Екатерина Медичи, Черная Королева

ББК63(3)4 П38 Печатается по постановлению Редащионно-издательского совета Московского университета

Плешкова С.Л. П38 Екатерина Медичи, Черная Королева. — М.: Изд-во МГУ, 1995. — 309 с. ISBN 5-211-03245-4 Книга посвящена трагической судьбе знаменитой флорентинки, вершившей судьбы Франции в течение 30 лет. Любовь и чувство долга, благие намерения и испытание властью — совместимы ли они? А главное, возможно ли обрести душевный покой, когда повинен в убиеньи? Для широкого круга читателей. П 4700000000 - 079 077 (02) - 95 Без объявл. ББК 63(3)4 ISBN 5-211-03245-4 © Плешкова С.Л., 1995.

От автора Екатерина Медичи принадлежит к числу самых знаменитых женщин прошлого. Наследница известного флорентийского рода Медичи, супруга французского государя Генриха II и регентша при малолетних королях правящей династии Валуа оставила глубокий след в истории Франции. Четыре столетия назад ее имя не сходило с уст и со страниц публицистики. Оно связывалось прежде всего с

кровавыми событиями Варфоломеевской ночи 1572 г. Расправа над гугенотами в Париже тогда потрясла всю Европу. Современники не скупились на краски в своем стремлении представить не знающей себе подобных образ жестокой чужестранки, якобы незаконно присвоившей право управлять Францией. Мастера кисти изображали Медичи некрасивой, с тяжелым взглядом больших темных глаз. Дополненный мифами о коварствах флорен-тийки, этот образ прочно вошел в литературу. На протяжении всего последующего времени фигура Медичи не переставала привлекать к себе внимание, ибо было в этом образе много неясного и недосказанного. Историки и романисты пытались объяснить мотивы действий королевы-матери, выявить анатомию преступления и представить психологический портрет этой женщины, стерев с него случайные черты. Расширился круг источников: помимо воспоминаний современников, стало доступным огромное эпистолярное наследие Медичи, составившее в издании второй половины XIX — начала XX вв. 10 томов. Обширная переписка позволила воссоздать трагический образ супруги, матери и государственного деятеля. В нем отразилось лицо эпохи. Деятельность королевыматери вобрала в себя особенности переходного периода от средневековья к новому времени, когда традиционный общественный уклад, упорно сопротивляясь, подвергался изменениям. В большую политику впервые входила женщина. Ее личная драма будоражила воображение и воспринималась с неослабевающим интересом близкими и далекими потомками, ибо проблема роли женщины в обществе была и остается актуальной. ПРОЛОГ Летом 1559 г. французский двор торжественно отмечал заключение мира с Испанией и окончание 65-летних Итальянских войн. Франко-испанский договор о признании французским королем своего поражения и отказе от всех завоеваний на Апеннинах сам по себе не мог служить поводом для праздника. Но недавние противники скрепили мирный договор династическими браками, надеясь на то, что семейные связи станут гарантией дружественных отношений между государствами. Испанский король Филипп II и его союзник герцог Савойский ЭммануэльФилибер брали в жены французских принцесс Елизавету Валуа и Маргариту Ангулемскую — дочь и сестру короля. Предстояла большая свадьба, призванная породнить королевские дома. Главным событием празднества стали рыцарские турниры. Этот безопасный вид состязаний в лице Генриха II имел самого преданного защитника: монарх не упускал случая показать свою удаль и ловкость. Прочные латы надежно защищали рыцаря от холодного оружия. Смысл поединка заключался в умении выбить противника из седла. Тяжесть лат не позволяла упавшему самостоятельно подняться и, прикованный к земле, он вынужден был признать себя побежденным. По традиции ристалищем была выбрана самая широкая улица Парижа Сен-Антуан перед королевской резиденцией Турнель. Здесь установили трибуны для почетных гостей. Объявление об участии в турнирах Генриха И и герцогов Гиза, Немура и Феррары привлекло в Сен-Антуан не только весь королевский двор, но и представителей провинциальной знати. Три последних дня июня стали данью памяти славным временам французского рыцарства и демонстрацией доблести воинов французской армии во главе с монархом. Но судьбе было угодно омрачить этот праздник памяти и надежды. На третий день турнира, 30 июня 1559 г. в состязании принял участие Генрих II. Высокого роста и крепкого телосложения, облаченный в рыцарские латы и шлем с султаном из белых и черных перьев — цветов дамы сердца короля Дианы Пуатье, он производил впечатление легендарного исполина. Приветствуя гостей, Генрих II приглашал помериться силами самых отважных рыцарей. Первым среди них был герцог Савойский — жених Маргариты Ангулемской. Подшучивая над смущенным Эммануэлем-Филибером, сразу спасовавшим перед вызовом монарха, Генрих II приблизился к герцогу Гизу. Бесстрашный Гиз принял приглашение и оказался достойным соперником его величества. Полуденный зной заставлял рыцарей прерывать состязания и снимать шлемы, чтобы остудить разгоряченные лица. Но эти короткие паузы тут же наполнялись подбадривающими возгласами зрителей, жаждущих продолжения турнира. В гуле восторга едва был слышен тревожный голос

супруги короля Екатерины Медичи, взывавший о прекращении состязания. Однако вошедшие в азарт соперники не воспринимали этого призыва. Ощущая себя в своей стихии, возбужденный Генрих II был счастлив, он жаждал победы. Отпустив герцога Гиза и демонстрируя свою выносливость, он искал нового партнера. Его выбор пал на капитана шотландской гвардии графа Габриэля де Монтгомери. Это был сын старого Монтгомери сира Лоржа, одного из доблестных воинов Франциска I. Габриэль счел за честь приглашение короля, ответив ему поклоном, но медлил с выездом к месту поединка. Состязание напомнило ему историю о военных играх Франциска I, некогда рассказанную отцом. Тогда затеянные при дворе забавы чуть не стоили жизни королю, и виновником едва не случившегося несчастья был отец Габриэля. Замешательство капитана заставило Генриха II повторить свой вызов в форме приказа. Граф Монтгомери повиновался и занял позицию. Соперники оказались равными по силе и ловкости. В поединках трижды ломались копья. С обломками копий в руках, противники стали разворачивать своих коней в непосредственной близости друг от друга, и тут Монтгомери случайно неудачным движением поразил короля ощепом своего копья. Острый ощеп с силой вонзился в прорезь на шлеме Генриха II и выбил всадника из равновесия. Падающего короля подхватили оруженосцы. Раненого перенесли во дворец Турнель. Одна из старых королевских резиденций стала последним пристанищем Генриха II. Осмотрев рану и констатировав.поражение левого глаза, придворные медики принимали все необходимые меры. Но состояние короля ухудшалось. По настоянию Екатерины Медичи ко двору призвали известного врача Амброзия Паре. Не состоявший на королевской службе, он не сразу был доставлен в Турнель. Паре заподозрил более серьезное ранение. Для того, чтобы убедиться в правильности своего предположения, он попросил королеву распорядиться доставить ко двору из тюрьмы четыре трупа казненных накануне узников. Воля медика была исполнена. Паре подверг трупы операции, аналогичной ранению Генриха II. После четвертой попытки ему удалось убедиться в верности своего подозрения: через глаз поражен головной мозг и состояние раненого безнадежно. Король умирал. Будучи еще в сознании, он с трудом продиктовал дофину Франциску послание для находившегося в Брюсселе поверенного в делах Франции с просьбой к испанскому королю Филиппу II взять под свое покровительство наследника французского престола и народ Франции. О смерти Генриха II было объявлено спустя два дня после его кончины — 10 июля 1559 г. В тот же день состоялись похороны в королевской усыпальнице Сен-Дени. Вопреки обычаю с королем простились только близкие: с умершего не было сделано воскового слепка, который согласно традиции оставался во дворце для прощания. С гибелью короля сбылось одно из пророчеств Нострадамуса: "Молодой лев одолел старого на поле битвы в одиночной дуэли; он выколол ему глаза в золотой клетке". В 1558 г. Нострадамус, начинающий астролог, в то время более известный как врач, издал вторую часть своих "Пророчеств", поместив в ней послание к королю, в котором раскрывал методику своей работы. Его труд тогда не был замечен, и Генрих II, не поняв аллегории, никак не отреагировал на послание. Роковой для короля день стал началом популярности Нострадамуса как астролога. 10 Его пригласили ко двору, и "Пророчества" стали одними из самых читаемых сочинений. Злополучный турнир сыграл трагическую роль и в судьбе капитана Монтгомери. Боясь мести супруги короля, Габриэль бежал в Англию, где принял протестантскую веру и в годы гражданской войны во Франции сделался одним из вождей гугенотов. Участие в военных операциях против королевской армии привело отважного капитана на эшафот. В 1574 г. он был обезглавлен. Затеянный королем рыцарский турнир на исходе пятого десятилетия XVI в. оказался зловеще пророческим в преддверии братоубийственной войны. В июльские дни 1559 г. начиналась новая жизнь для первой дамы Франции, супруги короля Екатерины Медичи. Древний закон лишал королеву права наследовать корону, защищая привилегию престолонаследия для старшего сына. Королева-мать претендовала на право регентства при малолетнем наследнике. Екатерине Медичи шел сорок первый год. Она была матерью десятерых детей, пережившей к этому времени утрату троих из них. Старшему сыну Франциску едва исполнилось 15 лет, младшему Эркюлю четыре года. Две дочери, одиннадцатилстняя Клод и тринадцатилетняя Елизавета, были выданы замуж. На руках вдовы кроме Франциска и Эркюля оставались еще трое наследников: девятилетний 11 Карл-Максимилиан, восьмилетний Эдуард-Александр и шестилетняя Маргарита. Современники, рисуя портрет королевы-матери, представляли ее невысокой, не в меру полной и некрасивой женщиной. Но, как писал известный мемуарист М.Брантом, ее лицо было удивительно

выразительным, привлекая внимание своей неординарностью: большие темные глаза, высокий выпуклый лоб, крупный мясистый нос выдавали в ней представительницу флорентийского рода Медичи. Близорукость делала ее взгляд внимательным и немного настороженным. Ценители женской красоты находили достоинства в ее полной фигуре, восторгаясь белизной кожи и совершенной формой небольших рук и ног. Обладая изысканным вкусом и манерами великосветской дамы, Екатерина Медичи умела себя преподнести с большим достоинством. Ее прическа и туалеты отличались изяществом и элегантностью. В молодости и до смерти мужа она предпочитала всем остальным зеленый цвет надежды. В долгие годы вдовства Медичи была верна черному цвету печали. Вопреки обычаю, согласно которому королеве-вдове полагалось носить белый траурный туалет, в день кончины супруга она надела черное платье, не изменив этому стилю до конца своих дней. Облаченная в черное все тридцать лет своей вдовьей жизни, она получила прозвище Черная Королева. Правда, к 12 этому прозвищу, впервые сорвавшемуся из уст ее сына, Карла IX, помимо чисто внешнего восприятия, затем примешивалась мрачная оценка, данная современниками деятельности Екатерины Медичи. Однако более, чем о внешних данных, современники писали об образованности, живом и остром уме и проницательности Черной Королевы, отмечая также искусство дипломатии, которым она владела в совершенстве. После безвременной кончины Генриха II вдове короля предстоял трудный путь борьбы за сохранение у власти правящей династии. С 1559 г. на протяжении тридцати лет судьба Франции была связана с именем Екатерины Медичи. Никогда еще вдова короля не играла столь значительной роли в государственном управлении, оставаясь главной фигурой при дроре в царствование трех королей: Франциска II, Карла IX и Генриха III. Глава I

ЮНЫЕ ГОДЫ J-Аридворная жизнь Екатерины Медичи началась в 1533 г., когда четырнадцатилетней девочкой она впервые ступила на французскую землю. Маленькая чужестранка прибыла во Францию в сопровождении римского папы Клемента VII, чтобы навсегда связать свою судьбу со страной, которая, как она знала, принесла немало бед ее родной Италии. Из рода Медичи Екатерина Медичи родилась 13 апреля 1519 г. во Флоренции в фамильном дворце Риккарди. При крещении новорожденную нарекли тремя именами: Екатериной (любимым именем,в семье Медичи), Марией (в честь Богородицы) и Ромулой (по традиции наследникам знатных родов давали имя одного из основателей Рима). К 1519г. Италия вот уже 25 лет находилась в состоянии войны. Начатые французской ко14 роной завоевательные походы, за которыми пристально следили соседние государства, переросли в общеевропейскую войну. Трагедия нации коснулась почти каждого дома. Судьба Медичи не была исключением. Отец Екатерины, Лоренцо II, приходился внуком Лоренцо Великолепному — известному правителю Флоренции, приумножившему славу банкирского дома Медичи своей меценатской деятельностью и незаурядным писательским талантом. По женской линии прародительницей фамилии была знатная римлянка Альфонсина Орсини. Род Медичи укрепил свою власть во Флоренции еще в первой половине XV в., когда правителем города.стал Ко-зимо Медичи. Сын Джованни д'Аверардо Медичи после Палла Строцци был вторым по богатству человеком Флоренции. Власть далась Козимо непросто. Олигархии Альбицези, боровшейся с Медичи, удалось изгнать его из города. "Отец отечества", как называли Медичи, вернулся по требованию флорентийцев. Став правителем города, он владычествовал во Флоренции в течение тридцати лет и передал класть своим потомкам. Медичи оставили свой след и в истории Папского государства. В конце XV — первой половине XVI в. святой престол принадлежал Джованни Медичи (папе Льву X) и Джулио Медичи (папе Клементу VII), сыну и племяннику Лоренцо Великолепного. 15

Екатерина Медичи в юности

С Медичи было связано изменение политического строя Флоренции. По мере расширения территории и торговых связей города усложнялось управление им. Деятельность складывавшегося города-государства требовала более совершенных органов управления, и городская коммуна уступала место синьории. Сложность и болезненность происходивших изменений, к которым добавлялось вмешательство святого престола (попытка папы управлять Флоренцией из Рима), усугублялись развязанной извне войной. Стремясь навязать угодный им порядок, соседние государства вступали с итальянскими городами в союзы, натравливали их друг на друга и препятствовали объединению в интересах национального спасения. Эта обстановка вызывала массовое недовольство: люди связывали ухудшение своего положения с установлением синьории и требовали возврата к прошлому. Жертвой разыгравшейся трагедии был дед Екатерины Пьеро Медичи, изгнанный, в 1494г. из Флоренции в результате восстания Савонаролы. Знаменитой фамилии пришлось второй раз восстанавливать свою власть. После казни Савонаролы властителем Флоренции стал отец Екатерины Лоренцо II, сын изгнанного Пьеро Медичи. В судьбе младшего Медичи большую роль сыграл глава святого престола Лев X. Он взял под свое покровительство 17 рано осиротевшего племянника. Доблестный рыцарь Лоренцо II отважно сражался в Урби-но с герцогом Франческо, узурпировавшим власть папы Льва X в этом герцогстве. Мужество Лоренцо II восхищало Макиавелли. Великий флорентиец посвятил ему своего "Государя". Стараниями папы Льва X Лоренцо II был помолвлен с француженкой Мадлен де Ла Тур, герцогиней Бульонской. Дом Медичи породнился с древним французским аристократическим родом. Мать Мадлен, Жанна Бур-бон-Вандомская, была принцессой крови. Столь высокое положение ей принес брак с принцем крови Жаном III герцогом Бурбоном. Отец Мадлен Жан III де Ла Тур принадлежал к знаменитому роду герцогов Бульонских, один из представителей которого, Годефруа, участвовал в крестовых походах. Герцог был наследником многочисленных земель в центральной и южной частях Франции. Не нарушая обычая в выборе супруга для своей дочери, де Ла'Тур выдали старшую, Анну, за шотландского герцога Альбани Жана Стюарта, бывшего опекуном короля Джека V. Брак младшей де Ла Тур, Мадлен, с Лоренцо II Медичи был уступкой политическим интересам Франциска I: герцог Бульонский не мог воспротивиться желанию его величества, затевавшего искусную дипломатическую игру с

18 Римом. Французский король рассчитывал на поддержку святого престола в осуществлении своих

планов в Италии. Папа усматривал в короле гаранта защиты интересов Рима перед всесильным германским императором Карлом V Габсбургом — главным соперником французской короны и угрозой папскому владычеству на Апеннинах. Устроители этого брачного альянса не скупились на богатое приданое. Франциск I пожаловал Мадлен де Ла Тур пожизненный пенсион в 10 тыс. золотых экю. Лоренцо II Медичи был удостоен драгоценного колье духовно-рыцарского ордена Сен-Мишель. В свою очередь папа Лев Х^наделил племянника герцогством Урби-но, возвращению которого он был обязан Лоренцо II. Наследник флорентийского дома Медичи стал герцогом Урбино, обладателем ежегодного дохода в 25 тыс. золотых дукатов, который приносило это герцогство, и, кроме того, владельцем сокровищ, оцениваемых ювелирами в 300 тыс. золотых дукатов, — свидетельство щедрости папы Льва X. Мадлен де Ла Тур, так же как 15 лет спустя ее дочь Екатерина, навсегда покинула родину, чтобы связать жизнь с Флоренцией. Брак французской герцогини с наследником дома Медичи не обещал быть счастливым. Тяжелое ранение, полученное при взятии Урбино, сделало Лоренцо II инвалидом, приковав

19 к постели почти с самого начала супружеской жизни. Пребывая в постоянном беспокойстве за свое будущее и не подозревая, что ее дни сочтены, Мадлен ждала ребенка. На 14-й день после родов она умерла от горячки. Лоренцо II пережил супругу всего на четыре месяца. Измученный старым недугом, он не смог справиться с внезапно обрушившимся на него ударом. Альянс, подготовленный папой и французским монархом, оказался непродолжительным, но отнюдь не бесплодным. Обе стороны получили возможность продолжать дипломатическую игру и удовлетворить свои политические амбиции, распоряжаясь судьбой наследницы Лоренцо II и Мадлен де Ла Тур. Екатерина Медичи, дитя смерти, как ее называли, должна была разделить участь родителей, оказавшихся заложниками политических интересов. Дитя смерти Первые месяцы жизни Екатерина Медичи была доверена кормилице и крестным. Затем заботу о сироте взяла на себя бабушка Аль-фонсина Орсини: нездоровье девочки заставило папу Льва X на правах покровителя и ближайшего родственника отправить ребенка из Флоренции в Рим. После смерти Альфонсины Орсини Екатерина оказалась в доме своих тс-

20 ток в Риме и Флоренции, откуда попала в монастырь, и вышла из обители незадолго до своего замужества. I1 рудные, порой страшные и в то же время счастливые первые четырнадцать лет жизни оставили неизгладимый след в душе девочки. Рано осознав свое сиротство, часто предоставленная сама себе, она много читала и размышляла над прочитанным. Ее внутренний мир был не по годам богат. Во Флоренции она ощутила себя наследницей великих предков древнего Рима и современницей знаменитых мыслителей и зодчих. Стены дворца ее прадеда Лоренцо Великолепного еше хранили голоса бывавших там Пико делла Мирандола, По-лициано и Альп о Мануция, возбуждая юное воображение, а сочинения гуманистов с дарственными надписями были доступны ее внимательному взору. Во Флоренции Екатерина жила в доме, сохранившем следы старой средневековой крепости и превращенном итальянскими мастерами в красивейший дворец. Она проводила лето на вилле Медичи, которую для папы римского строил известный архитектор Джулио Римский по рисункам Рафаэля. Во Флоренции находились дорогие ей могилы родителей. Надгробный памятник отцу по заказу папы Льва X сделал Микеланджело. Лоренцо II представал перед дочерью в позе сидящего мыслителя, поддерживающего левой рукой свою тяжелую 21 голову. Тень от шлема скрывает его взгляд, губы под рукой сомкнуты: скульптор изобразил его одетым в императорский плащ. У ног своего творения Микеланджело разместил две фигурки: женскую — богиню зари Аврору и мужскую — истощенного старца с горькой усмешкой на устах, символизирующего сумерки человеческой жизни. Этими символами великий маэстро хотел передать быстротечность человеческой жизни. Возможно, что мужество Лоренцо младшего, защитника Урбино, вдохновило зодчего, глубоко переживавшего трагедию родной Италии. Мудрость этого замысла, нашедшая воплощение в камне, будет осознана Екатериной позже. В юные же годы она воспринимала этот скульптурный портрет с пиететом и скорбью.

В Риме, в папской резиденции Екатерина имела возможность проводить время в библиотеке, которая была самой богатой не только в Италии, но и в Европе. Стараниями Льва X папская резиденция стала хранилищем уникальных творений человеческой мысли. Лев X собрал и сберег растасканные во время флорентийского восстания 1494 г. из дворца Лоренца Великолепного манускрипты древних философов и ПОЭТОР, сочинения своих предков Козимо и Пьеро Медичи, редкие издания итальянских гуманистов Марсилио Фичино и Леона Батиста Альберти. Внучатая племянница Льва X и Клемента VII, она свободно себя чувствовала в

22 папской резиденции, наслаждаясь чтением, созерцанием картин и скульптуры древних зодчих и любуясь фресками известных мастеров XIV-XV вв. Мир родной Флоренции и вечного города Рима, удивлявшего своей способностью возрождаться из руин, был первой и главной школой Екатерины. Он породил в ней чувство прекрасного. Восприятие гармонии между природой и гением человеческого разума научили ее верить в созидательную силу красоты. В душе маленькой христианки Христос был неотделим от Аполлона, от других языческих богов, как на любимых ею полотнах Микеланджело и Рафаэля. Это мироощущение оказало большое влияние на формирование характера Екатерины Медичи, определив в качестве одной из главных его черт стремление к согласию, к гармонии в человеческих отношениях и терпимость. Вместе с тем, итальянский период жизни Екатерины был омрачен и страшными испытаниями. Наследнице правящей династии пришлось столкнуться с человеческой ненавистью и необузданной жаждой мести и разрушения. Как некогда ее прадед Пьеро Медичи, она стала жертвой народного бунта. Гнев доведенного до отчаяния люда обрушился на правителей города. Флорентийцы требовали изгнания наследников правящей династии Медичи и стре-

23 мились уничтожить все, что напоминало о ней. Изгнанию должны были подвергнуться Екатерина, ее кузен Ипполит и бастард Александр, сын Лоренцо II от внебрачной связи. Благодаря вмешательству Франциска I {король воспрепятствовал расправе над наследниками) маленькая Медичи была отправлена в один из лучших в Италии бенедиктинский монастырь дслла Мурате в Сиене, куда на обучение и для воспитания в лучших христианских традициях отдавали девочек из знатных семей. Славу обители принесла особая атмосфера приобщения послушниц к наукам и миру прекрасного. Делла Мурате был известен склонностью его настоятельницы и монахинь к музыке. Их стараниями религиозные церемонии, не утрачивая своей целенаправленности, превращались в настоящие праздники музыки, собиравшие под сводами капеллы истинных ценителей божественных звуков голоса и музыкальных инструментов. Здесь, в стенах сиенского монастыря, Екатерина Медичи познала еще одну грань прекрасного — музыку и приобщилась к истории, латыни и математике. В обители она нашла сочувствие и поддержку. Однако трехлетний период пребывания в бенедиктинском монастыре, подаривший девочке много счастливых дней, был прерван новыми испытаниями. Правители Флоренции, опасаясь возврата Медичи и вслед за ними французского влияния, решили взять Екате-

24 рину в заложницы. С этой целью они намеревались перевезти ее в доминиканский монастырь св. Марка, находившийся под их влиянием и известный своими строгими правилами. По свидетельству современников, поздно вечером, вооруженные аркебузами люди флорентийского правителя ворвались в сиенский монастырь и, угрожая поджечь обитель, потребовали выдачи им Медичи. Услышав угрозы, Екатерина с удивительной для своих одиннадцати лет находчивостью поспешно отрезала волосы и облачилась в монашеское платье, надеясь на то, что никто не осмелится дотронуться до послушницы. На требование незванных гостей надеть светское платье девочка ответила отказом, заявив, что выйдет из монастыря в одежде монахини, чтобы все видели, как флорентийские власти нарушают монастырский устав. В этой одежде на лошади под вооруженной охраной она проследовала через город и была доставлена в монастырь Св. Марка. Поведение юной пленницы сторонники династии Медичи оценили как смелый вызов, брошенный узурпаторам законной власти во Флоренции. Шествие монахини под конвоем вызвало сочувствие к ней и осуждение насилия. Изгнание из Флоренции, угроза расправы и перемещение в доминиканский монастырь стали первым жестоким испытанием для юной Екатерины. К этим событиям, породившим страх и сознание беспомощности перед нена-

25 вистью, она будет не раз мысленно возвращаться в смутное время во Франции.

Двухлетний период изгнания в итоге завершился возвращением Медичи во Флоренцию. \ Отвергнутая династия вновь оказалась на гребне волны политических коллизий. Но наследница рода Медичи не могла претендовать на власть во Флоренции: закон лишал женщину права занимать государственные должности. Как дочь Лоренцо II она получила лишь герцогство Урбино, став герцогиней Урбин-ской. Официальным преемником Лоренцо II Медичи был объявлен его незаконнорожденный сын Александр. К французскому берегу Восстановление позиций Медичи во Флоренции и на святом престоле благоприятствовало рождению как в Риме, так и во Франции новых матримониальных планов. Папа Клемент VII не меньше, чем Лев X, стремился возобновить трагически прерванный династический союз с французским монархом Франциском I. Планы, вынашиваемые римским папой, с удовлетворением и надеждой были встречены французской стороной. Для королевского дома итальянские земли попрежнему оставались вожделенными, но труднодоступными. Так с обоюдного согласия была

26 предрешена судьба Екатерины Медичи. Франциск I желал видеть наследницу флорентийской династии своей невесткой — женой сына Генриха, принца Орлеанского. Екатерине Медичи в то время было тринадцать лет. Не по годам взрослая, она не противилась браку, сознавая всю ответственность своего положения как представительницы рода Медичи. К моменту объявления о предстоящей помолвке Екатерина уже познала первую детскую любовь. Предметом ее обожания был кузен Ипполит. С Ипполитом и сводным братом Александром ее связывали годы детства. Папа Клемент VII прочил Ипполита в правители Флоренции. Но после неудачной попытки осуществить свой план сделал юношу кардиналом. Это был очень образованный для своих двадцати лет светский молодой человек весьма привлекательной наружности. Тициан изобразил его на своем полотне в венгерском бархатном костюме, которому юноша отдавал предпочтение. Ипполит увлекался поэзией и музыкой. Его переводы Энеиды ценили знатоки античной поэзии, а музыкальные вечера, где он пел в сопровождении цитры и лиры и виртуозно играл на флейте, привлекали ценителей музыки. Для Екатерины Ипполит был частью ее прекрасного мира искусств родной Флоренции. Молодой человек отвечал взаимно-

27 стью маленькой, худенькой и большеглазой девочке. Но привязанность юных должна была уступить практическим интересам их покровителей, ч Право выбора принадлежало папе Клементу VII. Из претендентов на руку наследницы Медичи, среди которых были сын герцога Феррарского Эрколе д'Эсте, шотландский король Яков V, принц Лотарингского дома граф Водсмон, внебрачный сын английского короля Генриха VIII герцог Ричмонд, главный предводитель войска Карла V Габсбурга, герцог Ман-туи Федерико Гонзалес и сын герцога Миланского Лудовико Море, папа предпочел сына его величества французского короля, затмившего своими достоинствами всех остальных кандидатов. В последний год перед свадьбой Екатерина жила заботами Александра. Она с большой радостью поддерживала его стремление возродить традиции дома Медичи и былое величие города. В качестве представительницы знаменитого флорентийского рода и сводной сестры герцога она участвовала во всех праздниках и присутствовала на официальных церемониях. Одним из главных торжеств в первый год правления Александра было его обручение с Маргаритой Австрийской, дочерью Карла V Габсбурга. Девятилетняя Маргарита прибыла во Флоренцию в сопровождении посла императора и была встречена Екатериной. По случаю

28 обручения герцог Александр устроил во дворце бал. После возвращения Медичи во Флоренцию это был самый большой праздник. Правитель города, желая, чтобы флорентийцы радовались вместе с ним, распорядился не закрывать весь день и всю ночь лавки и освободить из-под стражи всех заключенных, кроме тех, кто находился в тюрьме за самое страшное в торговом городе преступление — за долги. На торжестве Екатерина с достоинством справилась со своей ролью сестры герцога. Во дворце в это время находился знаменитый Ва-зари, которому был заказан портрет юной Медичи для ее будущего супруга французского принца Генриха Орлеанского. Очарованный юностью, изяществом и веселостью девочки, маэстро запечатлел ее в маскарадном костюме мавра. Известный художник и прелестная флорентинка не могли вообразить, насколько символическим окажется сделанный портрет, как верно он представит положение Екатерины как вечной чужестранки при французском дворе. **

Время свадьбы Екатерины приближалось. До назначенного дня венчания папой Клементом VII и Франциском I были оговорены все условия. Глава святого престола, нуждаясь в поддержке наихристианнейшего из королей, щедро обещал дать в приданое внучатой племяннице Модену, Реджио, Парму и Пьяченцу, т.е. тс земли, на которые притязала француз-

29 екая корона. Папа находил разумными даже планы короля укрепить французское влияние в Генуе и Милане. V

Свадьба Дата свадьбы — осень 1533 г. — была выбрана не случайно. К военному конфликту на Апеннинах, угрожавшему влиянию как Рима, так и Франции, добавилась еще опасность — распространение Реформации, вырывавшая из лона католицизма одну за другой национальные церкви. Угроза потерять Англию, а вслед за ней Францию заставила папу Клемента VII поторопиться с заключением брачного соглашения. Глава святого престола искал встречи с французским монархом. 1 сентября 1533 г. после торжественного обеда со знатными флорентийскими дамами Екатерина Медичи покинула Флоренцию с тем, чтобы в Специи пересесть на военную французскую галеру, которой командовал ее дядя герцог Альбани. Судно должно было доставить невесту в Виллефранш близ Ниццы, а оттуда в сопровождении Клемента VII ей предстояло продолжить свой путь до Марселя на роскошной, сверкающей золотом венецианской галере папы. Почти полуторамесячное путешествие завершилось 12 октября, и Клемент VII с Екатериной Медичи высадились на французский берег. 30

Свадьба Медичи и герцога Орлеанского Генриха

В Марселе итальянских гостей встречал Монморанси, маршал Франциска I. В местной церкви звонили в колокола; пушки Тоглушали порт тысячами залпов. Для папы был приготовлен паланкин. Главу святого престола несли до его резиденции. Эскорт из шести иноходцев, которых вели под уздцы придворные пажи, должен был сопровождать Екатерину. Медичи легко вскочила в седло и, выехав вперед, возглавила шествие. Его святейшество и невесту французского принца разместили во 31 дворце недалеко от порта, напротив королевской резиденции, чтобы папа имел возможность постоянно видеться с Франциском L. Французский двор также готовился к этой торжественной встрече. Из Фонтенбло в Прованс прибыл кортеж: Франциска I, королеву Элеонору и будущего супруга Екатерины герцога Орлеанского сопровождали принцы крови, знатные сеньоры и придворные дамы, иерархи галликанской церкви и доктора Сорбонны, готовые к обсуждению с папой как политических, так и церковных вопросов. Вечером в день приезда герцог Альбани представил Франциску I свою племянницу. По свидетельству современников, Екатерина Медичи опустилась к ногам короля, желая в знак высокого уважения и почтения прикоснуться губами к стопам его величества. Но Франциск I тотчас же поднял девочку и представил ее королеве, герцогу Орлеанскому и принцам крови.

Король был настроен к своей будущей невестке весьма благожелательно и удостоил Екатерину большого внимания, заговорив с ней по-итальянски. Ценитель женской красоты, он нашел ее очаровательной, отметив элегантность туалета, изысканность украшений и красоту прически, но более всего восторгаясь ее веселым нравом, остроумием и манерами, особенно ценимыми в высшем свете. Екатерина Медичи предстала перед пытливыми взорами французов в белом парчовом платье, расши32 том драгоценными камнями знаменитой флорентийской огранки, с изящной прической, нисколько не уступающей по своей красоте лучшим творениям брюссельских мастеров, пользовавшихся в то время большой популярностью. Все в юной чужестранке: речь, манеры, доброе расположение к окружающим — подкупало своей искренностью. Но в отличие от Франциска I, восхищенного этим юным существом, окружение его величества восприняло Екатерину по-иному. Завистливые и ревнивые взгляды воспринимали только ее низкорослую, круглую фигурку, кукольное большеглазое лицо, высокий выпуклый лоб, крупный нос, впалые щеки и оценивали Медичи как "выскочку" внучку банкира, стремившуюся к трону Капетингов. Свадьба Екатерины Медичи с Генрихом, гещогом Орлеанским, состоялась 31 октября 1533 г. в Марселе. Церемонии венчания предшествовало подписание папой Клементом VII и Франциском I условий брачного соглашения. Молодых венчал кардинал Бурбон,,, и после торжественной мессы они были удостоены благословения папы Клемента VII. Венчание Медичи и герцога Орлеанского было воспроизведено Вазари. На стене одной из зал старого дворца Медичи во Флоренции художник изобразил папу, подающего руку Екатерине и Генриху, а также французского короля, королеву и многочисленных гостей, представив 2-256

свою соотечественницу в белой парче и горностаевой королевской пелерине. По обычаю свадебный пир был наполнен развлечениями, которые доставили молодым большое удовольствие. Четырнадцатилетних супругов сопроводили до покоев и, к их разочарованию, оставили одних. Оставшись наедине, два юных существа, почти незнакомых и явно не испытывающих взаимного влечения, продолжали оживленно делиться впечатлениями о бурных событиях минувшего дня. Во всяком случае на следующее утро папа Клемент VII, на правах дяди навестивший молодых, нашел их в том же настроении, без тени каких-либо перемен в поведении, что заставило его усомниться в их супружеских отношениях и поделиться этим сомнением со своими приближенными. Екатерина Медичи стала герцогиней Орлеанской. Франция открывалась для флорентий-кй с очень похожего на Италию Прованса, с радушия французского короля и свадебного торжества. Встреча с Парижем еще ждала своего часа. Но молодая герцогиня Орлеанская не могла предполагать, что по мере удаления от Прованса тепло южного солнца, согревавшее ее в Марселе, уступит место прохладе Иль-де-Франса и холодной встрече в Фонтенбло. Между тем для августейших особ, решивших судьбу наследников своих домов, дипломатическая игра продолжалась. Папа Клемент VII 34 торжсстовал победу: его давняя мечта утвердить влияние Медичи при французском дворе наконец осуществилась, и, достигнув цели, он не спешил с выполнением условий брачного соглашения. По заказу папы Вазари запечатлел во флорентийском дворце Медичи триумфальное возвращение Клемента VII с франко-римской встречи. Франциск I напрасно надеялся на помощь папы в своих итальянских планах, желая увидеть сына властителем Пармы и Флоренции и обладателем доходов от герцогства Урбино. В угоду интересам Клемента VII Екатерина отказалась почти от всех своих наследственных прав на движимость и недвижимость в Италии, удовлетворившись лишь денежной компенсацией в размере 30 тыс. золотых экю. Папа решил возместить не выполненные им условия соглашения дорогими подарками королю и оцениваемым в 100 тыс. золотых экю приданым Екатерине. Четырем самым дорогим жемчужинам Модене, Реджио, Парме и Пьяченце, которыми глава святого престола сулил украсить французскую корону, так и не суждено было порадовать его величество. Наследница флорентийского рода оказалась голой, как говорил Франциск I. Франкоримские отношения подвергались новым испытаниям. Однако папе Клементу VII, скончавшемуся через год после свадьбы Екатерины, уже не пришлось защищать интересы святого престола.

35 Глава II

КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР И ЕГО ДАМЫ .О ходе Итальянских войн, затеянных французскими монархами, на протяжении почти сорока лет Франция посылала на Апеннины только армии. Пришедшие завоевать древнюю землю римлян были покорены увиденным. Высокая культура и уровень жизни дворян и бюргеров Италии поразили воображение французских рыцарей. Вышитые перчатки, шелковые носовые платки, парчовые платья, бархатные и атласные костюмы, как и картины итальянских мастеров, приводили завоевателей в изумление и побуждали их воспользоваться правом победителя на военные трофеи. Итальянская роскошь заполнила Францию. Вслед за ней на берегах Сены появились итальянские художники и архитекторы, ученые и ювелиры, парфюмеры, портные и садовники. Екатерина Медичи была среди первых итальянцев, принесших в страну галлов свое мастерство в различных сферах деятельности. По свидетельству современников, 36 Франция преображалась: по всему королевству строились дворцы; употребление всеми сословиями столовой серебряной посуды возросло до такой степени, что пришлось издать указ об ограничении этого излишества. Однако военная добыча без территориальных приобретений не удовлетворяла корону. Многолетние попытки укрепить французское влияние на Апеннинах оставались безуспешными. Блестящая победа при Мариньяно в год вступления Франциска I на престол не принесла желаемых результатов. За ней последовали поражение при Павии и позорный мадридский плен, в котором король как простой узник провел около года. Итальянские войны продолжались и политические интересы заставляли Франциска I искать сближения с главой римского святого престола, который одновременно являлся одним из влиятельных светских государей Италии. Поэтому король придавал большое значение устройству брака сына с Екатериной Медичи. Франциск I В момент заключения брачного союза Екатерины Медичи с наследником короля герцогом Орлеанским Франциску I было 39 лет. Художники изображали его высоким и статным, черты и выражение лица выдавали чувственность натуры и склонность к удовольст37 виям, что, однако, не могло скрыть проницательности его взгляда. Импозантность монарха была настолько велика, что не оставляла ни одного художника равнодушным. Одним из самых интересных считается портрет кисти Тициана, на котором Франциску I не более 25 лет.

Высокий и жизнерадостный человек, перед которым так учтиво склонялись вельможи, был явно симпатичен юной Екатерине Медичи. Она почувствовала в нем защитника. И это чувство не обмануло

ее: в тяжелый момент, когда ей грозил развод, Франциск I взял невестку под покровительство. С годами он сделался кумиром Екатерины, и, став регентшей, она будет подражать ему в своей политике и способах управления государством. После Людовика XI, приложившего немало сил к завершению объединения французских земель и укреплению королевской- власти, Франциск I путем дальнейших государственных преобразований осуществил первые серьезные попытки продолжить дело своего далекого предшественника. Принц крови, герцог Ангулемский, сын Карла Ангулемского и герцогини Луизы Савойской, Франциск стал королем в 1515 г. в возрасте 21 года после безвременной кончины Людовика XII. Важную роль R воцарении Франциска сыграла его женитьба на дочери Людовика XII Клод Французской. Людовик XII, не имея наследника по мужской линии, согласно древнему закону, не мог надеяться на передачу престола, и брак его единственной дочери был выходом из положения. Доброго короля Людовика XII, "отца народа", как его называли во Франции, погубила излишняя самоуверенность. После смерти Анны Бретонской оставшись вдовцом в 52 года, он

39 женился на сестре английского короля Генриха VIII Марии Тюдор. Молодая супруга была одержима желанием стать регентшей Франции. Для этого она должна была родить сына, который стал бы наследником престола. Не рассчитывая на старого супруга, Мария Тюдор вела себя достаточно свободно, пытаясь соблазнить даже Франциска, мужа своей падчерицы. После кончины супруга Мария Тюдор еще долго оставалась при дворе, стараясь обмануть приближенных якобы ожиданием наследника, пока ее уловки не были раскрыты и ей не отказали в приеме. Французы любили Франциска I, ибо он отвечал всем традиционным представлениям о короле: рыцарь, герой, военачальник и в духе времени просвещенный монарх. Венецианский посол в Париже Ковалли писал, что во Франциске I было все королевское: рост, фигура, лицо и приветливость. Он будто родился королем. Его движения были более величественными, чем у его предшественников. Он любил красиво одеваться и украшать свое платье драгоценными камнями. Современники отдавали должное его незаурядному уму, отмечая при этом желание Франциска казаться легкомысленным для того, чтобы скрыть свое истинное лицо коварного властителя. Его называли король-солнце. Мужественность, жажду ратных подвигов и жизнелюбие короля соотечественники воспринимали как воплощение француз40

ского национального характера и потому прощали ему все — даже беспрецедентные по величине налоги. Супруга Франциска I Клод Французская, единственная наследница Людовика XII, не отличаясь красотой, была известна добротой и кротостью. За 10 лет супружеской жизни Клод родила Франциску I шестерых детей: трех дочерей и трех сыновей. Частые роды подорвали некреп-кос здоровье королевы и сократили ее дни. Она оставила Франциска I вдовцом в расцвете лет ц сил. Впрочем, присутствие всегда тихой, печальной и замкнутой супруги никогда не мешало общению энергичного короля с дамами. Второй супругой Франциска I стала Элеонора Австрийская, сестра Карла V. Это брачное соглашение входило в условия перемирия Франциска I с германским императором. Самыми близкими королю из его окружения были мать Луиза Савойская и сестра Маргарита. Рано овдовев, Луиза Савойская вынуждена была взять на себя заботы по воспитанию детей и стать главой семьи. Властная и честолюбивая, она до конца своих дней претендовала на роль главной как в жизни сына, так и в управлении государством. Она выбирала Франциску I дам сердца и, несмотря на это, не могла удержаться от ревности к ним. В годы мадридского плена Франциска I Луиза Савой41 екая оставалась регентшей Франции, взяв на себя государственные полномочия. Судьба была благосклонна к Франциску I, ставшему первым императором Франции. Высокий статус императора определялся широтой его полномочий как законодателя и главнокомандующего армией, так и обладателя (вместе с римским папой) права инвеституры* в делах галликанской церкви. Во внешних делах Франциск I сохранил преемственность политики Карла VIII и Людовика XII. Он продолжил завоевания на Апеннинах и в первый же год своего правления одержал блестящую победу при Маринья-но, проявив недюжинные способности военачальника. Ратные подвиги окрылили французское дворянство, они напомнили ему о первом удачном походе Карла VIII, когда юный король с триумфом прошел всю Италию до Неаполя. Определив основное содержание

политики Франциска I, война способствовала привлечению ко двору прежде всего испытанных на полях сражений воинов. Таким образом были приближены коннетабль** герцог Карл Бурбон, бравый воин, отличившийся при Мариньяно, Ипнеститура — католическая церемония утверждения духошюго лица в должности и сане епископа или аббата. Коннетабль — маршал.

42

Анн де Монморанси, получивший за свои заслуги звание маршала Франции, герцоги Ги-зы, командиры отрядов ландскнехтов, а также герцог Немур, виконты Тремуйль и Пьер де ТерреЙ сир де Байяр. Король приглашал ко двору тех, кого желал. Поэтому рядом с принцами крови, чье присутствие в окружении монарха объяснялось высоким положением, находились дворяне средней руки, которые делали свою карьеру чаще всего на военном поприще. Пример тому — возвышение Анн де Монморанси и Гизов. Ровесники Франциска I, они "прочно связали" свою жизнь с династией Валуа, сумев надолго сохранить влияние при дворе. Франциск I купался в лучах славы. Заботясь о возвеличении своего правления и личной популярности, он даже заказал советнику Клоду де Сейсселю хвалебное повествование. Талантливый правовед и ритор, гуманист по убеждениям, К.де Сейссель был одним из драгоценных трофеев итальянских походов Людовика XII. В Италии, а затем во Франции он служил советником "отца народа" и в 1508 г. написал, посвятив королю, "необыкновенную историю Людовика XII", которая прославила французского монарха и имела большой успех во французском обществе. Франциск I надеялся на подобное увековечение и своей персоны. К.дс Сейссель выполнил королевский заказ. Так появилось сочинение "Великая французская монархия". Но в отличие от "Необыкно43 венной истории Людовика XII" оно было не панегириком монарху, а советом и напутствием, предостережением и даже оценкой первых шагов Франциска I на ответственном пути государственных преобразований. Оставаясь почитателем доброй памяти Людовика XII, К.де Сейссель нарисовал образец идеальной монархии, далекий от оригинала. Он находил, что традиция приверженности монархической форме правления и принцип наследственности престола по мужской линии дают французской монархии потенциал, позволяющий ей претендовать на роль великой, но она далека от идеала. Ибо потенции сами по себе еще не могут привести к желаемому состоянию доброго порядка при отсутствии трех главных регуляторов власти: религии, правосудия и охраны порядка. Эти "три узды", утверждал правовед, обеспечивают величие монархии и добрый порядок при любом государе и оберегают государство от тирании единоличного правления. К.де Сейссель уже в первые годы правления выявил жесткий характер власти нового короля, отличный от царствования его предшественника. Преемник плеяды монархов, правившей до него Францией в течение столетия (грозных и воинственных, мечтательных и либеральных), Франциск I претендовал на роль просвещенного государя, идущего в ногу со временем, но соизмеряющего свою политику с лучшими традициями. 44 Продолжая Итальянские войны, Франциск I не подвергал сомнению их целесообразность. В активности внешней политики он, как и его предшественники, видел главное средство удовлетворить интересы воинствующего дворянства. Пожалуй, преемник Людовика XII был солидарен с мнением Карла VII, высказанным почти век назад: "...если не направить энергию французских дворян за пределы страны, то она взорвет французское общество изнутри". Франциск I твердо следовал традиции и оправдывал свои действия главной миссией монарха — защищать интересы привилегированного сословия. Вместе с тем годы малоуспешных действий на Апеннинах и втягивание соседних государств в военный конфликт заставили государя пересмотреть тактику. Государственный интерес, к которому он относил продолжение Итальянских войн, побудил его пренебречь конфессиональными соображениями в выборе союзников. И наихристианнейший из королей вступил в военный союз с турками. Узы дружбы связывали его о английским королем-отступником Генрихом VIII; кроме того, он вел переговоры с немецкими протестантскими князьями. Отвлечение энергии дворянства за пределы Франции создавало благоприятную обстановку для проведения реформ. Франциск I продолжал государственное строительство, начатое Людовиком XI. Завершившийся в конце

45

XV в. процесс национального объединения подготовил почву для следующей ступени в укреплении монархии — более прочной консолидации французского общества, предполагающей изменение системы судопроизводства, совершенствование налоговой и финансовой организации, контроль за церковью и т.д. Монарх претендовал на расширение своих полномочий. "Я не потерплю, чтобы кто-то был больше, чем французский король", — любил он повторять. Лишая сословия их прежних политических прав и прежде всего соучастия в государственном управлении через сословно-представительный орган — Генеральные штаты, Франциск I множил ряды бюрократии за счет искусственно создаваемых государственных должностей. Французы говорили, что король открыл лавочку по продаже этого ходового товара. Подобная коммерция приносила казне неплохой доход. Бюрократия создавала опору власти: монарх противопоставил ее сословным органам.-Под звуки победных фанфар, под тяжестью военной добычи французского рыцарства вводился новый порядок государственного управления, который некоторые современники назовут тиранией, а историки будут квалифицировать как абсолютизм. Любимый французами, национальный герой Франциск I делал это с завидной легкостью, не снившейся его преемникам, на долю которых выпало больше поражений, чем побед. В по46

слевоснной Франции усилия наследников Франциска I, направленные на начатые государственные преобразования, вызовут резкий отпор со стороны обделенной привилегиями и утратой богатых трофеев части дворянства и приведут к гражданской войне под религиозным знаменем. Созданием провинциальных судебных палат — парламентов (первые из них появились во второй половине XV в.) и ограничением сферы действия сеньориальных судов Франциском I был нанесен удар по традиционной привилегии знати — праву суда. В целях упорядочения судебной практики король сделал шаг к унификации судопроизводства, введя порядок обязательного составления всей юридической документации на французском языке вместо латыни. Королевский указ был в то же время попыткой нарушить монополию судейских чиновников — единственных толкователей (в свою пользу) темного смысла законов, изложенных на древней латыни и помешать злоупотреблениям. Франциск I оказался более решительным и к церковной политике. Вышедшая из-под повиновения Рима и взятая под патронат Карлом VII галликанская церковь длительное время оставалась камнем преткновения в отношениях между французской короной и святым престолам. Компромисс был найден в годы Итальянских войн: франко-римский военно-политиче47 ский союз благоприятствовал поискам взаимоприемлемого договора. Болонский конкордат 1516 г., заключенный между Франциском I и папой Львом X, разделил право инвеституры между государем и папой. Согласно конкордату, монарх получал право назначать прелатов на церковные кафедры и делать их обладателями больших доходов; папа сохранял за собой права вводить в сан иерархов, взимать с них налог и быть высшей судебной инстанцией галликанской церкви. Право инвеституры позволило Франциску I начать подчинение церкви монархии посредством лишения ее судебной самостоятельности и права созыва высшего церковного органа — национального собора, а также навязывания финансовых обязательств и угодных королевских прелатов. Наступление на традиционные права знати и духовенства предвещало сопротивление со стороны привилегированных сословий. Итальянские войны, отвлекая значительную часть дворянства, разряжали обстановку. Но Франциск I понимал опасность последствий своей политики в случае прекращения войн и изгнания французов из Италии. Слишком затянутое утверждение Болонского конкордата Парижским и провинциальными парламентами уже свидетельствовало о формировании оппозиции. Галликанская церковь усмотрела в действиях Франциска I ликвидацию автономии церкви, а судебные палаты — угрозу лишиться 48 права опротестовывать королевские указы. К.де Сейссель еще в 1519 г. подверг критике политику монарха, защищая автономию французской церкви и право парламентов подвергать критике монаршие постановления. Он обосновывал свои суждения заботой об авторитете принимаемых законов и престиже галликанской церкви, гарантией которых^ по его мнению, была компетентность профессионалов. Все это заставляло Франциска, с одной стороны, продолжать войну и искать эффективные средства для победоносного перелома в роенных действиях, с другой — заботиться о привлекательности фасада государственного здания, которое он строил, и о просвещении своих подданных, дабы не было оснований обвинять людей, вершивших его волю, в некомпетентности.

Франциск I вошел в историю как покровитель наук, искусств и просвещения. Заботами матери он, как и его сестра Маргарита Ангу-лсмская, получил хорошее образований, свободно владел новыми языками и читал по-ла-тыни'и по-гречески. Как и сестра, король имел наклонность к творчеству. В годы мадридского плена эта способность нашла воплощение в поэме, главным действующим лицом которой был сам автор. Франциск I оказывал поддержку гуманистам в их стремлении расширить и преобразовать систему образования. В XVI в. к

49 15-ти имевшимся во Франции университетам добавились коллежи — средние учебные заведения с более насыщенной, чем школьная, программой. В Париже стала действовать гуманистическая школа — Коллеж де Франс, у истоков создания которой стоял известный французский гуманист Гийом Бюде. Франциск I желал, чтобы Коллеж возглавил Эразм Роттердамский. Коллегия королевских лекторов при Парижском университете, как вначале назывался Коллеж де Франс, был создан в противовес Сорбонне. Он располагал кафедрами древних языков, философии, математики и медицины, объединив ученых, распространявших гуманистические знания. Достойной известностью пользовались, кроме того, коллеж Кардинал Ле Муен, в котором математику и философию преподавал известный гуманист Лефевр д'Этапль, и коллеж принцев. Центрами просвещения были также типографии в Париже и Лионе, получившие от короля право на издательскую деятельность. Усилиями издателей, в частности Этьена Доле, французам стали доступны сочинения древних авторов: Вергилия, Овидия, Горация, Тита Ливия, Юлия Цезаря и Цицерона. Большую роль в деятельности Франциска I как мецената сыграла Италия. Земля древней цивилизации и колыбель культуры Возрождения поразила его просвещенное воображение, вдохновив на преобразования. В Италии ко-

50 роль был пленен дважды: сначала богатством и уникальной красотой земли и гением человеческого разума, затем, при Павии, военным искусством военачальников императора Карла V. К моменту воцарения Франциска I Франция, занимавшая ранее одно из видных мест в искусстве, уже не играла прежней выдающейся роли. Не готовая к созданию нового мира в духе времени, она была еще полна "утонченно-печальным эхом средневековья". Эту паузу перед новым шагом нарушил Франциск I. Своей кипучей энергией он прервал долгое прощание с прошлым. Его целеустремленная деятельность открыла новые возможности для развития культуры Возрождения, в частности, для зодчих и писателей, которые находили покровительство при королевском дворе. Франциск I считал себя знатоком живописи и был страстным коллекционером. Художественный идеал короля сложился под влиянием Итальянского Возрождения. Поклонник таланта итальянских мастеров, он, желая быть обладателем творений своих кумиров, собирал под сводами дворцов сокровища Италии. Ему доставляли все, что могли перевезти во Францию. Финансовые документы казны содержат любопытный материал о затратах короны на приобретение итальянских украшений, одежды, утвари и т.д. Король щедро расплачивался за ювелирные изделия из золота, серебра, бронзы, бриллиантов, рубинов и жемчуга. Хро-

51 ники и мемуары современников свидетельствуют об изысканной одежде и доспехах короля. Его латы, нарукавники и шлем сами по себе были произведениями искусства флорентийских мастеров чеканки и ювелирного дела, а светское платье: шелковая и шерстяная туники, шерстяная маленькая накидка, которая надевалась на плечи, и бархатная шапочка, обвитая нитями жемчуга и рубина, составляли гордость итальянских и фландрских умельцев. Франциску I удалось привлечь ко двору плеяду итальянских мастеров: Франсиско Приматиччо, Джованни Баттиста Россо, Бен-вену то Челлини, Франсиско Лазаре Браманте и даже Леонардо да Винчи, который провел последние годы своей жизни в Югу. Появление итальянских зодчих во Франции было связано с желанием короля перестроить старый дворец Фонтенбло. Король не любил Лувр и желал изменить свою резиденцию. Королевский дворец стал символом новой художественной моды. Живописец, архитектор и историк искусства Джорджо Вазари, автор портрета юной Медичи, восхвалял Фонтенбло, называя его "новым Римом". Руководил строительными работами Джованни Баттиста Россо, чье искусство своими средневековыми тенденциями особенно отвечало французскому вкусу. Первой работой, начатой Россо в Фонтенбло, была галерея Франциска I — длинный коридор,

52 украшенный фресками, обрамленными богатым декором из дерева, резьбой и лепниной. Фигурная» композиция из античной и средневековой скульптуры была навеяна Сикстинским потолком и аллегорическими фигурками с гробниц Медичи работы Микеланджело. Замысел Россо

воплотился в сооружении садового домика — павильона Помоны с фресками итальянских мастеров, одна из которых также принадлежала Джованни Баттиста Россо. Фонтенбло стал любимым местом пребывания короля. Но тщеславному Франциску I этого было мало: Фонтенбло по его замыслу должен был служить возвеличению государя и увековечить его славу. При Франциске I собственностью короны стал Тюильри. Луиза Са-войская выгодно обменяла земли Шанеллу близ Шартра, оцениваемые в 4 тыс. ливров, на Тюильри, стоившие 6 тыс. ливров. В будущем на этой земле, некогда славившейся производством черепиц и шифера для крыш (отсюда и название) старанием Екатерины Медичи появился знаменитый парк. Любитель охоты, скачек и развлечений на природе, Франциск I много времени проводил в старом замке Амбу-аз в родном Ангулеме. Земля Турэни на берегу Луары, излюбленное место строительства замков, была родиной короля. В Амбуазе родились наследники Франциска I и он скрепил печатью свой первый указ. Начатое Франциском I Дворцовое строительство будет продолжено

53 Екатериной Медичи. Она сохранит верность этому доброму делу и станет привлекать к работе не только итальянских, но и французских мастеров. Одновременно со строительств вом и благоустройством резиденций Франциск I изменил стиль придворной жизни. Стремясь подражать увиденному в Италии, он ввел новый этикет: в почете стала галантность. Изменились туалеты придворных. Поклонник изысканной одежды, он приобщал к новой моде свое окружение. Видную роль при дворе играли дамы. Пожалуй, ни один европейский двор не мог похвастать таким множеством представительниц прекрасного пола, как французский. Франциск I любил повторять, что "двор без дам, как весна без цветов", и неукоснительно следовал традиции, родившейся еще в XV в. при дворе Анны Бретонской, супруги Карла VIII, которая, желая восполнить материальные утраты знатных семей во время Итальянских войн, приглашала ко двору матрон и юных наследниц, обеспечивая их пожизненным или временным содержанием. Франциск I надеялся на то, что дамы принесут французскому двору не меньшую славу, чем великолепные дворцы. Прозорливый король оказался прав! Дамы оставили глубокий, славный и трагический след в истории придворной жизни. Они изменили облик двора, придав ему оттенок праздничности, и преображались сами. XVI век был временем

54 расцвета фаворитизма — одной из характерных черт придворной жизни. Любовницы и любимцы высокопоставленных особ получали титулы, сколачивали большие состояния, устраивали выгодные партии, вмешивались в государственные дела и даже претендовали на положение королевы. Двор Франциска I собрал целое созвездие великосветских львиц. Старые гравюры и рисунки, сделанные итальянскими и французскими мастерами, как правило на заказ, сохранили их лица. Мемуары оставили словесные портреты красивых, добрых, властных, умных, честолюбивых, тщеславных и жестоких женщин.

Жемчужина Маргарита Жемчужиной двора была сестра короля принцесса Маргарита. За нежность и заботу Франциск I называл ее своим амулетом. Она была первой и единственной дамой, благосклонно встретившей Екатерину. Для нее Медичи являлась олицетворением Италии, к культуре которой она относилась с большим благоговением. В тс годы, когда флорентинка появилась в Париже, при дворе увлекались Боккаччо. В одной из своих новелл Маргарита напишет о том, что "Декамерон" побудил ее и Екатерину к работе над повестями о действительно случившихся событиях. Французской принцессе удастся воплотить свои замыслы. В то время как Екатерина

55 Медичи будет удивлять потомков только огромным эпистолярным наследием. Маргарита сохранит свою привязанность к Медичи до конца своих дней, хотя жизнь разлучит этих женщин вскоре после их знакомства. Несмотря на разницу в возрасте и судьбах их многое сближало: образованность и обостренное чувство долга, добродетель и целомудрие, а также нетрадиционное представление о женской доле, которую обе связывали не только с браком и материнством, но и с активной деятельностью на государственном поприще (судьбе было угодно предоставить им возможность проявить себя в этой деятельности). Внучка известного поэта, автора выразительных баллад и рондо, Маргарита унаследовала от деда, герцога Карла Орлеанского, пристрастие к творчеству, а обстановка, царившая в отцовском доме, способствовала воплощению наследственного дара. Отец Маргариты и Франциска I граф Карл Ангулемский, принц крови, представитель одной из ветвей династии Валуа — Орлеанов, собрал в своем замке Коньяк большую библиотеку, ставшую первой школой для его наследников. Здесь, в отцовском доме, в мир Маргариты вошли Аристотель и Данте, Петрарка, увлекательный "Роман о

короле Артуре" и религиозная литература. Детство Маргариты совпало с появлением первых чудес книгопечатания, сделавших доступными рукописные книги древних авторов

56 и современников. В далекой провинции, в Ангулеме прошли самые счастливые дни будущей принцессы, несмотря на то, что ее детские годы были омрачены ранней смертью отца: граф Ангулемский скончался, оставив супругу с четырехлетней дочерью и двухлетним сыном. Маргарита росла кроткой, приветливой и доброжелательной. Внешне она не отличалась красотой, но привлекала благородными чертами лица и крепким телосложением. С вступлением на престол Людовика XII графиня Ангулемская с детьми была призвана ко двору: Франциск считался ближайшим наследником престола. С переездом в Париж в жизнь Маргариты вошли сокровища королевских замков Амбуаза и Блуа, главное из которых — богатая библиотека, одно из самых излюбленных мест уединения девушки. Но девичество было недолгим. Людовик XII выдал 17-летнюю Маргариту за герцога Алансонского, человека преклонного возраста, мало примечательного и не интересного для образованной графини. Брак не принес ни богатства, ни почета. Этот несчастливый и бездетный союз стал временем вынужденного одиночества в чужом доме. Маргарита находила утешение в чтении и творчестве, которым отдавалась со всей страстью молодой души. При Франциске [ герцог Алансонский как муж сестры короля стал вторым лицом во Франции. Но блестящая карьера герцога оказалась непродолжитель-

57 ной: по возвращении с театра военных действий он скончался от плеврита, оставив тридцатитрехлетнюю вдову. Годы одиночества в доме мужа не прошли даром для Маргариты. В чтении она обретала не только силы, чтобы сопротивляться семейным невзгодам, но находила ответ на главный вопрос — о смысле жизни. Книги открыли ей новый мир. При королевском дворе Маргарита стала в центре политических событий и культурной жизни. Она сблизилась с гуманистами и новыми людьми галликанской церкви. Ее гостиная была открыта для ученых и поэтов. Она покровительствовала всем, кто нуждался в ее заботе: были ли это поэт Клеман Маро или магистр свободных искусств Лефевр д'Этапль. Клеман Маро вернулся из Италии, получив тяжелые ранения при Павии. Хромой и нищий, он по доносу был брошен в тюрьму и был бы казнен, если бы не Маргарита. Благодарный К.Маро радовал ее лирическими поэмами, в том числе удачно переложенными на стихи псалмами, которые легко поддавались музыкальному оформлению и с удовольствием распевались в гостиной Маргариты. Оценка творчества поэта найдет отражение в одном из стихотворений герцогини Алансонской: "На вес мы можем золото ценить, но вас нельзя достойно наградить за ваше несравненное искусство".

58

Маргарита Наваррская, сестра Франциска I

Среди постоянных посетителей гостиной Маргариты был магистр свободных искусств Лефевр д'Этапль, известный математик и кос-мограф, начинавший в то время теологические-, и философские изыскания, которые вызвали подозрение у Сорбонны и побудили теологов объявить ученого неблагонадежным. Покровительствуя гуманистам, Маргарита оказала поддержку Гийому Бюде в открытии Парижской гуманистической школы. Большую роль в жизни герцогини стал играть Гий-ом Бриссоне, епископ из пикардийского городка Мо, сторонник королевской реформы галликанской церкви. С ним Маргарита состояла в переписке, доверяясь епископу как своему духовнику. Но покровительство гуманистам, организация поэтических и музыкальных вечеров при дворе были только частью деятельности герцогини. На правах любящей сестры она слыла мудрой советчицей короля. Не случайно К.Маро, говоря о Маргарите, отмечал ее "разум ангела и сердце мужа". Там, где речь шла о делах, кротость, осмотрительность и благожелательность Маргариты совершали чудеса. Мемуарист М.Брантом отмечал, что ее умные рассуждения приводили в восхищение послов, которые, возвратясь от нее, писали об этом пространные донесения своим государям. Близкий ко двору автор мемуаров о придворных дамах считал, что "герцогиня весьма со60 действовала своему брату королю, ибо послы, удостоившись приема у него, затем непременно отправлялись к ней, и часто, когда у короля случались важные дела, он препоручал их сестре и ждал ее полного и окончательного решения. Она же, искусно беседуя с послами и занимая их разговорами, с превеликой ловкостью выведывала все их намерения. "По этой причине король, — подчеркивал Брантом, — говаривал, что Маргарита своим светлым разумением облегчает ему бремя власти, чем оказывает немалую помощь". В годы мадридского плена Франциска I, когда полномочия регентши исполняла королева-мать Луиза Савойская, Маргарита была ее правой рукой. Вместе с президентом Парижского парламента она участвовала в переговорах с Карлом V об условиях освобождения брата. Ее письма в Мадрид были полны самых искренних чувств и решимости добиваться возвращения Франциска I: "Чтобы ни случилось, пусть даже тело мое будет сожжено и пепел развеян по ветру, никакая жертйа ради вас не покажется мне чрезмерной, тягостной и страшной, а, напротив, будет достодолжной, сладостной и почетной". Сопричастность к государственным делам, как и творчество, было ее самовыражением и доставляло ей истинное удовлетворение. Осознание собственной необ-

ходимости и радость общения с близкими по духу людьми, делали ее счастливой, несмотря 61 на личные невзгоды. Сестра французского короля не могла оставаться незамужней. Политические интересы требовали новой жертвы от молодой женщины. Ее сватали за гермам ского императора Карла V и за английского короля Генриха VIII: Франциск I испытанными средствами пытался разрешить внешнеполитические проблемы. Но условия брачных контрактов оказались неприемлемыми для Франции, и Маргариту Алансонскую ждала незавидная партия. Спустя два года после смерти супруга она была выдана замуж за короля Наварры Генриха д'Альбре. Таким образом были укреплены притязания французской короны на маленькое приграничное с Испанией королевство, служившее частью запире-нсйской Наварры, захваченной Фердинандом Арагонским. Новый супруг был на П лет моложе Маргариты, однако политические интересы были важнее чувств. Второй брак внес в жизнь герцогини существенные изменения: она стала матерью. Первого своего ребенка, сына Жана, Маргарита потеряла, второй была дочь Жанна, будущая мать Генриха IV. Супружество привело королеву Наварр-скую на юг Франции. Здесь, вдали от Парижа, в Нераке, открылись двери королевской резиденции для гонимых и нуждающихся в опеке. При королевском дворе нашли убежище преследуемые Сорбонной Лефевр д'Этапль, автор "Кимвала Мира" и "Новых забав" Бонавен-

62 тюр Деперье, правовед Жан Дюмулен, поэты Никола Бурбон и Виктор Бродо, переводчик "Декамерона" Антуан Ле Масак и другие. С Нераком были связаны 20 последних из 57 лет жизни Маргариты Наваррской. На эти годы приходились подъем евангелического движения и начало французской Реформации, сопровождавшиеся преследованиями еретиков. Благотворительная деятельность королевы была чревата опасными последствиями. Но это не стало препятствием для Маргариты. Нерак-ский период жизни был насыщен работой. Вдали от Парижа писалось легко, вдохновенно. Появилась ее первая книга "Зерцало грешной души". Успех этого сочинения порождал новые творческие планы. Бдительная Сорбонна усмотрела в деяниях и сочинениях Маргариты ересь. Сборник стихов "Зерцало грешной души'' был внесен в индекс запрещенных церковью книг. О поведении Маргариты доносили Франциску I, советуя королю начать борьбу с еретиками с его ближайшего окружения. Но монарх, уверенный в добром намерении сестры, защищал ее, утверждая, что она слишком любит брата, чтобы отказаться от веры отцов или навредить государству. Вольнодумство Маргариты Наваррской проявлялось в благосклонности к идеям церковной реформы. В отличие от протестантов, сторонники реформы не ставили своей целью порвать с конфессиональной традицией и с Ри63 мом, однако их попытка подвергнуть критическому осмыслению Священное Писание вызывала нарекания у теологов. Набожная и даже склонная к мистицизму Маргарита осталась верной религии королевского рода, хотя не жалела сил для того, чтобы уберечь еретиков от тюрьмы и костра. Мужественная королева пыталась защитить обреченных на казнь известного лионского типографа Этьена Доле и гуманиста Беркена Луи. Маргарита покровительствовала Эразму, вступившись за него, когда сорбоннские теологи затеяли против гуманиста процесс. Творчество Маргариты Наваррской было не только зеркалом ее души, но и отражением чаяний ее современниц. Немногие из придворных дам оставили столь богатое наследие, тем ценнее сочинения королевы Наваррской. Как писал Эразм Роттердамский о Маргарите, Бог наделил ее мудростью, достойной философа, целомудрием, умеренностью, благочестием, несокрушимой силой духа и достойным удивления презрением к суете света, а остальное она обрела трудолюбием, пополняя и совершенствуя свои знания. Два несчастливых брака, невостребованная любовь возмещались успехами в разных сферах деятельности. Личная драма побуждала ее к осмыслению самых злободневных проблем любви и брака. В своих новеллах Маргарита выступала апологетом благородной и добродетельной любви. Она 64 считала, что истинная любовь справедлива и разумна, а стихия чувств и порывы сердца подлежат строгому контролю разума, полагая, что ту женщину, которой удастся победить страсть рассудительностью и добродетельностью, можно назвать сильной. Но много ли таких среди представительниц слабого пола? Размышления над женской участью заставили Маргариту подвергнуть сомнению традиционное представление о женщине как лишь о предмете внимания и

любви, лишавшее ее права быть субъектом, личностью в общении с мужчиной. Королева Наваррская подняла вопрос о равноправии женщины в любви. Достойными критики представлялись ей суждения о браке, которые обычно строились на двух прямо противоположных истинах. С точки зрения государственных интересов и для поддержания порядка в обществе, писала Маргарита, принято считаться только со знатностью происхождения, возрастом и законом, не обращая никакого внимания на любовь и достоинство. "Поэтому браки, заключенные между равными и сообразно желанию родителей и других людей, часто настолько далеки от того, что подсказывает чувство, характер и сама жизнь, что вместо того, чтобы вести к спасению души, они ведут в преддверие ада". Но к такому же финалу, отмечала она, приводит и брак по любви из-за пренебрежения разницей в происхождении и знатности рода, под65 чинения несдержанным чувствам. Считая, что для любви лучшей оправой является брак, Маргарита Наваррская сомневалась в главном: насколько брак может дать женщине полное счастье. По собственному опыту она была склонна рассматривать брачный союз как одну из граней счастья, уделяя большое внимание в жизни женщины ее любимому занятию. В этом смысле представительницы слабого пола, по ее мнению, не меньше, чем мужчины, достойны быть счастливыми. Суждения Маргариты о женском счастье были близки Екатерине Медичи, в полной мере испытавшей на себе все превратности судьбы: несчастливый брак, вдовство и вкус государственной деятельности. Фаворитки

В созвездии великосветских дам при дворе Франциска I видное место занимали пассии короля и принцев. В иерархии придворных им принадлежало одно из первых мест. Правом выбора дам ко двору пользовалась королева-мать Луиза Савойская. Она способствовала появлению в окружении короля юной Франсуазы де Лаваль. Представительница знатного рода де Фуа, имевшего право на корону в Наварре, была супругой Жана де Лаваля, сеньора Ша-тобриана, известного своим не в меру ревнивым характером. О причудах де Лаваля ходили легенды, что делало особенно соблазнительным ухаживание за его женой. Мадам Шатобриан была одним из первых увлечений молодого Франциска I. В мемуарах современников король, как ни один из его ближайших предшественников, в том числе Людовик XI, Карл VIII и Людовик XII, представлялся большим ценителем женской красоты. Предметами его обожания являлись как знатные дамы, так и красавицы более низкого происхождения. Но все многочисленные привязанности монарха в молодые и зрелые годы отступали перед самым сильным и продолжительным чувством к герцогине Анне д'Этамп. Анна де Писселе была незаконнорожденной дочерью герцогини Ангулемской и сеньора Медона, т.е. приходилась родственницей Франциску I. Король нашел ее сам. Впервые он увидел Анну в Байоне по своем возвращении из мадридского плена. Девушке было 18 лет, когда она вместе с матерью встречала в Байоннском порту короля. Франциск I приблизил ее ко двору и выдал замуж за Жана де Вросса, старого компаньона герцога Бурбона, которого удостоил титулом сначала графа, а затем герцога д'Этамп, сделав его губернатором Бретани. За годы службы новоявленный герцог округлил свое состояние: к его владениям прибавились земли в Оверни и Бурбонне. Супруга де Бросса стала одной из самых богатых и влиятельных дам. 66

67 Современники признавали герцогиню д'Этамп первой придворной красавицей, отмечая ее ум, образованность, тонкий вкус и любовь к искусству. Возможно, что именно эти достоинства прекрасной Анны укрепляли чувства Франциска I и сделали его привязанность продолжительной. В герцогине д'Этамп король видел свою единомышленницу в меценатской деятельности. Сознавая свое превосходство и пользуясь монаршим покровительством, Анна д'Этамп претендовала на первенство при дворе. Фаворитка короля имела свой круг почитателей, как искренних обожателей ее достоинств, так и тех, кто через ее покровительство искал расположения монарха. Между тем, к тому времени, как герцогиня д'Этамп, превзойдя прежнюю фаворитку, мадам Шатобриан, воцарилась при дворе, в ближайшем окружении королевы была своя Цирцея — Диана Пуатье. Клод Французская, супруга Франциска I, по праву королевы приблизила ко двору наследницу старого аристократического рода. Молодая и цветущая пятнадцатилетняя девушка была полной противоположностью тщедушной королеве, покорно сносившей своенравие свекрови и неверность супруга. Она не входила в кланы почитателей ни Франсуазы Шатобриан, ни герцогини д'Этамп и принадлежала к маленькому кругу приближенных Клод Французской, в котором господствовали старые нравы. Подчиняясь принятым

68

в этом обществе нормам поведения, суть которых определял девиз королевы "Белее и добродетельнее лилии", — явный намек на нравы, господствующие в окружении короля, Диана слыла самой добродетельной. Ее чаще видели не на балах, а за чтением, музыкой и вязанием.

Диана Пуатье

Диане Пуатье суждено было сыграть исключительную роль в судьбе Екатерины Медичи. Как наследница рода графов Овернских по 69 она приходилась кузиной Медичи. Глава аристократического рода — Пуатье слыл храбрым рыцарем. В хрониках упоминалось его имя и девиз: "Кто меня убьет, тот будет обречен на погибель". В XII в. этот смельчак получил титул графа Валентинуа. Отец Дианы Жан Пуатье наследовал графу Эймару III и графине Овернской Анне де Ла Тур. Пятая в семье, девушка рано осиротела, лишившись матери в шестилетнем возрасте. Она росла здоровой и сильной. Жан Пуатье часто брал дочь на охоту и поощрял ее особое пристрастие к физическим упражнениям. Своим приближением ко двору Диана была обязана связям отца. Близкий друг графа Монпасье, он получил королевское назначение на управление сначала провинцией Дофине, а затем Провансом. Дочь доверенного лица могла рассчитывать на положение при дворе. Диану Пуатье сразу заметили. Рослая и сильная, она выделялась своей статью. Художники писали с нее Диану — римскую богиню охоты и луны. Она шокировала томных барышень, своих сверстниц, пренебрежением к искусственным краскам и мазям для лица, необычными для придворных дам привычками к верховой езде, купанию в холодной воде и играм в лапту. Противница ночных развлечений, балов и пиршеств, она следовала строгому распорядку дня: раннему подъему и не слишком позднему отходу ко сну, длительным 70

утренним прогулкам верхом и купанию, а также умеренности в еде. Свежий цвет ее лица и стройность фигуры вызывали зависть и желание подражать этой богине, которая сделалась законодательницей новой моды. Диана Пуатье была выдана замуж за 56-летнего Луи де Брезе, графа Молеврис, главного сенешаля* Нормандии, потомка Карла VII и его фаворитки Агнесс Сорель, некрасивого и грубого вояку, активного участника итальянских походов Франциска I, Она не противилась этой партии, оценив достоинства будущего супруга: знатность происхождения и положение. Луи де Брезс не обманул ее надежд, более того, приобщил ее к искусству делать карьеру, суть которой заключалась в следовании правилу: ни шага без пользы для себя. Диана оказалась способной ученицей и достойной женой, подарившей Луи де Брезе наследников. Ранняя смерть Клод Французской, последовавшая в 1524 г. перед мадридским пленом короля, лишила Диану покровительства. Ей предстояло сохранить завоеванные позиции при дворе не только без опеки королевы, но и при обстоятельствах, угрожающих ее положению. Отец Дианы Жан Пуатье был втянут его кузеном коннетаблем Бурбоном в преступную Сенешаль - представитель судебной местной власти.

71

авантюру и разделил с ним позор предательства. Во время приготовлений Франциска I к военному походу в Италию, надеясь воспользоваться его отсутствием, коннетабль Бурбон вошел в сговор с германским императором Карлом V и английским королем Генрихом VIII, намериваясь продать им за 200 тыс. золотых экю Прованс, Лионе и Шампань. Угроза потери этих провинций была велика, ибо войска императора при поддержке Бурбона уже вошли в Шампань и Гиень, а англичане высадились в Кале. Коннетабль рассчитывал на антиправительственные выступления в этих провинциях, но ошибся. Национальные интересы возобладали над региональным эгоизмом. Предательство Бурбона и его сообщника было раскрыто. Пуатье как преступнику, действовавшему против его величества, угрожала смертная казнь. Стремясь защитить отца, Диана взывала к великодушию короля. И растроганный дочерней заботой Франциск I сдался. Казнь заменили тюремным заключением. Злые языки при дворе объяснили пересмотр вынесенного приговора уступкой Дианы домогательствам короля. Соперничающие дамы и их почитатели не упускали случая ущемить самолюбие друг друга. Между тем участие генеральной сене-шальши, как называли мадам Пуатье, в судьбе отца вкупе с другими известными ее добродетелями благоприятствовало популярности Ди-

72 аны за пределами узкого круга приближенных королевы. Большого авторитета при дворе Диана Пуатье добилась как наставница сына Франциска I Генриха, герцога Орлеанского. Согласно обычаю, придворным дамам доверяли молодых людей, дабы они научили их правилам общения в высшем обществе и искусству любви. Король поручил эту миссию Диане, благословив таким образом одну из самых романтических любовных историй XVI в. и вместе с тем предрешив судьбу Екатерины Медичи. Пополнение двора прекрасными дамами создавало благоприятные условия еще для одной акции короля: введению в обычай придворных праздников. Торжества в Фонтенбло, сулившие выступления поэтов и музыкантов, балы и маскарады, на организацию которых не скупились в средствах и на которые собирали не только двор, но и провинциальную знать, были своего рода праздничными ассамблеями представителей высших сословий. Обстановка дворца и присутствие прекрасных дам* способствовали сближению и разрешению государственных дел: назначению на должность, пожалованию пенсий и пр. Устроитель праздников Франциск I заслужил славу умением смеяться и доставлять радость своим подданным. Просвещенный мир отдавал должное толерантности французского государя, которая проявлялась в терпимом отношении к проте73 стантам. Наихристианнейший из королей, обретший право на вмешательство в дела галликанской церкви, не поддерживал Реформацию во Франции, но и не преследовал протестантов. В конфессиональной позиции Франциска I возобладал не только здравый смысл, но и политические соображения: экспансионистские планы в Италии диктовали выбор союзников. Веротерпимость сделала королевский двор прибежищем инакомыслящих. Его покровительством пользовались Лефевр д'Этапль и единомышленники этого известного гуманиста. Франциск I и его близкие были первыми слушателями сделанного Лефевром перевода на французский язык Нового завета. Король защищал Лефевра от нападок теологов Сорбонны. Он помнил о нем даже в плену, пытаясь уберечь от преследований. Богословы усматривали ересь в лефеврских толкованиях основных догматов католического вероучения о спасении и грехе. Франциску I, напротив импонировало утверждение гуманиста о том, что вера и благодать Христа освобождают от тяжести первородного греха и сулят спасение. Но более всего королю-реформатору были близки идеи церковной реформы, которая, оставив галликанскую церковь в лоне католицизма, смогла бы поднять ее авторитет заботами короля. Франциск I завоевывал себе славу просвещенного монарха. Его государственные преоб74

разования, в том числе конфессиональная политика, порождали надежду на стабилизацию в обществе. Предостережения К.де Сейсселя как будто утратили свое значение. Франциску I простили отказ от созыва Генеральных штатов, В период начавшейся в Западной Европе контрреформации Франция оставалась островком свободомыслия, сюда устремились ученые, поэты и художники; французскому монарху писали Эразм Роттердамский и швейцарский реформатор Ульрих Цвиигли, ему посвятил свое сочинение "Наставление в христианской вере" Жан Кальвин. В начале 30-х гг. XVI в. во французском обществе с интересом читали сочинение малоизвестного

тогда в писательском мире бакалавра медицины Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль". Автор работал над книгой более 20 лет и издавал ее по частям. Эта энциклопедия жизни французского общества был навеяна Рабле многолетними наблюдениями и глубокими размышлениями. Продолжительность процесса написания позволила автору отразить в сочинении эволюцию духовного состояния Франции от мажорного триумфа гуманистического движения в начале столетия до появления беспокойного сомнения и новых поисков истины в середине XVI в. Современник и почитатель Франциска I, Рабле увековечил образ своего кумира, с правлением которого он связывал торжество гуманизма. Для него Франциск I являлся воплощением того госуда75 ря, который, "став философом, сделал государство счастливым". Но Франциск I не выдержал испытания временем. В последнее десятилетие своей жиз-в ни покровитель свободомыслия сделался настолько ярым гонителем инакомыслящих, что размах его репрессий вызвал даже беспокойство у папы Павла III и заставил главу святого престола посоветовать королю поубавить "благочестивый пыл". Не случайно с последних страниц сочинения Рабле исчез прежний оптимизм, хотя, верный своим гуманистическим идеалам, художник еще не сдавал позиций, пытаясь разобраться в переменах. То же самое переживали придворный поэт Клеман Маро и пользовавшиеся покровительством короля типограф Этьен Доле и автор "Веселых забав" Бонавентюр Деперье. Вскоре под угрозой расправы К.Маро и Ф.Рабле были вынуждены покинуть Францию, а Б.Деперье покончил жизнь самоубийством. Отказ недавнего кумира просвещенного общества от прежней политики объяснялся рядом причин. Негативное воздействие оказал на монарха мадридский плен, в котором он провел год. Военное поражение затронуло самолюбие и честь героя Мариньяно, побудив его во что бы то ни стало взять реванш. Поиски союзников и заключение выгодных условий заставили его пренебречь конфессиональными интересами и сблизиться с султаном Сулейманом Великолепным и королемотступником Генрихом VIII, а также подписать соглашение с римским папой 76 Клементом VII. Последний франко-римский договор имел особенно выгодные условия: папа санкционировал захват Франциском I желаемых городов в Италии, но взамен сватал свою племянницу Екатерину Медичи за французского принца и требовал отказа от монаршего покровительства еретикам. Кроме того толерантность Франциска I, встретившая поддержку в гуманистических кругах, была неоднозначно воспринята во французском обществе и вызывала недовольство у теологов Сорбонны и галликанской церкви. Конфессиональный вопрос разделил королевский двор: с одной стороны королева-мать Луиза Савойская, Диана Пуатье, герцоги Гизы и маршал Монморанси, с другой — герцогиня д'Этамп и сестра короля Маргарита Наваррская. Наконец, не последнюю роль в склонности к перемене сыграло психическое состояние Франциска I, на которого оказала большое влияние внезапная кончина любимого сына дофина Франциска. Горе усугубило тяжелую болезнь государя, симптомы которой проявлялись еще в его молодые годы. Наступали не лучшие времена. -\ Герцогиня Орлеанская и дофинесса Екатерина Медичи появилась при дворе накануне больших перемен в политике монарха. Она делала свои первые шаги в роли герцогини Орлеанской. Несмотря на юный'возраст, ей была знакома и даже привычна торжественная 77 обстановка официальных приемов и деловых встреч, дипломатический этикет, особенно тщательно соблюдавшийся в Риме — цитадели христианского мира. Там она научилась самому важному искусству: владеть собой, следить за своей речью, уметь скрывать свои мысли и настроение. При врожденной приветливости и удивительной способности располагать к себе окружающих она подавала большие надежды.

Екатерина Медичи — дофинесса

78 С первого и до последнего дня жизни при французском дворе Екатерине Медичи не позволяли забыть о счастливом даре ее судьбы, превратившем наследницу банкиров в герцогиню, а затем в королеву Франции. Она была первой женщиной из богатого, известного, но не аристократического дома Медичи, которая сделала столь блестящую партию. Унижаемая злыми шутками и оскорблениями за низкое происхождение, Екатерина постоянно ощущала зыбкость своего положения, что держало ее в страхе, заставляя искать эффективные меры защиты. Соотечественница известных в Европе гуманистов Пико делла Мирандола, Аль-берти и Солютати, связывавших достоинство человека не с сословной избранностью и происхождением, а с личными заслугами, она должна была подчиниться чуждым ей представлениям. Всю свою придворную жизнь Екатерина Медичи стремилась доказать, что достойна высокого положения. В годы регентства она с гордостью заявит о королевском происхождении своих детей, в опеке над которыми она видела свое предназначение. На склоне лет-она будет одержима идеей овладеть португальской короной, на которую якобы имела законное право. Свадебное путешествие из Марселя в Париж завершилось холодным приемом в Фонтенбло. Как сообщали иностранные послы в своих донесениях, альянс герцога Орлеанского

79 с наследницей Медичи вызвал недовольство при дворе. Осведомленные во внутренних делах короны, они полагали, что этот брак не имел ни сторонников, ни будущего. Юная флорентийка столкнулась с незнакомыми ей тайнами придворной жизни, тщательно скрытыми за торжественными церемо--ниями. Она оказалась среди величественных-и высокомерных дам, которые не позволяли себе снизойти до внимания к чужестранке с кукольным лицом и плохим произношением французских слов. К тому же Генрих, герцог Орлеанский, не пользовался при дворе теми почестями, которые оказывались его брату дофину Франциску. Чаще других Екатерина ловила на себе взгляд Дианы Пуатье. Ко времени свадьбы Медичи и герцога Орлеанского главная сенешальша овдовела. Ее супруг Л.де Bpe*-зе скончался в возрасте 72 лет, оставив Диану в расцвете сил. Шестнадцать лет супружеской жизни и рождение двух наследников благотворно отразились на мадам де Брезе. В свои 32 года она оставалась пленительной. Художники по-прежнему писали ее портреты, представляя гордое лицо, со взглядом повелительницы и скрытой улыбкой на устах, а также изысканные туалеты черного и белого цветов, предпочитаемых Дианой после смерти мужа. Но чаще ее изображали обнаженной, как богиню Ренессанса. В первые годы придворной жизни Екатерина Медичи узнала о связи своего супруга с 80 Дианой Пуатье. История возникновения этих отношений была удивительно романтической и мало известной Медичи, впрочем как и все, что касалось ее супруга. В семье Франциска I и Клод Французской Генрих, герцог Орлеанский, был вторым из трех

сыновей. Своей красивой внешностью, ростом, статью, силой, склонностью к турнирам и охоте он походил на отца, но от матери и деда Людовика XII унаследовал склонность к меланхолии, которая с возрастом превратилась в одну из главных черт его характера. Не случайно уже в годы его правления он получит прозвище "прекрасный сумрак". На формирование молодого человека огромное влияние оказали испытания, которым он подвергся в раннем детстве. Мадридский плен оставил глубокий след в душе не только Франциска I, но и его сыновей, которые были отлучены от дома и к тому же преданы отцом. Дело было так. В 1525 г. в результате поражения при Павии Франциск I попал в плен к Карлу V. Под давлением императора король был вынужден подписать мадридский договор, согласно которому он обязался отдать Бургундию и завоеванный им Милан Карлу V, а Прованс Бурбону. Французы, предлагая выкуп, требовали освобождения Франциска I. Но император настаивал на гарантиях выполнения договора и в качестве таковых пожелал взять в заложники сыновей короля — девятилетнего

81 Франциска и семилетнего Генриха, а также заручиться обещанием Франциска I жениться на Элеоноре Австрийской, доброй и некрасивой вдове, приходившейся сестрой Карлу V. Французский король согласился. На границе между Испанией и Францией на реке Бдассоа состоялась процедура обмена Франциска I на принцев. Очевидцы происходящего описывали нетерпение и радость, с какими готовились к встрече короля, и безразличие к судьбе маленьких наследников, которых никто не замечал в толпе встречающих. В момент подготовки к отправке детей только Диана Пуатье поцеловала младшего Генриха. Обмен состоялся прямо на реке: король пересел на французскую барку, а детей переместили на испанское судно без слов напутствия и утешения. Едва достигнув берега, Франциск I со словами: "Благодарю Господа, я еще король!" вскочил на лошадь и без оглядки помчался, словно боясь, что его вернут. Четыре долгих года сыновья Франциска I не могли забыть поведения отца в момент их отправки в Испанию. Оторванные от дома в самый ответственный период своей жизни, они тяжело переживали случившееся. Особенно впечатлительным оказался Генрих: он возненавидел отца. Его единственным теплым воспоминанием о страшном дне разлуки осталось прикосновение высокой и красивой дамы. Так 82 в жизнь герцога Орлеанского вошла Диана Пуатье, сначала прекрасным образом в воспоминаниях, потом наставницей. Через четыре года, заплатив 2 млн золотых экю, Франциск I выкупил сыновей. На выкуп было использовано приданое Элеоноры Австрийской, которая стала королевой и мачехой наследников Франциска I. Посте плена одиннадцатилетний Генрих не в пример своему брату долго не мог войти в придворную жизнь, оставаясь замкнутым и мрачным. Иностранные послы при французском дворе сообщали, что никогда не видели герцога Орлеанского улыбающимся. Всегда молчаливый, он был безразличен к искусству, его не занимали старания Франциска I преобразить Фонтенбло и не вдохновляли полотна великих мастеров. Он был склонен только к верховой езде и физическим упражнениям. Его единственным другом оставался сын гувернера Жак д'Альбон де Сен-Андре. На придворных балах только Диана Пуатье вызывала в его глазах печальный блеск. Состояние Генриха ускорило решение Франциска I просить мадам де Брезе приобщить герцога Орлеанского к придворной жизни. Диана согласилась, приняв эту просьбу за честь и став наставницей герцога в обучении его рыцарскому служению даме и искусству быть обходительным. Безукоризненность репутации мадам де Брезе на давала оснований для какихлибо подозрений. Генрих охотно брал 83

уроки. Но со временем общение прекрасной вдовы с герцогом переросло в близкие отношения; и мадам де Брезе стала единственной обладательницей сердца герцога Орлеанского. Для Дианы Генрих был последней и сильной привязанностью, хотя по возрасту она годилась своему возлюбленному в матери. Замужество по расчету со стариком лишило ее жизнь многих красок счастья. Верная себе и помня уроки, преподанные ей супругом, до встречи с Генрихом она не позволяла себе преступить эти рамки. Теперь судьба распорядилась иначе. В свете придворных распрей и отношений герцога Орлеанского с Дианой Пуатье положение Екатерины Медичи было сложным. Негативное влияние на обстановку оказала смерть папы Клемента VII и крушение надежд Франциска I на утверждение французского влияния в Италии. Французский король и его сыновья не могли скрыть от Медичи разочарования в просчетах своей

ориентации на щедрого обещаниями главу святого престола. Неприятие чужестранки усилилось еще более после внезапной смерти наследника престола дофина Франциска. Старший брат Генриха скончался от плеврита: во время игры в лапту, разгоряченный, он выпил холодной воды и остудил горло. Это несчастье породило много слухов о якобы насильственной смерти и причастности к ней Медичи. Екатерину обвиняли в преднамеренном убийстве своего деверя с тем, что-

84 бы обеспечить герцогу Орлеанскому, своему супругу, положение первого наследника престола. По делу о смерти дофина Франциска затеяли судебный процесс, в ходе которого без оснований обвинили в отравлении принца итальянского графа Монтекукули, поднесшему молодому человеку стакан воды. Граф был осужден на казнь. Это чудовищное судилище преследовало много целей, в том числе несомненным было желание задеть национальное чувство Медичи. Флорентинке предстояло завоевать расположение и добиться признания своего личного достоинства. После смерти наследного принца дофином по праву старшинства стал герцог Орлеанский, и герцогиня Екатерина Медичи сделалась до-финессой Медичи. Став дофином, Генрих позаботился о формировании своей клиентелы, привлекая близких к себе людей. В числе его приближенных находились Сен-Андре и военачальники Дампьер, Ла Ну, Брисцак и Ла Шатенере. Помощником и советником дофина становится маршал Анн де Монморанси. Сорокалетнего воина свел с наследником престола военный лагерь у Авиньона, места будущих побед короля Генриха II. Монморанси был достаточно опытным, чтобы распознать в дофине натуру впечатлительную, ранимую и одинокую. Тонкий психолог, он быстро нашел путь к сердцу молодого человека, став его учителем

85 в военной подготовке и поощряя связь с Дианой Пуатье. Старый сводник предоставил для любовных свиданий свой замок д'Экуен, славившийся богатой коллекцией картин, скульптурой и особенно витражами с эротическими сценами любви Амура и Психеи, способными ввести в смущение самого Ф.Рабле. Первые годы придворной жизни не изменили доброго и спокойного нрава Медичи. Она оставалась послушной и приветливой, следуя своему девизу быть смиренной и терпеливой. Не позволяя себе вмешиваться в придворную борьбу, дофи-нссса стремилась завоевать симпатии другим путем — покорностью и ученостью, поддержкой политики Франциска I в создании фасада государственного управления. Усвоив обычаи королевского двора, эта полуязычница-полу-христианка внесла в придворную жизнь живую струю, заражая всех энергией южного темперамента. Она была непременной участницей королевской охоты, излюбленного времяпровождения Франциска I, и увлекалась верховой ездой. Путь к сердцу короля был для нее открыт. Августейший полюбил ее компанию. Его привлекала удивительная смелость итальянки, неуемная энергия и страсть, с какой та отдавалась любимым занятиям. Она поражала своей неутомимостью в длительных переходах. Презрев дамский обычай верховой езды, Екатерина взлетала на коня верхом, как ловкий наездник. Естественность выделяла ее

86 среди придворных барышень. Медичи можно было сравнить разве что с Дианой Пуатье. Но в отличие от последней она была некрасива, ее преимущество заключалось в добром нраве и образованности. Екатерина принесла в королевский дом пристрастие к астрологии и магии, поражая глубокими познаниями в этих областях, как, впрочем, и умением читать по-латыни и погречески и разбираться в физике и математике. Она быстро овладела французским языком, не справившись, правда, до конца своих дней с ударениями и с орфографией. Благодаря своей музыкальности и умению танцевать дофинесса сделалась царицей балов. Ее вкус и изобретательность в создании маскарадных костюмов поражали искушенных в сюрпризах аристократов. Воспоминания о музыкальных праздниках в Сиенском монастыре помогли ей в организации музыкальных вечеров. В начале XVI в. французское музыкальной искусство отличалось от итальянского: многоголосное песнопение еще не было известно. По средневековой городской традиции выступления французских жонглеров и рассказчиков лишь прерывалось звуками лютни. Музыкальный инструмент аккомпанировал одному голосу. Поэтому когда Клеман Маро, переложив на стихи тридцать первых псалмов из Ветхого Завета, отдал их нескольким исполнителям, а знаменитые музыканты Сертон, Жаннекин и Гудимель написали к этим поэти-

87 ческим строкам музыку, концерт привел придворное общество в неописуемый восторг. Ор-

ганизатором и участницей этого праздника была Екатерина Медичи, исполнявшая один из псалмов. К музыкальным вечерам приобщился и дофин Генрих. Страстный любитель религиозной музыки, он с удовольствием пел в сопровождении лютни, виолы или флейты. В годы борьбы за признание Екатерина Медичи сблизилась с Маргаритой Наваррской, была очарована ею и нашла в ней пример для подражания. Медичи привлекали смелость взглядов и разносторонность интересов Маргариты, созвучные ее собственному настроению, благородство души и искренность, так не свойственные придворной обстановке. Между тем, завоевывая авторитет и симпатии при дворе и радуясь первым успехам, Екатерина Медичи сознавала, что еще рано торжествовать победу. За внешней беззаботностью и весельем дофинесса умела скрывать свое настроение. Ее угнетало сознание беспомощности в главном своем предназначении — рождении наследника. Годы супружеской жизни не сделали ее матерью. К переживаниям из-за своего происхождения добавился страх перед разводом по причине бесплодия. Беспокойство стало одолевать Медичи через четыре года после замужества, когда до нее дошли слухи о рождении побочной дочери Генриха. Во время военной кампании в Пьемонте дофин

88 сблизился с сестрой оруженосца Филиппой Дкж, которая принесла ему дочь Диану. (Впоследствии Диана Французская была признана Генрихом II.) Екатерина Медичи молила Бога, прибегала к помощи известных в то время целителей. В этот ответственный момент рядом с ней никого из близких не оказалось. Лишенная от рождения материнской заботы и отданная замуж своему ровеснику, она была плохо подготовлена к интимной жизни. Связанные с этим переживания, как писал М.Брантом, настолько угнетали женщину, что, обычно деликатная и сдержанная, она позволила уговорить себя подсмотреть любовное свидание своего супруга с Дианой Пуатье и, привыкшая к холодности мужа, была необычайно поражена всем уви-ден;шм. При дворе отсутствие наследника Валуа вызывало злорадство у старых противников флорентийского брака, которые связывали это несчастье с нарушением обычая в разрешении матримониальных проблем и сближением с недостойной трона Капетингов наследницей банкира. Франциск I был близок к тому, чтобы расторгнуть брак сына, ибо безвременная кончина дофина Франциска, с которым король связывал будущее французской монархии, позволила Генриху Орлеанскому, супругу Медичи, претендовать на престол.

89 Но Екатерина своим смирением заставила его величество сменить гнев на милость. Сознавая неизбежность печального финала, она опередила объявление о разводе искренним признанием своей вины и согласием либо уйти в монастырь, либо прислуживать той, кто станет супругой се мужа. Король был растроган покорностью молодой женщины, оставив мысль о разводе и призвав сына подумать о наследнике. Угроза развода Медичи с дофином Генрихом напугала Диану Пуатье: новая дофинесса могла стать опаснее флорентийской куклы и нарушить положение фаворитки. И Диана стала чаще отпускать своего возлюбленного в покои Екатерины. Кроме того, на помощь супругам пришел медик, распознавший у Генриха врожденный порок, который ограничивал его способность к деторождению. После одиннадцати лет супружеской жизни, 20 января 1544 г., Екатерина Медичи наконец родила своего первенца, которого нарекли в честь деда Франциском. В 1546 г. у супругов было уже двое детей. Время рождения наследников дофина совпало с последними годами жизни Франциска I. Атмосфера при дворе достигла высокого напряжения. Король и дофин становились непримиримыми. Дело было не только в затаенной давней личной ненависти сына к отцу, но и в несовпадении стиля жизни и норм поведения двух близких людей. Большую роль в раз-

90 ладе играли фаворитки герцогиня д'Этамп и Диана Пуатье. Как писал в своих мемуарах современник событий граф де Монлюк: "Несчастье Франции состоит в том, что женщины берут на себя смелость все решать и во все вмешиваться". Граф считал, что король должен закрыть рот женщинам. Но Франциск I был бессилен сопротивляться. В связи с тем, что Генрих сделался прямым наследником престола, возрос авторитет Дианы Пуатье, что вызывало недовольство у Анны д'Этамп. Герцогиня стала поддерживать Карла, младшего брата дофина, пытаясь противопоставить его Генриху. Она даже строила планы женить Карла на дочери германского императора Карла V, рассчитывая на то, что в приданое он сможет получить Нидерланды и Милан и таким образом превзойти дофина. Ц ссоре дамы пускали в ход все приемы своей нехитрой дипломатии.

Главным оружием мадам д'Этамп против Дианы Пуатье был возраст последней; девять лет разницы давали герцогине преимущество. Но Диана сумела сохранить привлекательность, и дофин Генрих, грубый и мрачный Геркулес, находил в ее обществе удовольствие, она оставалась его богиней и неприступным убежищем, где его слабость была в безопасности. Д'Этамп обвиняла Диану в использовании колдовства для привлечения молодых людей. Эту идею о магических способностях

91

L мадам де Брезе несколько позже выскажет известный историк и дипломат Генриха IV О.де Ту. Диана оказывала на Генриха сильное влияние, она подчинила его своей воле, но не изменила особенностей его характера. Дофин оставался по-прежнему мрачным, замкнутым, презирающим светские беседы и проявление остроумия. Как и его приближенные, он превосходно владел оружием, не знал соперников в занятиях и играх, которые требовали силы и ловкости. Наследник престола предпочитал турниры и дуэли и ценил силу. Франциску I, государю, претендовавшему на протяжении почти двадцати лет на роль просвещенного монарха, противостоял в лице сына кичившийся своей силой вояка. С того времени, как Генрих сделался дофином, при дворе стал создаваться культ наследника престола. Популярности Генриха и его пассии способствовал самый читаемый в то время роман испанца Монтальво "Книга о храбром Амади и гордой Ориане". В французском переводе он появился в 1540 г. и тут же был использован почитателями достоинств дофина. Монтальво воспел образ отважного рыцаря и его несравненной возлюбленной. Как и героя романа, Генриха стали называть "прекрасным сумраком", а мадам де Брезе питала иллюзии быть Оршшой. Она создавала сначала образ безупречной жены главного сенешаля, потом метрессы принца, проявляя свою стыдливость 92 и неприступность, которые дофин сокрушил якобы вопреки ее воле. Диана придерживалась традиции в вопросе вероисповедания и питала отвращение к новым конфессиональным идеям, одобряя казни еретиков. Она и Анн Мон-моранси решительно поддерживали просвещенного монарха Франциска I в наступлении на ересь. К придворной возне добавилась неудача на итальянском театре военных действий. В конце 30-х — начале 40-х гг. французы несли поражения. Диана Пуатье использовала и это обстоятельство: она обвинила герцогиню д'Этамп в измене, распустив слух о якобы имевшей место тайной передаче Карлу V плана военных действий, который должен был осуществить дофин Генрих. Дискредитацию Анны д'Этамп особенно тяжело переносил Франциск I. Двор превращался в рассадник гнусных сплетен. В королевские покои стекались слухи, порочившие окружение государя. Создавалась нетерпимая обстановка. Король терял опору и близких ему людей. Пбсле безвременной утраты старшего сына его ждал еще один удар: неожиданная смерть от чумы Карла, младшего наследника: во время поездки по провинциям принц навестил чумного больного. В довершение всего одно из последних донесений окончательно вывело государя из равновесия. Король распорядился об удалении Ссн-Андре, Бриссака и Дампьера из числа

93 приближенных дофина. Королевский шут подслушал и передал ему разговор Дианы Пуатье и Генриха со своими единомышленниками о будущем престола и распределении портфелей. Но довести до конца начатое наступление на оппозицию Франциск I не успел. Короля подстерегали болезнь и скорая смерть. Признаки тяжелого недуга проявлялись у него еще в молодости. С годами состояние ухудшалось. В феврале 1547 г. у Франциска I начались приступы лихорадки, но он еще держался, пытаясь побороть болезнь. Как всегда, король охотился и совершал дальние поездки. Однако могучий организм на этот раз не выдержал: обширный абсцесс в брюшной полости свалил его. Предчувствуя скорый конец, Франциск I настаивал на отъезде герцогини д'Этамп, не желая, чтобы она видела его страдания. В своей предсмертной исповеди он просил прощения у своей второй жены Элеоноры Австрийской, признавая, что был несправедлив к ней, а также выражал сожаление о войне, в которой принял участие вслед за Карлом VIII и Людовиком XII, и говорил о своем стремлении сохранить чистоту католического вероучения. Дофин Генрих трогательно простился с отцом. Несмотря на свою враждебность к нему, он понимал, что теряет самого близкого человека, оставаясь единственным представителем правящей династии Валуа: его сыну Франциску не было еще и года. Король напутствовал

94

сына, предостерегая его от введения в совет герцогов Гизов и от излишнего общения с Монморанси. Последним словом Франциска I была просьба позаботиться о герцогине д'Этамп: не лишать ее положения при дворе. Генриху отец советовал не подчиняться чужой воле. 31 марта 1547 г. Франциска I не стало. Медики признали поражение почек, желудка, легких и даже гортани гнойным воспалением. С уходом Франциска I кончалась эпоха политической стабильности французского общества, способствовавшая расцвету культуры и просвещения. Французы простились с одним из самых любимых своих государей. Нового кумира пришлось ждать до конца XVI в., пока на престоле не появился Генрих IV. Рля Екатерины Медичи начинались новые времена. Дофинесса искренне сожалела об утрате своего защитника. Не примыкая ни к одному из придворных кланов, она тайно поддерживала Франциска I, солидаризируясь с действиями просвещенного монарха и огорчаясь отступлению короля от прежней политики. В эти годы Медичи убедилась в плодотворности компромисса как главного принципа монаршей политики. Через несколько лет, став во главе государства, она не раз будет сверять свои поступки с деятельностью Франциска I, которая внушала ей доверие.

95 Глава III УРОКИ ТЕРПЕНИЯ: В ПЛЕНУ У СОПЕРНИЦЫ ин Генрих короновался через четыре месяца после смерти Франциска I. Церемония происходила в Реймском соборе, где согласно традиции французские короли венчались на царствование. 26 июля 1547 г. 28-летний король предстал перед своими подданными в короне императора*: наследник Капетингов был признан сувереном во всех землях Франции. Этот атрибут верховной власти, впервые использованный Франциском I, свидетельствовал о возросшем могуществе государя. В угоду Диане Пуатье Генрих заказал к церемонии коронации торжественные костюмы. В день торжества дофин появился в богатом платье, которое украшал вышитый жемчугом вензель из первых букв имен Генриха и Диан 1)1. Видевшие венчающегося короля в Корона императора отличалась тем, что представляла памкпутЕ.ш обруч, тогда как королевская имела вид открытого кол I.на.

96 праздничном одеянии расценили эту символику как свидетельство оммажа — дани чести фаворитке. Наихристианнейший из королей не стыдился обращаться к своей метрессе в момент получения святого елея, положенного ему как Божьему помазаннику. Ни одной из королевских фавориток никогда не делались подобные знаки уважения. Обставленная таким образом церемония коронации Генриха II оказалась поистине символической. Ей суждено было отразить особенности будущего правления: роль фаворитки в государственных делах и верность старым традициям, которые пытался нарушить Франциск I. Государь, обретший славу не только воинской доблестью, но и покровительством музам, уступил место монарху-рыцарю, жаждавшему ратных подвигов. По свидетельству венецианского посла, после кончины Франциска 1 обычно угрюмый Генрих выглядел довольно веселым. Возможно, что одна из версий о прощании наследника с останками отца имела основание. Стоя у окна в Фонтенбло и наблюдая процессию, сопровождавшую покойного, которого перевозили из Сен-Клу, где он находился 40 дней, в фамильную усыпальницу Сен-Дени, Генрих якобы вымолвил: "Вот дорога моего счастья". Неприязнь, а со временем открытая вражда всю жизнь разделяла отца с сыном. К детским впечатлениям, связаннным с мадридским пле4-256

97 ном, примешивались ощущения нелюбимого сына, которые Генрих постоянно испытывал: Франциск был больше привязан к старшему и младшему сыновьям. Брак с нелюбимой женщиной и необходимость подчиняться отцу еще более обостряли отчуждение дофина. Поэтому Генрих болезненно воспринимал нападки на своих друзей и особенно на Диану. Раздражение Генриха вызывала и миротворческая позиция Франциска I, его попытка установления мира с Карлом V после многочисленных поражений. Став королем, Генрих II не смог скрыть радости, которая стерла с его лица следы меланхолии, и иностранные послы при дворе увидели другого Генриха, хотя, конечно, он никогда не обрел веселого нрава отца. Бывший узник Мадрида рассматривал свое счастье как реванш за пережитое. Злопамятный и неспособный на жалость и великодушие в отношении своих врагов, он в то же время был открыт для друзей, даря им нежность и исполняя их желания. Вопреки наставлениям отца первой и одной из главных задач короля стало возвеличивание Дианы Пуатье. Он задался целью поднять ее положение при дворе. Через год после смерти Франциска I Генрих II отменил приговор против отца Дианы, и наследница Жана Пуатье получила графство СенВалье. Помимо этого, Генрих II дал ей титул герцогини Валентинуа. Фаворитка короля оказалась на

одной ступени

98 с принцами крови. Подобную привилегию имела только герцогиня д'Этамп. Обладая большим практическим умом, новоявленная герцогиня Валентинуа ввела новую систему управления своими владениями. Она назначила приора Эйрона главным управляющим герцогства и доверила своим людям отправление суда и сбор налогов. Право сбора налогов было предметом ее особой заботы: герцогство Валентинуа славилось особо тяжелым налогообложением. Диана Пуатье, бывшая графиня де Брезе, супруга главного сенешаля Нормандии упивалась ролью герцогини. На официальных документах, исходящих из ее канцелярии, стояла длинная подпись со всеми титулами: "Мы, Диана Пуатье, герцогиня Валентинуа, графиня д'Альбон, дама Сен-Валье". Подпись украшали королевские цветы лилии, символика домов Пуатье и де Брезе и ее собственный знак в виде трех полумесяцев. Диана претендовала на то, чтобы ее, как и супругу короля Екатерину Медичи, называли "Мадам". В прежние времена так обращались к регентше королевства Анне де Боже, дочери Людовика XI, а позже к Луизе Савойской. Кроме того, герцогиня Валентинуа присвоила все то, что принадлежало д'Этамп: драгоценности, в том числе бриллиант в 50 тыс. экю, и земли. Она получила замок Шенонсо, приобретенный Франциском I и являвшийся собственностью короны. 4

*

99

Но культ Дианы Пуатье был не единственным проявлением воли короля. Не считаясь с предупреждением отца, Генрих II изменил состав Королевского совета, введя в него изгнанного Франциском I Сен-Андре и сделав главным советником коннетабля Монморанси. Одновременно с этим он отдалил от двора приближенных Франциска I. Под давлением Дианы король был вынужден ввести в свой совет герцогов Гизов. Креатуры мадам Пуатье должны были служить укреплению влияния фаворитки. Таким образом, первыми лицами официальной Франции стали Диана Пуатье, коннетабль Монморанси, герцоги Гизы. СенАндре и Сен-Антуан. Они составляли Королевский совет. Главной фигурой в управлении сделался Монморанси. Приближенный Франциском I ко двору и добившийся триумфа в карьере при Генрихе II, он был умея, работоспособен и решителен. Вольтер считал, что его ум, как и взгляд, не охватывал широкого горизонта, его хитрость не соперничала с дипломатическим талантом, а его знания были не сравнимы с мудростью министра. Но благодаря своей преданности монарху Монморанси выгодно отличался от остальных алчных искателей славы. Маршала Франции, опытного воина, служившего двум королям, выделяли пацифистские настроения в государственной политике, вызывая недовольство со стороны остальных советников, которые сыграли не последнюю роль в деятельности Генриха II. Король был

101

щедрым в отношении своего любимца, дав ему хорошую пребенду в виде должности главного наместника Лангедока. Не обделенными оказались племянники коннетабля: Оде де Шатий-он, архиепископ Тулузы и епископ Бове, получил кардинальскую шапку; Гаспару де Ша-тийон Колиньи была пожалована должность генерального полковника от инфантерии. Сен-Андре как личный друг и доверенное лицо короля, используя свое влияние, стал арбитром среди советников Генриха II. Он обладал живым умом, был очень обходительным, хитрым в государственных и ловким в военных делахГерцоги Гизы видели себя на троне и во главе галликанской церкви. Будучи наследниками Анжуйской династии, они мечтали о короне обеих -Сицилии, но свои интересы тщательно скрывали то под личиной популярного героя войны, как Франциск Лотарингский, то под маской защитника интересов галликанской церкви, как кардинал Лотарингский. Верные традиционным средневековым представлениям о власти силы, они являлись олицетворением воинственного духа и связывали величие Франции с военными походами и установлением гегемонии в Европе. Диана Пуатье предпочитала держать равновесие между Гизами и Монморанси, дабы сохранить свое влияние. Оценивая состав Королевского совета при Генрихе II, секретарь

102 государя Клод де Л'Обеспен писал: "Как мы видим на небе два больших светила, солнце и луну, так Монморанси и Диана владели полной властью в королевстве: первый над короной, вторая над персоной". Современники были единодушны в том, что коннетабль был кормчим и патроном корабля, румпель которого держала мадам Валентинуа. Правление Генриха Н, как впрочем, и Франциска I, было рубежом в истории Франции между средними веками и ранним новым временем. Историки обычно расходятся в оценке Генриха II; одни отмечают его роль в подготовке гражданских войн, начавшихся вскоре после его гибели, другие, напротив, подчеркивают его вклад в завершение военной авантюры в Италии, в совершенствование государственного управления и в содействие триумфу французского Ренессанса. Политика реформ, начатая Франциском I и набиравшая темпы в первой половине XVI в., в годы правления Генриха II претерпела изменения. Это обусловливалось помимо личных качеств короля обострением внутренней и внешнеполитической обстановки. Поэтому и той и другой оценкам деятельности Генриха II нельзя отказать в справедливости. О преемнике Франциска I говорили, что он слаб характером, представляли его марионеткой в руках советников. В сравнении с отцом Генрих II, действительно, не был способен к большим преобразованиям. Но он не

103 принимал скоропалительных решений и не строил несбыточных планов. Всем остальным делам предпочитал преобразование армии и флота и занимался назначением пенсий инвалидам войны. Никто не соответствовал его стилю правления больше, чем коннетабль Монмо-ранси — защитник принципа правления, согласно которому в государстве правит один король, господствуют одна вера и один закон. Невосприимчивый к переменам времени, коннетабль восхищал короля своей консервативностью, в которой Генрих II видел великую мудрость. Итальянские послы характеризовали отношения Генриха II с Монморанси как отношения ученика с учителем. Король оставался романтиком и мечтал о рыцарских подвигах. Монморанси сдерживал его порывы и любовь к завоеваниям и славе. Во внешней политике Генрих II продолжал начатые его предшественниками Итальянские войны. В XVI в. они превратились в серию военных конфликтов, имевших место не только на Апеннинах, но и за пределами Италии, приняв общеевропейский характер. Военные союзы возникали так же быстро, как распадались. Для Франции продолжение Итальянских войн было связано с разрешением прежде всего одной из социальных проблем — положения дворянства. Ценой тяжелого налогового обложения податного населения король стремился удовлетворить интересы высшего привилеги104 рованного сословия. Государь мечтал о реванше над Карлом V Габсбургом. Воинственно настроенные советники поддерживали устремления Генриха II и выступали инициаторами имперской внешней политики. Они жаждали воинской славы и мечтали о владычестве Франции в Западной Европе. Поводов для вмешательства короля в военные конфликты было много. Большую активность по вовлечению Франции в борьбу с Габсбургами проявлял папа римский Павел III. После расправы над герцогом Пармы, сыном папы, Павел III с помощью французов хотел противодействовать

Карлу V, занявшему Пья-ченцу. Призывая к этому Генриха II, глава святого престола посылал подарки его дамам: золотую розу Екатерине Медичи и жемчуг Ди-ань Планы папы находили поддержку у королевских советников. Коннетаблю стоило большого труда отговорить государя от вмешательства в эту войну. Гизы требовали участия Франции*^ делах Шотландии. После смерти шотландского короля Якова V его вдове, сестре Гизов, требовалась поддержка. Гизы мечтали объединить Шотландию с Францией посредством брака наследника Генриха II Франциска с Марией Стюарт, дочерью Якова V. Положение в Шотландии было сложным: местные протестанты прочили на престол Эдуарда VI — наследника английского короля Генриха VIII. В достиже-

105 т нии этой цели они решились на убийство главы шотландской католической церкви. Генрих II вмешался в шотландские дела, направив 6-тысячную французскую эскадру на помощь вдове шотландского короля, французам удалось вывезти из Шотландии наследницу престола Марию Стюарт. Новая попытка втянуть Францию в войну была вызвана франко-римскими отношениями. После смерти папы Павла III его преемник Юлий III вступил в союз с германским императором и передал Карлу V Парму, находившуюся под протекторатом французского монарха. Это означало победу Габсбурга и возможность осуществления его заветной мечты — создания универсалистской империи. В этой ситуации Карлу V противостоял только Генрих П. Угроза формирования универсалистской империи Габсбургов вызвала во Франции ответную реакцию — защиту национальных интересов. В окружении короля идею защиты национальных интересов поддерживали все советники. В 1551 г. Генрих II объявил войну папе и порвал отношения с Римом. Как некогда Франциск I, он заключил союз с немецкими протестантскими князьями, получив от них в обмен на помощь в войне с Карлом V три епископства (Мец, Туль и Верден). Французские войска шагали по Рейну и Апеннинам, и Франция с радостью встречала победителей; героем войны стал Франциск Гиз. Добившись изгнания испанцев из Сиены, король объявил себя ее протектором: снова французы установили свое влияние в Италии.

106 Одновременно французская армия вела бои на восточных границах. При осаде Брюсселя впервые встретились, чтобы навсегда остаться врагами, Гаспар Колиньи и Франциск Гиз. В середине 50-х годов события в Англии: смерть Эдуарда VI и восшествие на престол племянницы Карла V ярой католички Марии Тюдор вновь угрожало укреплением позиций германского императора. Филипп, супруг Марии Тюдор, как наследник Карла V претендовал на объединение в своих руках всех владений отца: Испании, Нидерландов и Германии. Франция могла оказаться в окружении. На время эта угроза была снята призывом папы Юлия III к объединению в борьбе с ересью. Воспользовавшись моментом, Монморанси советовал Генриху II заключить мир и таким образом сохранить за короной все завоевания, сделанные к этому времени. Король пребывал в это время в зените боевой славы. В 1555 г. он подписал с уполномоченным Карла V договор о признании за Францией всех ее завоеваний: трех епископств, Савойи, Пьемонта; Тосканы и Монферата. Валуа торжествовали победу, стоившую Франции слишком дорого. Триумф Генриха II вынудил Карла V отказаться от императорского престола и идеи создания универсалистской империи и уйти в монастырь. Удачи, сопутствовавшие Генриху II, вдохновляли его воинственно настроенных советников на новые баталии, вояки искали только

107 повода. В начале 1557 г. Франция вновь вступила в военные действия с Испанией, а в середине того же года с Англией. По меткому замечанию королевского секретари Л'Обеспена, "Диана и Гизы раздували огонь всех несчастий Франции". Два очага военных действий требовали двойного напряжения. Генрих II надеялся на победу. Но его новый соперник, испанский король Филипп II, обошел государя. Он готовил удар в сердце Франции. Молодой и талантливый его генерал герцог Савойский Фили-бер-Эммануэль по прозвищу "Железная голова" посоветовал Филиппу II отказаться от планов в Италии и сосредоточить свои силы на границе с Францией — там, где французы меньше всего ожидают удара. Испанцам удалось пройти через границу. Битва при СенЛо-рене принесла поражение войскам Генриха II. Она стоила Франции трех тысяч убитых и пяти тысяч раненых, а также пленения коннетабля Монморанси и Сен-Андре. Испанская армия находилась в трех днях перехода от Парижа. Карл V в своем монастыре уже считал, что его сын

близок к осуществлению давней мечты Габсбургов — созданию универсалистской империи. Поражение Генриха II способствовало подъему национально-патриотических чувств французов. Возросла популярность Франциска Гиза, от него ждали побед. Но Франция не была способна ни ответить на удар испанцев, ни

108 вытеснить англичан из Кале. Выход был один — заключение мира. Из своего Гентского плена Монморанси писал Генриху II о необходимости покончить с войной посредством соглашения с Филиппом II и заключить брак испанского короля с французской принцессой Елизаветой в целях закрепления двухсторонних отношений . Подобно колоссу, которому сломали ноги, Франция теряла былое величие. Анархия центральной власти, игры придворных группировок вкупе с экономическим упадком, ростом налогов, высокими ценами и разрухой требовали, чтобы решение было принято незамедлительно. Генрих II колебался: мечты о реванше, поддерживаемые Гиза-ми, не давали ему покоя. Он нуждался во встрече со своим верным советником Монморанси. Испанский король разрешил это свидание. По свидетельству современников, Генрих II и коннетабль проговорили два дня и две ночи. После переговоров король объявил своему совету о готовности купить мир ценой потери всех завоеваний, кроме порта Кале. Генрих II готовился к встрече с Филиппом II. Мирное соглашение в Като-Камбрези подвело черту под 65-летними войнами Франции. По условиям мира Генрих II должен был вернуть все свои завоевания в Италии. За короной оставались лишь три лотарингских епископства — Мец, Туль и Верден. Право на возвращение оккупированного англичанами Кале она должна была

109 получить через восемь лет, уплатив в английскую казну 500 тыс.экю. В свою очередь Испания отказывалась от всех завоеваний: во Франции. Помимо этого, соглашение предусматривало бракосочетание испанского короля и герцога Савойского с французскими принцессами. Франко-испанский мир во Франции был встречен неоднозначно. Соглашение в Като-Камбрези имело как противников, так и сторонников. Гизы расценивали его как акт капитуляции. Представители французской знати связывали с этим договором утрату Францией своей главенствующей роли в Европе. Напротив, сторонники мира рассматривали его как вынужденный компромисс, способный сохранить будущее. Като-Камбрези, считали они, был жертвоприношением во имя сохранения целостности Франции. Генрих II вышел из многолетней военной авантюры, не пожертвовав национальными интересами. Однако, породив недовольство, франко-испанский договор способствовал формированию оппозиции. Внешней политике Генриха II, в которой соединились воинственность и миротворческий здравый смысл, соответствовала внутриполитическая деятельность монарха. Как и его отец, Генрих не прибегал к созыву ассамблей представителей сословий, ограничиваясь Королевским советом и собраниями знати. В конфессиональной политике монарха сосуществовали толерантность и нетерпимость. Одним из

110 первых королевских указов в год вступления на престол стало решение о создании палаты по делам ереси, прозванной в народе "Огненной", а последним — обращение к римскому папе с просьбой о восстановлении во Франции инквизиционного суда, хотя сам Генрих II не выносил зрелищ казни (когда на его глазах пытали придворного портного, обвиненного в ереси, то, по словам очевидцев, король был близок к приступу нервного расстройства). В годы войны с Карлом V Генрих II решился, правда ненадолго, на разрыв с римским папой и в угоду военнополитическим интересам заключил союз с немецкими протестантскими князьями. В его позиции более устойчивая, чем у Франциска I, верность конфессиональной традиции не исключала отступления от этих религиозных принципов. Время правления Генриха II было прелюдией гражданских войн не только с точки зрения политической, но и религиозной. 30-50-е гг. знаменовались выступлением Кальвина, распространением его учения и оформлением реформатской церкви, т.е. началом французской Реформации. Среди европейских стран, охваченных Реформацией, Франция была последней. В конце 30-х годов магистр свободных искусств и недоучившийся правовед Кальвин, известный своими смелыми выступлениями о таинстве причащения, был вынужден эмигрировать в 111 Швейцарию. Преследования еретиков, начатые Франциском I, заставили его после кратковременного возвращения навсегда оставить родину. В Базеле Кальвин написал свое главное

сочинение "Наставление в христианской вере". Еще надеясь на понимание просвещенного монарха, он адресовал его королю со словами приветствия и преданности от имени "законных подданных государя", как он называл последователей своего учения. Но призыв Кальвина к церковному преобразованию не был услышан в официальной Франции. Объявленное еретическим сочинение реформатора подверглось сожжению на паперти Нотр-Дам в Париже. Неприятие кальвинизма было связано с отвержением реформатором господствовавшего принципа отношений между церковью и государством. Французский монарх обладал правом на вмешательство в дела галликанской церкви. Политика короля характеризовалась стремлением ввести церковь в государственную систему, подчинив ее светской власти. Кальвин, напротив, считал, что деятельность государства должна была быть направлена на строительство "царства Божьего" на земле. Светская власть мыслилась реформатором только как защитница и материальная опора церкви, Кальвин предлагал поставить церковь над государством и наделить пасторов функциями наставников короля. Для французской 112 короны признание приоритета духовной власти над светской было неприемлемо. В первой половине XVI в. ни Франциск I, ни Генрих Н не могли предвидеть всех последствий распространения кальвинизма во Франции. К этому следует добавить, что Генрих II в своей конфессиональной политике постоянно испытывал давление со стороны советников. Особенно нетерпимой была позиция Дианы Пуатье. Фаворитка не могла простить кальвинистам их недвусмысленных высказываний в ее адрес. Опасаясь, что выступления протестантов смогут повлиять на отношение к ней короля, она стала инициатором и проводником всех антиреформационных решений. Возможно также, что такой нетерпимостью мадам Пуатье рассчитывала заслужить прощение за свой грех прелюбодеяния. На фоне активной государственной деятельности Генриха II роль Екатерины Медичи казалась мало заметной. Правда, на "толстую банкиршу", как ее называли за спиной, судьба возложила весьма ответственную миссию давать жизнь наследникам престола. Согласно обычаю, это предназначение определяло высокий статус королевы-матери и обеспечивало уважение к первой даме королевства. Однако Медичи оказалась исключением. Она была вынуждена испытывать горечь унижения и добиваться признания своего авторитета.

113 Коронация Медичи С вступлением на престол Генриха II Екатерине Медичи также предстояла коронация. Супруга короля, хотя и не имела права на трон, но должна была получить благословле-ние. Церемония коронации состоялась не в Реймском соборе, где венчали королей, а в Сен-Дени, в Париже в 1549 г. — через два года после воцарения Генриха II. Современники передают впечатляющую картину этого события. От внимательного глаза свидетеля не ускользнула ни одна деталь. Согласно описанию, Медичи разделила свой праздник с Дианой Пуатье. Герцогиня Валентинуа шла рядом с принцами крови и в таком же платье с королевской горностаевой пелериной на плечах, как и Екатерина Медичи. Диану Пуатье со свечой в руке видели рядом с королем. Ее дочери имели почетные поручения: одна держала чару с вином, другая несла золотую корону с драгоценными камнями. По свидетельству современников, продолжительность церемонии и тяжесть ноши заставили девушку поставить корону на пол, рядом с Дианой Пуатье. Участники церемонии усмотрели символичность в этом действии: корона у ног фаворитки. Статус королевы возвысил Медичи над герцогиней Дианой. Но мадам Пуатье делала все, чтобы не допустить банкиршу к придворным и государственным делам. Со смертью Франци114 ска I ушли в прошлое придворные балы, на которых некогда царила Екатерина. Повелительница короля Диана Пуатье, демонстрировавшая свою ханжескую набожность, усматривала греховность в веселых праздниках. Но одно из главных условий отстранения Медичи от активной жизни фаворитка видела в материнстве королевы. По праву метрессы и советчицы короли она оказывала влияние на интимную жизнь супругов. С благословления Дианы Генрих И должен был быть более внимательным к Медичи, чтобы чаше оставлять ее беременной. Чувства женщины, познавшей материнство после одиннадцати лет супружеской жизни и стремившейся восполнить утраченное время, цинично были использованы для исполнения честолюбивых замыслов Дианы Пуатье. Очередная беременность осложняла активность Екатерины при дворе и на время освобождала Генриха II от несения супружеских обязанностей. К тому же частые роды в глазах окружающих создавали впечатление счастливого брака.

В 1547 г. — через год после появления первенца Франциска у королевской четы родилась дочь Елизавета. В 1548 г. — Клод, в 1549 г. — Людовик, в 1550 г. — Карл-Максимилиан, 1551 г. — Эдуард-Александр. В 1552 г. Маргарита, в 1554 г. — Эркюль (при конфирмации он получил имя Франциска), а в 1556 г. — две девочки-близнецы Виктория и 115 Жанна. За 12 лет Екатерина Медичи родила десятерых детей. В отличие от супруга, никогда не любившего ее и лишь подчинявшегося прихотям сначала отца, потом Дианы Пуатье, Екатерина Медичи полюбила Генриха II и была привязана к нему. От этого мужественного и красивого мужчины она ждала не только ласки. Для иностранки, оказавшейся чужой в стране и при дворе, муж являлся защитой и гарантией ее безопасности и стабильного положения. К тому же одиннадцать бесплодных лет заставляли ее без раздумья отдаваться счастью материнства. Эта искренность чувств к супругу превращала жизнь Медичи в пытку. Она скрывала ревность к Диане Пуатье и заставляла себя покориться судьбе. На склоне лет Екатерина Медичи напишет дочери Маргарите о том, что не должна была скрывать своего отношения к ненавистной фаворитке, но делала это не от безразличия, как можно было бы подумать, а от горячей любви к своему единственному мужчине, которого она боялась потерять. Оставаясь в стороне от государственных дел и довольствуясь крохами с барского стола своей соперницы, Екатерина стала молчаливой свидетельницей романа своего супруга, приобретшего в годы царствования Генриха II вполне официальный характер. В момент вступления на престол королю было 28 лет, его возлюбленной 47. Эта энергичная и не глупая 116

женщина сумела сохранить свою власть над молодым мужчиной до конца его дней. В одном из писем, написанных за год до гибели, 39-летний Генрих II поверял своему корреспонденту, что безумная любовь к Диане не отпускала его на протяжении всей жизни. Метресса короля искусно играла свою роль зрелой и опытной женщины, поддавшейся соблазну пылкой любви. Овладев не только сердцем, но и умом Генриха II, она стала его другом, советчицей и помощницей, чем заслужила в глазах придворных сравнение с Еленой Прекрасной. Не случайно иностранные послы в своих депешах жаловались на то, что не могут застать французского государя, ибо треть дня он проводит со своей метрессой. Изображая идиллическую картину отношений Генриха и Дианы, они не скупились на краски. Молодой король, отмечалось в донесениях, занятый государственными делами (встречи с министрами и беседы с посланниками иноземньгх государств), едва справлялся со своим желанием видеть герцогиню Диану. После аудиенций он спешил к своей госпоже и проводил вечера в ее обществе. При этом он располагался возле нее с цитрой в руках и играл, требуя от своих приближенных, чтобы они восхищались достоинствами его богини. А та, жеманно принимая восторги, старалась казаться строгой.

117 С согласия Дианы Пуатье решались все государственные дела. Она требовала, чтобы коннетабль Монморанси докладывал королю в ее присутствии. Стремясь постоянно питать любовь Генриха II к себе, герцогиня Валенти-нуа создавала культ своей красоты и уникальности. С этой целью она приглашала ко двору зодчих. Фаворитку Генриха II изображали в мраморе, бронзе, камне, дереве. Созданный знаменитыми мастерами де Л'Ормом, Прима-тиччо и Гужоном образ вечно молодой и желанной возлюбленной короля преследовал обитателей дворца. Символика в виде инициалов Дианы и Генриха II венчала арки в парках. Король содействовал популярности мадам Пуатье. Без нее не обходилось ни одно торжество: будь то прибытие Генриха II в какой-либо из городов или праздник по случаю рождения наследника. Желая угодить королю, подобострастные городские мужи заранее готовили приветствия и изображения пассии Генриха II. Культу Дианы Пуатье служили ее великолепные дворцы. Известная резиденция Анэ, построенная Ф.де Л'Ормом, представляла одно из чудес ренессансного французского искусства. Во дворце были великолепные собрания украшений, венецианского стекла, мебели, шелка, эмали и серебра. Диана не переставала искать и приобретать, чтобы удивлять и восхищать, питая к своим сокровищам чисто материальный интерес.

118 Отношение Генриха II к герцогине и популярность Дианы делали ее неприступной и даже внушали страх. Поэтому Медичи не сопротивлялась вмешательству Дианы ни в супружескую жизнь, ни в воспитание детей. Герцогиня желала быть первой в королевской семье. Она заботилась о детях, когда они болели, выбирала им гувернеров и меняла кормилиц. Враги мадам

Пуатье советовали Екатерине Медичи испортить лицо соперницы купоросом. Но королева не желала унижать себя подобным образом. Она рассуждала мудрее, считая, что у нее и Дианы общие интересы — забота о короле и потому предпочитала жить с ней в согласии, притворялась безразличной к сопернице, а при случае даже проявляла заботу и щедрость в отношении герцогини. В свою очередь Диана использовала способности Медичи: ее красноречие и умение вносить умиротворение повсюду, где она находилась. Наконец, Медичи и мадам Пуатье объединяло отношение к новым увлечениям Генриха II. Мрачный красавец имел успех у дам и не отказывал себе в удовольствии пользоваться их вниманием. Зорко следившая за королем Диана быстро раскрывала его тайны. Она имела право высказать свое недовольство. Уделом Екатерины оставалось лишь терпение. Одной из нежных привязанностей Генриха II была Джоанна Стюарт, леди Флеминг. Тридцатилетняя вдова, дочь шотландского ко-

119 роля сопровождала во Францию юную Марию Стюарт. Сближению короля с прекрасной шотландкой содействовал коннетабль Монмо-ранси. Желая досадить Диане, старый сводник воспользовался ее болезнью и вынужденным затворничеством в замке Анэ. Леди Флеминг родила королю сына Генриха, который был признан его величеством и наделен титулом. Регентство Между тем, ощущая себя недостойной короля низким происхождением и внешними данными, Екатерина Медичи чувствовала свою силу в знаниях и в умении общаться с окружающими. Она питала большой интерес к государственным делам и зорко следила за событиями в Италии. Во время Итальянских войн события требовали частых отъездов Генриха II из Парижа. Эти обстоятельства благоприятствовали проявлению незаурядных способностей Медичи на государственном поприще. В отсутствие короля Екатерина осмелилась претендовать на регентство. Притязания королевы вызвали недовольство у ближайших королевских советников. Но несмотря на сопротивление, особенно со стороны Монморан-си и Дианы Пуатье, Медичи удалось обрести статус регентши. Правда, она наделялась не полной властью, а полномочиями компаньона некоего Бертранди — хранителя печати, быв-

120 шего креатурой герцогини. Вместе с Бертранди она должна была выполнять функции председательствующего в приватном совете: Медичи было дозволено объявлять о призыве на военную службу. Первые успехи на новом поприще окрылили Екатерину Медичи, и она стала добиваться полновластия регентши. Королева выражала несогласие с ущемлением своих полномочий. Ссылаясь на пример Луизы Савойской, которая во время мадридского плена Франциска I обладала полной властью, она отказалась от обнародования указа о регентстве, объясняя свою позицию желанием защитить не только себя как королеву, но и честь короля. Долгие увещевания королевских советников не имели успеха, и Генрих II был вынужден расширить полномочия королевы, санкционируя ее право на вмешательство во все государственные дела. Медичи с нетерпением ждала этого решения, чтобы незамедлительно заняться делами. "Я не теряю времени, — писала она Генриху II, — и изучаю функции интенданта". Одновременно с расширением своих регентских полномочий Медичи добилась назначения коннетабля Монморанси главнокомандующим французской армией и ограждения короля от участия в военных действиях. "Бейте врагов, — призывала она коннетабля, — но держите короля подальше от ударов, потому что, пока жив король, вам будет сопутствовать честь и слава, в противном случае вас ждет горе, от которого

121 не будет спасения". Суеверная итальянка в отсутствии супруга облачалась в черное платье и требовала от окружающих молиться об успехах и благополучии Генриха П. В ее огромной корреспонденции за 50-е гг. письма к мужу и о муже занимали главное место. Нежные, полные заботы послания к Генриху часто оставались без ответа, и тогда Медичи обращалась к Монморанси, прося его сообщить о муже. Признанием прав и способностей королевы стала доверенная ей Генрихом II миссия в Парижскую городскую ратушу. В 1558 г. в момент грозящий Парижу опасности со стороны испанцев Екатерина Медичи обратилась к почетному собранию с пламенной речью, объявив о подготовке 10-тысячной французской армии, нуждающейся в экипировке. Убедительное и эмоциональное выступление королевы побудило собравшихся без обсуждения дать свое согласие на сбор налога в

сумме 300 тыс. турских ливров, при этом никого не освобождая от этой повинности. Медичи торжествовала победу. Возможно, что в это самое время она впервые ощутила вкус к государственной деятельности и поверила в свои силы. Но защищая интересы Франции, Екатерина Медичи никогда не забывала об Италии. Родная земля, поруганная завоевателями и раздираемая внутриполитической борьбой, оставалась ее болью и печалью все годы жизни в Париже. Особую тревогу вызывала судьба

122 Флоренции: власть в городе узурпировал дальний родственник Екатерины Козимо Медичи. После смерти братьев, Александра и Ипполита, она считала себя единственной наследницей флорентийского дома Медичи и потому не оставляла надежду на восстановление своих законных прав. Интересы на Апеннинах определили ее отношение к внешней политики Генриха II. Екатерина была противницей миротворческих настроений Монморанси, поддерживая воинственные порывы короля, Гизов и Дианы Пу-атье. Но она не мечтала о гегемонии Франции в Европе. Предметом ее желаний было сохранение позиций французской короны в Италии. Поэтому она приветствовала победу Сиены над испанцами и объявление Генрихом II своего протектората над городом. В письмах к сиенцам она писала, что так же как и они с благоговением относится к своей родине. При этом слово родина она вывела большими буквами и называла этим словом не только Флоренцию, но и всю Италию. Под влиянием Медичи Генрих II назначил ее кузена Пьеро Строцци генеральным наместником Сиены. Для оказания помощи сиенцам она добилась от короля разрешения заложить свои фамильные земли в Оверни и вырученные 100 тыс. экю передала кузену. По просьбе сиенских послов Екатерина дала свое согласие стать прокуратрисой города. Ее заботы дали основание для благодарности и вселяли надежду у сиенцев. Не случайно сиенец Клаудио Толомео писал, что "невозможно выразить словами любовь и смелость, которые

123 королева продемонстрировала в отношении Сиены". А французский кардинал Франсуа де Турнон заявил венецианскому послу, что если Флоренция обретет свободу, то этим она будет обязана Екатерине Медичи. Веря в неизменность французской политики в Италии, она не могла смириться с новыми планами Генриха II и тяжело переживала отказ короля от Тосканы и переориентацию на Неаполитанское королевство. В своих письмах Медичи не без иронии оценивала предшествующий этому сговор короля с папой Павлом IV, согласно которому французскому королю сулили победу на пути к Неаполю, а также в Лотарингских епископствах. Провал планов на Апеннинах и отказ Генриха II от всех притязаний в Италии, скрепленный мирным договором в Като-Камбрези, был трагедией для Екатерины Медичи. Королеву не прельщала перспектива утверждения французского влияния ни в Испании (посредством династического брака ее дочери с Филиппом II), ни в Савойе (благодаря замужеству сестры Генриха II с герцогом Савойским). Италия, верность которой она хранила всю жизнь, была для нее навсегда потеряна. 1559-й год принес Екатерине Медичи две невосполнимые утраты — Родины и супруга. Но судьба готовила для нее не менее трудное испытание властью, доверяя ей будущее детей, королевского престола и Франции.

124 Глава IV ВОСХОЖДЕНИЕ НА ОЛИМП первые шаги в качестве регентши при Генрихе II, искавшем боевую славу за пределами Парижа, Екатерина Медичи не предполагала, что вскоре регентство станет перманентным ее положением при малолетних наследниках престола. После гибели короля его супруга была вынуждена стать защитницей интересов своих сыновей — преемников Генриха П. В предсмертные дни раненого короля, глубоко переживая его близкую кончину, она не позволила себе подчиниться чувствам. Долгие годы унижения и борьбы за признание научили ее не только смирению. Поэтому, прощаясь с покойным, она уже обдумывала свои дальнейшие действия. Вопреки обычаю Медичи покинула Тур-нель в день кончины Генриха II. В последней обители короля в течение 40 дней оставался коннетабль Монморанси. Первое распоряжение королевы касалось Дианы Пуатье. Екате-

125 рина приказала не допускать фаворитку в Турнель. Герцогиня Валентинуа не смогла даже проститься со своим возлюбленным. Наблюдая траурный кортеж из окна своего дворца, она различила королевский темно-красный атласный камзол, лиловую с золотыми лилиями тунику и

бархатную того же цвета пелерину. В этом сочетании красок уже отсутствовали белый и черный цвета Дианы, а от прежнего вензеля — причудливого переплетения инициалов влюбленных — осталась только первая буква имени короля. Екатерина пыталась стереть даже внешние знаки присутствия ненавистной ей соперницы. Смерть короля сделала 60-летнюю фаворитку беззащитной перед Медичи. Впервые Диана Пуатье была вынуждена подчиниться воле той, которую в душе всегда презирала. Она вернула присвоенные драгоценности, принадлежавшие короне, и попросила прощения у Медичи. Страх вынудил ее предложить Екатерине свое имущество и заявить о покорности перед справедливым гневом вдовы. Но королева не желала мести, предпочитая оставаться верной своему девизу: превыше всего предусмотрительность и здравый смысл; ее талисман с-изображением голубого небосвода, свернувшейся в клубок змеи и Сатурна (бога времени у древних римлян) постоянно напоминал об этом. Рассудив, что опальная фаворитка может быть опасной, она поступила

126 с ней благоразумно. Мадам Пуатье сохранила свой дворец Анэ и герцогство Валентинуа, расставшись только с замком Шенонсо. Он был объявлен владением короны. Но взамен Диана получила замок Шалон. С кончиной Генриха II уходила в прошлое эпоха итальянских походов и несбыточных надежд французских королей на господство в Италии. Более полувека французское дворянство, довольствуясь богатыми трофеями, питало иллюзии, навсегда овладеть итальянскими городами. Крушение планов вернуло воинов на родину, побуждая к поискам традиционных источников доходов и привычных радостей. Они с удивлением встретили перемены в своем отечестве. Перед ними была новая Франция, в которой король решал все государственные дела в своем приватном совете, не прибегая к помощи сословных собраний и нарушая право им же созданных судебных палат вносить поправки в его законодательные акты. Вызывал удивление небывалый и непонятный рост цен. Приметой времени стал конфессиональный раскол общества: набирала силу Реформация. Овеянное славой былых походов и бережно хранившее традиции древней земли воинственных галлов французское воинство не находило места для себя в этом новом обществе. Возможно, окажись на престоле Генрих II, он смог бы защитить своих верных рыцарей и эпохальная встреча героев войны с новой

127 Францией не имела бы столь тяжелого последствия, как гражданские войны. Кончина короля и появление на троне малолетних наследников благоприятствовала разгулу страстей. Причин для этого было много: ущемление политических прав сословий, лишение права участвовать в общенациональных сословных собраниях, конфессиональный раскол, который нарушил традиционное религиозное единство нации, бесплодность внешней политики и негативные последствия более чем полувекового состояния войны, начатой французскими монархами с завоевательных походов в Италию. И все это на фоне резко ухудшившейся экономической обстановки: неуклонного роста налогов, повышения цен и спада производства. Наступило трудное время, страна была на гране гражданской войны. В этот ответственный период престол занял старший сын Генриха II пятнадцатилетний Франциск II. После могущественных деда и отца корона перешла к тщедушному, слабому здоровьем первенцу королевской четы. Древний закон наследования престола, которым издавна гордились французы, как будто посмеялся над своими ревнителями. К моменту воцарения дофину Франциску было 15 лет. Он был уже женат, став жертвой честолюбия своего августейшего отца и его советников — герцогов Гизов и Дианы Пуатье. Супругой наследника была его ровесница, 128 шотландская принцесса Мария Стюарт, дочь Джека V и герцогини Л он г в иль Марии Лота-. рингской, сестры Гизов. Юную шотландку, племянницу герцога Франциска и кардинала Карла Гизов, привезли во Францию и представили ко двору Генриха II в возрасте пяти лет. Ратные подвиги Гиза в войне с Габсбургом принесли ему неслыханную популярность и королевское расположение. К тому же Гизы пользовались большим доверием у Дианы Пуатье. Всего этого было достаточно для того, чтобы со временем предложить руку наследника французского престола дочери шотландского короля. Торжественное бракосочетание состоялось в соборе НотрДам в Париже в 1558 г., и дофин Франциск был провозглашен королем Шотландии до вступления на французский престол.

После смерти Генриха II Франциск стал королем — Шотландии и Франции. Однако юный возраст и слабое здоровье делали необходимыми передачу главных полномочий по командованию армией и управлению финансами более компетентным лицам из числа приближенных короля. Выбор пал на герцогов Гизов. Екатерина Медичи одобрила эти кандидатуры. Впрочем, тогда она не имела возможности воспротивиться и помешать такому ходу событий. Медичи не спешила вступать в борьбу за политическое влияние. 5-256

129

Франциск II и Мария Стюарт

Как мать Екатерина переживала ранний брак сына, предвидя недобрые последствия. Она ревновала Франциска к юной супруге. Мария Стюарт импонировала ей своей образованностью и тонким вкусом. Она даже узнавала себя в этой шотландке в первые годы при-

130 дворной жизни во Франции. И чем больше ею восторгалась, тем острее ощущала опасность ее всевластия над сыном. В свою очередь Мария Стюарт, став королевой, не скрывала своего удовлетворенного тщеславия и пыталась уязвить самолюбие королевы-матери напоминанием о ее низком происхождении. Герцоги Гизы При королевском дворе Екатерина Медичи оказалась в центре разгоравшейся борьбы двух политических группировок, оспаривавших первенство в покровительстве юному монарху. Летом 1559 г. она еще не представляла всей ответственности своего положения и опасности сползания Франции в пропасть войны. Между тем, королевский двор пересматривал свое отношение к кумирам умершего монарха. Новой власти свойственно создавать своих идолов. Судьба коннетабля Монморанси была предрешена; на его место претендовали Гизы. Герцоги Гизы, первый из которых, Клод, появился при дворе Франциска I, по своему происхождению не принадлежали к французской знати. Клод де Гиз I был герцогом Лотарингии, входившей до середины XVI в. в состав Священной Римской империи германской нации. Поэтому Гизов называли чужестранцами. Отец Клода, Рене II Лотарингский, вошел ч*

131 в историю как победитель герцога Бургундского Карла Смелого в битве при Нанси в 1477 г. Супругой Клода де Гиза была Антуанетта де Бурбон, дочь герцога Вандома Франциска Бурбона, принца крови. Герцог был приближен ко двору Франциска I по протекции королевской фаворитки графини Шатобриан. Он не участвовал в военных операциях на Апеннинах, так как на него была возложена миссия по защите северных и восточных границ Франции. Ответственность этих

полномочий при старании Гиза подняла его авторитет в глазах парижан, обеспокоенных близостью своего города к театру военных действий. Его заслуги высоко оценивались Франциском I: Гиз имел титулы герцога и пэра — привилегии, которые жаловались всего пять раз на протяжении 20 лет, причем в трех случаях ее получали только члены королевской семьи. Герцог и пэр Франции породнился с шотландским королевским домом, выдав свою дочь Марию за Джека V Стюарта. Клод Гиз, как и его брат Жан, первый кардинал Лотарингский, быстро сделали свои карьеры. Новое поколение Гизов, известное при последних королях династии Валу а, составляли сыновья Клода: герцог Франциск, кардинал Лотарингский, Клод герцог Омаль, Людовик кардинал де Гиз и Рене маркиз д'Эльбеф, а также наследники герцога Франциска Генрих

132 по прозвищу Меченный, Карл герцог Майенн-ский и Людовик кардинал де Гиз. Род Гизов отличался удивительной сплоченностью, во многом способствовавшей их успеху, хотя представители этой большой семьи выбирали разные жизненные пути: армию, как герцог Франциск и его сын, и церковь, как кардинал Лотарингский Карл. При дворе Генриха II Гизы появились, пользуясь благосклонностью Дианы Пуатье. Своей политической ориентацией на союз с Карлом V Габсбургом они противостояли Монморанси, занимавшему скорее антигабсбургскую позицию. Своими победами в Меце и Кале большую популярность роду Гизов принес Франциск. Генрих II назначил его губернатором Меца и дал в его расположение гарнизон. Город был важным в стратегическом отношении, он открывал путь в Германию и Нидерланды. Гиз превратил Мец в крепость, сделав его недоступным для армии Карла V. Это укрепило авторитет герцога и заставило Карла V навсегда отказаться от идеи создания буферного государства между Францией и Германией. Причем Франциск Гиз вторично после своего деда Рене II помешал осуществлению этого давно вынашиваемого плана. Кале стал второй большой победой Гиза. По приказу Генриха II герцог со своей армией прибыл из Италии для взятия Сен-Квентена. Освободив этот город, он двинул армию дальше и занял Кале. Город,

133 который долгие годы после окончания Столетней войны оставался в руках англичан, был возвращен Франции. Вдохновленный победами, герцог продолжал свой марш до Амьена, где его застало известие о перемирии. Гиз с неудовольствием встретил эту новость. Он осуждал соглашение и не скрывал своей позиции от короля. Вопреки Монморанси, видевшему спасение французской нации в отказе от войны, он считал, что национальные интересы требуют от Франции войны с Испанией. В критической обстановке, сложившейся во Франции на 65-ом году Итальянских войн, популярность героя Меца и Кале, его воинственные призывы стали весьма опасными. Кардинал Лотарингский Карл Гиз был другого склада. Умный и тонкий, обладающий даром красноречия, он снискал славу как знаток теологии, древних языков и меценат. Кардинал имел добрые отношения с гуманистами Эразмом Роттердамским и Франсуа Рабле. Один из самых состоятельных иерархов (он владел 30 архиепископствами, 9 епископства-ми и 5 аббатствами, получая ренту в 300 тыс. ливров), Карл Гиз мечтал возглавить галликанскую церковь в период временного разрыва короля с папой. Кардинал был известен своей поддержкой ордена иезуитов, пытавшихся обосноваться во Франции, а также содействием открытию католических университетов и коллежей, в которые приглашались препода-

134 вать члены ордена. Мужественные воины и верные защитники католицизма, пользовавшиеся большой популярностью, Гизы могли быть опасными врагами своих противников и надежными союзниками друзей. Противостояние новых кумиров старым разделяло двор. Екатерина Медичи воспользовалась этой ситуацией, чтобы выступить посредником. Предпочтение она отдавала Гизам. В Лотарингских герцогах королева-мать видела не только достойных соперников коннетаблю Монморанси, но и послушных ее воле министров. Их нефранцузское происхождение, их ущербность в глазах французов имело ту привлекательную для Медичи особенность положения, которая делала Гизов уязвимыми, заставляла их искать покровительства и быть покладистыми союзниками. Дополнительным основанием для этого выбора была также старая неприязнь к первому советнику короля, оскорблявшему ее достоинство упреками в низком происхождении и пособничеством связи короля с мадам Пуатье. Коннетабль Монморанси

Однако разделаться с бывшими советниками Генриха II было не так просто. Коннетабль Монморанси обладал большой властью, соединив в своих руках должности генерального ре-

135 гента, командующего армией и управляющего королевским домом. К тому же его связывали родственные и дружеские узы с самыми известными аристократическими семьями Франции. Сын коннетабля Франциск входил в состав городского совета Парижа, племянники Гаспар Колиньи и д'Андело имели высокое положение в армии — один адмирал, другой полковник пехоты. Кроме того, королевский советник владел самой большой во Франции земельной собственностью и фактически был вице-королем Южной Франции: от Оверни до Средиземного моря и от Прованса до Гиени.

Коннетабль Монморанси

136 Первым актом Медичи стало лишение Монморанси должности управляющего королевским домом. Правда, небезвозмездно. Взамен сыну коннетабля передавалось маршальское звание, которое ему уступал герцог Гиз. Однако покровительство Гизам, как и другим иностранцам, оказываемое королевой-матерью, вызвало возмущение у французской знати, превозносившей древность своих французских корней, хотя пополнение двора нефранцузами и воздание им почестей имели место при Франциске I и Генрихе II. Французские короли, стремясь окружить себя преданными людьми, покупали верность чужестранцев своим покровительством. Но в прежние годы авторитет власти и отвлечение дворянства военными походами смягчали неприятие зн?тью своеволия монархов. После кончины Генриха II в новой политической обстановке знать желала взять реванш. Первый принц крови Антуан Бурбон Пятнадцатилетний Франциск II нуждался в регенте. Правом регентства обладали принцы крови. Известный правовед и современник событий секретарь Парижского парламента Жак дю Тилле писал, что принцы крови, имевшие в своем гербе цветок лилии — эмблему королевского рода, обладали приоритетом даже перед

137 королевой-матерью. Принцы крови, пояснял он, могли выступать опекунами малолетних королей, "Хотя это их право не было ни законным, ни исторически установленным и даже сталкивалось с естественным правом королевы-матери, но традиционное почитание и преданность знати со стороны народа было предпочтительнее любого закона". Претендовать на регентство мог прежде всего первый принц крови Антуан Бурбон, глава дома Бурбонов и король Наварры. Сын коннетабля Карла Бурбона царствовал в далекой Наварре, неся на себе позор предательства отца. С гибелью Генриха II изменившаяся обстановка пробудила у Бурбона интерес к событиям придворной жизни. Недовольный Като-Камбрезийским мирным договором с Испанией, не разрешившим пограничного вопроса (часть территории Наварры за Пиренеями оставалась под властью испанскогр короля Филиппа II), он решил не упускать шанс и заявить о своем праве на регентство. Медичи выбирает компромисс В посредничестве между Бурбоном и Гиза-ми Екатерина Медичи видела возможность обеспечить собственное политическое влияние. Как мать наследников престола она не без основания считала, что имеет право участвовать в диалоге о настоящем и будущем Франции. Сознавая

ответственность за сохранение

138 на троне правящей династии Валуа, она придерживалась позиции компромисса. При содействии Медичи в Королевский совет вошли Гизы и Бурбон, а также их сторонники. Принятием указа о веротерпимости она добивалась конфессионального примирения, не сомневаясь в том, что гибель Генриха II была карой за преследования еретиков. Внутриполитическая борьба заставляла ее мобилизовать все силы не только для самозащиты, но и для сохранения мира в стране. Испытания изгнанницы, познавшей последствия бессмысленного насилия, которое творили узурпаторы власти Медичи во Флоренции, и опыт правления Франциска I убеждали Екатерину в правильности избранного курса. Чужестранка, какой она оставалась в глазах французов до конца своих дней, брала на себя трудную, но благородную миссию умиротворения враждующего общества. Стараниями этой флорентийки во Франции, раздираемой политическими распрями и религиозными разногласиями, с трудом пробивала себе дорогу идея национального согласия. Важным условием мира в стране в середине XVI в. становилась веротерпимость, т. е. признание за гугенотами (так называли во Франции протестантов) прав на исповедание своей религии. Право на свободу совести как одно из важных слагаемых статуса подданного приобрело особенную актуальность в эпоху Реформации,

139 когда в христианстве помимо католицизма возникла еще одна ветвь — протестантизм и наряду с католической протестантская церковь. Разрыв с конфессиональной традицией и нарушение монополии католической церкви воспринимались по-разному, в зависимости от социальных и политических условий и уровня образованности. Но повсюду в государствах Западной Европы это был сложный и болезненный процесс. Европейское общество воспринимало новую конфессию как ересь. На протяжении всего средневековья религиозные учения, отклоняющиеся от официальной католической доктрины, хотя и сопутствовали развитию христианства, но осуждались церковью, государством и обществом, а еретики подвергались гонениям и жестоким наказаниям, что исключало даже саму постановку вопроса о свободе вероисповедания. Появление к этому времени в ряде европейских стран протестантских церквей как национальных и государственных и размежевание общества между двумя конфессиями не только заставляло обратиться к этой проблеме, но ставило ее в число злободневных. Во Франции, где галликанская церковь сохраняла прокатолическую ориентацию, сосуществование двух религий и двух церквей представлялось верующим святотатством, а для политиков было посягательством на национальное единство. Веротерпимость воспринималась не как утвер-

140 ждение свободы совести, а скорее как факт бессилия конфессий в их стремлении к взаимному уничтожению, ибо торжество одного вероисповедания мыслилось только на руинах другого. Протестанты в этом отношении не уступали католикам. История Западной Европы XVI в. дала убедительные примеры религиозной нетерпимости. В католических странах, Италии и Испании, уничтожали протестантов, тогда как в протестантской Англии подавляли католиков. Насильственно насаждался протестантизм в Швеции и Дании. Только Германия вышла из религиозного катаклизма благодаря политическому размежеванию, ибо рост суверенитета немецких князей не позволял ущемлять их права в выборе религии. Священная Римская империя германской нации в правовом отношении была федеральным государством и преобразовалась в конфедерацию с двумя религиями. И тем не менее именно во Франции острее, чем в других государствах, встал вопрос о свободе совести. Поднятый на волне политической борьбы, он так или иначе затронул все французское общество. Отношение к новой протестантской вере разделило государственные институты: парламенты, счетные ведомства, ассамблеи представителей сословий, а также ремесленные и торговые корпорации и внесло разногласия в семьи. Приверженность к

141 одной вере объединяла прочнее, чем кровные узы. Обсуждение конфессионального вопроса нашло отражение в публицистике, в трудах богословов и в светской литературе. Представители различных вероисповеданий в большинстве своем были единодушны в неприятии веротерпимости. Только гуманисты в своих сочинениях, да и то написанных для узкого круга, как "Опыты" Монтеня или "Беседы семерых о сокровенных и божественных вещах" Бодена, ратовали за свободу совести, усматривая в этом неотъемлемое право человека. Не случайно Ж,Боден собрал в своих "Беседах семерых" безуспешно пытающихся доказать превосходства какой-либо из религий католиков и протестантов, иудеев, буддистов и му-

сульман, занятых одним мирным и объединяющим людей делом — торговлей. Политическая борьба, в которой конфессиональные знамена католиков и протестантов использовались для прикрытия интересов, далеких от религии, дискредитируя веру и верующих, способствовала распространению скептицизма и даже безверия. Современник Медичи, Монтень, характеризовал свое время веком нетерпимости, взаимной озлобленности, лжи и порока, когда "добродетель была неведомой вещью". В эти годы обнаружилась не только несостоятельность средневекового мировоззрения, но начали подрывать к себе дове142 рие едва возникшие новые институты и нормы жизни, в частности представления об исправленной улучшенной протестантской церкви, якобы несшей мир и полное согласие. Реформация показала, что исправление церкви добавило к давней вражде между христианами и нехристианами разногласия между христианами разных толков. Конфессиональная разобщенность при взаимной нетерпимости вносила дополнительный заряд нестабильности, делая общество взрывоопасным. Екатерина Медичи появилась на политической арене в то время, когда противостояние сил в борьбе за влияние при дворе осложнилось религиозным несогласием. В 1559 г. синод протестантских общин Франции положил начало функционированию протестантской церкви. Реформация охватила страну галлов. Церковный раскол: сосуществование двух церквей галликанской (французской) католической ориентации и протестантской привел к размежеванию всего французского общества, обострив социально-политические, проблемы. Конфессиональные идеи гугенотов, оценка отношений между государством и церковью и устройство церковной организации обладали большой притягательной силой для политической оппозиции. Согласно учению Кальвина — главы французских гугенотов — власть монарха ограничивалась церковью, выступавшей гарантом защиты Божьего закона. Государь, нарушив-

143 ший закон Бога, был обречен на неповиновение подданных. Кроме того, церковная организация гугенотов существенно отличалась от католической церкви: верностью принципу выборности священников и включением мирян в число этих последних (старейшины — пресвитеры избирались из числа прихожан). Протестантские идеи были использованы в политической борьбе — кальвинизм был политизирован. Современники различали гугенотов от веры и гугенотов от политики, не отождествляя их. По своим религиозным убеждениям Медичи принадлежала к католической церкви. Религиозность была для нее столь же естественной, как осознание себя флорентинкой. Но живой ум и образованность делали ее открытой для понимания и восприятия всего нового. Не подвергая сомнению религию своих предков, она с вниманием и сочувствием относилась к протестантам, осуждая конфессиональную политику своего супруга и в то же время не имея возможности повлиять на нее. Сочувствие Екатерины гугенотам было известно и давало надежду преследуемым. К ней обращались за покровительством, у нее искали защиту и ждали не только участия, но и решительных мер по пресечению казней. В то же время ей и ее детям угрожали, напоминая о возмездии за пролитую ее мужем кровь невинных жертв. 144 Нетерпимость к протестантам особенно проявляли Гизы. Они спешили объявить о своей приверженности религиозной политике Генриха II. Политическая оппозиция во главе с Антуаном Бурбоном в своей борьбе использовала протестантское знамя. Первый принц крови получил поддержку своего права на регентство на собрании гугенотов. Протестанты дискутировали о власти: Реформация ассоциировалась у них с наведением порядка в государственных и общественных делах. Гугеноты от политики, чувствительные к правлению Ги-зов более, чем к злоупотреблениям папы, толкали гугенотов от религии к мятежу. Взаимодействие гугенотов политических и религиозных объяснялось положением и особенностями церковной организации. Во Франции протестантская церковь не имела государственного статуса и потому не пользовалась покровительством короны, несмотря на то, что королевские указы предоставляли гугенотам свободу отправления культа. Вследствие этого церковь испытывала материальные затруднения. В отличие от галликанской церкви, в доходах которой большое место занимала церковная десятина, санкционируемая короной, не считая разного рода пожалований, новая церковь содержалась на добровольные вспомоществования. При этом гугеноты должны были содержать две церкви: официальную государственную галликанскую церковь как поддан-

145

ные короля и протестантскую церковь как верующие. Важными организационными полномочиями в новой церкви обладал пресвитер (старейшина). Эти обстоятельства благоприятствовали влиянию знати и втягиванию протестантской церкви в политическую борьбу. Альянс политических и религиозных гугенотов основывался на близости позиций в решении вопроса о политических правах принцев крови. Противники Гизов настаивали на созыве собрания представителей сословий и передаче управления государственными делами принцам крови в соответствии со степенью родства и близости к королю. Министр протестантской церкви в Париже М.Морель предложил Кальвину поддержать, теологически обосновав, право принца крови на регентство. Мудрый реформатор, находясь в эмиграции, проявил осторожность и отказался от участия в этом деле. Противник решительных антимонархических выступлений, он предупредил о том, что капля крови, пролитая во Франции, может обернуться кровавыми реками, способными потопить всю Европу. Но разумные доводы Кальвина не встретили поддержки во Франции. Гугеноты от политики рвались в бой, находя искусных теоретиков в среде правоведов (таких, как Франсуа Отман), поддерживавших политические притязания первого принца крови. Эти политики даже планировали организацию ареста Гизов

146 и суда над ними на сословие-представительном собрании, инкриминируя им преступление против его величества. Операцию по аресту первоначально возлагали на принца Кон-де, который доводился Антуану Бурбону кузеном. Но риск этого деяния был настолько велик, что принц отказался его выполнить. Тогда осуществление плана доверили графу Ла Рсноди. Бесстрашный граф собрал исполнителей заговора в Нанте. Согласно плану, заговорщики должны были взять Амбуазский замок, где находился в то время двор, и потребовать от короля сместить неугодных министров — Франциска и Карла Гизов. Но тайна заговора была раскрыта, и ослепленные страхом и жаждой мщения Гизы жестоко расправились не только с заговорщиками, но и с теми, кто, по их мнению, представлял для них опасность. В числе амбу; зских заговорщиков было много участников Итальянских войн. Расправа над противниками лотарингцсв получила широкий резонанс и воспринималась как призыв к действиям всех против всех. Гражданская война становилась неминуемой. Но Медичи искала пути к примирению, добиваясь от Гизов согласия на прекращение репрессий. Призыв королевы-матери не остался без ответа. Опасаясь ответных действий со стороны своих противников, Гизы были готовы к компромиссу. Медичи выступала посредницей в переговорах. В результате благодаря взаим-

147 ным уступкам было достигнуто перемирие. Ги-зы не возражали против приближения ко двору адмирала Колиньи, маршала д'Андело и кардинала Шатийонского, представлявших интересы гугенотов от политики и от религии. Благосклонность двора способствовала появлению в Париже первого принца крови Антуана Бурбона. Оценив обстановку и воспользовавшись ролью посредницы, Медичи сделала еще один важный шаг к примирению. По совету королевы-матери Франциск II собрал совет, на который был вынесен вопрос о религиозных делах во Франции. Представительное собрание приняло решение об амнистии всех некатоликов, кроме тех, кто "под предлогом религии натравливал против королевы-матери, короля и его братьев и подстрекал к мятежу". В этом документе подчеркивалось различие между ересью — делом сугубо конфессиональным и подстрекательством к общественному беспорядку. Первое не квалифицировалось как преступление, второе оценивалось как мятеж и каралось законом. Корона ставила свои интересы выше Божьих. Инициатором указа об амнистии, принятого после обсуждения на Королевском совете, была Екатерина Медичи. Советник короля Жак де Мороже получил задание доставить монаршее веление в Парижский парламент для регистрации. Этот указ (Роморантсн,

148 1560) стал первым публичным свидетельством появления Медичи на политической арене. Однако решение было принято слишком поздно. В войну включались все новые силы. Королевамать направляла советников в мятежные провинции для выяснения причин волнений и требовала выполнения указа. Но ее миротворческие попытки наталкивались на сопротивление сторонников как Гизов, так и Бурбона. Медичи было трудно получить достоверные сведения. За ее действиями и общениями следила Мария Стюарт. По доносу молодой королевы Гизы арестовали Ле Камю, который вручил Екатерине послание гугенотов о планах Амбуазского заговора, имевшего якобы

своей целью защиту короля и принца крови Бурбона от Гизов как нарушителей государственных интересов. Стесненная в своей активности, Медичи не оставляла мысли о пополнении Королевского совета союзниками Гизов и Бурбона. В поисках компромисса она предлагала изменить традиционную систему иерархии и уравнять в правах первого принца крови Бурбона с герцогами Лотарингскими. В государственных интересах она считала необходимым расколоть коалицию гугенотов политических и религиозных. Между тем обе стороны продолжали подготовку к войне. Вооруженные отряды уже действовали в Провансе, Дофине и Гиени. Гугено-

149 »1 ты разрушали католические храмы, их лидеры выставляли свои требования. Нужны были экстренные меры. В августе 1560 г. в кабинете королевы-матери под председательством Франциска Н собрались королевские советники, представители светской и духовной знати. Здесь впервые выступил новый канцлер Мишель Лопиталь, советник Парижского парламента и президент Счетной палаты. В этом незаурядном политике и знатоке законов Медичи нашла единомышленника. Лопиталь, как и она, видел выход из кризиса в единении сил ради служения королю и отечеству. Но призывы канцлера оставить распри потонули в выступлениях противников компромисса. Адмирал Колиньи от имени гугенотов помимо требований о свободе вероисповедания ставил вопрос о проведении Реформации в государственном масштабе. Иерархи галликанской церкви говорили о необходимости созыва национального или даже (с согласия папы) Вселенского собора с целью проведения церковной реформы, не порывая с Римом. Итогом этой маленькой ассамблеи, на которой в последний раз выступал Франциск II, стали решения о созыве собрания представителей сословий и о проведении опроса среди епископов и кюре о целесообразности созыва национального собора. Углубление разногласий заставило Медичи обратиться к .римскому папе за разрешением 150 провести во Франции церковную реформу. Королева-мать полагала, что некоторые церковные преобразования смягчат напряженность и позволят достичь компромисса. Направленному в Рим дипломату М.Пибраку было велено добиться от папы согласия на реформу таинства евхаристии. Медичи добивалась отмены привилегии духовенства и уравнения его с мирянами в причащении хлебом и вином. Смысл этого преобразования она усматривала в обособлении галликанской церкви от ортодоксальной католической организации и в уступке новым протестантским идеям*. Посольство М.Пибрака не имело успеха. Папа не разрешил проведение реформы. Сохранив учтивость к просьбе Медичи, он дал санкцию на использование короной части церковных доходов в размере 100 тыс. экю. Таким образом, Рим отстранялся от помощи французской короне. "Дела во Франции, — писал М.Пибрак, — настолько плохи, что 100 тыс. экю не хватит для их улаживания". У римского папы были свои проблемы. Реформация привела к расколу католического единства. С образованием национальных государств вставал вопрос о национальных церквах и вмешательстве светПротестанты, сохранив два из семи таинств, изменили характер таинства причащения и дозволили причащаться хлебом и вином как клиру, так и миру.

151 ской власти в церковные дела. Созванный папой Тридентский собор имел своей целью поднять авторитет святого престола принятием новой концепции власти его главы. Вселенская ассамблея духовенства признала приоритет папы над короной и объявила о праве вмешательства римского понтифика в дела государств. Решения Тридентского собора были обязательны для всех монархий католической ориентации. Но Екатерина Медичи отказалась от обнародования соборных постановлений, ибо это означало бы капитуляцию Франции, отказ от Болонского соглашения 1516 г. о разделении прав между монархом и папой. Крушение надежд на церковную реформу побуждало Медичи к новым поискам выхода из кризиса. Антуан Бурбон своей угрозой насильственного отстранения Гизов от власти и Гизы — установлением своего контроля над королем подталкивали ее к решительным действиям. И Екатерина распорядилась арестовать главу Амбуазского заговора принца Кон-де, кузена Бурбона. Однако самый смелый шаг королевы-матери был впереди. Едва взошедший на престол Франциск II уже не нуждался ни в какой опеке. Дни короля были

сочтены. 5 декабря 1560 г., пережив отца всего на полгода, он скончался. Вслед за мужем Медичи похоронила сына, своего первого наследника. К горю добавился страх за будущее оставшихся сыновей. Старшему из них,

152 Карлу-Максимилиану, герцогу Орлеанскому, было всего 10 лет. Снова встал вопрос о выборе регента. Прецедент с Бланкой Кастильской* благоприятствовал в борьбе за этот титул королевематери, но древний закон исключал женщин из числа наследников престола. Настроенная против Бурбона и не желая обсуждения вопроса на собрании представителей сословий или в парламенте, Екатерина Медичи решила идти ва-банк. Она пригласила Антуа-на Бурбона в свой кабинет и в присутствии Гизов ее секретарь объявил о решении королевы-матери стать регентшей по естественному праву. Затем Медичи обвинила Бурбона в подготовке мятежей и напомнила об участии принца Конде, арестованного по ее приказу. Избрав наступление средством защиты, она выиграла схватку. Застигнутый врасплох столь неожиданным поворотом дела, Бурбон отказался от прав на регентство, но потребовал компенсации. Королева-мать обещала сделать принца наместником короля с широкими » полномочиями в государственном управлении. Такой ценой Медичи удалось добиться известной Самостоятельности. С декабря 1560 г., с Бланка Кастильская (1188-1252) — дочь короля Кастилии Альфонса IX и Элеоноры, дочери английского короля Генриха I, жена французского короля Людовика VIII. После смерти короля объявила себя регентшей при малолетнем Людонике IX.

153 момента вступления дофина Карла-Максимилиана на престол под именем Карла IX, королевамать фактически стала регентшей при малолетнем сыне, хотя официально этого титула не получила. В документе, составленном государственным секретарем Клодом Л'Обсс-пеном в начале 60-х гг. XVI в., ее называли Гувернанткой Франции.

Карл IX

Получив признание, Екатерина Медичи начала свою деятельность с принятия закона о

154 престолонаследии. Во избежание притязаний принца крови Антуана Бурбона на регентство она специальным указом утвердила право на коронование престолонаследников, достигших четырнадцатилетнего возраста. Наследному принцу Карлу-Максимилиану было тринадцать, но Королевский совет сочувственно отнесся к вступлению на престол ранее установленного времени. Инаугурация Карла состоялась в парламенте Руана, куда будущий король отправился в сопровождении Медичи, коннетабля Монмо-ранси, принцев крови и церковных иерархов. Торжественная церемония предполагала тронную речь. Юный король известил о своей ответственной миссии по умиротворению Франции, заставившей его вступить на престол, не дожидаясь совершеннолетия. Он призвал своих подданных не нарушать королевского указа о мире во избежание того, чтобы быть причисленными к мятежникам и изгнанными из Франции. В свою очередь Медичи объявила о своей готовности передать его величеству управление государством. Эти слова, по свидетельству современников, были в нарушение этикета прерваны Карлом IX. Наследник престола поднялся со своего места и, подойдя к матери, поклонился и обнял ее, объявив, что королева-мать с ним вместе будет управлять государственными делами.

Церемония закончилась провозглашением декларации об уми-

155 ротворении, подтвердившей приверженность короля политике общественного согласия. Поскольку Карл IX обладал мягким характером, был подвержен влиянию и считался самым послушным и преданным сыном, будущее не внушало Екатерине Медичи беспокойства; королевамать была уверена в том, что обретет известную самостоятельность в государственных делах. В годы диархии сформировался характер правления и определились основные черты политики королевы-матери. Медичи искала выход из тупика в разумном компромиссе, в приоритете государственных интересов перед личными или групповыми. Ее стараниями пробивала себе дорогу новая политика, но сокрушение традиций и сложившихся стереотипов с трудом поддавалось из-за давления и противодействия со стороны обеих противоборствующих сторон. Оставшись вдовой в зрелом возрасте и не будучи отягощенной серьезными недугами, Екатерина Медичи посвятила себя государственной деятельности, ставшей содержанием ее жизни на протяжении 30 лет. Это была ее самая сильная привязанность. В ней воплотилось все: невостребованная любовь, горечь унижения, забота о будущем детей, наконец, желание самовыражения и потребность в реванше после долгих лет обид. Трудно сказать, что превалировало в этом рвении: забота о

156 детях и будущем династии или желание власти, потребность в активности на самом высоком поприще. Принц крови Генрих Бурбон, приходившийся Медичи зятем и достаточно близко наблюдавший королеву-мать, видел в ней прежде всего и главным образом политика, влекомого к делу государственного управления. В огромном эпистолярном наследии Медичи пристрастный читатель не найдет сугубо женских писем. Переписка носила исключительно деловой характер и стала особой и необходимой сферой творчества королевы-матери. Она любила писать, отправляя в день до 20 писем. Наедине с пером и бумагой она давала волю мыслям и чувствам, оценивая события и свои действия. Даже официальные документы, исходящие из канцелярии, составленные канцлером самостоятельно или под диктовку Екатерины, подвергались тщательному просмотру, о чем свидетельствуют многочисленные пометы и исправления, сделанные ее рукой. Она была и министром, и секретарем, и послом одновременно. Королева-мать удивляла современников необыкновенной работоспособностью. Со времен Людовика XI Франция не знала столь активных государственных деятелей. Неутомимая и бесстрашная, она исколесила всю Францию. Ее паланкин знали во всех уголках королевства.

157 В своей деятельности она стремилась подражать Франциску I. Он по-прежнему был для нее олицетворением настоящего монарха и искусного политика. Забегая вперед, следует отметить, что в последние годы своей жизни, не переставая учить Генриха III науке управлять, Медичи обращала внимание сына на два важных правила, следуя которым можно сохранить уважение к монарху и мир в государстве: умение поддерживать хорошее настроение и способность занять своих подданных делом. В противном случае, считала она, французы могут найти более опасные занятия. Однако новые времена порождали новые проблемы. Опыт Франциска I следовало приспособить к требованиям текущего момента. Прежде всего это относилось к внешней политике. После провала Апеннинской авантюры Франция была не способна к военным походам. Традиционный способ отвлечения воинственных дворян за пределы страны нуждался в пересмотре, ибо был опасен в условиях раскола общества. Что касается умения поддерживать у подданных хорошее настроение, то Медичи следовала этому правилу. В поисках компромисса как выхода из кризиса Екатерина Медичи решилась на созыв ассамблеи Генеральных штатов. Это был традиционный и испытанный способ общения короля с народом. Но в середине XVI в. этот

158 сословно-представительный орган, служивший монархам больше двух столетий, утверждая внутреннюю, прежде всего финансовую политику королей, перестал действовать. Ни Франциск I, ни Генрих II не обращались к нему. После 80-летнего перерыва Медичи предстояло возобновить активность Генеральных штатов. Однако и здесь ее постигла неудача. Большое собрание, состоявшееся в Орлеане в 1560 г.,

продемонстрировало оппозицию правительству. Главным предметом обсуждений стали, как и раньше, налоги. Депутаты отказывались утверждать предложенную королем сумму и перекладывали налоговую повинность с одного сословия на другое. Представитель горожан подвергал критике сам принцип налоговой политики, согласно которому налоговое бремя несли только городское сословие и крестьяне (налоговый иммунитет дворянства был связан с несением воинской службы). Депутат требовал пересмотра этого обычая как утратившего свое значение в связи с использованием наемной армии. В свою очередь представитель дворянства пытался увлечь всех, как ему казалось, удачно найденным выходом решения финансового вопроса посредством привлечения в казну церковных доходов. Духовенство в свою очередь выдвигало претензии к короне, поднимая злободневный для клира вопрос о расширении прав галликанской церкви, попавшей в

159 зависимость от монарха. Ни один оратор не мог обойти вопрос об отношении к Реформации, тем более, что, несмотря на давление со стороны правительства, на ассамблее преобладали гугеноты и сочувствующие если не Реформации, то церковной реформе. Поэтому возобладала антикатолическая тенденция, отразившая отношение к влиятельным Гизам. Обсуждение налогового вопроса приобрело религиозно-политическую направленность. Не решив вопросов, ассамблея была закрыта. Разногласия между депутатами облегчили роспуск собрания. Представители сословий, избранные еще при Франциске II, потребовали новых выборов на местах и получения мандатов для диалога с правительством Карла IX. Медичи убедилась в опасности созыва этого представительного органа, продемонстрировавшего неспособность к мирным переговорам. К тому же гугеноты ставили вопрос о регентстве, подвергая сомнению законность власти Медичи. Посланцы ряда провинций Аквитании и округов Нормандии, Турэни и Лиона требовали даже отстранения королевы-матери от регентства, считая ее неспособной ни к управлению государством, ни к защите интересов церкви. Протестантский дух, господствовавший на ассамблее, угрожал власти Екатерины Медичи и поднимал авторитет Антуана Бурбона. В этих условиях Екатерина Медичи должна была проявить большое мужество, и она на-

160 шла в себе силы не отступить. "Вас уверяют в том, что я не смогу управлять государством и что Бог и мир будут недовольны мной", — писала она дочери Елизавете в Испанию на следующий день после вступления на престол Карла IX. "Но Бог свидетель, я считаю делом чести сохранить свою власть не для себя, а в интересах королевства и для блага всех ваших братьев." Королева-мать объявила о созыве двух малых собраний: в Мелёне, где должны были присутствовать депутаты от дворян и горожан (по одному от каждого из 13 провинций), и в Пуасси, куда приглашалось духовенство. Медичи не отказалась от поисков пути к национальному согласию, взывала к благоразумию и трезвой оценке обстановки. Под влиянием ассамблеи 1560 г. были приняты решения о прекращении судебного разбирательства по конфессиональным делам и об амнистии гугенотов. Но для того чтобы предотвратить дальнейшее обострение обстановки, нужны были новые законы и большие, чем у регентши, полномочия. Власти Медичи было недостаточно для разрушения сложившихся устоев. Принцы крови, бюрократия государственного аппарата и губернаторы провинций, уполномоченные исполнять указы, были, в большинстве своем главами религиозно-политических партий, нетерпимыми и амбициозными, не желавшими повиноваться. 6-256 Медичи рассчитывала на свою изобретательность. Она надеялась сблизить Бурбона с Гизами, вынудив их пойти на взаимные уступки, и в то же время удержать обе стороны под своим влиянием. Игра требовала от нее большого хладнокровия. Соперники не сдавались. Они выбирали благоприятные моменты для нанесения взаимных ударов. Бурбон требовал дополнительных полномочий. Пользуясь правом принца крови и наблюдателя при королеве-матери, он объявил об отставке герцога Гиза с поста главного распорядителя и хранителя ключей королевского дворца. Екатерине пришлось ради умиротворения Антуана Бурбона разрешить принцу Конде, освобожденному из тюрьмы, появиться при дворе. Но этого было мало. Представители городского совета Парижа на предстоящее собрание в Мелене заявили об отказе в субсидиях правительству и настаивали на исключении из регентского совета Гизов и признании регентом Антуана Бурбона. Встреча в Мелене не сулила позитивного решения вопроса и была сорвана депутатами от городов. Между тем, зная о поддержке своей кандидатуры, первый принц крови настаивал на расширении полномочий. Медичи пошла на уступки: она назначила его

генеральным наместником королевства, наделив правом командовать армией. Взамен Бурбон отказался от функции наблюдателя при регентше. 162 Изменение в положении принца крови побудило Гизов к тесному объединению со своими сторонниками и созданию католического триумвирата, куда помимо герцога Гиза вошли коннетабль Монморанси и бывший фаворит Генриха II губернатор Лионне маршал Сен-Андре. Появление католического триумвирата имело своим следствием обострение отношений между католиками и гугенотами. Это заставило Медичи издать указ, запрещающий не только преследовать за веру, но даже использовать в обращении друг к другу слова, определяющие конфессиональную принадлежность подданных, как-то: гугеноты и паписты. Но самым опасным последствием противоборства стало участие в конфликте иноземных государей, грозившее втянуть Францию не только в гражданскую, но и в общеевропейскую войну и привести к потере суверенитета. Раздраженные успехами своего противника, Гизы без труда заручились поддержкой испанского короля Филиппа II, с опаской наблюдавшего за распространением протестан-гизма на французской земле и за конфессиональной политикой Медичи. Король Испании предостерегал ее против послаблений в отношении гугенотов. Желая закрепить свои связи с Филиппом II, Гизы пытались использовать испытанное средство — брачный союз и предлагали наследнику престола дону Карлосу в супруги овдовевшую Марию Стюарт. Медичи с по6 * 163 мощью своей дочери, испанской королевы Елизаветы, сумела расстроить этот план. Не менее серьезной была угроза союза Филиппа II с Антуаном Бурбоном: испанский король пытался привлечь принца крови на свою сторону. Он объявил Медичи, что ради интересов католицизма готов отдать принцу взамен Наварры свои владения в Италии — Сиену или Сардинию. Обещания Филиппа II возымели действие: тщеславный и жадный Бурбон, обдумывая перспективу своего устройства в Италии, прекратил будоражить двор и даже вопреки желанию гугенотов отказался от притязаний на регентство. Позиция Бурбона, опасная для Медичи и целостности Франции, побудила королеву-мать изменить тактику. Наступила очередь для уступок Гизам. Медичи призвала герцога в Париж для участия в религиозной процессии по случаю церковного праздника и с одобрением отнеслась к инициативе кардинала Лотарингского Карла Гиза обсудить конфессиональный вопрос с принцами крови и советниками парижского парламента. Она даже уполномочила своего посла в Мадриде вернуться к вопросу о браке дона Карлоса с Марией Стюарт, на этот раз проявляя заинтересованность в успехе этого дела. На время королева-мать как будто становилась покровительницей католического триумвирата. Одновременно с этим было принято решение о запрете гугенотам отправлять свой культ, и под-

164 данные его величества призывались доносить церкви о фактах нарушения этого указа. Однако смертной казнью гугенотам, как и раньше, этот запрет не угрожал. Делая очередные уступки, Екатерина Медичи не упускала из виду их временность и неизбежность до тех пор, пока религиозный вопрос ни будет решен принципиально самим духовенством. Во время Орлеанской ассамблеи Генеральных штатов она вынашивала план встречи католических иерархов с протестантскими министрами. Теперь, в момент сближения с католической партией, Медичи решила, что время для такого диалога настало. Уверенные в своей победе, Гизы не возражали против встречи с протестантами. Кардинал Лотаринг-ский взял на себя миссию главного оратора от галликанской церкви. Парижский парламент дал санкцию на коллоквиум, и началась подготовка к его проведению. Богословский диспут т Обсуждение теологических проблем представителями двух церквей предвещало стать явлением, выходящим за пределы Франции. Европейская Реформация, достигнув апогея в конце 20-х — 30-е гг. XVI в., к 1560 г. в большинстве стран континента исчерпала свои силы. Кальвин доживал последние годы, посвятив их преподаванию, благотворительности

165 и творчеству. Место главы протестантской церкви готовился занять Теодор де Без. Орден иезуитов, защитник святого римского престола и католицизма в борьбе с Реформацией, осиротел, потеряв своего основателя Игнатия Лойолу, но, бережно храня трофеи, не прекращал борьбы за восстановление подорванного протестантами авторитета католической церкви. Возникли новые проблемы: начался период церковного строительства, формировались национальные государственные церкви католического и протестантского направлений.

Сама возможность диспута между католиками и протестантами была добрым предзнаменованием: в первой половине XVI в. такая встреча вряд ли могла состояться. Местом проведения коллоквиума, этой встречи века, стал доминиканский монастырь в Пуасси, древняя обитель, принадлежащая знаменитому ордену, верному защитнику католицизма. Под неустанным оком нового генерала ордена иезуитов М.Лайнеца и в присутствии Карла IX, Екатерины Медичи и других членов королевской семьи иерархи галликанской церкви кардиналы Лотарингский, де Турнон, Шатийон и Ар-маньяк, возглавлявшие делегацию епископов и теологов, встретились с министрами кальвинистской церкви Т.де Безом, П.Вермигли и П. Марта ром. По свидетельству современников, среди пурпура и блеска торжественных одеяний 166 вельмож французской церкви и королевских особ скромные черные костюмы протестантов едва выделялись. Согласно этикета, иерархи в соответствии со своим положением занимали каждый отведенное ему место: самые почетные сидения полагались кардиналам, за ними размещались архиепископы и епископы, позади — доктора богословия. По обычаю всем им было положено слушать сидя, поднимаясь только для выступления. В глубине большого зала на возвышении восседали Карл IX, Медичи, младший брат и сестра короля и королева Наварры Жанна д'Альбре, супруга Антуана Бурбона и ревностная протестантка. Министры протестантских церквей занимали места вдоль барьера, отделявшего центральную часть зала, где размещались хозяева этой встречи, от периферии. Им следовало стоять в течение всей встречи. Католические иерархи проявили снисходительность, допустив протестантов в свою обитель, но не настолько, чтобы не указать последним на их место. Содействуя организации коллоквиума, Медичи надеялась на торжество разумного согласия между христианами. Она не представляла себе, что в суждении верующего самое незначительное разногласие оказывается главным. Католичка по рождению и воспитанию, она принимала правила поведения верующего, но в отправлении культа следовала доводам разума. Ее понимание отношений между Творцом

167 и творением оставалось языческим. Она не подвергала себя религиозным мистериям и не была способна долго сосредоточиваться на раздумьях о душе. Реформация стала ее интересовать лишь с момента появления политической партии под религиозным знаменем. Что касается протестантского вероучения, то оно не вызывало у нее никакого интереса. Поэтому она недооценивала силу энтузиазма и фанатизма, возобладавшую над разумом во время дискуссии. Главными ораторами на коллоквиуме были кардинал Лотарингский и министр протестантской церкви Т.де Без. Кардинал вел себя как поверенный не только галликанской, но всей католической церкви. Его выступление отличалось логикой суждений и было выдержано в традиционном духе. Неплохой проповедник, он не стремился удивить новизной откровений, но призывал проникнуться уважением к церковной традиции. Т.де Без был известен почтенному собранию не только как сподвижник Кальвина, которого знаменитый реформатор прочил на свое место. Французские иерархи знали своего соотечественника и с другой стороны. В 30-е гг. XVI в. слава юного Т.де Беза, автора едких эпиграмм и эпитафий, составивших его известную "Ювенилию", разнеслась по всей стране. Современники восхищались его поэтическим дарованием и остротой наблюдений. Но 168 больше всего внимание читающей публики привлекли его смелые в духе времени эпиграммы на мессу и недозволенная с точки зрения церкви фривольность в отношении святого престола. Популярность этой фигуре, особенно среди молодежи, принесли скандальные любовные похождения. Последнее обстоятельство послужило поводом для церкви и Сорбонны разделаться с опасным богохульником, обвинив его в прелюбодеянии. Преследуемый блюстителями нравственности, Т.де Без был вынужден покинуть Париж и обосноваться в Швейцарии. И вот спустя 20 лет, став известным теологом протестантизма, мятежный изгнанник оказался во Франции. Годы эмиграции и приобщение к ответственному делу, ставшему содержанием его жизни, добавили к красивой наружности, изысканным манерам, жизому и блестящему уму теолога степенность и развили его природный дар красноречия. Выступление сподвижника Кальвина произвело большое впечатление не только на сочувствующих Реформации. Силу ораторского искусства этого "богохульника" были вынуждены признать даже враги протестантизма. Обращение к разуму, попытка Т.де Беза очистить дискуссию от схоластики вызывали интерес и были доступны и непросвещенному уму. Он умел убедить, не

навязывая своего суждения. На его проповеди спешили вельмо-

169 жи и придворные, его сопровождали как короля, пажи и слуги склонялись при его виде. В центре дискуссии было отношение к таинству причащения — одному из главных различий между католиками и протестантами. Т.де Без признавал чисто символический характер этого таинства, не соглашаясь с тем содержанием, которое в него вкладывали католики. "Христос, — говорил он, — так далек от хлеба и вина, которым потчуют верующих при причащении, внушая им веру в преобразование этой пищи в тело и кровь Иисуса, как небо от земли. Жертва Христа была принесена один раз и вкушение хлеба и вина всего лишь воспоминание об этом". Завороженное речью Т.де Беза собрание в Пуасси от этих слов пришло в движение. Поднялся ропот протеста. Кардинал де Турнон обратил внимание короля и регентши на богохульство, дозволенное себе оратором. Реакция католических иерархов на выступление министра протестантской церкви заставила Медичи выйти из невольного подчинения обаянию протестанта. Его слова были созвучны представлениям королевы-матери о таинствах и обрядах. Но положение обязывало быть начеку. На реплику де Турнона она ответила, что король и она сама желают жить и умереть в вере отцов. Предостережения генерала ордена иезуитов о пагубности распространения Реформации и требование изгнать протестантов из Франции испугали Медичи.

170 Коллоквиум в Пуасси из-за непримиримости папы и части французских иерархов не оправдал возложенных на него надежд. Правда, сам факт дискуссии создал во Франции, хотя и временно, благоприятную обстановку религиозной терпимости. Гугеноты оживились. Т.де Без по просьбе Бурбона и адмирала Колиньи продлил срок своего пребывания во Франции. 6 письме в Женеву он радовал Кальвина, сообщая своему учителю о праве французских протестантов свободно собираться, о покровительстве Медичи, которую даже называл протестантской королевой, и о благосклонности наследников престола к новой вере. Это прореформационное настроение в политике королевы-матери заметил папский нунций, сообщивший в Рим о легкомыслии молодого короля Карла IX, появившегося на маскараде в епископской митре якобы затем, чтобы посмеяться над духовным сословием. Коллоквиум способствовал и разрешению финансового вопроса: под угрозой Реформации католическое духовенство уступило, короне, связав себя фактически бессрочным финансовым обязательством на крупную сумму. Попытка Медичи вывести Францию из кризиса встречала не только непонимание, но и сопротивление. Из Рима папский легат Ипполит д'Эсте привез известие о созыве очередной сессии Вселенского собора, созыв которого был бы серьезным препятствием на пути сближе-

171 ния конфессий. Большую опасность представляла позиция испанского короля Филиппа II. Монарх угрожал Медичи поддержкой французских католиков, если она не согласится на союз с ним в борьбе против протестантов. В дополнение к этому из Нидерландов, Германии и Рима приходили сообщения о якобы ведущейся подготовке Испании к войне с Францией. Оживление гугенотов настораживало и Гизов. Желая вывести королеву-мать из равновесия, герцог Немур, союзник Гизов, предложил младшему брату короля Эдуарду-Александру, будущему Генриху III, самому любимому сыну Екатерины, в знак протеста против матери и брата, оказывающих поддержку гугенотам, покинуть двор и скрыться в Лотарингии или Савойе. Прокатолическая оппозиция наступала, вынуждая Медичи сдаться. Обеспокоенная угрозой Филиппа II, королева-мать делает неосторожный шаг, начав собирать сведения о военной силе гугенотов. Слух об интересе Медичи к боевой готовности протестантов был воспринят ими как сигнал к действию. На юге и юго-западе Франции начались вооруженные столкновения. Не поняв их причину, Медичи пыталась заручиться поддержкой своего совета в принятии мер по недопущению столкновений. Но среди советников не было единодушия по этому вопросу. Католики настаивали на лишении протестантов прав иметь свои храмы,

172 отправлять культ и созывать собрания в городах. Гугенотов обязывали освободить занятые ими храмы. Отправление культа было ограничено; оно допускалось только вне городов (в пригородах, в замках и домах сеньоров). Эта мера настораживала гугенотов. Медичи, стараясь отмежеваться от прокатолической оппозиции и доказать свою лояльность к протестантам, обратилась за помощью к иерархам галликанской церкви. Сложность положения вынуждала ее постоянно лавировать. Предательство Бурбона сократило численность гугенотов в Королевском совете. Первый принц

крови отказался от протестантской веры, как некогда предал религию отцов. Апостат, как называл его Т.де Без, соблазнился посулами испанского короля, променяв свою веру на обещанные итальянские земли. В совете Медичи из гугенотов оставались адмирал Колиньи, маршал д'Анд ело, принц Конде и королева Наварры Жанна д'Альбре. Выражая свое недовольство поведением Бурбона, Медичи ужесточила требования к придворным в отправлении католического культа. Но одновременно с этим она вела переговоры о возможности направить протестантов на Вселенский собор и защищала своего духовника Луи Бутелье, вольнодумие которого вызывало подозрение у ревностных защитников католицизма.

173 Политика Медичи испытывала терпение ее противников. Первыми не выдержали Гизы. Их спровоцировало на выступление отступничество Бурбона. Кровавая расправа над гугенотами в Васси по своей жестокости превзошла все предыдущие конфликты. События в Васси положили начало гражданским войнам, как назывались многочисленные военные конфликты, длившиеся до 1598 г. и чередующиеся кратковременными мирными передышками. Инициатором расправы в Васси был герцог Гиз. По пути из своего замка Жуанвиль он остановился в этом местечке, ожидая мессы в то время, когда там собрались гугеноты на свою проповедь. Воинственно настроенные люди герцога затеяли ссору с протестантами, которая вылилась в резню. Гизу, герою кровавой этой бойни, рукоплескал Париж. Прево купцов, встречая его после случившихся событий, от имени парижан даже предлагал герцогу 20 тыс. человек и 6 млн ливров на борьбу с гугенотами в интересах восстановления религиозного единства. Париж был готов продолжить резню, а герцог Гиз — поделиться лаврами своей победы с Медичи и генеральным наместником короля Бурбоном, заверяя их в своем повиновении. Действия Гиза и реакция на них Парижа заставили гугенотов вооружаться. Преступление в Васси, совершенное в 1562 г., не успело получить официальной оценки: события раз-

174 вивались слишком быстро. В том же 1562 г. Париж стал местом расположения двух армий: католиков, поддерживаемых горожанами, и гугенотов. Серьезные столкновения были неминуемы. Обстановку разрядили гугеноты. Оценив положение, принц Конде, ставший главой партии после предательства Бурбона, сдал свои позиции и удалился в Фонтенбло, где находился королевский двор. Гугеноты не угрожали королю и его окружению, но и не брали на себя миссию защитить королевских особ в момент грозившей им опасности. Гизы оказались более решительными. Они принудили королевский двор оставить Фонтенбло и вернуться в Париж. Медичи подчинилась. Не имея возможности сопротивляться и не желая жертвовать ни собой, ни сыном, она вынуждена была признать победу триумвиров. Гизы взяли на себя роль покровителей короля и регентши. Триумвиры диктовали свои условия, и королева-мать, не в силах победить в себе страх, вынуждена была уступить католикам и поддержать наступление против гугенотов. .Начатые с событий в Васси, боевые действия распространялись по всей Франции. Католикам достойно отвечала армия Конде. Принц взял ряд городов. Медичи просила мира, направляла своих послов на переговоры. Но противоборствующие стороны не шли на компромисс. Все усилия по предотвращению войны 175 били тшетны. При содействии гугенотов в события вмешалась Англия. Королева Елизавета на правах кредитора и помощника в военной силе угрожала оккупацией Северной Франции. Медичи не могла этого допустить. Она прибыла в Руан для проверки готовности армии. Судьба была милосердна к ней. Военная кампания в Руане обезглавила обе партии. Ан-туан Бурбон был убит при осаде города, а принц Конде и коннетабль Монморанси взяты в плен. Под Орлеаном, сраженный мечом гугенота Польтро де Мере, погиб герцог Гиз и не вернулся с поля боя Сен-Андре. Только адмирал Колиньи продолжал воевать. В этих условиях Медичи удалось провести договор об умиротворении, по которому гугеноты получали свободу культа, но при условии, что вельможи будут отправлять его в своих замках, а горожане и простолюдины в окрестностях городов. Протестантизм становился новой привилегией знати. Осада Руана, унесшая жизни вождей религиозно-политических партий, принесла победу Медичи и ее политическому курсу. Оппозиция была обезглавлена, но не уничтожена. Это требовало от королевы-матери бдительности и готовности к отражению нового наступления. Глава V ТРИУМФ И ПОРАЖЕНИЕ

Оозбужденная Франция осмысливала случившееся, противоборствующие партии считали свои ряды и соизмеряли силы. Принцу крови Антуану Бурбону наследовал его тринадцатилетний сын Генрих, герцогу Франциску Ги-зу — девятилетний Генрих, а последнему из триумвиров коннетаблю Монморанси уже не по возрасту была политическая борьба. Испытание властью Екатерина Медичи четыре года властвовала без мятежей. Это время она посвятила возрождению придворной жизни в лучших традициях времен Франциска I. Задавшись целью создать культ, монарха и его власти, она добилась задуманного. Французский двор завоевал славу одного из самых великолепных во всей Западной Европе. Современники находили, что Медичи удалось превзойти Франциска I. Королева-мать обрела известность как покровительница людям искусства.

177

L Прежде всего она стремилась преобразить дворец, занимаясь с помощью архитекторов, скульпторов и художников строительными и реставрационными работами. По словам придворного поэта Пьера Ронсара, Медичи была больше склонна к изобразительному искусству, чем к философии. По прибытии во Францию она восторгалась Фонтенбло. Замки Луары были неповторимы, восхищая итальянку сказочной красотой и гармонией с живописной природой. Строительное искусство французских мастеров отвечало самому изысканному вкусу. Возможно поэтому Екатерина Медичи больше, чем Франциск I привлекала ко двору французских архитекторов и строителей. Так, она осуществила замыслы Франциска I и восстановила в Лувре старое здание времен Карла V, пригласив для этих работ зодчего Пьера Леско и известного каменщика Пьера Шамбиже. Под руководством Приматиччо были сделаны пристройки к Фонтенбло. Желая сделать подарок сыну Карлу IX, Медичи поручила мастеру Фи-либеру де Л'Орму завершить строительство охотничьего домика Сен-Мор де Фоссе на территории замка Винсенн. С большой любовью и знанием дела Екатерина относилась к строительству и реставрации своих резиденций. Расположенные вдали от Парижа замки Монсо и Шенонсо были особенно ею любимы. Последний стоял на Луаре. Вытребовав этот дом у Дианы Пуатье, Медичи 178 собиралась превратить его в дворец, который превосходил бы Фонтенбло. Но этим планам не суждено было осуществиться из-за кончины архитектора де Л'Орма и нехватки денег. При постоянном дефиците бюджета она могла рассчитывать в основном на доходы со своего домена, которые не могли обеспечить всех потребностей. Однако ей удалось преобразить территорию перед замком Шенонсо в велико- • лепные сады, провести каналы, посадить виноградники и шелковицы и даже создать питомник для разведения шелковичных червей, который снабжал небольшую шелкопрядильную мастерскую. В дополнение к этим диковинам она разместила в саду вольеры с редкими птицами и маленький зверинец с забавными животными. По словам Генриха III, Шенонсо был самым любимым местом отдыха Медичи. Только там она находила покой и предавалась радости созерцания — возможно, потому, что все созданное на берегу Луары напоминало ей флорентийские сады. В Париже с момента своего регентства Медичи расположилась в Лувре, Однако она мечтала о собственной резиденции. Обдумывая план будущего дома, королева-мать купила на правом берегу Сены, за городской стеной местечко Виллеруа, которое чаще называли Тю-ильри. Там она собиралась построить дворец с садами, гротами и фонтанами. Автором проекта будущего сооружения был Филибср дс

179 Л'Орм. Но денег на большое строительство не нашлось, и Медичи воплотила свою мечту, возводя небольшие оригинальные постройки, а главное — сад, который, по воспоминаниям современников, поражал редкими породами деревьев и растениями, манил лабиринтами аллей и восхищал фонтанами, украшенными изящной скульптурой. Питая страсть к паркам и зелени, которых ей явно не хватало во Франции, Медичи отдавала распоряжения о сносе старых зданий, на месте которых разбивала сады. Так, вместо старого дома по проекту де Л'Орма и Ж.Бюллона в Блуа была построена еще одна резиденция, где она провела последние девять лет своей жизни. В отличие от большинства королевских особ, которые мало интересовались строительными

делами и обычно ограничивались общими распоряжениями, Медичи лично участвовала в разработке проектов. Ф.де Л'Орм посвятил ей свой "Первый том архитектуры". Он восхищался ее вкусом и внимал разумным советам. По свидетельству мастера, ее замыслы отличались необыкновенной фантазией, но были вполне осуществимы и принимались зодчими. Будучи приверженцем классического стиля, Екатерина в то же время не принимала его холодности и монотонности, стремясь посредством цветовой гаммы внести в него больше жизни.

180

\

Екатерина Медичи в придворной молельне

Залы дворцов и резиденций украшали живописные полотна, значительная часть которых была приобретена самой Медичи. Королева-мать предпочитала картины итальянских, 181 французских и фламандских мастеров, и потому "Блудный сын", "Похищение Елены" и "Соломонов суд" соседствовали в картинных галереях дворцов с пейзажами и жанровыми сценками из простонародной жизни. Особое место занимали портреты Медичи, выполненные итальянцем Вазари и французами Франциском Клуэ и его учениками Кароном и Дю Монтье. Художники не льстили королеве-матери, не пытались сделать копию лучше образца, и Екатерина ценила мастерство портретистов.

Талисман Медичи

182 Фонтенбло и Лувр обладали еще одним сокровищем — библиотекой. Гордость Парижа, королевская библиотека, созданная при участии Карла V, была в годы правления Людовика XII перевезена с берегов Сены в Блуа, а оттуда Франциском I — в Фонтенбло. По совету известного французского философа Пьера Рамье библиотеку перевели из Фонтенбло в Лувр. Ценительница книг и древних рукописей, Медичи была собирательницей и хранительницей этих бесценных памятников культуры. Ее стараниями королевская библиотека пополнилась книгами и большим собранием рукописей (около 4500), которым владел ее кузен Пьеро Строцци, в свое время получивший этот дар по наследству от кардинала Ра-дольфи, племянника папы Льва X. Книги, древние рукописи, фамильные ценности заполняли кабинет Екатерины Медичи. Эта обитель могла многое рассказать о своей хозяйке. Среди книг на видном месте стояли сочинение Грингара "Правонарушения в человеческом обществе", Грегорианский календарь, "Генеалогия графов Бульонских" и книга Сивиллы об искусстве гадания. Рядом с ними помещались географические карты Европы, Азии, Африки, Нового Света и отдельно Англии, Испании, Нидерландов и немецких земель; имелись карты ветров. Помимо этого в кабинете хранились диковинные вещи из разных уголков света: кроко183 диловая кожа, кожа хамелеона, коралловые ветви, фландрские, турецкие и персидские ковры, китайские лаковые миниатюры, изделия из драгоценных камней и посуда. Это был мир ее интересов и слабостей. В отличие от резиденции Дианы Пуатье, где вся обстановка изумляла и восхищала блеском богатства, здесь все побуждало к тщательному рассмотрению и изучению, а библиотеку был способен оценить только просвещенный ум. Чаще остальных книг Екатерина Медичи доставала с полки "Генеалогию графов Бульонских". Оскорбленное достоинство нувориша искало в ней удовлетворения. Фонтенбло, Лувр и резиденции Медичи служили местом пышных празднеств. Королева-мать возродила эту традицию, родившуюся при Франциске I. Маскарады, музыка и танцы, живые картины и даже пьесы вновь стали популярными. С большим успехом на придворной сцене шла трагикомедия П.Ронсара "О прекрасной Женевьеве". Впервые пьесу разыграли в большом зале Фонтенбло дети Медичи, Маргарита и Эркюль, а также принцы и принцессы, великосветские дамы и сеньоры, в их числе принц Конде, герцог Генрих Гиз, герцогини Невер и Узе и герцог Рец. Вельможам, рвущимся на поле брани, двор предлагал более тонкое занятие, заставляя их быть обходительными и нежными кавалерами или, напротив, страстными ревнивцами и да-

184 вая их энергии более естественный выход. Медичи видела в этом способ отвлечь подданных от мятежных мыслей и сблизить противников. Проходившие в неспокойной внутриполитической обстановке, эти дворцовые праздники были подобны пиру во время чумы. Но Медичи придавала им большое политическое значение, надеясь таким образом вселить в подданных уверенность в прочность власти, примирить и снять напряженность в обществе. При участии Медичи в Париже обосновалась итальянская комедия. Королева-мать предпочитала комедию жанру трагедии, на спектаклях придаваясь безудержному веселью, на которое была способна ее чувственная натура. Она создала первый во Франции балет, соединивший в одно

танцы, музыку и пение. Темпераментная флорентийка пыталась привить французам вкус к карнавалам на манер итальянских праздников. Ее натуре импонировали шумные жизнерадостные зрелища. Не случайно, желая подчеркнуть низкое происхождение Медичи, современники отмечали ее умение искренне предаваться веселью и смеяться, как это делают простолюдины. Громкий, заразительный смех, как и хороший аппетит (особенно пристрастие к петушиным гребешкам), не оставлявший ее до конца жизни, по мнению некоторых, выдавал плебейку. Помимо дворцовых праздников, королева-мать любила путешествовать по Франции. Ее

185 заботами при дворе был организован так называемый эскадрон летучих дам, который составляли самые привлекательные и молодые из придворных. В его сопровождении Медичи объездила почти все королевство. Поводы для этого находились разные: показать молодого короля Карла IX, встретиться с коронованными особами соседних государств или просто навестить тот или иной город. Но цель всегда была одна — поднять авторитет его величества и короны, пообщаться с подданными, произвести впечатление заботливой правительницы богатой монархии. Карл IX вез с собой небольшой эскорт из пехотинцев и всадников. Королеву-мать сопровождали сеньоры порыцарски в седле, дамы на паланкинах, установленных на спинах выносливых мулов. За ними следовали пажи, конюхи, повара, прачки и прочие слуги. По пути следования королевские особы останавливались в больших городах. По обычаю их встречали у городских ворот члены муниципалитета и вручали ключи от города, после чего монарх торжественно входил в ворота. Расположившись на месте, свита спешила порадовать горожан музыкой, танцами и парадами, с удовлетворением отмечая восторженные возгласы. Медичи проявляла особое внимание к проявлению чувств толпы, различая в гомоне разноголосицы приветствия от католиков "Да здравствует король и святая месса!" и от протестантов призывы к справедливости.

186

\

Королева-мать Екатерина Медичи

Встреча с Елизаветой Валуа, испанской королевой, супругой Филиппа II, была задумана Медичи как демонстрация величия и богатства Франции. Состоявшаяся через шесть лет после войны с Габсбургами

и в условиях гражданской войны, она должна была уверить могущественного соседа в дружелюбии, а кроме того в политической стабильности французского общества и финансовой мощи королевской казны. Пуская пыль в глаза, Медичи пыталась скрыть действительное положение во Франции. По свидетельству современников, испанцы были изумлены феерией, устроенной французским двором. От прибрежной Байонны, куда прибыла свита, до маленького острова в Бискайском заливе, где встретились королевские особы, тянулись богато украшенные небольшие суденышки с фантастическими нимфами и сиренами на борту. На берегу устраивались парады и разыгрывались живые картины. Вечером байоннцы любовались красотой фейерверков. Умение и желание поразить и удивить своей фантазией и изобретательностью, иногда граничившими с излишеством, были в характере Медичи. Королева-мать пыталась превратить придворных в своих единомышленников, увлекая их затеями и заражая энергией. Как и Франциск I, она привлекала ко двору красивых девиц и дам из знатных семей и, одевая их в шелка и золото, превращала в 188 сказочных героинь, прославлявших королевский двор. Эти дамы, как правило, становились фаворитками коронованных особ и великосветских вельмож, умножая свои богатства и способствуя карьере своих мужей. С их помощью вершились важные политические дела. В то время, как писал в "Мемуарах" сеньор де Буйон, неприличным считалось, если молодые люди из почтенных семей не имели любовниц, которые обычно выбирались их родителями или сеньорами. Де Буйон откровенно рассказывал о своем вступлении в светское общество, упоминая при этом маршала де Дамвиля — коннетабля Франции, который представил ему в качестве любовницы мадемуазель де Шато-нев. "Я старательно служил ей, насколько позволяла мне моя свобода и тринадцатилетний возраст, — писал автор, — и она подчинялась мне, выполняя все мои капризы с таким старанием, как будто была рождена для этого. Не было никого другого, кто так, как она, помог бы мне войти в светское общество и принять вид, достойный его". В эпоху бурных политических событий двор-Медичи служил объектом нападок, в первую очередь со стороны гугенотов. Ревностная протестантка королева Наварры Жанна д'Аль-бре предостерегала своего сына Генриха, будущего французского короля, от придворных козней, называя двор Медичи местом разврата, где не мужчины добивались женщин, а 189 женщины мужчин. Непревзойденным обличителем двора был гугенот Агриппа д'Обинье. Придворные нравы, как и во все времена, подвергались критике. Но это нисколько не нарушало сложившихся норм поведения, и попавший ко двору подчинялся всем его правилам. Королева-мать щедро оплачивала содержание двора. В составленном ей перечне пенсий и земельных пожалований за поэтами, философами и зодчими следовали вельможи и придворные дамы. Пенсии и другие пожалования опустошали казну. Полновластие Медичи при Карле IX стоило короне всех запасов, но королева-мать не унывала, не переставая повторять: "Прославляйте Бога и наслаждайтесь жизнью, и Господь не оставит вас!" За этой поражавшей современников активностью скрывалось присущее Медичи тщеславие. Чужестранка неблагородного происхождения при королевском дворе заставляла говорить о себе во всех европейских столицах. Фасад государственного здания, который старательно строила королева-мать, соответствовал внутреннему содержанию — политике компромисса. Она была убеждена в неспособности Франции не только к новым военным походам — традиционному средству тушения социально-политических взрывов, но даже к обороне в случае войны. Медичи верила в возможность умиротворения обезглавленных религиозно-политических партий. Этой цели

190 должен был служить новый состав Королевского совета, в который вошли католики кардинал Лотарингский Карл Гиз и герцог Генрих Гиз-младший, герцоги Невер и Монпасье и протестанты принц Конде, адмирал Колиньи, военачальник д'Андело, герцоги д'Эстре и Ла Рошфуко, а также умеренные политики — сторонники компромисса канцлер М.Лопи-таль, епископ Монлюк и герцог Морвильс. Вследствие того, что в коалиционный совет вошли члены различных религиозно-политических партий, этот орган по существу представлял формальное объединение, в котором преобладали сторонники войны, завоевательной внешней политики короны с разницей лишь в выборе союзников за пределами Франции. Католики ориентировались на испанского короля Филиппа II; протестанты же видели в нем врага и поддерживали нидерландских князей в их борьбе за независимость от Испании. Опорой Медичи были умеренные политики. Главная фигура среди них — М.Лопиталь, попавший в королевскую канцелярию из Парижского парламента по протекции Гизов. Католики не могли предположить, что поддерживаемый ими правовед, воспевавший в стихах ратные подвиги Франциска Гиза, окажется идейным противником. Сын медика, состоявшего на службе у коннетабля Бурбона, Лопи-тлль был известен в Париже как арбитр в разрешении финансового спора между при-

191 дворными поэтами П.Ронсаром и К.Маро. Эрудиция, трезвый ум и добрый нрав привели Лопиталя в стан защитников государственных интересов перед конфессиональными и политическими крайностями. Не менее известным в свете был епископ Монлюк. Он снискал себе славу на дипломатическом поприще. С его именем связан один из трудных периодов во франко-римских отношениях: время разрыва со святым престолом. Интерес к Апеннинам побуждал французских королей к союзу с папой любой ценой. Направленный в Рим Генрихом II епископ позволил себе угрожать папе разрывом французской церкви с Римом, чем довел главу святого престола до бешенства. И без того натянутые отношения обострились до предела. Приверженцы политического компромисса поддерживали идею национального согласия. В устах МЛопиталя она прозвучала еще на Генеральных штатах 1560 г.: "... отложим в сторону дьявольские слова: политические партии, крамола, лютеране, гугеноты и паписты и будем называться просто христианами". При поддержке этих политиков был принят указ о недопущении преследовать за веру. В интересах стабилизации внутренней обстановки Медичи пересмотрела некоторые наиболее важные международные договоры. Она старалась не допускать участия Франции в международных конфликтах. Ориентация ре-

192 лигиозно-политических партий на поддержку извне грозила втягиванием короны в войну с сопредельными государствами. В конце 60-х гг. на восточных границах Франции, в Нидерландах, началась национальноосвободительная война с Испанией. Знаменем борющихся приморских провинций стал кальвинизм. Испано-нидерландская война находила отклик во французском обществе: Филиппа II поддерживала часть католиков, нидерландского принца Нассаутского и графов Эгмонта и Горна — гугеноты. Медичи сознательно пошла на пересмотр условий Като-Камбрезийского мира 1559 г. Политическая партия католиков пользовалась помощью союзника Филиппа II Савойского герцога Эммануэля-Филибера. Во избежание притязаний герцога Екатерина в обмен на Пе-рузу отдала ему важный в стратегическом отношении г. Турин, на который Франция имела права по соглашению 1559 г. Недешево обошлась французской короне помощь гугенотам со стороны Англии: Франция лишилась Гавра и под угрозой был порт Кале, возвращенный короне герцогом Гизом. Медичи безуспешно пыталась вернуть Гавр, ее посол при дворе Елизаветы Тюдор настаивал на возврате порта, ссылаясь на указ об умиротворении как на устранение причины, заставившей английскую королеву помогать гугенотам. Трудными были переговоры о порте Кале. Елизавета Тю7-256

дор настаивала на выплате 120 тыс. экю за возврат города. В деле расширения внешнеполитических связей и укрепления французского влияния за рубежом Медичи отводила главное место устройству династических браков. В этой активности королевамать не знала себе равных. В стремлении пополнить королевские дворы Европы представителями династии Валуа-Меди-чи проявлялось известное тщеславие Екатерины. Королева-мать строила далеко идущие матримониальные планы с целью сближения с английской короной и с испанским домом. Медичи мечтала выдать свою младшую дочь Маргариту за дона Карлоса, сына испанского короля от первого брака, а любимого сына Эдуарда-Александра герцога Анжуйского (будущего Генриха III) женить на португальской королеве, вдове донье Хуане, сестре Филиппа П. В корреспонденции Медичи имеется немало писем об устройстве брачных союзов. Некоторые иЗ них содержат достаточно курьезные строки. В одном из писем в Мадрид она писала испанскому королю: "Начинайте устраивать браки детей и это облегчит разрешение религиозного вопроса". Из Испании на это последовал ответ: "Прекращайте покровительствовать е тикам и мы будем думать о браках". Крушение матримониальных планов (что было гораздо чаще, чем хотелось Медичи) нисколько не останавливало, а напротив, мобилизовало ее

194 на поиски новых вариантов. Дольше остальных она вынашивала проект сближения с английской королевой, безуспешно предлагая ей в супруги поочередно трех своих сыновей: Карла IX, Эдуарда-Александра герцога Анжуйского и Франциска герцога Алансонского.

Крах политики Медичи Миротворческая деятельность Медичи приносила свои плоды: усилиями королевы-матери достигались временные передышки в гражданской войне. Однако в целом политика Медичи не встречала поддержку ни во Франции, ни за ее пределами. Опора в Королевском совете была малочисленной и не имела достаточного политического веса. Это ставило Медичи в трудное положение, заставляя балансировать, идти на уступки. Никогда еще правительство не испытывало столь сильного давления и не подвергалось обвинениям со всех сторон. Обезглавленные партии имели многочисленных сторонников по всей Франции, Борьба за первенство в регентстве, затеянная наверху, в среде дворянства воспринималась как борьба за будущее государственного строя: следовать ли традиции, согласно которой представители сословий через ассамблеи участвовали в государственных делах, или разрешить королю и собранию именитых людей (нотаблей) управлять государством. Оба варианта имели своих сторонников. 7*

195 Париж, не признав указа об умиротворении, остался верен триумвирам. Парижские католики усматривали в убийстве, герцога Франциска Гиза месть гугенотов и затаили злобу против еретиков. Парижский парламент осудил убийцу де Польтро, приговорив его к пыткам каленым железом и четвертованию. Демонстрацией верности памяти Гиза и его идеям было паломничество к замку убитого в Жуанвиле, в котором участвовали дворяне, духовенство, магистраты Парижского парламента и горожане. Медичи пыталась усмирить рвущихся к реваншу католиков. Наперекор им она вела переговоры с гугенотами и появилась с принцем Конце на виду у всех. Ответом на это было убийство капитана гугенотов М.Куппе, совершенное возле дома Конде. Глава партии гугенотов расценил это убийство как предупреждение в свой адрес и собирался покинуть Париж. Вопреки надеждам королевы-матери волна преступлений набирала силу. Гугеноты отомстили за своего капитана: жертвой стал один из охранников королевы-матери. Медичи опасалась искать убийцу, дабы не разжигать страсти. Между тем католики распространяли слухи о причастности адмирала Колиньи и его кузена д'Андело к преступлению. Колиньи помимо этого приписывали подстрекательство к убийству Гиза: адмирал якобы направлял руку

196 убийцы де Польтро. Родственники Гиза требовали наказать виновных. Обстановка угрожала новым взрывом военных действий между противоборствующими партиями, и правительство Карла IX вынуждено было ввести трехлетний запрет на политические выступления. Королевамать направила своих уполномоченных для контроля за соблюдением указа и обратилась с призывом об умиротворении к президентам провинциальных парламентов. Обострение обстановки дополнялось давлением извне. Папа, испанский король и герцог Савойский требовали от Карла IX выполнения всех решений Тридентского собора о наступлении на протестантов. Для Франции это означало бы отмену указа об умиротворении, расправу над убийцей герцога Гиза и зачинщиками выступлений гугенотов. Французского короля призывали к объединению с католическими монархами для борьбы с Реформацией. Но Королевский совет не принял этих условий. Карл IX отказался от участия в антипротестантской лиге европейских католических государств, заявив, что "народ Франции живет и будет жить в согласии с древними законами и обычаями римской церкви, он имеет силы для изгнания из королевства своих врагов, но он не может без угрозы войны аннулировать указ об умиротворении". И все-таки под натиском католиков правительство Медичи вынуждено было пойти на уступки противникам гугено-

197 тов. Новый указ территориально ограничивал их права на отправление культа и требовал от гугенотов соблюдения всех католических праздников. Канцлеру Лопиталю не удалось внести изменения, смягчающие этот указ: Парижский парламент отказался регистрировать его поправки. Под впечатлением событий тех лет в одном из своих писем Медичи писала: "До сих пор королевство готов (так она называла французов. — СМ.) нельзя было сравнивать с турками в жестокости. Теперь это сравнение допустимо". Акты насилия и непримиримость французов заставили ее усомниться в правильности своей политики. Но она не отступала, не сдавала позиций. В своих посланиях в Мадрид и Рим она старалась убедить Филиппа II и папу в том, что толерантность не следует рассматривать как политическую слабость. Ее оппоненты за пределами Франции, бряцая оружием, не желали слушать никаких доводов. Более того, внешнеполитические

силы сыграли решающую роль в углублении внутриполитических противоречий и осложняли обстановку во Франции. Испанская 10-тысячная армия под предводительством герцога Альбы совершала переход из Милана в Брюссель через Савойю, Франш-Конте и Лотарингию, не без умысла заставляя беспокоиться французских гугенотов. Члены Королевского совета адмирал Колиньи и д'Ан-дело требовали от Медичи мобилизовать 6-ты-

198 сячную армию швейцарских наемников и 10-тысячную французов для охраны границ. Они рассчитывали использовать эти силы для оказания помощи протестантам в Нидерландах. Но королева-мать не поддержала их планы. Корона была не в силах содержать 6-тысячную армию наемников. К тому же это означало бы вступить в войну с Испанией, что, по мнению Екатерины Медичи, было бы равносильно безумию, ибо даже Генрих II в эпоху внутреннего мира во Франции не смог одолеть испанского короля. Медичи поступила по-другому: она не только не препятствовала армии герцога Альбы, но даже помогла испанским войскам на марше в Савойе и Франш-Конте, направив туда грузы с зерном, дабы не были подвергнуты разорению французские приграничные земли. Королева-мать демонстрировала свое невмешательство в дела Нидерландов. Кроме того она отстранила принца Конде от командования армией, заменив его своим сыном, 16летним Генрихом герцогом Анжуйским, и всячески поддерживала маршала Косее в противовес гугеноту д'Андело. Вожди гугенотов были в обиде, подозревая Медичи в антипротестантском сговоре с Филиппом II. Политика королевы-матери побудила гугенотов к пересмотру своей позиции в отношении короны. Вожди гугенотской партии по примеру триумвиров перешли к решительным действиям и

199 захватили резиденцию Медичи в Монсо, подчинив своей воле королевских особ. Этот акт был свидетельством недоверия королю и расценивался как государственное преступление. Спустя некоторое время в письме к губернатору Нормандии королева-мать назовет эти действия гугенотов мятежом и изменой. "Поведение гугенотов сокрушило мои надежды предотвратить волнения во Франции." На Королевском совете Медичи даже позволила себе прервать канцлера Лопиталя, призывавшего к новым уступкам во избежание гражданской войны. Между тем успех операции по захвату Монсо и пленению короля побудил гугенотов к новым шагам. На этот раз они потребовали восстановления указа об умиротворении без тех ограничений в отправлении культа, которые вводились последним постановлением, и кроме того настаивали на созыве Генеральных штатов и сокращении налогов. Последнее требование было направлено прямо против Медичи, ибо в заявлении рост налогов объяснялся алчностью чужестранцев, особенно итальянцев при дворе. Демагогической защитой налогоплательщиков гугеноты рассчитывали снискать популярность у народа. Выступления гугенотов воскрешали в памяти "Лигу Общественного блага", с которой воевал Людовик XI. Карл IX ответил на этот вызов, приказав принцу Конде, адмиралу Колиньи и д'Андело явиться ко двору без оружия и сдаться под угрозой осуждения за мятеж. 200

Гаспар Колиньи

Приказ монарха заставил гугенотских вождей пересмотреть свои требования и отказаться от созыва Генеральных штатов. Они на-

201 деялись взять реванш в военных действиях: в возобновившейся гражданской войне они имели явный перевес над католиками. Медичи по-прежнему искала путь к согласию. Ценой перемирия гугенотам была сделана уступка: восстановлен указ об умиротворении. На время конфликт потерял свою остроту, но противоречия между противоборствующими сторонами остались неразрешенными. Католики обвиняли корону в излишней уступчивости, а гугеноты, напротив, в недостаточном внимании, ибо право на отправление своего культа они по-прежнему могли осуществлять только за пределами городов. Королевский указ так или иначе способствовал разъединению сил и препятствовал пропаганде конфессионального учения и политических идей гугенотов, побуждая последних добиваться удовлетворения своих требований. Активность гугенотов, использование различных методов борьбы, а главное попытка втягивания Франции в войну с Испанией вынуждали Медичи изменить тактику. Балансирование между противоборствующими сторонами уступило место наступлению. В послании наместнику в Дофине Де Гарду Карл IX отдал приказ о подавлении гугенотских выступлений: "Чем больше трупов, тем меньше врагов" — таков был смысл приказа. Убедившись в стремлении гугенотов удовлетворить свои политические амбиции в противовес ин-

202 тересам короны, Медичи готовила ответный удар. Она ждала момента, чтобы выпустить из рук вожжи, которыми до сих пор удерживала католиков, и обратить их гнев на гугенотов. Противники.без помех могли подвергнуть друг друга наказаниям: гражданская война получала санкцию короны. Изменение тактики Медичи способствовало укреплению позиции католиков. Последние старались преобразовать свою партию, поднять ее авторитет, используя для этого церковь. По аналогии с протестантскими религиозными братствами делались попытки сформировать католические лиги. В Бургундии члены возникших объединений католиков давали клятву поддерживать церковь, древнюю веру, короля и корону. Эти объединения имели общую казну, армию и готовились направить оружие против гугенотов. Только Бургундия могла поставить 1500 всадников и 4500 пехотинцев. При дворе снова заговорили о Гизах. Сын убитого, 18-летний Генрих, соперничал в популярности с сыном Медичи герцогом Анжуйским Генрихом. Католики делали ставку на последнего, зная о

чувствах королевы-матери к любимому сыну. Они обещали ему 200 тыс. франков в год из доходов галликанской церкви. В его поддержку как главы католиков выступали римский папа и испанский король. Играя на материнских чувствах, они желали расположить к себе Медичи.

203 Большим влиянием при дворе стал пользоваться кардинал Лотарингский Карл Гиз, заняв место ближайшего советника королевы-матери. Екатерина Медичи меняла "слуг". Партия умеренных политиков во главе с Лопи-талем сдала свои позиции. Канцлер попал в опалу, ему было велено вернуть печать, которой он ведал более восьми лет. Генеральным наместником Франции был назначен Генрих герцог Анжуйский. Королева-мать дала ему в помощь опытных капитанов М.Таванна и М.Сансака, наделив их правом борьбы с гугенотами. Кроме того, Медичи возобновила добрые отношения с испанским королем. За поощрением католиков последовали их ратные "подвиги". Жестокая расправа над гугенотами в западных и восточных землях Франции взбудоражила всю страну. Тактика ведения борьбы у католиков, как и у гугенотов, оставалась прежней: убийства отдельных личностей, прежде всего государственных и военных деятелей. По свидетельству А.д'0бинье, на счету католиков было 10 тыс. жертв. Гугеноты платили тем же, помимо того, что они переходили границу с Нидерландами и выражали свою поддержку единоверцам. Медичи распорядилась арестовать нарушителей франко-нидерландской границы и выдать этих преступников герцогу Альбе для расправы. Кроме того, королева-мать пошла на крайние меры: королевским указом запрещалось отправление 204 протестантского культа, и министрам протестантской церкви было предложено сложить полномочия и покинуть Францию. Гугенотам угрожали казнью и отправкой на галеры. Действия противоборствующих сторон обрастали слухами. Много шума наделала смерть маршала д'Андело. В его кончине усматривали месть Медичи. Говорили о якобы имевшим место сговоре королевыматери с испанским королем и плане убийства адмирала Колиньи, называли даже сумму в 50 тыс. экю, предложенную убийце. Адмирал Колиньи и угроза войны Гугеноты, как и католики, несли потери, но ряды партий пополнялись новыми силами. Вождями гугенотов стали сыновья принцев Бурбона и Конде. Эти молодые люди пока являлись только военачальниками. Идеологом партии оставался адмирал Колиньи. В нем Медичи видела своего главного врага,, подстрекателя к мятежу и проводника опасных идей, грозивших втягиванием Франции в войну. После совершенной гугенотами неудачной попытки пленения короля и королевы-матери Парижский парламент объявил Колиньи преступником, действовавшим против его величества и безопасности королевства. Высший суд Франции лишил адмирала его должностей и

205 требовал конфискации имущества. Осужденному угрожала казнь через повешение на Гревской площади в Париже. Приговор имел целью мобилизовать подданных короля на поиски и выдачу адмирала в руки правосудия. Стимулом к этому служила награда в 50 тыс. золотых экю. В свое время Гаспар Колиньи сделал блестящую карьеру, оказавшись при дворе с благословения коннетабля Монморанси. Политика компромисса королевы-матери способствовала получению адмиралом полномочий королевского советника. Коливьи принадлежал к той части дворянства, которая была недовольна Като-Камбрезийским миром и отказом от имперских планов за пределами Франции. Утратив Италию, это дворянство искало выход для экспансии в другом направлении. На северо-восточной границе Франции в то время назревал военный конфликт. Нидерланды находились на пороге национально-освободительной войны с Испанией. После раздела империи Карла V Габсбурга нидерландские земли отошли под власть его сына, испанского короля Филиппа II. Богатые нидерландские города привлекали французское дворянство не меньше, чем Италия. После поражения на Апеннинах представлялась возможность взять реванш и ослабить соперника, лишив испанскую корону одной из самых дорогих ее украшений. 206 Искать повод для вмешательства в испано-нидерландскую войну не было необходимости. Нидерландские дворяне были недовольны тем, что испанский монарх нарушил их политические привилегии, и надеялись поправить свои финансы за счет секуляризации церковных земель, реформировав церковь в угодном знати протестантском духе. Чтобы сокрушить испанское господство, они готовы были принять помощь даже ценой раздела страны между союзниками. Протестантские Нидерланды рассчитывали на участие собратьев по конфессии, обращая взоры к Англии, немецким землям и Франции. Антииспанскую оппозицию возглавляли представители нидерландской знати —

принц Вильгельм Оранский и графы Эгмонт и Горн. Бесстрашный воин, не раз доказавший свои мужество, доблесть и верность монарху, Колиньи происходил из древнего дворянского рода, известного в 1202 г. участием своего представителя Гугона де Колиньи в крестовом походе. Знаменитый адмирал мог похвастать и величием своих предков, связанных родством с принцами крови, герцогами Бургундскими, графами Савойи и итальянских государств, а также со знатными домами Женевы. Мужчины рода Колиньи отличались верной службой французской монархии. Дед адмирала Жан III Колиньи участвовал в борьбе Людовика XI с "Лигой Общественного блага". Отец и дядя,

207 Гаспар и Жак Колиньи, были отмечены за военные заслуги как участники первого военного похода Карла VIII на Неаполь. Гаспар Колиньи-старший сопровождал Франциска I в Италию. По матери Луизе Монморанси Гаспар Ко-линьи-мдадший приходился племянником известному министру Франциска I и коннетаблю Генриха II герцогу Анн де Монморанси. В год назначения на высшую военную должность Гаспару Колиньи было 33 года. Он был ровесником Екатерины Медичи и, как и королева-мать, имел славу заботливого семьянина. Адмирал и его жена графиня Шарлотта де Ла-валь растили пятерых сыновей и двух дочерей. Современники представляли Колиньи сильным, волевым, целеустремленным и очень сдержанным человеком. Он рано стал себя готовить к военной карьере: пример отца и традиции дома не оставляли сомнения у юноши в своем предназначении. В то же время его брат Оде посвятил себя службе церкви, получив не без участия герцога Монморанси чин кардинала. Вместе с тем сделанный выбор не оставлял Колиньи равнодушным к наукам и искусству. Будущий адмирал неплохо знал древние языки, с удовольствием читал Цицерона и Птоло-мея и увлекался космографией. В изобразительном искусстве Колиньи был поклонником Приматиччо и Гужона. Пригласив знаменитых зодчих для осуществления своих планов

208 строительных работ, он преобразил во дворец свой замок на севере Луары. Как заботливый отец Колиньи уделял большое внимание образованию своих детей, считая просвещение важным условием воспитания у подданных верности и преданности церкви. Одержимый стремлением преобразовать общество посредством просвещения, он построил коллеж в своей сеньории в Шатийон и пригласил туда профессоров древних языков. Выходец из старого феодального дворянства, верный традициям своего рода, Колиньи в то же время был человеком эпохи Возрождения, восхищая и удивляя современников образованностью, разносторонностью интересов и строгостью нрава. По своим убеждениям он принадлежал к деятельным и ищущим людям новой эпохи, воспринявшим идеи Кальвина о божественной избранности и стремившимся доказать свою избранность. Путь Колиньи к протестантизму был типичным для французских кальвинистов. Он начинался с характерного для эпохи вольнодумства убеждения в возможности исцеления католической церкви посредством реформы. Этим настроением будущий адмирал был обязан своей матери Луизе Монморанси. Рано овдовев, герцогиня отдала себя воспитанию детей, привив им с детства любовь к чтению и к занятиям древними языками.

209 Годы плена и заключения в Гентском замке в последний период Итальянских войн завершили формирование протестантских взглядов адмирала. Там, в Нидерландах, читая специальную религиозную литературу и углубляясь в тайны нового учения, он пришел к протестантской вере. К этому времени относится переписка Колиньи с Кальвином. Женевский реформатор рассмотрел в доблестном воине французского короля христианина, преданного новым конфессиональным идеям и очень надеялся на его активное участие в распространении и защите Реформации во Франции. Кальвин не ошибся. Убедившись в том, что французский монарх не возьмет на себя миссию церковного реформатора и не отважится на разрыв с Римом, адмирал Колиньи выступил в поддержку политики веротерпимости, защищая интересы своих единоверцев. В 1562 г. на совместной ассамблее принцев крови, членов приватного совета и советников парламентов он был солидарен с канцлером Лопиталем, отстаивавшим религиозный мир во Франции. Адмирал находил опасность не только в непримиримости конфессий, но и в дурном влиянии дебатов по

церковным вопросам на политическую обстановку. Поддерживая религиозный мир, Колиньи в то же время видел выход из кризиса на традиционном для Франции пути: в активизации деятельности короны за пределами королевства. Он выступал апологетом ко-

210 лониальной политики, рассчитывая на обретение французскими гугенотами безопасного убежища. Однако идеи Колиньи не находили поддержки при дворе Генриха II. Новые земли сами по себе мало интересовали корону, хотя признание Испании первой колониальной державой, возбуждая зависть, не давало покоя монарху. Колиньи рассчитывал на то, что соперничество Франции и Испании за океаном ослабит Филиппа II и сделает его более уступчивым в европейском военном конфликте. Под давлением адмирала Колиньи в 1555 г. к берегам Нового Света был направлен вице-адмирал из Бретани Никола Дюрон сир Вилле-гоньон. На подступах к Рио-де-Жанейро мореплаватель обнаружил маленький безымянный островок, который он назвал в честь Колиньи. По свидетельству современников, сир Вилле-гоньон знал адмирала и делился с ним своими планами поисков убежища для гонимых гугенотов. Об открытии острова первым был осведомлен Колиньи. Между ним и мореплавателем началась переписка. Сир Виллегоньон просил направить к нему протестантских проповедников. Колиньи поставил в известность об.этом Женевскую консисторию и с благословения Кальвина за океан направился первый поток эмигрантов. Таким образом в Новом Свете был создан французский форт. Опыт Виллегоньона имел печальный конец: несчастный сошел с ума. Возомнив себя значительнее самого Кальвина, он недолго протя-

211 нул. Между тем Колиньи продолжал вынашивать планы колониальных захватов, привлекая богатыми посулами корону. В интересах расширения торговли на Атлантике адмирал настаивал на введении строгих мер борьбы с морским пиратством, всеми силами приближая тот день, когда Франция смогла бы выступить великой колониальной державой Европы. С 60-х гг. XVI в. объектом пристального внимания Колиньи стала война Нидерландов против испанского владычества. Адмирал воспринял эту национально-освободительную борьбу как убежденный гугенот, разделявший интересы своих единоверцев с берегов Шельды, и в то же время как верный подданный и защитник французской короны, глубоко переживавший поражение в войне с Испанией и опасавшийся гражданской войны во Франции. Расправа герцога Гиза над гугенотами в Васси (Шампань) заставила Колиньи вступить в политическую партию гугенотов. "Я НС| против монарха и монархии, но против власть предержащих, против недоверия к протестантизму и изгнания протестантов", — заявил он, принимая это решение. В 1569 г. адмирал и глава партии гугенотов Генрих Наваррский подписали соглашение с принцем Оранским о создании армии в помощь сражающимся Нидерландам. Выбор был сделан, оставалось убедить французского монарха Карла IX в целесообразности вмешательства Франции в испано-нидерландскую войну.

212 Угроза втягивания Франции в новый конфликт становилась реальностью. Старому уважаемому воину не составляло большого труда привлечь короля на свою сторону. Адмирал был убедителен, уверяя его не только в легкой, но и быстрой победе. Он предусмотрел даже нанесение удара по испанским колониям в Новом Свете, чтобы заставить испанцев действовать на два фронта. По приказу адмирала к берегам Нового Света был направлен капитан Менгетьер. Активность Колиньи не знала границ. Карл IX не сомневался в мудрости его планов. Но на пути единомышленников встала Екатерина Медичи. Дерзкие замыслы неутомимого и убежденного в правильности своих действий Колиньи внушали опасения королеве-матери. Взвешенная оценка положения во Франции: конфессиональный раскол, имевший политическую подоплеку, и острый финансовый дефицит, не говоря о вероломстве и хитрости Филиппа II, останавливали Медичи от соглашения с адмиралом. Еще свежа была память о последних месяцах прошедшей войны: угрозе Парижу и суверенитету Франции. Королева-мать была уверена в несбыточности соблазнительных идей Колиньи. К тому же имели место соображения этического порядка: условия франкоиспанского мира в Като-Кам-брсзи о совместных действиях по укреплению католической церкви и борьбе с ересью, и, наконец, родственные отношения: Филипп II был зятем Медичи и отцом ее внуков. 213 Смертный приговор застал Колиньи в Южной Франции, где он командовал военными отрядами

гугенотов, нанося удары по королевской армии. Успехи адмирала вынудили Медичи к мирным переговорам. На волне военной удачи Колиньи выставлял тяжелые условия: наряду с требованием свободы культа он настаивал на передаче гугенотам портов Кале и Бордо. Адмирал вел свою игру. Нуждаясь в поддержке и не находя ее при дворе, он искал помощи за пределами страны. Кале и Бордо могли служить платой английской королеве, известной своим вниманием к гугенотам. Медичи нашла требование Колиньи не только неприемлемым, но и циничным. Адмирал должен был понести наказание. Эта идея овладела королевой-матерью. Однако время еще работало на Колиньи. Глава гугенотской партии вновь добился расположения Медичи, используя для этого франко-нидерландское сближение. Нидерландские князья пытались привлечь Францию к своей борьбе с Испанией. Они намеревались разделить германскую империю на 17 суверенных провинций и наделить союзников, в том числе французского короля, частью нидерландских земель. Колиньи прибыл в Блуа и имел встречу с Медичи. Призывая королеву-мать забыть прошлое, он добился уступок. Возможно, что стремление к умиротворению, характерное

214 для Екатерины в годы регентства я отравления с Карлом IX, возобладали над жаждой мести. Однако не исключено, что это была лишь тактика: дать еще один шанс врагу, чтобы либо убедиться в его коварных намерениях, либо изменить свое мнение. Медичи вернула Колиньи в Королевский совет и пожаловала ему 150 тыс. ливров и аббатство с доходом в 20 тыс. экю в год. Одновременно она смягчила указ, ограничивавший отправление протестантского культа. Но адмирал, добившись прощения, не изменил своей политики. Он толкал Карла IX к разрыву с Испанией и к поддержке нидерландских протестантов, говоря, что Бог не сохранит власть в руках короля, если тот не вступит в испано-нидерландскую войну. Молодой король был уступчив, его убеждали доводы адмирала. Медичи стоило большого труда остановить Карла IX от разрыва с Филиппом II. "Держитесь мира в своей политике, потому что это святое и доброе дело", — не переставала повторять королева-мать. Франция^не выступила в поддержку Нидерландов. Однако колебания Карла IX стали известны в европейских дворах, их приветствовали в Англии и ими возмущались в Испании. Колиньи снова дал повод к его преследованию. Но прежде чем осуществить свои намерения в отношении адмирала, Медичи желала обезопасить себя от главного сподвижника Ко-

215 линьи — молодого наследника принца крови Антуана Бурбона Генриха Наваррского. За ним оставались законные права первого принца крови: как и его отец, он имел право на регентство при малолетнем короле, а в случае отсутствия наследников — на престол. Это обстоятельство делало кандидатуру Генриха самой достойной для устройства династического брака младшей дочери Екатерины Медичи Маргариты. Вынашиваемый план чуть было не был нарушен из-за смерти старшей дочери Медичи Елизаветы. Супруга испанского короля Филиппа II умерла внезапно в возрасте 23-х лет. Ее кончина обнажила самый чувствительный нерв внешней политики Франции — отношения с Испанией. Королева-мать в угоду политическим интересам пыталась восстановить нарушенный порядок, предлагая в жены овдовевшему королю свою младшую дочь. Но Филипп II отверг предложение Медичи. В апреле 1572 г. был подписан брачный контракт между Генрихом Наваррским и Маргаритой Валуа. Теперь оставалось разделаться с Колиньи. Екатерина Медичи твердо решила убить своего врага, нисколько не сомневаясь в том, что он заслужил такое наказание. Королева-мать брала на себя не только смертный грех, но и присваивала чужие функции. Французские короли, за исключением Людовика XI, не позволяли себе опускаться до вынесения приговора и не прибегали к оружию в подо216 бных случаях. Правосудие было важнейшим атрибутом верховной власти, но король вверял судебные функции своим чиновникам, которые вершили суд и выносили приговор. Медичи не видела в своем решении преступления, ибо на карту была поставлена стабильность в стране. Королева-мать нашла человека, который не только поддерживал, но и приветствовал ее намерение. Единомышленником Медичи стал кардинал Лотарингский Карл Гиз. Судьбе было угодно свести сторонницу компромисса с противником такового. В годы борьбы за регентство она использовала в своих целях ущербность чужестранцев Гизов перед первым принцем крови Бурбоном. Теперь она играла на чувстве мести Гизов за убитого

Франциска Гиза. Исполнителем преступления стал некий Моревер. На третий день после свадьбы Маргариты Валуа с Генрихом Наваррским, утром 22 августа 1572 г., наемный убийца попытался совершить свое злодеяние. Колиньи был ранен ударом аркебуза. Моревер подкараулил Адмирала, когда тот возвращался из Лувра домой. Рана оказалась легкой, и вскоре адмирал уже выразил желание и готовность отправиться в Лувр, чтобы засвидетельствовать свое почтение Карлу IX. Колиньи был по-прежнему полон сил. Во время визита к Карлу IX он, как всегда, призывал короля к поддержке нидерландских

217 протестантов и к войне с Испанией. Государь был озабочен случившимся и желал судебного разбирательства. Нападение на Колиньи получило большой резонанс. Гугеноты требовали расследования дела, розыска преступника и суда. Парламентская комиссия, начав изучение обстоятельств покушения, установила, что дом, откуда стрелял убийца, принадлежал слуге герцога Гиза. Это наводило на след преступления. Гугеноты собирались у дома Гиза и угрожали расправой. Медичи представила королю дело о покушении так, что якобы сын убитого Франциска Гиза желал отомстить за отца. Уверенная в успехе затеянного, она стала пленницей своей тайны. Ее угнетал страх перед Гизом, зависимость от влиятельного и опасного человека, которому она доверилась и который был способен этим доверием воспользоваться. Медичи решила воспрепятствовать возможному раскрытию своей причастности к преступлению. С этой целью она объявила о готовности короны к очередной расправе над мятежниками-гугенотами и доверила эту операцию Гизу, наделив герцога большими полномочиями. Старый прием столкнуть противников и наблюдать за их взаимным уничтожением давал возможность замести свой след в нашумевшем деле. Партией католиков решение королевы-матери было воспринято как санкция на долгожданную расправу над врагами короны. Медичи не 218 откладывала задуманной операции, тем более, что гугеноты уже угрожали ей, обвиняя в затягивании судебного разбирательства. Дело оставалось за королем, нужно было получить согласие его величества. Карл IX пребывал в неведении о преступных планах матери. Колиньи, к которому он относился с уважением, сумел увлечь его своими идеями, сулившими короне утверждение французского влияния в Нидерландах. Поэтому получение согласия короля на расправу над-гугенотами требовало подготовки и убедительных доводов. Зная позицию сына, королева-мать не решалась на переговоры с ним и поручила это советнику Альберу де Годи. Государю сообщили о якобы готовящемся против него заговоре. Угроза этой опасности заставила Карла IX поддержать план преступления. Варфоломеевская ночь В ночь на 24 августа, день святого Варфоломея (еще не истекли сутки с момента покушения на Колиньи), Медичи распорядилась начать операцию. Между 2 и 4-мя часами ночи с колокольни СенЖермен раздался звон, которому стали вторить все церкви Парижа. Накануне вечером 23 августа купеческому старшине, приглашенному в Лувр, было приказано принять все необходимые меры, чтобы не допустить якобы готовящегося мятежа гугено-

219 тов: запереть все городские ворота, цепями скрепить лодки у берега Сены, установить пушки перед ратушей и на Гревской площади. Вслед за этим были оповещены все начальники кварталов и городская милиция. Деятельная подготовка шла и в Лувре: швейцарцы, несшие сторожевую службу, приводились в боевую готовность. Ночная операция, вызвав непривычный для этого времени шум, привлекла внимание разбуженных горожан соседних кварталов. Любопытствующие, среди которых были гугеноты, стали первыми жертвами готовящейся расправы. Едва рассвело и стали видны белые кресты на стенах домов католиков, заранее нарисованные единоверцами во избежание ошибок, как началось избиение протестантов. В большинстве случаев их застигали врасплох в постелях. Жертв не только избивали и протыкали копьями, но не гнушались глумиться над трупами. Одним из первых был подвергнут истязанию адмирал Колиньи. Неудавшееся покушение раззадорило его врагов. Герцог Гиз не мог отказаться от желания лично расправиться с адмиралом. В сопровождении своих верных людей он нашел Колиньи в его доме. Адмирал мужественно встретил смерть. Цинизм палачей не знал предела. Слуга герцога, которому было

поручено прикончить гугенота, прежде чем совершить свое злодеяние оскорбил добле-

220 стного воина вопросом, боится ли тот смерти. Колиньи пытался заставить наглеца уважать старость и воинские заслуги. Его последними словами были: "Гордость дворянина и долг солдата помогут достойно встретить смерть". Труп адмирала был сброшен через окно во двор, где, ожидая конца казни, находился герцог Гиз. Увидя поверженного врага и удостоверившись в содеянном, победитель остался доволен. В Лувре также шла расправа над гугенотами. Находившемуся там Генриху Наваррско-му, чтобы избежать казни, пришлось объявить о своей приверженности мессе. Массовые убийства охватили все кварталы города. При этом солдатам, выполнявшим приказ, помогали горожане. Преуспевающие лавочники-гугеноты вызывали зависть и ненависть. Ослепленные злобой, жаждущие расправы врывались в дома гугенотов, подвергая их обитателей мучительной смерти. Жертвы сбрасывались из окон, с трупов снимали одежду и обнаженных бросали в Сену. Волна зверских убийств обрушилась и на студентов Парижского университета. Жертвами стали прежде всего молодые люди из Германии и Нидерландов, которых подозревали в распространении ереси. К полудню число убитых составило 2 тыс. Королевский указ о запрете репрессий был издан только 28 августа, т. е. на 5-ый день с

221 момента расправы. За это время значительно возросло число жертв не только в Париже, но и за пределами города. Резня вышла из-под контроля ее зачинщиков, охватила почти все провинции страны и продолжалась до 3 октября. По свидетельству разных источников (сообщения иностранных послов, мемуары и дневниковые записи), картина чинимых зверств была чудовищной. В Мо (Пикардия) за день было убито 200 гугенотов, в Орлеане за три дня 500 человек, в Труа и Руане смертной казни были подвергнуты все гугеноты, находившиеся в это время в местных тюрьмах. В Лионе пострадали около 700-800 человек. В то же время известны факты, когда в некоторых провинциях (Дижоне, Оверни, Провансе, Нормандии и Дофине) губернаторы во избежание расправы над гугенотами брали преследуемых под свою защиту. Отверженные гугеноты, особенно в южных провинциях, где они численно преобладали, платили той же жестокостью католикам. Поистине разгоралась война всех против всех. Вседозволенность, санкционированная властью, развязала руки всем. Повод для недовольства и вымещения злобы у каждого был свой. До XVI в. Франция не знала подобной братоубийственной резни, унесшей бесчисленные жизни как гугенотов, так и католиков. В последние часы перед расправой Екатерина Медичи находилась в смятении. Тринад-

222 дать лет регентства и совместного правления с Карлом IX были отданы поискам путей примирения противоборствующих сторон. Они принесли неплохие плоды: открытая конфронтация сменялась компромиссом и правящая династия удерживала свои позиции. Королева-мать не сомневалась в плодотворности этой политики. И вот она отказывается от своих убеждений. Страх перед позором разоблачения, который преследовал ее с момента неудачного покушения на адмирала Колиньи, оказался сильнее прежних принципов. К тому же она не находила свои действия неоправданными. Влияние адмирала Колиньи на короля угрожало безопасности Франции. Карл IX мог позволить втянуть себя в военную авантюру в Нидерландах, из которой раздираемая внутриполитической борьбой страна не вышла бы без потерь. Кроме того, расправа над гугенотами должна была проучить нетерпимых и фанатичных католиков, ибо гнев жертв настигает палачей, В размышлениях Медичи не нашлось места лишь для оценки всех последствий готовящегося великого преступления. Современники и историки назовут его преступлением века и варварством. К событиям Варфоломеевской ночи будут обращаться на протяжении не одного столетия, пытаясь понять мотивы действий Медичи. Королеву-мать станут обвинять в беспринципности и пагубной политике, доведшей страну

223 до гражданской войны. Ее многолетняя миротворческая позиция, поиски компромисса до 1572 г. подвергнутся нападкам со стороны как католиков, так и гугенотов. В жестокости Екатерины Медичи, переступившей порог дозволенного в 1572 г., одни увидят воплощение давно и тщательно продуманного плана, другие — взрыв доведенной до отчаяния женщины; третьи

попытаются отделить преступление Варфоломеевской ночи от покушения на Ко-линьи и рассматривать его как результат вынашиваемого плана, тогда как последующие августовские события 1572 г. свяжут с сиюминутным эмоциональным всплеском. Поведение Медичи объясняли также усвоенными ею наставлениями, которые высказал Макиавелли в своем "Государе", особенно мыслью о том, что цель оправдывает средства. Как известно, Макиавелли являлся истинным патриотом и не имел цели выше, чем объединение Италии. Сплочение отечества он видел в утверждении власти сильного государя, который сочетал бы в себе идеальные черты служения родной земле и всеобщему благу с реальными чертами современного ему тирана. Макиавелли отдавал предпочтение правителю, идущему путем добродетели, но не исключал изменения этого пути в случае необходимости, наделяя свой идеал правителя силой, способной пренебречь законами нравственности и свернуть на "звериную тропу". "Государь должен соче224 тать в себе природу льва и лисицы, быть привычен к тому, чтобы стать злобным, жестоким и бесчеловечным", — считал флорентиец. Разброс суждений о мотивах действий Медичи отражал политические и конфессиональные интересы авторов, в угоду которым нередко пренебрегали полнотой исследования и объективной оценкой всей ее жизнедеятельности. Нет сомнений в том, что покушение на адмирала Колиньи было связано с последующими событиями. Приказ о расправе над гугенотами был выражением гаммы чувств: сознания собственного бессилия и недовольства собой, стремления разделить ответственность за преступление с тем, перед кем питала страх, Медичи оказалась способной на преступление. Варфоломеевская ночь принесла Медичи славу защитницы католицизма. Парижане объявили ее матерью королевства. Папа Григорий XIII направил во Францию кардинала Орсини не без надежды привлечь Екатерину к активной поддержке католической церкви. Только испанский король Филипп II, узнав о событиях во Франции, долго смеялся и расценил действия короны неблагоразумными, свидетельствующими о слабости власти. В общем хоре одобрения августовских событий это была единственная негативная оценка. Удовлетворенная всеобщей похвалой, Екатерина Медичи была смущена отношением своего могущественного соседа. Королева-мать 8-256 пожинала плоды своей деятельности: Колиньи был повержен, его соратник Генрих Наварр-ский, став супругом ее дочери, как ей казалось, находился под контролем, католики были удовлетворены, гугеноты обескровлены. Поддержка католической Европы побудила Медичи объявить о своем намерении вступить в средиземноморскую лигу против турок, вдохновляемую папой, и обнародовать во Франции все решения Тридентского собора. Королева-мать искусно играла роль примерной католички, защитницы ортодоксального католицизма, отнюдь не помышляя об исполнении своих обещаний. Освободившись от страха и забот, которые осложняли ее жизнь в годы балансирования между католиками и гугенотами, Медичи занялась устройством матримониальных дел своих наследников. Она рассчитывала, что прокатолическое направление в политике будет содействовать успеху ее намерений. Прежде всего королева-мать имела в виду испанского короля. Простив Филиппу II его отказ взять в жены Маргариту Валуа, Медичи предложила новый вариант. На этот раз она хотела женить своего сына Генриха, герцога Анжуйского, на испанской инфанте. Но король, не очень доверяя прокатолическим настроениям соседки, был непреклонен. Одновременно с этим, осмелев, Екатерина возобновила отношения с протестантами за

226 пределами Франции. Объектами ее внимания стали немецкие князья, а также зеландцы Людовик и Гийом Нассауские и английская королева. Одной из главных забот Медичи после 1572 г. было устройство Генриха герцога Анжуйского на польский престол. Летом 1572 г. скончался последний из Ягеллонов Сигизмунд Август. Наследников у него не было, и сейму предстояло избрать преемника. Среди кандидатов на польскую корону кроме Ивана Грозного, а также наследника австрийского дома Габсбургов был французский герцог. Медичи направила в сейм своего дипломата Ж.Монлюка, поручив ему склонить поляков в пользу Генриха. Поверенный королевы-матери прибыл в Польшу в момент кровавых событий в Париже и не очень надеялся на успех своей миссии. В католической Польше было много протестантов, к которым местная аристократия проявляла терпимость. Опытному

дипломату пришлось проявить максимум старания для благополучного исхода дела. Желая привлечь внимание к своему выступлению в сейме, он говорил по-польски, заблаговременно подготовив свою речь. Это произвело сильное впечатление: представитель могущественного дома Франции с уважением отнесся к подданным польского короля. К тому же в своем обращении к сейму он представил события во Франции как результат мятежа гугенотов, объяснив террор защитой, о*

8

227

предпринятой королем в интересах общественного спасения. Слова Ж.Монлюка были настолько убедительными, что внушили почтенной аудитории страх и ненависть к возмутителям спокойствия гугенотам. Кроме того, он сообщил, что в случае избрания герцога Анжуйского на польский престол французский король Карл IX поможет Польше деньгами в строительстве собственного флота на Балтике и предпримет все усилия, чтобы примирить королевство с ее главным врагом Турцией. Всего этого было достаточно, чтобы сейм проголосовал за французского герцога. Правда, польские протестанты требовали гарантии свободы совести, и новоиспеченному государю пришлось уступить. На удивление французским гугенотам один из исполнителей преступления во Франции давал гарантию не преследовать протестантов в Польше. Воцарение герцога Анжуйского на польском престоле порождало у Медичи большие надежды. Она мечтала увидеть сына основателем французской династии в Восточной Европе вместо австрийских Габсбургов. Но судьбе было угодно, чтобы польская корона недолго оставалась у французского герцога. В удовлетворении, испытываемом после разгрома гугенотов и устройства сына на польский престол, королева-мать не смогла вовремя оценить, во-первых, серьезность возрождения протестантского движения и активность 228 бытии, Монтень, назвал свой век свинцовым по причине массовой деморализации. "В развращенности века, — писал он, — каждый из нас принимает то или иное участие: одни вносят свою долю предательством, другие бесчестностью, безбожием, насилием, алчностью, жестокостью, короче говоря, — каждый тем, в чем он сильнее всего; самые же слабые добавляют к этому глупость, суетность, праздность". Свой вклад в нагнетание страстей вносила публицистика. В выступлениях правоведов, теологов и дипломатов всех мастей ставились два главных вопроса: кто виноват и что делать. Общественное мнение склонялось к признанию источником всех бед правление чужестранки Медичи и даже династии Валуа. Создавался образ врага. Соединив в себе женское начало, нефранцузское и неаристократическое происхождение, королева-мать была во всех отношениях удобной мишенью для гнева. Известный правовед Ф.Отман видел причину гражданской войны в пагубном женском правлении. "Женщины на троне или в политической деятельности всегда вызывают величайшие бедствия, за которыми следуют огромные пожары и трагедии в государстве^ — считал он, обосновывая свое суждение о недопущении женщин к управлению древним обычаем. "На Салической земле у франков женщины не имели никакой доли в наследстве, его получали только мужчины. Согласно Салического за-

230 кона, ни дева, ни замужняя женщина к наследованию государства Французского не допускаются". Ф.Отман обвинял в трусости Антуа-на Бурбона, уступившего свое право первого принца крови чужестранке. Одновременно с Медичи обвиняли всю династию Капетингов-Валуа в узурпации власти у Каролингов и в неспособности управлять государством. "Нет ничего в природе более противоестественного, чем мужчина, которого направляет разум женщины", — повторял парижский правовед. Создавая образ врага, публицисты с не меньшим старанием проповедовали национальные идеи и взывали к гордости французов. Медичи упрекали в итальянизации французского двора в ущерб местному дворянству и в происпанской ориентации в политике. "Итальянцы жаждут установить во Франции величайшее рабство, которое только может быть на земле", — отмечалось в одном из памфлетов. Национальные мотивы скрывали ностальгию по старому порядку, по политическим привилегиям сословий, и в первую очередь дворянства. Антигугенотские настроения звучали в призыве к единству нации: один король, один закон, одна вера. Ответ на вопрос был один — свержение короля-тирана. В оценке правления государя использовались самые выразительные определения. Канцлер Екатерины Медичи М.Лопиталь

считал, "что государь, который за все распла231 чивается кровью своих подданных (а ведь они как бы составляют часть его собственного тела), немедленно утрачивает даже самое прекрасное звание государя". Известный гума^ нист Ж.Воден делился своими наблюдениями о связи между личными качествами государя и характером его правления. "Если государь слаб и зол, то он создает тиранию, если жесток — организует бойню, если распущен — устроит бордель, если жаден — сдерет с подданных шкуру, если неукротим — высосет кровь и мозг, но самое страшная опасность — интеллектуальная непригодность государя". Обсуждение вопроса о судьбе монархии разделило общество на сторонников старого порядка, связывавших благополучие в стране с возобновлением деятельности сословнопредставитель-ных собраний при короле, и приверженцев такого государственного правления, при котором государь, не прибегая к сословным собраниям, опирался бы на закон. Не прошло и двух лет, как юг Франции был вновь охвачен волнениями гугенотов. Обострение обстановки побудило Карла IX заключить унию с повстанцами. Таков был финал политики насилия. Тактика Медичи, взятая на вооружение в августе 1572 г., не выдержала проверку временем. Восторжествовал разум компромисса, политика веротерпимости. Послеавгустовский период стал последним в жизни Карла IX. Не очень здоровый от рождения, нервный и впечатлительный, он долго

232 не мог оправиться от пережитого в 1572 г,, его преследовали видения окровавленных трупов и угнетала мысль о причастности к преступлению, тем более, что события последующих лет . выявили безрезультатность политики репрессий. Дополнительное беспокойство вносило присутствие братьев: любимца' матери Генриха, герцога Анжуйского, которого Медичи пыталась сделать соправителем короля, и Франциска, герцога Алансонского, вождя гугенотов и участника заговора. Отрицательные эмоции стали тем неблагоприятным фоном, который ускорил его кончину. Туберкулез заставил Карла IX оставить Лувр и поселиться в Вин-сеннском замке, но это не спасло молодого Карла. В мае 1574 г. через два года после кровавых событий, на 24-ом году жизни Карла IX не стало. Последними его словами были: "Моя мама". В своих письмах Медичи признается, что Карл IX более остальных сыновей и дочерей любил ее. Кто знает, может быть, борьба между чувством сыновнего долга, любви к матери и разумом, восставшим против эмоций, окончательно подточила силы покорного Карла IX. Спустя 14 лет после смерти Франциска II Екатерина Медичи хоронила своего второго сына. В глубине души, боясь признаться в этом, королева-мать считала смерть Карла IX наказанием за Варфоломеевскую ночь, как в свое время гибель Генриха II она связывала с преследованием еретиков.

233 Глава VI ОПАЛА смертью Карла IX изменилось положение Екатерины Медичи: двенадцатилетний период полновластия сменился опалой. Нет, королева-мать не оставила политическую деятельность и попрежнему была в курсе государственных дел, но с ее советами не всегда считались, ее действия контролировали, словом, Медичи указали на место, которое отныне она должна была занять при дворе. Новое положение воспринималось Екатериной особенно болезненно оттого, что королем стал самый любимый сын — ее надежда и гордость. Едва Карл IX навеки закрыл глаза, как Медичи уже писала герцогу Анжуйскому, королю Польши, заверяя его в любви и прося немедленно прибыть во Францию. Королева-мать боялась, что безвластьем смогут воспользоваться враги се и династии Валуа. Младший сын Франциск, герцог Алансонский, был податлив дурному влиянию, как она считала, оценивая его расположение к гугенотам и ни-

234 дерландским протестантам, В своей схватке за власть противоборствующие силы могли расправиться с последним наследником престола. В создавшейся ситуации, по мысли Медичи, Франции нужен был сильный монарх, могущий противостоять оппозиции. Генрих, герцог Анжуйский, как ей казалось, был подходящей фигурой. Екатерина советовала Генриху отдать Польщу брату Франциску, отмечая при этом, что поляки будут рады французу. Конечно, она кривила душой: бегство Генриха из Польши вряд ли содействовало бы радушному приему

поляками нового короля-француза. Но ради приезда Генриха в Париж Медичи жертвовала интересами Франции в Восточной Европе. Она не сомневалась, что ее любимый сын позволит ей властвовать по-прежнему, хотя знала его чувствительность и обидчивость и втайне даже боялась проявлений непостоянства его характера. В беспокойном ожидании Генриха королева-мать вновь, как после смерти Франциска И, взяла на себя полномочия регентши. События 1572 г., болезнь и смерть Карла "-IX изменили ее настроение, возвращая к прежним представлениям о компромиссе как единственном способе разрешения политических конфликтов. В последний год жизни короля ей удалось убедить его не раздувать дело по поводу дворцового заговора, в котором участвовали Франциск, герцог Алансонский, и Генрих Наварр-

235 ский. Она не переставала поучать новоиспеченного польского короля Генриха искусству мирного разрешения всех конфликтов.

Генрих III

Между тем Генрих, польский король, вняв совету матери, решил оставить Польшу, Сознавая неэтичность своего поступка, он тайно ночью покинул Краков. Будущий французский король избрал длинный путь домой через Вену, Венецию и Турин. В Европе его встречали как французского короля. Генрих по-свое-

236 му пользовался этой привилегией, настораживая одних и удивляя других. Итальянские князья Феррары, Мантуи и Савойи приветствовали государя в надежде на поддержку своей борьбы против испанского владычества на Апеннинах и были обижены его невниманием. Переговорам с ними Генрих предпочел развлечения и посещение венецианских лавок, известных разнообразием великолепных украшений из драгоценных камней и металлов и благовониями, к которым он имел большое пристрастие. В Турине, благосклонно встреченный своей теткой Маргаритой, герцогиней Са-войской, он без согласования с Королевским советом распорядился, как своими, последними владениями французов в Пьемонте. К неудовольствию Парижа Генрих отдал их герцогу Савойскому. Удивляя европейских государей своими действиями, к французскому престолу шел незнакомый и непонятный король. После двух с половиной месяцев путешествия по Европе Генрих прибыл во Францию. Екатерина Медичи встретила сына, в Лионе и увезла в свою резиденцию до коронации. . В 1574 г., согласно древнему закону, старший из наследников Валуа, Генрих, герцог Анжуйский и король Польши, в возрасте 23-х лет был коронован, став Генрихом III. Екатерина Медичи рассчитывала, что сын станет ее правой рукой, что они вместе разделаются с оппозицией и создадут такое сильное государ237 ство, каким оно было при Людовике XI и Франциске I. Верная долгу матери, она старалась приобщить сына к большому и трудному делу государственного управления. Медичи делилась своим опытом. Она учила сына привлекать к себе на службу должностями и другими

благодеяниями способных людей и покровительствовать церковным иерархам, советовала ему не доверять никому королевской корреспонденции, предварительно не ознакомившись с ней, предостерегала от нарушения порядка ведения дел и поучала распределению времени между финансовым и судебным советами. На первых порах Генрих III внимал словам матери. По ее рекомендации он ввел в свой совет достойных людей, в том числе канцлера Бирага, правоведов Морвильера, Пибрака и Бельевра, сделав последнего сюринтендантом финансов, а также епископа Ж. де Монлкжа. Он ежедневно знакомился с депешами и отправлял послания. Однако скоро его собственные представления о государственном управлении вошли в противоречия с советами матери. Он тяготился опекой и желал самостоятельности. Генрих III стремился преобразовать государственное управление, отказавшись от традиционных методов. Он окружил себя новыми людьми, своими ровесниками, главным из которых был нормандец Франсуа д'Эспиней де

238 Сен-Люк. Генрих III сделал его своим первым министром, установив впервые эту должность. Миньоны, как стали называть этих новых людей при дворе, являлись единомышленниками короля. Они отличались от старых придворных, их шумные кампании и веселье были непонятны и неприятны старикам.

Супруга Генриха III Луиза Лотарингская

Не соответствовал образу, который французы связывали с королем, и сам Генрих III.

239 Франция жила представлениями о королях-рыцарях. Такими были Франциск I, Генрих II и даже Карл IX, внешне очень похожий на отца. Невысокого роста, с тонким нервным лицом, лишенный всякого интереса к военному искусству и даже охоте, любимому занятию его деда, отца и брата, Генрих III ни внешне, ни характером не напоминал старших Валуа. Его стихией была наука, он знал и любил древние языки, поэзию и музыку: сделанные им переводы и комментарии к сочинениям древних авторов получили признание в среде профессионалов, К тому же Генрих III был излишне эмоционален и глубоко религиозен в лучших традициях католицизма. Личные качества Генриха III с самого начала его правления предопределили недоверие и нелюбовь к королю. С первых месяцев правления Генрих III зарекомендовал себя активным борцом против гугенотов, подавив их мятеж в Лангедоке. Новая волна репрессий получила уничижающую оценку во французской публицистике. Сын следовал матери, угроза Варфоломеевской ночи становилась перманентной. Правительство обвиняли в измене национальным интересам и в стремлении извести французов и разрушить Францию посредством убийств и натравливания друг на друга. Действия короля дали повод оппозиции призывать к оружию в борьбе с ненавистной флорентинкой Медичи. Под вли-

240

янием религиозно-политических партий в обществе пробуждались идеи нетерпимости к чужестранцам. Под обстрелом оппозиции был двор Медичи, в котором итальянцы Бираг, Филипп Строцци, Гонзаго, Альбер де Гонди занимали высокие государственные и военные должности. Королева-мать, действительно, наделяла доходными и почетными должностями и церковными кафедрами своих родственников и близких. Но в этом отношении она следовала традиции, сложившейся при Франциске I и Генрихе II. Привлечение Пьеро Строцци было делом рук Генриха II, который, как впрочем и Франциск, в угоду внешнеполитическим интересам расплачивался за помощь приглашением ко двору своих союзников и сочувствующих. Медичи облагодетельствовала братьев Строцци: Филипп стал полковником от инфантерии, Лоренцо — епископом, а Робер, несмотря на неаристократическое происхождение, был произведен в почетные рыцари. Она позаботилась и о дочерях семьи Строцци, выдав их замуж с богатым приданым. При содействии королевы-матери при французском дворе появились итальянские знатные дамы из известных флорентийских домов: Квальканти, Торнобуони, Буонакорси и Пико делла Ми-рандола. К ней обращались как к покровительнице ее соотечественники: политические изгнанники, ученые, правоведы и писатели. Не 241 без участия Екатерины Медичи во Франции осели многие итальянские купцы. Несомненно, что Медичи, оставаясь для французов чужестранкой, стремилась окрут жить себя близкими людьми. Но в отличие от своих преемников она не старалась пополнить своими соотечественниками только французскую аристократию и таким образом заручиться поддержкой этой последней. Среди итальянцев, осевших во Франции, было много богатых людей, главным образом купцов. Земляки королевы-матери организовывали торговые компании, брали на откуп сбор налогов и становились кредиторами Медичи. Но политическая оппозиция не вникала в особенности взаимоотношений последних Ва-луа с чужеземцами. Главным для ее пропаганды был факт присутствия итальянцев при дворе. Между тем армия гугенотов на юге Франции своими внушительными победами способствовала созданию гугенотской республики, во гтшве которой стояли принц Конде и главнокомандующий армией Дамвиль. Единству страны был нанесен большой урон, ибо гугенотская республика имела свои армию, суд, финансы, полицию, претендуя на полную независимость от короны. В этой ситуации нужны были срочные меры по пресечению дальнейшего развала королевства. Екатерина Медичи настаивала на мирном урегулировании конфессионально-пол и-

242 тических вопросов. Однако Генрих III не был готов к ответным действиям. Накануне объявления о создании гугенотской республики королю как командующему армией предстояло дать сражение воинству гугенота Дамвиля. Но Генрих III, дойдя до Авиньона, отказался от дальнейшего похода. Его расстроила весть о смерти принцессы Конде, сестры мятежного принца-гугенота, которую он любил и на которой собирался жениться. В течение недели король не мог прийти в себя, забыв о своей ответственной миссии. В одежде монаха со свечой в руке он участвовал в процессии кающихся. Медичи, тактично относившейся к чувствам сына, стоило большого труда переключить внимание Генриха III на государственные дела. На встрече с принцем Конде он подписал акт о единстве Франции, в состав которой входила гугенотская республика. Победа гугенотов на юге Франции осложняла внутриполитическую обстановку в стране и держала правительство Генриха III в напряжении. Осмелев, гугеноты требовали восстановить свободу отправления культа, ввести их представителей в провинциальные парламенты, созвать Генеральные штаты, амнистировать осужденных за веру, реабилитировать жертвы и наказать организаторов августовской расправы 1572 г. Медичи не желала выполнять некоторые из этих требований и медлила с ответом.

243 Между тем в большом королевском семействе ее ожидала новая забота. Младший Ва-луа, Франциск герцог Анжуйский, после коронации брата выдвигал свои претензии. К этому времени он являлся главой гугенотской политической партии и имел славу заговорщика. Обострению отношений между братьями способствовала коронация Генриха III и появление при дворе заносчивых миньонов. Франциск завидовал брату. Стремясь примирить сыновей, королева-мать требовала уступок от Генриха III. Семейный конфликт мог иметь серьезные последствия для короны. Под давлением матери король уступил, пожаловав брату во владение Турэнь, Берри и Анжу с ежегодным доходом в 300 тыс. ливров. Одновременно по договору, подписанному в Болье

в 1576 г., гугенотам было предоставлено право на свободное отправление культа по всей Франции, кроме Парижа, и отданы 8 крепостей, а также объявлялась реабилитация жертв репрессий 1572 г. Вопреки своим убеждениям Генрих III шел на компромисс. Но год, когда был подписан этот знаменитый договор, ознаменовался и другими событиями, которые предопределили позицию короля и его отношение к королеве-матери в последующий период. В этот год возникла Католическая лига и собралась ассамблея Генеральных штатов. Католическая лига имела своей целью

244 объединить католиков в интересах разрешения как религиозных, так и политических вопросов. Она выступала за восстановление единой католической веры. Политические планы ли-геров касались возрождения деятельности Генеральных штатов и "возвращения французским провинциям тех прав, преимуществ и старинных вольностей, какими они пользовались при короле Хлодвиге, и даже еще более полезных". Лига обещала королю повиновение подданных, если он выполнит эти требования. Она стремилась нарушить порядок правления, унаследованный Генрихом III от деда и отца. На роль вождя лигеров претендовал Генрих Гиз-младший, проявивший себя мужественным и храбрым воином в борьбе с гугенотами. Рост популярности Гиза угрожал авторитету короля. Программа лигеров была провозглашена на ассамблее Генеральных штатов, собравшей только католиков. Представители сословий требовали решительных мер против гугенотов. Оценив роль Католической лиги в объединении католиков и опасность Гиза при непопулярности ВалуаМедичи, Генрих III прекратил действие указа о примирении с гугенотами и призвал депутатов проголосовать за религиозное единство. Король заявил о своем желании возглавить Лигу и добиваться освобождения Франции от протестантской ереси.

245 Медичи — министр короля Решительные действия Генриха III коснулись и Медичи. Ей было предложено либо изменить свою позицию, либо отказаться от участия в управлении. Но она не могла принять вызов. Перестроиться в угоду сыну ей не позволял опыт многих лет борьбы за политический компромисс, необходимость которого была очевидна. Отказаться от участия в государственных делах она не могла по соображениям этическим и потому, что не мыслила себя вне этих забот. Как мать Медичи считала своим долгом предостеречь сына от необдуманных решений. Она трезво оценивала обстановку и неготовность короля к войне. Оберегая Генриха III от воинственно настроенных советников, она обрушилась с обвинениями в адрес иерархов галликанской церкви, которые требовали от наихристианнейшего короля не отказываться от использования армии для защиты католиков и подвергла критике политическую партию католиков, продолжая настаивать на мирном разрешении вопроса. На время ей удалось отвлечь Генриха III планами бракосочетания его брата Франциска. Но чем настойчивее Медичи пыталась отвлечь короля от войны с гугенотами, тем больше он противился этому, в результате чего росла неприязнь сына к матери. Екатерине Медичи было предложено за-

246 нять место королевского министра и подчиняться приказам короля. На открытии ассамблеи Генеральных штатов 1576 г. Генрих III заявил, что в свои 25 лет он полон решимости взять в свои руки государственное управление. В одном из писем, датированном 1588 г., королева-мать писала, что уже 12 лет ее сын не слушает материнских советов. Продолжая ценить способность Медичи вести ответственные дела, король прибегал к ее помощи и оставлял регентшей на время своей болезни, но отныне требовал от нее отчетов во всех действиях. Королева-мать была вынуждена уступить сыну, более всего желая утверждения его на престоле. Екатерине Медичи было 57 лет. Обремененная годами и физическими недугами, она должна была вынести еще одно и последнее испытание. Функции королевского министра сами по себе требовали больших моральных и физических усилий. К тому же в лице Генриха III Медичи не обрела ни союзника, ни доброго любящего сына. Помимо нерешенных внутриполитических проблем, державших Францию в состоянии гражданской войны, по-прежнему оставалась опасность втягивания в войну с соседними государствами. На восточной границе Франции, в Нидерландах, не прекращалась национальноосвободительная война с Испанией. Раздираемая религиозно-политическими разногла-

247 LI

сиями, Франция была объектом пристального внимания со стороны как нидерландских протестантов, так и испанских католиков. От французского короля одни ожидали поддержки, другие, если не участия, то невмешательства. Роль Франции в испано-нидерландском конфликте определялась еще и тем, что в первой половине XVI в. Фландрия как наследство Бургундского дома принадлежала французской короне. Франциск I в угоду внешнеполитическим интересам отдал императору Карлу V Габсбургу свои права на это графство, лишив себя одной из цветущих провинций Нидерландов и создав предпосылку для будущих жестоких и долгих баталий за эту землю. Положение осложнялось активным участием на стороне нидерландских протестантов младшего Валуа, Франциска, герцога Анжуйского. Четвертый сын Екатерины Медичи, для которого скорое получение короны было маловероятным (он был всего на четыре года моложе Генриха III), жаждал власти и удовлетворения своих корыстных интересов. Его не устраивали владения в Турэни, Берри и Анжу, Он хотел добиться не меньшей славы, чем у его старших братьев. Поэтому зов нидерландских протестантов о помощи был услышан и положительно воспринят этим представителем династии Валуа. Нидерландские герцоги не без учета этого обстоятельства строили свои планы. Перед Медичи стояла задача примирить сыновей, не позволить Франциску втянуть

248 Францию в военный конфликт. Сложность отношений между Генрихом III и королевой-матерью в известной степени объяснялась сходством их характеров. Чувствительность, обидчивость и злопамятность были знакомы Медичи. Но наряду с этими чертами она имела практический ум, была самокритична и не пренебрегала разумными советами. Королеву-мать удручало нежелание короля прислушиваться к ее советам. Она предостерегала Генриха III от опасности приближать ко двору случайных людей. "Эти советники,— говорила она,— вмешиваясь, разрушают все наши дела, ибо каждый из них имеет желание получить выгоду только для себя. Я люблю весь мир, повторяла она, но не люблю, когда вмешиваются в наши дела. Я уверена, что, соблюдая мир, король способен позаботиться об общественном благе". Но зная характер сына, она была предельно осторожна в критике монаршей политики. Не подвергая осуждению действия короля, Медичи, как бы случайно, обращала его внимание на аналогичные ситуации в прошлом и подыскивала подходящие примеры из своей практики. Но эти ее хитрости не имели успеха. Расположением Генриха III пользовались миньоны. Сменяя один другого, они имели очень большое влияние при дворе. Им король доверял контроль за деятельностью королевы-матери, их направлял с ответственными пору-

249 чениями, не доверяя Медичи. Уведомленная об этих актах сына, она не позволяла себе не нарушать его приказов и не подвергать критике королевских миньонов. Лишившись свободы действий и защиты от клеветы и доносов со стороны соглядатаев сына, Медичи тем не менее не сдавалась. Боясь за сына и судьбу Франции, она не выпускала из поля зрения наиболее важные государственные дела и, насколько ей позволяли силы, служила французскому королевскому дому. Обстановка вокруг испано-нидерландского конфликта заставляла Медичи держаться нейтралитета в отношении соседних государств. Поддаться соблазну и вмешаться в нидерландские дела означало бы вызвать ответный удар со стороны Испании. Посол Филиппа II в Париже заявил в Лувре, что если французские войска войдут во Фландрию, то испанский король вступит на французскую землю. Последствия этого для Франции было нетрудно предвидеть. Королева-мать пыталась предупредить катастрофу. Она убеждала Генриха III отказаться от помощи испанскому королю, а Франциска, герцога Анжуйского, от поддержки нидерландских протестантов. Она отвлекала младшего сына заманчивыми комбинациями устройства его брака, предлагая вниманию герцога испанскую инфанту, наследницу герцога Мантуи и дочь саксонского князя, обещая приумножить его сеньориальные владения.

250 Под контролем Медичи оставалась Южная Франция. Акт о единстве Франции, заключенный с вождями гугенотской республики, не принес мира. Королева-мать задается целью заставить мятежников Лангедока, Гиени и Дофине отказаться от сепаратистских устремлений. Как в прежние времена, она использовала оправдавший себя прием личных контактов и торжественнопраздничных встреч. Королева-мать возобновляет свои поездки по Франции, стремясь донести до провинций призыв

короля к национальному единению. "Милостью Божьей король желает положить конец гражданской войне и дать мир своим подданным",— не переставала она повторять в южных землях Франции. Красноречие Медичи воспринималось с пониманием до тех пор, пока речь не заходила о возвращении занятых гугенотами крепостей. Она пыталась приблизить и усмирить гугенотов приглашениями ко двору на традиционные балы, на которых главная роль отводилась Маргарите Валуа, младшей дочери Екатерины и супруге Генриха Наваррского. Молодая женщина славилась своим остроумием и ораторским даром, а главное — хотела помочь матери. По свидетельству современников; Медичи была неутомимой в желании добиться прекращения конфликтов в Южной Франции. Однажды во время встречи с гугенотами в Неракс дискуссии оказались настолько острыми и про-

251 должительными, что советники королевы-матери падали от усталости, даже выносливый Ж. де Монлюк почувствовал себя плохо. Но Екатерина Медичи не сдавалась. Не прекращая переговоров и не пользуясь своим правом на отдых, она добилась от гугенотов согласия вернуть ряд крепостей, оставив себе 14 опорных пунктов на 6 месяцев. За 1579 г. королева-мать посетила Бордо, Ажен, Ош, Тулузу и Нерак. Результатами этой деятельности стали соглашения с гугенотами и католиками, с провинциальными парламентами и губернаторами, духовенством и знатью — со всеми, кто желал установления мира. Среди влиятельных особ, с кем она вела переговоры, были Генрих Наваррский и командующий армией Дамвиль. Помимо этого Медичи установила контроль за поступавшей на юг корреспонденцией: ее доверенные люди останавливали курьеров и вскрывали депеши. Таким образом она узнала, что мозговые центры, направляющие гугенотские выступления, находятся в Нормандии и в Бургундии и что испанцы плетут интриги в Париже, желая осложнить обстановку. "Нет ни дня ни ночи,— писала она Генриху III,— чтобы я не думала о необходимых средствах для усмирения королевства1'. Знакомство с обстановкой на местах побудило королеву-мать обратить внимание короля на налоговую политику. Она справедливо счи-

252 тала, что налоговый гнет создавал благоприятную обстановку для активного участия подданных в конфессиональных и политических конфликтах. В своих донесениях в Париж, сообщая о требованиях провинциальных собраний сословий снизить налоги, она призывала короля сократить поборы вполовину. На протяжении 16 месяцев в Париж ежедневно направлялись отчеты о каждом шаге посольства королевы-матери. Она сообщала обо всех своих переговорах — в лицах, не скупясь на краски, представляла каждого собеседника. Эти послания были не столько депешами королевского министра, сколько письмами к сыну с выражением беспокойства обо всех делах в королевстве. Медичи не позволяла себе жаловаться на трудности и на нездоровье, хотя годы и болезни делали длительные путешествия нелегкими для нее. Но о своем самочувствии она сообщала только подруге — герцогине Узе. "Невралгия, перешедшая в ишиас, понуждает меня вместо лошади влезать на маленького мула",— писала Медичи, представляя комизм своего положения: "Как бы смеялся Генрих, увидев меня на муле". Из Лувра ответных писем не поступало: король не удостоил мать ни одним посланием. Пол утора годовое посольство Медичи в Южной Франции было достаточно успешным: страна жила в мире, удалось удержать сыновей от столкновения и от вмешательства в ис-

253 пано-нидерландскую войну. Красноречие, умение убедить, говорить с достоинством, покоролевски возымели действие. Медичи встречали с благодарностью за стремление умиротворить французские земли. Миссия была по достоинству оценена даже иноземными послами. Венецианский поверенный в делах называл королеву-мать неутомимой и способной взять на себя большой труд помогать королю управлять таким подвижным народом, как французы. Успешная деятельность Медичи в Южной Франции давала Генриху III возможность заниматься другими, не менее важными делами. Однако рекомендации королевы-матери оказались не выполненными. Финансовое положение страны было таково, что Генрих III не смог сократить и даже повысил налоги. Достигнув договоренности с гугенотами Южной Франции, Медичи вскоре узнала, что ее младший сын Франциск намеревается принять участие в испано-нидерландской войне. Весть об этих планах сына застала королеву-мать в пути, когда она возвращалась после длительной поездки в Лангедок.

Вопреки своему обещанию герцог Анжуйский не встретил ее в Орлеане и, обеспокоенная этим, едва добравшись до Парижа, Медичи снова отправилась в путь — на этот раз в Нормандию. Встреча с Франциском убедила ее в хрупкости только что и с таким трудом добытого ею согласия. Герцог Анжуйский разрушил этот мир, его ам-

254 биции не знали предела. Вступив в опасную игру, он должен был подчиняться ее законам и подписал секретное соглашение с губернатором г. Камбре, по которому вступал во владение этим имперским городом Фландрии, находившимся в зависимости от испанской короны. Герцог Анжуйский не отдавал себе отчета в последствиях этого безумного шага. Нормандия преподнесла Медичи еще один удар: собрание сословий провинции отказалось дать согласие на взимание новых налогов. Из достоверных источников она узнала о попытке нормандских католиков с целью обретения автономии Нормандии объединиться с гугенотами и просить помощи за границей. Франции угрожал новый взрыв гражданской войны. Королева-мать предпринимала все, что было в ее силах. Снова возобновились придворные балы и встречи, куда приглашались представители противоборствующих партий. Но это не приносило желаемых результатов. Особенно трудно было примирить сыновей. В испано-нидерландской войне Генрих III занимал происпанскую позицию, Франциск поддерживал нидерландских протестантов. Будучи посредницей между ними, она призывала сыновей к подписанию нового соглашения о свободе вероисповедания и амнистии осужденных за веру и предлагала свою помощь. Одновременно с этим Медичи вела переговоры с Генрихом Наваррским. С юга Франции приходили тревожные вести о подготовке короля Наварры к

255 войне. "Я не могу поверить, что выходец из такой знатной семьи, как Бурбон, желает стать вождем и генералом банд воров и убийц",— обращалась Медичи к принцу крови. Она предостерегала и герцога Анжуйского; "Вы взяли на себя большое обязательство в отношении Нидерландов и должны помогать им, но, к моему сожалению, вы пойдете по этому пути без нас. И не забывайте, что вы брат короля и обязаны ему повиноваться, вы должны предпочесть общее благо королевства, которое есть наследство ваших предшественников и которого вы являетесь наследником, перед другими важными делами ваше происхождение обязывает вашу честь". Не очень надеясь на осознание младшим сыном своего долга, Медичи пыталась отвлечь его от Нидерландов устройством брака с Елизаветой Тюдор. Острота текущего момента заставила ее вновь обратиться к давно задуманному плану установления родственных связей / с английской королевой. Варианты устройства династического брака наследника французского дома с Елизаветой Тюдор занимали Медичи со времени вступления на престол Карла IX. Перспектива сближения с английской короной отвечала честолюбивым устремлениям как королевы-матери, так и ее сыновей, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте между королевой и наследниками Валуа. Елизавета Тюдор стоила того, чтобы отказаться от Нидерландов, считала Медичи.

256

OparMeirr письма Екатерины Медичи

9-256

План устройства династического брака соблазнил герцога Анжуйского, и он стал добиваться руки Тюдор. Но эта затея была не из простых. Честолюбивый и сентиментальный лягушатник, как презрительно называла француза Елизавета, герцог Анжуйский позволил втянуть себя в дипломатическую игру, не в силах добиться в ней другой роли, кроме пешки. Фигуры в этой игре передвигали два искусных политика — Медичи и Елизавета Тюдор. Королева-мать рассматривала родственный союз с Англией как способ расширения французского влияния и укрепления позиций короны перед Испанией. Английская королева преследовала свои интересы, которые шли вразрез с франко-испанским присутствием в Нидерландах. Втайне она желала столкнуть Францию с Испанией. Не связывая себя обязательствами с соседними государствами, Елизавета периодически разыгрывала то французскую, то испанскую карту, обещая помощь Генриху III и не отказываясь от разрыва с Филиппом II. Первая попытка Медичи женить герцога Анжуйского, предпринятая в 70-е годы в период французской кампании во Фландрии, не имела успеха в Англии. Елизавета не желала видеть в Нидерландах ни французов,"ни испанцев. Однако в период активного наступления католической реакции на протестантскую Англию и обострения отношений с Ирландией 258 и Шотландией она усмотрела в сближении с Францией возможность обезопасить себя. Посланный в Лондон поверенный в делах Франции нашел при королевском дворе хороший прием. Итогов переговоров стала встреча Франциска с королевой и объявление о помолвке. Однако предстоящее бракосочетание вызвало протест во Франции. Союз принца-католика с протестанткой рассматривался как противоречащий законам Франции. Неприятие вызывала перспектива брака и в Англии. Елизавета Тюдор нашла выход, предложив своему будущему супругу принять протестантскую веру. Дело приобретало неожиданный оборот. Медичи не могла допустить вероотступничества наследника престола, ибо это бросало тень на французский дом. Вопреки желанию герцога она потребовала пересмотра брачного договора. Уловив в планах Елизаветы Тюдор стремление унизить французскую корону и втянуть в войну с Испанией, она нашла способ достойно ответить на этот вызовов своем обращении к королеве французская матрона нанесла ответный удар, задев женское самолюбие напоминанием о солидном возрасте

Тюдор, мало подходящим для рождения первенца. Медичи выразила желание иметь внука, достойного наследника престола. Упоминание о наследнике заставило 47-летнюю Елизавету освободить герцога Анжуйского от_ брачного 9

*

259

контракта. Младший Валу а, предававшийся сладким мечтам об английской короне, снова оказался не у дел и был готов продолжать поиски власти и славы. Не отступая в своем стремлении не допустить вражды между сыновьями, Медичи находит не менее перспективный вариант династического брака — на этот раз с португальской инфантой. Новый план завладел королевой-матерью. Помимо устройства сына она наконец получила, как ей казалось, долгожданную возможность объявить о своем королевском происхождении. И на склоне лет взять реванш за перенесенные унижения и страдания. Смерть португальского короля дона Себастьяна, оставившего преемником своего племянника, старого кардинала Генриха, епископа Комменжа, вызвала движение при королевских дворах соседних стран. Правители сопредельных государств искали пути прибрать к "рукам завидный престол. Медичи была в числе заинтересованных лиц. Три века назад португальский инфант Альфонс женился на графине Бульонской Матильде. После смерти брата, став королем, Альфонс взял в жены дочь кастильского короля, которая принесла ему большое приданое. За двоеженство португальский король был отлучен от церкви, но после смерти графини Бульонской это отлучение сняли.

260 Медичи почти наизусть знала генеалогию графов Бульонских. Не случайно в ее кабинете книга о родословной предков по материнской линии занимала одно из видных мест. Екатерина утверждала, что Матильда имела детей от Альфонса, но потомки кастильской жены короля узурпировали власть законных наследников престола. Она считала, что после смерти дона Себастьяна португальская корона должна принадлежать ей, как наследнице Матильды, и ее детям. Так как сведений о наследниках графини Бульонской не имелось, то притязания королевы-матери никто не мог ни опровергнуть, ни подтвердить. Медичи заявила, что старый кардинал Генрих забыл включить ее в число своих преемников на случай кончины. Вопрос о португальской короне недолго оставался открытым. Старый кардинал умер вслед за доном Себастьяном, не успев назначить своего преемника. Португальский престол стал предметом острой борьбы между тремя претендентами: племянником кардинала Генрихом Антонио, приором Крато, испанским королем Филиппом II и зятем испанской инфанты сеньором Брагансом. Самым могущественным из соперников являлся Филипп II. Давно стремясь присоединить Португалию к Испании, он объявил о своих законных правах на корону и подкрепил эти притязания стягиванием армии к португальской границе. В борьбе за португальскую корону соперники

261 Филиппа II искали поддержку во Франции. Екатерина Медичи не сразу вмешалась в конфликт. Ее решение было принято после изгнания из Португалии на Азорские острова дона Антонио. Королева-мать взяла под защиту изгнанника. Она просила Генриха III об активном участии в португальских делах, оправдывая это вмешательство своим династическим правом. Была снаряжена 10-тысячная армия французских пехотинцев, половина из которых экипировалась на средства королевы-матери. Герцог Бриссак, назначенный ею главнокомандующим, должен был высадиться в Нормандии, маршал Строцци с флотом готовился к походу на Азоры. Медичи строила планы, которые находили поддержку в обещаниях дона Антонио. Соперник испанского короля был щедр. Надеясь на победу, он спешил распорядиться землями португальской короны в Новом Свете и обещал королеве-матери Бразилию. Активность в подготовке военной операции на время настолько заняла Медичи, что не могла остаться не замеченной иноземными послами в Париже. За десятилетия, прошедшие после Варфоломеевской ночи, французская матрона прочно завоевала славу благоразумной миротворицы, а теперь вновь удивила своей воинственностью. Послы, наблюдавшие королевумать, расходились в оценке этой перемены, связывая ее то с женским капризом,

262 то с тщеславием. На аудиенции в Лувре Медичи объявила себя королевой Португалии и предложила своего сына герцога Анжуйского в супруги испанской инфанте. Брошенный вызов был рассчитан на испанского короля. Королева-мать надеялась на то, что Филипп II не станет осложнять отношения с Францией и уступит, выдав дочь за герцога Анжуйского и отдав инфанте в приданое Португалию.

Желание женить герцога Анжуйского было главной причиной воинственности Медичи. Королевамать усмотрела во вмешательстве в португальские дела самый короткий путь к разрешению вопроса об устройстве младшего Валуа. Свои призрачные династические притязания на португальскую корону она использовала не столько для себя, сколько для сына. План династического объединения с Испанией ей представлялся фантастически удачным, ибо дряхлый старец, как она называла 53-летнего Филиппа II, имел завидное положение короля не только Испании, но и Нидерландов, Португалии и земель Нового Света — Перу и Бразилии. Медичи надеялась на то, что в скором будущем ее сын по праву зятя Филиппа II сможет стать королем Бразилии или даже императором Америки. Кроме того, она связывала будущее младшего Валуа с регентством при малолетнем наследнике в случае смерти испанского короля. Богатое воображение помогало ей предвидеть все, кроме одного и самого 263 главного — настроения Филиппа II. Непредсказуемость поведения испанского короля свела на нет все планы Медичи, к тому же "дряхлый старец" не торопился на тот свет. Затея королевы-матери не имела успеха. Французский флот в составе 55 кораблей и 5 тыс. человек был почти весь уничтожен испанцами, погиб и герцог Бриссак. Провал португальской операции заставил Медичи, противницу вмешательства в нидерландские дела, оказать помощь повстанцам Фландрии. Она желала взять реванш. Но и здесь ее ожидало поражение. На протяжении почти 20 лет подвергавшиеся серьезным испытаниям франко-нидерландские отношения вступали в новую стадию, неблагоприятную для Франции. Многолетняя надежда нидерландских протестантов на помощь французского короля обернулась всего лишь незначительной поддержкой со стороны герцога Анжуйского. Младший Ва-луа стал терять свой авторитет во Фландрии. В немтеперь видели прежде всего католика и беспомощного француза. Генеральные штаты Нидерландов отказались пожаловать ему субсидии. Посланные Медичи в поддержку герцогу войска не были допущены в Антверпен. Город покрылся баррикадами, а принц Оранский просил помощи у Генриха Наваррского. Это означало провал нидерландской кампании. 264 Поражение, которое понесла Медичи, усугублялось обострением отношений с Генрихом III. Король не поддерживал действий матери. Он по-прежнему доверял миньонам. Проникнувшись идеей укрепить свою власть посредством привлечения ко двору умных и энергичных людей и созыва Генеральных штатов, он осуществлял свои планы реорганизации государственного управления. Последний Валуа все больше проявлял себя как реформатор. Далекий от военных авантюр за пределами Франции как главного средства удовлетворения интересов дворянства, он пренебрегал теми мерами умиротворения государства, которые использовала королева-мать. Медичи была вынуждена подчиниться. Младший Валуа после провала нидерландской кампании впал в уныние. Он не появлялся в свете, отказался присутствовать на ассамблее знати и все еще продолжал просить короля и королевумать о помощи в своих нидерландских делах, теперь уже не столько надеясь на успех, сколько потому, что не в силах был отказаться от своей мечты. Переживания ускорили его кончину. В начале лета 1584 г. молодой человек скончался от очередного обострения туберкулеза. Медичи тяжело пережила смерть сына. Она предвидела конец династии, за торжество которой отдала четверть века своей жизни. Гер-

265 цог Анжуйский завещал Генриху III приграничный г. Камбре, полученный им в ходе нидерландской кампании. Но король, опасаясь реакции Филиппа II, не принял этого пожало^ вания. Из-за боязни осложнить отношения с Испанией Медичи объявила Камбре и герцогство Камбрези под своей протекцией. Но вскоре и она отказалась от этих фландрских земель, оставив их на произвол судьбы. Младший Валуа, забота о котором заставляла ее участвовать в этих делах, был в могиле. Рушились все прежние планы. Теперь внимание Медичи сосредоточилось на судьбе единственного сына Генриха III и будущем французского престола. После смерти Франциска герцога Анжуйского вопрос о наследнике трона встал со всей остротой. Генрих III не имел детей ни от законной супруги Луизы Лотарингской, ни от побочных связей. Вызывало беспокойство ухудшение здоровья короля. В сентябре 1579 г. он был на грани смерти от тяжелого отита. Вслед за этим перенес ранение в руку и страдал отЪпухолей на ноге и лице. Здоровье Генриха III ослабло настолько, что Медичи просила папу запретить королю под угрозой отлучения соблюдать пост перед Пасхой 1580 г. Сообщениями о болезни французского короля

были полны донесения иноземных послов в Париже. Согласно древнему закону, после Генриха III наследовать престол должен был первый 266 принц крови король Наварры Генрих Бурбон, сын Антуана Бурбона и Жанны д'Альбре. Он обладал всеми необходимыми качествами, которыми французы наделяли короля: был доблестным рыцарем, имел добрый нрав и острый галльский ум, чему нисколько не мешали его фанфаронство и слава донжуанская. Единственное, что ставило под сомнение коронование Генриха Наваррского, это его конфессиональная принадлежность. Глава дома Бурбонов, как и его родители, исповедовал кальвинизм. Наследование короны без санкции церкви считалось недопустимым. В 70-е годы гражданская война вступала в свою решающую фазу и Генриху III предстояла серьезная борьба за сохранение своей власти. В жестокой схватке политических партий Екатерина Медичи выступала в роли посредницы и носительницы мира. Создание гугенотской федерации и одновременно образование Католической лиги привели к политическому кризису и расколу французского общества. Король терял авторитет и для обретения опоры вынужден был использовать традиционный и законный способ — обращение к народу через сословно-предста-вительное собрание. Это была последняя возможность достичь согласия. В первой половине XVI в. никто, ни дед, ни отец Генриха III, не прибегали к такой мере. Первую ассамблею Генеральных штатов во второй половине XVI в.

267 созвали при Франциске II; обстановка требовала диалога с сословиями. Но тогда разногласия среди депутатов только осложнили обсуждение проблем, убедив Медичи в бесполезности этого собрания. Через 16 лет сын Медичи оказался перед необходимостью созыва ассамблеи и взял на себя роль выразителя национальных интересов. Представительное собрание было созвано в 1576 г. Выборы депутатов проходили свободно и большую часть выбранных составляли католики. Представители сословий единодушно подвергли осуждению налоговую политику и судопроизводство короны, но при рассмотрении религиозного вопроса мнения разошлись. Суждению о мирной реставрации католицизма путем разумного компромисса противостояли нетерпимость и стремление разрешить конфессиональную проблему посредством продолжения войны с гугенотами. Екатерина Медичи пыталась умиротворить одного из вождей гугенотов, Дамвиля, предложив ему поместье. Но эта попытка успеха не имела. Война продолжалась. Генрих III шел на компромисс, предлагая свободу отправления культа и сохранение за гугенотами высоких судебных должностей. В следующем 1577 г. он обнародовал декларацию о запрете всех политических и религиозных союзов. Король готовил указ, имевший целью объединить нацию. Но непримиримость сторон помешала осуществ-

268 лению этих намерений. Всеобщая враждебность усиливалась резким спадом уровня жизни. Последствия революции цен (инфляция и небывалая дороговизна) проявились особенно ощутимо к 70-м годам. Наказы сословий депутатам Генеральных штатов свидетельствовали об апокалиптической ситуации: разорении и запустении, насилии и сокращении населения. Сословия требовали принять самые решительные меры по ослаблению налогов и контролю за управлением, отменить продажу государственных должностей. Король, по их мнению, должен был разделить власть с Генеральными штатами, подобно английскому королю, и отказаться от традиционного государственного строя Франции. Это было неприемлемо для Генриха III. Король искал иного выхода из кризиса. Между тем волнения не прекращались. Оценка обстановки заставила Генриха III направить посольство в Наварру, к Генриху Бурбону. Миньону герцогу д'Эпернону было поручено восстановить контакты с принцем крови. Не исключено, что верный д'Эпернон был уполномочен говорить с Генрихом Навар-рским о возможности отступления от протестантской веры и принятия принцем католицизма. Посольство в Наварру знаменовало стремление королевского двора к единству Франции, нарушенного образованием гугенотской федерации. Медичи давно вынашивала план привлечь Генриха Наваррского ко двору.

269 Возвращение наваррца как главы гугенотской партии в Париж, по ее мнению, положило бы конец этому новообразованию. В осуществлении своего плана она надеялась на дочь Маргариту Валуа. Но брак, устройству которого королева-мать содействовала, оказался несчастливым и непрочным: супруги не уступали друг другу в любовных похождениях, разрыв брачного союза был делом времени.

Генрих Наваррский не желал возвращаться в Париж. Свобода и самостоятельность, которые давало ему положение главы гугенотской партии, представлялись более завидными, чем роль принца крови при дворе под присмотром Медичи. К тому же после нидерландской неудачи герцога Анжуйского в протестантских землях в Западной Европе стал расти авторитет наваррца. Вследствие всего этого миссия д'Эпернона успеха не имела. Судьба французского престола побуждала к активности и Католическую лигу во главе с герцогом Гизом-младшим. Католики прочили в преемники престола кардинала Бурбона, дядю Генриха Наваррского, у которого, несмотря на 65-летний возраст, было явное преимущество4 перед племянником — он исповедовал католицизм. Лигеры находили поддержку у испанского короля Филиппа II, опасавшегося установления протестантской династии во Франции. В 1584 г. они заключили соглашение, по которому Генрих Наваррский исклю-

270 чался из претендентов на французскую корону и наследником Генриха III объявлялся кардинал Бурбон. В целях укрепления франко-испанского католического союза, а также защиты католической религии и изгнания из Франции и Нидерландов еретиков была создана Святая лига. Филипп II обещал ежегодно субсидировать эту организацию в размере 600 тыс. экю. Главой лиги стал кардинал Бурбон, он взял на себя роль покровителя и защитника не только католической религии, но и интересов ущемленной властью монарха французской знати и парламентского чиновничества. Стремление иерарха восстановить регулярную деятельность ассамблей представителей сословий и права Парижского парламента вносить изменения в королевские указы привлекало к лиге провинциальное дворянство и чиновников местных парламентов. Генрих III расценил появление Святой лиги как начало наступления на права короля под флагом защиты католицизма и стал готовиться к сопротивлению. Лига кардинала Бурбона углубляла раскол в обществе. Помимо гугенотской федерации на юге разобщение коснулось остальной Франции: центральные и северные земли поддерживали лигу, западные провинции — короля. В этой опасной ситуации помощь Медичи Генриху III была необходима. И королева-мать, несмотря на 65-летний возраст и нездо271 ровье, взялась за дело. Пытаясь выяснить причину агрессивности католиков, она направилась для переговоров с главой Святой лиги. Но ей отказали во встрече с кардиналом Бурбоном. Лигеры уходили от переговоров, надеясь, что у Медичи не хватит сил на переезды, поиски и ожидания аудиенций с ними. Королева-мать объехала весь север Франции и убедилась в готовности лигеров к войне. Они провоцировали Генриха III и Генриха Наваррского. Кардинал Бурбон призывал всех государей католических стран присоединиться к Лиге и помочь французскому королю в борьбе с Генрихом Наваррским. Лигеры требовали присоединения короля к Лиге и согласия на все действия против гугенотов, позволяя себе диктовать государю условия. Медичи искала встреч и вела переговоры, письменно уведомляя Генриха III о результатах. После очередного сердечного приступа, лежа в постели, она диктовала письмо в Париж, в котором сообщала о передвижении лигеров и рекомендовала сыну не поддаваться меланхолии и быть твердым. "Скипетр несет мир,— писала она,— а мир всегда предпочтительнее войны, готовьте его". v На переговорах лигеры вели себя вызывающе, они затеяли торги, вытребывая у Медичи города и крепости в Северной и Центральной Франции. Кардинал Бурбон настаивал на пожаловании ему Руана и Дьеппа, герцог Гиз — города Меца, кардинал Гиз — управления 272 Реймсом, герцог Омаль — крепости в Пикардии и герцог Майенский — городов Дижон и Шалон. Они обосновывали свои притязания интересами религии. Король ответил отказом. В письме к Генриху III Медичи не без юмора описывала реакцию кардинала Бурбона на отказ короля, сравнивая багровое от гнева лицо "наследника" престола с волчьей мордой. Превозмогая себя, королева-мать вела многочасовые переговоры с католиками. Она призывала их к миру. Они выставляли ультиматумы, требуя издания указа против гугенотов и изгнания еретиков из Франции. Медичи решила пойти на уступки. Она убедила Генриха III подписать указ о наделении кардинала Бурбона и Гизов крепостями и конной охраной за счет королевской казны. Цена временного примирения была дорогой. Но Медичи следовала своему правилу: ценой уступок выиграть время и ждать удобного момента для выступления. Не видя перспективы в действиях лигеров, она считала их победу кратковременной. Первым перемирие нарушил Генрих III. Вопреки ожиданиям королевы-матери он объявил о приверженности Франции только католической религии и изгнании из страны всех тех, кто не

желает исповедовать религию предков. Королевский указ ставил вне закона Генриха Наваррского. Вызов был брошен, следовало ждать ответа. Говорили, что бесстрашный гугенот, узнав о решении последнего Ва-

273 ровье, взялась за дело. Пытаясь выяснить причину агрессивности католиков, она направилась для переговоров с главой Святой лиги. Но ей отказали во встрече с кардиналом Бурбоном. Лигеры уходили от переговоров, надеясь, что у Медичи не хватит сил на переезды, поиски и ожидания аудиенций с ними. Королева-мать объехала весь север Франции и убедилась в готовности лигеров к войне. Они провоцировали Генриха III и Генриха Наваррского. Кардинал Бурбон призывал всех государей католических стран присоединиться к Лиге и помочь французскому королю в борьбе с Генрихом Наваррским. Лигеры требовали присоединения короля к Лиге и согласия на все действия против гугенотов, позволяя себе диктовать государю условия. Медичи искала встреч и вела переговоры, письменно уведомляя Генриха III о результатах. После очередного сердечного приступа, лежа в постели, она диктовала письмо в Париж, в котором сообщала о передвижении лигеров и рекомендовала сыну не поддаваться меланхолии и быть твердым. "Скипетр несет мир,— писала она,— а мир всегда предпочтительнее войны, готовьте его". На переговорах лигеры вели себя вызывающе, они затеяли торги, вытребывая у Медичи города и крепости в Северной и Центральной Франции. Кардинал Бурбон настаивал на по-жалонании ему Руана и Дьеппа, герцог Гиз — города Меца, кардинал Гиз — управления

272 за счет галликанской церкви, сделали невозможным этот визит. Связанная необдуманными действиями короля, Медичи не оставляла надежды на сближение с Генрихом Наваррским, Зимой 1581 г. 67-летняя королева-мать, несмотря на холодную погоду, преодолевая трудности долгого пути, прибыла на юг Франции, на место военных действий, где находился наваррец. Встреча в замке Сен-Брие не была сердечной. Собеседники не уступали друг другу в откровенной оценке поведения обеих сторон. Особенно решительным оказался Генрих Наваррский. Он обвинял короля в предательстве интересов французского королевского дома и сравнивал Медичи с львицей, внушающей обманчивое впечатление доброй матроны. В ответ на жалобы королевы-матери на трудности посольской миссии наблюдательный гугенот заметил, что данное занятие поддерживает ее; доставляя удовольствие и способствуя долголетию больше, чем покой. В этих замечаниях наваррца было много правды. Никто не позволял себе так разговаривать с почтенной регентшей и никто не разглядел в ее заботах и стараниях на пользу династии Валуа и короны внутренней потребности, граничившей с неудержимой страстью к государственным делам, без которых она не мыслила свою жизнь. Королева-мать оценила прозорливость зятя. Она предложила ему принять католицизм,

275 суля завидное положение в Королевском совете, пенсион в размере 100 тыс. ливров в год и земельный надел. Но Генрих Наваррский отверг ее предложение, в свою очередь убеждая Медичи в возможности одолеть лигеров и укрепить власть путем сближения короля с гугенотами и протестантами соседних государств. Медичи восприняла заявление Бурбона как насмешку. Перед угрозой возобновления гражданской войны ни первый принц крови, ни королева-мать не поступились своими принципами. Между тем переговоры Медичи с лидером гугенотов побудили лигеров к решительным действиям. Они усмотрели в этой встрече угрозу католическому единству и, подогревая страсти собратьев по вере напоминанием о кознях ненавистной им протестантки Елизаветы Тюдор против католиков и расправе над Марией Стюарт, сумели возбудить парижан, особенно городские низы, и с их помощью взять Бастилию, Шателе, городскую ратушу и блокировать Лувр. Эмиссары Лиги направились в провинции, чтобы ославить короля, призвавшего в армию "рейтаров из протестантов для расправы над добрыми католиками". Королю угрожала изоляция, и Генрих III вновь, как в 1576 г., созвал представительную ассамблею. Генеральным штатам 1588 г. предшествовала выборная кампания: из числа кандидатов в депутаты были исключены гугеноты, 276 король использовал все средства для участия своих единомышленников в предстоящем собрании. Но то же самое предприняли лигеры. Это привело к еще большему углублению раскола общества, не было единства в позиции ни у одного сословия. В наказах депутатам звучали требования о праве Генеральных штатов осуществлять контроль за монархом, вплоть до отказа королю в доверии и возложении на сословное собрание государственных функций, а также о создании постоянно действующей в перерывах между собраниями палаты для наблюдения за исполнением указов. Депутаты заявляли о своем праве обсуждать парламентские решения и вмешиваться в дела счетных и

налоговых палат, настаивали на отмене продажи государственных должностей и участии в назначении королевских советников. Эти требования предполагали функционирование ограниченной монархии, полную зависимость государя от Генеральных штатов. Учитывая интересы сословий, Генрих III обещал сделать перестановку в своем кабинете: заменить канцлера, интенданта финансов, казначея и управляющего королевским дворцом. Он пытался выбить из рук оппозиции все козыри. В 1588 г. в Блуа открылась ассамблея Генеральных штатов. Речь Генриха III была посвящена двум основным вопросам: фискальному и определению концепции власти монарха. Ко-

277 роль говорил о неправомочности всех действующих лиг и участия в этих союзах знати. Он предлагал ввести новый порядок — принимать законы на ассамблее Генеральных штатов, он настаивал на том, чтобы нарушители принятых законов рассматривались как преступники, действующие против его величества. Депутаты-лигеры потребовали от Генриха III клятвы верности католицизму и идеалам лиги. Король в свою очередь желал клятвы верности депутатов законам Франции и государю. Собрание настаивало на своем участии в выработке законов. Монарх согласился без предварительного условия. Казалось, что собрание было близко к согласию: Генрих III шел на неслыханные уступки, отрекаясь от традиций государственного управления. Но на заключительной сессии ситуация изменилась. Испания нарушила Като-Камбре-зийский мирный договор, бросив на форт Кар-маньель, принадлежавший Франции, свою армию. Испанский король Филипп II, боясь единства и усиления Франции, пытался втянуть Генриха III в военный конфликт. Возникшая опасность умело использовалась лигера-ми. Взоры католиков устремились к наследнику некогда популярного Франциска Гиза Генриху Гизу-младшему, Гизы завладели вниманием депутатов ассамблеи. Умело манипулируя собранием, они подняли самый острый вопрос — налоговый. На короля сыпались уп-

278 реки в коррупции его советников и в необоснованном повышении налогов, депутаты требовали сократить подушный налог и установить контроль за расходами государя. Гиз предрекал установление тирании Генриха III и неминуемое падение Генеральных штатов и пугал военной силой гугенотов, подстрекая к войне. В этой обстановке Генриху III невозможно было получить санкцию депутатов на требуемую казной сумму налогов. Собрание навязывало свои условия. Государь, отстаивая самостоятельность в выборе советников и распоряжении финансами, выставил, как ему казалось, главный аргумент в свою пользу — освящение власти и признание короля наместником Бога на земле: король как помазанник Божий является гарантом защиты своих подданных больше, чем кто-либо другой. Но высокое собрание не вняло своему государю. Тогда Генрих III решил прибегнуть к крайнему и опасному последствиями средству — обезглавить лигеров. Во время этой тяжелой и бесплодной борьбы Екатерина Медичи находилась рядом с сы-"ном. Сознание еще не выполненного материнского долга и ответственности перед короной заставляли ее оставаться на посту. Но из инициативного министра она превращалась в примерного исполнителя воли государя, желавшего во всем угодить его величеству. Екатерину оставила уверенность в себе, ее одолевали со-

279 мнения в правильности проводимой политики. Она была склонна видеть во всех неудачах возмездие за содеянное в Варфоломеевскую ночь. Удары судьбы заставляли ее часто оглядываться назад и искать истоки настоящих бед в прошлом. Злой рок преследовал королеву-мать, посылая все новые испытания. Ее письма последних лет жизни уже не содержат былых внешнеполитических планов, проектов реформ или дворцового строительства. Эти строки отражают лишь моментную реакцию на события и полны переживаний за сына. В период наступления лигеров и волнений в Париже Медичи была поручена оборона Лувра и той части города, которая оставалась верной королю. Кроме того, на нее возлагались заботы по содержанию швейцарцев — наемников королевской армии. Она уговорила Генриха III покинуть Париж, взяв на себя труд сохранить город для сына. Отъезд монарха из Лувра озадачил католиков и спутал их карты, заставив искать новые средства давления на Генриха III. Маневр королевы-матери удался: последний Валуа был спасен, В Париже Медичи сумела усмирить недовольных ростом цен и налогов парижан и добилась того, что монахи-капуцины направили своих представителей в Шартр к королю, чтобы просить у него прощения за восстание. Она убедила Генриха III пойти на уступки лигерам и назначить герцога Гиза командующим армией, а кардиналу Бурбону по-

280 жаловать привилегию на выдачу метризы — грамоты о праве заниматься ремеслом, сулившую иерарху огромные барыши. Под влиянием королевы-матери Генрих III сделал и другие шаги к сближению с оппозицией. На ассамблее Генеральных штатов король объявил Медичи благодарность за помощь в сохранении французского государства и предложил называть ее отныне не королевой-матерью, а матерью Франции королевского дома. Это была первая и последняя речь в честь Екатерины Медичи. Через год ее не стало. Но тогда на высоком собрании из уст короля прозвучала оценка ее почти тридцатилетней деятельности. Предпринимая все усилия для того, чтобы оградить сына от воинственных лигеров и помочь в разрешении насущных проблем, она тем не менее не смогла уберечь его от последнего необдуманного шага. История повторялась. Как некогда в состоянии страха перед всесильным Колиньи и перед всевластием герцога Гиза-старшего, завладевшего ее тайной, она решилась на преступление, так теперь ее сын замыслил без суда расправиться с главой лигеров Гизом-младшим. Популярность герцога Гиза, прозванного Меченым из-за шрама от ранения, полученного в одной из военных операций, не давала покоя королю. Она не только ущемляла его самолюбие, но и будоражила Францию воин-

281 ственным настроением. Противостояние Генриха III Генриху Гизу было поединком между новой и старой Францией. Король-реформатор, самый непопулярный из всех последних Валуа, бросал вызов мужественному военачальнику и защитнику рыцарских традиций. Сам Генрих Гиз стремился скорее не к овладению французской короной, а к получению привилегий, достойных принца крови — гарантии благополучия. Но за его спиной оппозиция монарху вынашивала планы радикальных перемен на престоле. Католическая пропаганда подняла на щит Гиза, сделав его героем больше, чем даже он того желал и был достоин. Оппозиция использовала все средства для дискредитации короля и его правления. Вслед за антиправительственными памфлетами, в том числе "Будильником", появившимся сразу после Варфоломеевской ночи, в которых Гуго Капет и его преемники обвинялись в узурпации власти у потомков Карла Великого герцогов Гизов, появились другие сочинения на эту тему. Большой популярностью пользовался Мемуар адвоката Парижского парламента Жана Давида. В нем говорилось о том, что династия Гуго Капета и ее ветвь Валуа якобы изжили себя и опозорили сближением с еретиками, в то время как наследники Карла Великого герцоги Гизы полны физических и духовных сил для исполнения высоких целей. 282 Правовед даже отправился в Рим с тем, чтобы получить от папы санкцию на отстранение Генриха III от власти (заключить короля и его супругу в монастырь) и посадить на престол Генриха Гиза. Но в Риме эти планы поддержки не получили, а незадачливый Ж. Давид был убит по возвращении в Париж. Преступление Генриха III Генрих III вынашивал план убийства Гиза. Король приказал 45 гвардейцам своей личной охраны прибыть во дворец и поздно вечером 26 декабря 1588 г, в замке Блуа собрал членов совета для объявления им о своем решении в отношении Гиза. "Я пришел к выводу,— обратился он к советникам,— что утром надо положить конец такому положению; он умрет, либо я умру". Накануне он имел разговор с Гизом. Герцог ждал похвал за свою деятельность генерального наместника королевства, а услышал возмущение из уст короля. Генрих III придирался. Пришлось вмешаться королеве-матери и упросить короля высказать свое удовлетворение деятельностью герцога. Генрих III согласился. Но перед тем как произнести благодарственные слова в адрес герцога, он успел пробормотать, что через день-два Гиз не сможет больше говорить.

283 После объявления советникам о своем решении Генрих III осведомился у присутствующих о наличии оружия. Тех, кто имел клинки, он пригласил в свои, покои, остальным приказал находиться в кабинете на случай внезапного появления брата Генриха Гиза кардинала де Гиза. К герцогу был направлен человек, чтобы пригласить его ко двору. Младшего Гиза не удивил ранний вызов к королю. Ничего не подозревая, он явился и, войдя в залу собрания Королевского совета, потребовал себе дамасского винограда. Выступления советников о состоянии казны и сборе налогов окончательно успокоили его бдительность. Поэтому когда государственный секретарь Реваль попросил его пройти в кабинет государя, он тут же поднялся и покинул залу. Проходя по дворцовым лабиринтам, Гиз приветствовал королевских гвардейцев, не удивляясь их присутствию в столь многочисленном составе и следованию за ним

по пятам. Шествие герцога было прервано одним из охранников: он схватил его за руку и нанес удар в грудь со словами: "Изменник! Ты умрешь!". Раненному продолжали наносить удары до тех пор, пока он не скончался. Генрих III вышел из своего кабинета после свершившегося. Реваль отдал ему содержимое карманов убитого: ключ на золотой цепочке, 12 экю и записку, в которой король прочел: "Для поддержания войны во Франции нужно

284 700 тыс. ливров ежемесячно". Несчастный не расставался с идеей войны до последнего вздоха. Тело Гиза покрыли серым плащом с желтым крестом и передали в руки главного прево Франции М. Ришелье, отца знаменитого министра Людовика XIII. В этом было нечто символическое: труп герцога, олицетворявшего старую Францию, передали отцу великого министра-реформатора новой Франции. По приказу Генриха III тело убитого должны были сжечь в подвале Лувра и пепел сбросить в Луару. Эта операция имела целью лишить народ возможности поклоняться праху любимого героя. Удовлетворив чувство мести, Генрих III направился в апартаменты королевы-матери, чтобы сообщить о содеянном. Он застал Медичи в постели и, справившись о ее здоровье, сообщил о смерти Гиза. "М. де Гиз умер,— сказал он,— я его убил, предвидя, что он собирается это сделать со мной". Стараясь оправдать свое преступление, король вспоминал перенесенные им унижения: бегство из Парижа и уступки лигерам. Он повторял, что хотел быть королем, а не пленником, каким его сделали. "Я снова становлюсь королем и господином положения",— закончил он, добавив лишь, что приказал арестовать кардиналов Бурбона и Гиза, а также архиепископа Лиона. Убежденный в том, что его рукой Всевышний воз-

285 дал вождю лигеров, Генрих III наивно считал сделанный шаг концом многовластия и началом новой эры в своем правлении. Единственным свидетелем разговора был медик матроны флорентиец Кавриано, дежуривший у постели больной. После очередной поездки по Франции в зимнее время Екатерина Медичи застудила легкие. По словам эскулапа, Медичи пришла в ужас от услышанного, ее трясло. В декабрьские дни 1588 г. ей оставалось жить считанные дни. После смерти королевы-матери Кавриано утверждал, что преступление короля было последним ударом, который ее свел в могилу. Возможно, он был прав. Преступление Генриха III воскресило в ее памяти августовские события 1572 г. Сын повторил преступление матери. Урок, который она получила, ничему не научил короля, и многолетняя борьба за умиротворение Франции прошла даром. Но нервное расстройство не было последней реакцией матроны на события. Она не могла уйти из жизни, не сделав еще одного усилия, еще одной попытки спасти сына, тем более, что Генрих III нуждался в защите. Смерть Гиза ввела в смятение Генеральные штаты. Слышались призывы убить короля, и нашлись желающие взять на себя эту миссию. Теологи Сорбонны призывали не повиноваться государю. Ряд городов объявил мятеж против Валу а. Оппозиция расширяла и укрепляла свои ряды. 286 Медичи попросила капуцина Бернара д'Осимо молиться за ее сына и стала готовиться к переговорам с кардиналом Бурбоном. Претендент на престол встретил королеву-мать враждебно, выразив сомнение в искренности ее стремления к миру и одновременно опасение за свою безопасность. "Все наши беды от вас",— произнес он в заключение. Слова Бурбона убедили Медичи в бессмысленности переговоров. В ответ она смогла произнести лишь то, что не несет вины за беды Франции, и призвать Бога в свидетели. Безрезультатность аудиенции, уверенность в готовности лигеров продолжать борьбу и осознание неминуемого поражения короля окончательно сразили Екатерину Медичи. Она не нашла в себе сил удержаться на ногах. Смерть Екатерины Медичи и крах династии Утром в день кончины Медичи продиктовала завещание, назначив Генриха III душеприказчиком. Оказалось, что несмотря на преклонный возраст, жизнелюбивая и не мыслившая себя без дел Медичи не думала до сих пор о смерти и не распорядилась заранее об исполнении своей воли. Теперь она распределила свое имущество между внучкой Кристиной Лотарингской, внуком Александром (незаконнорожденным сыном Карла IX) и невесткой

287

Луизой Лотарингской (женой Генриха III), обязав короля ежегодно выделять суммы на поддержание женского монастыря и на помощь беднякам и дворцовым слугам. Королева-мать просила молиться за упокой ее души. К моменту кончины Екатерины Медичи из ее детей оставались двое — Генрих и Маргарита. Между тем имя дочери даже не упоминалось в предсмертном распоряжении. Завещание хранило тайну отношений в семье. Составление завещания взволновало Екатерину, возвращая к тяжелым воспоминаниям и терзало вопросом, за что ей выпало горе пережить восьмерых детей и справедлив ли Бог, пославший такое испытание: разве не оберегала она своих наследников и не старалась ради их счастья. Тридцать лет, прошедших со дня гибели Генриха II, были отданы им, неразделенная супругом любовь сильнее привязала ее к детям. В них она видела наследников любимого мужа и короля, имевших, как отец, голубую кровь. Последнее обстоятельство было особенно значительным: испытав унижения, она гордилась своим материнством и чувствовала большую ответственность за судьбы детей и престола. Это побудило ее взять на себя заботу об управлении. В то время как ее современницы из высшего общества блистали в свете и меняли фаворитов, играя спектакль только для себя, она, не поддаваясь вдовьей скорби,

288 выполняла обязанности королевы-матери, отдавая делу всю себя без остатка. Рождение Франциска после одиннадцати лет ожидания было первой победой дофинессы в соперничестве с Дианой Пуатье. В честь маленького Франциска его дед устроил бал во дворце Фонтенбло, и Маргарита Наваррская читала свои стихи. Франциск родился очень болезненным, в раннем детстве он заболел туберкулезом легких и рос нервным и агрессивным. Пагубную роль в его жизни сыграл ранний брак. Взрослая жизнь мужа и короля после гибели Генриха II оказалась не под силу слабому юнцу. В предсмертные дни сына, находясь еще под впечатлением пророчества Нострадамуса, она обратилась к нему снова. Знаменитый прорицатель выполнил ее просьбу, предсказав судьбу наследников престола. В соседней с королевскими покоями комнате он усадил королеву-мать перед зеркалом, тускло освещенным свечой, и стал вращать колесо жизни. В зеркале она должна была увидеть лица сыновей, число оборотов колеса предвещало продолжительность их правления. Первым Екатерина едва различила Франциска. Колесо противилось вращению, круг жизни остановился. Медичи в нервном возбуждении и отчаянии просила Нострадамуса продолжить прорицания. Вторым в зеркале был образ Карла IX, и колесо остановилось, совершив 14 10-256

оборотов. Следующим она увидела Генриха III, колесо сделало 15 движений. Королева-мать с нетерпением ждала появления в зеркале младшего сына Франциска, герцога Анжуйского. Но вместо него в ужасе узнала Генриха Навар-рского. Колесо жизни, сделав 22 оборота, остановилось. Медичи пыталась узнать и о себе. Но зеркало оставалось темным, а колесо жизни неподвижным. Астролог только предупредил ее, что надо остерегаться Сен-Жермен (так назывался замок герцогов Гизов). К сожалению для Екатерины Медичи, Нострадамус опять оказался прав: Франциск оставался на престоле один год и четыре месяца, Карл IX 14 лет, герцог Анжуйский вовсе не получил короны и борьба с Гизами была смертельно опасной. Неужели сбудутся и все остальные пророчества астролога — размышляла Екатерина. Тревожное предчувствие не оставляло ее, а воспоминания уже уносили к далекому светлому образу старшей дочери Елизаветы. Она родилась в 1546 г. — через два года после появления Франциска. Крешению и бракосочетанию Елизаветы Французской сопутствовали два знаменательных события в жизни воюющей Франции — установление мира с Англией и Испанией. В год рождения внучки Франциск I в интересах укрепления мира с Англией просил английского короля Генриха VIII стать для нее крестным отцом и дать ей имя. Быть крест290 ным отцом католички король-отступник не имел права, но имя Елизавете было дано по его желанию. Современники отмечали необыкновенную красоту, ум и добрый нрав Елизаветы Французской, называя ее самым драгоценным камнем и звездой французского двора. Генрих II, гордясь дочерью, рассчитывал на выгодную и достойную партию для нее. Поэтому получив брачное предложение герцога Лотарингского Карла III, он вопреки обычаю, повелевавшему выдавать замуж сначала старшую дочь, согласился выдать за него вторую дочь, Клод. "Елизавета,— говорил он,— достойна не герцогства, а королевства, причем самого большого". Прекрасную Елизавету прочили в жены сыну Филиппа II Карлосу. Испанский принц был ровесником девушки и питал к ней нежные чувства. Но Елизавета Французская вошла в Испанию не дофинессой, а королевой. Овдовев, сорокалетний Филипп II, плененный красотой юной Валуа, отобрал невесту у сына. В тринадцать лет она прибыла в Мадрид, приведя в восторг редкими для местных дам изяществом и стройностью. По свидетельству современников, Елизавету любили больше всех ее предшественниц, называя королевой мира и доброты. Она восхищала не только внешностью, манерами и вкусом, но и

добрым расположением к окружающим. В ней отсутствовала даже тень высокомерия, которую мож10

*

291

но было бы ожидать от королевы Испании, двух Сицилии, Иерусалима, Марокко, Минор-ки, Сардинии и Западных Индий. Испанцев поражала ее любовь и преданность не только Франции, но и уважение к традициям и обы-чаям Испании. Переписка с матерью свиде-тельствовала о том, что Елизавета жила забо-тами и тревогами Франции. Аккуратная кор-респондентка, она стремилась оказать Екате-рине Медичи посильную помощь, сообщая о настроении своего благоверного и планах ис-панского двора. Однако, достойная земного счастья, наследница Валуа недолго радовала мир своим присутствием. На 23-м году жизни она умерла от родовой горячки. По слухам, которые доходили до Медичи, в смерти ее до-чери злую роль сыграл Филипп II, ревновавший супругу к сыну. Хотя жизнь при испан-ском дворе была большим испытанием для Елизаветы, молодая женщина вела себя до-стойно и ни разу не пожаловалась матери, уверяя се в своем благополучии. Екатерина Медичи, не сознавая в чем именно, но чувст-вовала свою вину в том, что не уберегла дочь. Заботы о внучке, Кристине Лотарингской, вытеснили из памяти Екатерины Медичи вто-рую дочь, Клод, умершую, как и Елизавета, во время родов 27 лет от роду. Клод была моложе сестры всего на год. Внешне она имела большое сходство с матерью: отличалась не красотой, а добрым и спокойным нравом. Ее выдали 292 замуж за герцога Лотарингского Карла III на 12-м году жизни. Устроительницей этого альянса была Диана Пуатье. Супружество оказалось счастливым. После смерти Клод молодой герцог не мог найти утешения. Весть о ее кончине пришла в Париж во время коронации Генриха III и взбудоражила весь двор. Горе и радость одновременно всегда сопутствовали Медичи. Рождение внучки внесло в жизнь Екатерины Медичи много счастливых дней. Кристина стала самым дорогим для нее существом. В годы отчуждения Генриха III сознание своей необходимости для девочки придавало ей силы. Судьба внучки напоминала ей начало собственной жизни. Со временем Медичи занялась поисками достойной партии для любимицы. Она перебрала всех тосканских и французских аристократов, пока не остановилась на кандидатуре кардинала Фердинанда из дома Медичи. Он должен был оставить духовный сан и стать великим герцогом Флоренции. В 1588 г. был подписан брачный контракт. Для внучки щедрость бабушки не знала границ, она отдала ей все, чем владела во Флоренции. Но предстоящая разлука с Кристиной угнетала ее и, как утверждал медик Кавриано, ускорила кончину матроны. Людовик, родившийся у Екатерины в 1549 г., умер через год. В 1550 г. она родила КарлаМаксимилиана, ставшего впоследствии коро-

293 лем Карлом IX, а вслед за ним в 1551 г.— Эдуарда-Александра, будущего Генриха III (имя Генрих он получил при конфирмации). Из сыновей Карл-Максимилиан меньше остальных доставлял неприятностей и был больше других привязан к матери. Внешностью и привычками он напоминал Генриха II. Так же, как и отец, любил охоту, турниры и с удовольствием работал в кузнице. Незабываемым для Медичи был торжественный акт коронации сына, когда он сошел с трона и поклонился ей, а потом обнял, сказав, что она всегда будет рядом с ним и сохранит право управлять, как это было до сих пор. Период правления Карла IX королева-мать вспоминала как время своего полновластия, сын был послушным ее воле. Его брак с Елизаветой Австрийской оставался бесплодным, но король имел внебрачного сына от фаворитки Марии Туше. Бастард Александр оказался единственным наследником Валуа по мужской линии. Соединяя последних представителей древней династии с их избранницами, Гименей поскупился наделить их полным счастьем. На царствование Карла IX выпало самое страшное испытание. 22-летний король не смог пережить августовскую трагедию 1572 г., она подточила его силы. Считала ли королева-мать себя виновной в его смерти? В ту страшную ночь, как ей казалось, она спасала вместе со своей репутацией его достоинство и власть.

294 Но цель была достигнута слишком дорогой ценой. Осознавая это, она считала все свои несчастья и беды детей наказанием за это преступление. Самый любимый сын Екатерины Медичи Генрих III был с ней рядом. Но теперь это не успокаивало ее, а скорее внушало тревогу. Королева-мать знала, что Генриха всегда тяготило положение государя. Возможно, что посвятив себя творчеству, он прославил бы династию Валуа куда больше, чем сумел это сделать, став королем. Во время коронации в Реймсе, когда ему

надевали корону, он расплакался, сказав, что монарший венец мешает ему, стягивая голову. Ее любимец был капризным и склонным к религиозной экзальтации. Ему не хватало мужественности. В отличие от братьев, он презирал все мужские занятия: охоту, турниры и силовые игры. Екатерину Медичи удручала мягкость сына: он позволял управлять собой фаворитам. Она ревновала Генриха III к миньонам, а последних ненавидела за то, что они оградили сына от нее и контролирора ли ее деятельность. Королеве-матери казалось это обидным и незаслуженным. Последние действия Генриха III убедили Медичи в справедливости ее суждений: король должен был больше доверять ей, а не миньонам. Брак Генриха III с Луизой Лотарингской оказался бесплодным, да и внебрачные связи короля не оставляли надежд на потомство. По-

295 следили представитель династии Валуа, он должен был завершить более чем двухвековой период правления славного французского рода. Эта перспектива угнетала Медичи. О Маргарите Екатерина не хотела вспоминать. Дочь была чужой. Добродетельная королева-мать не могла смириться с порочностью Марго. Она была моложе Генриха III на два года, и Медичи находила сходство между ними. Как и сын, она имела недюжинные способности к языкам, интересовалась философией, любила поэзию Ронсара и писала. Ее часто можно было застать в библиотеке Лувра. Мемуары, в которых она представила королевский двор и себя в трагический период гражданской войны, получили широкую известность. Наследница Валуа была выдана замуж накануне августовских событий 1572 г. В родстве с домом Бурбонов Медичи видела гарантию мира во Франции. Правда, пришлось пренебречь чувствами 16летней девушки к герцогу Гизу, но наградой для нее должно было стать положение королевы Наваррской, супруги первого принца крови. Королева-мать надеялась на помощь дочери в своей миротворческой политике, и Марго не обманула ее ожиданий. Она сообщала о настроении мужа и партии гугенотов. Но выполнить свою главную роль — привязать и сделать послушным Генриха Наваррского — она не смогла. Своенрав296 ный наваррец был женолюбив и непостоянен в своих привязанностях, проявив эту слабость уже в первые годы супружества. Медичи пыталась пристыдить зятя, но ее старания были обречены, ибо Маргарита не уступала супругу в похождениях, при этом ее чувственность не признавала сословных границ. Дурное влияние на отношения супругов оказывал Генрих III. Доверяя сестре свои тайны, он старался сделать ее своей единомышленницей и жестоко мстил за предательство. Излюбленным способом мести Генриха III были доносы супругу. Король не отказывал себе в удовольствии для большей убедительности рассказывать о любовных похождениях сестры во всех подробностях, доводя ревнивого супруга до исступления. В памяти Медичи был последний скандал, заставивший Генриха Наваррского объявить о разводе с Марго. Причиной послужило очередное увлечение супруги молодым оруженосцем, которого она привезла с собой в Париж. Эта связь наделала много шума. Генрих III заподозрил молодого человека в приверженности к партии гугенотов и собирался отправить сестру обратно к мужу. Но Бурбон, узнав о похождениях супруги, отказался ее принять. Королеве-матери пришлось, в который раз, улаживать семейный конфликт, хотя уверенности в прочности этого брачного союза она не имела.

297 Генрих Наваррский в это время был безумно влюблен во вдову Диану д'Андуен и его прекрасная Коризанда надеялась стать законной супругой наваррца. Увлечение короля Наварры заставило Марго оставить двор и перебраться в Анжен, а затем по совету матери в замок Ибуа. Однако Маргарита не смогла до конца сыграть роль оскорбленной жены, заставив заговорить о себе из-за новой связи. Во избежание скандала Медичи просила установить надзор за дочерью. Марго заперли в крепость Юссон, расположенную в труднодоступной местности. Но неунывающая пленница нашла выход, соблазнив маркиза, которому была поручена ее охрана. Медичи расценила поведение дочери и ее супруга как конец их союза и потому в последние годы своей жизни в ходе переговоров с Генрихом Наваррским советовала зятю развестись с Марго. Дочь была ее болью и стыдом. Герцог Алансонский Эркюль (при конфирмации он получил имя Франциска), самый младший сын Медичи, разделил судьбу старших братьев, скончавшись от туберкулеза в возрасте 29 лет. Маленький и тщедушный последний отпрыск Генриха II как будто в насмешку получил имя Эркюль (Геркулес). Престол был не для него. Почти ровесник Карла IX и Генриха III (разница между ними и Франциском составляла 5 лет и 4 года), он мог рассчитывать на корону лишь в

исключительном

298

Маргарита Валуа, младшая дочь Медичи

случае. Поэтому амбициозные интересы побуждали его искать удовлетворения на другом пути. Его честолюбивые устремления перешагнули границы Франции, он взял на себя роль покровителя и союзника нидерландских протестантов в их борьбе с Испанией и даже добился признания со стороны Генеральных штатов нидерландских провинций. Вступив в опасную для Франции политическую игру, он

299 призывал короля к поддержке своих действий. Юный Валуа мало думал о последствиях своей политической активности, приводя в бесконечные волнения французский двор и побуждая Медичи искать для сына другой, более безопасный путь к успеху. Королева-мать приложила большие старания к тому, чтобы найти ему достойную партию. Выбор был не велик, но значителен — английская королева или испанская инфанта. Желая отвлечь сына от нидерландской авантюры, королева-мать вселяла в него уверенность в успехе сватовства и рисовала заманчивые перспективы будущего даже тогда, когда сама не верила в предпринимаемые шаги. Она брала на себя грех обмануть доверчивого сына, одолеваемого желанием не отстать от братьев. Бедный Эркюль, вызывавший ненависть у Генриха III и жалость и насмешку у своей невесты Елизаветы Тюдор, не смог пережить краха несбывшейся мечты. Медичи чувствовала и свою вину в его судьбе. Но как следовало поступить, как сделать его счастливым, она не знала, так же как не могла ответить на вопрос, были ли счастливы остальные ее дети. За три года до гибели супруга в 1556 г. Медичи родила в последний раз. Близнецы — Виктория и Жанна прожили не больше месяца, их едва успели окрестить. В предсмертный час королева-мать не могла утешиться сознанием исполненного долга. 300 Преданная до самозабвения своей деятельности, она на 30 лет продлила на престоле династию Валуа. Но отдав себя защите интересов наследников, она желала видеть их счастливыми и быть уверенной в прочности власти королевского дома. В этом ей было отказано. Королева-мать скончалась в замке Блуа 5 января 1589 г, накануне дня святой Епифании, праздника всех волхвов, фатального для дома Медичи. По преданию все несчастья этой семьи происходили на святую Бпифанию. В день смерти матери Генрих III без сыновнего тепла и уважения к покойной записал в своем дневнике всего две фразы: "Она скончалась в Блуаском замке в возрасте 70 лет. Несмотря на бесконечную занятость, она имела хороший аппетит и была полной и грузной женщиной". Несколько позже в письме к послу Франции в Риме король признавался в своем горе, отметив, что все его земное счастье было создано матерью. Для Екатерины Медичи, министра короля, смерть на посту была достойной кончиной. О таком уходе из жизни мечтал Монтень, видевший в деятельности главное предназначение человека и не желавший для себя лучшего конца, чем смерть, которая застала бы его за

посадкой капусты. Похороны королевы-матери состоялись через месяц. По обычаю следовало оставить время для прощания с покойной. С матроны еде-

301 лали восковой слепок, который служил для совершения обряда прощания. Гроб с телом установили в местной церкви в Сев-Совер в Блуа. Было решено здесь же ее похоронить. В те тревожные январские дни 1589 г. в Париже лигеры угрожали сорвать похороны: перевернуть гроб и сбросить тело покойной в воду, если похоронная процессия направится в Сен-Дени, в усыпальницу Валуа. На церемонии буржский архиепископ говорил много хороших слов о Медичи, сравнивая ее со святыми библейскими образами, но в, то же время не преминул напомнить о злокознях и больших долгах покойной. Екатерина Медичи была предана земле недалеко от церкви Сен-Совер. В течение двадцати лет ее последнее пристанище оставалось безымянным, пока Диана Французская, внебрачная дочь Генриха II, не распорядилась перенести останки в Сен-Дени. Но урна из золоченой бронзы, хранившая прах ее мужа, уже была занята: в ней рядом с прахом Генриха II покоилось сердце его верного коннетабля Мон-моранси. И останки Екатерины Медичи захоронили поодаль. Как и при жизни, супруга не могла претендовать на большее.

эпилог День смерти Екатерины Медичи, "матери Франции" и королевского дома, не был отмечен общим трауром. Гражданская война внесла свои поправки в обычаи. К тому же французское общество еще не оправилось от известия о гибели герцога Гиза. Расправа над вождем Католической лиги угрожала выступлением оппозиции. В августе 1589 г., спустя полгода со дня кончины королевы-матери, был убит Генрих III. Короля заколол доминиканский монах Ж. Клеман, нанеся ему несколько ударов клик-ком. Последний Валуа ушел из жизни, унося с собой проклятья и оставив страну в смятении. Нострадамус снова оказался прав. Опустевший трон разжигал страсти, множа число претендентов. Французскую корону примерял брат Генриха Гиза Карл Майенн-ский. Испанский король Филипп II прочил на 303 престол свою дочь и внучку Медичи инфанту Изабеллу, представляя себя в качестве регента. Только законный наследник трона Генрих Наваррский оставался в стороне от этого спора. Лишенный папой права претендовать на корону, отважный гугенот должен был завоевать Францию. Время работало на него. В условиях разорения страны и угрозы иноземного завоевания наследник династии Бурбонов мало-помалу становился центром, вокруг которого собирались силы, стремившиеся к восстановлению единства Франции. Но для окончательной победы Генрих Наваррский должен был войти в согласие с верой предков. И он принял католичество, получив таким образом право короноваться по обычаю французских королей. Одним из первых указов Генриха IV стал Нантский эдикт 1598 г., в котором нашли воплощение знакомые идеи политического компромисса и веротерпимости. Объявив галликанскую церковь государственной, Генрих IV сохранил определенные права и за гугенотами и предоставил в их распоряжение ряд крепостей и городов на юге Франции. Компромисс создавал основу для выхода страны из долгой и бессмысленной войны. Однако мудрому государю пришлось поплатиться за свою политику. Как и его предшественник Генрих III, на шестнадцатом году правления он был убит католиком Равальяком, еще раз подтвердив пра304 вильность, но опасность взятого им политического курса. Франция вышла из кризиса в годы правления Людовика XIII, когда корона смогла одолеть последний очаг сопротивления единству страны — гугенотскую республику. Воюя с гугенотами Ларошели, идеолог и апологет сильной власти монарха, первый министр Людовика XIII кардинал Ришелье, недобрым словом вспоминал королеву-мать, обвиняя ее в незавершенности расправы над гугенотами, начатой в Варфоломеевскую ночь. На протяжении не одного столетия Медичи не знала пощады в оценке своей деятельности. Принадлежность к женскому роду и чужеземной фамилии неаристократического происхождения делала ее более уязвимой и даже одиозной в сравнении, например, с преемниками Генриха IV,

Людовиком XIII и особенно Людовиком XIV, которые были известны не менее изощренными репрессиями против гугенотов: запретом на профессию, отправкой на галеры и высылкой из Франций". Время оказалось самым строгим судьей и жестоким палачом для Медичи. Людям всегда было свойственно строго судить. И в оправдание своих суждений они чаще всего брали христианские критерии нравственности либо законы своего времени. Преступление, как и наказание, помимо подотчетности христианским и общечеловеческим нормам поведения были

305 связаны с породившей их эпохой: общественным строем и нормами жизни. Не случайно современник Медичи гугенот Генрих Наварр-ский не видел преступления в действиях королевыматери, объясняя их естественной защитой своих детей и собственной безопасности. "Что могла сделать бедная женщина, после смерти мужа оставшись с четырьмя малыми детьми на руках перед двумя семьями: нашей и Гизов, которые замышляли захватить корону?— говорил он.— Неудивительно, что она играла с чужестранцами, чтобы помешать одним и другим и сохранить своих детей, которые последовательно правили благодаря ее мудрости. Я удивляюсь, как она не сделала еще чего-нибудь". Бальзак в одном из философских этюдов к "Человеческой комедии" свел Медичи в воображаемом диалоге с правоведом, своим современником, заставив матрону защищать себя перед правосудием XIX в. Знаток законов обвинял ее в преступлении. Она возражала, называя августовские события 1572 г. несчастьем и сожалея, что начатая расправа не уничтожила ересь. Бальзак вложил в уста королевы-матери слова, которые покоробили слух современников французского романиста: "Я осуждала гугенотов без жалости: они были гнилыми апельсинами в моей корзине". Волей автора Екатерина Медичи объясняла свое поведение нравами общества и связывала спасение Фран306

ции с законами, которых в ее время не было. "Ты должен спасти,— обращалась она к правоведу,— ибо ты каменщик в строительстве здания, которое зовется государством". В действительности, если верить письмам Медичи, королева-мать до конца жизни испытывала угрызения совести, объясняя все свои несчастья содеянным в Варфоломеевскую ночь. Поиски пути преодоления кризиса во Франции были для нее мучительными. Новый подход в разрешении задач большой государственной важности, который проявлялся в стремлении к компромиссу, возобладав над конфессиональными убеждениями и традиционными представлениями о насилии как единственном средстве в искусстве управлять государством, с трудом пробивал себе дорогу. Медичи сомневалась и отступала. Желая оградить страну от войны с соседями, она допустила братоубийственную расправу в самой Франции. Ее политический курс был сложен и противоречив, как сама эпоха, породившая своих героев. Одна из первых женщин в истории Франции, осмелившаяся оспорить у мужчин право управлять государством, сполна вкусила прежде запретный плод. Она должна была бы испытать удовлетворение от того, что ее старания оказались не напрасны. Но Медичи ушла из жизни, ощущая себя самой несчастной женщиной на свете. 307 ОГЛАВЛЕНИЕ

От автора ...........3 Пролог.............6 Глава I Юные годы ...........14 Из рода Медичи..........14 Дитя смерти...........20 К французскому берегу.......26 Свадьба.............30 Глава II Королевский двор и его дамы .... 36 Франциск I ...........37 Жемчужина Маргарита.......55 Фаворитки............66 Герцогиня Орлеанская и дофинесса . . 77 Глава III Уроки терпения: в плену у соперницы . 96

Коронация Медичи Регентство...........120

.......114

308 Глава IV Восхождение на Олимп...... 125 Герцоги Гизы.......... 131 Коннетабль Монморанси ..... 135 Первый принц крови Антуан Бурбон . 138 Медичи выбирает компромисс . . . 138 Богословский диспут....... 165 Глава V Триумф и поражение....... 177 Испытание властью ....... 177 Крах политики Медичи...... 195 Адмирал Колиньи и угроза войны . . 205 Варфоломеевская ночь ...... 219 Глава VI Опала ............ 234 Медичи — министр короля..... 246 Преступление Генриха III..... 283 Смерть Екатерины Медичи и крах династии ............... 288 Эпилог ............ 304