, 2001. Beyond the Palace Walls, 2005 — Beyond the Palace Walls. Islamic Art from the State Hermitage Museum. Islamic Art in a World Context. St. Petersburg, 2005. Denike, 1930 — Denike B. Les nouvelles decouvertes au Turkestan. La decoration en stuc sculpte de Termez // Cahiers d'art. N 1. P., 1930. Dimand, 1958 — Dimand M. S. A Handbook of Muhammadan Art. NY., 1958.

194

Т. Г. Алпатюша


Рис. 1а. Панно со львами с южной стены зала приемов Термезского дворца. Прорисовка Б. П. Денике. Публ. по: Денике, 1930, ил. 2

Рис. 16. Дагестан, г. Джульфа. Публ по: Башкиров, 1931, табл. 56. Подпись: ^Армянское надгробие („крестный камень") с рельефным изображением двух львиноподобных существ с одной головой. XVII в.>


195

Рис, 2а, Панно со львами с южной стены зала приемов Термезского дворца. Архив ГМВ, фотоархив экспедиции МВК 1928 г.

Рис, 26, Прорисовка по фотографии фрагмента панно с переносом на изображение одного из двух львов всех сохранившихся на обеих половинах панно деталей тел животных

196


(а)

Рис. 3. Реконструкция панно с южной стены зала приемов дворца правителей Термеза XI-XII вв.: промежуточный (а) и окончательный (б) варианты

(б)

Культовый сосуд из Астраханской области* Э. Д. Зиливинская (Институт этнологии и антропологии РАН, Москва)

Среди памятников археологии Нижнего Поволжья городище Самосделка занимает особое место. Исследования, проведенные на этом памятнике, во многом изменили взгляд на историческое развитие всего нижневолжского региона. До последнего времени считалось, что территория Астраханской области была довольно плотно заселена в эпоху бронзы и в сарматское время, о чем свидетельствуют многочисленные погребальные памятники. Далее в заселении региона существовал длительный разрыв, и только XIIIXTV вв. он становится центром Золотой Орды и здесь возникают многочисленные города и поселения, включая столицу государства Сарай. Данные письменных источников о том, что Нижнее Поволжье являлось одним из центров Хазарского каганата, находили подтверждение на крайне скудном археологическом материале. В основном это были немногочисленные погребения. Мнение таких известных ученых, как М. И. Артамонов и Л. Н. Гумилев, о том, что столица Хазарии Итиль находилась недалеко от с. Селитренного, основывалось на теоретических рассуждениях и на находке буквально нескольких фрагментов керамики (Артамонов, 2002, с. 393; Гумилев, 1966, с. 24-27). Раскопки, которые проводила в этом районе в течение 30 лет Поволжская археологическая экспедиция, не дали материала, подтверждающего эту гипотезу. Не был найден и город Саксин XII в., известный по многочисленным источникам и убедительно локализованный Г. А. Федоровым-Давыдовым в Нижнем Поволжье (Федоров-Давыдов, 1969, с. 253261). Исследования, проведенные на Самосдельском городище в последние годы, убедительно доказали существование в низовьях Волги поселений, пусть и немногочисленных, хазарского и домонгольского времени. Статья написана в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям».

198

Э. Д. Зиливинская

Самосдельское городище расположено в 40 км от г. Астрахани в самом центре дельты Волги, на правом берегу р. Старая Волга, или Бирюль (рис. 1). Главная часть городища находится на острове, вытянутом вдоль старого пересохшего русла Волги (ерик Воложка), который со всех сторон окружен высохшими протоками. На «мысу» между старым и новым руслами находится невысокая (до 4 м от поверхности воды) всхолмленная возвышенность, образованная напластованиями культурного слоя городища. На ее поверхности отмечена наиболее высокая концентрация подъемного материала. Культурные отложения перекрыты по поверхности мощным слоем окатанных водой обломков керамики, костей животных, обожжённого кирпича, смешанных с большим количеством речной ракушки, что свидетельствует о долговременном периоде затопления городища. Это обстоятельство послужило причиной того, что границы памятника определить довольно сложно, так как низинная его часть полностью перекрыта речными наносами и подъемный материал здесь не прослеживается. Значительные выходы культурного слоя имеются в 900 м к югу от места разделения Воложки и Старой Волги, ниже по течению главного русла. Наличие культурных напластований IX-XIVBB. было выявлено и на левом берегу Старой Волги, на территории с. Самосделка — на бэровском бугре, где расположены современные мусульманское и христианское кладбища. Таким образом, общая площадь памятника, известная на данный момент, составляет около 2 кв. км (Васильев, Гречкина, Зиливинская, 2003, с. 83, 84; Зиливинская, Васильев, Гречкина, 2006, с. 25, 26). О существовании городища на этом месте было известно с XIX в., но обилие битого кирпича, изразцов, поливной керамики на поверхности ставило его в один ряд с поселениями времени Золотой Орды. Как золотоордынское, городище «Самосдельное»» упоминается в книге В. Л. Егорова (Егоров, 1985, с. 118). В начале 90хгг. прошлого века на территории городища фермерами были выкопаны силосные ямы и противопожарные траншеи. Во время этих работ на поверхность было извлечено огромное количество керамики, костей, металлических предметов. По счастью, часть этих вещей попала в руки археологов и произвела настоящую сенсацию, так как большая часть материала датировалась IX-ХП вв. В 90-е гг. XX в. астраханскими археологами на городище были проведены небольшие разведочные работы, которые показа-

Культовый сосуд из Астраханской области

199

ли, что памятник имеет довольно значительные размеры, а культурный слой в центральной его части достигает 3 м. В 2000 г. по инициативе Еврейского университета в Москве (ныне высшая школа им. Ш. Дубнова) в рамках «Хазарского проекта» была организована Самосдельская экспедиция, целью которой являлось комплексное изучение городища Самосделка. Работы ведутся под руководством Э. Д. Зиливинской (ИА РАН, ИЭА РАН). Постоянными сотрудниками экспедиции являются Д. В. Васильев (АГУ), Т. Ю. Гречкина (ГНПУ «Наследие», Астрахань), С. Б. Болелов (Государственный музей Востока), Б. Ю. Гончаров (ИВ РАН), Е. Б. Баринова (ИЭА РАН). Палеопочвенные исследования на городище проводились группой сотрудников ИГ РАН М. А. Бронниковой, И. В. Туровой и Э. П. Зазовской. В настоящее время на городище ведутся геофизические исследования. Существование большой стационарной экспедиции на протяжении 5 лет было возможно благодаря финансовой поддержке Российского Еврейского конгресса, Российского фонда фундаментальных исследований и, прежде всего, инициатора и спонсора «Хазарского проекта» Е. Я. Сатановского. Раскоп площадью 400 кв. м был заложен в центральной части городища — на самой высокой её точке. Глубина культурного слоя здесь достигает 3,4 м. Под слоем золотоордынского времени (XIII-XTV вв.), незначительного по толщине, найдены хорошо сохранившиеся наземные постройки и землянки домонгольского периода (XI-XII вв). Сооружения, расположенные под ними, сильно разрушены и прослеживаются частично. На уровне материка найдены круглые в плане юртообразные жилища, близкие аналогии которым имеются в Саркеле, Биляре и Дунайской Болгарии (Флеров, 1996). Вещевой материал представлен в основном керамикой, которая по технологии изготовления делится на две большие группы. К первой относится круговая красноглиняная лощёная керамика, ко второй лепная серо- и красноглиняная со следами кострового обжига. Данный керамический материал можно датировать IX-XII веком. Аналогии ему имеются в материалах многих памятников эпохи позднего Хазарского каганата — Саркела-Белой Вежи, Маяцкого археологического комплекса, Муромского городка, Булгара, Биляра, Андрейаульского городища и многих других.

200

Э. Д. Зияивинская

В комплексе керамики второй группы выделяется характерная подгруппа лепной посуды с богатой орнаментацией. Подобная посуда хорошо известна в керамических комплексах болгарского времени Среднего Поволжья, где она датируется IX-X вв. (Хлебникова, 1984, с. 95-98, 216-219). С.А.Плетнева неоднократно указывала, что она принадлежит различным кочевым племенам хазарского каганата: болгарам, хазарам, печенегам и гузам (Плетнева, 1959, с. 230-237; она же, 1967, с. 104). Считается, что эта группа керамики генетически связана со степными комплексами центрального Казахстана и Приаралья. В настоящее время хронология существования городища представляется следующей. Возникновение городища следует отнести к IX в., о чем свидетельствует керамика хазарского времени. Керамика из самых ранних слоев, лепная и гончарная, в массе своей аналогична ранним формам булгарской керамики. Несколько позже (в конце IX-X вв.) появляется довольно яркая группа лепной гузской керамики, аналогии которой можно встретить на выделенных С. П. Толстовым так называемых «болотных» городищах гузов в низовьях Сырдарьи, где они датируются VIII — началом IX вв. (Толстов, 1947). Обилие этой керамики свидетельствует о том, что именно гузы составили основу населения городища в позднехазарское время. В начале IX века происходит изменение русла Сырдарьи, что вызывает массовое переселение гузов на юг и на запад, в том числе на Устюрт и, как видно по находкам на Самосдельском городище, в низовья Волги. Переселявшихся из Северного Хорезма и с низовий Сырдарьи гузов можно связать с известной по письменным источникам наёмной гвардией хазарских царей (ларисиями или арсиями), которые несли службу хазарскому царю и защищали восточную границу государства от набегов печенегов. Кстати, кочевнический гарнизон Саркела, по мнению М. Н. Артамонова, охранял западную границу Хазарии от набегов мадьяр, а позже — русов и тех же печенегов (Артамонов, 1958, с. 48, 50). После падения каганата, судя по непрерывности стратиграфии городища, жизнь на памятнике продолжается, и в Х-ХП веках здесь появляется оригинальная керамика, сочетающая черты гузской, булгарской, хорезмийской. Эта особенность говорит о том, что в дельте Волги население сохраняется в домонгольский период и превращается в новую культурную общ-


201

ность, известную из русских летописей как саксины. Это согласуется с сообщениеми письменных источников. Так, ал-Гарнати говорит, что Саксин — это город гузов, однако в нём проживают и булгары, у которых здесь есть свой квартал и своя соборная мечеть (Ал-Гарнати..., 2000, с. 99-98). Наличие среди находок на городище большого количества лепной гузской керамики и гончарной керамики булгарского облика подтверждает эти слова. Именно Самосдельское городище становится одним из центров, где происходит формирование материальной культуры саксин. Многие исследователи, такие как Г. А. Фёдоров-Давыдов, М. И. Артамонов, Ф. Вестберг и Б. Н. Заходер, считали, что Саксин — это часть восстановленного Итиля, последней столицы Хазарии (Федоров-Давыдов, 1969, с. 261). В XIII веке город захватывается монголами. Возможно, именно его упоминает р. Рубрук: «При среднем рукаве (Волги) находится город по имени Суммеркент, не имеющий стен; но когда вода разливается, город окружается водой. Раньше, чем взять его, татары стояли под ним 8 лет. А жили в нём Аланы и Саррацины» (Путешествия..., 1993, с. 164). Ордынское поселение на территории городища небольшое — оно занимает лишь островную часть, вероятно вследствие подъёма уровня воды в Волге. Самые поздние ордынские монеты в островной части городища, относящиеся к началу 30-40 гг. XIV века, говорят о том, что в это время здесь жизнь угасла из-за затопления. Это же подтверждает мощный слой окатанной керамики и ракушки. Во все времена Самосдельское городище являлось крупным центром керамического производства. Поражает не только обилие керамики, но и разнообразие форм сосудов и их декоративного оформления. Некоторые из них не имеют прямых аналогий. Один такой уникальный сосуд был передан сотрудникам экспедиции местными жителями в 2001 г. (рис. 2, 3). Сосуд красноглиняный, гончарный, хорошего обжига. Толщина стенок достигает 1,0-1,2 см. Поверхность его покрыта более светлым розоватым ангобом. Сосуд имеет сфероконическое тулово высотой 12,2 см. Максимальный диаметр находится в верхней трети тулова и составляет 7,5 см, нижний конец заострен. Сосуд имеет широкое (5, 6 см в месте прикрепления к тулову), расширяющееся кверху горло. В месте прикрепления тулова к горлу сделан

202

Э. Д Зиливинская

полукруглый в сечении валик шириной 0,5-06 см, венчик отбит. Сохранившаяся высота горла — 4,0 см. В месте наибольшего расширения на тулове с одной стороны виден след от отбитой ручки круглого сечения (d — 3 см). С противоположной стороны находился носик, который также был отбит. Диаметр его в месте прикрепления — 3 см, диаметр отверстия — 1,5 см. На боках сосуда, меэвду ручкой и носиком были сделаны налепы в виде рогов и ушей козы или сайги. С одной стороны рог сохранился полностью, а ухо частично отбито. С другой — налеп утрачен полностью, но сохранился его след на ангобированной поверхности. От ручки, носика и зооморфных налепов к заостренному дну сосуда 5-зубцовой гребенкой прочерчены вертикальные, слегка волнистые линии. На горле также гребенчатым штампом нанесен орнамент в виде зигзагообразной линии. От вершин треугольников отходят вверх вертикальные линии, также нанесенные штампом. Этот сосуд представляет собой керамический ритон. Ритоны являют собой специфический тип сосудов, которые чаще всего имеют форму рога. Многие исследователи считают, что рога животных, таких как горные козлы, архары, туры, быки, использовались в качестве сосудов для заполнения жидкостью в глубокой древности, еще на стадии охотничьего хозяйства (Рыбаков, 1949, с. 43; Массон, Пугаченкова, 1959, с. 67). Историки античности часто связывают происхождение ритонов с Индией, основываясь на изображениях из Йоткана и Гандхары, однако, как отмечала К. В. Тревер, нельзя искать одну прародину сосудов из рога, так как идея их могла возникнуть везде, где использовали домашний рогатый скот (Тревер, 1940, с. 108). С развитием гончарного производства и металлургии появляются сосуды из других материалов и более удобных форм. Тем не менее, сосуды из рога продолжают бытовать и в некоторых регионах (например, на Кавказе) доживают до современности. В античном мире ритоны как культовые сосуды впервые зафиксированы в начале среднеминойского периода на росписях дворца в Кноссе (Тревер, 1940, с. 105). Широкое распространение получают ритоны в античное время в странах азиатского Востока. На ассирийских рельефах VIII—VII вв. до н. э. изображены сцены пиршеств, где знатные ассирийцы пьют вино именно из таких сосудов (Луконин, 1981, с. 36). На египетской


203

росписи в гробнице Петозириса (VI в. до н. э.) изображена мастерская, в которой делаются ритоны (Тревер, 1940, с. 106). На ряде рельефов эллинистического времени изображены сцены пира с людьми, держащими в руках ритоны и ловящими ртом вытекающую из них струйку вина (Восточное серебро..., 1909, №40, 41). На сосуде из Чертомлыка изображены скифы, пьющие из рогов. Сохраняя форму рога животного, ритоны получают богатое оформление. На конце таких сосудов обычно имеется отверстие, оформленное мордой или протомой животного, а тулово или венчик часто украшены фризами с изображениями мифологических сцен или разнообразных орнаментов. По мнению исследователей, изображения различных животных на ритонах являются реминисценцией тотема рода или племени, а также могут служить оберегами (Массой, Пугаченкова, 1959, с. 68). Более того, считалось, что сама форма рога предохраняет от действия яда (Тревер, 1940, с. 105). Анализ расположения и оформления сливного отверстия ритонов, а также значительные размеры некоторых из них приводят к выводу о том, что в античное и более позднее время они использовались не только для питья, но и в качестве ритуальных сосудов для культовых возлияний над жертвенниками (Массой, Пугаченкова, 1959, с. 68). По мнению некоторых исследователей, возлияния вина, пива и других напитков из зооморфных сосудов представляют собой «окультуренную» форму жертвоприношения животного (Антонова, 1986, с. 50). Первоначально ритоны, несомненно, делались из рогов животных, но впоследствии, сохраняя форму рога, их стали изготавливать и из других материалов. С территории древнего Ирана происходят керамические и серебрянные ритоны VH-VI вв. до н. э. (Луконин, 1981, с. 13, 34, 36, 52). Широкое распространение получили в Иране и Закавказье ритоны из драгоценных металлов в ахеменидское время (Godard, 1962, р. 139, fig. 151; Луконин, 1981, с. 53, 54, 80, 85; Древнейшие государства..., 1985, с. 27, табл. XIII). Для этого времени В. Г. Луконин выделяет две ведущие формы: конический сосуд с головой животного и ритон в виде рога животного с зооморфной протомой (Луконин, 1981, с. 36). Впоследствии получают распространение ритоны разнообразных форм. Объединяет их наличие одного или нескольких сливных отверстий в нижней части сосуда.

204


В ахеменидский период ритоны являлись в большей степени культовыми сосудами (Тревер, 1940, с. 105). В более позднее время такие сосуды, выполненные из драгоценного металла, становятся атрибутами власти (Луконин, 1981, с. 36). Тем не менее, ритоны не утрачивают и культовых функций. Знаменитые ритоны парфянского времени из Старой Нисы, сделанные из слоновой кости, скорее всего, использовались в ритуальных целях (Массой, Пугаченкова, 1959, с. 68). Довольно многочисленны находки подобных сосудов в курганах скифского времени. Металлические ритоны с протомами животных происходят из Семибратнего кургана, из курганов Донской, Семипалатинской и Тифлисской областей (Восточное серебро..., 1909, табл. 14-18). Знаменитая Чертомлыкская ваза также является ритоном амфоровидной формы, так как у основания ее имеются четыре слива, оформленные головами животных. В кургане Карагодеуаш в качестве погребальной посуды были положены на двух блюдах две пары рогов (Рыбаков, 1949, с. 45). Кроме того, известны многочисленные каменные изваяния скифского времени, изображающие человека, держащего в руках сосуд из рога (Рыбаков, 1988, с. 64-68). Изумительной красоты ритоны из драгоценных металлов меото-скифского периода были найдены на Кубани (Шедевры..., 1987, с. 19-33). Удивительно разнообразны по форме золотые ритоны из Панагюриштенского клада во Фракии, выполненные как в греческих, так и иранских традициях. Три сосуда имели форму конического кубка с протомами оленей и барана, еще три сосуда были выполнены в виде женских голов с плоским дном и отверстием в нижней части. Остальные два представляли собой большую амфору и сосуд в виде туловища козла (Венедиков, 1961; Венедиков, Герасимов, 1973, табл. 121-130). Известны и другие культовые сосуды, происходящие с территории Фракии (Венедиков, Герасимов, 1973, табл. 133, 134, 142). Как уже упоминалось, ритоны часто изготавливались из глины. Керамические ритоны известны в Греции, Месопотамии, Мазендаране, Средней Азии (Массой, Пугаченкова, 1959, с. 6871; Древнейшие государства..., 1985, с. 453, табл. CLXV). При раскопках культового центра Калалы-гыр 2 IV—II вв. до н. э. в Древнем Хорезме были найдены керамические ритоны как местного, так и импортного производства (Калалы-гыр 2..., 2004, с. 132, 133, рис. 3/21, 3/22, с. 164-168, табл. 10-12, 20-22). На-


205

ряду с ритонами в форме рога здесь были найдены культовые сосуды других форм. Два сосуда имели амфоровидную форму. Также был найден кольцевой ритон и ритон в виде трубки, помещенной во внешний корпус. Культовые сосуды для возлияний известны и в раннем средневековье. Питье из рогов являлось атрибутом языческого праздника у древних славян (Рыбаков, 1949, с. 43, 45). О ритуальной принадлежности этих сосудов свидетельствуют, в частности, славянские идолы, некоторые из них изображены держащими в руках сосуд из рога (Рыбаков, 1988, с. 235-243). В дружинных курганах IX-X вв. довольно частой находкой являются оковки сосудов из рога. Наибольшую известность получили ритоны из рогов тура, найденные в погребении знатного руса в кургане Черная могила в Чернигове. Ритоны украшены серебряными накладками, в обработке которых применены золочение, гравировка, чеканка, чернение (Рыбаков, 1949, с. 43-51). Изображение на металлических частях одного из ритонов связано с художественной традицией кочевого мира евразийских степей (Петрухин, 2000). Г. А. Брыкиной опубликована серия ритуально культовой керамики VI—VIII вв. из Ферганы (Брыкина, 2000, с. 140-143). Г. А. Брыкина выделяет пять типов сосудов, которые объединяет наличие одного или двух сливов в нижней части. Примечательно, что ни один из них не имеет форму рога. При раскопках древнего Корчева в слое X в. был найден керамический ритон в виде конической чашечки с кольцевидной ручкой и отогнутой в сторону ножкой, отбитой у основания (Плетнева, 1987, с. 258260). На тулове сосуда имеются налепы в виде пары слегка изогнутых рогов и между ними три шишечки, покрытые наколами. Эти шишечки, по мнению С. А. Плетневой, изображают глаза животного (козы) и, в то же время, символизируют сосцы — женский символ (Плетнева, 1987, с. 258). Вокруг шишечек нанесен прочерченный орнамент в виде схематического изображения растения. По обеим сторонам рогов нанесены наколы острой палочкой. Интересно, что этот сосуд имеет ножку, но лишен отверстия в ней. Ритон с Самосдельского городища по своей морфологии ближе всего к ферганским сосудам I типа по Г. А. Брыкиной (рис. 4). У них было широкое горло, сфероконическое тулово и

206


трубчатый слив в основании. Петлевидная ручка прикреплялась одним концом к верхней трети сосуда, а другим — к венчику. На тулове сосудов, на стороне, противоположной месту крепления ручки, над сливом имеется налепное изображение головы животного с длинными рогами — косули или горного козла (Брыкина, 2000, с. 140). Ритоны сфероконической формы найдены также на городище Киндык-тепе в Ташкентском оазисе Щревности..., 1978, с. 110, рис. 19) и на городище Ак-тепе на юге Ферганской долины (Баруздин, Брыкина, 1962, с. 56, рис. 11). Также известны сосуды подобного типа из Рея и могильника Сетж Абад в Афганистане (Ettinghausen, 1949. №666, fig. 221; Ghirshman, 1948, p. 5, fig. 211). Сфероконический ритон из Самарканда эфталитского времени с изображением лица человека упоминают М. Е. Массой и Г. А. Пугаченкова (Массой, Пугаченкова, 1959, с. 71). Похожий сосуд парфянского времени опубликован Р. Гиршманом. Он имеет коническое, сужающееся книзу тулово с отверстием в нижней части, округлые плечики и расширяющееся горло. В верхней части его изображен бюст человека, в середине человеческое лицо, а отверстие оформлено головой козла (Ghirshman, 1962, S. I l l , fig. 132). Принципиальное отличие сосуда из Самосделки от ритонов этого типа заключается в том, что сливное отверстие у него находится не в основании, а сбоку, на тулове. Довольно необычным является и расположение зооморфных налепов. Во всех известных ритонах морда животного — реальная или условная — обращена передом к сливу или обрамляет его. В самосдельском ритоне к сливу обращены рога животного, следовательно, условная морда его должна находиться в районе ручки. Все это может свидетельствовать о том, что культовый сосуд был изготовлен местным мастером, который, подражая привозному образцу, не был знаком с его обрядовым назначением. Поэтому, бездумно копируя отдельные части сосуда, он скомпоновал их в произвольном порядке. Самосдельский ритон, скорее всего, сделан из заготовки для сфероконуса, к которому были приделаны горло, ручка и носик. Об этом свидетельствует не только форма тулова, но и значительная толщина стенок, которая совершенно не нужна для сосуда, содержащего обыкновенные жидкости, но просто необходима для хранения и перевозки химических веществ. Остальные известные ритоны сфероконической формы не имеют таких толстых стенок и более напоминают кув-


207

шины с заостренным книзу дном, а не настоящей сфероконус. Анализируя технику изготовления культовых сосудов в Древнем Хорезме, Б. И. Вайнберг отмечала, что при изготовлении культовой посуды хорезмийцы почти всегда использовали стандартные формы, дополняя их необходимыми деталями (Вайнберг, 2000, с. 144). Исследовательница объясняет это значительной стандартизацией гончарной керамики в Хорезме. В случае с самосдельским ритоном мастер также взял за основу знакомый ему сосуд наиболее близкой формы. Остальное оформление сосуда также свидетельствует о том, что он был предназначен для ритуальных целей. Исследователи неоднократно отмечали, что сосуды с древнейших времен воспринимались людьми как элементы картины мира. В свою очередь, мифологическое восприятие мира людьми, создававшими их, находило отражение в форме и декоре сосудов (Антонова, 1984, 1986; Кузьмина, 2002). Поскольку каждая вещь рассматривалась как идентичная космическому пространству, на нее переносились соответствующие характеристики. Сосуд, как образ пространства, делится по вертикали на три части — верхнюю, астрально-космическую, среднюю— надземную и нижнюю, потустороннюю (Грантовский, 1960; Кузьмина, 2002, с. 43). Вертикальные пучки волнистых полос в нижней части тулова напоминают льющуюся воду. Вода в мифологии многих народов символизирует нижний (хтонический) мир. Достаточно вспомнить подземную реку Стикс из древнегреческих мифов. Аналогичные представления были и у других народов (см., напр.: Раевский, 2006, с. 293). Сходными волнистыми линиями покрыта нижняя часть хорезмийского амфоровидного ритона из Калалы-гыр 2 (Вайнберг, 2000, с. 144, 147). Зигзагообразная линия с отходящими от вершин треугольников вертикальными линиями на горле сосуда может изображать горы, которые являются отражением мира земного (Раевский, 2006, с. 293). Кстати, на одном из ритонов из Киндык-тепе верхняя часть сосуда украшена орнаментальным поясом, состоящим из заштрихованных треугольников (Древности Туябугуза, 1978, с. ПО, рис. 19). Так как верхняя часть сосуда утрачена, то говорить о символах мира небесного не приходится. Но поскольку сосуд выполнялся местным мастером, не догадывавшемся о семантике данных орнаментов, тот мог и не изобразить символы «верхнего» мира. Таким обра-

208

Э. Д Зиливинская

зом, культовый сосуд Самосдельского городища, скорее всего, является подражанием реальному сосуду, происходящему, возможно, из Хорезма, тем более, что в керамическом комплексе Самосделки отчетливо выделяется хорезмийский импорт. К сожалению, ритон, происходящий с Самосдельского городища, не может быть точно датирован, так как является случайной находкой. Можно только предполагать, что он происходит из слоев IX-X вв., так как подобные сосуды более позднего времени не известны. Безусловно, он интересен и тем, что является всего лишь вторым после корчевского керамическим ритоном, найденным в Восточной Европе. Литература Ал-Гарнати, 2000 — Ал-Гарнати о гузах, печенегах, хазарах и булгарах / / И з глубины столетий. Казань, 2000. Антонова, 1984 — Антонова Е. В. Очерки культуры древних земледельцев Передней и Средней Азии. М., 1984. Антонова, 1986 — Антонова Е. В. К исследованию места сосудов в картине мира первобытных земледельцев // Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового Востока. М., 1986. Артамонов, 2002 — Артамонов М. А. История хазар. СПб., 2002. Баруздин, Брыкина, 1962 — Баруздин Ю. Д, Брыкина Г. А. Археологические памятники Баткена и Ляйляка (юго-западная Киргизия). Фрунзе, 1962. Брыкина, 2000 — Брыкина Г. А. Ритуально-культовая керамика из Ферганы // Средняя Азия. Археология, история, культура. М., 2000. Вайнберг, 2000 — Вайнберг Б. И. Техника изготовления культовых сосудов второй половины I тысячелетия до н. э. в Хорезме // Средняя Азия. Археология, история, культура. М., 2000. Васильев, Гречкина, Зиливинская, 2 0 0 3 — Васильев Д. Я , Гречкина Т. Ю., Зиливинская Э. Д. Городище Самосделка — памятник домонгольского периода в Низовьях Волги // Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 3. Донецк, 2003. Венедиков, 1961 — Венедиков И. Панагюриштенский клад. София, 1961. Венедиков, Герасимов, 1973 — Венедиков К, Герасимов Т. Тракийското изкуство. София, 1973. Восточное серебро..., 1909 — Восточное серебро. Атлас древней серебряной и золотой посуды восточнаго происхождения, найденной в пределах Российской Империи. СПб., 1909. Грантовский, 1960 — Грантовский Э. А. Индоиранские касты у скифов // XXV Международный конгресс востоковедов. М., 1960. Гумилев, 1966 — Гумилев А. Н. Открытие Хазарии. М., 1966.


209

Древнейшие государства..., 1985 — Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. Археология СССР. М., 1985. Древности..., 1978—Древности Туябугуза. Ташкент, 1978. Егоров, 1970 — Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв. М., 1970. Зиливинская, Васильев, Гречкина, 2 0 0 6 — Зиливинская Э. Д., Васильев Д. В., Гречкина Т. Ю. Раскопки на городище Самосделка в Астраханской области в 2000-2004 гг. // РА, 2006. № 4. Калалы-гыр..., 2 0 0 4 — Калалы-гыр 2. Культовый центр в Древнем Хорезме. М., 2004. Кузьмина, 2004 — Кузьмина Е. Е. Мифология и искусство скифов и бактрийцев. М., 2004. Луконин, 1981 —Луконин В. Г. Искусство древнего Ирана. М., 1981. Массой, Пугаченкова, 1959 — Массой М. Е., Пугаченкова Г. А. Парфянские ритоны Нисы // Труды ЮТАКЭ, т. IV. Ашхабад, 1959. Петрухин, 2001 — Петрухин В. Я. У истоков древнерусской культуры: ритон из Чернигова и хазарская традиция // Проблеми на изкуството, 2001.№ 1. Плетнева, 1959 — Плетнева С. А. Керамика Саркела— Белой Вежи // МИА, 1959. № 75. Плетнева, 1 9 6 7 — Плетнева С. А. От кочевий к городам // МИА, 1967. № 142. Плетнева, 1987 — Плетнева С. А. Глиняный ритон из Корчева и бронзовая личина из Тьмутаракани // СА, 1987. № 1. Путешествия..., 1 9 5 7 — Путешествия в Восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957. Раевский, 2006 — Раевский Д. С. Мир скифской культуры. М., 2006. Рыбаков, 1 9 4 9 — Рыбаков Б. А. Древности Чернигова // МИА, 1949. NQ 11. Рыбаков, 1988 — Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси. М., 1988, Толстов, 1947 — Толстое С. П. Города гузов // СЭ, 1947. № 3. Тревер, 1940 — Тревер К. В. Памятники греко-бактрийского искусства. М.-Л., 1940. Федоров-Давыдов, 1969 — Федоров-Давыдов Г. А. Город и область Саксин в XII-XIV вв. // МИА, 1969. № 169. Флеров, 1996 — Флёров В. С. Раннесредневековые юртообразные жилища Восточной Европы. М., 1996. Хлебникова, 1987 — Хлебникова Г. А. Керамика памятников Волжской Болгарии. М., 1987. Шедевры..., 1987 — Шедевры древнего искусства Кубани. М., 1987. Ettinghausen, 1949 — Etänghausen #. Parthian and Sassanian Pottery / / SPA (A Survey of Persian Art), Vol. П. 1949. Ghirshman, 1948 — Ghirshman R. Iran. Parthes et Sassanides. P., 1948. Ghirshman, 1972 — Ghirshman R. Iran Partner und Sasaniden. München, 1972. Godard, 1962 — GodardA. L'Art de Liran. P., 1962.

210

Э. Д. Зиливииская


1 * Т ?i У

Рис. 1. Карта Астраханской области


Рис. 2. Ритон с городища Самосделка

Рис. 3. Ритон с городища Самосделка

211

212


Рис. 4. Ритоны I типа, по Г. А. Брыкинои

Некоторые тамги на монетах монгольских правителей улусов Джучи и Чагатая Н. Нуржанова (Галерея изобразительного искусства Узбекистана, Ташкент)

Нумизматика Средней Азии монгольского времени в целом давно привлекла пристальное внимание ученых. Однако следует отметить, что это касается далеко не всех ее направлений, в частности, до настоящего времени недостаточно разработан вопрос о персонализации тамг на монетах чагатайских правителей. Целью настоящего исследования является выяснение основных закономерностей изменения содержания монет и развития персонализации тамг чагатайских правителей на основе их изучения и детального анализа. Эта работа многогранна и весьма обширна, поэтому в данной статье мы лишь постарались кратко описать процесс видоизменения тамг на монетах монгольских правителей Средней Азии. Как известно, первостепенными элементами, определяющими (наряду с некоторыми надписями, картушами и разными украшениями) облик чагатайских монет, являются тамги. Существует несколько теорий происхождения монгольских тамг. Они варьируются от восприятия тамги как простого знака владения до знака власти или племенной принадлежности, аналогично тому, как тамги использовались среднеазиатскими народами. Кочевые монголы, несомненно, дали новую жизнь тамгам. Потомки Чингисхана основали ряд монгольских государств и начали выпуск собственных денег, приняв арабское письмо и стиль монетного дела среднеазиатских народов. Кроме того, они часто размещали тамги на монетах. Для других монгольских улусов, таких как Золотая Орда Щжучиды), государство Чагатаидов, следующие символы описывались как тамги: ¥ЛФ. В 70-е годы XX в. различные тамги и их комбинации рассматривались в работах Е. А. Давидович, которая, вслед за М. Е. Массоном (Массой, 1957, с. 75-80), чекан чагатаидских монет и их

214

Н. Нуржанова

обращение в Средней Азии XIII-XIV вв. разделяла на три этапа. Представляется целесообразным нижеописьгоаемые тамги также рассматривать в рамках этой периодизации (Давидович, 1972, с. 15, рис. 1; с. 63, рис. 2). К сожалению, Е. А. Давидович в основном сосредоточилась на периоде после 670 г. х. К настоящему времени обнаружено большое число чагатайских монет с новыми типами тамг, это дает возможность проследить развитие и видоизменение чагатайских тамг. Рассмотрим некоторые типы тамг и их комбинации на монетах Чагатайского государства и Хорезма. Тамга № 1 (табл. 1, 1). Обычно этот знак рассматривается как главная тамга Чагатаидов (рис. I) 1 . Эта тамга обнаруживается на монетах следующих монетных дворов: Алмалыка, Андигана, Бадахшана, Бинкента, Маргинала, Бухары, Оша, Хиссара, Кеша, Отрара, Самарканда, Термеза, Тараза. Тамга на монетах чаще всего расположена горизонтально, но есть и вертикальное положение «головкой» вверх (Настич, 2000, с. 257-266). Как показывает анализ доступных данных, самое раннее доказательство существования этой тамги мы находим на монете из Бадахшана, датируемой 690 г. х.2. Большинство монет с этой тамгой выпущено в 720-х гг. х. или позже. Следующее появление отдельной тамги имеет место на бухарской монете 722 г. х. и позднее на монетах Отрара, датированных 751 или 755 г. х. (Йих, 2005, с. 73). Известно определенное число разновидностей тамг с точками слева и справа от вертикальной оси; кружками и полумесяцами. Следует отметить, что Кутлуг Хваджа (ок. 699 г. х.), один из сыновей Дувы, предпринял осаду Дели и выпустил медные монеты — джиталы с тамгой и указанием места чекана. Исследователи отмечают, что эти экземпляры весьма нередки в Индии (Йих, 2005, с. 73-75). Монета Тармаширина (1326-1334 гг.) с такой тамгой находится в коллекции Национального банка внешне-экономической деятельности Республики Узбекистан (рис. 2) (Catalogue I, 1997, с. 69, 99, № 80).

1

Монета опубликована: Петров, 1997, с. 142. Известен алмалыкский дирхем (недатированный, либо с неразличимой датой), который, весьма вероятно, выпущен еще раньше, если судить по стилю монеты. 2

Некоторые тамги монгольских правителей...

215

Тамга № 2 (табл. 1,2). Существует определенное число разновидностей этой тамги с двумя или четырьмя точками. Интересен вертикальный вариант, встречающийся на самаркандских экземплярах. Эта тамга является наиболее распространенной в оформлении среднеазиатских и восточнотуркестанских монет анонимной регулярной чеканки, осуществлявшейся в процессе денежной реформы Мас*удбека. Она присутствует на монетах из Тюбингенской коллекции, датированных 684, 687 и 696 г. х. (Йих, 2005, с. 73-75). S-тамга имеет два основных положения— горизонтальное и вертикальное. При горизонтальном положении левый конец чаще опущен, а правый поднят, но изредка бывает и наоборот ^Давидович, 1972, с. 63). На некоторых экземплярах монет эта тамга встречается в зеркальном изображении — с левым завитком, смотрящим вверх. Этот вариант впервые был обнаружен на экземпляре Монетного дома Имиля с датой 664 г. х. (Тюбингенская коллекция) и на алмалыкских монетах 668 г. х. На монете Кендчика 667 г. х. данная тамга крупная и расположена строго по центру (Йих, 2005, с. 73-75). В этом положении (по центру) она встречается на монетах большого числа чагатайских монетных дворов — Алмалыка, Бинката, Бухары, Кашгара, Кендчика, Ходжента, Маргинала, Отрара, Пулада, Самарканда, Шаша и Тараза (На3 стич, 2000, с. 257-266) (рис. З) . Тамга № 3 (табл. 1, 3). В качестве отдельной тамги этот знак появляется только на монетах чагатайских правителей Казанхана и Халил Аллаха (ок. 743-47 г. х.), сыновей Ясавура. Имя Халил Аллаха не отмечено в исторических источниках. Эта тамга известна на монетах из ограниченного числа монетных дворов — Отрар (742 г. х.), Самарканд (742 г. х.) и Бухара (744 г. х.). Стоит отметить, что в комбинации с S-тамгой она появляется гораздо раньше на монетах Тараза. В коллекции НБУ ВЭД РУз. хранится дирхем Казан-хана 746 г. х., выпущенный на монетном дворе Бухары с аналогичной тамгой (рис. 4) (Catalogue, 2001, с. 47, 72, №69). Тамга № 4 (табл. 1, 4). Тамга в виде двойного трезубца встречается на монетах из Тюбингенской коллекции — монетные дворы Тараза (657-60 гг. х.) и Имиля (658 г. х. и 661 г. х.). Монета опубликована: Настич, 2000, с. 257-266.

216


Тамга № 5 (табл. 1,5). Тамга в виде простого трезубца присутствует на монетах Пулада, Алмалыка 657 г. х. Она расположена в центре лицевой стороны, аналогично местоположению S-тамги (см. выше). Тамга № б (табл. 1, 6). Как отдельная тамга она встречена на монетах Тараза, датированных 667х и 676 г. х. Тамга № 7 (табл. 1, 7). Эта родственная тамга встречается внутри гексаграммы на монете Тараза. Тамга № 8 (табл. 1, 8). Эта недавно обнаруженная тамга представлена на монетах Отрара 736 г. х. и 739 г. х., атрибутированных временем правления Дженюии и Йесун-Тимура. Следует отметить, что монета Йесун-Тимура из Алмалыка с датой 740 г. х. имеет тамгу № 1. Тамга № 9 (табл. 1,9). Тамга трезубец с неравными зубцами, более длинный из которых заканчивается округлой петлей, и колечком на противоположном конце у «рукоятки». Это тип недавно открытой тамги монетного двора Алмату. Даты — 684 г. х. и 685 г. х. (рис. 5)4. Отметим что на дирхеме 684 г. х. хана Хайду эта тамга расположена на л .ст., а на об.ст. проставлена тамга № 2. Тамга № 10 (табл. 1, 10). Это особенная тамга, представленная на монете Имиля из Тюбингенского собрания. В некоторой степени напоминает там1у на золотоордынской монете Булгара. Существовали также комбинации из двух или трех тамг. Комбинация тамг № 1 (табл. 2, 1) Комбинация из этих тамг присутствует на монетах Алмалыка 689 г. х., Андигана, Бинката и Тараза, датированных 672 г. х. Как комбинация на разных сторонах монет (лицевой и оборотной), она встречается на серебряных дирхемах Алмалыка. S-тамга представлена на лицевой стороне вышеназванного монетного двора, вторая тамга— в легенде оборотной стороны ал-адиль ал-азам. Очень интригует находка Т. Майера: им обнаружено самое позднее использование комбинации тамг №№ 1 и 2 на монетах Отрара, датированных 729 г. х. (Йих, 2005, с. 73-75). На этих монетах маленькая S-тамга почти скрыта в легенде на л. ст., а гораздо большая по размерам тамга № 2 проставлена на об. ст. Видимо, это также самое позднее появление S-тамги. 4

Монета опубликована: Настич, 2000, с. 257-266.


217

Комбинация тамг № 2 (табл. 2, 2) Данная комбинация тамг №№ 2 и 3, проставленных на л. ст., представлена на монетах Тараза 672 г. х. Как было сказано выше, в качестве отдельной тамга № 3 неожиданно появляется примерно на 70 лет позднее, при Халил Аллахе и Казане. Е. А. Давидович отмечает для монетного двора Тараза комбинацию с разновидностью тамги № 3, содержащей четыре лепестка вместо трех в верхней части (Давидович, 1972, с. 63). Комбинация тамг № 3 (табл. 2, 3) Данная комбинация в основном ограничена монетами Тараза. На одной стороне комбинация тамг №№ 1, 2 и 6, зафиксированная Е. А. Давидович, на другой стороне — тамга № 1 (Давидович, 1972, с. 161, фототабл. 4, 3). Также для монет монетного двора Тараза отмечены комбинации трех тамг на лицевой и оборотной сторонах. Это тамги №№ 1, 2 на лицевой и тамга № 6 на оборотной сторонах монет. Они датируются 686, 696 и 699 гг. х. Сходная комбинация тамг известна на монетах монетного двора Бинката, один экземпляр из которых может быть датирован 686 г. х. Комбинация тамг № 4 (табл. 2, 4) Комбинация тамг №№ 2 и 3 на л.ст. и № 6 на об.ст. отмечена также в Таразе и датируется, вероятно, 679 г. х. (Давидович, 1972, с. 162, фототабл. 4, 4). В собрании Т. Ч. Йих есть монета, датированная 677 г. х. (Йих, 2005, с. 73). Возникает вопрос, связано ли присутствие такого количества тамг на монетах Тараза с расположением этого двора. Тараз — северный монетный двор Чагатаидов, расположенный далеко от других городов. Если мы посмотрим на динамику проставления тамг на монетах, то увидим, что в течение долгого времени в монетном декоре доминируют S-тамга и тамга № 1. Вплоть до 660 г. х. тамги №№ 1, 4 применялись на нескольких монетных дворах. Позднее присутствие S-тамги начинает превалировать и достигает зенита в середине 680-х г. х. В то время, как до 680 г. х. она в основном ограничена несколькими восточными монетными дворами, после этой даты она начинает появляться и на западных монетных дворах. После 700 г. х. S-тамга исчезает. Одновременно появление тамги № 1 ограничено только одним двором, а распространяться шире она начинает только после 700 г. х. Примерно в пе-

218


риод 685-695 гг. х. имеет место комбинация этих тамг. Существует также мнение, что S-тамга не чагатайского происхождения. В этой связи в качестве аналогии приведем некоторые тамги на монетах Хорезма. Хорезм — особо отдаленная область джучидского юрта. Именно этот фактор, а также некоторые исторические обстоятельства определяют особенности монетного дела на его территории. Монеты Хорезма узнаются по красивому вычурному почерку. Причем эта особенность сохранялась на протяжении длительного времени. Являясь среднеазиатской, эта территория развивалась во времена монгольского владычества под властью золотоордынских ханов. Монетное обращение соответствовало обращению центральных районов Орды, но имело существенные отличия. Конечно, продукция монетного двора Хорезм (располагавшегося, видимо, в городе Ургенче) никак не походила на продукцию монетных дворов чагатайского улуса или ильханской державы. Хорезм был единственной областью Золотой Орды, которая чеканила золотую монету в XIV веке. Кроме перечисленных особенностей монетной системы Хорезма существуют еще две: иной весовой стандарт (отличный от золотоордынского) и наличие дирхемов со знаками собственности — тамгами, характерным для чагатайских монет XIII в. О существовании монет с чагатайской тамгой в хорезмском чекане (680-е гг. х.) пока достоверно не известно. Джучидские же дирхемы с тамгой дома Вату, битые в эти годы, в нумизматической литературе описаны неоднократно (Петров, 2003, с. 105). Параллельный чекан монет с джучидскими и чагатаидскими знаками собственности на хорезмском монетном дворе прослеживается на протяжении длительного срока— 37 лет. Сам по себе факт столь продолжительной чеканки монет с чагатайскими атрибутами собственности свидетельствует о том, что не усиление влияния Чагатаидов в Хорезме в тот или иной промежуток времени приводило к чеканке серебра с их тамгой, как считал Г. А. Федоров-Давыдов, а определенные права и свобода их действий сохранялись и поддерживались в этом регионе по крайней мере в период с 669 до 706 г. х. (Федоров-Давыдов, 1965, с. 185225). Очевидно, что дирхемы с различными тамгами (чагатайской и джучидской) чеканились одновременно на одном монетном дворе. Такое положение дел в монетном выпуске не могло


219

быть реализовано без соответствующих приказов, договоров между сторонами, т. е. не могло происходить случайно или произвольно, поскольку чагатайская тамга на монетах свидетельствует о праве собственности на Хорезм в той степени, что и тамга дома Вату. В этом случае следует ожидать новых находок монет хорезмийской чеканки с чагатайской тамгой и с новыми, неизвестными до настоящего времени датами (Петров, 2003, с. 108). Из изложенного материала ясно, что попытки персонализировать какую-либо одну тамгу без учета ее графических корней с «прародителями» и «потомством» могут привести к бесконечному множеству решений, среди которых невозможно будет выбрать то единственно верное, исходя из имеющихся на данный момент данных. Литература Давидович, 1972 — Давидович Е. А. Денежное хозяйство Средней Азии после монгольского завоевания и реформа Мас'уд-бека (XIII в.). М., 1972. Йих, 2005 — Йих Т. Ч. Вопросы изучения Чагатайских тамг // Труды Международной Нумизматической Конференции. М., 2005. Массой, 1957 — Массой М. Е. Исторический этюд по нумизматике Джагатаидов (по поводу Таласского клада монет XIV в.). Археология Средней Азии, IV. Труды САГУ, новая серия. CIX. Ташкент, 1957. Настич, 2 0 0 0 — Настич В. Н. Алматы— монетный двор XIII в. // Древности Поволжья и других регионов. Нумизматический сборник. Вып. III, том II. Нижний Новгород, 2000. Петров, 1997 — Петров П. Я. Клад чагатаидских медных монет XTV века // Древности Нижегородского Поволжья. Нумизматический сборник. Вып. II, том I. Нижний Новгород, 1997. Петров, 2003 — Петров П. Н. Очерки по нумизматике монгольских государств XIII-XIX веков. Нижний Новгород, 2003. Федоров-Давыдов, 1965— Федоров-Давыдов Г. А. Нумизматика Хорезма золотоордынского периода // Нумизматика и Эпиграфика. Т. V. М., 1965. Catalogue I, 1997 — Catalogue of Antique and Medieval Coins of Central Asia. 100 Coins from the Collection of the National Bank of Uzbekistan. I. Tashkent, 1997. Catalogue, 2001 — Catalogue of Antique and Medieval Coins of Central Asia. 100 Coins from the Collection of the National Bank of Uzbekistan. Anniversary Edition. Tashkent, 2001.

220



2

6

Ж

m з •

7

rfi

4

1

8

10 Таблица 1

IT

1

2

4

Таблица 2

Рис. 1

Рис. 2

Рис. 4

Рис. 3

Рис. 5

Из неопубликованных материалов В. А. Шишкина: Зарафшанская экспедиция 1934 г.* Т. Г. Алпаткина, О. Н. Иневаткина (Государственный музей Востока, Москва)

В 1947 году вышла в свет статья Василия Афанасьевича Шишкина «Археологическое изучение Бухарского оазиса», в которой автор выделил четыре этапа в истории изучения оазиса: 1) до 1890-х гг. — редкие упоминания о памятниках Бухары и ее окрестностей в научной литературе; 2) с 1896 г. до свержения Бухарского эмирата — собирание сведений о памятниках и первые незначительные раскопки; 3) 1920 — начало 1930-х гг. — период учета и предварительного изучения преимущественно архитектурных памятников; 4) «с 1934 г. — время экспедиционных археологических работ с уточненной методикой полевых исследований» (Шишкин, 1947, с. 402). В 1896 г. при производстве топографических работ военный топограф Н. Ф. Ситняковский первым осмотрел и нанес на карту вал, представлявший собой остатки стены, окружавшей в древности Бухарский оазис и известной под названием «Кампир-дивал». Следующие по времени археологические исследования в оазисе принадлежат Л. А. Зимину: в 1913-1916 гг. он совершил несколько рекогносцировочных поездок, во время которых осмотрел и заново описал Кампир-дивал, а также значительное количество городищ и тепе. Но, как отмечали исследователи, описания Зимина поверхностны, не всегда точны и зачастую содержат грубые ошибки (Якубовский, 1940а, с. 113; Шишкин, 1947, с. 403-405). Переломным в археологии В. А. Шишкин назвал 1934-й год, «когда Государственным Эрмитажем и Узкомстарисом была организована по инициативе и под руководством А. Ю. ЯкубовВ настоящем сборнике авторы имеют возможность опубликовать полный вариант текста статьи, в отличие от сокращенного, представленного в журнале «Российская археология» (2007 г.).

222

Т. Г. Алпаткина, О. Н. Иневаткина

ского совместная Зарафшанская экспедиция, поставившая задачу обширной археологической разведки по древнему караванному пути, соединявшему Бухару с Самаркандом и являвшемуся частью одного из важнейших международных путей древности» (Шишкин, 1947, с. 407). Другой задачей экспедиции было новое, более тщательное обследование Кампир-дивала — памятника, «очень важного для выяснения исторической топографии Бухарской области и для определения конфигурации культурных земель перед арабским завоеванием» (там же, с. 407-408). Экспедиция работала в период с 18 мая по 17 июня 1934 г.1, в ее состав вместе с А. Ю. Якубовским вошли В. Н. Кесаев, В. И. Казимиров, В. А. Шишкин, Т. Миргиязов и Я. Г. Гулямов. Была исследована часть большого караванного пути из Бухары в Самарканд: маршрут экспедиции прошел по восточной границе Бухарского оазиса от станции Кызыл-тепе до развалин Арбинджана (Якубовский, 1940а, с. 113-114, 159; Шишкин, 1947, с. 407-408; он же, 1963, с. 15). Эта небольшая экспедиция положила начало археологическим исследованиям Бухарского оазиса. Уже в сентябре-декабре того же 1934 г. и в 1935 г. В. А. Шишкин продолжил изучение Кампир-дивала на южной границе Бухарского оазиса. Одновременно им было взято на учет большое количество археологических памятников в этом районе (Архив ГМВ, Фонд археологических материалов, ед. хр. ГШ-24, лл. 2 2 39). С 1937 и до 1953 г. работы В. А. Шишкина в основном были сосредоточены в западной части Бухарского оазиса на землях древнего орошения вокруг Варахши и на самом горюдище (Шишкин, 1963, с. 8-31). Зарафшанская экспедиция под руководством А. Ю. Якубовского продолжила свою работу в 1939 г., но уже в другой части оазиса: одним из отрядов экспедиции были начаты исследования на городище Пайкенд (Якубовский, 19406, с. 51-64), которые с 1982 года успешно продолжает совместная экспедиция Государственного Эрмитажа и Института археологии АН Рес-

1

На карте маршрута экспедиции указаны другие сроки: 16 мая — 21 июня — видимо, с учетом дней выезда и возвращения в Ташкент (см. рис. 1).

Из материалов В. А. Шишкина: Зарафшан (1934)...

223

публики Узбекистан (см. например: Городище Пайкенд..., 1988; Отчет о раскопках в Пайкенде..., 2006). Наиболее масштабные исследования Бухарского оазиса проводились в разное время начиная с 1952 года. Так, О. В. Обельченко занимался изучением курганных могильников в долине Зарафшана близ городищ, которые обследовались сотрудниками Зарафшанской экспедиции 1934 г.,— Кызыл-тепе, Шахри-Вайрон, Хазара (Якубовский, 1940а, с. 114-142; Обельченко, 1992, с. 10-108). В дельте Махандарьи с целью выявления памятников каменного века работали Махандарьинский археологический отряд Института истории и археологии (руководитель Я. Г. Гулямов) и Бухарский археологический отряд Института археологии АН УзССР (руководитель А. Р. Мухамеджанов). Экспедиции Академии наук Узбекистана работали над составлением свода археологических памятников в низовьях и средней части Зарафшана, на западе и северо-западе Бухарского оазиса; продолжались работы по исследованию Кампир-дивала (Мухамеджанов, 1973, с. 7, 32; он же, 1975, с. 155-169; Мухамеджанов, Валиев, 1977, с. 535-536; Мухамеджанов, 1978; Культура древнебухарского оазиса..., 1983; Абдиримов, 1986, с. 3; Адылов, Мухамеджанов, 1986, с. 7-9; Холматов, 1987, с. 35; Мухамеджанов и др., 1990, с. 141-162; Адылов, 1995, с. 45-47; он же, 2002, с. 72-80). С 1997 г. в окрестностях Варахши проводит исследования Узбекско-итальянская экспедиция под руководством Дж. К. Мирзаахмедова и К. Антонини (Antonini, 2001, с. 115-119). В 1934 г. сотрудниками Зарафшанской экспедиции обследовалась сардоба Рабат-и Малика, изучение которого было начато еще в 1920-х гг. Основные работы на Рабат-и Малик проводились под руководством Н. Б. Немцевой в 1970-х гг. и в 19972001 гг. (Якубовский, 1940а, с. 149-150; Немцева, 1990, с. 6 6 68; она же, 2002, с. 229-230, 241-242). В 1980-х гг. исследованиями городов на шести трассах Великого Шелкового пути, в том числе на караванной дороге между Бухарой и Самаркандом, занималась межрегиональная археологическая экспедиция АН УзССР под руководством Ю. Ф. Бурякова (Жукова, 1990, с. 153; см. также Адылов, 1990, с. 48-50; Ахунбабаев, 1990, с. 88). Проделанная во второй половине XX— начале XXI века огромная работа по археологическому изучению Бухарского оазиса,

224


охватившая большое количество памятников разного времени и различных категорий, не умаляет значения первых небольших экспедиций, проводивших исследования в этом регионе. В 1940 г. в сборнике «Трудов Отдела Востока Государственного Эрмитажа» вышла статья А. Ю. Якубовского «Археологическая экспедиция в Зарафшанскую долину 1934 г. (Из дневника начальника экспедиции)» (Якубовский, 1940а, с. 113-163). В архиве Государственного музея Востока хранятся неопубликованные материалы этой экспедиции, позволяющие существенно дополнить текст дневника Якубовского. Это полевой дневник 193435 гг. сотрудника экспедиции В. А. Шишкина (Архив ГМВ, Фонд археологических материалов, ед. хр. ГШ-24) и копия его отчета в Узбекистанский комитет по охране и изучению памятников искусства и старины (ед. хр. ГШ-10, лл. 1-21). В ходе работ одни археологические памятники Шишкин обследовал вместе с Якубовским, другие — самостоятельно, в том числе значительный участок Кампир-дивала. Все описания памятников сопровождаются схемами, выполненными В. А. Шишкиным в карандаше и вкомпонованными в машинописный текст отчета. Кроме того, среди его материалов нами найдена фотокопия карты маршрута экспедиции 1934 г. (рис. 1). Мы публикуем текст отчета В. А. Шишкина с дополняющими его выдержками из полевого дневника.


225

Отчет в Узкомстарис В. А. ШИШКИН 1934 г. Разведочная археологическая экспедиция по восточной окраине Бухарского оазиса. (Государственный Эрмитаж и Узкомстарис; руководитель А. Ю. Якубовский)2 18 мая. Выехали из Бухары, в 13 час. прибыли на ст. Кызылтепе. 19 мая. Стена КАМПИР-ДИВАЛ3. Остатки стены с северной стороны железной дороги. По пути от станции к холму Кызылтепе мы пересекли ее на расстоянии 490 шагов. Этот участок стены нанесен на двухверстную карту [1898 года] и с тем отрезком стены, который отходит к югу от холма Кызыл-тепе, не соединяется . Стена представляет здесь вал, в некоторых местах слабозаметный, высотой до 1,5-2 м. По верху вала проходит дорога. КЫЗЫЛ-ТЕПЕ4. Высота бугра около 11м. Песчаные слои с мелкой и крупной галькой. Редкие неполивные черепки — 1) красные с белым ангобом и черным рисунком, 2) желтые и 3) серые с рисунком «гребеночкой». Склоны холма круты. От холма отходят валы стен на юг (на расстояние 220 шагов) и на запад. Последняя идет зигзагообразно. У самого холма, с обеих сторон, в этих стенах имеются широкие перерывы, как бы проезды. Пространство перед холмом и этими проездами защищено дополнительной, довольно слабо заметной стеной, изгибающейся под прямым углом и упирающейся концами в обе стены, 2

В архивных текстах сохранены авторский стиль, подчеркивания, сокращения и выделения географических названий шрифтом. Редакторские дополнения и номера рисунков помещены в квадратные скобки, вставки в отчет фрагментов текста из полевого дневника В. А. Шишкина — в угловые. Описания памятников, опубликованных А. Ю. Якубовским, сопровождаются ссылками на соответствующие страницы в его статье «Археологическая экспедиция в Зарафшанскую долину 1934 г.» (Якубовский, 1940а, с. 113-163). 3 У Якубовского — Кампыр-Дувал. « См.: Якубовский, с. 114-117.

226


отходящие от К[ызыл]Т[епе]. Высота этой стены не больше одного метра. Высота стен, отходящих от КТ, не одинакова, но, в общем, не превышает 3-3,5 м. Городище ШАХ-ШАХАТОН [рис. 2, J]: почти правильный четырехугольник. Стены не совсем хорошо сохранились. Особенно разрушены южная и западная стены, к которым вплотную подходят посевы. Вторая (внешняя) стена, окружавшая городище, с южной и восточной стороны не сохранилась совершенно. Внутри городища довольно легко прослеживаются остатки построек. В северной части прямоугольника заметно понижение: напрашивается мысль об открытом дворе. Внешние стены городища и некоторые стенки внутри сложены из массивного сырцового кирпича, слепленного из какой-то песчанистой и очень крепкой массы с примесью мелкого галечника. Размер кирпича 50 х 35 х 10. Швы в кладке неодинаковы: от 2-3 см до 10-12, заполнены глиной с примесью того же галечника. И кирпич, и швы настолько тверды, что с трудом поддаются ножу. В разных местах городища обнаружены куски жженого кирпича и алебастровой штукатурки. Поверхность развалин усеяна черепками самого разнообразного вида. Есть поливные и неполивные, с резным, штампованным, нацарапанным и крашенным орнаментом. Встретившиеся поливные черепки могут быть отнесены к монгольской эпохе. Некоторые из найденных обломков посуды имеют весьма архаичный вид. Найдена фигурка коня. КАМПИР-ДИВАЛ: За холмом Кызыл-тепе КД идет сначала на запад, слабо отклоняясь к северу, затем круто поворачивает на север, понижается, местами исчезает совсем и упирается в кишлак Чор-рават, где снова исчезает. Справа, в стороне степи, почти против поворота стены на север, есть развалины какого-то здания, представляющие собой небольшой низенький холм, поверхность которого покрыта редкими черепками неполивной посуды. С вершины холма К[ызыл]-т[епе] в степи хорошо видны курганы: Кендык-тепе (на запад), Баш-тепе (несколько южнее), Раим-тепе (на юг, за станцией) и не обозначенный на карте [курган! — несколько восточнее Раим-тепе.


227

5

20 мая. Осмотрен ГУДАКОН-ТЕПЕ , расположенный между кишлаками Суфиян и Буляк-равот [рис. 2, 2]. Состоит из двух частей: северо-западной, меньшей по площади, с обрывистыми склонами (вые. до 6 м) и юго-восточной, ниже и шире, высотой до 3 м. Первая часть сложена из сырцового кирпича 50 * 35 х 10 см. Есть остатки керамики: 1) с белым ангобом, красной и черной росписью и 2) черные черепки типа «котелков». Найден фрагмент чашки с бирюзовой поливой внутри и красным ангобом на изнанке. КАМПИР-ДИВАЛ: с В. И. Казимировым начали буссольную съемку КД. Съемку начали от холма Кызыл-тепе. Привожу журнал съемки: № точжи стояния

Азимут

Длина хода в шагах (двойных)

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

303 282 228 313 313 330 339 394 338 345

490 64 246 280 210 220 200 426 234 90

11 12 13 14 15

4 12 30 32 358

62 116 150 456 224

16 17 18 19 20

28 6 33 9 2

532 170 100 314 255

5

Дополнительные замечания холм Кызыл-тепе первый поворот второй поворот наКызыл-т.-104° на Кызыл-т.-110°

Следов стены на этом участке нет.

От этой точки отходит боковой вал: 126° — 36 шагов, 75° — 202 ш. Дальше этот вал исчезает.

У Якубовского— Кудакон-тепе. «Тепе, подобные Кудакон-тепе, рассеяны здесь через каждые 2 км, а то и чаще, и представляют собой остаток когда-то существовавших здесь кёшков — замков могущественных дехкан» (Якубовский, с. 118).

228


от кишлака Косагарон, показанного на двухверстной карте [1898 г.], стена становится все более и более разрушенной и у самого кишлака несколько раз прерывается. После кишлака Чор-рават стена сохранилась несравненно лучше и прерывается только кой-где пересекающими ее заброшенными арыками и дорогами. . Промеры были прекращены после 20 пикета, т. к. наступал конец дня и нам необходимо было присоединиться к остальным членам экспедиции, находившимся в кишлаке Майта. Таким образом, нам удалось пройти в этот день с буссолью около четырех км. Замеры окончены у остатков крепостцы, расположенной с западной стороны вала КД. При этом восточная стена крепостцы составляет продолжение вала КД, который достигает здесь 4-5 метров высоты. Крепостца называется ХОМ-РАВОТ. Дальше КД идет без перерывов мимо городища ШахриВайрон. Основные расстояния: От Кызыл-тепе до крепости Хом-равот — 4 км. От Хом-равот до Шахри-Вайрон — 3 км. От Шахри-Вайрон до Абу-Муслим-тепе — 5 км. 21 мая. Первая половина дня — предварительный осмотр городища Шахри-Вайрон. Во второй половине дня — поездка в кишлак БОБО-ХУШАРТЫ. Остатки старого селения в виде соединенных между собой > двух больших холмов, из которых более низкий восточный занят в настоящее время кладбищем. Западный холм выше, сохранил остатки стен сырцовых построек из крупного сырцового кирпича. На этой части городища большое количество черепков ангобированной расписной посуды тех же типов, что и на бугре Кызыл-тепе6. У дороги, проходящей через седловину, соединяющую холмы, на восточном склоне второго из них, расположена интересная хонако, построенная из жженого кирпича7. В 6

Подробнее о керамике с городища см.: Якубовский, с. 118-119. «В настоящее время место это считается местом погребения БоваХушарти, местного святого» (Якубовский, с. 118). 7


229

плане хонако представляет собой квадрат со входом с южной стороны. На восточной стороне имеются три небольших арочных (стрельчатых) окна, на северной стороне — два [рис. 2, 4]. Над окнами заложены в кладку стен деревянные (арчевые?) балки, назначение которых, надо полагать, разгрузка тяжести стен над арками. Конструктивный прием, нигде раньше мною не встречавшийся. В замках арок благодаря этому нет ни малейших следов вертикальных трещин, таких обычных в старых среднеазиатских архитектурных памятниках. Здание было двухэтажным. В настоящее время от второго этажа сохранились только остатки стен и прорезавших их оконных проемов. Окна второго этажа были значительно шире нижних, и трем окнам нижнего этажа на восточной стороне соответствуют два окна верхнего. К юго-восточному углу этого здания пристроена круглая башня из жженого кирпича, а на некотором расстоянии от нее к югу вторая такая же башни образуют ворота, ведущие в небольшой дворик перед мечетью, окруженный с юга и запада каркасными постройками, а с северной стороны фасадом описанного здания. К мечети со стороны двора пристроен небольшой портальчик со стрельчатой аркой. Высота портальчика равняется высоте первого этажа. . Внутри мечеть оштукатурена алебастром без всяких украшений, . Потолок и кровля мечети, , опираются на два столба, поставленных по оси здания с юга на север. На этих столбах лежит балка. Перпендикулярно к ней положены — мелкие балки, опирающиеся другим концом на стены, между ними — васса [короткие жерди]. Перекрытие, безусловно, недавнее, но и первоначальное перекрытие здесь могло быть только балочным . Стены верхнего этажа оштукатурены алебастром, орнаментированы простыми горизонтальными и вертикальными тягами. Есть следы раскраски желтой охристой краской.

230


По мнению, высказанному А. Ю. Якубовским, здание являлось до превращения его в мечеть жилым домом, повторяющим форму старого «кешка».

Культура, история и археология Евразии

Recommend Documents