политэкономия войны
ВАСИЛИЙ ГАЛИН
ПОЛИТЭКОНОМИЯ ВОЙНЫ ТУПИК ЛИБЕРАЛИЗМА Москва АЛГОРИТМ 2007 УДК 338 ББК 66 Г 15 Галин В.В. Г 15 Политэкономия войны. Торжество либерализма. 1919-1939. -М.: Алгоритм, 2007. - 416 с. ISBN 978-5-9265-0453-5
Победа Великих Демократий: Англии, Франции, США ... в Первой мировой войне привела к торжеству либерализма. Об этом дне мечтали многие поколения просвещенных европейцев. Казалось идеал достигнут, будущее несет только процветание и Первая мировая станет последней европейской войной. Однако не успели затихнуть бравурные речи, как история пошла совсем по другому пути... к фашизму и Второй мировой войне. Почему? Поиску ответа на этот вопрос посвящена настоящая книга. Автор известен по своим сериям «Запретная политэкономия», «Тенденции», «Заговор Европы». Настоящая книга является своеобразным продолжением серии — политэкономической истории XX века. УДК 338 ББК 66 ISBN 978-5-9265-0453-5 © Галин В.В., 2007 © ООО «Алгоритм-Книга», 2007
Подлость одних порождает преступление других. Кто более виновен?
ВЕРСАЛЬ Война не имела себе равной в истории по напряжению и по жестокости, с какой уничтожались человеческие жизни и имущество. Мир, в свою очередь, должен был открыть новый путь, ведущий к лучшему международному взаимопониманию... к устойчивому и справедливому миру. 3. Хауз1 Нашей первой задачей было заключение справедливого и длительного мира, и основание новой Европы на принципах, предотвращающих возникновение войн навсегда. Ллойд Джордж2
Подготовка к миру началась задолго до окончания войны. Будущее колониальное наследство Центральных держав было поделено тайными договорами между союзниками уже к середине войны. А в 1916 г. после побед Брусилова* в Англии и Франции были созданы комитеты по выработке условий предстоящего мирного договора. Каждый из победителей по-своему понимал принципы справедливости и видел свои пути к обеспечению мира. Лондон считал справедливым сохранение своего мирового лидерства на море и увеличение своей величайшей в истории колониальной импе-
* Указатель имен см. в конце книги или подробнее на сайте galin.ru 5
рии за счет побежденных. Мир и процветание Великобритании, веками обеспечивал баланс сил в Европе, она не собиралась отказываться от этого принципа и впредь. В Париже, в свою очередь, полагали справедливым требовать компенсации всех потерь, которые Франция понесла в Первой мировой, и возврата отторгнутых ранее Германией французских территорий. Мир и процветание Франции могло гарантировать только максимальное ослабление Германии и возвращение Парижу доминирующих позиций в Европе. Мирные предложения союзников мало, чем отличались от тех, которые господствовали в Европе в последние столетия и фактически закрепляли право войны. Они утверждали господство империалистических принципов, где война рассматривалась лишь как форма проявления свободной конкуренции между народами. Мир союзников, по сути, воссоздавал те условия, которые и привели к Первой мировой войне. Европейцы не строили иллюзий и ждали мира лишь как временной передышки перед новыми войнами. Однако на европейском горизонте вдруг неожиданно сверкнул луч надежды. Дж. М. Кейнс в те дни писал: «Что за великий человек пришел в Европу в эти ранние дни нашей победы!»3 Этим человеком был американский президент В. Вильсон. Основные принципы его послевоенного мира покоились на «четырнадцати пунктах», подготовленных в исследовательском бюро Э. Хауза. В них империалистическому «миру» европейцев были противопоставлены новые принципы — принципы «демократического мира»*. Они несли надежду измученным войной народам Европы. Не случайно Вильсона горячо встречали «в Париже, Лондоне и в английской провинции. Повсюду его приветствовали как вождя нового * Чтобы как можно дальше дистанцироваться от империалистических держав — Англии и Франции, США даже вступили в войну не как союзник, а как ассоциированный член. 6
крестового похода за права человечества»4. Во всем мире его ждали, как мессию*. Тон, заданный американскими «пунктами», вызывал всеобщую эйфорию. В качестве примера реакции в США можно привести ликующую цитату из публикации в «New York Tribune»: «Вчерашнее обращение президента Вильсона к конгрессу будет жить как один из величайших документов американской истории и как одно из неизменных приношений Америки на алтарь мировой свободы»5. В Европе вторило издание «Дейли мейл»: «Невозможно было слушать документ, который зачитывал президент Вильсон... не ощущая при этом, что всемирные проблемы поднимаются на новые высоты. Старые представления национального индивидуализма, тайной политики соперничества в вооружениях, насильственных аннексий для своекорыстных целей и безоговорочного государственного суверенитета были подняты, хотя бы на * 78 летний Клемансо определял расстановку сил между Вильсоном и Ллойд Джорджем следующим образом: «Я чувствую себя словно сижу между Иисусом Христом по одну сторону и Наполеоном Бонапартом по другую». Вильсон, по его словам, «верит, что все можно сделать при помощи формул и «14 пунктов». Сам Бог удовлетворился десятью заповедями... Четырнадцать заповедей — это слишком». Отношение Вильсона к своей миссии характеризует его ответ на предложение французов посетить опустошенные войной районы Франции: «Это негативно повлияет на мое хладнокровие... Даже если бы Франция целиком состояла из орудийной воронки, это не должно изменить конечного решения проблемы». (Wilson W. Papers. V. LIV, p. 175—178. (Уткин A.M. Унижение России... С. 369)). Ллойд Джордж в книге «Правда о мирных переговорах» не оставался в долгу: «Я думаю, что идеалистически настроенный президент действительно смотрел на себя как на миссионера, призванием которого было спасение бедных европейских язычников... особенно поразителен был взрыв его чувств, когда, говоря о Лиге Наций, он стал объяснять причины неудачи христианства... «Почему, — спрашивал он, — Иисус Христос не добился того, чтобы мир уверовал в его учение? Потому, что он проповедывал лишь идеалы и не указывал практического пути для их достижения. Я же предлагаю практическую схему, чтобы
довести до конца стремления Христа». 7
одно мгновение, на более высокий уровень, где реально вырисовывалась перспектива организованной моральной сознательности народов, гласности международных соглашений и правления с согласия и для блага управляемых. Как долго продлится это мгновение?.. Сейчас этого никто сказать не сможет. Можно сказать только то, что вчера в зале конференции царил дух созидания чего-то нового, чего-то неотразимого. Все речи были выдержаны в тоне людей, которые поистине не боятся творения собственных рук, а, наоборот, вполне сознают смелость попытки создать новую хартию для цивилизованного и нецивилизованного человечества»6. В 1919 г. В. Вильсон за Версальский договор получит Нобелевскую премию мира*. Однако еще до того, как отзвучали восторженные речи, переговоры о будущем мире пошли совсем не в том ключе, который провозглашали организаторы конференции. Победители споткнулись уже на первом вопросе. Перемирие Окончание войны, по инициативе американского президента, должно было начаться с подписания перемирия между враждующими сторонами. Это была не первая мирная инициатива Вильсона; как и предыдущие она не вызвала восторга у борющихся не на жизнь, а на смерть противников. * Кстати, до Вильсона на Нобелевскую премию мира норвежскими социал-демократами был выдвинут... В. Ленин. Именно лидер большевиков в ноябре 1917 г. впервые официально провозгласил все те основные пункты справедливого демократического мира, которые год спустя повторит американский президент в своем воззвании: «мир без аннексий и контрибуций» («Мир без победителей и побежденных»), отказ от тайных договоров, принцип наций на самоопределение и т.д. Неофициальный посланник президента в России Буллит в то время встревоженно писал В. Вильсону, что большевики захватили лидерство, предложив самые демократичные принципы нового мира. (первоначально эти принципы были провозглашены, как партийная программа, российскими социал-революционерами в марте 1917 г.) 8
Их цели в войне расходились в диаметрально противоположных направлениях, и каждая сторона была готова сражаться за них до конца. Специальные комиссии начали работу над конкретизацией военных целей задолго до появления мирных инициатив Вильсона. Представление о непреклонности их решений дают слова У. Черчилля: «Справедливость должна быть суровой. Не в интересах мира будущего было бы сделать так, что виновные нации, начавшие преступные действия, избежали бы безнаказанно последствий своих преступлений». Ллойд Джордж: «Это должен быть справедливый мир, сурово справедливый мир, бесконечно сурово справедливый мир. Недостаточно только восстановить справедливость, победа не являет собой простой эквивалент справедливости»7. Не случайно, что противники не доверяли друг другу. Так, по мнению Ллойд Джорджа, немцы могут воспользоваться перемирием, перегруппировать свои силы и возобновить боевые действия8. Английский премьер был недалек от истины, как раз подобные планы и бродили в голове германских политиков и стратегов. Как только ход союзнического наступления в начале октября 1918 г. приостановился, в правительстве М. Баденского возродились надежды, что положение не безнадежно. Людендорф приободрился и заявил, что «всеобщий коллапс можно предотвратить»9. Как следствие, продолжение наступления французской армии встретило упорное сопротивление немцев. Ллойд Джорджа одолевали и другие сомнения: «Не лучше ли нанести немцам поражение и дать немецкому народу возможность почувствовать подлинный вкус войны, что не менее важно с точки зрения мира на земле и лучше, чем их сдача в настоящий момент, когда германские армии находятся на чужой территории». В
том же духе был настроен британский дипломат X. Рамболд: «Было бы тысячекратно обидно, если бы мы прекратили битву до того, как разобьем их полностью на Западном фронте. Мы обязаны загнать их в их звериную страну, ибо это единственная возможность по9
казать их населению, что на самом деле представляет собой война»10. Петэн, Першинг и Пуанкаре настаивали на энергичном продолжении боевых действий. В Штатах республиканцы напоминали Вильсону старый лозунг генерала У Гранта: «безоговорочная капитуляция». Противник президента сенатор Г. Лодж требовал «идти в Берлин и там подписать мир»11. Столкнувшись с открытой оппозицией своим взглядам, Вильсон был вынужден обменивался нотами с немцами без оповещения своих «союзников». Споры с ними длились бы еще долго, если бы представитель президента не потребовал от «союзников» принять американские условия мира. В противном случае Хауз пригрозил заключением сепаратного мира с Германией. Можно представить, какое влияние оказал этот ультиматум на союзников, в финансовом и материальном плане уже давно и полностью зависевших от своего американского партнера12. Дж. Кейнс: «Европа находилась в полной зависимости от продовольственных поставок из Соединенных Штатов, а в финансовом отношении вообще, абсолютно была в их милости. Европа не только была должна Соединенным Штатам более того, чем могла заплатить, но и нуждалась в дальнейшей массированной поддержке, которая только и могла спасти Европу от голода и банкротства. Никогда еще ни один философ не держал в руках подобного оружия, связывающего правителей этого мира»13. В Германии инициативы Вильсона также не встретили особого энтузиазма, Людендорф: «Условия перемирия стремятся нас обезоружить... если... требования будут направлены на умаление нашего национального достоинства или лишат нас возможности защищаться, то наш ответ будет, во всяком случае, отрицательным»14. Военно-политическая элита, несмотря на подавляющее превосходство противника, истощение ресурсов и голод в собственной стране, горела желанием продолжать войну. Людендорф заявлял: «Чтобы добиться мира, нам нужно было военной победой поколебать положение 10
Ллойд Джорджа и Клемансо. До того о мире нечего было и думать... я не мог верить в какой-либо достойный нас мир»15. Правда, в словах Людендорфа уже звучали нотки пессимизма: «В общем, наши войска дрались хорошо, но некоторые дивизии... явно неохотно шли в атаку; это наводило на определенные размышления... С другой стороны, такие факты, как задержка войск у найденных складов и поиск отдельными солдатами продовольствия в домах и дворах, приводили к тяжелым сомнениям. Эти явления указывали на недостаток дисциплины... Отсутствие старых кадровых офицеров сильно давало о себе знать... К тому же в первой половине войны рейхстаг смягчил дисциплинарные взыскания... был отнят самый действенный способ дисциплинарного взыскания, а именно замена строгого ареста подвешиванием... В другое время смягчение наказаний пошло бы на пользу, но теперь оно оказалось роковым... Антанта своими значительно более строгими наказаниями достигала большего, чем мы»16. Но если на фронте военная дисциплина в той или иной мере еще сдерживала эксцессы и брожения, то в тылу уже вовсю бушевала революция. Так же, как и годом раньше в России, в Германии «большинство запасных частей... перешли на сторону революционеров»17. Г. фон Дирксен вспоминал об октябре 1918 г.: «Германия — прямым ходом движется к революции... Повсюду маршировали матросы с красными флагами... В начале ноября был «захвачен» Магдебург, и стало вопросом нескольких дней, когда и Берлин постигнет та же участь». В
Германии ясно ощущалась смертельная опасность «всеобщего хаоса и замедленного падения в пропасть... Коммунисты захватили власть... в Бремене, Саксонии и Руре...»18 Немецкие последователи русских большевиков — независимые социалисты и спартаковцы требовали немедленного мира на любых условиях. Социалдемократы хоть и голосовали за продолжение войны, но уже 7 ноября в день годовщины русской Октябрьской революции выдвинули ультиматум, требующий немедленного отречения кайзера и 11
канцлера. Двусмысленную позицию СДПГ, прежде верной опоры существующего порядка, объяснял их лидер Ф. Эберт: «В тот вечер в городе происходят двадцать шесть митингов... мы должны выдвинуть ультиматум от лица всего общества, в противном случае все перейдут на сторону независимых социал-демократов»19. Социал-демократы и генерал Тренер, чтобы перехватить инициативу у независимых и спартаковцев, сами стали создавать Советы, направляя туда надежных офицеров и членов партии. В начале ноября над Берлином развевались красные флаги. К. Либнехт провозгласил свободную Германскую социалистическую республику. Транспаранты над демонстрациями, отличавшимися чисто немецкой дисциплиной, требовали «Свободы, Мира, Хлеба!». Солдаты массами переходили на сторону восставших. Генерал Тренер сообщал Вильгельму II, что армия больше не будет подчиняться ему. Это заявление подтвердили все высшие чины германской армии: «Войска не выступят против своей страны... Они хотят лишь одного перемирия немедленно»20. Рейхстаг походил на Петроградский Совет солдатских и рабочих депутатов. М. Баденский передал власть социалдемократам во главе с Ф. Эбертом. Офицеры и кадеты, пытавшиеся организовать сопротивление были быстро подавлены. Бавария провозгласила себя независимой социалистической республикой. Генерал Тренер констатировал: четыре года страна стояла, как скала, а сейчас, зараженная ядом большевизма, она превратилась в труп. «Везде происходило хищение военного добра и полностью уничтожалась способность отечества к обороне. Исчезла гордая германская армия, которая выполнила невиданные в истории дела и в течение четырех лет противостояла превосходящему по силам противнику»21. Западный фронт фактически рухнул, солдаты толпами сдавались в плен. По словам Людендорфа: «Мир созерцал с удивлением эти события и не мог понять, что происходит: слишком невероятным являлся развал гордой и могущественной Германской империи... Антанта еще опасалась нашей силы, которая в действительности была уже унич12
тожена, продолжала делать все возможное, чтобы использовать благоприятный момент, поддерживая посредством пропаганды процесс нашего внутреннего разложения, и вынуждала нас заключить мир илотов...»22 С немецких генералов слетел боевой пыл, теперь революция виделась им гораздо большей опасностью, чем даже мир Вильсона. Они, правда, пытались еще сыграть на угрозе большевизма. Людендорф пугал «союзников»: «Наш заслон против большевиков стал уже очень тонким и едва ли был достаточным. Генерал Гофман и я подчеркнули, что опасность большевизма очень велика, и настаивали на необходимости сохранить пограничный кордон»23. Но маршал Фош предпочитал не предаваться иллюзиям: «До тех пор, пока германские делегаты не примут и не подпишут предложенные условия, военные операции против Германии остановлены не будут». Зачем Эрцбергер пугает союзников большевизмом: «Иммунитет к нему исчезает только у наций, полностью истощенных войной. Западная Европа найдет средства, как бороться с
этой опасностью». Генерал Винтерфельдт попытался надавить на эмоции: «Бесчисленное число воинов погибнет зря в последнюю минуту, если боевые действия будут продолжены». Фош: «Я полностью разделяю ваши чувства и готов помочь в меру своих сил. Но боевые действия будут закончены только после подписания перемирия»24. Союзники были и сами истощенны войной, теперь же, размягченные ультиматумом Хауза, они все больше шли у него на поводу. Тот же Фош утверждал: «Я вижу в подписании перемирия только преимущества. Продолжать борьбу в текущих условиях означало бы подвергать себя огромному риску. Примерно пятьдесят или сто тысяч французов погибнут при достижении необязательной цели. Я буду в этом упрекать себя всю оставшуюся жизнь. Крови пролито достаточно. Все, хватит». Клемансо: «Я полностью с вами согласен»25. Ллойд Джордж позже в меморандуме из Фонтенбло указывал на другие причины, склонившие его к скорейшему заключе13
нию мира, — если немцам не предоставить справедливые условия мира, если немцам не дать альтернативные условия большевизму, то немцы обратятся в большевизм. Соглашение о перемирии было подписано 11 ноября 1918 г. При этом генерал Першинг был огорчен: «Я боюсь того, что Германия так и не узнает, что ее сокрушили. Если бы нам дали еще одну неделю, мы бы научили их»*. И действительно, после подписания перемирия генерал фон Айнем, командир 3-й германской армии, обратился к своим войскам: «Непобежденными вы окончили войну на территории противника»26. Принимая парад у Брандербургских ворот, Эберт говорил солдатам: «Враг не победил вас. Никто не победил вас»27. Армия возвращалась домой гордым маршем, она осталась непобежденной. Немецких солдат Германия встречала торжественно и радостно, как «героев» покоривших почти всю Европу. Вся Германия восклицала: «Мы не победили, но и не проиграли...»28 К признанию ответственности за Первую мировую войну осенью 1919 г. призвал идеологический лидер германских социал-демократов К. Каутский: «германский народ гнуснейшим образом обманут своим правительством и... вовлечен в войну. Теперь это... должно быть признано всеми честными элементами Германии... Это будет лучшим средством для Германии приобрести вновь доверие народов и устранить у победителей влияние милитаристической политики насилия, которая в настоящее время стала самой сильной угрозой покою и свободе всего мира»29. В тот же год одним из лекторов, для противодействия революционной пропаганде среди солдат, военное командо* У. Черчилль и Ллойд Джордж требовали суда над кайзером: «Человек, ответственный за такое оскорбление человеческой расы, не может быть прощен только потому, что был коронован». Но военные преступники избежали наказания. Они укрылись в нейтральных странах Швеции, Швейцарии, Голландии, да и победители, занятые переделом мира, не проявляли слишком большой настойчивости (Уткин А. И. Унижение России... С. 277). 14
вание Мюнхена направляет только, что оправившегося от ран бывшего ефрейтора. Спустя четыре года он напишет: объяснение причины катастрофы Германии проигранной войной является наглой «сознательной ложью»30. Виновниками катастрофы будущий фюрер назовет «партийно-политическую шваль» Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов... «Разве эти апостолы мира не утверждали... что только поражение германского «милитаризма» обеспечит германскому народу небывалый подъем и процветание? Разве именно в этих кругах не пели дифирамбов доброте Антанты и не взваливали всю вину за кровавую бойню исключительно на Германию?»31 Между тем принципы мира, предложенные В. Вильсоном, подкупали своей
демократичностью. Говоря об их сущности, президент заявлял: «Разрешение вопроса, когда та или иная сторона остается раздавленной и исполненной духом мщения, не даст безопасности в будущем. Это должен быть мир без победы»32. В соответствии с этими принципами должна была осуществляться и процедура перемирия. Дж. Кейнс пояснял: «Характер контракта между Германией и союзниками... ясен и недвусмыслен. Мирные условия должны согласоваться с обращением президента, а предметом занятий мирной конференции является обсуждение деталей их проведения в жизнь. Обстоятельства, сопровождающие этот контракт, носят необычайно торжественный и связывающий характер, ведь одним из его условий было согласие Германии принять статьи перемирия, которые были таковы, что делали ее совершенно беспомощной. Так как Германия обезоружила себя в уповании на контракт, то для союзников было делом чести выполнить принятые на себя обязательства; если эти обстоятельства допускали двусмысленное толкование, то союзники не имели права использовать свое положение, чтобы извлечь для себя выгоду из этой двусмысленности»33. 15
Однако, как отмечает Дж. Фуллер: «Союзники не выполнили своих обязательств. Вместо этого, поставив Германию в беспомощное положение, они, во-первых, отказались от процедуры, применявшейся на предшествовавших мирных конференциях, включая переговоры в Брест-Литовске, а именно: устные переговоры с представителями врага; во-вторых, на всем протяжении конференции не снимали блокады; в-третьих, союзники разорвали в клочья условия перемирия. Как указывает Г. Николсон, «из двадцати трех условий президента Вильсона только четыре были с большей или меньшей точностью включены в мирные договоры»34. Премьер министр Италии Нитти в книге «Нет мира в Европе» писал: «В современной истории навсегда останется этот ужасный прецедент: вопреки всем клятвам, всем прецедентам и всем традициям, представителям Германии не дали слова, им ничего не оставалось делать, как подписать мир; голод, истощение, угроза революции не давали возможности поступить иначе... Старый закон церкви гласит... даже дьявол имеет право быть выслушанным. Но новая демократия, которая намеревалась создать общность наций, не выполнила заповедей, считавшихся священными для обвиняемых даже в мрачное средневековье»35. Союзные демократии использовали создавшееся положение в своих целях совершенно сознательно. У Черчилль в палате общин 3 марта 1919 г. заявлял: «Все наши средства принуждения действуют или мы намерены пустить их в ход. Мы энергично проводим блокаду. Мы держим наготове сильные армии, которые по первому сигналу двинутся вперед. Германия находится на грани голодной смерти. Информация, которую я получил от офицеров, посланных военным министерством в Германию и объехавших всю страну, показывает, что, вопервых, германский народ терпит величайшие лишения, во-вторых, есть огромная опасность того, что вся структура германского национального и социального устройства может рухнуть под давление голода и нищеты. Именно теперь настало подходящее время для мирного урегулирования»36. 16
1 сентября 1939 г. Гитлер заявит в рейхстаге: «Подписание договора было навязано нам под дулом пистолета, приставленного к виску, под угрозой голода для миллионов людей. А затем этот документ, вырванный силой, был провозглашен святым»37. Пока же, по словам У. Черчилля, «победители продиктовали немцам либеральные идеалы западного мира»38. Конференция открылась 19 января 1919 г. в Зеркальном зале Версаля, в тот
же день и в том же месте, где в 1871 г. было провозглашено создание Германской империи*. Лига Наций
Мы способны создавать действенные миротворческие организации не более, чем люди 1820х годов способны были построить электрическую железную дорогу. И все-таки мы уверены, что наша задача вполне реальна и, возможно, уже близка к разрешению. Г. Уэллс39
Главным пунктом своей программы В. Вильсон считал создание «ассоциации наций с целью обеспечения гарантий политической независимости и территориальной целостности, как для великих, так и для малых стран»40. Не случайно первым вопросом на Парижской конференции американский президент поставил создание Лиги Наций. Вильсон провозглашал: «С созданием Лиги Наций спадет пелена недоверия и интриг. Люди смогут смотреть друг другу в лицо и говорить: мы братья, у нас — общая цель. В Лиге Наций у нас есть теперь договор братства и дружбы». Первоочередность создания Лиги Наций, по словам Хауза, определялась * Конференция закончится 28 июня, в день убийства принца Франца-Фердинанда, послужившего поводом к началу Первой мировой войны. 17
необходимостью «преодолеть социальную и экономическую смуту, которая неизбежно последует за войной, и чтобы из хаоса создать порядок»41. В долгосрочном плане Лига Наций рассматривалась Вильсоном «как первооснова, необходимая для постоянного мира». По его мнению, она должна была являться «фундаментом всей дипломатической структуры постоянного мира»42. Союзники восприняли инициативу американского президента скептически*. Англия еще держалась за свои священные принципы «блестящей изоляции», которые на протяжении последних веков давали ей полную свободу действий и обеспечивали ее мировое лидерство. Отказываться от своих преимуществ Лондон не собирался. Лед тронулся, когда США разрешили Лондону ввести в совет Лиги пять своих доминионов: Канаду, Австралию, Индию, Новую Зеландию и Южную Африку. Хауз обосновывал этот шаг своей страны тем, что «вернейшей гарантией мира во всем мире является тесная политическая дружба народов, говорящих на английском языке»... «успех Лиги в значительной мере будет зависеть от прочного сотрудничества между Соединенными Штатами и Великобританией с ее заморскими доминионами»43. Для привлечения на свою сторону Италии Вильсону пришлось пойти против собственных принципов — отрицания тайных договоров, и фактически гарантировать помощь Италии в овладении Трентино, которую Англия и Франция обещали Италии по Лондонскому тайному договору. Оставалась Франция, для которой Лига Наций имела какое-либо практическое значение только в случае, если она могла защитить ее от Германии. Кроме этого французы горели желанием закрепить, полученное ими за счет победы Антанты в Первой мировой доминирование в Европе. В этих целях Франция потребовала создания международ* К этому времени, несмотря на декларации о «братстве» всех стран, из 27 стран, принявших участие в работе мирной конференции, все дела фактически решала тройка: Англия, Франция и США. 18
ной военной силы, действующей под контролем Лиги Наций. В. Вильсон ответил категорическим отказом, поскольку «конституция Соединенных Штатов не допускает подобного ограничения суверенитета страны; лорд Р. Сесиль занял подобную же позицию в отношении Британской империи... заседание было
прервано, причем создалось очень тяжелое положение»44. Франция уступила только после того, как американский президент пообещал помощь Франции в случае «неспровоцированной агрессии Германии». Создание Лиги Наций встретило трудности и в самих США. По словам Хауза: «Несомненно, народ Соединенных Штатов в подавляющем большинстве стоит за Лигу наций. Это я могу заявить с полной уверенностью; есть, однако, много влиятельных кругов, в особенности среди людей, относящихся с предубеждением к Великобритании, которые оказывают весьма значительное сопротивление в вопросе о Лиге»45. У «влиятельных американских кругов», которые сначала поддерживали планы Вильсона, были свои мотивы. Они представляли себе Лигу Наций, как своеобразное «акционерное общество», где США, имея абсолютное экономическое превосходство, фактически получали бы контрольный пакет над управление всем миром. Сам В. Вильсон заявлял: «Становясь партнерами других стран, мы будем главенствовать в этом союзе. Финансовое превосходство будет нашим. Индустриальное превосходство будет нашим. Торговое превосходство будет нашим. Страны мира ждут нашего руководства»46. Не случайно в этой связи Вильсон цитировал южноафриканского генерала Сметса: «Европа ликвидируется, и Лига Наций должна быть наследницей ее огромных достояний»47. Европейцы почувствовали угрозу, таящуюся в новых принципах международной демократии, провозглашенных Вильсоном. По мнению Клемансо, они создавали возможность вмешательства во внутренние дела европейских империй. Противодействие европейцев заставило американцев засомневаться в достижимости их глобальный целей. Лан19
синг 19 мая 1919 г. утверждал, что Лига Наций бесполезна для Америки, что эффективно преодолеть сопротивление других великих держав США не смогут48. Сам В. Вильсон в тот же день в послании конгрессу, вопреки логике создания Лиги Наций, настаивал на возведении тарифной стены вокруг американской экономики49. Конгресс пошел дальше. Сначала он настоял на святости и нерушимости «доктрины Монро», определявшей специфические интересы США в Западном полушарии. В данном случае оно фактически выпадало из сферы действия Лиги Наций. Этот пункт обрушал все основы программы Вильсона, мир снова делился на зоны влияния. Однако даже не этот факт становился решающим для судьбы Лиги Наций и мира. Главным стало возвращение американцев к политике изоляционизма. США шли тем же путем, что и прежде Англия. Т. Рузвельт провозглашал: «Мы не интернационалисты, мы американские националисты»50. Но даже изоляционизм, сам по себе, казался уже ограничением «американской свободы». И самый громкий противник Вильсона, сенатор Г. Лодж провозглашал новый принцип американской внешней политики: «Это не изоляционизм, а свобода действовать так, как мы считаем нужным; не изоляционизм, а просто ничем не связанная и не затрудненная свобода Великой Державы решать самой, каким путем идти»51. Американский конгресс отказался ратифицировать Версальский договор. А потрясенным европейским союзникам, которые пошли по пути, провозглашенному американским президентом, «без особых церемоний» было предложено лучше изучать американскую конституцию52. По мнению У Черчилля, решением конгресса Лиге Наций был нанесен «смертельный удар»53. Комментируя решение конгресса, известный ген. Н. Головин в те годы замечал: «При такой эгоистической точке зрения никакое моральное усовершенствование международных отношений невозможно, потому, что всякий духовный идеал достижим лишь для тех, кто готов
20
бороться за его достижение, а не только говорить о высоких принципах. Добрыми намерениями вымощена дорога в ад»54. Подобную мысль В. Вильсон высказывал еще до начала Версальской конференции: «Я не могу принять участие в мирном соглашении, которое не включало бы Лигу Наций, потому что такой мир через несколько лет приведет к тому, что не останется никаких гарантий, кроме всеобщих вооружений, а это будет гибельно»55. Вместе с уходом США из Лиги Наций теряли силу и британские гарантии Франции, находившиеся в зависимости от обязательств США. Франция оставалась один на один с Германией. Правда борьба за мир не прекратилась, но из принципа сосуществования она отошла в область стратегических интересов великих стран... Первыми начали США. Следуя собственной стратегии «неограниченной свободы», в августе 1921 г. Вашингтон заключил сепаратный мир с Германией. Мирный договор провозглашал, что США будут пользоваться всеми привилегиями, которых им удалось достичь в 1919 г. в Париже, но не признают никаких ограничений, содержавшихся в послевоенной системе мирных договоров. В 1928 г. в США попытаются перехватить лидерство в мировых делах посредством инициирования вместе с Францией подписания многостороннего пакта об отказе от войны как орудия национальной политики. Пакт Келлога по своей идеологии вступал в конкуренцию с институтом Лиги Наций. На деле это был чисто декларативный документ. Он изначально носил характер лишь морального, а не правового обязательства; мало того, интерпретации, внесенные Англией и США, фактически дезавуировали его*. Консерватив* Единственным государством, которое сразу без всяких задержек и оговорок признало и ратифицировало пакт Келлога, был Советский Союз. Более того, он предложил своим непосредственным соседям (Польше, Литве, Эстонии, Латвии, Румынии, Финляндии, Персии и Турции) ввести пакт в силу немедленно, не дожидаясь всеобщего признания. 21
ная «Нью-Йорк ивнинг пост» по этому поводу замечала: «Пакт означает как будто так много, но на деле означает так мало...»56 Нью-йоркский «Джорнал оф коммерс» указывал, что даже многие сторонники пакта считали его лишь «красивым жестом»...57 Французы не строили иллюзий и начали вкладывать миллиарды в постройку оборонительной линии на границе с воинственным соседом. В 1928—1935 гг. на укрепление границ было ассигновано 4,5 млрд. франков чрезвычайных кредитов. 20 сентября 1932 г. Гувер вообще заявит, что Версальский договор касается только Европы58. В 1935 г. принцип изоляционизма был закреплен в Законе о нейтралитете. Ответ Гитлера последует 28 апреля 1939 г., после того, как Ф. Рузвельт накануне войны обратится к нему с посланием о мире: «Мистер Рузвельт заявляет, будто ему совершенно ясно, что все международные проблемы можно решить за столом переговоров... Я был бы счастлив, если бы эти проблемы действительно могли решиться за столом переговоров. Скептицизм мой основан на том, что Америка сама продемонстрировала свое неверие в действенность конференций. Величайшая конференция всех времен — Лига Наций ... представляющая все народы мира, была создана по желанию американского президента, однако первым государством, которое вышло из этой организации, были Соединенные Штаты... Я последовал примеру Америки только после долгих лет бесполезного членства...»59 Однако скоро наступило разочарование. Как докладывал М. Литвинов И. Сталину в мае 1930 г.: «В настоящее время всем ясно, что пакт Келлога никакого влияния на разоружение не оказал. Англо-французское морское соглашение... англо-американское соглашение, закончившееся Лондонской конференцией, с ослепительностью молнии показали, что, несмотря на десятилетние
разговоры в Лиге Наций о разоружении и на пакт Келлога, капиталистические государства намерены и впредь строить свои внешнеполитические планы и взаимоотношения на соотношении военно-морских сил, на учете новых войн...». (Советско-американские отношения... С. 283.) 22
Репарации Человечество не доросло еще до действительного проведения в жизнь начал «объективной» справедливости... каждый народ защищает свою «субъективную справедливость», свое «субъективное понимание права». Н. Головин60
Вторым пунктом вильсоновской программы стоял вопрос репараций. Принцип репараций, утвержденный в соглашении о перемирии, гласил, что Германия возместит весь убыток, причиненный немцами гражданскому населению союзников и их имуществу. Однако после заключения перемирия европейские представители Антанты потребовали включить в репарационные платежи, помимо ущерба гражданских лиц, еще и косвенные убытки, и военные расходы, тем самым, по сути, превратив репарации в контрибуцию. Франция потребовала от Германии 480 млрд. золотых марок, что в 10 раз превышало сумму довоенного национального богатства Франции, или в 200 раз превосходило сумму, которую французы заплатили немцам в 1871 г. и которую французы считали тогда чрезмерной61. Англичане оценили репарации в 100 млрд., американцы — в 50 млрд., но и эту сумму последние называли «совершенно абсурдной»*. Э. Хауз вообще считал бесполезным пытаться исчислять величину репараций: «Несомненно, что они были больше того, что Германия могла бы уплатить без разрушения экономической организации Европы и поощрения германской торговли за счет самих союзников. Весь мир только выиграл бы, если бы Германия сразу уплатила своими ликвидными средствами»62. Хауз утверждал, что для Европы «лучше признать * По словам Э. Хауза, Англия предъявила Германии предварительный счет на сумму в 120 млрд. долл., Франция на — 200 млрд. с рассрочкой платежа на 55 лет. Американцы настаивали, что счет не должен превышать 22 млрд. долл. (Дневник Хауза 21, 27 февраля 1919 г. (Хауз... т.2, с. 588)) 23
Германию банкротом и взять с нее столько, сколько она фактически может заплатить...»63. Но у союзников были свои приоритеты, по мнению Кейнса: «Целью Клемансо было ослабление и разрушение Германии всеми возможными путями...»64 В свою очередь, Ллойд Джордж сделал призыв «Они заплатят за все» лозунгом своей избирательной кампании. «Политический инстинкт не подвел Ллойд Джорджа. Ни один кандидат не мог противостоять этой программе»65. Однако у Германии действительно не было ресурсов для того, что бы оплатить все предъявленные претензии, об этом гласила и ст. 232 Версальского договора: «Союзники и ассоциированные члены признают, что ресурсы Германии,,, неадекватны требованию компенсации всех потерь и убытков»66. Выход из положения нашел Клемансо, предложивший вообще не включать в договор, какой-либо определенной суммы. «Месье Клемансо... выступил с заявлением, что о какой бы сумме, в конечном счете, ни договорились эксперты, для предъявления счета Германии эта сумма окажется значительно меньше, чем ожидает французский народ, а поэтому никакой кабинет, который принял бы ее как окончательную, не смог бы удержаться. М-р Ллойд Джордж... с готовностью присоединился к этой точке зрения»67. В итоге в Версальском договоре относительно величины репараций было записано только то, что «Германия и ее союзники ответственны за причинение всех потерь и всех убытков, понесенных союзниками и ассоциированными
членами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Германии и ее союзников»68. Предусматривалось, что Германия должна была погасить весь долг в течение 30 лет*. В феврале 1921 г. общая сумма репараций * В основе расчетов лежала «постоянно сумма, которую Германия сможет уплатить», максимальный срок принимался в пределах 30—35 лет. Так как «при более длительном сроке нарастающие проценты превысили бы сумму ежегодных взносов в счет основного долга» (Хауз... Т. 2. С. 642.— Прим.) 24
была определена в 226 млрд. золотых марок*. В мае 1921 г. на Лондонской конференции она была снижена до 132 млрд. марок**, что составляло более 200% предвоенного национального дохода Германии. Кейнс оценил, что назначенные Германии выплаты в несколько раз превышают ее платежные возможности. Пока же, осенью 1919 г., предполагалось, что выплата репараций должна начаться с 1 мая 1921 г., когда Германия должна будет выплатить первый транш в размере 20 млрд. марок золотом, товарами, ценными бумагами и т.д. Договор предусматривал и создание специальной комиссии по обеспечению выплат репараций. Союзная комиссия получала «право не только изучать общую платежеспособность Германии и решать (в течение первых лет), импорт какого продовольствия и сырья необходим: гарантируя, что репарации являются первоочередной статьей расходования внутренних ресурсов страны, Комиссия уполномочена осуществлять управление налоговой системой... и внутренним потреблением Германии, а также влиять на экономику Германии путем решения вопросов поставок оборудования, скота и т.д., а также определяя график отгрузки угля»69. Статья 241 вообще превращала Германию в колонию: «Германия обязуется принимать, издавать и осуществлять исполнение любых законов, приказов и декретов, которые необходимы для полного исполнения настоящих положений»70. Чтобы у немцев не возникало иллюзий, статьи 429—430 предусматривали прямую оккупацию войсками союзников германских территорий, в случае «если... Комиссия по репарациям най* Ллойд Джордж предложил поделить репарации в соотношении: 50% — Франции, 30% — Англии, остальным странам — 20%. Клемансо потребовал 56% и «ни центом меньше». ** С 5%-ной пеней на просроченные платежи. Это была огромная сумма для Германии, чей годовой ВНП в послевоенные годы составлял всего 40 млрд. золотых марок. Установленный союзниками ежегодный объем выплат составлял 4 млрд. золотых марок, т.е. 10% ВНП. Вследствие экономического хаоса в стране средний объем выплачивавшихся в 1920—1923 гг. репараций составил всего 1,7 млрд. золотых марок, но и эта сумма составляла 4% ВНП. 25
дет, что Германия полностью или частично отказывается от своих обязательств по настоящему договору...»71. Кейнс в этой связи замечал: «Таким образом, германская демократия уничтожается в тот самый момент, когда немецкий народ собрался установить ее после жестокой борьбы — уничтожается теми самыми людьми, которые в течение войны без устали утверждали, что собираются принести нам демократию... Германия больше не народ и не государство, она остается лишь торговым вопросом, отданным кредиторами в руки управляющих... Комиссия, штабквартира которой будет расположена за пределами Германии, будет иметь неизмеримо большие права, чем когда-либо имел германский император, под ее властью немецкий народ на десятилетия будет лишен всех прав в гораздо большей степени, чем любой народ в эпоху абсолютизма...»72 Правда, до выплат было еще относительно далеко, пока же, еще до их начала, помимо репараций, Германия должна была поставить победителям 371 тыс. голов скота, 150 тыс. товарных и 10 тыс. пассажирских вагонов, 5 тыс. паровозов, передать союзникам все свои торговые суда водоизмещением более 1600 т, половину судов водоизмещением свыше 1000 т, четверть рыболовных судов и
пятую часть речного флота, поставить Франции 140 млн. т. угля, Бельгии — 80 млн., Италии — 77 млн., а также передать победителям половину своего запаса красящих и химических веществ. По Версальскому договору Германия также теряла 13% территории, 10% населения, 15% пахотных земель, 75% железной и 68% цинковой руд, 26% угольных ресурсов, всю текстильную промышленность и т.д.*. Мало того, Франции было предостав* Справедливости ради, размер союзнических репараций необходимо сравнить с запросами самой Германии. Она их уже продемонстрировала в Брест-Литовском договоре с Россией. Тогда немцы фактически потребовали аннексий стратегических территорий, раздела и полного экономического порабощения России. Условия Брест-Литовского договора 26
лено в собственность: все права на использование вод Рейна для ирригации и производства энергии, все мосты на всем их протяжении и, наконец, под управление немецкий порт Kehl сроком на семь лет73. Англичане, в свою очередь, прибрали к своим рукам зоны деятельности германского рыболовного флота. Все крупнейшие германские водные пути были отданы под управление союзников с широкими полномочиями, большинство локального и местного бизнеса в Гамбурге, Магдебурге, Дрездене, Штетине, Франкфурте, Бреслау передавались под управление союзников, при этом, по словам Кейнса, почти вся мощь континентальной Европы находилась в Комитете по охране водных ресурсов Темзы или Лондонского порта74. И это была еще только часть всех требований и претензий победителей. Кейнс по этому поводу восклицал: «Что за пример бесчувственной жадности самообмана, после конфискации произвели шок на союзников. Э. Грей писал, что германский мир привел его в депрессию и что он не видит, «как быть в мире с людьми, правящими Германией». Его наследник на посту министра иностранных дел Бальфур вторил в январе 1918 г., своему предшественнику — война ужасна, но она «ничто по сравнению с германским миром» (Gilbert M. The First World War. N.Y., 1994, 395, 396; Уткин A.M. Унижение России... С. 59, 74). В случае победы над западными союзниками Германия, по словам Г. Ремпела, собиралась содрать с них в четыре раза больше, чем они впоследствии определили ей. (Rempel G. Western New England College.) В цивилизаторском плане, по мнению Тойнби, она «низвела бы Запад до состояния хаоса «вооруженного грабежа, неизвестного нам со времен Столетней войны и подвигов Карла Лысого; она смела бы начисто работу четырех столетий, уничтожила бы не только «национальное самоуправление», введенное английской и французской революциями (Toynbee A. J. Nationality and the War. Lnd., 1919, p. 275; Уткин А. M. Забытая трагедия... С. 74—75). Есть и еще одна оценка условий Версальского договора, она принадлежит У. Додду, американскому послу в Берлине. По его мнению, Версальский договор был «совсем не так плох по сравнению с тем, что Соединенные Штаты навязали побежденному Югу в 1865—1869 годах и что привело к пятидесятилетнему экономическому угнетению этого района, более суровому, чем все тяготы, выпавшие на долю Германии» (Додд У... С. 164). 27
всего ликвидного богатства требовать от Германии еще и непосильных для нее платежей в будущем...»75 Но Кейнса больше всего потрясло даже не это, а беззастенчивая и безвозмездная экспроприация защитниками святости частной собственности..* частной германской собственности, за рубежом и отторгаемых территориях (т.е. в США... колониях, Эльзасе и Лотарингии и т.д.) По договору союзники «сохраняли за собой права удерживать и ликвидировать всю собственность, права и интересы, принадлежавшие, до дня вступления мирного договора в силу, германской нации или компаниям, контролируемым ею...»76. Но и это было еще не все; например, в случае задержки Германией выплаты репараций союзники получали диктаторские полномочия в отношении любой германской собственности, где бы она ни находилась, когда бы она ни была создана или приобретена (до подписания договора или после)77. Американские представители Бэйкер и Стид обвинили англичан и французов
в «жадности» и пеняли на Хауза, который дает «жадным все, чего они требуют»78. Однако жадность европейских союзников отчасти объяснялась претензиями самих американцев — Вашингтон свои военные кредиты союзникам к военными расходами не относил и требовал покрытия по ним в полном объеме, вместе с процентами. В январе 1919 г. Хауз фактически отрицал распространение союзнических обязательств на свою страну: «Все свидетельствует о том, что союзники все больше утверждаются в своем намерении не возвращать нам денег, которые мы дали им взаймы. И во Франции и в Англии приходится слышать доводы, что мы должны полностью уплатить свою долю в общем военном долге союзников, что мы должны были вступить в войну гораздо раньше и что их борьба являлась * В это самое время Англия, Франция, США... вели «крестовый поход» — интервенцию в Советскую Россию, главным формальным поводом для которой служила именно экспроприация большевиками частной собственности. 28
также и нашей борьбой. Что касается меня, то я с этим никогда не был согласен. Я всегда считал, что Соединенные Штаты достаточно сильны, чтобы самим позаботиться о себе; мы никогда не боялись немцев, и мы бы не стали их бояться, даже если бы Франция и Англия были опрокинуты»79. Американцы превращали мировую войну, в которой они приняли участие во имя торжества демократических принципов, в сверхвыгодный бизнес на европейской крови*. Величина долгов союзников к США составляла 1,9 млрд. ф.ст., кроме этого проценты по долгу к 1920 г. достигли уже 66 млн. ф.ст. ежегодно. При этом максимальная сумма репараций, которая могла быть выплачена Германией, по мнению Кейнса и британского казначейства, составляла всего 2 млрд ф.ст.80. Именно эта сумма несколько лет спустя будет принята США и союзниками в качестве официального размера репараций81. Таким образом, конечным получателем всех германских репараций фактически становилась Америка**. Кейнс в той связи предложил, через специальные бонны, которыми бы расплачивалась Германия, передать США право на взыскание долга прямо у Германии, из ее репараций82. В ответ казначейство США в категоричной форме отказалось даже обсуждать связь между долгами и репарациями. Долг должен быть выплачен и все83. Правда, уже к середине 1919 г. Э. Хауз приходил к выводу, что разоренные войной европейские страны просто физически не смогут покрыть своих долговых обязательств. Требование возврата долгов, по его мнению, привело бы их к банкротству, которое отразилась бы на кредиторах не менее пагубно, чем на должниках84. Поэтому в обмен на сни* Впрочем, у американцев были и более долгосрочные планы, но это отдельная тема, о ней в следующем томе. ** Счет по долгам «союзников» американский министр финансов представил накануне Рождества 1918 г. Кроме этого США уже секвестировали всю германскую собственность на американской территории на сумму 425 млн. ф.ст. и захватили германских кораблей общим тоннажем вдвое против потерянного. 29
жение репарационных претензий союзников в Германии, Хауз предложил списать часть их военных долгов Америке. При этом он подчеркивал, что делает это «не потому, что на Соединенных Штатах лежали какие-либо моральные обязательства, а просто исходя из принципа, что с деловой точки зрения, долги, которые нельзя взыскать, благоразумнее списать»85. Была и другая причина, подталкивавшая Хауза. По его словам, над европейскими странами «навис огромный долг, проценты по которому можно уплатить только с помощью чрезвычайных налогов. После войны заработная плата неизбежно должна понизиться, а налоги — повыситься. Это может привести чуть ли не к
восстанию»86. Европейские союзники все резче настаивали на аннулировании военных долгов, по словам Дж. Кейнса разразилась настоящая «межсоюзническая долговая война»87. Сам Кейнс утверждал, что эти военные долги «не соответствуют человеческой природе и духу века»88. В мае 1919 г. Кейнс выдвинул план «Оздоровление европейского кредита», по которому участники войны прощали друг другу свои военные долги*. Хауз тогда с тревогой писал президенту «Если мы не добьемся урегулирования расчетов... то несомненно, что нам не удастся полностью взыскать следуемые нам долги и также несомненно, что мы навсегда станем ненавистны тем, кому мы предоставили займы»89. «Не кажется ли вам... целесообразным предупредить наш народ о том, чтобы он не ожидал полной уплаты долгов Антанты? Не следует ли подать * С практической стороны, позиция Лондона объяснялась безнадежностью возврата его собственных военных кредитов. Союзники были должны Великобритании 1,7 млрд. ф. ст., однако они были слишком разорены войной, чтобы иметь возможность покрыть их. Наиболее определенной в этом плане была позиция большевиков, которые, придя к власти аннулировали все долги царского и Временного правительств, на которые приходилась почти половина военного долга союзников Великобритании. Доля же германских и прочих репараций, приходящаяся на также разоренную войной Англию, не покрывала потерь, связанных с выплатой ее собственного долга США, который составлял 0,86 млн. ф. ст. 30
мысль, что значительная часть этих заимок должна рассматриваться как доля неизбежных наших военных расходов и не лучше ли было бы нам, а не нашим должникам, предложить урегулирование расчета? Если уже делать, то лучше делать это с beau geste»90. Вильсон ответил отказом, заявив, что он «постоит за свою страну»91. Мало того, США одновременно подняли таможенный тариф, препятствуя тем самым ввозу европейских товаров, посредством продажи которых на американском рынке только и могли быть получены доллары для погашения долгов европейцев Соединенным Штатам92. Версальская конференция закончилась, а вопросы репарационных платежей и долгов так и не были решены. «Ллойд Джордж в значительной степени поддавался требованиям печати и народных масс, настаивавших, чтобы он самым категорическим образом «заставил их платить»93. Французский лев Клемансо горел желанием взять все и требовал во исполнение Германией репарационных условий оккупировать ее промышленные центры на 30 лет94. Он ссылался на то, что в 1871 г. то же сделали немцы*. Хауз объяснял причину такого поведения лидеров союзных держав тем, что: «Премьер-министры далеко не обладали полнотой верховной власти. Разбудив во время войны народные страсти, — а это являлось изведанным средством воюющих сторон, — они породили франкенштейнское чудовище, перед которым они теперь сами были беспомощны. Они могли идти на компромисс, если они были достаточно искусны, но уступать им не позволили бы»95. * Немцы, правда, ввели оккупацию только на пять лет. Для того чтобы оказать давление на позицию Вильсона, правительство Франции дало специальные тайные инструкции прессе: «1) подчеркивать факты республиканской оппозиции Вильсону в Америке; 2) подчеркивать состояние хаоса в России и необходимость союзной интервенции; 3) убеждать читателя в способности Германии платить большие репарации» (Уткин А. И. Унижение России... С. 411). 31
По мнению Хауза, «если бы в этот критический момент мсье Клемансо и м-р Ллойд Джордж хоть несколько больше доверяли собственным силам, они присоединились бы к президенту Вильсону и навсегда уладили бы этот вопрос о возмещении немцами убытков», таким образом можно было бы избежать «в значительной мере ужасных последствий длительной неустойчивости, терзавшей Европу и весь мир в результате того, что мирная конференция закончилась,
оставив нерешенной проблему германских платежей»96. Возможность, по словам Хауза, была упущена «из-за того, что англичане и французы пожелали невозможного, требуя, чтобы Германия оплатила всю стоимость войны...»97. Хаузу грех было упрекать европейцев, ведь того же фактически требовал и Вильсон. Хауз, в этой связи, делает оговорку и дает понять, что на позицию президента повлияли «довольно влиятельные элементы американского общественного мнения», которые «откровенно выступали против вильсоновской программы. Их лейтмотивом было: «Пусть Германия заплатит за свои злодеяния...» Примером могут являться слова экс-президента Т. Рузвельта: «М-р Вильсон в настоящее время не имеет никакого права говорить от имени американского народа... Пусть они (союзники) утвердят свою общую волю над народами, ответственными за чудовищную катастрофу, которая едва не погубила человечество»98. По словам Хауза, политика Вильсона стояла «перед лицом враждебной и влиятельной хунты в Соединенных Штатах...»99. Оценка версальского мира и его последствий, данная людьми разных народов и даже прямо противоположных политических взглядов, была на редкость единодушна. В составе британской делегации находился известный британский экономист Дж. Кейнс, который в своей книге «The Economic consequences of the Peace», «получившей широкое распространение особенно в США, разоблачал и осуждал «Карфагенский мир»... он оперировал неопровержимыми доводами здравого смысла и доказывал весь чудовищный характер финансовых и экономических пунктов 32
мирного трактата. По всем этим вопросам мнение его вполне обосновано», — заключал У Черчилль100. Черчилль позже добавлял: «Экономические статьи договора были злобны и глупы до такой степени, что становились явно бессмысленными»; он повторял: «Нелепые идеи относительно германских платежей... никогда не будут приведены в исполнение»101. Дж. Кейнс приходил к выводу, что Версальский договор ставил Германию вне закона и отдавал ее в рабство победителям 102. Кейнс повторял: «Мир бесчеловечен и невыполним, и не может принести с собой ничего, кроме несчастья»103. По словам Кейнса: «Политика порабощения Германии на целое поколение, ухудшения жизни миллионов людей, лишения целой нации счастья, будет гнусной и омерзительной — гнусной и омерзительной, даже если ее осуществление было возможным, даже если мы обогатим себя, даже если мы и не хотели разложения цивилизованной жизни в Европе в целом. Кто-то проповедует ее во имя справедливости. В годы великих событий в истории человечества, развития сложных судеб народов, понятие справедливости не столь простое. А если бы и было — народы не имеют право исходя из религиозных и моральных соображений перекладывать на детей врагов грехи их отцов и правителей»104. Г. Кесслер: «Страшные времена начинаются для Европы, духота перед грозой, которая, вероятно, окончится еще более страшным взрывом, чем мировая война»105. Маршал Фош: «Это не мир — это лишь передышка на двадцать лет»106. И. Фест: «В этом трактате-договоре слишком уж явно игнорировалась мысль, что высшая цель любого мирного договора есть мир»107. Хауз: через некоторое время Германия отвергнет мирный договор, и тогда, «несомненно, разразится новая война»108. «Свершилось невероятное, — говорил председатель Национального собрания в Веймаре. — Неприятель предъявляет нам договор, превосходящий самые пессимистические предсказания. Он означает уничтожение германского наро33
да. Непостижимо, чтобы человек, обещавший всему свету справедливый мир, на котором сможет быть основано сообщество государств, мог содействовать составлению проекта, продиктованного ненавистью»109. Людендорф: «Цель, которую теперь преследует Антанта, состоящая не только в том, чтобы на целые десятилетия ослабить противника, но чтобы стереть с лица земли государство и поработить целые народы; такие цели воюющие стороны ставили себе лишь в древности»110. Английский историк Дж. Фуллер: «Нет никакого сомнения... в том, кто и что вызвали к жизни Гитлера. Это Клемансо, бесконтрольный, но все контролирующий председатель мирной конференции, и его шедевр — Версальский договор»111. Сам Клемансо лишь констатировал общепринятые принципы международных отношений того времени, заявляя, что для него мир означает лишь продолжение войны. Будущий шеф ЦРУ А. Даллес, участвовавший в работе над Версальским договором, позже писал: «Все, вместе взятое, что мы тогда увидели, способствовало возникновению у немецкого народа чувства горечи, ущербности и обиды, что в конце концов привело Гитлера к власти и войне в Европе»112. Геринг в своих показаниях на Нюрнбергском процессе отмечал, что обещание Гитлера уничтожить Версальский договор являлось большим стимулом для вступления в партию113. Именно в тот год Гитлер, потрясенный «чудовищной катастрофой»114, постигшей немецкий народ, впервые решает посвятить себя политической борьбе и вступает в «немецкую рабочую партию». В том же 1919 г. появляется «Манифест об уничтожении процентного рабства» Г. Федера*, одного из будущих признанных идеологов национал-социализма, оказавшего огромное влияние на Гитлера. «Сразу же после первой лекции Федера, — писал Гитлер, — мозг мой пронзила мысль, что я обрел все необходимые предпосыл* Г. Федер еще в 1917 г. основал «Немецкий союз для уничтожения процентного рабства». 34
ки для создания новой партии»115. Борьба против интернационального финансового и ссудного капитала стала «важнейшим программным пунктом борьбы всей немецкой нации за ее экономическую независимость и свободу»116. Единственной из всех стран только Советская Россия официально выступила против Версальского договора*. По словам В. Ленина: «Война путем Версальского договора навязала такие условия, что передовые народы оказались на положении колониальной зависимости, нищеты, голода, разорения и бесправности, ибо они на многие поколения договором связаны и поставлены в такие условия, в которых ни один цивилизованный народ не жил. Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов»117. И. Сталин: «Рано или поздно германский народ должен освободиться от версальских цепей... Германцы — великий и храбрый народ. Мы этого никогда не забываем»118. ***
По мнению Э. Хауза, основным бедствием, порожденным версальским миром, стало отсутствие договора об урегули* Статья 116 Версальского договора давала право России на возмещение военных долгов за счет Германии на сумму в 16 млрд. золотых рублей. Кроме того, по статье 177 Россия имела право на репарации. В январе 1922 г. Франция предложила русскому правительство воспользоваться 116-й статьей. В обмен Франция предлагала политическое признание, коммерческие кредиты и сокращение своих контактов с Польшей. (Blucher W. von. Der Weg nach Rapallo. Wesbaden, 1951. (Папен Ф... с. 121)). В ответ Ленин в апреле подписал Рапалльский договор, по которому СССР и Германия отказались от взаимных претензий. (Для сравнения — совокупные претензии Германии за национализированную большевиками немецкую собственность и немецкие довоенные кредиты
составляли к 1918 г. всего 1,5 млрд. золотых рублей.) 35
ровании послевоенных финансовых претензий, именно он «предотвратил бы крах валютных систем континентальной Европы. Он помог бы избежать многолетней затяжки в урегулировании репараций, затяжки, которая имела трагические последствия. В центральноевропейских странах бесполезно принесены были в жертву бесчисленные жизни молодежи и стариков; можно было бы избегнуть отчаянной нищеты среди слоев населения, имеющих твердо ограниченные доходы, ставших жертвами обесцененных валют»119. События развивались стремительно. Хотя сначала ничего не предвещало беды. В период между вторыми кварталами 1920—1921 гг. уровень инфляции в Германии был близок к нулевому, несмотря на 15%-ный дефицит госбюджета. Правительство покрывало большую его часть с помощью выпуска 5%-ных долгосрочных обязательств. Англичане соглашались снизить требования по репарациям в обмен на пропорциональное снижение долгов, но 9 февраля 1921 г. сенат США потребовал от союзников выплаты всех долгов «до последнего пенни». Правительство США отказалось «видеть какую либо связь между германскими репарациями и долгами союзников»120. И спустя три месяца в мае в Лондоне союзники предъявили Германии ультиматум, потребовав немедленной выплаты 1 млрд. золотых марок, как аванса в счет репараций*. Новый министр финансов Германии М. Эрцбергер был сторонником жесткого выполнения репарационных требований. Он призвал затянуть пояса и «выполнить условия договора, какими бы ужасными они ни были»121. По словам А. Уткина, «его налоговая политика была воистину свирепой»122. Не случайно Эрцбергер был убит в том же году. Германская эко* Ультиматум устанавливал ежегодные репарационные требования в размере 2 млрд. марок плюс 26% годового германского экспорта. Требования по выплате аванса по репарациям странным образом совпали с убийством министра финансов Германии, пытавшегося восстановить ее финансовую систему, в августе 1921 г. 36
номика смогла продержаться всего несколько месяцев после его смерти, и у «правительства Германии не осталось других путей к финансированию своих расходов, кроме печатания денег»123. Марка рухнула. Если в середине 1922 г. за доллар давали триста марок, то к концу семь с половиной тысяч. Правда, французских представителей это не смущало, они только потирали руки. Председатель финансовой комиссии французского парламента Дариак в своем секретном докладе Пуанкаре сообщал: «Если бумажная марка обесценивается со дня на день, то средства производства, принадлежащие Тиссену, Круппу и их соратникам, остаются и сохраняют свою золотую ценность. Это есть именно то, что имеет действительное значение»124. Германия, попав в петлю гиперинфляции, оказалась не способна справиться с репарациями. Попытка Франции надавить на Германию в этом вопросе привела к тому, что Германия саботировала и де факто прекратила их выплату. По мнению А. Буллока, во всем виноваты были сами немцы: «Корень зла состоял в том, что (германское) правительство в годы войны неосмотрительно пустилось в займы ради финансирования военных действий, что и повлекло за собой чудовищный рост национального долга и избыточность денежных сумм, находящихся на руках у граждан»125. (Как будто военный долг или инфляция в Англии или Франции были меньше. — В.Г.) Французские экономисты утверждали, что гиперинфляция была намеренно вызвана германским правительством для уклонения от репарационных обязательств. Кейнс заявлял, что уже в самом Версальском договоре было умышленно предусмотрено, что «Германия не сможет вынести... возложенное на нее бремя»126. У Ширер находил причины гиперинфляции в интересах крупного бизнеса:
«Правительство, подстегиваемое крупными промышленниками и землевладельцами, которые лишь выигрывали от того, что народные массы терпели финансовый крах, умышленно шло на понижение марки»127. Аналогичного мнения придерживался и Э. Генри, приводивший 37
пример Г. Стиннеса, короля Рура, который больше всех заработал на войне и теперь сознательно провоцировал инфляцию. Он тем самым секвестировал в свою пользу большую часть национального дохода Германии в обмен на кучу бесполезных бумажек128. Экономическое обоснование обогащения на инфляции в те годы давал Дж. Кейнс: «При помощи продолжительной инфляции власти могут незаметным образом конфисковывать значительную часть богатств своих граждан. Таким образом они проводят не просто конфискацию, но конфискацию как произвол, и в то время как одних этот процесс ведет к обнищанию, другие обогащаются... Нет более тонкого и более верного пути разрушения основ общества, чем обесценивание валюты. В этот процесс вовлекаются все скрытые разрушительные экономические силы, и его не распознает и один из миллиона»129. Но в любом случае, указывал Дж. Кейнс, «спекуляция — это последствие, а не причина роста цен». Причину роста цен Кейнс находил в «безрассудных», «порочных» действиях победителей130. Пример давали французы и бельгийцы, которые в январе 1923 г., ссылаясь на невыполнение угольных и лесных репарационных поставок, оккупировали Рурскую область — индустриальное сердце Германии, в которой проживало 20% населения страны и которая давала 90% угля и 50% металла Германии. К этому времени в счет репараций из Германии уже было вывезено почти все золото, потом уголь, коровы, паровозы и т.д., а западные территории Германии давно были заняты французами в залог выполнения ею условий Версальского договора. Оккупанты ультимативно потребовали от представителей рабочих и директоров «дани», уже на 20% большей, а за отказ угрожали военным судом, то есть расстрелом. Ответом стало поддержанное Берлином «пассивное сопротивление»: добыча угля и работа предприятий не прекращались, но железнодорожники и рейнские водники парализовали транспортную сеть и прекратили вывоз сырья во Францию. Тогда французы и бельгийцы вызвали своих железнодорож38
ников. Сопротивление нарастало, заводы останавливались. В «конце марта французские войска расстреляли из пулеметов демонстрацию рабочих на территории завода Круппа в Эссене — тринадцать убитых, тридцать раненых. В похоронах приняло участие более полумиллиона человек, а французский военный суд приговорил хозяина фирмы и восемь его служащих, занимавших руководящие посты, к 15 и 20 годам тюрьмы»131. Оккупанты дополнительно воспользовались услугами... поляков, которые тут же призвали военнообязанных и направили их в Германию для обслуживания рурской промышленности и транспорта. На западе Германии при негласной поддержке Франции была провозглашена Рейнская республика. По словам Кейнса, у французов бытовало мнение, что путем угроз, взяток, обмана и лести им еще удастся создать независимую Рейнскую республику под французским протекторатом132. Идея не удалась. Французский посол в Берлине позже сокрушался: «Мы должны (были) захватить немецкую территорию вплоть до Рейна. Вильсон помешал нам сделать это»133. В итоге Рейнская республика переродилась в Рейнскую демилитаризованную зону, оккупированную войсками союзников, причем содержание оккупантов возлагалось на рахитичный германский бюджет134.
«Рурский кризис» привел резкому падению производства и гиперинфляции. К марту 1923 г. доллар стоил уже 21 тысячу марок, к 1 июля 160 тыс., к 1 августа — 1 млн., к сентябрю ПО млн., к декабрю — более 4 млрд.!* Меры, предпринимаемые немецким правительством по обузданию инфляции не поспевали за нею. Так, несмотря на то что налог на заработную плату взимался за 2 недели, а налог на продажу помесячно, инфляция все равно их съедала. К но* 15 ноября 1923 г. Рейхсбанк выпустил денег на сумму 92,8 квинтильона марок. Фунт масла тогда стоил 6 триллионов марок, одно яйцо — 80 млрд. марок. 39
ябрю 1923 г., налоговые сборы покрывали только 1% государственных расходов. Цены на государственные услуги, такие, как почта и железнодорожные перевозки, пересматривались с большим опозданием, что вело к дополнительному росту расходов госбюджета. Германское правительство пыталось спасти только крупный бизнес. Рейхсбанк принимал векселя от частных предприятий с дисконтом 5% годовых вплоть до середины 1922 г., когда инфляция достигла 100% в месяц. Затем дисконт неоднократно поднимался, но все равно он был значительно ниже уровня инфляции. Так, к сентябрю 1923 г. дисконт составлял 90% годовых, а инфляция была в 10 раз выше. Политика Рейхсбанка привела к тому, что банковский кредит для предприятий был практически бесплатным, а номинальная денежная масса раздувалась еще больше135. Крупный немецкий бизнес неплохо зарабатывал на «инфляционной спекуляции» — коротких кредитах, которые он брал в центральном банке под расширение и модификацию производства, а затем возвращал его обесцененными деньгами. Этими же деньгами платили по своим закладным крупные сельхозпроизводители. Вся тяжесть инфляционного налога обрушилась на средний класс с фиксированными доходами, который вел его к обнищанию. По мнению К. Квигли, в то время: «средние классы были в значительной степени уничтожены»116. Один из богатейших людей мира Дж. П. Варбург позже заявлял: «Крайне сомнительно, чтобы Гитлер когда-либо пришел к власти в Германии, если бы перед этим обесценивание немецких денег не уничтожило средний класс»137. Инфляция привела к резкому снижению заработной платы. Если до войны лучше германского рабочего оплачивался только американский, то в апреле 1922 г., как подсчитал английский статистик Дж. Гилтон: чтобы купить один и тот же набор продуктов, американскому каменщику нужно было работать один час, английскому — три, французскому — пять, бельгийскому — шесть, а немецкому — семь часов с четвертью. По отношению к 1913 г. реальная заработ40
ная плата в апреле 1922 г. составляла — 72%, в октябре — 55%, в июне 1923-го — 48%138. Немцев спасал только дешевый хлеб (который до 23.06.1923 добывался по разверстке) и высокая урожайность хорошо поставленного сельского хозяйства*. Но Германия все же голодала139. «Этот безумный год, — пишет С. Хаффшер, — сегодня уже почти забыт, но это был самый тяжелый год из всех тяжелых лет, выпавших на долю Германии в первой половине столетия»140. Обвальный экономический кризис привел к политическому хаосу в Германии. 8 ноября 1923 г. в Мюнхене произошел «пивной путч» — первое серьезное выступление национал-социалистов. Рядом с Гитлером шел Людендорф**, с его губ срывались слова проклятий в адрес тех, кто, по его мнению, привел Германию к подписанию Версальского мира: «Контрибуции, возложенные на нас, непосильны. Вина, которая ложится на революцию, не ограничивается этим миром. Она наложила на германский народ тяжелое ярмо и сделала жизнь под этим рабским игом совершенно невыносимой. Народу грозит полное истребление... Родина настолько обессилена миром, что не может
сохранить существующее население»141. Одновременно в Саксонии и Тюрингии произошли коммунистические восстания. В Гамбурге — уличные столкновения рабочих с войсками и полицией. Финансовая система страны была фактически уничтожена***. * Немецкий бауэр даже после изнурительной войны получал с гектара в полтора раза больше пшеницы, чем канадец, и в два с половиной раза больше, чем американский фермер. ** Именно в эти дни Геббельс принял окончательное решение примкнуть к фашистам: «Я впервые вижу Людендорфа. Это для меня потрясение... Людендорф — национал-социалист... Людендорф устранил во мне многие скептические возражения. Он дал мне последнюю крепкую веру... Мы находимся с признанной элитой Германии...». (Геббельс... 19 августа 1924 г., с. 27). *** Дж. Фуллер приводил слова членов британского парламента и отзывы прессы на оккупацию Рура Францией: Дж. Саймон заявил, что это, по существу, «акт войны». Ч. Робертс: «Роковые мероприятия, проводи41
В сентябре 1923 г. в памфлете «Диктатура или парламент» Папен утверждал, что Германия находится на грани полного крушения и что спасение не придет от механического применения парламентских методов или бесплодного столкновения застывших партийных доктрин142. Папен призывал командующего сухопутными войсками ген. Секта «возглавить новое правительство в качестве единственного человека, способного исправить положение». Но Сект, после того, как Эберт вручил ему неограниченные административные полномочия, противился как установлению военной диктатуры, так и предложению стать канцлером143. Ситуация явно выходила из-под контроля Франции, и последняя с ее силовыми методами была отставлена в сторону. Место ростовщика заняли США, приход которых подавался как благотворительность, а воспринимался как манна небесная*. Поначалу все действительно выглядело не так уж и плохо. Американцы уже не использовали силовых методов по вышиванию долгов, наоборот, они давали кредиты. В. Вильсон обосновывал этот шаг тем, что «если не будет восстановлена германская промышленность, Германия, совершенно ясно, не сможет платить». Первые англо-америмые сейчас, в конечном итоге могут привести только к одному результату — новой мировой войне, которая, по моему мнению, будет означать закат цивилизации». Р. Беркли: «Если и было в прошлом когда-нибудь действие, граничащее с актом войны... то приказ французского правительства об оккупации Рура является таковым». Журнал «Либерел мэгэзин»: «Перспектива новой войны через несколько лет становится все более очевидной и опеределенной». Ежегодник «Либерел ир бук»: «С каждым днем неизбежность европейской войны становится все более очевидной... психологическая рана, нанесенная немцам, возможно настолько глубока, что не затянется до того времени, когда Германия соберется с силами и станет способной к возмездию». (Фуллер Дж.Ф... с. 17) * Есть много предположений, что США совершенно сознательно подталкивали Германию и Францию к взаимному конфликту, чтобы убрать с дороги последнюю. Об этом, в частности, писал Дж. Кейнс (Keynes J. V. The Collected Writings of John Maynard Keynes V.XVI. London: Macmillian, 1971, p. 437—440.) 42
канские кредиты Германия получила в ноябре 1923 г., а в декабре был подписан американо-германский торговый договор. В качестве обеспечения кредитов все железные дороги Германии были объединены в единую компанию под руководством американского управляющего. Вся прибыль от эксплуатации железных дорог шла на покрытие американских кредитов. С 1923 по 1929 г. Германия получила 4 млрд. долларов внешних займов, из которых больше половины (2,5 млрд.) были американскими. Именно кредиты, полученные по американскому плану, вырвали Германию из военной разрухи и нищеты, обеспечив ее послевоенное развитие. При этом американские фирмы стали владельцами и совладельцами многих немецких компаний: «Опель», электро- и радиофирм «Лоренц», «Микст-Генест», угольного концерна «Стинненс», нефтяных и химических концернов «Дойче-Американише
петролеум» и «ИГ Фарбениндустри», объединенного «Стального треста» и т.д.144. Массированные вливания в германскую экономику начались с принятием плана американского финансиста Ч. Дауэса (08.1924). За свой план Дауэс стал вице-президентом США и получил Нобелевскую премию мира. Однако уже многие современники давали ему иные оценки. К. Гельферих в последний год жизни (1924 г.) назвал план Дауэса шагом на пути «венного порабощения» Германии. Людендорф при голосовании «дауэсовских» законов в рейхстаге кричал: «Позор для Германии! Десять лет назад я выиграл битву при Танненберге (разгром армии Самсонова). Теперь они устроили нам еврейский Танненберг!»145 Суть плана Дауэса была отчетливо понятна и самим американским кредиторам. Подобные планы рассматривались еще в мае 1919 г., тогда В. Вильсон заявил: «Наши экономические специалисты и финансовые эксперты... убеждены, что представленный план снабжения Германии работающим капиталом лишен здо43
ровой основы. Как можно снабжать Германию капиталом, лишая ее собственного капитала полностью?»146 В основе «плана Дауэса» лежало предоставление США Германии кредитов для восстановления промышленности, доходы от которой должны были пойти на уплату репараций Англии и Франции; получив их, Англия и Франция должны были возвратить США свои военные долги. Общая сумма репараций опять не была определена. Было только установлено, для первых двух лет сумма репараций в 1 млрд. золотых марок, с последующим постепенным повышением до 2,5 млрд. марок в 1929 г., с 1930 г. должен был применяться «индекс уровня экономики», в случае его увеличения репарации увеличивались, в случае снижения оставались на прежнем уровне. Указанные платежи составляли 3—4% национального дохода. В качестве гарантии выплаты репараций устанавливался международный контроль над железными дорогами и банком Германии. Проблема была в том, как перевести репарационные суммы, заработанные в Германии, в валютные активы. Союзники отнюдь не были заинтересованы в расширении рынков сбыта Германии. «Комитет по экономическому восстановлению», созданный в марте 1923 г., под председательством американского банкира Ф. Дж. Кента, в лице своего сотрудника Д. Штампа отмечал: «Если поток товаров из Германии пойдет по старым каналам, предназначавшимся для совершенно других отношений, он переполнит и разрушит их. Поэтому для отвода немецких товаров должны быть созданы новые каналы»14'\ а их-то как раз и не было. Предусмотренные «планом Дауэса» вливания, достигшие пика в 1927 г., привели к быстрому росту заказов в машиностроении, выпуску промышленной продукции и соответственно фондового индекса. Но в том же году германский рынок оказался перенасыщен с одной стороны деньгами, с другой — промышленной продукцией. Внутренний рынок просто не успевал их переваривать, а экспортные каналы были закрыты. 44
Заказы германской машиностроительной Берлинского фондового рынка, 1928 г. — 100%148
промышленности
и
индекс
Это привело к резкому падению процентных ставок (в 1928 процентная ставка в Германии упала до нуля). И это несмотря на то, что большая часть иностранных кредитов уже шла на построение «кредитной пирамиды» — Германия полученными кредитами выплачивала свои обязательства по репарациям. Эти тенденции дали основания главе Федеральной Резервной системы США Б. Стронгу на международной встрече представителей центральных банков на Лонг Айлэнде в 1927 г. предсказать, что в течение двух лет произойдет наихудшая депрессия в истории. Вопросом, по его мнению, являлось только, где это случится — в Германии или США149. Финансовые пирамиды в отличие от египетских весьма недолговечны и в данном случае для кредиторов это было очевидно. Следом за J.P. Morgan в конце 1927 г. американские банки снизили кредитный рейтинг Германии. 45
Процентные ставки в Германии в 1926—1935 гг.150
«Кредитная финансовая пирамида» облегчала налоговую нагрузку и удешевляла кредит для германских предприятий, немецкие банки переводили краткосрочные иностранные кредиты в долгосрочные внутренние. Все это позволило снизить цены на их продукцию и сделало ее более конкурентоспособной на мировом рынке, что стимулировало рост экспорта. Германский экспорт стал теснить американский и британский, последствия легко прогнозировались. С другой стороны, возможности «финансовой пирамиды» подходили к концу. Так, по «плану Дауэса» Германии должна была получить 30 млрд. золотых марок (им дали даже собственное название «Американские репарации Германии»), получила она с 1924 по 1929 г. 13,7 млрд. рейхсмарок (RM), проценты по ним выросли за указанный период с 225 до 1055 млн. RM. Выплаты в счет репараций за этот период составили 8 млрд. марок. В итоге к 1929 г. Германия должна была ежегодно выплачивать 2,5 млрд. RM в счет репараций и 1 млрд. RM по кредитным долгам. Могла же она закрыть только 1,4 млрд. RM151.
46
Перспективы неизбежного кризиса президент Рейхсбанка Шахт видел еще в 1926 г. Тогда он попытался установить контроль за частными заимствованиями за рубежом, но безуспешно. Когда он пытался наладить финансовую дисциплину, правительство наоборот вводило налоговые привилегии для иностранных кредитов. Огромная долговая нагрузка привела к тому, что доля накоплений в Германии была ничтожна, а финансовые резервы практически отсутствовали. Платить было нечем. Бегство капиталов началось в 1927 г, а в 1928 г. оно приняло обвальный характер. Пирамида Дауэса рухнула, почти похоронив под собой германскую экономику. Импорт капитала в Германию, 1924—1935, млрд. рейхсмарок152
На «помощь» Германии пришел очередной американский банкир Оуэн Юнг (глава «Дженерал электрик», не считая постов в Федеральном резервном банке и в «Дженерал моторс» Моргана). «План Юнга» (1929) устанавливал репарационные платежи в размере до 2 млрд. RM для первых 37 лет и 1607—1711 млн. RM для последующих 22 лет. (т.е. 47
Германия должна была платить репарации почти 60 лет, до 1988 г.). Общая сумма выплат по репарациям и кредитным долгам превышала ВВП Германии. Но главным в этом плане было значительное ужесточение взимания платежей, вне закона о защите трансфертов. (В отличие от «плана Дауэса», где уплата должна была проводиться таким образом, чтобы немецкая валюта не подвергалась угрозе.) Для реализации своего плана Юнг основал Банк международных расчетов в Базеле, который стал проводником интересов крупного американского бизнеса в Европе. По оценке И. Феста, «спустя 11 лет после окончания войны этот план, казалось, издевался над идеей «семьи наций»153. Про мнению А. Ритчла именно план Юнга обрушил германскую экономику в Великую Депрессию, даже раньше, чем она приобрела мировое значение. Этот план подрывал те слабые перспективы на оздоровление экономики, которые еще оставались в Германии. Протестуя против этого плана, глава Рейхсбанка Шахт ушел в отставку, он предсказывал, что этот план приведет Германию к глубочайшему экономическому кризису и политическому хаосу. В отставку ушел министр финансов, а германское правительство было заменено чрезвычайным кабинетом под президентским правлением. Немедленным последствием только объявления плана Юнга в марте 1929 г., еще до его ратификации, стал отказ внутренних и внешних кредиторов Рейхсбанку в новых кредитах, что сразу же повлекло за собой финансовый кризис. А. Ритчл назвал «план Дауэса» «неудачным», а «план Юнга», по его словам,
«привел к экономическому кризису... и что более важно, придал силу немецкому фашизму»154. Даже А. Буллок вынужден признать: «Разносторонние усилия Гитлера и нацистов заполучить поддержку, предпринятые ими между 1924 и 1928 гг., являют собой неприглядную и бессмысленную картину. Совершенно очевидно, что до тех пор, пока обстоятельства не переменились в пользу 48
нацистов и большие массы людей не прониклись их идеями, даже такие талантливые пропагандисты, как Гитлер и Геббельс, не могли ничего поделать и заставить к себе прислушаться»155. После «черной пятницы» 1929 г. (краха на Нью-йоркской фондовой бирже) Рейсхбанк был вынужден возвратить часть своего золотого резерва, взятого в кредит в США156. (Золото было взято для обеспечения рейсхмарки, введенной в 1924 г.) Поскольку после этого находившаяся в обороте денежная масса не могла более обеспечиваться золотом в необходимом размере, тогда еще президент Рехсбанка Шахт начал постепенно сокращать объем находящихся в обороте денег. Последовавший их дефицит привел к повышению процентных ставок, за чем последовало уменьшение капиталовложений, банкротство фирм, рост безработицы. Немцы отчаянно искали деньги у западных банков, в Лондоне, Париже, Базеле, Нью-Йорке. Как замечает X. Джеймс, автор труда о германском кризисе, «единственный выдвигаемый (немцами) аргумент был политическим и к тому времени уже довольно избитым: без американской помощи правительство Брюнинга падет и тогда на Германию опустится либо большевистский, либо нацистский террор»157. «Банковская катастрофа привела к тому, что экономический кризис стал казаться всеобщим кризисом системы капитализма. Уже горевшее пламя народного антикапитализма превратилось в мощный адский пожар»158. Экономический кризис привел к политическому, и начиная с 1930 г. Германия почти все время управлялась посредством президентских декретов, на основании ст. 48 Веймарской конституции. Число декретов по мере обострения кризиса увеличивалось, а число принятых рейхстагом законов уменьшалась. Неизбежным результатом таких методов управления стало все большее ограничение и выхолащивание парламентского режима. 49
Чрезвычайные декреты и принятые законы
К 1931 г. внешняя задолженность Германии составила 23 млрд. марок, из которых 12 млрд. относились к краткосрочным обязательствам. В условиях мирового экономического кризиса они буквально уничтожили немецкую
промышленность. Взять с Германии уже было нечего, и в середине 1931 г. Гувер провозгласил мораторий на выплату репараций, не касающийся кредитных долгов. Тем более, что американские банки уже получили свою прибыль — только на размещении облигаций по планам Дауэса и Юнга почти 13 млрд. долларов. Облигации были выпущены американскими банками, предоставившими Германии займы, и раскуплены рядовыми американцами, которые и потеряли эти миллиарды марок. Ф. Рузвельт позже говорил: «Я знаю, конечно, что 50
Статистика безработицы и голосов, отданных политическим партиям в Веймарской республике, млн.*
наши банкиры получили непомерные прибыли, когда в 1926 году ссудили огромные суммы германским компаниям и муниципалитетам. Им удалось перепродать облигации германского займа тысячам американцев...»160 Летом 1932 г., когда экономический кризис достиг наивысшей точки, общий объем промышленной продукции Германии составил всего 59% от уровня докризисного 1929 г. В наиболее монополизированных отраслях тяжелой промышленности сокращение производства было гораздо бо* Доля проголосовавших за оставшиеся четыре партии, относящиеся к правому спектру, составляла около 20%. В том числе партия центра — 4,6 млн. чел. 51
лее сильным. Так, выплавка чугуна и стали сократилась за эти три года втрое, а продукция судостроения — вчетверо. Безработица выросла в несколько раз. Участившиеся крахи банков и акционерных компаний вели к разорению сотен тысяч крестьян, мелких торговцев и ремесленников, распродаже их собственности за неуплату долгов, превращению их в нищих. Люмпенизация широких масс населения приобрела в условиях кризиса невиданные размеры. Понимание беспросветности и бесперспективности жизни, царивших в среде нового поколения немцев, после Первой мировой войны, можно получить из романа Э. Ремарка «Черный обелиск». Немецкое правительство не могло справиться с хаосом, вызванным экономическим и политическим кризисом, что неизбежно отдавало голоса избирателей радикальным партиям, обещавшим стабильность и решение ключевых экономических проблем. Свобода торговли Третий пункт вильсоновской программы провозглашал «Устранение, по мере возможности, всех экономических барьеров и установление равенства условий
для торговли между всеми государствами... членам(и) Лиги Наций. Оно означает уничтожение всех особых торговых договоров, причем каждое государство должно относиться к торговле всякого другого государства, входящего в Лигу, на одинаковых основаниях, а статья о наибольшем благоприятствовании автоматически применяется ко всем членам Лиги Наций. Таким образом государство сможет на законном основании... сохранить любые ограничения, которые оно пожелает, по отношению к государству, не входящему в Лигу. Но оно не сможет создавать разные условия для своих партнеров по Лиге. Эта статья, естественно, предполагает честную и добросовестную договоренность по вопросу о распределении сырья»161. 52
Доля США в мировом промышленном производстве в то время более чем в два раза превышала, долю всех остальных участников Лиги, вместе взятых. Принцип «свободы торговли», при подавляющем экономическом и промышленном превосходстве США, открывал рынки стран членов Лиги для сбыта американской продукции. Англия и Франция более чем отчетливо понимали это. По словам главы американского совета по мореплаванию Э. Херли, европейцы «бояться не Лиги Наций... не свободы морей, а нашей морской мощи, нашей торговой и финансовой мощи»162. Но, с другой стороны, у европейцев был еще более близкий и грозный соперник — Германия. Во Франции экономическая мощь даже поверженной Германии вызывала суеверный ужас. Клемансо утверждал: «Источники германской мощи остались в основе своей нетронутыми»163, в то время как наиболее промышленно развитые районы Франции, побывавшие под многолетней немецкой оккупацией, были разрушены. Газета «Тан» писала: «Мы должны быть готовы к тому, что так или иначе нам придется встретиться с неведомой Германией. Возможно, Германия потеряла свою армию, но она сохранит свою мощь»164. Французы требовали введения ограничений на работу германской промышленности и запрета выпуска главных видов продукции. Ллойд Джордж, в свою очередь, уже включил в свою предвыборную программу пункт о необходимости «имперских преференций» для «защиты ключевых отраслей национальной промышленности». Австралийский премьер У Хьюз требовал «обрубить щупальца германскому торговому осьминогу»165'. Гииманс, представитель Бельгии, заявлял: «Нам нужен будет барьер, чтобы не допускать германские товары. Германия легко может наводнить наши рынки»166. Американский принцип «свободы торговли» в данном случае как раз и выполнял функцию барьера. Он закрывал для Германии, не допущенной в Лигу, рынки сбыта стран основных конкурентов. Мало того, Версальский договор предусматривал, что «в отношении импортных и экспортных та53
рифов, регулирования и запретов Германия должна на пять лет предоставить наиболее благоприятные условия для союзников и ассоциированных членов»167. Но и это было только началом. По условиям Версальсокого договора, германский торговый флот, репатриированный и ограниченный союзниками, не мог быть восстановлен в течение многих лет, как следствие Германия могла осуществлять свою морскую торговлю только посредством торговых судов союзников, т.е. с их согласия и на их условиях168. Другой пункт договора требовал, чтобы германская нация предоставила все свои права и интересы в России, Китае, Турции, Австрии, Венгрии и Болгарии в распоряжение победителей. Влияние Германии в этих странах уничтожалась, а капитал конфисковывался. Следующий пункт требовал от Германии отказа от всех прав и привилегий, которые она могла приобрести в Китае, Сиаме, Либерии, Морокко, Египте. Другой пункт провозглашал, отказ Германии от участия в любых
финансовых и экономических организациях международного характера169. Но даже эти требования были сравнительно ничтожны, поскольку истинная сила Германии крылась в другом — по словам Дж. Кейнса, «германская империя была в большей степени построена углем и железом, чем «железом и кровью»170. Именно на металлургической промышленности строилась вся база германской химической, стальной, электротехнической индустрии. По Версальскому договору Германия теряла Рур, Саар, Верхнюю Силезию, обеспечивавших треть всего довоенного германского производства угля. Кроме этого, в течение 3—5 лет после заключения договора Германия должна была поставлять еще почти 25% довоенной добычи угля в виде репараций и компенсаций Франции, Италии, Бельгии и Люксембургу. В результате германская промышленность оказалась фактически обескровлена171. С разгромом германской промышленности «щупальца германского торгового осьминога» были «обрублены» и согласование пункта о «свободе торговли» вильсоновской программы с европейцами не встретило особых затруднений. 54
Оставалось решить: откуда же в таком случае Германия возьмет средства для выплаты репараций и собственного выживания? Кейнс в этой связи в последнем пункте своей книги заявлял: «Русский вопрос жизненно важен»172. По его мнению, только германская промышленность, организаторский и деловой талант могут поднять экономику России из руин и в итоге обеспечить Европу зерном и сырьем: «Я не вижу других возможных мер восстановить потерю продуктивности... за исключением содействия германским предприятиям и организациям»; «в наших интересах ускорить день, когда германские агенты и организаторы... придут в Россию движимые только экономическими мотивами»173. Кейнс констатировал: «Мировой рынок един. Если мы не позволим Германии обмениваться продуктами с Россией и кормить себя, она неизбежно будет конкурировать с нами... чем более успешно мы будем препятствовать экономическим отношениям между Россией и Германией, тем большим будет уровень депрессии нашего собственного экономического стандарта и рост серьезности наших собственных внутренних проблем»174. Однако заключение между изгоями мирового сообщества Россией и Германией три года спустя договора о сотрудничестве, по словам С. Хаффнера, «потрясло... Европу, словно удар молнии». В Лондоне и Париже царил не страх — ужас. Рапалльский договор «нарушал европейское равновесие, поскольку Германия и Советская Россия по совокупной мощи превосходили западные державы»175. В ответ Лондон и Париж с одной стороны пошли на некоторое смягчение условий Версальского договора, а с другой Локарнским договором дали понять Германии, что Россия является не равноправным партером, а объектом германской экономической (колониальной) экспансии на Восток, в концентрированном виде воспроизводя ситуацию, предшествующую и приведшую к Первой мировой войне. Гитлер совершено четко определял причины Первой мировой: «В Германии перед войной самым широким образом 55
была распространена вера в то, что именно через торговую и колониальную политику удастся открыть Германии путь во все страны мира или даже просто завоевать весь мир...» Но теория «мирного экономического проникновения» (экономической экспансии) потерпела поражение, мир уже был поделен между Великими демократиями. Для Германии оставался только один выход — «приобрести новые земли на востоке Европы; люди знали, что этого нельзя сделать без борьбы»176.
Еще до прихода к власти Гитлер не скрывал своих целей: «Восток будет для Западной Европы рынком сбыта и источником сырья»177. Новая война? А что же защитники демократии и мира? Ответ прозвучит в словах Коллье, который в год начала Второй мировой, говоря о политике кабинета Чемберлена, заметит: «Трудно избавиться от ощущения, что настоящий мотив поведения кабинета... указать Германии путь экспансии на восток, за счет России...»178 А французская «Matin» на первой полосе будет открыто призывать: «Направьте германскую экспансию на восток... и мы на западе сможем отдохнуть спокойно»179. Ограничение вооружений Ограничение и сокращение вооружений было предусмотрено «четвертым пунктом» Вильсона: «соответствующие гарантии, данные и принятые, что вооружение народов будет уменьшено до низшей меры, совместимой с национальной безопасностью». Однако в мирных переговорах этот пункт вылился только во вступительные слова, предпосланные к принудительному разоружению побежденных, «чтобы сделать возможным начало ограничения вооружения всех народов...». Сокращению вооружений был посвящен параграф 8 соглашения о Лиге Наций. Он предусматривал совместное «сохранение мира... общими действиями международных обязательств...». Однако на практике никто не захотел брать на себя никаких обязательств. В итоге, как отмечал 56
Н. Головин, «параграф 8 устава Лиги Наций превратился для держав, подписавших Версальский мирный договор, в «международное» обязательство вести переписку на тему «об ограничении вооружений до низшей меры»180. У Черчилль так описывал данный механизм работы в кризисной ситуации: «Лига Наций? Вот как она поступит. Между двумя странами возникают серьезные противоречия, которые грозят привести к войне. Совет Лиги Наций экстренно собирается и после продолжительных дебатов решает послать обеим сторонам увещевательную телеграмму, приглашая их принять меры к устранению всякой опасности вооруженного столкновения. Обе стороны продолжают угрожать друг другу. Война неизбежна. Совет вновь экстренно собирается и после продолжительного совещания решает... послать правительствам обеих стран новую телеграмму, в которой, ссылаясь на первую, предлагает немедленно разоружиться. Страны не обращают на это внимания. Начинаются военные действия. Война свирепствует. Совет Лиги Наций вновь экстренно собирается и после долгих прений решает послать правительствам этих стран третью телеграмму: «Ссылаясь на первую и вторую телеграммы, уведомляем Вас, что если Вы не прекратите немедленно войну, я заявляю Вам, что... не пошлю Вам больше ни одной телеграммы»181. В конце 1921 г. на Вашингтонской конференции Франция заявит, что сможет пойти на сокращение вооружений, только если США заключат с ней военный союз на случай нападения Германии. «Представители Америки ограничились общими словами, но от ответа, по существу, уклонились. Этим самым, — по мнению Н. Головина, — они в самом начале Конференции похоронили своими же руками вопрос об ограничении сухопутных вооружений»182. «Для немцев же, — по мнению немецкого писателя Э. Канетти, — «Версаль» означал не столько поражение... сколько запрет армии, запрет на священнодействие, без которого они едва представляли себе жизнь. Запретить армию было все равно, что запретить религию»183. Однако в Герма57
нии запрет армии вначале воспринимался как временное ограничение суверенитета. Но после франко-бельгийской оккупации Рура в 1922 г. запрет
армии стал ощущаться немцами как прямая угроза их существованию. На руинах империй В день заключения мира мы так перекроим карту Европы, что опасность войны будет устранена. В. Маклаков184 Более тысячи лет дух великих мировых религий боролся за распространение идеи всеобщего братства, но племенная, религиозная и расовая вражда «довольно успешно» препятствуют распространению тех благородных побуждений, которые сделали бы каждого из нас другом всего человечества. Г. Уэллс185
Наконец, отмечал У. Черчилль «множество препятствий и пошлостей убрано с дороги, и мы можем подойти к центральным проблемам, к расовым и территориальным вопросам, к вопросу о европейском равновесии и создании мирового правительства. От того или иного разрешения этих вопросов зависит будущее, и нет на Земле ни одной хижины... обитатели которой не могли бы в один прекрасный день испытать на себе все последствия данного разрешения их, и притом в очень неприятной для них форме»186. В Европе слова У. Черчилля относились к пункту вильсоновской программы провозглашавшей право наций на самоопределение. В соответствии с этим принципом границы новых государств «должны определяться сообразно нуждам всех заинтересованных народов», что «успокоит малые нации, которые сейчас находятся в состоянии крайнего возбуждения»187. В. Вильсон настаивал, основой мира «должно быть право каждой отдельной нации самой решать свою судьбу без вмешательства сильного внешнего врага»188. 58
Настораживало уже то, что перспективы практической реализации этого принципа с самого начала вызывали сомнения даже среди ближайших сотрудников Вильсона. Так, Р. Лансинг писал в дневнике: «Когда президент говорит о самоопределении, что, собственно, он имеет в виду? Имеет ли он в виду расу, определенную территорию, сложившееся сообщество? Это смешение всего... Это породит надежды, которые никогда не смогут реализоваться». «Эта фраза начинена динамитом. Она возбуждает надежды, которые никогда не будут реализованы. Я боюсь, что эта фраза будет стоить многих тысяч жизней»189. Между тем, перед раздираемыми противоречиями вершителями судеб европейских народов лежали осколки трех Великих империй, Российской, Австро-Венгерской и Германской и с ними необходимо было что-то делать. На первый взгляд самым простым было решение российского вопроса. Официальный американский комментарий к «14 пунктам» гласил: БрестЛитовский договор должен быть отменен как «явно мошеннический»190. Он требовал эвакуации немецких войск со «всей русской территории и такое урегулирование всех затрагивающих Россию вопросов, которое обеспечит самое полное и свободное сотрудничество других наций мира в предоставлении ей беспрепятственной и ничем не стесненной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики и гарантирует ей радушный прием в сообщество свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберет; но не только прием, а и всяческую поддержку во всем, в чем она нуждается и чего она сама себе желает. Отношение к России в грядущие месяцы со стороны сестернаций послужит лучшей проверкой их доброй воли и понимания ими ее нужд,
которые отличаются от собственных интересов этих наций, — проверкой их разумной и бескорыстной симпатии» 191. 59
Однако тут же Хауз потребовал признать «де-факто правительства, представляющие финнов, эстонцев, литовцев и украинцев...», т.е. тем самым фактически ратифицировать тот самый «мошеннический» Брест-Литовский договор, в результате которого эти страны появились на свет. Хауз объяснял свое решение двумя обстоятельствами: территориальными противоречиями между вновь возникшими странами и угрозой распространения большевистской революции192. Одновременно Хауз указывал, что «необходимо всемерно поощрять федеративные отношения между этими новыми государствами... Необходимо также предусмотреть для Великороссии возможность федеративного объединения с этими государствами»193. Таким образом, Хауз пытался угодить всем сторонам одновременно*? Большевики не имели ничего против образования свободной Польши и Финляндии и сами в определенной мере стимулировали этот процесс. Что же касается прибалтийских стран и особенно Украины, вопрос становился принципиальным. Эти территории являлись жизненно важными для России, они обеспечивали выход к морям, через них осуществлялся прямой контакт с Европой. А Украина являлась еще и основным поставщиком товарного хлеба в России. Людендорф отмечал, что в большевиках «чувствовался и национализм, так как они считали отделение Курляндии, Литвы и Польши, несмотря на все права на самоопределение, враждебным мероприятием против России»194. При создании прибалтийских государств немецкими оккупационными войсками, мнения местного населения никто особо не спрашивал. Кюльман отказался проводить среди прибалтов референдум. Под давлением большевиков, чтобы обеспечить легитимность своих ставленников, немцы были вынуждены провести «свободные выборы». Правда, для победы на них герман* Чуть позже, в июле 1919 г., Хауз выступит за полный распад России, поскольку, по его мнению, Россия «слишком велика и однородна для безопасности мира». 60
ских протеже немцам пришлось устроить массовый, кровавый террор против инакомыслящих. Командующий немецкими войсками генерал Людендорф позже, очевидно базируясь на собственном опыте в Прибалтике, писал, что принцип права наций на самоопределение «подкупал своей простотой, но решить эту проблему без насилия невозможно...»195. Методы и цели «подлинного выражения народного мнения» российских окраин в июне 1918 г. обосновал глава отдела торговли германского МИДа на Украине: «Репрессировать все прорусское, уничтожить федералистские тенденции»196. За шесть дней до подписания перемирия в Компьене Министерство иностранных дел Германии выпустило меморандум: «Программа нашей восточной политики» в котором указывалось: «Наша восточная политика должна быть направлена на децентрализацию России с помощью манипуляции национальным принципом»197. Речь в первую очередь шла об Украине и Прибалтике. После эвакуации немецких войск со стороны прибалтийских буржуазных националистов, при молчаливом согласии стран Антанты, террор приобрел еще больший размах. В декабре 1918 г. в гавани Мемеля, Либавы, Риги и Ревеля вошли английские крейсера. Англичане привезли с собой финских добровольцев и заручились поддержкой германского военного комиссара, для борьбы против русской армии. Англичане платили, а немцы поставляли ландскнехтов198. В то же время член американской военной миссии в Прибалтике Г. Смит докладывал в Госдеп: «правительство Латвии исключительно слабо и не имеет полномочий от латышского народа. Оно было бы немедленно сброшено в случае народных
выборов. Это самозваное правительство»199. На помощь правым националистам поспешила Антанта, начав интервенцию против Советской России. В итоге, по словам У Черчилля, «интервенция дала... практический результат... Финляндия, Эстония, Латвия, Литва и, главным образом, Польша могли в течение 1919 г. организовываться в цивилизованные государства и создать сильные патриоти61
чески настроенные армии*. К концу 1920 г. «санитарный кордон» из живых национальных организаций, сильных и здоровых, который охраняет Европу от большевистской заразы...»200. Однако речь шла не столько о большевиках, сколько о реализации вековой британской мечты — изоляции России от европейских морей и вообще от Европы. Это был принципиальный вопрос большой политики британской империи: Пальмерстон еще в середине XIX в. сколачивал европейскую коалицию против России: «Мой идеал результатов войны, — писал премьер-министр Англии Пальмерстон, — заключается в следующем. Аланды и Финляндия возвращены Швеции; ряд германских провинций России на Балтийском море передан Пруссии; независимая Польша вновь становится барьером между Германией и Россией; Молдавия, Валахия и устье Дуная переданы Австрии... Крым и Грузия присоединены к Турции, Черкесия — либо независима, либо находится под суверенитетом Турции»201. В начале XX в. меморандум английского министерства иностранных дел указывал, что создание малых пограничных государств «оказалось бы эффективным барьером против русского преобладания в Европе»202. Ллойд Джордж ссылаясь на мнение лорда Биконсфильда (Дизраэли), в свою очередь, заявлял: «Традиции и жизненные интересы Англии требуют разрушения Российской империи»203. Естественно, что У Черчилль не собирался отдавать Прибалтику не только большевикам, но никакой другой российской власти, ни монархической, ни демократической. Англия и Франция вынудили признать государственную независимость Прибалтики даже собственные «белогвардейские» * Советская Россия, находясь в блокаде и борясь с интервенцией, была бессильна в еще большей мере, чем даже побежденная Германия. Она признала независимость Прибалтики, подчинившись диктату Антанты. Мало того, пользуясь слабостью России, новые «цивилизованные государства» навязали ей свои «мини-версальские» договора, включающие территориальные уступки, компенсации в золоте и т.д. 62
правительства России. Э. Айронсайд заявлял главе русского Северного правительства Миллеру: «Союзники никогда не согласятся на включение этих народов в состав любой будущей Российской империи»204. Ллойд Джордж в мае 1919 г. утверждал: «необходимо заставить все белые партии признать границы, установленные Лигой Наций, и оказывать помощь только в обмен на согласие признать независимость Прибалтики»205. Об искусственном характере возникновения и антироссийской направленности вновь созданных государств и прежде всего прибалтийских стран говорит то, что страны Антанты и США дали им прозвище «лимитрофов»*. А Н. Устрялов назвал прибалтийские страны «колючей проволкой» г. Клемансо206. Даже само создание этих государств являлось актом агрессии против России, о чем говорит, например, выступление маршала Фоша на конференции: «Необходимо создать... базу на восточной стороне, состоящую из цепи независимых государств — финнов, эстонцев, поляков, чехов греков. Создание такой базы позволит союзникам навязать свои требования большевикам»207. Фош знал, о чем говорил, об этом свидетельствует хотя бы мнение известного экономиста Л. Кафенгауза: «Балтийское окно в Европу закрывается перед нами
отныне наглухо...»208. Через Прибалтику до 1914 г. шла почти треть экспорта российской империи и две трети импорта. Решению украинского вопроса должна была способствовать поддержанная Антантой агрессия Польши против России. И это несмотря на то, что Польша уже получила Восточную Галицию, которая согласно официальным американским комментариям к «14 пунктам», была «в значительной мере украинская (или русинская) и по праву к Польше не относится. Кроме того, имеется несколько сот тысяч украинцев вдоль северной и северо-восточной границ Венгрии и в некоторых частях Буковины (которая принадлежала Австрии)»209. * Лимитрофы (limitrophe) — пограничные области Римской империи, которые должны были содержать войска, стоявшие на границе. 63
В комментариях прямо указывалась, что «на востоке Польша не должна получать никаких земель, где преобладают литовцы или украинцы»210. Тем не менее польская интервенция против России, стоившая многих сотен тысяч жизней, при массированной государственной поддержке Франции, США и лично У. Черчилля началась. В «войне с Советской Россией ее (Польши) войска едва избежали поражения, — отмечает Д. Киган. — Их случайный и неожиданный успех хотя и был явным национальным триумфом, но перегрузил молодую страну множеством представителей национальных меньшинств, в основном украинцев, что уменьшило пропорцию польского населения до 60% от общей численности»211. При этом польский представитель Дмовский выступал категорически против предоставления автономии украинцам, литовцам, белорусам*. Он утверждал: «Украинское государство представляет собой лишь организованную анархию... Ни Литву, ни Украину нельзя считать нацией»212. Между тем даже при подписании Брест-Литовского мира наиболее проницательные среди немцев считали, что в интересах Германии заключить честный мир — в противном случае «Россия будет вынуждена провести новую мобилизацию, и в течение тридцати лет здесь разразится новая война»213. По мнению генерала М. Гофмана, командующего германскими войсками на Восточном фронте, «идея отторжения от России всего Прибалтийского края неправильна. Великодержавная Россия, а таково Русское государство останется и в будущем, никогда не примирится с отнятием у нее Риги и Ревеля — этих ключей к ее столице Петербургу»214. * «Защитница европейской демократии», по У. Черчиллю, начала ассимилирование восточных славян с обращения их из православия в католицизм. В Восточной Польше были разрушены или переданы католикам сотни православных храмов, священники репрессировались. (Шубарт В... С. 225, прим.) Для укрощения строптивых белорусов и украинцев были созданы специальные концлагеря. Но ни одного даже шепота возмущения Великих демократий на это не последовало. 64
Относительно судьбы европейского наследства германской империи Ллойд Джордж в своем меморандуме участникам конференции указывал: «Если в конце концов Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 года, она найдет средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения... Поддержание мира будет... зависеть от устранения всех причин для раздражения, которое постоянно поднимает дух патриотизма; оно будет зависеть от справедливости, от сознания того, что люди действуют честно в своем стремлении компенсировать потери... Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты или прощены. По этим соображениям я решительно выступаю против передачи большого количества немцев из Германии под власть других государств... Я не могу не усмотреть причину будущей войны в том, что германский народ, который
достаточно проявил себя как одна из самых энергичных и сильных наций мира, будет окружен рядом небольших государств. Народы многих из них никогда раньше не могли создать стабильных правительств для самих себя, и теперь в каждое из этих государств попадет масса немцев, требующих воссоединения со своей родиной. Предложение комиссии по польским делам о передаче 2 миллионов 100 тысяч немцев под власть народа иной религии, народа, который на протяжении всей своей истории не смог доказать, что он способен к стабильному самоуправлению, на мой взгляд, должно рано или поздно привести к новой войне на востоке Европы»215. Клемансо ответил на тираду своего коллеги словами: «Если англичане так обеспокоены умиротворением Германии, они могут предложить колониальные, военно-морские или торговые уступки... Англичане — морской народ, они не испытали на себе чужого нашествия». «Эрозия же французской военной мощи ускорена исчезновением прежнего жизненно важного противовеса в виде России»216. Безопасность 65
Франции Клемансо видел в как можно большем ослаблении Германии и прежде всего за счет создания на ее восточной границе новых сильных государств. Немецкие и российские территории, отсеченные в пользу этих государств должны были, с одной стороны, дополнительно ослабить Германию и большевистскую Россию, а с другой — укрепить новых восточных союзников Франции. Неслучайно французы поддержали поляков в их стремлении создать Великую Польшу. Свои претензии представитель Польши Дмовский обосновывал Хаузу тем, «что Германия в духовном отношении на триста лет отстала от цивилизованной Европы». Хауз безуспешно просил Дмовского «проявить умеренность» и для начала нормализовать обстановку внутри страны, чтобы «поляки имели перед собой перспективу внутреннего согласия»217. Но перспектива Великой Польши будоражила воображение. К началу 1919 г. Польша воевала со всеми своими соседями. Что касается Германии, то Пилсудский сначала воспользовался помощью немцев для подавления своих политических противников внутри страны, а затем с помощью Франции начал войну против немцев. В ней Польша, при поддержке Франции, добилась получения от Германии части Познани, Померании, Восточной Пруссии, служившей для Германии продовольственной базой, промышленных центров Верхней Силезии, а также — вопреки плебисциту — правый берег Вислы. Мало того, для обеспечения выхода Польши к морю, Германия была разрезана специальным Польским коридором, отделявшим ее от Восточной Пруссии. Ллойд Джордж выступил против поляков, он называл их «кликой жадных феодальных лендлордов, которые вовсе не сражались во время войны с Британией»218. Свою долю от Германии взяла и Франция, вернув себе наконец утраченные земли; восьмой пункт Вильсона гласил: «Несправедливость, допущенная в вопросе об Эльзасе и Лотарингии в 1871 г. ... в течение почти пятидесяти лет была причиной неустойчивости европейского мира, — эта неспра66
ведливость должна быть исправлена»219. Но этого Франции показалось мало, и она потребовала своего возвращения в границы не 1871 г., а 1814 г. Это была открытая претензия на территорию Саарской долины с ее угольными месторождениями220. Хауз ответил отказом, «потому что это будет означать передачу Франции 300 тыс. немцев... Месье Клемансо обозвал меня германофилом и порывисто вышел из комнаты»,— вспоминал он221. Ради продолжения мирной конференции Хаузу пришлось пойти на компромисс, и в собственность Франции перешли угольные копи Саарской области, дававшие в
1913 г. 12 млн. т угля. Управление областью было передано Лиге Наций сроком на 15 лет, с последующим плебисцитом. Создавая Чехословакию, творцы версальского мира нарезали ее из Богемии, Моравии, большей части Австрийской Силезии, Венгерской Словакии, Прикарпатской Руси, отписав тем самым Чехословакии более миллиона богемских немцев*. Небольшие приобретения сделала Дания, Бельгия получила 989 кв. км. Свою долю взяла и Румыния, которая, по словам Кигана, как «главный победитель, получила более чем щедрую компенсацию за свое вмешательство на стороне союзников в 1916 году, унаследовав тем самым постоянный источник разногласия с Венгрией — а также потенциально с Советским Союзом, — и включила в свой состав малые народности, которые составляли более четверти населения»222. Результаты Версальского мира, отмечает С. Кремлев, до боли напоминали итоги Венского конгресса 1814 г., о котором французский исследователь XIX в. А. Дебидура писал: «Что касается восстановленной с таким трудом Пруссии, то разорванная нарочно на два куска, она прежде всего стремит* Щедрость в отношении Чехословакии не в последнюю очередь была платой за услуги «чехословацкого корпуса», который в то время выступал основной силой интервенции Антанты против Советской России в Сибири. 67
ся соединить их, она как бы обречена на политику завоеваний и аннексий... Венский конгресс погрешил не только против предусмотрительности и мудрости. Это верховное судилище, собравшееся для того, чтобы установить господство права в Европе, допустило самые чудовищные насилия как по отношению к королям, так и по отношению к народам»221. Э. Хауз с нескрываемым пессимизмом оценивал результаты версальского передела Европы: «Я склонен согласиться с теми, кто говорит, что договор получился скверным и его не надо было заключать, ибо при проведении его в жизнь он вовлечет Европу в бесконечно трудное положение»224. У Черчилль был категоричен в оценках деятельности посланника Вильсона: «Расхаживать среди масс дезорганизованных и разъяренных людей и спрашивать их, что они об этом думают или чего бы они хотели, — наиболее верный способ для того, чтобы разжечь взаимную борьбу. Когда люди помогают в таких делах, которых они не понимают и в которых они почти не заинтересованы, они, естественно, усиливают себе возвышенное и беспристрастное настроение. «Познакомимся со всеми фактами, прежде чем принять решение. Узнаем обстановку. Выясним желания населения». Как мудро и правильно все это звучит! И однако, прежде чем комиссия, в которой в конце концов остались одни лишь американские представители, проехала треть пути через обследуемые ею местности, — почти все заинтересованные народы подняли вооруженное восстание...»225 Критика У Черчилля очевидно была основана на его собственном богатом опыте, ведь именно тем же самым, но с гораздо большей активностью представители Антанты с полным пониманием дела и глубокой заинтересованностью занимались в России... Везде, где бы ни появлялась нога, фунт, франк, доллар... выяснявшего желания населения англичанина, француза, американца... сразу же начиналась истребительная гражданская война. 68
Ситуация в постверсальской Европе напоминала бурлящий котел. Говоря о причинах этого, Дж. М. Кейнс писал: «Бессчетные вновь созданные политические границы создают между ними жадные, завистливые, недоразвитые и экономически неполноценные национальные государства»226. Н. Устрялов указывал на бесчисленное количество карликовых «империализмов»,
порожденных «освободительной» войной227. Г. Гувер в мемуарах вспоминал: «национальные интриги повсюду» посреди «величайшего после тридцатилетней войны голода»228. Т. Блисс, американский военный советник, сообщал домой: «Впереди тридцатилетняя война. Возникающие нации едва всплывают на поверхность, как сразу бросаются с ножом к горлу соседа. Они — как москиты — носители зла с самого начала»229. Одним из мотивов агрессивного национализма правящих кругов вновь образовавшихся государств стала их попытка самоутвердиться как внутри страны, так и на мировой арене, за счет разжигания национализма. Эти настроения в своих интересах активно поощряли страны-победители. «Оба договора Брестский и Версальский покоились... на стимуляции малых национализмов ради ослабления России и Германии. В итоге, — как отмечает А. Уткин, — яд национализма отравил несколько поколений, и вся история XX в. оказалась историей, прежде всего, националистической безумной гордыни и слепой ненависти к иноплеменникам»230. В Европе, свидетельствовал В. Шубарт, «стало модой оценивать человека исключительно по его национальности... Сегодня самым мощным разъединяющим принципом является национализм... Сегодня в число признаков добропорядочного обывателя входит обязанность безудержно прославлять свой народ и незаслуженно порицать другие. Если же кто-то не участвует в этом безумии и честно стремится к истине, он должен быть готов к упрекам... в недостатке любви к отечеству»231. Истоки национализма, по мнению В. Шубарта, лежали в стремлении правящих кругов европейских стран 69
использовать его как средство борьбы с социальными течениями. Национализм, по его словам, переносил «разъединительные силы из горизонтальной плоскости в вертикальную. Он превратил борьбу классов в борьбу наций». Для Н. Бердяева, который в имперской России не знал столь явного проявления национализма, его европейские черты выглядели ярче и устрашающее: «Наблюдая разные национальности Европы, я встречал симпатичных людей во всех странах. Но меня поражал, отталкивал и возмущал царивший повсюду в Европе национализм, склонность всех национальностей к самовозвеличению и придаванию себе центрального значения. Я слышал от венгерцев и эстонцев о великой и исключительной миссии Венгрии и Эстонии. Обратной стороной национального самовозвеличения и бахвальства была ненависть к другим национальностям, особенно к соседям. Состояние Европы было очень нездоровым. Версальский мир готовил новую катастрофу»232. В. Ленин отмечал, что в Европе «все внимание несознательных еще масс направляется в сторону «патриотизма»: массы кормятся обещаниями и прельщаются выгодами победоносного мира...»233. Итоги этого кормления в марте 1921 г. предсказывал X съезд РКП(б), принявший резолюцию «О будущей империалистической войне», где указывалось: «Буржуазия вновь готовится к грандиозной попытке обмануть рабочих, разжечь в них национальную ненависть и втянуть в величайшее побоище народы Америки, Азии и Европы...» К аналогичным выводам приходили и более поздние исследователи постверсальской Европы. Так, по мнению Д. Кигана: «Вторая мировая война была продолжением Первой. Это нельзя объяснить, если не учитывать обстановки озлобленности и нестабильности, оставшейся после предыдущего конфликта»234. И даже такие радикальные противники большевиков, как Геллер и Некрич, констатировали: Вторая мировая война ожидалась европейскими народами уже как нечто естественное, в качестве неизбежного результата Первой235.
70
Н. Бердяев в те годы выделял особенности национализма различных народов: «Французы убеждены в том, что они являются носителями универсальных начал греко-римской цивилизации, гуманизма, разума, свободы, равенства и братства. Так случилось, что Франция оказалась носительницей и хранительницей этих начал, но эти начала — для всего человечества, все народы могут ими проникнуться, если выйдут из состояния варварства. Поэтому французскому национализму свойственно крайнее самомнение и самозамкнутость, слабая способность проникать в чужие культурные миры, но он не агрессивный и не насильнический. Немецкий национализм совсем иного типа. Немцам гораздо менее свойственна уверенность в себе, у них нет ксенофобии, они не считают свои национальные начала универсальными и годными для всех, но национализм их агрессивный и завоевательный, проникнутый волей к господству»236. Но именно Версаль превратил немецкий национализм в германский нацизм. Тон задавал Вильгельм II, который писал в изгнании: «Немецкий народ должен полагаться лишь на свои собственные силы, а не на чью-либо помощь. Когда во всех слоях нашего народа снова пробудится национальное самосознание, тогда начнется возрождение. Все классы населения, хотя бы их пути в других областях государственной жизни и расходились, в национальном чувстве должны быть едиными. Именно в этом обстоятельстве кроется сила Англии, Франции и даже поляков. Вместе с пробуждением национального самосознания все немцы снова обретут и чувство своей принадлежности к одному народу, и сознание величия нашей благородной нации, чувство национальной гордости и ту подлинно немецкую этику, которая была одной из скрытых сил, сделавших Германию такой великой. Как и до войны, Германия, снова будет играть в семье культурных народов роль наиболее продуктивного в производственном отношении государства. В мирном соревновании народов она снова будет победоносно идти впереди всех в области техники, науки и искусства, принося пользу не только 71
себе, но и всем народам мира. Я верю в аннулирование несправедливого Версальского решения...» Людендорф вторил: «Национальное чувство необходимо, если страна хочет преодолеть такие кризисы... Подобные взгляды отрицаются теми, кто на первое место выдвигает общечеловеческие идеалы. Их точка зрения понятна. Но сила обстоятельств будет свидетельствовать против них до тех пор, пока все государства не примут их точку зрения. Теперь же мы остро нуждаемся в сильном национальном чувстве»237. «Экономический царь» Германии, В. Ратенау, написал в конце июля 1918 г. нечто вроде фихтевских «Писем к германскому народу»238 — «Письма к германской молодежи». Он взывал: «Где настоящие люди?» Сразу после этой войны «грядущий мир будет не чем иным, как перемирием, а будущее станет продолжением войн; величайшие нации обречены на упадок, и мир будет жалок, если поставленные здесь вопросы не найдут ответа»239. Подобное мнение разделял не кто иной, как пламенный борец за демократию У Черчилль, который в 1937 г., когда суть нацизма уже вполне выявилась, тем не менее заявлял: «Некоторым может не нравиться система Гитлера, но они тем не менее восхищаются его патриотическими достижениями... Если бы моя страна потерпела поражение, я надеюсь, что мы должны были бы найти такого же великолепного лидера, который возродил бы нашу отвагу и возвратил нам наше место среди народов»240. Вдруг возникший немецкий нацизм не вызвал существенного беспокойства в западном мире, он не воспринимался как абсолютное зло. Национализм и даже откровенный расизм для «великих демократий» был даже не столько привычным и традиционным явлением, сколько одним из основных принципов
существования. В связи с этим, например, англо-американский ответ японским представителям на Версальской конференции был вполне закономерен. 72
На конференции японцы предложили «установить какой-нибудь общий принцип расового равенства»*. Они попытались внести во вступительную часть устава Лиги Наций свою поправку, состоявшую всего лишь из следующих слов: «...поддерживая принцип равенства наций и справедливого обращения с их соотечественниками». За японскую поправку голосовало большинство комиссии. Против выступили представители Англии и США, Хауз заявил «ни англичане, ни мы не могли принять» этого предложения241. Хауз сослался, что пошел на этот шаг только ради того, что бы не возбуждать эмоций представителя австралийской делегации Юза, дополняя при этом, что: «среди западных народов существуют... предрассудки друг к другу, как и по отношению к восточным народам. Нетрудно заметить, какое отвращение испытывают многие англосаксы по отношению к романским народам и наоборот. Такова одна из серьезных причин международных раздоров, и с нею как-то надо считаться»242. В ответ на эти слова Н. Головин в 1922 г. предупреждал: «Уклонение от прямого рассмотрения расовой проблемы грозит все большим и большим обострением расовой вражды. Уже в настоящее время препятствия, чинимые Америкой и Австралией «желтой эмиграции», перевели возникающие споры из области обыкновенных международных конфликтов в сферу мировых принципов...»243 * В 1905 г. «Сан-Франциско кроникл» открыло поход против японской эмиграции. Образуется «Азиатик Эксклюжен Лиг», которая настаивает на выселении японцев из США. Штат Калифорния начинает издавать антияпонские законы. В 1908 г. дети японских эмигрантов исключаются из общественных школ. За один январь 1913 г. Калифорния издает более сорока законов, направленных против японцев. Примеру Америки последовала и Австралия. Причина антияпонских настроения, по словам Н. Головина, крылась в том, что «отличные и трудолюбивые... дешевые рабочие... «желтые» оказались опасными конкурентами на рынке труда» (Головин Н. Тихоокеанская проблема... С. 153—154). 73
К XX веку евро-американский национализм имел уже свою давнюю историю и свои особенности: старая теория «избранной нации» возродилась в Европе с появлением капитализма. Необходимость в завоеваниях и беспощадной эксплуатации колоний потребовала от европейцев соответствующей моральной доктрины, позволяющей уничтожать и порабощать целые народы. Ею стала расовая теория. Бесспорные успехи англичан и других европейцев занимавших лидирующие позиции во всем мире, казалось, наглядно подтверждали ее постулаты. Расизм стал воспеваться как «бремя белого человека», несущего цивилизацию и прогресс в отсталые и дикие страны. Англосаксонские теоретики девятнадцатого века разделили человечество на две расы. Этим расам было приписано наследование не только физических признаков, но и личностных качеств. Эти «различия» позволяли определить иерархию рас. Тевтоны, включая англосаксов, были поставлены на высшую ступень. Чернокожие находились в самом низу, а кельты (ирландцы) и евреи — где-то посередине. Уже тогда англосаксонские антропологи принялись измерять человеческие черепа и причислять их к различным расам на основании некоторых принципов, таких как положение челюстей. Доктор Дж. Беддоу изобрел «индекс черноты» (index of nigrescence), формулу для идентификации расовых компонентов данного народа. Творцом теории о неравенстве рас как основной движущей силе в развитии человечества стал француз Гобино. Его книга «Опыт о неравенстве человеческих рас» вышла в свет в 1855 г.*. По утверждению Гобино, избранной и наиболее ценной и благородной расой является «белокурая и голубоглазая германская
раса». По его утверждению, культура развивается по мере того, как арийская раса устанавливает свое господство над остальными низшими расами. Последователь Гобино француз Лапуж ввел понятия о расовой гигиене, сте* На немецкий язык книга Гобино была переведена в 1894 г. 74
рилизации и т. д. В Германии наибольшую известность снискал себе англичанин X. Ст. Чемберлен, который формировал расовую теорию еще при Вильгельме II, за что получил от последнего рыцарский Железный крест. Его «Основные черты...» переиздавались до 1912 г. десять раз. Позже Розенберг признает X. Чемберлена идеологом национал-социализма по части расовых «теорий». Наглядной демонстрацией типичного отношения европейцев к «низшим» расам является пример отношения англичан к ирландцам (кельтам). Так, в 1862 г. британский историк лорд Эктон писал: «Кельты входят не в число прогрессивных и инициативных рас, а в число тех, кто поставляет материал, а не импульс истории... Только персы, греки, римляне и тевтоны являются творцами истории и прогресса». Он заключал: «Подчинение более высшим народам само по себе не беда; для большинства стран это необходимое условие их политического развития»244. В 1886 г. лорд Солсбери так возражал против введения Гомруля для Ирландии: «Вы же не станете учреждать представительные институты, например, для готтентотов». Самоуправление — только для «тевтонской расы»245. Позже Дж. Э. Фрауд, профессор истории Оксфордского университета писал: «Природа сделала нас неравными, и законы парламента не сделают нас равными. Кто-то должен вести, а кто-то должен быть ведомым, и вопрос только в степени и сущности... Рабство прошло... но это будет черным днем человечества, когда перестанут принуждать к подчинению тем, кто мудрее...»246. Неравенство в отношениях к «равным» нациям также было не лишено чувства национального превосходства, выражавшегося в вошедшем в традицию британском национальном снобизме. Так, английский генерал Э. Айронсайд в 1918 г. отмечал в английских солдатах: «отчетливое презрение ко всем «иностранцам»... которое трудно было преодолеть»247. Эти особенности англичан можно было в той или иной степени отнести ко всем европейским народам. Г. Уэллс писал, что в XIX веке европейцы «самоуверенно полагали, буд75
то Запад наделен какими-то особыми интеллектуальными способностями, а Востоку присущи застой и лень ума, что и обеспечит европейцам вечное превосходство»248. Слова Э. Бернштейна в полной мере отражали сущность национального мышления всех развитых европейских стран: «Народы, враждебные цивилизации и неспособные подняться на высшие уровни культуры, не имеют никакого права рассчитывать на наши симпатии, когда они восстают против цивилизации. Мы не перестанем критиковать некоторые методы, посредством которых закабаляют дикарей, но не ставим под сомнение и не возражаем против их подчинения и против господства над ними прав цивилизации... Свобода, какой либо незначительной нации вне Европы или в Центральной Европе не может быть поставлена на одну доску с развитием больших и цивилизованных народов Европы»249. С практической стороны, европейский национализм по отношению к «низшим» расам приводил к ни чем не ограниченному насилию и жестокости. М. Меньшиков в 1902 г. пророчески предсказывал, к чему могут привести нравы, царящие среди европейцев: «Огромный Африканский материк окончательно размежеван между европейцами, и всюду во владениях самых культурных христиан установилось чудовищное по жестокости порабощение туземцев. На них смотрят как на самых презренных животных и при малейшем сопротивлении
их вешают, расстреливаю, сжигают деревни. Французы, немцы, англичане, голландцы обнаружили одинаковую свирепость, и это явление — одно из самых тревожных предсказаний для XX века. Что стоит наш гуманизм, наше христианство, если при первом случае безнаказанности мы совершаем мерзости первобытные!»250 М. Меньшиков продолжал: «Вдумываясь в тихий погром, который вносит англо-германская раса в остальное человечество, невольно сочтешь грезу современного антихриста — Ницше, грезу о «белокуром смеющемся льве» — не мечтой безумца, а пророчеством грозным и уже осуществляющемся... Среди самих англичан и немцев идет... структурная 76
перестройка, борьба человеческих типов. Один какой-то сильный и хищный тип, по-видимому, поедает все остальные»251. В это время на другом конце света загоралась звезда Америки. США, по мнению американцев, были в то время самой демократической страной в мире и в истории человечества. Это не мешало сохранению в США остатков духа примитивного расизма прошлых веков. Несмотря на то что рабство было отменено еще 1865 г., расовое разделение людей осталось. В 1877 г. был восстановлен избирательный имущественный ценз и введен еще добавочный, специально для негров, образовательный ценз. В 1896 г. Верховный суд США вопреки всем прежним законам принял доктрину разделения рас и объявил дискриминацию законной. Негры не могли есть в одном ресторане, не могли останавливаться в гостинице вместе с белыми, не могли сидеть с белыми в одном кинотеатре... Их лишили всех гражданских прав. Для них были созданы особые школы, средства транспорта... Самая ничтожная попытка негра на Юге жаловаться на бесправие приводила к линчеванию252. В северных штатах положение негров было едва ли лучше. Некоторые северные штаты, как НьюЙорк, начали по примеру Юга вводить имущественный ценз и тем самым лишили негров избирательных прав253. После 1900 г. в южных штатах получила распространение система расового разделения под названием «Джим Кроун систем». В 1914 г. Луизана принимает закон о раздельном входе в цирк, в 1915 г. Оклахома — раздельные телефонные будки. В 1920 г. Кентуки требует не только раздельных школ, но и раздельных учебников для белых и черных. Флорида разрешает хранить учебники только для белых отдельно от книг для черных и т.д. Отмечая особенности поведения американцев во время Первой мировой войны, Д. Киган писал: «Ни один из профессиональных американских офицеров, казалось, не обратил внимание на то доверие, которое заслужили у французов чернокожие формирования сенегальских стрелков, сохранившие готовность сражаться даже во вто77
рой половине 1917 года, когда на какой-то момент могло показаться, что коренные белые французы уже утратили волю к сопротивлению. Расистски настроенным офицерам AEF* была простительна эта ошибка. Они не могли представить черных формирований, участвующих в войнах, которые вела Америка»254. Неслучайно начало XX в. ознаменовалось в США началом негритянских погромов с десятками и сотнями жертв: в 1917 г. в Сант-Луисе, в 1919 г. в Чикаго, в 1921 г. в Элайне (Арканзас) и Тулсе...255. В середине 20-х годов численность куклукс-клана в США составляла свыше 5 млн. членов, в 1925 г. по Вашингтону прошла грандиозная демонстрация 200 тысяч сторонников ку-клукс-клана. Великая Депрессия лишь обострила расовую напряженность. Несмотря на остроту, сохранение расистских настроений, можно было отнести к рудиментам наследия рабства в США — к эволюционному, переходному этапу развития. Американский расизм относился не только к индейцам или неграм, в
Манхэттене на дверях ресторанов можно было встретить надписи «вход для собак, негров и евреев запрещен». Евреям ограничивали поступление в элитные университеты: Гарвард, Принстон, Йель и многие другие, на обоих побережьях. Для них был закрыт вход в большинство элитарных клубов в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне и Сан-Франциско и т.д. Великий князь Александр Михайлович, член династии, правившей страной, которую обвиняли в преследовании евреев, был потрясен, увидев «в нью-йоркских газетах объявления, где срочно требовались молодые служащие «нееврейской национальности»256. Но истинная сущность и перспективы американского национализма определялись совершенно другими тенденциями и мотивами. Наблюдения, сделанные еще в 1835 г. А. де Токвилем, дают представление об этой стороне американской действительности: «Жителям Соединенных Штатов * Американские экспедиционные силы. 78
на протяжении длительного времени постоянно говорили, что они — единственный религиозный, озаренный и свободный народ. У них громадное самомнение. Они недалеки от того, чтобы уверовать, будто являются видом, выходящим за рамки человеческой расы»257. Р. Белла, американский социолог: «С 1630 года не было ни одного поколения американцев, которое не было бы убеждено, что они, так или иначе, являются избранным народом». Дж. Вашингтон: «Соединенные Штаты, кажется, назначены провидением быть родиной человеческого величия и человеческого счастья. Результатом должно быть рождение страны, которая оказывает очищающее влияние на все человечество». Сенатор А. Беверидж в 1900 г.: «Бог готовил англоязычные и тевтонские народы целых тысячу лет не для праздного и тщеславного самодовольства и самолюбования. Нет. Он сделал нас властелинами и организаторами мира, где мы должны установить систему вместо царящего здесь хаоса. Он дал нам дух прогресса для победы над противящимися нам силами по всей Земле. Он сделал нас сведущими в управлении, чтоб мы могли повелевать дикими и дряхлыми народами. Если бы у нас не было этой силы, мир скатился бы обратно во тьму и варварство. Из всей расы Он определил американский народ, как Свою избранную нацию, которая, наконец, принесет избавление миру»258. Примечательно, что США до своего вступления в Первую мировую войну, возмутились только один раз, когда потопление «Лузитании» привело к гибели двухсот американцев. Этот случай в Штатах назвали «преступлением против человечества»259. В то же самое время Америка торговала с обоими противника, по словам Хауза, наживая «деньги на их несчастье»260 — что привело к гибели сотен тысяч европейцев. Избранной нацией США считались, конечно, не все американцы, а только относившиеся к WASP (White, Anglo-Saxon, Protestant). He случайно в 1929 г. президент Гувер внес закон об иммиграции, согласно которому устанавливались нацио79
нальные квоты исходя из национального происхождения всего населения Соединенных Штатов. Учитывается, сколько, например, русских поселилось в США за все время существования республики, и все их потомство... что фиксируется как русская квота. Закон увеличивал квоту для англосаксов (Великобритании), уменьшал для Германии, Ирландии, Австрии, Польши и т.д.261 Среди национализма, а порой и откровенного расизма, царивших в западном обществе, во время глубочайшего экономического, политического и духовного кризисов, потрясших основы постверсальского мира, появление германского нацизма было скорее закономерным явлением, чем патологией. Гораздо более
странным в тех условиях было, если бы он не появился. Колонии Следующим пунктом мирной конференции был раздел германского и турецкого колониальных наследств. Чтобы лучше понять значение этого вопроса необходимо ненадолго обратиться к его истории: Вплоть до 80-х гг. XIX в. колониальной проблемы практически не существовало. Великие европейские державы едва успевали столбить новые территории. США были заняты покорением Дикого Запада. Объединенная Германия только появилась на карте Европы и совершала индустриальный скачок. Россия осваивала бескрайние просторы на Востоке. Первый звонок прозвучал для англичан во время гражданской войны в США 1861 —1865 гг., когда страна оказалась отрезанной от южных штатов — основного поставщика хлопка для метрополии. Мировой кризис 1877 г. резко обострил конкуренцию между развитыми промышленными странами, что побуждало европейцев искать новые рынки сбыта. Но к 90-м годам XIX века мир оказался окончательно поделен между «старыми» европейскими державами, первыми вступивши80
ми на путь активной колониальной экспансии, — Англией, Францией, Португалией, Голландией, Бельгией. Уже в 1881 г. Франция столкнулась с Бельгией в Конго, в 1898 г. с Англией в Египте, в 1905 г. впервые с Германией в Марокко... Германия явно отставала от своих конкурентов, колониальное управление в ней было основано только в 1907 г., но она и не собиралась сдаваться. Накануне Первой мировой крупнейший немецкий экономист (и практический политик) К. Гельферих пророчествовал: «Развитие германских колоний и теперь еще находится в первоначальной своей стадии. В будущем наши многообещающие начинания создадут нам колониальный рынок для наших промышленных продуктов и культуру сырья, необходимого для нашего народного хозяйства... и этим упрочат наше мировое положение»262. Но Германия потерпела поражение, а ее и турецкое колониальное наследство оказалось уже давно поделено тайными договорами между странами Антанты. Против тайных договоров выступили большевики. Несмотря на негодование Англии и Франции, они опубликовали тайные соглашения между ними и царской Россией о послевоенном разделе мира. «Пункты» Вильсона также провозглашали, в качестве одного из принципов международной политики, отказ от тайной дипломатии. Хауз утверждал, что именно тайные договора, делящие мир на зоны влияния, возвращают эпоху империалистического соперничества и вспахивают «почву для новой войны»263. Такой подход выходил за рамки привычной дипломатии европейских стран. Неслучайно Франция и Англия восприняли инициативу американского президента в штыки. Клемансо: «Я не могу дать согласие, на то, чтобы никогда не заключать особых или тайных дипломатических соглашений какого-либо рода». К этому м-р Ллойд Джордж с такой же краткостью и решительностью добавил: «Не думаю, чтобы можно было так себя ограничивать»264. Английский премьер торопил: «Мир ждет реальных, а не абстрактных решений. Удовлетво81
рим же общественный аппетит скорым разрешением судьбы германских колоний». И здесь В. Вильсон снова выдвинул свои «пункты»: «Соединенные Штаты Северной Америки не считаются с притязанием Великобритании и Франции на владычество над теми или другими народами, если сами эти народы не желают такового. Один из основных принципов, признаваемых Соединенными Штатами Северной Америки, заключается в том, что необходимо считаться с согласием
управляемых. Этот принцип глубоко укоренился в Соединенных Штатах. Поэтому... Соединенные Штаты желали знать, приемлема ли Франция для сирийцев»265. В. Вильсон провозглашал: «Мы боремся за создание нового международного порядка, основанного на широких универсальных принципах права и справедливости, а не за жалкий мир кусочков и заплат»266. Президент предложил мандатный принцип управления бывшими германскими и турецкими колониями, поскольку последние в силу своей отсталости не могут сразу обрести политическую независимость*. Согласно мандатному принципу «колониальная держава действует не, как собственник своих колоний, а как опекун туземцев, действующий от имени ассоциации наций; условия осуществления колониальной администрации являются делом международного значения и могут на законном основании стать предметом международного расследования, и, следовательно, мирная конференция имеет право составить кодекс колониального управления, обязательный для всех колониальных держав»267. * Колонии были поделены на три группы. «Группа А» — прежние владения Турции — Сирия, Ливан, Палестина, Трансиордания, Ирак — наиболее развитые регионы, которые были признаны независимыми территориями с правом на участие в их административном управлении. Вошедшие в «группу В» не получали формальной независимости. Они должны были управляться на условиях запрещения торговли рабами, оружием, алкоголем, защиты свободы совести и религиозных убеждений подмандатного населения. В «группу С» вошли остальные колонии, которые должны управляться по законам государства, обладающего мандатом, как составная часть его территории. 82
Вильсон настаивал, что бы все мандаты были переданы Лиге Наций. Англия и Франция стояли за передачу мандатов крупным державам. Здесь Вильсон впервые перешел на новый язык — язык силы и угроз, он заявил, что если мир не пойдет по пути, предложенному США, то им придется создать такую армию и флот, чтобы их принципы уважали. Чтобы не сорвать конференцию, Ллойд Джорджу удалось спустить вопрос на тормозах. Поправки к «принципу Вильсона», введенные странами Антанты, оставляли оболочку, но фактически девальвировали само его значение. Вильсон, занятый борьбой с оппозицией своему курсу в собственной стране, не смог ничего противопоставить этому*. И тогда схватка разгорелась непосредственно по поводу дележа колоний. «Австралия захватила Новую Гвинею, Новая Зеландия — Самоанские острова, Южно-Африканский Союз — германскую Юго-Западную Африку. Они не желали отказываться от этих территорий, и на них нельзя было оказать давления в этом смысле»268. Настойчивость их была столь высока, что «казалось, весь план (мирной конференции), — по мнению лорда Ю. Перси, — подвергался опасности разбиться об утес южноафриканского и австралийского национализма»269. Франция, получившая львиную долю германских репараций, была вынуждена при разделе колоний отойти на второй план. При этом Пуанкаре искренне сожалел, что «Италии, которая совершенно не знала первых тяжелых времен войны, достанутся лучшие плоды победы»270. Итальянцы, во время войны взывавшие, чтобы английский флот защищал их побережье, а русские отвлекали на себя австрийцев, теперь «требовали себе Триест, Истрию, Далмацию, Албанию, * Непримиримой оставалась только позиция большевиков. В. Ленин утверждал: «Когда говорят о раздаче мандатов на колонии, мы прекрасно знаем, что это — раздача мандатов на расхищение, грабеж, что это раздача прав ничтожной части населения земли на эксплуатацию большинства населения Земли». 83
турецкие Анталью и Измир. Претендовать на германские земли было трудновато, но Италия заявляла — раз Германию будут делить без нее, пусть дадут ей компенсации в Эритрее и Сомали»271. Из-за позиции Франции Италии не
досталось почти ничего из того, что ей наобещали союзники во время войны. Остатки германских владений забрали: Бельгия, взяв Руанду и Урунди; Португалия — треугольник Конго; Япония — тихоокеанские острова к северу от экватора и концессии в Шаньдуне и т.д. Но главным претендентом на колониальное наследство поверженных империй была Великобритания. «Британское правительство не могло безразлично относиться к территориальным приобретениям, — утверждал У. Черчилль. — Нация желала чем-нибудь компенсировать свои страшные потери»272. Заручившись поддержкой своих доминионов, Англия получила то, что хотела, в том числе и сказочные нефтяные ресурсы Персидского залива, наследство Оттоманской империи. Министр иностранных дел лорд Керзон, выступая в палате лордов, в те дни торжественно возвестил: «Никогда еще британский флаг не реял над более могущественной и более единой империей! Никогда еще наш голос не имел столько веса в совете народов и в определении судеб человечества, как сейчас!»273 В итоге Британская империя, по словам У Манчестера, «вышла из Зала зеркал увеличившейся на миллион квадратных миль, населенных 13 млн. подданных. Теперь Британский флаг развевался над Германской Новой Гвинеей, ЮгоЗападной Африкой, Танганьикой, частями Того и Камеруна, над более чем сотней германских островов и над ближневосточными странами, которые позже станут Ираном, Ираком, Иорданией и Израилем. Мечта Родса о создании сплошной колониальной оси между Кейптауном и Каиром наконец-то была осуществлена»274. Великобритания получила 60% территории и 70% жителей всех колониальных владений в мире275. 84
Колониальные владения великих держав в 1932 г. страны
Колонии млн. кв. км
Англия Франция Германия США Япония
34,9 11,9 0,0 0,3 0,3
население, млн. чел.
Метрополия млн. кв. км
население, млн. чел.
466,5 65,1 0,0 14,6 28,0
0,3 0,5 0,5 9,4 0,4
46,2 42 64,8 124,6 65,5
Германия протестовала. Она заявляла, что «нуждается в доступе к тропическому сырью, что ей необходимо пространство для увеличивающегося населения, что согласно принципам, на которых был предложен мир, победа не дает ее врагам права на владение ее колониями»277. Но все было напрасно. Между тем раздел колониального наследства не нанес существенного ущерба Германии. Колонии играли крайне незначительную роль в ее экономике. Она контролировала всего 2,9 млн. кв. км. с населением в 12 млн. человек, которые привлекли только 24 000 белых колонизаторов, из них 5,7 тыс. военных. В свои колонии Германия вкладывала не более 2% своих иностранных инвестиций. Проблема была в другом — в блокировании для Германии возможности колониальной экспансии, что неизбежно вело ее к той политике, основы которой провозглашал еще Бисмарк. В 1888 г. он говорил английскому путешественнику: «Ваша карта Африки и вправду очень хороша, но моя карта Африки расположена в Европе. Здесь расположена Россия и здесь расположена Франция, а мы посередине; вот моя карта Африки». Именно невозможность мирной колониальной экспансии привела Германию к Первой мировой войне. Версаль не оставлял Германии другого выхода, как вновь идти тем же путем, который привел
ее к Первой мировой войне. Мало того, Версальский мир в очередной раз фактически утверждал право войны. 85
Гитлер сошлется на Версаль в своем ответе на запрос Рузвельта 28 апреля 1939 г. о предоставлении гарантий безопасности некоторым странам. Гитлер заявит, что он «не мог получить ответа... (от этих стран), потому что в настоящее время они, как, например, Сирия, не являются свободными, а оккупированы и, следовательно, лишены прав армиями демократических государств... Рузвельт... упомянул Ирландию и просит от меня заверения, что Германия не нападет на нее. Так вот, я только что прочитал речь де Валера, ирландского премьер-министра, в которой он... не обвиняет Германию в притеснении Ирландии, а обвиняет Англию в постоянно совершаемой против Ирландии агрессии... Точно так же, вероятно, от внимания мистера Рузвельта ускользнул тот факт, что Палестина в настоящее время оккупирована не немецкими, а английскими войсками...»278. Доктрина германского пути была изложена Гитлером уже в 1926 г.: «Ежегодный прирост народонаселения в Германии составляет 900 тысяч человек. Прокормить эту новую армию граждан с каждым годом становится все трудней. Эти трудности неизбежно должны будут когда-нибудь кончиться катастрофой»279. Ограничение рождаемости, утверждал Гитлер, неприемлемо, поскольку оно нивелирует естественный отбор и ведет к деградации нации280. Внутренняя колонизация, по мнению будущего фюрера, должна привести к еще худшим последствиям, поскольку приводит к самоограничению «культурных рас, являющихся носителями всего человеческого прогресса», в то время, когда другие расы размножаются на все больших и больших территориях. В итоге благодаря «представлениям современной демократии» «весь мир может попасть в распоряжение той части человечества, которая стоит ниже по своей культуре, но зато обладает более деятельным инстинктом»281. Кроме этого, по мнению Гитлера, большая территория в значительной мере обеспечивает обороноспособность государства, что «является известной гарантией свободы и независимости данного народа». 86
В итоге Гитлер приходил к выводу, что выживание германской нации может быть обеспечено либо «приобретением новых земель в Европе», либо активной колониальной торгово-индустриальной экспансией282. Он доводил свою мысль до логического конца: «Ясно, что политику завоевания новых земель Германия могла бы проводить только внутри Европы. Колонии не могут служить этой цели, поскольку они не приспособлены к очень густому заселению их европейцами. В XIX столетии мирным путем уже нельзя было получить таких колониальных владений... Но если уж борьба неминуема, то гораздо лучше воевать не за отдаленные колонии, а земли, расположенные на нашем собственном континенте»283. ***
Результатами версальского раздела мира осталась недовольна не только Германия, но и другие не менее могущественные страны. В. Ленин отмечал: «Япония и Америка крайне обижены при теперешнем разделе колоний, и которые усилились за последние полвека неизмеримо быстрее, чем отсталая, монархическая, начавшая гнить от старости Европа»284. Япония и Америка уже прошли период индустриализации, и им были жизненно необходимы новые рынки сбыта и сырья, а они все давно уже были поделены между великими европейскими колониальными державами. Версальский передел мира в пользу старых европейских колониальных империй не только не погасил возникшие непримиримые противоречия, а наоборот подстегнул их. Борьба за новый передел мира становилась объективной неизбежностью...
Она началась почти на следующий день после подписания Версальского мира, пока правда на другом конце света — на Дальнем Востоке. Там главной задачей американской дипломатии стало расторжение англо-японского союза285. 87
Проблема заключалась в том, что во время Первой мировой Японии удалось поставить под свой контроль китайскую внешнюю торговлю, ключевые позиции в экономике и политике, распространяя свое влияние на весь бассейн Тихого океана. Доля США во внешней торговле Китая и доля Японии в импорте Китая286
Америка уступать не собиралась. Первым шагом стала демонстрация силы — концентрации громадного американского флота на Тихом океане. «Чикаго трибюн» от 21 января сообщала, что американский атлантический флот прошел через Панамский канал и соединился с тихоокеанским. Оба флота немедленно же начинают совместные грандиозные маневры — будет произведена пробная война с наблюдением по возможности тех условий, которые возникнут в случае войны между Америкой и Японией287. Морской министр, тем временем, разрабатывал грандиозную судостроительную программу, согласно которой водоизмещение военного флота Соединенных Штатов должно 88
будет вырасти с 300 000 т. в 1921 г. до 1 600 000 т. в 1925 г., т.е. более чем в пять раз. Одновременно морской министр предлагал проект грандиозных строительных работ на Тихоокеанском побережье, на Филиппинах и Гавайских островах для создания здесь сильнейших военных баз, стоимость которых обойдется почти в 200 млн. долларов. Расходы США на армию в мирное время по сравнению с мировой войной выросли в 3 с лишним раза. Расходы США на содержание армии, млн. дол.288
Япония, в свою очередь, резко увеличила военные расходы, достигшие 60%
всех государственных доходов, разрабатывался план военной мобилизации промышленности. Американская, английская и японская пресса предупреждала об опасности войны: «Война неизбежна, — писал японский журналист Фузе. — Эта война будет на Востоке»289. В правовом поле США были бессильны что-либо сделать, поскольку повсюду упирались в систему версальских договоров. Реванш, по словам Е. Язькова, американцы попы89
тались взять, созвав 11 ноября 1921 г. Вашингтонскую мирную конференцию под лозунгами сохранения мира и сокращения вооружений. Президент Гардинг торжественно декларировал: «Мы надеемся установить в мире лучший порядок, который вернет миру спокойствие». На конференции первым делом был решен вопрос с ликвидацией существовавшего после Версаля раздела Китая на сферы влияния. В соответствии с принципом «открытых дверей» и «равных возможностей» США добились, чтобы Китай стал полем «равного соревнования» всех держав. Американцы считали Китай как бы «общей собственностью» великих держав, где сильнейшая — Штаты со временем должна была занять лидирующее положение. Позиции Япония в Китае в соответствии с этим «договором девяти держав» были сильно ослаблены. Вторым вопросом, который выдвинул госсекретарь США Ч. Хьюз, было сокращение морских вооружений. Это выглядело немного странно, если учесть, что незадолго до конференции конгресс утвердил новые крупные ассигнования на строительство военно-морского флота. Однако все становилось ясно, отмечает Е. Язьков, при сравнении флотов. Английский значительно превосходил американский, а японский уже вплотную подобрался к флоту США. Но проблема особенно касалась линкоров. Панамский канал могли проходить суда водоизмещением 35 тыс. тонн, а Япония и Англия уже строили новые линкоры 40-45 тыс. тонн водоизмещением. Вступив в эту гонку, США рисковали либо терять значительное время и соответственно маневренность и возможности своего флота, либо тратить в два раза больше денег, поскольку им пришлось бы строить два флота линкоров: один для Атлантики, другой для Тихого океана. В результате для линкоров и авианосцев США, Англии, Японии, Франции и Италии тоннаж был ограничен 35 000 тонн и установлено соотношение 5:5:3:1,75:1,75 соответственно. Попытка американцев распространить подобные ограничения на другие типы кораблей потерпела неудачу. 90
Для контроля над колониями Англии был жизненно необходим крейсерский флот. Французы отстаивали права подводного флота, который министр иностранных дел Англии А. Бальфур назвал самым варварским видом военноморских сил, напомнив о подводной войне Германии против Англии во время Первой мировой. На что глава французской делегации А. Сарро саркастически возразил: «Англичане предлагают уничтожить подводные лодки. Мы с этим никак не можем согласиться. Вот если Англия согласится на то, чтобы уничтожить линкоры, тогда Франция сейчас же пойдет на ликвидацию своего подводного флота. Правда, нам говорят, что Англия никогда не использует свои линкоры в военных целях. Ну, конечно, она держит их, по всей видимости, для ловли сардин. Так пусть же она разрешит бедной Франции иметь подводные лодки, ну, скажем, для ботанического исследования морского дна». Третьим вопросом, который был успешно проведен американцами, было решение о «совместной охране своих прав и интересов в бассейне Тихого океана», которое в том числе фактически денонсировало союзный англо-японский договор по тихоокеанскому региону 1902—1911 годов290. И тем самым открывало
его для США. Первая из цепей Версаля была надорвана... Свобода морей Термин «свобода морей» был введен Хаузом в 1915 г. для обоснования свободы торговли с воюющими странами (принесшей США баснословные прибыли)*. Под «свободой морей» понималось: право свободной торговли нейтральных стран во время войны, помехи которой «привели к таким тре* Мало того, по мысли Хауза, нейтральные страны должны были еще и получить компенсации за военные действия. Так, в преддверии мирной послевоенной конференции Хауз заявлял: «Нейтральные державы страдают вместе с воюющими странами., [поэтому] мы пользуемся одинаковыми с ними правами...» (Хауз... Т. 1. С. 306). 91
ниям между Соединенными Штатами и союзниками в 1915 и 1916 гг.»; ликвидацию контрабанды и «признание неприкосновенности частной собственности в открытом море»291. Ограничение на трактовку термина было наложено Хаузом в 1919 г. связи с планами создания Лиги Наций, которая получила право закрывать мореходные пути в случае всеобщей войны. «Свобода морей» теперь распространялась только на ограниченные войны не связанные с нарушением международного права. Американская декларация буквально взорвала Ллойд Джорджа: «Этот пункт... мы не можем принять ни при каких условиях; это значит лишиться мощного средства блокады; Германия была сломлена блокадой почти в такой же мере, как и военными методами; и если бы это мощное средство было отдано Лиге Наций, а Великобритания дралась бы не на жизнь, а на смерть, то никакая Лига Наций не смогла бы помешать ей защищаться. Это мощное средство помешало Германии получать каучук, хлопок и продовольствие через Голландию и скандинавские страны. Поэтому мое мнение таково: прежде чем я соглашусь лишиться этого мощного средства, я хотел бы увидеть организованной эту Лигу Наций. Если Лига Наций представляет собою реальность, я готов обсуждать этот вопрос»292. «Да, — вмешался Клемансо, — я не могу понять смысла этой доктрины (свободы морей). При существовании свободы морей война не была бы войной»293. «Вопрос о «свободе морей» едва не расколол конференцию», — писал У Уайзмэн294. Однако «необходимость достигнуть какого-то соглашения по этому пункту с англичанами, как полагал Хауз, преобладала над всеми прочими политическими вопросами, кроме вопроса о Лиге наций»295. Не случайно представитель американского президента предупредил «англичан, что существующие условия морского права несут в себе опасность взрыва»296. И Вильсон действительно предъявил ультиматум: «Я не могу согласиться принять участие в переговорах о мире, который не включал бы свободы морей, ибо мы обязались воевать не только с прусским милитаризмом, но и с милитаризмом вообще»297. Вильсон уполномочил Хауза заявить, что если они 92
этого не примут, то могут «наверняка рассчитывать, что мы используем наше наличное оборудование для постройки сильнейшего флота, допускаемого нашими ресурсами, чего наш народ давно жаждет»298. В ответ Ллойд Джордж «сказал, что Великобритания истратит все до последней гинеи, чтобы сохранить превосходство своего флота над флотом Соединенных Штатов или любой другой державы, и что в Англии ни один министр, который занял бы иную позицию, не смог бы остаться у власти...»299. Но в начале XX века грозный рык некогда самой великой державы мира означал уже только слова... Хауз вполне отдавал себе в этом отчет: «Если англичане не будут осторожны, они навлекут на себя неприязнь всего мира... Я не верю, чтобы Соединенные Штаты и другие страны согласились предоставить Великобритании полное господство на морях, равно как Германии — господство на суше, и чем
скорее англичане это поймут, тем для них будет лучше; более того, наш народ, если ему бросят вызов, построит флот и будет содержать армию еще большую, чем у них. У нас больше денег, у нас больше людей, и наши природные богатства гораздо более велики. Такая программа в Америке будет популярна, и если только Англия даст повод, то остальное доделает уже сам народ»300. От ультиматумов Хауз перешел к открытым угрозам: «Мы никогда не согласимся на то, чтобы англичане настолько усилили свой флот; если бы это произошло, то, несомненно, привело бы к англо-американскому соперничеству в строительстве флота»301; «вмешательство англичан в американскую торговлю в случае новой войны бросит Соединенные Штаты в объятия врага Великобритании, кто бы он ни был»302; рано или поздно США и Англия придут «к столкновению, если не будет достигнуто соглашение о законах, регулирующих мореходство»303. Напряжение между странами достигло пика. Хауз вспоминал: «Почти тотчас по приезде в Англию я обнаружил неприязнь к Соединенным Штатам. Англичане, как всегда, сердечны и гостеприимны к каждому американцу в отдельности, но в целом они нас не любят... отношения ме93
жду этими двумя странами начинают приобретать такой же характер, как отношения между Англией и Германией перед войной... Благодаря своей промышленности и организации Германия становилась первой державой в мире, но она утратила все из-за своей самонадеянности и недостаточного политического благоразумия. Кто же повторит эту колоссальную ошибку: Великобритания или Соединенные Штаты?»304 В Великобритании лишь немногие признавали бессмысленность противостояния с американцами. Среди них был бывший министр иностранных дел Э. Грэй: «Ни при каких обстоятельствах Великобритания не станет строить флот для противопоставления Соединенным Штатам... В то же время Англия сохраняет за собой полное право строить флот против любой европейской державы и в любом объеме, который она сочтет необходимым...» Грэй, представлявший либеральные круги, обосновывал свои взгляды, во-первых тем, что война между США и Великобританией невозможна, во вторых, США всегда могут построить кораблей больше, чем Великобритания. Грэй добавлял: «Вас, может быть, удивит, что я не принимаю в расчет Лигу Наций в качестве профилактического средства не только в отношении затруднений с Великобританией, но и как помеху на пути морских вооружений. Я рассматриваю Лигу как величайшую надежду на мирное решение всех этих мучительных международных споров, но мы должны признать, что между настоящим временем и тем днем, когда Лига докажет, что она является тем средством, на которое мы рассчитываем, лежит дистанция огромного размера»305. Что касается Ллойд Джорджа, то когда он наконец согласился было пойти навстречу американцам, США не ратифицировали Версальского договора и не вошли в Лигу Наций. В. Вильсон был вынужден снять вопрос «свободы морей» с повестки дня конференции. Но даже ратифицируй конгресс США вступление своей страны в Лигу Наций, правоприменение принципа «свободы морей» оставалось под вопросом. Ведь тот же Хауз утверждал, что: «При том положении, какое создалось во всем мире в 1914 г., война между Францией и 94
Германией (т.е. Первая мировая война) сама по себе не являлась нарушением международного права»306. Таким образом, принцип «свободы морей», провозглашенный величайшей демократией в мире, превращался не во что иное, как в правовое оправдание беззастенчивой наживы на войне, крови и страданиях миллионов людей.
Конфликт затух, но остался неразрешенным, а за ним стояли многомиллиардные прибыли крупнейших американских, шведских, голландских и пр. компаний «нейтральных» стран. Деньги не терпят преград, и борьба рано или поздно должна была неизбежно вспыхнуть вновь... Братство и мир Версаля
Договор не включает никаких положений, которые бы обеспечивали экономическое восстановление Европы, ничего, что бы сделало побежденные центральные державы хорошими соседями, что обеспечило бы стабильность новых государств и восстановление России; он не способствует созданию экономического сотрудничества самих союзников... Дж.-М.Кейнс307 В дальнейшем я не буду различать плоды войны, которые неизбежны, и несчастья мира, которые можно было бы предотвратить. Дж.-М.Кейнс308 Наиболее полная победа, когда либо выигранная силой оружия, не разрешила европейской проблемы и не устранила опасностей, вызвавших войну. У. Черчилль309
17 мая 1919 г., за 40 дней до подписания в Зеркальном зале Версальского дворца «мирного» договора, на стол Вильсона легло одно письмо: «Уважаемый мр Президент! Я пе95
редал сегодня государственному секретарю прошение о своей отставке... Я был одним из миллионов, который полностью и беспрекословно доверял Вашему руководству... Но наше правительство согласилось в данное время подвергнуть страдающие народы Земли новым притеснениям, зависимости и раздробленности, ведя человечество к новому веку войн,,, Россия, «большое испытание нашей доброй воли», как для меня, так и для Вас, не была даже понята. Несправедливые решения конференции относительно провинции Шаньдун, Тироля, Фракии, Венгрии, восточной части России, Данцига, Саарской области и отказ от принципа свободы морей делают новые международные конфликты неизбежными... Мне жаль, что Вы... питали столь малое доверие к миллионам людей, которые подобно мне, верили в Вас» У Буллит. Другой помощник президента Э. Хауз давал образную оценку Версальскому договору: «Все это напоминало обычаи прежних времен, когда победитель волочил побежденного привязанным к своей колеснице. По моему, это не в духе новой эры, которую мы поклялись создать»310. Из далекой России французский дипломат Л. Робиен писал домой: «Меня пугает информация из Франции. Мы, похоже, пытаемся навязать Германии бессмысленное унижение. Желание, может, и понятное, но способное привести к нежелательным последствиям. Гнусное поведение Наполеона по отношению к прусской королеве стоило нам Ватерлоо, а возможно, и Седана. Сражаться с противником можно, пока он стоит на ногах, но как только он повержен — протяни ему руку... Более всего меня удивляет, что англичане, хотя это не в их характере, поступают так же, как мы: действия, которыми они сопровождают захват немецкого флота, — недостойны. Забирайте корабли, но не унижайте при этом экипажи офицеров, которые храбро сражались»311. Ген. К. Типпельскирх: «Версаль бросил в почву дурное семя. Из этого выросли все аргументы будущего немецкого диктатора, которые понадобились ему, чтобы своей демаго96
гией увлечь за собой разочарованный немецкий народ... Когда 150 лет назад мощная коалиция освободила Европу от диктатора, ввергавшего ее в течение 20
лет из одной войны в другую, нашлись разумные государственные деятели, не возложившие на французский народ ответственность за ложный путь, по которому он пошел. Они знали меру, потому, что были единодушны в самом главном, и смогли принести миру столетний мир...»312 Глава правительства Германии Ф. Шейдеман отказался подписать Версальский мир. На заседании правительства, где решался вопрос, он заявил: «К«акой честный человек, не говорю — какой немец, но какой честный, верный своему слову человек может пойти на эти условия? Какая рука не дрогнет, надевая на себя и на нас эти оковы? Я убежден, что политическое будущее принадлежит только тем, кто на эти требования скажет прямо: нет! Допускаю, что государство в конце концов должно будет уступить силе и сказать: да! Но одно я должен заверить: я не буду в числе тех, кто это сделает. Я считаю, что мы должны совершенно прямо и честно сказать Антанте: то, чего вы от нас требуете, невыполнимо. Если вы не хотите нам верить, приходите в Берлин и взгляните сами. Не требуйте от нас, чтобы мы стали палачами своего собственного народа»313. Президент Эберт назвал договор «невыносим и его невозможно выполнить»314. Сам В. Вильсон утверждал: «Если бы я был немцем, я бы никогда не подписал этого договора»315. В июне Брокдорф-Ранцау ведший переговоры в Версале от лица Германии, Эбер и Шейдеман в знак протеста против договора подали в отставку. Сенатор Ф. Нокс (госсекретарь в правительстве президента Тафта) призвал конгресс отвергнуть Версальский мирный договор, как слишком суровый по отношению к Германии, что неизбежно приведет к новой войне316. А. Деникин: «Занавес опущен. Версальский мир остановил на время вооруженную борьбу в средней Европе. Для того, очевидно, чтобы, собравшись с силами, народы взялись 97
за оружие вновь с целью разорвать цепи, наложенные на них поражениями... Идея «мира во всем мире», которую 20 веков проповедуют христианские церкви, похоронена надолго...»317. Н. Устрялов в 1920 г.: «Не мир, а меч несет человечеству Версаль»318. Великий князь Александр Михайлович клялся в 1919 г. в Париже «перед членами американской делегации, что через двадцать лет от Версальского договора не останется и камня на камне»319. М. Палеолог: «Наивно думать, что предстоящий мир будет вечным; я представляю себе, наоборот, что теперь-то и начнется эра насилия и что мы сеем семена будущих войн». А. Тома: «Да, за этой войной последуют еще десятилетия войн»320. Дж. Кейнс: «Огромные лишения и величайший риск для общества становятся неизбежными»321. Блисс: «Мир кажется мне еще худшим, чем война»322. Г. Николсон: «Я считаю, что грядущие поколения обратят больше внимания не на ошибки конференции... а на ее ужасающее лицемерие»323. Н. Головин в 1922 г.: «Можно ли, по правде говоря, верить в искренность людей, которые говорят о том, что война есть пережиток варварства, льющих слезы об ужасах войны, но в то же время не желающих добровольно уступить тех преимуществ, которые они уже захватили»324. По словам Дж. Кейнса, когда собралась конференция «началось плетение той хитрой сети софистики и иезуитских толкований, которая, в конце концов, покрыла лицемерием и обманом букву и сущность всего договора. Ведьмам всего Парижа был дан сигнал: Зло — в добре, добро — во зле Полетим в нечистой мгле325. У. Черчилль: «В Европе и Азии условия, созданные победителями во имя мира, расчистили дорогу для возобновления войны»326. Осенью 1924 г. У. Черчилль выступит с предупреждением, что «германская молодежь,
увеличиваясь в числе подобно наводнению, никогда не примет усло98
вий и требований Версальского договора»... «дух Германии начинает наполняться мечтами о войне за освобождение, за отмщение»... «этот процесс в Германии может выйти из-под общественного контроля»327. Адмирал Тирпиц, оценивая состояние умов в Германии после Первой мировой войны, писал: «Сегодня наше положение хуже, чем после Тридцатилетней войны... Без необычайно серьезного самоотрезвления и духовного обновления германский народ никогда больше не будет жить на свободной земле, быстро или постепенно перестанет быть великим по своей культуре и численности народом; тогда не будет возможен и новый Веймар... Если когда-нибудь германский народ воспрянет ото сна, в который погрузила его катастрофа, и с гордостью и умилением вспомнит об огромной силе, добродетели и готовности к жертвам, которыми он обладал в прусско-германском государстве... то воспоминание о мировой войне встанет в один ряд с его величайшими национальными святынями... Но, как и во времена Лютера, Германия оставалась здоровым жеребцом, которому недостает одного: ездока»328. Психологию немцев раскрывал А. Толстой, который в 1927 г. писал в своем «Гиперболоиде инженера Гарина»: «Вы немец с головы до ног, бронированная пехота, производители машин, у вас и нервы, я думаю, другого состава. Слушайте, Вольф, попади в руки таких, как вы, аппарат Гарина, чего вы только не натворите. — Германия никогда не примирится с унижением!»329 В Германии Версальский договор немедленно после его заключения окрестили — Diktat. Ллойд Джордж: «Справедливость на стороне Германии!» «А стала бы Англия долго терпеть такое унижение?»330 28 апреля 1939 г. Гитлер, в ответе на предложение начать переговоры о мирном разрешении конфликта, напомнит Рузвельту, что Германия однажды приняла участие в конференции в Версале, где представители Германии «подвергались большему унижению, чем когда-то вожди племени сиу»331. 99
«Призрак коммунизма» Европа идет к самой кровавой своей катастрофе, приближается к концу, неизбежно заложенному в ней от рождения. Этой роковой судьбы уже не изменить. Камень катится, и не только с 1914 года — он катится в течение четырех столетий. В. Шубарт332
Союзники, наверно, еще долго делили бы доставшуюся им «добычу», но работу конференции подстегивал, по словам будущего президента США Г. Гувера: «призрак большевистской России почти ежедневно бродивший по залам мирной конференции». Госсекретарь США Р. Лансинг торопил: «Мы должны без всякой задержки пойти на заключение мира. Если мы будем продолжать колебаться и медлить пламя большевизма перекинется на Центральную Европу и создаст серьезную угрозу разрушения нашего социального порядка»333. Ллойд Джордж: «Величайшая опасность в данный момент заключается, по моему мнению, в том, что Германия может связать свою судьбу с большевиками и поставить все свои материальные и интеллектуальные ресурсы, весь свой огромный организаторский талант на службу революционным фанатикам, чей мечтой является завоевание мира для большевизма силой оружия»334. Хауз: «Судя по положению вещей, скоро наступит кризис. Изо дня в день нарастает ропот недовольства. Народ желает мира. Большевизм повсюду завоевывает новые позиции. Только что поддалась Венгрия. Мы сидим на пороховом погребе, и в один прекрасный день какая-нибудь искра взорвет его... Если бы мир не был в таком состоянии неопределенности, я не возражал против
того, чтобы переговоры продолжались так неторопливо, как они протекали до сих пор. Но в нынешней обстановке каждый новый день означает новый риск»335. У Черчилль: «Самая большая опасность, которую я вижу в создавшемся положении, это та, что Германия может не устоять против большевизма... Эта опасность отнюдь не явля100
ется химерой. Теперешнее правительство Германии слабо, оно не обладает никаким престижем... Если оно продолжает влачить свое существование, то только потому, что у германцев нет выбора. Единственно, кто мог бы взять власть в свои руки — это спартаковцы, но Германия еще не готова для их власти... известия, которые только вчера получены из Венгрии, слишком ясно говорят о том, что это отнюдь не вымышленная опасность. Каковы же были те причины, которые заставили Венгрию прийти к большевизму? В основе их лежало опасение, что большая масса мадьяр будет отдана под власть других народов*. Если мы хотим поступить разумно, то мы должны предложить Германии такой мир, который, будучи основан на справедливости, будет в то же время для каждого сознательного человека предпочтительней большевистской альтернативы... Мы не можем в одно и то же время и калечить Германию, и ждать, что она будет нам платить»336. Итальянский представитель Орландо позже уверял: «Внутреннее политическое положение в Италии с каждым днем становилось все хуже и хуже: еще шесть месяцев войны привели бы «идеальное государство» Муссолини к революции по русскому образцу»337. В июне 1919 г. тысячи французов вышли на улицы с красными флагами, военное командование было вынуждено привести войска в боевую готовность. В Германии красные флаги завоевывали один город за другим. В Англии не прекращались демонстрации в поддержку Советской России, все популярнее становились * В ноябре 1918 г. Венгрия была объявлена республикой, в январе 1919 Карольи был всенародно избран президентом. Он был настроен на выполнение всех платежей по венгерским репарациям. Почти весь ЦК компартии Венгрии в то время сидел в тюрьме, не просуществовав, как партия и двух месяцев. 20 марта глава французской миссии Викс вручил венгерскому правительству решение Антанты об отделении от Венгрии Восточной Венгрии и Закарпатской Украины с целью передачи их Румынии и Чехословакии. В ответ правительство Венгерской республики в полном составе подало в отставку. Получившие от Карольи власть социалдемократы, не справившись с нею, пригласили в правительство коммунистов и фактически согласились на их диктатуру. После разгрома коммунистов к власти пришли фашисты, создав концлагеря задолго до немцев. 101
призывы «сделать так же, как в России». Радикализм охватил даже социалдемократические партии. В резолюций конференции социал-демократических партий в Берне в феврале 1919 г. говорилось: «Капиталистический класс путем эксплуатации наемных рабочих повышает свои доходы и понижает их жизненный уровень. Этой тенденции капитализма можно воспрепятствовать только путем уничтожения капиталистической системы производства». Социал-демократические партии приглашали на Женевский конгресс в июле 1920 г. лозунгом: «Конгресс созывается для решения проблем политической и экономической организации рабочего класса в целях уничтожения капиталистического способа производства и освобождения человечества путем завоевания политической власти и социализации средств производства, т. е. преобразования капиталистического строя в социалистический, 338 коллективистский, коммунистический строй» . И это говорили социалдемократы, которые до последнего времени неизменно выступали на стороне буржуазных партий и первыми организовывали подавление коммунистических революций*. Зиновьев имел основания торжественно провозглашать: «Старушка Европа с головокружительной скоростью несется навстречу революции»339.
Российские большевики приняли живейшее участие в европейской революции и наиболее активно в Германии. Уже на второй день после начала ноябрьской германской революции Советская Россия послала в Германию пятьдесят вагонов с зерном и другим продовольствием — и это в условиях голода в самой России. В Германию для поддержки революции была направлена группа большевиков во главе с К. Радеком. 21 ноября 1918 г. К. Либкнехт объявил, что он больше* В социал-демократических партиях Европы в то время состояло около 8 млн. членов. Кроме этого в профсоюзах, придерживавшихся социал-демократических идей, объединившихся в Амстердамский Интернационал и не присоединившихся к нему находилось более 26,5 млн. членов. Коммунистов же во всех коммунистических партиях капиталистических стран в 1921 г. насчитывалось всего примерно 750 тыс. человек. 102
вик и владеет неограниченными фондами для политической пропаганды. В ответ канцлер Эберт немедленно получил политическую и материальную поддержку Запада. Буллит информировал Лансинга: «Если мы не будет помогать правительству Эберта так, как русские большевики помогают группе «Спартак», Германия станет большевистской. Австрия и Венгрия последуют за Германией. И оставшаяся Европа не избежит инфекции»340. 50 вагонов зерна и десяток большевистских агитаторов были достойным ответом Антанте, которая к тому времени уже более полугода вела интервенцию в Советскую Россию. Сотни тысяч солдат английских, французских, японских, американских, чешских, польских, итальянских, канадских, австралийских... сотни миллионов фунтов, франков, долларов, йен... сея гражданскую войну, несли смерть и разрушение во имя благородных целей подавления большевистской революции в России. Однако одинокая, умирающая от голода, доведенная войной до полного одичания и истощения Советская Россия, противостоящая всему «цивилизованному» миру, неожиданно выжила. «Все державы отказались от активной борьбы с русской революцией. Не потому, конечно, чтобы русская революция нравилась правительствам всех держав, а потому, что они осознали свое полное бессилие ее сокрушить», — констатировал Н. Устрялов341. Определяя причины этого бессилия, Ленин заявлял: «Не мы победили, ибо наша военная сила ничтожна, а то победило, что державы не могли пускать против нас свои силы...»342 «Лед тронулся, — пояснял вождь большевиков, — Советы победили во всем мире. Они победили прежде всего и больше всего в том отношении, что завоевали себе сочувствие пролетарских масс. Это — самое главное. Этого завоевания никакие зверства империалистической буржуазии, никакие преследования и убийства большевиков не в силах отнять у масс»343. Действительно, произошло что-то непонятное солдаты стран-интервентов отказывались воевать. На запрос У Черчилля «ответ отовсюду пришел единообразный: войска пойдут куда угодно, но не в Россию»344. Газета «Дейли экспресс» 103
писала: «Страна совершенно не желает вести большую войну в России... Давайте покончим с манией величия Уинстона Черчилля, военного азартного игрока»345. В войсках вспыхивали восстания они «несли в себе элементы солидарности с Советской Россией, ибо восставшие выступали не просто с требованием более быстрой демобилизации, но и против посылки войск в Россию»346. Мало того, войска интервентов, уже находившиеся в Советской России, быстро революционизировались и поднимали красные флаги*. Идеи, которые несла Русская революция, были еще слишком аморфны и искалечены революцией и интервенцией, но они очевидно побеждали не только в России, но и во всем мире. «Большевики стали государственной и международной силой благодаря несомненно заразительности их идеологии...»347.
Сквозь недостатки и радикализм революционной эпохи просвечивались новые социальные принципы общественного устройства, которые утверждала Русская революция и которые были востребованы народами всего мира. И их уже не мог отрицать или не признавать ни один привилегированный класс. Но сдаваться последний не собирался, правда заставить свои народы, своих солдат идти сражаться против Советской России он уже не мог. Выход был предложен во время Версальской конференции — Блисс считал, что нужно просто накормить Германию — «естественный барьер между Западной Европой и русским большевизмом». У. Черчилль выражался более откровенно, в письме Ллойд Джорджу от 9 апреля 1919 г. он требовал: «Следует накормить Германию и заставить ее бороться против большевизма»348. Генерал А. Деникин в те годы писал: «В политических кругах Англии назревало новое течение, едва ли не наиболее грозное для судеб России: опасность большевизма, надвигающаяся на Европу и Азию, слабость противобольшевистских сил, невозможность для союзников противопоставить большевикам живую силу, невозможность для * Подробнее о гражданской войне и интервенции см.: Галин В. Красное и белое. М.: Алгоритм, 2006. 104
Германии выполнить условия мирного договора, не восстановив своей мощи. Отсюда как вывод — необходимость «допустить Германию и Японию покончить с большевизмом, предоставив им за это серьезные экономические выгоды в России»349. Однако не только инфекция большевизма вызывала беспокойство в правящих домах Европы. По словам У Черчилля через пять или шесть лет «Германия будет, по меньшей мере, вдвое больше и мощнее Франции в наземных силах... Будущее таит эту угрозу... Русская ситуация должна рассматриваться как часть общей борьбы с Германией...»350. «Если Россия не станет органической частью Европы, если она не станет другом союзных держав и активным партнером в Лиге Наций, — продолжал Черчилль, — тогда нельзя считать гарантированными ни мир, ни победу»351. 15 февраля 1919 г. на заседании Комитета десяти он говорил: «Германия может приступить к производству вооружений, но она начнет выполнение своих глубинных замыслов только тогда, когда между нами и нашими нынешними союзниками начнутся ссоры, чего, к сожалению, нельзя исключить в будущем... Если мы не создадим прочного мира в ближайшем будущем, Россия и Германия сумеют найти общий язык. Обе эти страны погрузились в пучину унижений, причину которых они усматривают в безрассудном противостоянии друг другу. Если же Германия и Россия объединятся, это повлечет за собой самые серьезные последствия»352. У. Черчилль метался между двумя альтернативами, союз с большевистской Россией против Германии или с Германией против красной России. Ни та ни другая не обещали ничего хорошего и вели либо к доминированию Германии на континенте, либо большевизации Европы и Англии. В итоге, по мнению У Черчилля, оптимальным вариантом было бы столкновение Германии и России, а главной задачей момента он считал поощрение немцев к вторжению в Россию. С примерным цинизмом он писал: «Пусть гунны убивают большевиков»353. Высказанная У. Черчиллем в 1919 г. мысль, станет идеологической доктриной Запада на многие десятилетия вперед. 105
«Если мы становимся на позиции, что как минимум в течение поколения Германии нельзя желать и малейшего процветания, что все наши бывшие союзники — ангелы света, а бывшие враги — немцы, австрийцы, венгры — дети дьявола, что год за годом Германия должна нищать, ее дети голодать и болеть, и что она должна быть окружена врагами — тогда мы должны отвергнуть все предложения данной главы, в частности те, которые могли бы позволить Германии
восстановить хоть часть своего материального благосостояния и найти источники к существованию населения промышленных городов. Но Боже упаси, если такие взгляды наций на их отношения друг с другом могут быть приняты в демократиях Западной Европы и профинансированы Соединенными Штатами. Если мы сознательно стремимся к обнищанию Центральной Европы, осмелюсь предположить, что расплата не заставит себя долго ждать. Ничто тогда не отодвинет решающую гражданскую войну между силами реакции и отчаянными конвульсиями революции, по сравнению с которой померкнут ужасы последней германской войны и которая разрушит, кто бы ни победил, цивилизацию и прогресс, достигнутый нашим поколением. Даже если результат и разочарует нас, не должны ли мы основывать наши действия на лучших ожиданиях и верить, что богатство и счастье одной страны предполагает то же самое и для других, что солидарность человечества — не выдумка, и что народы могут себе позволить относиться к другим как к себе подобным?» Дж.Кейнс, 1919 г.354 106
Прошло всего немногим более десятка лет после Версаля, а политическая карта Европы приобрела неожиданный для творцов демократического мира вид. Сбывалось пророчество Дж. Кейнса: Австрия — диктатура австрофашизма Э. Дольфуса (7.03.1933), Албания — де-факто под протекторатом фашистской Италии, президент А. Зогу наделен чрезвычайными полномочиями (27.10.1925), Болгария — фашистский переворот Бориса (9.06.1923), Венгрия — профашистская диктатура адмирала Хорти (1.03.1920), Германия — фашистская диктатура Гитлера (30.01.1933), Греция — фашистская диктатура И. Метаксаса (4.0.8.1936), Испания — фашистская диктатура П. Ривера (1922—1930), фашистская диктатура Франко (с 27.02.1939), Италия — фашистская диктатура Муссолини (28.10.1922), Латвия — правый переворот Ульманиса (16.05.1934), Литва— правый переворот и диктатура А. Сметоны (19.12.1926), Польша — военный переворот Пилсудского (12.05.1926), Португалия — военный переворот Кармоны (1910), затем Салазара, Румыния — диктатура Кароля II (02.1938), диктатура Антонеску (4.09.1940), Чехословакия — попытка правого переворота Гайды (1926), Словакия — фашистский режим, Эстония — правый переворот и диктатура К. Пяста (03.1934), Югославия — военная диктатура Александра I (6.01.1929). Слова Г. фон Дирксена о Германии 1930-х годов — «Милитаристы и националисты — вот кто отныне доминировал на политической сцене»355, теперь можно было распространить почти на всю Европу. Казалось только три великие державы — Англия, Франция и США оставались последним оплотом демократии. Однако в них происходили какие то странные, неведомые раньше перемены...
ЕВРОПЕЙСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ Эта система, столь грубо и преступно попирающая права людей, будет неизбежно уничтожена. И надо сказать, что она не только расточительная и бездарная, но также и грабительская система. Каждый изможденный бедняк... каждый малолетний преступник... каждый человек, желудок которого сводят голодные спазмы, страдает потому, что богатства страны разграблены теми, кто ею управляет Джек Лондон356
Белинский был потрясен первым своим посещением Европы в 1847 г.: «Только здесь я понял ужасное значение слов пауперизм и пролетариат. В России эти слова не имеют смысла. Там бывают неурожаи и голод местами... но нет бедности... Бедность есть безвыходность из вечного страха голодной смерти.
У человека здоровые руки, он трудолюбив и честен, готов работать — и для него нет работы: вот бедность, вот пауперизм, вот пролетариат!»357 «Каждый, кто знаком с крупными промышленными центрами в Англии и за границей,— отмечал в конце XIX в. Хаксли,— знает, что большая и все увеличивающаяся часть населения живет там в условиях, которые французы называют «la misere». В этих условиях человек лишен самого необходимого для нормальной жизнедеятельности его организма: пищи, тепла и одежды. В этих условиях мужчины, женщины и дети вынуждены ютиться в каких-то звериных логовах, жизнь в которых несовместима с понятием о приличии; люди лишены всяких средств для поддержания 108
здоровья, а пьянство и драка — единственно доступные для них развлечения. Голод и болезни многократно увеличивают страдания, усугубляют физическое и нравственное вырождение, и даже упорный, честный труд не помогает в борьбе с голодом, не спасает от смерти в нищете»358. Ф. Гаррисон в те же годы приходил к выводу: «Есть достаточно оснований сказать, что современный общественный строй едва ли представляет шаг вперед по сравнению с рабовладельческим или крепостным строем, если навсегда сохранится то положение, которое мы наблюдаем: девяносто процентов фактических производителей материальных благ владеют правом на свой угол только до конца недели, у них нет ни клочка земли, ни даже собственной комнаты и никаких ценностей вообще, за исключением домашнего хлама, целиком умещающегося на одной ручной тележке; они не уверены даже в своем скудном недельном заработке, которого едва хватает, чтобы поддержать душу в теле; они живут чаще всего в таких местах, где хороший хозяин не стал бы держать лошадь; они никак не застрахованы от нужды, ибо один месяц безработицы, болезни или любое другое несчастье приводит их на грань голода и нищеты... Если такое положение есть норма для рядового рабочего города и деревни, то еще хуже приходится огромной массе отщепенцев — безработных, этому резерву промышленной армии...; для этих людей нормальное положение — полная обездоленность. Если такое устройство современного общества закрепится навсегда, мы должны будем признать, что цивилизация несет проклятие огромному большинству человечества»2,59. Пораженный картинами Англии начала XX века Джек Лондон писал: «Сомнений нет. Цивилизация увеличила во сто крат производительные силы человечества, но по вине негодной системы управления люди в условиях цивилизации живут хуже скотов. У них меньше пищи, меньше одежды, меньше возможностей укрыться от непогоды, чем у дикаря иннуита на крайнем севере, жизнь которого сегодня 109
мало чем отличается от жизни его предков в каменном веке, десять тысяч лет тому назад»360. Американский писатель восклицал: «Цивилизацию нужно заставить служить интересам простого человека»361. Однако все экономические авторитеты того времени утверждали, что обнищание неизбежно, оно является платой за цивилизацию. Нищета трудящихся логически вытекает из экономической теории Д. Рикардо. Т. Мальтус и Г. Спенсер биологически обосновывали социальное неравенство, трудности существования и вымирание нижних слоев населения. Они считали, как и Дж. Ст. Милль, что преобразование капитализма возможно лишь в результате компромисса между различными социальными группами в отдаленном будущем. Н. Сениор утверждал, что зарплата должна быть низкой и, скорее всего, и далее будет понижаться. На то, что уровень зарплаты ориентируется на удовлетворение минимальных потребностей рабочего, указывали К. Маркс и Ф. Энгельс362. Но
последние относили этот факт не к объективным законам развития, а к издержкам (преступности) существовавшего либерального общественного строя. Впрочем либеральные экономисты середины XX века, отвергают подобные утверждения современников той эпохи. Они утверждают, что средний класс и даже бедняки жили в то время совсем не плохо. Так, по мнению Ф. Хайека, разговоры об ухудшении положения рабочего класса на начальных стадиях индустриализации в Англии были ошибочны363. Н. Розенберг и Л. Бирдцелл еще более категоричны: «Реакция английского среднего класса на все это являет нам образцовый пример социальной патологии... значительная часть английского среднего класса восприняла фабричную систему не как существенный социальный прогресс, но как безжалостную эксплуатацию бедняков... Буквально вся Англия разделяла точку зрения среднего класса и ремесленников. Нельзя было придумать худшей карикатуры на действительность» . 110
Эти заявления были направлены против тех социальных и политических преобразований, которые стали происходить в странах Запада, после Русской революции. Либеральные экономисты пытались доказать, что все и так хорошо, что глубинные социальные преобразования не нужны, и что они спровоцированы лишь «заразой» русского большевизма. И действительно, за несколько десятилетий после Русской революции в человеческой цивилизации произошли такие социально-экономические изменения, для которых прежде требовались столетия. Это была эпоха европейских социалистических революций. Великобритания Общество развивается, в то время как политические машины рушатся, идут на свалку. Что касается английского народа, его здоровья и счастья, то я предрекаю ему широкое, светлое будущее. Что же касается почти всей политической машины, которая ныне так плохо управляет Англией, то для них я вижу лишь одно место — на мусорной свалке Джек Лондон365
«Англичанин смотрит на мир как на гигантскую фабрику. Англия, родина капитализма и паровой машины, распространила над землею тот угар угольного дыма и корыстолюбия, в котором задыхается душа. Со времени наполеоновских войн мир стал пуританским в пугающих масштабах. XIX столетие по праву именуется английским» — кто мог поспорить с этими словами В. Шубарта366 ? Великобритания была первой в промышленности, в торговле, в финансах, в науке, ее флот и колониальная империя также были первыми в мире. Британия действительно была Великой не только для англичан, но и для всего мира, прорубая для него дорогу в будущее. 111
Но что принесло лидерство Британии ее народу? В Англии «экономическое рабство» носило наиболее тяжелый характер, во-первых, по причине того, что английский рабочий вынужден был конкурировать с практически бесплатным работником в колониях. Во-вторых, колонии приносили английскому капиталу огромные доходы, которые обеспечивали большую независимость правящего класса от внутреннего рынка. К. Маркс писал о варварской эксплуатации труда капиталом с «натуры» именно в Англии. Именно в Лондоне К. Марксом в 28.09.1864 года было основано Международное товарищество рабочих — I Интернационал. Одна из работ Ф. Энгельса 1845 г. была посвящена той же теме: «Положение рабочего класса в Англии». Проблема экономического рабства беспокоила не только профессиональных экономистов и классиков марксизма-ленинизма. Ч. Диккенсу не надо было покидать пределов родной страны, чтобы писать свои книги. Свой вклад внес даже А. Пушкин в своей статье «Путешествие из Москвы в Петербург»:
«Прочтите жалобы английских фабричных работников: волосы встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! Какое холодное варварство с одной стороны, с другой — какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строительстве фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смидта или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что все это есть не злоупотребление, не преступление, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей от каторжной работы пять тысяч или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию...»367 Джек Лондон, посетивший Англию в 1902 г., оставил свои впечатления в книге «Люди бездны», которая может служить наглядной иллюстрацией общественно-социальной жизни того времени: «Я увидел много плохого... Притом про112
шу не забывать, что время, которое я описываю, считалось «хорошим временем» в Англии. Я увидел голод и бездомность, увидел такую безысходную нищету, которая не изживается даже в периоды самого высокого экономического подъема... Страдания и голод — голод в самом точном смысле слова — приняли столь широкие размеры, что общество не могло справиться с этим бедствием. Безработные устраивали демонстрации, нередко свыше десяти демонстраций в день в разных концах Лондона. Громадные толпы запружали улицы и громко требовали хлеба»368. «На улицах Лондона нигде нельзя избежать зрелища крайней нищеты: пять минут ходьбы почти от любого места — и перед вами трущоба... Улицы были запружены людьми незнакомой мне породы — низкорослыми и не то изможденными, не то отупевшими от пьянства... То здесь, то там мелькала спотыкающаяся фигура пьяницы... На рынке какие-то дряхлые старики и старухи рылись в мусоре, сваленном прямо в грязь, выбирая гнилые картофелины, бобы и зелень, а ребятишки облепили, точно мухи, кучу фруктовых отбросов и, засовывая руки по самые плечи в жидкое прокисшее месиво, время от времени выуживали оттуда еще не совсем сгнившие куски и тут же на месте жадно проглатывали их»369. «И все это происходило... в сердце самой великой, самой богатой, самой могущественной империи, какая когда-либо существовала на свете»370. Дж. Лондон в подтверждение своих слов приводил многочисленные свидетельства: Т. Роджерс: «Люди живут в грязных лачугах, где нет места ни здоровью, ни надеждам...». Хаксли: «Поверьте, я не видел ничего более ужасного, более унизительного, более безнадежного, чем эта тоскливая, несчастная жизнь... там, в Восточном Лондоне»371. С. Крейн: «Эти глупые крестьяне, которые держат на своих плечах царские троны, приносят славу государственным деятелям, обеспечивают генералам прочные победы, оставаясь в то же время невежественными, апатичными или исполненными тупой ненависти; эти крестьяне, которые своим трудом 113
движут мир, хотя их заставляют уничтожать друг друга во имя Бога, короля и биржи,— эти мечтатели, жалкие глупцы, заслужили себе бессмертие, а они позволяют командовать собою какой-нибудь раззолоченной кукле и отдают свою жизнь в распоряжение денежного мешка»372. У нас богачи вершат дела, И жребий наш хорош: В Англии подешевели тела, А души купишь за грош373.
«Было время, — продолжал Джек Лондон, — когда европейские нации обрекали нежеланных им евреев на жизнь в городских гетто. Сегодня господствующий класс при помощи менее грубых, но не менее жестоких средств обрекает нежеланных и все же необходимых ему рабочих на существование в гетто, поражающем своими гигантскими масштабами и невообразимо чудовищными условиями жизни. Восточный Лондон — не что иное, как гетто... там, сбившись в кучу, живут, плодятся и умирают два миллиона рабочих»374. «Господство одного класса зиждется на вырождении другого; когда рабочие согнаны в гетто, им трудно избежать процесса вырождения. В гетто вырастает низкорослое, физически недоразвитое, слабовольное племя, резко отличающееся от племени хозяев»375. В гетто «молодые нервны, взвинчены и легко возбудимы; пожилые тупы, неповоротливы, флегматичны. Нелепо даже на миг предположить, что эти люди в состоянии конкурировать с рабочими Нового Света. Доведенные до нечеловеческого состояния, опустившиеся и отупевшие обитатели гетто не смогут быть полезными Англии в ее борьбе за мировое господство в области промышленности, в борьбе, которая, по свидетельству экономистов, уже началась... когда дела Англии примут скверный оборот, то обитатели гетто, доведенные до полного отчаяния, могут 114
стать опасными: толпами ринутся они на Западную сторону, чтобы отомстить за все беды, причиненные ею жителям Восточной стороны. В этом случае под огнем скорострельных пушек и прочих современных средств ведения войны они погибнут еще быстрее и проще»376. Можно ль славить наше время? Чем оправдана хвала, Если в городской клоаке гибнут души и тела? Теннисон377
«Бездна — это поистине колоссальная человекоубойная машина, и когда я прохожу по тихим переулкам Восточной стороны и вижу у дверей домов плотно наевшихся ремесленников, я думаю о том, что их ждет больше горестей, чем тех... что погибают на самом дне преисподней. Те-то уже гибнут, для них все кончено; а этим предстоит еще пройти через многочисленные стадии медленного и мучительного процесса умирания в двух или даже в трех поколениях»378. «Смертность на дне особенно высока, и все же люди слишком долго страдают, прежде чем их постигнет конец»379. «Средняя продолжительность жизни обитателей Западного Лондона пятьдесят пять лет, жителей же Восточного Лондона — тридцать... А еще толкуют об ужасах войны! Да перед лондонскими цифрами меркнет все, что было в Южной Африке и на Филиппинских островах. Вот где проливается кровь — здесь, в самой мирной обстановке! И в этой войне не соблюдается никаких гуманных правил: женщин и грудных детей убивают здесь с такой же жестокостью, как и мужчин... Убийство — вот это что!»380 «Дети гетто обладают всеми качествами, которые необходимы для лепки благородных характеров, но гетто, как дикий зверь, набрасывается на своих детенышей, терзает молодое поколение, губит в нем эти качества, душит жизнерадостность и загоняет многих в могилу, а тех, кого не удается уничтожить, превращает мало-помалу в горьких, несчастных 115
пропойц, огрубевших, опустившихся, низведенных до скотского состояния... При таких условиях положение детей безнадежно. Они мрут, как мухи... Ребенок здесь не знает, что такое домашний очаг»381.
Джек Лондон утверждал, что «все примеры нищеты и деградации в Лондоне относятся ко всей Англии в целом... Ужасные условия, превращающие Лондон в ад, превращают в ад и все Соединенное Королевство»382. «Они (англичане) гибнут от голода сегодня, гибли вчера и в прошлом году, будут гибнуть завтра и через год, ибо они пребывают в состоянии хронического голода... Численность английского народа — сорок миллионов человек, и из каждой тысячи девятьсот тридцать девять умирают в бедности, а постоянная восьмимиллионная армия обездоленных находится на грани голодной смерти... каждый только что родившийся на свет младенец уже имеет долг в сумме двадцать два фунта стерлингов. За это он может благодарить тех, кто изобрел «национальный долг»383. «Ни один из представителей этого правящего класса не сумеет оправдаться перед судом Человека... Восемь миллионов человек, никогда не евшие досыта, и шестнадцать миллионов, никогда не имевшие теплой одежды и сносного жилья, предъявляют счет правящему классу...»384 16 мая 1904 г. в Манчестере звучала речь с гневным обвинением консервативной партии, которую оратор называл «мощной федерацией», действующей в интересах крупного капитала, «коррупцию внутри страны и агрессию вовне с целью прикрытия этой коррупции». Консервативная политика — это «дорогое продовольствие для миллионов и дешевая рабочая сила для миллионеров». Оратор заявлял: «Мы должны совершенно ясно заявить относительно больших и неотложных социальных вопросов, что там, где личные привилегии вступают в противоречие с общественными интересами, эти интересы должны преобладать... Мы должны двигаться вперед к лучшему, более справедли116
во организованному обществу,... которое будет представлять собой новую, сияющую, благородную эпоху»385. Кто бы мог подумать, что оратором был будущий апологет консерватизма — У Черчилль. Именно по предложению Черчилля были организованны первые биржи труда. Однако лидером либерального реформизма стал Дэвид Ллойд Джордж*. Вскоре было несколько расширено избирательное право: в начале XX в. им пользовалась уже примерно половина взрослого мужского населения страны. Далее последовали законы о страховании по безработице, по болезни, инвалидности и в связи с увечьем на производстве, пенсиях по старости. Однако либеральная партия отнюдь не занималась благотворительностью, напротив, этими мерами она пыталась нейтрализовать растущее влияние лейбористской партии**. Стратегия либералов состояла в том, замечает Е. Галеви, чтобы «предвосхитить требования рабочего класса»386. Положение осложнялось тем, что цены росли и, следовательно, падала реальная заработная плата трудящихся. В дополнение к этому ухудшалось положение фунта стерлингов в связи с обострившейся конкуренцией со стороны американской и германской тяжелой промышленности, японского судоходства. Покупательная способность фунта медленно, но неуклонно падала. В 1908 г. английский рабочий жил значительно хуже, чем в 1900 г., а либеральное правительство как бы не замечало этого387. * Ллойд Джордж вышел из самых низов, он рос в семье дяди-сапожника и затем приобрел популярность как адвокат. ** Закон об избирательной реформе «The Second Reform Bill», принятый во время экономического кризиса 1848 г., впервые предоставил избирательные права рабочим, точнее их части; но и этого современникам мало не показалось, не случайно они назвали акт «прыжком в темноту». Одновременно был отменен «Закон о хозяевах и слугах», что формально уравняло в правах перед судом предпринимателей и рабочих. В 1893 г. в Англии возникает Независимая рабочая партия, а в 1900 г. создан Комитет рабочего представительства, который в 1906 г. был реорганизован в Лейбористскую партию. 117
Не случайно парламентский путь стал далеко не единственным, средством борьбы рабочих за свои права: в 1907 г. в Англии бастовало 147 498 рабочих, в 1909 г. — 300 819, в 1911 г.— 931 050... 11 августа 1911 года «Daily Mail» писала: «Стачечники — хозяева... положения... Гражданская война — к счастью, сопровождающаяся лишь незначительными насилиями — в разгаре»388. У. Черчилль уже сменил свое амплуа, заигрывание с рабочими закончилось. «Как только управление лондонского порта обратилось за помощью для подавления забастовки, Черчилль немедленно направил туда 25 тыс. солдат... Близкие в то время к Черчиллю люди вспоминают: «Он получал огромное удовольствие, рассматривая карту страны и руководя передвижениями войск... Он публиковал дикие бюллетени, требовавшие крови». Против профсоюзов железнодорожников Черчилль мобилизовал 50 тыс. солдат, каждому из которых было выдано по 20 боевых патронов, и разместил эту армию в стратегических пунктах. Он использовал войска и для разгона демонстраций. В Лондоне, Ливерпуле и Лланелли — солдаты стреляли по демонстрантам, были убитые»389. Тем не менее революция 1911 г. привела к кардинальным изменениям английской «демократии», она отобрала право вето у палаты лордов. Социальную напряженность снизила только мировая война, резко увеличившая спрос на рабочую и военную силу. По словам Б. Шоу, английский солдат — «это якобы героический, полный патриотических чувств защитник родины, а на самом деле — горемыка, которого нищета заставила за дневной паек, крышу над головой и одежду продаться в качестве пушечного мяса»390. Война привела к консолидации политических сил, объединив консерваторов и либералов в коалиционном правительстве. С 1915 г. в коалицию вошли лейбористы. По тому же пути пошел и корпоративный капитал, объединив основные силы в федерации британской промышленности. К концу Первой мировой войны в ее рядах было 18 тыс. крупнейших фирм с общим капиталом в 5 млрд. фунтов стерлингов. 118
Однако война была только перемирием на социальном фронте. Возвращение демобилизованных солдат грозило еще большими социальными сотрясениями. Пример давала демобилизация солдат — участников англо-бурской войны в 1902 г.: «Положение их поистине отчаянное — десятками тысяч они вливаются в армию безработных. По всей Англии снижается заработная плата, и это вызывает трудовые конфликты и забастовки...»391. Не случайно за два года до окончания Первой мировой войны У Черчилль создал комиссию по демобилизации. Тем не менее возвращение английских солдат в Англии вызвало бурю. По словам Б. Такман: «Армия вышла из повиновения, страна была охвачена расколом и недовольством, дворцовая конференция партийных лидеров и короля закончилась ничем. Ллойд Джордж зловеще говорил «о самом серьезном вопросе, поднятом в этой стране со времен Стюартов», часто повторялись слова «гражданская война» и «восстание»...»392. Магическое влияние на ситуацию оказывал успех революции в России. Президент союза транспортных рабочих Р. Уильямс заявлял в 1917 г. на съезде в Лидсе: «Мы, рабочие, имеем больше прав выступать от имени народа, чем та клика, которой доверены сейчас наши политические судьбы». А когда на съезде было решено послать приветствие России, Уильямс провозгласил: «Я призываю вас: идите и поступайте так же, как они. Нашей стране ничуть не меньше, чем России, необходимы коренные революционные перемены». Менее чем через год после русской революции, в 1918 г. правительство Ллойд Джорджа вынуждено было пойти на проведение коренных реформ. Первой стала реформа избирательного права, которая привела к ликвидации имущественного ценза и предоставила избирательные права женщинам с 30 лет
(мужчины с 21 года). Реформа отражала рост социальной активности рабочих, который привел к взрыв119
ному успеху лейбористской партии. Так, на выборах 1918 г. их кандидаты получили около 2,5 млн. голосов избирателей — 22% общего их количества, или в 6 раз больше чем на выборах 1910 г. Цели лейбористов определяла 4-я статья их нового устава 1918 г. Она гласила, что задача лейбористской партии состоит в том, чтобы «обеспечить работникам физического и умственного труда полный продукт их труда, и его наиболее справедливое распределение на основе общественной собственности на средства производства и наилучшей системы народного управления и контроля над всеми отраслями промышленности и предприятиями обслуживания». Лейбористы заявили о необходимости национализации земли, угольной промышленности, железнодорожного транспорта, торгового судоходства, электроэнергетики, производства вооружений. Установить прогрессивное налогообложение, минимум заработной платы, ликвидировать палату лордов. Все эти преобразования предлагалось осуществить мирным, эволюционным путем393. За избирательной реформой последовали социальные. Лондон был богатейшим городом в мире, одновременно, как отмечал Ллойд Джордж в ноябре 1918 г., «в Британии гораздо больший процент неготовых к военной службе, чем во Франции, Германии или любой другой великой стране». Социальная проблема назрела в величайшей метрополии мира. В порту нищие были готовы на любую работу, а на Пиккадилли царил регтайм, цвело богатство. Социальная структура Британии менялась поразительно медленно394. Ллойд Джордж призвал к национальной реконструкции. Предлагалась пятилетняя программа. «Императивной является необходимость улучшить физические показатели граждан страны посредством улучшения жилищных условий, повышения заработной платы и улучшения условий производства»395. Было введено всеобщее обязательное школьное обучение детей до 14 лет, причем начальное школьное обучение 120
стало бесплатным396. В марте 1919 г. Ллойд Джордж проводит через парламент закон об удешевлении земельных участков, стремясь смягчить проблему жилья для малообеспеченных. Правда, оплата реформ, по словам Ллойд Джорджа, должна была лечь на немцев. Он постоянно повторял: «За все заплатят немцы!» Осенью всеобщая стачка угольщиков, железнодорожников и транспортников привела к установлению в ряде отраслей промышленности 8-часового рабочего дня. Общий фонд зарплаты рабочих увеличился за два года на 500 млн. фунтов. Противостояние труда и капитала резко обострилось в 1920 г., когда послевоенный экономический кризис привел к массовой безработице. В июле 1920 г. была создана Коммунистическая партия Великобритании. Английский журнал Ecomomist в то время писал: «Мы столкнулись сейчас не с обычными трудовыми конфликтами, основанными на традиционных принципах борьбы за увеличение заработной платы и за сокращение рабочего времени, как это было ранее. Мы стоим лицом к лицу с угрозой уничтожения самого фундамента, на котором воздвигнуто все здание экономики нашей страны». Тем не менее осенью того же года Федерация британской промышленности осенью заявила: «Рабочие нашей страны не могут надеяться на скорое улучшение своей судьбы. Напротив, есть все основания полагать, что их положение еще более ухудшится»397. В этих условиях накануне выборов консерваторы опубликовали «письмо Коминтерна». Письмо было явной провокационной фальшивкой и служило для раздувания У. Черчиллем антикоммунистической истерии, направленной против лейбористов*. «Они,— заявлял он, имея в виду советских руководителей,—
отдают письменный приказ о подготовке * Чтобы призвать лейбористов к революции, необходимо обладать либо чрезвычайно богатым воображением, либо чисто английским чувством юмора. 121
кровавого восстания, о начале гражданской войны...»398. Новое правительство сразу же поддержало требование шахтовладельцев о повсеместном снижении заработной платы и фактической денационализации отрасли. Горняки в ответ призвали к всеобщей забастовке, однако, у профсоюзных лидеров, по словам английского историка Дж. Коула, при возникновении угрозы всеобщей стачки «душа уходила в пятки». В одиночку горняки смогли продержаться немногим более двух месяцев. Успеху правительства в значительной мере способствовал начавшийся экономический рост. Численность профсоюзов за 1920—1922 гг. снизилась с 8,5 млн. до 5,5 млн. человек, а лейбористской партии — с 4,4 млн. до 3,3 млн. членов. Тем не менее лейбористы получили шанс сформировать собственное правительство. Либералы и консерваторы никак не могли договориться по ключевому вопросу свободы торговли или протекционизма и сформировать коалиционное правительство, в итоге предоставив эту честь лейбористам. В 1924 г. в Англии было создано первое в истории лейбористское правительство. Однако первое испытание властью, по мнению Е. Язькова, оказалось для них непосильной ношей*. Но главным было то, что лейбористы и не собирались сколько-либо значимо менять существующую систему, наоборот, они стремились вписаться в нее и заслужить ее признание. Неслучайно, принимая новый бюджет, лейбористы значительно уменьшили сумму налогов на акционерные ком* Лейбористских министров охватило упоение властью. Вот как, например, описывал свои впечатления от приема в королевском дворце один из видных лейбористских лидеров Дж. Р. Клайнс: «Когда мы стояли среди золота и пурпура королевского дворца, ожидая выхода Его Величества, я не мог не дивиться необыкновенному повороту колеса фортуны, вознесшему голодного клерка Макдональда, машиниста Томаса, чернорабочего-литейщика Гендерсона и фабричного парня Клайнса на эту вершину, рядом с теми, чьи предки на протяжении столетий были королями. Мы творили историю» (Язьков Е.Ф.). 122
пании. На осуществление же своего предвыборного обещания — установления дипломатических отношений с Советским Союзом, лейбористское правительство пошло только после того, как Лондонский совет тред-юнионов пригрозил правительству всеобщей забастовкой. У. Черчилль, увидев лейбористов в «деле», переходил на саркастический тон: «Вы думаете, они социалисты? О нет, какие они социалисты, они просто буржуазные радикалы, которые хотят немного улучшить долю маленького человека и слегка подпилить когти капитализма. Но уничтожить капитализм? Нет! Нет! Если бы кто-нибудь это предложил сделать моим лейбористским друзьям, они просто умерли бы от страха»399. Лейбористское правительство не оправдало надежд левых. По словам министра финансов Ф. Сноудена: «Рабочие ждали от нашего правительства, что оно будет проводить мероприятия, которые мы считаем совершенно невозможными»400. Рабочие ответили на это активизацией стачечной борьбы. Премьер-министр Макдональд среагировал чрезвычайно жестко; выступая в марте 1924 г. в палате общин он заявил, что лейбористское правительство готово использовать для борьбы против забастовок закон о чрезвычайном положении. Но лейбористское правительство теперь не устраивало не только рабочих, но и представителей крупного капитала. Ощущались все признаки наступления нового спада, Англия быстро теряла свои лидирующие позиции в международной торговле. По мнению Е. Язькова, в этих условиях «лидеры лейбористов, оказавшиеся как бы «между двух огней», ждали только удобного момента, чтобы
уйти в отставку. Непосредственным поводом для этого послужило «дело Кэмпбелла»*. К новым выборам как раз вовремя подоспело оче* Летом 1924 г. редактор коммунистической газеты «Workers Weekly» Кэмпбелл поместил в газете ряд статей, в которых он призывал английских солдат «ни в классовой борьбе, ни в войне не обращать своих винтовок против своих собратьев-рабочих». По требованию военных кругов правительство Макдональда начало уголовное преследование Кэмпбелла. 123
редное «письмо Зиновьева», последний опять призывал «начать подготовку к вооруженному восстанию». В очередной раз, воспользовавшись поднятой антикоммунистической истерией, консерваторы получили большинство мест в парламенте. И наконец 28 апреля 1925 г. У. Черчилль внес на рассмотрение палаты общин свой первый бюджет. Он вошел в историю Англии и имел далеко идущие последствия. Бюджет восстанавливал довоенный золотой паритет фунта стерлингов, реальная стоимость которого значительно упала за годы войны*. Финансовые круги Англии заработали на восстановлении золотого стандарта почти 1 млрд. ф. ст. Кейнс же, в свою очередь, подсчитал, что данная реформа повлекла за собой повышение цен на мировых рынках на английские товары примерно на 12%. Для сохранения конкурентоспособности, английские промышленники неизбежно должны были компенсировать рост цен за счет сокращения заработной платы. «Почему,— задавал риторический вопрос Кейнс в брошюре «Экономические последствия политики господина Черчилля»,— Черчилль сделал такую глупую ошибку?» Предсказание Кейнса сбылись в самом ближайшем будущем. Уже летом 1925 г. владельцы угольных копей, при поддержке правительства, объявили о повсеместном снижении заработной платы (от 15 до 50% по разным районам) и одновременно категорически отвергли требование рабочих введения общенационального минимума заработной платы. В случае несогласия шахтеров принять эти условия Однако против этого решительно выступили рабочие... Макдональд вынужден был отказаться от начатого было уголовного дела. Но тут против лейбористского правительства выступили консерваторы. Обвинив его в «потворстве преступной агитации», они предложили выразить правительству недоверие... либералы предложили создать специальную комиссию для расследования действий правительства, но вотума недоверия не поддержали. Хотя, следовательно, лейбористское правительство могло продолжать свою деятельность, лидеры кабинета решили использовать этот предлог для ухода правительства в отставку». (Язьков Е.Ф... С. 167, 168.) * 1 ф. ст. приравнивался к 4,86 долл. США. 124
владельцы шахт угрожали объявить общий локаут401. В ответ шахтеры, при поддержке Генерального совета Британского конгресса тред-юнионов, пригрозили начать всеобщую забастовку. Даже Макдональд в своем выступлении в парламенте был вынужден заявить: «Я не поклонник всеобщих стачек. Мне они не нравятся... Но, честно говоря, что можно сделать?»402 Правительство Болдуина вынуждено было временно отступить. Оно предоставило шахтовладельцам крупную субсидию, с тем чтобы заработная плата горняков в течение девяти месяцев выплачивалась в прежних размерах. Но от своих планов не отказалось. Об этом откровенно заявил в своей речи в парламенте У Черчилль: «Так как мы не могли сейчас выиграть конфликт, мы решили отдалить кризис и, если удастся, совсем избежать его, а если не удастся, то успешно справиться с ним, когда настанет для этого время»403. Правительство Болдуина начало планомерную подготовку к разгрому горняков. Усиленно обрабатывалось общественное мнение. День за днем населению внушалось, что требования горняков противоречат национальным интересам страны, что в тот момент, когда Англия находится в тяжелом экономическом положении, все классы общества должны «идти на жертвы» ради
«общего блага». Одновременно вся Англия была разбита на 10 округов, во главе каждого был поставлен гражданский комиссар, наделенный чрезвычайными полномочиями и имевший в своем распоряжении крупные полицейские силы. Спешно формировались отряды добровольцев-штрейкбрехеров, к началу 1926 г. в них числилось около 75 тыс. человек. В стране были созданы пятимесячные запасы угля. На все это уходили огромные средства. По данным английского экономиста Дж. Мэррэя, денежных средств, израсходованных на подготовку разгрома, могло хватить на поддержание прежнего уровня заработной платы шахтеров в течение целого года. Но цели правительства были иными — «Сколько бы крови и денег это ни стоило, — заявил один из 125
крупнейших шахтовладельцев Англии Лондондерри, — мы добьемся полного разгрома профсоюзов»404. Новое наступление началось с заявления Болдуин: «Все английские рабочие должны согласиться на снижение заработной платы, чтобы английские товары на мировых рынках стали более конкурентоспособными и чтобы положение английской промышленности улучшилось»405. В ответ 1 мая лидер шахтеров А. Кук призвал: «Ни одного пенни от зарплаты, ни одной лишней минуты работы в день», — владельцы шахт приступили к увольнению миллиона шахтеров406, 2 мая передовица консервативной «Daily Mail» под названием «За короля и страну» приравняла всеобщую забастовку к войне с враждебным государством и призвала всех уважающих закон англичан отразить нападение «красных мятежников». «Daily Mail» вторила «Daily Telegraph»: «Всеобщая забастовка — это настоящая гражданская война. Это борьба против законного правительства, функции которого захватил Генеральный совет... Генсовет начинает действовать в нашей стране наподобие Советов в России. Он становится временным правительством, вступающим в конфронтацию с существующим конституционным правительством»407. Первая в истории Англии всеобщая стачка началась 4 мая. В ней участвовало более 4 млн. рабочих. Руководители лейбористской партии и тред-юнионов категорически отрицали, что стачка преследует какие-либо революционные цели. Секретарь Федерации горняков А. Кук говорил: «Мы не боремся против конституции, мы боремся за хлеб. Мы не требуем невозможного, мы не гоняемся за химерами»408. Консервативное правительство заранее подготовилось к стачке и сразу арестовало 12 видных деятелей компартии на основании закона о «подстрекательстве к мятежу», принятого в... 1797 г. Лейбористы и конгресс тредюнионов поспешили откреститься от бастовавших и, по сути, сорвали всеобщую стачку. Горняки снова продолжали борьбу одни. 126
«Хотя этот конфликт не имел прямого отношения к министерству финансов, Черчилль принял в нем самое активное участие. Он, по словам Тэйлора, «возглавлял тех, кто хотел драки». И неудивительно, — отмечает Трухановский, — ибо «он был самым агрессивным в отношении рабочих министром еще в бытность министром внутренних дел до войны... Борьба была его единственной реакцией на любой вызов». В ходе контактов между правительством и представителями рабочих Черчилль старался сорвать переговоры и вел дело к тому, чтобы вынудить рабочих пойти на всеобщую забастовку и затем разгромить их. Эрнест Бовин, один из руководителей всеобщей забастовки, впоследствии неоднократно публично обвинял Черчилля в том, что его вмешательство в самую последнюю минуту сорвало намечавшуюся между правительством и руководителями профсоюзов договоренность и сделало всеобщую стачку неизбежной»409. Подтверждение этим обвинениям давал сам Уинстон, который с подачи
Болдуина, в частности, начал публикацию откровенно провокационной правительственной «Британской газеты»*. Читая его статьи, лорд Бивербрук заметил, что «Черчилль сделан из того теста, из которого лепят тиранов»410. Путем различных провокаций забастовка была подавлена. Консерваторы праздновали победу. Английский историк Ф. Хэрншоу в связи с этим писал: «Разгром революционной всеобщей стачки в 1926 г. расчистил политическую атмосферу. В области внутренней политики разгром всеобщей стачки имел столь же важные последствия, какие за восемь лет до этого произвел разгром Германии в области международных отношений»411. Правительство Болдуина спешило закрепить победу и в феврале 1927 г. провело «закон о промышленных конфликтах и тред-юнионах», по которому участие во всеобщей забастовке приравнивалось к уголовному преступлению, закон поощрял штрейкбрехерство, и устанавливалось право * Вышло всего восемь номеров. 127
рабочих требовать от своего профсоюза возмещения потерь, которые они понесли во время забастовки. Это окончательно подорвало забастовочное движение в Англии. Но правящие круги на этом не остановились; предвидя новые схватки, они искали свежие идеи. За ними в январе 1927 г. Черчилль отправился в Рим, где на пресс конференции заявил: «Я был бы всем сердцем с вами от начала до конца в вашей триумфальной борьбе против... ленинизма... В международном плане ваше движение оказало услугу всему миру... Италия показала, как надо бороться против подрывных сил... Тем самым она выработала необходимое противоядие против русского яда. После этого ни одна великая держава уже не окажется без необходимых средств защиты против разрушающей болезни...». Черчилль выдвинул идею, чтобы «Англия, Франция, Италия и Германия работали совместно над возрождением Европы»412. В 1933 г., после прихода Гитлера к власти, идея возродится в виде пакта четырех держав. А пока «Таймс» сообщала: пресс-конференция Черчилля вызвала «восторженные комментарии в фашистских газетах, которые говорят о его заявлении, как о самом важном суждении, когда-либо высказанном о фашизме иностранным государственным деятелем. Они выражают уверенность, что это заявление будет иметь в высшей степени благоприятное для фашизма влияние на мировое общественное мнение. Черчилля особенно поздравляют по поводу того, что он понял настоящий дух фашистского движения». О том, что в Англии в правящих верхах У Черчилль был не одинок, свидетельствует тот факт, что в 1923 г., едва Муссолини успел захватить власть, король Георг V наградил его орденом Бани — одним из высших английских орденов413. Опыт Италии скоро мог оказаться весьма полезным. Мировой экономический кризис, начавшийся в 1929 г., вдвое увеличил количество безработных, что вновь привело к росту напряжения в стране. Черчилль сразу потребовал «национальной концентрации» и «ужесточения экономической политики»414. Очередное лейбористское правительст128
во Макдональда, движимое, по словам Черчилля, «сильным патриотическим порывом» ответило на вызов новым ужесточением своей политики415. В 1930 г. были введены законы о проверке нуждаемости и о «неправильностях в выдаче страховых сумм», повлекшие за собой сокращение пособий по безработице416. Меры, направленные на преодоление кризиса, носили пролиберальный характер: снижение пособий по безработице, жалованья государственным служащим и военным. В ответ произошло восстание военных моряков в Инвергордоне. Рабочие и безработные во главе с коммунистами проводили «голодные походы» и
массовые демонстрации, зачастую заканчивавшиеся рукопашными схватками с полицией. Уровень безработицы в Великобритании, в % от численности населения417
В 30-е гг. Англия потеряла свои ведущие позиции в мире, многомиллионная армия безработных бросала вызов системе «дикого капитализма». Черчилль в 1933 г. заявлял: «Ничто не спасет Англию, если этого не сделает она сама. Если мы потеряем веру в себя, в нашу способность направлять и править, 129
если мы потеряем волю к жизни, тогда, действительно, наша песня спета». Он отмечал «заметный упадок воли к жизни и еще более воли повелевать»418. В противовес рабочему движению уже в 1932 г. был создан британский союз фашистов во главе с Мосли. В январе 1934 г. по окончании национального «голодного похода» в Лондоне состоялся конгресс «Единства и Действия», который призвал рабочих к борьбе за защиту жизненного уровня. Правительству пришлось отказаться от нового сокращения пособия безработным и создания лагерей принудительного труда419. Правительство отыгралось в 1935 г., приняв крайне реакционный закон о мятеже. Иностранные наблюдатели в то время отмечали, что в Лондоне «среди аристократии теперь, очевидно, много фашистов и нацистов»420. В 1935 г. Черчилль говорил о Муссолини как о «великом человеке и мудром правителе». Гитлера У. Черчилль относил к великим фигурам, «деятельность которых обогатила историю человечества»421. Ллойд Джордж, проведя с Гитлером всего один час, оценил его как «величайшего живущего немца». Через год бывший премьер писал: «Я хотел бы видеть во главе нашей страны человека таких же выдающихся качеств»422. Напряженность зашла настолько далеко, что, по мнению Оруэлла, если бы не радио, футбол и пабы, то в Англии в 1930-е годы обязательно произошла бы социальная революция423. Однако в охваченной фашизмом Европе пива и музыки было не меньше, тем не менее она сорвалась в пропасть фашизма. Так, в Германии шутники поговаривали, что «если бы не было мюнхенского пива, то не было и национал-социализма»424. Какая тайная сила удержала Англию на краю пропасти? Во-первых, относительно низкие тяготы, пришедшиеся на Англию во время Первой мировой войны (мобилизационная нагрузка Великобритании была в 4—5 раз ниже, чем для Германии и России425) и отсутствие послевоенных кризисов (связанных в Германии с выплатой репараций, а в России интервенцией) позволили Великобритании со130
хранить свой экономический потенциал. Уже после войны Г. Уэллс писал: «Если
бы мировая война продолжалась еще год или больше, Германия, а затем и державы Антанты, вероятно, пережили бы свой национальный вариант русской катастрофы. То, что мы застали в России, — это то, к чему шла Англия в 1918 г., но в обостренном и завершенном виде...»426. Э. Грей еще в 1915 г. указывал в письме канадскому премьер-министру Р. Бордену: «Продолжение войны приведет к низвержению всех существующих форм правления». Примечательно, что том же в 1915 г. Ллойд Джордж говорил: «Никто из посетивших наши берега не заметит, что мы участвуем в том же конфликте и что на изрытых полях европейского материка... где решается ныне на целые поколения вперед не только участь Британской империи, но и судьба всего рода человеческого. Мы ведем войну так, как будто войны совсем нет»427. По итогам войны Дж. М. Кейнс констатировал: «Война разорила нас, но не очень серьезно... реальное богатство страны в 1919 г. по крайней мере равно тому, что было в 1900. Наш торговый баланс неблагоприятный, но не настолько, чтобы исправление его расстроило нашу экономическую жизнь. Дефицит бюджета велик, но не превосходит того, что твердое и благоразумное управление государством может преодолеть»428. Дж. Оруэлл замечал в этой связи: «В Европе за последние десять с лишним лет средним классам довелось пережить многое такое, чего в Англии не испытал даже пролетариат»429. Во-вторых, Великая Депрессия обрушившая экономики европейских стран, лишь едва коснулась Британии не причинив ей значительного ущерба. Во время Великой Депрессии спад производства в Великобритании составил всего 10%, или в 5 раз меньше, чем в Германии. А спустя три года после начала кризиса в Англии начался уверенный экономический рост. Уже в 1934 г. показатели британской промышленности превысили показатели предкризисного 1929 г. 131
Динамика промышленного производства, 1913 = 100%
Что же обеспечило такую устойчивость британской экономики, предохранив ее от тоталитаризма? Свобода не бывает бесплатной. Кто платил за свободу и демократию Британии? На плательщика указывали компенсации к которым стремилась Англия в Версале — колониальное наследство Германии и Турции. Именно доход от громадной колониальной империи, величайшей за всю историю человечества определял социальную ситуацию, форму власти и само существование Великобритании. Дж. Оруэлл по этому поводу писал: «В силу существующего экономического положения благоденствие Британии отчасти зависит от империи, в то время как все левые партии выступают с антиимпериалистических
позиций. Поэтому левые политики понимают или начинают понимать, — что, придя к власти, будут вынуждены либо отказаться от своих принципов, либо снизить 132
жизненный уровень в стране... Британия слишком зависит от импорта продовольствия. Гражданская война неминуемо приведет к голоду либо порабощению иностранной державой... гражданская война в Англии невозможна морально. Ни при каких условиях пролетариат... не восстанет, для того чтобы вырезать буржуазию... для этого они недостаточно отличаются друг от друга»430. Наглядно размеры «помощи» колоний экономике метрополии позволяет представить график торгового баланса. Превышение импорта над экспортом в 1,5—2 раза даже во время Великой Депрессии говорит об огромной независимости правящих классов от внутренней ситуации в стране, что развязывало ему руки. С другой стороны, такой баланс свидетельствует, что до серьезного финансового кризиса Англии было еще очень далеко. Например, ценные бумаги, вложенные в колонии, к 1913 г. приносили их владельцам 200 миллионов фунтов стерлингов годового дохода. А всего на сто фунтов в год уже можно было существовать431. Отношение импорта к экспорту432, в разах
133
Каким же путем Великобритания добивалась столь выдающихся результатов? За счет экспорта капитала? Действительно, до Первой мировой войны Великобритания была крупнейшим экспортером капитала в мире. Но для экспорта капитала не нужны колонии. Последние необходимы только для получения сверхприбыли. Каким образом ее добывала Великобритания, говорят, например, путевые заметки великого князя Александра Михайловича сделанные в начале XX века: «Южная Африка... Роскошные летние клубы британских офицеров. Подсознательное высокомерие всесильного могущества. Частые цитаты Сесиля Родса: «Мыслить по-имперски»... Сингапур. «Я желал бы, чтобы какая-нибудь пресыщенная леди, пьющая чай на террасе своего красивого имения в Англии и жалующаяся на вечное отсутствие своего мужа, находящегося на Востоке, имела бы возможность осмотреть Сингапур и видеть процесс добывания денег, на которые покупаются ее драгоценности, туалеты и виллы. «Бедный Фрэдди. Он все время очень много работает. Я не знаю в точности, что он делает, но это имеет какое-то отношение к этим забавным китайцам в Сингапуре!» Китайский квартал Сингапура. Главный источник дохода Фрэдди. Каждый второй дом — курильня опиума. Развращенность на высшей степени развития. Не тот
разврат, который подается на золотом блюде в европейском квартале Шанхая, но разврат в грязи и мерзости, запахи гниения, разврат голодающих кули, которые покупают свой опиум у европейских миллионеров. Голые девятилетние девочки, сидящие на коленях прокаженных... Тошнотворный запах опиума, от которого нельзя отделаться. А невдалеке от этого ада — очаровательные лужайки роскошного британского клуба с одетыми во все белое джентльменами, попивающими под сенью больших зонтов виски с содовой»433. Другой пример давал бывший военный министр У. Черчилль, который в январе 1921 г. получает новое назначение — в министерство колоний. У Черчилль сразу же выдвинул 134
идею, чтобы отныне основную тяжесть полицейских функций в колониальных странах, несла не сухопутная армия, а военно-воздушные силы434. В 1924 г. по приказу правительства Великобритании английские самолеты разбомбили несколько иракских деревень. Министр авиации лорд Томсон заявил, что в результате таких воздушных рейдов было убито не менее 700 человек. Бомбардировка оправдывалась тем, что подобный метод наказания этих деревень за неуплату налогов был более «экономичным» по сравнению с устаревшим способом посылки карательных экспедиций. Тот же метод был применен в Сомали435. Биографы У. Черчилля считаю эту идею крупным достижением, позволившим сэкономить огромные средства. Действительно, после принятия плана У. Черчилля ежегодные расходы по содержанию войск на Ближнем Востоке были сокращены с 40 млн. до 5 млн. ф. ст. в год436. Касаясь крупнейшей колонии Великобритании, У. Черчилль говорил: «На нашем острове живет 45 миллионов человек, значительная часть которых существует благодаря нашей позиции в мире — экономической, политической, имперской. Если, руководимые сумасшедшими и трусливыми советами, прикрытые мнимой благожелательностью, вы уведете войска из Индии, вы оставите за собой то, что Джон Морли назвал «кровавым хаосом»; а по возвращении домой вы увидите на горизонте приветствующий вас голод». В случае введения в Индии самоуправления в Англии на улицы выйдут два миллиона голодных, треть населения Англии разорится, «мы перестанем быть великой империей»437. Настал бы конец и британской демократии; что же делать, заявлял У. Черчилль, «высокие идеалы нужно защищать всякими способами и какою бы то ни было ценой»438. Если, конечно, платят другие... Лидер движения борьбы за независимость Индии М. Ганди, имея в виду прежде всего Англию, в этой связи отмечал: «Западная демократия в том виде, в каком она функционирует сегодня, — это разбавленный 135
нацизм или фашизм. В лучшем случае она просто плащ, прикрывающий нацистские и фашистские тенденции империализма»439. Дж. Оруэлл проводил прямую аналогию между британским колониализмом и фашизмом: «Фашистская оккупация заставила европейские народы убедиться в том, что давно было известно из собственного опыта народам колоний: классовые антагонизмы не так уж сверхважны, и существуют такое понятие, как интересы всей нации»440. Впрочем, замечал борец против тоталитаризма, «насколько мы можем понять, и ужас и боль необходимы для продолжения жизни на этой планете...»441. Если, конечно, страдают другие... С этим проблем не было; как писал Г. Уэллс даже в начале XX века, «столкновения европейских колонизаторов с местным населением... приводило к ужасающим зверствам. Ни одна европейская страна не сохранила там чистые руки»442. В 1920—1930-е годы Англия подавляла
волнения в Пешаваре и Северо-Западной пограничной провинции Индии, Египте и Африке. Французы расстреливали демонстрантов во вьетнамском Вьен-Бае и повстанцев в провинциях Нге-Ан и Хан-Тинь, арабов в Сирии, Алжире, Марокко и т.д.443. Однако социальная революция вносила свои коррективы. И даже Черчилль был вынужден учитывать их. Формулируя свои принципы развития Великобритании он заявлял: «Система свободной торговли и дешевого продовольствия дала возможность английскому народу из глубины нищеты и страданий подняться на первое место среди народов мира...*. Политика консервативной партии, должна быть политикой империализма. Но не одностороннего империализма... Лорд Биконсфильд (Дизраэли)... не пренебрегал великими вопросами социальных реформ. В его уме первое и главное место занимала судьба и процветание английского * Говоря об английском народе, «Черчилль делал вид, будто не знает, что в это время Ч. Бут и С. Раунтри провели обследование жизни английских трудящихся в ряде районов и неопровержимо доказали, что одна треть населения Англии находится на грани голода». (Трухановский... С. 70.) 136
народа... Следуя этому примеру, мы наилучшим образом будем служить интересам партии и государства»444. В опыте империализма в те времена Великобритания еще не имела равных. Что касается социальной политики черчиллей-дизраэли, то она слегка отставала. Например, У Ширер отмечал в своей книге: «Молодое поколение Третьего рейха росло сильным и здоровым, исполненным веры в будущее своей страны и в самих себя, в дружбу и товарищество, способным сокрушить все классовые, экономические и социальные барьеры. Я не раз задумывался об этом позднее, в майские дни 1940 года, когда на дороге между Аахеном и Брюсселем встречал немецких солдат, бронзовых от загара, хорошо сложенных и закаленных... Я сравнивал их с первыми английскими военнопленными, сутулыми, бледными, со впалой грудью и плохими зубами — трагический пример того, как правители Англии безответственно пренебрегали молодежью...» Социалистическая революция в Англии благодаря объективным условиям ее существования и историческому наследию, в том числе и более развитому индивидуализму, носила гораздо более урезанный характер, чем на континенте. Но это не означает, что ее не было. Так, в 1934 г. Ф. Рузвельт говорил: «Эти люди (критики) ставят нам в пример Англию. Они хотят, чтобы мы поверили, будто Англия добилась успехов в борьбе с депрессией, не прилагая никаких усилий, просто положившись на естественный ход вещей. У Англии есть свои особенности, как и у нас свои, но я сомневаюсь, чтобы хоть один осведомленный наблюдатель мог упрекнуть Англию в очень уж большом консерватизме пред лицом нынешней чрезвычайной ситуации. Разве не факт, что все время... Великобритания по многим направлениям социального обеспечения продвигалась быстрее Соединенных Штатов? Разве не факт, что отношения между трудом и капиталом на основе коллективных договоров в Великобритании получили гораздо большее развитие, чем в Со137
единенных Штатах? И стоит ли удивляться, что консервативная пресса Англии с простительной иронией называла наш «новый курс» просто попыткой угнаться за английскими реформами, которые идут уже не менее десяти лет»445. Франция «Француз — существо социальное... типично французским литературным жанром стал социальный роман, мастером которого является Бальзак; а социология, как ее обосновал Конт, — типично французская наука»446. Уже в
лозунгах Великой французской революции звучали призывы к братству — социальному единению. Во Франции социалисты были близки к захвату власти в 1851 г. и только переворот Луи-Наполеона предотвратил его447. В теории французы оставались первыми социалистами, хотя на практике, в социальных реформах отставали даже от кайзеровской Германии. Для того чтобы понять Францию, нужно понять французов. Здесь различные наблюдатели, с разных сторон описывая особенности нации, постепенно рисуют ее общий портрет. Так, Ф. Уильямс обращает внимание на огромную аморфную массу крестьян и мелких предпринимателей, которые «были консерваторами в социальном и экономическом плане, но при этом ярыми республиканцами... Будучи обязаны своим положением Революции, они были полны решимости сохранить революционное наследие. Это и было главной причиной любопытного противоречия между их словами и поступками: революционная лексика в политической сфере, консервативный характер общественной деятельности»448. Н. Бердяев был удивлен тем, что «из всех народов французы более всего затруднены в своих отношениях к ближнему, в общении с ним, это результат французского индивидуализма... У французов меня поражала их замкнутость, закупоренность в своем типе культуры, отсутствие 138
интереса к чужим культурам и способности их понять», «...во французской мысли, несмотря на скептицизм, на полную свободу искания истины, было довольно большое единство и даже надоедающее однообразие. Почти все верили в верховенство разума, все были гуманистами, все защищали универсальность принципов демократии, идущих от французской революции. Мысль немецкая или русская казалась темной, иррациональной, опасным для будущего цивилизации восточным варварством»449. Н. Тургенев за полвека до этого, накануне войны 1871 г., писал: «Я и прежде замечал, как французы менее всего интересуются истиной... Они очень ценят остроумие, воображение, вкус, изобретательность, — особенно остроумие. Но есть ли во всем этом правда? С этим нежеланием знать правду у себя дома соединяется лень узнать, что происходит у других, у соседей. И притом, кому же не известно, что французы — «самый ученый, самый передовой народ в свете, представитель цивилизации и сражается за идеи»... При теперешних грозных обстоятельствах это самомнение, это незнание, этот страх перед истиной, это отвращение к ней — страшными ударами обрушились на самих французов»450. «Я все это время прилежно читал и французские, и немецкие газеты — и, положа руку на сердце, должен сказать, что между ними нет никакого сравнения. Такого фанфаронства, таких клевет, такого незнания противника, такого невежества, наконец, как во французских газетах, я и вообразить себе не мог... »451 Наиболее глубокий и всесторонний анализ психотипов европейских народов накануне Второй мировой войны очевидно оставил В. Шубарт. Его выводы обобщают и развивают вышеприведенные наблюдения: «Француз и сегодня все еще живет, как во времена своей революции... В мчащуюся вперед эпоху индустрии и техники он вступил только разумом, не сердцем. Франция — страна крестьянская; ее жителям, особенно в провинции, свойственна степенность крестьянина... У француза несравнен139
но больше времени и больше досуга, нежели у немца или англосакса. Если вы увидите в Париже загнанных людей, знайте: это проезжие немцы...»452 Не случайно Дж. М. Кейнс, сравнивая Францию и Германия отмечал, что даже после 1870 г. (потери Эльзаса и Лотангии) в экономическом плане между обеими странами не было больших различий. Но к 1914 г. ситуация изменилась коренным
образом Германия благодаря упорному труду стремительно взлетела на вершину мирового могущества. Франция же в этот период наслаждалась жизнью и даже сокращала свое население, все больше отставая в промышленном и экономическом развитии от своего соседа453. Шубарт характеризовал французов как народ «мещан-буржуа, к которым относится также и большинство рабочих... «Любите землю!» — вот императив этой нации. Она ищет земного блага, хорошей жизни, радостей за столом и в постели... Облагороженное наслаждение жизнью заполняет всю ее целиком... [мое искусство и моя профессия— жить], — сказал Монтень... [как прекрасна жизнь] — вот житейская мудрость этой страны. Первое место здесь занимает право на жизнь, а не на труд, как в Германии»454. По отношению к другим народам, отмечает В. Шубарт, «чувство непременного превосходства над ними во всем — первое и единственное ощущение, возникающее у француза при взгляде на них... Француз не учит иностранных языков, неохотно ездит в другие страны. Он путешествует по своей стране или по ее колониям. Франция для него — целый мир. Немец не интересуется миром потому, что мир отталкивает его, а француз — потому, что влюблен в себя»455. «Француз так же экономен, мелочен и малодушен, как и немец, он скуп и полон забот о будущем с никогда не ослабевающей потребностью в гарантиях. К друзьям он, может быть, относится щедрее немца, но русские масштабы и к нему неприложимы, это его лишь скомпрометировало бы. Гарпагон у Мольера — типично французский 140
образ. За милые сердцу идеи француз отдаст жизнь, но не сбережения. Он стремится к неподкупной искренности в науке, но сделать честную декларацию доходов... это свыше его сил. Из предусмотрительности он ограничивает и число своих детей: состояние не должно дробиться на множество долей, иначе его не хватит никому. Все это говорит о том, что и француз глубоко страдает от изначального страха — этого основного зла прометеевской культуры»456. «Как схожи Декарт и Кант — наиболее типичные представители духа своих наций! Изначальный страх — преобладающее ощущение и у француза. А поскольку у них борьба против него концентрируется в области теории, то в своем мышлении он даже еще холоднее и непреклоннее, чем пруссак»457. «Методом, с помощью которого француз борется с изначальным страхом, является рассудок, но не воля. Он думает глубже немца и англосакса, но менее деятелен, чем они. Его доверие к разуму безгранично»458. «Француз хочет отличаться от других, но не стремится к уединенности. Русский — братский всечеловек, немец — радикальный индивидуалист, англичанин — типовой индивидуалист, француз — индивидуалистическое социальное существо. Француз видит в человеке существо, стремящееся к обществу, но не ради общества, а ради самого себя. Он нуждается в обществе, как в фоне и резонансе собственной персоны. Жизнь француза проходит под знаком соревнования... Главное — выделиться среди других, будь то политическая или боевая слава, художественный успех, научное достижение, богатство, власть, изысканность манер или галантность, воздействие красноречия или искусство повелевать массами. Отсюда честолюбие и тщеславность француза. Gloire и honneur (слава и честь) для него наиважнейшие понятия. Решающим считается не то, что человек из себя действительно представляет, а то, каков его вес. Забота о социальной видимости цветет пышным цветом»459. 141
В Первой мировой войне Франция из 40 млрд. франков зарубежных капиталовложений потеряла 25 млрд., в т. ч. 18,3 — в России460. В целом военные
разрушения, материальный ущерб, сокращение золотого запаса в сумме равнялись 55 млрд. франков; кроме того, война отяготила Францию 35 млрд. долгов своим союзникам, в первую очередь Англии и США. Правда, небольшие государства Европы должны были Франции 17 млрд., но выплаты не были возможны в ближайшем будущем461. В то же время монополии обогатились за время войны, по данным оппозиции, на 40 млрд. фр., по другим данным, доходы только за 1918 г. составили 100 млрд462. После войны крупный капитал развернул борьбу за снятие госрегулирования, демобилизацию экономики и промышленности, за снятие ограничений на экспорт капитала, за возвращение к свободе торговли и обширному импорту. Правительство с трудом шло на уступки, поскольку эти меры вели к разорению мелких предпринимателей. Дефицит бюджета покрывался косвенными налогами и налогами на сделки, ударяющими как по трудящимся, так и по мелкой буржуазии. Раскол между крупной и мелкой буржуазией, правыми и умеренными политическими партиями постепенно углублялся. Для покрытия растущего дефицита, французское правительство обратилось к банку Моргана «всегда готово(му) прийти на помощь ради стабилизации». Однако, когда настал срок возврата кредита, оказалось, что печатный станок, пущенный для покрытия дефицита, съел почти 3/4 стоимости франка, в течение последующих лет франк продолжал прыгать вверх-вниз. Был момент, когда стоимость франка упала до почти 1/10 первоначальной стоимости463. В марте 1924 г., когда дефицит бюджета резко вырос и приближалось время оплаты значительной части госдолга, рынки отказались от сотрудничества с французским Минфином. Началась паника, и французы кинулись менять франки на доллары и фунты. В отчаянии правительство снова обратилось к Моргану с просьбой о займе размером 50 млн. 142
долларов. Эксперты Моргана решили, что этого мало, и предложили удвоенную сумму, но на жестких условиях: золотое обеспечение кредита, повышение налогов, сокращение расходов на реконструкцию и отказ от принятия новых расходных программ. Несмотря на то что сделка остановила катастрофическое развитие событий и курс франка начал расти, ее условия настолько возмутили население Франции, что на майских выборах правительство пало464. Промышленное производство и экспорт (в % к 1913 г.), торговый баланс (в %), золотой стандарт (в % от номинала) Франции
Между тем постоянное обесценивание франка и устранение германского конкурента способствовали росту экспорта, стимулировавшего производство. Объем экспорта к 1924 г. вырос почти в 1,5 раза по сравнению с довоенным
периодом. С другой стороны, германские репарации позволили Франции осуществить реконструкцию тяжелой промышленности, к которой добавился потенциал высокоиндустриальных районов Эльзаса и Лотарингии, полученных по 143
Версальскому договору. В результате уже к 1924 г. Франция достигла довоенного уровня производства, а к 1930 г. превысила его на 40%. Однако, хотя промышленное производство во Франции выросло с 1920 г. до 1929 г. почти в два раза, её доля в мировом промышленном производстве снизилась, и она значительно отставала от Англии и Германии. Отличие Франции от других великих держав заключалось в значительно меньшей емкости внутреннего рынка, что было связано с чрезвычайно высоким удельным весом мелкособственнических слоев. Французское сельское хозяйство, со времен Великой революции давшей крестьянам землю, в виду малоземельности оставалось полунатуральным, низкотоварным. Аналогичная ситуация складывалась и в городах, где преобладало в основном мелкое промышленное производство, особенно в таких специфических для Франции отраслях легкой промышленности, как производство модного платья, предметов роскоши и т.д. Отставание в промышленном производстве Франция компенсировала своей активностью в банковском деле, что придавало французскому корпоративному капиталу ростовщический характер. Так, в 1929 г. доход от промышленности составил 10,5 млрд. фр., а от ценных бумаг — 28,3 млрд465. При этом французские капиталы охотнее вкладывались не в отечественную промышленность, а во внешние займы. Малейший намек на кризис немедленно вызывал бегство капиталов. Наглядной демонстрацией этого стал период 1924— 1926 гг.: Одержанная франком в 1924 г. победа оказалась мимолетной, кредит Моргана был исчерпан. Давать новые кредиты ни у кого желания не было. В частности, Госдеп США принял неофициальное решение об отказе «предоставлять займы странам, не выполнившим своих обязательств перед Соединенными Штатами по военным долгам»466. Финансовый кризис привел к тому, что за 22 месяца сменилось 10 министров финансов467. В июле 1926 г. франк 144
стоил 1/5 доллара по отношению к 1918 г., в то время как оптовые цены ежемесячно росли почти на 15%. Французы спешно выводили капиталы за границу. В этот момент к власти пришло твердое правоцентристское правительство Р. Пуанкаре. Его политика сводилась к возврату крупных капиталов бежавших за рубеж, путем стабилизации франка. С этой целью он внезапно снизил налоги с богатых и поднял пошлины на потребительские товары массового спроса. Реакция рынка была поразительной. Всего за четыре месяца франк набрал свой вес, после чего остановился и с незначительными колебаниями сохранялся на одном уровне в течение последующих 10 лет. Франция вернулась к золотому стандарту на основе курса франка, установившегося de facto. В 1926— 1929 гг. Франция имела бездефицитный бюджет, стабильную валюту и... отрицательный торговый баланс468. Структура экономики Франции предопределила форму кризиса, в которой она оказалась в результате Великой Депрессии. Во-первых, представители верхушки финансового капитала и миллионы держателей ценных бумаг, в том числе обширный слой рантье, препятствовали обесценению валюты. Во Франции и в годы кризиса сохранялся золотой стандарт, тогда как от него вынуждены были отказаться и Германия, и Англия, и Соединенные Штаты. Высокий курс национальной валюты обвалил французский экспорт. Во-вторых, меньшая емкость внутреннего рынка приводила к очень медленному рассасыванию
товарных запасов. В-третьих, строгий таможенный протекционизм и последующая девальвация франка повлекли за собой резкий рост цен на внутреннем рынке, дополнительно снизив его товарную емкость469. В результате мирового кризиса промышленное производство во Франции обрушилось до уровня 1913 г. в дальнейшем впав в стагнацию, продолжавшуюся практически до самой Второй мировой войны. Однако относительно других стран глубина кризиса не достигла даже уровня Англии, как 145
следствие, уровень безработицы и обнищания низов в ней был значительно ниже. Что же помогло Франции сохранить свою демократическую систему во время кризиса? Кто и чем платил за ее свободы, за спасение Франции от тоталитаризма? В данном случае источники были более разнообразными, чем в Англии. Во-первых, германские репарации, которые хоть и шли большей частью прямиком на погашение американских военных кредитов, тем не менее кое что перепало и на долю Франции; Во-вторых, промышленные мощности Эльзаса и Лотарингии, в последней находились «лучшие месторождения и лучшие сталелитейные предприятия германских концернов... которые стоили сотни миллионов марок», «Комите де форж» развил на основе этих приобретений новую мощную французскую стальную промышленность»470. Это позволило Франции занять лидирующие позиции в европейском «Континентальном стальном картеле», регулировавшем производство и экспорт почти всей европейской стальной продукции. В-третьих, свой вклад делала и французская колониальная империя, которая была второй в мире после британской. Хоть французская и уступала последней по территории в 4 раза, по населению в 8 раз, но тем не менее на каждого француза все-таки приходилось почти 1,5 туземца. Индокитай и треть Африки говорили на французском языке. В-четвертых, в отличие от Англии Франция установила «золотой стандарт» не на довоенном уровне, завышавшем стоимость ослабленной войной национальной валюты, а на текущем, что сделало франк более привлекательной валютой по сравнению с фунтом. Во многом благодаря этому, а также продолжавшемуся промышленному росту, Франция всего за 5 лет почти удвоила свой золотой запас. 146
Удельные золотые резервы центральных банков в 1930 г., тонн /1 млн. чел.471
Казалось бы величина «золотых резервов» была ничтожной, всего несколько десятков граммов на человека. Однако с другой стороны в 1930—1935 гг.
Франция владела 20% мировых запасов золота, что было сопоставимо с золотыми резервами центральных банков всей остальной Европы вместе взятой. Значительные золотые резервы смягчили удар Великой Депрессии. Реакция Франции на мировой кризис была во многом обусловлена и характером ее политической власти, которая несколько отличалась от других. Так, например, с 1918 по 1940 г. во Франции сменилось 42 правительства, что давало почву для шуток наподобие: «Американские туристы едут в Лондон посмотреть на смену караула и в Париж — на сме147
ну правительства»472. Частую смену правительств французский посол в Москве Ш. Альфан в 1933 г. объяснял тем, что парламент представляет собой ««сборище грязных дельцов», а пресса принадлежит тому, кто больше заплатит»473. М. Ларкин указывал на множество мелких партий во французской политической системе, по поводу чего острословы заявляли: «Чтобы внести ясность, политическим партиям следует давать не наименования, а номера, как футболистам на поле»474. Как следствие ни одна партия не могла сформировать устойчивого большинства в парламенте, структура любого кабинета министров была результатом торгов. Из-за взаимной демагогии коалиционное правительство было бессильно провести любые реформы, да и просто не могло долго удержаться у власти. По мнению Р. Арона, большой проблемой являлась повсеместная экономическая неграмотность французских политиков. Политик, как правило, был юристом, чье понятие об экономике основывалось на устаревших и абстрактных ее моделях, изучаемых в юридических вузах, а предпринимательская среда в парламенте была представлена мелким бизнесом с его традициями и предрассудками475. Как вспоминал Арон, в лицее «помимо истории (в большей мере) и права (в незначительном объеме), мы совсем или почти совсем не изучали мир, в котором живем»476. Кроме этого конституционная практика французского государства почти полностью оставляла правительство во власти парламента. Негативный политический опыт страны во второй половине XIX в. сформировал у населения и политиков глубоко укоренившийся страх перед диктатурой или, в более широком смысле, устойчивое недоверие по отношению к «сильному правительству» любого типа. Именно поэтому «любые попытки в конституционном плане усилить позиции исполнительной власти наталкивались на решительный отпор парламентариев... порождая апатию, инертность министерских кабинетов»477. По сути на протяжении всего межвоенного периода Франция оставалась без 148
внятной политической власти, кто же в этом случае управлял страной? Швейцарский журналист Люти отвечал на этот вопрос следующим образом: «Решение всех вопросов, от бюджета мелкой деревушки в Пиренеях... до управления огромной империей... сосредоточено в руках административной иерархии, которая практически неуязвима для политических колебаний, и хотя порой вынуждена идти на компромисс с министром, навязанным ей парламентом, всегда способна терпеливо ждать ухода министра с его идеями... Франция не управляется, а контролируется, и именно ее очевидная политическая нестабильность является гарантией стабильности и постоянства бюрократии. Изза разделения труда политика остается, без ущерба для себя, площадкой для идеологии, отвлеченных суждений, экстремизма, шумихи и обычной демагогии, ибо все эти вещи едва ли всерьез затрагивают жизнь французского государства...»478 Журналист Р. де Жувенель в этой связи писал: «Франция — счастливая страна, где почва обильна, пахарь усерден, изобилием пользуется большинство.
Политикой можно заниматься или нет, в зависимости от личных вкусов; это не решающий фактор жизни французов»479. Писатель и дипломат П. Моран замечал, что политическая практика доведена французами до предельной изощренности, превращена ими в специфический, присущий только им вид изобразительного искусства480. Но мировой экономический кризис и стагнация, потрясли основы даже относительно благополучной Франции. Рост безработицы и сокращение заработной платы, массовые разорения мелких собственников привели в начале 30-х гг. к резкому обострению классовых противоречий. Правительства стали меняться со все ускоряющейся быстротой. Если до кризиса правительства менялись в среднем раз в полгода, то с октября 1929 г. до февраля 1934 г. средняя продолжительность существования каждого кабинета не достига149
ла 4 месяцев. Каждое из последних пяти правительств не смогло продержаться у власти и 3-х месяцев. Крупный капитал требовал стабильности, пересмотра французской конституции, ограничения прерогатив парламента и наделения президента республики чрезвычайными полномочиями с целью создания в стране сильной власти. Эта программа была изложена в книге Тардье «Час решения», опубликованной в 1932 г.481. Одновременно активизировались многочисленные группировки реакционно-экстремистского характера, приступившие к формированию своих вооруженных отрядов из молодежи и ветеранов войны. Среди них: «Action Francaise», созданная еще в конце XIX в., как монархическая, националистическая и клерикальная организация. «Лига патриотической молодежи» была создана в 1924 г. П. Теттенже, членом парламента, крупным промышленником, владельцем ряда парижских универмагов и фирм шампанских вин. Идеалом Теттенже была империя Наполеона III. «Боевые кресты» возникли в 1928 г. как объединение бывших фронтовиков. Целью «Боевых крестов» было вернуть Франции ее былое величие482. В начале 30-х гг. стали появляться чисто фашистские организации. Так, в 1933 г. были созданы «Французская солидарность» и Лига франсистов. А в Европе уже пахло новой мировой войной. В ответ в 1932 г. по инициативе А. Барбюса и Р. Роллана был созван антифашистский, антивоенный конгресс. Воззвание, написанное Барбюсом, гласило: «Задача конгресса — разъяснить сущность текущего момента и поставить массы перед лицом угрожающей им опасности, а также объединить трудящихся вокруг их социалистического отечества, находящегося в опасности»483. Призыв носил явный просоветский характер и был направлен на консолидацию всех левых сил. Но главным образом он был направлен против фашизма и войны, уже маячившей на горизонте. Р. Роллан провозглашал: «Мы созываем все партии... всех людей... кто твердо решил всеми средствами воспрепятствовать войне»484. Конгресс открылся в Амстердаме 27 августа 1932 г. Делегаты прибыли не только из 150
Франции, но со всей Европы, США, Китая и Индии. Роллан провозгласил лозунг «Над партиями! Единый фронт». В итоге в июне 1933 г. был создан единый Всемирный комитет борьбы против войны и фашизма «Амстердам-Плейель»485. 6 февраля 1934 г. в Париже была предпринята попытка реакционного путча, в которой приняло участие 40 тыс. человек. На пути фашистов встали обе рабочие партии — СФИО* и французская коммунистическая партия (ФКП), которые участвовали в схватках с мятежниками. Под руководством ФКП были проведены массовые антифашистские демонстрации. На улицы Парижа, не считаясь с объявленным правительством запретом, вышло свыше 150 тыс. человек, среди которых были не только коммунисты, но также социалисты и члены руководимой
ими Всеобщей конфедерации труда. Произошли серьезные столкновения с полицией, которая стреляла в демонстрантов. Были убитые и раненые. В массовых антифашистских забастовках и демонстрациях по всей стране приняло участие около 4,5 млн. человек486. Сопротивление левых предотвратило профашистский переворот и установление «директории»**. Однако кризис имел следствием отставку правительства Даладье и приход к власти праворадикальных партий. В начале апреля новое правительство приняло первые 14 антикризисных декретов-законов. Повышались ставки подоходного налога, в том числе и на самые низкодоходные группы населения. Одновременно в целях сокращения государственных расходов на 10% сокращалось число госслужащих и уменьшалось жалованье * Социалистическая партия Франции — официальное название: "Французская секция рабочего интернационала" (Section Franchise del International Ouvrier — СФИО). ** В состав праворадикальной «директории» входили известные всей Франции люди: Петен, А. Тардье, П. Лаваль, Г. Думберг, А. Марке. Все они вошли в правительство, пришедшее к власти в результате праворадикального переворота 9 февраля 1934 г. 151
остальным, сокращались субсидии на цели социального страхования, снижение пенсий ветеранам войны и заработной платы железнодорожникам. Приход правого правительства стимулировал быстрый рост численности «Боевых крестов», в которых в 1934 г. состояло несколько сот тысяч членов487. Объединение правых сил, привело к консолидации левых — 10 октября лидер коммунистической партии Морис Торез выдвинул лозунг Народного фронта, в который вошли СФИО, ФКП и леворадикальная Лига прав человека. Уже первые совместные действия на выборах в местные органы власти 1934—1935 г. года оказались успешными. Их поддержали массовые демонстрации 14 июля 1935 г., в день национального праздника Франции. В них участвовало свыше 2 млн. человек. Как ни странно коммунисты в данном случае оказались менее радикально и более прагматично настроены, чем социалисты. ФКП предлагали включить в программу Народного фронта лишь непосредственные демократические требования, вокруг которых можно было объединить самые широкие слои народа: отмену чрезвычайных декретов, роспуск фашистских мятежных лиг, сохранение и расширение демократических свобод. Однако руководство СФИО заявило, что такая программа недостаточна, в ней нет ни единой «реформы социалистического характера», и выдвинула свою программу «структурных реформ», социализации (национализации) крупных предприятий, банков, страховых компаний и т.д.488. Очередные выборы 1936 г. закончились победой Народного фронта, за его кандидатов было отдано 57% голосов. Особенно впечатлял успех компартии, которая увеличила свое представительство более чем в 7 раз, получив 12,5% голосов избирателей*. Лидер СФИО Л. Блюм предложил пар* Это был первый крупный успех ФКП с 1921 г. Тогда левые партии насчитывали 140 тыс. коммунистов и 30 тыс. социалистов. L'Humanite (коммунистическое издание) выходило тиражом 200 тыс. экземпляров, а социалистический Populaire — лишь 5 тыс. Бурный экономический рост 152
тиям Народного фронта принять участие в правительстве. Коммунисты отказались, поскольку прочного большинства коалиция социалистовкоммунистов не имела, а присутствие ФКП в парламенте, по словам Г. Димитрова, «напугало бы радикалов, стало бы сигналом для фронтальной атаки реакционеров против правительства Народного фронта»489. Во Франции коммунисты имели самую «узкую социальную базу» из всех партий. Удельный вес мелкобуржуазных слоев города и деревни во Франции был даже еще более высоким, нежели в Германии. Из 21 млн. самодеятельного населения Франции они составляли примерно 7,5 млн. человек, т.е. около одной трети490.
Сразу после победы Народного фронта развернулось массовое движение рабочих за осуществление его программы. В поднявшейся волне забастовок участвовало не менее 2 млн. человек. Рабочим сочувствовали мелкие торговцы, которые в кредит отпускали им продовольствие. В цехах организовывались бесплатные концерты артистов. Часто над бастующими фабриками развевались красные флаги. Все это оказывало сильнейшее психологическое влияние на хозяев предприятий. Один из современников отмечал: «Руководителям предприятий... казалось, что они живут в нереальном мире, в кошмаре». Парламент тем временем принял ряд социальных законов, вводивших: оплачиваемый ежегодный отпуск; право на заключение коллективных договоров; 40-часовую рабочую неделю; ассигнования на общественные работы для безработных; повышены жалованье госслужащих и пенсии. Кроме этого в пользу крестьян было создано Национальное зерновое управление и введены твердые цены на сельхозпродукцию, установлены пособия для сельских жителей; введены льготные кредиты для мелких торговцев и ремеспривел к резкому снижению численности компартии, и в 1924 г. социалистов было уже больше, чем коммунистов, ибо в 1923 г. 2/3 коммунистов покинули партию. (Wright G. France in Modern Times: since the Enlightment to the Present. NY., Lnd., 1981, p. 348). 153
ленников и запрещена распродажа за долги их имущества, и т.д. В последующие месяцы была проведена налоговая реформа, которая вводила повышенное налоговое обложение крупных доходов и наследств, превышавших 75 тыс. франков, а также частичная национализация предприятий военной промышленности. Кроме того, была осуществлена реформа Французского банка, который был поставлен под государственный контроль, и создана Национальная служба железных дорог. Наконец, был принят закон о запрещении и роспуске военизированных мятежных лиг491. Последние правда быстро преобразовались и продолжили свою деятельность. Так, «Боевые кресты» стали Французской социальной партией, официально отмежевались от фашизма и заявили о поддержке идеалов республики492. Против инициатив Народного фронта выступил крупный капитал, организовав саботаж принятых законов. Предприниматели дезорганизовывали производство, отказывались от заключения коллективных договоров, увольняли профсоюзных активистов. В 1936 г. возникла чисто фашистская организация — Французская народная партия Дорио. А в следующем году было создано реакционно-экстремистское «Социальное движение революционного действия» — Делонкля* под покровительством представителей высшего военного командования Франции — маршалов Петэна и Ф. д'Эспере. Но наиболее эффективным средством борьбы с Народным фронтом стало «бегство капиталов» за рубеж. По данным министра финансов В. Ориоля, за короткий срок из французской финансовой системы было изъято около 60 млрд. франков, из них переведено за границу 26 млрд. Всего же за 1936—1937 гг. за границу было переведено не менее 100 млрд. франков. Уже летом 1936 г. резко сократился золотой запас Французского банка**. Все это привело к быстрому сокра* Членам которой современники дали название «кагуляров». ** В 1936 г. составил 55 млрд. франков, против 82 млрд. в 1934 г. 154
щению ресурсов казначейства: в июне 1936 г. они упали до 10 млрд. франков. И в то же время принятие обширной социальной программы, напротив, настойчиво требовало значительного увеличения государственных расходов. В первые же дни деятельности правительства Народного фронта его ежедневные расходы составляли не менее 200 млн. франков, а в последующем возросли еще более. Возник и все более возрастал дефицит бюджета493.
Правительство Народного фронта, по сути, становилось жертвой собственной политики, свойственной, впрочем, всем европейским социал-демократам того времени. Оно осуществляло социалистические преобразования, но при этом любой ценой стремилось сохранить прежнюю политэкономическую систему. Как следствие социальные расходы быстро обгоняли стремительно сокращающиеся госдоходы. При этом правительство отвергло предложения ФКП о высокопрогрессивном налогообложении крупных состояний и доходов и судебной ответственности за «бегство капиталов», как мер, покушавшихся на право частной собственности. Правительство Л. Блюма шло традиционным путем, сохранив «справедливую налоговую систему», повысив учетную ставку с 3 до 5% и введя льготные условия государственных внутренних займов. Ж. Кайо назвал политику Блюма «лилипутским рузвельтизмом»494. Но государственный долг за год вырос на 16 млрд. франков; в поиске денег правительство было вынуждено пойти на девальвацию франка, сократив его золотое содержание на 30%. Последовавший рост инфляции фактически свел на нет проведенное летом повышение заработной платы. Нарастание трудностей продолжалось. Для осуществления самых необходимых социальноэкономических программ до конца 1937 г. необходимо было изыскать по меньшей мере 30 млрд. франков. В этой ситуации в июне 1937 г. Л. Блюм потребовал предоставления правительству чрезвычайных полномочий. Предполагалось ввести строгий контроль за переводом капиталов за границу и потребовать от владельцев промыш155
ленных предприятий обязательно вкладывать часть своих прибылей в развитие производства. Сенат отверг этот план, и Блюм ушел в отставку495. Новое правительство Народного фронта — Шотана предусматривало увеличение налогов, причем около двух третей этой суммы шло за счет ряда косвенных налогов. Кроме того, было объявлено о повышении железнодорожных тарифов и о проведении второй девальвации франка. Какого-либо ограничения «бегства капиталов» новые чрезвычайные меры не предусматривали. Они были сразу одобрены палатой депутатов и сенатом. Однако умеренных пролиберальных мер кабинета Шотана, с одной стороны, было недостаточно для удержания капитала, с другой они приводили к резкому ухудшению положения широких масс. Положение обострилось с началом, во второй половине 1937 г., очередного витка мирового экономического кризиса, что привело к дальнейшему снижению промышленного производства и росту безработицы. В этих условиях нападки правых сил принимали все более ультимативный характер. Они требовали отмены закона о 40-часовой рабочей неделе, отказа от социальных реформ, полного разрыва с ФКП, решительной борьбы против стачечников. Правительство Шотана поддержало эти требования, идя тем самым на прямой отказ от программы Народного фронта. В ответ фракции ФКП и СФИО отказали Шотану в поддержке, и в январе 1938 г. он вынужден был уйти в отставку496. Правительство снова возглавил Л. Блюм, который повторил свои чрезвычайные меры: введение прогрессивного налога на крупный капитал в размере от 4 до 17%, выпуск государственных займов и установление контроля за переводом капиталов за границу. Меры были утверждены палатой депутатов, но вновь заблокированы сенатом, и Блюм снова подает в отставку. Народный фронт к тому времени из-за разногласий между партиями фактически перестал существовать. В частно156
сти, ФКП неуклонно поддерживая правительство, тем не менее по мере обострения кризиса требовала все более решительных действий. В свою очередь, СФИО, подобно всем остальным европейским партиям социал-демократического
толка, на практике следовала либерал-националистической политике и не могла принять мер, предлагаемых ФКП. В итоге Народный фронт хоронил экономический коллапс его социальной политики, не поддержанный решительными мерами. До конца 1937 г. правительство должно было выплатить 23 млрд. франков. А в казне было 6,5 млрд. Недобор по косвенным налогам в апреле составил 251 млн. франков — в обстановке общественной неустойчивости, отмечает А. Шубин, французы не спешили платить налоги497. Положение коммунистов усугублялось «процессами», начинавшимися в СССР. Р. Роллан писал, что резонанс московских процессов «во всем мире, особенно во Франции и Америке, будет катастрофическим». Он предлагал направить Сталину письмо и попытаться заставить его задуматься, «какие плачевные последствия для Народного фронта... для совместной защиты Испании будет иметь решение, приговаривающее осужденных к смертной казни»498. О. Бауэр сокрушался: «Обвинения на московских процессах подорвали доверие к Советской России»499. По мнению К. Макдермотт и Д. Агню, «варварство репрессий заставило отшатнуться либералов и социалистов»500. На международной арене СФИО продолжало поддерживать «политику невмешательства» в испанские дела, «умиротворения агрессоров». По мнению А. Шубина, «эта моральная капитуляция перед лицом фашизма, активно боровшегося против Испанской республики, разложила французский Народный фронт сильнее, чем экономические проблемы. Стало ясно, что французский Народный фронт не готов к более глубоким преобразованиям и, следовательно, не имеет перспективы. Дальше можно было только отступать. В результате Блюму пришлось бесславно уступить власть либеральным партиям, а 157
сторонники Народного фронта были деморализованы. С момента начала «невмешательства», а не после «паузы» Блюма, начинается агония Народного фронта во Франции»501. Последним камнем на могиле Народного фронта стала поддержка СФИО подписанного Даладье Мюнхенского сговора502. На смену Народному фронту пришло правоцентристское правительство Э. Даладье. Он сразу взял курс на мобилизацию власти. Что вызывало взрыв возмущения у бывших неудачливых правителей Франции, оказавшихся среди оппозиционеров. Блюм провозглашал: «Неслыханно... требовать этой деспотичной власти от имени правительства, непредусмотрительность и слабость которого проявились на глазах у всех»503. 11 апреля 1938 г. Даладье обосновывал на заседании кабинета свои претензии тем, что «страна утомлена, и она выметет всякое слабое и колеблющееся правительство»504. Получив чрезвычайные полномочия, правительство Даладье повысило налоговое обложение трудящихся, провело третью девальвацию франка, ревизовало закон о 40-часовой рабочей неделе и обрушилось с репрессиями на стачечников505. На горизонте уже маячила война. Даладье в то время говорил своему сотруднику П. Лазарефу: «Наступил момент настоящего и добровольного национального союза... Война или мир? Я действительно верю, что можно еще избежать войны, если Франция создаст у себя единый фронт. Если газеты не прекратят свою полемику и свои неосторожные акции, то я решительно настроен использовать твердость... Я заставлю замолчать прессу. Она говорит слишком много глупостей, а время пришло слишком серьезное, чтобы позволить ей это делать»506. Даладье требовал предоставления ему чрезвычайных полномочий: «Я не верю, что возможно с помощью нормальной процедуры бороться против государств, которые... имеют перед нами преимущество в быстроте и в абсолютной тайне. Как спасти демократию? Как спасти Республику?»507 158
Несмотря на поражение социалистической революции во Франции, костяк
Народного фронта не исчез — после разгрома Франции Германией он ушел в движение Сопротивления. Победа СССР во Второй мировой войне придала ему новую силу. Завоевания Народного фронта были восстановлены после войны и положили начало социальному государству во Франции. И все-таки она вертится? Провал социал-демократических экспериментов в Германии и Франции, неуверенное равновесие, достигнутое в Англии, казалось, ставили крест на социал-демократических идеях. В Европе господствовали фашиствующие режимы. Однако на окраине этого бурлящего политэкономического моря взрастали примеры, которые, казалось, оставляли надежду. Они появились скандинавских странах, сохранявших нейтралитет во время Первой мировой. За годы войны прежде нищие нейтральные страны резко улучшили свое экономическое положение за счет торговли с обеими воюющими сторонами. Мало того, они даже сделали территориальные приобретения. Так, Версаль вернул Дании потерянные в 1864 г. Шлезвиг и Гольштейн, а Норвегия под шум интервенции прибрала Шпицберген. Отдаленность скандинавских стран от военных бурь оберегала их стабильность и национальное спокойствие, позволяя накапливать капитал и сохранить свои монархии* на протяжении многих столетий. В отличие от всех других европейских стран они на протяжении большей части своей истории шли почти непрерываемым эволюционным путем развития. Помимо того это были северные страны, где элементарное выживание населения ставится в зависимость от уровня его социальной защищенности. * В Дании, Норвегии и Швеции монархическая форма правления ведет отсчет с IX в. и существует по наши дни. 159
Партии социал-демократического типа существовали в Швеции, Дании и Норвегии с конца XIX века. В Швеции социал-демократы вошли в правительство в 1917г.,а в1921 г. в Швеции было введено всеобщее избирательное право. После углубления Великой Депрессии в 1932—1935 гг. в скандинавских странах социалдемократы пришли к власти и сразу провели широкий комплекс социальноэкономических реформ: введение 8-часового рабочего дня; установление двухнедельного оплачиваемого отпуска; улучшение пенсионного обеспечения; создание системы государственного страхования по безработице, болезни и инвалидности, а также государственное финансирование жилищного строительства. Одновременно была осуществлена более или менее широкая программа национализации промышленности и транспорта*. С этого времени скандинавские страны стали классическим образцом социал-демократической европейской модели развития. * Социал-демократическая рабочая партия Швеции с небольшими перерывами правила с 1932 по 2006 г., как и Норвежская рабочая партия. В Швеции через налоги аккумулируется в госбюджете от 1/2 до 2/3 ВВП, 1/3 ВВП направляется в сферу социальных услуг. 90% «синих воротничков» являются членами Центрального объединения профсоюзов.
МЫ НАНЯЛИ ГИТЛЕРА К Первой мировой войне Германия занимала второе после США место в мире по объему промышленного производства. Темпы его роста в 1890—1914 гг. у обеих стран были практически одинаковы — 4,2% (в два раза выше, чем у Англии). Наемные рабочие составляли почти 80% самодеятельного населения страны. В 1900 г. в Германии впервые эмиграция стала превышать иммиграцию, которая еще 10 лет назад достигала 100 000 человек ежегодно. Германия имела
самое передовое по тем временам социальное законодательство, оно покоилось на принципах, сформулированных Гегелем в «Философии права» еще в начале века. Движущей силой, толкавшей к социальным переменам, стал «Всеобщий германский рабочий союз» (1863—1875 гг.), возглавляемый Ф. Лассалем. Бисмарк использовал «союз», в качестве одной из опор в деле объединения Германии. Усиление позиций социалистов привело к тому, что в 1878 г. Бисмарк инициировал принятие исключительного закон против них. Но уже в 1880-х гг. по инициативе канцлера были приняты законы о страховании по болезни, безработице, увечья, пенсий по старости, однако их размеры были явно недостаточными. Так, закон о пенсиях по старости предусматривал их выплату только после 70 лет, до которых тогда редко кто из рабочих доживал. В начале 90х гг. был введен обязательный воскресный отдых, 11-часовой рабочий день для женщин и запрещен труд детей, не достигших 13 лет. В немецких профсоюзах состояло 2,5 млн. человек. На выборах 1912 г. социал-демократическая партия (СДПГ) получила 4,5 млн. голосов и завоевала более четверти мест в рейхстаге508. 161
Программа СДПГ, принятая в 1891 г., гласила: «Только превращение капиталистической частной собственности на средства производства... в общественную собственность... может привести к тому, что крупное производство и постоянно растущая производительность общественного труда станут для эксплуатируемых до сих пор классов не источником нищеты и порабощения, а источником высшего благосостояния и всестороннего гармонического развития». Реальную политику СДПГ, как классической социал-демократической партии, отражали взгляды Э. Берштейна, который в своей книге «Предпосылки социализма и социал-демократии» (1899 г.), писал, что капитализм существенно изменился со времен Маркса и продолжает меняться, и что лозунг классовой борьбы необходимо сменить на лозунг классового сотрудничества, постепенного врастания капитализма в социализм509. Не случайно СДПГ всеми силами старалась укрепиться, в качестве легальной парламентской партии. Этот мотив был далеко не последним, когда сильнейшая партия II Интернационала, вопреки многочисленным решениям довоенных партийных съездов, спустя несколько дней после начала Первой мировой проголосовала за военные кредиты, открыто поддержав тем самым германскую агрессию. Откровенно шовинистическая позиция СДПГ на фоне растущих экономических и социальных проблем привела к тому, что в апреле 1917 г. из нее выделилась группа независимых социал-демократов, образовавших свою партию (НСДПГ), выступавшую против предоставления военных кредитов. За один год число членов НСДПГ выросло до 100 тыс. чел. Чрезмерная мобилизационная нагрузка четырех лет войны довела в октябре 1918 г. германскую экономическую и политическую систему до полного истощения. Дальнейшее ужесточение мобилизационной политики могло закончиться только революцией. Имперская власть была вынуждена пойти на уступки и сформировать 3 октября «коалиционное монархическидемократическое правительство» во главе с 162
принцем М. Баденским. В правительство были приглашены представители СДПГ. Однако новое правительство оказалось не способно решить ни одного существенного вопроса, стоявшего перед германским обществом. В стране наступал хаос. Людендорф вспоминал о том времени: «В Германии проливается братская кровь. Германское достояние уничтожено. Государственные деньги растрачены и употреблены на эгоистические цели; финансы империи, отдельных государств и общин расшатываются с каждым днем. Народ с
пониженным нравственным чувством разгуливает, пользуясь свободой революции; низменные инстинкты получили полный простор и не считаются ни с чем. Везде господствуют хаос, страх перед работой, обман и погоня за чрезмерной наживой. Рядом с миллионами могил павших за отечество и на глазах многих калек во многих местах ведется отвратительная, разгульная жизнь... Революция превратила немцев в париев среди других народов, в илотов на службе у иноземцев и иностранного капитала, в людей, которые сами перестали себя уважать»510. Но революция и хаос были лишь следствием чрезмерной военной нагрузкой Германии, несущей голод, разорение и страдания простому населению. Именно в эти октябрьские дни конференция «Союза Спартака»* выдвинула программу социалистической революции в Германии. Революция началась в ноябре. На базе Советов рабочих депутатов стали создаваться отряды Красной гвардии. Самым популярным лозунгом среди рабочих стал лозунг русской революции — «Вся власть Советам». По призыву левых социал-демократов началась всеобщая забастовка рабочих Берлина, переросшая в вооруженное восстание. 9 ноября кайзер отрекся от престола и покинул страну, а два дня спустя было подписано перемирие в Компьене. М. Баденский был заменен на своем посту одним из лидеров СДПГ Ф. Эбертом. * «Союз Спартака» образовался в 1918 г. из группы «Интернационал», в которую левые социал-демократы объединились в 1916 г. Во главе «Союза Спартака» стояли Р. Люксембург, К. Либкнехт, К. Цеткин и др. С момента создания «Союз Спартака» примкнул к НСДПГ. Спартаковцев тогда было всего несколько сот человек. 163
Своим успехом революция в Германии, была обязана не только примеру и поддержке Советской России, но и американскому президенту. В. Вильсон заявлял, что если Соединенные Штаты будут иметь дело с «военными лидерами и монархическими самодержцами Германии, то они будут требовать не переговоров, а капитуляции». По мнению А. Уткина, Вильсон, по существу, жестко требовал трансформации германских политических институтов. Он хотел революции в Германии511. Людендорф подтверждал — предложения Вильсона: «отвечали получившему в Германии господство социал-демократическому мировоззрению»512. Смесь большевизма, вильсонизма и жестких репарационных требований порождала в правящих кругах Германии парадоксальные обобщения. Например, Вильгельм II в своем обращении к Военному совету утверждал, что существует всемирный заговор против Германии, участниками которого являются большевики, поддерживаемые президентом Вильсоном, «международное еврейство» и Великая Восточная ложа франкмасонов...513 СДПГ выступала категорически против революции и «русского пути». Особое ее раздражение вызывали Советы. В начале ноября 1918 г. газета СДПГ «Vorwarts» писала о Советах как о «русской заразе»514. Ф. Эберт до конца надеялся на сохранение монархии. Однако, не в силах справиться с революционной стихией, лидеры правых социал-демократов попытались перехватить инициативу власти. Для этого они провозгласили Германию «свободной республикой» и одновременно попытались захватить большинство в Берлинском совете. Несмотря на сопротивление левых, 10 ноября правые социалдемократы получили большинство во вновь созданном временном правительстве Германии, получившем название «Совет народных уполномоченных»; его фактическим главой стал Ф. Эберт. Берлинский совет немедленно провозгласил: «Революция победно завершена. Германия стала социалистической республикой... Носителями по164
литической власти теперь являются рабочие и солдатские Советы... Быстрое и последовательное обобществление капиталистических средств производства,
учитывая социальную структуру Германии и уровень зрелости ее экономической и политической организации, возможно без серьезных потрясений»515. Спустя два дня правые социал-демократы в принятой ими «Программе действий» изложили свое истинное отношение к революции. В программе отмечалось, что мировая война стала мощным революционным фактором, однако социал-демократия не должна позволить «увлечь себя событиям», поскольку «социализм развивается сам по себе... Он не нуждается в подталкивании», поэтому преобразование «старого авторитарного государства»* в новое, «демократически-социалистическое» должно осуществляться на эволюционной основе парламентскими методами516. В программе говорилось, что правительство будет «охранять упорядоченное (т.е. капиталистическое) производство и защищать собственность». Во исполнение этой программы между представителями крупнейших германских корпораций и профсоюзов было заключено соглашение о «трудовом сотрудничестве». Признавалось право на заключение коллективных договоров, создание фабрично-заводских комитетов, объявлялось, что с 1 января 1919 г. будет введен 8-часовой рабочий день. На I Всегерманском съезде Советов, проведенном в декабре из 489 делегатов спартаковцев было всего 10 человек. Однако социал-демократы не смогли прямо противостоять народной стихии и были вынуждены лавировать: съезд * В Германской империи, в соответствии с конституцией 1871 г., абсолютным главой государства был император — король Пруссии. Он назначал главу правительства, созывал и распускал парламент, возглавлял вооруженные силы, имел право объявлять войну. Верхняя палата парламента — бундесрат назначалась из представителей входивших в Германскую империю государств. Нижняя палата избиралась на основании имущественного ценза. Император и бундесрат имели право вето к решениям рейхстага. 165
одобрил лозунг социализации производства, принял «гамбургские пункты», которые вводили в армии выборность командиров, ликвидировали воинские ордена и титулы...*. Съезд передавал всю власть в стране в руки Совета народных уполномоченных, однако она одновременно была ограничена лишь правом «парламентского надзора» за действиями правительства. При этом подчеркивалось, что Советы не имеют права отменять распоряжения правительства. Съезд одобрил решение о скорейшем созыве Учредительного собрания, «забыв» предусмотреть какое-либо участие в подготовке и проведении выборов. В итоге Совет превращался в чисто бутафорскую организацию. Против этого выступили спартаковцы. 1 января в при участии посланца Кремля К. Радека, по инициативе «Спартака» была провозглашена Коммунистическая партия Германии (КПГ). 6 января 1919 г. десятитысячная революционная толпа пошла в Берлине по примеру русских большевиков на штурм старого мира**. На плечи Эберта легла задача по подавлению революции. В первую очередь необходимо было погасить основные причины недовольства и главную из них — безработицу. В январе 1919 г. безработица в Германии достигла 6,6% от всего трудоспособного населения, под Новый год в Берлине, по официальным данным, было 80 тыс. безработных. Современные источники доводят эту цифру до 250 тыс.517. Эберт призывал: «Хлеб по возможности — работа любой ценой». Пример Керенского маячил перед глазами, инфляция казалась мень* Людендорф в то время взывал: «Демократические партии и социалисты большинства совершали преступление... Вместо того чтобы смотреть на офицера как на защитника государственного порядка, многие видели в нем лишь представителя «милитаризма»... (Людендорф Э. С. 660). ** Революция в Германии на первом этапе внешне развивалась по русскому образцу. «Коалиционное демократическое правительство» являлось почти полным аналогом «Временного правительства» России 1917 г. Роль Макса Баденского совпадала с ролью князя Львова, Эберта — Керенского, Либкнехта — Ленина. «Свободные корпуса» соответствовали добровольческим
офицерским отрядам в России... 166
шим злом, чем безработица. В первые два с половиной месяца правительство Эберта выпустило 16,5 марок без всякого обеспечения518. В начале 1919 г. Берлин имел самую высокооплачиваемую в мире армию безработных. За деньги была куплена и лояльность революционных матросов, сохранявших нейтралитет во время разгрома «Спартака». Военные меры по разгрому революции были возложены на Г. Носке, главу Объединенных немецких профсоюзов, ставшего министром национальной обороны. Передовыми отрядами Носке стали «свободные корпуса», созданные из фронтовых офицеров, выступавших против революции. Благодаря своим армейским связям они были отлично вооружены, вплоть до артиллерии и авиации, а поддержка промышленников обеспечивала им неплохое содержание. Носке объявил Берлин на «осадном положении». В это время правительство начало свою программу «подготовки» к выборам. 4 января в провокационных целях был снят с поста начальник берлинской полиции Эйхгорн, пользовавшийся большой популярностью в рабочей среде. Уже на следующий день начались массовые демонстрации протеста, в которых приняло участие не менее 150 тыс. рабочих. 8 января правительство Эберта, прервав переговоры с Революционным комитетом, ввело в Берлин войска. Носке запретил «свободным корпусам» переговоры о сдаче, речь шла только о боях на уничтожение. 12 января «Спартак» был разбит. Сдавшихся в плен часть забили до смерти, часть расстреляли. 14 января были убиты лидеры революции К. Либкнехт, Р. Люксембург, В. Пик. Революция не помешала продолжению работы в Берлине многочисленных ресторанов и казино. Однако Носке и Эберт, опасаясь восставшего Берлина, 30 января переносят столицу в Веймар. Несколько дней спустя началась всеобщая забастовка рабочих Бремена, которая объявила Бремен самостоятельной советской социалистической республикой. 18 февраля началась всеобщая забастовка в Рейнско-Вестфальской области, 167
основным лозунгом которой было немедленное проведение социализации предприятий. Всеобщая стачка распространилась на Среднюю Германию, охватила Саксонию, Баден, Вюртенберг, Берлин. 13 апреля в Баварии была провозглашена советская республика. Баварское советское правительство установило рабочий контроль над производством и за снабжением населения продовольствием, национализировало банки, приступило к созданию Баварской красной армии. Все выступления были подавлены войсками. Подготовка к выборам тем временем шла своим чередом. Пока правительство Эберта громило революционеров, правые партии различных оттенков спешно приспосабливались к новым условиям, «меняя цвет». «Демократическими» и «народными» вдруг стали все либеральные и правые партии, даже самые крайние, представлявшие интересы крупного капитала. Коммунисты первые выборы бойкотировали. СДПГ, в свою очередь, объединилась с Демократической партией и партией Центра в «Веймарскую коалицию», которая получила 78% голосов. Основные политические партии первых лет Веймарской республики и итоги выборов 1919 г. Партии (новое название) Социал-демократические партии НСДПР НСДПГ СДПГ СДПГ Либерал-демократические партии
7,6 37,8
ХристианскоЦентра демократическая народная Германская Прогрессивная демократическая Праволиберальные партии Германская народная Национальнолиберальная Немецкая Консервативная национальная народная 168
20,4
19,7
4,3 10,2
По итогам выборов в августе была принята «Веймарская конституция», она фактически закрепляла победу буржуазной революции в Германии. При этом, конечно, учитывались реалии времени — классический либеральнодемократический характер конституции был дополнен социалистическими статьями. Так, в ст. 151 говорилось: «Строй хозяйственной жизни должен соответствовать началам справедливости и цели обеспечения для всех членов общества существования, достойного человека». Ст. 65 устанавливала: «Рабочие и служащие призваны сотрудничать на равных правах с предпринимателями в регулировании условий труда и заработной платы, равно как и в общем экономическом развитии производительных сил». Конституция провозглашала незыблемость частной собственности и одновременно ст. 156 утверждала, что «государство может посредством закона передавать в общественную собственность пригодные для обобществления частные хозяйственные предприятия». Идея развивалась в другой статье: «Пользование собственностью должно быть одновременно служением общественному благу»519. Сущность политики СДПГ еще в апреле сформулировала газета социал-демократов «Vorwarts»: «Если мы хотим спасти Германию от русской советской системы «Вся власть Советам», нам остается только одно: мы должны сами дать немецкому народу ясную, благоразумную советскую систему»520. В соответствии с этим были приняты законы о регулировании в интересах общества угольной и электрической промышленности, приняты законы об улучшении условий труда, социальном страховании, помощи безработным и т.д. Веймарская конституция пришлась по душе не всем. 13 марта 1920 г. произошел контрреволюционный капповский путч. Мятежники, казалось, надежно закрепились в Берлине, заняв министерства и начав рассылать свои приказы. В ответ рабочие партии и профсоюзы призвали к генеральной забастовке, благодаря чему на этот раз Веймарская республика была спасена. В 1921 г. республике был нанесен 169
новый удар, оказавшийся впоследствии смертельным, пока же он стал вторым, после Версаля, шагом на пути в бездну. Удар нанесли не правые или левые радикалы, а Великие Демократии, потребовавшие немедленной выплаты репараций. Начался рейнский кризис и гиперинфляция, разорившие средние классы немцев, а низшие поставившие на грань голода и нищеты. Одним из лидеров протеста стал Людендорф. Старый генерал призывал: «Каждому немцу предъявляется требование бесстрашно мыслить, мужественно действовать, самоотверженно подчиняться национальной дисциплине и забыть о собственном «я». Только таким путем возможно восстановить достоинство народа, что является необходимой предпосылкой для возрождения Германии. Это первая заповедь. Любовь к земле и к ремеслу, любовь к работе, неустанная творческая деятельность, железное прилежание и свободная инициатива в экономической жизни, учитывающая, однако, нужды людей, с которыми приходится совместно работать... Это наша вторая заповедь. Германец должен
вновь стать сознающим свой долг, искренним, правдивым и отважным; должна установиться строгая нравственность. Это третья заповедь. Слова Фихте, что требование быть немцем равносильно требованию иметь характер, должны опять стать истиной. Только таким путем мы сможем вновь начать себя уважать, а только самоуважением мы можем принудить и других уважать нас»521. В это время впервые открыто заявляет о себе Гитлер, организовавший «пивной путч». Наступало его время. Время Гитлера По утверждению Р. Джексона, главного обвинителя от США на Нюрнбергском процессе «нацистская партия пришла к власти... в результате порочного союза между самыми экстремистскими нацистскими заговорщиками, самыми необузданными германскими реакционерами и самыми агрессивными германскими милитаристами»522. Обвинительное 170
заключение Нюрнбергского трибунала, подразумевая субъективный характер возникновения фашизма, утверждает коллективную ответственность немцев, объясняя появление Гитлера обширным заговором в среде германского народа523. А. Буллок связывает приход фашистов к власти с особенностями, которые, по его мнению, были свойственны исключительно германскому обществу: «Карьера Гитлера может быть описана, как доведение до абсурда наиболее мощной традиции, существовавшей в Германии со времени ее объединения. Вот к чему привели национализм, милитаризм, поклонение успеху и силе, культ государства и Realpolitic»524. Вердикт, казалось бы, давно ясен и не подлежит обсуждению. Впрочем, от него не отказывались и сами участники событий. Уже в показаниях на мюнхенском процессе в феврале 1924 г. встречаются свидетельства крупных баварских промышленников, что они систематически снабжали Гитлера деньгами. «Давали деньги, — заявлял представитель союза промышленников Куло, — потому что... (мы) держались того мнения, что Гитлер — единственный человек, который призван освободить рабочих из когтей марксизма и перевести их в патриотический лагерь»525. Призыв к патриотизму исходил не только от крупного капитала, считавшего даже Веймар непозволительной уступкой рабочим, но и тех, кто стремился вырваться из цепей Версаля. Геббельс молил в 1924 г.: «Нам в Германии не хватает сильной руки... Германия тоскует об Одном, о Мужчине, как земля летом тоскует о дожде... Спасет лишь чудо. Господь, яви Германии чудо!.. Бисмарк встань!..»526 Ф. Тиссен и директор могущественного «Рурско-Вестфальского угольного синдиката» Э. Кирдорф вступили в НСДАП в 1927 г.527. По словам Э. Генри, с этого момента Тиссен «главный патрон и подлинный вдохновитель гитлеровской партии»528. Несмотря на всю свою одиозность, крайне правые течения в Германии не были чем то исключительным, в той или 171
иной степени они существовали и существуют в большинстве стран мира. Но они не делают погоды, находясь на задворках политической сцены. Для того, что бы радикалы получили признание, оказались востребованы массами, обществом должны создаться вполне определенные условия. В этом плане показателен пример «И.Г. Фарбениндустри» — «синтетический Рур» — 130 тыс. рабочих до кризиса, с капиталом более 1 млрд. долл. Его глава К. Дуйсберг, по словам Э. Генри, был горячим сторонником Веймарской республики и финансировал две главнейшие демократические газеты «Франкфуртер цайтунг» и «Фоссише цайтунг». Директора треста были самыми влиятельными советниками и министрами Штреземана и Брюнинга. Но скоро все изменилось, и «И.Г. Фарбен» стала одним из столпов нацистской экономики и политики. «Франкфуртер
цайтунг», забыв о либерализме, стала глашатаем нацизма. Переломным моментом в истории Германии, да и всего мира стала Великая Депрессия. С этого момента фашизм в Германии стал лидирующей политической силой. Одним из первых внес в фонд НСДАП несколько млн. марок бывший император Вильгельм II529. Принц Август Вильгельм (Ауви), владел миллионным состоянием, накопленным благодаря «компенсациям», которые выплачивала Веймарская республика. Из этих средств Ауви, по словам О. Штрассера, еще в 1929 г. снабжал руководство НСДАП530. «Пожертвования» шли и от принцев Кобургского, Гессенского, Ольденбургского и Мекленбургского531. А полицайпрезидент Берлина Вайс, например, встал на защиту нацистов в обмен на прекращение ими борьбы против полиции. «Да, пролилась кровь», — отмечал в то время Геббельс, когда под защитой полиции стало возможно безнаказанно орудовать в «красных» кварталах. «Полиция очень расположена к нам, — подчеркивал Геббельс, — особенно офицеры»532. Даже Зект, воспитанный в традициях полного отделения армии от государства, реко172
мендовал своей сестре голосовать за Гитлера: «Молодежь права. Я слишком стар»533. Но главная помощь нацистам шла от крупного бизнеса. О размерах денежных субсидий, которые получали национал-социалисты до прихода Гитлера к власти, можно судить по тому, что на содержание одних штурмовых отрядов*, по самым скромным подсчетам, расходовалось в месяц не меньше 10—12 млн. марок534. В январе 1931 г. Геббельс записывал: «Промышленники: мы все больше сближаемся. Они приходят к нам от отчаяния. Они должны лишить эту систему кредита»535. С 1931 г. Гитлера стал финансировать «Сименс»536. Существует даже некая конкуренция — кто больше помог Гитлеру. У. Манчестер настаивает, что Гитлера привела к власти «стальная империя Круппов». По мнению же Э. Генри, «Тиссен, властелин Рура, был главным режиссером германского фашизма»537. В подтверждение своих слов Э. Генри указывает: «Тиссен систематически финансировал все избирательные компании национал-социалистов. Он еще в 1929 г. пригласил Гитлера в Дюссельдорф на свидание с трехстами виднейшими промышленниками Рура538. В декабре 1931 г. Ф. Тиссен внес в фонд НСДАП 100 млн. марок539. Тиссен позже признавал, что «потратил большую часть своего капитала на то, чтобы помочь Гитлеру в его трудной борьбе за власть»540. Но Тиссен был все же вторым номером в германской экономике, первое место принадлежало Круппу541. У. Манчестер описал путь семьи Круппов, приведший в нацистский лагерь: «После долгих лет потерь финансовый 1931/32 год был отмечен потерей 30 млн. марок... Из 40 тысяч крупповцев в Эссене лишь 18 тысяч были заняты на производстве, да и они работали всего три дня в неделю. С наступлением зимы перспективы стали столь мрачными, что для экономии * В штурмовых отрядах НДСАП в 1932 г. насчитывалось около 500 тыс. человек. 173
топлива Густав и Берта перебрались в 60-комнатный маленький дом, оставляя большую часть огромного владения без тепла»542. В Германии царил хаос, демократическая политическая система не способна была что либо изменить. Выборы шли за выборами, но «слабое, потерявшее доверие правительство ковыляло вслепую, в то время как народ все шел и шел на избирательные участки»543. А. Крупп в те годы в «Целях германской политики» заявлял: «Сентябрьский роспуск рейхстага показал, что политические партии самоустранились от всякой активной деятельности по повышению благосостояния народа и нации в целом, проявили себя неспособными к формированию и поддержке правительства,
которое энергично и решительно практическими делами заменило бы теоретические рассуждения о возможности позитивных перемен»... поскольку «внутриполитическая ситуация не может более контролироваться политическими партиями», президенту фон Гинденбургу следует назвать «правительство, пользующееся его доверием... которое примет удар на себя»544. В 1931 г. в Гарцбурге состоялось совещание представителей крупного бизнеса, Шахта, генералов рейхсвера, представителей «Стального шлема», образовавших так называемый «Гарцбургский фронт», направленный на свержение республики. А. Гугенберг лидер национальной немецкой народной партии и по совместительству один из директоров тиссеновской группы, предоставил в распоряжение Гитлера свой медиаконцерн545. Летом 1931 г. представители тяжелой промышленности обратились к «Гинденбургу с требованием заставить Брюнинга преобразовать кабинет и включить в него нацистских министров. Рейхстпрезидент по совету Дуйсберга отказался выполнить это требование, но предложил Брюнингу расширить кабинет за счет правых партий, исключая, правда, членов нацистской партии. Правый кабинет был образован в начале октября 1931 г.»546. Тем не менее Брюнинг был вынужден всту174
пить в переговоры с Гитлером, а Й. Вирт, игравший ключевую роль при заключении Раппальского договора и неустанно предупреждавший о растущей угрозе национализма, был вынужден покинуть пост министра внутренних дел. Главное требование окружения Гинденбурга к Гитлеру: «Экономика должна почувствовать себя в полной безопасности»547. Крупп уже после II Мировой войны говорил: «Экономика нуждается в спокойном поступательном развитии. В результате борьбы между многими партиями и следовавшего за этим беспорядка не было возможности для нормальной производственной деятельности. Мы, члены семьи Круппов, не идеалисты, а реалисты... У нас создалось впечатление, что Гитлер обеспечит нам необходимое здоровое развитие. И он, действительно, сделал это... Жизнь — это борьба за существование, за хлеб, за власть... В этой суровой борьбе нам нужно было суровое и крепкое руководство»548. Особенно щедро пожертвования пошли после январской 1932 г. программной речи Гитлера на конференции 300 наиболее могущественных представителей делового мира Германии. 22 марта 1932 г. Дж. К. Дженни, представитель Дюпона в министерстве иностранных дел докладывал: «Уже стало притчей во языцех, в Германии, что АО «Фарбен» финансирует Гитлера. Предположительно, так же поступают фирмы Круппа и Тиссена»549. Действительно, в 1932 г. Тиссен дал национал-социалистам 3 млн. марок в течение нескольких дней». Именно группа Тиссена организовала в январе 1932 г. встречу Гитлера с фон Папеном550. По мнению Э. Генри, одной из главных причин резкой активизации Тиссена стал «Стальной трест». «За полгода до последнего политического переворота в Германии становилось ясно, что само существование германского Стального треста («Ферейнигте Швальверке А.Г.»), находится под ударом. Всякий, кто хоть сколько-нибудь знает современную Германию, поймет, что это значит. Еще 175
до этого банкротство, сравнительно менее крупного предприятия — шерстяного концерна «Нордволле» с пассивом в несколько сотен миллионов марок потрясло всю систему германской экономики и привело к краху одного из ведущих банков— «Данат банка»... Теперь, однако, кризис угрожал уже самим основам германского хозяйства. Они ставили под удар предприятия, на которых работало почти 200 тыс. человек, которые поставляли на рынок 10 млн. т стали ежегодно, (почти вдвое больше стальной продукции Англии) и половину всей германской угольной добычи. Земельные владения этой фирмы охватывали 134 млн. кв. м, ее
железнодорожная сеть по протяженности равнялась линии от Парижа до польской границы, она имела 14 собственных гаваней и 209 электростанций; ее рабочие городки насчитывали 60 тыс. жилищ»551. Э. Генри имел основания утверждать, что «крушение «Ферейнигте Швальверке А.Г.» было бы национальной катастрофой». И вот ежедневная продукция упала с 25 тыс., до 5,4 тыс. т, добыча угля со 100 тыс. до 40 тыс. т. В последний день 1931 г. акции Стального треста, которые в момент его основания котировались в 125% номинала, продавались за 15% номинальной стоимости. Стальной трест спасло только вмешательство правительства. Последнее за 100 млн. марок скупило обесценившиеся акции главного акционера Стального треста по цене в 4 раза дороже их рыночной котировки552. За приватизацию национализированных акций сразу же разгорелась конкурентная борьба между группами католическо-еврейской либеральной О. Вольфа и националиста Ф. Тиссена*. О. Вольф был сторонником создания конти* Личное состояние О. Вольфа и его компаньона, которое они сделали на Первой мировой войне благодаря близким отношениям с партией центра (находившейся у власти), в 1933 г. оценивалось в 170 млн. марок. Ф. Тиссен имел личное состояние в 120 млн. марок (Генри Э. С. 12). 176
нентального Стального треста путем слияния французских и германских предприятий, даже под верховенством Франции. Позицию О. Вольфа поддерживали правительства Брюнинга — Шлейхера. Ф. Тиссен также был не против континентального блока, но только под началом Германии. Между тем бесконечные избирательные кампании истощили терпение тех, кто финансировал нацистскую партию. «Очень трудно доставать деньги, — писал 15 октября в своем дневнике... Геббельс. — Все образованные и состоятельные господа поддерживают правительство». Тиссен заявил, что он больше не в состоянии делать взносы в фонд национал-социалистской партии... Геббельс был в отчаянии. «В аппарате воцарилось глубокое уныние, денежные затруднения препятствуют конструктивной работе, — писал он 8 декабря, — Мы все пали духом, особенно теперь, так как партия может развалиться и все наши труды пропадут зря». Три дня спустя он заносит в дневник: «Финансовое положение берлинской организации безнадежно. Одни долги да обязательства». В последнюю неделю года Геббельс сник окончательно: «1932 год явился для нас сплошной цепью неудач... Прошлое было трудным, а будущее выглядит мрачным и мало обещающим; все планы и надежды окончились крахом»553. Геббельс буквально паниковал: «Денег не хватает всюду. Никто не дает нам в долг»554. Поворотным моментом стали ноябрьские выборы в рейхстаг. На них нацисты потеряли 2 миллиона голосов и 35 мест в рейхстаге, а коммунисты, наоборот, собрали на три четверти миллиона голосов больше и получили еще 11 мандатов. Успех породил в рядах КПГ настоящую эйфорию. В посланиях руководству Коминтерна деятели Компартии Германии заявляли, что они «оценивают дальнейшее развитие событий с максимальным оптимизмом». В рядах же крупного бизнеса итоги выборов наоборот — посеяли панику. 177
Результаты выборов в рейхстаг, млн. голосов*.
8 ноября Геббельс записывает: «Повсюду наше поражение»555, а 14 ноября отмечает, Гитлер получил ободряющее письмо от Шахта: «Я не сомневаюсь в том, что настоящее * 1932 г. — третьи (31 июля) выборы за год, на них нацисты получили 13,75 млн. (37%) голосов. Первые — 11 млн. голосов; вторые — 13,4 млн.; ноябрьские — пятые. Доля остальных партий, относящихся к правому спектру: Немецкая национальная народная партия — 6—9%, Немецкая народная партия 1—2%, Центр — 12-12,5%, Немецкая государственная партия — 1%. На ноябрьских выборах 1932 г.: нацисты получили 195 мест, социалисты — 121, коммунисты — 100, партия центра — 70, националисты — 51, бывшая демократическая партия — 2. На выборах 5 марта 1933 г. нацисты получили 17,2 млн. голосов, или 47% мест в рейхстаге. 178
развитие событий может привести только к назначению вас канцлером... По всей вероятности, наши попытки собрать для этой цели целый ряд подписей со стороны промышленных кругов не оказались бесплодными»556. В тот же день Гитлер пишет Папену письмо, в котором, по сути, предлагает последнему место министра иностранных дел в случае назначения Гитлера канцлером557. 28 ноября 1932 г. на стол секретаря президента ложится письмо за подписью 38 крупнейших немецких промышленников. В том числе Круппа, Ф. Тиссена, Э. Мерка из «ИГ Фарбен», Я. Шахта, В. Кеплера, барона фон Шредера, графа Калькройта, Э. Хеффериха из «Дойч-американише петролеумс-гезельшафт», правящего бургомистра Гамбурга Крогманна, графа фон Кейзерлинк-Каммерау, Феглера из «Ферайнигте штальверке», Шпрингорума из концерна «Хеша», и т.д.558. В письме после похоронных реверансов в адрес правительства Папена звучало ультимативное требование: либо сильная власть (под которой понимался Гитлер), либо хаос559. Альтернативы Гитлеру не было Э. Нольте замечал: «Национальная немецкая народная партия получала денег гораздо больше нацистов, а осталась слабой»560. Сразу после назначения в декабре Шлейхера канцлером Гинденбург через Папена начал переговоры с Гитлером. При этом инициатива продвижения Гитлера на пост канцлера, по словам Гинденбурга, принадлежала именно Папену561. Аналогичного мнения придерживался и Г. Гереке: «Без Папена Гитлер никогда не стал бы рейхсканцлером!»562 Эти переговоры были расценены Нюрнбергским трибуналом как «начало заговора, имевшего целью приход к власти нацистов»563. Э. Генри еще в 1934 г. приходил к выводу, что приход Гитлера непосредственно связан с заговором Ф. Папена: «Папен знал, что без гитлеровской фашистской массовой армии его удар против республики и против
«провосточной» политики рейхсвера не может увенчаться успехом»564. Папен справился с задачей — 4 января после совещания с будущим фюрером он решил, что достиг взаимопонимания, и радостно заявил Гугенбергу: «Мы наняли Гитлера!»565 В сво179
их мемуарах Ф. Папен, отрицая эти слова, вместе с тем пишет: «Тот факт, что многие из нас увидели в растущей нацистской партии надежду обрести нового полезного союзника в борьбе с коммунистической идеологией, быть может позволит историкам рассматривать наши ошибки и несколько в менее критическом свете»566. Спустя менее чем две недели, 16 января 1933 г., Геббельс уже записывает, что финансовая ситуация «коренным образом улучшилась за одни сутки». 28 января Гинденбург увольняет Шляйхера, а еще через два дня назначает канцлером человека, которого презрительно именовал не иначе как «этот австрийский ефрейтор». Папен стал вице-канцлером. Однако деньги скоро закончились, и 14 февраля Геббельс снова пишет: «Ханке доложил, что денег на выборы ждать неоткуда. Придется толстому Герингу обойтись без икры»567. Выборы были намечены на 5 марта 1933 г. Гитлер был настроен только на абсолютную победу, для этого его предвыборная кампания должна была стать самой дорогой в истории страны. Сбор контрибуции с 25 самых богатых людей Германии произошел 20 февраля в резиденции председателя рейхстага Г. Геринга568. Геринг заявил: «Жертвы, которые требуются от промышленности, гораздо легче будет перенести, если промышленники смогут быть уверены в том, что выборы 5 марта будут последними на протяжении следующих десяти лет и, может быть, даже на протяжении ста лет»569. Перед собравшимися выступил Гитлер: помогая установить диктатуру ему, промышленники и банкиры помогут сами себе: «частное предпринимательство не может существовать при демократии». Он заверил, что не только уничтожит коммунистическую угрозу, но и восстановит вооруженные силы в их прежнем блеске. Независимо от результатов голосования «отступления» не будет. Если он проиграет на выборах, он останется канцлером «с помощью других средств... другого оружия»570. «После того как Гитлер произнес свою речь, — отмечал Я. Шахт на Нюрнбергском процессе, — старый Крупп встал и выразил Гитлеру единодушную поддержку всех промышленников». По мнению А. Швейцера: «Финансируя выбо180
ры 1933 г., которые прошли под знаком террора, виднейшие промышленники внесли солидный вклад в новый режим и тем самым стали полноправными партнерами «третьей империи»571. Накануне решающих общенациональных выборов, 6 февраля 1933 г. по инициативе Папена были организованы выборы в Пруссии, мостившие фашистам дорогу к абсолютной власти. На выборах победили национал-социалисты, набрав 211 мест, партия центра — 43, остальные — 157. В результате Геринг был избран премьер-министром Пруссии572. 27 февраля был осуществлен поджог здания рейхстага. На этом основании нацисты добились издания декрета «О защите народа и государства», фактически вводившего в стране чрезвычайное положение. На основании декрета за несколько дней было арестовано 4000 человек, главным образом коммунистов, а всего за март 25 000, включая Э. Тельмана. Но, как признавал Ф. Папен, коммунисты были только поводом для захвата абсолютной власти: «Для того чтобы оправдать временную отмену некоторых прав и свобод, вводимую этим декретом, пришлось представить коммунистическую угрозу чрезвычайно серьезной»573.
На Гитлера работало все: деньги; государственная машина; геббельсовская пропаганда; поддержка со стороны бизнеса; Гинденбург, подписавший на другой день после поджога рейхстага декрет, который ограничивал свободу печати, право собраний и даже неприкосновенность личной переписки и т.д.; террор штурмовиков против коммунистов и социалистов. И все-таки нацисты получили только 288 из общего числа 647 мест в рейхстаге. Объединив свои голоса с мандатами национальной народной партии Гугенберга, они получили большинство в 16 голосов — достаточно для того, чтобы управлять, но далеко до тех двух третей, в которых нуждался Гитлер, чтобы узаконить свою диктатуру. Тем не менее 23 марта, когда на голосование в рейхстаге был поставлен закон: «О преодолении бедствий народа и империи» фактически предоставлявший правительству Гитлера чрез181
вычайные полномочия, все партии за исключением социал-демократов проголосовали «за» — отдав нацистам 441 голос. «Этот закон явился единственным правовым оправданием превращения Гитлера в диктатора»574. В победе фашистов правые и либералы, голосовавшие за Гитлера, обвинили... Сталина, поскольку, по их мнению, в случае объединения голосов КПГ и СДПГ, социалисты могли получить большинство в парламенте и тем самым предотвратить приход Гитлера к власти. По их словам, только вмешательство Сталина и Коминтерна разрушило возможность создание КПГ и СДПГ единого фронта против фашизма. Первым на эту возможность указал Брюнинг, который в 1947 г. в "Deutsche Rundschau" заявил, «что коммунистам следовало уступить свое 81 депутатское место социалистам, чтобы те получили благодаря этому 201 голос»*. Однако на поверку заявление Брюнинга оказалось не более чем блефом, его разоблачал не кто иной, как Папен: «Брюнинг, жонглируя цифрами, пытается доказать, что получения Гитлером большинства в 2/3 возможно было избежать. Но в рейхстаге было 647 мест, 2/3 из которых составляет 431 место. Гитлер собрал в поддержку своего закона об особых полномочиях 441 голос»575. Устранение коммунистов необходимо было Гитлеру, не для устранения политических конкурентов, а для получения поддержки правых и либеральных партий. Это был жест, который не остался без внимания. Пример дает реакция на него кельнского отделения партии центра, политическим лидером которой был обер-бургомистр Кёльна К. Аденауэр: «Мы ни в коем случае не должны препятствовать правительству, призванному к власти господином рейхспрезидентом... Мы приветствуем уничтожение ком* После поджога рейхстага депутаты от коммунистов были арестованы, а их мандаты объявлены недействительными. 182
мунизма и подавление марксизма, осуществленное ныне в таких масштабах, которые были невозможны в течение всего послевоенного периода. Проникновение социалистических идей в германский народ, начавшееся с 1918 года, не позволяло нам до сих пор приступить к созданию государства, которое соответствовало бы нашим воззрениям...»576. И партия центра, представлявшая крупный бизнес, единогласно проголосовала за Гитлера. Второй подход был серьезнее. Пример на этот раз дает А. Буллок. По его мнению, если бы коммунисты объединились в июле 1932 г. с социалдемократами, то блок КПГ — СДПГ получил бы 13,2 млн. голосов, НСДАП — 13,7 млн., а в ноябре того же года они сообща получили бы 18,2 млн. голосов, а нацисты 11,7 млн. Но, как пишет Буллок: «Слепо упорствуя... Сталин верил в то, что возрастающий успех нацистов приведет к радикализации народных масс
Германии и они, объединившись под эгидой КПГ, в конечном счете обеспечат победу коммунистов в этой стране»577. Мысль получила широкое распространение; так, например, Д. Макдермотт и Д. Агню назвали этот период «олицетворением сектантской тактики... Сталина»578. На поверку эти громкие заявления оказались не чем иным, как очередным блефом. Руководители КПГ неоднократно призывала СДПГ к совместной борьбе против фашистской угрозы, но лидеры социал-демократов неизменно категорически отвергали их579. Так, во время предвыборной президентской кампании 1932 г. Э. Тельман призвал «устранить ту стену, которая стоит между социал-демократами и коммунистическими рабочими»580. Однако руководство СДПГ отклонило предложение*. Тогда Тельман, через головы руково* Социал-демократы поддержали голосовавших за Гинденбурга, в результате 13 марта 1932 г. на президентских выборах Гинденбург получил 49,7% голосов, Гитлер — 30,1%, Тельман — 13,3%. Во втором туре Гинденбург собрал — 53% голосов, Гитлер — 36,8%. Лозунг КПГ гласил: «Кто выбирает Гинденбурга, выбирает Гитлера, кто выбирает Гитлера, выбирает войну!» (Гереке Г. С. 178). 183
дcтва СДПГ напрямую обратился к ее рядовым членам с призывом создать единый фронт против фашистов. Лидеры СДПГ удерживали рабочих заверениями, что Гитлер будет соблюдать Веймарскую конституцию581. В критические дни начала 1933 г. Э. Тельман снова обратился к лидерам СДПГ, а потом и к рядовым членам социалистической партии с призывом создать единый фронт582. Но лидеры СДПГ ограничились лишь тем, что призвали рабочих хранить спокойствие и быть готовыми к отпору фашизма, когда наступит для этого время. Спустя месяц — 23 марта, в своем выступлении при открытии рейхстага лидеры СДПГ заявят о сотрудничестве с гитлеровским правительством. Позиция СДПГ определялась тем, что она изначально была и оставалась пролиберальной парламентской, националистической партией. Характерно, что социал-демократы получали финансирование от крупнейших немецких концернов, наравне с праворадикальными партиями. Так, концерн Флика в 1932 г. заплатил сторонникам Брюнинга, Папена, демократов и социал-демократов по 100 тыс. марок каждому, Шлейхера — 120 тыс., Гугенберга — 30 тыс., НСДАП — 50 тыс.583. Не случайно социал-демократическая полиция Пруссии нередко охраняла демонстрации национал-социалистов и обрушивалась с репрессиями на коммунистов. Радикализм коммунистов для социал-демократов казался большим злом, чем угроза фашизма. Тогда может коммунистам стоило отбросить свой радикализм и ради общего дела присоединиться к социал-демократам? Но что могли предложить социалдемократы? В этом заключался главный вопрос. На него невольно отвечал Ф. Папен: «Социал-демократы были господствующей, или правящей, партией и в рейхе и в Пруссии почти без перерыва в течение одиннадцати лет... но тем не менее оказались совершенно неспособны предложить Германии достойную поли184
тику, чтобы противодействовать бедствиям, вызванным удовлетворением репарационных требований*, и катастрофе, порожденной мировым экономическим кризисом... Когда в 1930 г. ситуация вышла из-под контроля, социалисты отказались принять на себя свою долю ответственности»584. С мыслями Ф. Папена перекликались слова его политического противника, имперского комиссара по трудоустройству в правительстве Шлейхера — Г. Гереке, прозвучавшие в августе 1932 г.: «Если сегодня еще имеются люди, которые считают, что они могут ограничиваться критикой, не выдвигая своей собственной, лучшей программы, это свидетельствует лишь о том, что они не понимают серьезности положения. Время критики и брюзжания на широких
митингах миновало. Необходимы практические меры. История оправдает лишь тех, кто нашел в себе мужество действовать, даже если при этом пришлось бы пойти по непроторенной дороге, сулившей вначале немало трудностей и опасностей. Тот, кто полагает, будто бы из нынешнего кризиса можно выйти без риска, очень ошибается»585. Социал-демократы не могли выйти за рамки своих идеологических представлений и своими демагогическими призывами неуклонно толкали страну к банкротству, хаосу и анархии. Они не имели никаких программ для вывода страны из кризиса и поэтому просто не могли предложить никакой базы для объединения и сотрудничества. Они фактически отказались от сотрудничества и с действующим правительством, заняв * Готовность социал-демократов удовлетворить все требования победителей привела Гитлера к оригинальным выводам: «Я... понял действительный смысл того, чего добивался в течение всей своей жизни еврей Карл Маркс... понял смысл его "Капитала"... Теперь мне до конца стало ясно, что борьба эта ставит себе единственной целью подготовить почву для полной диктатуры интернационального финансового и биржевого капитала» (Гитлер А. С. 179). 185
позицию стороннего критика, расшатывая тем самым основы государства*. По мнению И. Феста: «социал-демократы стали пленниками собственных одномерных представлений, самодовольно приукрашенных идеологическими представлениями и недомыслием... В годы после краха «большой коалиции» СДПГ не проявила, пожалуй, ни одной значительной инициативы; теперь** она снова собралась было с силами — но только для того, чтобы уничтожить последний малый шанс республики на спасение»586. Трагедия состояла в том, что экономическая и политическая обстановка в Германии требовала если не диктатуры, то как минимум решительных действий, по словам представителя партии центра Белля — «прыжка в пропасть»587. Социалдемократы на этот раз, по сравнению с 1919 г., пойти на них оказались не готовы. Может быть, именно поэтому в очередной антисталинской версии в СДПГ уже не было необходимости. На этот раз не было нужды и в доказательствах, поскольку авторами являлись идеологи холодной войны, а пред* Вместо предложения конкретных мер, направленных на решение ключевых вопросов, лидеры СДПГ призывали только к созданию «широкого антифашистского фронта». Когда же дошло до дела, например 20 июля 1932 г., когда Папен при поддержке рейхсвера распустил прусское правительство, СДПГ без всякого сопротивления приняли этот шаг. «Этим самым СДПГ,— по мнению Г. Гереке,— возложила на себя часть вины за дальнейший ход событий, которые привели наш народ к катастрофе». Мало того, в переломный момент декабря 1932 г. один из лидеров СДПГ О. Браун будет откровенно торгашески шантажировать Шлейхера, тем, что он поддержит его кабинет, в случае если последний отменит «чрезвычайный закон» Папена от 20 июля и восстановит полномочия бывшего прусского правительства, которое лидеры СДПГ так покорно сдали. За них теперь воевать с фашистами должен был Шлейхер. Но было поздно, Шлейхер уже не мог отменить закона и пал, ему на смену пришел А. Гитлер (Гереке Г. С. 195, 213). ** Речь идет о декабре 1932 — январе 1933 г., когда социал-демократы отказали в поддержке последнему канцлеру Веймарской республики Шлейхеру. 186
метом — непорочная невинность либеральной демократии. Версия, в изложении одного из наиболее известных и рьяных ее приверженцев Дж. Ф. Кеннана, гласила: «Вся деятельность коммунистов была направлена против того, чтобы проводимый в Германии демократический эксперимент увенчался успехом, и они безо всякого зазрения совести обрекли бы его на неудачу при любых обстоятельствах»588. О. Ференбах: «Нет никаких сомнений в том, что могильщиками Веймарской республики были нацисты и коммунисты. Они ни в чем не уступали друг другу. Они принесли на улицы террор, фанатизм, смерть... Экстремисты ожесточенно боролись друг с другом, но, тем не менее, у них был общий враг: либеральная демократия»589.
Несколько в диссонанс звучал опять же только голос очевидца событий Ф. Папена: «Организации рабочих и работодателей вели между собой войну, за которую приходилось расплачиваться стране в целом. По одну сторону линии фронта находился доктринерский марксизм, по другую — капиталистический индивидуализм, давно уже созревший для реформирования»530. Капиталистический индивидуализм — не что иное, как фундаментальная основа либеральной демократии Кеннана и Ференбаха, выродившаяся в конкретных условиях, в которых оказалась Германия в 1933 г. — в фашизм. Против либеральной демократии не было особой нужды бороться хотя бы потому, что ее даже при самом сильном желании просто никто не смог бы обнаружить. Ведь все, абсолютно все «либерал-демократы» прямо или косвенно голосовали за Гитлера и сами, по сути, стали фашистами. Коммунисты же действительно боролись, но не с демократией (компартия была официальной парламентской партией), а с фашизмом. Ведь кроме коммунистов в Германии с фашизмом бороться было больше просто некому. Спустя сутки после принятия закона о предоставлении Гитлеру чрезвычайных полномочий Крупп писал канцлеру: «Трудности, возникавшие в прошлом из-за постоян187
ных политических колебаний и в большой степени препятствовавшие развитию экономической инициативы, теперь устранены». А в апреле Г. Крупп высказал Гитлеру «желание координировать производство в интересах всей нации... основываясь на идее фюрерства, принятой новым германским государством». 4 мая в газетах появилось официальное сообщение, что отныне Крупп — «фюрер немецкой промышленности»591. В «знак благодарности вождю нации» Г. Крупп стал основным создателем и главным собирателем денег для фонда Гитлера. Фонд предназначался для поддержки «СА, СС, штабов, гитлерюгенда, политических организаций...». Технологию сбора денег демонстрировала директива Р. Гесса: если штурмовики ворвутся в контору коголибо из дарителей, то «дарители должны предъявить им удостоверение с моей подписью и партийной печатью»592. Если нет то .... Фонд Гитлера стал для нацистов крупнейшим частным источником доходов. 2 мая 1933 г. штурмовики ворвались в помещения профсоюзов по всей стране и захватили их кассы, руководителей отправили в концентрационные лагеря. Коллективные договоры и политические партии были запрещены. Глава национал-социалистского германского трудового фронта Р. Лей объявил, что новое правительство намерено «восстановить абсолютное главенство естественного руководителя завода, то есть нанимателя... Только наниматель имеет право решать. Многие предприниматели в течение многих лет вынуждены были тщетно мечтать о «хозяине в доме». Теперь они вновь станут «хозяевами в своем доме»593. После победы Гитлера немедленно 40% акций самого могущественного предприятия в стране — Стального треста путем слияния были переданы Ф. Тиссену. Группе О. Вольфа осталось лишь 9%. Тиссену принадлежала также крупнейшая в Германии электрическая компания, снабжавшая током большую часть Германии. Остальной рынок электроэнергии контролировался государственной компанией, которая также находилась под опекой концерна. Тиссену при188
надлежал и всегерманский газопровод, подающий газ во все города Германии594. Главными экономическими советниками правительства и самого Гитлера Тиссен поставил своих людей. Через несколько недель после реорганизации Стального треста наступила очередь угольного концерна Тиссена, который
находился на грани банкротства и по долгам (95 млн. марок) должен был перейти к группе Дойче банка. Однако Гитлер не только спас Ф. Тиссена, но и дал ему на реорганизации концерна заработать огромные деньги. Постепенно Ф. Тиссен расправился со всеми своими врагами: «Директор-распорядитель католическоеврейского Дойче банка* О. Вассерман... подал в отставку «по болезни». О. Вольф попадает на скамью подсудимых за злоупотребления...» и т.д595. Руководящие места в тиссеновской империи занимают родственники и близкие друзья лидеров нацистской парии, в том числе Геббельса и Гитлера596. 15 июля 1933 г. Гитлер издает закон, по которому вся промышленность должна объединиться в синдикаты и установить твердые цены. Каждый конкурент или аутсайдер**, который посмеет сбивать эти цены или организовывать новую фабрику, может, в порядке борьбы с «экономическим саботажем» — быть подвергнут взысканию правлением синдиката, арестован и заключен в концлагерь. Цены сразу скакнули в верх на 20—30%. Союз германских машиностроителей осенью 1933 г. постановил, что цены на сырье и полуфабрикаты... повышаются на 30—100%. В августе 1933 г. Шредер внес план по национализации всех крупных банков, с тем чтобы затем разделить их на 12 «окружных банков», которые постепенно должны потом перейти в частные руки, при этом государство должно оплатить «потери» этих частных лиц (так же, как в сделке со Стальным трестом)597. * После банковского краха 1931 г. под контроль государства перешли два крупнейших банка Германии, Дрезднер банк и Коммерц банк, и только Дойче банк смог сохранить свою самостоятельность. ** «Аутсайдер», или «дикий» — предприятие, не входящее в состав картеля, синдиката и т.д. 189
В итоге шесть крупнейших банков и 70 акционерных компаний контролировали свыше 2/3 промышленного потенциала страны. Рост дохода монополистов демонстрировала фирма Круппа. Прибыли фирмы поднялись до 433%598. Личный доход Б. Круппа вырос в десять раз и продолжал все увеличиваться599. Прибыли концерна Круппа за пять лет — 1934—1939 гг. выросли в три с лишним раза: 1934 г. — 6,65 млн. рейхсмарок; 1935 — 10,34 млн.; 1936 — 14,39 млн.; 1937 — 17,22 млн.; 1939 — 21,11 млн.600 Примерно так же преуспевали «Ферейнигте штальверке» Феглера, концерн Маннесмана, «Дрезднер банк» и остальные крупные концерны, фирмы и банки601. И это было только началом. В 1936 г. фюрер заявил: «Если мы победим, бизнесу это сулит существенные компенсации»602. Свое слово Гитлер сдержал. После аншлюса Австрии сталелитейные заводы Ротшитльда отошли к концерну Герман Геринг. «ИГ Фарбениндустри» стал обладателем 51% акций французской компании «Франколор». Лотарингская стальная индустрия была поделена между концернами «Герман Геринг-верке», Флика, Штумма и т.д. Что касается империи Круппа, то для начала в Австрии он за 8,5 млн. приобрел заводы «Берндорфа», которые по эссенским же бухгалтерским книгам стоили 27 млн. Оккупация Чехословакии принесла Круппу контрольный пакет заводов «Шкода». К 1941 г. «фабричные трубы Берты (Крупп) коптили небо... почти над всеми странами Европейского континента, от Бельгии до Болгарии, от Норвегии до Италии»603. Стоимость крупповских предприятий поднялась с 76 млн. марок на 1 октября 1933 г. до 237 млн. марок на 1 октября 1943 г. «Сюда включались многие действующие предприятия в оккупированных странах при стоимости (по книгам) всего по 1 марке каждое»604. На этом история, в общем, могла бы быть и закончена, остается лишь выяснить, какую роль в этом во всем сыграла Великая Депрессия и версальские репарации с которых, как мы помним, все и началось? 190
Свобода в обмен на порядок
Конституция! Как же мало весит это слово по сравнению с безопасностью и спокойствием, восстановленными в интересах народа! Король Альфонс XIII Испанский, 1924 г.
На первый взгляд, наибольший фактический спад производства во время Великой Депрессии произошел в США — 47%, в Германии — 43%. Однако в то время, как безработица в США выросла с 1929 по 1933 г. примерно в 7,7 раза, то в Германии с 1928 г. по конец 1932 г. — более чем в 18 раз. Ф. Папен объяснял этот факт весьма дипломатично: «Ограбление германской экономики в течение длительного времени являлось серьезной ошибкой. Всякое нарушение экономического равновесия Германии делало бремя репараций непереносимым. Более того, было ясно, что такая страна, как Германия, чья экономика в сильнейшей степени зависит от внешнего мира, станет одной из первых жертв общего экономического кризиса»605. Назвать ограбление ошибкой мог только политик. Репарации и долги разорили экономику Германии, еще до того как она попала в тиски Великой Депрессии. Депрессия началась в то время, когда коалиционное правительство возглавлял лидер СДПГ Г. Мюллер (1928—1930). Предвестники кризиса появились уже в 1928 г., когда были проведены первые массовые увольнения рабочих, коснувшиеся миллионов человек. Антикризисная программа правительства Г. Мюллера, была основана на настойчивых рекомендациях крупного бизнеса, предлагавшего в качестве меры борьбы с кризисом «чрезвычайное» снижение заработной платы. На практике этот шаг, с одной стороны, вызвал врыв социальной напряженности, а с другой привел к дальнейшему углублению кризиса. В феврале 1929 г. Геббельс за191
писывал: «Не сформировывается никакое правительство. Никто не хочет нести ответственность»... «Кризис усиливается. Господа парламентарии не видят выхода»... «В рейхе откровенный кризис власти. Нужно либо распускать рейхстаг, либо вводить диктатуру»606. В стране начинался хаос. Зверинг, министр внутренних дел, в то время заявлял: «Право на собрания превратилось в бесправие собрания, а свобода печати — в своеволие печати. Мы не можем давать больше демагогам воспламенять массы своими речами. В прошлом году только в Пруссии при выполнении долга было убито четырнадцать и ранено триста полицейских»607. На повестке дня стояли два главных вопроса: безработица, которая за два года выросла почти в восемь раз. Геббельс, январь 1930 г.: «Во всем рейхе волнения безработных. Много убитых и раненых»608. И вопрос репараций. Деньги, необходимые для спасения экономики уходили на оплату долгов кредиторов*. Репарации, отмечал Ф. Папен, подрывали не только экономику государства, но и дух нации: «В течение всего периода выплаты репараций в результате обесценивания денег «экономический пессимизм» приобрел характер эпидемии»609. Но социал-демократы продолжали последовательно и неуклонно выполнять все «немыслимые требования победителей»610. Причем вопрос о цене выплат даже не обсуждался, проблема стояла только в том — каким образом? По мнению Ф. Папена, именно «несогласие между партиями коалиции по вопросу о финансовых реформах, необходимых для выполнения условий плана Юнга, привело к падению кабинета, возглавляемого канцлером-социалистом Мюллером»611. * Союзники поспешили на помощь Германии с «великодушной», «далеко идущей» уступкой в репарациях, выразившейся в ... досрочной эвакуации союзнических войск из Рейнской области. Но неблагодарные немцы, по словам У. Черчилля, остались индифферентны к такой «выдающейся уступке». (Churchill W. С. 30) Немцев «почему то» в большей мере заботило количество безработных, которых союзники оставили им в наследство после своего поспешного
бегства. 192
Динамика выплаты репараций, 1925 г. = 100%
Обострение кризиса привело к тому, что активность избирателей на выборах в рейхстаг 1930—1932 гг. была необычайно высока: 80—85%. По итогам выборов в 1930 г. правительство возглавил представитель католической партии «Центра» Г. Брюнинг. За время своего канцлерства он, очевидно, перепробовал все доступные антикризисные меры. Начал Брюнинг с развития пролиберальных мер предыдущего канцлера. К тому времени «количество безработных перевалило за миллион, а выплата пособий в размере 16,6 млрд. марок в год, — по словам Папена, — оказалась совершенно недостаточной для избавления от растущей нищеты»612. Тем не менее Брюнинг предложил воспользоваться чрезвычайным законом и дополнительно снизить пособия по безработице. Против этого восстали социалисты, заявив, что «правительство Брюнинга старается уничтожить осно193
вы существования демократического общества»613. Брюнинг не смог собрать большинства в парламенте, что привело к политическому кризису и новым выборам в сентябре 1930 г. Брюнинг сохранил пост канцлера, а большинство в парламенте вновь осталось за социал-демократами, однако они «отказались вступать в правительство Брюнинга, вместе с тем они голосовали за его чрезвычайные законы, но отказывались брать на себя ответственность за них»614. Свой первый чрезвычайный закон*, направленный на «обеспечение устойчивости экономики и финансов», Брюнинг при поддержке Гинденбурга издал 1 декабря. Закон предусматривал предоставление уступок крупной промышленности и вел к конфронтации с профсоюзами. Другой антикризисной мерой стало предоставление многомиллионных субсидий юнкерам восточных провинций: 4,5 млн. акров земли к востоку от Эльбы было заложено, задолженность доходила до 2 млрд. марок**. Если бы закладные были опротестованы, то пришлось бы пустить с молотка большую часть территории трех приграничных германских провинций615. Однако политика уступок себя не оправдала, к февралю 1931 г. безработица подскочила более чем в два раза по сравнению с предыдущим годом и достигла 4,9 млн. человек. В ответ Брюнинг предложил план, который предусматривал: национализацию за вознаграждение ряда разорившихся поместий для переселения безработных; увеличение ассигнований на пособия по безработице; уменьшение жалованья госслужащим; повышение налогов и сокращение государст-
* На основании 48-й статьи конституции, которая была принята в период высокой постреволюционной нестабильности и предоставляла президенту право вводить чрезвычайное положение, управлять при помощи декретов и по своему усмотрению использовать войска в том случае, если возникает «угроза нарушения общественной безопасности и порядка». Кроме этого конституция предоставляла президенту право роспуска рейхстага и назначения канцлера. ** По словам современников событий, на госпрограмме помощи восточным территориям «Osthilfe» многие сделали состояния. 194
венных расходов616. Бюджетный дефицит Брюнинг предложил покрыть за счет займов. Но летом 1931 г. началось новое обострение кризиса, которое привело к полному банкротству таких сверхгигантов, как «Данат-банк» и «Дрезднер банк». «С крахом «Kreditanstalt» в июне 1931 г., Австрия стала первой жертвой всемирного кризиса и была поставлена на грань катастрофы. Она была спасена только в результате политической капитуляции перед условиями, выдвинутыми французским правительством. С Германией ситуация складывалась иначе. В течение всего лета этого года канцлер, министр иностранных дел и президент Рейхсбанка совершали персональные визиты в столицы стран-победительниц с руками, протянутыми за подаянием. Их принимали вежливо, но отпускали назад ни с чем»617. В Лондоне Р. Макдональд посоветовал Брюнингу «искать «спасения во внутриполитических мерах»618. «20 июня Гинденбург обратился к Гуверу с просьбой о помощи, Гувер предложил объявить годовой мораторий по долгам Германии. Против выступило французское правительство. Тем не менее 13 июля главный банк Германии был вынужден прекратить платежи. Четырьмя днями позднее Брюнинг был приглашен в Париж. Франция, Великобритания и США предложили Германии заем в 500 млн. долл., под залог некоторых материальных ресурсов, а также при принятии Германией обязательств в течение десяти лет не увеличивать военных расходов и не пытаться изменить отношения с Австрией. Брюнинг в ответ заметил, что экономика, основанная на неограниченном кредите, уже вызвала экономический коллапс и продолжение таких отношений может оказаться фатальным»619. Представление о коллапсе дают воспоминания М. Браухича: «13 июля 1931 г. экономический кризис со всеми своими опустошительными последствиями ворвался в Германию. Тысячи вкладчиков кинулись спасать свои сбережения. Закрылись двери банков, некоторые из них навсегда. Опусте195
ли кино, кафе, театры и увеселительные заведения. Казалось, все остались без денег. Тяжким бременем навалились на людей заботы о хлебе насущном»620. Правда, летом количество безработных удалось снизить на миллион*, но и оставшиеся 3,9 млн. были для экономики Германии, по словам Г. Гереке, «катастрофой, последствия которой было трудно предвидеть»621. В сентябре 1931 г. Федерация германской промышленности ввиду чрезвычайности ситуации предложила передать власть от парламента к авторитарному кабинету612. Экономическая ситуация к концу второго года правлений Брюнинга стала катастрофичной: безработица за это время выросла в два раза, промышленное производство снизилось почти на треть. В итоге экономический кризис стал стремительно перерастать в политический. Э. Генри в те годы отмечал: «Катастрофическое сокращение германской производственной базы... не только обрекает треть всего населения на физическое уничтожение. Эта катастрофа отбросила германскую промышленность к уровню прошлого столетия, привела ее на грань окончательного банкротства и подорвала экономическую базу новой, политически победившей системы»623.
5 ноября 1931 г. Брюнинг заявил: «Грядущей зимой нашей важнейшей задачей будет не допустить, чтобы вражда между партиями достигла взрывоопасного предела... Федеральное и земельные союзные правительства и муниципалитеты окажутся в следующем году перед почти непреодолимыми финансовыми проблемами. Налоговые поступления будут основаны на доходах 1931 г., сократившихся вследствие экономического кризиса, и, даже без бремени репараций, мы будем вынуждены в 1932 г. применить во всех отраслях деятельности еще более строгие меры»624. В отчая* Безработица сократилась благодаря масштабным заказам из Советского Союза. С этих пор до 1933 г. СССР стоял на первом месте во внешнеторговом балансе Германии. 196
нии канцлер потребовал введения чрезвычайного положения. Гинденбург не решился на такой шаг, тем более правительство Брюнинга вызывало всеобщее раздражение. Так, оценивая антикризисные меры Брюнинга, французский посол Ф. Понсе писал: «Канцлер сознательно обратился к дефляции. Он урезает оклады, пенсии, чем вызывает неудовольствие рабочих, служащих, пенсионеров. Он ввел контроль за ценами, который раздражает крестьян, контроль за банками, который злит финансистов, он ненавистен промышленности, так как потребовал снижения цен на сырье, установленных картелями. Все его ненавидят, даже социалдемократы не скрывают, что держатся за него, исключительно по причине того, что бояться худшего»625. По мнению Ф. Папена, антикризисные меры Брюнинга, изначально были обречены на неудачу: «1931 г. лишил политику Брюнинга, пытавшегося удовлетворить все репарационные требования союзников, всяких шансов на практическое выполнение»626. Брюнинг самым «тщательнейшим образом» продолжал выполнять план Юнга627. Папен, оценивая правление Брюнинга, писал: «Личное бескорыстие Брюнинга, «равнялось только его политической слепоте, которая толкала его на продолжение курса, направленного на удовлетворение всех репарационных требований в то время, когда внутренняя ситуация в стране делала такую политику гибельной»628. В результате, констатировал Папен, «последствия экономического кризиса было нельзя ликвидировать никакими силами»629. Брюнинг в ответ заявлял, что «план Юнга не является соглашением равных партнеров. Мы вынуждены уступить диктату»630. Так, в январе 1932 г., когда Брюнинг уведомил британское правительство об отказе германского правительства возобновить выплату репараций, парижские газеты затопила волна раздражения. Лаваль был вынужден уйти в отставку. Новый французский кабинет заговорил значительно более резким тоном: «Французская нация никогда не отка197
жется от ее права на получение репараций»631. Дефолт Германии, по мнению А. Ритчла, неизбежно повлек бы за собой военную интервенцию, как в 1923 г.632. Брюнинг считал, что проблему репараций можно решить только одним путем: «Всемирный кризис ударил по Германии особенно сильно. Он поразил нас в момент морального смятения, явившегося следствием катастроф и разочарований последних нескольких лет. Мы стоим перед лицом очень серьезной ситуации... В восточных землях сельскому хозяйству угрожает катастрофа. Основной задачей как внутренней, так и внешней политики должно стать достижение национальной независимости, в отсутствие которой молодое поколение живет в полной неуверенности относительно своего будущего»633. Британский посол Г. Рэмболд считал, что последним камнем в судьбе Брюнинга стал план «переселения на земли разорившихся восточнопрусских
поместий 600 000 безработных, т.е. 10% от их пикового значения. «Учитывая малое плодородие почвы на этих территориях, он должен был выделить каждому переселенцу около 60 акров земли», или всего 36 млн. акров. «Тысячи семей, на протяжении столетий считавших эти территории своим домом, приходили в отчаяние от своей возможной будущей судьбы...»634 Сам Брюнинг полагал, что стал жертвой пропаганды и демагогической агитации: «Современная техника пропаганды является более разрушительной, чем какое-либо оружие. Она препятствует осуществлению и конструктивных решений, это опасная тенденция развития в условиях современной массовой демократии»635. Так или иначе, 30 мая 1932 г. Гинденбург отправил правительство Брюнинга в отставку. «В этот день Гинденбург принял Гитлера. Отменяется запрет СА... — но суть не в том, отмечает Геббельс. — Рейхстаг будет распущен. Это главное»636. 198
Парламентские методы уже не могли обеспечить победу ответственного большинства или создать работоспособную коалицию. Как отмечал Ф. Папен: «Судьба демократической (германской государственной партии) партии стала пугающим показателем направления, в котором движется общественное мнение... Теперь, когда формы демократической жизни быстро приближались к банкротству, количество членов демократической партии в парламенте сократилось до нескольких депутатов»637. «Ничто другое не демонстрировало столь явно провал веймарской демократии, как три последних трагических года существования этой партии, когда четыре ее представителя, оставшиеся в парламенте, голосовали за гитлеровский закон об особых полномочиях»638. Шрайбер, представитель партии центра, тогда заявлял: «Это не был вопрос диктатуры, угрожавшей парламентским учреждениям, скорее угроза диктатуры возникла из-за слабости парламентских учреждений»639. «Берлин кишел молодчиками из нацистских боевых отрядов, маршировавших под звуки бесчисленных гитлеровских оркестров», — вспоминал о мае 1932 г. фон Браухич: «Серый и безликий режим Веймарской республики тонул на глазах»...640 Но пока Гинденбург еще сопротивлялся и воспользовался своим правом назначения канцлера, тем самым превращая Германию в президентскую республику. Новым канцлером стал Ф. фон Папен, пользовавшийся доверием банков и биржи, широкой части промышленников и имперского сельскохозяйственного объединения. Он хоть и принадлежал к партии католического центра*, однако позиционировал себя как канцлера, стоящего вне партий. Папен, по его словам, придерживался политики «просвещенного консерватизма»641. Папен объяснял, что он понимал под истинно консервативными убеждениями: «Наши убеждения требуют, чтобы государство строилось на базе крепкой власти»642. * С 13 февраля 1919 г. по 2 июня 1932 г. сменилось 19 правительств рейха, представители партии Центра занимали в них 83 министерских поста, 9 раз они становились канцлерами. 199
Министры его правительства «принадлежали людям исключительно консервативных убеждений, не связанных с политикой»643. Правительство придерживающееся консервативных взглядов, по словам самого Ф. Папена, «было создано для того, чтобы неработоспособную систему правления политических партий заменить государством, основанным на корпоративных принципах»644. Другими словами, на принципах новой аристократии. Свое понимание корпоративного государства Папен давал в одной из своих речей: «Партийная политика потеряла значительную часть своего (смысла существования), когда возникла необходимость призвать нацию в целом для свершения огромного коллективного усилия... Под угрозой экономического кризиса мы должны порвать с коллективистскими теориями социалистов и
предоставить возможность частным предпринимателям принять на себя долю ответственности в рамках законности и христианской предприимчивости»645. В ответ на назначение Папена канцлером партия Центра потребовала передачи «ответственности за формирование правительства в руки Националсоциалистической партии»646. Папен пошел на компромисс и в обмен на пассивную поддержку нацистами кабинета 16 июня, под предлогом соблюдения принципа равенства для всех партий, отменил запрет на деятельность СС и СА, введенный 13 апреля Брюнингом. Оправдывая этот шаг, Папен говорил: «Нашей задачей было постараться... усмирить нацистов путем раздела с ними ответственности за управление государством»647. Идеалом Папена в политической сфере являлся двухпалатный парламент и двухпартийная система, как в США, что, по его мнению, могло вывести Германию из политического кризиса. Папен последовательно боролся с «искажениями демократических принципов», которые, по его мнению, составляли сущность Веймарской республики. Однако, как отмечает Папен, «реформировать партийную систему так, чтобы убедить каждого подчинить свои личные или партийные 200
интересы неотложным потребностям текущего момента, оказалось невозможным»648. Кроме растущего политического радикализма перед Папеном стояли еще как минимум две ключевые задачи: репарации и экономический кризис Проблеме репараций была посвящена июньская 1932 г. конференция в Лозанне. Тактика Папена на ней, по словам Макдональда, была основана на увязывании вопроса «о репарациях с каким либо крупным планом для всей Европы...»649. На такой подход Папена наталкивали слова Эррио: «Если Франция откажется от получения репараций, она должна получить за это экономическую и политическую компенсации...». Папен предложил Франции эти компенсации в виде подписания внешнеполитического консультативного пакта и объединенного Генерального штаба в целях дальнейшего открытого союза650. Цель союза — объединение Европы в борьбе против советской угрозы. Однако «против франко-германского пакта резко выступила Великобритания в лице Макдональда, который заявил, что любой подобный пакт нарушает баланс сил в Европе»651. И Эррио поспешил прервать переговоры с Паленом, «поскольку Франция не может позволить себе пойти на риск разрыва с Великобританией». В итоге Папен констатировал: «Мне пришлось признать, что Франция поставила свою дружбу с Великобританией выше любого примирения с нами». Великобритания в который раз применила свой старинный метод, служивший ей на протяжении веков — «разделяй и властвуй», «но в тот момент ее премьерминистр, — по словам Папена, — очевидно не сознавал, что такая политика стала слишком узка для требования современной Европы. К тому же он, по-видимому, не сумел понять, что восстановление силы и здоровья пораженной нищетой и находившейся под угрозой русского тоталитаризма Германии гарантирует в будущем Центральной Европе безопасность...»652. 201
Планы самого Папена приоткрывали его откровения перед представителем Австрии на Лозаннской конференции — Дольфусом, который просил кредит у Франции. Последняя согласилась его предоставить на условии — если Австрия будет воздерживаться от сближения с Германией. Папен на это заявил Дольфусу: «Вам совершенно необходимы эти деньги. Постольку, поскольку это меня касается, — чем больше дадут вам западные державы, тем лучше. Подписывайте любые политические условия, касающиеся ваших отношений с Германией, какие
они станут вам навязывать. Я не буду возражать. Однажды, и довольно скоро, наши страны объединяться, и тогда мы поглядим, каким образом они захотят вернуть свои деньги»653. Между тем переговоры о репарациях зашли в тупик. Эррио заявлял Папену: «Вы представляете, сколь невозможно мне, представ перед палатой, объявить, что Франция ничего не получит? Это немыслимо! Они меня тотчас же сровняют с землей»654. Макдональд приводил еще один существенный довод: «Франция ни в коем случае не откажется от требования окончательной выплаты, в особенности ввиду того, что Соединенные Штаты относятся отрицательно к вопросу об отмене репараций.,.»655 Папен объяснял Эррио и Макдональду, что его правительство является последним «буржуазным», которые они видят в Германии. «Если нам придется вернуться домой, не добившись никакого успеха, то на наше место придут левые или правые экстремисты». Эррио назвал этот аргумент шантажом»656. По мнению Папена, позиция великих демократий в Лозанне привела к тому, что у «последнего буржуазного правительства Германии просто не оказалось ни малейших шансов на существование и не было никакой возможности остановить поднимающуюся волну радикализма»657. По возвращении с Лозанской конференции Макдональд и Эрррио были встречены аплодисментами своих парламентов, — конференция еще теснее сблизила Англию и Фран202
цию. Делегация Папена при возвращении в Германию была встречена «градом тухлых яиц и гнилых яблок»658. После Лозанны Папен был вынужден ввести чрезвычайное положение и прямое правление в Пруссии и Берлине. В радиопередаче, предназначенной для Америки, Папен заявил, что его правительство «было вынуждено вмешаться в ситуацию из-за угрозы возникновения гражданской войны»659. Гражданская война уже почти началась в середине 1932 г. происходили ожесточенные столкновения между фашистами и коммунистами. В июне с обеих сторон погибло более 80 человек, в июле — 86. Канцлер был вынужден перейти к жестким мерам. В июле после побоища в пригороде Гамбурга Папен распустил социал-демократическое правительство Пруссии. Представители СДПГ не сопротивлялись. Характерным был следующий пример, когда новый министр полиции Пруссии Брахт потребовал от прежнего социал-демократа Зверинга сдать дела, последний заявил, что «подчинится только насилию. — Какая форма насилия Вас больше устраивает? — любезно осведомился Брахт. — Пусть с наступлением темноты два полицейских офицера выведут меня из министерства, — ответил Зверинг»660. Июльские выборы принесли сокрушительную победу фашистам, количество голосов, поданных за них, выросло более чем в два раза — с 6,4 до 13,7 млн. голосов. «Настоящая причина роста популярности нацистов,— по мнению Папена, — заключалась в отчаянном состоянии германской экономики вкупе с общим разочарованием результатами Лозаннской конференции»661. Папен был вынужден пригласить Гитлера занять пост вице-канцлера, но Гитлер требовал все либо ничего. Характеризуя глубину экономического кризиса, в начале своего правления Ф. Папен писал: «Мы были вынуждены начинать в крайне невыгодных условиях. Казна была в буквальном смысле пуста, и правительству только с большим трудом удалось выплатить государственным служащим жа203
лование за июнь»662. Примерно 23,5 млн. немцев — почти 36% населения —
зависели от общественных фондов. Но главной проблемой была стремительно растущая безработица. 13 августа Гинденбург потребовал от канцлера немедленно приступить к широкой программе трудоустройства. Основным инструментом антикризисной программы Папена, носившей пролиберальный характер, «стали особые процентные облигации, обеспечивающие освобождение от налогов, при помощи которых предполагалось снабдить промышленность оборотным капиталом, поощрить создание новых рабочих мест и способствовать расширению производства. Каждый дополнительно принятый на работу рабочий обеспечивал своему нанимателю уменьшение на 400 марок суммы взимаемых с него налогов. Другие изменения в шкале налогообложения способствовали введению сорокачасовой пятидневной рабочей недели за счет найма возможно большего количества рабочих». Для реализации программы было выделено 2,2 млрд. марок, полученных из внутренних источников. «Это потребовало наших последних резервов», — отмечал Папен663. Против выступили социалистические партии и президент Рейхсбанка Лютер. Папену пришлось пригрозить последнему, что он может обойтись и без него. Одновременно Папен направил усилия для подавления деятельности профсоюзов и движений безработных, выступил за снижение субсидий безработным, отменил «проекты Брюнинга» заселения помещичьих земель и продолжил политику финансирования задолженности помещиков. Результаты антикризисной программы на первый взгляд обнадеживали. За первый месяц реализации программы, по словам Папена, безработица снизилась на 123 000 человек. Однако с экономической точки зрения антикризисная программа Папена, в кризисных условиях, могла дать только краткосрочный эффект, она прежде всего стимулировала предложение на и так затоваренном рынке, а не спрос. Фактически программа была нацелена на оказание краткосрочной помощи промышленникам, а не на выправление макро204
экономической ситуации. Рано или поздно план Папена должен был с удвоенной силой обрушиться на его же создателей. Что и произошло. Пока же успех антикризисной программы, по мнению канцлера, сулил многообещающий эффект на предстоящих ноябрьских выборах, проблема состояла только в том, что у него не было своей партии. Папен приводит в подтверждение своих слов замечание Г. Рэмболда, который накануне выборов утверждал, что «люди, желающие поддержать правительство Папена, число которых в настоящее время растет, просто не знают, за кого им голосовать»664. На практике на ноябрьских выборах нацисты потеряли 35 мест, что можно было отнести к победе Папена, но коммунисты на них же, наоборот, приобрели 11 новых мест, что вызвало панику в либеральных кругах. А партия центра и демократическая партия, на поддержку, которых мог рассчитывать Папен, вместе набрали в сумме почти в 3 раза меньше голосов, чем нацисты, и в 1,5 раза меньше, чем коммунисты. Показательно, что еще 12 сентября рейхстаг подавляющим большинством голосов принял вотум недоверия кабинету Папена, внесенный КПГ. Это означало, что, кроме Немецкой национальной партии Гугенберга, ни одна из партий не поддержала экономическую программу канцлера665. Папен попробовал договориться с Шлейхером и Гитлером, но переговоры закончились безрезультатно. Канцлер приходил к выводу, что на создание коалиционного правительства не было никакой надежды. Г. Рэмболд доносил британскому правительству: «Папен... одержим идеей, что политические партии никоим образом не отражают мнение народа Германии и что страна в действительности выступает за авторитарное правление...»666. И было отчего. Так, Геббельс в сентябре — октябре 1932 г. отмечал в дневнике: «Во
всем рейхе вспыхивают частичные забастовки, правительство против этого совершенно бессильно... Потсдам!... Шесть часов подряд марширует перед фюрером немецкая 205
молодежь»667. A «Deutsche Tagezeitung» 18 ноября 1932 г.: «После тринадцати лет партийных баталий народ, ища спасения, до такой степени уверился в необходимости введения авторитарного правления, что даже партии, наиболее преданные парламентским принципам, более не видят в них решения наших проблем»668. Надежда была только на армию. Однако ее вмешательство в существовавших условиях, по мнению Папена, лишь катализировало бы ситуацию: «Шлейхер не оставил у меня сомнения, что он выступает в роли представителя армии — единственной оставшейся в государстве устойчивой организации, сохранявшей единство и свободной от политических распрей... В условиях ... кризиса этот инструмент поддержания законности и порядка можно было удержать от вмешательства в угрожавшую стране гражданскую войну только при условии, что разрушающаяся партийная система власти будет заменена авторитарным правительством»669. Папен был уже готов ввести диктатуру, но у него не было преданных боеспособных сил, необходимых для ее удержания. Майор Отт, начальник Политического департамента военного министерства, докладывал правительству Папена: «...Подробное исследование показало, что одновременная охрана границ и защита общественного порядка... находятся за пределами возможностей федерального и земельного правительств. В связи с этим правительству было рекомендовано воздержаться от введения чрезвычайного положения»670. 3 декабря 1932 г. Гинденбург заявил Папену: «Я слишком стар и очень много повидал в жизни, чтобы принять на себя ответственность за возникновение гражданской войны. Единственная оставшаяся у меня надежда — в том, чтобы дать возможность попытать счастья Шлейхеру»671. Геббельс радостно замечал по этому поводу: «Канцлером назначен Шлейхер... Когда он падет, настанет наша очередь»672. 206
К. Шлейхер заявлял: «Единственным способом победить радикализм является обеспечение людей работой, и если мы окажемся в состоянии это сделать, то люди, которые сейчас поддерживают нацистов, скоро успокоятся»673. К концу 1933 г. общее число полностью безработных достигло 7,5 млн. человек, или около 40% от общей численности рабочих*. Вместе с неработающими членами семей это оставляло не менее 20—25 млн. человек, которые в большинстве своем лишились всяких средств к существованию, ибо пособия по безработице получали в годы кризиса только 15% общего числа безработных. Те, кто не получал этих весьма скромных сумм, оказались перед реальной угрозой голодной смерти674. Примерно столько же рабочих было занято неполную неделю. Да и те, кто по-прежнему был занят в течение полного рабочего дня, получали гораздо меньше, чем до наступления кризиса. По официальным данным, средняя заработная плата немецких рабочих снизилась за 1929—1932 гг. с 53 до 22 марок в неделю, т. е. более чем в 2,5 раза. При этом официальный прожиточный минимум семьи из 4 человек составлял в то время 39 марок в неделю. Что же касается семей безработных, то их положение становилось совершенно безнадежным: лишь небольшому меньшинству из них удавалось перебиваться, получая нищенское пособие в 10—12 марок в неделю, остальные же были брошены на произвол судьбы675. Антикризисные меры Шлейхера были связаны с попыткой ослабить напряжение проведением социальных реформ. По мнению Шлейхера, «ни одно
антирабочее правительство не могло продержаться — рабочих слишком много»676. Начиная свою программу, новый канцлер отменил решения предыдущего правительства о снижении зарплаты, собирался ввести контроль за ценами на уголь и мясо, начал аграр* Э. Генри приводит численность безработных в это время в 8,5 млн. чел., из них число зарегистрированных безработных — 5,8 млн., незарегистрированных — 2,7 млн. При этом, общая численность рабочих в Германии 31.12.1932 — 20,5 млн. чел. (Генри Э... с. 64) 207
ную реформу — отчуждение 800 тыс. акров земли в пользу 25 тысяч крестьян и безработных, вступил в переговоры с профсоюзами. Шлейхер выступал как против нацистов — «профессиональных нарушителей спокойствия», так и коммунистов как «движения, враждебного государству»677. Тем не менее Шлейхер настаивал на том, чтобы «облегчить кризисное положение в экономике путем расширения торговли с СССР»678. Кроме этого канцлер поддерживал необходимость государственного регулирования экономики. В основу плана Шлейхера по борьбе с безработицей легли предложения «Союза земельных общин». Для его непосредственного исполнения Гинденбург чрезвычайным законом назначил имперским комиссаром по трудоустройству Г. Гереке. Последний, обосновывая свой план, утверждал: «Даже самая совершенная система финансового обеспечения безработных не решила бы проблему в целом, лишь широкая программа по трудоустройству могла привести к выходу из тупика. При этом задача заключалась в том, чтобы по возможности целиком занять безработных, так как это означало бы обеспечение им полной зарплаты. Повысив покупательную способность, можно было добиться оживления экономики и увеличения налогопоступлений»679. «План Гереке», по сути, предвосхищал все те меры, которые позже в США предпринял Ф. Рузвельт*. План предусматривал организацию важных для народного хозяйства инфраструктурных общественных работ (постройку дамб, осушительные и мелиоративные работы, улучшение коммуникаций с сельскими районами путем * Кстати одним из авторов «плана трудоустройства» в Германии и в США был известный экономист, русский социал-демократ, сначала большевик, затем меньшевик, комиссар Временного правительства во время революции 1917 г. в России — В. Войтинский, после большевистской революции эмигрировавший в Германию. (В Германии В. Войтинский представлял профсоюзный орган «Ди арбайт». (Гереке Г... с. 176)) После прихода Гитлера к власти В. Войтинский эмигрировал в США, где вошел в группу советников Ф. Рузвельта по социальным вопросам. 208
строительство скоростных автомагистралей, мостов, энергетических предприятий и т.д.). Осуществление работ должно вестись под единым руководством в соответствии с планом, с привлечением частного капитала, для обеспечения дальнейшего подъема экономики. Финансирование работ должно обеспечиваться за счет ограниченных беспроцентных кредитов, на основе приоритетов государства и т.д.680. План также включал создание крестьянских и ремесленных поселений вблизи крупных городов, улучшение квартирных условий для наиболее нуждающихся и т.п. Кроме этого, как и у Брюнинга, план предусматривал переселение части безработных на земли разорившихся восточнопрусских юнкеров. Президент рейхсбанка Лютер высказался против «плана Гереке», поскольку, по его мнению, он ведет к усилению инфляции681. Против канцлера выступили и юнкера, которым он угрожал отчуждением помещичьих земель. Против «плана Гереке» резко выступили Ф. Папен, К. Сименс, Бош, К. Дуйсберг, Имперский союз промышленности, Имперский земельный союз, Имперский банк в лице Шахта. Газета крупных промышленников «Виртшафтсполитише нахрихтен» заявила, что этот «социалистический эксперимент» причинит большой вред экономике682. Папен, в свою очередь, утверждал, что программа трудоустройства
Гереке «находится в полном противоречии с нашими прежними убеждениями о необходимости развертывания свободного рыночного хозяйства»683. Шлейхер связывал эту позицию большого бизнеса с тем, что «крупные предприятия хотят пользоваться всеми выгодами частнособственнического хозяйства, а все убытки, прежде всего риск, перекладывать на государство»684. Предприниматели ответили на социальные реформы Шлейхера новым сокращением зарплат и производства, увеличением количества безработных, преднамеренно идя на обострение кризиса. Торглер, представитель нацистской партии в рейхстаге, оказался прав, когда «саркастически заметил... что пла209
ны (Гереке) неосуществимы. Этого никогда не допустят представители крупной промышленности»685. Единственная политическая партия, на чью поддержку мог рассчитывать Шлейхер, — СДПГ, вопреки требованию профсоюзов, отвергла предложение о сотрудничестве. Социал-демократы, посчитали «эксперимент» Гереке чересчур социалистическим686. Кроме преодоления экономического кризиса, перед Шлейхером стояла не менее актуальная задача — нейтрализация фашистской партии. В этих целях Шлейхер попытался расколоть НСДПГ, для чего предложил Штрассеру пост вице-канцлера и министра-президента Пруссии*. Последний действительно вышел из партии. По свидетельству Геббельса, Гитлер был в отчаянии: «Если партия расколется, я застрелюсь в три минуты»687. Но Гитлеру удалось восстановить дисциплину. Папен по этому поводу замечал: «Мне кажется, что все ходившие тогда слухи о слабости партии были сильно преувеличены»688. Свою роль в поражении Шлейхера сыграло и правительство, выступившее против канцлера, — правительство, доставшееся ему в наследство от Папена: «Недовольство отставкой Папена в кругах имперской промышленности было настолько велико, что Шлейхер вынужден был пойти на значительные уступки... он примирился, что большинство министров Папена осталось на своих местах»**. Это, по мнению * Первая попытка расколоть фашистов была сделана в апреле, когда после победы на выборах Гинденбург распустил СА. Тогда зам. министра обороны Шлейхер попытался переманить штурмовиков в рейхсвер на правах полувоенной милиции. Однако попытка не удалась, Гитлер сохранил контроль над штурмовиками. ** Сам Папен в то время вел активную кампанию против Шлейхера и вместе с Шахтом инициировал переговоры с Гитлером. Одновременно Папен давил на Гинденбурга, предлагая Гитлера в качестве канцлера. Папен договорился с Гитлером о разделении портфелей в будущем кабинете: Гитлер согласился стать канцлером и рейхскомиссаром Пруссии, при этом члены его партии должны были занять посты федерального и прус210
Гереке, обрекало на неудачу всю концепцию «укрощения» фашизма Шлейхера689. Поражение Шлейхера приводило последнего к той же мысли, что ранее Папена и Брюнинга, — о невозможности сформировать кабинет парламентского большинства, «если только не назначить канцлером Гитлера, единственной альтернативой является объявление чрезвычайного положения и роспуск рейхстага»690. Гинденбург отказал Шлейхеру, как месяцем раньше и Папену: «С тех пор положение продолжало ухудшаться на протяжении семи недель... Если гражданская война была вероятна тогда, то она стала еще более вероятна теперь, а армия еще менее способна справиться с ее развитием...»691. Геббельс оказался прав когда отмечал в дневнике: «Шлейхера назначили канцлером. Долго он не протянет»692. Шлейхер продержался у власти меньше двух месяцев, и 29 января 1933 г. Гинденбург отправил его в отставку. В тот день сто тысяч рабочих собрались в центре Берлина, протестуя против назначения Гитлера693.
Но на следующий день 30 января Гинденбург назначил Гитлера канцлером Германии. «Никогда широкие народные массы не приветствовали и не встречали таким ликованием ни одно правительство Веймарской эпохи... — отмечал Нольте, — в Берлин по улицам стекались гигантские колонны, не нуждаясь в полицейской защите, и окруженные симпатией наблюдателей, в военной форме и военном строю, они проходили через Брандербургские ворота мимо резиденции рейхспрезидента и нового рейхсканцлера»694. Гитлер стал последней надеждой Германии. Генерал фон Фрич, Главком сухопутных войск, отправленный Гитлером в отставку, тем не менее говорил: «Этот человек судьба Германии, как в добром, так и в злом. Если он теперь свалитского министерства внутренних дел. Остальных восьмерых министров, принадлежавших к консервативному лагерю, должен был назначить Гинденбург по рекомендации вице-канцлера — Папена. 211
ся в пропасть, то увлечет за собой всех нас. Сделать ничего нельзя». Гитлер не сомневался в своей исключительности; несколько лет спустя он заявлял: «В сущности, все покоится на мне; все зависит от моего существования. Вероятно, никто и никогда не будет в такой степени, как я, пользоваться доверием германского народа. Вероятно, никогда в будущем не будет такого человека, располагающего такой властью, как я. Вот почему мое существование является политическим фактором наибольшего значения... я — незаменим. Ни военный, ни штатский не могут меня заменить. Я знаю свои способности и свою силу воли... Судьба Рейха зависит от меня и только от меня»695. Гитлер, по воспоминаниям современников, производил магнетическое впечатление: «Мощь его личности трудно поддается описанию, — вспоминал Папен, — В его манерах и внешности отсутствовали даже намеки на доминирующий характер или гениальность, но он обладал колоссальной силой внушения и исключительной способностью подчинять своей воле не только отдельных людей, но, что самое главное, большие массы народа. Он умел подавить и убедить в своей правоте всякого, кто находился с ним в постоянном контакте. Даже люди, взгляды которых радикально отличались от его собственных, начинали верить по крайней мере в его искренность»696. А. Шпеер, излагая причины своего вступления в НСДАП, писал: «Я вовсе не выбрал НСДАП, я перешел к Гитлеру, чей образ при первой же встрече произвел на меня сильнейшее впечатление, которое с тех пор уже не ослабевало. Сила убеждения, своеобразная магия отнюдь не благозвучного голоса, чужеродность, пожалуй, банальных манер, колдовская простота, с которой подходил к сложности наших проблем, — все это сбивало меня с толку и в то же время завораживало»697. Шпеер заострял внимание на прагматизме Гитлера: «...Было бы ошибкой отыскивать у Гитлера идеологически обоснованный архитектурный стиль. Это не соответствовало бы его прагматическому мышлению»698. Геб212
бельс от восхищения Гитлером просто не находил слов: «Ему невозможно возразить. Это бьет в самую точку. Он гений. Очевидно: он творящее орудие божественной судьбы. Я потрясен им...»699 Слова Папена, Шпеера, Геббельса можно расценить как предвзятые, но вот уже группа англиканских священников выражает «безграничное восхищение моральной и этической стороной национал-социалистической программы...». Английский журналист В. Бартлет, описывая свое интервью с Гитлером, буквально воспел «его огромные карие глаза — такие большие и такие карие, что поневоле становишься лиричным». И это при том, что у Гитлера были голубые глаза700. У. Черчилль с симпатией писал о том, как энергично и настойчиво
Гитлер вел борьбу за власть в Германии, обнаружив в этой борьбе «патриотическое рвение и любовь к своей стране»701. 19 мая 1933 г. ведущий политический обозреватель своего времени У. Липпман, прослушав по радио выступление Гитлера, охарактеризовал его как «подлинно государственное обращение», дающее «убедительные доказательства доброй воли» Германии. «Мы снова услышали, сквозь туман и грохот, истинный голос подлинно цивилизованного народа. Я не только хотел бы верить в это, но, как мне представляется, все исторические свидетельства заставляют верить в это»702. Однако, несмотря на все таланты Гитлера, он никогда не пришел бы к власти, если бы для этого не создалось соответствующих условий. Гитлер пришел к власти только после того, как с кризисом не смогли справиться его демократические предшественники. Мюллер капитулировал первым, Брюнинг продержался у власти более двух лет. Президентские канцлеры, уже по сути полудиктаторы: Ф. Папен — 6 месяцев, Шлейхер — менее 2 месяцев. Так ли не прав был в этой связи Геринг, когда на Нюрнбергском трибунале заявлял: «Демократия привела Германию к катастрофе. Только принцип вождя мог ее спасти»703. 213
Производство промышленной продукции, экспорт и безработица, 1933 = 100%
Э. Генри отрицал «божественный» характер вождя, наоборот, утверждал он: «В гитлеризме нет ничего случайного»704. «Сам Гитлер, божественный вождь, меньше, чем кто-либо, может проводить свою личную политику. Он стремится быть математической равнодействующей всех разнородных сил, которые борются в его партии, что бы оказаться признанным пророком. От того, как это ему удастся, зависит его популярность»705 (выделено в оригинале). Что ждало Германию без диктатора, не важно какого, правого или левого? Только хаос и гражданская война. Гитлер стоял первым, но не последним в списке претендентов на абсолютную власть. Он не был субъективным фак214
тором, случайностью — злым гением Германии и мира, а являлся закономерным следствием действия объективных сил. Если бы пришел не он, то был бы другой. В то время на ближайшей очереди стояли еще более радикально настроенные Геринг и Рем. «Расстановка политических сил в лагере Гитлера очень
неустойчива... — писал Э. Генри, — чем сильнее будут трения между отдельными элементами... социальными и политическими группами, тем крупнее и значительнее будет становиться роль Геринга... Во имя своего бонапартизма он пойдет на все и за ним пойдут многие... Он с каждым днем все больше становится «человеком сильной руки» в национал-социалистической партии, воплощением северогерманского прусского духа в отличие от колеблющегося «центриста», «австрийца Гитлера»706. Геббельс отмечал в 1931 г.: «У Геринга мания величия... Ему уже мерещится, что он рейхсканцлер»707. У. Додд позже также заметит: «Помоему, он (Геринг) во всем похож на Муссолини и готов развязать войну в любой момент»708. Рем — маршал коричневых — имел не меньшие амбиций. «Тень этого нацистского Валленштейна с 2,5 млн. штыков нависла уже и над верховным триумвиратом (Гитлер, Геринг, Геббельс) в Берлине»709. Свои программные мысли Рем изложил в своей книге «История политического предателя». Спасение Германии Рем видел только в новой мировой войне*. Анализируя причины своего поражения, Папен отмечал, что, несмотря на консервативный кабинет, страна оказала поддержку Гитлеру. «В сравнении с мощной позицией Гитлера, обладавшего миллионами приверженцев, наше собственное положение было чрезвычайно слабым... — признавал * Рем писал: «Пусть сгорит Европа и весь мир — какое нам до этого дело? Германия должна жить и быть свободной. Война пробуждает и поощряет лучшие силы нации. В наше время это (т.е. война) — внешняя и внутренняя необходимость для народа, если он намерен жить и занять свое место в этом мире. Для солдата война одновременно и воскресение, и надежда, и свершение». (Генри Э. С. 40.) 215
Папен. — Назначение в правительство не партийных политиков, а независимых экспертов... на поверку оказалось ошибкой. Действительно, министры, получившие свои посты благодаря своей преданности их партиям, слишком часто оказывались плохими администраторами. Но назначение способных управленцев вне зависимости от их партийной принадлежности... на деле лишало их внешней поддержки в их борьбе внутри коалиции»710. Приверженцев Гитлеру обеспечила его идеология, способная сплотить нацию в критический момент истории. Она появилась с созданием Националсоциалистской немецкой рабочей партии (НСДАП) в 1919 г. и стала своеобразным ответом на революцию и кабальные требования победителей. Известность получили знаменитые «25 пунктов НСДАП», принятые в феврале 1920 г. Они провозглашали, что государство должно заботиться о заработке и пропитании граждан, об обеспечении престарелых, о создании «здорового среднего сословия»... участии рабочих в прибылях предприятий, запрете спекуляцией землей. Пункты требовали огосударствления трестов, «отмены процентного рабства», «отмены Версаля», объединения всех немцев в «великой Германии», завоевания новых территорий711. Реализацию этих планов предполагалось осуществить за счет мобилизации экономики в руках сильной власти, основанной на принципе фюрерства. Поддерживая эту точку зрения, крупнейший промышленно-финансовый магнат Германии Гуго Стиннес заявил, что надо найти такого диктатора, который мог бы говорить на языке народа, который способен повести за собой массу712. Гитлер шел на выборы обещая: дать работу и хлеб всем, сокрушить бюрократов, наказать еврейских финансистов, вызвавших кризис, и построить сильную Германию. Гитлер имел не только идеологию и свою партию, но и физическую силу способную обеспечить диктатуру партии. Ее составляли охранные отряды Schutzstaffeln — SS (СС) и штурмовики Sturmabteilung — SA (СА): 216
Чернорубашечники (СС) представляли интересы высшей буржуазии и правых партий. После гитлеровского путча 1923 г. эсэсовцев осталось всего несколько
десятков, к началу 1933 г. их было не больше ста, к гитлеровском перевороту их численность достигла 120 тыс., а к концу первого года власти Гитлера около 300 тыс. СС формировалась из детей высших средних классов, лиц свободных профессий, высшего чиновничества, студентов. Социальная база — 1—2 млн. человек. По словам Э. Генри, они были полны «неутомимой ненависти ко всему пролетарскому и революционному» и в душе презирали коричневых713. Коричневорубашечники (СА), являлись боевой организацией средней буржуазии, объединенной в «Боевую лигу самодеятельного среднего сословия». СА командовал старый офицерский корпус — «200 тыс. лейтенантов и капитанов, которые после революции не нашли себе места в маленькой армии рейхсвера и по этой причине навсегда стали контрреволюционерами и фашистами»714. Именно они в 1920 г. организовывали «добровольческие отряды» и разгромили восстание спартаковцев. Создавая армию коричневых, они стали майорами, полковниками и генералами. Состав коричневых: 44% кустарей и техников, 17% конторских служащих и мелких торговцев, 3% интеллигентов и студентов. Базой для нее служили 12—15 млн. человек*. Основной лозунг коричневых — национализм, главная цель — получить работу715. Свои охранные отряды имели и социалистические партии: социал-демократы — «Reichsbanner»; коммунисты — «Rotfront». Появлению охранных отрядов Германия обязана крайнему либерализму и демократизму Веймарской республики. Вместо полиции, как, например, в США или Англии, партийные мероприятия в Германии охранялись собственными силами политических партий. По мере нарастания напряженности эти охранные отряды все более приобретали * «Активные СА» в возрасте (от 18 до 35 лет), кроме этого был «резерв СА» (от 35 до 45 лет) и ландшурм (свыше 45 лет), всего около 1 400 тыс. чел. Рем 7 декабря 1933 г. определял общую численность коричневых и черных рубашек в 2,5 млн. чел. (Генри Э. С. 130, 428). 217
вид боевых дружин. До прихода Гитлера предполагалось, что все они не имеют права носить оружия, но после назначения его на пост канцлера СС и СА начали носить оружие в открытую. По словам Э. Генри, обе колонны СС и СА провели революцию сообща, оглушая весь народ «коричневым террором», «коричневые» в основном делали грязную работу, «черные» командовали и контролировали. Страна находилась «в руках пятнадцати миллионов взбунтовавшихся мелких буржуа». Однако после победы Гитлер вдруг неожиданно заявил, что «революция» закончена, «Боевая лига самодеятельного среднего сословия» была упразднена — на следующий день. Как говорил Муссолини, «после революции всегда встает вопрос о революционерах»716. Гитлер сокрушил мелкую буржуазию. «Никогда еще до сих пор, — отмечал Э. Генри, — целый класс не исчезал со сцены в такой короткий срок, как это случилось с низшими слоями мелкой буржуазии»717. Гесс тогда отмечал: «Никто не охраняет свою революцию бдительнее, чем фюрер»718. Часть руководителей «Боевой лиги» просто исчезла, часть была отправлена в Дахау, как и несколько сотен «коричневых», которые пытались сопротивляться. Для остальных был резко усилен служебный режим, муштра; материальные условия резко ухудшены»719. В это время, в течение весны — лета 1933 г., резко выросли цены; так, на масло и маргарин они подскочили на 40%, на свинину — на 36%, потребление сахара по сравнению с предыдущим годом упало на 30%, маргарина — на 35%720. В Западной Германии стал популярным лозунг «Гитлер, дай нам хлеба, а то мы станем красными». «Чернорубашечники» называли «коричневых» «бифштексами» (коричневые снаружи, красные внутри) и летом 1933 г. почти в один день 200 тыс. коричневых... были уволены из штурмовых отрядов и выкинуты на улицу. «Целые отряды «коричневых» ссылались в концлагеря»721.
Волна «коричневых бунтов» прокатилась по всей Германии. Штурмовики требовали выполнения официальной нацистской программы — «25 пунктов». Рем провозглашал: «Тот, кто требует усмирить революцию, предает ее. Рабочие, крестьяне 218
и солдаты, которые маршировали под стягами СА, завершат свою задачу, не обращая внимания на приспособившихся «обывателей и нытиков». «Устраивает это вас или нет, — мы продолжим нашу борьбу. Если вы наконец-то поймете, о чем идет речь, — вместе с вами! Если вы не хотите — без вас! А если надо будет — против вас!»722 Гитлер сразу и однозначно показал, что он не допустит мелкобуржуазного хаоса. Около 1500 руководящего состава штурмовиков, а заодно и те, кто на том или ином этапе вступал в конфронтацию с нацистами, нашли смерть в «ночь длинных ножей»*. Она похоронила все притязания мелкобуржуазных политических сил. Гинденбург поблагодарил Гитлера за «решительное и доблестное вмешательство, которое помогло удушить измену в зародыше»723. Единственной организованной силой, способной противостоять фашизму, оставалась армия. Именно ее отказ в поддержке Папену во многом решил его участь, как канцлера. Но на этот раз армия сразу и почти безоговорочно приняла Гитлера. Причина этого, по мнению Папена, крылась в том, что «армия рассматривала Веймарскую республику, как нечто чуждое ей по своей природе, как временную форму государственной организации, с которой военные не имеют глубинных связей. Тем не менее армия присягала на верность республике и ее конституции, и этот подсознательный конфликт лояльности приводил к возрастанию внутренней напряженности. Представление военных о государственной власти, так долго пестовавшееся в прусской армии, находилось в естественном противоречии с Веймарской системой правления...»724. * При разоружении штурмовых отрядов летом 1934 г. было изъято 177 000 винтовок, 651 станковый и 1250 ручных пулеметов, что соответствовало оснащению десяти пехотных дивизий рейхсвера, установленному Версальским договором. (Sauer W., Bracher K.D., Schultz G. Die national-socialistische Machtergreifung. Koln, Oplander, 1960, S. 946 (Фест И. Гитлер. Триумф... С. 116, прим.) 219
Мнение «вице-канцлера» перекликается с выводами, к которым приходил Уборевич во время своего пребывания в Германии в 1929 г.: «...Основная солдатская масса рейхсвера стоит правее социал-демократии, приближаясь во многих случаях к дейч-националам. Материальное положение солдата весьма хорошее... В стране принято много мер, чтобы авторитет солдата рейхсвера был высок... Офицеры во взаимоотношениях с солдатами вежливы, спокойны, хладнокровны и очень настойчивы... Политические ориентировки офицеров это — правее, много правее социал-демократии. Основная масса за твердую буржуазную диктатуру, за фашизм... Отношение к социал-демократии в основном ненавистное...»725 Командующий войсками СИБ ВО Левандовский также докладывал из Берлина в 1933 г.: «Рейхсвер не выступит против фашизма, а наоборот, борьба против Версаля, против марксизма объединит его с наци. Он ему подчиняется и составляет одно целое с ним... Рейхсвер теряет свою политическую роль, если она вообще была у него как политическая сила... Каковы перспективы офицерства рейхсвера? На это может быть дан короткий ответ: или перейти к наци окончательно, или быть вычищенными. Конечно, большинство из этого офицерства будут у наци, и сегодня они явятся тем костяком, на котором и развернется массовая фашистская армия, и возможно в случае колебаний гитлеровского правительства и его непрочности — они используют фашистскую массу, чтобы перепрыгнуть через самого Гитлера до
восстановления военной диктатуры и борьбы против коммунистической революции»726. Несмотря на поддержку масс и армии, дни нахождения Гитлера у власти были бы сочтены еще быстрее, чем у его предшественников, если бы он не решил главного вопроса — вывода страны из экономического кризиса. К этому времени экономическая система Веймарской республики рухнула окончательно — падение производства достигло 220
40%, загрузка производственных мощностей составляла в машиностроении — 27%, в автомобилестроении — 25%, в строительстве — 20%, а всего германская промышленность в это время работала на треть своей мощности. 44% наемных рабочих оказались полностью безработными, 23% работали неполную рабочую неделю. Голо Манн в связи с этим отмечал: «Профессиональные выразители германского общественного мнения предсказывали его правлению недолгий срок... Накопившиеся экономические проблемы требовали срочного разрешения. То, что не удалось такому серьезному экономисту, как Брюнинг, вряд ли удалось бы необразованным шарлатанам». Однако «очень скоро стало ясно, что это мнение, разделяемое практически всеми, весьма и весьма ошибочно. Ибо сразу после «национальной революции» случилось совершенно неожиданное: «Уже в первые дни новые люди проявили такую энергию, какую не выказывало до них ни одно правительство Веймарской республики»727. О Ференбах: «С какой энергией национал-социалисты взялись за дело сразу после прихода к власти... до сих пор вызывает удивление. В свете их идеологической программы действия новых хозяев были отнюдь не дилетантскими и отличались последовательностью. Самое поразительное заключается не в том, что они оказались у власти, а в том, что, против всех ожиданий, смогли ее удержать...»728 В условиях ограниченности финансовых ресурсов и неблагоприятной экономической конъюнктуры, выход из кризиса можно было решить только за счет использования адекватной мобилизационной политики. Гитлер полностью отдавал себе в этом отчет: «Сейчас много говорят об экономике — об экономике частного предпринимательства и кооперативной экономике, социализированной и частнособственнической. Поверьте мне, в экономике решающим фактором являются не теории, а эффективность»729. Гитлер предложил программу восстановления экономики, основанную на двух четырехлетних планах, для чего потре221
бовал себе особых полномочий, парламент предоставил их абсолютным большинством голосов. Чтобы свершить переворот в экономике, прежде всего были необходимы огромные финансовые ресурсы, которых в разоренной выплатой репараций и долгов Германии не было. И первым делом Гитлер решил вопрос репараций. Он сделал тот шаг, на который до него не решалось пойти ни одно правительство Германии: «Единственное, на что мы не могли пойти, — пояснял Папен, — была попытка разрешить ситуацию путем отрицания законной силы международных договоров, которые Германия в свое время была вынуждена подписать, и использования методов, применение, которых не подобает современному государству, управляемому на основе закона». Гитлер оказался не столь щепетильным730. Он просто отказался платить, и Франция, еще вчера угрожавшая введением войск и оккупацией, молча проглотила это. Следующей проблемой был долг Германии, главным образом возникший вследствие реализации планов Даурса и Юнга. К 28 февраля 1933 г. долг Германии, включая репарации, составлял 23,3 млрд. марок. На основе соглашения
с крупными кредиторами в течение 1934 г. германский долг был сокращен на 97%, что только в этом году сэкономило Германии 1043 млн. марок. Даже американские банки, которым Германия была должна 1788 млн. долларов, согласились на уступки. Тем более что Германия гарантировала выплаты по этим займам. Англия, которой Германия должна была на середину года 1718 млн. марок, заключила соглашение о невостребовании кредитов, что подтолкнуло к подобному решению и малые страны Европы. Откуда такая неожиданная щедрость и уступчивость к фашистскому диктатору? Ответ, по мнению Я. Шахта, таился в том, что «Веймарская республика не устраивала некоторые страны Запада из-за заключенного Рапалльского договора. Поэтому на все просьбы и предложения Веймарской республики эти страны отвечали «нет». Но когда к власти пришел Гитлер, все изменилось...». 222
Когда вопрос с долгами и репарациями был по крайней мере на время решен, осталось найти деньги для реализации планов возрождения экономики. Их источниками мог стать либо печатный станок, либо новые займы. Но здесь существовали серьезные ограничения. Еще по плану Дауэса предусматривалось сохранение независимости государственного банка только при условии соблюдения установленных размеров кредита и норм оплаты государственных векселей. Настало время Я. Шахта. У Додд характеризовал его в конце 1933 г.: «Вопреки мнению о нем (Я. Шахте), распространенному у нас в Америке, я поражаюсь этому выдающемуся финансисту и восторгаюсь его способностями. Он так умело распоряжается германскими активами и пассивами, что при незначительных золотых фондах успешно поддерживает курс марки на уровне паритета и не допускает застоя в деловой жизни страны»731. Основными инструментами финансовой политики Я. Шахта стала государственная монополия, элементы отсроченной инфляции, частных и инвестиционных денег. В частности: — в качестве денежных суррогатов использовались так называемые «векселя Мефо»*, участниками которого были крупнейшие фирмы Круппа, Сименса и т.д.., выполнявшие заказы по поставке оружия. Векселя, снабженные двумя «хорошими» подписями, рассматривались как торговые векселя и принимались государственным банком, для которого они служили основой для эмиссии кредитных билетов. «Векселя Мефо» по своей сущности были не чем иным, как вариантом частных инвестиционных денег. Опыт в этом был, до «векселей Мефо» существовали еще с 1932 г. — «векселя по трудоустройству» для финансирования общественных работ. За 1934—1939 гг. из 101,5 млрд. марок расходов немецкого бюджета не менее 20 млрд представляли собой векселя Мефо; * Металлургическое научно-исследовательское общество —«Mefo». 223
— в 1937 г. была ликвидирована независимость госбанка и прекращен свободный обмен марки, прекращались полномочия базельского банка Международных расчетов, созданного Антантой, для контроля финансовой системы Германии до выплаты всех репараций; — с 1938 г. стала использоваться отсрочка платежей (просроченная кредиторская задолженность), которая оформлялась в виде «денежных переводов за поставку», вместо денег государство расплачивалось с поставщиками «денежными переводами» сроком на 6 месяцев, которые предприятия могли закладывать государственному банку в качестве кредитного обеспечения. Всего за год таких переводов было выплачено более чем на 6,5 млрд. марок; — после ухода Я. Шахта в 1939 г. были применены «налоговые квитанции»,
когда 40% стоимости заказа государство оплачивало «налоговыми освобождениями», которые могли взаимозачитываться. Всего до начала войны «квитанциями» было выплачено 4,8 млрд. марок; — и конечно же, использовался кредит. В конце 1932 г. совокупный государственный долг Германии составлял 8,5 млрд. марок, или 15% всех денег. На вопрос У Додда, где немцы взяли деньги, Шахт ответил: «Достать деньги теперь несложно. Мы всего лишь печатаем бумажные знаки и обеспечиваем быстрое обращение их, тем самым поддерживаем и занятость. Вот и все»732. В 1939 г. государственный долг вырос до 47,3 млрд. марок, или 43,3% всех денег, находящихся в обращении; — кроме этого государство переводило часть краткосрочных долгов в долгосрочные, этому служили такие меры, как консолидация и рефинансирование невыплаченных коммунальных долгов; принятие закона о займе, гарантировавшего твердые дивиденды (проценты) и т.д. Одновременно с мерами финансовой политики вводился строгий режим экономии, который начался с замораживания тарифных ставок заработной платы на уровне кри224
зисного 1932 г. Когда инфляционное финансирование экономики вызвало рост цен, а попытки сдержать их привели к исчезновению товаров первой необходимости, в стране фактически была введена карточная система в виде «постоянных списков потребителей». С 1936 г. был введен строгий контроль за ценами, по сути, они стали назначаться специальным комиссаром по ценам. Были введены нормы расхода товаров. Было резко ограничено потребление. Семьи, имеющие излишки должны были сдавать их на помощь безработным, официальные заявления гласили, что отныне не должны иметь «случаи накопления излишков сверх нормальных потребностей семьи», «надо отказываться от накоплений такого рода»733. Сокращались социальные выплаты; так, суммы предназначенные для выплат безработным, были сокращены с 434 млн. марок до 200 млн. Средняя пенсия — с 39 до 25 марок и ниже734. Прямое снижение зарплат на 10—30% углублялось ростом налогов и инфляции. Налоги на рабочего, после прихода Гитлера возросли с 15—19% до 25—32%*, кроме этого были еще и местные налоги. С другой стороны, четверть зарплаты конфисковалось на рынке в результате повышения цен на продукты питания. В результате за первый год правления Гитлера зарплата снизилась на 20—30%, а по сравнению с докризисным 1929 г., более чем на 50%. Средний недельный заработок упал с 42,2 марки в 1929 г., до 21,6 марки в конце 1933 г., при этом 22% рабочих получали от 12—18 марок, а 26% — не больше 12 марок735. * В 1932 г. налог на зарплату — 8—4%, страхование: по безработице — 5%, здоровья — 4— 5%, нетрудоспособности — 2—3%, подушный налог — 1—2%. В 1933 г. к ним прибавились: «помощь безработным» — 2—3%, «брачное пособие» — 2—3%, налоги в пользу корпорации — 2%, «зимняя помощь» — 1%, прочие «добровольные» взносы 3—4% (в «народный трудовой фронт», «народную социальную помощь», «программу предоставления работ», «праздник жатвы» и т.д.) (Генри Э. С. 66.) 225
Бюджет рабочего был на 44% ниже нормального прожиточного уровня и не намного отличался от пособия по безработицы*. Геббельс, отмечая этот факт в апреле 1934 г. в своем выступлении по радио, говорил: «Рабочий, налаживая наше производство, был вынужден удовлетворяться такой заработной платой, которая ни в коей мере не была достаточна для поддержания жизненного стандарта, соответствующего высокому культурному уровню нашего народа. И он выполнял поставленную перед ним задачу с беспримерным героизмом»736. Помимо констатации факта, речь Геббельса давала понять, что такое положение не вечно,
и используется только как временная мера, для выхода страны из кризиса. Представление о тяжести положения лучшего в Европе германского рабочего дает сравнение необлагаемого минимума дохода в развитых странах мира. Необлагаемый минимум дохода, марок737
* По вычислениям известного статиста Кучинского (прожиточный минимум семьи с двумя детьми). (Генри Э... с. 69) 226
Для сохранения стабильности общества в таких условиях одних лозунгов недостаточно. И с принятия в начале 1934 г. закона о регулировании национального труда началась мобилизация трудовых ресурсов. Закон ставил рабочего в полную зависимость от хозяев и назначаемых сверху «попечителей труда». Одновременно декларировался принцип равенства прав предпринимателей и рабочих. «Социальные суды чести» рассматривали случаи нарушения «социальных обязанностей», как рабочими, так и предпринимателями, причем последние могли быть даже лишены звания фюрера предприятия. В мае был принят закон, ограничивавший право рабочих на смену места работы и одновременно защищал их от произвольных увольнений. В 1935 г. была введена единая трудовая книжка, а затем всеобщая трудовая повинность. Был отменен восьмичасовой рабочий день. Наследник профсоюзов — Германский трудовой фронт фактически не имел никаких полномочий. «Он стал чем-то вроде сословного представительства»738. Его лидер Лей, определяя позицию трудового фронта в начале 1934 г., трижды подчеркнул, что «немецкие рабочие никогда не должны забывать, что они солдаты, обязанные беспрекословно подчиняться государству и поменьше думать о заработках... Предприниматель при нацистском режиме не думает о своем огромном предприятии, о своих машинах или прибылях; он думает о том, что его священный долг — обеспечить работой своих рабочих и служить Германии. Рабочий абсолютно предан своему хозяину и даже не помышляет о протесте или об организации стачек»739. Обеспечение социальных интересов взяло на себя государство. В том числе проведение различных благотворительных мероприятий, например, «кампаний зимней помощи» безработным, больным, многосемейным. Средства на их проведение формировались из специальных взносов самих рабочих, а также из отчислений предпринимателей в «фонд Адольфа Гитлера» в размере 0,5% от суммы заработной платы. Основным каналом государственной благотворительно227
сти стала специальная организация «Kraft durch Freude» («Радость — это сила») (KdF), которая организовывала для рабочих и служащих систему удешевленного отдыха, туризма, поощрения физической культуры, спорта, любительских театров
и т.д.740. KdF имела свои любительские театры, многочисленные дома отдыха и пансионаты. Для ее нужд были построены первоклассные круизные лайнеры*. В 1934 г. в соответствии с «программой Рейнхарта» более 1 млрд. марок, собранных за счет дополнительного налога на прибыль и дотаций государства, было направлено на помощь по восстановлению и ремонту жилого фонда741. Мобилизация безработных осуществлялась на базе создания сети трудовых лагерей и организации общественных работ, на которые было ассигновано более 5 млрд. марок. Мобилизация носила тотальный характер и пронизывала всю структуру общества и даже детей. «Уже в 1933 г. возникли, например, молодежные лагеря отдыха для путешествующих по стране членов организации Гитлерюгенд («Молодежь Гитлера»). К 1934 г. в стационарных и палаточных лагерях побывало пять миллионов мальчишек! Практически все немецкие подростки. Впервые воспитание нового поколения... стало важнейшим государственным делом. С 10 до 14 лет этим занимались «Дойчес Юнгфольк» для мальчиков и «Юнгмедхен» для девочек. С 14 до 18 лет — «Гитлерюгенд» и «Союз немецких девушек»742. Юноши и девушки в возрасте от 18 до 25 лет подлежали трудовой мобилизации. Мобилизации подлежали не только рабочие, но и владельцы предприятий. По словам Гитлера, «каждый собственник должен считать себя назначенным государством»743. Он * В 1934 г. в поездках, организованных KdF, участвовало 2 млн. рабочих, в 1935 году — 3, а в 1936 г. — уже 6 млн. Средний заработок рабочего составлял 140 рейхсмарок, а полумесячная путевка на Женевское озеро с проездом, питанием и обслуживанием стоила 66 марок, на Северное море — 35 марок, круиз вокруг Италии — 155 марок. (Кремлев С. Вместе или порознь... с. 271) 228
повторял: «Необходимо ясно подчеркнуть фундаментальный принцип экономической программы моей партии — принцип власти — Третий рейх всегда будет сохранять за собой право контроля за собственниками»744. В соответствии с этими принципами собственник назначался «промышленным лидером» — фюрером предприятия, т.е. «являлся и государственным служащим, и частным капиталистом в одном лице»745. В итоге, как отмечал Милворд: «германский работодатель 1939 г. «был «свободен» только в отношении внутренней организации своего предприятия и подбора менеджеров. Вся прочая деятельность — установление уровня заплаты и цен, присоединение к картелям, распределение прибылей, использование кредитов, выбор рынков, форма конкуренции и реклама, инвестиции и переход на новую продукцию — все это предопределяло или по меньшей мере рекомендовало государство»746. Мобилизация сельского хозяйства была направлена, прежде всего, на перераспределение инвестиционных ресурсов из села в промышленность. В этих целях с 1933 г. всю сельхозпродукцию крестьяне стали обязаны сдавать государству по твердым ценам. Свободная продажа сельхозтоваров была ограничена или даже запрещена. Параллельно в целях повышения эффективности сельхозпроизводства были приняты меры по увеличению размеров юнкерских хозяйств. Для этого в сентябре 1933 г. был принят «закон о наследственных дворах». Согласно закону хозяйства размером от 7,5 до 125 га с владельцами «арийского происхождения» освобождались от налогов, не могли быть проданы за долги, дробиться, и передавались по наследству только старшим сыновьям. Составляя не более 20% общего числа хозяйств, «наследственные дворы» владели почти 40% обрабатываемой земли. Младшие сыновья становились основой элиты государственного и военного аппарата. Мелкое крестьянство было обречено на разорение. Число принудительных продаж мелких хозяйств ежегодно исчислялось тысячами. Политика укрупнения привела к росту 229
производительности труда — число занятых в сельском хозяйстве сократилось, а обеспеченность Германии продовольствием возросла с 65% в 1927 г., до 83% в 1939 г. А. Баркай по этому поводу замечал, что если «и можно говорить о «национал-социалистической революции», то она произошла, прежде всего, в сельском хозяйстве...»747. О ее итогах Э. Генри писал: «Еще 7—8 лет назад Германия должна была покрывать за счет ввоза треть своей потребности в зерне для хлеба; сейчас она имеет внутри страны 99%. В течение пяти лет общая площадь посевов пшеницы возросла с 1,73 до 2,32 млн. га. Германия сейчас может за счет внутренних ресурсов покрыть 97% потребности в мясе, 100% картофеля и сахара, 90% овощей и молочных продуктов и «эти показатели очень быстро возрастают»748. Тогда как в 1925 г. Германия должна была импортировать продовольствия на 4,42 млрд. марок, то в 1933 г. — 1,5—2 млрд. Правда и сейчас Германия должна ввозить 50% необходимых жиров, 36% фруктов, 32% яиц, 34% бобовых, но для покрытия своих нужд Германия установила сотрудничество с Венгрией, которая производит для рейха все недостающее продовольствие. Германия, еще помнившая голодную блокаду союзников 1919 г., в результате которой умерли сотни тысяч человек, теперь становилась независимой в продовольственном плане. Мобилизационные меры охватили всю систему немецкой экономики, был установлен прямой контроль государства за производством и распределением продукции. В целях государственного регулирования экономики 15 июля 1933 г. был учрежден Генеральный совет экономики, в который вошли главы крупнейших корпоративных объединений: Крупп, Тиссен, Феглер, Шредер и др., а также представители верхушки нацистской партии. Деятельность Генерального совета дополнительно ограничивалась Имперским министерством. В феврале 1934 г. появляется Закон о подготовке органического строительства германской экономики. Все государ230
ственные, полугосударственные и «общественные» (то есть частные) экономические органы были объединены в Организацию промыслового хозяйства (ОПХ) с шестью имперскими группами: промышленности, торговли, ремесла, банков, страхового дела и энергетического хозяйства749. В проектах числилось создание новых сортов стали и проката, предприятий по производству синтетического бензина и каучука, расширение автомобилестроения, строительство стратегических автострад, создание стратегических запасов... И все это происходило на фоне укрепления государственного сектора экономики. Еще в Веймарской Германии были образованы крупные государственные промышленные объединения: «Преаг», «Фиаг», «Пройсаг», «Зексише верке». При Гитлере удельный вес государственной собственности стал быстро расти. В марте 1936 г. Имперское статистическое управление сообщало: в стране имеется 1085 общественных предприятий, из них: 61 — собственность империи, 57 — земель, 25 — ганзейских городов, 291 — общин и союзов общин, 142 — совместно империи и земель и 509 — совместно империи и общин750. В 1937 г. была проведена «юридическая реформа акционерных обществ». Ликвидации подлежали все фирмы с капиталом менее 100 тыс. марок, а основывать можно было организации с капиталом только свыше 500 тыс. «Этот закон ужасающим образом способствовал умиранию экономически самостоятельной средней и мелкой буржуазии»751. В 1931 г. в Германии было 2720 фирм с капиталом менее полумиллиона марок, в 1936 г. — 1445, после реформы в 1939 г. — 526. Результаты мобилизационной политики в Германии в 1933—1938 гг. вызывают ожесточенные споры. Апостол либерализма Ф. Хайек, например, вообще отрицал ее объективную необходимость и объяснял мобилизационные
меры только субъективным фактором — приходом Гитлера к власти. По мнению Ф. Хайека, которое можно считать выраже231
нием общего отношения либеральных кругов, нацистский режим обладал крайне низкой эффективностью. Современные либеральные исследователи утверждают, что система экономических отношений в нацистской Германии представляла собой «заорганизованную и плохо организованную форму капитализма», которая «усиливала жесткость германской экономики... не была благоприятной для инноваций и плохо сочеталась с новыми реалиями послевоенного мирового рынка»752. Пример рассуждений Хайека дает его критика строительства знаменитых автострад Гитлера. Хайек заявлял, что строительство было вызвано исключительно тоталитарными амбициями, что строительство автострад неэффективно, поскольку по ним некому было ездить. Между тем строительство дорог занимало безработных, снижая социальную напряженность, и было фактически бесплатным, поскольку зарплата строителей компенсировала их пособие по безработице. Германия в этом плане была не оригинальна, так же поступали и другие страны, например, США. Правда, если в последней порой строили автострады в никуда, просто, чтобы занять безработных, то строительство всех германских автострад имело вполне конкретную цель. «По всей Германии идет строительство разветвленной системы автострад, — отмечал американский посол, — способных в кратчайший срок пропустить немецкие войска к ее границам»753. По первоначальному плану, составленному еще в 1930 г. профсоюзами и Г. Гереке, автобаны должны были экономически связать северные и южные районы Германии. Однако в 1933 г. Гитлер переориентировал их направление «не с севера на юг, а с востока на запад следует в первую очередь создавать автострады. Кроме этого нужно в широких масштабах строить аэродромы и казармы»754. Впрочем, до последних дней мира Германия спешно создавала свою автомобильную базу. Так, в 1939 г. вышли первые 630 народных автомобилей ДКВ, позже извест232
ный, как «Фольсваген-Жук», которые по своей цене были доступны большинству немцев и должны были послужить массовой автомобилизации Германии по примеру «Форда -Т», в Америке*. В Германскую автомобильную промышленность активно вкладывали капиталы «Дженерал Моторс» и Форд. Но началась война, она быстрее и многократней окупила все затраты, что доказал пример Австрии и Чехословакии. По поводу экономической эффективности войны Гитлер позже заявит: «Выплатить образовавшийся во время войны долг вообще не составит проблемы. Германским мечом было добыто столько земель, что... произошел огромный прирост национального богатства, который во много раз превышает все военные расходы. Включение 20 миллионов дешевых иностранных рабочих в экономический процесс в Германии принесло прибыль гораздо большую, чем образовавшийся во время войны долг Рейха. Нужно только высчитать, какую прибыль можно извлечь из того, что иностранный рабочий, в отличие от немецкого, получает не 2000, а 100 рейхсмарок в год»755. Что эффективность, полученная таким образом, незаконна? Но ведь те же Великие Демократии Франция, Англия и США Версальским миром сами на практике утвердили «право войны», право грабежа побежденных. Они же признали оккупацию Чехословакии и аншлюс Австрии. Методы не рыночные? Но ведь те же Великобритания и Франция строили крупнейшие в мире военные флоты отнюдь не для поддержания рыночных отношений с колониями. Гитлер в
данном случае ни на йоту не выходил за рамки обычаев и законов «цивилизованного мира» — мира, апостолом, которого являлся Хайек. * 26 мая 1938 г. Гитлер заложил первый камень в фундамент завода. Немецкий Трудовой Фронт инвестировал в его строительство 300 млн. марок — и к июлю 1939 года завод уже дал первую продукцию! ДКВ по прайс-листу завода стоил 990 марок. Продавать эти машины планировалось в кредит, который покрывался еженедельными платежами, в течение неполных 4 лет, в 5 марок. Т.е. 20 марок в месяц, при ежемесячной средней зарплате 400 марок! (Усовский А... с. 49). 233
Противоположное Хайеку мнение высказывал, например, Роземан: «Нацистская социальная политика часто несла в себе новаторские ответы на проблемы индустриального общества, порою совпадая с действиями развитых промышленных стран того времени, а порою и опережая их. Причем эта политика, как правило, вполне соответствовала задаче устойчивого функционирования индустриального общества. Нацистская социальная политика отнюдь не вела к дисфункциям»756. Еще более интересны мнения современников Гитлера. Так, ненавидевший Гитлера как француз, еврей и либерал Р. Арон написал тем не менее в своих «Мемуарах», что если бы Гитлер умер в сентябре 1938 г., то он остался бы одним из величайших деятелей немецкой истории, поскольку сделанное им явно превосходило достижения Бисмарка757. Биограф Гитлера И. Фест был аналогичного мнения: «Если бы в конце 1938 г. Гитлер оказался жертвой покушения, то лишь немногие усомнились бы в том, что его следует назвать одним из величайших немцев, может быть, даже завершителем их истории. Его агрессивные речи и его планы мирового господства канули бы, вероятно, в забытье, как творение фантазии его ранних лет и лишь от случая к случаю вспоминались бы, к негодованию нации ее критиками». Р. Джексон главный обвинитель от США на Нюрнбергском процессе отмечал: «В 1933 году мы видели, что германский народ снова завоевывал подорванный последней войной авторитет в торговле и промышленности, а также в вопросах духовной жизни»758. Ф. Нойман, автор «Бегемота», по словам А. Фурсова, одной из лучших книг XX в. о национал-социализме, указывал, что уровень эффективности национал-социализма был столь высок, что его можно было победить только либо военным путем, либо идейно-политическим. В последнем случае, однако, писал Нойман, потребуется такая система политических идей, которая, будучи столь же эффективной, не приносила бы в жертву права и 234
свободы человека759. А. Буллок вынужден признать: «Нет сомнений в том, что в первые годы нового режима произошло экономическое возрождение страны»760. В 1935 г. У. Черчилль в книге «Великие современники» восхищался тем, чего достиг Гитлер, «преуспев в восстановлении Германии в качестве самой мощной державы Европы. Он не только восстановил положение своей страны, но даже в очень большой степени изменил результаты Первой мировой войны... Что бы ни подумали об этих усилиях, они, безусловно, находятся в ряду наиболее выдающихся достижений в истории человечества»761. Наиболее точно сущность и цели своей политики объяснял сам Гитлер в своем известном ответе Рузвельту в 1939 г.: «Однажды я пришел к власти в стране, которая лежала в руинах, потому, что поверила обещаниям остального мира и потому, что ей плохо управляли демократические правительства... Я победил хаос в Германии, восстановил порядок, резко повысил выпуск продукции... развил транспорт, организовал строительство дорог и рытье каналов, способствовал созданию новых гигантских заводов и в то же время поощрял развитие образования и культуры нашего народа. Мне удалось дать работу более, чем семи миллионам безработных. Я не только
политически объединил немцев, я их перевооружил. Я смог страницу за страницей уничтожить тот договор, все четыреста сорок восемь статей которого содержат величайшие и самые злодейские притеснения, с которыми когда-либо приходилось мириться человеку»762. Социально-экономический эффект мобилизационной экономики, проведенной Гитлером, наглядно демонстрирует динамика безработицы, которая всего за четыре года снизилась до фонового уровня. При этом промышленное производство выросло почти в два раза и это в условиях практически полного блокирования для Германии экспортных рынков, и крайней ограниченности собственных инвестиционных ресурсов. 235
Динамика безработицы в Германии, млн. чел.
Безработица сменилась нехваткой трудовых ресурсов. Заработная плата рабочего в 1938 г. выросла до 300-500 марок в месяц. Лейтенант получал 109 марок в неделю, кадровый унтер-офицер — 56 марок. Литр пива стоил 50 пфеннигов, в пивной за него просили марку. Килограмм сосисок «вайсвюрст» стоил три-четыре марки. Пиджачная пара обходилась немцу в 40—60 марок763. Об итогах мобилизационной политики на селе косвенно свидетельствовал американский посол, проезжая в апреле 1937 г. по германской провинции: «Посевы пшеницы и ячменя в значительно лучшем состоянии, чем можно было предполагать после такой плохой погоды. Начиная с 1 октября не переставая лили дожди. Старинный городок Шпреевальд перенес нас в позднее средневековье, но жители выглядят здоровее и одеты лучше, чем многие жители больших районов Чикаго, которых мне довелось видеть, хотя заработная плата там всегда была в два раза выше, чем здесь»764. О результатах социальной политики Гитлера может в определенной мере свидетельствовать и динамика строительства жилья в Третьем рейхе, которое уже к 1934 г. достигло докризисного уровня: 236
Чистое поступление новых жилищ (в тыс.), Германия в границах 1937 г.765
В промышленности мобилизация привела к резкому промышленному
подъему. Правда его структура уже имела новые черты. Так, инвестиции в легкую промышленность возросли с 1933 до 1935 г. лишь в 1,7 раза, тогда как в тяжелую — в 4 раза. Общий объем производства средств производства в Германии составил в 1938 г. 37,5 млрд. марок, тогда как в Англии — 25,4 млрд. марок, во Франции — 10,9 млрд. марок*. Что касается инноваций, то только США после Второй мировой конфисковали почти 346 тыс. немецких патентов, * Сходные результаты демонстрировала мобилизационная экономика Муссолини. Так, производство электроэнергии с 2 млрд. киловатт-часов к 1933 г. выросло до 11 млрд. Теперь Италия стояла на первом месте в Европе... Норвегия — 9,15 млрд.; Франция — 5,88; Германия — 5,02... «в этом суть всей «индустриализации» Муссолини. Итальянская промышленность, железные дороги, города в течение нескольких лет в значительной мере освободились от иностранного угля. Национальный импорт уменьшился на несколько миллиардов лир: количество электропечей для выплавки стали выросло до нескольких сот, в то время как до войны их было всего семь». (Генри Э. С. 271, 272). 237
общим весом 1,5 тыс. тонн! Американские специалисты на основании этих патентов, по их собственному признанию продвинули «американскую науку и технику на годы, а в некоторых случаях на десятилетия вперед». Австралийцам досталось всего 6 тыс. патентов, однако премьер-министр Чифли заявил: «Австралийские промышленники в состоянии с помощью немецких секретных материалов поставить свою страну в области техники в число самых передовых стран мира»766. Но это будет уже после Второй мировой, а пока... Пока же на повестке дня стоял плебисцит по случаю объединения Гитлером поста канцлера с постом президента, что было прямым нарушением конституции Веймарской республики*. Плебесцит стал своеобразной оценкой народом Германии полтутора лет правления Гитлера. На участки голосования пришли 42,5 млн. человек (95% избирателей), из них 38 млн. поддержали Гитлера. О. Ференбах по этому поводу замечает: «Никогда еще во главе германского государства не стоял человек, пользовавшийся таким беспрекословным авторитетом»767. Внешние достижения фашистской Германии впечатляли, однако какой ценой они были достигнуты? Ничто не дается бесплатно, тем более столь жесткая мобилизационная политика. Чем должен был расплачиваться народ Германии за такие успехи? Ведь то же финансовое чудо Шахта было не более чем государственной финансовой пирамидой, которая уже качалась под своей тяжестью. Что же стояло за этим выдающимся кратковременным экономическим эффектом? К чему вело? В этом томе мы сможем лишь начать поиск ответа на эти вопросы... Пока же нам необходимо ответить на вопрос о сущности фашизма — чем он являлся? Какую идеологию проповедовал? Без этого невозможно понять природы фашизма и его успеха в 1920—1930-е годы в Европе. * На объединение постов Гитлер пошел после смерти 2 августа 1934 г. 87-летнего президента Гинденбурга.
ФАШИЗМ И ЛИБЕРАЛИЗМ Молчащий о капитализме не должен рассуждать о фашизме. М. Хоркхайнер
Смену XIX и XX веков человечество встречало с большим скептицизмом: «Чувство неуверенности и подавленности впервые закрадывается в прометеевскую культуру с именами Руссо и Шопенгауэра. Возникают симптомы культурной усталости, пресыщенности, духовных падений, — отмечал В. Шубарт, — Европейский континент охватывает нарастающее беспокойство, которое неизменно сопутствует чувству гордости за свою культуру и осознанию
прогресса, что приводит в конечном счете к отрицательной оценке любой культуры, в том числе и существующей. Появляется целый ряд пессимистически настроенных философов культуры — от Шопенгауэра и Ницше до Шпенглера и Клагеса. Все они — больная совесть Европы. Первым, кто не просто смутно почувствовал этот процесс, но и четко осознал, будучи в стороне от него, — был, однако, Киреевский»768. В 1852 г. И. Киреевский пишет о близком закате Европы: «Духовное развитие Европы уже перешагнуло свою высшую точку. Достигнув атеизма и материализма, она исчерпала те единственные силы, которыми она обладала, силы абстрактного рационализма, и идет навстречу своему банкротству»769. Подобные настроения охватили ведущие умы русского общества того времени: А. Герцен: «Все в Европе стремиться с необычайной быстротой к коренному перевороту или к коренной гибели: нет в ней точки, на которую бы 239
можно опереться; все горит, как в огне, — предания, теории, религия и наука и новое и старое»770. «Мне кажется, что роль теперешней Европы совершенно окончена...»771. Ф. Достоевский: «В Европе все подкопано и, может быть, завтра рухнет бесследно». «Европа накануне падения...»772 За четыре года до Киреевского в 1848 г. в Европе появляется «Манифест коммунистической партии», К. Маркса предсказывающий скорую смерть капитализма и либерализма образца XIX в. и указывающий что родился уже его могильщик: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма. Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака...» Из России слышался голос А. Герцена: «Ясно, что дальше дела не могут идти так, как шли, что исключительному царству капитала и безусловному царству собственности так же пришел конец, как некогда царству феодальному и 773 аристократическому...» В конце XIX в. в США появляется книга в стиле утопий Томаса Мора Э. Беллами «Взгляд в прошлое. 2000—1887» о Бостоне 2000 г., которая отразила состояние Америки в конце XIX в., сотрясаемой стачечным движением, в книге звучала необходимость социальных перемен. Американский вариант социализма по Беллами — эпоха трестов обрела свою кончину в великом тресте, что, по сути, представляет из себя не что иное, как государственный капитализм774. По словам С. Шарапова, Э. Беллами обратил «свободную Америку в огромные арестантские роты посредством государственной регламентацией труда в его мельчайших подробностях; «всеобщая трудовая повинность» Беллами есть нечто, столь принципиально чудовищное, что перед ней бледнеют и каторжные работы». Сам С. Шарапов был одним из лидеров славянофильства — мощного философского учения, во главе которого стояли такие столпы, как И. Киреевский, Данилевский, И. Аксаков, А. Киреев, М. Черняев и многие другие. Славянофилы считали, что «преобладание на Западе материальных интересов жизни над духовными неизбежно ведет к потере веры, 240
социальной разобщенности, индивидуализму, противостоянию человека человеку. Чтобы спасти мир, считали они, Россия должна встать в центре мировой цивилизации и на основе Православия принести свет истины западным народам». «Православие через Россию, — утверждал Хомяков, — может привести к перестройке всей мировой культуры»775. В первые годы XX в. английский писатель X. Беллок пишет книгу «Государство рабов», где, по словам Дж. Оруэлла, «на удивление точно предсказал происходящее в наши дни. К сожалению, ему нечего было предложить в качестве противоядия. У него все свелось к тому, что вместо рабства необходимо вернуться к мелкой собственности, хотя ясно, что такого
возвращения не будет и что оно невозможно. Сегодня практически нет альтернативы коллективистскому обществу. Вопрос лишь в том, будет ли оно держаться силами добровольного сотрудничества или силой пулеметов»776. Увертюрой данного направления философской мысли конца XIX — начала XX века звучал «Закат Европы» О. Шпенглера, написанный в 1918—1920 гг. Немецкий философ приходил к выводу о духовной деградации Европы, и как следствие завершению ее жизненного цикла. Аналогичные чувства сквозят в размышлениях о будущем Европы и у Н. Бердяева: «Мы стоим у грани ночной эпохи. День новой истории кончается... По многим признакам, наше время напоминает начало раннего Средневековья. Начинаются процессы 777 закрепощения...» Окончательно похоронным маршем европейской цивилизации гремела вышедшая в 1939 г. книга «Европа и душа Востока» В. Шубарта: «Отчаянье и кричащая боль бытия становятся основным аккордом экзистенциальной (философии)... Раздавленный, с ужасом ощущающий глубоко укоренившуюся в себе порочность, человек чувствует свое падение в ничто...»778 Тупик, в котором оказался либеральный капитализм в начале XX века, подчеркивали выводы экономистов. Дж. М. Кейнс писал в 1919 г.: «Очень немногие из нас понимали с твердой уверенностью чрезвычайную, необыкно241
венную нестабильность, затруднительность, ненадежность и временный характер экономической организации Западной Европы, которой она жила последнюю половину столетия»779. К окончанию Первой мировой, констатировал Кейнс, «силы XIX века двигавшие развитием человечества изменились и истощились. Экономические мотивы и идеалы этого поколения больше не удовлетворяют нас: мы должны найти новый путь и должны снова страдать от недомогания, и в конце в острой боли обрести новое индустриальное рождение...780 Что необходимо для европейского капитализма — это найти выход в Новый Мир...»781 Прежний путь эпохи «дикого капитализма» вел в тупик цивилизации. Выводы политиков и экономистов были единодушны. Ф. Хайек, описывая то время, отмечал: «Настоятельная потребность в экономической диктатуре — характерная черта развития общества в сторону планирования... один из наиболее проницательных исследователей Англии Э. Халеви предположил: «Если сделать комбинированную фотографию лорда Ю. Перси, сэра О. Мосли и сэра С. Криппса, то, как я полагаю, обнаружится одно общее для всех троих качество: окажется, что все они единодушно заявляют: «Мы живем среди экономического хаоса, и единственный выход из него — какой-то вид диктатуры»782. «Число влиятельных общественных деятелей включение, которых в «комбинированную фотографию» не изменило бы ее смысла ни на йоту, с тех пор значительно выросло». В Великобритании тех лет наблюдались «многочисленные признаки того, что британские лидеры все более и более привыкают описывать будущее развитие страны в терминах контролируемых монополий»783. В итоге констатировал Ф. Хайек: «...все наблюдаемые нами изменения ведут к всеобъемлющему централизованному управлению экономикой», «социализм вытеснил либерализм и стал доктриной, которой придерживаются сегодня большинство прогрессивных деятелей». Американский исследователь Р. Лоусан: «Идеи экономического планирования поль242
зовались огромной популярностью и в США начала 30-х гг., они отражали растущее разочарование в индивидуализме как господствующей идее американского общества»784. Вполне закономерно, что самый масштабный за всю историю современного общества кризис 1928—1930-х гг. в то время «широко воспринимался как признак конца капитализма»785. За этим следовал вывод о «конце истории»786.
Причины конца капитализма или тупика, в который зашла либеральная идеология к концу XIX в., один из наиболее известных классиков либерализма Ф. Хайек в своей книге «Дорога к рабству» связывал с распространением в мире двух тенденций — социалистической и монополистической. Говоря о социалистической тенденции, Ф. Хайек указывал на то, что именно она, проповедуя ненависть к либерализму, легла в основу коммунизма и фашизма: «Всякий, кто наблюдал зарождение этих движений... не мог не быть поражен количеством их лидеров... начинавших как социалисты, а закончивших как фашисты»... «преподаватели английских и американских университетов помнят, как в 30-е годы многие студенты, возвращаясь из Европы, не знали твердо, коммунисты они или фашисты, но были абсолютно убеждены, что они ненавидят западную либеральную цивилизацию»787. Действительно, Муссолини в 1923 г. утверждал: «В России и Италии доказано, что можно править помимо и против либеральной идеологии. Фашизм и коммунизм пребывают вне либерализма»788. М. Осоргин в те годы в письме к М. Горькому указывал на те же тенденции: «Муссолини говорит от имени своего, своей страны и пролетариата. Гитлер также говорит от имени пролетариата. Оба твердят о социальной справедливости, о праве на труд, о принадлежности государства трудящимся, о представительстве профессиональных организаций в управлении страной, о строительстве, о мире всех народов, об уничтожении рабства во всех видах, в том числе экономического. У всех вождей идея одна — строить крепкую государственность, подавляя личность граждани243
на. И над Европой реет знамя так называемого государственного социализма»789. Вторая тенденция — усиление монополий, стала проявлять себя с конца XIX в. Она привела к ограничению свободной конкуренции, что, по словам Ф. Хайека, «является несомненным историческим фактом, против которого никто не станет возражать, хотя масштабы этого процесса иногда сильно преувеличивают». При этом Хайек считал, что «тенденция к монополии и планированию является вовсе не результатом каких бы то ни было «объективных обстоятельств», а продуктом пропаганды определенного мнения, продолжавшейся в течение полувека и сделавшей это мнение доминантой нашей политики». Именно субъективный фактор — «всеобщая борьба против конкуренции», утверждал Хайек, привела к возникновению монополий, и как следствие — к государственному капитализму. В связи со своими выводами о причинах кризиса начала XX в. выход из него Хайек находил в возвращении к традиционным принципам либерализма: «Только подчинение безличным законам рынка обеспечивало в прошлом развитие цивилизации, которое в противном случае было бы невозможным...» Главное, заявлял он, чтобы частная собственность оставалась в неприкосновенности, поскольку она «является главной гарантией свободы». Тезисы Ф. Хайека были направлены против постулатов К. Маркса, утверждавших объективный и закономерный характер возникновения монополий и перехода к социально-ориентированному типу общества. По Марксу, эволюция капитализма выглядела следующим образом: «...превращение индивидуальных и раздробленных средств производства в общественно концентрированные, следовательно, превращение карликовой собственности многих в гигантскую собственность немногих, экспроприация у широких народных масс земли, жизненных средств, орудий труда, — эта ужасная и тяжелая экспроприация народной массы образует пролог истории капитала... Частная собственность, добытая тру244
дом собственника... с его орудиями и средствами труда, вытесняется капиталистической частной собственностью, которая покоится на эксплуатации
чужой, но формально свободной рабочей силы. Когда этот процесс превращения достаточно разложил старое общество вглубь и вширь, когда работники уже превращены в пролетариев, а условия их труда — в капитал... тогда дальнейшее обобществление труда... приобретает новую форму. Теперь экспроприации подлежит уже... капиталист... Рука об руку с этой... экспроприацией многих капиталистов немногими... сознательное техническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие... которые допускают лишь коллективное употребление, экономия всех средств производства... втягивание всех народов в сеть мирового рынка... Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации...»* Ссылка на Маркса может вызвать скептические усмешки. Однако и реальная эволюция развития общества свидетельствовала в пользу классика марксизма: победное шествие капитализма на этапе его становления характеризовалось относительно большим количеством мелких собственников, огромными свободными рынками сбыта и неограниченными ресурсами. Страны и народы, захватившие лидерство, богатели как на дрожжах. Это был «золотой век» капитализма, торжества политики «laissez faire», сыгравшей ключевую прогрессивную роль в раз* «...Но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают того пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют» (Маркс К., Энгельс Ф. 2-е изд. Т. 23, с. 771— 773.) 245
рушении феодальных, вассальных отношений при переходе к капиталистическому строю. Политика «laissez faire» означала крайний индивидуализм в экономике и политике. Она базировалась на принципах «свободной торговли», «свободного предпринимательства», «жесткого индивидуализма», «свободной конкуренции» и «полной свободы от традиционной морали». Но уже в 70-х гг. XIX в. все свободные рынки были захвачены. Так, в 1876 г. колонии занимали лишь 10-ю часть Черного континента, а к 1900 г. — уже девять десятых! Полностью была захвачена Полинезия, а в Азии доделивали последнее неприбранное к рукам790. В свою очередь, обострение конкуренции требовало снижения себестоимости и издержек, новых технологий, а значит, перехода к крупному массовому производству. Мелкие хозяйства становились неконкурентоспособны. Лидеры же захватив рынок, переходили в другое качество — они становились монополистами. В итоге, приходил к выводу Д. Гэлбрейт, «к 1930-м годам тезис о существовании конкуренции между многими фирмами, которые неизбежно являются мелкими и выступают на каждом рынке стал несостоятельным»791. Как следствие стали несостоятельными и принципы либеральной демократии образца XIX в. Писатель Э. Синклер, подчеркивая этот факт, указывал, что «самодержавие в промышленности не может сосуществовать с демократией управления»791. В социальном плане монополизация рынка привела к все большей эксплуатации наемного труда. Не случайно один из основателей идеологии классического либерализма Д. Рикардо назвал капиталистическую систему XIX в. экономикой «дешевого работника», которая постепенно трансформировалась в новый наиболее изощренный и циничный вид эксплуатации — «экономическое рабство». Понимание сущности этого термина дают размышления Т. Карлейля:
«Не боязнь смерти, даже не боязнь голодной смерти делает человека несчастным. Мало ли людей умирало. Всем нам суждено умереть! Несчастным делает человека то, что он вынужден, сам не зная почему, вести нищенскую жизнь и трудиться в поте лица, не получая за это никаких благ; и то, что он устал, измучен, одинок, оторван от других людей и окружен всеобщим laissez-faire»793. 246
Потрясены оказались сами основы европейской цивилизации. Она утратила в себе основную силу, двигавшую ее развитием. Силу — на которую указывал еще П. Чаадаев: «Вся наша активность есть лишь проявление силы, заставляющей нас встать в порядок общий, в порядок зависимости. Соглашаемся ли мы с этой силой или противимся ей, — все равно, мы вечно под ее властью...»794 «Не зная истинного двигателя, бессознательным орудием которого он служит, человек создает свой собственный закон, и это закон... он называет нравственный закон...»795. «Нравственный закон пребывает вне нас и независимо от нашего знания его... каким бы отсталым ни было разумное существо, как бы ни были ограничены его способности, оно всегда имеет некоторое понятие о начале, побуждающем его действовать. Чтобы размышлять, чтобы судить о вещах, необходимо иметь понятие о добре и зле. Отнимите у человека это понятие, и он не будет ни размышлять ни судить, он не будет существом разумным»796. Носителем нравственного закона — духовной силы в Европе, с момента своего возникновения стала христианская церковь. Чаадаев замечал в этой связи: «Европа тождественна христианству». Церковь на протяжении веков исправно несла свое бремя, создавая соответствующие времени моральные предпосылки развития. Но с начала XIX в. философы почти единодушно стали отмечать падение роли церкви. Д. Кортес в 1852 г. в письме к римскому кардиналу Фермари предсказывает апокалипсические потрясения, так как: «Гордыня человека нашего времени внушила ему две вещи, в которые он уверовал: в то, что он без изъянов, и в то, что не нуждается в Боге, что он силен и прекрасен»797. В конце XIX столетия Ф. Ницше констатировал «Бог умер» и предупреждал: «Нигилизм стоит за дверями, этот самый жуткий из всех гостей»798. Европейские философы предвидели в нарастающей бездуховности общества наступление эпохи глобальных социальных и политических катастроф и катаклизмов. Капитализм убил «Бога» в сердце западного человека. С этим утверждением Вебера совпадают выводы почти всех 247
выдающихся философов. В. Шубарт: «Когда в 1812 году Лаплас послал свою «Небесную механику» Наполеону... он сопроводил ее гордым замечанием, что его система делает излишней гипотезу о Боге. Это то, к чему в конечном счете неудержимо стремилось европейское развитие с XVI века: сделать Бога ненужным. Уже Декарт охотно обошелся бы без Него, что справедливо подчеркивал Паскаль. Самому стать богом — вот тайное стремление западного человека, то есть повторить творческий жест Бога, заново перестроив мир на принципах человеческого разума и избегнув при этом ошибок, допущенных Божественным Творцом. «Если бы боги существовали, как бы я вынес то, что я — не бог? Значит, богов нет». В этих словах Ницше выболтал тайну Европы»799. Достоевский: «На Западе уже воистину нет христианства», «Мир духовный, высшая половина существа человеческого отвергнута вовсе, изгнана с неким торжеством, даже ненавистью...»800 Ф. Маутнер, накануне Первой мировой войны: «Современность так спокойна в своем атеизме, что в спорах о Боге уже нет необходимости»801. Немецкий писатель Кунденхов-Калерджи в 1924 г.: «В конечном счете, христианство умершее в Европе, превратилось в предмет вывоза для цветных народов, в орудие антихристианского империализма»802.
Размышляя о последствиях этого явления для Европы П. Чаадаев в 1831 г. писал: «...Она [реформация] снова отбросила человека в одиночество его личности, она попыталась снова отнять у мира все симпатии, все созвучия, которые Спаситель принес миру. Если она ускорила развитие человеческого разума, то она в то же время изъяла из сознания разумного существа плодотворную, возвышенную идею всеобщности и единства...»803 Эти мысли перекликаются с размышлениями В. Шубарта в 1939 г.: «Чем бесцеремоннее утверждался прометеевский архетип, тем здоровее, производительнее и банальней становился человек: возрастающее трудолюбие при ослабевающей духовности. В конечном счете он становился пруссаком или англосаксом»804. Или с мнением барона Р. Унгерна в 1920-х: «Посмотрите на Запад, оглянитесь на его прошлое, где он в огне и крови и в дерзкой 248
безумной борьбе человека с Богом. Запад дал человечеству науку, мудрость и могущество, но он дал в то же время безверие, безнравственность, предательство, отрицание истины и добра»805. Утрата Европой нравственной силы привела к сокрушению единственной опоры любой власти — ее авторитета. Итальянский историк Г. Ферреро в своей известной книге «Гибель западной цивилизации» в те годы писал: «Мировая война оставила за собою много развалин; но как мало они значат по сравнению с разрушением всех принципов власти!... Что может произойти в Европе, позволяет нам угадать история III и IV веков. Принцип авторитета есть краеугольный камень всякой цивилизации; когда политическая система распадается в анархию, цивилизация, в свою очередь быстро разлагается»806. К аналогичным выводам приходил Н. Устрялов: «Есть какой-то надлом в самой сердцевине великой европейской культуры. Корень болезни — там, в ее душе... Всякая власть перестает быть авторитетной... «Кумиры» погружаются в «сумерки». Но вместе с кумирами погружается в сумерки и вся система культуры, с ним связанная... На каком принципе строить власть? — вот проклятый вопрос современности»807. — На праве? На силе? Но право — лишь форма, а сила лишь средство... «Нужна идея! — восклицал Н. Устрялов, — Но ее трагически недостает нынешним европейцам. Наиболее чуткие из них сами констатируют это. «Вот несколько десятилетий, — пишет проф. Г. Зиммель, — как живем мы без всякой общей идеи, — пожалуй, вообще без идеи: есть много специальных идей, но нет идеи культуры, которая могла бы объединить всех людей, охватить все стороны жизни»... Кризис Европы расширился до краха всей нашей планеты, до биологического вырождения человеческой породы, или, по меньшей мере, до заката белой расы... только какой-то новый грандиозный духовный импульс, какой то новый религиозный прилив — принесет возрождение»808. 249
Идея родилась в Европе и выразилась, по словам Достоевского, в социализме* — попытке «устроиться на земле без Бога»809. «Отсечь душу, — разъяснял идеи европейцев Дж. Оруэлл, — было совершенно необходимо. Было необходимо, чтобы человек отказался от религии в той форме, которая ее прежде отличала. Уже к девятнадцатому веку религия, по сути, стала ложью, помогавшей богатым оставаться богатыми, а бедных держать бедными. Пусть бедные довольствуются своей бедностью, ибо им воздастся за гробом, где ждет их райская жизнь, изображавшаяся так, что выходил наполовину ботанический сад Кью-гарденз, наполовину ювелирная лавка. Все мы дети Божьи, только я получаю десять тысяч в год, а ты два фунта в неделю. Такой вот или сходной ложью насквозь пронизывалась жизнь в капиталистическом обществе, и ложь эту подобало выкорчевать без остатка»810. Новая идея должна была быть не слепой верой, а осознанной нравственной
идеей мира, призванной на деле изменить существовавшую социальную картину мира. Иначе, утверждал Герцен, у Европы нет будущего: «Мир оппозиции, мир парламентских драк, либеральных форм, — падающий мир. Есть различие — например, в Швейцарии гласность не имеет предела, в Англии есть ограждающие формы — но если мы поднимемся несколько выше, то разница между Парижем, Лондоном и Петербургом исчезнет, а останется один факт: раздавленное большинство толпою образованной, но несвободной, именно потому, что она связана с известной формой социального быта»811. Только социализм, констатировал Герцен, — единственное средство исцелить умирающую цивилизацию. Герцен пояснял: «Социализм отрицает все то, что политическая республика сохранила от старого общества. Социализм — религия человека, религия земная, безнебесная... Христианство преобразовало раба в сына человеческого; революция (французская) преобразовала отпущенника в гражданина; социализм хочет сделать из него человека»812. * Термины «социализм» и «коммунизм» ввели французские мыслители П. Леру в 1834 г., и Э. Кабе в 1840-м. 250
Капитализм, конечно же, не стоял на месте и в соответствии с общими тенденциями эволюционировал в социальном направлении, но эта эволюция была не больше тех изменений, которые претерпевал феодализм, так же эволюционировавший в свое время в сторону капитализма. Но никакие политические реформы не способны облегчить положения, утверждал Герцен еще в середине XIX в.: «Они воображают, что этот дряхлый мир может... поумнеть, не замечая, что осуществление их республики немедленно убьет его; они не знают, что нет круче противоречия, как между идеалом и существующим порядком, что одно должно умереть, чтобы другому жить. Они не могут выйти из старых форм, они их принимают за какие-то вечные границы и оттого их идеал носит только имя и цвет будущего, а в сущности принадлежит миру прошедшему, не отрешается от него»813. Действительно в конечном итоге либеральный капитализм образца XVII— XIX вв. зашел в тот же тупик, в который в свое время зашло феодальное общество. Будущее мира виделось современникам в самых черных красках. Так, Джек Лондон в 1908 г., в книге «Железная пята» писал: «Капитализм почитался социологами тех времен кульминационной точкой буржуазного государства. Следом за капитализмом должен был прийти социализм... цветок, взлелеянный столетиями — братство людей. А вместо этого, к нашему удивлению и ужасу, а тем более к удивлению и ужасу современников тех событий, капитализм, созревший для распада, дал еще один чудовищный побег — олигархию». «Я жду прихода каких-то гигантских и грозных событий, тени которых уже сегодня омрачают горизонт, — назовем это угрозой олигархии — дальше я не смею идти в своих предположениях. Трудно даже представить себе ее характер и природу...». Спустя десятилетие, с написания этих строк, появится фашизм, Э. Генри уже вполне четко определит «олигархический деспотизм», как — фашизм814. А тень грозных событий, подчеркивающих тупик развития, в который зашла западная цивилизация, найдет выражение в Первой мировой войне. 251
В словах Ленина того периода в разных вариациях без конца повторяется одна и та же мысль, которая звучит и в его работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»: «Война создала такой необъятный кризис, так напрягла материальные и моральные силы народа, нанесла такие удары всей современной общественной организации, что человечество оказалось перед выбором: или погибнуть или вручить свою судьбу самому революционному классу для
быстрейшего и радикального перехода к более высокому способу производства». В «Письме к американским рабочим» Ленин в очередной раз утверждает, что только пролетарская революция одна «в состоянии спасти гибнущую культуру и гибнущее человечество». Эволюция либерального капитализма XIX в. не могла изменить его сущности, наоборот, она приводила к все более концентрированному ее выражению. Герцен предвидел это и более чем за полвека до появления фашизма утверждал: необходим социальный переворот, глубокий, радикальный: «Современная революционная мысль — это социализм. Без социализма нет революции. Без него есть только реакция, монархическая ли, демагогическая, консервативная, католическая или республиканская!»815. Только социалистическая революция, — констатировал Герцен, — обеспечит торжество действительной, а не мнимой демократии, только она освежит историю, только она спасет человечество816. Для того чтобы произошло качественное изменение капитализма, выводящее его из тупика либеральной цивилизации требовалась социалистическая революция. (Точно так же, как в свое время, для перехода от феодализма к капитализму потребовалась английская, французская... буржуазные революции). Трагедия состояла в том, что Европа, нуждаясь и подспудно желая революции, по мнению Герцена, была бессильна совершить ее: «Мы присутствуем при великой драме... Драма эта не более и не менее как разложение христианско-европейского мира. О возможности (не добив, не разрушив этот мир) торжества демократии и социализма говорить не252
чего... Из вершин общества европейского и из масс ничего не сделаешь; к тому же оба конца эти тупы, забиты с молодых лет, мозговой протест у них подгнил... Чем пристальнее всматривался, тем яснее видел, что Францию может воскресить только коренной экономический переворот — 93-й год социализма. Но где силы на него?., где люди?., а пуще всего где мозг?.. Париж это Иерусалим после Иисуса; слава его прошлому, но это прошлое»817. «Революционная идея нашего времени несовместна с европейским государственным устройством...»818 Где же спасение? И взгляд Герцена устремлялся к России: «Великое дерзание — удел России, ибо она молода, она свободна от гирь многовековой культуры, стесняющей поступь Запада. При создавшихся условиях наша отсталость — наш плюс, а не минус». «Ничто в России не имеет того характера застоя или смерти, который постоянно утомительно встречается в неизменяемых повторениях одного и того же, из рода в род, у старых народов Запада. В России нет ничего оконченного, окаменелого... Европа идет ко дну от того, что не может отделаться от своего груза, — в нем бездна драгоценностей... У нас это искусственный балласт, за борт его, — и на всех парусах в открытое море! Европеец под влиянием своего прошедшего не может от него отделаться. Для него современность — крыша многоэтажного дома, для нас — высокая терраса, фундамент. Мы с этого конца начинаем». «Не смейтесь,— пишет друзьям Герцен в 1848 г.,— Аминь, аминь, глаголю вам, если не будет со временем деятельности в России, — здесь [в Западной Европе] нечего ждать, и жизнь наша кончена»819, В. Шубарт находил причины отличия русского от европейца в том, что у последнего: «Культура памяти злоупотребляет человеческим мозгом. Она перегружает его ученым хламом и мусором столетий и тащит их, пыхтя, чрез все времена. Поэтому она становится неспособна к творческой мысли: она знает слишком много, поэтому познает слишком 253
мало. Она занимается мумификацией всех человеческих знаний...»820. Шубарт
противопоставлял «культуре памяти» «культуру забвения», свойственную русским, которая «непоколебимо доверяет жизни и ее силам»821. То, что В. Шубарт принимал за сущность русского характера, было только этапом в его развитии. Россия слишком отстала от Запада, чтобы держаться за свое прошлое, в то же время пример Запада не вдохновлял ее*, и она всею силой своей нерастраченной духовной энергии бросилась в будущее. Герцен еще в 1855 г. в диалоге с европейцами повторял: «Нам вовсе не нужно преодолевать вашу длинную, великую эпопею освобождения, которая вам так загромоздила дорогу развалинами памятников, что вам трудно сделать шаг вперед. Ваши усилия, ваши страдания для нас поучения. История весьма несправедлива, поздно приходящим дает она не обглодки, а старшинство опытности»822. Но что духовно, культурно могли дать Европе «русские варвары»? — задавался вопросом Мережковский и сам отвечал: — Не то же ли, что варвары дали всем культурам, всем людям интеллекта — люди интуиции? Не то же ли, что Риму... дали христианские варвары: огонь религиозной воли, раскаляющий докрасна, добела...»823. В. Шубарт о большевиках: «В русском безбожии чувствуется настроение крестовых походов, как и в догме Кальвина о завоевании мира для Христа или в учении Магомета о священной войне»824. Блок образно передавал эти ощущения эпохи: Да, так любить, как любит наша кровь Никто из вас давно не любит! Забыли вы, что в мире есть любовь, Которая и жжет и губит!... * Например, Достоевский о Европе, провозгласившей «мир и свободу, и что же мы видим в этой свободе? Одно лишь рабство». «Да будет проклята цивилизация, если для ее сохранения необходимо сдирать с людей кожу...». (Достоевский Ф... С. 467). 254
Мало того, по мнению Герцена, ни одна страна не была готова к социализму больше, чем Россия*: «Социализм ведет нас обратно к порогу родного дома, который мы оставили, потому что нам тесны были его стены, потому что там обращались с нами, как с детьми. Мы оставили его немного недовольные и отправились в великую школу Запада. Социализм вернул нас в наши деревенские избы обогащенный опытом и вооруженный знанием. Нет в Европе народов, более подготовленных к социальной революции, чем славяне... кончая всеми народностями России... Я чую всем сердцем и умом, что история толкается именно в наши ворота»825. Подобные ощущения были свойственны большинству русских и иностранных философов и мыслителей, духовно близко соприкасавшихся с Россией. Так, П. Вяземский еще в 1827 г. в стихотворении «Русский бог» вопрошал: Не нам ли суждено изжить Последние судьбы Европы, Чтобы собой предотвратить Ее погибельные тропы.
П. Чаадаев в 1837 г.: «Я полагаю, что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их ошибки, в их заблуждения и суеверия... Больше того: у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество»826. А. де Кюстин в 1839 г. после путешествия по России: «...Никто более меня не был потрясен величием их нации и ее политической значительностью. Мысли о
высоком пред* Герцен находил предпосылки к социализму в России в общинном крестьянском строе. Но сам этот строй был лишь внешним выражением тех объективных условий при которых западный тип либерализма в России, в то время, просто не мог сущестововать. 255
назначении этого народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли меня...»827 Н. Данилевский в 1869 г. публикует концептуальное сочинение «Россия и Европа», в котором приходит к выводу о всемирно-исторической миссии России: «На Русской земле пробивается новый ключ справедливо обеспечивающего народные массы общественно-экономического устройства»828. Кн. Одоевский: «Россию ожидает или великая судьба, или великое падение! С твоей победой соединена победа всех возвышенных чувств человека, с твоим падением — падение всей Европы... обрусевшая Европа должна снова, как новая стихия, оживить старую, одряхлевшую Европу...»829 Ф. Достоевский в 1877 г.: «Назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только... стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите... Мы будем первыми, кто возвестит миру, что мы хотим процветания своего не через подавление личности и чужих национальностей, а стремимся к нему через самое свободное и самое братское все-единение... Только Россия живет не ради себя, а ради идеи, и примечателен тот факт, что она уже целое столетие живет не для себя, а для Европы... наша судьба это и судьба мира»830. В. Шубарт в 1939 г.: «Запад подарил человечеству самые совершенные виды техники, государственности и связи, но лишил его души. Задача России в том, чтобы вернуть душу человеку. Именно Россия обладает теми силами, которые Европа утратила или разрушила в себе... только Россия способна вдохнуть душу в гибнущий от властолюбия, погрязший в предметной деловитости человеческий род... Быть может, это и слишком смело, но это надо сказать со всей определенностью: Россия — единственная страна, которая способна спасти Европу и спасет ее, поскольку во всей совокупности жизненно важных вопросов придерживается установки, противоположной той, которую занимают европейские народы. Как раз из глубины своих бес256
примерных страданий она будет черпать столь же глубокое познание людей и смысла жизни, чтобы возвестить о нем народам Земли. Русский обладает для этого теми душевными предпосылками, которых сегодня нет ни у кого из европейских народов»831. В. Шубарт накануне Второй мировой войны только с русскими связывал надежды на обновление мира: «англичанин смотрит на мир как на фабрику, француз — как на салон, немец — как на казарму, русский — как на храм. Англичанин жаждет добычи, француз — славы, немец — власти, русский — жертвы. Англичанин ждет от ближнего выгоды, француз стремится вызвать у него симпатию, немец хочет им командовать, и только русский не хочет ничего. Он не пытается превратить ближнего в орудие. В этом суть русской идеи братства. Это и есть Евангелие будущего. Это — великая нравственная сила, направленная против латинских идей человека насилия и государства насилия. Русский все-человек как носитель нового солидаризма — единственный, кто способен избавить человечество от индивидуализма сверхчеловека и от коллективизма массового человека... Так он творит одновременно и новое понятие и новый идеал личности и свободы»832. Иоффе ночью перед тем, как покончить с собой, писал Троцкому: «Более чем 30 лет назад я усвоил философию, что человеческая жизнь только тогда имеет
смысл и в той степени, насколько она служит чему-то бесконечному. Для нас это бесконечное есть человечество»833. О. Мандельштам отмечал, что «русский народ единственный в Европе не имеет потребности в законченных, освященных формах бытия» и вносит в европейский мир «необходимости» высшую «нравственную свободу, дар русской земли, лучший цветок, ею взращенный. Эта свобода... равноценна всему, что создал Запад в области материальной культуры»834. Б. Пастернак в 1957 г. после «Доктора Живаго», Сталина и уже незадолго до смерти, говорил о «Великой русской 257
революции, обессмертившей Россию, и которая... вытекала из всего русского многотрудного и святого духовного прошлого», и так обращался к своим зарубежным читателям: «Вот за что скажите спасибо нам. Наша революция, как бы ни были велики различия, задала тон и вам, наполнила смыслом и содержанием текущее столетие»835. Случайно ли в начале века Шпенглер почувствовал в России источник нового исторического периода?836 Либеральная идеология привела мир в тупик глобального экономического кризиса и мировых войн, Русская революция — к социальному пробуждению масс. Русская революция стала единственным существенным вкладом России в мировую цивилизацию, она изменила мир. Но Запад не признал Русскую революцию, да и не мог признать. Как эти дикие, отсталые и нищие «русские варвары» указывают нам, просвещенным европейцам, путь в будущее? Как эта ничтожная кучка большевиков посмела угрожать монополии властителей жизни — избранным привилегированным классам? Запад ответил на вызов интервенцией, стремясь, по словам У Черчилля, «задушить в зародыше» русскую революцию, но тщетно. Сталь и деньги порой бывают бессильны против идей. Русская революция утвердила новую нравственную — социалистическую идею, отрицать или игнорировать которую не мог уже никто. Именно она теперь определяла нравственные принципы развития мировой цивилизации. Прогнозы Маркса о кризисе и крахе системы дикого капитализма в XX веке получили реальное подтверждение. Даже такие либерал-радикалы, как Гайдар, в этой связи признают: «...В первой половине XX в. мир развивался почти «по Марксу» — хотя и не в деталях, но достаточно близко к указанной им траектории, чтобы многие интеллектуалы были склонны признать «торжество марксистских идей»»837. И даже такой поборник либерализма, как Бжезинский, также был вынужден согласиться: «Демократия для меньшинства без социаль258
ной справедливости для большинства была возможна в эпоху аристократизма, но в век массового политического пробуждения она уже нереальна»838. Дж. Оруэлл в 1940 г. напишет: «То, к чему мы идем сейчас, имеет более всего сходства с испанской инквизицией; может, будет и еще хуже — ведь в нашем мире плюс ко всему есть радио, есть тайная полиция. Шанс избежать такого будущего ничтожен, если мы не восстановим доверие к идеалу человеческого братства, значимому и без размышлений о «грядущей жизни». Эти размышления и побуждают... настоятеля Кентерберийского собора, всерьез верить, будто Советская Россия явила образец истинного христианства»839. Р. Роллан в 1933 г. закончил роман «Очарованная душа», в котором «говорит о социализме как средстве освобождения духа. Капитализм такого освобождения обеспечить не может, так, может быть, социализм? Ведь социализм в Европе будет не совсем таким, как в СССР. Привить Европе советскую культуру без коммунистической диктатуры, восточные духовные поиски без азиатской
отсталости — это ли не путь к новому обществу свободного духа?»840 Эти мысли очевидно разделяли многие на Западе. Так, Дж. Оруэлл отмечал: «В последние годы в силу порожденных войной социальных трений, недовольства наглядной неэффективностью капитализма старого образца и восхищения Советской Россией общественное мнение значительно качнулось влево»841. В Англии, среди интеллигенции «на протяжении десятка последних лет складывается стойкая тенденция к неистовому националистическому обожанию какой-либо чужой страны, чаще всего — Советской России»842. Детищем русского большевизма стало торжество социалистических идей, которые привели к социалистическим революциям в развитых странах мира в 1920—1930 гг., в том числе и в Германии, Англии, Франции, США, Швеции, Норвегии... Ведь двигало властными кругами последних не появившееся вдруг ниоткуда чувство справедливо259
сти, не проснувшееся внезапно, ни с того ни с сего чувство любви к ближнему или человеческой морали. Известный общественный деятель Ф. Дуглас, бывший раб, бежавший с Юга, в 1848 г. лишь констатировал объективную данность: власть имущие ничего не уступают без боя, без компенсаций. Никогда не уступали и никогда не уступят843. Силой, толкнувшей их на социальные преобразования, на социальные революции сверху, было самое сильное чувство — страх, животный страх перед примером Русской революции. Состояние западного общества в 1919 г. передавал Дж. Кейнс: «В Европе мы сталкиваемся со зрелищем исключительной слабости класса капиталистов, сложившегося благодаря промышленному прорыву XIX века и казавшегося всемогущим всего несколько лет назад. Страх и робость этого класса сейчас столь велики, а их уверенность в собственном положении в обществе и собственной необходимости в социальном организме уменьшились настолько, что они стали легкой мишенью для устрашения. В Англии это было немыслимо 25 лет назад (так же, как это немыслимо и сейчас в США). Тогда капиталисты верили в себя, в свою ценность для общества, в оправданность их богатого существования и неограниченного применения их силы. Теперь их бросает в дрожь от каждого выпада ...»844 Но «промышленный прорыв» только создал условия, для страха, для того что бы он возник, должна была появиться соответствующая общественная сила. Мало того, она должна была получить всеобщее признание и легитимность. Именно это и сделала Русская революция. Запад был бессилен подавить большевизм и Русскую революцию, и не потому, что у него не хватало для этого сил, а потому, что подавлять необходимо было не людей, а новые идеи социальной справедливости, которые они несли и которые были страстно востребованы самим западным обществом. ЛлойдДжордж в то время отмечал: «Вся Европа насыщена духом революции... Повсюду среди рабочих царит не просто дух недовольства, но дух гнева и даже открытого 260
возмущения против довоенных условий. Народные массы всей Европы, от края до края, подвергают сомнению весь существующий порядок, все нынешнее политическое, социальное и экономическое устройство общества»845. Не случайно борьба с большевизмом приобрела парадоксальный характер — для того что бы победить большевизм, провозглашали его противники, необходимо воплотить его идеи сверху, не дожидаясь, пока это будет сделано снизу. Так, президент США В. Вильсон призывал: «Мы будем... лечить мир, охваченный духом восстания против крупного капитала... Справедливый мир и лучший порядок, необходимы для борьбы против большевизма»846. Спустя 20 лет другой президент, Ф. Рузвельт, проводя радикальные социалистические
реформы, будет объяснять свои преобразования словами: «Я борюсь с коммунизмом... Я хочу спасти нашу капиталистическую систему»847. Непримиримый ненавистник большевизма Дж. Спарго в своей нашумевшей книге «Большевизм. Враг политической и индустриальной демократии» утверждал: «Лучшее, что может быть сделано, — это не попытки утопить его в крови, а мужественное и последовательное уничтожение социального угнетения, нищеты и рабства, которые доводят людей до душевного отчаяния, приводящего людей к большевизму»848. Другими словами, если бы не большевизм, то социальное угнетение, нищета и рабство до сих пор являлись бы фундаментальными основами политической и индустриальной демократии, если бы она еще существовала. Наивно считать большевиков идеалом, его в принципе не существует. Развитие общества происходит под воздействием разнонаправленных уравновешивающих друг друга сил. Розанов по этому поводу замечал: «Жизнь происходит от неустойчивых равновесий. Если бы равновесия были устойчивы, не было бы и жизни»849. И большевики были не идеалом, а адекватной силой, направленной против тупой 261
и беспощадной силы дикого капитализма образца XIX в., ради своих корыстных интересов готовой уничтожить и поработить все, что стоит у нее на пути. Именно столкновение этих двух противонаправленных сил породило равнодействующую силу, изменившую ход истории и создавшую современный социально-ориентированный демократический мир. Без русской большевистской альтернативы Запад уже давно истребил друг друга в войнах за передел мира или установил такую диктатуру, перед которой побледнели бы даже ужасы будущего, нарисованные Беллами, Беллоком или Оруэллом. ***
Ответной реакцией на Русскую революцию стало не только утверждение в мире социалистических идей, но и фашизма. В. Шубарт, констатируя данный факт, повторял вслед за Н. Бердяевым: «Без большевизма его никогда бы не было. Именно большевизм вызвал его, как акт самозащиты. Фашизм — детище большевизма, его внебрачный ребенок...»850 Причина этого, по мнению П. Друкера, крылась в том, что «полный крах веры в достижимость свободы и равенства по Марксу, вынудил Россию избрать путь построения тоталитарного, запретительного, неэкономического общества, общества несвободы и неравенства, по которому шла Германия... Фашизм — это стадия, которая наступает, когда коммунизм доказал свою иллюзорность, как это произошло в сталинской России и в догитлеровской Германии»851. У. Черчилль: фашизм — «это тень или уродливое дитя коммунизма»852. Тема ответственности большевизма за возникновение фашизма стала основным течением либеральной исторической мысли. Э. Нольте и Фюре: «Фашизм возник, как антикоммунистическая реакция... Что же касается жестокости, цинизма и двуличности, автор «Майн кампф» шел дорогой, проложенной Сталиным... Нельзя упускать из вида тот вклад, который тоталитаризм Сталина внес в развитие тоталитаризма Гитлера»853. Голо Манн: «Без ком262
мунистической партии нацистам не удалось бы победить»854. О. Ференбах: «Страх перед Москвой... гнал очень многих в ряды нацистов»855. Страх перед большевизмом охватил весь западный мир. У. Додд в середине 1930-х гг. отмечал: «В Соединенных Штатах капиталисты толкают страну в сторону фашизма, их поддерживают капиталисты в Англии. Почти все наши дипломатические работники здесь проявляют подобную склонность.
Открыто враждебные нацистскому режиму три года назад, они теперь почти поддерживают его»856. Выводы американского посла странным образом пересекались со словами секретаря Исполкома Коминтерна Д. Мануильского, который в 1931 г. отмечал: «Во всех капиталистических странах... буржуазная демократия сращивается с фашизмом»857. Формы фашизма были различны для разных стран, поскольку реакции народов на вызов времени обусловлены их наследственными психологическими особенностями, выкованными вековой борьбой за существование. Указывая на эти особенности, П. Дрие в 1939 г. замечал: «Быть свободным для англичанина значит — не бояться ареста полицией и рассчитывать на немедленное правосудие властей и суда; для француза — свободно говорить что попало о любых властях (кроме военного времени); для немца, поляка, русского — возможность говорить на своем языке и провозглашать свою этническую и государственную принадлежность и использовать скорее коллективное, а не индивидуальное право»858. Чем определялись эти различия? Пример Германии в этой связи весьма показателен. Как и для большинства европейских стран, не прикрытых естественными границами, вопрос национальной сплоченности для немцев являлся определяющим в сохранении собственной государственности. Формировавшийся на протяжении столетий, он превратился в мощную консервативную силу, подчинявшую свободы человека интересам выживания государства в целом. Здесь мы находим редкое единодушие столь разных людей, например, таких, как В. Шубарт 263
и У. Додд: «У свободолюбивых наций немец пользуется дурною репутацией особенно из-за того недостойного способа обращения, которое он допускает и вынужден допускать по отношению к себе со стороны чиновников, а также из-за принудительности немецкой общественной жизни в целом, с ее обилием запретов»859. «Немецкий народ так долго приучали к повиновению и его национальная психология такова, что теперешний диктатор может делать все, что ему вздумается»860. Не случайна и философия немецкого национального государства, которую сформулировал Ф. Лист: «Между человеком и человечеством стоит государство-нация, которое обеспечивает выживание этого человека». Прямую противоположность Германии представляет Англия, чье развитие обеспечивали колонии и торговля, где главным принципом становился личный успех, основанный на радикализованном индивидуализме. Эти принципы отражала и философия англосаксонского взгляда на государство, сформулированная в работах Гоббса, А. Смита, Дж. Локка, которые утверждали, что государство существует для защиты богатых против бедных. Эти различия двух типов стран предполагают, что и формы реакции для них будут различны. Для Германии они будут базироваться на национальном расизме, (в виде национал-социализма), в Англии на социальном расизме, (в виде радикального либерализма). Данные различия не являлись большим секретом. Еще в эпоху первой русской революции летом 1906 г. Столыпин докладывал Николаю II: «Нет у нас... тех консервативных общественных сил, которые имеют такое значение в Западной Европе и оказывают там свое могучее влияние на массы, которые, например, в католических частях Германии* ско* Папа римский Лев XIII (Leo) в энциклике «Рерум новарум» (1891) сформулировал социальную доктрину католической Церкви: сотрудничество между трудящимися и предпринимателями ради общего блага, создание корпораций в противовес классовой борьбе. (Шубарт В... с. 223, прим. 1.) 264
вывают в одну тесную политическую партию самые разнообразные по
политическим интересам разряды населения: и крестьян, и рабочих, и крупных землевладельцев, и представителей промышленности»861. Об особенностях Великобритании говорят рассуждения Дж. Оруэлла. Так, в ответ на обвинение Геббельса в «том, что Англия так и остается страной «двух наций», он счел возможным только заметить, что не двух, а трех (имея в виду средний класс). При этом Дж. Оруэлл в 1944 г. отмечал, что в «Англии более, пожалуй, нем в других странах, сохранилась готовность считать классовые различия постоянным явлением... Очевидные классовые различия, сохраняющиеся в Англии, ошеломляют иностранцев...»862. Дж. Лондон описывая Лондон 1902 г., по этому поводу замечал: «История Дэна Каллена коротка... Он родился плебеем в таком городе и в такой стране, где установлены строжайшие кастовые разграничения»863. Приведенные примеры говорят о том, что исторически обусловленные особенности народов предопределяют преобладание тех или иных факторов (национального, социального расизма, религиозного фанатизма, военной силы и т.д.) в их реакции на чрезвычайные обстоятельства. Данные рассуждения, казалось бы, размывают определение фашизма. Отнюдь. Ведь особенности народов предопределяют только форму выражения, а не господствующую идеологию. О родовых чертах этой идеологии говорил Дж. Оруэлл, называя имена лишь нескольких людей, которые из страха «поддерживают фашизм или оказали ему свои услуги; поражаешься, как они несхожи. Что за конгломерат! Назовите мне иную политическую платформу, которая сплотила бы таких приверженцев, как Гитлер, Петен, М. Норман, Павелич, У. Херст, Стрейчер, Бухман, Э. Паунд, X. Марч, Кокто, Тиссен, отец Кафлин, муфтий Иерусалимский, А. Ланн, Антонеску, Шпенглер... побудив их всех сесть в одну лодку! Но на самом деле это несложно объяснить. Все они из тех, кому есть что терять, или мечтатели об иерархическом обществе, которые страшатся самой мысли о мире, где 265
люди станут свободны и равны. За всем крикливым пустословием насчет «безбожной» России и вульгарного «материализма», отличающего пролетариат, скрывается очень простое желание людей с деньгами и привилегиями удержать им принадлежащее»865. Именно на защиту господства аристократической идеологии встал фашизм и Гитлер. Последний видел в большевизме смертельного морального конкурента: «Если не остановить большевизм, он точно так же коренным образом изменит мир, как когда-то его изменило христианство...»865 Фашизм стал последним рубежом обороны либеральной цивилизации прежних веков, зашедшей в тупик своего развития. Именно в этом тупике находил главный обвинитель от Франции на Нюрнбергском процессе Ф. де Ментон истоки фашизма: «В действительности национал-социализм — вершина умственного и морального кризиса современного человечества»866. Кризис современного человечества — выразился в высшей стадии развития либеральной идеологии XIX в. — фашизме, утверждает С. КараМурза: «Фашизм доводит до логического завершения либеральную идею конкуренции. Вот что взял фашизм у Шпенглера: «Человеку как типу придает высший ранг то обстоятельство, что он — хищное животное». Отсюда и представление о народе и расе: «Существуют народы, сильная раса которых сохранила свойства хищного зверя, народы господ-добытчиков, ведущие борьбу против себе подобных, народы, предоставляющие другим возможность вести борьбу с природой с тем, чтобы затем ограбить и подчинить их»»867. Понятие расы в данном случае относится не только к нации, но и к классам. Так, Дж. Оруэлл замечал, что расизм в широком смысле «не всегда связан с нацией или
географической территорией. Он может связываться с церковью или классом...»868. Принципиально в идеологическом плане между фашизмом и либеральнодемократической доктриной XIX в. не было существенных различий. 266
Так, И. Фест указывал, что Гитлер был неспособен «рассматривать человеческие отношения в каком-либо другом аспекте, кроме иерархического»869. Гитлер: «нам нужна элита нового слоя господ, движимая не какой-то там моралью сострадания, но ясно осознающая, что она благодаря своей лучшей породе имеет право властвовать»870. Гитлер буквально цитировал основные постулаты либеральной цивилизации: «Не бывает никаких революций кроме расовых: не может быть политических, экономических или социалистических революций, всегда и всюду есть только борьба низшей прослойки, низшей расы против господствующей высшей расы... Капиталисты проложили себе путь наверх благодаря своим способностям, и на основе такого отбора — что в очередной раз доказывает, что они высшая раса, — они имеют право стоять на верху»871. Чем отличалась идеология Гитлера от либеральной идеологии Великой Демократии, определение которой подспудно дал Ф. Рузвельт: «Я против возврата к тому пониманию либерализма, при котором свободный народ в течение многих лет постепенно загонялся на службу к привилегированному меньшинству»872? М. Роземан доводил мысль до логического конца и проводил прямую параллель между германским фашизмом и американским либерализмом: подходы нацистов были «не столько возвращением к феодализму, сколько национал-социалистическим вариантом американской концепции «человеческих отношений»873. Концепции, покоящейся на принципах рафинированного либерализма. Англосаксонский либерализм — это господство привилегированного имущего меньшинства, финансовой аристократии. Его принципы утверждал, например, бывший посланник США в Швеции, владелец огромного состояния, Морхед: «В каждой стране лишь десять процентов населения делают деньги и играют ведущую роль во всех областях жизни, 267
а поэтому они и должны обладать неограниченной властью в общественных делах»874. Идеолог фашизма Ф. Папен, бредивший англосаксонской моделью демократии, вполне определенно указывал на ее главную особенность: «Ключевое положение, занимаемое нами в самом сердце Европы, обязывает нас соединить преимущества демократии с созданием истинной аристократии. Демократия нуждается для наилучшего ведения своих дел в людях ума и чести...»875 Идеалом для Папена был лорд Лондондерри, который «являл собой законченный тип аристократа довоенной эпохи. Насколько проще могло бы стать решение международных проблем, если бы реальная власть во всех странах находилась в руках таких людей, которые вместе составляли бы некое всемирное семейство»876. На особенности американского типа либеральной демократии обращал внимание норвежский писатель Кнут Гамсун еще в конце XIX в.: «У республики появилась аристократия, несравненно более могущественная, чем родовитая аристократия королевств и империй, это аристократия денежная. Или точнее, аристократия состояния, накопленного капитала... Эта аристократия, культивируемая всем народом с чисто религиозным благоговением, обладает «истинным» могуществом средневековья... она груба и жестока соответственно стольким то и стольким-то лошадиным силам экономической непоколебимости. Европеец и понятия не имеет о том, насколько владычествует эта
аристократия в Америке, точно так же, как он не представляет себе — как бы ни была ему знакома власть денег у себя дома, — до какого неслыханного могущества может дойти эта власть там»877. Великий князь Александр Михайлович, попав в Америку в начале XX века, был потрясен: «Я многое понял. Я познакомился с Америкой, и это изменило мои прежние представления об империях. Раньше я упрекал своих родственников в высокомерии, но я по-настоящему узнал, что такое снобизм, лишь когда попытался усадить за один стол 268
жителя Бруклайна из штата Массачусетс и миллионера с Пятой авеню. Раньше меня ужасала неограниченная власть человека на троне, но даже наиболее беспощадный из самодержцев, мой покойный тесть император Александр III, казался самой застенчивостью и щепетильностью по сравнению с диктаторами городка Гэри, штат Индиана»878. Ф. Рузвельт назвал денежную аристократию — «роялистами нового экономического порядка» и перед ним борьба против этого лица фашизма переходила уже в практическую плоскость: «Это естественно и, возможно, в природе человека, что привилегированные принцы новых экономических династий, жаждущие власти, стремятся захватить контроль над правительством. Они создали новый деспотизм и обернули его в одежды легальных санкций. Служа им, новые наемники стремятся поставить под свой контроль народ, его рабочую силу, собственность народа...». Различия между англосаксонским и европейским типом фашизма условны, они лишь демонстрируют преобладающую реакцию. На практике они являются лишь составными частями одной и той же либеральной доктрины. ***
Возникает закономерный вопрос: почему, в страхе перед большевизмом, в одних странах победил тоталитарный фашизм, а другие прошли путь социалистических преобразований и оказались на новом витке развития? С чего это вдруг русские и немцы ни с того ни с сего бросились в крайности тоталитаризма? Мнение О. Ференбаха отражает либеральный подход, он считает, что причины целиком субъективны: «Любая попытка разобраться в причинах... крушения (Веймарской республики) с неизбежностью приводит к одному и тому же выводу: немцы не смогли принять и переварить свое поражение. Однако это утверждение будет справедливо лишь в том случае, если его дополнить другим: немцы, в большинстве сво269
ем, не осознали, что у них есть шансы демократического развития и, соответственно, не смогли воспользоваться им»879. Немцы оказались неготовы к демократии, а пепел Клааса сжег их сердца, и они дружно кинулись в радикализм и фашизм — трогательная история... И чего только немцы терпели почти 15 лет эту демократию и исправно платили версальские репарации? Противоположная точка зрения утверждает, что появление фашизма было совершенно закономерным и объективным явлением. «В каждом обществе в любое время существуют бациллы фашизма (тоталитаризма)... — отмечает в этой связи У. Авнери, израильский публицист. — Носители их на обочине. Нормально функционирующая нация может держать эту группу под контролем». Действительно, как вспоминал С. Визенталь, бывший узник концлагеря: «Мир не принимал Гитлера всерьез, мир рассказывал о нем анекдоты. Мы были так влюблены в прогресс нашего столетия, в гуманность общества, в растущее согласие в мире...»880. «Но потом что-то происходит, — продолжает У Авнери. — Экономическая катастрофа, повергающая многих в отчаяние. Национальное
несчастье, поражение. Внезапно презираемая группа «обочины» становится значимой. Она мгновенно инфицирует политиков, армию и полицию. Нация сходит с ума...»881 Президент США Ф. Рузвельт указывал на причины этого явления: в некоторых «странах демократия перестала существовать... (но) не потому что народам этих стран не нравится демократия, а потому что они устали от безработицы и социальной незащищенности, не могли больше видеть своих детей голодными. Люди были бессильны исправить положение... Наконец, отчаявшись, народы решили пожертвовать своей свободой, надеясь взамен получить хоть какое-нибудь пропитание»882. Что касается Германии, то, по словам Ф. Папена в 1932 г., «народ постепенно потерял веру в способность веймарского парламента и безответственных политических партий бороться против возрастающего общественного неравенства 270
и бедственного положения населения»883. Даже классик либерализма Ф. Хайек считал в этих условиях приход Гитлера объективной неизбежностью: «Еще до прихода к власти Гитлера... незадолго до 1933 г. Германия пришла в такое состояние, когда диктатура ей оказалась политически необходима. Тогда никто не сомневался, что демократия переживает полный распад и что даже... искренние демократы... более не способны демократически управлять страной. Гитлеру не нужно было убивать демократию — он воспользовался ее разложением и в критический момент заручился поддержкой тех, кому, несмотря на внушаемое им сильное отвращение, он казался единственной достаточно сильной личностью, способной восстановить порядок в стране». Гитлер не «воспользовался», а стал последней надеждой, тех, кого кризис поставил на грань жизни и смерти. Г. Дирксен вспоминал, что «первыми приверженцами национал социализма были выходцы из тех слоев общества, которые первыми стали жертвой инфляции и экономического кризиса»884. Такой апологет субъективизма, как А. Буллок, и тот отмечал, что именно жители районов «наиболее пострадавших в ходе депрессии... обеспечили нацистам самый большой процент голосов на выборах»885. Американский судья Джексон на Нюрнбергском процессе признавал: «Нельзя отрицать того, что Германия, к прочим трудностям которой прибавилась депрессия, охватившая весь мир, была поставлена перед неотложными и запутанными проблемами в ее экономике и политической жизни, что требовало решительных мер»886. Очевидно, что многих не удовлетворят эти доводы и они все равно будут искать истоки фашизма и коммунизма в каких-то темных антиобщественных, античеловеческих силах, которые, воспользовавшись трудностями, перед которыми оказались государства, насильно или обманом захватили власть в своих корыстных целях. Но это будет даже не полуправда. Чтобы лучше понять проблему, взглянем на нее с нескольких разных точек зрения. 271
Хайек и Гитлер Показательным примером, демонстрирующим сходства и различия либерализма и фашизма является сравнение основных принципов классика либерализма Хайека и Гитлера. Ключевым постулатом либеральной идеологии является понятие индивидуализма. По словам Хайека, «индивидуализм, уходящий корнями в христианство и античную философию, впервые получил полное выражение в период Ренессанса и положил начало той целостности, которую мы называем теперь западной цивилизацией»887. Хайек обвинил Гитлера в разрушении основ индивидуализма: «Нацистский лидер, назвавший национал-социалистическую революцию «контрренессансом», быть может, и сам не подозревал, в какой
степени он прав. Это был решительный шаг на пути разрушения цивилизации, создававшейся начиная с эпохи Возрождения и основанной прежде всего на принципах индивидуализма»888. Очевидно, Хайек не понял или не захотел понять мысли Гитлера. Последний подразумевал под «ренессансом» не эпоху Возрождения, а возрождение социалдемократических идей, которые привели к немецкой революции 1918—1919 гг. Именно в ней и в марксизме Гитлер находил основные причины бедственного положения Германии. Под контрренессансом Гитлер понимал контрреволюцию и возврат к принципам либерализма XVIII в., апологетом, которого был Хайек. Гитлер никогда не только не отказывался от принципов индивидуализма, а наоборот, строил на его фундаменте всю идеологию фашизма. Так, говоря об общественных взглядах Гитлера Г. Джеймс отмечал: «Б гитлеровской экономике ничего социалистического не было... Коллективизм нацистов, был явлением политическим, а не экономическим, сохраняя индивидуума в качестве действующей силы экономического развития»889. Сталин указывал, что фашизм германского типа «неправильно называется национал-социализмом, ибо при самом тща272
тельном рассмотрении невозможно обнаружить в нем, даже атома социализма»890. По мнению И. Феста, для Гитлера: «социалистические лозунги были частью манипулятивного идеологического подполья, служившего для маскировки, введения в заблуждение»891. Действительно, называя свою идеологию социалистической, Гитлер на деле утверждал принципы индивидуализма: «все благодеяния для человечества до сих пор проистекали не от массы, а от творческой силы отдельной личности... Вся человеческая культура... есть результат творческой деятельности личности... Нагие мировоззрение принципиально отличается от марксистского мировоззрения тем, что оно признает не только великое значение расы, но и великое значение личности... — провозглашал Гитлер. — Раса и личность — вот главные факторы нашего миросозерцания»892. Между фашизмом Гитлера и либерализмом Хайека не было принципиальных идеологических различий, за исключением единственного — отношения к тоталитаризму. Хайек был его беспощадным критиком, Гитлер столь же непримиримым практиком. Вот он, казалось бы, ключ к разгадке! Однако сравнение времени и условий, приводит к выводу, что идеологии сторон не противоречат, а дополняют друг друга. Просто активность Гитлера и Хайека пришлась на разные стадии развития общества. Так, книга Ф. Хайека «Дорога к рабству» появилась в 1944 гг. Это был период наибольшего экономического подъема Великобритании, за всю предыдущую историю XX в., мало того, она стояла на пороге победы во Второй мировой войне. Перед Хайеком стояла задача — сформулировать принципы демобилизации власти и экономики военной поры и дальнейшего мирного развития. А. Гитлер писал «Майн кампф» в 1924 г., пришел к власти в 1933 г., в периоды наибольшего экономического спада, и перед ним стояли прямо противоположные задачи — мобилизация экономики и власти, балансирующих на грани хаоса и самоуничтожения. 273
ВВП Великобритании и Германии, в долларах 1990 г.
Нетрудно догадаться, на какой стороне оказался бы Хайек с его призывом подавлять «привычные жизненные стандарты отдельных социальных групп» для обеспечения «быстрого экономического роста», окажись он на посту канцлера Германии в 1933 г. Впрочем, подобная попытка была, ее сделал не кто иной, как другой идеолог фашизма — канцлер 1932 г. Ф. Папен. Проблема была в том, что народ вдруг ни с того, ни с сего, почему то отверг призыв к возвращению в экономическое рабство времен дикого капитализма, которое ему так усердно навязывали Папен и Хайек. И Ф. Папен находил спасение только в фашизме, ведь «молодежь страны, не имея ни надежд на будущее, ни работы, ни самоуважения, может стать жертвой большевистской заразы»893. 274
Все верно, если бы не было «большевистской заразы», то и фашизм был бы не нужен. Зачем? Ведь покорные рабы, без надежд, без работы, без самоуважения, все равно не восстанут... обеспечивая торжество великой либеральной демократии. Национал-социализм Гитлера и либерализм Хайека на деле являлись разными формами и стадиями реализации одной и той же либеральной доктрины. К книгам обоих авторов в определенной мере можно отнести оценку, данную «Майн кампф» М. Калининым: «Многословна, бессодержательна, но для мелких лавочников, обывателям должно нравиться, финансовому же капиталу ценная находка»894. Оба автора пропагандировали крайние формы идеологического учения. И если назвать «Майн кампф» библией немецкого фашизма, то «Дорога к рабству» с таким же основанием является библией англосаксонского... При желании можно найти еще больше схожести между ними. Так, наиболее радикальные проповедники индивидуалистической идеологии того времени Хайек, Поппер и Гитлер были выходцами из Австрии, первые переехали в Англию и США, последний в Германию. Очевидная схожесть в подходах к решению задач говорит о возможности их некой ментальной схожести. Кстати, Гитлер указывал в «Mein Kampf» на ультраиндивидуализм немцев895. В. Шубарт также находил национальные различия: «Русский — братский все-человек, немец — радикальный индивидуалист, англичанин — типовой индивидуалист...»896 Что касается научного вклада Хайека, то, например, Р. Скидельски, профессор Уорвикского университета, утверждает, что «Кейнс был более
талантливым экономистом»897. Действительно, несмотря на Нобелевскую премию, что Хайек дал для экономической мысли? Тем более в сравнении с Кейнсом, который хоть этой премии удостоен и не был, но входит в каждый уважающий себя учебник экономики. Не случайно в конечном счете Хайек оставил экономическую 275
теорию и занялся политической философией. Однако здесь его, по мнению Р. Скидельски снова ждала неудача: «Хайек был не прав: демократический социализм не обернулся рабством»898. Разве нет? Тем не менее Хайек вошел в историю,как проповедник рафинированного, радикального либерализма, и его откровения ценны сами по себе, поскольку дают ясное и открытое понятие о идеологии либерализма. Что касается Гитлера, то он не был идеологом фашизма, а лишь менеджером, антикризисным управляющим, призванным вывести Германию из хаоса. Истинными идеологами фашизма являются такие проповедники либерализма, как Папен, Хайек, Кеннан и им подобные. «Майн кампф» Гитлера — это лишь общая идея антикризисной программы, написанная на базе либеральной доктрины для конкретных политических и экономических условий, в которых находилась Германия. Политэкономия
Экономическая нужда приводит к диктатуре быстрее и надежнее, чем любая даже самая изощренная идеология или чьи либо личные амбиции.
Для того чтобы дать наглядное представление о природе и сущности тоталитарных режимов, связи либерализма и фашизма, можно использовать графическое представление сил движущих развитием человеческого общества. Теория этих сил была дана в предыдущих книгах серии «Запретная политэкономия»*. Вкратце теория сводится к следующему — развитие человеческого общества происходит под воздействием двух основных сил: нравственной (социальной) — (Sj) и экономической эффективности (либеральной) — (Ее). Силы, действующие на общество, как и законы, * Теорию диаграмм см. в серии «Запретная политэкономия»: «Революция по-русски» и «Красное и белое» (М.: Алгоритм, 2006) или на сайте www.galin.ru. 276
которым оно подчиняется, объективны и поддаются логическому анализу. Господствующая идеология, при прочих равных условиях, определяет результирующий вектор действия сил. Естественными ограничениями для системы, являются состояния, при которых она теряет способность к существованию. Этими состояниями являются хаос и анархия. Другими словами, в случае превалирующего развития одного из показателей происходит нарушение баланса, и время — (Т) стабильного существования системы резко сокращается. Эта зависимость представлена в виде параболы. На истоки анархии еще в середине XIX в. указывал А. де Кюстин: «Человек мыслит только ради того, чтобы улучшить свою участь и участь себе подобных, но если ему не дано изменить, что бы то ни было в своем и чужом существовании, бесполезная мысль растравляет душу и от нечего делать пропитывает ее ядом»899. Стоит подорвать или лишь ограничить возможности развития общества, оно теряет ориентиры, цели своего существования и сваливается в хаос и анархию. Государства и человечество уже давно погибли, если бы общество не имело встроенных естественных инструментов коллективной самозащиты от самоуничтожения. Ими являются тоталитарные режимы. Мирабо по этому поводу замечал: «Диктатура — это предохранительный клапан для демократического строя, условия его спасения в трудные минуты»900. При этом, указывал Ленин, следует отличать диктатуру (единовластие) от деспотии: «Единовластие...
отличается от деспотизма тем, что оно мыслится не как постоянное государственное учреждение, а как преходящая мера крайности»901. Деспотия устанавливается в личных, корпоративных корыстных интересах, диктатура является инструментом преодоления кризиса. Диктатура — это хирургическое вмешательство для спасения жизни, когда обычные терапевтические меры уже бессильны. Человеческое сообщество, так же, как и сам человек, весьма хрупкое создание. Незначительное по физическим меркам повышение или понижение температуры делает жизнь человека невозможной 277
без специальных мер защиты. Так же и человеческое общество — любое скольконибудь существенное выведение его из равновесия, грозит похоронить человечество. Грань между демократией, диктатурой и деспотией весьма тонка и даже до некоторой степени условна. Как ни парадоксально это звучит, но порой диктатура бывает демократичней деспотичной демократии. Страшна не диктатура сама по себе, наоборот, она может оказаться единственно возможным средством для спасения, а деспотия, в которую она легко может превратиться. Тоталитарные режимы выступают в качестве последних рубежей защиты встающих на пути хаоса и анархии. Так, Е. Ржевская в поисках истоков фашизма отмечает в германском народе непременность «в осуществлении своих нужд, в поддержании повседневных навыков, привычек, чтобы не поддаться хаосу, выстоять. Только со временем, с расстояния я смогла оценить этот властный инстинкт самосохранения... в своей массе немецкий народ, тот, каким он был тогда, скорее готов подпасть под насилие, чем под хаос или угрозу его»902. Гитлер шел не впереди, а вслед за этим инстинктом: «Никто не может сомневаться в том, что нашему миру еще придется вести очень тяжелую борьбу за существование человечества. В последнем счете всегда побеждает только инстинкт самосохранения. Под давлением этого инстинкта вся так называемая человечность, являющаяся только выражением чего-то среднего между глупостью, трусостью и самомнением, тает как снег на весеннем солнце»903. Психологические особенности народов и здесь играют свою роль. Можно представить, какое впечатление Первая мировая война, Версаль, Великая Депрессия произвели на немцев, у которых, по словам Шубарта, страх будущего «достиг невероятного размаха и глубины»904. «...Эти волны страха, — отмечает С. Кара-Мурза, — соединились в Германии с тяжелым духовным кризисом поражения в 278
Мировой войне и страшным массовым обеднением. В конечном счете, фашизм — результат параноидального, невыносимого страха западного человека»905. О силе этого страха дает представление запись Геббельса в его дневнике, сделанная еще в 1926 г.: «Судьба делает из нас мужчин. Хозяйственный кризис, безработица, страх перед будущим, пришибленное судьбой поколение... Мы идем навстречу краху»906. Н. Бердяев: «Организованность и порядок, подчинение человека авторитарным началам вдохновляло intellectuels Западной Европы. Боялись более всего анархии в душах и анархии в обществе»907. «Фашистские движения на Западе,— продолжал Бердяев, — подтверждали эту мысль, они стоят под знаком Великого инквизитора — отказ от свободы духа во имя хлеба»908. Аналогичные мысли высказывает известный немецкий юрист и политик К. Донани: «Фундамент, на котором Гитлер воздвиг свою власть, был глубоко спрятанный страх перед любым беспорядком»909. Испанский диктатор Франко пришел к власти под лозунгом: «Порядок в обмен на свободу». В. Шубарт указывал на источник этого страха: «Смысл прометеевской жизни
— порядок. Европеец ищет порядка в себе — в виде самодисциплины, господства рассудка над влечениями; он ищет его и вокруг себя — в государственном устройстве, в виде господства авторитета над гражданами»910. В связи с этим страх «характерен и необходим для Запада... Его назначение — лишить будущее ужаса неизвестности»911. Глубина немецкого чувства страха, по мнению В. Шубарта, определялась тем, что «от всех других народов Европы немцы отличаются не сущностью, а степенью ее проявления. В них преимущества и недостатки прометеевского человека выражены особенно четко и почти не смягчены противодействующими силами...»912. У англичанина свойства прометеевского человека проявляются значительно слабее. Шубарт объяснял это 279
тем, что «англичанин сидит себе на своем острове, изолированно и в безопасности». Море является его «естественной защитой. Море почти полностью лишает его изначального страха. Вот почему в англичанине встречаются те качества и особенности, которые не свойственны континентальным народам...»913. «В ощущении своей безопасности англичанин предстает врагом теорий и систем — этих производных от страха перед будущим»914. «Англичанин не заботится о будущем, не думает о дальней перспективе... Он реагирует на проблемы по мере их приближения и решает их от случая к случаю, как мастер импровизации. «Наш дух работает лучше всего, когда становится слишком поздно или почти слишком поздно» (виконт д'Абернон)»915. Фашизм и военный коммунизм на временной диаграмме
Совпадение тоталитарных методов правления, как при фашизме, так и коммунизме, приводит многих, сознательно или нет, к их отождествлению. Например, У. Чемберлен 12 лет проведя в России «в качестве американского корреспон280
дента... так суммирует свои наблюдения, сопоставляя русский опыт с опытом итальянским и немецким: «Социализм, достигаемый и поддерживаемый демократическими средствами, — это, безусловно, утопия»916. Британский корреспондент Ф. Войта: «Марксизм привел к фашизму и национал-социализму, потому что во всех своих существенных чертах он и является фашизмом и национал-социализмом»917. «М. Истмен, старый друг Ленина, ошеломил даже самих коммунистов: «Сталинизм, — пишет он, — не только не лучше, но хуже фашизма, ибо он гораздо более беспощаден, жесток, несправедлив, аморален, антидемократичен... Было бы правильно определить его как сверхфашизм...»918. Действительно внешние признаки фашизма и коммунизма схожи. Н. Устрялов указывал почему: «Особенно в Германии и России — где максимум горя обостряет мысль — проблемы ставятся в предельной четкости и надлежащем разрезе»919. Общее в фашизме и коммунизме — диктатура, но диктатура — лишь форма власти. Форму власти определяет не идеология, а экономические и политические
условия в которых оказалось общество в данный момент времени. В обычных условиях авторитет власти, силы инерции и государственного подавления обеспечивают стабильность общественной системы. Последняя выходит из равновесия в случае, какого либо общественного или экономического катаклизма, подрывающего основы существования общества, и тогда своеобразный инстинкт коллективного самосохранения включает соответствующие мобилизационные режимы. История дает тому предостаточно примеров: так, вопреки широко распространенному представлению демократия не является американским изобретением — Новгородское вече существовало тогда, когда Соединенных Штатов не было еще и в проекте, как, впрочем, и британского парламента. Но почему же в России восторжествовала монархия? На этот вопрос в 1922 г. от281
вечал не кто иной, как известный генерал Н. Головин: «В каждом сильном народе в периоды, когда он вступает в борьбу со своими соседями, развиваются внутренние процессы, ведущие его к сильной центральной власти. Так, Римская республика во время войны объявила диктатуру; так, Московская Русь, боровшаяся за свержение татарского ига, рождает самодержавие русского царя...»920 Или взять пример английской и французской демократий, которые во время Первой и Второй мировой войн ограничивали частную собственность, вводили нерыночные механизмы, отменяли выборы, вводили цензуру и т.д921. И это был совершенно осознанный выбор. Ллойд Джордж 3 июня 1915 г.: «Во время войны вы не можете ждать, пока всякий человек станет разумным, пока всякий несговорчивый субъект станет сговорчивым... Элементарный долг каждого гражданина — отдавать все свои силы и средства в распоряжение отечества в переживаемое им критическое время. Ни одно государство не может существовать, если не признается без оговорок эта обязанность его граждан»922. Клемансо представляя свое правительство 20 ноября 1917 г.: «Мы представляем себя вам (депутатам) с единственной мыслью — о тотальной войне. Вся страна становится военной зоной. Все виновные будут немедленно преданы суду военного трибунала...» Цель одна: «Нет измене, нет полуизмене... Страна будет знать, что ее защищают»923. В России впервые о диктатуре заговорил в августе 1917 г., т.е. еще до прихода большевиков к власти, начальник Морского генерального штаба Великобритании генерал Холл: «Что же делать, революция и война — вещи несовместимые, но я верю, что Россия переживет этот кризис. Вас может спасти только военная диктатура...». Первым претендентом на роль военного диктатора стал генерал Корнилов, поддержанный либеральными партиями кадетов и октябристов. Госсекретарь США Лансинг 10 декабря 1917 г.: «Только военная диктатура, опирающаяся на поддержку войск, способна гарантировать стабильность в России и ее участие в войне»924. 282
Секретарь посольства Франции в России 17 апреля 1918 г.: «То и дело происходят тайные сборища различных партий оппозиции: кадетов, эсеров и т. д. Пока это только «rasgavors», и вполне вероятно, что люди, неспособные договориться между собой и совместно действовать, так и не смогут ничего добиться. Единственным режимом, могущим установиться в России, остается самодержавие или диктатура...»925. Колчак, август 1918 г.: «Военная диктатура — единственная эффективная система власти»926. Как видим, диктатура не привязана, к какой-то конкретной политической идее, а вызвана совершенно определенными жесткими кризисными обстоятельствами, в которых оказалось общество. Что же касается фашизма и
коммунизма, то фашизм и коммунизм — это не форма власти, а крайние степени выражения либеральной и социалистической идеологий. Противопоставление фашизма и коммунизма — демократии, является ложью. Фашизм и коммунизм могут господствовать, и при демократическом образе правления. Бессмысленно идеологически противопоставлять фашизм и либерализм, поскольку они по сути являются лишь разными формами одной и той же доктрины. Не случайно в Германии все либеральные демократы прямо или косвенно голосовали за Гитлера. Что же до демократии, то о ней, как показал опыт времен в кризисных условиях радикального напряжения сил общества, может говорить только тот, кому надоело существование этого общества. Не может быть борьбы между демократами и коммунистами, между формой власти и идеологией. Борьба может быть лишь между формами власти или между идеологиями. Японский советолог Тэратака глядел в суть вопроса, когда заявлял: «Нередко можно встретить утверждение, что большевизм и нацизм — одного поля ягоды. Я с этим решительно не согласен. Нацизм и большевизм — генетические враги». Это утверждение наглядно демонстрирует следующий график. 283
Фазы развития общества в XX—XXI вв. и XVIII—XIX вв.
Сущность теории в принципе не нова. Ее отражают тезисы Вико, неаполитанского ученого XVIII в., который, опираясь на представления Платона об обществе, установил фазы его развития: Хаос — Теократия — Аристократия — Демократия..* Новшеством является лишь то, что принципы прошлого были применены к XX в. и представлены в графическом виде. При этом было произведено разделение фаз развития по действующим силам. Вследствие этого появились, например, либеральная и социальная демократия. «Чистой демократии», как показал опыт XIX и XX веков, пока не существует. Отметим, что на нашем графике независимую переменную (причину) отражает вертикальная ось, а зависимую * Платон выделял: демократию, олигархию, аристократию и деспотию. Мостом, ведущим от демократии к тирании, утверждал Платон, является хаос: «Когда демократический город, горя жаждой свободы, попадет в руки дурных виночерпиев и налива(ется) свободой без меры...», граждане совсем перестают обращать «внимание на законы — как писанные, так и не писанные... (из этого) рождается тирания» (Платон. С. 142—144). 284
(следствие) горизонтальная*. Т.е. ключевым параметром, определяющим общественное развитие, является экономическая эффективность, именно она обуславливает потенциально достижимый уровень прав и свобод в обществе. В этом ключевом вопросе наконец то классики либерализма и марксизма единодушны: К. Маркс: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще», «бытие определяет сознание». Хайек: «Неэкономические, жизненные задачи
определяются экономической деятельностью, которая заставляет нас четко определять свои приоритеты»927. Нас в данном случае интересуют крайние сектора графика. Они демонстрируют, что чем ближе то или иное общество приближается к хаосу и анархии, тем более жесткие формы должна приобретать мобилизационная политика. Дж. Кейнс обосновал этот тезис и принципы мобилизационной политики в работе How to Pay for the War, вышедшей в 1939 г.928. Еще до него эти меры применялись британским, немецким, французским, российским... правительствами во время Первой мировой войны, советским во время иностранной интервенции. Однако тяжесть мобилизационных мер, в конечном счете, определяется даже не проблемами текущего выживания в условиях наступающего хаоса, а выходом из него. «Мы сможем избежать угрожающей нам печальной участи только при условии быстрого экономического роста, способного вывести нас к новым успехам... При этом главным условием развития является готовность приспособиться к происходящим в мире переменам, невзирая ни на какие привычные жизненные стандарты отдельных социальных групп, склонных противиться изменениям, и принимая в * Знакомые с математикой сразу отметят в этом тезисе несоответствие математической практике, оси абсцисс (переменной) и ординат поменены местами. В данном случае это сделано сознательно, поскольку без людей не существовало бы не только эффективности, но и самой экономики. 285
расчет только необходимость использовать трудовые ресурсы там, где они нужнее всего для роста национального богатства...» — кто бы мог подумать, что принципы прямого насилия над социальными группами провозглашал не кто иной, как гуру либерализма Ф. Хайек. Именно этот принцип и реализовывали на практике Гитлер и Сталин. В итоге темпы экономического роста Германии и СССР в 1930-е гг. опережали все страны мира, а СССР вообще не имели аналогов в мировой истории. Но здесь существует одна тонкость, — в своем постулате Хайек сознательно подменял понятие цели и средства. Быстрый экономический рост — это необходимое и безусловное средство и условие для обеспечения стабильности и человеческого развития, но не его самоцель. Ради чего или, вернее, ради кого осуществляется этот экономический рост? Практикам управления в том числе Сталину и Гитлеру необходимо давать ответ на этот вопрос, иначе все постулаты о быстром экономическом росте оказываются не более чем ложью... Мало того, Хайек говорит только о трудовых ресурсах, но они без материальных, финансовых являются лишь скопищем приговоренных к смерти от истощения. Откуда взять финансовые ресурсы? Либерал Хайек опять совершенно сознательно уходит от ответа, превращая свой постулат в полуправду, которая в данном случае хуже лжи, поскольку обрекает эти «трудовые ресурсы» на вымирание. В отличие от Хайека Сталин и Гитлер должны были дать ответ и на этот вопрос. И СССР, и Германии, разоренных войнами, интервенциями, репарациями, долгами необходимо было откуда то взять ресурсы для обеспечения этого самого быстрого экономического роста. Остается одно: принудительными, мобилизационными мерами выжать последние ресурсы общества, несмотря на «священные права», и тем самым обеспечить его выживание, свободу и развитие. Для изъятия этих ресурсов, даже 286
Гитлеру, с передовой немецкой промышленностью и экономикой, опиравшемуся на материальную и финансовую помощь Англии и США, необходимо было пойти на еще большее, радикальное ужесточение мобилизационного режима. Что уж говорить о Сталине, которому досталась крестьянская страна с пустой казной и
отставшая от западных конкурентов не менее, чем на столетие. Мобилизационные меры, имея большую эффективность по сравнению с рыночными и демократическими, имеют при этом неизбежно худшее потребительское качество и резко ограничены временем по своему применению. Мобилизация — это использование, истощение, напряжение последних ресурсов государства для выживания. Но ничего не дается бесплатно, радикальное перенапряжение сил не проходит бесследно для общества. Но главное, в случае, если негативные, кризисные тенденции продолжаются достаточно долго или слишком глубоки, эти ресурсы исчерпываются, одновременно набирает силу инерция — консерватизм власти. В итоге мобилизационная политика со временем вырождается в деспотию, выход из которой представляет гораздо большую трудность, чем установление диктатуры. Если деспотию, не удается преодолеть, тс она неизбежно приводит к деградации общества. Экономическая и политическая мобилизация общества меняет и его психологию. Ведь для радикальной мобилизации, напряжения последних сил человеку необходимы какие-то стимулы. Людям необходимо ради чего-то жить. В рыночном обществе люди действую ради наживы, их цель согласно Экономиксу, максимальное удовлетворение материальных потребностей. Если у общества нет достаточных капиталов для достижения этих целей, то им на смену приходит тот или иной вид религии или идеологии, и у людей появляется какой-то смысл жизни. 287
На этот аспект человеческой психологии обращал внимание Ремарк в «Трех товарищах», приводя разговор между своими героями, попавшими на сборище национал-социалистов: «...теперь я знаю, чего хотят эти люди. Вовсе им не нужна политика. Им нужно что-то вместо религии... Они хотят снова поверить. Все равно во что. Поэтому-то они так фанатичны». Будущий главный пропагандист Третьего рейха отлично чувствовал эту психологию. Геббельс в 1928 г. провозглашал: «Национал-социализм — это религия. Нам не хватает только религиозного гения, который отверг бы старые, изжитые формулы и поставил бы новые... Национал-социализм должен стать государственной религией немцев... Моя партия — моя церковь»929. Четырьмя годами раньше Геббельс объяснял сам себе, зачем нужна эта религия: «Вживание — это все. Надо вжиться в идею. На верном ли я пути? Я иногда сомневаюсь. Найду ли я крепкую, непоколебимую веру!!!»930 По той же причине, по которой разоренные нации впадают в тоталитаризм, богатые счастливо избегают его. М. Вебер по этому поводу замечал: «Там, где растет богатство, в той же мере уменьшается религиозное рвение...»931 Фашизм и военный коммунизм являются идеологическими формами оформления радикальной мобилизации власти, когда обычные механизмы уже исчерпали себя и общество можно удержать от хаоса и развала только опираясь на какие либо веру, религию, идеологию. Власть становится теократичной — тоталитарной. Тоталитарные режимы устанавливаются теми же силами, которые движут в данный момент обществом и являются их прямыми идеологическими наследниками. ***
Как же работает данная теория диаграмм на практике? Начнем с Германии, диаграмма которой отражает, тот факт, что ее развитие после 1914 г. происходило под воздействи288
ем трех негативных сил: Первой мировой, Версаля и Великой Депрессии, последовательно снижавших экономический потенциал общества. «Вектор развития» задавался господствующей индивидуалистической идеологией, как следствие, результирующий вектор оказался в секторе фашизма — жесткой тоталитарной диктатуры, вставшей на пути хаоса и анархии.
Диаграмма становления германского фашизма
Пример России в этом плане так же показателен. Россия пала в Первой мировой, достигнув предела истощения своих сил, что привело к революции, хаосу и анархии, к «русскому бунту». Последовавшая интервенция союзников привела к развязыванию масштабной тотальной гражданской войны. К оконча289
нию интервенции Россия была полностью разорена и радикализована, например, только ее людские потери за этот период превзошли потери всех стран, участвовавших в Первой мировой войне, вместе взятых. А промышленное производство вместе с самой производственной базой было уничтожено практически до основания*. Динамика спада промышленного производства во время Первой мировой войны и интервенции в России, 1913 г. - 100%932
* Подробнее о гражданской войне и интервенции см. серию «Запретная политэкономия»: «Революция по-русски»; «Красное и белое» — М.: Алгоритм. 2006. 290
Большевики в этих условиях были вынуждены использовать жесткую мобилизационную политику, выразившуюся сначала в виде диктатуры пролетариата, а затем в еще более радикальной форме — военного коммунизма*. Почему народ согласился на эту жесткую диктатуру? Почему пошел за большевиками? Из-за насилия? — но белый террор не только не уступал красному, но и превосходил его. Однако белые генералы не смогли удержать своих диктатур. Из-за большевистской идеологии? — отчасти да, однако настоящих большевиков была лишь ничтожная кучка, что же заставило большинство народа сплотиться вокруг них? То же, что и во время Первой мировой заставляло в Англии и Франции народ сплачиваться вокруг своих правительств, — патриотизм и инстинкт коллективного самосохранения. Интервенция бросила русский народ за грань жизни и смерти, и народ согласился на невиданно жесткую диктатуру большевиков ради своего выживания. Без внешней агрессии — интервенции, большевики никогда не смогли бы не только установить прочную диктатуру пролетариата и тем более военный коммунизм, но и вообще удержаться у власти. Никто не сделал для становления радикального коммунизма больше, чем пламенные «борцы за демократию» — идеологи интервенции, подобные Черчиллю, Клемансо, Френсису и т.п. Они и стали его истинными творцами. Без их дружных усилий любые попытки большевиков установить коммунистическую диктатуру потерпели бы неизбежный и скорый провал. * Спад производства в 1918—1919 гг. иногда трактуют как следствие «коммунистической — неэкономической» политики большевиков. Однако в эти годы большевики контролировали всего от 1/4 до 1/3 территории страны. В частности, в 1919 г. власть большевиков распространялась на территорию, на которой до 1913 г. в Российской империи добывалось всего 2% угля и производилось 4,5% чугуна. Аналогичная ситуация была и с продовольствием. Все основные производители товарного хлеба бывшей Российской империи располагались на территориях, занятых белыми и националистическими силами. 291
Диаграмма становления военного коммунизма
Впрочем сами большевики к установлению коммунистической диктатуры вовсе и не стремились*. В чем, в чем, а в политэкономии это были, пожалуй, самые образованные люди того времени. Они прекрасно знали и понимали все недостатки коммунизма и никогда даже в теории не помышляли довести свою революцию, по крайней мере в обозримом будущем, до этой стадии. Большевики даже диктатуру пролетариата считали лишь временной мерой. Их обобщенное мнение отражали слова Троцкого: «...Все руководящие большевики без изъятия — мы не знаем ни одного — считали, что... после того, как Временное правительство бур* Об этом свидетельстует, например, практически немедленное провозглашение большевиками Новой экономической политики (нэпа) на следующий день после окончания
интервенции и гражданской войны. Все основные принципы нэпа были изложены Лениным еще в начале 1918 г., но широкого распространения из-за начавшейся интервенции они получить не успели. 292
жуазии «исчерпает себя», установится демократическая диктатура рабочих и крестьян, как преддверие буржуазно-парламентарного строя»933. Следует добавить только — социал-демократического парламентского строя. Ленин, в свою очередь, утверждал, что «с точки зрения марксизма, интересы общественного развития выше интересов пролетариата», а классовая борьба «не задерживает развитие капитализма, а ускоряет его, заставляя прибегать к более культурным, более технически высоким приемам капитализма»934. Только агрессия либерального капитализма образца XIX в., пытавшегося «утопить в крови» зачатки появления новой социальной силы, привела к радикализации форм политической борьбы и установлению большевистской диктатуры. Военный коммунизм стал последним рубежом коллективной борьбы русского народа за свое выживание. Троцкий, указывая на этот факт, констатировал: «Вся эта политика военного коммунизма была нам навязана режимом блокированной крепости с дезорганизованным хозяйством и истощенными ресурсами»935. Ленин: «Военный коммунизм» был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам... политикой. Он был временной мерой»936. Дж. Кейнс: «Советское правительство подходит русскому темпераменту, восстановление торговли, жизненного комфорта, простых экономических мотивов не способствуют экстремистским доктринам насилия и тирании, являющихся детьми войны и отчаяния»937. Остается вопрос: почему в России к власти пришли большевики, а в Германии фашисты? Почему вектор их развития был направлен в разные стороны? На этот вопрос в 1933 г. в беседе с советскими дипломатами пытался ответить немецкий дипломат Мильх: «Германская буржуазия не подлежит ликвидации по той простой причине, что она играет в Германии ту же самую роль, которую крестьяне играют в СССР. Подобно тому как мы (т. е. СССР) не уничтожаем крестьянст293
во, а пытаемся его переделать мирными средствами, так точно и немецкие наци будут пытаться мирными средствами вовлечь буржуазию в национальный социализм...»938 Пространный ответ на вопрос дан в книге автора «Революция по-русски». В качестве его резюме можно привести цитату из журнала «Лайф», который спустя полвека после событий, писал про большевиков: «Их возмездием явился сплоченный средний класс Европы... как раз слабо представленный в России. В основном, поэтому, никакая Коммунистическая партия до сих пор не в силах захватить власть в Западной Европе»939. Сплоченный средний класс Европы привел к тому, что власть в ней захватили другие силы... Баланс Мальтуса
Мальтус раскрыл Дьявола. Дж.-М. Кейнс940
В 1798 г. английский экономист Т. Мальтус опубликовал памфлет «Опыт о законе народонаселения», где впервые попытался установить баланс между производством и потреблением. Мальтус утверждал, что в аграрном обществе плодородие почв увеличивается в арифметической прогрессии, а населения в геометрической. Как следствие, указывал Мальтус, нищета вызвана не структурой общества или политическими институтами, а постоянной тенденцией к
уменьшению средств к существованию народонаселения, которая сдерживается только нищетой, ведущей к повышению смертности, и единственным путем к разрешению этой проблемы является принуждение бедноты к сокращению ее численности941. Теория, описывающая тенденции аграрного общества не подошла для индустриального. Мальтус усовершенствовал свою теорию и опубликовал в «Принципах политической экономии», вышедших в 1820. Теперь уже не столько наличие доступного продовольствия определяло численность населения, сколько возможность обеспечения населения рабо294
той, при сохранении определенного его социального статуса и уровня эффективности производства. Мальтус связал рост населения с увеличением возможностей занятости. Необходим баланс между потреблением и производством942. В случае нарушения баланса утверждал Мальтус: «... гибель в той или иной форме просто неизбежна. Человеческие пороки — это очень активные и умелые пособники уничтожения людей. Они передовой отряд великой армии, сеющей смерть и разрушение, и часто сами завершают эту зловещую работу»943, Баланс Мальтуса был отвергнут современниками, для них гораздо больший интерес представляли теории А. Смита и Д. Рикардо, которые ключевой проблемой политэкономии считали накопление, обеспечивающее рост производства ... и одновременно личного богатства (и, как следствие, социального расслоения, нищеты и неизбежного вымирания нижних слоев общества). Дж. Кейнс полностью признавал объективность этих экономических законов: «Неравенство получает право на существование только благодаря тому, что только оно может обеспечить накопление капитала, который, в свою очередь, является основой прогресса»944. Однако тут же Кейнс впервые за последние сто лет признал и объективную закономерность баланса Мальтуса. К этому его подтолкнуло отчаянное состояние постверсальской Европы. 13 мая 1919 г. граф Брокдорф-Ранцау обратился к мирной конференции: «Огромная часть промышленности Германии будет обречена на разрушение... Таким образом, в скором времени Германия не сможет обеспечить хлебом и работой миллионы жителей, которым мешают заниматься судоходством и торговлей. Они могли бы эмигрировать, но на практике это невозможно, поскольку многие страны, и самые важные страны, будут противиться иммиграции из Германии. Претворение в жизнь условий мира логически приведет к потере нескольких миллионов жизней в 295
Германии... Те, кто подписывает этого договор, подписывают смертный приговор многим миллионам немецких мужчин, женщин и детей»945. Дж. Кейнс: «Я не вижу адекватного возражения этим словам... Перед нами стоит важнейшая проблема, по сравнению с которой вопросы территориального урегулирования и баланса сил в Европе совершенно несущественны. Многие катастрофы прошлого, отбросившие развитие человечества на столетия назад, произошли по причине внезапного исчезновения (как по естественным причинам, так по вине человека) временно благоприятных условий, обеспечивших рост населения более того уровня, который мог бы быть обеспечен по окончании благоприятного периода»946. Согласно Гуверу в итоге Версальского договора, «по приблизительным оценкам, население Европы превышает на 100 млн. чел. величину, которую можно было бы поддерживать в отсутствие импорта, и существует за счет производства и распределения экспорта»947. Что ожидало Европу? Ответ, на основе теории Мальтуса, давал Кейнс в 1919 г.: «Нам угрожает опасность
стремительного падения уровня жизни населения Европы, для многих означающего настоящий голод... Люди не всегда умирают тихо. Голод, погружающий одних в летаргию и беспомощное отчаяние, других ведет к психической несдержанности и отчаянию в безумии. И они могут низвергнуть остатки организации и утопить саму цивилизацию в отчаянных попытках удовлетворить непреодолимые личные нужды...»948. Обреченные на вымирание вдруг не только позволили себе сопротивляться, но и провозгласили принципы нового общества, новой цивилизации, чем вызвали яростный священный гнев либеральной демократии. Папен негодовал: «Б прежние времена те, кто был лишен прав и свобод, находили утешение в учениях церкви, которая выдвигала заповеди любви в противоположность доктрине силы, однако,— сожалел Папен,— времена изменились. Марксизм во всех своих 296
формах ныне противопоставляет силу силеу а впасть масс — авторитету правителей»949. Согласно принципам либеральной демократии XIX в. миллионы людей должны были безмолвно умереть, а еще многие десятки и сотни миллионов были обречены на нищету и лишения. Либеральная теория рассматривает человека лишь как возобновляемый ресурс — подумаешь, вымрут миллионы, завезем новых рабов! А как же мораль? О да, великая либеральная мораль! Тот же Ф. Папен являлся чуть ли не агнцем божьим: «Нашей подлинной задачей была перестройка общества на основе принципов христианской морали»950. Для наглядности можно привести условное графическое сравнение моделей поведения этих трех основных теорий в условиях кризиса, подчеркивающего их приоритеты. А. Смит и Д. Рикардо Либеральная теория А. Смита и Д. Рикардо предполагала, что в условиях кризиса в первую очередь должен сохраняться капитал, как необходимый и трудно получаемый источник экономического роста. В то же время нижние слои населения представляли собой дешевый и быстровосстановимый биологический ресурс. Действительно, при существовавших высоких нормах рождаемости и при том, что работать начинали с 7 лет, а можно было и вообще использовать дармовых рабов или эмигрантов, восстановление биологического ресурса по сравнению с капиталом обходилось дешевле и проще*. * Этот факт вовсе не говорит о жестокости А. Смита или Д. Рикардо, таковыми были объективные условия развития. И тот же А. Смит писал «Теорию нравственных чувств», в которой противопоставлял жестокости экономических законов отношения, основанные на человеческой морали, а не экономическом интересе. Тот же А. Смит провозглашал необходимость и моральную справедливость прогрессивного налога. 297
Однако подобная форма борьбы с кризисами по мере созревания социального сознания низов скоро стала угрожать внутренней стабильности государства. Либеральная теория ответила на вызов выносом кризиса за границы государства, путем внешней военной, экономической, колониальной экспансии и соответственно культивированием национализма. С середины XIX в. империализм стал одним из основных инструментов Великих европейский Демократий (Англии, Франции...) в борьбе с кризисами. Мальтус Теория Мальтуса подразумевала, что в условиях кризиса необходимо по возможности соблюдать баланс между населением и капиталом. Т.е. за счет мобилизации капитала обеспечить более низкие потери среди населения, путем либо перераспределения капитала, либо резкого увеличения объемов потребления и производства. Идеи Мальтуса были взяты на вооружение и получили свое развитие в марксизме, кейнсианстве и социалистических теориях. 298
Социальные теории смогли получить распространение, только после того, как индустриализация Запада в разы повысив производительность труда, создала для них соответствующую экономическую базу. Техническая революция сделала для социальной больше, чем все революционеры вместе взятые. Социалистическая Социалистическая теория в кризисных условиях устанавливала абсолютным приоритетом сохранение человеческой жизни за счет перераспределения капитала. Впервые повсеместно она была применена на практике во время Первой мировой войны в большинстве стран Европы, в том числе в Англии и Франции. Правда о социализме в то время речь не шла, она была использована лишь как составная часть общей мобилизационной политики. Впервые принципы социалистической теории были открыто провозглашены во время большевистской революции в России. Они были выражены в наиболее крайней форме 299
устанавливая абсолютным приоритетом максимальное сохранение человеческой жизни, за счет перераспределения капитала, в том числе и личного. Это утверждение может вызвать усмешку, как эти кровожадные большевики, залившие Россию кровью... На деле к жертвам красного террора, можно отнести не более 12% прямых потерь России в 1917— 1923 гг. Остальное — это потери от боевых действий, белого террора, голода и болезней, являвшихся, как и Красный террор, прямым следствием интервенции Великих либеральных демократий*.
Интервенция приняла характер крестового похода, призванного «утопить в крови» большевистскую революцию, ее жертвами в России стали более 8 млн. человек. По своему смыслу, содержанию и форме интервенция стала репетицией Второй мировой войны. По смыслу это была классовая война агонизирующего либерального капитализма XIX в. против утверждения новой — социальной политической силы; по содержанию империалистическая война на расчленение и порабощение России как государства и народа; по форме война чужими руками на уничтожение, ведь большевики — * Когда правым на деле не удалось «утопить большевиков в крови» они постарались сделать это в истории, свалив всю ответственность за жертвы гражданской войны на большевиков. Представители Великих либеральных демократий с невинным видом разводят руками, мы не убивали, мы только посылали ограниченные контингенты своих солдат и «наблюдателей», а главным образом поставляли винтовки, пулеметы, пушки, танки, самолеты, патроны, снаряды, мы одевали, обували, кормили, финансировали всех, кого удалось поднять или нанять для священной войны против большевизма, мы устанавливали голодную блокаду, но мы же сами если и убивалито лишь чуть-чуть. За все жертвы отвечают большевики, ведь они посмели сопротивляться воле Великих либеральных демократий, «несущих великие идеи свободы и демократии...». Немного о масштабах: количество только винтовок, поставленных Англией, Францией, США... белым и националистическим силам, зеленым и просто бандитам, превышало всю численность этих сил, вместе взятых, а количеством поставленных патронов можно было несколько раз убить все население России. (Об интервенции и жертвах того периода см: Галин В. Красное и белое. Запретная политэкономия. М.: Алгоритм, 2006.) 300
враги человечества, а русские — не более чем дикие варвары, против которых дозволены все средства. Интервенция Лондона, Парижа и Вашингтона... стала протоплазмой фашизма. Она дала все аргументы будущим фашистским диктаторам. Именно из идей и планов Клемансо, Черчилля, Лансинга... вскоре взрастут Муссолини и Гитлер, которые в конечном итоге пойдут уже по хорошо проторенному и освященному пути... Что касается самой революции — то она была лишь следствием. Революцию свершают не революционеры, а сама власть, заводящая общество в тупик*. Революционеры выступают лишь в качестве похоронной команды, спешащей убрать разлагающийся труп обанкротившейся власти, пока он своим ядом не отравил все вокруг. Работа столь же грязная сколь и необходимая, для того, чтобы расчистить место для новой жизни. * Конечно, тому есть отчасти и объективные причины, и здесь порой человек бывает бессилен, как перед стихийным бедствием. 301
***
К одной из объективных особенностей России можно было отнести огромный избыток сельского населения, по данным многочисленных исследований к 1914 г. он составлял 20—30 млн. человек951. Этот прирост в полной мере объяснялся аграрным 'законом Мальтуса. Основным представителем «избытка» было
крестьянство, жившее еще полунатуральным хозяйством полуфеодализма. Любое даже незначительное повышение производительности труда или экономический катаклизм мгновенно превращал их в «лишних людей». Увеличить доход крестьян экстенсивными мерами было уже невозможно, земли на всех давно не хватало. Для того же, чтобы превратить лишних людей в рабочих, необходим капитал — ведь каждое рабочее место и его инфраструктурное окружение имеет конкретную цену. Эти капиталы в России были... проедены высшими классами. По словам М. Вебера, «судя по всему, эти деньги были выброшены на ветер»952. Салтыков-Щедрин: «Выкупные ссуды проедены или прожиты так, что почти, можно сказать, спущены в ватерклозет»953. В итоге к Первой мировой войне Россия подошла с огромным избытком радикализованного лишнего населения. Экономический кризис, вызванный войной, бросил его за грань выживания. Баланс Мальтуса был нарушен, и, следуя либеральной доктрине, все эти люди были должны умереть. Однако вместо этого они восстали... В этой связи не так уж далек от истины был Дж. Кейнс, утверждавший, что огромный прирост населения России в конце XIX — начале XX века, достигавший почти 2 млн. человек ежегодно, сыграл в 1917 г. и во всех последующих событиях гораздо большее значение, чем Ленин и Николай II954. Совокупные прямые потери России от Первой мировой, гражданской войн и интервенции составили около 12 млн. человек (с учетом эмигрантов). Но уже на следующий 302
год после окончания интервенции в России начался бурный восстановительный рост населения. Среднегодовые темпы прироста населения в 1923—1929 гг. на четверть превышали темпы прироста начала XX в. и составляли в среднем более 2,5 млн. человек955. К 1928 г. численность населения выросла на 14 млн. человек956. В те же годы начался и рост безработицы. Количество безработных, зарегистрированных на бирже труда, тыс. человек
Относительно скромные цифры зарегистрированной безработицы в СССР являлись лишь вершиной айсберга страны, в которой более 80% населения жило в деревне. Именно там скрывалась основная масса «лишних рук». Об их количестве дает представление тот факт, что в большинстве сельхозпроизводящих районов в 1925/26 г. на 11% хозяйств приходилось 76% всех товарных излишков958. Производительность труда в мелких хозяйствах была в среднем в 4 раза ниже, чем в крупных959, и первые едва выживали за счет своего полунатурального хозяйства. К 1928 г. баланс Мальтуса 303
снова оказался нарушен, он выразился в «вилке цен» на промышленные и сельхозтовары, что привело к экономическому и политическому кризису*.
К 1929 г., когда начался Сталинский этап развития, общее количество «лишних рук» в СССР достигало 15—20% всей численности населения. Согласно либеральной доктрине эти люди должны были либо эмигрировать, как например, происходило в свое время в Англии и других странах Европы, либо умереть... Либо государство было должно, мобилизовав имеющийся капитал и власть, сконцентрировать их на создании новых рабочих мест... и несмотря на неизбежные жертвы, обеспечить выживание большей части населения. И Сталин начал ускоренную индустриализацию, пойдя по последнему пути. Во время Великой Депрессии в сходной ситуации аналогично поступили Гитлер и Рузвельт. Отличие заключалось в формах, которые определялись историческими особенностями стран и тяжестью ситуаций, в которых они находились. Экономика
Веймарская конституция скрупулезно выполнялась, пока на это хватало денег В. Грызун960
Взглянем на проблему с еще одной стороны — экономической. Как известно из этого предмета, простейшая производственная функция — Q — имеет следующий вид: Q = Q(K,L), где К — капитал; L — труд. * Катализатором нарушения баланса послужило изъятие средств из деревни на нужды индустриализации. 304
При этом общий выпуск определяется объемом лимитирующего фактора. Таким образом, если количество капитала снижается ниже определенного уровня, то выпуск становится невозможным, «труд» превращается в безработных. Но это только одна сторона медали. С другой, рост безработицы сверх критического уровня снижает уровень потребления, что, в свою очередь, приводит к очередному сокращению количества предлагаемого капитала и новому падению производства. Получается замкнутый и все более сжимающийся круг кризиса перепроизводства, вырваться из которого традиционными рыночными методами не удается. По аналогии с гиперинфляцией, подобный рост безработицы можно назвать гипербезработицей. Именно данная ситуация стала складываться в Германии в 1928 г., после пяти лет процветания, и приведшая в итоге к обвалу германской экономики. Наглядное представление о его глубине дает сравнение с другими великими странами мира. Так, максимальный уровень безработицы в США во время Великой Депрессии, в процентах от численности населения почти в два раза превышал аналогичный показатель для Германии и Великобритании (19%/11%/11%). Однако, если оценку вести от фонового уровня безработицы в предкризисный период, то получается прямо противоположная картина. Такая огромная разница между абсолютными и относительными цифрами может объясняться различием в методиках расчета безработицы. Например, Крафтс приводит две оценки безработицы в Великобритании в те годы, которые различаются в два раза961. В то же время по отношению к фоновому уровню безработицы в 1923—1927 гг. обе методики дают одинаковый результат. Фоновый уровень безработицы, в свою очередь, определяется особенностями национальных экономик. 305
Безработица в США, Германии и Великобритании по отношению к среднему уровню за 1923—1927 гг. - 100%.
В 1930-х годах перегретая кредитами германская экономика рухнула, как только зарубежные активы были неожиданно отозваны. Пытаясь компенсировать отток денег из экономики, бизнес пошел на снижение уровня заработной платы. Последнее, в свою очередь, вело к снижению покупательной способности рынка, т.е. перепроизводству. Непосредственный участник событий, имперский комиссар по трудоустройству в правительстве Шлейхера, — Г. Гереке вспоминал: «Производственные мощности Германии расширились до предела, магазины и универмаги ломились от разнообразных товаров. Но этот огромный ассортимент товаров не соответствовал скромным покупательным способно306
стям населения. Противоречие это и стало причиной кризиса в Германии, который еще усугублялся событиями в США. Недостаточная покупательная способность населения была следствием безудержного стремления крупных концернов и предприятий извлечь в годы процветания максимальные прибыли. В то же время хозяева концернов держали заработки на чрезвычайно низком уровне. И тут не помогали ни переговоры, ни профсоюзная борьба. Наоборот, предприниматели в специальном меморандуме потребовали дальнейшего радикального снижения заработной платы»962. Первое снижение зарплаты было проведено в 1928 г., когда Крупп возглавил объявленный рурскими промышленниками локаут, в результате которого было выброшено на улицы 250 тыс. рабочих, а после этого убедил правительство провести «чрезвычайное» снижение заработной платы на 15%963. Безудержное «стремления крупных концернов и предприятий извлечь в годы процветания максимальные прибыли» было характерно не только для Германии, но и для их конкурентов из других стран мира. Правда между германским бизнесом и мировым в то время существовала некая разница, она заключалась не в большей алчности немцев, а в том, что им приходилось работать на заемные средства, т.е. покрывать стоимость процентов. Они повышали издержки германского бизнеса, который вступал в ожесточенную, смертельную борьбу за возвращение своих конкурентных позиций на мировом рынке. Снижение зарплат, должно было компенсировать издержки и повысить конкурентоспособность немецких товаров. Нарастающая эксплуатация вела к тому, что Геббельс в 1925 г., в период подъема немецкой экономики, писал: «Мы в отчаянии. Немецкий народ систематически зреет для гибели. А пролетариат? Где же его борьба? Он терпит все, все и рад-радешенек, когда б только голод миновал»964. «Отвратительный
народ немцы. Празднуют свое рабство»965. Рабочие действительно превратились в пролетариев и рабов, ведь именно «зарплата — материальная база и основной показатель всего культурно-бытового положения и социальной независимости рабочего класса»966. 307
Между тем увеличивающаяся зависимость от внешнего рынка вела к тому, что в случае любого даже незначительного катаклизма весь этот поток товаров должен был обрушиться на собственное население. Что и произошло после начала Великой Депрессии. В итоге внутренний рынок оказался переполнен товарами, которые не на что было покупать. Летом 1930 г. в Германии снова царил голод. Геббельс в то время отмечал странную картину: «Состояние сельского хозяйства ужасно. Зимой будет катастрофа. Поля, поля, колосья стоят высоко. Благословенный урожай! И вымирающее крестьянство»967. Последовавшее за сжатием рынка сбыта сокращение производства стало причиной обвального роста массовой безработицы968, что привело к взрывному росту социальной напряженности. Ответной мерой бизнеса, направленной на подавление социальных волнений, стало установление фашистских диктаторских режимов. Муссолини не скрывал, в чьих интересах он устанавливал диктатуру, провозглашая одним из главных ее принципов: «Укрепление государства политического, всесторонняя демобилизация (либерализация) государства экономического»969. ***
Пример почти 20-кратного роста безработицы в Германии не единичен. Аналогичная ситуация складывалась в России 1917 г. после либеральнобуржуазной революции. Отсутствие данных не позволяет прямо оценить рост безработицы. Однако косвенно о динамике можно судить по накопительному росту количества уволенных рабочих в России с первого месяца революции. Менее чем за 8 месяцев этот показатель, только по закрытым предприятиям* и только по имеющейся далеко не полной статистике революционной эпохи, вырос более чем в 25 раз. * Так, например, к июню 1917 г. было уже закрыто 20% петроградских промышленных предприятий (Деникин А. И. Т. 1. С. 160). 308
Рост количества: уволенных рабочих970 и численности партии большевиков971 (по отношению к марту), в разах, и доля большевиков в выборных органах власти в 1917 г., в %972
Журнал «Вопросы страхования» уже в 1915 г. подчеркивал, что «война усилила безработицу, число безработных достигло необычайных размеров»973. В 1917 г. безработица достигла критического уровня. Естественно, никаких пособий по безработице в то время в России не существовало. Между тем темпы инфляции в 1917 г. почти в три с лишним раза превышали рост заработной платы974. Как следствие все скромные запасы на черный день, которые мог сделать рабочий, быстро растворились. С. Мельгунов, описывая то вре309
мя, отмечал: «Голодающие нередко деревня, потребляющая хлебные суррогаты, громящая продовольственные склады, и рост безработицы свидетельствуют о том бунтарском настроении, которое создалось в массах и которым должны были воспользоваться социальные прожектеры»975. Обвинению этих «социальных прожектеров» посвящена вся деятельность С. Мельгунова. Но кто мешал царскому, а затем Временному правительству если не исправить, то хотя бы сгладить ситуацию? Власть была в их руках, но они даже не попытались сделать этого. Почему? Не потому ли, что все социальные идеи лидера либералов П. Милюкова сводились к одному императиву: «загнать чернь в стойла»976. Они не считали голодающих и бастующих за людей, для них это была чернь, которая должна была безмолвно покорно сносить все страдания, доставшиеся на ее долю. И в этом был принципиальный вопрос, а даже не в самих голоде и страданиях. Народ на своей шкуре ощутил, что этой власти он не нужен, что она не считает низшие классы за людей. Что при либеральном правительстве, как и при царе он остается тем же быдлом, чернью, что провозглашенные призывы к равенству и братству, к «демократии» не более чем очередная ложь. И народ отвернулся от этой «буржуазной демократии»*. * Дж. Кейнс обращал внимание, еще один момент в Германии 1919 г.: «Надвигается зима. Люди не видят перспектив и им не на что надеяться. В суровое время года будет мало топлива для обогрева голодающих горожан. Но кто может сказать, сколько это можно терпеть, и куда обратят свой взор люди в поиске выхода из своих бед?» (Keynes J. P. 235). Но что такое немецкая зима по сравнению с русской — не более чем весенняя оттепель. Русская социалистическая революция произошла в октябре. Октябрь был переломным месяцем русской истории. Именно в октябре 1612 г. польская армия сама капитулировала в захваченной ею Москве, в октябре 1812 г. Москву оставил Наполеон, в октябре 1917 г. без боя капитулировало Временное правительство, и именно в октябре 1941 г. немецко-фашистская армия
была остановлена под Москвой. Чем знаменит октябрь? В этот месяц наступает Русская зима. Для любой другой страны мира зима, подобная русской, означала бы не что иное, как национальную катастрофу. В России же побеждает то правительство, которое способно обеспечить в этих условиях выживание государства. 310
Что же до большевиков, то они не столько воспользовались разгорающимся бунтом, сколько стали последней преградой на его пути. И большевики всего через месяц после прихода к власти, 11 декабря 1917 г. в тяжелейших условиях военной и революционной разрухи принимают решение о «страховании на случай безработицы»977. В. Ленин полностью отдавал себе отчет, какие силы привели его к власти. В марте 1920 г. он в продолжавшемся споре с меньшевиками и эсерами говорил: «Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему вы этого не сделали? Потому, что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием»*. Франция, например, приняла подобный закон уже в первые дни мировой войны: «Правительству пришлось наскоро создать организацию... по страхованию от безработицы. Оказание быстрой помощи диктовалось необходимостью сохранения социального мира. 20 августа 1914 г. правительство создало национальный фонд для безработных...»978 Экономическая агрессия — война на уничтожение... Вышеприведенные рассуждения демонстрируют, что установление тоталитарных режимов, как в России, так и в Германии, помимо внутренних экономических и политических проблем, было прямым следствием действия внешней силы. В Германии — Версаля и репараций, в России — интервенции и холодной войны. Американский обвинитель Р. Джексон на Нюрн* Следует отметить, что приведенный пример не дает полного представления о причинах и мотивах Русской революции. Безработица является лишь частным случаем, наглядно демонстрирующем существовавшие проблемы. Меры по борьбе с безработицей также не исключались только «страхованием», но и включали создание бирж труда, организацию и сохранение рабочих мест и т.д. (О причинах и мерах см.: Галин В. Запретная политэкономия. Революция по русски; Красное и белое — М.: Алгоритм, 2006). 311
бергском процессе, в этой связи, был вынужден признать: «Совершенно не означает, что Соединенные Штаты или любая другая страна не повинны в тех условиях, которые превратили германский народ в легкую жертву запугивания и обмана со стороны нацистских заговорщиков»979. Следует только отметить, что обман и запугивание заговорщиков были лишь составной частью лжи и насилия самих Великих либеральных демократий. Именно они составляли ту внешнюю силу, которая на первый взгляд порой не различима, однако воздействие «невидимой руки» не менее, а зачастую и более разрушительно, чем прямая вооруженная агрессия. Мало того, в соответствии с определением К. Клаузевица, суть обеих одна и та же. По Клаузевицу, цель войны состоит в стремлении «навязать противнику нашу волю», путем «нанесения ему вообще убытков»980. Каким путем экономической, идеологической или военной агрессии страна доводится до разорения, хаоса и самоуничтожения, непринципиально. В данном случае не столь важна форма, сколько содержание, ибо последствия всех видов агрессии одинаковы — получение тех или иных материальных, политических, конкурентных и т.д. выгод за счет или путем разорения и порабощения противной стороны. Форма дает лишь юридические нюансы. Так, вооруженная агрессия после Первой мировой войны была осуждена и многочисленными международными договорами признана международным преступлением. Главный обвинитель от
Великобритании на Нюрнбергском процессе X. Шоукросс ссылался именно на этот факт: «Агрессивная война, согласно Парижскому пакту и другим договорам, стала вне всякого сомнения преступлением. Именно на этом всемирном договоре, пакте Бриана — Келлога, главным образом, основывается второй раздел обвинительного акта»981. Британскому обвинителю вторил главный обвинитель от Франции Ф. де Ментона: «Агрессивная война, бесспорно, является нарушением международного права и, в частности, общего договора об отказе от войны от 27 августа 1928 г., известного под назва312
нием «Парижский пакт»... Таким образом, с 1928 года агрессивная война перестала быть законной»982. На немцев была возложена коллективная ответственность за Вторую мировую войну. Г. Али, например, утверждал: «Тот, кто не желает говорить о выгодах миллионов простых немцев, пусть молчит о национал-социализме и Холокосте». Выгоды «из аризации извлекали именно немцы... иными словами, 95% населения. Тот, кто говорит, что это были лишь отъявленные нацисты уходит от реальной исторической проблемы»983. О чем же тогда должны молчать те, кто, пользуясь естественным правом, не желает говорить о выгоде миллионов простых французов, англичан, американцев, бельгийцев... — получателей репараций и ростовщиков, которые наживались на разорении немцев после Первой мировой ради личной наживы? Да, они не стреляли, не вешали, не сжигали, не убивали миллионы людей, они не держали в руках оружие и не стреляли в затылок. Они вели добропорядочный и пристойный образ жизни, были истинными демократами и защитниками прав человека, сидели в офисах, наверно, были и прилежными семьянинами, у них не возникало даже тени садистких мыслей. Они лишь, прикрывшись законом и правом, делали деньги на разорении и радикализации других, на доведении их до животного состояния, на уничтожении их цивилизации. Но экономическая агрессия преступлением не только не считалась, но и относилась к неотъемлемой части естественного права (конкурентной борьбы) и контрактного (юридического) права. Последнее в случае с Германией также было подтверждено многочисленными международными договорами, например, Версальским миром, кредитами по планам Дауэса и Юнга и т.д. Естественное право было возведено в закон. Когда Франция, Англия и США вышибали репарации и долги из Германии они это преступлением не считали. Ф. Рузвельт столкнулся с той же проблемой внутри собственной страны. Его реакция была вполне определенной. В сво313
ей полемике с Верховным судом, президент заявил, что последний посчитал «право безжалостно взыскивать все до цента по частному контракту священно и выше самой Конституции, главное назначение которой состоит в том, чтобы заложить прочные и вечные основы жизни нации»984. На международной арене американские и французские «ростовщики» после Первой мировой войны поставили свои прибыли, свои права взыскивать долги выше не только человеческой жизни, но и существования самой цивилизации и возвели это право в закон*. Это утверждение не означает, что контракт, договор преступны сами по себе — но «все есть яд и все есть лекарство, тем или другим его делает лишь доза». Превышение дозы неизбежно превращает право в преступление, конкурентную борьбу в агрессию. Объект агрессии вынужден прибегать к адекватным мерам противодействия, которые обеспечили бы его выживание и развитие. Эти меры диктует закон самосохранения. Появление Гитлера и фашизма стали объективным и неизбежным следствием, защитной реакцией немецкого
народа на экономическую агрессию, садистский экономический террор Великих либеральных демократий, и в первую очередь Франции, США и Англии. Министр иностранных дел Германии Штреземан в интервью Б. Локкарту в 1929 г. указывая на этот факт, говорил: «Теперь нам не остается ничего, кроме грубой силы. Будущее находится в руках нового поколения. Германскую молодежь, которая могла бы пойти к миру и обновленной Европе, мы упустили. Это моя трагедия и ваше преступление»985. * Что же касается христианской морали, то еще в 1139 г. Второй Латеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви, принимается обратно после строжайшего покояния и с величайшей осторожностью. Взимателей процентов, не вставших перед смертью на путь истины, нельзя хоронить по христианскому обычаю». Мартин Лютер в начале XVI в. утверждал: «ростовщик... не человек. Он должно быть оборотень, хуже всех тиранов, убийц и грабителей, почти такая же скверна, как сам дьявол». (Кеннеди М. С. 65). 314
Мы вплотную подошли к вопросу об ответственности за фашизм и Вторую мировую войну. Официальный приговор был вынесен победителями на Нюрнбергском трибунале и он справедлив, но лишь отчасти. Немецкий фашизм стал прямым и неизбежным следствием внешней политики Великих Демократий. Они внесли в дело становления фашизма гораздо больше, чем Гитлер, вернее они стали основной силой, вызвавшей его к жизни. Без их усилий фашизма в Германии никогда бы не было... Речь не идет об оправдании немцев, правящих и деловых кругов германской элиты, приведшей Гитлера к власти, но они внесли не более чем лишь свой вклад в общее дело наравне с народами, правящими и деловыми элитами Франции, Англии, США, Бельгии, Польши и т.д., всеми теми, кто прямо или косвенно получил выгоды от Версальского мира, от разорения и радикализации Германии. Казалось бы, после всего сказанного ответ ясен. Но все не так просто. Ведь установление фашистской диктатуры или развязывание войны для многих десятков и сотен миллионов людей населявшие разные страны, в том числе и Германию, не было самоцелью. Что же ими двигало? За всем этим стоял всесокрушающий и неотвратимый интерес...
ДАМОКЛОВ МЕЧ ЛИБЕРАЛИЗМА Либерализм, как известно, возник в европейских странах в XVII—XVIII вв., провозгласив принципы гражданских, политических, экономических прав и свобод. Истоки либерализма лежат в концепциях Дж. Локка, физиократов, А. Смита, Ш. Монтескье... Однако изложенные ими принципы не были абсолютно новым откровением, они господствовали в западном мире уже более века, в виде постулатов кальвинизма. Говоря о идеологическом наследстве, оставленном кальвинизмом, М. Вебер отмечал: «Полная интенсивной религиозной жизни эпоха XVII века... завещала... безупречную чистую совесть... сопутствующую наживе»986. Дилемма «совести и наживы» была обусловлена тем, что либерализм, в реальных условиях ограниченности материальных и экономических ресурсов может реализовать свои идеи абсолютной свободы только для ограниченного круга элиты, за счет остальной части общества. Об этом говорил уже один из основоположников гражданского общества, Джон Локк: «Никто не может разбогатеть, не нанося убытка другому». Религиозная реформация была призвана дать моральное обоснование этому принципу. Фундаментальное утверждение кальвинистов (1609 г.) гласило: «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь
немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных». С. КараМурза замечает, что это был «отход от сути христианства назад, к идее «избранного народа». Видимым признаком избранности стало 316
богатство. Бедность ненавиделась как симптом отверженности. Кальвин настрого запретил подавать милостыню, принятые в Англии «Законы о бедных» поражают своей жестокостью»987. Материальные стимулы и религиозные проповеди взывали к радикализации индивидуализма, принципы, которого сформулировал Т. Гоббс: «...человек ищет не общения, а господства, к другим людям его влечет не любовь, а жажда славы и удобства. Повсюду человек добивается только своей выгоды... люди в естественном состоянии пребывают в постоянной вражде друг с другом. Они проникнуты жаждой приносить вред друг другу. Один человек боится другого человека как своего врага. Он ненавидит его и старается ему навредить. Эгоистическое стремления и страх характеризуют человека в естественном состоянии. Кредо Гоббса — «человек человеку — волк». Со временем, когда религиозная оболочка стала не нужна, она была просто отброшена представив в чистом виде идеологию либерализма. Эволюционный переход в описании М. Вебера начинался с возникновения духа капитализма, сопровождавшегося сдвигом от евангельских, христианских установок к законам Моисея как «естественному праву», и здесь нужна была «вся мощь ветхозаветного Бога, который награждал своих избранных еще в этой жизни». Для капитализма нужно было религиозное оправдание наживы, которого не давало Евангелие. Но этот скрытый антихристианизм постепенно и незаметно привел к утрате всякого религиозного чувства. Вебер поясняет, почему так случилось: «Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь такую же помеху, как регламентирование экономики со стороны государства. Мировоззрение теперь определяется интересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, терпит крушение или не продвигается по социальной лест317
нице. Капитализм, одержав победу, отбрасывает не нужную ему больше опору»988. Или, говоря словами К. Маркса, «эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой»989. Однако с исчезновением религии потребность общества в соответствующей моральной базе не исчезла,* и она подтолкнула основоположников либерализма преобразовать религиозные постулаты кальвинизма в принципы просвещенного, светского общества. Для реализации своей идеологии в виде политической власти либерализм использовал принципы древнегреческой демократии Солона, утверждавшие, что каждый человек является свободным и наделяется соответствующими правами. При этом свободным мог быть только грек, рабы к людям не относились*. Таким образом уже греческая демократия утверждала права избранной нации. Зачем? — По словам историков, Солон отвечал — если у грека будет менее пяти рабов, то кто будет его кормить? Древнегреческая форма демократии воскресла во время буржуазных революций, когда наследственную аристократию сменила финансовая, а политическое рабство сменилось на экономическое. «Экономическое рабство», по мнению Хайека обладало явным преимуществом: «Несомненно, легче сносить неравенство, если оно является результатом действия безличных сил... Люди
готовы покорно сносить страдания, которые могут выпасть на долю каждого... Недовольство человека своей долей возрастает многократно от сознания, что его судьба зависит от действий других». Свобода теперь определялась не столько национальностью или родом, сколько толщиной кошелька. Хайек по этому поводу провозглашал: «Правильнее видеть в деньгах величайший из когда-либо изобретенных человеком инст* Все греки были равны, но были те, кто был «равнее». Греческое общество делились на пять категорий по социальному и имущественному цензу. 318
рументов свободы»990. Под деньгами понимался прежде всего капитал, не имевшие капитала становились его рабом. Н. Бердяев в этой связи замечал, что либеральная: «свобода не демократична, а аристократична»991. А. Герцен: «Упрекайте и ругайте сколько угодно петербургский абсолютизм и нашу русскую безропотную покорность, но ругайте же везде и умейте разглядеть деспотизм всюду, в какой бы форме он ни являлся: в виде ли президента республики... или Национального Собрания... Мы теперь видим, что все существующие правительства, начиная с наиболее скромного швейцарского кантона и кончая автократиею всей Руси, — лишь вариация одной и той же темы»992. Ле-Бон писал о либеральной демократии образца XIX в.: «Демократический режим создает социальное неравенство в большей мере, чем какой-либо другой... Демократия создает касты точно так же, как и аристократия...»993. У Хаттон назвал либеральный порядок — «аристократией богатства» и «рабством нищеты»994. Очевидно, либералы понимали проблему, поэтому поскорее постарались спрятать идеологическую сущность либерализма за рассуждениями о форме власти — «чистой демократии». Примером могут служить слова де Токвиля: «Демократия расширяет сферу индивидуальной свободы, социализм ее ограничивает. Демократия утверждает высочайшую ценность каждого человека, социализм превращает человека в простое средство, в цифру. Демократия и социализм не имеют между собой ничего общего, кроме одного слова: равенство. Но посмотрите, какая разница: если демократия стремится к равенству в свободе, то социализм — к равенству в рабстве и принуждении»995. Через сто лет, в обоснование принципов «чистой демократии» слова де Токвиля приводит Хайек. А еще полвека спустя Ференбах, вслед за Брахером («Время идеологий») и Дж. X. Сабином вновь пытается убедить читателя в незыблемости постулатов де Токвиля996. Между тем уже во времена де Токвиля либеральное понятие «чистой демократии» было оспорено классиками марксизма. Ф. Энгельс: «Не имеет смысла говорить о чистой де319
мократии в обществе, разделенном на классы. «Государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии»997. К. Маркс: «Современная (демократическая) государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии»998. В. Ленин: ««Чистая демократия» есть лживая фраза либерала, одурачивающего трудящихся... биржа и банкиры тем больше подчиняют себе буржуазные парламенты, чем сильнее развита демократия»999. Сущность «чистой демократии» давал Дж. Мэдисон, «главный архитектор конституции» США. В 1829 г. он утверждал: «Единственная эффективная гарантия прав меньшинства должна базироваться на таких основаниях и структуре самого правительства, какие могли бы сформировать в определенной степени, прямо или косвенно орган защиты прав меньшинства». А. Смит был
более откровенен: «Приобретение крупной и обширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства. В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собственности не имеет». Не случайно А. Уайт назвал государство «союзом бизнеса и правительства, действующего в интересах бизнеса». Американский посол У. Додд в 1930-х гг. мог только предупреждать: «Правительства, утверждающие, что они демократические, то есть что они действуют на благо своих народов, часто злоупотребляют своими возможностями. Но это всего лишь осторожная критика того, что происходит во всех великих державах после мировой войны»1000. Дж. Оруэлл демонстрировал эти особенности «чистой демократии» на примере собственной страны: «Существует некий абстрактный политический термин, используемый весьма широко, которому придается расплывчатый, но хорошо понимаемый смысл. Это слово — демократия. В известном смысле англичане действительно считают, что живут в 320
демократической стране. И не то чтобы все были достаточно глупы, чтобы думать так в буквальном смысле слова. Если демократия означает власть народа или социальное равенство, то ясно, что Британия не демократическая страна. Однако она демократична во вторичном значении этого слова... Прежде всего, меньшинства обладают достаточными возможностями, чтобы быть выслушанными. Более того, возжелай общественное мнение высказаться, его невозможно было бы игнорировать. Оно может выражаться косвенными путями — через забастовки, демонстрации и письма в газеты, но оно способно влиять па политику правительства, и влияние это весьма ощутимо. Британское правительство может проявлять несправедливость, но не может проявить абсолютный произвол. Не может делать то, что в порядке вещей для правительства тоталитарного государства. Политическое мышление англичан во многом руководствуется словом «они»*. «Они» — это вышестоящие классы, таинственные силы, определяющие вашу жизнь помимо вашей воли. Но широко распространено ощущение, что хоть «они» и тираны, но не всемогущи. Если потребуется на «них» нажать, «они» поддадутся»1001. Впрочем, отмечал Оруэлл, «факт, что хвалебная свобода британской прессы существует скорее в теории, чем в действительности. Прежде всего, централизованное владение прессой означает на практике, что непопулярные мнения могут высказываться лишь в книгах или газетах с малым тиражом. Более того, англичане в целом не так уж интересуются печатным словом, чтобы проявлять особую бдительность к сохранению данного аспекта их свобод, и многочисленные посягательства на свободу печати, имевшие место на протяжении последних двадцати лет, не вызывали какого* Кто эти «ОНИ», писал в 1902 г. Джек Лондон: «И в наши дни пятьсот лордов владеют по наследству одной пятой частью Англии; вкупе с придворными и королевскими слугами и всеми теми, кто представляет власть, они растрачивают ежегодно на ненужную роскошь миллиард восемьсот пятьдесят миллионов долларов... что равно 32% общего богатства» (Лондон Дж. С. 427). 321
либо широкого протеста»1002. В итоге образный пример вторичной (чистой) английской демократии давал Суинберн: Край Мильтона великий. Ты под ярмом склонен... Приемлешь глав венчанных Заржавленную ложь И, раб речей обманных, Покорно спину гнешь1003. Вторичная демократия может существовать до той поры, пока не исчерпает своих ресурсов развития и в итоге не выведет общество из равновесия, заведя его
в тупик, поставив на грань выживания. До этого времени Вторичная демократия полностью обеспечивает незыблемость правящих классов. О методах, которыми вторичная демократия подчиняет народ своей власти, писал М. Палеолог: «Демократия... не нарушая своих принципов... может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям, он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде; оттого он, как пар, наполняющий пространство, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом. Он нас раздражает, от него страдают, на него жалуются, но не на кого обрушиться. Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь»1004. Ф. Хайек указывал еще на одну черту, доставшуюся либерализму в наследство от кальвинизма: «У нас нет привычки оценивать моральные кодексы с точки зрения их большей или меньшей полноты... Нас здесь не интересует вопрос, желательно ли существование такого полного этического ко322
декса... до сегодняшнего дня развитие цивилизации сопровождалось последовательным сокращением... правил, из которых состоит наш моральный кодекс... а содержание их принимало все более обобщенный характер... мы пришли к морали, в рамках которой индивид может действовать по своему усмотрению... Это фундамент, и на нем строится вся философия индивидуализма». В. Шубарт подтверждал: «Чем бесцеремоннее утверждался прометеевский архетип, тем здоровее, производительнее и банальней становился человек: возрастающее трудолюбие при ослабевающей духовности»1005. А поскольку целью деятельности индивида в либеральной доктрине является «максимальное удовлетворение материальных потребностей», то моральным для индивида становится все, что приносит прибыль. Так, авторы современной библии либеральной экономики К. Макконелл и С. Брю утверждают принципы либерализма формулой: «Рыночная система это бесстрастный механизм. Она не имеет совести, не приспосабливается к моральным нормам...»1006 Именно из либерального отрицания морали выросли тезисы Ницше: «Мораль — полезная ошибка... ложь осознанная, как необходимость». «Мораль — это зверинец; предпосылка ее та, что железные прутья могут быть полезнее, чем свобода...» «Сострадательность есть расточительность чувства — вредный для морального здоровья паразит...» «Возражение против Дарвинизма. Средство слабых, необходимые для того, чтобы удержать власть...»1007 Государственная модель, основанная на принципах либеральной демократии, была узаконена введением римского права, которое неожиданно воскресло в начале XVI века, вместе с первым пробуждением капитализма. В. Шубарт отмечал, что «римский дух оказал наибольшее влияние на постготическую эпоху в Европе через римское право. Наряду с Реформацией и Ренессансом рецепция римского права была третьим большим культурным процессом, в котором заметен поворот в мироощущении Запада»1008. 323
Возвращение к римскому праву решало две ключевые задачи. Во-первых, обществу, отрицающему мораль, необходим «намордник», чтобы его члены не перегрызли друг другу глотки. Снимите его, и вы, может, даже успеете увидеть чистую либеральную цивилизацию в действии. В. Шубарт в связи с этим отмечал: «В новой Европе все больше утверждалась римская идея о государстве принуждения, покоящемся не на всеобщем чувстве солидарности, а на страхе перед наказанием, не на свободе, а на насилии...»1009
Во-вторых, «римское право вытеснило товарищеские права готики не потому, что оно юридически превосходило их, а потому, что это было право материально сильного, это было властное право»1010. Ф. Хайек разъяснял мысль, указывая, что само понятие римского права призвано закрепить социальное неравенство: «Формальное равенство перед законом несовместимо с любыми действиями правительства... основанны(ми) на идее справедливого распределения, (они) однозначно вед(ут) к разрушению правозаконности... Никто не будет отрицать, что Правозаконность ведет к экономическому неравенству...» ***
Либерализм, как и коммунизм обладает своей правдой и своей ложью. О лжи коммунизма писал Н. Бердев, ее сущность заключается в подавлении личности, правда — в открытии общности людей. Правда либерализма состоит в праве людей на индивидуализм, в том, что частный (личный) интерес является одним из определяющих факторов человеческого развития. Правда либерализма открыла индивидуальные возможности человека, чем сделала революционный прорыв в его развитии. Именно либерализм сбросил с человеческого общества феодальные оковы и обеспечил промышленное и научное развитие мира. Правда либерализма «ускорила развитие человеческого разума», ложь «изъяла из сознания разумного существа плодотворную, возвышенную идею всеобщности и единства...»1011. 324
Ложь либерализма состоит в том, что он проповедует независимость индивидуума от общества. В таком случае сторонникам чистого либерализма стоило бы поселиться где то на необитаемых островах и не мешать другим и друг другу. Однако они стремятся жить в обществе. Зачем? Потому что они хотят получать от него все блага, которые только человеческое общество и может предоставить человеку, однако сами они не хотят нести никакой ответственности за это общество*. * Примером могут служить дебаты о прогрессивном подоходном налоге и налоге на наследство. Либеральная теория утверждает равную ставку налога, поскольку человеку должны принадлежать все плоды его труда. Но если за источник дохода берутся только личные качества человека, то моральную оправданность такой подход получает только в том случае если все люди имеют равные стартовые условия. Если человек в этих условиях получает тот или иной вид наследства, он автоматически становится избранным. Таким образом либеральное «демократическое» общество разделяется на два класса: наследственную буржуазную аристократию и вечных нищих рабов. Но и это не все, ведь большую часть прибыли создает не личный труд человека, а капитал, которым он владеет. Источником этого капитала являются не только и не столько таланты самого человека. Так, еще Соломон утверждал: «Не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не у разумных богатство, и не искусным благодарность, но время и случай правит всем». Бог богатства Плутос слеп, утверждал современник Сократа Аристофан. Мало того подавляющее большинство стартовых капиталов взросло из обмана, грабежа, насилия, убийств и т.д. Либеральная теория, по сути, легализует эту данность, постулируя, что — при прочих равных условиях — в добыче капитала преуспевает тот, кто менее связан моральными принципами. Но дело здесь даже не в морали, отсутствие которой разъедает общество, а в том, что капитал, при равном налоге, аккумулируя на себе прибыль перераспределяет общественный продукт в свою пользу и, как следствие, богатые становятся богаче, а бедные беднее. Но и это лишь часть правды, ведь любая прибыль может быть получена только при условии сущестования самого общества, а значит, индивидуум даже ради своей прибыли должен нести ответственность за все общество в целом. А для этого делиться частью излишков своей прибыли с теми, чей личный доход не обеспечивает собственного полноценного развития и воспроизводства. (Если, опять же, отбросить мораль, то 325
Либеральная идеология отражает интуитивное стремление любой ценой получить или защитить привилегированное положение и «право» получать дивиденды со всего общества. Она дает внутреннее моральное основание и право получать эти дивиденды. Мало того, подобная либеральная нажива является самым доходным видом бизнеса, когда либо придуманным человечеством. И
поэтому пропаганда либерализма щедро оплачивается тем или иным способом. Ведь данные вложения капитала окупаются многократно. Либерал, когда ему это выгодно, отрицает познаваемость мира, связь времен (историзм), зависимость политики от экономики и вообще системный анализ. «Как? Вы верите, что экономика влияет на политику? Фи, да вы же марксист! Да вы коммунист! Да вы сталинист!»1012 Системный, научный подход раскрывает ложь либерализма, поэтому либерал всегда будет отвергать его, ибо он представляет для его монополии, приносящей сверхприбыли, смертельную угрозу. Истинный либерал отвергает потребность в социализме (социальной силе), поскольку она точно так же вскрывает ложь либерализма, угрожая его монополии и сверхприбылям. Либерала не интересует ни научная истина, ни человеческая мораль, ни развитие человечества, ни существование самого человечества, его интересует лишь выгода, которую он лично прямо или опосредованно может получить. Абсолютизация личной выгоды неизбежно приводит к вырождению человека, когда «человек уже не являлся бы человекапитал, хотя бы из чувства самосохранения, должен заботиться о рынке сбыта своей продукции). Излишки прибыли определяются избытком прибыли по отношению к доходам, направленных на удовлетворение личных потребностей человека. Последние, конечно, есть и должны быть различны. Но далеко не в той мере, в какой различаются излишки. В итоге равный подоходный налог при отсутствии прогрессивного налога на наследство является не только актом социальной агрессии против нижних слоев общества, т.е. способствует становлению олигархии, но и подрывает экономику государства в целом. Впервые прогрессивный налог ввело английское правительство в конце XVIII в., правда, пока не в социальных целях, а для финансирования военных нужд. 326
ком в истинном смысле слова»1013, и превращается в сверхчеловека Ницше. Либерал использует ложь совершенно сознательно, как оружие партийной и классовой борьбы, цель оправдывает любые средства. Так, Папен заявлял: «Методы обмана и лжи, обыкновенны... в партийных баталиях»1014. Милюков, лидер русской либеральной революции, считал «ложь в интересах партийной борьбы» вполне законным средством борьбы. Витте, описывая методы действия либеральных обществ и союзов в 1905 г., отмечал: «Цель оправдывает средства, а потому для достижения поставленной цели не брезговали никакими приемами, в особенности же заведомой ложью, распускаемой в прессе»1015. Либерал использует ложь не только в партийной борьбе, эта ложь всеобъемлюща и охватывает все виды человеческой деятельности, и интересов. Например, в отношениях между государствами — разве Версаль не был ложью? А «блестящая изоляция» разве не великая ложь Великих демократий? «Блестящая изоляция» на деле означает не что иное, как стремление получать выгоду за счет остального мира, не неся ответственности за него. Можно привести еще массу подобных примеров, «утолить жажду мести» и закрыть страницу. Но оказывается, без либерализма не только развитие, но и само существование человечества оказывается под угрозой. Именно об этом предупреждал Дж. Кейнс: «Мне кажется, что мы сумеем вернуться к некоторым наиболее прочным и непреходящим принципам религии и традиционной добродетели: что алчность — грех, что ростовщичество — преступление... Мы сможем ставить наши цели выше средств и отдавать наши предпочтения добру, а не пользе. Но будте осторожны! Время еще не пришло. На протяжении по крайней мере следующих ста лет мы должны продолжать притворяться, что справедливость — это грязь, а грязь — справедливость; что грязь полезна, а справедливость нет. Еще некоторое время алчность, ростовщичество и бдительность должны быть наши-
327
ми спутниками. Ибо только тогда мы выйдем из тьмы экономической необходимости на свет дня»1016. Действительно, либерализм, несмотря на все свои недостатки, граничащие с преступлением, вносит ключевой вклад в развитие общества. Принципы личного интереса, личной самореализации остаются одними из наиболее сильных двигателей развития человеческого прогресса и останутся скорее всего с ним навсегда. Но будте осторожны, предупреждал Карлейль: «Бездеятельность и ложь (знайте же, что ложь не исчезает бесследно, но, подобно брошенному в землю зерну, всегда приносит плод), накапливаясь со времен Карла Великого, т. е. вот уже тысячу лет, давно ждут, когда наступит день расплаты...» Расплата наступила в Первой мировой, но победители не свернули со своего пути. «После войны не наступило мира. Выяснилось, что «выиграть мир» гораздо труднее, чем даже войну. И в этом смысле можно сказать война прошла впустую. Длиться ненависть, длится ложь, лицемерие. Ложью пытаются спаять, склеить рассыпающуюся цивилизацию, спасти цивилизованное человечество. Но и эта ложь стала мелкой...»1017 Ложь готовила новый день расплаты... ***
Отрицать либерализм глупо, отрицать коммунизм преступно*. Трудно представить, чем бы закончился межвоенный период, если бы не Русская революция. Все ужасы Второй мировой могли показаться бы лишь детской шалостью, по сравнению с тем, что ожидало человечество, не окажись * Время меняет названия и формы, но суть останется та же. Именно о ней в середине XVIII в. говорил Фридрих Великий: с одной стороны «ни одно государство так не изобилует нищими, как духовные державы». Однако с другой: «Если бы даже... не было на небесах Бога, то людям тем более надлежало бы быть добродеятельными, поскольку лишь одна добродеятель в состоянии их умиротворить, и она необходима для собственного их сохранения». (Фридрих II. С. 330, 336). 328
перед ним альтернативы в тупике европейского либерализма начала XX века. Ужасы будущего, рисуемые фантастами, могли стать явью уже в XX веке. Недаром на грани веков доминирующей нотой становились: отчаяние и пессимизм немецких философов, брутальность неизбежного англосаксонских экономистов. Бьющемуся в кровавой агонии средневековому либерализму, толкающему мир к последней войне, был противопоставлен русский коммунизм, что породило новый путь и дало новый стимул развития, который на этот раз спас человечество*. Но будьте осторожны!!! Общество еще не нашло способов развития, не опирающихся на естественные законы, с другой стороны, ничто не обеспечит наиболее гарантированное и надежное порабощение и уничтожение человечества, чем прямое следование им. «Характерная черта» либерализма, которую Гоббс охарактеризовал как «война всех против всех», а Хайек — «бунт индивида против вида», в какой то момент может не оставить человечеству выбора. Существует вполне определенная тонкая грань, порой едва уловимая, которая превращает инструмент, обеспечивающий развитие человечества, в слепую и беспощадную машину его порабощения и убийства.
* Агония европейской либеральной демократии образца XIX в. привела к гибели почти 90 млн. людей в первой половине XX в. 20 млн. погибли в Первой мировой, 8 млн. во время интервенции в Россию, и почти 55 млн. во Второй мировой. И это не считая почти 50 млн. погибших от «испанки», вследствии Первой мировой, миллионов умерших от голода и болезней, ставших следствием разорения, вызванного обеими войнами. Цена же, которую заплатила Россия за будущее Европы и мира, выразилась в разорении русского народа и почти в 35 млн. погибших во время интервенции Запада и Второй мировой войны. Скептик скажет, что Европа и мир не просили, что бы их спасали. — Не только не просили, а наоборот, сначала организовали экономическую и политическую блокаду Советской России, а затем послали в нее миллионы своих солдат. И Россия сражалась за свое будущее, но
одновременно это было и стало будущим и Европы, и всего мира. 329
Указывая на эту данность, В. Шубарт накануне Второй мировой писал: «Тварь убивает творца — трагедия Голема во всемирно-историческом масштабе. — Западная культура стремится к самоуничтожению. Конечно, все преходящее смертно, но форма гибели данной культуры присуща только ей. Она не будет сломлена чужеземными завоевателями, как культура инков и ацтеков. Она не умрет и от старческого истощения, как культура римлян. Она убьет сама себя от переизбытка сил. Это самоубийство целой культуры — особый случай в человеческой истории. Гете предчувствовал его, когда писал: «Предвижу время, когда Бог не будет рад человечеству и будет вынужден все сокрушить, чтобы начать творение заново»1018. Однако до начала трагедии было еще довольно далеко. В мире была страна перед либерализмом и индивидуализмом, которой меркло все, что могли себе представить даже искушенные в этом деле европейцы. Именно там развивался главный акт драмы. Указывая на этот факт, Дж. М. Кейнс писал: «Какие бы тоталитарные тенденции ни намечались в Веймарской республике и в немецкой мысли того времени, маловероятно, что Гитлер пришел бы к власти, если бы не разразилась Великая Депрессия... Постепенное усиление социалистических тенденций никогда не привело бы к тоталитаризму, если бы не экономические беды»1019. Что представляла собой эта ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ, которая перевернула не только Германию, но и весь мир? Она оказала решающее влияние на приход Гитлера к власти в Германии, Народного фронта во Франции, социалдемократических партий в Скандинавии и т.д. Ее влияние на послевоенный мир оказалось сильнее, чем даже последствия Первой мировой войны. Чем же она была? Кто получил выгоду от нее?
ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ В «Черный четверг» — 24 октября 1929 г. на нью-йоркской фондовой бирже было продано 12,8 млн. акций, т. е. в 1,5 раза больше, чем когда-либо ранее. 29 октября был достигнут новый пик — 16,4 млн. акций. За несколько часов Уоллстрит потерял около 10 млрд. долл. Началась паника. Всего лишь за несколько недель акции, котировавшиеся на Нью-йоркской фондовой бирже, потеряли более трети своей стоимости — 32 млрд. дол. Но это было только началом. Падение курса акций продолжалось безостановочно почти три с половиной года. Стоимость акций «Юнайтед стил» упала в 17 раз, «Дженерал моторос» — почти в 80 раз, «Радиокорпорэйшн» — в 33 раза, «Крайслер» — в 27 раз. Общая цена акций снизилась в 4,5 раза. Падение акций вызвало цепную реакцию обрушения всей американской экономики. Потерпели крах 130 тысяч бизнесменов, корпоративные доходы упали на 60%. Валовой национальный продукт страны упал со 103 млрд. долларов до 58 млрд. Безработица выросла с 3% — в 1929 г. до 25% — в 1933 г. Остались без крова 2,5 млн. человек. Доход на душу населения снизился на 45% — с 847 до 465 долларов. Обрушение американской экономики повлекло за собой в пропасть Великой Депрессии все остальные страны. Мировое промышленное производство в 1933 г. снизилось на 37%. Оказалась разрушенной кредитная сфера: в период кризиса 25 стран прекратили платежи на общую сумму 6,3 млрд. долларов. Наглядную картину катастрофы демонстрирует динамика промышленного производства великих стран мира. 331
Динамика промышленного производства*, 1913 г. = 100%1020
Исследованию причин Великой Депрессии посвящено огромное множество работ, но спор продолжается до сих пор. Как же выглядела экономическая картина кризиса? На первый взгляд динамика промышленного производства США демонстрирует ярко выраженную цикличность. Она не является случайной и носит вполне закономерный волновой характер, свойственный любым экономическим тенденциям. Это дало справедливое основание многим исследователям утверждать, что кризис 1929 г. носил циклический характер. Однако этот подход не объясняет глубину кризиса и то влияние, которое он оказал на мировую экономику. Спусковой крючок Великой Депрессии следует искать в Первой мировой войне. За время войны США получили своеобразный «промышленный допинг» в виде дополнитель* По Франции с 1914 по 1919 г. и по Германии до 1913 г. данных нет. 332
ного роста промышленного производства. К концу войны население США составляло всего 6% населения Земли, но оно производило 85% автомобилей, 66% нефтепродуктов, больше половины чугуна и стали. Еще более наглядным является факт, что с 1913 по 1929 г. доля США в мировом промышленном производстве выросла более чем в два раза и достигла 43%1021. Национальное богатство США увеличилось на 40%. Где же Америка нашла те огромные возможности, чтобы обеспечить себе такую впечатляющую динамику послевоенного промышленного роста? На этот вопрос помогает ответить график, отражающий зависимость роста промышленного производства от экспорта, и в первую очередь промышленного экспорта. Рост американского промышленности был обеспечен в первую очередь за счет открытия новых рынков сбыта в Европе и мире. Динамика экспорта промышленной продукции, промышленного производства в США, 1913 г. = 100%
общего
экспорта
и
333
Первая мировая война увеличила экспорт промышленной продукции США в 4 раза. С 1915 по 1920 г. США «избыточный», по сравнению с динамикой предвоенного времени, «военный экспорт» составил около 20 млрд. долл. (общий экспорт — почти 42 млрд. долл.). «Чтобы понять, до какой степени война обогатила Соединенные Штаты, — писал Тарле, — достаточно сказать, что от начала существования этого государства до начала войны 1914 г., т.е. за 125 лет, в общей сложности, перевес вывоза из Соединенных Штатов над ввозом... исчислялся в 9 с небольшим млрд. долл., а тот же перевес за время с августа 1914 г. — до ноября 1918 г. равняется 10,9 млрд. долл. Значит, эти 4 года и 3 месяца войны, с точки зрения торгового баланса, выгоднее для Соединенных Штатов, чем в общей сложности все 125 лет (1788—1914) всей их предшествующей истории...»1022. После войны за счет громадных прибылей монополий происходило массовое обновление основного капитала. За 1924—1928 гг. в переоборудование американской промышленности было вложено по меньшей мере 10 млрд. дол. Они стали материальной основой подъема промышленного производства США и нового роста экспорта в период стабилизации 20-х гг. В итоге с 1915 по 1929 г. объем «избыточного» экспорта из США превысил 35 млрд. долл. (общий — 84 млрд долл)*. Американцы продемонстрировали выдающуюся эффективность использования доставшегося им капитала. По словам У. Черчилля, «никогда до этого такое огромное количество различных товаров не было произведено и обменено, ни в одном обществе»1023. Достижения Америки были впечатляющими. С 1919 по 1929 г. валовой национальный продукт вырос на 39%. Доходы корпораций — на 76%, в 1923— 1929 гг. их чистые прибыли (после уплаты налогов) составили около 50 млрд. долл. Если в 1913 г. в США было выпущено * Для сравнения: весь ВВП США в 1918 г. составлял 77 млрд. долл. 334
0,5 млн. автомобилей, то в 1929 г. — 5,5 млн. Из общего числа автомобилей, эксплуатируемых тогда в мире — около 30 млн., доля США составляла 90%. В конце 20-х гг. новый автомобиль можно было приобрести примерно за 600 дол., подержанный — за 300 дол., и старый — даже чуть менее чем за 100 дол. При среднемесячной заработной плате американских рабочих в 140—150 дол., да еще при распространенной системе продаж в рассрочку, автомобиль становился «средством передвижения», а не роскошью1024. Число домов, имеющих радио, увеличилось с нуля до 40%, стиральные машины— с 8 до 24%, пылесосы — с 9 до 30%. В 1920 г. лишь 35% населения имели в домах электричество, а в 1930 г. — 68% и т.д. Трудности в США начались с того времени, как европейские страны стали
восстанавливать свой промышленный потенциал. Уже в 1924 г. начался промышленный спад, который Федеральной резервной системе (ФРС) пришлось преодолевать за счет увеличения денежной массы. За этим шагом действительно последовал скачок роста промышленного производства, однако основная часть денег пошла на фондовый рынок. Стоимость акций на Нью-йоркской фондовой бирже за год выросла почти в 1,5 раза — с 27 млрд. долл. до 40 млрд. Доходность по ценным бумагам казначейства упала почти до нуля. В 1926 г. ФРС была вынуждена ограничить рост денежной массы, что тотчас же привело к снижению темпов роста промышленности до менее чем 3% за год, тем не менее этот шаг погасил волну спекуляции на фондовом рынке. Часть свободных капиталов была утилизирована в Германии, где после введения плана Дауэса для погашения репараций правительство резко подняло стоимость денег. «Поток капитала из-за границы, особенно из Соединенных Штатов, хлынул в Германию, привлеченный высокими процентными ставками»1025. 335
Разница в процентных ставках по отношению к США
Америка не спешила вступить в конкуренцию с европейцами за свободные капиталы, политика дешевых денег стимулировала спрос и главным образом экспорт, который в США рос галопирующими темпами. Соединенные Штаты могли себе это позволить, они и так были переполнены деньгами, поступающими из-за границы. — Несмотря на то что иностранные капиталовложения в американскую экономику за годы войны сократились до 3 млрд. долл., зарубежные инвестиции США выросли до 18 млрд. долл. Ежегодный доход от них составлял 850 млн. долларов. Инвестиции разделялись на частные в Канаду и Латинскую Америку — 7 млрд. долл. — и военные займы — 11 млрд. долл., в основном в Англию, Францию и Италию. (К 1932 г. Америка получила по ним 2,6 млрд долл., в том числе 2 млрд только за счет репараций с Германии.) В 1927 г. в США наметился новый спад, и ФРС вновь обратилась к политике увеличения денежной массы, однако на этот раз спад промышленности продолжился, все деньги 336
хлынули на фондовый рынок. Масла в огонь добавили события в Германии, в которой в условиях закрытых рынков и перенасыщенности кредитными средствами в 1927 г. начался кризис перепроизводства. Он обрушил процентные ставки, и краткосрочные капиталы бежали из Германии главным образом обратно в США. Доходность государственных ценных бумаг1027
Крах пирамиды Дауэса в Германии вызвал эффект спонтанного последовательного обрушения финансовых рынков большинства крупных стран мира. Г. Гувер в связи с этим находил причины Великой Депрессии следствием «распада европейской экономической и финансовой структуры»1028. Доходность казначейских бумаг в США с января 1928 г. опустилась ниже нуля. Одновременно «немецкий допинг» стимулировал стремительный экономический рост США в течение двух последующих лет. Но основная масса средств досталась опять не реальному сектору экономики, а фондовому рынку. При росте промышленного производства в 1927— 337
1929 гг. на 11%, стоимость акций за то же время на и без того перегретом фондовым рынке выросла в 2,3 раза. «Однако отток капитала не радовал те страны, из которых он уплывал, — отмечает П. Бернстайн, — и они подняли процентные ставки, стараясь его удержать. К моменту, когда фондовый рынок рухнул в октябре, на Британию, Германию, Италию и Австрию уже надвигалась депрессия; в одной только Германии с лета 1928 г. до конца 1929 г. уровень безработицы вырос в 4 раза»1029. Европейцы не могли ничего противопоставить стремительно взлетающему фондовому рынку США. В самих США в то время уже набрала обороты фондовая лихорадка, рост стоимости акций привлек капиталы из других отраслей экономики, которые хлынули на Уолл-стрит. Брокерские ссуды банков — выросли с 1,5 млрд. долларов в 1925 г. до 2,6 млрд долларов в 1928 г. Ссуды из внебанковских источников прыгнули с 1 млрд. до 6,6 млрд. во время пика, включая значительные суммы из-за границы1030. Ажиотаж подогревала «покупка ценных бумаг с оплатой части суммы за счет кредита», кредитное плечо при этом составляло 1 к 10, т.е. кредит составлял 90% от суммы покупки. В качестве обеспечения займа можно было использовать покупаемые акции. Деньги ссужались покупателям в виде «24часовой брокерской ссуды до востребования», т.е. долг должен быть погашен в течение суток с момента требования кредитора*. К октябрю 1929 г. 40% всех акций покупалось в кредит. Политика «легких денег» привела к стремительному росту промышленного производства и экспорта, но одновременно еще большими темпами рос и перегрев фондового рынка, который приносил огромную прибыль спеку* Вариант так называемого онкольного кредита, чаще всего используемого для спекуляции на рынке. 338
лянтам. Попытки притормозить развитие событий наталкивались на упорное сопротивление банков. Так, когда департамент ФРС в Вашингтоне попытался призвать свои банки оказать «прямое давление» на коммерческие банки, дающие «спекулятивные кредиты», отказывая им в федеральных кредитах, президенты
региональных банков восстали, указывая, что «это предложение незаконно и невыполнимо одновременно: как можно обоснованно определить «спекулятивную ссуду»?1031 Тем не менее ФРС постепенно поднимала ставку, по которой она кредитовала коммерческие банки с 3% в 1925 г. до 5% в 1928-м. С февраля 1929 г. уже Федеральный резервный банк Нью-Йорка стал добиваться повышения дисконтной ставки до 6%, но теперь сопротивлялся Вашингтон, уступив только в августе1032. Однако было слишком поздно. Спекулятивный доход от игры на бирже настолько превышал ставку ФРС, что последняя уже не являлась серьезным препятствием. В то время президент Федерального резервного банка Нью-Йорка Дж. Гаррисон вслед за своим предшественником Стронгом предлагал «принять «жесткие и энергичные меры» и поднять процентные ставки так высоко, чтобы искоренить спекуляцию, а затем немедленно снизить их, чтобы избежать падения деловой активности...»1033. Однако этот путь неизбежно вел к обрушению фондового рынка, а вслед за ним и промышленного производства и всей экономики в целом. Объем производства промышленной продукции и так стал снижаться за те «немногие месяцы, предшествовавшие большому падению фондового рынка в октябре»1034. Следствием же стимулирования деловой активности в условиях кризиса перепроизводства, за счет снижения ставок мог стать только рост инфляции. Фондовая пирамида закачалась уже в марте — апреле 1929 г., когда в условиях сверхперегретого рынка затормозился рост курса стоимости акций. Британские банкиры, по339
чувствовав угрозу в сентябре, начали массированную продажу американских акций. В марте Леффингвелл из империи Моргана, узнав, что Норман стал агитировать за подогрев спекуляции на фондовом рынке, заметил, что «Монти* и Бен посеяли ветер. Полагаю, что мы пожнем бурю... Мы стоим на пороге мирового кредитного кризиса»1035. Но аналогично поступали и воротилы американского бизнеса; так, Б. Барух, один из богатейших людей мира, вспоминал: «Я начал ликвидировать свои акции и вкладывать деньги в облигации и запас наличности. Я также купил золото». От акций зимой 1928/29 г. избавился и Джозеф П. Кеннеди — отец будущего президента1036. Фондовая биржа уже с 1927 г. представляла собой пирамиду, где рост стоимости акций обеспечивался только за счет капиталов, приносимых вновь прибывающими игроками. «Это был абсолютно свободный рынок — естественная кульминация позиции республиканцев в вопросах собственности и неприкосновенности рынков, которую они отстаивали на протяжении первых 150 лет существования США»1037. По словам У Хаттона, «вся страна играла в финансовый покер с компаниями в неком казино, которое, как казалось, гарантировало прибыль, пока вы продолжаете активно спекулировать»1038. Как только этот процесс останавливался, те, кто покупал акции в кредит, немедленно разорялись, что неизбежно должно было привести к обрушению фондового рынка. К сентябрю 1929 г. фондовый рынок достиг своего предела возможности амортизации капиталов. Стоимость акций, котировавшихся на Нью-йорской фондовой бирже, к тому времени выросла по сравнению с 1924 г. в 3 с лишним раза — с 27 млрд до 87 млрд долл. Рынок рухнул, за два месяца стоимость акций, котирующихся на рынке, упала почти в два раза. * Монтагью Норман — управляющий Английским банком. 340
Великая Депрессия «глазами» Доу Джонса (индекс Доу Джонса).
Крах биржи привел к разорению миллионов вкладчиков, мгновенно превратив их в нищих, с другой стороны, деньги резко «потяжелели»; к августу 1930 г. доходность по казначейским бумагам выросла по сравнению с октябрем 1929 г. более чем в два раза, что вызвало новое падение стоимости акций и т.д. За этим последовало затоваривание и обвал экспорта и внутреннего рынка. ФРС, в соответствии с классической теорией, для предотвращения инфляции ответила на кризис сжатием денежной массы, что привело к еще большему обвалу всей экономики, в том числе и промышленного производства. Причины обвала экономики до сих пор вызывают споры. Сторонники теории заговора указывают, что за 1920—1929 гг. по одному и тому же сценарию были построены три 341
финансовые пирамиды, в 1920—1921 гг.*, 1927—1929 гг. в США и 1925—1927 гг. в Германии. По итогам паники 1920 г. конгрессмен Линдбург в 1921 г. в книге «Экономические тиски» писал: «Согласно Закону о Федеральном Резерве, паники создаются на научной основе; данная паника была первой, созданной научно, она была просчитана подобно математической задаче»1040. Динамика денежной массы и промышленного производства, 1920 г. = 100%1039
* До 1920 г. американские фермеры процветали, кризис начался после внезапного прекращения кредита. Банки потребовали возврата невыплаченных долгов, что привело к массовым банкротствам фермеров. Стоимость фермерских земель упала на 25 млрд. долл. и они по
дешевке скупалась банками. В то же время паника 1920 г. разорила 5400 банков. Национальный доход в 1921 г. снизился на 15 млрд. долл., работу потеряли миллионы людей. (Allen G. Federal Reserve, Anti-Economics of Boom and Bust, American Opinion, April, 1970, p. 24. (Эпперсон Р. С 234)). 342
После биржевого краха 1929 г. положение на американском банковском рынке кардинально изменилось: 16 000 банков (52% их общего их числа) разорилось, 100 из оставшихся 14 100 банков (менее 1%) стало контролировать 50% банковских активов страны. 14 крупнейших банков владели 25% депозитов1041. Конгрессмен Мак-Фэдден утверждал, что «денежные и кредитные ресурсы Соединенных Штатов отныне полностью контролировались банковским альянсом — группой First National Bank Дж.П. Моргана и National City Bank Куна-Леба». 23 мая 1933 г. Мак-Фэдден обвинил ФРС в организации биржевого краха. «Я обвиняю их в присвоении более 80 млрд. долларов правительства Соединенных Штатов в 1928 г. ... Я обвиняю их... в произвольном и незаконном повышении и понижении цены на деньги... увеличении и уменьшении объема денежной массы в обращении в частных интересах... Это было тщательно подготовленное событие...»1042 Примечательно, что одним из очевидцев биржевого краха был У Черчилль, которого Б. Барух привел на фондовую биржу 24 октября 1929 г. По мнению Дж. Гэлбрейта, это было сделано специально, чтобы он увидел могущество банковской системы в действии1043. После принятия правительством Ф. Рузвельта в 1933 г. законов по контролю в сфере финансового и фондового рынков, строительство пирамид в Америке на время прекратилось. Остальной мир оставался полем свободной охоты... Дж. Гэлбрейт находил в качестве основной причины кризиса радикальный либерализм, господствовавший в США в 1920-е гг., приведший к крайней социальной поляризации. К 1929 г. 5% населения получало треть всех личных доходов страны. 1% населения владел 59% всего национального богатства страны и 15% национального дохода. 5% общего числа корпораций сосредоточили 49% всего капитала американских корпораций. 343
Динамика числа доходов в миллион долларов и выше1044
Ф. Ландберг отмечал, что состояния наиболее быстро росли «при поддержке со стороны правительств Гардинга и Кулиджа (1923—1928 гг.), приведенных к власти усилиями крупного капитала, что подтверждается подписными листами взносов в фонды избирательных кампаний»1045. Резкий рост миллионных доходов
отражал не столько соответствующий рост экономики США, сколько перераспределение доходов внутри общества. С 1922 по 1929 гг. доля доходов приходящаяся на 1% богатейшего взрослого населения США, выросла почти на 5%1046. Перераспределение богатства вело к сжатию наиболее емких сегментов потребительского рынка — рынка сбыта среднего класса, за чем неизбежно последовал кризис перепроизводства и его спад. Обрушение фондового рынка было лишь следствием. 344
Богатство страны, находящееся в частной собственности у 0,5% взрослого населения США1047 1922 1929 1933 1939
0,5% 29,8 32,5 25,2 28
По версии либеральных экономистов, причиной обвала экономики стало ужесточение финансовой политики ФРС. Ошибка Федерального резерва «заключалась в том, что в момент, когда, с экономической точки зрения, надо было радикально смягчать финансовую политику, она наоборот, была кардинально ужесточена, что привело к биржевому краху и подлинной хозяйственной катастрофе»1048. Представитель Австрийской школы М. Ротбард утверждал, что не либеральная политика привела к кризису, а ее ограничение1049. Классики либерализма Л. Мизес и Ф. Хайек считали кредитную политику США главной, если не единственной, причиной краха*. Либералы противопоставили Великой Депрессии свою монетарную теорию — смягчение финансовой политики означало не что иное, как продолжение увеличения денежной массы. К чему это вело в тех конкретных условиях? — К дальнейшему увеличению предложения, при достигшем предела емкости потребительском рынке, а следовательно, к дальнейшему перераспределению национального богатства в пользу меньшинства. У. Хаттон назвал это «иррациональной алчностью», которая закрепляла «аристократию» богатства и «рабство» нищеты. * Хайек считал, что американский крах приведет к выздоровлению экономики Европы. А. Шубин по этому поводу замечает, что «Даже прогноз Коминтерна был точнее» (Бум, крах и будущее: анализ австрийской школы. — М.: 2002, с. 188—189; Шубин А. С.13). 345
С другой стороны, повышение конкурентоспособности американской экономики, за счет ослабления доллара, при условии подавляющего превосходства американской экономики вело к подавлению экономического роста других стран. Либеральная политика таким образом превращалась в экономическую войну США против всего мира. Но США в то время физически не могли победить в этой войне. Они имели глобальное экономическое, но не военное и политическое превосходство. Великие империи Европы неизбежно ввели бы протекционистские барьеры на пути американской экономической экспансии, что они и сделали, и вся либерально-монетаристская волна обрушилась на саму же Америку, что в общем то и произошло*. Не случайно Ф. Рузвельт находил причины Великой Депрессии именно в господстве в США дикого, радикального либерализма, его результатом стал «паралич, сковавший экономику после того злосчастного десятилетия, когда люди были охвачены погоней за незаработанным богатством, а их лидеры во всех сферах деятельности не желали ничего знать, кроме собственных корыстных интересов и легкой наживы»1050. Аналогичное мнение высказывал и известный Ф. Ландберг: «Момент истины раскрыл следующее свойство
американской экономики: она не может быть отдана на откуп безмерно жадным пройдохам и биржевым спекулянтам»1051. Свое мнение о причинах и последствиях Великой Депрессии за 20 лет до нее — в 1918 г., в письме к издателю берлинской газеты «Цайтунг ам миттаг» высказал и С. Гезель: «Несмотря на то, что народы дают священную клятву заклеймить войну на все времена, несмотря на призыв миллионов: «Нет войне!», вопреки всем надеждам на лучшее будущее я должен сказать: если нынешняя денежная система сохранит процентное хозяйство, то я решусь утверждать, что не прой* Правда первыми не выдержали нервы у американцев, они ввели протекционистские тарифы в 1930 г., их примеру последовали европейские страны. 346
дет и 25 лет, и мы будем стоять перед лицом новой, еще более разрушительной войны. Я очень отчетливо вижу развитие событий. Сегодняшний уровень техники позволит экономике быстро достигнуть наивысшей производительности. Несмотря на значительные потери в войне, будет происходить быстрое образование капиталов, которые вследствие избыточности предложения снизят проценты. Тогда деньги будут изъяты из обращения. Это приведет к сокращению промышленного производства, на улицу будут выброшены армии безработных... В недовольных массах пробудятся дикие революционные настроения, снова пробьются ядовитые ростки сверхнационализма. Ни одна страна не сможет больше понять другую, и финалом может стать только война»1052. Проблему Гезель находил в процентном характере денег, позволявшем владельцам капитала наживаться на спекуляции деньгами. Но Великая Депрессия — это не просто финансовый кризис и не кризис экономики США, — это фундаментальный кризис всей системы либерального капитализма и демократии образца XIX века. Дикий либеральный капитализм зашел в тупик своего развития, выход из которого он находил только в новой войне за передел мира. В. Ленин уже в 1921 г. приходил к выводу о неизбежности новой империалистической войны: «Вопрос об империалистических войнах, о той главенствующей ныне во всем мире международной политике финансового капитала, которая неизбежно порождает новые империалистические войны неизбежно порождает неслыханное усиление национального гнета, грабежа, разбоя, удушения слабых, отсталых, мелких народностей кучкой «передовых» держав, — этот вопрос с 1914-го года стал краеугольным вопросом всей политики всех стран земного шара. Это вопрос жизни и смерти десятков миллионов людей. Это вопрос о том, будет ли в следующей, на наших глазах подготовляемой буржуазией), на наших глазах вырастающей из капитализма, империалистической войне перебито 20 миллионов человек...»1053. 347
Правда внешне пока вроде бы ничего не обещало войны, приход Гитлера к власти, казалось принес только возрождение германскому народу. Версаль и Великая Депрессия вспахали и засеяли поле Европы семенами ненависти и насилия, но они могли и не взойти? Что же ввергло мир в самую кровавую из всех войн человечества? Почему Гитлер во вроде бы процветающей Германии вдруг перепрофилировал автомобильные заводы на выпуск танков? Фашизм сам по себе является преступлением, поскольку, закрепляя политическими мерами экономическое рабство, он по сути является современной разновидность рабовладельческого строя. Но фашизм еще не означает тотальной войны. Примером тому может служить хотя бы испанский или итальянский фашизм. Почему же Гитлер начал войну? Ради своих идей о расовом превосходстве и жизненном пространстве поставил на карту само существование Германии? И за одним фанатиком пошел весь германский народ?
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Александр Михайлович (1866—1933) — великий князь (член царствовавшей в России династии Романовых). Председатель Совета по делам торгового мореплавания (1902—1905). В Первую мировую — командующий авиацией фронта, с 1916 генерал-инспектор военновоздушного флота. С 1918 в эмиграции. Айронсайд Э. (1880—1959) — британский генерал, с 1918 командующий войсками интервентов на Севере России. В 1939-40 — начальник генерального штаба Англии. Фельдмаршал. При возведении в пэры в 1941 принял титул «барона Архангельска». Бальфур А.Д. (1848—1930) — лорд, один из лидеров консервативной партии. В 1916—19 министр иностранных дел Англии. С марта 1918 активно участвовал в осуществлении антисоветской интервенции. В 1919-22 и 1925-29 входил в состав правительства. Барбюс А. (1873—1935) — французский писатель и общественный деятель. Член Французской компартии с 1923. Участник Первой мировой, отобразил антивоенные настроения в романах. Призывал к сплочению художественной интеллигенции в поддержку Октябрьской революции. Барту Л. (1862—1934) — в 1922-26 председатель Репарационной комиссии; настаивал на выполнении Германией постановлений Версальского договора. С 1933 сторонник франкосоветского сотрудничества. С 1934 министр иностранных дел Франции. Убит хорватским террористом. Барух Б. (1870—1965) — финансист, сделал карьеру на Нью-Йоркской бирже. Советник нескольких президентов США, во время Первой мировой — председатель Военнопромышленного комитета. Батлер P.O. (1902—1982) — парламентский заместитель министра иностранных дел Великобритании в 1938-40. Занимал ряд постов в кабинетах Р. МакДональда, С. Болдуина и Н. Чемберлена. Белинский В.Г. (1811 —1848) — выдающийся литературный критик, публицист. Сотрудничал в журнале «Телескоп», «Современник»... Доказывал необходимость социальнополитических преобразований, уничтожения крепостничества и самодержавия. Ока349
зал глубокое влияние на современное ему общество и развитие всей русской литературы и политической мысли. Беллами Э. (1850—1898) — американский писатель, юрист. Автор утопического романа "Взгляд в прошлое", где социалистическое общество достигнуто путем мирной эволюции; характерны реформистские и технократические идеи. Беллок X. (1870—1953) — английский писатель. Критиковал как капиталистический строй, так и социализм, идеал общественного устройства видел в средневековье. Бенеш Э. (1884—1948) — в 1918-35 министр иностранных дел Чехословакии, в 1935-38 президент. В 1927-38 председатель Комитета безопасности Лиги Наций. Приняв условия Мюнхенского соглашения, в октябре 1938 вышел в отставку. С 1939 руководитель чехословацкого правительства в изгнании. В 1943 подписал в Москве советско-чехословацкий договор о взаимопомощи. В 1946-48 президент республики. Бердяев Н.А. (1874—1948) — выдающийся русский философ. Выступал в программных сборниках русских идеалистов: «Вехи», «Из глубины»...; основные произведения «Философия свободного духа», «Русская идея», «Самопознание»... В развитие русской общинности утверждал, что «общество — часть личности». В 1922 выслан за границу. Занял особую общепризнанную роль мыслителя-посредника между русской и западной культурами. Бернштейн Э. (1850—1932) — один из лидеров правого крыла германской социалдемократической партии и II Интернационала, идеолог «ревизионизма». В 1881-90 — редактор газеты «Социал-демократ». Депутат рейхстага с 1902. В книге «Предпосылки социализма» (конец 90-х) подверг ревизии учение Маркса. Сторонник эволюционного пути развития за счет сращивания интересов рабочего класса и буржуазии в вопросах таможенной и колониальной политики, вооружений. Перед Первой мировой «обосновал» значение идеи отечества для рабочего класса. Бжезинский 3. (р. 1928) — американский социолог, государственный деятель; в 1977-81 помощник президента Дж. Картера по национальной безопасности. В 1970-х выдвинул теорию вступления американского общества в т. н. технотронную эру — один из вариантов «постиндустриального общества». Ярый антикоммунист. 350
Блюм Л. (1872—1950) — лидер Французской социалистической партии. В 1936-37 и в марте — апреле 1938 возглавлял правительства Народного фронта. В июне 1940 противник предоставления чрезвычайных полномочий Петэну, арестован, до 1945 интернирован в Германии. Премьер-министр в 1946-47.
Болдуин С. (1867—1947) — английский государственный деятель, лидер Консервативной партии. С 1908 член парламента. В 1921-22 министр торговли, в 1922-23 министр финансов. В 1923-24 и 1924-29 премьер-министр. Подавил всеобщую стачку английских рабочих (май 1926), осуществил разрыв дипломатических отношений с СССР (май 1927). В 1931-35 лорд-председатель Совета, в 1935-37 снова премьер-министр. Проводил политику попустительства фашистской агрессии. Боннэ Ж. — министр иностранных дел Франции в 1938-39. Браухич В. (1881—1948) — генерал-фельдмаршал. С 1938 главнокомандующий сухопутными войсками вермахта. Участвовал в разработке и осуществлении планов войны на Западе и против СССР. После провала наступления на Москву в 1941 уволен в запас. В 1945 сдался в плен английским войскам. Бриан А. (1862—1932) — дипломат, в 1909-31 неоднократно занимал пост премьер-министра и министра иностранных дел Франции. Один из инициаторов Локарнской конференции, автор проекта «Пан-Европы». Брусилов А.А. (1853—1926) — генерал. В Первую мировую главком Юго-Западного фронта. Получил широкую известность после удачного наступления 1916— «брусиловского прорыва». В мае — июле 1917 Верховный главнокомандующий. С 1920 в Красной Армии. Брокдорф-Ранцау У. (1869—1928) — граф, в 1919 министр иностранных дел в правительстве Шейдемана. Председатель германской делегации на Парижской мирной конференции, возражал против принятия Германией условий Версальского мирного договора. В 1922-28 посол в СССР. Брюнинг Г. (1885—1970) — лидер фракции партии Центра в рейхстаге с 1929. В 1930-1932 рейхсканцлер. Провел декреты о снижении заработной платы рабочим и служащим, о введении новых налогов на трудящихся, преследовал антифашистские рабочие организации и особенно компартию. В 1934 эмигрировал. 351
Буллит У.К. (1891 —1967) — дипломат. Член американской делегации на Парижской конференции 1919, возглавлял секретную миссию В. Вильсона в Советской России. После отклонения его предложения о признании советского правительства, вышел в отставку. Первый посол США в СССР (1933-36), затем во Франции, перешел на резко антисоветскую позицию. В 1944-45 в армии де Голля. Буллок А. — член совета Коледжа Св. Екатерины Оксфорд, автор крайне субъективистской книги «Гитлер и Сталин» — параллельная биография. Вебер М. (1864—1920) — немецкий социолог, историк, экономист и юрист. Исследователь аграрной истории древнего мира, социологии религии и методологии общественных наук. Автор теории происхождения «современного западноевропейского капитализма». Автор теории бюрократии, авторитета и власти. Одна из главных работ «Протестантская этика и дух капитализма», 1904. Вильсон В. (1856—1924) — доктор философии, профессор права, в 1902-10 ректор Принстонского университета, 1910-12 губернатор, в 1912-21 президент США от Демократической партии. В 1890-1902 профессор права, в 1902-10 ректор Принстонского университета, в 1910-12 губернатор штата Нью-Джерси. Гайдар Е.Т. (1956) — экономист, работал в журнале «Коммунист», газете «Правда». Директор института экономической политики АН СССР. В ноябре 1991-92 — зампред правительства и министр финансов, и.о. Председателя правительства. С 1993 директор Института экономики переходного периода. Председатель партии «Демократический выбор России», сопредседатель «Союза правых сил» (2000-04). В правительстве проводил реформы радикальнонеолиберального курса. Ганди М. (1869—1948) — лидер национально-освободительного движения Индии. Юрист. Лидер Индийского национального конгресса. Выработал тактику ненасильственного сопротивления колонизаторам. Осуждал классовую борьбу. Идеализировал патриархальные отношения, выступал за возрождение крестьянской общины и кустарной промышленности. Во время Второй мировой выдвинул прямой лозунг независимости Индии. Гезель С. (вторая половина XIX — начало XX вв.) — немецкий коммерсант, автор теории «естественного экономического по352
рядка» (1890), основанного на «свободных, беспроцентных деньгах»1054. Геллер М.Я. (1922) — историк, писатель. Преподаватель высшей школы, эмигрировал в 1950-х в Польшу, затем во Францию. Автор праворевизионистского толка, выступал с резкой критикой советской истории и действительности. Работы: «Концентрационный мир и советская литература», «Утопия у власти» и т.д. Гельферих К. — германский дипломатический представитель в Москве в 1918 г. Генри Э. (Ростовский С. Н.; 1904—1990) — журналист, публицист («Гитлер против СССР» и
др. книги). Участник антифашистского движения в Германии, член Коммунистической партии Германии в 1920-33, в 1935-51 — сотрудник советского посольства в Лондоне. Гереке Г. (1893—1970) — политический деятель Веймарской республики, прусский помещик, в 1924-29 Президент Германского конгресса земельных общин, депутат рейхстага от Немецкой национальной партии с 1929 от Христианско-национальной крестьянской... партии. По настоянию Гинденбурга был включен в кабинет Шлейхера, а затем Гитлера, как «имперский комиссар по трудоустройству», отказался вступать в НСДАП, за что был арестован гестапо. В 1946 министр внутренних дел в Нижней Саксонии, затем занимал посты в земельных правительствах и ХДС. Из-за несогласия с авторитарной политикой Аденауэра и возвращения нацистов на руководящие посты ФРГ, эмигрировал в ГДР. Геринг Г. (1893—1946) — один из лидеров фашистской Германии. В Первой мировой войне лётчик. С 1922 член Национал-социалистской партии, руководитель штурмовых отрядов. С 1932 председатель рейхстага. С 1933 имперский министр авиации. Главнокомандующий ВВС с 1935. Один из организаторов нацистского террора в Германии и на оккупированных территориях. С 1940 рейхсмаршал. Нюрнбергским трибуналом приговорён к смертной казни. Герцен А.И. (1812—70) — революционер, писатель, философ. С 1847 в эмиграции. После поражения европейских революций 1848-49 разочаровался в революционных возможностях Запада, разработал теорию «русского социализма», один из основоположников народничества. В газете «Колокол» вел пропаганду социалистических идей, требовал освобождения крестьян с землей. 353
Гилберт М. (1936) — английский историк, автор 3-х томного труда «История XX века», истории мировых войн, биографии У Черчилля и т.д. Гинденбург П. (1847—1934) — генерал-фельдмаршал. В Первой мировой войне командовал войсками Восточного фронта. С августа 1916 начальник Генштаба. Возглавил подавление Ноябрьской революции 1918. В 1925, 1932 президент Веймарской республики. В 1933 передал власть в руки фашистов. Гоббс Т. (1588—1679) — английский философ-материалист. Основой нравственности считал «естественный закон» — стремление к самосохранению и удовлетворению потребностей. Рассматривал государство, как результат договора между людьми, положившего конец состоянию «войны всех против всех», продукт добровольного ограничения людьми своих прав в пользу государства. Оптимальной формой государства считал монархию. Головин Н.Н. (1875—1944) — генерал-лейтенант, сын генерала, закончил Пажеский корпус, академию Генерального штаба, диссертация по военной психологии, с 1907 профессор Николаевской академии. В Первой мировой ком. полка, нач. штаба армии. В гражданскую войну ярый сторонник интервенции, воевал в армии Колчака, эмигрировал. Один из крупнейших специалистов по истории Первой мировой, военной теории, социологии войны, контрреволюции. Автор более 30 фундаментальных работ и 100 публикаций по этим темам. Активно сотрудничал с различными французскими и американскими институтами и научными обществами. Создатель курсов «высшего военного самообразования» для русских офицеров-эмигрантов и т.д. Член РОВС. Гофман М. (1869—1927) — генерал, писатель. В 1904-05 в германской военной миссии при японской армии. В Первой мировой генерал-квартирмейстер штаба Восточного фронта, начштаба. Фактический глава германской делегации во время Брестских переговоров. Грей Э. (1862—1933) — виконт, с 1885 член парламента от Либеральной партии, министр иностранных дел Великобритании в 1905-16. Гугенберг А. (1865—1951) — в 1909-18 генеральный директор фирмы Круппа. В 1916 создал собственный концерн и стал одним из самых могущественных промышленников Германии. Владелец 354
многих газет, телеграфных агентств и издательств, крупнейшей киностудии УФА. Лидер крайне правой Национальной партии. В 1933 министр продовольствия и сельского хозяйства. После войны в ФРГ, освобожден от наказания. Способствовал восстановлению в Западной Германии милитаристских организаций, в том числе «Стального шлема». Гувер Г. (1874—1964) — президент США в 1929-33 (от Республиканской партии). В 1919-23 возглавлял Американскую администрацию помощи в Европе. В 1921-28 министр торговли. Во внешней политике содействовал восстановлению военно-промышленного потенциала Германии, поощрял японскую агрессию на Дальнем Востоке. Приветствовал Мюнхенское соглашение 1938. Гэлбрейт Д. (1908—2006) — американский экономист. В годы рузвельтовского «нового курса» работал в президентской администрации, разрабатывал программы сокращения безработицы. Советник Дж. Кеннеди. Посол США в Индии (1961-1963). По просьбе президента Джонсона разработал программу борьбы с бедностью. Противник войны во Вьетнаме, сторонник «разрядки» и идеи «конвергенции» стран с различным экономическим строем.
Даладье Э. (1884—1970) — лидер республиканской партии радикалов и радикалсоциалистов. Неоднократно министр по военным вопросам и обороне, иностранных дел и премьер-министр Франции в 1933, 1934, 1938 — марте 1940. Даллес А. (1893—1969) — государственный деятель США. По профессии юрист. В 1942-45 возглавлял систему политической разведки США в Европе. С 1947 — в ЦРУ, в 1953-61 директор ЦРУ. Один из организаторов разведывательной и шпионско-диверсионной деятельности США, направленной против СССР. Деникин А.И. (1872—1947) — генерал, писатель. В Первую мировую войну командовал бригадой, дивизией, корпусом; в 1917 начштаба Верховного главнокомандующего. После Октября 1917 один из лидеров Белого движения; в 1918-20 главнокомандующий Добровольческой армией, «Вооружёнными силами Юга России»; «Верховный правитель Российского государства». Оставил воспоминания — «Очерки русской смуты», весьма объективное свидетельство событий революции и гражданской войны. Димитров Г.М. (1882—1949) — деятель болгарского и международного рабочего движения. Участник восстания 1923, эмигри355
ровал. Работал в ИККИ. В 1933 арестован в Берлине по обвинению в поджоге германского рейхстага, предстал перед судом на Лейпцигском процессе. В 1934-45 в СССР. В годы Второй мировой инициатор создания и руководитель Отечественного фронта Болгарии. Дирксен Г. фон (1882—1955) — германский дипломат, с 1920 в посольстве в Варшаве. В 1923-25 генеральный консул в Данциге. В 1929-33 посол в СССР. С 1938 посол в Лондоне. После вступления Великобритании в сентябре 1939 в войну покинул страну, вышел в отставку. Додд У (1869—1940) — историк, получил докторскую степень в Лейпциге. Преподавал в Чикагском университете. Президент Американской исторической ассоциации. Составил жизнеописания Джефферсона, Линкольна, Вильсона. Пламенный сторонник Ф. Рузвельта. Посол США в Германии в 1933-1937. Оставил свой уникальный дневник, который благодаря уму и честности автора, дает понимание истинных причин Второй мировой войны. Дуйсберг К. — глава И.Г. Фарбениндустри, Председатель Союза германской промышленности до 1927. Дюпон — семейная группа финансового капитала США. Родоначальник группы — французский роялист-эмигрант Э. И. Дюпон, основал в США пороховой завод. Военный бизнес во время англо-американской войны 1812-14, войны США с Мексикой 1846-48, Гражданской войны 1861-65 и особенно во время обеих мировых войн способствовали обогащению Дюпонов. Завладели в результате поражения Германии патентами «И.Г. Фарбениндустри», став крупнейшим химическим трестом. Зиновьев (Радомысльский) Г.Е. (Апфельбаум Герш-О.А.; (1883—1936) — член РСДРП(б), участник революции 1905-07, в октябре 1917 выступал против вооруженного восстания. С декабря 1917 председатель Петроградского совета. В 1919-26 председатель Исполкома Коминтерна. В 1923-24 вместе со Сталиным и Каменевым боролся против Троцкого. Член ЦК партии в 1907-27; член Политбюро ЦК в октябре 1917 и в 1921-26. В 1934 арестован по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра», расстрелян. Кара-Мурза С. (1939) — химик, историк, профессор. Зам. директора Института истории естествознания и техники (1968-90), в 1986-91 член группы экспертов ЦК КПСС, в 1990-2000 в Анали356
тическом центре по научной и промышленной политике АН. Автор многочисленных исторических, аналитических работ: «Советская цивилизация», «Интеллигенция на пепелище России», «История государства и права России»... Калинин М.И. (1875—1946) — участник революционного движения с 1896, член РСДРП(б) с 1903. Активный участник революций. В 1918 комиссар городского хозяйства Петрограда. С 1926 член Политбюро ЦК, с 1919 председатель ВЦИК. В 1938-45 Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Карлей М. (1945) — канадский историк, проф. Акронского ун-та (США), специалист и автор книг по политической истории России, см: http://gozips.uakron.edu/~mcarley Карлейль Т. (1795—1881) — английский публицист, историк и философ. Каутский К. (1854—1938) — один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии. Первоначально — на марксистских позициях. В дальнейшем — автор теории ультраимпериализма (мирного развития капитализма и изживания его противоречий). Кафенгауз Л.Б. (1885—1940) — экономист. Известен составлением статистических рядов промышленного производства России 1885-1927. Критиковал политику большевиков. Сотрудничая с антисоветским «Национальным центром» в 1919 подготовил программу либерального пути экономического возрождения России на случай крушения Советской власти. Работал в Центральном отделе статистики ВСНХ, преподавал в МГУ, 1937-40 в Институте
экономики АН СССР. Кейнс Дж. М. (1883—1946) — выдающийся английский экономист, один из основоположников макроэкономического анализа. В начале 1920 работал в советской России. На основе ее примера в своём основном сочинении «Общая теория занятости, процента и денег» сформулировал необходимость активного участия государства в экономике. Келлог Ф. Б. (1856—1937) — дипломат, юрист. Принадлежал к Республиканской партии. В 1916-23 сенатор, в 1924 посол США в Великобритании, в 1925-29 государственный секретарь. Выступал против признания Соединенными Штатами СССР. Кеннан Д. Ф. (1904—2005) — дипломат, историк. С 1925 занимал различные посты в дипломатических и консульских представительствах США. В 1952 посол США в СССР, отозван в связи с 357
враждебными выпадами в адрес СССР. В 1961-63 посол США в Югославии. Один из идеологов холодной войны, сторонник политики «с позиции силы» в отношении СССР. Керенский А.Ф. (1881 —1970) — адвокат, лидер фракции трудовиков в IV Думе, с 1917 — эсер. Во Временном правительстве: сначала министр юстиции, военный и морской министр, затем министр-председатель и одновременно верховный главнокомандующий. После Октября эмигрировал. Киреевский И.В. (1806—56) — философ, один из виднейших представителей славянофильства. Противопоставлял рациональную западноевропейскую форму познания и живую, свойственную православному славянству, предрекал гибель западной цивилизации, пораженной язвой рационализма. Клаузевиц К. (1780—1831) — военный теоретик, генерал. Участвовал в войне с Францией 1806-07. Служил в русской армии в 1812-14. С 1814 в Пруссии начштаба корпуса, армии. В 181830 директор Всеобщего военного училища. Впервые применил диалектический метод в военной теории, рассматривая явления военного искусства в их взаимосвязи и развитии. Клемансо Ж. (1841 —1929) — премьер-министр Франции в 1906-09,1917-20. Неоднократно министр. Председатель Парижской мирной конференции 1919-20. В 1880-90-х гг. лидер радикалсоциалистов, журналист, редактор газеты «Справедливость», издатель журнала «Блок» и т.д.(«В1ос»), с 1913 издавал газету «Свободный человек», в которой выражал мнение о неизбежности войны с Германией. Криппс Р.С. (1889—1952) — один из лидеров левого крыла Лейбористской партии Великобритании; в 1934-35 член ее Исполкома. Выступал за создание единого фронта левых сил, включая компартию. В 1939 исключен из партии (восстановлен в 1945). В 1940-42 посол в СССР. В 1942-50 в правительстве. Крупп А. (1812—1887) — германский промышленник, превратил небольшое семейное сталелитейное предприятие в крупнейшую фирму. С 1847 занимался выпуском артиллерийского вооружения. Крупповские артиллерийские орудия с характерным горизонтальным затвором помогли Пруссии победить Австрию (1866) и Францию (1871). Осуществлял программу социальной помощи работникам своих предприятий. Создал первую в Германии комплексную промышленную империю. 358
Кюстин А. (1790—1857) — маркиз, французский автор романов и путевых заметок. Европейскую славу принесла книга «Россия в 1839 г.». В России была запрещена, неоднократно использовалась в целях антироссийской пропаганды. Однако, если отбросить идеологизмы, до сих пор остается одной из лучших и наиболее проникновенных книг о России. Ландберг Ф. — американский журналист, в 20-30 гг. финансовый обозреватель «Нью-Йорк геральд трибюн», автор трудов «60 богатейших семей Америки», «Богачи и сверхбогачи», оказавших значительное влияние на политику администрации Рузвельта. В 1950 гг. сотрудник Фонда XX века А. Берли. В 1970 гг. профессор Нью-Йоркского университета. Лансинг Р. (1864—1928) — в 1915-20 госсекретарь США. Лебон Г. (1841-1931) — французский философ-идеалист, социолог, антрополог. Стремился найти доказательства неравенства человеческих рас. Упадок цивилизации связывал с наступлением «эры масс», когда все решает толпа. В книге «Психология народов и масс» (1895) рассматривал толпу как иррациональную разрушительную силу, подавляющую индивидуальность человека. Либкнехт К. (1871 —1919) — один из основателей Коммунистической партии Германии. Сын В. Либкнехта. С 1900 член Социал-демократической партии. В 1912-16 депутат германского рейхстага. В 1914 Либкнехт один голосовал против военных кредитов. Один из организаторов «Союза Спартака», убит контрреволюционерами. Лист Ф. (1789—1846) — немецкий экономист. Основная работа — «Национальная система политической экономии» (1841). Требовал активного вмешательства государства в экономическую жизнь. Считал «умственный капитал» (научные открытия и т. д.), главным
источником богатства нации. Защищал идею господства Германии в Европе, рассматривая войну как «благословение нации». Ллойд Джордж Д. (1863—1945) — лидер Либеральной партии Великобритании. В 1905-08 министр торговли и в 1908-1915 министр финансов. В 1916-22 премьер-министр. Лондон Дж. (1876—1916) — американский писатель, с 1895 член Социалистической партии США. Первые романы посвящены превосходству природы над цивилизацией, воспеванию сильной личности. Очерки «Люди бездны» (1903) дают яркую картину 359
тяжелого положения английских трудящихся. «Железная пята» (1908) — критика власти промышленно-финансовой олигархии, идеи борьбы за социальное переустройство. Незадолго до смерти вышел из Социалистической партии, утратив веру в ее боевой дух. Локк Дж. (1632—1704) — английский философ-материалист, создатель идейнополитической доктрины либерализма. Автор эмпирической теории познания, теории естественного права и общественного договора. Людендорф Э. (1865—1937) — генерал. С 1894 в германском Генштабе. В Первой мировой начштаба Восточного фронта, затем 1-й генерал-квартирмейстер штаба верховного командования — фактически руководил всеми вооруженными силами, сторонник военной диктатуры. В 1923 возглавил вместе с Гитлером путч в Мюнхене. Люксембург Р. (1871—1919) — деятель немецкого и международного рабочего движения. В 1905-06 вела революционную работу в Польше. В годы Первой мировой за антимилитаристскую агитацию подвергалась преследованиям и репрессиям. Убита контрреволюционерами в январе 1919 после подавления Берлинского восстания. Макдональд Р. (1866—1937) — один из лидеров Лейбористской партии. В 1924 и 1929-31 премьер-министр Великобритании, в 1924 его правительство признало СССР, в 1929 восстановило дипломатические отношения с СССР, разорванные в 1927 консервативным правительством. Маклаков В.А. (1869—1957) — адвокат, один из основателей и лидеров партии кадетов. Депутат нескольких Госдум, в 1917-24 белогвардейский представитель во Франции, занимался военным и финансовым обеспечением белого движения. Неофициальный глава русской эмиграции. Макс Баденский (1867—1929) — наследник баденского престола, рейхсканцлер Германии в 1918. В завершающий период Первой мировой высказывался за ограничение захватнических целей Германии и проведение частичных реформ, чтобы предотвратить революцию. 3 октября 1918 поставлен во главе правительства, с целью спасения монархии. Свергнут Ноябрьской революцией. Мальтус Т. (1766—1834) — выдающийся английский политэкономист. Приобрел нарицательное значение в связи с работой 360
«Опыт о законе народонаселения», где утверждал, что рост населения опережает рост средств существования людей, что ведет к вымиранию низших слоев общества. В главной работе «Начала политической экономии» он впервые поставил в центр экономической теории проблему реализации, а не накопления, особенно в условиях кризисов перепроизводства. Манн Г. (1909—1994), немецкий историк. После прихода нацистов к власти покинул Германию. Работал журналистом в Швейцарии, преподавал в США. В 1960 возвратился в Германию. Основной труд — «Немецкая история XIX и XX веков» (1958). Меньшиков М. О. (1859—1918) — русский философ, журналист. Противник революционных преобразований, националист. Мережковский Д. С. (1866—1941) — русский писатель, критик противник реализма в искусстве. Враждебно встретив Октябрьскую революцию, в 1920 эмигрировал; писал романы, эссе, стихи и статьи в резко антисоветском духе. Во время Второй мировой во Франции — на коллаборационистских позициях. Милль Дж. Ст. (1806—1873) — основатель английского позитивизма, экономист, социолог. Выводил суть общественных явлений из особенностей индивидуальной психологии. Разработал основные схемы логического анализа причинно-следственных связей в социологии. Придавал большое значение применению в социальных науках статистических методов. Мирабо О. (1749—1791) — граф, деятель Великой французской революции. В 1789 избран в Генеральные штаты, критиковал абсолютистский режим, сторонник цензовой парламентской монархии. С развитием революции стал лидером крупной буржуазии, проводя скрытую политику торможения революционного процесса. Монтескье Ш. (1689—1755) — французский просветитель, философ и писатель. Труд «О духе законов» (1748) посвящен проблеме разумного государственного строя и его организации. Идеолог конституционной монархии, компромисса между буржуазией и дворянством на условиях совместного участия в осуществлении государственной власти. Считал принцип разделения властей и федеративную форму государственного устройства способом предотвратить
превращение монархии в деспотию. В правовой области выдвинул ряд прогрессивных принципов: равенство граждан перед законом, широкое избирательное право, свобода слова, пе361
чати, совести, отделение церкви от государства, отказ от пыток. В труде «Размышления о причинах величия и падения римлян» (1734). выдвигает положение об объективной закономерности исторического процесса. Морган — одна из старейших и крупнейших финансовых групп США. Основатели — Дж. С. Морган и его сын Дж. П. Морган-старший обогатились во время Гражданской войны в США 186165. Банкирский дом «Дж. П. Морган и К» в Нью-Йорке занял ведущие позиции в разных отраслях промышленности, на ж.-д. транспорте и особенно в банковском деле, контролировал крупнейшие коммерческие банки Нью-Йорка и Филадельфии. Мосли О. (1896—?) — баронет, лидер британских фашистов. Член парламента с 1918, сначала от консерваторов, затем от лейбористов. В 1929-30 член лейбористского правительства Макдональда. Вышел из Лейбористской партии, в 1932 основал Британский союз фашистов. Выступал за сотрудничество Великобритании с Германией и Италией, за установление фашистских порядков в Великобритании. В 1940-43 интернирован. Некрич A.M. (1920—1993) — историк. Автор книги «22 июня 1941 г.» (1966), ставшей сенсацией в СССР и подвергшейся резкой официальной критике. Исключен из партии, в 1976 эмигрировал. Преподавал в Гарвардском университете. Другие произведения: «Наказанные народы»; «Утопия у власти». Николсон Гарольд (1886—1968) — британский политик, дипломат, писатель. Ницше Ф. (1844—1900) — немецкий философ, представитель иррационализма. В 1869-79 профессор классической филологии Базельского университета. Продолжатель традиционного пессимизма немецкой философии, эпохи обострения общественных противоречий при капитализме. Носке Г. (1868—1946) — деятель крайне правого крыла германской социал-демократии, 1914-18 социал-шовинист. Во время Ноябрьской революции 1918 член правительства. В 1919-20 военный министр. Оруэлл Дж. (1903—50) — английский писатель-созерцатель. Участник гражданской войны в Испании в рядах анархистов, троцкистской ориентации. В годы Второй мировой корреспондент Би-би-си. Разочаровавшись в революционных идеалах, перешел на позиции буржуазнолиберального реформизма и антикоммунизма. 362
Палеолог М.Ж. (1859—1944) — дипломат. В 1912-14 директор политического департамента МИДа Франции, в 1914-17 посол в России, 1920 генеральный секретарь МИДа. Пальмерстон Г.Д. (1784—1865) — виконт, лидер вигов, министр иностранных дел Англии в 1830-40-е, в 1855-59 премьер-министр. 1830-55 министр иностранных дел, внутренних дел. Сторонник консервативно-реакционного курса. Папен Ф. фон (1879-1969) — сын крупного землевладельца. В 1914—18 офицер Генштаба. В 1913—15 военный атташе в США, откуда был выслан за шпионаж и подрывную деятельность. В 1921—32 депутат прусского ландтага от католической партии «Центра»; примыкал к её крайне правому крылу. В июле — ноябре 1932 канцлер. В 1933 вице-канцлер, в 1934-38 посол в Австрии, содействовал аншлюсу. В 1939-44 посол в Турции. В 1946 предстал перед Нюрнбергским трибуналом, был оправдан. Першинг Д. (1860—1948) — американский военачальник, генерал армии (1919). С 1905 военный атташе в Токио; состоял при японской армии в Маньчжурии во время русско-японской войны. Подавил восстание на Филиппинах. В 1916 возглавил карательную экспедицию в Мексике. В 1917 назначен командующим Американскими экспедиционными силами во Франции. В 19211924 начальник штаба армии США. С 1937 президент Американского военного движения. Петэн А.Ф. (1856—1951) — маршал, с 1917 начальник Генштаба, главнокомандующий французской армией. В 1934 — военный министр, в 1940 премьер-министр. Подписал капитуляцию Франции. Глава правительства Виши 1940-44. В 1945 приговорён к смертной казни, замененной пожизненным заключением. Пик В. (1876—1960) — немецкий партийный и государственный деятель. С 1895 — в Социал-демократической партии Германии. Участвовал в подготовке и проведении Ноябрьской революции 1918. Один из основателей Коммунистической партии Германии. После установления фашистской диктатуры в 1933 вёл работу за рубежом. Во время Второй мировой один из руководителей созданного в СССР Национального комитета «Свободная Германия». Вел разъяснительную работу среди немецких военнопленных, в т. ч. среди высших офицеров и генералов. Первый президент ГДР (с 1949). 363
Платон (428—348 до н. э.) — выдающийся древнегреческий мыслитель, один из родоначальников европейской философии. Считал идеи вечными и непостигаемыми прообразами
вещей. Разрабатывал диалектику, систему основных ступеней бытия, теорию идеального государства, основанного на иерархии сословий. Поппер К.Р. (1902—1994) — австрийский, британский философ, социолог, представитель аналитической философии. Критик историзма и марксизма (концепция «открытого общества»). Пуанкаре Р. (1860—1934) — в 1893-1906 министр просвещения, финансов Франции. В 191213 премьер-министр и министр иностранных дел. В 1913-20 президент республики. В 1920 председатель репарационной комиссии. Один из организаторов антисоветской интервенции. В 1922-24 премьер-министр. Радек К.Б. (1885—1939) — в 1919-24 член ЦК РКП(б). В 1920— 24 член (в 1920 секретарь) Исполкома Коминтерна. Сотрудник газет «Правда» и «Известия». Репрессирован. Ратенау В. (1867—1922) — мультимиллионер, владелец Всеобщей электрической компании (АЭГ). По словам Г. Далласа: «Ратенау был богат, как Гувер, и был философом, как Кейнс». В 1921-22 министр восстановления, иностранных дел Германии. Во время Генуэзской конференции подписал Рапалльский договор с Советской Россией. Убит националистами. Ржевская Е. (1919) — русская писательница, участница Второй мировой. В своих произведениях обращается к военной теме, послевоенному городскому быту. Рем Э. (1887—1934) — один из главарей фашистской Германии. В Первой мировой офицер рейхсвера. Участник фашистского путча 1923. В 1931 начальник штаба штурмовых отрядов. В 1933 назначен имперским министром. Стремился подчинить себе генералитет, превратить штурмовые отряды в костяк создававшейся армии. Убит с санкции Гитлера. Рикардо Д. (1772—1823) — английский экономист, представитель классической буржуазной политэкономии. Главное произведение «Начала политической экономии и налогового обложения» (1817). Сформулировав закон обратно пропорциональной зависимости между заработной платой рабочего и прибылью капиталистов, фактически обнаружил противоположность экономических интересов пролетариата и буржуазии. Считал капита364
лизм единственно возможным и естественным строем, а его экономические законы — всеобщими и вечными. Ритчл А. (1822—1889) — германский теолог, деятель протестантизма. Родс Сесиль (1853—1902) — приобрел громадное состояние, став собственником алмазных россыпей в Южной Африке. В 1890-96 первый министр Капской колонии, президент южноафриканской компании. Один из инициаторов Англо-бурской войны. Роллан Р. (1866—1944) — французский писатель, общественный деятель. В годы Первой мировой антивоенный публицист. Лауреат Нобелевской премии в 1915. Приветствовал Октябрьскую революцию, посетил СССР в 1935. Один из идейных вдохновителей международного антифашистского фронта. Рузвельт Т. (1858—1919) — в 1899-1900 губернатор штата Нью-Йорк. С 1901-09 сначала вице-президент, затем президент США, от республиканской партии. Рузвельт Ф. Д. (1882—1945) — юрист. В 1910 избран в сенат. В 1913-20, будучи помощником морского министра, выступал за усиление военно-морской мощи США. В 1928 избран губернатором штата Нью-Йорк. В 1932-45 президент США. Руссо Ж. Ж. (1712—1778) — французский философ-просветитель, писатель. Подвергал критике цивилизацию, основанную на неравенстве и эксплуатации, противопоставляет ей «естественное состояние» человека. Основанием неравенства считал частную собственность. Обосновывал право народа на восстание. Автор теории «общественного договора». Салтыков-Щедрин М.Е. (1826—1889) — писатель-сатирик, демократ-просветитель. Творчество направлено против самодержавно-крепостнического строя. В книге очерков «За рубежом» критически отобразил политический строй и нравы Европы. Самсонов А.В. (1859—1914) — генерал. Участвовал в русско-японской войне. С 1906 начштаба Варшавского военного округа, с 1907 наказной атаман Войска Донского, с 1909 туркестанский генерал-губернатор. В начале Первой мировой командовал армией. Сект X. (1866—1936) — генерал. В Первой мировой командовал войсками на восточном фронте. С 1918 начальник турецкого Генштаба. В 1919-20 начальник войскового управления (аналога Генштаба). В 1920-26 начальник управления сухопутными войсками. Сторонник передачи власти нацистам. 365
Сениор Н. (1790—1864) — английский экономист. Профессор политической экономии Оксфордского университета. Занимал руководящие посты в правительственных комиссиях по вопросам труда в промышленности. Главный труд — «Основные начала политической экономии» (1836). Выдвинул теорию прибыли, рассматривавшейся им как вознаграждение капиталиста за его «воздержание» от расходования средств на непроизводительные цели. Пытался теоретически обосновать невозможность сокращения рабочего дня. Смит А. (1723—1790) — выдающийся шотландский экономист и философ, один из
основоположников классической политэкономии. Главное произведение «Исследование о причинах богатства народов», оказало влияние на все последующее развитие экономической мысли во всем мире и политику многих государств. Спенсер Г. (1820—1903) — английский философ и социолог, один из родоначальников позитивизма. Основатель органической школы в социологии; идеолог либерализма. Развил механистическое учение о всеобщей эволюции; в этике — сторонник утилитаризма. Стиннес Г. (1870—1924) — немецкий промышленник, владелец металлургических и угольных предприятий. Обогатился на военных поставках в годы Первой мировой. Создал мощный трест тяжелой промышленности, электротехническое объединение, основал собственную пароходную компанию, завладел многими печатными изданиями. Лидер правого крыла германской народной партии. В 1923 выступил с проектом хозяйственного оздоровления Германии за счет увеличения продолжительности рабочего дня, снижения заработной платы и т. п. Тардье А. (1876—1945) — в 1919-20 делегат Франции на парижской мирной конференции, участник разработки Версальского мирного договора. В 1919-20 министр освобождённых районов, в 1928-29 и 1930 министр внутренних дел, в 1932 военный министр. В 1929-1930 премьер-министр; в 1932 премьер-министр и министр иностранных дел. Один из лидеров правых кругов французской буржуазии, требовал усиления исполнительной власти и ограничения прав парламента. Тельман Э. (1886—1944) — деятель германского и международного рабочего движения. Участник Ноябрьской революции 366
1918, член Независимой социал-демократической партии. Примкнул к КПГ. Играл руководящую роль в Гамбургском восстании 1923. С 1925 глава Союза Красных фронтовиков. С 1924 представлял КПГ в рейхстаге. В 1925 и 1932 его кандидатура выдвигалась на пост президента страны. В 1933 ушел в подполье, арестован. Убит в концлагере. Тиссен Ф. (1873—1951) — крупнейший германский промышленник, пользовавшийся решающим влиянием в тресте «Ферайнигте штальверке». Субсидировал нацистский переворот, а затем — вооружение гитлеровской Германии. Поссорившись с Гитлером, в 1939 покинул страну, издал книгу «Я оплачивал Гитлера». После Второй мировой активно способствовал восстановлению западногерманского промышленного потенциала. Типпельскирх К. (1891—1957) — германский генерал, в начале Второй мировой начальник разведывательного управления генштаба сухопутных сил. С 1942 — командир дивизии на Восточном фронте, затем командует корпусом, армией. В 1944 переведен на Западный фронт. В апреле 1945 — командир группы армий «Висла». Автор книги «История второй мировой войны», содержащей обширные сведения и разнообразный документальный материал, ряд объективных оценок немецкой армии и армий противников Германии. Тойнби А.Д. (1889—1975) — английский историк и социолог. Профессор Лондонского университета, затем Лондонской школы экономических наук. В 1925-55 один из руководителей Королевского института международных отношений; автор «Исследования истории», в которой стремился переосмыслить всё общественно-историческое развитие человечества в духе теории круговорота локальных цивилизаций. Толстой А.Н. (1883—1945) — граф, известный русский писатель. В Первой мировой военный корреспондент. Октябрьскую революцию сначала воспринял враждебно, в 1919 эмигрировал, в 1923 вернулся в СССР. Академик АН СССР. Торез М. (1900—1964) — член Французской коммунистической партии, в 1930-1964 Генеральный секретарь ФКП. С 1932 депутат парламента. В 1928-43 член Исполкома Коминтерна. В 1946-47 заместитель председателя Совета Министров Франции. Тургенев Н. И. (1789—1871) — государственный деятель, экономист. Служил в министерстве финансов. Член «Союза благоден367
ствия». Один из основателей Северного общества декабристов. В восстании не участвовал. Заочно судим, эмигрировал. Автор книги «Россия и русские», которая легла в основу либеральнобуржуазной концепции истории декабризма; автор работы «Опыт теории налогов», положившей начало русской финансовой науке. Разрабатывал проекты отмены крепостного права. Уборевич И.П. (1896—1937) — военачальник. В Гражданскую войну командующий армией на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах. В 1922 военный министр и главком Народнореволюционной армии Дальневосточной республики. С 1925 командующий войсками ряда военных округов. Репрессирован. Устрялов Н. В. (1890—1938) — юрист, писатель, с 1908 член кадетской партии, приватдоцент Московского университета. В Гражданскую войну юрисконсульт, а затем директор прессбюро, редактор газеты «Русское дело» в правительстве Колчака. В 1920-м эмигрировал в Харбин. В публицистических работах выступал против фашизма, рассчитывал на буржуазное перерождение советского строя. Профессор Харбинского университета. Идеолог национал-
большевизма. В 1935 вернулся в СССР, обосновывая причину, заявлял: «Лучше ежовые рукавицы отечественной диктатуры, чем бархатные перчатки цивилизованных соседей». Занимался преподавательской деятельностью. Репрессирован, в 1989 реабилитирован. Уткин А.И. (1944) — историк, профессор МГУ с 1994, с 1997 директор центра международных исследований Института США и Канады РАН, эксперт по внешней политике США, советник Комитета по международным делам Госдумы. Автор монографий: «Забытая трагедия. Россия в Первой мировой войне», «Франклин Рузвельт», «Американская стратегия для XXI века» и др. Уэллс Г.Д. (1866—1946) — английский писатель, классик научно-фантастической литературы, получил известность и как писатель-социолог, историк. Ференбах О. — немецкий журналист, главный редактор газеты «Штутгартен цайтунг». Фест И. (1927—2006) — немецкий писатель, автор книг «Лица Третьего рейха: профили тоталитарной власти», «Закат» (о последних днях Третьего рейха), биографии Гитлера. Фош Ф. (1851 —1929) — маршал Франции. В Первой мировой командовал корпусом, армией, группой армий «Север». С 1917 на368
чальник Генштаба, с 1918 верховный главнокомандующий союзными войсками. Один из активных организаторов военной интервенции в Советскую Россию. Фридрих II Великий (1712—1786) — король Пруссии с 1740, считался величайшим монархом своего времени, как в области правления, просвещения, так и в военном искусстве. Фуллер Д.Ф. (1878—1966) — военный историк и теоретик, генерал-майор. Участник англобурской и Первой мировой войн. Труды посвящены истории Первой и Второй мировых войн. Хайек фон Ф. (1899—1992) — представитель австрийской школы экономического либерализма. Родился в Австрии, эмигрировал в Великобританию, затем в США. Основные направления работ: денежная теория, методология... Подверг острой критике идеи и практику социализма. Автор книг «Дорога к рабству» (1944), «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» (1988) и др. Один из вдохновителей (наряду с М. Фридменом) неоконсервативного поворота в экономической политике стран Запада. Нобелевская премия (1974). Хаксли Д. (1887—1975) — английский ученый, философ, социолог. Основатель Международного Гуманистического и Этического Союза. Генеральный директор ЮНЕСКО. Президент Британской Гуманистический Ассоциации. Развивал идею создания новой идеологической системы, которая обеспечила бы «идеальные» условия для развития каждой личности. Автор теории «эволюционного гуманизма», давшей начало «синтетической теории эволюции». Хауз Э. (1858—1938) — полковник, дипломат, ближайший советник президента В. Вильсона. Создатель и руководитель «Исследовательской группы» разработавшей идейный багаж связки Хауз — Вильсона и предопределившей развитие США и мира на десятилетия вперед. Чемберлен Н. (1869—1940) — консерватор, брат О. Чемберлена, член парламента с 1918, в 1922-37 генеральный почтмейстер, казначей вооруженных сил, министр здравоохранения, финансов, премьер-министр Великобритании в 1937-40. Черчилль У. (1874—1965) — в 1911-21 министр: военно-морской, военного снабжения, военный и авиации. Один из главных организаторов антисоветской интервенции. С 1939 военномор369
ской министр, с 1940 премьер-министр, с 1945 глава консервативной оппозиции в парламенте. В 1951-55 премьер-министр. Шарапов С.Ф. (1855—1911) — экономист, философ, писатель, один из ведущих теоретиков славянофильства. Закончил Николаевское инженерное училище. Участвовал добровольцем в войне против Турции 1875 г., «за освобождение славян». Создатель одного из лучших в России сельхозпредприрятий. Основатель и редактор газет «Русское дело», «Русское слово» и т.д. Автор множества работ на сельскохозяйственные, экономические, философские, славянофильские темы. Шахт Я. (1877—1970) — финансист, в 1916 директор Национального банка Германии. В 1923-1930, 1933-1937 и с 1938 президент рейхсбанка. В 1934-1937 рейхсминистр экономики. Шейдеман Ф. (1865—1939) — с 1883 член правого крыла социал-демократической партии Германии, с 1911 член правления. Депутат рейхстага в 1903-33. В Первую мировую социалшовинист. В 1919 глава первого правительства Веймарской республики. После 1933 эмигрировал. Шляйхер К. фон (1882—1934) — генерал. С 1913 офицер германского Генштаба. После 1918 сотрудник командующего рейхсвером фон Секта, участвовал в разработке планов восстановления военного потенциала Германии. С 1929 статс-секретарь военного министерства, в 1932 военный министр. В декабре 1932 занял пост рейхсканцлера. В январе 1933 уволен в отставку. Убит в «ночь длинных ножей». Ширер У (1904—?) — американский журналист и историк, автор многих книг, статей и радиорепортажей о Третьем рейхе. В 1925-32 собкорр газеты «Трибюн» в Западной Европе, затем
шеф берлинского бюро американской службы новостей. Шопенгауэр А. (1788—1860) — немецкий философ-иррационалист. В своих произведениях философским языком отражал нарастание общественных противоречий в переходную к капитализму эпоху, называл существующий мир «наихудшим из всех возможных», свое учение «пессимизмом» — мировая история не имеет смысла. Шотан К. (1885—1963) — французский радикал-социалист. Премьер-министр в 1930,193334, 1937-38, 1938. В 1938-1940 вице-премьер, сторонник соглашения с фашистскими агрессорами. В но370
ябре 1940 выехал с дипломатическим поручением Петэна в США, остался там, отойдя от политической деятельности. Шоу Б. (1856—1950) — английский драматург, лауреат Нобелевской премии (1925), позитивно воспринял Октябрьскую революцию, в 1931 посетил СССР. Шпенглер О. (1880—1936) — немецкий философ-идеалист. Стал известным после сенсационного успеха главного труда «Закат Европы» (1918-22). Отрицал существование единой общечеловеческой культуры. Призывал отречься от культурных претензий и предаться голому техницизму, принять империализм как неизбежную судьбу человечества. Штрассер Г. (1892—1934) — нацистский партийный деятель. На раннем этапе нацистского движения соперник Гитлера за лидерство в партии. С 1932 — руководитель НСДАП по организационно-партийной работе. Отстранен от руководства, в 1934 во время «ночи длинных ножей» арестован и убит. Штреземан Г. (1878—1929) — в 1903-18 зампред Союза германской промышленности. Один из организаторов и лидеров Немецкой народной партии. В 1923 глава правительства, министр иностранных дел. Шубарт В. (1897—194?) — немецкий философ, в 1933 эмигрировал из Германии в Ригу, в 1941 арестован НКВД и исчез в ГУЛАГе. Главное произведение «Европа и душа Востока». Развивает традиции немецкой философии пессимистического восприятия жизни, находит спасение человечества только в русской душе. Пожалуй, ни один западный писатель так не писал о России. Эберт Ф. (1871 — 1925) — социал-демократ, в 1916 возглавил свою фракцию в рейхстаге. В 1918 рейхсканцлер, подавил германскую коммунистическую революцию. С 1919 президент Германии. Эррио Э. (1872—1957) — лидер французских радикалов с 1919. В 1916-17 министр общественных работ, транспорта и снабжения. В 20-е гг. противник реакционной политики Пуанкаре. В 1924-25, в 1932 премьер-министр и министр иностранных дел. Вывел войска из Рура, установил дипломатические отношения с СССР (1924). Выступал за отпор фашизму. Подписал с СССР договор о ненападении (1932). Во время Второй мировой противник «Виши», арестован, интернирован. В 1947-54 председатель Национального собрания, противник ремилитаризации Германии.
ССЫЛКИ Бердяев Н.А. — Бердяев Н. А. Самопознание. — М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999. Бернстайн П.Л. — Бернстайн П. Л. Власть золота. — М.: Олимп-бизнес, 2004. — 400 с. Борисов Ю. В. — Борисов Ю. В. СССР и Франция: 60 лет дипломатических отношений, М., 1984. Булатов В.Н. — Булатов В.Н. Адмирал Кузнецов. — Архангельск: Поморский университет, 2004. — 268 с. Буллок А. — Буллок А. Гитлер и Сталин: в 2 т., пер. Н. Бочкаревой, Н. Пальцева, Н. Казаковой, Л. Артемова, А. Фельдшерова. — Смоленск: Русич, 2000. Вандам А. Наше положение ... — Вандам А. Наше положение. СПб, 1912. (Неуслышанные пророки грядущих войн. Пред., сост. И. Образцов. — М.: ACT, Астрель, 2004. — 363 с). Вандам А. — Вандам А. Величайшее из искусств. Обзор современного международного положения при свете высшей стратегии. СПб, 1913. (Неуслышанные пророки грядущих войн. Пред., сост. И. Образцов. — М.: ACT, Астрель, 2004. — 363 с). Винцер О.- Винцер О. Двенадцать лет борьбы против фашизма и войны.— М.: Издательство иностранной литературы, 1956. Winzer Otto. Zwolf jahre kampf gegen faschismus und krieg. — Berlin: Dietz Verlag, 1955. militera.lib.ru/research/winzer/index.html. Витте С.Ю. — Витте С.Ю. Воспоминания, мемуары: в 3 т. — Мн: Харвест, М: ACT, 2001. Восленский М. — Восленский М.С. Тайные связи США и Германии. (1917—1919). М.: «Наука», 1968; militera.lib.ru/research/vo-slensky/index.html. Гайдар Е., May В. — Гайдар Е., May В. Марксизм: между научной теорией и «светской религией». Вопросы экономики. — М.: Институт экономики РАН. № 6, 2004.
Геббельс. — Ржевская Е.М. Геббельс. Портрет на фоне дневника. — М.: ACT-ПРЕСС Книга, 2004. — 400 с. Генри Э. — Генри Эрнст. Гитлер над Европой? Гитлер против СССР. — М.: ИПЦ «Русский раритет», 2004. — 488 с. 372
Гереке Г. — Гереке Г. Я был королевско-прусским советником. — М.: Прогресс, 1977. — 868 с. Голдин В. И. — Заброшенные в небытие. Интервенция на русском Севере (1918-1919) глазами ее участников. Составитель В. И. Голдин. — Архангельск: Правда Севера, 1997. Головин Н., Бубнов А. — Головин Н., Бубнов A. «The Problem of the Pacific in the Twentieth Century». Лондон, Нью-Йорк, 1922 г.; Стратегия американо-японской войны. — М.: Военный вестник, 1925. (Неуслышанные пророки грядущих войн. Пред., сост. И. Образцов. — М.: ACT, Астрель, 2004. — 363 с). Данн Д. — Данн Д. Между Рузвельтом и Сталиным. Американские послы в Москве. — М.: Три квадрата, 2004. — 472 с. Деникин А. И. — Деникин А. И. Очерки русской смуты. — Мн.: Харвест, 2002. Дирксен фон Г. — Дирксен фон Г. Москва, Токио, Лондон. Двадцать лет германской внешней политики. Пер. с англ. Н.Ю. Лихачевой. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — 445 с. Додд У — Додд У Дневник посла Додда. 1933-19387 Пер. с англ. В. Мачавариани и В. Хинкиса. — М.: Грифон, 2005. — 480 с. Исаев А. — Исаев А. Антисуворов. Десять мифов Второй мировой. — М.: Эксмо, Яуза, 2004 — 416 с. Карл ей М.Д. — Карлей М.Д. 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны. — М.: «Грантъ», 2005. — 376 с. Картье Р. — Картье Р. Тайны войны. После Нюрнберга. — М.: Вече, 2005. — 448 с. Киган Д. — Киган Д. Первая мировая война/ Пер. с англ. Т. Горошковой, А. Николаева. М.: ACT, 2002 — 576 с. Клаузевиц К. — Клаузевиц К. О войне, /пер. Рачинского — М.: Логос; Наука, 1994 — 448 с. Кожинов В. В. — Кожинов В. В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. — 448 с. Кожинов В. В. О русском... — Кожинов В. В. О русском национальном сознании. — М.: Эксмо, Алгоритм, 2004. — 416 с. Кремлев С. Россия и Германия... — Кремлев С. Россия и Германия: стравить!: От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну/С. Кремлев. — М.: «Издательство ACT»: «Издательство Астрель», 2003. — 318 с. 373
Кремлев С. — Кремлев С. Россия и Германия: путь к пакту: Коридоры раздора и пакт надежды: историческое исследование. — М.: ACT; Астрель; ВЗОИ, 2004. — 469 с. Куняев С. — Куняев С.Ю. Русский полонез — М.: Алгоритм, 2006. — 352 с. Лампмен Дж. Роберт. — Лампмен Дж. Роберт Принстонский университет 1962 г. Богачи и сверхбогачи. Ф. Ландберг. — М.: Прогресс. 1975. Манчестер У — Манчестер У. Стальная империя Круппов. — М.: Центрполиграф 2003. — 702 с. May В., Стародубровская И. — May В.А., Стародубровская И.В. Великие революции: От Кромвеля до Путина. — М.: Вагриус, 2001. Мельтюхов М.И. — Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939-1941 (Документы, факты, суждения). — М.: Вече, 2000. Молодяков В.Э. — Молодяков В.Э. Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва — Токио. — М.: Вече, 2004. — 480 с. Некрич A.M. — Некрич А. М. 1941, 22 июня — М.: Памятники исторической мысли, 1995. — 335 с. Нольте Э. — Нольте Э. Европейская гражданская война (1917-1945). Национал-социализм и большевизм. Пер. с нем./Послесловие С. Земляного. — М.: Логос, 2003, 528 с. Нюрнбергский процесс. — Нюрнбергский процесс в 8 т., т.1 — М.: Юридическая литература, 1987.— 688 с. Оруэлл Дж. — Оруэлл Дж. «Англичане». Эссе. Статьи. Рецензии — Пермь: Капик, 1992, 320 с. Папен Ф. — Папен Ф. Вице-канцлер Третьего рейха. 1933-1947. /пер. с анг. М. Барышникова. — М.: Центрполиграф, 2005. — 590 с. Печатнов В.О. — Печатнов В.О. Сталин, Рузвельт, Трумэн: СССР и США в 1940-х гг. — М.: ТЕРРА, 2006. — 752 с. Платон. — Платон. Государство, в «Книга Государя». Антология под ред. Р. Светлова и И. Гончарова. — СПб.: Амфора, 2004. — 509 с. Пуанкаре Р. — Пуанкаре Р. На службе Франции 1914-1915. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2002. — 784 с. Пыхалов И. — Пыхалов И. Великая оболганная война. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 480 с. 374
Рыбас С. Ю. — Рыбас С. Ю. Столыпин. — М.: Молодая гвардия. 2003.—421 с. Скидельски Р. — Скидельски Р. Хайек versus Кейнс Дорога к примирению. Вопросы экономики № 6 июнь 2006. Советско-американские отношения... — Советско-американские отношения. Годы непризнания. 1927—1933. — М.: МФД, 2002 — 824 с. Соколов Б. Германская империя... — Соколов Б. Германская империя: от Бисмарка до Гитлера. — М.: Изд-во Эксмо, 2003. — 480 с. Такман Б. — Такман Б. Первый блицкриг, август 1914 / Предисл. и пер. О. Касимова. — М.: ООО «Издательство ACT»; СПб.: Terra Jantastica, 2002. — 635 с. Таннер В. — Таннер В. Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии. 1939-1940. / Пер. с англ. В. Кайдалова. — М., 2003 — 349 с. Типпельскирх К. — Типпельскирх К. История Второй мировой войны. — СПб., М., Полигон. ACT. 1998. 795 с. Типпельскирх К., Киссельринг А. Гудериан Г. — Типпельскирх К., Киссельринг А. Гудериан Г. Итоги Второй мировой войны. Выводы побежденных. — СПб., М.: Полигон, ACT. 1998. Трухановский В.Г. — Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. — М.: Международные отношения. 1982.— 464 с. Тэтчер М. — Тэтчер М. Искусство управления государством. Стратегия для меняющегося мира. — М.: Альпина Паблишер, 2003. — 504 с. Устрялов Н. — Устрялов Н. Национал-большевизм. — М.: Эксмо, 2003. — 656 с. Уткин А.И. Рузвельт. — Уткин А.И. Рузвельт. — М.: Логос. 2000.-544 с. Уткин А. И. Забытая трагедия. — Уткин А. И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне. Смоленск: «Русич», 2000 — 640 с. (Мир в войнах), с. 206 Уткин А. И. Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен. — М.: Изд-во Эксмо, Изд-во Алгоритм, 2004. — 624 с. Уткин А.И. Россия над бездной. — Уткин А.И. Россия над бездной — Смоленск: Русич, 2000. — 480 с. Фест И. Путь наверх... — Фест И. Гитлер. Биография. Путь наверх. Пер. А. Федорова, Н. Летнева, А. Андропова. — М.: Вече, 2006. — 640 с. 375
Фест И. Триумф... — Фест И. Гитлер. Биография. Триумф и падение в бездну. Пер. А. Федорова, Н. Летнева, А. Андропова. — М.: Вече, 2006. — 640 с. Фридрих II. — Фридрих II Великий. Анти-Макиавелли, в «Книга Государя». Антология под ред. Р. Светлова и И. Гончарова. — СПб.: Амфора, 2004. — 509 с. Фурсов А. И. — Фурсов А. И. «Биг Чарли», Или о Марксе и марксизме: эпоха, идеология, теория... РИЖ. Весна 1998. Фуллер Дж. Ф. — Фуллер Дж. С. Вторая мировая война 1939-1945 гг. Стратегический и тактический обзор. — М.: ACT, СПб. Полигон, 2006. — 559 с. Фурсов А. И. Saeculum.. — Фурсов А. И. Saeculum vicesimum: in memoriam. РИЖ 2000, N 1-4 Хауз. — Архив полковника Хауза. В 2 т. — М.: ACT, Астрель, 2004. — 602 с; — 744 с. Хоскинг Дж. — Хоскинг Дж. Россия и русские в 2 кн., — М.: ACT, Транзиткнига, 2003. — 492 с. Черчилль У. — Черчилль У. Мировой кризис. Автобиография. Речи. — М.: Изд-во Эксмо, 2003. — 768 с. Шамбаров В. Е. — Шамбаров В. Е. За веру, царя и Отечество! — М.: Алгоритм, 2003. — 656 с. Шацилло В. К. — Шацилло В. К. Первая мировая война 1914-1918. Факты. Документы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. — 480 с. Шацилло К. Ф. — Шацилло К. Ф. От Портсмутского мира к Первой Мировой войне — М.: РОССПЭН, 2000. — 399 с. Ширер У — Ширер У. Взлет и падение третьего рейха. В 2-х томах. — Пер. с англ./С предисловием и под ред. О. А. Ржешевского. — М.: Воениздат, 1991. Шпеер А. — Шпеер А. Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности, /пер. С.В. Лисогорского — М.: Центрполиграф, 2005. — 654 с. Шубарт В. — Шубарт В. Европа и душа Востока. М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2003. — 480 с. Язьков Е.Ф. — Язьков Е.Ф. История стран Европы и Америки в новейшее время (1918-1945) —2 изд. М. МГУ; ИНФРА-МБ 2001.- 352 с. Churchill W. — Churchill W. The Second World War. — London Pimlico. 2002. — 1034 p. Keynes J.M. — Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg. 376
ПРИМЕЧАНИЯ 1
Записка Хауза о предварительном договоре, 9 апреля 1928 г. (Хауз... т.2, с. 485); Хауз... т.2, с.
438—439. 2 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 128. 3 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p.34. 4 Хауз. Т.2,с. 515. 5 Язьков Е.Ф... С. 36. 6 Daily Mail, Paris, 14 February 1919 (Хауз... т.2, с. 567). 7 Уткин А. И. Унижение России... С. 277. 8 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т. VI. Москва, 1935, с. 275. 9 Prince Max of Baden. The Memoirs of Prince Max of Baden. V. I. N.Y., 1928, p. 20 (Уткин А. И. Унижение России... С. 185). 10 Ллойд Джордж 13 октября 1918 , Хорэс Рамболд из Швейцарии 14 октября 1918.; Gilbert M. The First World War. N.Y., 1994, p. 478 (Уткин А. И. Унижение России... С. 161). 11 Dallas G. 1918. War and Peace. London: Pimlico, 2000, p. 85 (Уткин А. И. Унижение России... С. 188). 12 Хауз... т.2, с. 444-446. 13 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 35. 14 Людендорф Э. С. 776. 15 Людендорф Э. С. 603. 16 Людендорф Э. С. 622. 17 Людендорф Э. С. 789. 18 Дирксен фон Г. С. 10-12. 19 Prince Max of Baden. The Memoires of Prince Max of Baden. V.II.N.Y., 1928, p. 319. (Уткин А.И. Унижение России... С. 220). 20 Groener W. Lebenserinnerungen. Gottingen, 1957, s. 457-462. (Уткин А.И. Унижение России... С. 220). 21 Людендорф Э. С. 790. 22 Людендорф Э. С. 791. 23 Людендорф Э. С. 771. 24 Уткин А. И. Унижение России... С. 208. 25 Mordacq J.-H. Le Ministere Cemenceau. Paris, 1930 Т. II, p. 344— 352 (Уткин А. И. Унижение России... С. 209—210). 377 26
Gilbert M. The First World War. N.Y., 1994, p. 503 (Уткин А. И. Унижение России... С. 167). Dallas G. War and Peace. London: Pimlico, 2000, p. 168. 28 Knowlton A. Berlin after the Armistice. Chicago, 1919, p. 77 (Уткин А. И. Унижение России... С. 303). 29 Соколов Б. Германская империя, с. 209-210. 30 Гитлер А. С. 190-191. 31 Гитлер А. С. 190-191. 32 В. Вильсон, речь от 22 января 1917 г. (Хауз... т.1, с. 559). 33 Кейнс Д.М. Экономические последствия Версальского договора. — М : Госиздат, 1924, с. 26-27. (Фуллер Дж. Ф... С. 11-12). 34 Николсон Г. Как делался мир в 1919 г. — М.: Огиз, 1945, с. 53. (Фуллер Дж. Ф... С. 12). 35 Nitti F.S. Peaceless Europe. 1922, p. 114. (Фуллер Дж. Ф... С. 12-13). 36 «Hansard». Vol. 113. Н. of С. Deb. 5s, col. 84. (Фуллер Дж. Ф... С, 13). 37 Blue Book, Cmd. 6106, 1939, p. 162. (Фуллер Дж. Ф... С. 13). 38 Churchill W. The Second World War. — London Pimlico. 2002. — 1034 p., p. 7. 39 Г. Д. Уэллс... С. 263. 40 Wilson W War and Peace. Presidential Messages, Addresses and Public Papers (1917-1924). Ed. By R. Baker and W Dodd. V.I.N.Y., 1970, p. 165. (Уткин А.И. Унижение России... С. 54). 41 Хауз. Т.2, с. 458. 42 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз... т.2, с. 480). 43 Хауз... т.2, с. 458. 44 Steed. Through Thirty Years, v. И, р. 282 (Хауз... т.2, с. 557). 45 Вильсон-Хаузу, 4 марта 1919 г. (Хауз... т.2, с. 596-597). 46 Речь В. Вильсона в торговой палате Сент-Луиса, сентябрь 1919 г. (Уткин А.И. Унижение России... С. 514). 47 Уткин А.И. Унижение России... С. 456. 48 Уткин А.И. Унижение России... С.516. 49 Уткин А.И. Унижение России... С.511. 27
50
Dallas G. 1918. War and Peace. London: Pimlico, 2000, p. 85 (Уткин А. И. Унижение России... С. 188). 51 Язьков Е.Ф... С. 57. 52 Churchill W Р. 8. 53 Churchill W Р. 9. 54 Головин Н. Тихоокеанская проблема... С. 286. 55 Вильсон-Хаузу, 30 октября 1918 г. (Хауз. Т.2, с. 447). 378 56
Советско-американские отношения... С. 132. Советско-американские отношения... С. 133. 58 Советско-американские отношения... С. 617-618. 59 Ширер У. Т.1, с. 508-509. 60 Головин Н. Бубнов А. Тихоокеанская проблема в XX столетии... С. 281. 61 Дневник Хауза, 21 февраля 1919 г. (Хауз... т.2, с. 588). 62 Хауз. Т. 2, с. 527. 63 Дневник Хауза, 16 марта 1919 г. (Хауз... т.2, с. 627). 64 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 138. 65 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 133. 66 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 140. 67 Miller D. H. What Really Happened at Paris, p. 262 (Хауз... т.2, с. 588, примечание). 68 Мирный договор между Союзными и Объединившимися Державами и Германией, подписанный 28 июня 1919 г., часть VIII: Репарации, отдел I, с. 231 ("Версальский мирный договор"). М., 1925. [25] 69 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 200-203. 70 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 200-203. 71 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 200-203. 72 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 200-203. 73 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 102. 74 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 101. 75 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 95. 76 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 64-67. 77 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 70-74. 78 Steed. Through Thirty Years, v. II, p. 317 (Хауз... т.2, с. 629). 79 Дневник Хауза, 4 января 1919 г. (Хауз... т.2, с. 528). 80 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 186. 57
379 81
Черчилль У С. 211. Ллойд Джордж — Вильсону апрель 1919 г. D. Lloyd George. The Truth about Reparations and War Debts. London, 1932, p. 105— 107. (Восленский М... С 232). 83 8 марта 1919 г. казначейство США D. Lloyd George. The Truth about Reparations and War Debts. London, 1932, p. 105—107. (Восленский M... C. 232). 84 Хауз Вильсону, 30 сентября 1919 г. (Хауз. Т.2, с. 725-727). 85 Хауз. Т.2, с. 527. 86 Дневник Хауза, 7 января 1919 г. (Хауз... т.2, с. 530-531). 87 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 269. 88 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 264. 89 Хауз Вильсону, 30 сентября 1919 г. (Хауз... т.2, с. 725-727). 90 Хауз Вильсону, 30 июля 1919 г. (Хауз... т.2, с. 721-722). 82
91
Wilson W. Papers. V. LIV, p. 493-494. (Уткин А.И. Унижение России... С. 371). Churchill W... р. 9. 93 Черчилль У... С. 210. 94 Хауз. Т. 2, с. 639. 95 Хауз. Т. 2, с. 623-624. 96 Miller D. H. What Really Happened at Paris, p. 267 (Хауз... т.2, с. 628, примечание). 97 Записка Хауза о предварительном договоре, 9 апреля 1928 г. (Хауз... т.2, с. 484-485). 98 Хауз. Т. 2, с. 432-433. 99 Хауз Вильсону, 5 ноября 1918 г. (Хауз... т.2, с. 464). 100 Черчилль У. С. 211-212. 101 Черчилль У. С. 216. 102 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 74. 103 Willam P. Hoar, "The Treaty", American Opinion, February, 1976, p.35. 104 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 209-210. 105 Kessler H. G. Tagebucher 1918-1937. Frankfurt/M., 1961, s. 26. (Фест И... С. 136). 106 Churchill W. The Second World War. — London Pimlico. 2002. — 1034 p., p. 5. 107 Фест И. Путь наверх... С. 136. 108 Протокол заседания делегации США 24 февраля 1919 г. — PPG, vol. XI, р. 73. (Восленский М... С. 233). 92
380 109
Хауз. Т. 2, с. 689. Людендорф Э. С. 573. 111 Фуллер Дж. Ф. С 19. 112 Даллес А. ЦРУ против КГБ. — М.: Центрполиграф. 2000. 425 с. [10] 113 Е. Ржевская. Геббельс... С. 168. 114 Гитлер А. С. 189. 115 Гитлер А. С. 309-310, примечание редактора 116 Гитлер А. С. 177-178. 117 Ленин В. И. Полное собрание сочинений, 5-е изд., М.: — Политиздат, 1975. 118 И. Сталин — Идену, Кремль 29 марта 1935 г. Внешняя политика СССР. — М., 1937, т. XVIII, с. 249-250. (Некрич А... С. 22). 119 Записка Хауза о предварительном договоре, 9 апреля 1928 г. (Хауз... т.2, с. 483). 120 Felix D. Walther Rathenau and the Weimar Republic: The Politics of Reparation. Baltimore: Johns Hopkins Press, 1971, p. 16. (Уткин А. И. Унижение России... С. 526.). 121 Epstein К. Matthiaz Erzberger and Dilemma of German Democracy. Princeton, 1959, p.380. (Уткин А.И. Унижение России... С 527.). 122 Уткин А.И. Унижение России... С. 527. 123 Clark, Gregory. Inflation on the Industrialized World. // University of California, Davis, ECN HOB. Spring 2002. Chapter 11, p. 8. 124 Кремлев С. Россия и Германия... С. 258. 125 Буллок А. т.1, с. 127. 126 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 203. 127 Ширер У.т.1. 128 Генри Э. С. 13. 129 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 220-221. 130 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 221-222. 131 Фест И. Путь наверх... С. 271. 132 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clare, Limited, Edinburg, p. 96. 133 Додд У.С.413. 134 Грызун В. С. 558. 135 Clark, Gregory. Inflation on the Industrialized World. // University of California, Davis, ECN 110B. Spring 2002. Chapter 11, p. 9. 110
381 136
Quigley Caroll, Tragedy and Hope, p. 258 (Эпперсон Р. С 93.). Warburg James P. The West in Crisis, p. 35. (Эпперсон P... C. 92.). 138 Кремлев С. Россия и Германия... С. 253-254. 139 Кремлев С. Россия и Германия... С. 254. 137
140
Ференбах О. С. 78. Людендорф Э. С. 791. 142 Папен Ф. С. 106. 143 Папен Ф. С. 122. 144 История второй мировой войны. 1939—1945. Том 1: Зарождение войны. Борьба прогрессивных сил за сохранение мира. М., 1973, с.20 (Грызун В... С. 28-29). 145 Кремлев С. Россия и Германия... С. 258-259. 146 Keynes J. The Collected Writings. V. XVI. London, Macmillian, 1971, p. 441. (Уткин А.И... С. 499). 147 Bergmann К. Op. Cit. S. 374. 148 Источник: германские заказы — Wangemann (1935, стр. 228, ряд 66), иностранные заказы — Wangemann (1935, стр. 228, ряд 67), индекс Берлинского фондового рынка — Wangemann (1935, стр.115, ряд 2, пересчет по ценам оборудования; стр. 105, ряд 27) (A. Ritschl Department of Economics University of Zurich/Switzerland and CEPR June, 1999 Corresponding address: Dept. of Economics, Universitat Pompeu Fabra, Ramon Trias Fargas, 25-27, 08005 Barcelona/Spain. E-mail:
[email protected].). 149 Link, W. (1970) Die amerikanische Stabilisierungspolitik in Deutschland 1921-1932, Dusseldorf: Droste. Peter Temin and the Onset of the Great Depression in Germany: A Reappraisal Albrecht Ritschl Department of Economics University of Zurich/Switzerland and CEPR June, 1999. 150 Источник: макроэкономическая база данных Национального бюро экономического анализа (США), ряд 13028 (доход по золотым облигациям), ряд ml3018 (берлинская частная ставка по кредитам) (A. Ritschl Department of Economics University of Zurich/ Switzerland and CEPR June, 1999 Corresponding address: Dept. of Economics, Universitat Pompeu Fabra, Ramon Trias Fargas, 25-27, 08005 Barcelona/Spain. E-mail:
[email protected].). 151 Schuker. S. Ammerican Reparations to Germany, 1924-1933, Princeton: Princaton University Press 1988. 152 Источник: чистый импорт капитала в Германию. Бундесбанк (1976, стр. 328) (A. Ritschl Department of Economics University of Zurich/Switzerland and CEPR June, 1999 Corresponding address: 141
382
Dept. of Economics, Universitat Pompeu Fabra, Ramon Trias Fargas, 25-27, 08005 Barcelona/Spain. Email:
[email protected].). 153 Фест И. Путь наверх... С. 427. 154 Ritschl Albrecht. Was Schacht rigt? Reparation the Young plan, and the Great Depression in Germany. Universitat Pompeu Fabra (Barcelona/Spain) and CEPR. November 1996. 155 Буллок А. Т. l,c. 224. 156 Кеннеди М. Деньги без процентов и инфляции. -М.: Московская правда, Lilalex 1993 — 96с. 157 James H. The German Slump. Politics and Economics 1924-1936. Oxford: Clarendon Press, 1986. Цит. по Аникин А. История финансовых потрясений. — M.: Олимп-Бизнес. 2000. — 384 с. [207] 158 James H. The German Slump. Politics and Economics 1924-1936. Oxford: Clarendon Press, 1986. 159 Язьков Е.Ф... 160 Додд У. С. 34. 161 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 469470). 162 Wilson W. The Papers of Woodrow Wilson (Link A. e.a. eds). V. LIII. Prinston: Prinston University Press, p. 372-375. (Уткин А.И. Унижение России... С. 264) 163 Mayer A. Politics and Diplomacy of Peace making, N.Y., 1967 p. 647. (Уткин А.И. Унижение России... С. 337). 164 «Тан» 10 ноября 1918 г. (Уткин А.И. Унижение России... С. 246.). 165 Kent В. The Spoils of War. Oxford, 1989, p. 34-35. (Уткин А.И. Унижение России... С. 279.). 166 Хауз... т.2, с. 452-453. 167 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 93. 168 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 61. 169 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 70-74. 170 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 75. 171 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 80-90. 172 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 270. 173 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p.
275. 383 174
Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 277. 175 Хаффнер С. Дьявольский пакт (Ференбах О... С. 82, 84-85). 176 Гитлер А. Моя борьба. — М.: Витязь. 2000. — 587 с, с. 110 -120, 130. 177 Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М., 1985, с. 303, 304. (Кожинов В.В. С. 21). 178 Collier to Strang, Apr. 28, 1939, C6206/3356/18, PRO FO 371 23064 (Карлей М... С 180). 179 Tabois. The Called Me Cassandra, pp. 386-387. (Карлей М. Дж... С. 127). 180 Головин Н. Тихоокеанская проблема... С. 283-284. 181 Илюхина Р. М. Лига Наций, 1919-1934. М., 1982. С. 85 (Грызун В... С. 95, примечание 1). 182 Головин Н. Тихоокеанская проблема... С. 284. 183 Геббельс... С. 169, прим. составит. 184 Речь В.А. Маклакова на банкете Государственной Думы 16 мая 1916 г. в честь прибытия министр юстиции Франции Вивиани и заместителя министра военного снабжения, известного социалиста Альбера Тома (Уткин А. И. Забытая трагедия... С. 231.). 185 Уэллс Г. Д. С. 263. 186 Черчилль У С. 216. 187 Хауз-Вильсону, 11 ноября 1918 г. (Хауз... т.2, с. 504). 188 Хауз. Т. 1,с. 559. 189 Moynihan D.P. Pandemonium: Ethnicity in International Politics. New York: Oxford University Press, 1993, p.83. (Уткин А.И. Месть за победу... с 132-133; Унижение России... С. 258). 190 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 474). 191 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 474). 192 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 472473). 193 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 473). 194 Людендорф Э. С. 558. 195 Людендорф Э. С. 360. 196 Fischer F. Р. 544 (Уткин А.И.. с. 551-552). 197 Mayer A. Politics and Diplomacy of Peace making, N.Y., 1967, p. 229-230, 245-246. (Уткин А.И. Унижение России... С. 301.). 198 Sen A.E. The Emergence of Modern Lithuania. N.Y., 1959, p. 77. (Уткин А. И. Унижение России... С. 351). 384 199
Крысин М.Ю. Прибалтика между Сталиным и Гитлером. — М.: Вече, 2004. — 464 с, с. 16. Черчилль У. С. 330. 201 Пальмерстон— Дж. Эбердину 7(19).03.1854. The Later correspondence of lord G. Russell. L. 1876. Vol. II. P. 160-161. (Хрестоматия... С. 285.). 202 Трухановский В.Г. С. 171. 203 Егоров А. И. С. 42. 204 Айронсайд Э. (Голдин В.И.. с. 306.). 205 Штейн Б.Е. Русский вопрос на Парижской мирной конференции 1918-1920, М, 1949, с. 243. 206 Устрялов Н.С. 57. 207 Фош выступление на Версальской конференции 25 февраля 1919 г.; FRUS. Paris Peace Conference. Vol. IV, p. 123; Штейн Б.Е. Буржуазные фальсификаторы истории (1919-1939). М., 1951, с. 25. (Молодяков В.Э. С. 33). 208 Кафенгауз Л.Б. С. 652. 209 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 478). 210 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 480). 211 Киган Д. С. 556. 212 Wilson W. The Papers of Woodrow Wilson (Link A. e.a. eds),. V. LIV Prinston: Prinston University Press, p. 300-327. (Уткин А.И. Унижение России... С. 367) 213 Zeman Z. (ed.). Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918. Lnd., Documents from the archives of the German Foreign Ministry. Lnd., 1958, p. 115 (Уткин А. И. Забытая трагедия... С. 429). 214 Hoffman M. War Diaries and othe Papers. London, 1929.; Генерал Макс Гофман. Записки и дневники. 1914-1918. — Л.: 1929. (Уткин А.И. Унижение России... С. 12.) 215 Меморандум Ллойд Джорджа участникам Парижской конференции «Некоторые соображения для сведения участников конференции, перед тем как будут выработаны окончательные условия» — так называемый «документ из Фонтенбло» от 25 марта 1919 г. 216 Mayer A. Politics and Diplomacy of Peace making, N.Y., 1967, p. 647. (Уткин А.И. Унижение России... С. 337.). 217 Дневник Хауза, 4 декабря 1918 г. (Хауз... т.2, с. 507). 200
218
Elcock H. Portrait of Decision: The Council of Four and the Treaty of Versailles. London: Eyer Methuen, 1972, p. 156. (Уткин А.И. Унижение России... С. 485). 385 219
Черчилль У. С. 262. Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 475476). 221 Miller D. H. What Really Happened at Paris, p. 464 (Хауз... т.2, с. 640, примечание). 222 Киган Д. С. 557. 223 Дебидур А. Дипломатическая история Европы (Кремлев С, Путь к пакту... С. 363). 224 Дневник Хауза, 29 июня 1919 г. (Хауз... т.2, с. 713). 225 Черчилль У. С. 417-418. 226 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 250-251. 227 Устрялов Н... С 71. 228 Hoover H. Memoirs of Herbet Hoover. V.I.N.Y., 1951, p. 329-330. (Уткин А.И. Унижение России... С. 265). 229 Уткин А.И. Унижение России... С. 448. 230 Уткин А.И. Унижение России... С. 510. 231 Шубарт В... С. 257-258. 232 Бердяев Н.А... С 518. 233 Ленин В. И. ПСС, т. 38, с. 4. 234 Киган Д. С. 555. 235 Геллер М.Я., Некрич A.M... С. 10. 236 Бердяев Н. А. С. 519. 237 Людендорф Э. С. 201-202. 238 «Письма к германскому народу» И. Фихте (1808) взывали к моральному возрождению и объединению германской нации. 239 Rathenau W. An Deutschlands Jugend. Berlin, 1918. S. 69—86 (Уткин А. И. Унижение России... С. 144). 240 Черчилль Уинстон. Вторая мировая война. Книга первая. М., 1991, с. 149 (Кожинов В.В... С. 61—62). 241 Хауз Э. Т. 2, с. 562-564. 242 Хауз Э. Т. 2, с. 560. 243 Головин Н. Тихоокеанская... С. 282. 244 Williams, op.cit., p.53-54. 245 Curtis, Anglo-Saxons op.cit., p. 102-103. 246 Williams, op.cit., p. 177. 247 Айронсайд Э. С. 259. 248 Уэллс Г.Д. С. 280-281. 249 Кара-Мурза С. с 359. 250 Меньшиков М. Китические очерки. Т. И, СПб., 1902. 251 Фурсов А. И. Saeculum... С. 68). 252 Клименко М.Я. С. 188. 220
386 253
Клименко М.Я. С.188-89. Киган Д. С. 483. 255 Клименко М.Я. С. 193. 256 Александр М. С. 493. 257 А. де Токвиль. О демократии в Америке (1835). 258 А. Беверидж (историк, сенатор, обращение к сенату 09.01.1900.). 259 Хауз. Т. 1,с. 214. 260 Э. Хауз — президенту 25.11.1915. (Хауз. Т.1, с. 315.). 261 Советско-американские отношения... С. 157. 262 Кремлев С. Россия и Германия... С. 252. 263 Э. Хауз. Запись 28.04.1917. (Хауз. Т.2, с. 35.). 264 Хауз. Т. 2, с. 442-443. 265 Черчилль У. С. 416. 266 Baker R. Woodrow Wilson, Life anf Letters. V. VII. N.Y., 1939, p. 206. (Уткин А.И. Унижение России... С. 76). 267 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 436, 472). 268 Черчилль У. С. 207. 269 Перси Ю. Истории мирной конференции. 254
270
Пуанкаре Р. С. 527-528. Шамбаров В. Е. С. 357. 272 Черчилль У. С. 206. 273 Лорд Керзон, речь в палате лордов в день заключения перемирия, 11 ноября 1918 г. (Язьков Е.Ф.). 274 Уткин А.И. Черчилль... С. 170. 275 Кремлев С. Россия и Германия... С. 247. 276 Мировая война в цифрах. М.; Л.; 1934. С. 92-94 (Шацилло В. К. С. 474). 277 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 471). 278 Ширер У. Т. 1, с. 508-509. 279 Гитлер А. С. 110-111. 280 Гитлер А. С. 111-112. 281 Гитлер А. С. 113-114. 282 Гитлер А. С. 115-116. 283 Гитлер А. С. 117. 284 Ленин В.И. О лозунге Соединенных Штатов Европы. 1915. 285 История дипломатии, т. 3, М., 1965, с. 139. (Шацилло В. К... С. 369). 286 Головин Н. Тихоокеанская проблема в XX столетии... С. 161, 194. 271
387 287
Павлович М. С. Штаты и Советская Россия. Павлович М. С. Штаты и Советская Россия. 289 Павлович М. С. Штаты и Советская Россия. 290 Язьков Е.Ф... С. 57-60. 291 Хауз. Т. 2, с. 435. 292 Хауз. Т. 2, с. 443. 293 Хауз. Т. 2, с. 444-446. 294 Хауз. Т. 2, с. 446, примечание 295 Хауз. Т. 2, с. 458. 296 Хауз. Т. 2, с. 439-440. 297 Вильсон-Хаузу, 30 октября 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 447). 298 Вильсон Хаузу, телеграмма, 4 ноября 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 455). 299 Дневник Хауза, 4 ноября 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 457-458). 300 Дневник Хауза, 28 октября 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 440). 301 Хауз-Вильсону, 7 марта 1919 г. (Хауз. Т. 2, с. 602). 302 Хауз. Т. 2, с. 444. 303 Дневник Хауза, 4 ноября 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 457-458). 304 Хауз-Вильсону, 30 июля 1919 г. (Хауз. Т. 2, с. 718-719). 305 Хауз-Вильсону, 30 июля 1919 г. (Хауз. Т. 2, с. 720). 306 Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз. Т. 2, с. 480). 307 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg,p. 211. 308 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 212. 309 Черчилль У Мировой кризис, т. II, с. 1-2. (Хауз... т.1, с. 440.). 310 Архив полковника Хауза. Г. IV., М., 1944, с. 377. (Молодяков В.Э. С. 19). 311 Робиен Л. 27 ноября 1918 г.(Голдин В.И. С. 212.). 312 Типпельскирх К. С. 772-773. 313 Шейдеман Ф. Крушение Германской империи, М.-Л., Госиздат, 1923 (Соколов Б. Германская империя, с. 202-203). 314 Luckau A. The German Delegation at the Paris Peace Conference. N.Y., 1941, p. 70-71. (Уткин А.И. Унижение России... С. 494). 313 Уткин А.И. Унижение России... С. 492. 316 Уткин А.И. Унижение России.., с. 515. 317 Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Т. 1. М., 2002, стр. 288. 318 Устрялов Н. С. 57. 319 Александр М. С. 469. 320 Уткин А. И. Забытая трагедия... С. 232. 288
388 321
Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 239. 322 Уткин А. И. Унижение России... С. 408. 323 Николсон Г. Как делался мир в 1919 г. Огиз.— М.: 1945, с. 53. (Фуллер Дж. Ф. С. 15).
324
Головин Н. Тихоокеанская проблема... С. 195. Кейнс Д. М. Экономические последствия Версальского договора. — М.: Госиздат, 1924, с 2223. 326 Churchill W. Р. 10. 327 Уткин А.И. Черчилль... С. 228, 239. 328 Тирпиц А. Воспоминания. М.: Воениздат, 1957. 329 А. Толстой. Гиперболоид инженера Гарина. 1927 г. 330 Фест И. Триумф... С. 90. 331 Ширер У.Т1, с. 508-509. 332 Шубарт В. С. 18. 333 Язьков Е.Ф. С. 45. 334 Из меморандума «Некоторые соображения для мирной конференции до того, как она окончательно сформулирует свои условия» (Меморандум из Фонтенбло). Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. Т.1. М., 1937. С. 350 (Шацилло В. К... С. 469). 335 Дневник Хауза, 22 марта 1919 г. (Хауз. Т. 2, с. 634). 336 Черчилль У. С. 251-252. 337 Александр М. С. 303-304. 338 Язьков Е.Ф... 339 Пейн Р. Ленин. Жизнь и смерть. М.: Молодая гвардия, 2003, с. 520 (Уткин А. И. Унижение России... С. 398). 340 FRUS. Peace Conference. V.II.1919, p. 99-101. (Уткин А.И. Унижение России... С. 300). 341 Устрялов Н. С. 54. 342 Ленин В.И. Собр. Сочин. 4 -е изд. Т. 42, с.22. 343 Пейн Р. Ленин. Жизнь и смерть. М.: Молодая гвардия, 2003, с. 525 (Уткин А. И. Унижение России... С. 397). 344 Уткин А.И. Черчилль. С. 178. 345 Трухановский В.Г. С. 186-187. 346 Трухановский В.Г. С. 178. 347 Устрялов Н. С. 68. 348 Трухановский В.Г. С. 174. 349 Деникин А. И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы юга России. Заключительный период борьбы. Январь 1919-март 1920. Минск, 2002, с. 178. 350 Уткин А.И. Черчилль. С. 179-80. 351 FRUS, Paris Peace Conference, 1919. V. IV, p. 1-21 (Уткин А. И. Унижение России... С. 391). 325
389 352
FRUS, Paris Peace Conference, 1919. V. IV, p. 120-125 (Уткин А. И. Унижение России... С. 392393). 353 Уткин А.И. Черчилль. С. 179-80. 354 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 250-251. 355 Дирксен фон Г. С. 259. 356 Лондон Дж. С. 519. 357 Белинский — Боткину от 7/19 июля 1847 г. Кожинов В. В. О русском... С. 379. 358 Лондон Дж. С. 497. 359 Лондон Дж. С. 470-471. 360 Лондон Дж. С. 519. 361 Лондон Дж. С. 517. 362 «Умному буржуа нечего доказывать, что рабочий... получит не более высокую заработную плату, чем та, которая абсолютно необходима ему для поддержания самого скудного существования. Рабочий получает... ровно столько, сколько необходимо для сохранения его в качестве действующей рабочей машины» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 63. (Гайдар Е., May В. Марксизм: между научной теорией и «светской религией». Вопросы экономики. — М.: Институт экономики РАН. № 5, май, 2004. с. 9.)). 363 Capitalism and the Historians. Hayek F. (ed.). Chicago, The University of Chicago Press, 1954, p. 14. 364 Розенберг Н., Бирдцелл, мл. Как запад стал богатым. Пер. Б. Пинскер. Новосибирск.: Экор. 1995. -352 с. 365 Лондон Дж. С. 352. 366 Шубарт В. С. 301. 367 Пушкин А.С. Путешествие из Москвы в Петербург. (XI, 257). 368 Лондон Дж. С. 351. 369 Лондон Дж. С. 356. 370 Лондон Дж. С. 392. 371 Лондон Дж. С. 360, 375.
372
Лондон Дж. С. 445. Лондон Дж. С. 458. 374 Лондон Дж. С. 463-464. 375 Лондон Дж. С. 469. 376 Лондон Дж. С. 473-474. 377 Цит. по: Лондон Дж. С. 463. 378 Лондон Дж. С. 377. 379 Лондон Дж. С. 456. 380 Лондон Дж. С. 485-486. 373
390 381
Лондон Дж. С. 497. Лондон Дж. С. 508. 383 Лондон Дж. С. 516-517. 384 Лондон Дж. С. 519. 385 Трухановский В.Г. С. 76. 386 Трухановский В.Г. С. 97. 387 Трухановский В.Г. С. 90. 388 Daily Mail, 11 августа 1911 (Кремлев С. Россия и Германия... С. 102). 389 Трухановский В.Г. С. 118. 390 Лондон Дж. С. 469. 391 Лондон Дж. С. 454. 392 Такман Б. С. 145. 393 Язьков Е.Ф. 394 Уткин А. И. Унижение России... С. 273. 395 Уткин А. И. Унижение России... С. 275. 396 Язьков Е.Ф. 397 Язьков Е.Ф. 398 Трухановский В.Г. С. 212. 399 Кремлев С. Путь к пакту... С. 140. 400 Язьков Е.Ф. С. 167. 401 Язьков Е.Ф. С. 169. 402 Язьков Е.Ф. С. 172. 403 Язьков Е.Ф. С. 170. 404 Язьков Е.Ф. С. 171. 405 Трухановский В.Г. С. 216-218. 406 Boyle A. Montagu Norman: A Biography, Lnd.: Cassell, 1967, p. 196 (Бернстайн П. С. 259). 407 Язьков Е.Ф. С. 172. 408 Язьков Е.Ф. С. 173. 409 Трухановский В.Г. С. 218. 410 Уткин А.И. Черчилль. С. 221. 411 Язьков Е.Ф. С. 175. 412 Трухановский В.Г. С. 221. 413 Трухановский В.Г. С. 222. 414 Churchill. P. 32. 415 Churchill. P. 32. 416 Трухановский В.Г. С. 226. 417 Крафтс Н.Ф. «Экономическая теория и история». В кн. Панорама экономической мысли конца XX столетия. Т.2. — СПб.: Экономическая школа, 2002. — 387 с, с. 999. 418 Уткин А.И. Черчилль. С. 239. 382
391 419
Новейшая история зарубежных стран. Европа и Америка. 1917-1939, с. 75. Додд У С. 459. 421 У. Черчилль «Великие современники» 1935 г. Трухановский В.Г. С. 262. 422 Уткин А.И. Черчилль... С. 249-250. 423 Фурсов А. И. Saeculum... С. 120. 424 Слова Г. Раттенхубера, начальника личной охраны Гитлера. (Геббельс. С. 16., прим. составителя.). 425 Подробнее см.: Галин В. Революция по русски. — М.: Алгоритм, 2005. или сайт Galin.ru 426 Уэллс Г. Собрание сочинений, т. 15. — М.: Правда, 1994. 427 Ллойд Джордж Д. С. 85. 428 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 237-238. 429 Оруэлл Дж. Артур Кестлер (Оруэлл... С. 175). 420
430
Оруэлл Дж.. С. 212. Кремлев С. Россия и Германия... С. 35. 432 Table 81. Trade of 1913? 1925 and 1926 reduced to dollars. League of Nations: Memorandum on International Trade and Balances of Payments 1912-1926. Vol. 1. General Trade. 433 Александр М. С 97. 434 Трухановский В.Г. С. 193. 435 Трухановский В.Г. С. 192. 436 Трухановский В.Г. С. 193-194. 437 Уткин А.И. Черчилль. С. 226-27. 438 Черчилль У.. С. 242. 439 Мартышин О. Политические взгляды М. Ганди. — М., 1970, с. 260. 440 Оруэлл Дж. Писатель и Левиафан... С. 292. 441 Оруэлл Дж. Политика против литературы... С. 276. 442 Уэллс Г. Д. С. 279. 443 Кремлев С. Путь к пакту... С. 86. 444 Трухановский В.Г. С. 72. 445 Рузвельт Ф. Радиообращение 30 сентября 1934 (Рузвельт Ф... С. 82). 446 Шубарт В. С. 312-313. 447 Подробнее см.: Смирнов А. Империя Наполеона III. М: ЭКСМО, 2003, с. 159-163, 183-190. 448 Crisis and Compromise: Politics in the Fourth Republic, Lnd., 1972, p. 45 (Larkin M. France since the Popular Front., Oxford, 1997, p. 35). 431
392 449
Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 502-503, 527. Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем в 28 тт. — М. — Л.: Наука, 1968 (Кремлев С. Россия и Германия... С. 17-18). 451 Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем в 28 тт. — М. — Л.: Наука, 1968 (Кремлев С. Россия и Германия... С. 19). 452 Шу6арт В.С.318. 453 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 30-31. 454 Шубарт B.C. 313-314. 455 Шубарт B.C. 313. 456 Шубарт B.C. 309-310. 457 Шубарт В. С. 306. 458 Шубарт В. С. 307. 459 Шубарт В. С. 307. 460 Bernard Ph. Le Fin dun Monde. 1914, 1929. P., 1975, p. 111; L'Economiste francais, 1924, 18 octobre (Ачкинази Б. А. Национальный блок и проблемы хозяйственной реконструкции Франции// Актуальные проблемы новейшей истории Франции, Грозный, 1980, с. 16). 461 Sauvy A. Histoire economique de la France entre les deux guerres 1918-1931, P., 1965, p. 31 (Ачкинази Б. А. Национальный блок и проблемы хозяйственной реконструкции Франции// Актуальные проблемы новейшей истории Франции, Грозный, 1980, с. 18). 462 Le Matin, 1919, 15 fevrier; Королев И.С. Ленин и международное рабочее движение 1914-1918. М., 1968, с. 4 (Ачкинази Б. А. Национальный блок и проблемы хозяйственной реконструкции Франции// Актуальные проблемы новейшей истории Франции, Грозный, 1980, с. 19). 463 Kindleberger С. A Financial History of Western Europe. NY., Oxford University Press, 1993, p. 339340 (Бернстайн П. С. 262-263). 464 Kindleberger С. A Financial History of Western Europe. NY, Oxford University Press, 1993, p. 343 (Бернстайн П. С. 263). 465 Арзаканян М.Ц. Новейшая история Франции. М., 2002, с. 28. 466 Kindleberger С. A Financial History of Western Europe. NY, Oxford University Press, 1993, p.344 (Бернстайн П. С. 263). 467 С сентября 1924 по июль 1926 г. Бернстайн П. С. 262. 468 Бернстайн П... С. 263-264. 450
393 469
Язьков Е.Ф. С. 283. Генри Э. С. 74. 471 Timothy Green. Central Bank Gold Reserves. World Gold Council. November 1999. 472 Larkin M. France since the Popular Front., Oxford, 1997, p. 34. 473 «Запись беседы... с послом Франции в СССР Альфаном», Стомоньяков, 5 июля 1933, Документы внешней политики СССР, М., 1958- XVI, стр. 411-416 (Карлей М... С. 47-48). 474 Elliot Paul. A Narrow Street, Lnd., 1947, p. 206 (Larkin M. France since the Popular Front., Oxford, 1997, p. 34). 470
475
Wright G. France in modern times: from the Enlightment to the Present, NY, Lnd., 1981, p. 365. Aron R. Memoires: 50 years of Political Reflection., NY., Lnd., 1990, p. 20. 477 Перов Б. М. Франция накануне войны. Внутренняя и внешняя политика правительства Э. Даладье в 1938-1939 гг. Самара, 2001, с. 235-236. 478 The State of France: A Study of Contemporary France. Lnd., 1955, p. 39-40 (Larkin M. France since the Popular Front., Oxford, 1997, p. 43). 479 R. De Jouvenel. La republique des camarades. P., 1914, p. 4 (Wright G. France in modern times: from the Enlightment to the Present, NY, Lnd., 1981, p. 352). 480 Wright G. France in modern times: from the Enlightment to the Present, NY, Lnd., 1981, p. 352. 481 Язьков Е.Ф. 286-287. 482 Язьков Е.Ф.280-282. 483 Покровская С. А. Движение против войны и фашизма во Франции, 1932-1939 гг. М., 1980, с. 14 (Шубин А. В... С. 178). 484 Покровская С. А. Движение против войны и фашизма во Франции, 1932-1939 гг. М., 1980, с. 1415 (Шубин А. В... С. 178). 485 Шубин А. В. С. 178-179. 486 Язьков Е.Ф. С. 290. 487 Язьков Е.Ф. С. 288-289. 488 Язьков Е.Ф. С. 292-294. 489 Язьков Е.Ф. С. 298. 490 Язьков Е.Ф. С. 292. 491 Язьков Е.Ф. С. 299-300. 492 Шубин А.В. С. 217. 493 Язьков Е.Ф. С. 301. 494 Larkin M. France since the Popular Front., Oxford, 1997, p. 54. 476
394 495
Язьков Е.Ф. С. 304. Язьков Е.Ф. С. 306. 497 Шубин А. В.С. 218. 498 Иностранная литература, 1988, № 4, с. 166 (Шубин А. В... С. 263). 499 Коминтерн против фашизма. М., 1999, с. 39 (Шубин А. В... С. 264). 500 Макдермотт К., Агню Д. Коминтерн. История международного коммунизма от Ленина до Сталина. М., 2000, с. 160 (Шубин А. В. С. 264). 501 Шубин А. В. С. 220. 502 Язьков Е.Ф. С. 311. 503 Le Populaire, 1938, 8 mars (Перов Б. М. Франция накануне войны. Внутренняя и внешняя политика правительства Э. Даладье в 1938-1939 гг. Самара, 2001, с. 167). 504 Zay S. Carnets secrets, P., 1942, p. 57-58 (Перов Б. М. Франция накануне войны. Внутренняя и внешняя политика правительства Э. Даладье в 1938-1939 гг. Самара, 2001, с. 168). 505 Язьков Е.Ф. С. 308-310. 506 Peau de E. Edouard daladier, 1884-1970, P., 1993, p. 318 (Перов Б. М. Франция накануне войны. Внутренняя и внешняя политика правительства Э. Даладье в 1938-1939 гг. Самара, 2001, с. 168). 507 Daladier Ed. Defense du pays, P., 1939, p. 158-159 (Перов Б. М. Франция накануне войны. Внутренняя и внешняя политика правительства Э. Даладье в 1938-1939 гг. Самара, 2001, с. 168). 508 Язьков Е.Ф. С. 68. 509 Язьков Е.Ф. С. 65. 510 Людендорф Э. С. 792. 511 Prince Max of Baden. The Memoirs of Prince Max of Baden. V. II. N.Y., 1928, p. 102-161 (Уткин А. И. Унижение России... С. 190-191). 512 Людендорф Э. С. 751. 513 Gilbert M. The First World War. N.Y., 1994, p. 398 (Уткин А. И. Унижение России... С. 72). 514 Язьков Е.Ф. С. 77. 515 Язьков Е.Ф. С. 79. 516 Язьков Е.Ф. С. 71. 517 Dallas G. War and Peace. London: Pimlico, 2000, p. 285. (Уткин А.И. Унижение России... С. 314). 518 Feldman G. The Great Disorder. Oxford, 1997, p. 111-133. (Уткин А.И. Унижение России... С. 315). 519 Язьков Е.Ф. С. 96. 496
395 520
Язьков Е.Ф. С. 97. Людендорф Э. С. 793. 522 Нюрнбергский процесс... С. 395. 523 Папен Ф. С. 252. 521
524
Папен Ф. С. 577). Мюнхенский процесс 1924, судебный отчет, т. II, с. 104 (Гитлер А. Моя борьба, с. 308, прим. редактора). 526 Геббельс. 4 июля 1924 г., с. 20. 527 Кремлев С. Вместе или порознь?, с. 283. 528 Генри Э. С. 18. 529 Гитлер А. С. 199, прим. редактора 530 Генри Э. С. 367. 531 Генри Э. С. 367. 532 Геббельс. 20, 23, 29 сентября 1929 г., с. 99. 533 Манчестер У С. 348. 534 Гитлер А. Моя борьба. С. 308-309, прим. редактора 535 Геббельс. 18 января 1931 г., с. 121. 536 Шубин А. С. 119. 537 Генри Э. С. 10. 538 Генри Э.С. 18. 539 Манчестер У С. 348. 540 28 февраля Додд У. С. 336-337. 541 28 февраля Додд У С. 336-337. 542 Манчестер У. С. 345-346. 543 Манчестер У С. 347. 544 Манчестер У С. 346. 545 Шубин А. СИЗ. 546 Гереке Г. С. 173. 547 Процесс о поджоге рейхстага и Георгий Димитров. Документы Т.1, с. 229. (Шубин А... С.134). 548 Язьков Е.Ф. 549 Манчестер У С. 348. 550 Генри Э. С. 18. 551 Генри Э. С. 11-12. 352 Генри Э. С. 11-12. 353 Манчестер У С. 349-350. 554 Буллок А. Т.1, с. 337. 555 Геббельс. 8 ноября 1932 г., с. 137-138. 556 Документы Нюрнбергского процесса. (Геббельс... С. 138. Прим. составителя.) 557 Геббельс. С. 138-139. Прим. составителя. 558 Кремлев С. Вместе или порознь? С. 259. 525
396 559
Манчестер У С. 350-351. Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. — СПб.: 1997, с. 293. (Шубин А... С. 113) 561 Гереке Г. С. 227. 562 Гереке Г. С. 308. 563 Папен Ф. С. 226. 564 Генри Э. С. 368. 565 Манчестер У. С. 351. 566 Папен Ф. С. 31. 567 Геббельс. 14 февраля 1933 г., с. 143. 568 Манчестер У. С. 352. 569 Протокол речи Геринга предъявлен на Нюрбернском трибунале. Геббельс. С. 143, прим. составителя. 570 Манчестер У. С. 352-353. 571 Манчестер У С. 353-354. 572 Папен Ф. С. 292. 573 Папен Ф. С. 269. 574 Папен Ф. С. 274. 575 Папен Ф. С. 273. 576 Заявление фракции центра кельнского муниципалитета от 30 марта 1933 г. (Винцер О. С. 35). 577 Буллок А. Т.1,с. 561. 578 Макдермотт К., Агню Д. Коминтерн. История международного коммунизма от Ленина до Сталина. М., 2000, с. 148 (Шубин А. В. С. 210). 579 Язьков. С. 212. 580 Руге В.С. 216. (Шубин А... С. 123). 581 Винцер О. С. 24. 560
582
Винцер О. С. 24. Шубин А. СИЗ. 584 Папен Ф. С. 169-170. 583 Гереке Г С. 200. 586 Фест И. Путь наверх... С. 591, 592. 387 Гереке Г. С. 191. 388 Ференбах О. С. 87-88. 389 Ференбах О. С. 87. 390 Папен Ф. С. 282. 591 Манчестер У С. 355-356; См. так же Ответ США на ходатайство от имени Круппа (Нюрнбергский процесс, т. 1, с. 344). 392 Манчестер У С. 356-357. 393 Манчестер У С. 356. 583
397 594
Генри Э. С. 18. Генри Э. С. 21. 596 Генри Э. С. 21-22. 597 Генри Э. С. 24. 598 Манчестер У. С. 366. 599 Манчестер У. С. 365-366. 600 См. так же речь Главного обвинителя от США Р. X. Джексона (Нюрнбергский процесс, т. 1, с. 399). 601 Кремлев С. Вместе или порознь?, с. 261. 602 Манчестер У С. 370. 603 Манчестер У С. 380. 604 Ответ США на ходатайство от имени Круппа (Нюрнбергский процесс, т. 1, с. 345). 605 Папен Ф. С. 132. 606 Геббельс. 1-2, 23 февраля 1929 г., с. 92. 607 Зверинг — 13 марта 1930 г. Папен Ф... С. 133. 608 Геббельс. 16 января 1930 г., с. 104. 609 Папен Ф. С. 210. 610 Папен Ф. С. 117. 611 Папен Ф. С. 133. 612 Папен Ф. С. 135. 613 Папен Ф. С. 135, 136. 614 Папен Ф. С. 134. 615 Папен Ф. С. 166. 616 Папен Ф. С. 137. 617 Папен Ф. С. 137. 618 Папен Ф. С. 138. 619 Папен Ф. С. 139. 620 Кремлев С. Вместе или порознь? С. 274-275. 621 Гереке Г. С. 172. 622 Папен Ф. С. 144. 623 Генри Э. С. 53. 624 Папен Ф. С. 145. 625 Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. — СПб.: 1997, с. 295. (Шубин А. С. 121). 626 Папен Ф. С. 137. 627 Линденберг К. Технология зла: К истории становления национал-социализма. — М.: 1997, с. 31-32. (Шубин А. С. 121.) 628 Папен Ф. С. 171. 629 Папен Ф. С. 137. 630 Папен Ф. С. 133. 595
398 631
Папен Ф. С. 140. Ritschl Albrecht. Was Schacht rigt? Reparation the Young plan, and the Great Depression in Germany. Universitat Pompeu Fabra (Barcelona/Spain) and CEPR. November 1996. 633 Брюнинг речь 16 октября 1930 г. (Папен Ф. С. 136-137). 634 Г. Рэмболд — правительству Лондон 9 июня 1932 г. (Папен Ф...С. 166-167). 635 Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. — СПб.: 1997, с. 522. (Шубин А. С. 122). 636 Геббельс. 30 мая 1932 г., с. 133-134. 637 Папен Ф. С. 136. 632
638
Папен Ф. С. 136. Папен Ф. С. 134-135. 640 Кремлев С. Вместе или порознь?, с. 274-275. 641 Папен Ф. С. 154. 642 Папен Ф. С. 200. 643 Папен Ф. С. 156. 644 Папен Ф. С. 305. 645 Папен выступление 4 октября 1931 г. в Дульмене (Папен Ф. С. 112.). 646 Папен Ф. С. 161. 647 Папен Ф. С. 162. 648 Папен Ф. С. 159. 649 Documents on British Foreing Policy. 1919- 1939. Vol. III, № 149. (Папен Ф. С. 180.). 650 Папен Ф. С. 176-177. 651 Папен Ф. С. 176-177. 652 Папен Ф. С. 181-182. 653 Папен Ф. С. 179. 654 Папен Ф. С. 185. 655 Documents on British Foreing Policy. 1919- 1939. Vol. III, № 149. (Папен Ф. С. 180.). 656 Папен Ф. С. 139, 175. 657 Папен Ф. С. 185. 658 Папен Ф. С. 187. 659 Папен Ф. С. 188. 660 Мюллер В. Я нашел подлинную Родину. Записки немецкого генерала. — М.: 1974, с. 241. (Шубин А. С.125-126). 661 Папен Ф. С. 194. 662 Папен Ф. С. 163. 663 Папен Ф. С. 210-211. 639
399 664
Папен Ф. С. 211. Гереке Г. С. 203. 666 Папен Ф. С. 199. 667 Геббельс. 28 сентября, 2 октября 1932 г., с. 136. 668 Папен Ф. С. 215. 669 Папен Ф. С. 152. 670 Папен Ф. С. 222. 671 Папен Ф. С. 223, см. так же Ширер У... т.1... С. 210. 672 Геббельс. 2 декабря 1932 г., с. 139. 673 Папен Ф. С. 155. 674 Язьков Е.Ф. 675 Язьков Е.Ф. 676 Мюллер В. Я нашел подлинную Родину. Записки немецкого генерала. — М.: 1974, с. 249. (Шубин А. С.130). 677 Гереке Г. С. 214. 678 Гереке Г. С.222. 679 Гереке Г. С. 201. 680 Гереке Г. С. 201-202. 681 Гереке Г. С. 209. 682 Гереке Г. 204 с. 683 Папен Ф. — Шлейхеру 9 января 1933 г. Ф. Папен, Мемуары. (Гереке Г. С. 308.). 684 Руге В. Как Гитлер пришел к власти: германский фашизм и монополии. — М.: 1985, с. 264. (Шубин А. С.131). 685 Гереке Г. С. 224. 686 Гереке Г. С. 221. 687 Геббельс. 8 декабря 1932 г., с. 139. 688 Папен Ф. С. 226. 689 Гереке Г. С. 212-213. 690 Папен Ф. С. 234. 691 Папен Ф. С. 236. 692 Ширер У. Т. 1, с. 210. 693 Геббельс. С. 139, прим. составителя. 694 Нольте Э. С.29. 695 Гитлер 22 апреля 1939 г. (Картье Р. С. 23). 696 Папен Ф. С. 259. 665
697
Шпеер А. Воспоминания, Смоленск. Русич, 1998, с. 27 (Грызун В. С. 484-485). Шпеер А. Воспоминания, Смоленск. Русич, 1998, с. 57 (Грызун В. С. 485). 699 Геббельс. 24 июля 1926 г., с. 59. 700 Уткин А.И. Черчилль. С. 249-250. 701 Трухановский В.Г. С. 262. 698
400 702
19 мая 1933 г. У Липпман. Уткин А.И. Черчилль. С. 252. Картье Р. Тайны войны. После Нюрнберга. — М.:Вече, 2005. — 448 с, с. 15. 704 Генри Э. С. 81. 705 Генри Э. С. 35. 706 Генри Э. С. 52. 707 Геббельс С. 120-121. 708 12 февраля 1936 г. Додд У С. 334. 709 Генри Э. С. 41. 710 Папен Ф. С. 257. 711 См. так же речь Главного обвинителя от США Р. X. Джексона (Нюрнбергский процесс, т. 1, с. 397-398). 712 Язьков Е.Ф. 713 Генри Э. С. 25, 36. 714 Генри Э. С. 39. 715 Генри Э. С. 25. 716 Из письма Муссолини к Мосли (цит. по: Фест И. Гитлер. Триумф и падение... С. 105, эпиграф). 717 Генри Э. С 25. 718 Р. Гесс, 25 июня 1935 г. (цит. по: Фест И. Гитлер. Триумф и падение... С. 105, эпиграф). 719 Генри Э. С. 29. 720 Генри Э. С. 29. 721 Генри Э. С. 29. 722 Rohm E. SA und deutsche Revolution. In: NS-Monatshefte, 4 Jhg. S. 251 ff. (цит. по: Фест И. Гитлер. Триумф и падение... С. 107). 723 Ширер У С. 263. 724 Папен Ф. С. 251-252. 725 Уборевич Доклад о пребывании в Германии 13 января 1929 г. (Дирксен фон Г С. 422-423.). 726 Доклад командующего войсками СИБ ВО Левандовского, Берлин. 19 июля 1933 г. ЦГАСА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 505. Л. 41-43. (Дирксен фон Г. С. 424.). 727 Голо Манн, Германская история (Ференбах О. С. 106-107). 728 Ференбах О. С. 95. 729 Буллок. Т. 1, с. 465. 730 Папен Ф. С. 186. 731 Осень 1933 г. Додд У С. 111-112. 732 Февраль 1937 г. Додд У С. 403. 733 Заявление председателя вестфальского Бюро труда д-ра Ордемана. Генри Э. С. 60. 703
401 734
Генри Э. С. 62. Генри Э. С. 67-69. 736 Кремлев С. Вместе или порознь?, с. 267. 737 Генри Э. С. 67. 738 Язьков. С. 228. 739 Март 1934 г. Додд У. С. 244-245. 740 Язьков. С. 228. 741 Кремлев С. Вместе или порознь? С. 263. 742 Кремлев С. Вместе или порознь? С. 263. 743 Barkai A. Nazi Economics: Ideology, Theory, and Policy. — Oxford, New York, Munich: Berg, 1990. P. 27. 744 Barkai A. Nazi Economics: Ideology, Theory, and Policy. — Oxford, New York, Munich: Berg, 1990. P. 26—27. (May B.A., Стародубровская И.В. С. 330.). 745 Newman K.J. European Democracy Between the Wars. — London: George Alien & Unwin LTD, 1970. P. 304. (May B.A., Стародубровская И.В. С. 398.). 746 Milward A.S., Saul S. B. The Economic Development of Continental Europe 1780-1870.— London: George Alien and Unwin, 1979. P. 435. (May B.A., Стародубровская И.В. С. 346.). 747 Barkai A. Nazi Economics: Ideology, Theory, and Policy. — Oxford, New York, Munich: Berg, 1990. P. 155. 748 Генри Э. С. 132. 749 Кремлев С. Вместе или порознь? С. 264. 735
750
Кремлев С. Вместе или порознь? С. 265. Норден А. Уроки Германской истории. К вопросу о политической роли германского капитала и юнкерства. — М, 1948, с. 131-132. (Шубин А. С.148). 752 Peukert Detlev J. К. The Weimar Republic: The Crisis of Classical Modernity — London: Penguin Books. 1991. P. 114. (May B.A., Стародубровская И.В. с. 339.). 753 Декабрь 1936 г. Додд У С. 390-391. 754 Гереке Г. С. 233. 755 А. Гитлер речь от 4 мая 1942 г. (Соколов Б. Германская империя, с. 273-274). 756 Roseman M. National Socialism and Modernisation // Bessel R. (ed.).Fascist Italy and Nazi Germany: Comparisons and Contrasts. — Cambridge: Cambridge University Press. 1996. P. 216. (May B.A., Стародубровская И.В. С. 337.). 757 Фурсов А. И. Saeculum vicesimum: in memoriam (РИЖ 2000, №1-4, с. 77). 758 Нюрнбергский процесс... С. 395. 751
402 759
Фурсов А. И. Saeculum vicesimum: in memoriam (РИЖ 2000, № 1-4, с. 77-78). Буллок А.Т.1,с.622. 761 Трухановский В.Г. С. 262. 762 Ширер У. Т.1, с. 509-510. 763 Усовский А. С. 49. 764 Додд У.С.417. 765 Как ковался германский меч. /Пер. с нем. Г.В. Смирнова, В.М. Шаститко. М.: Яуза, Эксмо, 2006. — 608 с, с. 199-200. 766 Э. Шнейдер Расцвет и упадок германской науки в период второй мировой войны. Типпельскирх К., Кессельринг А., Гудериан Г. и др... С. 336-337. 767 Ференбах О. С. 98. 768 Шубарт В. С. 30-31. 769 Киреевский И. В. «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России», 1952; Киреевский И. В. ПСС в 2тт.,М., 1911, т. 1,с. 176-181 (Шубарт В... С. 247). 770 Герцен, т. V, 419. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 г. (Устрялов Н... С. 475). 771 Герцен, т. VIII, 29. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 г. (Устрялов Н... С. 473). 772 Мережковский Д.С. Пророк русской революции. (К юбилею Достоевского). Достоевский Ф. Бесы: Антология русской критики. Сост. Л. Сараскиной. — М.: Согласие, 1996. 752 с, с. 467. 773 Герцен. К старому товарищу. (Устрялов Н. С. 229). 774 Edward Bellamy. «Равенство», «Страна слепых». 775 Шарапов С.Ф., пред. О. Платонова, — М.: Алгоритм, 2005. — 624 с, с. 14. 776 Оруэлл Дж. Мысли в пути (Оруэлл. С. 136-137). 777 Бердяев Н. Предсмертные мысли Фауста. (Устрялов Н. С. 395). 778 Шубарт В. Европа... С. 358-360. 779 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg. 780 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 238. 781 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 263. 782 Socialism and the Problems of Democratic Parlamentarism. "International Affairs". V. XIII. P. 501. (Хайек Ф.). 783 The Spectator 1939, p. 337; (Хайек Ф.А. Дорога к рабству. — London: Nina Karsov, 1983, с. 58) (May В., Стародубровская И., с. 330.). 760
403 784
Lawson R. A. The Failure of Independent Liberalism (1930-1941). — New York: Putnam, 1971. P. 61—66. Ekirch A. Ideologies and Utopias: The Impact of the New Deal on American Thought. — Chicago: Quadrangle Books, 1969. P. 63. (May В., Стародубровская И., с. 330.). 785 Barkai A. Nazi Economics: Ideology, Theory, and Policy. — Oxford, New York, Munich: Berg, 1990. P. 98. Ekirch A. Ideologies and Utopias: The Impact of the New Deal on American Thought. — Chicago: Quadrangle Books, 1969. P. 66,179. (May B.A., Стародубровская И.В... С. 329.). 786 Гайдар Е., May В. № 5, — с. 25. 787 Michels R. Sozialismus und Faszismus. Munich, 1925. Vol. II. P. 264-266; 311-312. (Хайек Ф.). 788 Устрялов Н. С. 553. 789 Кремлев С. Вместе или порознь? С. 261. 790 Кремлев С. Россия и Германия. С. 28. 791 Гэлбрейт Экономические теории и цели общества. — М.: 1976, с. 40. 792 Шкундин М. 3. К истории государственно-монополистической социальной политики США. 1929-1939, М., 1980, с. 122 (Шубин А. В. С. 68). 793 Лондон Дж. С. 389.
794
Чаадаев П.Я. С. 72. Чаадаев П.Я. С. 82. 796 Чаадаев П.Я. С. 83. 797 Шубарт В. Европа. С. 330-331. 798 Ницше Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей. — М.: REJL-book, 1994. -352 с, с. 8. 799 Шубарт В. Европа... С. 189. 800 Мережковский Д.С. Пророк русской революции. (К юбилею Достоевского). Достоевский Ф. Бесы: Антология русской критики. Сост. Л. Сараскиной. — М.: Согласие, 1996. 752 с, с. 468. 801 Шубарт В. Европа. С. 191. 802 См. его «Krise der Weltanschauung» в журнале «Die neue Rundschau», январь 1924 г. (Устрялов Н... С. 505). 803 Чаадаев П. Я. Философские письма (Чаадаев.... С. 148). 804 Шубарт В. Европа... С. 74. 805 Барон Р.Ф. Унгерн-Штернберг (Родина № 9. 2004, с. 54). 806 Устрялов Н. С. 498. 807 Устрялов Н. С. 506. 808 Устрялов Н. С. 505-507. 809 Мережковский Д.С. Пророк русской революции. (К юбилею Достоевского). Достоевский Ф. Бесы: Антология русской критики. Сост. Л. Сараскиной. — М.: Согласие, 1996. 752 с, с. 466. 795
404 810
Оруэлл Дж. Мысли в пути (Оруэлл... С. 135). Герцен. Т. V, с. 287. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 гг. (Устрялов Н... С. 473). 812 Герцен Т. V, с. 386; VIII с, 30. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 гг. (Устрялов Н. С. 475-476). 813 Герцен т., V, 419. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 гг. (Устрялов Н. С. 473). 814 Генри Э. С. 226. 815 Герцен т., VII с. 229. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 гг. (Устрялов Н. С. 476). 816 Устрялов Н. С. 474. 817 Герцен. Т. V, с. 23, 243, 246; VI с. 543.. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 г. (Устрялов Н... С. 474). 818 Герцен. Т. V, с. 419. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 гг. (Устрялов Н. С. 475). 819 Герцен. Т. V, с. 110, 236; VIII с. 45. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 г. (Устрялов Н. С. 476-477). 820 Шубарт В. С. 151. 821 Шубарт В. С. 108. 822 Герцен Т. VI, с. 456; VIII с. 46,151. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 гг. (Устрялов Н... С. 479). 823 Устрялов Н. С. 453. 824 Шубарт В. Европа... С. 201. 825 Герцен Т. VII, с. 229, 253; VIII с. 494. Петроград, М. Лемке, 1915-1917 гг. (Устрялов Н. С. 480). 826 Чаадаев П. Я. С. 200-202. 827 ДеКюстин А. Т. 1,с. 19. 828 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. 1871. — М.: Книга. 1991. 574 с, с. 509. 829 Сакулин. Кн. Одоевский. Т. I, ч. 2, с. 274, 592, 594. (Устрялов Н. С. 456, 545). 830 Достоевский Ф. М. ПСС, М., 1984, т. 26, с. 147 (Шубарт В. Европа... С. 243). 831 Шубарт В. Европа... С. 43-44. 832 Шубарт В. Европа... С. 385-386. 833 Троцкий Л. Действительное положение в России. С. 260 (Шубарт В. Европа... С. 201). 834 Кожинов В. В. О русском... С. 20. 835 Кожинов В. В. О русском... С. 20-21. 836 Устрялов Н. С. 502. 837 Гайдар Е., May В. № 6, — с. 31. 838 М. Шаймиев Судьбы демократии в России. Независимая газета 15 сентября 2006 г. 811
405 839
Оруэлл Дж. Мысли в пути (Оруэлл... С. 136-137). Шубин А. В. С. 180. 841 Оруэлл Дж. С. 213. 842 Оруэлл Дж. С. 233. 843 Клименко М.Я. Другая Америка. Мечты и действительность. М.: 2001.320 с, с.184. 844 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 221-222. 845 Язьков Е.Ф. С. 102. 846 Язьков Е.Ф. С. 36. 847 Иванян Э.А. Экономическая политика Рузвельта. — М.: Политиздат, 1975. 848 Spargo, J. Bolshevism. The Enemy of Political and Industrial Democracy. — NY. Haper & Brothers, 1919. 840
849
Розанов. Опавшие листья. Устрялов Н. С. 409. Шубарт В. С. 53-54. 851 Drucker P. The End of the Economic Man, 1939. P. 230. (Хайек Ф.). 852 Churchill. P. 10. 853 Ференбах О. С. 66-67. 854 Голо Манн. Германия и Россия в XX веке (Ференбах О. С. 88). 855 Ференбах О. С. 88. 856 Додд У. С. 369. 857 Коминтерн против фашизма. — М.: 1999, с. 259. 858 Pjerre Drieu La Rochelle. Mesure de la France, suivi de crits 1939-1940. Paris, 1964, p. 79, 103, 200209. (Молодяков В.Э. С. 14). 859 Шубарт В. С. 285. 860 Октябрь 1936 г. Додд У. С. 379. 861 Валянский С. С. 55. 862 Оруэлл Дж. С. 219-220. 863 Лондон Дж. С. 436. 864 Оруэлл Дж. Вспоминая войну в Испании (Оруэлл... С. 170-171). 865 Фест И. Путь наверх... С. 510. 866 Из речи Главного обвинителя от Франции Ф. де Ментона (Нюрнбергский процесс, т. 1, с. 517518). 867 Кара-Мурза С. С. 461. 868 Оруэлл Дж. Заметки о национализме... С. 236. 869 Фест И Путь наверх... С. 458. 870 Фест И Путь наверх... С. 459. 871 А. Гитлер в беседе с О. Штрассером 21-22 мая 1930 г. (Буллок А. С. 242-243). 850
406 872
Рузвельт Ф. Радиообращение 30 сентября 1934 (Рузвельт Ф. С 83). Roseman M. National Socialism and Modernisation // Bessel R. (ed.).Fascist Italy and Nazi Germany: Comparisons and Contrasts. — Cambridge: Cambridge University Press. 1996. P. 211. 874 Додд У.С. 140-141. 875 Папен Ф. С. 265. 876 Папен Ф. С. 393. 877 Гамсун К. Собрание сочинений в 6 т., т.1. — М.: Художественная литература, 1991. — 560 с, с. 13. 878 Александр М. С. 493. 879 Ференбах О. С. 73. 880 Геббельс. Прим. составителя. 881 Геббельс. С. 155. Прим. составителя. 882 Рузвельт Ф. Радиообращение 14 апреля 1938 (Рузвельт Ф. С. 148-149). 883 Папен Ф. С. 253. 884 Дирксен фон Г. С. 202. 885 Буллок А. Т. 1, с. 463. 886 Нюрнбергский процесс. С. 403. 887 Хайек Ф. Дорога к рабству. 888 Хайек Ф. Дорога к рабству. 889 Буллок А. С. 458. 890 Сталин И. Соч. т. 13, с. 293. (Некрич А... С. 16). 891 Фест И Путь наверх... С. 460-461. 892 Гитлер А. С. 373-375. 893 Папен Ф. С. 281. 894 ЦПА. Ф. 78, оп. 8, ед. хр. 140 (Некрич А... С. 128). 895 Гитлер А. С. 331-332. 896 Шубарт В. Европа... С. 311-312. 897 Скидельски Р. С. 50. 898 Скидельски Р. С. 65. 899 Кюстин де А. С. 146. 900 Устрялов Н. С. 402. 901 В. Ленин Пролетарская революция и ренегат Каутский. 10 ноября 1918. 902 Геббельс. С. 112. (Прим. составителя Ржевской Е.М.). 903 Гитлер А. С. 114. 904 Шубарт В. Европа... С. 259. 905 Кара-Мурза С. С. 461. 906 Геббельс. 2 января 1926 г., с. 49. 873
907
Бердяев Н. А. С. 539.
407 908
Бердяев Н. А. С. 479. Геббельс. С. 112. (Прим. составителя Ржевской Е.М.). 910 Шубарт В. Европа... С. 116-117. 911 Шубарт В. С. 130. 912 Шубарт В. С. 259. 913 Шубарт В. С. 290. 914 Шубарт В. С. 291-292. 915 Шубарт В. С. 291. 916 Chamberlin W.H. A False Utopia, 1937. P. 202-203. (Хайек Ф.). 917 Voigt F.A. Unto Caesar. 1939. P. 95. (Хайек Ф.). 918 Eastman M. Stalin's Russia and the Crisis of Socialism, 1940. P. 82. (Хайек Ф.). 919 Устрялов Н. С.501. 920 Головин Н. Тихоокеанская проблема. С. 165. 921 См. например Keynes, J.M. — Keynes, J.M. How to Pay for the War, in Collected Writings of John Maynard Keynes, vol. IX. New York: Cambridge University Press, 1972. — P. 377—378. 922 Ллойд Джордж Д. С. 110-111. 923 Clemenceau G. Discours de guerre. Paris.: Presses Universitaires de France, 1968, p. 130-132 (цит. по: Уткин А. И. Унижение России... С 31). 924 Лэнсиснг Вильсону, 10.12.1917. SD, RG59. 861. 00807а, NA. (Дэвис Д., Трнаи Ю. С. 182.). 925 Робиен Л. (Голдин В.И... С. 163.). 926 Петроградская правда, 11.06.1918; Dotsenko P. The struggle for democracy in Siberia: Eyewitness account of contemporary. Stanford, 1983. p. 109 (Литвин А. С 145-146). 927 Хайек Ф. фон. Дорога к рабству, с. 111. (Скидельски Р. С. 64.). 928 Keynes, J.M. P. 376. 929 Геббельс. 16 октября 1928 г., с. 81. 930 Геббельс. 20, 22 сентября 1924 г., с. 34. 931 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. В кн.: Вебер М. Избранные произведения, М., 1990, с. 201. 932 Statistical Yearbook of League of Nations, National Bureau of Economic Research (Cambrige, MA, USA). Russia/USSR Кафенгауз Л.Б. "Эволюция промышленного производства России" — М.: Эпифания, 1994. -848 с, с 285. Оценке динамики промышленного производства в России в дореволюционный период посвящено множество исследований, например, Н.Д. Кондратьева, В.Е. Варзара, В.И. Бовыкина, И. Боренштейна, Г.В. Наттера, Я.П. Герчука, А. Гершенкрона, Р. Голдсмита, П. Грегори, (см. Поиск истины в истори909
408
ческих данных. Еще одна оценка промышленного производства в России 1887-1913 гг. Экономическая история. Ежегодник, 1999.— М.: РОССПЭН, 1999 — 502 с, с. 471-491.) 933 Троцкий Л.Д. История русской революции т. 1. Февральская революция. 934 Земляной С. Н. Ленин и «третий путь» России (РИЖ, т. III, 2000, N 1-4, с. 685-686). 935 Троцкий Л.Д. Проблемы международной пролетарской революции. Основные вопросы пролетарской революции. (Л. Троцкий. Сочинения. Том 12. — М., Л.: 1925). 936 Н. Ленин. О продовольственном налоге. 21.04.1921. 937 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 276. 938 Из беседы Бессонова и Александровского с Мильхом в Берлине 29 мая 1933 г. (Дирксен фон Г. С. 316.). 939 «Revolution» // Life, October 10, 1969, p. 112. (Эпперсон Р. C.147). 940 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 8. 941 Clark, Gregory. The Problem of the Poor in the Nineteenth Century Europe // University of California, Davis, ECN HOB. Spring 2002. Chapter 7, p. 6. 942 H. John Thorkelson. University of Connecticut // Encyclopedia Americana, Grolier Incorporated, 1992. First printing: 1829. 943 Мальтус Т. «First Essay on Population» 1798. Сакс Д., Ларрен Ф. Макроэкономика. Глобальный подход. - М.: Дело, 1996. -848 с. 944 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 18. 945 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 214-215. 946 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 215-216.
947
Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 219. 948 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 213-214. 949 Папен Ф. С 95. 950 Папен Ф. С. 265. 951 Рыбас С. Ю. Столыпин... С. 43; Чаянов А. В. Основные идеи и формы сельскохозяйственной кооперации.— М.: Наука. 1991 (1989.), с. 237, 263-282. (Чаянов А. В. «Организация крестьянского хозяйства» 1924.); См. так же РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 26. Д. 182. Л. 22. 409
См. так же Данные департамента окладных сборов. (Доклады и сообщения Института истории АН СССР., 1995. Вып. 6. С. 10.). 952 М. Вебер. Переход России к псевдоконституционализму, примечание 52 (РИЖ, т. III, 2000, № 14, с. 628). 953 Салтыков-Щедрин «За рубежом». 954 Keynes J.M. The Economic cosequences of the Peace. Printed by R. & R. Clarc, Limited, Edinburg, p. 13. 955 Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Л., Опыт оценки численности населения СССР. 19261941 гг. Вестник статистики. 1990. №7. с. 34-46. Население России в XX веке. В 3-х т. Т. I. — м.: РОССПЭН. 2000 - 463 с, с. 340. 956 Как ломали нэп: Стенограмма Пленумов ЦК ВКП(б). 1928-1929.М.,200ю Т.1,с. 439. 957 ГАРФ. Ф. 374. Оп. 8. Д. 1898. Л. 40; ГАРФ. Ф. 374. Оп. 8. Д. 1898. Л. 42; ГАРФ. Ф. 374. Оп. 8. Д. 1898. Л.38; ГАРФ. Ф. 374. Оп.*. Д. 1898. Л. 41-42. Романов М.М. ликвидация безработицы в СССР. М., 1930. С. 5; Всесоюзная перепись населения 1926 г. т. 52. Безработные с. 72-85. Труд в СССР, 1926-1930. С. 36; Народное хозяйство СССР: Стат справочник 1932 г. М.; Л.С. ХХП-ХХШ; Конъюнктурный обзор по труду за 1928-1929 гг.; ГАРФ. Ф. 5515. Оп. 1. Д. 169. Л. 113-114; ГАРФ. Ф. 5515. Оп. 15. Д. 188. Л. 23. (Население России... т. 1, с. 321-364.). 958 Рогалина Н.. Индустриализация, как народнохозяйственная проблема. «Вопросы экономики», №2, февраль 2007, с. 128. 959 Трудозатраты на обработку десятины составляли в хозяйствах до 5 десятин — 22,5 дней, а в хозяйствах свыше 25 десятин — 6,1 день. 960 Грызун В. С. 42, примечание 1. 961 Крафтс Н.Ф. «Экономическая теория и история». В кн. Панорама экономической мысли конца XX столетия. Т.2. — СПб.: Экономическая школа, 2002. — 387 с, с. 999. 962 Гереке Г. С. 163-164. 963 Манчестер У С. 349. 964 Геббельс. 4 апреля 1925 г. (Ржевская Е. М. Геббельс, с. 39). 965 Геббельс. 22 мая 1925 г. (Ржевская Е. М. Геббельс, с. 40). 966 Генри Э. С. 69. 967 Геббельс. 11, 15 июля 1930 г., с. 110. 968 Гереке Г. С. 165. 969 Лопухов Б.Р. Эволюция буржуазной власти в Италии. —М.: 1986, с. 104. (Шубин А... С.83). 970 Составлено на основании данных: Деникин А. И. Т. 1, с. 160; Самойлова К.Н. Современная безработица и борьба с нею. — Пг. 410
1918. с. 8.; Исаев А.Н. Безработица в СССР и борьба с нею. (1917-1924 гг.) . — М.: 1924. (Население... Т. 1., с. 247.). 971 Составлено на основании данных: Авторханов А. Технология власти.— М.: Слово, 1991 — 638 с. с. 331.; Кара-Мурза С... С. 139; История... С. 180, 188. 972 3 июня I Всероссийский съезд Советов — 13,5%; август — выборы в Петроградскую думу — 34%; 25 октября — II съезд Советов — 51%. 973 Население... т. 1, с. 247. 974 Мельгунов С. Как большевики... С. 63. 975 Мельгунов С. Как большевики... С. 62. 976 Воейков В. Н. С. 266. 977 СУ РСФСР. 1917. Отд. 1. №8. Ст. 111. Население... т. 1, с. 247. 978 Пуанкаре Р. С. 736, прим. 979 Нюрнбергский процесс... С. 452. 980 Клаузевиц К. С. 35,65. 981 Из речи Главного обвинителя от Великобритании X. Шоукросса (Нюрнбергский процесс, т. 1, с. 465). 982 Из речи Главного обвинителя от Франции Ф. де Ментона (Нюрнбергский процесс, т. 1, с. 529). 983 Али Г. Народное государство Гитлера. Gotz Aly. Hitlers Volkstaat. Raub, Rassenkrieg und
nationaler Sozialismus. M.: Fischer, 2005. S. 47-48,362. (С. Мадиевский Экономическая история «Третьего рейха». Вопросы экономики. № 5 Май 2006, с. 150). 984 Рузвельт Ф. Радиообращение 9 марта 1937 (Рузвельт Ф. С. 110-111). 985 Lockhart В. retreat From Glory. London, 1934. (Папен Ф. С. 188.). 986 Вебер М. С. 202. 987 Кара-Мурза С. С. 336-337. 988 Кара-Мурза С. С. 266. 989 Манифест Коммунистической партии. К. Маркс — Ф. Энгельс (1848). 990 Хайек Ф. фон. Дорога к рабству, с. 104. (Скидельски Р. С. 63.). 991 Бердяев Н. А. С. 479. 992 Герцен А. V с, 328. (Устрялов Н. С. 476). 993 Ле-Бон Психология социализма. (Устрялов Н. С. 405). 994 Хаттон У. Мир, в котором мы живем/ Пер. с англ. под ред. В.Л. Иноземцева. — М.: Ладомир. 2004. — 556 с. 995 Discours prononce a assemblee constituante le 12 Septembre 1848 sur la question du droit au travail Oeuvres completes d'Alexis de Tocqueville, vol. IX, 1866. P. 546. (Хайек Ф. Дорога к рабству). 411 996
Брахер, Время идеологий (Ференбах О... С. 66). Энгельс в предисловии к «Гражданской войне» Маркса. (В. Ленин. Пролетарская революция и ренегат Каутский. 10 ноября 1918). 998 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. — 2-е изд. Т. 4, с. 426. 999 В. Ленин Пролетарская революция и ренегат Каутский. 10 ноября 1918. 1000 Додд У С. 432. 1001 Оруэлл Дж. Англичане (Оруэлл. С. 214-215). 1002 Оруэлл Дж. Англичане (Оруэлл. С. 209). 1003 Цит. по. Лондон Дж. С. 424. 1004 Палеолог М. Царская Россия накануне революции. — М., 1991 (Репринт 1923 г.), с. 145-146 (Кожинов В. В. О русском... С. 70). 1005 Шубарт В. Европа... С. 74. 1006 Макконелл К., Брю С. Экономикс... Т. 2, с. 279. 1007 Ницше Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей. — М.: REJL-book, 1994. -352 с, с. 178,179. 1008 Шубарт В. Европа... С. 68, 71. 1009 Шубарт В. С. 180. 1010 Шубарт В. Европа... С. 71-72. 1011 Чаадаев П. Я. Философские письма (Чаадаев. С. 148). 1012 Грызун В... С. 248, примечание 3. 1013 Кожинов В. В. О русском... С. 25-26. 1014 Папен Ф. С. 260. 1015 Витте С.Ю. Т. 1, с. 755. 1016 Collected Writings of John Maynard Keynes. Vol. IX, p. 321-332. (Скидельски Р. С 65). 1017 Устрялов Н. С. 497. 1018 Шубарт В. С. 374-375. 1019 Скидельски Р. Джон Мейнард Кейнс 1883-1946: Экономист, философ, государственный деятель. М.: Московская школа политических исследований, 2005, т . 2, с. 438-439. (Скидельски Р. С. 63.). 1020 Построено на базе данных: Statistical Yearbook of League of Nations (1929-1940) National Bureau of Economic Research (Cambrige, MA, USA); Institut fur Konjunkturfoschung Berlin (1929-1939) Russia/ USSR( 1898-1927); Кафенгауз «Эволюция промышленного производства России» - М.: Эпифания, 1994. -848 с. [285]. 1021 Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers. L., 1988, p. 426. Economic Change and Military Conflict from 1500-2000 p. 190. 1870 год и США (31) — Новая история стран Европы и Америки. Начало 1870-х годов — 1918 г. Под. Ред. И.В. Григорьевой. — М.: МГУ, 2001.-720 с. [17]. 997
412 1022
Академик Тарле Е.В. Сочинения: Том V.-M.: АН СССР, 1958. С.371 (Власов). Churchill. Р. 21. 1024 Язьков Е.Ф. С. 131-132. 1025 Eichengreen В. Globalizing Capital: A History of the International Monetary System. Princeton; Princeton University Press, 1996, table 3.1, p. 66 (Бернстайн П... С. 264). 1026 Источник: разница в процентных ставках по кредитам в Германии и США — макроэкономическая база данных Национального бюро экономического анализа (ряд 13028: доход по золотым облигациям, ряд 13033: доход по восьмилетним облигациям США); (ряд 13016: ставки по кредитам на лондонском открытом рынке). 1027 Источник: германская временная структура, британская временная структура — 1023
макроэкономическая база данных Национального бюро экономического анализа (ряд 13041: доход по британским консолям), временная структура в США — (ряд 13029: доход по краткосрочным ценным бумагам казначейства). 1028 г/ Гувер выступление по радио 12 февраля 1931 г. (Rosen Е.А... р. 67 (Шубин А. С. 43)). 1029 Kindleberger С. A Financial History of Western Europe. NY., Oxford University Press, 1993, p. 355, 358 (Бернстайн П. С. 268). 1030 Bureau of the Census, 1975, tables 548-550, p. 1009; Kindleberger C. The World in Depression, 2nd ed., Berkeley: University of California Press, 1986, table 9, p. 100 (Бернстайн П. С. 267). 1031 Kindleberger С. The World in Depression, 2nd ed., Berkeley: University of California Press, 1986, p. 100-102 (Бернстайн П. С. 267). 1032 Бернстайн П... С. 267-268. 1033 Kindleberger С. The World in Depression, 2nd ed., Berkeley: University of California Press, 1986, p. 100-102 (Бернстайн П. С. 267). 1034 Eichengreen В. Globalizing Capital: A History of the International Monetary System. Princeton; Princeton University Press, 1996, table 3.1, p. 71 (Бернстайн П... С. 268). 1035 Chernow R. The House of Morgan. NY.: Atlantic Monthly Press, 1990, p. 313 (Бернстайн П... С. 266). 1036 Allen G. Federal Reserve, Anti-Economics of Boom and Bust, American Opinion, April, 1970, p. 63. (Эпперсон Р.. С 239). 1037 Хаттон У С. 146. 1038 Хаттон У С. 146. 1039 По денежной массе 1920-1929 гг., 1933 г. данные за июнь, 1930-1932 гг.—декабрь. 1040 Allen G. Federal Reserve, Anti-Economics of Boom and Bust, American Opinion, April, 1970, p. 24. (Эпперсон Р. С 235). 413 1041
Kennan H.S. The Federal Reserve Bank, p. 70. Larson M. The Federal Reserve, p. 99. (Эпперсон Р... С 239). 1043 Galbraith J. K. The Great Crash, 1929, (New York: Time Incorporated, 1954), p. 102. (Эпперсон Р... С 239). 1044 Ландберг Ф. С. 95-97. 1045 Ландберг Ф. С. 96. 1046 Лампмен Дж. Р. С. 28. 1047 Лампмен Дж. Р. С. 28. 1048 Практика глобализации: игры и правила новой эпохи. — М.: 2000, с. 210. (Шубин А. С.ЗЗ). 1049 Бум, крах и будущее: анализ австрийской школы. — М.: 2002, с. 206-207. (Шубин А. С.47). 1050 Рузвельт Ф. Радиообращение 28 июня 1934 (Рузвельт Ф. С. 66). 1051 Ландберг Ф. С. 96. 1052 Zeitung am Mettag, Berlin, 1918. Кеннеди М. Деньги без процентов и инфляции. — Швеция; Lilalex. 1993, 96 с, с. 82. 1053 Ленин В.И. К четырехлетней годовщине Октябрьской революции». ПСС, т. 33, с. 33. (Урланис Б... С. 401-402). 1054 Silvio Gesell, Die Naturliche Wirtschaftsordnung, Rudolf Zitzmann Verlag, Nurenberg, 1904, (IX th. Edition 1949). 1042
СОДЕРЖАНИЕ Версаль .............................................................................. 5 Европейская социалистическая революция ................. 108 Мы наняли Гитлера ...................................................... 161 Фашизм и либерализм .................................................. 239 Дамоклов меч либерализма .......................................... 316 Великая Депрессия ....................................................... 331 Указатель имен ............................................................. 349 Ссылки ........................................................................... 372 Примечания ................................................................... 377 В.В. Галин ПОЛИТЭКОНОМИЯ ВОЙНЫ Торжество либерализма. 1919-1939 Ответственный редактор С.В. Маршков художник Б.Б. Протопопов, верстка А.А. Кувшинников,
корректор Н.Н. Самойлова ООО «Алгоритм-Книга» Тел.: 617-0952, 617-0825 Оптовая торговля: «Центр политической книги» - 733-9789 «Столица-Сервис» - 375-3211, 375-2433, 375-3673 «ТД АМАДЕОС» 513-5777, 513-5985 Мелкооптовая торговля: г.Москва, СК «Олимпийский». Книжный клуб. Торговое место: № 30, 1-й эт. Тел. 8-903-5198541 Сайт: http://www.algoritm-kniga.ru Электронная почта:
[email protected] Сдано в набор 29.05.07. Подписано в печать 27.06.07. Формат 84x108/32. Печать офсетная. Гарнитура Таймс. Печ. л. 13. Тираж 3000 экз. Заказ 7733. Отпечатано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат» 143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.
