Традиции и жизнь российской императорской гвардии

ÒÐÀÄÈÖÈÈ

ÆÈÇÍÜ ÐÎÑÑÈÑÊÎÉ ÈÌÏÅÐÀÒÎÐÑÊÎÉ ÃÂÀÐÄÈÈ

Е. Г. Чунина

Cпецифика положения офицерства в российском обществе (последняя четверть XIX — начало XX вв.) Сегодня все глубже осознается значение офицерского корпуса как надежной опоры государства, основы Вооруженных сил, хранителя воинских традиций и духовных ценностей. Офицерский корпус являлся важной составляющей социальной структуры Российской Империи, вследствие чего изучение его представляется необходимым как в рамках исследования комплекса проблем функционирования государственного аппарата, так и эволюции российского общества в целом. Актуальность темы подчеркивается необходимостью пересмотреть сложившиеся стереотипы, утвердившиеся в литературе упрощенные представления об офицерстве и его роли в жизни страны, а также в некотором роде изменить массовое сознание, в котором укоренено зачастую негативное отношение к офицерам и их жизни в период правления последних Романовых. Данная статья охватывает период с 70 — 80 гг. XIX в. и до начала Первой мировой войны. Нижняя граница исследования определяется периодом после проведения военной реформы, который характеризуется совершенно новой системой организации армии. Верхняя граница — 1914 г. — знаменует качественно иной этап развития страны, когда Первая мировая война поставила армию и общество в целом в специфические условия, характеризующиеся изменениями в социальной, экономической, культурной жизни. На всем протяжении своего существования офицерский корпус императорской России призван был быть наиболее престижной профессиональной группой. С самого начала он был поставлен в привилегированное положение, и статус офицера всегда был статусом дворянина. Служилое сословие было в целом наиболее образованной частью общества. До 90 % деятелей российской науки и культуры происходило из этой среды, и подавляющее большинство их сами были офицерами и чиновниками[i]. Как наиболее качественная в нравственном отношении часть общества офицерство чрезвычайно широко использовалось и на гражданской службе, на нем в значительной степени держалось и общегосударственное управление. Хотя в конце XIX в. под влиянием ряда факторов — основными из которых явились: ухудшение материального положения, появление ряда профессий, суливших в то время быстрое преуспевание, зачастую негативное отношение прессы определенного толка — престиж военной службы несколько ослабел. Тем не менее за установленным для офицеров официальным титулованием во многом стояло действительное признание обществом их сущности как носителей определенных моральных устоев и принципов. Например, формой обращения к обер-офицерам было «Ваше благородие», к штаб-

офицерам — «Ваше высокоблагородие», к генерал-майорам и генерал-лейтенантам — «Ваше превосходительство», к полным генералам «Ваше высокопревосходительство». Пожалуй, наиболее важной чертой российского офицерского корпуса был его преимущественно наследственный характер. Дети лиц, первыми в своем роду ставших офицерами, практически всегда наследовали статус своих родителей, оставаясь в числе этого слоя. Среди офицеров — потомственных дворян преобладали представители чисто офицерских служилых родов. Однако в рассматриваемый период наблюдается тенденция утраты интереса к военной службе у значительной части потомков знатных фамилий. К началу XX в. большинство служилого сословия составляли представители родов, начавших служить не ранее середины XIX в., то есть принадлежащих к нему в первом — втором поколении, при том, что многие старые дворянские роды дали за двести лет по нескольку сотен офицеров и чиновников. Роль офицерства в то же время не была уже столь значительна, как прежде, хотя бы потому, что резко сократилась его доля в образованном слое страны. В то время как численность офицерского корпуса выросла крайне незначительно, численность других социально — профессиональных групп аналогичного культурного уровня увеличилась в несколько раз. Если раньше почти в каждой культурной семье были военные, то теперь, с одной стороны, более типичными стали чисто военные семьи, где все или почти все дети мужского пола наследовали профессию родителей, а с другой стороны, во множестве семей образованного круга на протяжении двух-трех поколений никто не избирал офицерскую карьеру. Миф о «кастовости» офицерского корпуса. Длительное время в российской историографии и общественных кругах существовало мнение, что офицерский корпус, есть некая сословно-замкнутая группа, комплектовавшаяся исключительно лишь выходцами из дворян. И это, в общем-то справедливо, но применительно только к XVIII — началу XIX вв. Современные исследователи — Волков С. В., Коровин В. М., Свиридов В. А. подчеркивают, что российское кадровое офицерство, особенно со второй половины XIX в., напротив было всесословным. Касты в полном смысле никогда не было, но существовала определенная обособленность корпуса офицеров, что вполне могло восприниматься общественностью как закрытость этой прослойки от внешнего мира. Каста — это замкнутая общественная группа, которая отстаивает привилегии и интересы, и доступ в которую для посторонних затруднен или невозможен[ii]. Рождение в касте предопределяет на всю жизнь права и обязанности рожденного. Офицерские права и обязанности проистекали не от рождения, а от вступления по собственной воле в офицерский корпус. И корпус этот был не замкнутым, в него ежегодно вливались сотни молодых людей всех сословий, всех групп общества, имущественных положений, а также множество отпрысков семей, никакого отношения к военному миру не имевших. Этот приток начинался уже в кадетских корпусах, которые имели своим назначением предоставлять офицерам возможность бесплатно давать образование своим сыновьям. Для офицеров, живших в большинстве своем в весьма стесненных финансовых обстоятельствах, было облегчением, что в корпусе не только не надо платить за обучение и учебники, но и питание, и обмундирование были бесплатными. Это побуждало большинство офицеров определять своих сыновей в кадетские корпуса. Побуждал к этому и военный дух в офицерских семьях. Но дух этот не был кастовым и офицерские сыновья по своей воле или по воле родителей свободно могли поступить не в корпус, а в какоелибо среднее учебное заведение. И нередко поступали.

Но бывало и обратное, родители, не принадлежащие к военной среде, отдавали своих сыновей в кадетские корпуса, чему закон не препятствовал. Эти кадеты назывались «своекоштными», то есть родители оплачивали их содержание и обучение. Наличие этих кадет «со стороны» опровергает мысль о кастовой замкнутости офицерства. Процент этих неофицерских детей был различен, но по приблизительной оценке составлял около половины всех кадет. Такой мощный «прорыв» опровергает миф о существовании офицерской касты, якобы существовавшей в России. И, конечно, едва ли возможен совершенно замкнутый сословно корпус офицеров даже в мирное время, а в военное и подавно. Однако впитывая в себя посторонние элементы, он должен был растворять их в себе, а не растворяться в них сам. Браки. Был и другой приток неофицерской крови в офицерскую среду — через женитьбу. Офицеры могли жениться на представительницах «штатской» среды — это не возбранялось ни законом, ни традицией, и не было к тому ни «сословных», ни «кастовых» препон. Женясь на девушках разного достатка, разных сословий и разных национальностей, офицеры устраняли возможность создания офицерской касты. Однако и здесь, казалось бы, в сугубо личном для каждого человека вопросе, как выбор спутника жизни, специфическое положение офицерства вносило свои коррективы. С 1866 г. действовал закон об офицерских браках[iii]. Согласно ему запрещалось вступать в брак до 23 лет. До 28 лет офицеры могли жениться с разрешения своего начальника и только в случае предоставления ими имущественного обеспечения — реверса, принадлежащего офицеру, невесте офицера или обоим. Представленное обеспечение должно было приносить в год не менее 250 руб. чистого дохода[iv]. Позднее эти правила были подтверждены и развиты законом от 7 февраля 1881 г. и другими актами, принимавшимися в 1887, 1901–1906 гг. По-прежнему сохранялись названные возрастные ограничения и внесение реверса офицерами, получающими до 100 руб. в месяц, а с 1901 г. и вообще всеми офицерами, получающими менее 1200 руб. в год независимо от возраста. Сумма реверса была к тому же повышена[v]. Эти и многие другие законодательные меры, направленные к ограждению браков во многом объяснялись тяжелым материальным положением офицеров. Еще одним немаловажным, а часто определяющим, являлся пункт о пристойности брака. Под пристойностью подразумевалась: добрая нравственность и благовоспитанность невесты, соответствующее офицерскому званию ее общественное положение. Не разрешался брак на особе предосудительного поведения, на дочери человека с неблаговидной профессией, например, ростовщика. Юнкерам и подпрапорщикам женитьба была запрещена. Разрешение о вступлении в брак испрашивалось рапортом на имя командира полка с согласия общества офицеров. Замечу, что брачный вопрос в офицерской среде на рубеже веков стоял очень остро и был трудно разрешимым не только для политиков и юристов, но и общества в целом. Законодательство достаточно жестко ограничивало число офицерских браков, на что очень живо реагировала периодическая военная печать того времени. Хотя, хотелось бы оговориться, что некоторые авторы, допуская беспрепятственное разрешение офицерских браков, считали, что это явление приведет в дальнейшем к созданию офицерской касты, «которая таким образом явится на смену дворянскому сословию... Трудность воспитания и обучения детей в других заведениях кроме военно-учебных, в то же время легкий доступ для детей военнослужащего в эти заведения, — все это направляет детей

военнослужащих по одному и тому же руслу»[vi]. Однако в реальной российской действительности, такое явление как офицерская каста не могло иметь место, и этот вывод подтвердила хотя бы ситуация возникшая после начала Первой мировой войны, когда большая часть потомственного офицерства была убита, а их место заняли унтерофицеры — разночинцы, прошедшие ускоренных курсы офицеров. Положение в обществе. Говоря об общественном положении высшего командного состава армии, хотелось бы подчеркнуть еще один момент. Следует категорически отрицать наличие обособленности духовной: ни одна профессиональная группа людей в России не соприкасалась так тесно и так дружески с народом, как корпус офицеров, ежегодно получавший из народа тысячи новобранцев и сживавшийся с ними на протяжении нескольких лет их солдатской службы. Однако внешняя обособленность от общества существовала, и на то были свои причины. Офицеру предписывалось жить, по преимуществу, в офицерском обществе, чтобы не терять свойств привитых в кадетском корпусе, в военном училище, в полку. Правда, гвардейские офицеры несли много светских обязанностей, но они вращались в «высшем свете», где «светскость» и офицерское поведение отлично уживались. Но разношерстность российского общества, состоявшего из людей самого различного воспитания, образования, из людей весьма пестрых этических понятий и политических воззрений, зачастую стояла в резком противоречии с душевным, духовным, умственным единообразием и своеобразием офицерства. Поэтому оно и обособлялось от общества. Своеобразие корпуса было другой причиной его обособленности, и оно обусловливалось самим назначения офицерства. Чрезвычайно разнообразный по происхождению и воспитанию русский офицерский корпус объединялся во многом лишь чувством преданности царю и любовью к Родине. Офицер был привязан к своему полку. Чем глуше была стоянка, тем сплоченнее была там полковая семья, тем выше был там дух полка. Связи заметно ослабевали в так называемых «хороших» стоянках, больших гарнизонах, где появлялись посторонние, внеполковые интересы. Если можно было считать обычным бытовым явлением наличие более или менее сплоченной «полковой семьи», то единой «общеофицерской семьи» не было. Между родами оружия, да и между отдельными подразделениями одного и того же рода оружия, наблюдалась рознь и отчужденность — явление старое и свойственное всем армиям. «Общими чертами ее были: гвардия глядела свысока на армию; кавалерия на другие роды оружия; полевая артиллерия косилась на кавалерию и конную артиллерию и снисходила к пехоте; конная артиллерия сторонилась полевой и жалась к кавалерии; наконец, пехота глядела исподлобья на всех прочих и считала себя обойденной вниманием и власти и общества. Надо сказать, однако, что рознь это была не глубока и существовала лишь в мирное время. С началом войны — так было и Японскую и в Первую мировую — она исчезала совершенно». Это явление подчеркивается большинством авторов. Преимущества, дававшиеся офицерам гвардии и Генерального штаба, очень болезненно воспринимались армейцами, считавшими, что у них «перебивают дорогу». Справедливость требует отметить, что эти сетования в общем основательны. Гвардейские преимущества — в частности старшинство чинов — были бы поняты, сохрани гвардия ту важную политическую роль, для которой она была создана. Что касается офицеров Генерального штаба, то, получив высшее военное образование, они уже тем самым ставились в исключительно выгодные условия даже без привилегий, делавших службу строевого офицерства до чрезвычайности неблагодарной. Главной причиной разнородности состава офицерского корпуса была разнородная его подготовка. Кадетские корпуса, а вслед за ними и военные училища, делились на привилегированные и непривилегированные, в училища этой последней категории принимались и не окончившие курса в гражданских учебных заведениях. Уклад

жизни учебные программы были различны. При разборке вакансий большинство юнкеров смотрели не на полки, а на стоянки. Заканчивавшие с наивысшими баллами разбирали лучшие стоянки, заканчивавшим последними доставались «медвежьи углы». Таким образом, одни полки комплектовались портупей-юнкерами, другие — последними в списке. Но тут решающие коррективы вносила сама жизнь. Последние в училище, зачастую оказывались первыми в строю и в бою, тогда как карьеристы, выбиравшие не полк, а стоянку, обычно мало что давали полку. К началу Первой мировой войны офицерский состав многих пехотных полков приобрел своеобразный мещанский облик, то есть обратился в элемент не обособляющий, а, напротив, отождествляющий себя с остальной массой армии, вместо того, чтобы сознавать себя ее мозгом, ее нервной системой, ее аристократией. Единственным результатом этого, конечно в связи и с другими причинами, было непротивление революционным тенденциям массы и позднее разложение армии. Офицерство и политика. До революции в России утверждали, что армия должна быть аполитичной. Но это неверно, в реальной жизни этого нет, и не может быть! Многие просвещенные и образованные офицеры были убеждены в том, что армия обязана стоять вне политики. Этот постулат на протяжении всей их жизни никогда не подвергался сомнению. И, тем не менее, нет большего заблуждения, чем это. Никогда, ни одна армия не стояла вне политики. А всегда, с тех пор как армии, основанные на всеобщей воинской повинности, существуют, они служат только определенной политике и выполняют определенную политическую роль, быть может, сами того не осознавая. Чрезвычайно важным на рубеже веков стал вопрос о политической грамотности офицерства, сознательном исповедовании им определенной государственной идеологии. В наследии военной эмиграции немало места занимают воспоминания и размышления о том, как в 1917 г. армия стала разменной картой в руках политиков, не сумев противостоять революционному движению масс. Русская армия — была совершенно не знакома с политическими вопросами и оказалась абсолютно беззащитной в политической борьбе. Политическая программа российского офицерства была проста и ясна. Перефразируя известное выражение «человеческая душа — христианка», можно сказать, «офицерская душа — монархистка». Офицер в России был монархистом потому, что понятие Отечества символизировалось в личности царя — Верховного Главнокомандующего Вооруженных сил. Монархизм офицерства не проявлялся в каких-либо эффектных словах или экзальтированных актах, он традиционно был составной частью души офицера и основой всей его деятельности. Когда заболевший офицер подавал установленной формы рапорт: «Заболев сего числа, службу Его Императорского Величества нести не могу», — то он действительно ощущал, что его служба — есть служба Его Императорского Величества. Офицерство воспитывалось и воспитывало армию и флот в сознании, что войско является не только защитником Отечества от врагов внешних, но опорою царского строя от врагов внутренних. Вопреки общеупотребительной, но ошибочной формуле — «армия вне политики», армия была инструментом государственной политики, воспитывая солдат, а через них и весь народ, в преданности царю и Отечеству. Но армия была вне партийности — офицер и солдат не смели ни принадлежать к какой-либо политической партии, ни принимать участия в проявлении партийной деятельности. Офицер не должен был склоняться к симпатии каким бы то ни было партийно-политическим идеям. Более того, офицеру предлагали уйти со службы, если оказывалось установленным, что его жена увлекается партийно-политическими идеями. Еще с первой половины XIX в. при производстве в офицеры давалась подписка следующего содержания, текст которой так и

оставался неизменен: «18... года... дня. Я, нижеподписавшийся, дал сию подписку в том, что ни к каким масонским ложам и тайным обществам, Думам, Управам и прочим, под какими бы они названиями ни существовали, я не принадлежал и впредь принадлежать не буду, и что не только членам оных обществ по обязательству, чрез клятву или честное слово не был, да и не посещал и даже не знал об них, и чрез подговоры вне лож, Дум, Управ, как об обществах, так и о членах, тоже ничего не знал и обязательств без форм и клятв никаких не давал»[ix]. Даже после манифеста 17 октября 1905 г. всем офицерам и военным чиновникам запрещалось быть членами политических партий и организаций, образованных с политической целью, и присутствовать на собраниях, обсуждающих политические вопросы. Практически все авторы отмечали к началу XX в. утрату либо вообще отсутствие у офицеров «политической настройки». «Несчастные аполитичные офицеры — еще вчерашние герои — сегодняшние враги народа, убивались десятками тысяч, без всякого с их стороны сопротивления... Они не сумели организоваться не только для защиты своего государя и гибнущего Отечества, но даже для защиты их собственных жизней», — писал в начале 30-х гг. полковник А. Шавров[x]. Между тем роль офицера в стране чрезвычайно возросла с введением всеобщей воинской повинности, — и чем дальше, тем росла все больше. Офицер был главной опорой русской государственности. Сплочение воедино и политическая ориентировка офицерского корпуса стала насущнейшей из всех задач. Однако царское правительство не обратило на это внимание. Недостаточная осведомленность русского офицерства в области политических течений и особенно социальных вопросов сказалась уже в дни первой революции и перехода страны к представительному строю. А в годы второй революции большинство офицерства оказалось безоружным и беспомощным перед безудержной революционной пропагандой. Институты офицерского корпуса. Освещение специфического положения офицерства в обществе было бы не полным, если не упомянуть о двух важнейших институтах, регулировавших во многом жизнь офицерского корпуса. Основным атрибутом повседневной жизни российского офицерства с 70-х гг. XIX в. являются офицерские собрания. Они не только содействовали разумному проведению свободного времени, но и формировали корпоративный дух, который считался одной из основ нравственного здоровья офицерского корпуса. Офицерское собрание составляло неразрывное целое с частью и находилось в прямом ведении командира, который являлся его председателем и имел значительные полномочия. Членами офицерского собрания обязательно являлись штаб-офицеры и оберофицеры. Существовала такая категория, как необязательные члены собраний — военнослужащие, вышедшие в отставку. Почетными членами в собрание входили бывшие командиры части, которым был пожалован мундир части. Эти категории пользовались всеми правами обязательных членов. Таким образом, после окончания службы они как бы оставались в строю, сохраняли связь с воинскими коллективами, меньше тяготились одиночеством. Участие в собрании офицеров-ветеранов способствовало преемственности лучших традиций армии и флота, облагораживало молодых офицеров, воспитывало в них честь, достоинство, мужество. Тем самым оказывалось уважение отставным офицерам, которые в течение 25 лет оставались обязательными членами офицерского собрания.

Врачи и чиновники военного ведомства, находившиеся в части не могли состоять членами собрания, но могли его посещать. Участие в офицерском собрании предоставляло его членам определенные права и налагало известные обязанности. Так, по «Положению об офицерских собраниях в отдельных частях войск», принятом в 1884 г., членам собрания давалось право: участвовать в голосовании; быть избранным в распорядительный комитет и для заведования одним из отделов хозяйства, посещать собрания, а также пользоваться столовой, библиотекой, играми и всем, что будет установлено в собрании для занятий и развлечений; заносить в книгу свои заявления относительно хозяйственных распоряжений и «излагать мнения, клонящиеся к благоустройству собрания»; вводить в собрание свое семейство и знакомых[xi]. В собрании создавался распорядительный комитет из числа офицеров, прослуживших в полку не менее трех лет. Из числа старших офицеров командир части назначал председательствующего на собрании. На распорядительный комитет своим приказом он возлагал обязанности по приему средств, имущества всего собрания. Комитет разрабатывал указания по заведованию столовой, другими учреждениями, устанавливал правила игр. Правила вступали в силу после утверждения командиром. Ему же принадлежало исключительное право давать разрешения на посещения собрания посторонними лицами. На три года избирался хозяин собрания. В его задачу входило заботиться о состоянии имущества, руководить буфетом, столовой, кухней. В офицерских собраниях должны были соблюдаться все обычные правила и нормы приличия, а также все требования дисциплины. Очень строгими были правила допуска в офицерское собрание лиц, не являющихся его членами. Офицер нес моральную ответственность за тех, кого вводил в собрание, и не имел права покинуть его, пока там находились приглашенные им лица. Все правила офицерского собрания распространялись и на приглашенных. Офицерские собрания функционировали на средства, поступающие из разных источников: сумм, привлекаемых из государственной казны на улучшение общественного быта офицеров; взносов членов собрания; денег, поступающих за игры, и др. Размеры членских взносов определялись общим собранием офицеров и утверждались командиром части. Денежные штрафы в офицерских собраниях не допускалась, за исключением штрафов по библиотеке, а также за порчу вещей, мебели, битье посуды и пр. Также устанавливалась плата за вход в собрание. Несмотря на то, что собрание служило местом культурного отдыха, и каждый чувствовал себя в нем совершенно непринужденно, это не означало, что он мог забыть дисциплину, принципы поведения офицера. Офицерское собрание много делало для пропаганды истории полка, его воинских традиций, уклада службы. Особое внимание уделялось ритуалу приема офицера в члены собрания, разъяснению его частных правил. Уставы офицерских собраний определяли нормы поведения и взаимоотношения между членами собрания. Даже в свободное время офицер не был вполне свободен в выборе способа своего отдыха и развлечения: у него была не только своя семья, но и полковая семья, и он обязан был проводить часть своего свободного времени в офицерском собрании, являвшемся центром жизни полковой семьи. Там бывали обеды и ужины с обязательным присутствием всех офицеров полка; танцевальные вечера с присутствием офицерских жен. Холостые же офицеры большую часть свободного времени проводили в полковой семье: в офицерском собрании были читальня, шахматы, бильярд, карточная комната.

За недостойное поведение на офицера налагался штраф, он мог получить замечание, быть исключенным из членов собрания на срок до одного года. В качестве наказания применялось и объявление о совершенном поступке офицерскому обществу — суду чести. Эта мера считалась одной из наиболее суровых, ибо напрямую затрагивала достоинство офицера. Собрание могло ходатайствовать о переводе из полка тех, кто чемто запятнал свою честь. При этом проштрафившемуся офицеру предоставлялось самому подать рапорт об отставке. Столовая в собрании находилась в непосредственном заведовании избранного «хозяина» или сдавалась на определенных условиях в аренду частным лицам. Постоянное участие в общем столе не было обязательным для членов собрания, но, в силу необходимости сближения офицеров, командир части обязан был, по крайней мере во время сборов, привлечь по возможности всех офицеров к участию в общем столе. Особенно это было удобно холостым офицерам. Также питание предоставлялось в кредит: офицер мог брать продукты на всю семью. Имелась касса взаимопомощи, выдавались пособия к знаменательным датам и событиям. Помещения офицерских собраний, как правило, хорошо оборудовались. Здесь размещались портреты героев служивших в части, картины, альбомы, наполненные реликвиями, создавался уют и домашняя обстановка. На офицерских собраниях проводились разборы учений, решались тактические задачи, читались лекции и сообщения, проходили беседы и т. д. Проводились и семейные вечера: танцевальные, музыкальные и домашние спектакли. В ходу были шахматы, бильярд, домино, шашки, кегли и другие игры, дозволенные законом. Важную роль в функционировании офицерского собрания играло собрание офицеров части. Оно проводилось с разрешения командира части, о чем объявлялось в приказе с указанием дня, времени и вопросов, выносимых на обсуждение. Это были вопросы службы, быта, материальной ситуации, установление денежных взносов на нужды офицерского собрания и, что особо важно в рассматриваемом аспекте, — чести и достоинства офицеров. На них проходили также выборы членов суда общества офицеров, в распорядительный комитет, комиссии, заведующего офицерским заемным капиталом и т. д. Общее собрание назначалось в дни наиболее свободные от службы, присутствие офицеров на нем было строго обязательным. Никто не имел права оставить собрание до его закрытия, уклониться от участия в общем голосовании или передать свое право голоса другому. Вел собрание председатель, каждый раз назначаемый командиром части из числа штаб-офицеров. Вопросы на собрании решались открытым голосованием, большинством голосов присутствующих. Результаты объявлялись приказом по части, причем ее командир не имел права изменить решение по выборам. Таким образом, офицерское собрание занимало одно из важнейших мест в повседневной жизни офицеров и оказывало значительное влияние на их служебную деятельность. Повседневная жизнь. Что же касается повседневно-бытовой стороны жизни российского офицерства, то следует сделать еще одно немаловажное замечание. Это правила или даже требования, которые были тем жестче, чем элитнее был вид войск; влияла и близость к столицам. Приведу несколько наиболее ярких примеров, касающихся жизни гвардейских офицеров. Офицеры были обязаны вести образ жизни, соответствовавший офицерскому достоинству. Тут были требования, так сказать, негативного и позитивного характера: не ходить в рестораны II и III классов, не занимать в театрах, кроме Императорских, места далее 5 ряда кресел, не носить на улице пакетов с покупками, но оплачивать доставку их на дом; требовалось,

чтобы офицер вращался в «обществе», то есть в среде лиц соответствующего общественного уровня, а это было связано с хождением в гости, с приемом гостей, с посещением балов, благотворительных базаров. В обычае было, чтобы офицер не скупился на раздачу «чаевых» при выполнении этих общественных, светских обязанностей. Людям нынешнего времени могут показаться странными такие условности, но без условностей невозможно. В те времена офицер должен был приехать к знакомым с визитом в наемной пролетке, но не прийти пешком. В провинциальных городах тягота этих светских условностей была ощутима, в больших городах: Москве, Варшаве, Киеве, Одессе она возрастала значительно, а в Петербурге она была непосильной для нормального офицерского бюджета. Поэтому при выходе из военного училища, а потом при переводах из части в часть, каждый должен был считаться с наличием «дорогих стоянок». Служба на «дорогой стоянке» обрекала офицера и его семью на урезывание себя во всем ради удовлетворения офицерски-общественных, офицерскипредставительных и внешне-общественных обязанностей. В гвардию же юнкер не мог выйти, если его родители не обязывались перед полком финансово поддерживать своего сына-офицера. Владимир Сергеевич Трубецкой в «Записках кирасира», рассказывая о прибытии молодых офицеров, цитирует слова старшего офицера полка, обращенные к ним: «...Теперь — относительно денежных дел... (я говорю об этом с вами в первый, и, надеюсь, в последний раз). Я требую от вас в этом вопросе высшей щепетильности. Полк требует от своих офицеров, чтобы они жили прилично, но... если у вас нет для этого средств — постарайтесь сами скорее покинуть полк. Жизнь выше средств, неоплаченные счета, долги и векселя — все это, в конце концов, приводит офицера к совершению неблаговидных, даже бесчестных поступков. Запомните это и сделайте отсюда сами надлежащие выводы». Правовое регулирование жизни. Суды чести. Если же говорить о правовом аспекте жизни дореволюционного офицерского корпуса, то следует непременно отметить суд чести или суд общества офицеров — важное средство нравственного воспитания в русской армии начиная с петровских времен и до революции 1917 г. Назначение суда общества офицеров выражено в дисциплинарном уставе от 1888 г. следующим образом: «Для охранения достоинства военной службы, офицеры, замеченные в неодобрительном поведении или поступках, хотя и не подлежащих действию уголовных законов, но не совместимых с понятием о воинской чести и доблести офицерского звания или изобличающих в офицере отсутствие правил нравственности и благородства, подвергаются суду общества офицеров. Суду этому предоставляется также разбор случающихся между офицерами ссор» При этом поступки офицеров, связанные с нарушением обязанностей службы, воинского чинопочитания или противоречащие долгу службы и присяги, суду общества офицеров не подлежали. Суды общества офицеров учреждались при полках, отдельных батальонах, артиллерийских бригадах, а также могли быть созданы в других отдельных частях военного ведомства. Их юрисдикции подлежали лишь обер-офицеры. В случаях, когда штаб-офицеры оказались виновными в поступках несовместимых «с доблестью офицерского звания», они увольнялись со службы «с особого высочайшего на то разрешения». Суд общества офицеров в полках состоял из семи человек, избираемых из числа штабных офицеров, ротных командиров и прочих офицеров не ниже штабскапитанского чина, прослуживших в части не менее 10–15 лет в офицерском чине.

В компетенцию суда чести входило: рассмотрение дел о драках между офицерами, заем денег в долг у нижних чинов, игра с нижними чинами в карты, на бильярде, привод в офицерское собрание лиц сомнительного поведения, писание анонимных писем, нечестная игра в карты, отказ от уплаты карточного долга, двусмысленное ухаживание за женой товарища по полку, появление в общественном месте в нетрезвом или неприличном виде, отказ присоединиться к разделяемым всем обществом офицеров данной части вполне правильным взглядам на задачи армии, вызвавший единодушный протест и порицание всех товарищей. Функционировал суд общества офицеров следующим образом: прежде всего следовало удостовериться в справедливости предъявляемых обвинений, для чего существовал специальный совет посредников, на который возлагались: 1) производство дознания о справедливости или несправедливости обвинения; 2) первоначальный разбор ссор, случающихся между офицерами; 3) изыскание средств к их примирению. Если по окончании дознания посредники признавали обвинение недоказанным, старший из них докладывал об этом командиру полка, и совет прекращал свою работу. Если же обвинение подтверждалось, совет был вправе, опять-таки с разрешения полкового командира, предложить обвиняемому покинуть полк и подать просьбу об отставке, назначая ему для размышления трехдневный срок. В случае отказа офицера подать такое прошение совет предоставлял подробный доклад о результатах дознания командиру полка. Командир полка, получив донесение, принимал решение: следует или нет приступать к обсуждению проступка офицера с целью выявления степени его вины, при этом предметом рассмотрения являлось лишь то, о чем было доложено посредниками. Председательствующим на суде общества офицеров назначался один из штаб-офицеров. Председатель не принимал участия ни в обсуждении, ни в вынесении приговора: он лишь наблюдал за поддержанием порядка и соблюдением правил, установленных для ведения суда и составления приговора. Надо отметить, что ответчик имел права потребовать отвода какого-либо из членов суда, равным образом и последние могли просить суд освободить их от участия в заседании. Окончательное решение по этому вопросу оставалось за судом, при решающем мнении председателя. Решение суда принималось большинством голосов в отсутствии обвиняемого. При равенстве голосов решение признавалось в пользу обвиняемого. Если ответчик не являлся в суд без уважительной причины, решение могло быть вынесено заочно, причем вплоть до удаления его из полка. Решение, подписанное председательствующим и всеми членами суда, объявлялось привлекаемому к ответственности офицеру немедленно и затем представлялось полковому командиру. Если офицер решением суда оправдывался, полковой командир докладывал об этом по команде, офицер же приказом по полку оставался служить и уже не мог за ту же вину быть уволен по распоряжению вышестоящего командования. Если суд выносил обвинительное заключение, признавая необходимость увольнения офицера из полка и со службы, полковой командир представлял донесение об этом корпусному командиру с приложением приговор суда. При этом в высочайшем приказе и в указе об отставке офицера, как правило, не объяснялись причины его увольнения и не упоминалось, что офицер уволен по приговору суда общества офицеров, за исключением тех случаев, когда само общество офицеров по свойству проступка признавало необходимым обозначить в приказе, что офицер уволен по приговору суда с указанием причины увольнения. Офицер, уволенный по приговору суда общества офицеров, мог быть вновь принят на службу не иначе, как с особого

высочайшего разрешения. Хотя протесты на решение суда подавать не допускалось, обвиненный судом офицер имел все же возможность в течение тридцати суток подать командиру полка жалобу на нарушение тех или иных процессуальных правил, что могло послужить поводом к пересмотру дела, а, следовательно, и к принятию иного решения. При увольнении со службы по приговору суда чести офицер не имел права для доказательства своей невиновности подавать иски в гражданский суд. Считалось, что «колебать нравственно обязательную силу заключения общества офицеров значило бы ослабить самое значение суда и доверие в нравственной справедливости его приговора. С предоставлением обвиняемому права требовать формального суда не достигалась бы и самая цель офицерского суда» Дуэли. Однако не всегда и не все спорные ситуации можно было решить мирным путем с помощью суда общества офицеров. В первую очередь это касалось проблемы сохранения офицерской чести и достоинства. Ведь офицерская честь в ее сущностном понимании — это признание общественным мнением социальной значимости личности офицера, а также его чувства собственного достоинства и отношения к выполнению воинского долга. Важнейшим инструментом поддержания чести и достоинства были дуэли. Они существовали и в штатской дворянской среде, но особенно широко были распространены среди офицерского корпуса. Здесь следует особо подчеркнуть, что офицеры рассматривали дуэль отнюдь не как месть или возможность избавиться от соперника. Они рисковали жизнью, прежде всего во имя самоуважения, защиты своей чести. Считалось, что не чужая кровь смывает позор, а своя собственная или, по крайней мере, готовность ее пролить. Таким образом, восстанавливалась безупречная честь офицера. Отказ вызвать противника на дуэль, также как отказ принять вызов, расценивались как поступки, несовместимые с офицерским званием, присущие только тем людям, у которых отсутствует должная нравственность и благородство. Характерно, что извинение со стороны оскорбителя, не считалось унизительным, а, наоборот, как бы возвышало доброе имя человека в обществе. Официально дуэли России были узаконены приказом военного ведомства от 20 мая 1894 г. № 118. Дуэли случались и ранее, но жестко преследовались: всех участников отдавали под суд, и речь могла идти о наказаниях, вплоть до смертной казни. Тем не менее, вопросы чести считались в офицерском кругу настолько весомыми, что запретами пренебрегали. Ко времени появления российского закона только в Германии дуэли были официально разрешены. В русское законодательство закон о дуэлях вписывался плохо и вызвал много возражений в печати, даже и военной, по причине жестокости и несоответствия нормам цивилизованного общества. И все же он был весьма сочувственно встречен большинством офицеров, так как ставил понятие офицерской чести на совершенно особую высоту, подчеркивая исключительность положения офицера в обществе. Это было особенно важно в конце XIX в., когда жизненный уровень офицеров резко упал, а престиж этой почетной профессии пошатнулся. В «Дуэльном кодексе» определялись основные поводы для поединков: брань, пощечина, компрометирование офицера или его жены, другие оскорбления, в том числе и отказ во взаимном приветствии. Игнорирование поклона или рукопожатия, не отдание чести согласно кодексу считались грубыми нарушениями правил вежливости и признаваись

посягательством на честь, поскольку демонстрировали пренебрежение к личности, унижение человеческого достоинства в глазах общества. Решение о проведении дуэли «...предоставляет суду общества офицеров права свободно высказывать свое мнение об уместности или неуместности в каждом отдельном случае и участвовать затем, вместе с секундантами, в установлении условий самой дуэли, когда последняя оказывается неизбежною; главное же, удалять из своей части таких офицеров, которые отказались в подлежащих случаях потребовать или дать должное удовлетворение за оскорбление». Официальное разрешение дуэлей, естественно, сразу же увеличило их число. Если с 1876 по 1890 годы их было всего 15, то за 10 лет со времени узаконения дуэлей число их составило 186. О поединках в армиях доносилось царю, как о чрезвычайных происшествиях. Важно отметить, что в России дуэльный кодекс, составленный французом Шатовильяру в 1836 г., был значительно изменен в пользу жестокости проведения поединка. За одно и то же оскорбление, вопреки Кодексу, удовлетворение требовалось несколько раз. Российская дуэль была значительно жестче и смертоноснее. Русские офицеры дуэли на жизнь и смерть проводили постоянно. Жестокой особенностью российской офицерской дуэли, требовавшей полного хладнокровия, было правило сохранившего выстрел подозвать противника к барьеру и расстрелять его в упор, как неподвижную мишень. Считалось, что выстрелить в воздух можно только после того как выстрелят в тебя. Виновный в поединке нес наказание — от нескольких дней ареста до 4 лет, в зависимости от тяжести причиненного им вреда противнику. Определенное зло дуэлей, кроме тяжелых исходов, состояло и в закреплении превосходства офицерства, культивировании презрительного отношения к штатским. В целом же закон 1894 г., как его не расценивать с юридической точки зрения, лишь узаконил издавна принятые нормы поведения в офицерско-дворянской среде, соответствующие представлениям о благородстве и достоинстве их носителей. Подводя итог, хотелось бы отметить, что образ офицера в представлении российской общественности к началу XX в. меняется. На рубеже веков военная служба считалась не престижной, а профессия офицера получала негативную оценку в различных слоях русского общества. Во многом этому способствовал замкнутый образ жизни корпуса, воспринимавшийся как привилегированная каста, часто искусственно отдаленный от народа и его проблем. Вторым существенным фактором, повлиявшим на массовое негативное представление российской общественности о командующем составе армии, стали неудача России в войне с Японией и активное участие армии в подавлении революции 1905–1907 гг. Именно на этот период пришлась первая волна массовой, открытой и по-своему аргументированной критики армейских порядков, статуса и свойств офицерского корпуса. В России офицеру чаще всего катастрофически не хватало политической культуры, идейного кругозора, государственных и военных знаний, чувства сопричастности к отечественной истории. Военный специалист преобладал над гражданином, воин — над государственным человеком, политически ответственной личностью. Постоянно игнорировался тот факт, что в России офицерство — не только душа армии, но и становой хребет государства, что при постоянных неурядицах требовалась офицерская корпоративность высочайшего уровня, а не только полкового офицерского собрания, и, следовательно, единое офицерское мировоззрение, образ жизни и действий, чтобы добиваться военных побед.

Полковые праздники в русских гусарских полках "Отчего ж так сердце замирает..."

На чем легче всего сегодня проверять пристрастия публики? Конечно, на кино. Даже применительно к такому специальному вопросу, как регулярная кавалерия. Итак, кто из публики готов назвать хоть один фильм, героями которого были бы уланы, кирасиры, драгуны, конные егеря, конногренадеры и уж тем паче коннопионеры?.. Вот-вот! А гусары?.. Пожалуйста! «Гусарская баллада», «Эскадрон гусар летучих», «О бедном гусаре замолвите слово», киноманы пополнят список картинами «Крепостная актриса», «Сватовство гусара», «Лермонтов»… Нечто похожее – и в песенном наследии. Есть, правда, «Кавалергарда век недолог», «Никогда нам не служить в кавалергардах», «Я дочь молодого драгуна»… Еще полковые песни, но их нонче не только не поют, об их существовании знают-то единицы. Песня, как известно, без стихов невозможна. И ведь смотрите: в кирасирах служили офицерами Афанасий Фет, Александр Одоевский, Всеволод Костомаров, Алексей Хомяков, в уланах вольноопределяющимся начинал Николай Гумилев, но песен на их «кавалерийские» стихи не сложилось. Да и самих-то стихов на сию тему почти нет. То ли дело гусарская лирика и гусарская песня. Один Денис Давыдов чего стоит. А ведь помимо него в гусарах служили Лермонтов, Грибоедов, Чавчавадзе, великий князь Олег Константинович, погибший в бою в 1914 году, и тот же Гумилев, переведенный в 1915 году из улан. Высокая степень, как сказали бы сейчас, креативности, свойственная гусарскому офицерству русской армии, математическому анализу не поддается. Да и надо ли? Ну какая, в самом деле, нужда досконально выяснять, почему не только гусарское поэтическое наследие, но и вообще весь гусарский фольклор оставил столь яркий и

неповторимый след? Давайте обратимся к самим гусарским историям. Кто знает, не в них ли ответ, почему, например, после ухода Елисаветградского гусарского полка в декабре 1826 года «веселый, добродушный и приветливый Саратов… вдруг становится скучным, чопорным, холодным», как писал местный краевед Василий Юрьев? Он, правда, ничего не поведал о том, что елисаветградцы, передислоцировавшись в беззаботный Севск, сделали «веселым и приветливым» и этот уездный городок. Метод выбрали радикальный. После, как водится, пирушки офицеры произвели показательный штурм тамошнего… монастыря. Само собой, женского. Обитель пала, а вместе с ней – и карьера командира полка полковника Рашевского, отданного под суд. А сам полк в полном составе отправился штурмовать уже настоящую крепость – турецкую Шумлу. В Николаевской кавалерийской школе Кстати, об обители. Первые навыки словесной эквилибристики и привычки к постоянной «боевой» готовности будущие гусары, равно как и представители других видов кавалерии, познавали в «Славной школе» – одном из трех специальных учебных заведений, готовивших кавалерийских офицеров. Когда-то одним из эскадронов в Школе, вспоминал гусарский офицер Владимир Литтауэр, командовал полковник Ярминский по прозвищу Папа Саша. Всем хорош был гусарский полковник, но один грех имел: любил поговорить, не имея к тому ни малейшего призвания. Хуже того, мысль Папы Саши почти всегда работала так, что в конце концов дело заканчивалось бестактностью. Однажды эскадронный командир застукал в собственной квартире кого-то из юнкеров, целующимся с прелестной горничной. Папа Саша решил использовать ситуацию для лекции всему личному составу эскадрона на тему морали и нравственности. Закончил речь, апеллируя к непосредственному виновнику события: «Кроме того, юнкер Юрлов, для кого я держу эту девицу – для вас или для себя?» В Ахтырском гусарском полку Кстати, о женщинах. Большинство жителей современной Ахтырки, что в Сумской области на Украине, будут спорить до хрипоты, что традиция произносить третий тост за женщин родилась именно в 12-м Ахтырском гусарском полку. Сразу стоит оговориться, что помимо цифр, означавших номер кавалерийской дивизии, в которую полк входил, в наименовании обязательно присутствовало название города или местности, где полк был сформирован изначально. Итак, третий тост… После взятия русской армией Парижа в 1814 году ахтырцы стояли в местечке Аррас. Все ждали высочайшего смотра. Больше со страхом, чем в предвкушении наград и подарков. Полк во время кампании так поизносился, что больше походил на толпу босяков, чем на кавалерийскую часть. Выход из положения нашел командир полка полковник Денис Давыдов. Рядом с Аррасом находился большой женский монастырь капуцинок, цвет монашеских ряс которых полностью совпадал с цветом доломанов и ментиков ахтырцев. По распоряжению командира со складов обители изъяли запасы коричневого сукна и сшили из них новенькое обмундирование для тысячи гусар. Император Александр полк похвалил и велел ему носить коричневое вечно. Спустя 100 лет, когда уже шла Первая мировая война, офицеры полка свидетельствовали, что третий тост по-прежнему звучал так: «За французских женщин, которые пошили нам мундиры из своих ряс». Свидетельствовали,

между прочим, представители рода Лермонтовых, служившие в Ахтырском гусарском в 1914 году. В лейб-гвардии Гусарском полку Кстати, о Лермонтове. Он отметился службой в двух гусарских полках – лейб-гвардии Его Величества, затем, во время первой ссылки, – лейб-гвардии Гродненском, а позже – вновь в царскосельских гусарах. Царскосельскими гусар называли потому, что казармы полка находились в Царском Селе, в той его части, что до сих пор носит название «София». Как-то корнет Лермонтов слишком увлекся службой и никак не мог собраться выехать из Царского к бабушке Елизавете Алексеевне, ожидавшей его с нетерпением в Петербурге. Шла Масленица, а единственный внук так и не попробовал чудесные блины арсеньевского повара Тихоныча. Помог случай. В петербургской квартире Лермонтова появились его закадычные друзья – преображенец Костя Булгаков, известный всей столице забияка и шутник, и лейб-драгун Николенька Юрьев. Вот их-то бабушка и снарядила в Царское с наказом привезти Мишеля. Друзья благополучно добрались до гусарских казарм, там приняли участие в скромном застолье, «арестовали» Лермонтова, а с ним еще с полдюжины гусар, и помчались на санях назад. С собой у них, как говорится, было… На подъезде к петербургской рогатке Лермонтов предложил оставить в книге проезжающих какую-нибудь запись повеселее. Все согласились. Долго недоумевал караульный унтер-офицер из преображенцев, глядя то на веселые лица под гусарскими фуражками с красными околышами, то на листок бумаги со списком проезжающих. В бумаге значились: маркиз Глупиньон, дон Скотилло, боярин Болванешти, фанариот Мавроглупато, лорд Дураксон, барон Думшвейн, пан Глупчинский, синьор Глупини, паныч Дураленко и чистокровный российский дворянин Скот Чурбанов. Последний псевдоним присвоил себе гусарский корнет Михаил Юрьевич Лермонтов. В Митавском гусарском полку Кстати, о корнетах. Это был младший офицерский чин в кавалерии, аналог пехотному подпоручику. Исключение составляли драгунские полки, в которых чины именовались также по-пехотному: вахмистр – фельдфебель, корнет – подпоручик, ротмистр – капитан… Раз младшие, значит, как нетрудно догадаться, самые веселые и беззаботные. Так оно и было. Потому как в большинстве своем корнеты числились еще и в холостых. Это гвардия стояла в Петербурге и Варшаве. Армейские же части были разбросаны по городам и весям великой империи. Кавалерийским полкам доставались, по большей части, города и веси вблизи западной границы – на Украине, в Польше и Прибалтике. Причина ясна: кавалерия мобильна и в случае войны первой сможет ступить на землю врага. В то же время переброска кавалерийских частей издалека – всегда проблема. В один вагон того времени помещалось всего 8-12 лошадей. Большинство городков Восточной Польши были как под копирку. Несколько тысяч жителей, два-три ресторанчика, иногда вокзал

и… полк! Центр всех событий местечка, его радость и горе одновременно. В кавалерийском полку числилось до сорока офицеров. Добрая половина – корнеты. Управлял этой ватагой вне службы так называемый старший корнет. То есть тот, кто получил производство в чин ранее других. 14-й Митавский гусарский полк стоял гарнизоном в Петроковской губернии. Местечко захудалое. Местные евреи, составлявшие большинство населения, тягу молодых офицеров к почитанию Венеры, мягко говоря, не одобряли. Оставалась одна радость – полковое собрание с ужинами, бильярдом и службой Бахусу. Как-то в пятом часу утра господа корнеты покинули собрание и отправились подышать. В местечке темень – хоть глаз выколи. Единственное окно привлекло внимание офицеров: за светящимся квадратом месил тесто старик-пекарь. Кто-то из корнетов с грустью заметил: «Вот мы с вами, господа, развлекаемся, а человек работает. И все для того, чтобы завтра… то есть сегодня у нас к завтраку были свежие мягкие булочки. Пойдемте, поможем ему, а?» Пекарь был опытным человеком и безропотно пустил дюжину офицеров к рабочему столу. Предоставляю всем самостоятельно догадаться, какие именно фантазии воплотили в пшеничных миниатюрах 22-25-летние молодые люди, в меру выпивавшие с вечера и лишенные иных развлечений в заброшенном Богом еврейском местечке… К 8 утра, как и положено, корнеты были в полку на занятиях. Едва окончился развод, всех их вызвали к командиру полка на квартиру. Это называлось – «под штандарты». Полковой штандарт хранился именно там. Распекать всех корнетов было не принято, командир отчитывал только старшего корнета. Строй офицеров стоял молча. Разнос прошел на удивление быстро. В завершение командир произнес: «Ладно, идите к завтраку. Пекарь был у меня рано утром и просил вас пощадить. Говорит, никогда еще его булочки не расходились с такой скоростью, как сегодня». В Гродненском гусарском полку Кстати, о еде. Гусары жили вовсе не так вольготно, как может показаться по их поведению. Шампанское, трюфели, шитые золотом доломаны и ментики, породистые лошади! Жалованье того же корнета в первой половине ХIХ века составляло 510 рублей в год, 100 лет спустя, в канун Первой мировой, – около 1000. Меньше, чем зарплата квалифицированного рабочего. Гулять, конечно, гуляли. Но в остальное время жили скромно. Денис Давыдов так описывал гусарский быт: «Вместо дивана куль овса, зеркалом служила сабля для поправки лишь любезных усов…» Одним из первых знаменитых гусар был генерал Яков Кульнев. Быть первым – это его неофициальный девиз. Так случилось, что он стал первым русским генералом, погибшим в Отечественной войне 1812 года. В бою Кульневу шальным ядром оторвало обе ноги. Его положили на землю, и генерал, будучи в сознании, приказал снять с мундира все знаки отличия, завернуть тело в плащ и оставить. Об одном думал: чтобы атакующие французы, захватив его труп, не догадались, что известный храбростью Кульнев убит. Сам Яков Петрович так описывал гусарскую жизнь времен собственной молодости: «Решив устроить кутеж, офицеры обыкновенно выбирали просторное помещение, из которого выносили всю мебель и наполняли до самых окон сеном. Это делалось для того, чтобы подкутившему гусару можно было отдохнуть, а потом снова продолжить кутеж.

Затем приносилось деревянное ведро, в него вливалось шампанское, бургундское и портер, потом приводили боевого коня, которого с особой торжественностью расковывали. Подковы добела накаливали в огне и с церемонией бросали в ведро. По мнению старых гусар, это предотвращало дурноту у слабых». А когда кончались деньги… Император Павел I очень энергично боролся в войсках с признаками барства и сибаритства. Один из способов – организация питания государевых людей по особой табели. По ней, обед майора – а в то время Кульнев носил именно этот чин – должен был состоять из трех блюд. Как-то Павел встретил Кульнева и спросил, какие три кушанья он отведал. Гусар ответил, что ел одну лишь курицу. Павел рассвирепел и потребовал объяснить, почему майор осмелился ослушаться. Кульнев объяснил так: «Виноват, Ваше Величество, но сначала я положил ее плашмя, потом смело водрузил ребром и, наконец, безжалостно обкусал ее сбоку». Император был не только вспыльчивым, но и весьма веселым человеком. Простил смельчака. В Сумском гусарском полку Кстати, о смелости. Эта главка, разумеется, могла бы стать самой длинной, ибо историй о гусарской удали и храбрости не счесть. Но в этом гусары вряд ли превосходили коллег из кирасирских, уланских, драгунских и казачьих полков. Поэтому ограничимся одним случаем, который как нельзя лучше подчеркивает отменное чувство юмора, свойственное гусарскому характеру. В 10-е годы ХХ века сумцами командовал полковник фон Гротен. Он-то и повел гусар на Первую мировую войну. Как-то во время боя Гротен сидел в седле и наблюдал за ходом атаки своих эскадронов. Вокруг – свист пуль, в небе – дымки от шрапнели. Вдруг полковник заметил, как прямо по ржаному полю к нему на полном галопе несется гусар-связной. «Что ж этот сукин сын уничтожает урожай, а?» – возмущенно обратился фон Гротен к полковому адъютанту. Надо заметить, фон Гротен в принципе очень трепетно относился к уничтожению чего-либо, а уж тем более – коголибо. Он искренне жалел не только каждого выбывшего солдата, но и каждую убитую или раненую полковую лошадь. А сам под огнем стоял прямо. Держаться с достоинством – это профессиональная черта русского офицера. При любых обстоятельствах честь превыше всего. И не только личная честь, но и честь родного полка. Как-то корнеты Сумского полка Поляков и уже упоминавшийся Литтауэр решили отметить удачное приобретение породистого щенка. Поехали в знаменитый ресторан «Яр» (Сумской полк дислоцировался в Москве, в Хамовниках). После хорошего ужина собрались было назад в полк, но тут выяснилось, что Поляков бумажник забыл, а Литтауэр не имел при себе необходимых 35 рублей. Всего-то – 35 рублей! Ситуация! Подумали-подумали и… перешли в отдельный кабинет, вызвали цыган, заказали шампанского! Когда счет превысил несколько сот рублей, с легким сердцем подписали бумажку и отбыли восвояси. Кто ж в «Яре» не поверит гусарской подписи на чеке и усомнится в том, что у офицера-сумца могут быть хоть какие-то проблемы? Ну, разве что… служил перед Великой войной в Сумском полку полковник Рот. Чудочеловек, вот только имел склонность к крепким напиткам. В результате нос полковника отражал его страсть, которая, впрочем, службе не вредила, так как Рот за рамки приличий не выходил. В это же время в полку служил офицер, чья жена отличалась исключительной стеснительностью. Муж дал ей как-то совет по этому поводу – мол, чтобы завести беседу, надо только понять, чем интересуется человек в жизни. О том и спросить. Так вышло, что первым гостем в тот вечер у застенчивой хозяйки оказался полковник Рот. Дама

посмотрела на лицо Рота и, оценив его нос, поинтересовалась: «Полковник, вы любите выпить?» В Елисаветградском гусарском полку Кстати, о выпивке. Если судить по гусарскому фольклору, то можно подумать, что пьянство в полках было обыкновенным способом существования большинства офицеров. Действительно, как еще можно интерпретировать следующую историю? Эскадрон ротмистра Турчанинова стоял в Шатове. Это еще хуже, чем Ченстохов, где стояли гусары Митавского полка. Видимо, в ротмистре погиб священник. Уж больно он любил в состоянии легкого подпития переодеваться батюшкой и служить службу. Причем почти всегда одну и ту же. А именно: подпоручика Ицкова, благо он был слаб на спиртное, напаивали мертвецки пьяным, наряжали в саван, клали в гроб, и Турчанинов отпевал его по всем правилам. Затем ящик грузили на телегу и в сопровождении эскадрона со вставленными в дула винтовок горящими свечами везли на высокий холм близ Шатова. Там отпевание заканчивалось, гроб с Ицковым оставляли и расходились по квартирам. К утру протрезвевший и продрогший подпоручик как был, в саване, бегом возвращался в Шатов, ругаясь на чем свет стоит и клянясь, что больше – ни рюмки. Проходило время – и история повторялась. Однако!.. По свидетельству участника этих отпеваний графа Остен-Сакена, все это было скорее ребячеством, чем болезнью. Едва кончились 20-е годы ХIХ века, как мода на пьянство прошла, и почти все офицеры, кутившие столь изрядно, потеряли к бутылке всяческий интерес. Что же касается нижних чинов, тот тут пьянство преследовалось и по уставу, и по традиции. В лейб-гвардии Гусарском полку Кстати, о традиции. Дуэльной. Служили в лейб-гусарах два закадычных друга: князь Яшвиль и князь Долгорукий. Как-то Яшвиль вернулся из Петербурга в Царское Село весьма возбужденный. В полку знали, что он влюблен в одну актрису. Во время артельного обеда и зашел разговор как раз о театре и актрисах. Долгорукий в присущей ему язвительной манере вдруг возьми да и выдай весьма нелестную характеристику таланту возлюбленной Яшвиля. Возникла неловкая пауза. Спустя какое-то время после обеда к Яшвилю зашел Долгорукий и торжественно сообщил, что готов дать ему удовлетворение, так как за столом имел несчастье оскорбить и самого князя, и предмет его воздыханий. Яшвиль выслушал друга, но сделать вызов отказался и посчитал инцидент исчерпанным. Тогда Долгорукий стал настаивать и объяснил свою позицию. Мол, князь волен на него не обижаться, но законы чести требуют поединка, ибо конфликт произошел на глазах других офицеров и иначе поступить не можно. Препирательства кончились тем, что Долгорукий обвинил Яшвиля в трусости. При таком раскладе Яшвиль уже ничего не мог поделать, и друзья вышли к барьеру. Первым стрелял князь Яшвиль. С твердым намерением быстро закончить дело, превратив его в формальность, Яшвиль выстрелил в землю. Спустя секунду князь Долгорукий упал замертво. Оказалось, пуля ударила в камень, закрытый высокой травой, и срикошетила прямо в сердце. Яшвиля наказали строго: разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ. В течение всего того периода князь был безжалостен к себе, отказываясь от всех предложений смягчить

его судьбу. После успешной Даргинской операции в 1845 году князя произвели в офицеры и вернули в лейб-гвардии Гусарский полк. Спустя некоторое время он получил этот полк под свое командование. Но до конца жизни оставался мрачным и молчаливым человеком. История умалчивает, как реагировал мрачный Яшвиль на другую традицию, теперь уже сугубо полковую. Дело в том, что в полковой праздник на Павла Исповедника утром, часиков так в пять, все офицеры славного полка гусар Его Величества должны были покинуть насиженные с вечера места в полковом собрании и, предварительно раздевшись донага, на четвереньках спуститься по ступеням главного подъезда. К этому моменту вышколенные буфетчики подтаскивали огромное корыто, сродни тем, из которых поили свиней, и наполняли его водкой до краев. Офицеры, толкаясь, приникали к корыту и жадно пили. Избегать этого достойного мероприятия, по давней традиции завершавшего праздник, крайне не рекомендовалось. Отлынивающий неизбежно покидал полковую семью. Поэтому даже великие князья дома Романовых, служившие в полку, толкались и рычали наравне с корнетами. Может быть, для князя Яшвиля сделали исключение? В Александрийском гусарском полку Кстати, о смерти. В 1807 году прусский маршал Блюхер перепутал из-за похожести мундиров свой прусский полк «Гусаров смерти» и наш Александрийский гусарский. О чем, собственно, и заявил командиру русского полка, ссылаясь на черный цвет формы тех и других. Русский офицер поправил пруссака, сказав, что александрийцы – не «гусары смерти», а «бессмертные гусары». Спустя век 5-й гусарский Александрийский получил и соответствующую эмблему – серебряные череп и кости. Гусар-александриец Владимир Карамзин вспоминал, как в 1916 году в их полку появился новый офицер. Прапорщик с двумя солдатскими Георгиями на груди пришел в штаб для представления командиру полка. Командир был занят, и штабс-ротмистру Карамзину из вежливости пришлось затеять беседу. Зная о пристрастиях новоприбывшего, он заметил, что настоящее время бедно значительными поэтами: «Вот если мы будем говорить военным языком, то мне кажется, что «генералов» среди теперешних поэтов нет». Некрасивое лицо прапорщика несколько оживилось, и он ответил: «Ну нет, почему так? Блок вполне «генерал-майора» вытянет. А вот Бальмонту ради его больших трудов штабскапитана дать можно…» Долгим этот разговор о поэзии быть не мог, так как вскоре прапорщика вызвали к командиру полка. Да, чуть не забыл, звали того прапорщика – Николай Гумилев. В Ахтырском гусарском полку Кстати, о подвигах. В 12-м Ахтырском перед Великой войной служили три брата Панаевых. Ротмистр Борис Панаев погиб в конной атаке 13 августа 1914 года. Первый георгиевский кавалер, награжденный посмертно. Штабс-ротмистр Гурий Панаев пал в конной атаке 28 августа 1914 года. Посмертно награжден Георгием IV степени.

Ротмистр Лев Панаев убит в бою 19 января 1915 года. Награжден Георгиевским оружием и посмертно орденом Георгия IV степени. За несколько дней до гибели Льва Панаева к генералу Брусилову обратился с рапортом четвертый брат, лейтенант флота Платон Панаев, с просьбой зачислить его в состав Ахтырского гусарского полка. Брусилов дал согласие, но после известия о смерти третьего брата подписал приказ об отозвании Платона в тыл. 1 апреля 1916 года Платон Панаев был включен в экипаж боевого корабля Балтийского флота и отбыл из Петрограда в действующую эскадру. С благословения матери – Веры Николаевны Панаевой. Там за поворотом, недурен собою, Полк гусар стоит перед толпою… Солнышко сияет, музыка играет. Отчего ж так сердце замирает?..

ПОЛКОВОЙ ПРАЗДНИК Каждый полковой праздник являлся событием в жизни полка. Ни к какому другому празднику не готовились так, как к полковому. Ведь полковой праздник был связан с посещением полка царем, который в этот день был гостем полка. Кроме того, весь полк, начиная со старшего полковника и кончая последним новобранцем, составлял одну большую и дружную семью, все члены которой в день полкового праздника являлись именинниками, и каждому хотелось, чтобы этот день прошел особенно удачно, торжественно и весело. Еще задолго до праздника начинались совещания командира полка со старшими офицерами. Обсуждались все мелочи церемонии парада, меню обеда в офицерском собрании и программа увеселений офицеров и солдат. Эскадронные командиры с вахмистрами производили выводку лошадей, осматривая их ноги, гривы и хвосты, и отбирали красивейших коней для фланговых и «замковых» унтер-офицеров. Капельмейстер Риотто, итальянец, так и ненаучившийся, несмотря на 25-летнюю службу, правильно говорить по-русски, с утра до вечера репетировал трубачей : - Трамбон, вриешь, - кричал он, постукивая по пульту дирижерской палочкой и обрывая на полутакте начатый марш. - Сапчинский, aллэ соло уф перед ! - Букирефф, комансэ обратно ! Непосвященному было бы трудно понять, что означают эти выражения, но трубачи их прекрасно понимали, и через некоторое время стройная мелодия снова оглашала полковой двор. Не менее других хлопотали старший полковник и хозяин собрания. Надо было обсудить с буфетчиком, какие горячие и холодные закуски сервировать к обеду, первому и второму ужину; проверить состояние погреба, вычистить запасное столовое серебро, сговориться с

румынским оркестром Гулеско и цыганами, которые должны были увеселять госте й между обедом и ужином. В эскадронах заготовлялись перцовка и другие настойки, а также пиво, которое целыми ящиками свозилось в эскадронные цейхгаузы. Кашеварам было приказано, кроме положенных обеда и ужина, приготовить обильный второй ужин. Накануне праздника на заднем плацу была произведена репетиция парада, на которой еще раз были осмотрены конский состав и обмундирование. Так как все оказалось в порядке и эскадроны без всякой заминки стройно прошли перед командиром полка рысью и полевым галопом, то репетиция скоро закончилась, эскадроны вернулись домой и наступило предпраздничное затишье. Все приготовления были закончены, и полк отдыхал. Вечером весь полк собрался в старой полковой 3наменской церкви (построена в 1741 году) на торжественную всенощную. Старые однополчане, заслуженные генералы и проживающие в Петергофе отставные солдаты - ветераны русско-турецкой войны сошлись в полковую церковь помолиться в родной семье. Великий князь Дмитрий Константинович, девять лет прокомандовавший полком, также присутствовал на богослужении и скромном ужине, состоявшемся после всенощной. Наступил день праздника. С раннего утра под наблюдением вахмистров происходил тщательный туалет лошадей. Каптенармусы выдавали людям парадное обмундирование. В 9 часов утра эскадроны начали выстраиваться на полковой улице. Сытые кони грызли удила и играли под всадниками. Трубачи заиграли «под штандарты», и полковой адъютант подвез к четвертому эскадрону геоpгиевский штандарт. Под звуки полкового марша подъехал командир полка, поздравивший каждый эскадрон с праздником. Скомандовав «слева по три», он повел полк на задний плац. Вес еннее солнце заливало плац своими ласковыми лучами, отражавшимися на серебряных трубах полковых трубачей. Толпы празднично разодетых людей, петергофских обывателей и петербургских дачников, стояли вокруг плаца. В центре его была разбита украшенная зеленью и цветами царская палатка, у которой стояли на часах два бравых конвойца в красных черкесках. Начался съезд начальства. Первым подъехал и поздравил полк с праздником бывший однополчанин - начальник дивизии генерал Брусилов. Вслед за ним на сибирском маштачке с нагайкой в руке подскакал командир корпуса генерал Данилов. И наконец, появилась эффектная фигура главнокомандующего гвардией великого князя Николая Николаевича. Каждый из начальников объезжал фронт полка, здоровался с эскадронами и поздравлял их с праздником. Около десяти часов раздались издали все громче и громче нараставшие крики «ура» : собравшиеся посмотреть нa красивое зрелище парада обыватели приветствовали автомобиль Государя. Царский автомобиль бесшумно подкатил к палатке. Государь сел нa подведенного ему коня, а приехавшие с ним Государыня и Великие Княжны прошли в палатку. Раздалась команда : «Смирно, шашки вон, пики в руку, господа офицеры !». Трубачи заиграли полковой марш. Государь шагом подъехал к первому эскадрону. С видимым удовольствием оглядел он стройные ряды статных,

красивых всадников и выхоленных, блестевших нa солнце вороных коней, поздоровался и поздравил эскадрон с полковым праздником. Громкое «ура» раздалось в ответ Государю. Трубачи оборвали полковой марш и заиграли народный гимн. Медленно двигался Государь вдоль фронта полка, сопровождаемый свитой и иностранными военными агентами. Он останавливался перед каждым эскадроном, здоровался с людьми, обращаясь отдельно к заслуженным сверхсрочным вахмистрам. Объехав полк, Государь рысью направился к царской палатке. Раздалась команда : «К церемониальному маршу !». Эскадроны, равняясь, как по ниточке, стали проходить перед царем. Ha фланге первого эскадрона, салютуя фельдмаршальским жезлом, проезжал единственный в России фельдмаршал - шеф полка и старейший в полку офицер, 75летний великий князь Михаил Николаевич. Второй раз полк проходил полевым галопом. Редкое и красивое зрелище представляло собой это прохождение стройных, одетых в парадную форму с красными лацканами, в косматых касках всадников, сидевших нa подобранных масть в масть вороных конях. Государь благодарил каждый эскадрон и громкое «рады стараться» раздавалось в ответ нa царскую благодарность. По окончании церемониального марша полк снова построился фронтом к царской палатке. К государю подошли два Георгиевских кавалера : каптенармус Синегубкин и вахмистр Масленников. Синегубкин нес нa подносе мисочку со щами и судок с гречневой кашей, так называемую «пробную порцию» сегодняшнего солдатского обеда. Масленников держал в руках небольшой графин с водкой и серебряную чарку. Приняв от Масленникова чарку водки, Государь поблагодарил офицеров и солдат за прекрасный парад и провозгласил здравицу полку. 3атем он с удовольствием отведал солдатских щей и каши. После этого Государь простился с полком, пригласив офицеров во дворец на завтрак. Парад кончился. Собравшийся на плацу народ криками «ура» провожал отъезжавший царский автомобиль. Полк под командой дежурного офицера возвращался с веселыми песнями в казармы, а офицеры ехали верхами во дворец. В большом зале старого Петергофского дворца стояли покоем три длинных стола, украшенные цветами и заставленные хрустальными вазами с фруктами и конфетами. Офицеры и прежде служившие в полку собрались в соседней гостиной, куда вскоре и вышел Царь. Он обошел всех собравшихся и пригласил их к столу. Во время завтрака играли полковые трубачи и придворный симфонический оркестр. Государь оживленно беседовал со своими гостями и по окончании завтрака, прощаясь с ними, обещал в 7 часов вечера посетить офицерское собрание. Полковой праздник 9 июня 1902 г. (2) Великие Князья Михаил Николаевич и Дмитрий Константинович на Полковом празднике. А в это время во всех эскадронах шел веселый солдатский пир. Столовые были разукрашены гирляндами из свежей зелени. Перед эскадронными образами теплились лампадки. В углу столовой на особом возвышении стоял бочонок с водкой. Каптенармус наливал каждому подходившему к нему солдату традиционную чарку (пол чайного стакана водки). На столах дымились жирные щи, сдобренная сливочным маслом рассыпчатая гречневая каша и жареная свинина.

Подоспевшие из дворца эскадронные командиры и младшие офицеры присоединились к этому пиру, пили за здоровье своих солдат и благодарили их за удачный парад. Веселый разговор, смех и шутки раздавались за всеми столами. Вахмистры и сверхсрочные унтерофицеры угощали в своих коморках вахмистров соседних полков и, в свою очередь, шли проведать приятелей в другие эскадроны. И, несмотря на обилие яств и питей, не было ни пьяных ссор, ни драк. Как хозяева, так и гости соблюдали порядок, зная, что праздник еще не кончился и что вечером приедут самые почетные гости, которых надо встретить и проводить всем полком. офицерское собрание К семи часам вечера в вестибюле офицерского собрания выстроились по старшинству чинов все офицеры и прежде служившие в полку. Среди последних находились великий князь Дмитрий Константинович, наказной атаман Войска Донского генерал Максимович, сибирский генерал-губернатор А. А. Ломачевский и много других, съехавшихся со всех концов России, чтобы провести праздник в своей родной полковой семье. Ровно в семь часов к собранию подкатил царский автомобиль. Государь обошел всех офицеров, подал каждому руку и задал несколько вопросов. Обладая прекрасной памятью, он знал по фамилиям всех, не только старших, но и младших офицеров. Сопровождаемый командиром и хозяином собрания Государь прошел в большую столовую и остановился перед ломившимся от закусок богатым закусочным столом. Каких только горячих и холодных закусок не было на этом столе! Среди них было немного деликатесов, которыми славились петербургские гастрономические магазины Елисеева и Смурова и которых было нетрудно достать в любом количестве. Украшением стола являлись не аршинные омары и лангусты, не трюфеля и страсбургские пироги, а простые домашние, но замечательно вкусные изделия полковых поваров. Тут были маленькие, утопавшие в сметане биточки, крокеты из телячьей печенки, грибы в сметане, крошечные пирожки с капустой, гречневой кашей, грибами и рыбой, не говоря уже о разных домашних солениях и салатах из рыбы и дичи. 3апотевшие графины с водками и настойками на черносмородиновых и березовых почках, перцовой, рябиновой и другие стояли во льду, окруженные серебряными чарками. Трудно было удержаться, чтобы не отведать всех этих аппетитных вещей. И гости во главе с Государем отдали заслуженную честь полковым кулинарам. Старик буфетчик, Иван Михеич, не раз в своей жизни угощавший державного гостя, сиял от удовольствия, слыша, как Государь похваливает искусство подчиненных ему поваров. 3а рюмкой водки, с папиросой в руке, Государь долго стоял перед закусочным столом, разговаривая с офицерами, интересуясь событиями и мелочами полковой жизни. И только когда большая часть кулинарии Ивана Михеича исчезла в желудках гостей и хозяев, общество перешло к обеденному столу. Государь никогда не пил дорогого французского шампанского, и, следуя его примеру, в офицерских собраниях на всех торжественных обедах подавалось русское шампанское «Абрау Дюрсо». Подняв бокал этого шампанского, Государь обратился к присутствовавшим с короткой речью, в которой благодарил командира и офицеров за прекрасное состояние полка. Ему ответили командир полка и старейший офицер генерал Ломачевский, произнесший экспромтом тост в стихах. Во время обеда в соседней бильярдной играли трубачи под управлением капельмейстера Риотто и балалаечники, которыми дирижировал виртуоз - полковой писарь Орехов. Перед десертом в столовой появились управляемые вахмистром Степаном Ивановичем Гейченко полковые

песенники. Государь любил народные и солдатские песни, а Гейченко знал, какие из них особенно нравились Царю. Долго еще сидел за столом Государь, слушая русские народные песни, которые он так любил. Наконец, он поблагодарил и отпустил песенников и по приглашению старшего полковника перешел в гостиную. 3десь гостям был предложен концерт румынского оркестра Гyлеско и знаменитого хора цыган из Новой деревни. Уже давно прошло время, когда Государю, согласно придворным обычаям, следовало бы распроститься с хозяевами и уехать во дворец, но создавшееся настроение было настолько сердечным и непринужденным, что ему не хотелось огорчать радушных хозяев. Поэтому он не только не торопился с отъездом, но даже согласился остаться на состоявшийся далеко за полночь ужин. И только в третьем часу утра провожаемый всем полком Государь уехал на свою дачу. Старшие офицеры, проводив Царя, вернулись к оставшимся гостям, а эскадронные командиры со своими офицерами разошлись по эскадронам, чтобы закончить праздник среди солдат. Долго спал полк на следующий день. И если бы не забота о своих верных товарищах конях, то вчерашние именинники спали бы еще дольше. После утренней уборки лошадей, запоздавшей на три часа, солдатам был снова выдан праздничный обед с традиционной чаркой. Праздник кончился, и наступили полковые будни с их учениями и маневрами. Ежегодно во всех полках старой русской армии справлялись такие полковые праздники. В одних полках -более торжественно, в присутствии Царя ; в других, стоявших в отдаленных гарнизонах, менее торжественно и без Царя. Но всюду - с одинаковым воодушевлением и радостью. Старые, прежде служившие в полках офицеры съезжались ото-всюду, чтобы провести этот день в своей полковой семье. И никогда эти праздники не омрачались пьяными дебошами, ибо все их уча стники соблюдали неписаный закон : офицер может и должен быть весел, но не смеет быть пьяным. Правда, на полковых праздниках выпивалось немало водки и вина, но на них пили «с умом». А если среди читателей найдутся строгие моралисты, которые осудят такое невоздержание, то я позволю себе указать им, что праздники эти происходили в России, а в «веселие Руси есть пити».

ПАРАДНЫЕ ОБЕДЫ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ПОЛКА Праздник 2-го батальона. Штабскапитан А. П. Кутепов среди офицеров в собрании на Кирочной улице. 26 ноября 1913 г. Фото Н. А. Бенуа

Существовала традиция парадных обедов в юбилейные полковые дни и в полковые праздники. Сначала их устраивали в ресторациях, потом в полковых офицерских собраниях – на Кирочной (в «Тавриде») или в Преображенских казармах на Миллионной. Образец меню: суп-пюре из перепелов, консоме «Принцес», котлеты со спаржей, фазаны, рябчики, бекасы, спаржа с пуншем, компот на шампанском, парфе из ананасов, котлеты из гусиной печенки, форель, саверен с мороженым из черносмородиновых почек и т. п. Традиция полковых пиршеств была такова. Сначала – обильный обед с вином и разными водками. Потом стол разворачивался поперек, ставили салаты, фрукты и шампанское и начиналось собственно действо.Приглашали песенников, те пели полковые и батальонные песни, во время которых полагалось вставать и выпивать бокал шампанского, стоя по стойке «смирно». В перерывах пелись «чарочки» в честь того или иного офицера, начиная с командира полка. Тот, кого чествовали, должен был пройти на середину строевым шагом, вытянуться во фронт, сказать песенникам: «Ваше здоровье, братцы» и, с низким поклоном взяв с подноса стакан шампанского, выпить его одним махом. В этот момент солдаты подхватывали его на руки и поднималив положении «смирно». «Наверху» полагалось выпить еще бокал. Иногда поднимали несколько человек и в их честь говорили длинные спичи. Лишь после окончания речи следовала команда «на ноги», и тогда офицеров опускали на пол. Обеды перед включением в полк устраивались либо у «Эрнеста» (на Каменноостровском), либо в «Луна-парке» (на Офицерской). Стандартная группа «гвардейских» ресторанов: «Кюба», «Донон»,«Медведь» и «Контан». Приказом по войскам гвардии и С.Петербургского военного округа 1911 года запрещалось посещение трактиров, ч айных, пивных, портерных, кухмистерских, кофейных, буфетов третьего класса на железнодорожных станциях. Запрещалось посещение «Варьете» на Фонтанке, 81, «Кафеде-Пари»– кофейни под Пассажем на Невском, «Эдена» – летнего увеселительного сада на Глазовой, 23; мелких кинематографов, ресторанов и гостиниц низших разрядов, а также ресторана «Яр» на Б.П. Петербургской стороны. На гвардейском языке «сушить хрусталь» – значит пьянствовать. Даже на обычный завтрак обязательно нужно было заказывать «флакон». В ресторане бутылка шампанского стоила 12 рублей, в «домашнем» офицерском собрании – 6 рублей. Вино обычно покупалось у фирмы Tampier или в магазине Фейка (у Полицейского моста).

Чтобы закончить гвардейскую алкогольную тему, упомянем и жженку. Собирались у кого-то на квартире. В темной комнате ставили большой жбан с вином, над ним на перекрещенных саблях крепилась сахарная голова, обильно политая нагретым ромом, и поджигалась. Если пламя слишком ярко разгоралось – поливали шампанским. Жженый сахар капал в вино, получался очень пьяный огненный напиток. Компания садилась на ковры вокруг и пила, зачерпывая кружками из жбана.

Нравы. Полковой праздник. 1-й батальон. Император Николай II, граф Н. Н. Игнатьев, временный командир полка, великий князь Николай Николаевич, генерал Олохов, начальник дивизии, великий князь Константин Константинович, генерал Сухомлинов, военный министр, граф Фредерикс, министр двора. Красное Село.1913 г. Фото «К. Е. фон Гани Ко» Попасть в Преображенский полк было чрезвычайно сложно. В XVIII веке он комплектовался только представителями знатного дворянства, в XIX веке дворянским оставался офицерский корпус. Зачисление производилось с разрешения царя, а перевод из армии – за особые заслуги и двумя чинами ниже. Для молодежи необходимым условием поступления помимо вакансии и «гвардейского балла» на выпускных экзаменах военного училища было согласие офицеров полка. Согласно традициям Преображенский полк комплектовался выпускниками Пажеского корпуса. В рядовые предпочитали набирать высоких шатенов с удлиненными носами. Считалось, и об этом официально предупреждался кандидат, что помимо жалованья (вместе с квартирными – 100 рублей в месяц) каждый офицер должен иметь не менее 300 рублей в месяц (для сравнения: год обучения в вузе XIX века стоил примерно 100 рублей). Расходы составляли отчисления на благотворительность, на офицерское собрание, обеды,приемы, полковые праздники, подарки уходящим офицерам, театр. По неписаным законам неприличным считалось сидеть в театре дальше седьмого ряда (можно и в ложе, но предпочитался партер), ездить в купе не первого класса или на дешевом извозчике, посещать второразрядные рестораны. Поступив в полк, офицер заказывал личный серебряный прибор(примерно на 100 рублей) по единому в полку образцу, с гравировкой имени, отчества, фамилии и года выпуска.Во время торжественных обедов члены императорской фамилии получали свои приборы, а все прочие – вразбивку, хотя хранились они в именных футлярах.Если офицер покидал полк с позором, ему возвращали серебро, лишали полкового жетона и не делали подарка. Прочие же приборы сохранялись в полку, символизируя полковое братство. Заказывали серебро у лучших ювелирных фирм: Фаберже, братьев Грачевых, Хлебникова, Овчинникова, Морозова, Сазикова. Кубки, стаканы,братины, чарки и т. п. – серебряные, золотые и позолоченные – преподносились как подарки от полка шефам и уходящим в отставку сослуживцам.

Представители Дома Романовых и командир полка великий князь Константин Константинович перед зданием полкового собрания в Красном Селе. 1895. Фото Семененко В. С. Трубецкой в своих «Записках кавалергарда» вспоминал:«Армейский кавалерийский шик, конечно, не нравился матери. Раз шик, то стало быть, дурной тон. В гвардейских полках тоже был известный шик, но более утонченный и благородный. И только два полка в глазах матери и были действительно настоящими порядочными полками – знаменитый лейб-гвардии Преображенский пехотный и Кавалергардский. У них был сверхшик, заключавшийся во всяком отсутствии ”шика”. Это было уже какое-то ”рафин” джентльменства… В оба эти полка поступал цвет высшего дворянского общества. Носить громкую старинную дворянскую фамилию и обладать средствами и придворными связями – этого было еще далеко не достаточно. Туда мог попасть безупречно воспитанный молодой человек, о репутации и поведении которого полком собирались тщательные справки». Таким безупречным молодым человеком был, например, Мусоргский. Вот как его описывает его друг, композитор Бородин: «Мундирчик с иголочки, в обтяжку; ножки вывороченные, волоса приглажены, припомажены, ногти точно выточенные, руки выхоленные, совсем барские. Манеры изящные, аристок ратические; разговор такой же, немного сквозь зубы, пересыпанный французскими фразами, несколько вычурными. Некоторый оттенок фатоватости, но очень умеренно й. Вежливость и благовоспитанность – необычайные». Характерный портрет гвардейского офицера глазами армейца.

Клубный отдых. Великий князь Сергей Александрович, К. Н. Гартонг, командир роты Его Величества, граф Р. Л. Пфейльт, командир 2-й роты, С. С. Озеров, командир 3-й роты, В. М. Кашерининов, командир 4-й роты.1887 г. Фото «Э. Вестли» Членство в Императорском яхт-клубе – вопрос полкового престижа. Преображенский полк имел свой 18- весельный катер, который, по преданию, принадлежал еще Петру I. Так хранилась память об участии преображенцев в морских сражениях (Гангут, Выборг,Чесма). Членство в частных клубах было запрещено без разрешения прямого начальства.Безусловно запрещалось посещать частные клубы и собрания, где играли в азартные игры (на гвардейском жаргоне «потели на листе»). Без разрешения можно было посещать в качестве гостей Императорский яхт-клуб,Императорский речной яхт-клуб, Английский клуб, Новый клуб, Дворянское собрание, Благородное собрание,Купеческое собрание, Железнодорожный клуб,Театральный клуб, Сельско-Хозяйственный клуб.Регламентировалась даже личная жизнь офицеров. Жениться до 23 лет было неприлично. Кандидатуру невесты рассматривало собрание офицеров полка. Устраивали девицы только дворянского происхождения и не занимающиеся никакой службой. Разрешения на брак надо было спрашивать у императора.

Известный анекдот того времени: Александр III, узнав, что преображенский офицер оставил службу и наследовал престол небольшого государства, воскликнул: «Дурак, он же был офицером моей гвардии!»

Быт и традиции Императорской Российской Гвардии

Группа чинов Лейб-Гвардии Егерского полка. Большинство егерей изображено с медалями "В память 100-летия Отечественной войны 1812 г.", "В память 300-летия Дома Романовых" и знаком полка. Также видны полковые жетоны и знаки "За отличную стрельбу", у сиедящего 2-м справа подпрапорщика-сверхсрочника кроме перечисленных медалей и множества знаков "За отличную стрельбу", шейная медаль "За усердие", знак отличия ордена Св. Анны, медали "В память царствования Императора Александра III", "В память коронации Императора Николая II" и иностранные награды.

С аксельбантом - пасть иль победить Быт и традиции Императорской Российской Гвардии (журнал "Родина") Императорская Российская Гвардия к концу XIX века была крупнейшей из «гвардий» мира: три пехотных и две кавалерийские дивизии, Стрелковая и Отдельная кавалерийская бригады и соответствующие артиллерийские части составляли около 4 процентов Императорской армии. Ее Офицерский корпус комплектовался по определенным правилам, представители многих дворянских родов служили в тех или иных полках из поколения в поколение.

«На полк офицеры смотрели, как на свою вторую семью, когда они были женаты, а холостые, как на единственную. Среди офицеров были такие, которые насчитывали по 10, 15 и 20 представителей своего рода в прежнем составе»1.

Роялисты и печники Главным условием для выхода из военного училища в гвардейский полк помимо вакансии и «гвардейского балла» было общее согласие офицеров полка на прием в свою среду нового товарища. Юнкер старшего курса сообщал о своем намерении младшему офицеру или адъютанту полка, который, в свою очередь, передавал его кандидатуру на рассмотрение общества офицеров, обычно возглавляемого старшим полковником. Если получивший согласие офицеров юнкер не добирал до гвардейского балла, он, как правило, брал армейскую вакансию и на год оказывался в гвардейском полку в качестве прикомандированного2. Так как вопрос о приеме в полк решался закрытой баллотировкой, юнкер, не принятый в один полк, мог попытать счастья в другом. Причины для отказа были самые разнообразные: от происхождения и долгов до выступления на сцене, пусть даже и в любительском театре. Отметим также, что существовали полки, в которые традиционно, в подавляющем большинстве, входили юнкера одного училища. Так, окончившими Пажеский корпус комплектовались Кавалергардский, лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии полки, юнкера Павловского военного училища составляли большинство офицерского состава лейб-гвардии Павловского полка. Еще одним негласным ограничением для офицеров Гвардии была финансовая сторона. По свидетельству ряда современников, служба в кирасирских полках 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии требовала от молодого офицера не менее 3000 рублей в год в дополнение к жалованью, а в лейб-гвардии Гусарском вдвое больше. Поэтому юнкеров при первом посещении полка или же молодых офицеров сразу по зачислении в списки, заранее просили соизмерять свои финансовые возможности с жизнью достойной гвардейского офицера. «Во всех вопросах, служебных и частных, - вспоминал коренной офицер лейб-гвардии Егерского полка, Генерального штаба генерал-майор Б. В. Геруа, - достоинство полка стояло для каждого на первом месте. Сор из избы не выносился, командира - каков бы он ни был - поддерживали как представителя полка, свято блюли установившиеся полковые обычаи и «лезли из кожи вон», если требовалось показать, что лейб-егеря в той или иной области стоят на должной высоте»3. Показательна беседа «тет-а-тет» старшего полковника лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества полка Э. Н. фон-Шведера с только что вышедшими в полк офицерами: «Господа, - тихо проговорил он. - Кирасирский полк оказал вам великую честь, приняв вас офицерами в свою среду. Вчера вы надели офицерские погоны Кирасирского полка. Я ваш старший полковник - требую от вас, чтобы - где бы вы ни находились,- вы ни на минуту не забывали, что у вас на плечах офицерские знаки нашего полка. Эти погоны обязывают вас... Да, эти погоны обязывают всякого, кто имеет честь их носить, к достойным поступкам, порядочности и приличию. Помните, что в глазах общества и света всякий ваш неблаговидный поступок или даже жест будет приписан не столько вашей личности, сколько всему полку, потому что полк, принявший в свою среду офицера, тем самым гарантирует его порядочность и воспитанность. Офицера, не умеющего ограждать свое достоинство и достоинство полка, офицера, не умеющего держать себя, полк не потерпит в своей среде»4. Старший штаб-офицер или командир полка, если он был коренным офицером части, поздравляя молодых подпоручиков или корнетов со столь важным событием, как начало офицерской службы, одновременно предупреждал: «Есть люди, которые смотрят на полк,

как на проходной двор. Прослужил три года, подыскал себе приятное место и ушел. Таких нам не нужно. Выходить к нам должны только те, которые решили служить в Полку всю жизнь, до полковничьего чина, а если случится война, то и умереть в его рядах. А не гастролеры. Нам нужны такие, для которых вне полка не только службы, но и жизни быть не может. Поняли Вы меня?» Трудно было не понять, когда с нами говорил образец полкового патриотизма. 26 лет в полковой форме, от нижнего чина и до полковника»5. Обнищание слоя, комплектовавшего офицерский состав Гвардии, стало сильно сказываться к началу ХХ века. Показателем этого явилась большая «текучка кадров» во многих полках. Офицеры уходили в Академию (обычно Генерального штаба) на гражданскую службу, в отставку или переводились в армию. Чтобы воспрепятствовать этому процессу, для некоторых лучших учеников военно-учебных заведений были заведены стипендии (от 600 до 750 рублей в год), а в лейб-гвардии Преображенском полку, например, за счет земель бывших императорских огородов6, появилась возможность не только снять с офицеров бремя «общественных» расходов, но и начать выплачивать наиболее нуждающимся субсидии из средств, получаемых от продажи этих земель. Одновременно и в полках началось течение за удешевление жизни гвардейских офицеров. Так, в лейб-гвардии Семеновском полку они поделились на «печников» и «роялистов» (сидевшие во время общих собраний, соответственно, у печки и у рояля). Если первые ратовали за скромный образ жизни, то вторые настаивали на необходимости поддержания «гвардейского шика». «Указать по каким признакам происходило это разделение совершенно невозможно. В «роялистах», наравне с состоятельными людьми, сидело немало относительных голоштанников и людей самого скромного происхождения, в то же время как в «печниках» состояло несколько домовладельцев и офицеров, вхожих в самые большие петербургские гостиные. Случалось, что из двух братьев один был «роялист», а другой «печник»7. Основные «дебаты» велись относительно трат, которые напрямую не касались жизни полка. Так, например, в полк пришло прошение пожертвовать деньги на памятник Александру II, который сельский сход решил поставить у себя в селе Успенском Ярославской губернии. Естественно, было решено от лица полка пожертвования не делать, желающим же заняться меценатством такое право предоставить. Большим грузом ложилось на офицерский карман поддержание «достойной» гвардейца жизни. Согласно традиции офицеры должны были посещать только первоклассные рестораны, ездить только в вагонах 1-го класса, в городе же - на «приличных» извозчиках. Больших средств требовал пошив обмундирования (а в кавалерии вдобавок еще затраты на собственную лошадь и ее содержание), постоянные отчисления на офицерское собрание, многочисленные обеды, полковые праздники, приемы гостей, подарки уходящим из полка офицерам, театры (где полагалось занимать места не далее определенного ряда партера или отдельной ложи)… С расширением же «сферы развлечений» в России, а особенно в столице, в начале ХХ века появилась необходимость официально регламентировать общественные места, где дозволялось бывать офицеру, а где его нахождение категорически воспрещалось. «1. Всем гг. офицерам, находящимся в г. Петербурге, воспрещается безусловно посещать: 1) Частные клубы и собрания, где производится азартная игра. Примечание. Гг. офицеры не имеют права вступать в число членов частных клубов и обществ без разрешения своего прямого начальства. В качестве гостей гг. офицерам разрешается безусловно посещать следующие клубы: 1) Императорский Яхт-Клуб; 2) Императорский речной Яхт-Клуб; 3) Английский Клуб; 4) Новый Клуб; 5) Дворянское Собрание; 6) Благородное Собрание; 7) Купеческое Собрание; 8) Железнодорожный Клуб; 9) Театральный Клуб; 10) Сельско-Хозяйственный Клуб. 2) «Варьете» - Фонтанка, 81 (зимний кафе-шантан). 3) «Кафе - де - Пари» - кофейная под Пассажем на Невском пр.

4) «Эден» - летний увеселительный сад, Глазовая ул., № 23. 5) «Яр» - ресторан на Большом пр. Петербургской стор. 6) Мелкие кинематографы. 7) Рестораны и гостиницы низших разрядов. 8) Все вообще трактиры, чайные, кухмистерские, кофейные, пивные, портерные, а также буфеты III класса на станциях железных дорог. Из приказа № 13 (1911 г.) по войскам Гвардии и Петербургского военного округа8.» Членство в некоторых клубах (например, в Императорском Яхт-Клубе) считалось вопросом полкового престижа. Количество ресторанов, «приемлемых» для посещения офицерами (согласно традиции, а не кошельку), было довольно ограничено. Стандартную группу составляли «Кюба», «Донон», «Медведь» и «Контан», где, «заняв столик для завтрака, обеда или ужина, было обязательно потребовать флакон или «вино», то есть бутылку шампанского (это минимум), которая стоила 12 рублей (в собрании полка - 6 руб. - А. М.)9». И это при жаловании младшего офицера около 100 рублей вместе с квартирными. Вращение в высшем свете, быстрое продвижение по службе, гвардейские привилегии отнюдь не снимали с офицеров ответственности за четкое несение службы и поддержание должного профессионального уровня. От гвардейцев требовали первенства в военной подготовке по сравнению с другими частями Императорской армии. В результате постоянного контроля со стороны начальства и осознания самими полками необходимости быть «первыми» гвардейская пехота выбивала по стрельбе всегда «сверх отличного», не отставала и находящаяся под бдительным оком генерал-инспектора артиллерии вел. кн. Сергея Михайловича гвардейская артиллерия, как легкая, так и конная. За подготовкой же гвардейской кавалерии еще со времен своего генералинспекторства зорко следил главнокомандующий - вел. кн. Николай Николаевич. Конный спорт вообще получил в Императорской Российской армии в начале ХХ века широкое распространение. Офицеры-гвардейцы взяли немало призов на международных соревнованиях. Самоварники Свой отбор, но естественно по иным, нежели для офицеров, правилам, был и для нижних чинов Гвардии. Помимо известных физических данных (здоровье, рост) в полках давно сформировались излюбленные «типажи»: так, лейб-гвардии Павловский полк брал курносых, рыжие с бородами шли в лейб-гвардии Московский… Тем не менее, учитывая, что новобранцев отбирали почти в два десятка полков, на «разбивке» в Михайловском манеже часто случались споры полковых командиров, просящих главнокомандующего или командира корпуса назначить того или иного «рекрута» именно в их полк. В отличие от офицерской, для нижних чинов служба в Гвардии была выгоднее армейской в материальном плане: рядовой гвардеец получал жалование вдвое против своего товарища-армейца, кормился очень хорошо (помимо более чем сытного общего рациона далеко не редкостью были добавления в солдатский котел за счет ротных и особенно эскадронных командиров), носил красивую форму. «К случаю будет сказать, что за все парады и смотры, а также учения и маневры в Высочайшем присутствии - все гвардейские солдаты-рядовые получали по 1 рублю, ефрейторы по 1 рублю 50 копеек, младшие унтерофицеры по 3 рубля, старшие унтер-офицеры по 5 рублей, вахмистра на действительной службе по 10 рублей, а сверхсрочные - по 25 рублей от Его Величества». Музыканты всех гвардейских полков вообще могли считаться людьми вполне обеспеченными, так как могли играть на благотворительных базарах, в театрах. Причем выступление стоило от 300 до 500 рублей, немалый прибыток давали и вызовы на офицерские пирушки. В лейбгвардии Конном полку, например, за каждый подобный вызов «хора трубачей» офицер

платил 25 рублей, исполнение же любимых мелодий оплачивалось отдельно. При этом адъютант полка, в ведении которого находилась трубаческая команда, из своих личных средств платил штаб-трубачу жалованье в 60 рублей в месяц (то есть жалованье армейского подпоручика (корнета), правда, без добавок). Неофициальное жалованье от своих офицеров получали сверхсрочнослужащие и «специалисты»: старший полковой писарь - от полкового адъютанта, делопроизводитель по хозяйственной части - от полкового казначея, полковой оружейный мастер - от заведующего оружием… Отправляясь в отпуск, гвардейцы были не прочь щегольнуть перед своими односельчанами преимуществами своего положения. Полный фурор производили приезды домой гвардейских кирасир, получивших в насмешку прозвище «самоварников» (по внешнему «сходству» блестящей кирасы с самоваром) или «похоронной кавалерии» (за частое участие, особенно 1-й бригады дивизии - Кавалергардов и Конногвардейцев - в похоронах отставных генералов). Один из офицеров вспоминал: «Их (кирасир. - А. М.) отпускали (в отпуск. - А. М.) в касках с гренадой, в колетах, шинелях, с палашами. Большинство брали тайно, за вознаграждение эскадронному каптенармусу, орла и покупали вензеля на погоны, которые надевали у себя дома. В откровенных разговорах они, захлебываясь, рассказывали, как им отдавали честь и даже становились во фронт не только нижние чины, но чуть ли не офицеры армейской пехоты, в уездных городах, видя их едущими на лучшем в городе извозчике, в каске с орлом и колете, с вензелями и палашом, принимая их за Великих Князей!!! В церкви они становились впереди, чтобы весь народ их видел. Любили щегольнуть...»10 Особый слой составляли сверхсрочнослужащие фельдфебеля и вахмистры, особенно старики, прослужившие в полках по нескольку десятилетий. «В каждом гвардейском полку, кроме неодушевленных реликвий - знамен, штандартов и георгиевских труб, напоминавших офицерам и солдатам славное боевое прошлое их полков, имелись также и живые реликвии - сверхсрочные подпрапорщики, по тридцать и более лет прослужившие в полку, бывшие свидетелями разных исторических событий и ревностно охранявшие старые полковые обычаи»11. Эти старики, многие из которых «отломали» со своими полками еще поход за Балканы, держались своей обособленной кастой, порою не подпуская даже более молодых «сверхсрочных», считая, что после турецкой войны «солдат ничему путному не учили». Составляя настоящую «полковую аристократию», они вполне могли себе позволить обижаться на старших офицеров, если те забывали лично засвидетельствовать свое почтение на их именинах и других семейных торжествах. Будучи уважаемыми людьми, старики имели ряд почетных обязанностей, бывших исключительно их прерогативой. В лейб-гвардии Конно-Гренадерском полку, например, таких ветеранов, имевших за плечами более 25 лет сверхсрочной службы и награжденных георгиевскими крестами, многочисленными медалями и иностранными орденами, было шестеро. Офицер полка вспоминал: «Командир полка и все офицеры называли их по имени и отчеству и даже Государь, здороваясь на парадах с Масленниковым и Гейченко, называл их Кириллом Яковлевичем и Степаном Ивановичем. У каждого из этих стариков были традиционные обязанности, которые они исполняли в торжественных случаях. Синегубкин и Масленников в дни полковых праздников подносили Государю первый «пробную порцию», а второй - серебряную чарку с водкой, а Гейченко управлял полковыми песенниками, когда они пели перед Царем или другими высокими гостями. К молодым офицерам старики относились со снисходительным пренебрежением, и хотя оказывали им положенное по уставу почтение, но абсолютно с ними не считались. А Масленников даже своего эскадронного командира, прослужившего 15 лет в полку ротмистра, считал мальчишкой, ибо ротмистр, отец которого в свое время также командовал 6-м эскадроном, родился, когда Кирилл Яковлевич уже носил два шеврона (серебряные углы на левом рукаве) за сверхсрочную службу»12. За время службы в Гвардии сверхсрочнослужащие могли скопить довольно крупную сумму, которой вполне хватало, чтобы «вывести в люди» своих детей. Так у уже

упомянутого «казначейского каптенармуса» Ивана Алексеевича Синегубкина старший сын и зять были офицерами одного из пехотных полков, а младший сын - инженером путей сообщения. Частенько «сверхсрочные» приобретали на выслуженные деньги недвижимость (например, дачи в окрестностях Петербурга, сдача которых на лето давала неплохой доход). Пуговка-спасительница Полки Гвардии свято блюли свои традиции и помнили свою историю. Различные моменты жизни полка находили свое отражение не только на Георгиевских знаменах и штандартах, в витринах полковых музеев и в обстановке офицерского собрания, но и в элементах формы гвардейских частей, особенностях строя. Малопонятные для стороннего человека «мелочи» были значимы и дороги для однополчан. Долгое время полки «Петровской бригады» - лейб-гвардии Преображенский и лейбгвардии Семеновский были единственными, офицеры которых носили нагрудные знаки, на которых обозначались даты основания полков, 150-летнего юбилея Гвардии и 200летнего юбилея основания полков. На «капитанских» знаках добавлялась также дата боя под Нарвой, а в 1-й роте лейб-гвардии Преображенского полка еще дата возведения на престол императрицы Елизаветы Петровны, в память решающей роли, которую сыграла в этом гренадерская рота полка, будущая лейб-Компания. Эти знаки были предметом гордости и служили «рекламе» полков. Так офицеры-семеновцы, убеждая юнкера-павлона в преимуществе выхода именно в их полк говорили: «Мы «Петровская бригада»... И нагрудный знак будете носить... Во всей русской армии есть только два полка, которые его имеют... Преображенцы и мы...»13. В лейб-гвардии Измайловском полку было традиционное шитье мундира в виде заплетенной женской косы. По преданию, когда при основании полка в 1730 году к императрице Анне Иоановне обратились с вопросом, какое шитье даровать новому гвардейскому полку, то занимавшаяся утренним туалетом императрица указала на свою косу, и вопрос был решен. Очарование красивой легенды было столь велико, что никто долгое время не обращал внимания на то, что на мундир того времени было просто некуда поместить шитье, появившееся фактически лишь в 1800 году и перенятое, вероятно, от прусского гвардейского гренадерского батальона. Лейб-гвардии Гренадерский полк в начале века вернул себе сначала шитье, а затем и на правое плечо аксельбанты, пожалованные полку в 1775 году для отличия от других гренадерских полков за проявленную полком во время русско-турецкой войны доблесть. В полковом марше были следующие строки: А инако гренадеру невозможно быть, Аксельбант нас призывает пасть иль победить. Со словами этого марша в 1915 году повел в атаку свой 2-й батальон лейб-гренадер полковник Моравский, которого в полку все, и офицеры, и солдаты, звали «дядя Саша». Противником лейб-гренадер в этом бою был лучший полк германской гвардии - лейбгвардии Гренадерский Императора Александра I полк. Батальон, подхватив марш, пошел на германские пулеметы, позиция была взята, смертельно раненый «дядя Саша» скончался на гребне германского окопа. Резко выделялись на фоне остальной гвардейской пехоты полки лейб-гвардии Павловский и лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии. Первым за отличие в сражении при Прейсиш-Эйлау, когда из строя выбыло 500 человек, сохранили гренадерские шапки. В то время как в остальной армии вводились кивера, 13 ноября 1808 года, Высочайшим приказом императора Александра I на «гренадерках» были вырезаны имена владельцев. Таким образом, лейб-гвардии Павловский полк, вплоть до революции 1917 года оставался единственным полком, имевшим головной убор начала XIX века, а в полку хранились 532

«именные» гренадерки, о которых А. С. Пушкин сказал: «Сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою...». В память о подвигах полка в Наполеоновских войнах, Павловцы на парадах проходили держа винтовки «на руку», как бы идя в атаку, в то время как все другие полки по уставу несли ружья «на плечо». Лейб-гвардии 4-й Стрелковый Императорской Фамилии полк, сформированный в 1854 году из удельных крестьян, в 1856-м получил права Молодой Гвардии. Изначально он получил отличную от других частей форму, долженствующую напоминать русский национальный костюм: кафтан, застегивающийся наискось, и шапку (что-то среднее между польской конфедераткой и ямщицкой шапкой) с ополченским крестом. Эту форму, с небольшими изменениями, полк сохранил вплоть до 1917 года (естественно, уже только как парадную), причем на полукафтане образца 1906 года отсутствовал воротник, зато появилась малиновая (цвет стрелковых частей Императорской Армии) косоворотка. Гвардейская кавалерия не отставала от своей пехоты. Получение лейб-гвардии Конным полком звезды ордена Св. Апостола Андрея Первозванного на элементы обмундирования и снаряжения, впоследствии ставшей эмблемой всей русской Гвардии, прочно связывали в полку с трагическими событиями 11 марта 1801 года: караул Конногвардейцев, по настоянию Палена, был снят императором Павлом, поплатившимся за это жизнью. Конная Гвардия была единственным полком, офицеры которого не участвовали в заговоре, и, по настоянию императрицы Марии Феодоровны, получили звезды с девизом ордена: «За Веру и Верность». У офицеров лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка на воротнике колетов была сохранена отмененная в других кирасирских полках пуговица. Она «на колете Л.Гв. Подольского Кирасирского полка... спасла жизнь Великому Князю Константину Павловичу - Наместнику в Царстве Польском и Шефу полка: пуля поляка, стрелявшего в Великого Князя, изменила направление, ударившись о пуговицу на воротнике колета»14. Впоследствии лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк принял в свои ряды Подольских кирасир, а вместе с ними желтое прикладное сукно и пуговицу на воротник колета. Офицеры лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка носили ташки с недошитым узором. По преданию, ташку вышивала императрица Екатерина II и, не успев закончить работу, скончалась. С тех пор, в память об императрице, при которой полк был сформирован, офицеры полка и носили «незаконченную» ташку. Как и все другие полки Императорской Российской армии, части Гвардии также имели свои праздники: полковые, ротные, эскадронные и батарейные. В Петербурге и его окрестностях полковые праздники всегда справлялись с большой помпой, что вполне естественно: на них всегда присутствовали члены Императорской Фамилии, многие из которых были Шефами, служили или числились в списках гвардейских частей, сам император всегда старался присутствовать на полковых праздниках своей Гвардии. После 1905 года участились посещения государем офицерских собраний «запросто», без особых официальных поводов и даже без охраны. Прекрасно зная обычаи и традиции своей Гвардии, Николай II часто засиживался с офицерами до утра, обсуждая за стаканом вина разные эпизоды военной службы. Для поддержания связи полка со своими офицерами, пусть даже и покинувшими полк, регулярно устраивались «товарищеские обеды». Обычно они проводились раз в месяц, в более же богатых полках - еженедельно (в лейб-гвардии Конном полку они даже носили специальное название «четверговых» обедов). Отсутствовать на этих полковых встречах офицеры могли только по болезни и с разрешения старшего полковника, который в каждом полку являлся законодателем и блюстителем внутренней полковой жизни и чей авторитет стоял едва ли не выше командира полка. Старшие полковники являлись необходимой прослойкой между офицерским составом полка и его командиром, который часто назначался из офицеров другого полка, порой «конкурирующего». Например, при вековом соперничестве Кавалергардов и Конной Гвардии случалось так, что

Кавалергардским полком командовал конногвардеец и наоборот. На старшего полковника ложилась обязанность регламентации внутренней жизни полка и разрешения всевозможных конфликтов. Введение же молодежи в полковую жизнь вменялось в обязанность старшему подпоручику (корнету), который должен был наблюдать за поведением свежепроизведенных офицеров как в полку, так и вне его, предостерегать и наставлять их на путь истинный. На общих обедах и завтраках он всегда садился на левом, «молодежном» фланге стола и зорко наблюдал за тем, чтобы его «подведомственные» соблюдали должные приличия и не переходили границ дозволенного. Выходя в гвардейский полк, офицер обычно заказывал свой серебряный прибор, единого в полку образца, «т.е. ножи, вилки, ложки с выгравированными его именем, отчеством и фамилией и годом выпуска, за что он вносил 100 рублей. Такие приборы имели ГосудариШефы полка и Великие Князья, числившиеся в списках полка, зачислявшиеся в списки полка по уходе с должности командира полка. Прибор каждого был в отдельном футляре. Высочайшим особам подавали всегда их приборы, а всем остальным серебро смешивали нарочно, подавая и серебро старых, бывших офицеров, чтобы напоминать о них. Если офицер уходил без подарка и без членского жетона15, то ему возвращали его серебро, и он уже никогда не смел переступить порог собрания. Если офицер, уходя из полка, допускал, чтобы его долги, порочащие честь мундира полка, были выплачены офицерами вскладчину, - то ему возвращали серебро. Серебро подавалось только в торжественных случаях, а ежедневно - нет»16. Благодаря крепким внутренним устоям, историческим традициям и строгому отбору офицерских кадров полки Гвардии были действительной элитой Императорской Российской армии и доказали это в ходе Первой мировой войны. С крушением Российской империи отошла в прошлое и Российская Императорская Гвардия офицеры и солдаты которой еще несколько лет боролись за Россию под национальным бело-синекрасным флагом Белого движения и, не сложив оружия, ушли в ноябре 1920 года из Крыма под командованием коренного офицера лейб-гвардии Конного полка барона П. Н. Врангеля. Уже находясь в эмиграции, в разных странах, офицеры гвардейских частей создавали полковые объединения и общества и делали все, чтобы сохранить для потомков память о славных делах русской гвардии, верой и правдой служившей Царю и Отечеству. Андрей Марыняк

Полковая посуда гвардейских офицеров (В продолжение предыдущего поста - о полковой посуде, в т.ч. - хранящейся в бельгийском музее и представленной на фото в статье) В музейных и частных коллекциях хранятся удивительные серебряные изделия - чарки в виде кивера, приборы для вина с изображениями «Заставы богатырской», бутылки в форме снаряда. Как правило, они имеют надписи: «Император Николай II …пил здоровье полка…», «за отличную стрельбу…», «за отличный глазомер…», «молодцам 4-й роты…», «в память дарования штандарта…», «пей и веселись меня не забывай…», «чарку пить здраву быть повторить ум возвеселить»… Гвардейские полки были богаты традициями, одна из них - проведение ежемесячных полковых совместных обедов, на которых кроме наличного офицерского состава присутствовали бывшие старые командиры и сослуживцы, почетными гостями были император и великие князья. На обеды, переходящие в ужины, приглашали полковых песенников, артистов, иногда цыган, что создавало обстановку непринужденности и свободы. По свидетельствам современников, после пребывания цыган столовая напоминала «скорее табор», чем офицерское собрание. В воспоминаниях дворцового коменданта В. И. Воейкова есть описание обеда в лейбгусарском полку, который проходил на последней неделе перед масленицей в присутствии Николая II. «В огромной столовой собрания, называвшейся «дежуркой», после закуски село за общий стол, накрытый покоем, около ста человек… Середина стола, во всю его длину, украшалась полковым серебром, состоящим из жбанов, ковшей, стопок, ваз и других предметов, полученных в виде призов за езду и стрельбу, а частью из подарков других частей или покинувших полк офицеров. Цветов не было. Украшение стола исключительно серебряными вещами при сильном освещении зала было весьма эффектно. Все блюда были также серебряными, и только тарелки - фарфоровые. Лейб-гусары, помня слова русской песни «серебряная на золотом блюде поставленная», обыкновенно подносили серебряную чарку на блюде массивного золота». Многочисленные серебряные предметы полков, украшавшие праздничный стол, - это подарки офицерским собраниям от шефов и командиров по случаю разных юбилеев или покидающим полк командирам и офицерам. Памятными предметами и призами отмечались и другие события военной жизни - стрельба, скачки, разбивка лагеря… Кроме того, каждый вступающий в полк офицер вносил деньги на свой серебряный прибор. Большинство этих предметов имели военную орнаментацию в декоре - штыки, знамена, ядра, барабаны, литавры, вставки с имитациями золотного шитья. Исполняли их лучшие ювелирные фирмы Петербурга и Москвы, поставщики Высочайшего Двора - Фаберже,

братья Грачевы, Морозов, Сазиков, Овчинников, Хлебников и другие. С середины XIX века в отечественном искусстве утвердился русский стиль, стержнем которого был высокий патриотический дух, а армия - его олицетворением. Он нашел отражение в полковых предметах. Многочисленные питьевые наборы были сделаны в формах древнерусской посуды XIV-XVII веков. Это большие ковши, братины, стаканы, стопы, украшенные характерными для стиля орнаментами, изображениями исторических битв, древних защитников Родины на фоне крепостей, резными надписями с поговорками... Многие вазы и жбаны увенчаны скульптурными бюстами императоров. В воспоминаниях главного художника фирмы К. Фаберже Ф. Бирбаума есть упоминание о воинских заказах, которые были значительными в производстве фирмы и довольно трудными для исполнения. Заказчики «стремились придать в композиции преобладающее значение атрибутам полка… это сильно стесняло художника и часто шло во вред ансамблю предмета. Поэтому …. встречается много нелепых вещей, братин в виде литавр или опрокинутых касок и киверов. Когда заведование заказов поручалось офицеру со вкусом и с некоторым художественным развитием, можно было сговориться, избежать слишком неподходящих атрибутов или отвести их на второй план; но когда заказами ведало начальство, то они проходили через офицерское собрание, где бывало столько же мнений, сколько и офицеров, художественная сторона неизбежно страдала». Действительно, трудно соединить королевские, столь любимые фирмой стили Людовиков XV и XVI с заказным декором, но надо сказать, что мастера блестяще справлялись с подобными условиями. (Г. Смородинова. Чарка из серебра. Журнал «РОДИНА») Лейб-казачье серебро. Подсвечник

Братина - сосуд для приготовления жженки, крюшона и других горячих алкогольных

напитков

Ковш в древнерусском стиле

Супница

Уланы Ея Величества.... Крышка от братины

Ротное хозяйство в Русской Армии в конце XIX века. В современной армии основной административно-хозяйственной единицей является полк (отдельный батальон). Только в нем имеются такие структурные элементы как финансовая служба, кухня, службы продовольственного, вещевого снабжения. Собственно, в первую очередь именно по этим причинам полк (отдельный батальон) именуется частью, а не подразделением. В подразделениях, входящих в полк (батальоны, роты, взвода) или в отдельный батальон (роты и взвода) своего самостоятельного хозяйства нет. Ну если особенно придираться, то в современной роте все ее хозяйство заключается в ротной кладовой (на солдатском жаргоне "каптерка"), где хранятся личные вещи солдат и сержантов, парадное и рабочее обмундирование. Все остальное солдат получает непосредственно из полковых структур. Кухня и столовая одна на весь полк. Баня тоже. Стирка солдатского белья осуществляется в полковой или гарнизонной прачечной. Медицинское обслуживание в полковом медпункте. Денежное довольствие хотя и выдает командир роты, однако он получает ведомость на раздачу и деньги у полкового начальника финансовой части, и в тот же день сдает ведомость обратно. То же самое и с обмундированием. Несколько иначе армейская хозяйственная жизнь организовывалась в Русской Армии в конце XIX века и вплоть до ее трагической гибели в 1918 году. Основной хозяйственной единицей в Русской Армии была рота. Батальон являлся лишь старшей организационно-тактической инстанцией, а штаб полка лишь старшей снабженческой и контролирующей инстанцией. Еще раз хочу подчеркнуть, что здесь я рассматриваю только хозяйственную сторону Русской Армии, не касаясь вопросов ведения боя. Ниже по тексту все, что пишется в отношении роты, в полной мере относится к эскадронам в кавалерии, сотням в казачьих войсках и командам во всех родах войск. Прежде всего - кто заведовал и управлял ротным хозяйством. Всем ротным хозяйством управлял командир роты. Он же нес и материальную ответственность. Должностными лицами ротного хозяйства были: *каптенармус, *помощник каптенармуса, *ротный артельщик. Фельдфебель роты прямого отношения к хозяйству роты не имел и никакой ответственности за него не нес. Он выступал лишь в роли стороннего наблюдателя и контролера. От автора. Любопытно отметить, что в Германской армии все здесь обстояло совершенно иначе. У немцев наоборот - всей внутренней жизнью роты заведовал гауптфельдвебель. Включая и хозяйство роты. Командир роты даже не имел права вторгаться в эти вопросы. Собственно, гапутфельдвебель создавал и готовил роту как инструмент, которым командир роты пользовался в бою. Все, что требовалось от ротного командира это умело руководить боем роты. Освобожденный от всех бытовых проблем своего подразделения ротный мог целиком сосредоточиться на военной стороне дела. С другой стороны, унтер-офицерский состав, избавленный от

мелочной опеки, автоматически более ответственно относился к своему кругу обязанностей. Командир роты и не мог вмешиваться в их дела Стоит заметить, что в те времена взводами офицеры не командовали. Кроме командира в роте имелось три-четыре офицера, которые просто являлись помощниками командира роты. Должностные лица ротного хозяйства утверждались командиром полка по представлению командира роты. Следует заметить, что это должности нештатные, т.е. эти обязанности возлагаются на них дополнительно к их штатным должностям. Каптенармус. Назначается из числа унтер-офицеров роты. К его обязанностям относятся: прием, хранение и выдача личному составу (и другим должностным лицам ротного хозяйства) снаряжения и обмундирования, постельных принадлежностей, средств освещения помещений, топлива, продуктов питания. Также он руководит выпечкой хлеба и ведет документацию по всем вопросам и наименованиям снабжения. В походе он отвечает за ротный обоз. От автора. Да, в XVIII - начале XIX веков каптенармус это был унтер-офицерский чин, который занимался теми же самыми вопросами. Но каптенармус тогда только этим и занимался. Но к концу века эту должность ликвидировали, а обязанности возложили на одного из унтер-офицеров роты в, так сказать, довесок. Помощник каптенармуса. Назначается из числа унтер-офицеров или рядовых роты. Помогает в работе каптенармусу и отвечает за оружие и боеприпасы. Он принимает, хранит и выдает оружие, боевые и учебные патроны, ружейное масло, средства для чистки оружия, ведет всю документацию, относящуюся к оружию и боеприпасам. В походе находится при повозках с боеприпасами. Ротный артельщик. Избирается из числа грамотных рядовых сроком на 6 месяцев. Избирается открытым голосованием, в котором принимают участие рядовые и унтерофицеры (кроме фельдвебеля, каптенармуса и старого ротного артельщика), после чего утверждается командиром полка. Он отвечает за хранение и расходование имущества и расходных материалов, считающихся собственностью роты. Также он закупает на получаемые от командира роты деньги приварочную часть продовольствия и принимает от поставщиков основную часть продовольствия, и выдает эти продукты кашеварам. Кроме того, он закупает все необходимые для хозяйственных надобностей предметы и материалы. Ведет учет находящихся у него на руках артельных денежных сумм, имущества и запасов. От автора. Как то не вяжется с общепринятыми мнениями о полной бесправности, забитости и униженности солдата в царской армии, вот эти весьма демократичные выборы солдатами человека, который непосредственно занимается хозяйственной жизнью роты. Да и то сказать, от кого мы знаем о жизни солдат в царской армии? В основном из книг писателей, несостоявшихся как офицеры (Толстой, Куприн, Лермонтов и иже с ними). Свою неприязнь к армии, в которой они не нашли своего места, и в которой им самим стала понятна собственная никчемность, они и выплескивали на страницах своих творений. Причем, не гнушаясь иногда и прямой ложью, в чем особенно преуспел Куприн.

Кроме должностных лиц ротного хозяйства командир роты своим решением назначает вспомогательный персонал из числа рядовых: *ротный писарь, который отвечает за ведение всей ротной документации, *кашевары, которые занимаются приготовлением пищи, *хлебопеки, которые занимаются печением хлеба, *взводные раздатчики, которые занимаются раздачей солдатам всех видов довольствия. А в ротах, где имеется ротная лошадь (и/или) огород, кроме того назначаются: *огородник, *конюх. От автора. Вот еще один момент, обойденный вниманием писателей, "страдавших о тяжком положении солдата" в царской армии. Хлеб печется в роте. Значит, на стол солдату попадает всякий день свежий хлеб. Еду готовят в роте. Надо ли говорить о том, что на 200 человек приготовить вкусный суп куда проще, чем на полторы- две тысячи, как в сегодняшней армии. Да и живут и артельщик, и кашевары, и хлебопеки в той же казарме, что и все остальные солдаты. Они что, враги себе, кормить солдат и унтер-офицеров скверной едой? Едят то они из этого же самого котла. И поговорить, если что, солдаты могут с ними по своему, по простецки. Денежное довольствие. Для получения нижними чинами роты (солдатами и унтерофицерами) денежного довольствия ротный писарь каждый месяц составлял именной список, который командир роты представлял в хозяйственное управление полка, где список проверялся. Затем командиру роты на руки выдавались деньги. В тот же день он был обязан выдать деньги нижним чинам. При этом обязательным было присутствие младших офицеров роты, фельдфебеля и унтер-офицеров роты. Каждый солдат имел постоянно на руках так называемую "записную книжку", где в соответствующей графе командир роты был обязан проставить выданную сумму и расписаться. Деньги, не выданные отсутствующим нижним чинам вместе с именным списком должны быть возвращены полковому казначею, где они зачислялись на лицевой счет нижнего чина. От автора. И опять это не вяжется в имеющими широкое хождение в литературе той поры, о казнокрадстве и об обогащении офицеров за счет солдатских денег, о том, что в один вечер в ресторане офицеры пропивали жалованье всей своей роты. Слишком много присутствует при выдаче жалованья лиц, чтобы ротному было возможно что то прикарманить. Похоже, что в российских газетах и книгах того времени об армии лжи и злобных наветов было примерно столько же, что и в нынешних. Жалованье нижних чинов складывалось из: 1.Собственно жалованье (согласно книги "Быт Русской армии..." - рядовой 22.5 коп. в месяц), 2.Добавочное жалованье за Георгиевский крест (согласно книги "Быт Русской армии..." 4 степень -90 к., 3 степень -1р.80к.к., 2 степень -2р.70к., 1 степень -4.р 50 к. в год), 3.Наградные деньги ( как поощрение за службу ( 50 коп. в год). 4.Караульные деньги (за несение службы в карауле). 5.Амуничные деньги ( на приобретение дополнительного нижнего белья - 55 коп в год, на пошив и ремонт сапог. 6.Призовые деньги

Годовые вещи. Так называемые "годовые вещи" нижним чинам выдаются в том же порядке. В источнике не разъясняется, что относится к этому понятию, но по тексту следует, что к годовым вещам относятся материалы для пошива сапог (кожа на голенища, кожа на подошву, дратва, воск и т.п.) и холст для пошива нижнего белья. "Мундирные и амуничные вещи" (шинель, шапка, фуражка, мундир, шаровары, поясной и брючной ремни, ружейный ремень (погон), подсумки для патронов, сумка для пехотной лопатки, фляга (баклага), котелок, кружка, ложка, вещевой мешок) выдаются вышеописанным методом. Но в отличие от денег и годовых вещей, предметы, относящиеся к мундирным и амуничным вещам, которыми нижний чин не пользуется повседневно, разрешается хранить в ротной кладовой (или как это помещение называется в источнике - "ротном цейхгаузе". Если рота не имеет своего цейхгауза, то имущество можно хранить в полковом цейхгаузе. Полученные нижним чином мундирные и амуничные вещи становятся его собственностью, но без права продажи или передачи другим лицам. При этом, командир несет дисциплинарную и материальную ответственность за утраченные, испорченные или утерянные вещи. Вещи, срок пользования которыми истек, остаются в собственности нижнего чина и он вправе распоряжаться ими по своему усмотрению. Провиантское довольствие. В 1891 году продукты на питание нижних чинов подразделялись на две части: 1.Провиант. 2.Приварок. Продукты, относящиеся к провианту выдавались в роту в натуральном виде, а продукты, относящиеся к приварку рота приобретала сама на т.н. приварочные деньги, отпускаемые из хозяйственной части полка. К провианту, т.е. продуктам, отпускаемые казной из специальных складов (магазинов) относились мука и крупа. Эти продукты получал каптенармус в присутствии полкового квартермистра. Следует заметить, что эти казенные магазины были самостоятельными организациями, не входившими в состав полка. Тем самым сильно затруднялись, если не исключались совсем злоупотребления и хищения. Мука отпускалась 2 фунта 25,5 золотника (928 гр.) на человека в сутки, что обеспечивало выпекание 3 фунтов (1 кг.230гр.) хлеба на человека в сутки. Взамен муки, если для этого имеются возможности, а в роте нет своей хлебопекарни, разрешалось отпускать печеный хлеб из того же расчета, но с добавлением еще 3 фунтов муки на человека в месяц для приготовления в роте кваса. Мука или хлеб были единственными продуктами, которые рота могла не выбирать из магазина полностью, а экономить за счет недополучения или за счет припека. Эти сэкономленные мука или хлеб считались собственностью нижних чинов роты и по истечении месяца экономия выдавалась в роту деньгами, которые расходовались по усмотрению нижних чинов на ротные нужды, в том числе и на улучшение своего питания. Крупы, обычно гречневой, овсяной или ячневой казной отпускалось порядка 137 грамм в сутки на человека. Приварочные деньги на каждые полгода полковым хозяйственным управлением рассчитывались, исходя из средневзвешенных цен на местном рынке и выдавались в роту

ежемесячно. Основной расчета было то, что на полученные приварочные деньги рота должна иметь возможность закупить: * мясо (говядина) из расчета 5 фунтов (2.05 кг.) в день на 10человек, * капуста 1/4 ведра (3.1 литра) в день на 10 человек, * горох 1 гарнец (3.27 литра) в день на 10 человек, * картофель 3.75 гарнца (12.27 литра) в день на 10 человек, * пшеничная мука 6.5 фунта (2.67 кг.) в день на 10 человек (подболточная мука), * яиц 2 шт. в день на 10 человек, * масло сливочное 1 фунт ( 0.410 кг.) в день на 10 человек, * соль 0.5 фунта (204 гр.) в день на 10 человек. Однако, это был установленный минимум. Рота вправе была закупать и больше продовольствия, если удавалось найти поставщиков с более низкими ценами. Закупать продукты по ценам, превышающим средневзвешенные, категорически запрещалось. За этим был обязан следить командир роты. На эти же приварочные деньги можно было закупать приправы (перец, лавровый лист и т.п.). Приварочные деньги получал на руки командир роты, который выдавал их артельщику, который, собственно и закупал продукты, регулируя частоту их закупки, количество и ассортимент, исходя из необходимости сохранения их в пригодном состоянии, пожеланий личного состава относительно кушаний. В периоды религиозных постов вместо мяса закупались рыба, постное масло. Однако, исходя из потребностей сохранения здоровья и сил личного состава разрешалось исполнять пост не полностью или не соблюдать его совсем. Говядину разрешалось заменять бараниной того же веса, или свининой на четверть меньше весом. Пищу готовят кашевары, причем мясо по готовности вынимается из котла, разрезается на порции и выдается каждому солдату при приеме пищи отдельно от супа или каши. Нижние чины, которые не питаются из общего котла (находящиеся в командировках и т.п.) получают приварок в виде денег. В целом замена свежих продуктов консервами не допускалась за исключением необходимости освежения полкового запаса консервов. Отступление от темы. Как то очень трудно найти сведения, когда в Русской Армии стали использоваться консервы и какие. Посему я счел нужным сказать несколько слов на эту тему. Согласно источника в 1891 году в Русской Армии использовались консервы Общества "Народное продовольствие". Перечень их был невелик: *Суп гороховый с говядиной, *Похлебка гороховая с говядиной, *Суп овсяной, *Щи кислые мясорастительные, *Щи кислые, *Суп грибной, *Суп картофельный мясорастительный, *Борщ мясорастительный,

*Щи-каша мясорастительная, *Щи-каша мясоэкстрактная. Нижние чины роты обеспечивались двухразовым горячим питанием - обед в 12 часов дня и ужин в 19 часов. Завтрака или утреннего чая не полагалось. Рекомендовались две раскладки с мясом и три с рыбой (для постных дней): Раскладка №1. Обед - щи с рыбой и гречневая каша. Ужин - суп гороховый. Раскладка №2. Обед - картофельный суп с рыбой и гречневая каша. Ужин - гречневая кашица. Раскладка №3. Обед - гороховый суп и гречневая каша. Ужин - картофельный суп. Раскладка №4. Обед - картофельный суп с говядиной и гречневая каша. Ужин -гречневая кашица. Раскладка №5. Обед - щи с говядиной и гречневая каша. Ужин - картофельный суп. Стоимость суточного питания 4 руб.46 коп. Рекомендовалось применять раскладки вперемешку, но : Раскладка №1 - 46 дней в году, Раскладка №2 - 22 дня в году, Раскладка №3 - 23 дня в году, Раскладка №4 - 137 дней в году, Раскладка №5 - 138 дней в году, Из рыбы рекомендовался снеток (очень мелкая сушеная рыба), соленый судак, свежая салака. Артельные суммы. Считались общей собственностью нижних чинов роты. Предназначались для удовлетворения всех хозяйственных потребностей роты и для усиления питания нижних чинов, когда казенных продуктов и приварочных денег оказывалось недостаточно. Артельные суммы делились на две части - съестную (1/3 всех сумм) и хозяйственную (2/3 всех сумм). Ротные артельные суммы складывались из: 1. Деньги на хозяйственные нужды роты, выдаваемые из казны из расчета 1р.80 коп. на год на каждого нижнего чина. 2. Остаток приварочных денег, образующийся за счет нижних чинов, не питающихся из общего котла. 3. Экономия приварочных денег, образующаяся за счет закупок продуктов по ценам ниже расчетных. 4.Деньги выплачиваемые роте из казны за несение городских караулов, конвоирование арестантов и работу в арсеналах. 5.Деньги, отпускаемые из полка на наем бани. 6. Деньги, отпускаемые от казны на обучение солдат грамоте.

7.Деньги, выручаемые от продажи неиспользуемого провианта (муки и крупы). 8.Деньги, выручаемые от продажи остатков дров, отпущенных полком для приготовления пищи. 9.Деньги, выручаемые от продажи излишков овощей с ротного огорода. 10.Деньги от продажи ненужного артельного имущества. 11. Обязательная доля от заработков нижних чинов на вольных работах. 12.Проценты от артельных сумм, хранящихся в банке. 13.Деньги, отпускаемые инженерным ведомством на хозяйственные надобности (только в некоторых ротах). 14. Деньги, отпускаемые из казны на содержание артельной лошади (155р.74 коп. в год). 15. Деньги, выручаемые от продажи навоза. 16. Любые иные денежные суммы, которые не подлежат индивидуальной раздаче.

Как же могли расходоваться артельные суммы?. Расходы подразделялись на обыкновенные (текущие) и случайные (разовые). Обыкновенные расходы: 1. Корм, ковка и лечение артельной лошади. 2.Содержание артельной телеги, саней и сбруи. 3.Теплая одежда для конюха и огородника. 4.Покупка и ремонт кухонной посуды. 5.Лужение артельных котлов для арки пищи. 6.Полотняная одежда для кашеваров и хлебопеков, 7.Ремонт тулупов и валенок для дежурного и дневальных по роте. 8.Расходы на ротную канцелярию. 9.Расходы на батальонную канцелярию. 10.Покупка уставов, Наставлений, учебных книг, пособий, канцелярский принадлежностей для ротной школы. 11. Оплата проезда и питания в пути нижних чинов, командируемых в полковой штаб по ротным надобностям. 12.Оплата перевозки в лазарет и госпитали и обратно, заболевших нижних чинов. 13.Расходы на чистку снаряжения нижних чинов. 14. Оплата услуг священников, если недостаточно отпуска казенных сумм. 15. Стоимость винных порций нижним чинам. 16. Оплата добавочного мяса и рыбы для фельдфебеля. 17. Расходы в праздничные дни на улучшенное питание нижних чинов. 18.Расходы на приготовление кваса для питья нижних чинов. 19.Оплата банных услуг и стирки белья. 20.Расходы на содержание огорода, заготовку овощей, строительство ротного погреба. 21. Расходы на уборочный инвентарь (веники, метла, швабры, лопаты.

Случайные расходы: 1.Покупка артельной лошади, телеги, саней, сбруи, котлов, тулупов, валенок. 2. Оплата перевозки предметов ротного хозяйства и личного имущества нижних чинов на обывательских подводах при всех передвижениях роты. 3.Улучшение питания физически ослабленных нижних чинов. 4. Покупка для нижних чинов книг и журналов. 5.На чистку амуниции 1.5 копейки на человека в месяц. При этом расходы ограничиваются: 1.На ротную канцелярию - 24 рубля в год. 2.На батальонную канцелярию 3 рубля в год. 3. На обучение нижних чинов грамоте - 20 коп. на человека в год. Примечание. В инженерных войсках расходы на обучение нижних чинов грамоте не предусматривались, поскольку туда набирали только грамотных новобранцев. Инженерное ведомство отпускало суммы на обучение нижних чинов, исходя из стоимости обучения в гимназии. Перед окончанием службы нижний чин экстерном сдавал за 3 класса гимназии (по сути дела, говоря современным языком, 7-классное образование). От автора. И вновь натыкаемся на ложь из уст господина Куприна и иже с ним. Да и на ложь советской пропаганды относительно бесправия и забитости простого люда при самодержавии. Оказывается, за годы службы нижний чин получал вполне приличное для того времени образование. И заметьте - за счет казны. Артельные обыкновенные расходы на сумму до 30 рублей разрешаются командиром роты, а сверх этой суммы и все случайные расходы производятся с разрешения командира полка. Образная сумма. Это деньги на религиозные расходы, а именно на содержание ротной иконы (ротного образа). Она образуется из: *добровольных пожертвований нижних чинов, *денег, остающихся от умерших нижних чинов, если они это завещали, *денег, опускаемых нижними чинами в особую кружку, находящуюся при иконе. Эта сумма расходуется на: *украшение по желанию нижних чинов ротного образа, *покупка масла для лампады и покупка свечей для молебнов, *оплата исповеди нижних чинов католическим и лютеранским священникам (до 1 рубля) Примечание. Православные священники исповедуют нижних чинов бесплатно. *погребение нижних чинов, у которых не оставалось собственных сумм.

Ротный огород разрешалось иметь только в гвардии и в местных войсках, поскольку они имели пункты постоянной дислокации и не могли быть переброшены в другую местность. В полевых войсках огороды разрешалось заводить только в Кавказском, Туркестанском, Омском и Восточно-Сибирском округах. Винные порции.

В 1891 году солдат получал получарку (60 грамм) водки, да и то, за счет артельных сумм, в следующие дни: 1.В первый день Рождества Христова, 2.В первый день Пасхи. 3. В день тезоименитства Государя Императора (день рождения), 4. В день тезоименитства Государыни Императрицы, 5. В день тезоименитства Государя Наследника Цесаревича, 6.В день тезоименитства Государыни Цесаревны (жена цесаревича, если он уже женат), 7.В день тезоименитства Шефа полка (если таковой у полка имеется), 8. В день полкового праздника, 9. В день ротного праздника, 10. В особых случаях по медицинским показаниям. От автора. Читая эти строки как то трудно согласиться с утверждениями Куприна и ряда других писателей того времени, что царское правительство спаивало солдат, что водка в казармах текла рекой. 7-9 раз за год по 60 грамм это спаивание? Причем, если солдат не пил, то его порция выдавалась ему деньгами. А вот отдать свою винную порцию товарищу категорически запрещалось. Как и было запрещено существование кабаков вблизи мест квартирования войск (Законом Российской империи!). А все, приходящие из отпуска в город солдаты с запашком фиксировались в книге дежурного по роте. Вольные работы Нижним чинам вообще в свободное от службы время не возбранялось заниматься различными ремеслами, которые приносили им доход. Однако, кроме того, в году выделялось несколько недель времени, свободного от учебных занятий. Своего рода солдатский отпуск при части. Обычно эти недели представлялись в конце лета после летних лагерных сборов. В этот период приказом командира дивизии разрешались коллективные вольные работы для всего личного состава роты. В казарме оставлялся минимум личного состава для несения караульной и внутренней службы. Но на этих нижних чинов также распространялись заработанные ротой деньги. Работу для роты приискивает командир роты лично или через нижних чинов. По большей части это были сельскохозяйственные работы (уборка урожая), реже работа на стройках. Не обязательно рота должна была работать в одном месте или на одной работе. Можно было отправлять на отдельные работы группы от 3 до 25 солдат или даже поодиночке. Если работодатель обеспечивал солдат питанием, то сэкономленные провиант и приварочные деньги зачислялись в артельные суммы роты. Из заработанных денег 1/3 поступает в артельные суммы, 1/3 выдается на руки работавшим на данной работе, 1/3 распределяется между всеми нижними чинами роты.

Хозяйственный учет в роте. В роте ведутся следующие хозяйственно-учетные документы: 1.Ротная книга (форма 3), 2.Отчетный лист (форма 4), 3.Книжка ротного каптенармуса (форма 5), 4.Книжка ротного артельщика (форма 6), 5.Лист о припасах (форма 7).

6.Записная книжка нижнего чина (форма 8). 7.Инвентарная опись имущества роты. 8.Ротная кладовая ведомость. 9.Книжка о боеприпасах. 10.Книжка об оружии, отправленном в ремонт. 11. Рассыльная книжка. Ротная книга служит для записи всех поступающих в роту денег и вещей. Отчетный лист это ежемесячное донесение в хозяйственное управление полка о расходе приварочных денег и провианта. Книжка ротного каптенармуса служит для учета и отчетности в отношении полученной муки, учета испеченного и израсходованного хлеба, учета дров и свечей. Книжка ротного артельщика служит для учета прихода и расхода денег, получаемых артельщиком от ротного командира, записей расходов образных сумм. Листо о припасха служит для учета купленных артельщиком продуктов, записей о том, какая и когда готовилась пища, учета стоящих на довольствии нижних чинов, записей о расходе купленных продуктов. В записную книжку нижнего чина заносятся все сведения о выданных ему денежных суммах, обмундировании, имуществе, данные о его служебном, семейном положении, происхождении, адреса родных, присвоение званий, нахождение в отпусках, получение имущества. Каждая исходящая из роты бумага заверялась ротной круглой печатью. По краю печати имелось название полка, а в центре номе роты.

В военное время ротной канцелярии не существует и все отчетные книги и документы заменяются: 1.Приходно-расходная тетрадь. 2.Тетрадь с именным списком нижних чинов роты. Обе тетради ведет лично командир роты.

Справка. 1 русский фунт = 0.40951 кг. 1 золотник= 4.2657гр. 1 ведро =12.229 литра. 1 гарнец=3.27 литра. 1 чарка =0.12 литра.

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка ПОЛКОВОЙ ПРАЗДНИК 1910 г. Военная быль. № 44. 1960 Уже в октябре начиналась подготовка к полковому празднику 23-го ноября - день Александра Невского. По утрам, до обеда, а бывало и после него полк шел в Михайловский манеж. Тускло горели фонари в огромном манеже, пахло конюшней и сырыми опилками, снаружи моросил осенний дождь. К четырем часам дня уже смеркалось, а полк, вытянувшись во всю длину манежа, своими почти полутора тысячью, людей, начинал репетицию. Сначала шло равнение, потом прохождение развернутыми ротами и взводными колоннами. И не один раз приходилось маршировать, добиваясь широкого и мощного шага. Часа по 2 и по 3 уходило на это занятие. Возвращались и казармы, когда было совершенно темно, только на Марсовом поле поблескивали лужи от походящих трамваев. Дня за 3-4 до праздника, была генеральная репетиция и полк шел на нее не в парадной, а в караульной форме, в гренадерках. Обращали особенное внимание на одновременное снимание гренадерк по команде "шапки долой", на однообразие их держания, на выход одновременно командиров рот на середину перед ротой. Словом готовились не на страх, а на совесть. С утра, 23 ноября, все блестело в казармах, полы, которые были вымыты с вечера, печи и стены начисто перетерты, портреты, картины и таблицы в ротных помещениях начищены в совершенстве, нигде ни пятнышка ни пылинки. Еще с вечера, кумовья-финляндцы заступили наш домашний караул, чтобы дать возможность всем людям быть на параде, а мы, Павловцы, в свою очередь на их полковой праздник, на 12 декабря, на Спиридона Поворота, посылали к ним

свой караул. Заведено было эти караулы угощать праздничным обедом и ужином. За пол-часа до выхода из казарм, в роты приходили офицеры и тщательно осматривали людей, подтягивали пояса, поправляли лацкана и помпоны на гренадерках. Все было 1 срока и не всегда барышни, собираясь на бал, так тщательно наряжались, как прихорашивались наши полки к Царскому параду. В баталионных колоннах выстроился полк на Марсовом поле. Оркестр в полном составе до 60 человек со взводом Царевой роты ушел за знаменем к Зимнему Дворцу. Шинели в накидку, слегка морозит и порхают редкия снежинки, блестят гренадерки, из-под накинутых шинелей видна алая полоса лацканов, густая щетина штыков. Вот слышен марш приближающегося знаменного взвода. - Полк, под знамя, шай на краул, - и командир полка, на своем "Шантеклере", становится впереди полка. Вот и знамя на месте, на правом фланге роты Его Величества. С громом оркестра, под грохот барабанов и свист флейт потянулась колонна полка через Марсово поле на Итальянскую улицу, в Михайловский манеж. Извозчики и трамваи остановились, пропуская полк. Остановились и прохожие. Вот мальчишки, несущие из обойной мастерской диван, кресла и стулья остановились, разселись на диване и.креслах любуются редким зрелищем. Баба с боченком сельдей за спиной, мужик разносчик, тоже останавливаются. Проносят знамя, мужик снимает шапку и крестится, видно старый солдат. Барышни в тонких ботинках топчут ногами, холодно, но им уходить не хочется. Чиновники с портфелями тоже терпеливо ждут. Их пропускают между ротами, но они, проскочив, все-же останавливаются и, пока полк не пройдет, стоят и смотрят. С площадок трамваев, где теснится молодежь, часто были слышны приветствия и поздравления, на что фланговые унтер-офицеры неизменно отвечали: "покорнейше благодарим, барышня", или "сударь", если поздравлял мужчина. Вот наконец и маненж, там уже стоят голубые Атаманцы. Гремят полковые марши: полки приветствуют друг друга. Пока складывают по-ротно шинели, подчищаются сапоги щетками, захваченными предусмотрительными каптенармусами, мы, офицеры, успеваем перекинуться парой слов со знакомыми Атамаицами. И по сей час помню высокую красивую фигуру их командира Евреинова. Наконец полки выстраиваются и равняются по шнуру. Начинается съезд начальства. Приехал командир бригады генерал-майор Иелита-фон-Вольский, начальник дивизии генерал Флуг, командир Гвардейского корпуса генерал-адъютант Данилов, в обиходе называемый "Петрушка". Затем появилась маленькая

фигура с большой бородой в мундире Забайкальского казачего войска, это помошник командующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа генерал Газенкампф. Только и слышны поздравления с праздником и громовые ответы полков. Но вот появляется и наш Царственный однополчанин Великий Князь Николай Николаевич, гренадерка еще более увеличивает его и без того огромный рост. Теперь с минуты на минуту надо ждать Государя. Действительно, не прошло и 2-3 минут, как раздалась команда "смирно". Точно электрический ток пробежал но полкам: встрепенулись, вздрогнули и неподвижно замерли. - "Полки, шай на краул!" Загремел гвардейский поход и гром полкового встречного марша. В полку у нас было два полковых марша: одни колонный, под звуки которого полк ходил колоннами в штыки под Бергеном в 1799 г., под Прейсиш-Эйлау, под Фридландом, Бородиным и до Парижа включительно, другой только встречный. Оба марша были даны полку Императором Павлом 1-м и оба голштинского происхождения. Медленно склоняется знамя па встречу идущему Императору и так-же медленно поднимается. Государь в форме полка в гренадерке. Многочисленная свита сопровождает Государя. Видна фигура в мундире Уланского Его Величества полка - это генерал Маннгргейм; дежурство в белых барашковых шапках. - Здорово, Павловцы! - Здравия желаем Ваше Императорское Величество! - Поздравляю вас с праздником! Покорнейше благодарим Ваше Императорское Величество! Ура! - растет по мере прохождения Государем баталионов. Вот прошел Государь I-й баталион и 4 ротных командира, держа шашки "под высь", одновременно вышли и стали перед серединой своих рот, командир баталиона впереди них. За. I-м баталионом то-же самое проделали II-й, III-й и IV-й. Государь шел медленно, всматриваясь в лица стоящих солдат. Вот затрубили Атаманцы и донесся их рев "ура". Обход полков окончен: Государь вышел! на середину и стал перед ложей, где сидела Императрица. Выносят аналой, выходит наш полковой священник отец Владимир Зайцев и хор певчих в парадных кафтанах. К аналою подносят знамена. Служится молебен с многолетием. Молебен окончен, аналой унесли, уходят певчие, а вдоль манежа уже стоят линейные.

"К церемониальному маршу, по-ротно, на одного линейного дистанцию первый баталион прямо, прочие на право, на плечо, равнение на право, шагом марш". Заиграли горны сигнал атаки, подхватили, барабаны и I-й баталион, имея впереди знамя при двух высоченных ассистентах-офицерах, отбивая мощный шаг, двинулся вперед. "На ру-ку". - Мгновенно счал стеной лес штыков в ритм шагу повалился на руку. Под звуки колонного марша, прерываемого сигналами "атаки", отбивал широкий и твердый шаг, как по линейке, выравненные роты проходили мимо Царя и каждая рота, получив похвалу Государя, ревела в ответ "Рады стараться Ваше Императорское Величество". Прошли батальоны, протарахтела колесами пулеметная команда, прошла нестроевая команда и, наконец, последней прошла школа солдатских детей. Мальчуганы отчетливо шагали и звонко ответили Царю. Полились голубые сотни Атаманцев, а пока они проходили, наш полк свернулся и, во взводных колоннах вторично прошел перед Государем. Прошли и выстроили фронт на старом месте. Государь и Государыня отбыли в Зимний Дворец, разъехалось и начальство. Командир полка поблагодарил за отличный парад. Разобрав и накинув шинели, потянулись из манежа в казармы. Пока полк переходил рельсы трамвая на Садовой улице, набралось по несколько трамваев с каждой стороны и с площадок опять поздравляли нас с полковым праздником. Пришли в казармы, надо зайти домой: снять боевую аммуницию, переменить пальто на Николаевскую шинель и отправляться в Зимний Дворец на обед в Высочайшем присутствии. В это время роты тоже переодеваются: мундиры I-го срока, лацкана и шаровары сдаются в цейхгауз. Надев верблюжьи куртки, строем идут в столовыя, где их ждет чарка водки, пиво н весьма улучшенный обед, а от 4-х часов развлечение в манеже Мраморного Дворца. Имеющие родных, знакомых, да и вообще желающих прогуляться, увольняют до поздних часов. Дома встречает меня деньщик. Рожа веселая - видел Царя. Как правило, все деньщики отпрашивались у своих офицеров па этот день в строй, чтобы увидеть Царя и пройти перед ним. По Миллионной видны идущие и едущие наши офицеры в гренадерках, кто в пальто в рукава, кто в шинели в накидку. Поднимаемся на верх, оставив пальто и шинели внизу у лакеев. Большой зал, столы поставлены покоим, серебро, цветы, вазы с фруктами и конспектами. Толпятся офицеры, мешая алый цвет лацканов с голубыми мундирами Атамапцев: маки и васильки. Дворцовые лакеи, в большинстве старые гвардейские солдаты с полковыми нагрудными знаками, медалями, крестами, у некоторых видны и иностранные ордена. Лакеи во фраках, коротких штанах, белые чулки и башмаки с пряжками.

Все, стояли и тихо разговаривали, но вот вошел Государь, сопровождаемый Государыней, сделав общий поклон, пригласил садиться. Сразу заиграла музыка, оба оркестра, наш и Атаманский. Около Государя с Государыней сидело начальство, остальные офицеры перемешались с голубыми Атаманцами. Лакеи разносят горячее. У каждого прибора пара небольших булочек, белая и пеклеванная, если понадобится еще, то лакей принесет на тарелке. Подали второе. Поднимается Государь пьет за здоровие обоих полков. Командиры полков отвечают, гремит "ура". Обед подходит к концу, пьют кофе с коньяком, ликерами, разбирают вазы с конфектами и фруктами. Кто из старых петербуржцев, особенно из военной среды, не помнит, как ценились конфекты с Царского стола? А ведь это были самые простые леденцы, но особенно славились своим вкусом малиновые, завернутые в белые бумажки с бахромкой. И давным-давно повелось привозить домой конфекты и фрукты с Царского стола. Государь, сам служивший в Преображенском полку, равно, как Его отец Император Александр III-й, дед Александр II-й, прадед Николай I-й, знали этот обычай. Наши гренадерские шапки были очень удобными бонбоньерками н па этот раз в моей шапке оказалась добрая пригоршня леденцов, именно малиновых, 2-3 яблока, груша и апельсин. После обеда Высочайший обход выстроившихся офицеров. Так-как из года в год для разговора с Государем выдвигались одни и те-же офицеры, участники Японской войны, то при необыкновенной памяти Государя, он легко запомнил каждого. И на этот раз, подойдя ко мне, между прочими вопросами, спросил, не слишком-ли давит гренадерка мне на лоб и как она вообще тяжела? Я, держа гренадерку по уставу в левой руке, отвечал, что она меня не бесспокоит. Тогда Государь протянул руку, чтобы лично убедиться в ее тяжести, а я гренадерку потянул назад. Посмотрел Государь на гренадерку и, увидав, что она изрядно нагружена и благодаря этому весьма тяжела, улыбнулся, а стоявшие позади него Великий Князь Николай Николаевич и командир полка улыбались во весь рот. Государь наклонил голову, еще раз взглянул на гренадерку, потом на меня, еще шире улыбнулся и прошел к следующему, левее меня стоящему, штабскапитану Льву Адамовичу. После Высочайшего обхода мы отправлялись по домам. Надо было отдохнуть, приготовиться к парадному ужину, на который всегда съезжалось много гостей, преимущественно бывшие офицеры полка. Кроме того с ротой надо было пойти на развлечение в манеж Мраморного Дворца. Манеж был битком набит: на первых скамьях офицеры, фельдфебеля и старшие унтер-офицеры, а сзади, как арбузы на ярмарке, солдатские головы. Все веселы, с, удовольствием смотрят на сцену, где им показывают разные фокусы, поют частушки, рассказывают незамысловатые анекдоты и шутки. Взрывы хохота прерывают рассказчика, потом идет кинематограф - так незаметно промелькнули 1,5-2 часа и веселая, и оживленная толпа расходится по ротам.

Поужинают, а потом бесконечно пьют чай у своих коек или отправляются в полковую лавочку, где колено выпить чая, пива, дешевого удельного вина, а также получить котлеты, битки, жареную колбасу с картофелем и кислой капустой, малороссийское сало, дешевую карамель, пастилу и все это буквально за гроши. В 10 часов наше офицерское собрание залито светом. На биллиарде шаров не катают, в мундирах играть неудобно, да и не время. Небольшие круглые столики накрыты на 4 персоны, все серебро, накопленное полком за сотню лет, на столах, везде цветы. После ужина все это уберут и поставят тяжелые серебряные братины, тогда и пойдет питье. Съезжаются гости, их встречают офицеры. Из старейших Павловцев ежегодно бывал старик майор Вормс, от служил в полку свыше 55 лет тому назад - 185356 г.г. и в отставку вышел при Императоре Александре II-м до Турецкой кампании 1877-78 г.г., сохранив отставную форму того времени - кэпи и полусаблю. Выли участники войны 1877-78 г.г., один из них Березовский, раненный под Горным Дубняком 11 октября 1877 года в грудь навылет. После войны вышел в отставку и открыл военно-книжное дело. Он издавал всем известный журнал "Разведчик". Бывали старые однополчане - Федя Нордман из Департамента Герольдии, Александр Александрович Леман из Главного управления Красного Креста. Он в бою под Ляойяном вывез меня из-под Гелиографной горы, будучи начальником санитарной летучки. Наконец появилась высокая фигура Великого Князя Николая Николаевича, который, случайно увидев меня рядом, лукаво подмигнул, вспомнив тяжелую гренадерку. Появилась собранская прислуга с подносами - у одного поднос с замороженными разными водками, у другого поднос с разнообразнейшими сандвичами, маленькими, не больше медного пятака. Так и ходили они попарно. После закуски шли к столам и рассаживались своими компаниями. Играли два оркестра, духовой и струнный. Одно блюдо сменялось другим: дичь, рыба, зелень, еще и еще смены. Все обильно заливалось мадерой, хересом, марсалой, портвейном. После жаркого начинались тосты и лилось вино в тяжелые серебряные полковые кубки. Кроме традиционного полкового, от дедов "вдовы Клико", каждый еще требовал то, что ему нравилось: Мумм, Кордон Вэр, Кордон-Руж, Кристаль, Мозель Мускатель - сладкое душистое шипучее вино. Около часа ночи, Великий Князь уезжал, провожаемый всеми офицерами, после чего начинали, разъезжаться более пожилые гости, а оставшиеся чипы средних лет и молодежь продолжала веселиться, но постепенно таяли их ряды, некоторые, сраженные Бахусом, мирно спали па диванах дежурной комнаты и зеленой гостинной, другие с трудом добирались до своих квартир в казармах. Но крепкие бойцы оставались и твердо сидели до утра, дополнительно ужинали 2, а то и 3 раза. Оставшаяся собранская прислуга тоже бывала не без греха.

К 8 часам утра в собрании не оставалось уже ни души. Только дежурный по полку и его помощник с тоской ждали смены, чтобы пойти домой и лечь спать. Все чисто прибрано, проветрено. Все серебро и хрусталь перемыты и в ящиках отнесены в полковой музей. Но этот день еще день отдыха, а на следующий - к 8-ми часам утра всем надлежит быть в ротах на занятиях. А.Редъкин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка. ПОХОРОНЫ Военная быль. № 48. 1961 В одну из зим, баталион Л. Гв. Павловского полка со знаменем и 4 орудиями одной из батарей 2-й гвардейской бригады выстроился на одной из линий Васильевского острова для сопровождения и салюта скончавшегося боевого старика генерала. Было бы проще наряд на похороны сделать Л. Гв. от Финляндского полка, тем более, что скончавшийся генерал жил недалеко, не только под боком, а можно сказать под мышкой у Финляндцев. Но подошла очередь и пришлось нам вставать ни свет, ни заря, чтобы тащиться на Васильевский остров, а оттуда, легко сказать, в Новодевичий монастырь. В 9-м часу вынесли гроб с телом скончавшагося генерала. Взяли "на караул", полились звуки "Коль славен наш Господь в Сионе" и, пропустив процессию вперед, потянулись. Мороз небольшой, всего 4-5 гр. Но разстояния громадны. Родные и знакомые почившаго сели в кареты, в кареты сели и офицеры с подушками, на которых лежали ордена покойнаго генерала. Под звуки похороннаго марша, прерываемаго грохотом барабанов и свистом флейт, пошел баталион, за ним, гремя металлом и стуком колес, шли четыре орудия. Шли долго, но все-же, пока шли улицами, было сносно, когда лее вышли за город в открытое поле и подул ветер со снежной пылью, стало противно. Наконец, добрались до монастыря. По сторонам шоссе отдельные домики с огородами и садиками, заезжие дворы, нзвощичьи трактиры, харчевни. Катафалк с гробом, кареты с родственниками, друзьями и знакомыми, офицеры с подушками проехали за монастырскую ограду, а баталион и батарея остались на шоссе на морозе и ветре. Роты составила ружья в козлы, орудийные номера и ездовые спешились, закурили папиросы, крученки, потянуло табаком и махоркой. Сзади баталиона оказались два трактира, все население которых высыпало па улицу полюбоваться редким зрелищем. Командир баталиона, вернувшись из монастырской церкви, поздравил нас, сказавши: "Поздравляю вас, господа, сейчас только начнется заупокойная литургия, потом отпевание и после всего этого вынос гроба и погребение. Все это, как мне сказала монахиня, займет не меньше двух часов, а нам придется стоять и мерзнуть. Я решил дать

людям возможность согреться. Ведь, и холодно, и голодно, ведь, уже 12 часов. Вот тут два трактира, я сейчас переговорю". И он подошел к стоявшей у трактиров группе людей. "Кто здесь хозяин этих гостиниц?" Половые усмехнулись при таком громком названии их харчевень. Вышел сухощавый старичек и потянул за рукав пожилого в картузе мужчину. "Это вот мы, сударь, хозяева". "Ну вот что, ваши степенства". Оба степенства приосанились, "нам здесь стоять покрайней мере часа два. Люди мерзнут, надо их напоить чаем и подкормить". "Вы вот что мне скажите: если дать людям по стаканчику водки, за ней я сам в казенку пошлю, а к ней селедку, если есть пироги, то по пирогу, да что ни будь вроде студня или щей или селянки, да чая, то сколько вы посчитаете с человека?". "Это точно, сударь, па ветру, да при морозе долго не выстоишь, а, что касательно пищи, то дозвольте вам, сударь, сказать, мы расположим все дело с Андреичем - это так его звать" - указал он на соседа. "Таким разом, дадим по селедке на 4 человека, пирожков у нас нет, а у меня вот пироги с ливером, а у него и говядиной, у меня студень есть и селянка, а у Андреича щи, никак два котла, ну, а что касается чая, то его вдосталь, так по 20 копеек с носа не покажется вам, сударь, дорого". Прикинувши, что накормить и напоить до 300 человек: музыкантов, баталион по 50 человек в роте, да артиллеристов, обойдется рублей 60-70, а офицеров, принимавших участие в наряде человек около 20-ти, то придется на брата по три рубля, командир баталиона согласился и оба трактирщика поспешили но домам, чтобы приготовить, что надо. Командир баталиона отправил командира 5-й роты к артиллеристам пригласить Г.г. офицеров на рюмку водки и стакан чая, а прочих, наравне с нашими солдатами на водку, щи и чай. Артиллеристы сразу согласились, поблагодарили и просили только и их принять в долю расходов. Принесли из казенки четверти с водкой, разнесли по обоим трактирам и фельдфебеля принялись раздавать чарки водки. В трактирах полное оживление: за прилавком режут большими ломтями хлеб и пироги, половые ставят для Г.г. офицеров столы покрытые чистыми скатертями; на них тарелки и приборы. У входа фельдфебель с помощью барабанщика раскупоривает четверть, рядом стаканы. На столе ломти хлеба, куски, пирога, миски с горячим. Справа рядами вошли взводы, разселись по скамьям, сняли гренадерки, разстегнули шинели. Дружно, проголодавшиеся и промерзшие люди выпили водки, закусили селедкой и принялись за горячее. Офицеры в соседней комнате тоже выпили водки, закусили селедкой и тоже принялись за щи, потом,чай.

Посторонние посетители, извозчики, огородники и прочий простой люд были собраны хозяином отдельно и, сидя, переговаривались с солдатами, выискивая земляков. Кое-кто из них в свое время был в солдатах. Когда первые взводы поели, попили и согрелись, то встали, застегнулись, перекрестились на икону, одели гренадерки и, обратясь к сидящим в соседней комнате офицерам, поблагодарили: "покорнейше благодарим, Ваши высокоблагородия". На смену им пришли вторые взводы. Успели всех накормить, когда из монастыря пришли сказать, что сейчас последует вынос, отпевание окончилось. Выстроились. Из за ограды монастыря донесся звук сигнала "слушайте все". "На погребение, пальба баталионом", - защелкали затворы заряжаемых винтовок. "Баталион", - винтовки поднялись дулами в небо "пли". Раскатистый залп прогремел раз, другой, третий. Оглушительно потрясая воздух, прогремели пушечные удары салюта и стая голубей взвилась над монастырем, стремительно летели галки. С барабанным боем и флейтами сначала, а, отойдя от монастыря подальше и с музыкой, баталион пошел к себе на Миллионную. Батарея, грохоча колесами, рысью пошла домой. В казармы вернулись мы уже в сумерках и роты получили кроме ужина и оставленный им обед. А. Редъкин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка. НОРВЕЖСКАЯ ТРЕСКА И РУССКАЯ ГОЛОВИЗНА Военная быль. № 50. 1961

В декабре 1905 или январе 1906 года, точно не помню, было увеличено приварочное довольствие войск. Несмотря на то, что вообще в полках кормили прекрасно, приварок был увеличен на несколько копеек. Заведывавшие хозяйствам ломали себе голову, чем и как увеличить и улучшить пищу. В то время хозяйством нашего полка заведывал полковник Александр Иванович Лебедев, впоследствии командир Алексеевскаго (Алексопольского) полка, стоявшего в Скерневицах. В то время в полку был подпоручик Николай

Константинович Вегге, швед, окончивший Финляндский кадетский корпус. Он прекрасно говорил по шведски, фински и очень слабо по-русски. Как то в разговоре, в полковом собрании, он разсказал, что в корпусе их кормили вкусным супом из сушенной трески, которую выписывали из Норвегии. Александр Иванович заинтересовался и попросил Вегге узнать, как достать треску и что она может стоить и как ее готовить. Как и где узнавал Вегге про треску не известно, но дня через 3-4 доложил Александру Ивановичу, что треску достать можно через торговаго агента норвежского консульства и что цена ея очень незначительна. Через того же Вегге условились о времени доставки трески, количестве и плате, кроме того, тот же торговый агент обещал доставить и повара, который научил бы наших кашеваров варить эту треску. И вот в один из дней середины февраля, дежурный вестовой при собрании доложил дежурному по полку офицеру, что его спрашивает какой-то "вольный". Этот вольный оказался чином Норвежского консульства, довольно хорошо говоривший по-русски, и доложивший, что на следующий день с утра в казармы полка будет доставлена партия трески и одновременно с ней придет повар с помощником. Действительно, на следующее утро появились сани, нагруженныя мешками с сухой треской, а также 2-3 норвежца повара. Сгрузили мешки, стащили их на баталионныя кухни. Пришел дежурный офицер и дежурный фельдфебель, собрал фельдфебелей довольствующих рот и кашеваров. Началось наглядное обучение варки. Заложили, согласно раскладки, рыбу в котлы, залили водой, дали отмокнуть, потом вытащили и опять намочили. В конце концов начали варить. Приехал норвежский офицер, состоящий при военном агенте и прилично говоривший по-русски. Его, без лишних разговоров, пригласили в собрание и к тому времени, когда рыба сварилась и обед был готов, и он тоже был готов, т. е., иначе говоря, не вязал уже лыка. К 12-ти часам пришел на кухню 1-го баталиона командир полка Свиты Его Величества, генерал-майор Д. Гр. Щербачев, впоследствии начальник Академии генерального штаба, а с 16-го года командующий Румынским фронтом. Собрались командиры баталионов и довольствующих рот. Открыли котел и дали пробу. Попробовали и отправили несколько мисок в собрание для пробы офицерам. Варка оказалась так себе, - не наш вкус, не плохо, но и не хорошо - так пресновато. После обеда, опросили солдат: нравилась ли им; варка?" - ответили, "так точно, ничего". Только несколько архангельцев и вологодцев сказали, что чухонцы не так варят, как варят у них, и весь вкус выпаривают.

Прошло несколько дней. В Охотном ряду, что около Гостинного двора, в лавке рыбника Барыкова встретились два заведывающих хозяйством: наш Александр Иванович и его приятель из полка I-й бригады нашей II-й Гвардейской дивизии. Разговорились о приварке, о треске, о сделанном опыте, а к их разговору прислушивался и сам хозяин лавки. • • •

• • • •

Извините, Ваше Высокоблагородие, что, слышавши ваш разговор, смею сделать предложение. А ну, в чем дело? Да неужели в России рыбы мало, что к норвежцам обратились? Да я сам могу представить какой угодно рыбы, сушеной-ли, соленой. Вот соленая головизна, осетровые и белужьи головы, на что лучше? А что посчитаете за рыбу? А сколько, дозволите спросить, платили за треску? Да вот, столько то за пуд. А дозвольте спросить, сколько у вас на довольствии? Всякий заведывающий хозяйством, хоть ночью его разбуди, сколько у него на котле ответит точно.

Разговорились и решили, что через 3-4 дня Барыков доставит рыбу, согласно раскладке. Действительно, дня через три, как было уговорено, по снегу скрипя, въехали в казарменный двор сани с рыбой. "Молодец" приказчик Барыкова, в тулупе, белом, фартуке и картузе спросил мимо идущего солдата: "Стой, брат, скажи, где найти дежурного офицера?" Тот провел его в офицерское собрание и дежурный вестовой доложил дежурному офицеру. • • • •

В чем дело? Так что дозвольте доложить, Ваше Высокоблагородие, рыбу от купца Барыкова привез, прикажете ее принять? Да ты, видать, служил? Так точно, Ваше Высокоблагородие, унтер-офицер Л.-Гв.Стрелкового Императорской Фамилии баталиона, а теперь приказчиком у купца Барыкова, он тоже в этом же баталионе служил.

Рыбу приняли и перерезы с ней, перетащили при помощи вызванных солдат на баталионныя кухни. Часам к 6-ти вечера прикатил на своем рысаке и сам Барыков. Опять собралось все начальство. Барыков; обращаясь к стоящим здесь кашеварам, сказал, что рыбу надо варить до развара, по соли не прибавлять, так как рыба достаточно солона, а надо по раскладке прибавить перца и лаврового листа. ''Фельдфебеля за этим

присмотрят", прибавил он, "я и сам был фельдфебелем". Все прошло как по писанному. Утром; опять пришел его "молодец", который доставил рыбу. К 11ти с половиной прикатил опять Барыков, опять собрался весь полковой синклит. Открыли котлы и раздали пробу. Вот это, действительно, была первокласная селянка, ароматная, густая, до чрезвычайности вкусная, а к ней гречневая каша! Напробовались все всласть, послали миски в офицерское собрание. Пришли роты, раздали варку. Пока роты обедали, пошли в собрание, пригласив и Барыкова. В собрании только и речи было что о селянке. Командир полка, основываясь на общем мнении, решил, что лучшего и не надо, и, не откладывая дела в долгий ящик, приказал заведывавшему хозяйством заключить контракт с Барыковым. На вечерних занятиях спросили солдат, понравилась ли им варка. Единодушный ответ во всех ротах показал, что головизна завоевала положение. "Ни вжисть чухонцам так рыбы не сварить", " заявили архангельцы. И с тех пор каждый постный день была у нас в полку селянка. А. Редъкин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка. ИМПЕРАТОРСКИЙ ПРИЗ Военная быль. № 60. 1963

В 1909 году был Высочайше утвержден Императорский приз за стрельбу частей. Не знаю, касалось ли это только гвардии или такой же приз имелся и для армейских частей. Но так или иначе, а мы стояли перед решением вопроса: кто возьмет этот приз? Полки гвардии все стреляли отлично и на смотрах стрельбы выбивали высoкие проценты, но в разговорах с офицерами других полков чувствовалась неуверенность, мнение всех склонялось к тому, что приз будет взят одним из гвардейских стрелковых полков. Действовало ли здесь одно название или стрелки действительно лучше стреляли, - сказать трудно, и только состязание должно было решить этот вопрос. Наш полк стрелял отлично, как и все остальные полки гвардии, но ни одна из рот особенно не выделялась сегодня одна рота стреляет лучше других, а завтра, глядишь другая ее перестреливает. На совещании комиссии сначала решили было состязаться сводным, из лучших стрелков полка, ротам, но это было забраковано, так как

могло случиться, что лучшие стрелки одного полка могли обстрелять лучших стрелков другого. Решили отправить роту от каждого полка по выбору командира. Но так как роты полка, как я упомянул, стреляли одинаково, то остановились на том, что, если выбивать приз, то лучше пусть выбивает его рота Его Величества. Подошел день состязания. Рота Его Величества с командиром ее капитаном Фабрициусом и младшими офицерами Никоновым и Олоховым ушла. Туда же отправился на своем "Шантеклере" и командир полка ген. м. Некрасов и командир батальона полковник Якимовский, или, как его звали в полку, "Мимочка". Остальные офицеры, кто составил партию бриджа и ушел играть в бараки, кто в библиотечной комнате, развалясь в креслах, читал, а кто без дела слонялся по собранию и окружающему садику. Время тянулось долго. Но вот где-то на левом фланге вспыхнуло "ура". Не обращая внимания на встречных, карьером несся ординарец, посланный командиром полка сообщить, что полк выбил приз. Проскакивая по передней линейке, он кричал: "мы выбили приз!" Солдаты наши завопили, что было мочи, "ура" и толпами побежали к офицерскому собранию. Туда же бежали, побросав карты, и офицеры. Ординарец у собрания, соскочив с тяжело дышащего коня, доложил дежурному офицеру: "так что дозвольте доложить, Ваше высокоблагородие, Его превосходительство командир полка приказал доложить Вам, что полк наш выбил приз, и приказал выслать музыкантов". Ординарцу поднесли стакан водки и пирог на закуску, и он, очень довольный угощением и произведенным им впечатлением, повел своего коня в команду. Общий восторг не поддается описанию. Тотчас же весь наш лагерь украсился флагами. Толпа солдат перемешавшихся рот с оживленными и веселыми лицами окружила собрание и заполнила все дорожки сада. Дежурный по полку, заглушая шум и говор толпы, закричал: "ребята, наш полк выбил Императорский приз, "ура!" Заорали "ура" и, весело переговариваясь, пошли по палаткам. Офицеры пошли навстречу. Издалека слышная музыка все ближе и ближе. Но вот из-за поворота шоссе, на участке Лейб-Гвардии Финляндского полка, показался верхом на своем "Шантеклере" командир полка, за ним "Мимочка", оркестр и рота триумфаторов. По сторонам стояли кумовья финляндцы, наши павловцы толпами бежали, провожая роту до ее палаток. Часов около 6 вечера Августейший однополчанин и Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич в форме полка на автомобиле прибыл в расположение полка и, когда были вызваны "все на линию", он собрал полк вокруг своего автомобиля и благодарил за его отличную стрельбу, наполняющую его сердце гордостью носить мундир такого полка и числиться в его списках. Машина тронулась в сплошной толпе солдатской массы, расступавшейся перед машиной и бежавшей за ней с криками "ура". Машина медленно обогнула лагерь и подошла к подъезду офицерского собрания, где Великий Князь еще раз благодарил полк и приказал людям разойтись по палаткам, а сам принял предложенную чару вина, которую пил за полк, и долго еще оставался, беседуя с нами. Вечером отпраздновали начерно, правда, с

музыкой и фанфарами, но без излишнего блеска. Банкет было решено устроить в день получения приза. Недели через две штаб гвардейского корпуса сообщил, что на следующий день, к 5 часам вечера, надлежит вывести полк к околице Красного Села, что выходит на военное поле, форма одежды - в гимнастерках, без оружия. В указанное время полк был выстроен развернутым фронтом, с оркестром музыки на правом фланге. В 5 часов к правому флангу из Красного Села подошли 2-3 автомобиля: из переднего вышел Государь и подошел к полку. Сзади него в большом футляре несли приз. Встреченный обыкновенным церемониалом, Государь медленно обошел фронт полка, потом перешел на середину перед фронтом: "Спасибо, Павловцы, за отличную стрельбу, за вашу службу. Передаю вам приз, вами "выбитый", и с этими словами Государь передал командиру полка вынутую из футляра большую серебряную братину, украшенную крупными уральскими камнями. "Рады стараться, Ваше Императорское Величество, ура!", загремело в ответ. Подошли автомобили. Государь и свита уехали. Полк, имея в главе двух ст. унтер-офицеров роты Его Величества, несших братину, пошел через авангардный лагерь к себе. Гвардейские стрелки толпами, стояли по обе стороны дороги и главное, их внимание было обращено на братину. "Ну, ребята, теперь вас, курносых, в стрелки зачислить надо". - "А что же вы, стрелочки, оплошали. Вот приз теперь наш". - "Ох и напьетесь же вы, братцы, из этой миски!". "Мы то выпьем, а вы поглядите", так и сыпались в этом роде шутки и отшучивания солдат, пока мы не пришли к себе. Иждивением хозяйственной части ротам были выданы пироги, водка, пиво, а герою дня, первой роте, особенное угощение. До вечерней зори пели песни, плясали под гармошку, скрипки и бубны - незатейливую солдатскую музыку. В собрании все было готово. Хозяин собрания, шт. капитан А. А. Сурнин, успел из полкового музея привезти полковое серебро, хрусталь. Столы богато сервированы: серебро, хрусталь, кубки, братины - все, блистало и сверкало. Отдельные столы с холодными и горячими закусками, с батареями водки, коньяка и старки. В закрытой столовой закусывали, а на открытых верандах расставлены были столы. И чего только там не было: дичь, рыба, зелень, фрукты и конфекты. Вина - хоть купайся в нем. В разгар веселья, разговора, смеха и музыки вдруг ворвались совершенно несоответствующие звуки: кто-то громко навзрыд плакал, что-то хрустело и звенело. Я обернулся и обомлел: невиданная до сих пор картина была перед нами: командир 1-го батальона Мимочка Якимовский горько плакал; обливаясь слезами, шел по столу, давя сапогами рюмки, стаканы, опрокидывая бутылки с вином, вазы с фруктами и цветами. С обоих сторон его вели за руки, чтобы не свалился, а он шел, все давил, опрокидывал и рыдал. Дойдя до конца стола, он повернул было обратно, чтобы прогуляться еще разок, но его стащили и отправили в барак спать. "Ну, Мимочка заплачет завтра еще горше, когда ему Сурнин поднесет счет за произведенные им протори и

убытки". Этот Мимочка был большим оригиналом. Высокий, толстый на тонких ногах, с лицом Фальстафа, любил выкинуть, когда подопьет, что-нибудь из ряда вон выходящее, как было в данном случае. Его сестра была замужем за адмиралом Макаровым. После гибели адмирала на "Петропавловске" Якимовский пригласил в собрание одного из своих приятелей - морского офицера, который, сделав доклад, познакомил офицеров с личностью погибшего адмирала. Но после доклада он и сам почти погиб в море вина. Долго еще веселились в собрании. Не раз жалованная братина, вмещавшая ведро вина, опоражнивалась и вновь наполнялась вином. Только при первых лучах солнца последние гуляки разошлись по баракам. Занятия были отменены на целый день. Мимочке пришлось почесать затылок: счет, предъявленный ему Сурниным, заключался в изрядной сумме. А. Редькин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка. КАРАУЛ В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ. Военная быль. № 43. 1960

"Ваше высокоблагородие, так что дозволите доложить, развод готов", - доложил дежурный вестовой полковнику барону Клодт фон Юргенсбургу, дежурному по караулам 1-го отделения г. Петербурга. "Хорошо, сейчас иду", и, взявши гренадерку, подошел к одному из окон биллиардной комнаты, выходившей на Константиновскую площадку, между Павловскими казармами и Мраморным Дворцом Великого Князя Константина Константиновича. Там фронтом к Дворцу, стоял развод: в первой линии - караулы Зимнего и Аничкова Дворцов, а во второй - домашний полковой наряд. Был теплый, солнечный день конца апреля и весь развод в мундирах. Яркими бликами сверкали медные щиты гренадерок, алые лопасти и белые околыши резко отличались от темных мундиров и серых стен Дворца. На правом фланге оркестр. Встреченный рундом, дежурный по караулам обошел караулы, осмотрел, все-ли в порядке, хотя все до него было осмотрено и проверено и фельдфебелями, и младшими офицерами, и ротными командирами. Движение по улице было прекращено: извозчиков сворачивали в Мраморный переулок, для пешеходов проход был свободен. Собралась небольшая толпа, любопытная ко всякому зрелищу: дамы и барышни с сумочками и зонтиками, бабы-разносчицы, штатские с портфелями, мальчишки.

Взглянув на часы, дежурный по караулам приказал: "Бей сбор". Затрещал барабан и после первого колена вступил оркестр игравший так называемый "Австрийский сбор", Бог знает с каких времен игранный на разводах. Вероятно со времен Александровских, когда наше русское "ура" заимствовали австрийцы и германцы, когда полковой встречный марш 1-го Гвардейского Гренадерского Императора Александра 1-го прусского полка начал исполняться у нас, как "заря". Занавески окна нижнего этажа Мраморного Дворца, находящегося против стоящего караула, раздвинулись и в окно выглянуло такое милое, всем кадетам знакомое лицо Великого Князя. Константина Константиновича. Иногда выглядывали головки княжат и княжен. Первая часть сбора пробита. Опять забили барабаны и снова вступил оркестр караул вступил в подчинение дежурному по караулам. Сбор пробит: - Караульные начальники на середину, шагом марш. Держа руку у околыша гренадерки, начальники караулов идут на середину развода и останавливаются перед дежурным по караулам, который выдает им записки с паролями: старым и новым. - "По своим местам, шагом марш", крутой поворот и расходятся по своим, местам. - Караулы направо, ряды вздвой, на плечо, по караулам шагом марш. Сверкнули штыки взброшенных винтовок, которые легли на плечи и, с громом музыки, караул двинулся по Миллионной улице к Зимнему Дворцу. Зеваки, глазевшие на развод, пошли по своим делам, только мальчишки бегут, сопровождая музыку. Окна по Миллионной открываются и выглядывают головы, смотрящих на идущий караул. Подходя к Мошкову переулку, оркестр переставал играть, тогда вступали барабанщики и флейтисты, и грохотом барабанов и свистом флейт наполняли всю улицу, но вот виден горбатый мостик, за ним Эрмитаж со своими кариатидами, справа казармы 1-го батальона Л.-Гв. Преображенского полка. Гремит Преображенский марш: "Знают турки нас и шведы"... В полках Гвардии был старый обычай, проходя мимо другого полка или-же его казарм, играть марш этого полка, приветствуя таким образом полк.

Прошли Эрмитаж и, с маршем, выходим на Дворцовую площадь. От арки Главного штаба отдает эхо. Перед комендантским подъездом караул выстраивается. - Под знамя, шай - на краул. Из, медленно отворяющейся, двери выходит адъютант, а за ним показывается знамя, несомое знаменным унтер-офицером. Приняли знамя, повернули направо и, вздвоив ряды, через Главные ворота вошли во внутренний Двор. Входя в ворота, услыхали удар колокола на платформе. Ударил часовой у фронта, вызывая караул в ружье. Вошли, выстроились, подравнялись и отдали друг-другу честь, взявши "на караул". Комендантский адъютант с часами в руках следил за всем церемониалам. Взявши шашки "под высь", оба караульные начальники пошли друг-другу навстречу. Остановились у решетки, опустили шашки. - Пароль Варшавва, капитан Сапожников, - старый караульный начальник говорил только свою фамилию. В это время глухо бухнула пушка с верков Петропавловской крепости, объявляя Петербургу, что было ровно 12 часов. Комендантский адъютант спрятал часы: смена произошла точно, беда, если случалось запоздание: написал-бы комендант Петербурга командиру полка немало кислых слов. Нашему полку было близко, а вот полкам Л.-Гв. Московскому и Л.-Гв. Финляндскому было трудно, так-как приходилось маршировать не меньше часа, а в пути могли быть разные случайности, особенно зимой: сугробы снега пли гололедица. - Часовой у фронта, вперед! - твердо отбивая шаг, отчетливо делая попороты, идет часовой на смену. Подошел, стал рядом со старым часовым и принял от него сдачу, осмотрел будку с постовой одеждой, повернулся к стене Дворца и зарядил винтовку, после этого старый часовой разрядил свою, повернулся и стал рядом. Новый ударил в колокол - смена произошла и старый пошел на свое место в строй старого караула. Одновременно подается команда караульными начальниками "караул, направо, шагом марш" и, под звуки музыки, оба караула идут - новый в караульное

помещение, а старый сходит с платформы, выстраивается рядом, составляет ружья в козлы и старые разводящие идут за новым караулом в караульное помещение. Новый караул, войдя в караульное помещение, выстраивается, разводящие выводят часовых 1-й смены и вместе с разводящими старого караула идут сменять часовых с постов. Караул входит в свое помещение, где стоит в большом резном киоте икона с неугасимой лампадой в память погибших здесь чинов караула от Л.-Гв. Финляндского полка при покушении на Императора Александра II. Офицеры идут в свое помещение - оно из двух комнат: первая большая столовая с двумя столами и стульями, вторая поменьше с диванами, камином, на котором стоят арестованные Императором Николаем Павловичем часы стиля ампир. Часы эти стояли раньше в кабинете Николая Павловича и как-то раз наврали, отстав на 1/4 часа. Государь, смеясь, приказал их арестовать, отправив в караульное помещение, где они и стояли до последнего времени. Дежурный лакей принес карточку завтрака расставляет приборы. Пришли разводящие со смененными часовыми старого караула, караульные начальники подписали караульную ведомость и старый караул ушел. "Ну чем, господа, будем завтракать? Каждый-ли себе будет выбирать по вкусу или-же все возьмем одно и то-же?" Обыкновенно все соглашались на одно и то-же для всех. Лакей, получивший указание, какие блюда надо . подавать, передавал ото на кухню, а сам приносил и расставлял Дворцовое пиво, водку, красное и белое Удельное вино. На Рождество, Новый Год и Пасху полагалось и шампанское. Приносили завтрак: два мясных блюда, или зелень и дичь, сладкое, после завтрака кофе. Лакей спрашивал, когда подавать обед и ужин. Обыкновенно обедали часов в 7, а ужинали в 11-12. После завтрака офицеры, их было пять: дежурный по караулам, рунд, начальник караула и два младших офицера. Этим последним делать решительно было, нечего. Дежурный по караулам и рунд объезжали караулы 1-го отделения по записке из комендантского управления. Для этого из полка подавались им экипажи, караульный начальник выходил к каждой отправляемой смене, ну, а младшие офицеры сидели, писали письма, читали, болтали о всякой всячине или дремали в мягких дворцовых креслах.

Обыкновенно после завтрака, посыльный, снабженный записками, шел в казармы, в собрание, там у библиотекаря получал книги, которые и заполняли почти все время. К трем часам подавался самовар, посыльный шел на Большую Морскую за печением и пирожными. В шесть или семь часов обедали, к обеду возвращались ездившие по очереди дежурный по караулам и рунд. После обеда ждали вечерней зори. За 1/4 часа барабанщик бил повестку, а ровно в 9 караул выстраивался на платформе. Били зорю, барабанщик читал "Отче наш" и "Спаси Господи, люди Твоя". Накрывался, бил отбой и караул возвращался. После зори появлялись иногда и гости: командир полка, или баталионный командир, часов около 10-ти появлялся и комендант Петербурга Свиты Его Величества генерал-лейтенант Троцкий, бывший коренной офицер полка и командир его, усаживался поудобнее в кресло и начинались разговоры, воспоминания прошлого времени. После ужина расходились. Если никто не приходил, а находились любители винта, бриджа или преферанса, то играли всю ночь напролет, до утренней зори, неиграющие пли читали, или лежали на диванах в соседней комнате, куда лакей приносил чистые наволочки на диванные подушки. Временами, дежурный по караулам, возвращаясь с поверки караулов, выпивал стакан чая и опять уезжал. В апреле рано светает и утренняя зоря бьется при полном свете. Чирикают воробьи, свод неба ясен, в Дворцовом садике пробились первые нежные листочки. Дворцовые дворники - татары в белых передниках с метлами расходятся по двору, садику, идут подметать снаружи Дворца, шагает часовой по платформе, доносится шум и гул просыпающегося Петербурга, с Невы доносятся свистки и гудки пароходиков финляндского общества. В 9 часов чай и кофе со свежими булками, калачами, маслом и сыром. Чтение утренних газет, а в 11 с половиной часов караульный начальник, соберет со всех по рублю - это лакею за услуги, по 25 копеек вестовому-посыльному за его беготню и в собрание, и в кондитерские, и за газетами. Из Дворцовой конторы приносят караульные деньги караулу, которые тут-же и выдаются людям на руки. В 12 часов смена, сменяют нас наши кумовья Л.-Гв. Финляндский полк, это с давних пор кумовья, покумились еще с времен Наполеоновских войн, да так и остались кумовьями до сих пор. Смена и домой. А. Редькин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка. СОЛДАТСКИЙ СУНДУЧЁК. Военная быль. №59. 1963г Солдатский сундучёк. Видали ли Вы его когда-ибудь, его и его содержимое? Ведь по нему можно безошибочно определить, откуда родом владелец. Для того, чтобы далеко не ходить, подойдем к ближайшей койке. "Оглоблин, покажи-ка, брат, твой сундучёк". "Извольте, Ваше Высокоблагородие", - и рослый солдат вытащил из-под койки сундучёк, крепко скрепленный пазами из толстой кедровой доски, обитый снаружи цветистой жестью с замком "тагильского дела", который, имея внутри три пластинки, при повороте ключа играет на всю роту. Крышка откинута и внутри, на крышке, целая картинная галерея. В центре портрет Государя, чаще всего в полковой форме и гренадерке, но иногда Царский портрет заменяет открытка со всей Царской Семьей, 2-3 открытки, содержанием своим напоминающие владельцу его родные места. Вот старичок в тулупе, меховой шапке сидит над прорубью и ловит лучком рыбу. Морозный вечер и полузанесенная снегом изба, и прямо на нас бежит серый конь и тащит розвальни, в которых, завернувшись в тулуп, сидат мужик. Рядом картинки из иллюстрированного журнала. Этикетки от шампанской бутылки, полученные от приятеля, служителя в собрании, верх от бонбоньерки с ярким попугаем. Все пестро, ярко и ласкает взгляд хозяина. Слева. закрытая полочка; там бритва, помазок, ремень и камень для правки бритвы, деревянный игольник с толстыми иглами, в мешочке пуговицы и моток крепчайших деревенских ниток, клубком намотанных на кольцом свернутую гусиную шейку, а внутри шейки катается и гремят 2-3 дробинки; пузырек с чернилами, ручка с пером, огрызок карандаша, несколько старых писем, наполненных поклонами от дядей, теток, сватов и прочей деревенской родни, и только в конце письма написано о деле или о деревенских новостях. На самом верху сундучка полученная на днях пара подметок. Крепко пахнет сапожным товаром. Под ней рубаха, подштанники и портянки, выданные от казны, под ними цветная рубаха и холщевые исподники, принесенные из дома, толстые шерстяные чулки, пестрядевые штаны, в коих явился на службу. Полушубки, тулупы, и кожухи, как вещи громоздкие, сохраняются в цейхгаузе. А сбоку - кулечки и мешочки, в которых плиточный чай, кусковой сахар, коржики и колбочки, привезенные из дома либо присланные в посылке, "сибирские разговоры" - кедровые орешки. Хозяин этих драгоценных вещей - сибиряк.

А вот сундучёк Бондаренко: по зеленому полю расписаны цветы и листья, замочек тихий, без звона, на внутренней стороне тоже портрет Государя, или всей Царской Семьи и картинная галерея - открытки: Куинджи, Левитана, "Украинская ночь" - речонка и отара овец на берегу, "Малороссийская хата", вся в подсолнухах и маках. Парубок с дивчиной, словом, все то, что так дорого его хохлацкому сердцу. После казенных вещей лежит шитая крестиками рубаха, широкие штаны, цветной пояс, а в мисочке с какой-нибудь деревенской ярмарки завернутый в чистую холстину кусок тол-стенного малороссийского сала, две сохранившиеся тараньки и мешочек с сушеной вишней. У Оренбуржцев все то же самое: и сундучок на манер сибирского, и замок со звоном, но продуктовая часть иная. Там, кроме чая и сахара, есть еще специальность местного деревенского кондитерского искусства: коржи на сале и татарская пастила. "Вы, Ваше высокоблагородие, сами знаете, какая у нас Тимашевка". Тимашевкой, по имени крупного стародавнего помещика Тимашева, называется род низкорослой, кустарниковой, дико-ростущей вишни, ничем не уступающей садовой, до того полны, крупны, сочны и сладки ее ягоды. "А как скосим траву, так все поле красное, до того много ягоды-земляники. Возами возим и тимашевку, и землянику - да девать некуда. В Оренбург везти два дня надо - закиснет и помнется дорогой, вот наши бабы и варят их,приглядевшись к татарам. В корчагах надавят, да на рядно намажут толщиной как тесто для пельменей, и на солнце. А как высохнет, скатают, как бумагу, и в кладовку. Зимой с ней чай пьем". У солдат северных и северо-восточных губерний мешочков нет; если и есть, то мало, а все туесочки, искусно сплетенные из лыка и с узорчиками. У поляков и литовцев, рядом с Царской Семьей, католические иконки "Чен-стоховской Божией Матери", или "Остробрамской", или "Сердца Иисусова". Содержимое сундучков победнее: нет там сала, нет коржей. Разве только у какого-нибудь шляхтича, попавшего по необразованию рядовым, от "ойпа", владевшего небольшим "майонтком" (фольварком) попадется литовская колбаса, копченое сало и варшавские "цукерки". *** Дело к вечеру. Смеркается. По Марсову полю метет снегом. Редкие прохожие тянутся от Троицкого моста к Садовой, прозвенит трамвай мимо Летнего сада. У главных ворот казарм, что выходят на Константиновскую площадку, закутавши голову башлыком, в тяжелом тулупе и кеньгах, в рукавицах, топчется на морозе дневальный с винтовкой.

Из-за угла казарм, со стороны Марсова поля надо полагать, с Николаевского вокзала, завернул и остановился у ворот извозчик. На санях два большие мешка и солдат, вернувшийся из отпуска. Слез, достал кошелек, расплатился с извозчиком, прибавив пятак. Извозец махнул головой и "спасибо, брат" сказал. Слез с облучка и помог дотащить мешки к воротам. "Ты, брат, посмотри за мешком, покеда я в роту вот этот не сволоку", обратился приехавший к дневальному. "Иди, иди, не беспокойся, сохранно будет". Взвалив тяжелый мешок на плечо, солдат скрылся в темноте ворот, а минут через десять вернулся за другим мешком. "Что больно тяжело привез?", спросил дневальный. "Да все деревенские гостинцы привез землякам. Просили, ну как откажешь!" "А это точно". "Из нашего села да из соседних деревень. Тут, брат, надо и в Преображенский полк снести и в Гренадерский. Надавали много, ну и помучился я с ними дорогой". Развязал мешок, пошарил там рукой и, вынув пирожок в добрую ладонь, протянул дневальному. "На-кось и ты деревенского гостинца". "Ну, спасибо на этом. Вот сменюсь - закушу". И второй мешок скрылся в воротах. Притащив мешок и поставив! его рядом с первым у своей койки, где уже сидели его ближайшие соседи, прибывший одернул шинель, поправил, тесак и пошел "являться" дежурному по роте. "Господин дежурный, рядовой Аликин из отпуска прибыл". "А, здорово, как съездил? все ли благополучно?" "Так точно, господин взводный, все благополучно и съездил хорошо". Сдал билет, вернулся к своим мешкам и начал распоряжаться. "Ты, Артемьев, сходи, позови Медведева и Онохина, им я привез от ихних родителей гостинца, да позови Старостина и Сапогова, а я пока к фельдфебелю схожу", и достав немалый сверток, отправился к комнате фельдфебеля. Постучал в дверь: "Разрешите войтить, господин фельдфебель". "Входи, коли нужно. А, это ты

Аликин? Ну, как съездил?" - "Покорнейше благодарю, съездил даже очень хорошо. Вот, господин фельдфебель родители мои вам гостинца прислали, мороженых пельменей и сибирского нашего разгрворца - кедровых орешков". "Спасибо, Аликин, что не забыл. Я вот их сейчас и сварю". "Разрешите идти?" - "Иди, спасибо за гостинец". Пока фельдфебель посылал своего камчадала (так спокон века назывался солдат, прислуживавший фельдфебелю) за фельдфебелем соседней роты Булкиным и за кипятком в солдатскую лавочку, Аликин со товарищи тоже раздобыли кипятку, опустили туда пельмени и поставили в печку, чтобы сварились. Подошли позванные из рот земляки, которым Аликин из деревни от родных привез разные кулечки и мешочки с тем же неизменным сибирским угощением, морожеными пельменями, колобками и кедровыми орешками. Расселись по соседним койкам, хозяева которых тоже приняли участие в угощении, достали ложки и, когда пельмени сварились, принялись за них. Фельдфебель, позвав в гости фельдфебеля соседней роты и ротного писаря, достал из шкапчика бутылку водки, - "ну какие же это пельмени без водки?" все уселись за стол и тоже принялись за угощение. Сегодня суббота. С утра рота была в бане, потом мыли полы в ротном помещении, занятий не было, не было и нарядов: можно было подольше посидеть, попить вволю чайку и наговориться о деревенских делах-делишках. После пельменей перешли к ротному столу, достали чай, сахар, разложили пироги и колобки, поочередно бегали за кипятком и долго сидели земляки и вели тихий разговор. Почти такая же картинка наблюдалась, когда возвращался из отпуска какойнибудь Бондаренко, Кобзарь или Сухозад. Разница была только в том, что фельдфебель получал, вместо пельменей, здоровый кусок сала, две-три крупные тарани или мешочек сухих вишен, а земляки вместо пельменей ели сало с пшеничным, хлебом, а тарань отбивали тесаком, чтобы легче снималась кожа, и пили чай бесконечно. Однажды такую тихую и, позднюю беседу посетил дежурный по полку офицер. Встреченный дежурным по роте, он спросил о причине такой поздней беседы. "А это, позвольте доложить, Ваше Высокоблагородие, из отпуска Игнатов приехал, привез деревенские гостинцы землякам, теперь угощаются". Подошел офицер к вскочившим землякам. "А что это вы, братцы, едите?"

" Дозвольте доложить, Ваше высокоблагородие, это значит наши деревенские колобочки, а это крут-киргизский сыр, а вот татарская пастила". "Да акая же это пастила? это тряпка какая-то". Так точно, выглядит как тряпка, но она всегда такой вид имеет". "А из чего же она делается, эта самая пастила?" "Из вишен, из полевой ягоды земляники. Их у нас по степям и увалам неисчислимое количество, возами возим, а девать некуда. Вот наши бабы, приглядевшись к татарам, и делают такую татарскую пастилу. У нас у всякого этого добра много, с ней чай пьем. Изволите попробовать, Ваше высокоблагородие?" Офицер оторвал кусок, взял в рот, и лицо его сразу перекосило. "Ух! да и кисло же!". Солдаты дружно улыбнулись: "Так точно, Ваше Высокоблагородие, кисловато, а с чаем - самый раз. Слышь ты, Радивилов, дай и Высокоблагородию чистый стаканчик с чаем". Радивилов налил чая, положил по своему усмотрению сахару и подал на блюдце дежурному. Тот опустил туда, по примеру солдат, кусок пастилы, размешал, хлебнул раз, другой и выпил весь стакан. "А ведь верно, очень хорошо. Ну, спасибо, братцы", и пошел дальше по ротам, совершая вечерний обход рот и команд. А. Редькин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка. НА ОГОНЕК Военная быль. № 47. 1961

Вечер. Недавно пробили зорю и дежурные но ротам и командам собрались в коридоре офицерского собрания для вечернего рапорта. Из канцелярии принесли большую пачку писем и помощник дежурного по полку разбирал их по ротно. Чтобы не задерживать людей, дежурный по полку спросил дежурного фельдфебеля, все ли благополучно? Впрочем, он и так знал, что все благополучно, так иначе: ему, было бы сразу доложено о происшествии. "Так точно, ваше высокоблагородие, все в порядке, без происшествий".

Раздали письма. Дежурный и его помощник вернулись в собрание. Помощник, молодой подпоручик завалился в глубокое мягкое кресло читалки и углубился в чтение. Дежурный, потолкавшись по разным комнатам собрания, -зашел в портретный зал. Со стен на него смотрели портреты командиров полка за сто с лишним лет! Прошел в библиотеку со шкапами красного дерева, наполненными книгами и журналами, там были библиографический редкости тоже столетней давности. Прогулялся по биллиардной, и, ткнув от, скуки кием оставленный кем-то на биллиарде шар, прошел в столовую. Большая комната, отделанная дубом, с дубовыми панелями. На окнах, выходящих на Марсово поле, занавеси с полковым гербом: Павловский орел с поднятыми крыльями и на щите мальтийский крест. Витрины с тяжелыми серебряными братинами. Откинув, занавеску, взглянул в окно. Во всю длину и ширину Марсова поля несет снег, тускло горят огни трамваев, проходящих около Летнего сада. Картина грустная. Заглянул в окно биллиардной на Константиновскую площадку: здесь тише, не так метет. Ярко; вспыхивая, горят электрические фонари, освещая громаду Мраморного Дворца. Пешеходов почти не видно, изредка, торопливо шагая, промелькнет закутанная в шубу фигура, проплелся порожняком извощик, вот быстрой рысью прокатили еще два, везя пассажиров с чемоданами с вокзала или на вокзал. Мощным башенным боем пробили высокие английские часы в биллиардной 11 ударов. Им звонко ответили Ампирные, вывезенные из Парижа в 1814 году. Часы с фигурой Императора Александра 1-го, венчающего короной бюст Людовика. Уже время - кончаются представления в театрах и можно ожидать прибытия "на огонек" друзей. Старшой собранской прислуги приготовляет стол, расставляет приборы, принес карточку блюд, которыя может предложить наш повар Александр Иванович. Послышались быстрые шаги и, протирая запотевшие стекла пенсне, вошел с красным от ветра и мороза лицом первый, заглянувший "на огонек". Появился и хозяин собрания, к которому сейчас же подошел старшой. - Ну как? у тебя все готово? - Так точно, ваше высокоблагородие, картошка уже печется, ветчина нарезана, водка за окном. А Александр Иванович приказал вам, ваше выскоблагородие, доложить, что он заливное из поросенка приготовил, окромя прочих блюд. - Ну, что же, это отлично.

Вот еще и еще подходят офицеры, кто в сюртуке - из гостей, кто в мундире из Императорских театров. Веселые, продрогшие на морозе, входят, потирают руки и поглядывают на дежурного. - Да долго ли ты нас томить будешь? - Да сейчас, вот Яша и Никс подойдут. Яша и Никс, наши Орест и Пилад, оба капитаны, командиры 13-й и 14-й рот, всегдашние и постоянные заседатели собрания. Яша - Николай Викторович Яковлев, а Никс - вовсе не Никс, а Алешка Алексеев. Но вот и они пришли. Загремели стульями, усаживаясь у стола. Принесли сковороды с шипящей, жаренной с горчицей ветчиной, блюда, покрытые салфетками с печеной в мундире картошкой, масло, селедку и ледяную водку: это все, что всегда ставилось дежурным офицером своим гостям-приятелям, вообще всякому зашедшему "на огонек" в собрание. Сколько бы ни выпили и не съели его гости, он все оплачивал, по все, что заказывалось по карточке и всякое вино потребованное сверх водки, платили сами заказчики. С мороза, да еще проголодавшись, дружно пили водку, закусывали ветчиной, селедкой, картофелем с маслом, но всего этого было мало. То один, то другой заказывали еще и по карточке, то перед одним, то перед другим появляются бутылки с вином. Оживление ростет. - А сколько же нас здесь всего? - Да человек десять наберется. - А не позвать ли нам Граменью? - Ну, что же, позови. И вот идет кто-нибудь к телефону - вызывает "Аквариум" и справляется, свободен ли Граменя, если свободен, приглашает его приехать в собрание. Неаполитанцы всегда с удовольствием соглашаются, так как им, кроме 100-150 рублей за вечер, предлагают ужин, а питья сколько влезет. Минут через 15-20, появляются итальянцы, в полосатых куртках, с гитарами и мандолинами. И чего только они не пели за ночь? Потом ужинали и пили, а часа в 3-4 ночи, ублаготворенные, отправлялись домой. Иногда, правда не часто, загул принимал широкие размеры. Тогда звали полковой оркестр, духовой или струнный. По окончании консерватории или

музыкальных училищ, кому надлежало отбывать воинскую повинность, поступали в гвардейские полки и, конечно, зачислялись в оркестр, где, играя и обучая учеников, обыкновенно воспитанников школы солдатских детей, отбывали свой срок. Благодаря им, а так-же и тому, что в наших полках бывало много сверхсрочных музыкантов, полки имели великолепные оркестры. Иногда в полку устраивались небольшие музыкальные вечеринки. В полку были офицеры прекрасно играющие на рояле - Базиль Гладкий (Сергей Александрович Кондратьев), на скрипке, Дмитрий Ростовский (Димитрий Иванович Ростовцев), па цитре Карлуша Мейер, который, со братьями Сашей и Витей, правда не служившими в полку, но бывшими частыми гостями собрания, устраивал музыкальные вечера. Иногда приезжал со своей арфой Андреев, его отец был военным чиновником, оружейным мастером в нашем полку. Сынишка его был славный, способный мальчуган и офицеры полка дали ему возможность окончить музыкальное образование в консерватории. Он отлично играл на гитаре, цитре, но его классом была арфа. Он всегда говорил и повторял, что всем обязан полку и нет у него большого удовольствия, как отплатить полку своею игрою. Иногда ставилась в столовой небольшая сцена и, после 2-3 репетиции устраивался вечер: танцевали балерины, старик Легат, сидели друзья приятели офицеров, художники, которые тут же делали наброски. Обычно, накануне такого вечера командир полка ехал па Петербургскую сторону в Новый Дворец к Великому Князю Николаю Николаевичу и приглашал Его на вечеринку. Великий Князь благодарил за приглашение и обязательно являлся. Громко хохотал при смешных куплетах, хлопал в ладоши, с удовольствием ужинал, но почти ничего не пил. Весело разговаривал, подмигивал, вообще чувствовал себя непринужденно и уезжал далеко за полночь. В полку было несколько офицеров носящих немецкие фамилии и вот Карл Мейер устроил вместе с ними настоящий бир-фест. Столовая вся увешена плакатами, каррикатурами на своих же офицеров. Были в полку рисовальщики и каррикатуристы, как, например, Андрей Потоцкий. У камина бочка Лёвенбрей, на столе, во всю длинну столовой, сыры разных сортов, видов и вкусов, колбасы, сосиски, ветчина, большие немецкие кружки с оловянными крышками и полнейшая дисциплина за столом, никакой инициативы, ни водки, ни вина, ни особо заказанных блюд. "Набирфестились" основательно. А утром пожалуйте на занятия в роты и чтобы ни в одном глазу. Правда, такие развлечения устраивались почти всегда под праздник, чтобы было время придти в себя. Но, если случайно, экспромтом, устраивались среди

недели, надо было держать себя, иначе и от ротного влетит и баталионный кислых слов наговорит и не дай Боже, если старший полковник в портретный зал пригласит для разговора! При чем, разговаривать то будет только он. Да, умели пить, но умели и служить, воспитывая молодежь в крепком духе дружбы и службы. Да это и легко было: состав офицеров был однороден, почти все происходили из военных семей и на 90% были кадетами, восприявшими все военные догматы военной среды. Это, действительно, была сплоченная каста. Карточная игра процветала у нас, но играли только в коммерческие игры: неизбежный преферанс, винт, бридж. Азартные игры были строжайше запрещены общим собранием офицеров после печального случая с князем Вадбольским и Ломоносовым, когда первый убил на дуэли второго. Дежурный офицер, а дежурили поручики и штабс-капитаны, войдя в карточную комнату и, увидев азартную игру, подходил к старшему из играющих, будь то -полковник, и говорил: "Господин полковник, на основании постановления общего собрания г.г. офицеров, прошу прекратить игру". На что тот, встав, отвечал: "Слушаю, г.г. офицеры, игра прекращена". Но это было за все мое пребывание в полку не более 2-3 раз. Вопреки распространенному мнению, что свои материальные дела, офицеры Гвардии поправляли, женившись на девицах не дворянского происхождения, но с крупным приданным, не соответствовало действительности. Офицер Гвардии мог жениться на девице только дворянского происхождения и не занимающейся какой-либо службой. При заявлении офицера о желаний вступить в брак суд чести, Г.г. офицеров наводил справки, судил, рядил и выдавал разрешение на брак или же его отклонял. Был такой случай: барышня дворянка, окончившая институт и в институте же преподававшая музыку и языки, благодаря тому, что этим зарабатывали, была найдена неподходящей и брак не был разрешен. Это, конечно, крайность. И всеже офицер вышел из полка и женился. Очень было строго и излишне щепетильно. Но все, вместе взятое, делало массу офицеров монолитной, связанной одними убеждениями, взглядами и традициями своих полков. Война показала с каким упорством, в безнадежных положениях, полки Гвардии, раза 4-5 переменившие состав лошадей, но сохранившие небольшой кадр старослуживых, коренных солдат и офицеров, дрались, истекая кровью и тая, как воск на огне. И противник отдавал должное: уже после войны, в воспоминаниях немецких генералов встречаются следующие строчки: "неожиданно должны были остановиться. Русские оказали упорное сопротивление, переходя в контр-атаку и бросаясь в штыки - перед нами оказались полки Русской Гвардии".

А. Редькин

Полковые праздники в русских гусарских полках "Отчего ж так сердце замирает..."

На чем легче всего сегодня проверять пристрастия публики? Конечно, на кино. Даже применительно к такому специальному вопросу, как регулярная кавалерия. Итак, кто из публики готов назвать хоть один фильм, героями которого были бы уланы, кирасиры, драгуны, конные егеря, конногренадеры и уж тем паче коннопионеры?.. Вот-вот! А гусары?.. Пожалуйста! «Гусарская баллада», «Эскадрон гусар летучих», «О бедном гусаре замолвите слово», киноманы пополнят список картинами «Крепостная актриса», «Сватовство гусара», «Лермонтов»… Нечто похожее – и в песенном наследии. Есть, правда, «Кавалергарда век недолог», «Никогда нам не служить в кавалергардах», «Я дочь молодого драгуна»… Еще полковые песни, но их нонче не только не поют, об их существовании знают-то единицы. Песня, как известно, без стихов невозможна. И ведь смотрите: в кирасирах служили офицерами Афанасий Фет, Александр Одоевский, Всеволод Костомаров, Алексей Хомяков, в уланах вольноопределяющимся начинал Николай Гумилев, но песен на их «кавалерийские» стихи не сложилось. Да и самих-то стихов на сию тему почти нет. То ли дело гусарская лирика и гусарская песня. Один Денис Давыдов чего стоит. А ведь помимо него в гусарах служили Лермонтов, Грибоедов, Чавчавадзе, великий князь Олег Константинович, погибший в бою в 1914 году, и тот же Гумилев, переведенный в 1915 году из улан. Высокая степень, как сказали бы сейчас, креативности, свойственная гусарскому офицерству русской армии, математическому анализу не поддается. Да и надо ли? Ну какая, в самом деле, нужда досконально выяснять, почему не только гусарское поэтическое наследие, но и вообще весь гусарский фольклор оставил столь яркий и

неповторимый след? Давайте обратимся к самим гусарским историям. Кто знает, не в них ли ответ, почему, например, после ухода Елисаветградского гусарского полка в декабре 1826 года «веселый, добродушный и приветливый Саратов… вдруг становится скучным, чопорным, холодным», как писал местный краевед Василий Юрьев? Он, правда, ничего не поведал о том, что елисаветградцы, передислоцировавшись в беззаботный Севск, сделали «веселым и приветливым» и этот уездный городок. Метод выбрали радикальный. После, как водится, пирушки офицеры произвели показательный штурм тамошнего… монастыря. Само собой, женского. Обитель пала, а вместе с ней – и карьера командира полка полковника Рашевского, отданного под суд. А сам полк в полном составе отправился штурмовать уже настоящую крепость – турецкую Шумлу. В Николаевской кавалерийской школе Кстати, об обители. Первые навыки словесной эквилибристики и привычки к постоянной «боевой» готовности будущие гусары, равно как и представители других видов кавалерии, познавали в «Славной школе» – одном из трех специальных учебных заведений, готовивших кавалерийских офицеров. Когда-то одним из эскадронов в Школе, вспоминал гусарский офицер Владимир Литтауэр, командовал полковник Ярминский по прозвищу Папа Саша. Всем хорош был гусарский полковник, но один грех имел: любил поговорить, не имея к тому ни малейшего призвания. Хуже того, мысль Папы Саши почти всегда работала так, что в конце концов дело заканчивалось бестактностью. Однажды эскадронный командир застукал в собственной квартире кого-то из юнкеров, целующимся с прелестной горничной. Папа Саша решил использовать ситуацию для лекции всему личному составу эскадрона на тему морали и нравственности. Закончил речь, апеллируя к непосредственному виновнику события: «Кроме того, юнкер Юрлов, для кого я держу эту девицу – для вас или для себя?» В Ахтырском гусарском полку Кстати, о женщинах. Большинство жителей современной Ахтырки, что в Сумской области на Украине, будут спорить до хрипоты, что традиция произносить третий тост за женщин родилась именно в 12-м Ахтырском гусарском полку. Сразу стоит оговориться, что помимо цифр, означавших номер кавалерийской дивизии, в которую полк входил, в наименовании обязательно присутствовало название города или местности, где полк был сформирован изначально. Итак, третий тост… После взятия русской армией Парижа в 1814 году ахтырцы стояли в местечке Аррас. Все ждали высочайшего смотра. Больше со страхом, чем в предвкушении наград и подарков. Полк во время кампании так поизносился, что больше походил на толпу босяков, чем на кавалерийскую часть. Выход из положения нашел командир полка полковник Денис Давыдов. Рядом с Аррасом находился большой женский монастырь капуцинок, цвет монашеских ряс которых полностью совпадал с цветом доломанов и ментиков ахтырцев. По распоряжению командира со складов обители изъяли запасы коричневого сукна и сшили из них новенькое обмундирование для тысячи гусар. Император Александр полк похвалил и велел ему носить коричневое вечно. Спустя 100 лет, когда уже шла Первая мировая война, офицеры полка свидетельствовали, что третий тост по-прежнему звучал так: «За французских женщин, которые пошили нам мундиры из своих ряс». Свидетельствовали,

между прочим, представители рода Лермонтовых, служившие в Ахтырском гусарском в 1914 году. В лейб-гвардии Гусарском полку Кстати, о Лермонтове. Он отметился службой в двух гусарских полках – лейб-гвардии Его Величества, затем, во время первой ссылки, – лейб-гвардии Гродненском, а позже – вновь в царскосельских гусарах. Царскосельскими гусар называли потому, что казармы полка находились в Царском Селе, в той его части, что до сих пор носит название «София». Как-то корнет Лермонтов слишком увлекся службой и никак не мог собраться выехать из Царского к бабушке Елизавете Алексеевне, ожидавшей его с нетерпением в Петербурге. Шла Масленица, а единственный внук так и не попробовал чудесные блины арсеньевского повара Тихоныча. Помог случай. В петербургской квартире Лермонтова появились его закадычные друзья – преображенец Костя Булгаков, известный всей столице забияка и шутник, и лейб-драгун Николенька Юрьев. Вот их-то бабушка и снарядила в Царское с наказом привезти Мишеля. Друзья благополучно добрались до гусарских казарм, там приняли участие в скромном застолье, «арестовали» Лермонтова, а с ним еще с полдюжины гусар, и помчались на санях назад. С собой у них, как говорится, было… На подъезде к петербургской рогатке Лермонтов предложил оставить в книге проезжающих какую-нибудь запись повеселее. Все согласились. Долго недоумевал караульный унтер-офицер из преображенцев, глядя то на веселые лица под гусарскими фуражками с красными околышами, то на листок бумаги со списком проезжающих. В бумаге значились: маркиз Глупиньон, дон Скотилло, боярин Болванешти, фанариот Мавроглупато, лорд Дураксон, барон Думшвейн, пан Глупчинский, синьор Глупини, паныч Дураленко и чистокровный российский дворянин Скот Чурбанов. Последний псевдоним присвоил себе гусарский корнет Михаил Юрьевич Лермонтов. В Митавском гусарском полку Кстати, о корнетах. Это был младший офицерский чин в кавалерии, аналог пехотному подпоручику. Исключение составляли драгунские полки, в которых чины именовались также по-пехотному: вахмистр – фельдфебель, корнет – подпоручик, ротмистр – капитан… Раз младшие, значит, как нетрудно догадаться, самые веселые и беззаботные. Так оно и было. Потому как в большинстве своем корнеты числились еще и в холостых. Это гвардия стояла в Петербурге и Варшаве. Армейские же части были разбросаны по городам и весям великой империи. Кавалерийским полкам доставались, по большей части, города и веси вблизи западной границы – на Украине, в Польше и Прибалтике. Причина ясна: кавалерия мобильна и в случае войны первой сможет ступить на землю врага. В то же время переброска кавалерийских частей издалека – всегда проблема. В один вагон того времени помещалось всего 8-12 лошадей. Большинство городков Восточной Польши были как под копирку. Несколько тысяч жителей, два-три ресторанчика, иногда вокзал

и… полк! Центр всех событий местечка, его радость и горе одновременно. В кавалерийском полку числилось до сорока офицеров. Добрая половина – корнеты. Управлял этой ватагой вне службы так называемый старший корнет. То есть тот, кто получил производство в чин ранее других. 14-й Митавский гусарский полк стоял гарнизоном в Петроковской губернии. Местечко захудалое. Местные евреи, составлявшие большинство населения, тягу молодых офицеров к почитанию Венеры, мягко говоря, не одобряли. Оставалась одна радость – полковое собрание с ужинами, бильярдом и службой Бахусу. Как-то в пятом часу утра господа корнеты покинули собрание и отправились подышать. В местечке темень – хоть глаз выколи. Единственное окно привлекло внимание офицеров: за светящимся квадратом месил тесто старик-пекарь. Кто-то из корнетов с грустью заметил: «Вот мы с вами, господа, развлекаемся, а человек работает. И все для того, чтобы завтра… то есть сегодня у нас к завтраку были свежие мягкие булочки. Пойдемте, поможем ему, а?» Пекарь был опытным человеком и безропотно пустил дюжину офицеров к рабочему столу. Предоставляю всем самостоятельно догадаться, какие именно фантазии воплотили в пшеничных миниатюрах 22-25-летние молодые люди, в меру выпивавшие с вечера и лишенные иных развлечений в заброшенном Богом еврейском местечке… К 8 утра, как и положено, корнеты были в полку на занятиях. Едва окончился развод, всех их вызвали к командиру полка на квартиру. Это называлось – «под штандарты». Полковой штандарт хранился именно там. Распекать всех корнетов было не принято, командир отчитывал только старшего корнета. Строй офицеров стоял молча. Разнос прошел на удивление быстро. В завершение командир произнес: «Ладно, идите к завтраку. Пекарь был у меня рано утром и просил вас пощадить. Говорит, никогда еще его булочки не расходились с такой скоростью, как сегодня». В Гродненском гусарском полку Кстати, о еде. Гусары жили вовсе не так вольготно, как может показаться по их поведению. Шампанское, трюфели, шитые золотом доломаны и ментики, породистые лошади! Жалованье того же корнета в первой половине ХIХ века составляло 510 рублей в год, 100 лет спустя, в канун Первой мировой, – около 1000. Меньше, чем зарплата квалифицированного рабочего. Гулять, конечно, гуляли. Но в остальное время жили скромно. Денис Давыдов так описывал гусарский быт: «Вместо дивана куль овса, зеркалом служила сабля для поправки лишь любезных усов…» Одним из первых знаменитых гусар был генерал Яков Кульнев. Быть первым – это его неофициальный девиз. Так случилось, что он стал первым русским генералом, погибшим в Отечественной войне 1812 года. В бою Кульневу шальным ядром оторвало обе ноги. Его положили на землю, и генерал, будучи в сознании, приказал снять с мундира все знаки отличия, завернуть тело в плащ и оставить. Об одном думал: чтобы атакующие французы, захватив его труп, не догадались, что известный храбростью Кульнев убит. Сам Яков Петрович так описывал гусарскую жизнь времен собственной молодости: «Решив устроить кутеж, офицеры обыкновенно выбирали просторное помещение, из которого выносили всю мебель и наполняли до самых окон сеном. Это делалось для того, чтобы подкутившему гусару можно было отдохнуть, а потом снова продолжить кутеж.

Затем приносилось деревянное ведро, в него вливалось шампанское, бургундское и портер, потом приводили боевого коня, которого с особой торжественностью расковывали. Подковы добела накаливали в огне и с церемонией бросали в ведро. По мнению старых гусар, это предотвращало дурноту у слабых». А когда кончались деньги… Император Павел I очень энергично боролся в войсках с признаками барства и сибаритства. Один из способов – организация питания государевых людей по особой табели. По ней, обед майора – а в то время Кульнев носил именно этот чин – должен был состоять из трех блюд. Как-то Павел встретил Кульнева и спросил, какие три кушанья он отведал. Гусар ответил, что ел одну лишь курицу. Павел рассвирепел и потребовал объяснить, почему майор осмелился ослушаться. Кульнев объяснил так: «Виноват, Ваше Величество, но сначала я положил ее плашмя, потом смело водрузил ребром и, наконец, безжалостно обкусал ее сбоку». Император был не только вспыльчивым, но и весьма веселым человеком. Простил смельчака. В Сумском гусарском полку Кстати, о смелости. Эта главка, разумеется, могла бы стать самой длинной, ибо историй о гусарской удали и храбрости не счесть. Но в этом гусары вряд ли превосходили коллег из кирасирских, уланских, драгунских и казачьих полков. Поэтому ограничимся одним случаем, который как нельзя лучше подчеркивает отменное чувство юмора, свойственное гусарскому характеру. В 10-е годы ХХ века сумцами командовал полковник фон Гротен. Он-то и повел гусар на Первую мировую войну. Как-то во время боя Гротен сидел в седле и наблюдал за ходом атаки своих эскадронов. Вокруг – свист пуль, в небе – дымки от шрапнели. Вдруг полковник заметил, как прямо по ржаному полю к нему на полном галопе несется гусар-связной. «Что ж этот сукин сын уничтожает урожай, а?» – возмущенно обратился фон Гротен к полковому адъютанту. Надо заметить, фон Гротен в принципе очень трепетно относился к уничтожению чего-либо, а уж тем более – коголибо. Он искренне жалел не только каждого выбывшего солдата, но и каждую убитую или раненую полковую лошадь. А сам под огнем стоял прямо. Держаться с достоинством – это профессиональная черта русского офицера. При любых обстоятельствах честь превыше всего. И не только личная честь, но и честь родного полка. Как-то корнеты Сумского полка Поляков и уже упоминавшийся Литтауэр решили отметить удачное приобретение породистого щенка. Поехали в знаменитый ресторан «Яр» (Сумской полк дислоцировался в Москве, в Хамовниках). После хорошего ужина собрались было назад в полк, но тут выяснилось, что Поляков бумажник забыл, а Литтауэр не имел при себе необходимых 35 рублей. Всего-то – 35 рублей! Ситуация! Подумали-подумали и… перешли в отдельный кабинет, вызвали цыган, заказали шампанского! Когда счет превысил несколько сот рублей, с легким сердцем подписали бумажку и отбыли восвояси. Кто ж в «Яре» не поверит гусарской подписи на чеке и усомнится в том, что у офицера-сумца могут быть хоть какие-то проблемы? Ну, разве что… служил перед Великой войной в Сумском полку полковник Рот. Чудочеловек, вот только имел склонность к крепким напиткам. В результате нос полковника отражал его страсть, которая, впрочем, службе не вредила, так как Рот за рамки приличий не выходил. В это же время в полку служил офицер, чья жена отличалась исключительной стеснительностью. Муж дал ей как-то совет по этому поводу – мол, чтобы завести беседу, надо только понять, чем интересуется человек в жизни. О том и спросить. Так вышло, что первым гостем в тот вечер у застенчивой хозяйки оказался полковник Рот. Дама

посмотрела на лицо Рота и, оценив его нос, поинтересовалась: «Полковник, вы любите выпить?» В Елисаветградском гусарском полку Кстати, о выпивке. Если судить по гусарскому фольклору, то можно подумать, что пьянство в полках было обыкновенным способом существования большинства офицеров. Действительно, как еще можно интерпретировать следующую историю? Эскадрон ротмистра Турчанинова стоял в Шатове. Это еще хуже, чем Ченстохов, где стояли гусары Митавского полка. Видимо, в ротмистре погиб священник. Уж больно он любил в состоянии легкого подпития переодеваться батюшкой и служить службу. Причем почти всегда одну и ту же. А именно: подпоручика Ицкова, благо он был слаб на спиртное, напаивали мертвецки пьяным, наряжали в саван, клали в гроб, и Турчанинов отпевал его по всем правилам. Затем ящик грузили на телегу и в сопровождении эскадрона со вставленными в дула винтовок горящими свечами везли на высокий холм близ Шатова. Там отпевание заканчивалось, гроб с Ицковым оставляли и расходились по квартирам. К утру протрезвевший и продрогший подпоручик как был, в саване, бегом возвращался в Шатов, ругаясь на чем свет стоит и клянясь, что больше – ни рюмки. Проходило время – и история повторялась. Однако!.. По свидетельству участника этих отпеваний графа Остен-Сакена, все это было скорее ребячеством, чем болезнью. Едва кончились 20-е годы ХIХ века, как мода на пьянство прошла, и почти все офицеры, кутившие столь изрядно, потеряли к бутылке всяческий интерес. Что же касается нижних чинов, тот тут пьянство преследовалось и по уставу, и по традиции. В лейб-гвардии Гусарском полку Кстати, о традиции. Дуэльной. Служили в лейб-гусарах два закадычных друга: князь Яшвиль и князь Долгорукий. Как-то Яшвиль вернулся из Петербурга в Царское Село весьма возбужденный. В полку знали, что он влюблен в одну актрису. Во время артельного обеда и зашел разговор как раз о театре и актрисах. Долгорукий в присущей ему язвительной манере вдруг возьми да и выдай весьма нелестную характеристику таланту возлюбленной Яшвиля. Возникла неловкая пауза. Спустя какое-то время после обеда к Яшвилю зашел Долгорукий и торжественно сообщил, что готов дать ему удовлетворение, так как за столом имел несчастье оскорбить и самого князя, и предмет его воздыханий. Яшвиль выслушал друга, но сделать вызов отказался и посчитал инцидент исчерпанным. Тогда Долгорукий стал настаивать и объяснил свою позицию. Мол, князь волен на него не обижаться, но законы чести требуют поединка, ибо конфликт произошел на глазах других офицеров и иначе поступить не можно. Препирательства кончились тем, что Долгорукий обвинил Яшвиля в трусости. При таком раскладе Яшвиль уже ничего не мог поделать, и друзья вышли к барьеру. Первым стрелял князь Яшвиль. С твердым намерением быстро закончить дело, превратив его в формальность, Яшвиль выстрелил в землю. Спустя секунду князь Долгорукий упал замертво. Оказалось, пуля ударила в камень, закрытый высокой травой, и срикошетила прямо в сердце. Яшвиля наказали строго: разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ. В течение всего того периода князь был безжалостен к себе, отказываясь от всех предложений смягчить

его судьбу. После успешной Даргинской операции в 1845 году князя произвели в офицеры и вернули в лейб-гвардии Гусарский полк. Спустя некоторое время он получил этот полк под свое командование. Но до конца жизни оставался мрачным и молчаливым человеком. История умалчивает, как реагировал мрачный Яшвиль на другую традицию, теперь уже сугубо полковую. Дело в том, что в полковой праздник на Павла Исповедника утром, часиков так в пять, все офицеры славного полка гусар Его Величества должны были покинуть насиженные с вечера места в полковом собрании и, предварительно раздевшись донага, на четвереньках спуститься по ступеням главного подъезда. К этому моменту вышколенные буфетчики подтаскивали огромное корыто, сродни тем, из которых поили свиней, и наполняли его водкой до краев. Офицеры, толкаясь, приникали к корыту и жадно пили. Избегать этого достойного мероприятия, по давней традиции завершавшего праздник, крайне не рекомендовалось. Отлынивающий неизбежно покидал полковую семью. Поэтому даже великие князья дома Романовых, служившие в полку, толкались и рычали наравне с корнетами. Может быть, для князя Яшвиля сделали исключение? В Александрийском гусарском полку Кстати, о смерти. В 1807 году прусский маршал Блюхер перепутал из-за похожести мундиров свой прусский полк «Гусаров смерти» и наш Александрийский гусарский. О чем, собственно, и заявил командиру русского полка, ссылаясь на черный цвет формы тех и других. Русский офицер поправил пруссака, сказав, что александрийцы – не «гусары смерти», а «бессмертные гусары». Спустя век 5-й гусарский Александрийский получил и соответствующую эмблему – серебряные череп и кости. Гусар-александриец Владимир Карамзин вспоминал, как в 1916 году в их полку появился новый офицер. Прапорщик с двумя солдатскими Георгиями на груди пришел в штаб для представления командиру полка. Командир был занят, и штабс-ротмистру Карамзину из вежливости пришлось затеять беседу. Зная о пристрастиях новоприбывшего, он заметил, что настоящее время бедно значительными поэтами: «Вот если мы будем говорить военным языком, то мне кажется, что «генералов» среди теперешних поэтов нет». Некрасивое лицо прапорщика несколько оживилось, и он ответил: «Ну нет, почему так? Блок вполне «генерал-майора» вытянет. А вот Бальмонту ради его больших трудов штабскапитана дать можно…» Долгим этот разговор о поэзии быть не мог, так как вскоре прапорщика вызвали к командиру полка. Да, чуть не забыл, звали того прапорщика – Николай Гумилев. В Ахтырском гусарском полку Кстати, о подвигах. В 12-м Ахтырском перед Великой войной служили три брата Панаевых. Ротмистр Борис Панаев погиб в конной атаке 13 августа 1914 года. Первый георгиевский кавалер, награжденный посмертно. Штабс-ротмистр Гурий Панаев пал в конной атаке 28 августа 1914 года. Посмертно награжден Георгием IV степени.

Ротмистр Лев Панаев убит в бою 19 января 1915 года. Награжден Георгиевским оружием и посмертно орденом Георгия IV степени. За несколько дней до гибели Льва Панаева к генералу Брусилову обратился с рапортом четвертый брат, лейтенант флота Платон Панаев, с просьбой зачислить его в состав Ахтырского гусарского полка. Брусилов дал согласие, но после известия о смерти третьего брата подписал приказ об отозвании Платона в тыл. 1 апреля 1916 года Платон Панаев был включен в экипаж боевого корабля Балтийского флота и отбыл из Петрограда в действующую эскадру. С благословения матери – Веры Николаевны Панаевой. Там за поворотом, недурен собою, Полк гусар стоит перед толпою… Солнышко сияет, музыка играет. Отчего ж так сердце замирает?..

ПОЛКОВОЙ ПРАЗДНИК Каждый полковой праздник являлся событием в жизни полка. Ни к какому другому празднику не готовились так, как к полковому. Ведь полковой праздник был связан с посещением полка царем, который в этот день был гостем полка. Кроме того, весь полк, начиная со старшего полковника и кончая последним новобранцем, составлял одну большую и дружную семью, все члены которой в день полкового праздника являлись именинниками, и каждому хотелось, чтобы этот день прошел особенно удачно, торжественно и весело. Еще задолго до праздника начинались совещания командира полка со старшими офицерами. Обсуждались все мелочи церемонии парада, меню обеда в офицерском собрании и программа увеселений офицеров и солдат. Эскадронные командиры с вахмистрами производили выводку лошадей, осматривая их ноги, гривы и хвосты, и отбирали красивейших коней для фланговых и «замковых» унтер-офицеров. Капельмейстер Риотто, итальянец, так и ненаучившийся, несмотря на 25-летнюю службу, правильно говорить по-русски, с утра до вечера репетировал трубачей : - Трамбон, вриешь, - кричал он, постукивая по пульту дирижерской палочкой и обрывая на полутакте начатый марш. - Сапчинский, aллэ соло уф перед ! - Букирефф, комансэ обратно ! Непосвященному было бы трудно понять, что означают эти выражения, но трубачи их прекрасно понимали, и через некоторое время стройная мелодия снова оглашала полковой двор. Не менее других хлопотали старший полковник и хозяин собрания. Надо было обсудить с буфетчиком, какие горячие и холодные закуски сервировать к обеду, первому и второму ужину; проверить состояние погреба, вычистить запасное столовое серебро, сговориться с

румынским оркестром Гулеско и цыганами, которые должны были увеселять госте й между обедом и ужином. В эскадронах заготовлялись перцовка и другие настойки, а также пиво, которое целыми ящиками свозилось в эскадронные цейхгаузы. Кашеварам было приказано, кроме положенных обеда и ужина, приготовить обильный второй ужин. Накануне праздника на заднем плацу была произведена репетиция парада, на которой еще раз были осмотрены конский состав и обмундирование. Так как все оказалось в порядке и эскадроны без всякой заминки стройно прошли перед командиром полка рысью и полевым галопом, то репетиция скоро закончилась, эскадроны вернулись домой и наступило предпраздничное затишье. Все приготовления были закончены, и полк отдыхал. Вечером весь полк собрался в старой полковой 3наменской церкви (построена в 1741 году) на торжественную всенощную. Старые однополчане, заслуженные генералы и проживающие в Петергофе отставные солдаты - ветераны русско-турецкой войны сошлись в полковую церковь помолиться в родной семье. Великий князь Дмитрий Константинович, девять лет прокомандовавший полком, также присутствовал на богослужении и скромном ужине, состоявшемся после всенощной. Наступил день праздника. С раннего утра под наблюдением вахмистров происходил тщательный туалет лошадей. Каптенармусы выдавали людям парадное обмундирование. В 9 часов утра эскадроны начали выстраиваться на полковой улице. Сытые кони грызли удила и играли под всадниками. Трубачи заиграли «под штандарты», и полковой адъютант подвез к четвертому эскадрону геоpгиевский штандарт. Под звуки полкового марша подъехал командир полка, поздравивший каждый эскадрон с праздником. Скомандовав «слева по три», он повел полк на задний плац. Вес еннее солнце заливало плац своими ласковыми лучами, отражавшимися на серебряных трубах полковых трубачей. Толпы празднично разодетых людей, петергофских обывателей и петербургских дачников, стояли вокруг плаца. В центре его была разбита украшенная зеленью и цветами царская палатка, у которой стояли на часах два бравых конвойца в красных черкесках. Начался съезд начальства. Первым подъехал и поздравил полк с праздником бывший однополчанин - начальник дивизии генерал Брусилов. Вслед за ним на сибирском маштачке с нагайкой в руке подскакал командир корпуса генерал Данилов. И наконец, появилась эффектная фигура главнокомандующего гвардией великого князя Николая Николаевича. Каждый из начальников объезжал фронт полка, здоровался с эскадронами и поздравлял их с праздником. Около десяти часов раздались издали все громче и громче нараставшие крики «ура» : собравшиеся посмотреть нa красивое зрелище парада обыватели приветствовали автомобиль Государя. Царский автомобиль бесшумно подкатил к палатке. Государь сел нa подведенного ему коня, а приехавшие с ним Государыня и Великие Княжны прошли в палатку. Раздалась команда : «Смирно, шашки вон, пики в руку, господа офицеры !». Трубачи заиграли полковой марш. Государь шагом подъехал к первому эскадрону. С видимым удовольствием оглядел он стройные ряды статных,

красивых всадников и выхоленных, блестевших нa солнце вороных коней, поздоровался и поздравил эскадрон с полковым праздником. Громкое «ура» раздалось в ответ Государю. Трубачи оборвали полковой марш и заиграли народный гимн. Медленно двигался Государь вдоль фронта полка, сопровождаемый свитой и иностранными военными агентами. Он останавливался перед каждым эскадроном, здоровался с людьми, обращаясь отдельно к заслуженным сверхсрочным вахмистрам. Объехав полк, Государь рысью направился к царской палатке. Раздалась команда : «К церемониальному маршу !». Эскадроны, равняясь, как по ниточке, стали проходить перед царем. Ha фланге первого эскадрона, салютуя фельдмаршальским жезлом, проезжал единственный в России фельдмаршал - шеф полка и старейший в полку офицер, 75летний великий князь Михаил Николаевич. Второй раз полк проходил полевым галопом. Редкое и красивое зрелище представляло собой это прохождение стройных, одетых в парадную форму с красными лацканами, в косматых касках всадников, сидевших нa подобранных масть в масть вороных конях. Государь благодарил каждый эскадрон и громкое «рады стараться» раздавалось в ответ нa царскую благодарность. По окончании церемониального марша полк снова построился фронтом к царской палатке. К государю подошли два Георгиевских кавалера : каптенармус Синегубкин и вахмистр Масленников. Синегубкин нес нa подносе мисочку со щами и судок с гречневой кашей, так называемую «пробную порцию» сегодняшнего солдатского обеда. Масленников держал в руках небольшой графин с водкой и серебряную чарку. Приняв от Масленникова чарку водки, Государь поблагодарил офицеров и солдат за прекрасный парад и провозгласил здравицу полку. 3атем он с удовольствием отведал солдатских щей и каши. После этого Государь простился с полком, пригласив офицеров во дворец на завтрак. Парад кончился. Собравшийся на плацу народ криками «ура» провожал отъезжавший царский автомобиль. Полк под командой дежурного офицера возвращался с веселыми песнями в казармы, а офицеры ехали верхами во дворец. В большом зале старого Петергофского дворца стояли покоем три длинных стола, украшенные цветами и заставленные хрустальными вазами с фруктами и конфетами. Офицеры и прежде служившие в полку собрались в соседней гостиной, куда вскоре и вышел Царь. Он обошел всех собравшихся и пригласил их к столу. Во время завтрака играли полковые трубачи и придворный симфонический оркестр. Государь оживленно беседовал со своими гостями и по окончании завтрака, прощаясь с ними, обещал в 7 часов вечера посетить офицерское собрание. Полковой праздник 9 июня 1902 г. (2) Великие Князья Михаил Николаевич и Дмитрий Константинович на Полковом празднике. А в это время во всех эскадронах шел веселый солдатский пир. Столовые были разукрашены гирляндами из свежей зелени. Перед эскадронными образами теплились лампадки. В углу столовой на особом возвышении стоял бочонок с водкой. Каптенармус наливал каждому подходившему к нему солдату традиционную чарку (пол чайного стакана водки). На столах дымились жирные щи, сдобренная сливочным маслом рассыпчатая гречневая каша и жареная свинина.

Подоспевшие из дворца эскадронные командиры и младшие офицеры присоединились к этому пиру, пили за здоровье своих солдат и благодарили их за удачный парад. Веселый разговор, смех и шутки раздавались за всеми столами. Вахмистры и сверхсрочные унтерофицеры угощали в своих коморках вахмистров соседних полков и, в свою очередь, шли проведать приятелей в другие эскадроны. И, несмотря на обилие яств и питей, не было ни пьяных ссор, ни драк. Как хозяева, так и гости соблюдали порядок, зная, что праздник еще не кончился и что вечером приедут самые почетные гости, которых надо встретить и проводить всем полком. офицерское собрание К семи часам вечера в вестибюле офицерского собрания выстроились по старшинству чинов все офицеры и прежде служившие в полку. Среди последних находились великий князь Дмитрий Константинович, наказной атаман Войска Донского генерал Максимович, сибирский генерал-губернатор А. А. Ломачевский и много других, съехавшихся со всех концов России, чтобы провести праздник в своей родной полковой семье. Ровно в семь часов к собранию подкатил царский автомобиль. Государь обошел всех офицеров, подал каждому руку и задал несколько вопросов. Обладая прекрасной памятью, он знал по фамилиям всех, не только старших, но и младших офицеров. Сопровождаемый командиром и хозяином собрания Государь прошел в большую столовую и остановился перед ломившимся от закусок богатым закусочным столом. Каких только горячих и холодных закусок не было на этом столе! Среди них было немного деликатесов, которыми славились петербургские гастрономические магазины Елисеева и Смурова и которых было нетрудно достать в любом количестве. Украшением стола являлись не аршинные омары и лангусты, не трюфеля и страсбургские пироги, а простые домашние, но замечательно вкусные изделия полковых поваров. Тут были маленькие, утопавшие в сметане биточки, крокеты из телячьей печенки, грибы в сметане, крошечные пирожки с капустой, гречневой кашей, грибами и рыбой, не говоря уже о разных домашних солениях и салатах из рыбы и дичи. 3апотевшие графины с водками и настойками на черносмородиновых и березовых почках, перцовой, рябиновой и другие стояли во льду, окруженные серебряными чарками. Трудно было удержаться, чтобы не отведать всех этих аппетитных вещей. И гости во главе с Государем отдали заслуженную честь полковым кулинарам. Старик буфетчик, Иван Михеич, не раз в своей жизни угощавший державного гостя, сиял от удовольствия, слыша, как Государь похваливает искусство подчиненных ему поваров. 3а рюмкой водки, с папиросой в руке, Государь долго стоял перед закусочным столом, разговаривая с офицерами, интересуясь событиями и мелочами полковой жизни. И только когда большая часть кулинарии Ивана Михеича исчезла в желудках гостей и хозяев, общество перешло к обеденному столу. Государь никогда не пил дорогого французского шампанского, и, следуя его примеру, в офицерских собраниях на всех торжественных обедах подавалось русское шампанское «Абрау Дюрсо». Подняв бокал этого шампанского, Государь обратился к присутствовавшим с короткой речью, в которой благодарил командира и офицеров за прекрасное состояние полка. Ему ответили командир полка и старейший офицер генерал Ломачевский, произнесший экспромтом тост в стихах. Во время обеда в соседней бильярдной играли трубачи под управлением капельмейстера Риотто и балалаечники, которыми дирижировал виртуоз - полковой писарь Орехов. Перед десертом в столовой появились управляемые вахмистром Степаном Ивановичем Гейченко полковые

песенники. Государь любил народные и солдатские песни, а Гейченко знал, какие из них особенно нравились Царю. Долго еще сидел за столом Государь, слушая русские народные песни, которые он так любил. Наконец, он поблагодарил и отпустил песенников и по приглашению старшего полковника перешел в гостиную. 3десь гостям был предложен концерт румынского оркестра Гyлеско и знаменитого хора цыган из Новой деревни. Уже давно прошло время, когда Государю, согласно придворным обычаям, следовало бы распроститься с хозяевами и уехать во дворец, но создавшееся настроение было настолько сердечным и непринужденным, что ему не хотелось огорчать радушных хозяев. Поэтому он не только не торопился с отъездом, но даже согласился остаться на состоявшийся далеко за полночь ужин. И только в третьем часу утра провожаемый всем полком Государь уехал на свою дачу. Старшие офицеры, проводив Царя, вернулись к оставшимся гостям, а эскадронные командиры со своими офицерами разошлись по эскадронам, чтобы закончить праздник среди солдат. Долго спал полк на следующий день. И если бы не забота о своих верных товарищах конях, то вчерашние именинники спали бы еще дольше. После утренней уборки лошадей, запоздавшей на три часа, солдатам был снова выдан праздничный обед с традиционной чаркой. Праздник кончился, и наступили полковые будни с их учениями и маневрами. Ежегодно во всех полках старой русской армии справлялись такие полковые праздники. В одних полках -более торжественно, в присутствии Царя ; в других, стоявших в отдаленных гарнизонах, менее торжественно и без Царя. Но всюду - с одинаковым воодушевлением и радостью. Старые, прежде служившие в полках офицеры съезжались ото-всюду, чтобы провести этот день в своей полковой семье. И никогда эти праздники не омрачались пьяными дебошами, ибо все их уча стники соблюдали неписаный закон : офицер может и должен быть весел, но не смеет быть пьяным. Правда, на полковых праздниках выпивалось немало водки и вина, но на них пили «с умом». А если среди читателей найдутся строгие моралисты, которые осудят такое невоздержание, то я позволю себе указать им, что праздники эти происходили в России, а в «веселие Руси есть пити».