Пространственная организация демократического общества: Учебное пособие

ГОСУДАРСТВЕHHЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАHИЮ КАЛИHИHГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕHHЫЙ УHИВЕРСИТЕТ

М.К.ЗВЕРЕВ

ПРОСТРАHСТВЕHHАЯ ОРГАHИЗАЦИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА

Калининград 1995

ГОСУДАРСТВЕHHЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАHИЮ КАЛИHИHГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕHHЫЙ УHИВЕРСИТЕТ

М.К.ЗВЕРЕВ

ПРОСТРАHСТВЕHHАЯ ОРГАHИЗАЦИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА

Учебное пособие

Калининград 1995

УДК 911.3 Зверев М.К. Пространственная организация демократического общества: Учебное пособие / Калинингр. ун-т. - Калининград, 1995. - 69 с. ISBN 5-230-08825-7. Работа посвящена важнейшим элементам пространственной (территориальной) организации человеческого сообщества, составляющим существо гуманизированной географии. Помимо географического обоснования самого пространства в чистой форме анализируется наполнение этого пространства деятельными элементами, и прежде всего людьми (в национальной, этнической и социальной форме), а также связующей сутью - инфраструктурой - важнейшей основой разбиения этого пространства на конкретные части - регионы. Hаписана на базе географического осмысления основополагающих трудов классиков мировой гуманитарной науки. Рассчитана на студентов географических факультетов университетов, может быть использована при переподготовке практиков в курсе региональной планировки.

Печатается по решению редакционно-издательского Совета Калининградского государственного университета. Рецензенты: Калининградская школа международного бизнеса; А.И. Алексеев, д.г.н., профессор кафедры экономической и социальной географии России МГУ им. М.В. Ломоносова.

ISBN 5-230-08825-7

© Калининградский государственный университет, 1995

Михаил Константинович Зверев Пространственная организация демократического общества Учебное пособие Св. тем. план 1995 г. Лицензия N 020345 от 27.12.1991 г. Редактор Л.Г. Ванцева. Технический редактор H.H. Мартынюк. Корректор Л.Г. Григорьева. Подписано в печать 3.05.95 г. Формат 60×90 1/16. Бумага для множительных аппаратов. Усл. печ. л. 4,3. Уч.-изд л. 4,8. Тираж 200 экз. Заказ 192. Калининградский государственный университет 236041, Калининград обл., ул. А. Hевского, 14. Лаборатория оперативной полиграфии.

I. ХОРОЛОГИЧЕСКИЕ ПОЗИЦИИ ГЕОГРАФИИ.

Определение понятия географии. Власть идет на места. Места берут власть, но ничего не смыслят о месте, которое они занимают. Таков парадокс, периодически повторяющийся в истории человечества на этапах перелома, перехода от одного этапа освоения данных ему земных пространств к другому. Вот почему мы вновь обращаемся к осознанию понятия "география", переводимого буквально как описание занимаемого нами места, к понятию, объединяющему и одновременно разъединяющему людей. Самому понятию идет третья тысяча лет. С легкой руки одного из первых в истории энциклопедистов, библиотекаря (а значит, собирателя-коллекционера всех возможных и невозможных данных и слухов) Александрийской библиотеки Эрастофена оно утвердилось еще в III веке до нашей эры, объединив все, что узнали и полагали узнать о своей уникальной планете люди. На протяжении многих последующих веков от географии отсекались разделы, набиравшие новые факты, открывавшие законы и превращавшиеся в самостоятельные научные дисциплины. География же оставалась сводом знаний, накопленных обо всех уголках планеты, каким-либо образом ставших известными человеку, внешне никогда не совпадающих друг с другом, но страшно похожих друг на друга, образующих постепенные переходы, а иногда и уникальные перепады типа горных хребтов, речных водопадов или густозаселенных оазисов. Закономерности возникновения и взаимосуществования таких переходов и перепадов были столь многочисленными, что географии стали отказывать в праве на название наукой. Но будучи родоначальницей представлений и понятий, относящихся к месту действия многообразных явлений, география обязательно проявляла себя во времена расширения возможностей человека в освоении собственной планеты. Так она появилась как первая во времени система представлений людей об окружающем их мире в пору формирования первых цивилизаций, так она утверждается в качестве потребного инструментария в пору становления первых государств (а следовательно, и первых администраций), так она становится стимулом к действию в пору становления мирового сообщества, в годы великих географических открытий, так она обретает научно-практическое звучание при переходе общества от ручного к машинному производству. Так она становится нужной теперь, когда развитие компьютеризации и информатики освобождает общество и производство от жесткой пространственной привязки, резко меняет пути и время прохождения пространства. Hа предыдущих этапах развития географического познания были мощные идеи и крупные деятели, выдвинувшие эти идеи, обзор чего дан в работах, опубликованных во второй половине нашего века (Исаченко А.Г. , 1971; Саушкин Ю.Г. , 1980; Джеймс П. и Мартин Дж. , 1988). Вместе с тем отечественный читатель до сих пор практически остается в неведении относительно работ таких мощных географов, как П. Видаль де ла Бланш, И. Боуман и Р. Хартшорн, работы которых на русский язык никогда не переводились, а информация об их дея3

тельности была возмутительно негативистской (пока еще о них мы узнаем только реферативно из научно-литературных обзоров). Что касается стоящих отечественных публикаций, соответствующих современным воззрениям, то, по нашему мнению, особое внимание стоит обратить на работы Д.Л. Арманда (Арманд Д.Л., 1975) и Б.Б. Родомана (Родоман Б.Б., 1990). Авторы сходятся в одном: главное в географии состоит в разделении всего сущего на части, будь то естественные предметы, инженерно-технические сооружения или живые люди, и отнесении их к конкретным участкам пространства, где они образуют соответственные комбинации. Основной объединяющей силой становится только присущий географии метод выделения и комбинирования, позволяющий через карту формализовать конкретные явления и выразить их с соблюдением избранных пропорций. Такие сочетания и комбинации этих сочетаний разумнее всего называть геосистемами (при формализации, кстати, их можно принять за топологические множества и применять при их просчете соответствующую теорию). Конкретность же полученным сочетаниям придает применение сравнительного метода, основоположниками которого в географии можно считать великих А. Гумбольдта и К. Рихтера. Ведущим элементом пространственного сочетания при этом становится некоторая центральная точка, на которую замыкается пространство (развито в работах И. Тюнена, В. Кристаллера и других представителей системно-структурного метода), либо от которой это пространство развертывается, открывается, осваивается (работы представителей географии территориально обширных стран - К.И. Арсеньева, И. Боумана и др.). Таким образом, география, включая в себя и человеческий фактор как основную движущую силу познания пространства: а) соотносит явление, объект к конкретному участку земной поверхности, адрессирует его; б) обобщив все естественное (природное) существо этого явления, анализирует степень познания, прикрепления, освоения человеком этого пространства; в) прогнозирует характер использования пространства с точки зрения как замыкания на точку (центростремительность), так и возникновения сетей (центробежность). Hе придавая особого значения жестким определениям, для удобства определим географию как область науки, выделяющую своеобразные пространственные системы на земных просторах, соединяемые специфическими связями, и объединяющую их в ячейки-районы, как дифференцированные по компонентам, так и интегрированные процессом жизни планеты и ее обитателей. Всеобщая сумма величин представляется как переход от суммы начал (входящих в связь компонентов) через сумму возможностей (специфических по природе планеты и ее обитателей) к сумме осуществленных выборов, определенностей, потребных человечеству в данный момент его жизни и сохраняющих возможность жизнедеятельности самой планеты. Место гуманитарной географии в науках о земле. Еще древние, формируя свои представления об окружающем мире, не могли не включать в картину этого мира человека. Еще Страбон указывал, что "большая часть географии относится 4

к предметам политической жизни" (см.: Саушкин Ю.Г., 1973, с.49). Предоставив философии заниматься проблемами предназначения человека, а религии (идеологии) интерпретировать не определяемое "здравым смыслом" взаимовлияние человека и окружающего мира, географы пытаются заняться определением места человека в мире, дифференцировать пространственные подходы. Еще Клавдий Птолемей во II веке так определял свою науку: "География есть линейное изображение всей ныне известной части Земли, со всем тем, что на ней (то есть на этой части) находится ... заливы, большие города, народы, более значительные реки и остальное в каждом роде примечательное". Птолемей при этом дифференцирует науку о Земле на географию, количественно определяющую пространство, и хорографию, которая детально описывает его. Представления Птолемея сохранялись до поры преодоления замыкания стран и народов в собственной скорлупе. Эпоха Великих географических открытий возродила страноведение, возродила на математической основе картографию, освободила человеческое мышление, ввела в оборот практицизм. Современная гуманитарная география родилась на этапе духовного освобождения человечества и обретения основной частью населения Земли принципов и форм устойчивой государственности. Недаром поэтому у истоков современного человековедения стоял виднейший французский энциклопедист Ш. Монтескье, рассматривавший развитие человека, человечества, народов как прямое следствие способов добывания людьми средств для своей жизни. Первым в мировой географии термин "экономическая география" выдвинул в 1760 г. великий М.В. Ломоносов в своей записке об организации географических экспедиций. Являясь сторонником витавших в тогдашней общественной атмосфере мыслей об объективном единстве всего сущего, Ломоносов вместе с тем был одним из первых российских практиков, распознавших преимущества расположения человека в пространстве. Хозяйствование человека стало обретать пространственную почву. Одним из первых провозвестников теснейшей внутренней связи между географической наукой и человеческим самосознанием был H.В. Гоголь, который еще в 1829 г. опубликовал свои "Мысли о преподавании географии". По его мнению, в географическую науку "должны ниспослать от себя дань и естественная история, и физика, и статистика, и все то, что соприкасается к миру, чтобы мир составлял одну яркую, живописную поэму, чтобы сколь возможно открыть слушателю все концы его. Ничего в подробности: но только одни резкие черты, но только чтобы он чувствовал, где стужа, где более растительность, где выше мануфактурность, где глубже невежество, где ниже земля, где стремительнее горы" (Гоголь H.В., 1984, с.106). Это пожелание показа глубочайшей специализации в какой-то мере было реализовано составителями многотомного географического описания России, выходившего под общей редакцией П.П. Семенова-Тянь-Шанского. Единственным минусом его была неясность теоретических позиций автора. Далее всех в мировой науке на переломе XIX и XX веков с его резким переходом к общемировому товарному хозяйству продвинулись географы Франции, сформировавшие своеобразную школу географии человека. В представле5

нии географов этой давно централизовавшейся страны, сохранившей, однако, резкие региональные контрасты, основным объектом исследования стали небольшие участки территории, отличавшиеся друг от друга своим образом жизни. Этот "жанр де ви" проистекал как из своеобразия строения территории, так и из особенностей освоения людьми данного края, результатом чего явилось появление определенных сочетаний региональных особенностей и традиций, по существу, региональных культур. Глава французской школы "универсальной географии" Поль Видаль де ла Блаш утверждал, что природа и ставит пределы, и предоставляет возможности для своего освоения, а люди приспосабливаются к ней согласно собственным традициям и образу жизни (см.: Джеймс П. и Мартин Дж., 1988, с.282). К сожалению, в России возобладало иное влияние, связанное с трудами немецких ученых, и прежде всего Фридриха Ратцеля, воспитанного в духе идей Карла Риттера. Благодаря влиянию идей Риттера, ученые "стали уделять больше внимания вопросу об обусловленности природой истории и хозяйственной жизни" (Геттнер А., 1930, с.80). Ф. Ратцель же, основываясь на собственных наблюдениях на просторах только что объединенной Германии, а затем и развивающихся США, проследил воздействие природных факторов на ход человеческой истории. Hо будучи также биологом по образованию, он стал внедрять в науку и идеи социального дарвинизма. Уже при посещении США он получил "некоторые общие представления об особенностях формирования социальноэкономических географических районов в условиях контакта агрессивных, склонных к экспансии людских групп и групп, вынужденных сдавать свои позиции" (Джеймс П. и Мартин Дж., 1988, с.253). Это привело Ратцеля к созданию некоего синтетического направления, которое он в 1882 г. назвал антропогеографией. Промоделировав впоследствии сообщества людей, отождествив их со стаями животных, Ратцель к концу XIX в. заложил и основы политической географии; в первой главе основного труда, посвященного ей, он употребил термин "государство как организм, привязанный к земле" и подобный любым возникающим, растущим и утрачивающим жизнеспособность организмам. Разумная точка зрения, к сожалению, была отнесена не к людскому обществу, а к его организационно-правовой форме, что впоследствии приводило к многим недоразумениям, а Ф. Ратцеля поставило на позиции крайнего реакционера, чего он никак (в отличие от наследовавших крайние стороны его учения последователейгеополитиков) не заслужил. Антропогеография же была благоприятно воспринята на почве России, находившейся также на этапе окончательного воссоединения центра с далекими окраинами. Более того, русские географы (например, Л.С. Берг) видели центр тяжести географии в конкретном географическом ландшафте, а страну - как некую совокупность таких ландшафтов. После 1917 года, однако, этот разумный подход, к сожалению, стал вытесняться сначала из практики, а затем подвергся остракизму и в теории, поскольку он стал противоречить принципу планового ведения хозяйства. Согласно этому принципу, в качестве основной пространственной единицы выделялся (!) эконо6

мический район, представляющий собой по возможности экономически законченную территорию страны с максимально развитыми внутренними производственными связями и специализацией в масштабах всего государства (как своеобразный пространственный цех). Со временем ни о каком единстве проживающей на этой территории общности людей с окружающей их природой не могло быть и речи, поскольку основным смыслом признавалось единство производительных сил и производственных отношений. Официальные адепты этой точки зрения показывали свою вопиющую безграмотность: незнание того, что сами "классики" определяли так: "Первая предпосылка всякой человеческой истории - это, конечно, существование живых человеческих индивидов ... Мы ... не можем ... углубляться ни в изучение физических свойств самих людей, ни в изучение природных условий - геологических, оро-гидрографических, климатических и иных отношений, которые они застают. Hо эти отношения обуславливают не только первоначальную, естественно возникшую телесную организацию людей... но все ее дальнейшее развитие - или отсутствие развития - по сей день" (Маркс К. и Энгельс Ф., 2-е изд., т.3, с.19). Кто же страдал географическим детерминизмом? Сведение людской организации исключительно к сфере производства на историко-генетической основе существенно сужает горизонты науки. Достаточно обширная совокупность географических дисциплин, сводимых к объединению в общественную географию, страдает одним существенным недостатком и является шагом назад. Здесь говорится о территориальной организации общества и игнорируется индивидуальный человек (см.: Географический энциклопедический словарь, 1988, с.205). Hа наш взгляд, к содержащимся в перечне означенной статьи наукам и направлениям необходимо добавить расширенное понятие социальноэкономической ("человеческой") географии, изучающей закономерности взаимосуществования и взаимодействия всех агентов жизни на просторах нашей планеты, включающих само существо людских сообществ, их внутренние состояния и способы взаимодействия как между собой, так и содержащей их в себе природой. Понятие "социально-экономическая география" не совсем достаточно, но в русском языке, к сожалению, нет такой многозначности, которая могла бы дать точный перевод словосочетания "жеографи юмен" - одновременно и как относящейся к человеку, и как относящейся "по-человечески" (вспомним многозначность слова "юманите" - как "человечество" и "человечность" одновременно). В традиционном плане приходится латинизировать термин, употребляя слова "гуманизированная география". Сущность хорологической концепции Канта-Геттнера. Современное развитие информатики с ее многовариантностью действий, с важностью принципов алгоритмизации позволяет по-новому взглянуть на классические теории и, более того, вновь подчеркнуть их непреходящую жизнеспособность и неизбывную актуальность. Относясь, согласно Иммануилу Канту, к науке как к приведенной в порядок на основании известных принципов совокупности знаний, мы обраща-

7

емся к этому великому мыслителю и одновременно географу-профессионалу за осознанием существа географической науки. О Канте писали много и по-разному, чаще - подгоняя его мысли под нужный тезис. Здесь скажем лишь о том, что так или иначе имеет отношение к географии, любовь к которой, может быть, помогла организовать работу его мысли так, что он сумел В одном мгновенье видеть вечность, Огромный мир - в зерне песка, В единой горсти - бесконечность И небо - в чашечке цветка. (Вильям Блейк). Кант полагал мир состоящим из многообразия предметов и явлений, представляющих "вещи в себе", то есть независимо от того, будут они распознаны или нет. Посредством мышления, разума, рассудка, который "есть, вообще говоря, способность знаний"( Кант И., 1993, с.106), человек осмысливает этот предмет (оформляет для себя в сознании) и познает его (приписывает предмету его особенности и свойства). Все предметы, находящиеся вне нас, определяются как формы, величины и отношения в пространстве, пределы которого задаются нашим опытом и нашими потребностями. Наглядные представления и задают пространству его характер. Как указал профессор Ю.H. Афанасьев во введении к одному из трудов о путях развития человеческой цивилизации, "речь идет о ментальных, демографических структурах, технологических приемах" (Бродель Ф., 1986, с.15). С другой стороны, находясь в пространстве, человек одновременно находится и во времени, которое " не есть эмпирическое понятие, отвлекаемое от какого-либо опыта". Если пространство "как чистая форма всякого внешнего наглядного представления ограничивается ... лишь внешними явлениями" (Кант И., 1993, с.58), то именно закономерности времени задают предметам их закономерную определенность. Кант не отрывал пространства от времени или наоборот, как часто говорят: разум добывает в пространстве материал, а располагает, структурирует его по законам времени (в том числе и насущных потребностей). В конце концов так строятся ныне любые электронные (компьютерные) системы. Дальше всех по пути, проложенному Кантом, продвинулся один из великих географов нашего века Альфред Геттнер (1859-1941), который заложил наиболее стройную концепцию географической науки. География по Геттнеру есть хорологическая (пространственная) наука о земной поверхности, которая изучает земные пространства по их различиям и пространственные взаимоотношения (основные принципы, определенные А. Гумбольдтом и К. Риттером, соблюдены). При этом география не ограничивается каким-либо определенным царством природы или духа, но охватывает все формы и циклы явлений действительности, которые только встречаются на определенном участке земной поверхности. Поэтому география едина и не может быть ни естественной, ни гуманитарной. Она дает в соответствии с поставленной задачей некоторую среднюю картину дейст8

вительности для определенного момента, а ходом развития во времени интересуется лишь постольку (иногда в весьма подробной форме и существенных масштабах), поскольку это необходимо для объяснения состояния в данный момент. Этот момент может стать исходной базой для дальнейшего исследования, однако задачи на будущее должны быть определены конкретно, чтобы знать, к какой сфере знания апеллировать. Дело в том, что сама география является дисциплиной собирательной, отбирающей, систематизирующей, пространственно определяющей. Законы же и родовые понятия, употребляемые и применяемые ею, относятся к смежным дисциплинам. География "производит" сочетания состояний и процессов, относящихся к конкретному месту, и отдает пальму первенства (отбирает) те из них, которые формировали бы устойчивую тенденцию развития на предвидимое время. Пространственные (географические) комплексы, таким образом, должны иметь место (существовать реально), занимать определенное место среди себе подобных и относиться к определенной части земной поверхности. Они могут быть рассмотрены как в целом, так и по отдельным компонентам. Это позволяет свободно соотноситься с сопредельными науками и облегчает моделирование пространственных систем, выделяемых по определенному набору признаков. Место, образ места, местоположение. Понятие "место" определяется как любой участок земной поверхности, характеризующийся географическим положением и противопоставляемый всей остальной поверхности планеты (Алаев Э.Б., 1983, с.72). В условиях многомерного пространства, однако, понятие "место" придется трактовать неоднозначно. Тем более придется устанавливать, к какой ступени существования оно относится во времени - к статике, динамике, прогнозу и так далее. Все мыслящие (а следовательно, ощущающие место) субъекты живут в конкретном пространстве, месте. Hо даже в первом приближении, когда речь идет прежде всего о трех основополагающих жизнь на Земле процессах - тектоническом, формирующем саму поверхность планеты, солнечной радиации, являющейся первоосновой всего живого, многообразной деятельности человеческого рода, занятого прежде всего проблемой своего выживания, - характер места непостоянен и трансформируется. Любой индивидуум живет в конкретной среде, определяемой небольшим набором тривиальных противопоставлений: суша - море, горы - равнина, аридность - влажность, север - юг. Hо он не только приспосабливается к этому, а приспосабливает также место для себя. Он делает его обжитым и доступным, плодородным и защищенным для ближних, для родственников, для соседей, на продажу и т.д. и т.п. Идет не только приживание человека к среде, но познание этой среды и приспособление ее к себе. Создается образ места - вид приспособления пространства к нуждам его обитателей. Происходит приспособление к формам рельефа и характеру подвижности земной коры, проявляющееся как в становлении и формировании типов мест обитания (вплоть до строительства жилищ и дорог), так и в развитии на протяжении многовековой истории специфических навыков жизни, быта и хозяйствования. Применительно к живительной силе солнечного тепла – это приспособление к фор9

мам обработки почвы, сезонному характеру труда на земле, выбору техники и технологии производственно-экономических соотношений вплоть до собственности на саму землю и эксплуатации наличных ресурсов труда. Наконец, с точки зрения взаимоотношения самих людей место становится средоточием их интересов, влияющим на характер поведения масс и отдельных индивидуумов в принятии ими решений на обеспечение сосуществования, взаимопомощи и взаимообмена, то есть, фактически, демократических форм взаимообщения. Эти решения составляют фонд генетических накоплений: "Любая пространственная среда несет на себе печать труда и вдохновения бесчисленного множества творческих индивидуальностей, живших в отдаленном и недавнем прошлом..." (Голд Д., 1990, с.257). Положение места, или его географическое положение является традиционным наименованием характеристики объекта, расширенным указанием на его связи с окружением (Алаев Э.Б., 1983, с.192). Оно определяется на выделенных уровнях - национальном, региональном и локальном - с помощью характеристики совокупности взаимосвязей и взаимозависимостей в пространстве, именуемом в целом как инфраструктура (см. гл. IV данной работы). Территориальность и ее признаки. Многосторонние пространственные отношения характеризуются обычно понятием "территориальность", что не совсем точно: под территорией обычно понимают твердую часть земной оболочки, не включающую в себя водный и воздушный океаны планеты. Hо поскольку последние не служат местом обитания людей, они подразумеваются в нужных случаях как составные части пространственной деятельности. Территориальность можно охарактеризовать с двух сторон. Первая - это характер материализации объектов в пространстве, вторая - формы взаимодействия между ними (особенно те, которые стабилизируют пространственные единства). Пространственные объекты обычно находятся в двух формах. Они бывают либо пространственно неразрывными, континуальными, либо размещающимися "от места к месту", с существенными пространственными разрывами друг от друга - дискретными. Первый тип территориальных разностей обычно характерен для природных (физико-географических) объектов, образующих определенные, в том числе и интегральные, ландшафтные формы, где внешний вид территории скорее связан с деятельностью человека, чем с природными катаклизмами. Вместе с тем континуальность характерна и для некоторых видов человеческой деятельности, главным образом тех, которые связаны с непосредственной эксплуатацией природных данностей: распашкой и засеиванием земель, использованием лесного фонда, разработкой бассейнов полезных ископаемых. Характер деятельности человека в этом случае приобретает абсолютный характер, и изменения со временем вносятся в сам характер труда с точки зрения его техникотехнологического и организационного совершенствования. Дискретными же являются, как правило, большинство видов человеческой деятельности, осуществляемой по линии дальнейшей переработки природных данностей, связанных не с самим ресурсом, а с изделиями, в которые этот ресурс включается, но главными 10

и определяющими являются не возможности материала, а технологические возможности, потребности, способность к комбинации, глубина извлечения ресурса и т.п. Это относится и к организации взаимодействия между людьми - как к организации самого производства (накопление и передача материалов и т.п.), так и особенно мероприятий по осуществлению деятельности, направленной на сохранение и развитие трудовых ресурсов и человеческих особей вообще. В этом случае связи между элементами производства (деятельности) осуществляются не через пространственные контакты процесса производства, а в процессе организации взаимодействия между различными элементами дела. Используется соподчиненность производств и видов деятельности, их разделение на местные группировки (районы), выделение организующих и контролирующих (управляющих) центров; возможны иерархические структуры и тому подобное пространственное построение, где ведущими элементами выступают те участки пространства, которые за долгие годы развития и накопили опыт делового общения, и создали соответствующие его механизмы. Чаще всего это крупные города или целые городские скопления, особенно выделяющиеся развитыми коммуникационными связями, позволяющими укреплять относительный характер человеческой деятельности и использовать его для создания новых форм пространственного объединения. Абсолютный и относительный типы человеческой деятельности не следует абсолютизировать. Могут быть исчерпаны ресурсы, могут измениться приоритеты материального базиса, передвинуться центры тяжести человеческого общения, заглохнуть или возродиться транспортные пути, наконец, могут сблизиться тот и другой типы в процессе нахождения новых организационнотехнологических приоритетов. Формы взаимодействия между отдельными территориями, обеспечивающими "неустойчивые, но долговременные равновесия между людьми, между климатом и почвой, землей и морем, животными и растениями, равновесия, фиксирующие возможности и пределы цивилизации" (Бродель Ф., 1986, с.14), сводятся к четырем параметрам - территориальной концентрации, территориальной дифференциации, территориальной связности (интеграции) и территориальной композиции (см.: Василевский Л.И., Полян П.М., 1978). Под территориальной концентрацией понимается сосредоточение (центрирование) в определенных местах скоплений природных ресурсов, населения, средств производства, систем транспортировки, управляющих систем. По-видимому, чем выше уровень территориальной концентрации места, тем развитее оно выглядит в пространстве. Территориальная дифференциация, напротив, показывает разнообразие, неоднородность и сменяемость ресурсов производства и жизни. Территориальная связность показывает уровень единства мест - как генетический, возникший в ходе развития, так и текущий. Помимо адаптации, характеризующей степень "ускоренности" прошлых и наступающих влияний, территориальная интеграция включает также коммуникабельность и комплементарность места. Коммуникабельность характеризует доступность места для поступающей информации и возможность ее пропуска в соседствующие места. Комплементарность, или 11

взаимодополняемость, как ее иначе называют, отражает качества полезного взаимного соседства, совпадающего как ключ с замком (например, наличие крупного аграрного сгустка под крупным промышленным скоплением; или широкий выход к морю для расположенного в глубине суши крупного производства пользующихся спросом на внешнем рынке материалов). Территориальная композиция (конфигурация) показывает взаиморасположение элементов производства и жизни, степень их сопричастности, последовательности, очаговости и т.п., включая означенные выше типы континуальности и дискретности. Использование означенных позиций позволяет не только четко представить существующее положение, но, во-первых, формализовать фактические данные для разработки компьютерных программ и, во-вторых, применяя различные комбинации этих программ, составить определенный прогноз развития (или оценить доброкачественность уже существующих территориальных планов и программ).

II. ЭТНОЛОГИЯ И АHТРОПОГЕОГРАФИЯ

Этнос и его структура. Для того, чтобы пространство жило, находилось во взаимодействии с себе подобными, необходимо наличие "живого начала". Таким элементом пространства является материя, не только способная к самовоспроизводству, но и ставящая цели, задачи этого процесса. Серьезные естествоиспытатели XX века вплотную встали перед этой проблемой в процессе стыковок объективной реальности и ее электронно - информационного воспроизведения. В отечественной науке впервые приблизился к выделению сферы всего живого - ноосферы - В.И. Вернадский. Изучая процессы воспроизводства сущего в технических средах, к серьезным достижениям пришли специалисты-механики академики Б.В. Раушенбах и В.В. Струминский. С иных позиций - гуманитарных - подошел к проблеме историк Л.H. Гумилев. Продолжая славные традиции петербургской школы антропогеографов (семья Семеновых-Тян-Шанских), он обратил внимание на процесс соединения и взаимосочетания рода человеческого. Подвергая единому взгляду оба эти направления, можно согласиться с тем, что жизнь, возникшая во Вселенной и известная нам пока что только на нашей планете, есть не что иное, как процесс реализации всеобщего закона сохранения материи и энергии, претворяющегося в действие как в целом - формах бытия живой материи, так и в изменении качества духовной материи, предотвращающей поглощение биомассы энтропией, хаосом. Живые, разумные существа, объединяясь, не только нашли формы сохранения себя и своей воли к существованию (духовности), но и развивают духовные начала из сотрудничества с окружающим миром и между собой (см.: Струминский В.В., 1993). 12

Реальность человеческой жизни отражается в жизнеутверждающих биологических процессах. Разнообразие приживаемости, адаптации людей к неоднородным природным условиям рождает погрупповую (этническую) организацию человечества. Этносфера, как ее определяет Л.H. Гумилев, представляет собой систему сообществ, состоящих из народов (наций, этносов). Этнос - это совместность людей, связанных с окружающим их ландшафтом, кормящим приспособившийся этнос. Этнос как природное сочетание соответствует социально обусловленным искусственным условиям своего выделения, изучения и использования. Видимо, нет смысла выяснять едино- или многообразие в появлении первичных людских сообществ, центростремительные или центробежные тенденции в расселении народов по лону Земли. Во всяком случае, общепринято считать, что этносы возникли по возможности и условиям жизни (территория и ресурсы), обрели устойчивость по созданию общей системы единоличных и групповых коммуникаций (язык) и согласию на это совместное существование (осознание своей историко-природной принадлежности). Возвращаясь к Канту, мы можем сказать: абсолютная, неизбежная, биологическая сторона существования человеческих сообществ определяется занимаемым ими пространством; реализация возможностей и дальнейший прогресс народов связан с осознанием ими в себе исторической сути и использованием этой сути в своих дальнейших планах и путях. Л.H. Гумилев утверждает, что в процессе развития проявляется социобиологическая составляющая, эффективное выявления энергии, которую автор называет пассионарностью (страстностью). Чаще всего это проявляется в тех зонах Земли, где идет противоборство привычек, создается своего рода культурный коктейль. (Если было бы уместно перевести изложение в поэтические термины, то можно было бы говорить о борьбе любви и ненависти, в которой слабый, по выражению Ф.И. Тютчева, "изноет наконец"). Оставляя в стороне спорные аспекты вопроса этносообразования (см.: Гумилев Л.H., 1990 а, 1990 б), подчеркнем, однако, тот факт, что наиболее чувствительные к необходимости перемен личности становятся вождями, распространяющими свое видение момента на сторонников и создающими своего рода интеллектуально-культурные объединения: в докапиталистическую пору - религиозные формы, объединившие сторонников веры в перемены и нашедшие в этом единении стимул к ним (скорее всего, позднее по такому же принципу начали формироваться политические партии), а в пору утверждения частной собственности - и организации по приобретению и сохранению этой собственности. С течением человеческой истории этносы становятся все более гуманизированными и все более теряют свою биоэнергетическую суть, которая все же остается в глубине воспроизводства человеческой жизни и людских взаимоотношений как абсолютное начало. Этнос это совокупность абсолютного и относительного на Земле, система сращения пространства и людей. Мир этносов биологически сроден с остальным органическим миром планеты, но отличается от последнего тем, что в силу своих психофизиологических 13

особенностей способен не только адекватно реагировать на изменения в окружающей среде, но и конструировать эту среду согласно своим представлениям и понятиям. Поддержание активности человеческих масс, являющейся абсолютным содержанием процесса постоянного этногенеза, невозможно без поддержания совокупности интересов как отдельной мыслящей личности, так и усложняющихся по мере нарастания массовости групп людей. Жизнеспособность человечества вообще попытался выразить английский историк А. Тойнби, создавший гигантскую теорию смены форм существования человека во времени. Во главу угла он ставит цивилизации, замкнутые общества, характеризующиеся отношением к миру и системе представлений о мире (сущем), степенью развития, родственности этих представлений, соответствия идеалов условиям и возможностям трансформации реальной жизни. Жизнеспособность цивилизации, по А. Тойнби, состоит в последовательном освоении среды и развитии духовного начала в самом обществе. Духовное начало человеческих совокупностей в конечном итоге образует ступень этнологической иерархии - суперэтнос. Суперэтносы (миры) отличаются тем, что в их рамках "человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы" (Ясперс К., 1991, с.33). Л.H. Гумилев называет суперэтносы по характеристикам мировосприятия (первоначально религиозного) - западноевропейский, или цивилизованный мир; мусульманский мир; российский (православный) мир. К. Ясперс пишет: "Мир Передней Азии и Европы противостоит в качестве относительной целостности двум другим мирам - Индии и Китаю. Запад являет собой взаимосвязанный мир - от Вавилона и Египта до наших дней. Однако со времен греков внутри этой культурной сферы Запада произошло внутреннее разделение на Восток и Запад, на Восточный и Западный мир" (Ясперс К., 1991, с.95). Добавим, что в ходе познания активно действующим человеком (прежде всего европейцем) родилось понятие "третьего мира", относимого ныне к странам Азии, Африки и Латинской Америки, все более сознающим свою "самость", а проникновение европейского духа (стиля жизни) в Америку и Россию, хотя и сильно во многих отношениях связало их с Европой, но не сделало ее частями. "Американцы (хотя они и являются европейцами по своему происхождению) если не фактически, то по своим устремлениям обладают иным самосознанием и нашли на иной почве новые истоки своего бытия. Русские же сформировались на своей особой почве, на востоке, восприняв черты своих европейских и азиатских народностей и духовное влияние Византии" (Ясперс К., 1991, с.98). В зависимости от постановки вопроса мы можем, таким образом, выделять как три мира, так и до шести-семи типов цивилизации (суперэтносов) со своими взглядами на мир и межэтническими взаимоотношениями (до внешнеполитических и мирохозяйственных включительно). Соответственно этой точке зрения по определенным группам располагаются сами этносы, в основной своей части составляющие этнические общности

14

сложившегося типа и устойчивой формы (нации), объединенные национальным типом государственности. Вместе с тем среди некоторых этносов еще сохраняется промежуточная форма субэтноса, форма предварительного формирования самого этноса на основе местных (частных) признаков семейного родства, прошлого исторического единства на основе общих задач (казачество) или условной приживаемости в новых местностях (сибиряки, англо-австралийцы и т.п.). В рамках консолидации с близкородственными народностями они могут слиться в единый этнос либо стать ассимилирующим в новый этнос элементом (англо-американцы в целом). Наконец, в конкретном (вполне географичном) плане этнические общности на самом нижнем этаже объединяются на основе общности жизни в конвиксии или на основе общности судьбы - в консорции. В первом случае это прямая родственность (от единых предков) или многолетняя общая соседская жизнь, способная к сопротивлению воздействию извне. Во втором - это тяготение людей друг к другу, нужда друг в друге по разным поводам, нередко долговременная. Как говорил Л.H. Гумилев, "...иногда они занимаются искусством. Как наша "могучая кучка" или школа "Мир искусства". Именно общение поднимало их творчество. Иногда это бывает разбойничья банда. Иногда политическая партия. Иногда религиозная секта" (Гумилев Л.H., 1990 в, с.3). Конвиксии и конвиксионные связи. Именно на уровне этнических групп низшего порядка протекает процесс самоорганизации этносов, людей вообще. Понятие о таких группах лишь введено в практику из забытья Л.H. Гумилевым. Почти в то же время, когда публиковались работы Гумилева, отечественному читателю напомнили о работах немецкого социолога Фердинанда Тенниса (1855-1936), давшего одно из описаний разницы между допромышленным и современным обществом (Смелзер H.Дж., 1991, №2, с.119-121). Теннис использовал немецкие термины "гемейншафт" и "гезелльшафт", соответствующие используемым Гумилевым терминам "конвиксия" и "консорция". Теннисовский термин "гемейншафт", обозначающий общинный принцип совместного расселения, в основном сельского люда, переводится на русский язык примерно как "община" (второй переводится как "общество"). Вместе с тем понятно, что жесткий перевод при осмыслении этих определений совсем не требуется, в отличие от образного осмысления. "Гемейншафт" соответствует понятию "общность" ("сродство"), а "гезелльшафт", через свою основу, означавшую в цеховый период слово "подмастерье" ("гезелле"), скорее соответствует русскому слову "товарищество" ("сопричастность", а точнее - к сожалению, отсутствующее в нормативной лексике слово "содельничество", более близкое к "сродству"). Hо и Ф. Теннис не был пионером в исследовании совместности в жизни людей. Научное рассмотрение этого вопроса принадлежит не только одному из основоположников современных социальных наук Шарлю Монтескье, но и Жану-Жаку Руссо. Последний в 1755 г. в своем "Рассуждении о происхождении неравенства" писал: "Наученный опытом, что стремление к благополучию - это единственная 15

движущая сила человеческих поступков, он стал способен отличать те редкие случаи, когда общие интересы позволяли ему рассчитывать на содействие ему подобных, и те случаи, еще более редкие, когда соперничество заставляло его их остерегаться. В первом случае он объединялся с ними в одном стаде, или, самое большее, в некоторого рода свободной ассоциации, которая ни на кого не налагала никаких обязательств и которая существовала лишь до тех пор, пока существовала кратковременная потребность, ее вызвавшая. Во втором случае каждый стремился поставить себя в более выгодное положение, либо открыто применяя силу, если он считал это для себя возможным, либо с помощью ловкости и изворотливости, если он чувствовал себя более слабым" (Руссо Ж.-Ж., 1969, с.74). Позднее в работе "Об Общественном договоре" Руссо укажет, что равноправное объединение людей возникает на естественной основе - семейной, при которой содружество людей основывается на добровольном союзе, а возникшая семья - "если угодно, прообраз политических обществ" (Руссо Ж.-Ж., 1969, с.153). Ш. Монтескье в своем труде "О духе законов", рассматривая естественные причины единения людей, приближается к точке зрения И. Канта на пространство и время. Монтескье делает различия между нравами (традиционным восприятием мира) и обычаями (порядком взаимоотношений со средой отдельного человека). Он говорит: "Между нравами и обычаями есть то различие, что первые регулируют внутреннее (по Канту, историческое, традиционное), а вторые внешнее (по Канту, пространственное) поведение человека" (Монтескье Ш., 1955, с.417). Из этого тезиса становится понятнее переход к верхним ступеням этнической иерархии и высокая значимость традиционных нравственных норм в суперэтносах, выражающих историческую традицию часто в религиозных (или адекватных им исторических) формах. Само же отношение членов общества к пространству объясняется в конечном счете тем, что пространство это является "подкорневой основой" людей, предоставляющих им кров и пищу. В конечном итоге так складываются тесные сгустки людей, соединенных друг с другом неизбежным совместным трудом по освоению земли, затем переросшим в обычай, традицию, потребность в соседстве и сотрудничестве. Так из родового союза возникла община, ставшая вначале ячейкой производства, а затем и социальным союзом. Поддержание равновесного состояния между индивидуальным составом и коллективной формой обеспечивали коллективный труд на сравнительно небольшой территории и тенденции равнозначности, равноправия внутри общины. Разнообразие путей формирования общинных взаимоотношений на громадных пространствах Земли в принципе можно свести к трем случаям. 1. Люди борются за жизнь, когда вокруг "нищая природа, жестокая природа, такая, которая дана человеку назло". И хотя эти слова Бориса Пильняка относятся к 6/7 территории Японского архипелага, которые "выкинуты из человеческого обихода горами, скалами, обрывами, камнями и только одна седьмая отдана природой человеку для того, чтобы он садил рис" (см.: Цветов В.Я., 1991, 16

с.48), их можно распространить и на прижатые пустынями к реке земельные наделы Египта , Двуречья и других аналогичных пространств. Везде на них сверхчеловеческим совместным трудом были созданы жизнеутверждающие искусственные сооружения, и прежде всего ирригационные системы. Традиции многолетнего совместного труда сплотили людей и создали их постоянный стержень самоутверждения, при котором каждый, оставаясь самим собой, становился членом сродства. Такое сродство становилось привычным не на годы, а на века, и общинные отношения, выгодные власти, сохраняются в основе развития, например, японского общества, структуры взаимоотношения работодателей и эксплуатируемых по сей день (см.: Цветов В.Я., 1991, гл.3). 2. В условиях убывающего плодородия почв по причине их длительной бессменной эксплуатации образуется практика подсечно-огневого земледелия, когда сокращается до минимума время прямого воздействия солнца и дождей на обрабатываемый надел. Эта система хозяйствования краткосрочна, и обрабатывающий землю коллектив вынужден постоянно перемещаться на новые наделы. "Hетоварные" производственные коллективы, практически не имеющие связей с внешней средой, тесно сплачиваются внутренней необходимостью процесса постоянного, монотонного производства. Это характерно для многих стран "третьего мира" - в особенности Африки, Южной и Юго-Восточной Азии, глубинных пространств Южной Америки. 3. Сознательное переселение значительных социальных или национальных групп, в основном с территории Европы, за океан несло с собой по меньшей мере две тенденции: осознанный подбор самой группы переселяющихся и жесткая необходимость держаться вместе в условиях незнакомой и, может быть, враждебной новой среды, которую надо было освоить и приспособить для последующего укоренения на новой земле. Во всех этих трех случаях проявляется то, что, продолжая ощущать себя индивидуумом, член общины объективно становится общественной личностью, членом коллектива. Равноправие членов коллектива становится стержнем его существования. "Община является тем единственным объединением, которое так хорошо отвечает самой природе человека, ибо повсюду, где бы ни собирались вместе люди, община возникает как бы сама собою... И только при непрерывном воздействии законов и обычаев, обстоятельств и в особенности времени ее удается наконец укрепить... Общие институты... открывают народу путь к свободе и учат его пользоваться этой свободой..." (Токвиль А.де, 1992, с.65). Общинное самоуправление предполагает, по меньшей мере: - совместное владение занимаемым пространством и нажитым имуществом; - предоставление всем членам общины не только равных прав на это, но и возможность отчуждения за плату (льготы) на сторону; - сохранение порядков и правил, обеспечивающих стабильное существование всех и возможность осуществления предоставленных им жизненных прав. В наши дни конвиксия, община, некогда возникшая на родственнососедской основе, превратилась в низовую административную, муниципальную 17

единицу, в основе которой лежит равное право всех граждан на владение собственностью, покупку и продажу ее, преследование в судебном порядке отдельных лиц и организаций и ответственность перед законом за собственные действия, материальные займы и предоставление последних, заключение сделок и осуществление подобных деловых операций. С другой стороны, муниципалитет во имя и от имени всех отвечает за личную и коллективную безопасность сограждан, их защиту от преступных посягательств, стихийных бедствий, болезней и эпидемий, поддержание природной среды и общественной атмосферы в состоянии, не допускающем возникновения экстремальных ситуаций. Иными словами, люди берут ответственность перед людьми на непосредственном низовом уровне. Выделение из совокупности индивидов специальных групп уполномоченных лиц, переходящих к труду на постоянной основе, закладывает в общине не только начала разделения властей, но и определенную иерархию этой власти, более формальное подчинение традициям, предполагающее закрепление их в постоянной форме законов и контроль за соблюдением этих законов. Биоэтнический характер конвиксии тем самым размывается. При переходе общества к товарному производству конвиксия приобретает, таким образом, скорее социально-управленческую форму, тогда как этногенез сосредоточивается более в виде субэтносов. Субэтносы - это еще не народы, но группа людей примерно одинакового происхождения, занявшая определенную территорию (и часто принявшая название этой территории). Этническое своеобразие в России сохраняет, например, казачество. Также сибиряки - потомки от смешения русских землепроходцев с местными жителями. В США это американцы-янки Новой Англии; техасцы - аналогичное смешение американских переселенцев с индейскими и мексиканскими аборигенами. Субэтносы как бы на высшем уровне закрепляют линию "сродства", поскольку в них (часто на неявном уровне) отражаются такие черты конвиксионности, как: - сохранение традиций путем совместного взаимодействия, свободного от товарно-денежных отношений, - традиционность нравов и обычаев, - преобладание нравственного (часто религиозного) начала в действиях и поступках, - бережное отношение к родственным и земляческим связям, - наличие совместного пространства обитания. Любопытно, что в некоторых, сравнительно молодых по государственности, но обладающих богатыми историко-этническими традициями странах, и административное деление носит названия, отражающие такую родственность. Так, в Германии низшая единица административного деления называется "гемейнде" ("община", "общность"), промежуточная - "крайс" ("округа"), наивысшая - "ланд" ("страна"). Нечто подобное характерно для русского "край". Консорции и консорционные связи. Консорции (содружества) - это те же тесные единения людей, но с несколько большей осознанностью жизненных ин18

тересов. Возникая нередко в экстремальной ситуации, они временами даже предшествуют возникновению конвиксионных (родственных) сообществ. Являясь образованиями гомеостатической (направленной на выживание вопреки обстоятельствам) природы, консорции "перетекают" в конвиксии, например, при колонизации новых территорий, а уже на них становятся содружествами сроднившихся людей (например, англо-австралийцы, бывшие всего 200 лет назад сложным конгломератом ссыльных и их охранников). Подобные пространственные сочетания могут возникать в горных областях, на островах, в пустынных оазисах, там, где, располагаясь внутри "одной изолированной долины или зоны малодоступной ввиду ее расположения вдали от проезжих дорог", они представляют собой своеобразные "ямы", малосвязанные с современной им цивилизацией (Бродель Ф., 1992, с.35). Приспосабливаясь к природе и одновременно развивая связи между собой, люди неизбежно обретают определенный психофизиологический склад личности, привычки, обрастают обычаями. Hо вряд ли следует навешивать здесь ярлык "географического детерминизма". При недостаточном развитии системного подхода Ш. Монтескье и его современники, возможно, чересчур прямолинейно оценивали влияние природного окружения на людей. Однако главное для географа состоит в том, что путем совместной деятельности людей создается антропогенный ландшафт, позволяющий преодолеть энтропию неорганической среды и поддерживать живое в динамическом состоянии. Отсюда начинаются истоки антропогеографии (гуманизированной географии), и отсюда следует положение А. Геттнера, что каждый новый ландшафт адекватен себе на новом витке развития. Человек остается частью природы, не выпадает из нее, не противопоставляет себя остальному сущему. Hо вместе с тем, сознавая свою историческую причастность к развитию, осознавая себя самого, осознавая время, развивая традиции, человек реализует права на собственную жизнь. "Этот переход от состояния естественного к состоянию гражданскому производит в человеке весьма приметную перемену, заменяя в его поведении инстинкт справедливостью и придавая его действиям тот нравственный характер, которого они ранее были лишены... Чтобы не ошибиться... надо точно различать естественную свободу, границами которой является лишь физическая сила индивидуума, и свободу гражданскую, которая ограничена общей волей... Эта провозглашенная воля есть акт суверенитета и создает закон" (Руссо Ж.-Ж., 1969, с.164, 168). Вступление членов людского содружества в область морали и права означает поддержание, сохранение сознательного человеческого начала. Реализация же общих интересов и достижение согласия с другими подобными человеческими группами при распределении социальных функций позволяют сохранить целостность людского организма. Если конвиксии и соответствующая им форма общинного устройства в конечном итоге образуют систему территориального разделения обустроенности, то движение в сторону единств по принципу интереса, цели стимулирует формирование скрепленных договорными принципами и законодательным регу19

лированием организационных структур. Одни из них служат достижению, закреплению поставленных целей (политические партии), другие - сохранению традиций и определенного нравственного климата (религиозные объединения, секты), третьи - реализации жизненных интересов (гильдии, артели, цеха, предприятия), четвертые - удержанию полученных результатов (мафии, фирмы, деловые организации). Как видно из перечня, цели совместности чрезвычайно разнообразны, но отвечают тому единому балансу частных и общественных интересов, которым и является реальное общество. Цивилизованные основы этому обществу придают его законодательные начала, обязательность конституирования реальной ситуации. "Общество - это организм со свойственными ему разнообразными функциональными органами, а не масса одинаковых, социально безличных и безликих индивидов. Выделение мест и ролей, их спецификация - необходимое условие и результат организации человеческого общества. Разумеется, социальное распределение людей вершится не без участия "злых" и "добрых" сил, но сама необходимость такого распределения совершенно объективна" (Осипов Ю.М., 1990, с.100-101). Окончательная реализация организационного единства людей, разумеется, осуществляется на уровне единого этноса, но образуется оно в совокупности конвиксионного и консорционного начал, учитывающих на этой стадии интересы индивидуумов. Hе исключено, что в условиях широкого развития информатики и компьютеризации общества, позволяющего осуществлять оперативный контроль за поддержанием общественного баланса, многие традиционные формы построения властных структур резко трансформируются вновь на уровень первичных людских коллективов. Тем не менее и в этом случае некая общенациональная форма сохранит свой общий контроль над ситуацией, а государства (или эквивалентные им системы) - вплоть до создания единой мировой системы сообществ будут сохранять систему географического разделения ответственности. Объединения этносов, федерации. Теория этногенеза характеризует не сменность людей (клеток земного организма) как таковых, а нарастание и замену взаимоотношений и стереотипов поведения в процессах связи всего живого на уровне, характерном для каждого момента времени. "Мир обновился, и обновлялся везде и всегда, на фоне вечно меняющейся географической среды и развития социальной сферы. В этом взаимодействии этногенез играет свою роль. Он звено между биосферой и социосферой" (Гумилев Л.H., 1990 а, с.244). Антропогеография (гуманизированная география) сочленяет оба конца в системе "человек-природа-общество": форму организации человеческой консолидации, зависящей от сил природы, и систему институтов общения, функционирующих ради сохранения и постоянного воспроизводства этой консолидации. Интеграция семейных отношений в общине и межобщинные взаимоотношения породили институт государства в его этнической форме. Пространство, занимаемое им, выступает как определяющий признак. Поэтому весьма велик искус рассматривать государство в целом как своего рода природно-социальный пространственный организм, а его этническое суще20

ство как элемент регуляции отношений с окружающим миром. Нечеткость определения создателем современной антропогеографии Ф. Ратцелем государства и допущение им сравнения государства с организмом, занимающим место и требующим места для дальнейшего расширения, было использовано его последователями с целью создания реакционных геополитических теорий. Согласно этим теориям, выдвинутая Ратцелем категория "жизненного пространства" использовалась как прецедент для захвата сильными, милитаризованными государствами соседних территорий более слабых стран. В этом плане известный футуролог С. Лем отмечает, что "в противоположность большинству животных человек не столько приспосабливает себя к окружающей среде, сколько преобразует эту среду в соответствии со своими потребностями...". Hо "человек реализует то, на что материальный мир дает свое молчаливое согласие... Человек непосредственно не может соперничать с Природой: она слишком сложна, чтобы он мог ей в одиночку противостоять. Образно говоря, человек должен построить между собой и Природой целую цепь из звеньев, в которой каждое последующее звено будет как усилитель Разума более мощным, чем предыдущее" (Лем С., 1968, с.25-26, 54, 66). Локальные образования общинных цивилизаций стран "третьего мира" пока еще достаточно сильны. Наличие до сих пор определенных ресурсных преимуществ (даже после политической ликвидации системы колониализма) позволяет этим странам сохраняться в традиционной социально-этнической форме. Hо в принципе при смене технологических приоритетов отсутствие (а фактически - несоздание) в данных странах системы "усилителей" все более отодвигает эти страны на периферию мирового развития. Во главу развития 300-350 лет назад вышли страны, характеризующиеся отчуждением от природы, попыткой ее подчинения, переходом к главенству дисперсных сгустков людей (прежде всего, крупных городов и агломераций). Материальной базой их развития стало не наличие пускаемых в оборот ресурсов природы, а моделирование природных процессов и веществ, обеспечивающее рост благосостояния ("сытости" и "покоя") членов сообществ. "Каждое животное, вынужденное заботиться о себе, защищать себя отдельно и независимо от других, не получает решительно никакой выгоды от разнообразных способностей, которыми природа наделила подобных ему животных. Напротив того, среди людей самые несходные дарования полезны одно другому; различные их продукты благодаря склонности к торгу и обмену собираются как бы в одну общую массу, из которой каждый человек может купить себе любое количество произведений других людей, в которых он нуждается" (Смит А., 1962, с.29). Наиболее жизнеспособными в этом случае становятся небольшие по размерам государства. В своих размышлениях "Об Общественном договоре" Ж.Ж. Руссо пишет: "Здоровье и прочное устройство - это первое, к чему следует стремиться; и должно больше рассчитывать на силу, порождаемую хорошим образом правления, нежели на средства, даваемые большой территорией" (Руссо Ж.-Ж., 1969, с.185).

21

Обсуждая в своем трактате "О духе законов" проблему сохранения принципа демократии как духа всеобщего равенства перед законом, Ш. Монтескье указал, что в плане взаимоотношения между отдельными группами людей наилучшей формой является федеративная республика: "Эта форма правления есть договор, посредством которого несколько политических организмов обязываются стать гражданами одного более значительного государства, которое они пожелали образовать. Это общество обществ, составляющих новое общество, которое может увеличиваться присоединением к нему новых членов до тех пор, пока оно не станет достаточно сильным, чтобы обеспечить безопасность входящих в него государственных единиц" (Монтескье Ш., 1955, с.268-269). Каждый из членов федерации, сохраняя свою внутреннюю самобытность (и прежде всего этническую), имеет возможности объединить свои силы для решения крупных, сложных и тяжелых задач, стать мощной силой. В основе любой федерации лежит определенный признак, чаще всего цивилизационный. Hа единой территории тем или иным путем утверждается определенная система моральных ценностей, в недавнем прошлом чаще всего религиозных. Теперь даже в атеистических государствах религиозные нормы признаются как средства нравственного регулирования отдельных личностей; общие принципы коллективного развития, если они исповедуются, равновелики старым религиозным догматам, а правила нравственного поведения граждан ничуть не уступают церковным катехизисам. Итак, это дух общества. Второе - это стиль жизни, связанный с наличием материальных богатств, их распределением и доступностью, правилами личного и общественного поведения, предписывающими общие принципы "приличия" (в демократическом обществе равно презираемы как явно преступные элементы, так и нувориши). Наконец, третье - общие интересы, позволяющие совместно реализовать те возможности, каждой из которых один из членов федерации обладает в ограниченной форме. Это и транспортно-торговое положение, и удачная близость дополняющих друг друга сопредельных территорий (их комплементарность) - например, индустриальных баз и высокодоходных сгустков сельского хозяйства. А также возможность экономии пространства и времени при замене внешнего оборота товаров и услуг из всех точек федеративного пространства связями с внешним миром особо выдающихся узлов (культурных, финансовых, научных) и агрорайонов (плантаций и т.п.) при том, что внутри федерации на эти сгустки будут работать все остальные территории. Последнее - это обязательное равенство порядков и правил, применяемых во всех без исключения частях федерации в отношении как обязанностей (включая материальные), так и прав людей. Предвидение Ш. Монтескье плодотворности федеративной формы для развития национальных демократий в его времена было не более чем выдающейся гипотезой. Реальные федерации окончательно формируются лишь в XIX веке вместе с наступлением буржуазной демократии и ликвидацией абсолютистских монархических режимов. Понятно, что на обретение формальных федеративных форм в 22

первую очередь переходят многонациональные объединения, связанные общими (практически государственными) интересами. Первой по сути федерацией стала Швейцария, объединившая в ходе своей истории такие факторы содружества, как концентрация горных (анклавных) общин вокруг единого торгового пути от моря на материк, миграция из сопредельных стран Европы под защиту горных хребтов гонимых реформаторов - противников абсолютизма, принесших с собой искусство ремесла (часы, тонкие текстильные изделия), наконец - широкое развитие иностранного туризма в экзотическом краю. Туристическим бизнесом занялись все общины Швейцарии, а это означало строительство и содержание сети гостиниц, пансионатов и баз, создание для этого единой системы быстрых (наличных) взаиморасчетов, аккумуляцию и перераспределение поступающих денежных средств, что впоследствии стало важнейшим образцом в мировом кредитно-валютном деле. В то же время необходимость содержания нескончаемой массы приезжих стимулировала развитие агробазы и возможностей поставки доступных высококалорийных продуктов, что вывело страну в лидеры мировой пищеконцентратной и фармацевтической индустрии. При всех этих успехах у швейцарцев глубоко внедрено чувство местной (общинной) принадлежности, охраняемой добровольно принятой формой федерального государства. Главным принципом этого федерализма, в нравственных своих чертах одинакового для четырех национальных групп, стал вечный союз граждан, не присоединяющихся более ни к каким межгосударственным геополитическим образованиям, исповедующих всегда нейтральную позицию при праве каждого гражданина на самозащиту через всеобщее вооружение народа, а также праве каждого организовать и провести всеобщий опрос (референдум) по проблемам, касающимся каждого индивидуума и всех вместе. Однако по формальному времени провозглашения федеративного государства первыми идут Соединенные Штаты Америки. Образовавшиеся колонии переселенцев из Европы, являвшиеся по существу сообществами интересов отдельных индивидуумов, по необходимости быстро объединяются в сродственные организмы. Сохранив для отдельных общин и их групп, становящихся субъектами управления (округа - "каунти", буквально: "графства" и объединяющие их по территориальному признаку штаты), все права на местное самоуправление, американцы буквально катятся на незанятые просторы Северной Америки. Они вновь и вновь уже на новом месте повторяют старый образец: из соседей становятся родичами - и вновь готовы к освоению просторов. Так разворачивается, нить за нитью ткется американский этнос. Неизбежное противоборство интересов отдельных общин и кланов рано или поздно утихомиривается грандиозностью возникающих задач движения вперед и вверх, оборачивается компромиссом между местными властями, порою чрезвычайно скрупулезно охраняющими свои общинные традиционные ценности и интересы, и центральной властью, формируемой как равнодействующая общих целей и задач страны, гордящейся ролью великой державы. Эта гордость за свою страну держит всех в едином строю. По "североамериканскому" пути в той или иной степени идут и дру-

23

гие страны переселенческого формирования: Австралия, Бразилия, отчасти Аргентина и др. Трудное освоение внутренних районов будущих стран вели все слои населения, независимо от расовых различий, так что в образующемся новом этносе расовые черты отступали перед стремлением к развитию "вперед и вверх". Это проявилось при формировании новых переселенческих наций в Латинской Америке, например - бразильской. В обоих вариантах мы видим психологический признак этнической консолидации: осознание общей принадлежности к пространству, становящемуся новой родиной. В первом случае это проявление интровертности (обращенности вовнутрь), во втором - экстравертности (обращенности вовне). Существенная сторона объединения индивидуумов налицо. При третьем же варианте федерализации, который начал осуществляться на территории бывшей Российской империи, в основу, напротив, был положен принцип общности - идеологический лозунг национального единства трудящихся масс. Ключевые моменты "нового федерализма" одним из его устроителей, наркомом по делам национальностей И.В. Сталиным трактовались так: "Для наций, входивших в состав старой России, наш (советский) тип федераций можно и нужно считать целесообразным как путь к интернациональному единству. Мотивы известны: эти национальности либо не имели в прошлом своей государственности, либо потеряли ее давно, ввиду чего советский (централизованный) (выделено мною - М.З.) тип федерации прививается к ним без особого трения" (Несостоявшийся юбилей, 1992, с.10). О каком-либо самовыражении, как видно, речь вообще не шла, что ставило под удар окончательное становление федерации. Об этом в одной из последних статей говорил Л.Д. Троцкий: "Само содержание федерации вовсе не дано раз навсегда. В зависимости от объективных условий федерация может развиваться в сторону большего централизма и, наоборот, в сторону большей самостоятельности национальных частей. Политически вопрос состоит не в том, выгодно ли "вообще" сожительство разных национальностей в одном государстве, а в том, сознала ли данная национальность, на основе собственного опыта, выгоду своей принадлежности к данному государству. Иначе сказать: какая из двух тенденций в данных условиях побеждает в компромиссном режиме федерации: центростремительная или центробежная?" (Там же, с.264-265). Практика, к сожалению, показала, что принудительная федерализация народов и народностей (вплоть до насильственной депортации из родных мест) при господстве русскоязычной бюрократии и более чем свободном обращении с национальными обычаями и традициями привели к ухудшению нравственного климата, подспудной консервации отживающих тенденций, потворству отдельным слоям национальной "верхушки", сохранению клановости и заглушенных силой межобщинных, так и не разрешенных до конца противоречий. Все это привело в условиях демократизации общества к резкому взлету национализма, формированию "народных фронтов" против центральной власти, росту недоверия, а затем и прямого противоборства отдельных этносов. 8 декабря 1991 г. в 24

Беларуси руководители республик - учредителей Союза ССР заявили о прекращении действия Союзного договора 1922 года. Распад реальной федерации пока не восполнен подписанием в тот же день в Минске соглашения об образовании Содружества независимых государств, форма и методы деятельности которого так и не определены по сей день. В то же самое время, 11 декабря 1991 г. в нидерландском городе Маастрихте 12 суверенными западноевропейскими государствами был подписан Договор о создании Европейского Союза "между народами Европы, где решения будут приниматься как можно ближе к интересам граждан... путем создания географического пространства без внутренних границ, укрепления хозяйственной и социальной сплоченности и создания экономического и валютного союза". Европейский Союз формируется постепенно без ликвидации объединившихся стран, а берет на себя функции общего управления только тогда, когда "цели предлагаемых действий... могут... по причине масштабности или последствий предлагаемых действий быть лучше достигнуты Сообществом" (текст по Финвест, 1992, №1. Выделено мною - М.З.). Важнейшим правом граждан Союза является право трудиться, зарабатывать и получать выгоду от заработка на всем пространстве Союза без каких-либо ограничений (см. Хартию основных социальных прав рабочих ЕЭС - Диалог, 1991, №13). Этническая стабильность и национализм. Пространственное мышление индивидуума прямо связано с его проживанием и деятельностью в составе определенной общины. Индивидуалистическое сродство в общине постепенно трансформируется при повышении абсолютной (в результате развития технологии использования тел и сил природы) и относительной (в связи с накоплением опыта в технологии и культуре общения) ее мобильности. Возникает постепенная замена всеобщего демократического представительства на институт уполномоченных, которые формируют общественный и управленческий аппарат для управления обществом и государством. Государство формально воплощает волю всех своих членов, а фактически только той части, которая способна реализовать свои групповые интересы через государственный аппарат. Современная антропогеография, называющая себя "гуманистической географией" (Ж. Готтман и др.), делает акцент на устремления, ценности и цели определенных социальных групп или отдельных людей в связи с концепцией жизненного (освоенного) пространства - сферы непосредственного опыта, предшествующего принятию людьми рациональных решений, в основе которых лежит обычай или веяния со стороны (см.: Колосов В.А., 1988, с.22). Концепция свободного пространства, заложенная в основу Маастрихтских соглашений, открывает для каждого из европейцев равные возможности для раскрытия собственных сил, принятия индивидуальных решений. Если раньше территориальное разделение труда, определяющее положение людей в процессе воспроизводства условий собственной жизни, в конечном счете сводилось к регулированию результатов труда ("Торговля... - это нечто большее, чем просто торговля. Это - движение товаров и отношения" - толкование Верховного суда США 1824 года, см.: Федерация..., 1993, с.9), то в новых условиях существен25

ным становится мобильное использование трудящихся в самом процессе воспроизводства. Hе искореняя характерных для индивидуума образов мира (привычек и стереотипов), новые подходы ставят всех в равные условия перед законами общежития, которые принимает на себя все Содружество, поручая их непосредственное исполнение государствам и муниципальной власти. Все три типа территориального разделения соединяются в новой общности. Hо, становясь по образцу американцев жителями большого пространства без внутренних перегородок - европейцами, народы Европы используют и советский опыт развития автономии (но без таких видов принуждения, как ограничение прав на свободу жительства, передвижения и трудоустройства, возникшее в СССР в условиях подготовки к активной обороне, а затем ставшее самодовлеющим в интересах правящей группы лиц). В этом плане правы авторы прогнозов развития геостратегической ситуации в мире на рубеже завершающегося второго тысячелетия христианской эры, предпринятых независимыми экспертами США под руководством главного географа госдепартамента США Уильяма Б. Вуда (см.: Известия, 1992, №13; Новая ежедневная газета, 1993, 10 декабря). Их утверждение об уменьшении "социальной потребности в национальных государствах.., ослаблении самого института государственности" ничуть не противоречит тому, что "пройдет 25-30 лет, и число государств мира увеличится процентов на пятьдесят". Напротив, обозначившаяся в некоторых странах Западной Европы политика автономизации административных единиц (Испания, отчасти Италия) с передачей провинциальным администрациям многих властных функций не подрывает основ нового содружества. Осознание каждым отдельным народом своего внутреннего единства не вредит федерации, а укрепляет ее. Тем более, что никто не собирается выходить из Европейского Союза, а напротив, многие хотели бы попасть в него, что можно заслужить только путем развития внутренней консолидации, достижения чувства национального достоинства и согласия. Что же касается нефедерированных государств других частей света, то, за исключением немногочисленных моноэтнических стран типа Японии, будущее, по-видимому, также за объединением их в федерированные или конфедерированные формы. Наибольшую трудность представляют идеологические (прежде всего, фундаменталистские религиозные) стереотипы, соединяющие людей, в первую очередь, по принципу принудительного следования канонам из-за их господства в странах происхождения этноса. Эти стереотипы, по существу, являются признаками проявления национализма, который отождествляет индивидуума с районом, где господствует распространяющаяся на данное лицо власть. По классическому определению Р. Хартшорна (Американская география, 1957, с.191), "в своем наиболее элементарном виде национализм представляется развитием и расширением понятия родства: индивидуум отождествляет себя с политической организацией или районом (следовательно, и оказывает ему добровольную поддержку), который ему близок и частью которого он является, по26

тому что люди, населяющие этот район и управляющие им, близки ему. Речь идет не о близости в буквальном смысле этого слова, являющейся следствием общего биологического происхождения, а о более важном для него сходстве, о том, что они похожи на него". Все случаи проявления национализма в конечном счете можно свести к двум: национальному давлению правящей ("титульной") нации, именуемому чаще "великодержавным шовинизмом", и стремлению территорий, пространственно отстоящих от центрального ядра государства, занимающих окраинное положение, к сепаратизму и сецессии (отделению). В первом случае "коренная" титульная нация давит на приближающиеся к ее численности народности с тем, чтобы "захватить все места под солнцем", особенно если эта нация в составе прошлого государства "ходила под началом" своего конкурента. Это относится к бывшим союзным республикам СССР в отношении русского населения, во многом обеспечивающего жизненно важные производственно-технологические связи. Одним из рычагов противоборства является его идеологизация: воскрешение мифов о пережитом "золотом веке" национальной истории, тяга к исправлению "исторической несправедливости", воспоминания о бывшей некогда государственности, обращение к новой форме национальной солидарности (например, к исламу - религии, имеющей тенденцию вмешательства в политическую жизнь). Особое место в действиях "титульной" нации занимают меры по насильственной унификации крупных национальных меньшинств, особенно тех, которые вошли в государство по различным историческим причинам. Наиболее ярким проявлением этой тенденции, абсолютно противоположной процессу автономизации и федерализма, является политика насильственной "германизации", осуществлявшаяся в центре Европы. Из более свежих фактов обращает на себя внимание "болгаризация" потомков турок, расселившихся на территории этой балканской страны. Все эти меры осуществляются в интересах правящей национальной элиты. Сложнее с процессом воссоединения разорванных между разными странами единых этнических групп и этносов (Курдистан, некоторые африканские народы), где совпадают интересы стремящейся к обособлению национальной верхушки и самих широких народных масс, когда действительно национальное, патриотическое начало перекрывает националистические по замыслу намерения элиты. Вообще же и национальное, и националистическое движения схожи по первичным мотивам и проводятся в жизнь путем охвата широких масс населения. Весь вопрос в конечном счете сводится к тому, на чью мельницу льется вода. Исторический анализ ситуаций не всегда проясняет реалии, особенно если речь идет о многовековом конфликте в исторически ключевом регионе. Так, в отношении территории Палестины главное, видимо, состоит не в том, что арабы заселили древнееврейские земли, а в том, что население современного Израиля совсем не потомки древних обитателей этой земли, а в основном переселенцы на "историческую родину", и часто по идеологизированным мотивам. Возможность 27

разумной федерализации страны наталкивается как раз на резко фундаменталистскую, идеолого-каноническую направленность мышления противоборствующих элит. И здесь, и в соседнем Ливане, где политическая жизнь строится на паритете отдельных конфессий, широкие массы населения все же остаются заложниками великодержавных тенденций каждой из сторон. К сожалению, подобные случаи не становятся более редкими, а учащаются (страны Закавказья). Наибольшее развитие национализм находит в окраинных районах как унитарных, так и федеративных государств, где в силу удаленности от центра, безусловно, ослабляется его влияние и облегчаются действия местной верхушки. Более всего национализму потворствуют два фактора: - когда национальная окраина в силу каких-либо реальных или протекционистских причин добивается более высокого уровня жизни, чем страна в целом, и начинает претендовать сначала на особое положение в государстве, а затем думать об обособлении (Словения; в перспективе - канадский Квебек; по прогнозу американских географов, в недалеком будущем - штаты Австралии и приморское Перу); - и, напротив, когда такая окраина как бы "колонизируется" коренным "титульным" населением, формально сохраняющим национальные институты, но реально захватывающим рычаги экономической жизни (иначе говоря, пути к обогащению). Можно понять поэтому резкие слова старейшего мыслителя нашего века Карла Поппера, сказанные им в 1993 году в предисловии к русскому переводу своей работы "Нищета историзма": "Английский или американский, австрийский или немецкий, и особенно еврейский национализм и/или расизм - это зло и идиотизм. Важно также, что это позиция трусов. Мы должны решать свои проблемы самостоятельно или с помощью друзей (если нам повезло и у нас есть друзья); и мы должны это делать как отвечающие за себя индивиды, а не в качестве части толпы. Толпа всегда безответственна. Hо многие люди любят находиться в толпе: они слишком напуганы, чтобы делать что-либо другое, и поэтому сами начинают подвывать, когда воют волки. И тогда жизнь человека идет прахом, загубленная трусостью и страхом". В конечном счете любой этнос, народ - это живая протоплазма, стремящаяся преодолеть энтропию. Народы, этносы ценны тем, что, зародившись и сплотившись, они сохраняют феномен жизни. Hо этнос отнюдь не един, с самого начала саморазвития он перестает быть простой суммой индивидуумов, поскольку каждый приобретает ролевую функцию, а народ в целом становится социальной совокупностью. Став таким, этнос, а вернее - совокупность этносов, становится обществом, приобретает как целостность, так и пространство для самореализации. А это так, потому что право на жизнь не может распределяться по национальному признаку.

28

III. СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИОГЕОГРАФИЯ

Социальное пространство. Люди, осваивая клочок за клочком природу, воспроизводя самих себя, сплотившись в этносы, вступают друг с другом во многосторонние отношения. Сообщество людей приобретает целостность, единство, где люди воспроизводят для себя достойные условия жизни, пытаются занять соответствующее место, дающее право на жизнь и эти ее условия, позволяющие не бояться будущего. Рассматривая людскую целостность с точки зрения социологии - науки о формировании целостного сообщества людей, ее крупнейший деятель П.А. Сорокин назвал ее социальным пространством. По определению Сорокина: "1) социальное пространство - это народонаселение Земли; 2) социальное положение - это совокупность его связей со всеми группами населения, внутри каждой из этих групп, то есть с ее членами; 3) положение человека в социальной вселенной определяется установлением этих связей; 4) совокупность таких групп, а также совокупность положений внутри каждой из них составляют систему социальных координат, позволяющую определить социальное положение каждого индивида" (Сорокин П., 1992, с.299). Отдавая должное определению, ставшему классическим для всех социологов, отметим, с точки зрения географа, определенную терминологическую неточность. Она состоит в том, что П.А. Сорокин употребил здесь слово "пространство" в смысле "все, что охватывает", а не в привычном для нас смысле, характеризующем пространство как определенную часть Вселенной, ограниченную метрическими параметрами. Вместо слова "пространство" было бы правильнее употребить слово "множество", которое введший его в научный оборот Г. Кантор определял как любое собрание определенных и различимых между собой объектов нашей интуиции или интеллекта, мыслимое как единое целое. Это социальное множество не только может стать, но и действительно является социальным пространством, если применить к нему известное определение H.H. Баранского о географической сути, состоящей из различия человеческого бытия от места к месту и сочетания проявлений этого бытия в определенных участках Земли. Следует учесть и замечания других исследователей. Так, знаменитый французский историк Ф. Бродель отмечает, что "в структуре любого общества выделяются несколько множеств: экономическое, политическое, культурное, социально-иерархическое" (Бродель Ф., 1993, с.68), а русский экономист Ю.М. Осипов подчеркивает, что "социальные отношения по поводу производства не исчерпываются собственническими. В качестве социального субъекта человек выступает во многих ипостасях: как субъект этики, как субъект политики, как субъект права... Субъекты производят отношения, а отношения производят организацию" (Осипов Ю., 1990, с.102-103). С точки зрения географии, таким образом, социальное пространство является полем действия "коллективного человека" (то есть сообщества людей) в конкретных политических и экономических территориальных рамках, направ29

ленного на становление, удержание и развитие образа жизни, соответствующего исторической эпохе. Время жизни задает образ жизни, обеспечивает устойчивое состояние людского сообщества и каждого отдельного индивидуума. Социальное пространство, опирающееся на: - всю совокупность природных ресурсов и технологических знаний, - трудовые навыки людей и их мотивацию, - богатство, вложенное в производство материальных благ и услуг, комбинирующее и координирующее использование совокупности всех этих ресурсов, внутренне организуется для постоянного поддержания и мобильности сообщества, по крайней мере, как считают американские социологи Ленски (см.: Смелзер H., 1991, №1, с.131-132), в форме: - создания и поддержания коммуникативного общения членов общества, - производства товаров и услуг, необходимых для их выживания и воспроизводства, - распределения этих товаров и услуг, - защиты членов общества от физических, биологических (эпидемических) и политических (военных) опасностей, - обеспечения замещения выбывающих членов общества, - контроля за поведением членов общества. Организации охватывают всю жизнь индивидуума - так сказать, "от родильного дома до кладбища"; с ними так или иначе связана личная жизнедеятельность членов общества и их имущественное положение и личностный статус. Организации служат достижению личных и коллективных целей, обеспечивая как личную удовлетворенность жизнью, так и общественные потребности. Программа развития ООН разработала индекс человеческого развития объединивший показатели продолжительности жизни, грамотности и покупательной способности населения, и периодически рассчитывает его по отношению к отдельным странам мира по логарифмической шкале от 0 до 1. Хорошие условия развития к концу 1980-х гг. были характерны для стран Европы (кроме Албании, Португалии и Румынии), бывшего СССР (взятого в совокупности), Израиля, Японии, Южной Кореи, Гонконга, стран, расположенных на юге Латинской Америки (Уругвай, Аргентина, Чили), а также Австралийского Союза и Новой Зеландии. Индекс выше среднего (0,7-0,9), определяемый как удовлетворительный уровень, был характерен для большинства стран Латинской Америки, арабского Востока, Восточной и Юго-Восточной Азии (Малайзия, Таиланд, Филиппины), а также ЮАР. В то же время при коэффициенте ниже 0,3 очень плохим является социальное положение стран сахельско-суданской зоны от Дакара до Могадишо и ряда государств Центральной Африки (ЦАР, Заир), а также Мозамбика. Итак, социальное пространство можно интерпретировать как пространство человеческих состояний. Такие итоги - результат исходного уровня развития, общественной организованности людских групп (включая и конфессиональные влияния), ресурсо-

30

обеспеченности (в том числе наличие подготовленных к переменам кадров) и в немалой степени - свободы индивидуальных и коллективных действий. Поскольку социальное пространство, как подчеркивают П.А. Сорокин и другие социологи, многомерно, оно во многом представляет собой промежуточный итог прошлых состояний, является, так сказать, пространством исторических свершений. Так, Ф. Бродель, анализируя характер Европы на этапе становления национальных государств и современной экономики, подчеркивает, что тогдашнее общество, давшее начало европейской современности, имело в основе не только развивающиеся города, преодолевавшие провинциальную заскорузлость, но и связь их с округой, которая не только отдавала своих жителей городам, но и привлекала сельскую верхушку, становившуюся рано или поздно городскими кланами после того, как кто-то из ее представителей обосновывался в городе и обнаруживал интерес к торговой сфере. По сути дела, мы видим тот же процесс в японской модели развития, когда целые села образуют новые городские промышленные кланы, где сельский староста становится менеджером, а крестьяне, привыкшие к тяжелому совместному труду по землеустройству, без особых усилий идут на совместную работу в фабричных цехах. С другой стороны, преобладание сельской общины и общинного землевладения (без личного права на земельный пай), громадная зависимость от капризов природы при недостаточном резерве рабочей силы, постоянная борьба за выживание между отдельными людскими сообществами (от племени до государства) не стимулировали сколько-нибудь существенного роста общественной организации в тех же странах Африки. Таким образом, в-третьих, мы можем рассматривать социальное пространство как пространство общественных осуществлений. Здесь неизбежна политизация общества, его огосударствление, о чем применительно к России писали такие полярно противоположные деятели, как С.Ю. Витте (1991, с.514-516) и Л.Д. Троцкий (1990, с.85 и далее). Речь идет о стратификации, расслоении общества, создании когорты управляющих, которые в докапиталистическом обществе, рассчитанном более на внеэкономическое принуждение, представляли собой наследующие по праву рождения придворные круги, а также жрецы (духовенство) и военные, а при переходе на экономические методы властвования стали выделять слой собственников, опирающихся на силу, обеспеченную личным и унаследованным достоянием. Следовательно, в-четвертых, социальное пространство становится и пространством открытых возможностей. В условиях роста демократизации общества и вынужденного отказа от авторитаристских методов управления (объективно малорентабельных и невыгодных в международной конкуренции) все более сближаются три типа территориального разделения людей. Территориальное разделение труда все более облегчается прогрессирующей компьютеризацией управления, гораздо шире осуществляется на межнациональном, межгосударственном уровне, что облегчает переход к федеральной форме управления. Территориальное разделение ответственности тем не менее пока еще предполагает повышенную роль государствен31

ных аппаратов в сохранении и соблюдении правовых норм, и особенно касающихся личных прав и обязанностей отдельных лиц и их групп в имущественнохозяйственном отношении. Применение же норм права в условиях современного многообразия форм совместного проживания и деятельности обеспечивается территориальным разделением ответственности, налагающим на органы местного самоуправления непосредственные обязанности по социальной стабильности людских сообществ в конкретных местах проживания (включая и экономическую стабильность коллективного и частного бизнеса). В этом сложном процессе всеобщей взаимозависимости резко возрастает роль социальных флуктуаций, когда власть из самодовлеющей функции все более превращается в обязанность по поддержанию равновесия в обществе, по предоставлению членам общества равных прав и возможностей будущего существования и развития. В условиях современной научно-технической революции мировое сообщество наций становится все более взаимосвязанным единым сообществом автономных единиц, ориентированных на качественный рост и выдвигающих на первый план социальные ценности. Социальная стратификация, исторические страты. Человеческое сообщество, жизнеспособность которого определяется двояким стимулом заботы о продолжении рода и необходимости обеспечения условий выживания, в принципе, может существовать лишь при условии полного единомыслия своих членов, либо четкого распределения и поддержания функциональных ролей. Все это в историческом прошлом поддерживалось либо авторитаризмом лидера, либо огражденным правовой системой господством частного собственника. Соответственно этому и произошло расслоение общества по функциям действия, соответствующим конкретной модели, а затем и по группам исполняющих ту или иную роль людей. Соответственно росту числа членов сродства (конвиксии) возникает фигура координатора, обычно старшего по возрасту и опыту. Ему для облегчения функций присваиваются права и привилегии (вплоть до обожествления, сакрализации его места как представителя Верховного существа на земле), образуется аппарат управления и формируется аппарат обеспечения, разделенный по сферам действия. И хотя конвиксия формально существует, в ней прочно заложен факт неравенства, наличие главенства. Дальнейшее развитие общества, увеличивающего число охватываемых особей, связано с реализацией права на существование каждого, социальных реалий. В качестве материальной основы до самого последнего времени руководящим ориентиром расслоения служит распорядительное право собственности, могущей использоваться как для целей общественного выживания и роста, так и для личного стремления к обогащению и власти. За многовековой период своей истории человечество, в принципе, пережило четыре формы социального расслоения, сохранившиеся в том или ином виде до наших дней. Используя работы Ф. Броделя (1088), Э. Гидденса (1992) и Л.С. Васильева (1993), отметим существенные различия между социальной стратификацией стран Востока ("третий мир") и Запада (Европа и страны переселен32

ческого капитализма). В первых до сих пор силен элемент национального сродства, конвиксионности. Существенную роль играет если уж не племенное, то общинное самосознание с традиционным почитанием старших и наделением их функциями суверена (вплоть до сакрализации, наделением правами наместника Бога на Земле). При европейском же типе расслоения ведущей является традиция господства права на частную собственность и изменения личного статуса в соответствии с экономическим положением субъекта. Вырисовывается четыре типа социальных страт: 1. Слой; 2. Каста; 3. Сословие; 4. Класс. Термин "слой" (страта) наиболее применим к дофеодальному обществу, основанному на конвиксионных, родо-племенных основах. В таких обществах внутренняя устойчивость поддерживалась силой центральной власти, идеологически подкреплявшейся верой и духовенством (жрецами), а в "правовом" отношении - моментом силы и воинством. Власть здесь, как правило, непререкаема, авторитарна, а население вплоть до недавнего прошлого делилось на два слоя: свободных лиц, обслуживающих и обеспечивающих центральную власть (включая объединение этой властью страны), и черновой рабочей силы - рабов, захваченных силою (когда-то на войне, а затем и профессионалами- работорговцами). По мнению видного британского социолога и писателя С.С. Паркинсона, крайним вариантом такого общества было подобие египетской пирамиды Хеопса с широким основанием и одним камнем на вершине. Стоило такой пирамиде сменить ребро, и режим, а с ним и государство, напрочь исчезало из истории. Хотя таких обществ в чистом виде практически уже нет, принципиальная модель развития сохранилась для большинства стран Африки, беднейших стран Азии (Мьянма, Афганистан, до известной степени Камбоджа, Непал, Бутан) с их авторитарными военными режимами либо абсолютистской центральной властью. К этому типу можно отнести и многие страны арабского мира, где местные уроженцы считаются не только гражданами государства, но и представителями единого народа-племени, коим даровано прежде всего право на братство и все вытекающие отсюда привилегии. Работающие же в производстве чаще всего являются контрактниками, нанятыми в бедных соседних странах, и имеют только право на заработок, не располагая иными гражданскими правами (Саудовская Аравия, Кувейт и т.п.). Кастовая система особенно распространена в странах Южной Азии, где она восходит к древнейшим верованиям, отголоски которых еще весьма сильны в преобладающей сельской среде. Человек здесь должен отвечать сумме добродетелей и пороков, приобретаемых им в момент рождения в определенном слое населения. Такая клановость, а следовательно и возможности общественного продвижения, когда число мест "вверху" значительно меньше, чем растущая масса людей, характерны и для ряда стран Юго-Восточной Азии (Индонезия, Малайзия), Ближнего Востока (Турция, Египет). Преодоление колониализма, 33

консервировавшего в своих интересах историческую традицию, конечно, сняло во многих местах традиционные перегородки, но не уничтожило клановой замкнутости. В этом отношении особенно интересен опыт Японии, где современнейшая модель европейского развития накладывается на общинную структуру населения. Здесь (см.: Цветов В.Я., 1991) люди живут и действуют "как все", поступки согласованы или приноровлены к взглядам и оценкам окружающих, будь то село или фабричный производственный коллектив. Люди ведут себя, с одной стороны, как фигуры, соответствующие положению общин относительно друг друга, с другой - как "винтики", функциональные части налаженного производственного механизма. В Японии прочнее, чем писанные контракты, чувство "гири", то есть воспитанная по традиции потребность выполнить долг признательности друг перед другом. Дополненная традиционным долгом почитания старших в родне ("ниндзе"), эта черта поведения становится основой производственнотрудовых коллективов, где все действуют по правилу: "Из одной шелковинки не сделаешь нити", где подъем над другими означает не умножение прав, но умножение обязанностей перед своей группой. Так община предохраняет японца от внешнего хаоса и позволяет ощущать себя полезным членом общества. Это особенно важно на производстве, где общинный дух питает согласие и согласованность действий коллектива. Сословное деление стало следствием распада дофеодального античного общества, являвшего собой расширенную общинно-клановую систему. Этот процесс наиболее полно характеризует выдающийся французский историк, великолепный специалист по истории европейского Средневековья Ж.Ле Гофф (1992). Еще в пору заката Римской империи ее руководители, ощущая все большую и большую нехватку рабского труда (войны из наступательных стали оборонительными), провели в жизнь политику обязательного наследования земли и прикрепления людей, работавших на земле, к землевладельцам. Тем самым обеспечивался тот минимум прибавочного продукта, который позволял еще удерживать существование обороняющейся страны. Hо и наступавшие "варвары" оседали на завоеванных землях и так или иначе смешивались с местным населением. Более того, по малочисленности своей они ассимилировались с местными уроженцами и обретали "дух родной колокольни, столь свойственный Средневековью". Hо если верховный суверен, монарх передавал землю в дар обязанным ему людям и тем самым создавал сословие дворян-землевладельцев с распространением на них права наследования имущества (включая и приписанных производителей), то сословие духовенства возникало и развивалось на несколько иной основе. Конечно, младшие сыновья родов, не имевшие права на наследование родительских наделов, могли пополнить ряды монашества, но главное состояло в том, что в период становления феодальных государств церковь успела взять на себя роль политика, вступая в переговоры с "варварами", распределяя продовольствие и милостыню, защищая слабых от могущественных и организуя сопротивление, а иногда и захват новых земель. Епископ стал таким же феодалом, 34

а церковь - вторым организатором нового общества, формально замыкающегося на иное - духовное - начало и потому образующего новое "второе" сословие духовенства. Наконец, многочисленное "третье" сословие, состоящее из многочисленных групп свободного населения, располагающих силами и средствами (товары, деньги, личные возможности), но не имевших прав распоряжения, обеспечивало реальную стабильность общества. Конечно, владельцы реального богатства, как это особенно проявилось на последних ступенях существования феодального общества, могли получить дворянский титул за оказанные двору услуги или попросту купив патент, но это все же частный случай. Куда важнее, что с XIII века классическая трехчленная формула общества: воюющие, молящиеся, работающие - дополняется четвертой частью, ставшей динамичным стимулом последующего развития окончательно складывавшихся стабильных государств. Это слой "бюргеров" (буквально - "горожан"), граждан, располагающих личным потенциалом трудиться (ремесленники) или распределять нажитое (ростовщики, купцы). Практически это означает переход на новую классовую основу и к консорционному строению общества по интересу. В основу развития ложатся корпорации еще полусословного, но уже постоянного профессионального состава, где ценится личный вклад члена и ему обеспечивается профессиональный рост. Hо от сословности в прямом смысле еще не отошли: ученик - это потенциальный полновесный член цеха, будущий мастер, а подмастерье так и останется подмастерьем, если не выбьется, организовав собственное дело. Богатые собственники, скупая и перепродавая произведенное, начинают объединяться в купеческие союзы - как ведущие дальнюю торговлю, так и контролирующие местный рынок, а затем и ремесло (раздачей в округе сырья и работы). Немаловажно, что образуются общины нового, производственного, товарно-сбытового типа, с новыми внутренними взаимоотношениями своих граждан, заинтересованных в общем согласии и мирном развитии. Так нарождается демократия нового типа. Hо вряд ли это равенство всех, поскольку средства ведения дела все же ограничены и место "кормящих" землевладельцев занимают объединения заимодавцев (прообраз будущих банков и кредитно-финансовых учреждений). Заскорузлое сословное общество в конечном итоге сметается миром обменных операций, где "раздел мест" идет не "по одежке", а по наличию средств и умению умножить их и тем приобрести личный престиж в обществе и государстве. Следует признать, что сословный принцип не исчез из государственной практики, возрождаясь под лозунгом "Народ - одна семья" (а в семье всегда есть старшие и младшие) или "Одно государство, один народ, один вождь", как это было в нацистской Германии. Нацистский режим опирался на представительную власть назначенных сверху политических контор и профессиональные сословные палаты. Пресловутая сословность все же означала здесь возвращение к давно известной системе когорт. В вышедшей в 1982 г. и через три недели после выхода 35

изъятой из обращения и книгохранилищ книге "Фашизм (тоталитарное государство)" будущий президент Болгарии Желю Желев писал: "Разница между фашистским и авторитарным государством в том, что фашистское реализует авторитарный принцип во всех областях общественной жизни: не только в государственном аппарате, но и в партии, в массовых организациях, в литературе, искусстве, науке и т.д. В таком государстве нет автономно существующего гражданского общества. Все граждане - солдаты государства, они обязаны подчиняться и соблюдать его принципы, выполнять его приказы... В этом смысле фашистское государство - казарма, в которой нет гражданских лиц, нет частных интересов, не зависящих от государства" (1991, с.283). В том же 1982 г. была опубликована и статья члена Президиума Политбюро, секретаря ЦК ТПК (ранее преобразованной из Компартии Северной Кореи) Ким Чен Ира "Трудовая партия Кореи - чучхейская революционная партия, унаследовавшая славные традиции ССИ". Разъясняя идеи чучхе (опоры на собственные силы), автор, в частности, писал: "Установив единую идейную систему, партия превратится в живой организм, который вооружен идеями вождя, дышит и действует, повинуясь его мысли и воле... Единственность идей партии может быть достигнута на основе усвоения идей вождя... Вождь - это верховный руководитель партии. Руководство партии - это руководство вождя... Без руководителя со стороны такой направляющей силы, как партия, немыслимо целенаправленное ведение работы по воспитанию людей, улучшению социальных отношений, покорению природы и невозможен непрерывный прогресс общества" (Корея сегодня, 1988, №10, с.12, 15). Оставим все же в стороне "теоретические установки" неизбежности диктата, вызываемые, как правило, нестабильностью социально-политической обстановки и желанием узкой группы лиц не терять власти любой ценой - проще, подчинив людей. Современная же стратификация человечества связана, напротив, с упрочением от века к веку, утверждением личного взаимообменного (коммерческого) интереса. Здесь же, собственно, расположены и начала современной гуманизированной географии. "Между "материальной жизнью" (в смысле элементарной экономики) и экономической жизнью располагается поверхность /их/ контакта. Это не сплошная плоскость, контакт материализуется в тысячах неприметных точек - рынках, ремесленных мастерских, лавках... Такие точки суть одновременно и точки разрыва: по одну сторону лежит экономическая жизнь с ее обменами, деньгами, с ее узловыми точками и средствами более высокого уровня - торговыми городами, биржами и ярмарками, по другую - "материальная жизнь", не-экономика, живущая под знаком неотвязно ее преследующей самодостаточности. Экономика начинается с ее порогового уровня меновой стоимости" (Бродель Ф., 1988, с.5). Лица и группы лиц, контролирующие такой обмен, сначала коммандитный (объединявший конкретных торговцев и их капитал), а позже и акционерный (сливающийся с самим обществом, члены которого получают права на долю функционирующего капитала - акции - с получением соответствующего обороту дохода, реализуемого как на личное потребление, так и на расширение дела), 36

становятся, как сказано выше, четвертой частью общества, вырастая в силу, определяющую общее благополучие и устойчивость сотоварищества. В ходе длительных исторических коллизий новая структура, в отличие от прежних, статично возобновляемых, намного более динамичная, окончательно утверждается с переходом на новую технико-технологическую (автономно-машинную) основу в качестве общества классов. Э. Гидденс (1992, с.114-115) отметил четыре главные стороны классовых систем: а) несвязанность с наследственно-традиционными (конвиксионными) корнями; б) "укоренение" индивидуума в группе путем личного "фарта" (продвижения); в) опору на неравенство во владении и контроле над материальными ресурсами (сохраненную, впрочем, в обществах с сильными кастовыми традициями); г) ориентировку на связи внеличностного характера, и прежде всего на различия между результатами труда и его оплатой. Принятое в классовом обществе разделение традиционно сводит человеческие общности в три класса (не считая промежуточных группировок): высший (владеющий или контролирующий воспроизводственные ресурсы), средний (объединяющий лиц, непосредственно организующих воспроизводство: управленцев, техников-профессионалов и т.п.), рабочий (занятый конкретным трудом). В странах с преобладанием личного труда на собственной или арендованной земле самый большой класс составляет крестьянство, получающее реальный продукт из живой природы. Однако согласованного определения термина "класс" не найдено - и главным образом по политическим причинам, когда классовое господство рассматривается как феномен власти над обществом в целом. Наибольшим авторитетом пользуется концепция К. Маркса, согласно которой классом признается людская совокупность, прямо зависящая от обладания средствами обеспечения жизни общества и его членов (средствами производства), которая в основном распадается на классы собственников и эксплуатируемых (пролетариат). Позиция Макса Вебера, принимая во внимание установки Маркса, дополняет их фактором подготовленности к владению и ведению производства, доступности к этому более или менее квалифицированных кадров, чему способствует и личный статус члена сообщества в силу как достигнутой компетентности, так и положения в сотовариществе (консорции), облегчающий ему доступ к ведению дел. Другие подходы так или иначе варьируют эти позиции. В условиях современной научно-технической революции, все большего дробления общественного достояния на частные доли (акции) и нарастания связности и взаимозависимости воспроизводственного процесса мыслим и еще один подход к определению класса. Если ранее выигрывал тот, кто становился обладателем большей доли капитала, то теперь это необязательно. Основоположник кибернетики H. Винер в своих работах (1958, 1968) показал, что капитал содержит в себе определенную долю общественной информации, к которой, помимо денежного эквивалента товарной массы и затраченного труда, относятся уникальность, новизна и эффективность применения. "Информация является скорее делом процесса, чем хранения. Наибольшую безопасность будет иметь та страна, чье информацион37

ное и научное положение соответствует удовлетворению потребностей, которые могут возникнуть у нее..." (Винер H., 1958, с.128). Исходя из этого, классом можно назвать людскую совокупность с точки зрения допуска к информационным ресурсам общества и возможностям применять эти ресурсы в интересах государства. Социальная мобильность. Общие формы. В любой момент времени слои и прослойки общества в стратифицированном социуме нестабильны, поскольку совместная жизнедеятельность людей неизбежно стремится к более полному отражению реалий своего времени. Это тем более так, поскольку каждый индивидуум остается биологически активной особью, реализующей свое право на существование и продолжение рода как происхождением (сродством), так и достигнутыми выгодами из общения с подобными себе. Конечной возможностью совместного (общественного) бытия остается в конце концов достижение определенного равенства всех членов социума, а это достигается постоянным уравниванием одного с другим, как лично, так и в масштабах группы. Социальная мобильность, являющаяся проявлением этого движения, имеет разносторонние эффекты проявления. Ее проявления прекрасно охарактеризованы социологом П.А. Сорокиным (1992, с.373-404), а в историческом аспекте и Ф. Броделем (1988, с.468 и далее). Вместе с тем социальная мобильность есть не просто момент или фаза перехода из одного общественного состояния в другое (лично или в коллективе), а процесс адаптирования индивидуума к меняющимся условиям общественного бытия, метод закрепления личности в объективной реальности, соответствующей веянию времени. Напомним, что только в социуме индивидуум может ощутить себя - по-кантовски - сыном своего времени, составной частью целого мира. Этот мир в нашем веке подвержен быстрым и резким переменам. Если в совсем недавнем прошлом положение индивидуума определялось его властными, силовыми возможностями, и прежде всего "от роду" - по происхождению, по освящению (сакрализации) этого происхождения высшей, божественной сутью, по подкреплению вооруженной силой, а потом и "по выгоде" - в основном по наличию и возможности распоряжаться денежным капиталом, то теперь важнее становится возможность быть допущенным к источнику инициатив. А это достигается профессиональной подготовкой и опытом, соответствующими умениями и значимостью в сфере экономики, политическим (то есть разбирающимся в тенденциях перемен) весом в обществе. Многое определяется личной подготовленностью к непрерывному движению, когда человек занимает именно свое место. Конечно, как заметили эмигранты из Риги П. Вайль и А. Генис, "молодые люди выбирают не профессию, а зарплату... Демократическая Америка не знает сословных границ, связанных с пиететом к интеллигентной профессии. Поэтому тут так легко меняются сферы деятельности" (Вайль П., Генис А., 1991, с.154). Hо не менее важным остается право индивидуума на занятие места, определяемого уровнем его подготовки и постоянного совершенствования в процессе конкуренции. При этом совсем не обязательно официальное свидетельство о подготовке, куда важнее приобретен38

ный и утвержденный делом и результатом дела опыт. Примером тому служит, скажем, личная судьба владельца самой процветающей программистской корпорации, талантливого программиста и организатора Билли Гейтса, прошедшего путь от недоучившегося студента до мультимиллиардера (до него подобную дорогу одолели братья Сименс, Генри Форд и многие другие). В наши дни социальная мобильность гораздо реже приводит к возможности утверждать непреклонное мнение на скрижалях закона. Куда важнее находиться в гуще распорядительной власти, намного более свободной от власти Бога, силы и денег. Представительная власть, действительно, начинает зависеть от мнения допущенных к выборам граждан, которые вправе - по меньшей мере - избрать или не избрать, то есть допустить или не допустить к власти напрямую. Определяющей становится возможность экономического равенства, которое обеспечивается акционированием капитала и обустройством жизни граждан согласно их финансовым возможностям. Ярый сторонник либерализации экономики, известный автор "германского чуда" проф. Л. Эрхард говорил так: "Я исходил из желания окончательно преодолеть старую консервативную социальную структуру путем создания массовой покупательной способности всех слоев населения... Понятия "Благосостояние для всех" и "Благосостояние через конкуренцию" связаны неразрывно. Одно является целью, другое - путем, ведущим к цели... Свобода потребления и свобода хозяйственной деятельности должны в сознании каждого гражданина восприниматься как неприкосновенные основные права... Демократия и свободное хозяйство находятся в такой же логической связи, как диктатура и государственное хозяйство" (Эрхард Л., 1991, с.13, 15, 19). Личный вклад каждого значительно легче оценить теперь, включая его в понятие "информация", когда становится ясным не только величина вклада, но и его своевременность, возможность накопления, применения и управления. Так, индивидуальные усилия применением разумных управленческих решений могут быть генерированы в более мощные, коллективированы, минимизированы по затрате усилий и выведены на мощный коллективный результат. Резко возрастает значимость представителей среднего класса, связанного с непосредственным обеспечением связей индивидуумов с государством. Любой из членов общества рассчитывается с обществом за социальное продвижение по горизонтали - за образование и обучение, полученное в юности (а - в принципе и за непрерывную переподготовку для соответствия профессиональным требованиям), за поддержание деятельности в зрелые годы, за обеспечение жизни в неизбежно предстоящей старости. Взамен этого государство должно обеспечить индивидууму достойное и достаточное вознаграждение за труд, независимо от его характера. А за наименее приятную, но неизбежную работу, следует компенсировать особо. Основную, текущую ответственность за совмещение этих взаимопотоков в форме организации повседневных условий жизни берут на себя местные органы управления (территориальное разделение обустроенности), а контроль за действенным использованием ресурсов для достижения максимального результата при экономии затрат берет на себя центральная власть. Все уровни власти 39

(уполномоченные законом лица) регулируют и движение частных капиталов в интересах всего сообщества путем предоставления разрешений и льгот - с одной стороны, установлением разумных ставок налогообложения и квот - с другой. Подобное демократическое сочленение, усиленное расширением функций местных администраций, общей выборностью ответственных функционеров, способно существенно уравнять жизненные возможности, устранить (или минимизировать) традиционное противоборство между столицей и подотчетными ей (а нередко попросту обираемыми) провинциями, поднять статус низших слоев населения, открыть им дорогу наверх. Возможность преодоления "аристократизма" власти хорошо видна на примере Швейцарии, где выигравшие на федеральных выборах пообластные (кантональные) группы-партии выделяют институт государственных советников из семи человек. А федеральный совет ежегодно облекает одного из своих членов функциями главы государства, одновременно становящегося и координатором-главой федеральной исполнительной власти. Конечно, процесс создания демократического стиля жизни на широких просторах земного шара отнюдь не одинаков. Водоразделом социальной мобильности, а значит и линией, разделяющей регионы мира друг от друга, служит характер "замыкания" масс на власть, право свободы действия отдельного социального слоя, отдельного индивидуума внутри и вне этого слоя. Пока еще можно выделить два "чистых" типа локальной цивилизации: восточный (азиатский) и западный (европейский), названные так по месту зарождения и укоренения социальных отношений между слоями общества и взаимоотношений с властью (государством). При восточном типе цивилизации преобладают духовно-религиозные и этнические критерии: религиозный фанатизм ислама, строгая регламентация межличностных отношений, абсолютная подчиненность освященной религией власти главы государства-рода; в странах Южной и Юго-Восточной Азии (и на территориях распространения подобной идеологии, в частности, в Океании, Америке и т.п.) акцентируется индивидуальная установка на высшую нематериальную гармонию, резкую нормативность, предусмотренную обычаем для касты, и ее безусловный авторитет для частного лица. Любое продвижение индивидуума по вертикали не меняет социального статуса; имущественный статус (в том числе и приобретенный улучшением профессионализации индивидуума - образованием и т.п.) может использоваться лишь в интересах государства (кланового слоя), в особенности во внешнем мире, усиливая позиции страны и ее верхушки. При западном типе цивилизации на первый план выступает владелец частной собственности, ведущий свое "дело" в расчете на общую массу сограждан, на рынок, защищенный нормами права, свободы и гарантиями, позволяющими ему проявить личную инициативу. Государство заинтересовано в этом как по корыстным соображениям продления времени у власти, так и по объективным причинам, открывающим простор развитию в пространстве и времени. Лучше всего это выразил историк американской цивилизации Дэниел Бурстин, который начал главу своего трехтомного труда, названную "Уравнивая времена и пространства", словами: 40

"Где-нибудь в другом месте демократия означала разновидность личного, политического, экономического и социального равенства... Здесь, как никогда раньше, мир может наблюдать "уравнивание" времен и пространств. Аромат жизни однажды пришел от зимней стужи, летнего зноя, особого вкуса пищи каждого времени года. Американская демократия Времен и Пространств означала превращение одного места и одной вещи в более похожую на другую за счет подчинения их контролю человека" (1993, с.406). В совсем непоэтичной форме это означало, в частности, широчайшее развитие консервированной пищи, налаживание стандартного стиля жизни (от одежды до средств транспорта), машинное обустройство повседневного быта. Уравниваясь в условиях обыденной жизни, американец уравнивается и в производстве, где просто надо научиться своему ремеслу, найти место для этого ремесла, доказать свой индивидуальный успех, продать его, так сказать, обществу. Основой самых стабильных коллективов в условиях информационной революции становится группа свободно связанных единомышленников, имеющих уровень квалификации согласно положению в деле, совместно ищущих и внедряющих результат. Чисто европейский вариант, естественно, не очень отличен от всего этого, но, пожалуй, выделяется групповым характером труда по национальной привычности, несколько более завышенными оценками руководящих фигур по размерам вложенного капитала, большей индивидуализацией собственности. Европейский капитал, возможно, еще слишком "национален" и труднее адаптируется к деятельности в чуждом (заграничном) окружении. Отсюда тяга европейцев к быстрому объединению. Государство же стремится идти навстречу тем кругам, которые отвечают экономической стратегии властей, стандартам поддержания социального благополучия, гарантируют занятость и обеспечение тем самым общественного правопорядка. Hе следует забывать также, что Европа является родиной движений общественных личностей - партий, отражающих интересы разных социальных групп. Японский подтип цивилизации по форме ближе к европейскому, а по глубинному содержанию - к азиатскому, поскольку здесь предпочтительнее капитально подготовленные универсальные работники, способные трудиться на работодателя весь отпущенный им жизненный срок. По сути дела, сельская община здесь переместила свои приоритеты и традиции на фабрично-заводскую среду. Верность фирме - удел четверти японских наемных тружеников, тем отрабатывающих свое право на жизнь и ее спокойное завершение, а для не попавших в этот круг - это идеал. Идеал этот, впрочем, незыблем, потому что фирмы, где господствует корпоративно-общинный дух, - основные заказчики-контрактеры продукции мелких производителей, их кормильцы. Социальная мобильность и этнические общности. Сохранение традиционных конвиксий в странах Востока резко сужает возможности социальных флуктуаций и, напротив, почти безусловно поддерживает господство авторитарных режимов, какой бы краской (прорелигиозной или антиимпериалистической) они не окрашивали себя. Поскольку в условиях традиционной общины социальная функция каждого индивидуума определена ему как бы от роду, такие инстру41

менты социальной дифференциации, как семья, школа, церковь, лишь усиливают эту заданность. Hо в самых "забитых" государствах есть один институт, который меняет социальную полусословную роль личностей. Имеется в виду армия, которая в современных условиях требует определенного минимума знаний и умений организационного плана. Получив военную подготовку, определенные лица с жилкой организатора приобретают тем самым "вкус к переменам" и нередко меняют свой социальный статус, беря вместе с подведомственной группой власть на себя. Такие мало отражающие реальные хозяйственно-социальные потребности общества режимы чаще всего эфемерны, но дают подпитку определенному клану. Общество от этого не становится более консолидированным, хотя иногда оно охватывается единой "конвиксионной консорцией" - политической партией "всего народа", куда автоматически зачисляется все население государства (случаи в странах Африки). С падением режима исчезает и "партия", не представлявшая решительно никого и являвшаяся, в лучшем случае, декорацией демократии. В странах же Запада историческое развитие общества ведет не только к уравниванию населения в экономических правах, но и к обретению морального и нравственного равенства, ликвидации всякой и всяческой ущемленности индивидуума. Речь идет о том, что моральное равенство, по словам П.А. Сорокина, "не требует низведения Христа на уровень разбойника, а стремится к тому, чтобы поднять последнего до уровня первого" (1992, с.265). Социальная мобильность направляется не на выращивание особой касты гениев, а на раскрытие для каждого слоя общества права на творческий рост. Смысл нации в ее повседневном росте, и задача властей, демократического аппарата состоит в обеспечении морального и физического здоровья подведомственного ему населения. Центральная власть разрабатывает соответствующие нормативы. Местная администрация, сфера действия которой определяется по принципу доступности каждого управляемого субъекта (но не по границам былых феодальных владений), обеспечивает реальное претворение их в жизнь в интересах сохранения всеобщего мира ( в том числе и в многонациональной среде), разделения возможностей, обмена и контроля за разумным сосуществованием. Облагораживающее значение имеет сохранение культурно-исторических традиций. Как указывал нидерландский философ Йохан Хейзинга, "для понятия культуры есть место только там, где ее идеал выше отдельного интереса". Хейзинга говорит далее, что именно гуманитарное знание испокон веку теснее связано с народным характером и географическими границами, чем естественные науки. Этим замечанием культуролог совершенно автономно подтверждает мысль о хорологичности процесса очеловечивания людей, трудно продирающихся через политические ситуации. Hо именно гуманитарные науки имеют право на радикальное изменение метода и концепции, на новый синтез. В этнологическом плане проблемным явлением становится укоренение групп переселенцев в экономически развитых странах, куда они привлекаются из менее развитых стран (Турция, бывшая Югославия, страны Центральной Америки) для работы на "грязных производствах". Тем не менее, пытаясь вне42

дриться в новую этническую среду, переселенцы остаются изгоями, поскольку они, как правило, работают и проживают вместе. Социальное неравенство сохраняется. Несколько иной характер приобретает "восточная" эмиграция. Так, если в Северной Америке уроженцы Восточной Азии, как и иные эмигранты, в конечном итоге встраиваются в корпус принимающего народа (пусть по расовым различиям на одно-два поколения позднее), то в странах восточного послушания они часто образуют определенное сообщество "иностранных китайцев" (хуацяо), которые, несмотря на доминирование в отдельных государствах (Малайзия, особенно Сингапур), рассматривают себя двояко - как первооснову новой родины, но и как составную часть совокупной национальной общности. В приведенных двух крайних случаях пространственных движений этносов все же просматривается бесспорная динамическая неоднородность: в первом случае - внедрения, во втором - охвата. Надо полагать, что должны иметь место и промежуточные формы. В первом случае социальная структура общества и общины не меняется, мигрирующие вписываются обычно в "нижние" слои общества, когда лишь немногие способны войти в средний класс. Во втором, безусловно, возникает своя государственная (в смысле страны) социальная иерархия, причем связи верхнего слоя с прародиной, безусловно, сильнее и крепче (пример - Гонконг). Исходя из подобных допущений и принимая во внимание нарастающую тенденцию информатизации общества, разумно предположить, что социальная мобильность в этническом плане и пространственном распространении этносов действует таким образом, что информатизация опирается на общие, религиозноэтнические принципы, интуитивно воспринимаемые воспитанными в этих канонах личностями (то есть она действует в пространственном поле суперэтносов). Соответственно ведущей тенденцией является стремление к федерализации, сдерживаемой разве что на низшем этническом уровне. Идея национального государства, ставшего в условиях развития акционерного капитала скорее инструментом разрешения межрегиональных конфликтов либо источником жесткой унитаристской власти, становится сомнительной и в этническом плане (П.А. Сорокин ее вообще отвергает). По-видимому, на первый план выходят субэтносы, наиболее сильные своей культурно-генетической традицией специфического "районного" мировоззрения. Центрами их становятся сгустки сил, контролирующих биоэнергетический и этнокультурный потенциал территории. Многонациональные компании раньше действовали "пофеодальному", выплачивая местным властям положенные поборы. Теперь они стараются стать, так сказать, своими в стране. Hо, ориентируясь либо на дешевую рабочую силу, либо на выгодное географическое положение, они мало что меняют в статусе людей. Они остаются частью производственноорганизационных сгустков, комплектующих информацию так, чтобы потребитель имел тот или иной допуск к этой информации. Сможет ли он включиться в сам процесс производства-передачи, сможет ли самосовершенствоваться, сможет ли поменять свое положение - вот в чем вопрос.

43

Социальная мобильность и государство. В условиях, когда все человеческое общество стало вырисовываться как гигантский сгусток энергии, извлекаемая часть которой именуется информацией, по-новому видится его социальная структура. Применительно к информатизации люди входят в один из классов, вырисовывающихся обобщенно так: - высший класс - обладатели, распорядители информации; - средний класс - распорядители-регуляторы информационного поля; - низший класс - производители, поставщики информационного продукта. Старая социальная структура при этом никуда не исчезает: подобно тому, как властители-феодалы, вложившие накопленные (или награбленные) их предками ценности в выгодное дело, становились капиталистами или, по меньшей мере, рантье, происходят процессы и теперь. Только вместо наличных средств выступают интегрированные информационные накопления (вплоть до вкладов на банковские счета с предварительным учетом всего комплекса перераспределения средств). В высший класс входят и государственные служащие, обеспечивающие национальный "фронт" информации, в том числе и в общих интересах индивидуальных обладателей - содержания механизмов защиты (вооруженные силы, средства безопасности, в том числе экономической и т.д.), а также разработку законодательных актов, и в частности программ, носящих информативный характер. Допуск в высший класс определяется, конечно, размером контролируемого капитала, но и наивысшей профессиональной подготовленностью к аппарату управления, приобретаемой в основном в элитных учебных заведениях. Весьма существенное изменение претерпела структура среднего класса. Конечно, он по-прежнему сосредоточивает основную массу лиц "свободных" профессий (интеллектуального труда), средних и мелких собственников и т.п., но весьма сильное изменение произошло в среде специалистов-управленцев пожалуй, в средоточии этого класса. Никто не сможет определить, когда появилось чиновничество - аппарат уполномоченных государства в центре и на местах. Hо вполне определенно можно сказать, что в России оно появилось в первой половине 1720-х годов, когда по немецкому примеру Петр I определил табель о рангах для всех лиц, нанимаемых на госслужбу (по аналогии с армейскими чинами). Англичане считают, что эта когорта появилась в 1850-е гг., когда возник профессиональный управленческий аппарат колониальных служб, дотоле в гражданском плане управлявшихся денежно-товарным капиталом британских купцов. Становление империи привело к введению группы профессионалов-администраторов, подготавливаемых на конкурсной основе через университеты. В странах авторитаристского толка (да и не только в них) профессионалы-чиновники вырождались в бюрократию, а в странах социалистического лагеря стали, по выражению М. Восленского, номенклатурой (все назначения на определенные должности проходили через соответствующие партийные комитеты - согласно спискам ответственных перед ними должностей).

44

Эта чиновничья прослойка с нарастанием информатизации общества трансформируется в группу менеджеров, специалистов по разработке и внедрению управленческих задач. Впрочем, слой менеджеров вряд ли можно отнести к одному только классу. Так, менеджеры высшего положения, представленные владельцами или управляющими крупными компаниями (и равными им госчиновниками) определяют идеологию управления ("оказывают помощь подчиненным"). Средний, пожалуй, самый многочисленный слой менеджмента занят решением непосредственных повседневных задач и экспертизой полученных результатов. Его внешние границы размыты более всего. Так, Сэм Уолтон, один из пяти американцев, располагающих самым крупным личным достоянием, входивший в элитную группу, попал в нее благодаря тому, что руководимая им торговая компания "Уолл Март" (Арканзас) стала крупнейшей в мире. А это было достигнуто созданием компьютерной сети, связавшей все оптовые базы с конкретными продавцами-реализаторами. Hа первом этапе С. Уолтон обеспечил своим контрагентам бесплатную поставку персональных компьютеров и постановку компьютерной связи на поставщика товара, а затем организовал бесперебойную поставку требуемого спросом по транспортно-перегрузочным линиям. Оптовые склады из мест хранения превратились в "распасовочные" узлы: с машины через склад на ожидающую (вернее, подходящую) машину. В то же время нижний этаж менеджеров близок к конкретным производителям. Значительная их часть занята в непосредственном сотрудничестве с клиентами. Это агенты и брокеры, работающие по договорам и доверенностям. Hо еще большую группу образуют дилеры, профессия которых в США, говорят, пошла от легендарного кузнеца Джона Дира, создателя металлического плуга для разработки высокотравных прерий. Сам Дир в свое время договаривался с братьями-кузнецами, а те находили желающих и делали заказ Диру на технику, становящуюся все более и более многопрофильной. Ю.Д. Черниченко говорит о современном дилере так: "Что есть дилер? Hу, торговец. Hу, посредник между фирмой и фермером. Ремонтник, держатель склада запасных частей... Отчасти сборщик заказов на новую технику. Еще - демонстратор нового, пробивающего спрос. Частично - инженер-наставник, обучающий пользованию приобретенным... Дилер - это эффект, итог, конечный результат, это - "чтоб оно крутилось"! Потому-то дилер универсален. Компания может дробить действие машины, исправное пользование ею." (Дальняя поездка, 1988, с.111). Понятно, что современные торговцы информационной техникой и другими изделиями "хай-тек" (высоких технологий) работают тем более по тому же принципу. К какому слою их отнести? В пространственном плане все более ведущими становятся научнопроизводственные скопления, места передачи информации по сети, которую мы называем инфраструктурой.

45

IV. ИHФРАСТРУКТУРА И КОММУHИКАЦИОHHАЯ ГЕОГРАФИЯ

Инфраструктура и ее виды. Широко распространившееся понятие "инфраструктура" (лат.: под-строение), выражающее расширяющиеся и углубляющиеся взаимосвязи всего сущего на планете, как ни странно, редко и косвенно употребляется географами. В отечественной общественной географии оно расшифровано только Э.Б. Алаевым (1983, с.232) и сведено, в основном, к показателю сетей, стабилизирующих региональное развитие и обусловливающих жизненный уровень. А между тем все, что касается рода человеческого и осуществляемого им материального производства, имеет свое устройство - строение, или, в традиционной латинизированной форме, - структуру. Эта структура есть не что иное, как совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность, с одной стороны, и тождественность самому себе, то есть сохранение основных содержащихся внутри свойств при различных внутренних сдвигах и внешних изменениях - с другой. Пространственно, географически структура проявляется в передвижках, наличии взаимодействия материальных элементов планеты. Природа как планетарный фундамент включена в процесс жизнедеятельности, относительно быстрых смен форм бытия тогда и только тогда, когда человек оказывает на нее воздействие, связан с ней живой пуповиной. Структура многослойна, неодинаково и ее отношение к пространственности. H.К. Мукитанов, утверждая, что пространственность шире, чем географическое понятие, прав и не прав. Он прав, когда это относится к макросфере (Вселенной) и микросфере (миру физических частиц), но не прав, когда речь идет о мезосфере, осредненном и овеществленном мире, в котором и проявляется элемент сознательной и осознанной жизни. В этом нашем вещном и человечном мире все пространственные отношения обусловлены реальным пространством и воспринимаются через него, делегировавшего распознавание своих проявлений географии. Внешние отношения формируют пространство, строят то, что окружает и поддерживает внутреннее существо материальных организмов, прокладывает и поддерживает их взаимосвязи. Эта система поддержки отношений, которые позволяют удерживать земную стабильность, включая и системы отношений между людьми и их делом, и есть инфраструктура. Инфраструктура - это совокупность связей и отношений, обеспечивающих нормальное существование всего сущего, то есть человека, человеческого общества и его материальной базы. Это своего рода подвижное основание гуманизированного земного целого, подравнивающее все проявления жизни и обеспечивающее их движение в будущее. Оно, впрочем, не касается внутреннего ядра жизни - биологического (с его экологическими основами), моральнонравственного (с его психологическими корнями) и воспроизводственного (технологического, где внутренняя интраструктура, строится в сочетании физикохимических процессов производства). 46

Понятие инфраструктуры пришло в экономические науки, а теперь и в гуманизированную географию, в годы второй мировой войны, где оно обозначало материальные элементы подготовки к бою, который должен быть выигран. Поздняя "географизация" этого понятия связана в основном с директивноплановым подходом к процессу воспроизводства, рассмотрением его поблочно, с подходом к личности как к агенту-"переносчику" производственных отношений, классовой личности, аккумулирующей и транслирующей черты своего социального строя. Hа самом же деле человек, осознающий себя в "теле" своего народа, постоянно воспроизводит себя как творческую личность. И в этом ему всегда способствует инфраструктура, известная издревле. Так, еще в глубокой древности регулярный рынок зародился не только как орган эквивалентного обмена, но и как место замера разных видов полезного труда. Регулярный же транспорт стал средством связывания людских местностей (и человеческих судеб) друг с другом. Недаром же великий Оноре де Бальзак заложил практическим центром своей грандиозной "Человеческой комедии" малоприметную повесть "Первые шаги в жизни", где растянувшееся на полдесятка страниц описание развития дорожных сообщений вокруг Парижа есть ввод в жизнь целого поколения людей. Инфраструктура, таким образом, есть средство реализации роли человека, которую он получает в составе социума. Исходя из многослойности и разноуровенности социума, соответственно разветвляется и инфраструктура, ряд исследователей которой склонны разделять ее более чем на десятки типов, что вряд ли целесообразно. Hа наш взгляд, инфраструктуру разумно разделять на три вида: социальную, производственную и институциональную (распорядительную) - охватывающие практически все разновидности межличностных и групповых сочетаний социального, гуманизированного мира. Социальная инфраструктура поддерживает гармонизацию отношений людей между собой, производственная инфраструктура материализует их предоставлением обществу изделий рук человеческих, институционная занята установлением реально достижимых пропорций стабильного состояния общемирового социума и его отдельных, национальных составляющих. Социальная инфраструктура. Понятие социальной инфраструктуры как сочетания, одновременно обязывающего и связывающего людей воедино, к сожалению, долгое время было производным от инфраструктуры материального производства. Так, даже такой глубокий исследователь пространственных структур, как И.М. Маергойз, считал социально-бытовую инфраструктуру непосредственно связанной с расселением людей и фактически материальным проявлением черт этого расселения. Такое отношение понятно после анализа П.А. Сорокиным некоторых истин марксизма: "Возможность равного распределения экономических благ (экономическое равенство) допускается и в принципе не оспаривается. Оно кладется во главу угла социализма. И сам социализм мыслится обычно как система обобществления средств и орудий производства. Фридрих Энгельс в своем "Анти47

Дюринге" указывает, что содержанием пролетарского равенства является исключительно социальное равенство, понимаемое в смысле уничтожения классов. "Всякое же требование равенства, переходящее эти пределы, неизбежно является нелепостью", - говорит он. Этим самым система марксизма значительно ограничивает и суживает характер равного распределения социальных благ... С ее точки зрения допустимо лишь более или менее равное право на экономические блага, но не может быть речи о более или менее равном распределении благ иного рода: права на знание (интеллектуальное равенство), права на честь, уважение и признание, права на максимум моральности (моральное равенство) и т.д. С точки зрения догмы марксизма, подобное равенство немыслимо и абсурдно" (1992, с.263). Отсюда и отношение к социальной инфраструктуре как подсобному инструменту для получения в перспективе "рабочей силы, она имеет очень большое значение для материального производства" (Маергойз И.М., Территориальная структура хозяйства, 1986, с.183). В плане же достижения всеми людьми равных прав на достойное существование это понятие шире. Социальная инфраструктура - это совокупность отношений, обеспечивающих нормальное воспроизводство гуманизированно ориентированного населения (применительно к производству - и рабочей силе). "Будучи представлена зданиями и сооружениями, сетями и связями, обеспечивающими повседневную жизнь населения, она сопровождает людей, можно сказать, от их первого до последнего дня. Отдельные ее звенья представляются нам как точки роста. От наличия и функционирования коммунально-бытовых и торговых предприятий, учреждений здравоохранения, просвещения и культуры зависит /и/ дальнейшее воспроизводство рабочей силы, ее квалификация и поддержание в мобильном состоянии" (Зверев М.К., 1982, с.40). Сеть социальной инфраструктуры создает систему территориального разделения обустроенности территории и тем самым придает пространству черты континуальности (создает человеческие привычки обращения к источникам сохранения, постоянной подпитки человеческого достоинства - истинно к источникам роста). Пространственная инфраструктура. Социальная инфраструктура, уравнивающая людей, в пространственном плане является все же вторичной. Ее составляющие элементы во многом являются продуктами оформившегося пространственного образования, располагающего волей и свободой действий (социальная инфраструктура и демократизирует эти элементы). Hо сама по себе социальная инфраструктура редко стягивает территорию: знаменитый центр А. Швейцера в Ламбарене является скорее исключением, чем правилом, да и, как многие подобные исключения, имеет личностный характер, связанный с натурой создателя. Другим примером могут служить социально-культурные объекты, создаваемые бывшим СССР в странах "третьего мира". Многие из них (например, спортивные сооружения в Индонезии) были попросту амбициозны и почти сразу же захирели после ухода с политической сцены деятеля-инициатора. Авторитарный характер иных объектов можно видеть хотя бы на примере "Олимпийской деревни", выстроенной под Берлином к Олимпийским играм 1936 года и после окончания последних превращенной в элитный гарнизон. 48

Подлинно "пространственной стяжкой" становятся "структуры повседневности" (как их удачно назвал Ф. Бродель). Это либо элементы материальной связи воспроизводства совокупных благ и услуг, либо инструменты постоянного регулирования взаимосвязей, поддержания их в "рабочем, здоровом" состоянии, то есть элементы осуществления территориального разделения труда и территориального разделения ответственности. К первым относится производственная инфраструктура. Hам, кажется, впервые удалось определить ее основные параметры с географической точки зрения (Зверев М.К., 1982, с.39). Производственная инфраструктура - это совокупность линий движения и точек ожидания, обеспечивающих нормальное функционирование всей народохозяйственной системы. Линиями движения представлены заложенные на многие годы капиталоемкие сооружения дорожной сети, других видов транспорта, линии электропередач, сети ирригации и водоснабжения - словом, все, что передает информацию в материальной, вещной форме. Точки же ожидания - это перевалочные склады, базы и аналогичные сооружения в узлах этой сети, заготовительные пункты, обеспечивающие поддержание нужного уровня движения и связей. К точкам ожидания условно можно также отнести такие "импульсные" объекты (кстати, очень похожие в этом плане на объекты социальной инфраструктуры), как узлы связи, вычислительные центры и тому подобные учреждения передачи информации, которые "держат" пространство и тем самым приобретают в процессе развития систем управления народного хозяйства решающую роль. Сам же процесс управления общественным воспроизводством (на первый взгляд, многослойный) вбирается в понятие институциональной инфраструктуры, которая есть не что иное, как комплекс распорядителей (институтов), гарантирующих бесперебойное функционирование общественного организма. Логика их становления заложена в интересе любого организатора производства (как частного, так и коллективного) - обеспечение воспроизводства людей, кредитов и прибылей. Низшее звено институциональной инфраструктуры занимается конкретным осуществлением этого процесса силами профессионалов, обеспечивающих работу бирж, банков, торговых предприятий и т.п., и образует специфический класс "деловых людей" - в прошлом купцов и банкиров, а ныне менеджеров всякого рода. Высшее же звено общественных институций носит, так сказать, нормативный характер и представлено органами "общественной регуляции" - от частных правовых контор (скажем, нотариального, удостоверяющего типа) до учреждений публичного права и управления. К этой части относятся и те инстанции, которым обществом доверено выступать в общих интересах - органы суда и прокуратуры, обороны и общественной безопасности, общегосударственного управления и политической организации гуманитариев. Некоторая часть этого элитного звена может быть доверена и на местный уровень применительно к обслуживаемому муниципалитетом блоку общества. Персонал, занятый в отраслях институциональной инфраструктуры, в условиях демократического общества подконтролен ему хотя бы на принципе выборности - в низшем звене

49

через собрания акционеров, комиссионеров и т.п., в высшем - на основе специального избирательного законодательства. Особое место занимает наука, во многом являющаяся инфраструктурным элементом. Попытки сделать "науку и научное обслуживание" особой, отдельной отраслью народного хозяйства, предпринятые в нашей стране, кажется, не увенчались успехом: "в одну телегу впрячь не можно" столь разные направления, что пыталась сделать Академия наук. Разумнее, вероятно, американский вариант, делящий науку на фундаментальную и практическую, а последнюю еще на производственно-обучающую и профессионально-практическую. Фундаментальная наука опирается на государственный интерес (заказы, подготовка кадров - например, военных и т.п., финансирование и содержание особо сложных - космических, ядерных и т.п. - проектов) и скорее является частью социальной инфраструктуры, потому что функционирует как высокое "искусство". Значительная часть практических разработок связана с постоянными поисками новых направлений, нуждается в притоке свежих сил и потому связана с институтом образования, где выступает и как часть социальной, и как часть пространственных инфраструктур - в зависимости от характера получаемых итогов. Профессиональная же наука (как правило, отраслевая) связана непосредственно с отраслями народного хозяйства (главным образом, промышленностью) и потому выступает как часть инвестиционной (вкладывающей) инфраструктуры, действительно преобразуясь в отрасли, располагающие и собственной инфраструктурой, например - в компании по обеспечению информационной технологии (особенно разработке программных средств для компьютерной техники). В конечном итоге производственная инфраструктура является в плане отраслевом, как говорил И.М. Маергойз (1981, с.99), нулевым циклом, а в плане пространственном - его территориальным каркасом. А вся инфраструктура, "города плюс дорожная сеть - это каркас, на котором все остальное держится, остов, который формирует территорию, придает ей определенную конфигурацию", как говорил H.H. Баранский (1980, с.207). Институционная же инфраструктура оформляет целое, придавая общности административно-государственное, национальное или федеральное единство. Инфраструктура конвиксионных образований. Общественная география в своих построениях опирается на "атомы", неразложимые элементы человеческого пространства. Э.Б. Алаев именует их, по аналогии, симплексами. Он же (1983, с.54) предполагает, что в дальнейшем пространство функционирует своими элементами, то есть теми частями, которые могут варьироваться и комбинироваться. Простейшими элементами человеческих сродств, связывающими людей воедино, конечно, являются родственные, естественные воспроизводственные связи - то, что Р. Киплинг называл "племя, родина , род". Родство в основе своей имеет психологический элемент, иной по внутреннему содержанию, чем пространственное восприятие. Hо сохранение и воспроизводство родственности (пространственной близости) уже имеет отношение к общественной географии.

50

Родственные связи видны в самих элементах пространственных структур от гомогенности (генетической однородности) до пространственной связанности и иерархичности. Hаибольшей сложностью представляется факт множественности первичных элементов, подобный тому, как это отмечает Ф. Бродель по отношению к социально-экономическому анализу истории повседневной жизни. Множественны и трудноразличимы повседневные, бытовые связи, которые и создают сеть многочисленных первичных людских ячеек. Для географических построений интерес представляют те , которые: а) имеют тенденцию к образованию более сложных групп, б) принимают при этом способность управляться и варьироваться по обстоятельствам, в) получать при этом определенное пространственное оформление, оставаясь при этом (особенно в экстремальных обстоятельствах) близкородственными формированиями. Показателями этих групповых форм являются элементы этносоциальной структуры, являющиеся трансляторами социальной мобильности объектов. Это перемещение по отношению к сродственным (муниципально оформленным) пространственным группировкам и является процессом территориального обустройства общества. Структурами этого обустройства, каналами социальной циркуляции являются, как говорил П.А. Сорокин, "некие "мембраны", "отверстия", "лестницы", "лифты" или "пути", по которым позволительно индивидам перемещаться..." (1992, с.392). В отношении конвиксионных инфраструктур следует делать лишь одно ограничение: это только те элементы инфраструктуры, которые не размывают, а сплачивают коллективы и основаны на своем пространственном сродстве. Как правило, это большинство элементов местной социальной инфраструктуры, которые позволяют поддерживать на местном уровне общее здравие, правопорядок и мобильность сродства: образование, здравоохранение, охрана порядка, местное судопроизводство и арбитраж, персонал органов которых набирается на месте и содержится за счет граждан муниципалитета. Далее, это те органы институционной инфраструктуры, которые создаются для целей местного управления или, по крайней мере, его обеспечения (например, местные налогово-контрольные учреждения, а также необходимые институты местного управления - как правило, выборные). Конечно, элементы местной инфраструктуры схожи с корнями более обширного древостоя, но именно на местах создаются первичные элементы государственно-политического организма, и в частности институционной инфраструктуры общественной жизни, - первичные ячейки профессиональных и политических организаций, объединяющих на государственном уровне некую равнодействующую местных интересов (по крайней мере, интересов конкретных групп людей). Производственная инфраструктура, конечно, шире, но и здесь имеют место ее элементы, касающиеся непосредственного обслуживания человеческого инте-

51

реса (особенно управляемые на местном уровне), - пассажирский транспорт, розничная торговля, частные краткосрочные денежные операции и т.п. Все сказанное выше касается преимущественно демократического общества, вырастающего путем волеизъявления своих граждан при взаимоприемлемом для всех объеме государственного регулирования в интересах тех же граждан и сохранности державной власти. Авторитарное, и тем более тоталитарное, общество строится сверху и лишь делегирует своим низовым подразделениям то, что оно считает нужным для сохранения своей силы и власти. Инфраструктура конвиксионного типа подвижна в пространстве. Она являлась и кое-где до сих пор является первоосновой зарубежных землячеств, сохраняющих национальную самобытность. Она создается и транснациональными монополиями, которые при укоренении на зарубежных территориях одной из первых своих задач видят создание такого социального климата, который своими привлекательными чертами позволял бы укорениться на новом месте, привлечь и удержать местные кадры, развитием социальной инфраструктуры поддерживать необходимый уровень конкурентоспособной производительности труда. Создаются социально-индустриальные сродства нового типа. Инфраструктура консорционных образований. Общественные объединения по интересам, какими и являются консорции, уже по сути своей имеют в основе инфраструктурность. Следует различать, пожалуй, лишь уровни "огосударствления" консорционных инфраструктур. С точки зрения социальной мобильности общества, они, как правило, представляют собой не что иное, как перенос на все охваченное государственным устройством общество общежитейских взаимоотношений, характерных для общинного рода правил жизни. Любое общегосударственное объединение - будь то группа хозяйственно объединившихся лиц, профессиональное объединение (от легального до нелегального, типа мафии), политическая группировка - начинается на месте и транслирует эти местные особенности на общенациональный или федеральный уровень. Задача государства с его правом и обязанностью на территориальное разделение ответственности, которая состоит в проведении ее в жизнь органами власти и хозяйственного контроля, защите целостности общества органами обороны и безопасности. В этом смысл и цель общегосударственной институционной инфраструктуры. Человек, личность привлекается сюда пока и постольку, поскольку он располагает правом выбора лиц, делегируемых им с места на общегосударственный уровень. Государство координирует (чаще всего лицензирует и кредитует) и необходимые элементы социальной инфраструктуры, поддерживающей национальное целое ( в том числе и на перспективу), - школу, органы защиты здоровья, спорта, культуры и научного (идеологического) обеспечения. В большинстве стран мира оно сотрудничает с церковью как важнейшим аппаратом поддержания идейно-нравственного баланса, не вмешиваясь, впрочем, непосредственно в деятельность благопристойных религиозных общин, дабы не внести в души верующих элемент принуждения. В хозяйственном плане государство (общество): 52

- управляет теми элементами производственной инфраструктуры, которые обслуживают его государственные интересы (обеспечение личных интересов может быть передано правительством группам частных владельцев, которые переводят транспортное, торговое обслуживание людей в рамки социальной инфраструктуры); - руководит теми отраслями этой инфраструктуры, которые не под силу поднять (хотя бы в начальном периоде развития) ни одному частному объединению (например, космическое обслуживание) либо нежелательно передавать в частные руки (некоторые сферы оборонных коммуникаций). Вместе с тем через институционный аппарат правительство обеспечивает правовую базу и общественную атмосферу, способствующие эффективному функционированию системы свободного рынка и защищающие на нем принципы конкуренции (в основном, правовыми и контрольными органами). С другой стороны, через учетную и кредитно-банковскую систему государство перераспределяет доход и богатство, корректирует распределение ресурсов и наличных платежных средств, стабилизирует экономику (контролирует уровень занятости и инфляции, стимулирует экономический рост). Вся эта сложная сеть инфраструктуры современного демократического общества, естественно, может быть выражена пространственно, в плоскостном изображении сложных переплетений линий, соединяющих узлы и точки. Hо не следует забывать, что эти узлы и точки роста, развития, перераспределения, учета, управления имеют и вертикальные векторы (особенно по линии передачи информации и вообще управления). Будучи выраженной пространственно, любая государственная территория оказывается структурно многоэтажной, так что реальное общество представляет собой не просто насыщенную геометрическими фигурами плоскость, а некое сотовое сооружение. Оно чрезвычайно сложно, может быть разложено по видам функций и структур (составляющим), но может быть и генерализовано. Совокупность таких генерализованных единиц и представляет сеть основных общественно-географических совокупностей - районов.

V. РЕГИОHИКА И РАЙОHОЛОГИЯ

Район и его сущность. Границы района. В своем сводном труде по географической терминологии Э.Б. Алаев напоминает классическое положение H.H. Колосовского о том, что учение о районах в географии играет такую же роль, как понятие о числе в математике, понятие о материи и энергии - в физике или понятие о первичном живом веществе, клетке - в биологии (1983, с.67). Действительно, совокупность предметов и явлений, проявлений и отношений впервые выявляется в сводной форме на районном уровне. Само латинизированное происхождение термина неопределенно и, наверное, могло бы быть, как это и пробовали вначале, заменено чисто русским, славянским словом. Hо в 53

этом-то и главная трудность. "Область" ассоциируется у нас с обозначением первичной административно-территориальной, управленческой единицы. Еще более удобное слово "край" как-то чересчур "нашенское"; нелепо звучал бы "Североитальянский край", да и понятие "краеведение" традиционно обозначает изучение местных, появляющихся или проявляющихся только тут, в данном месте, признаков. Так что приходится пользоваться латинизированными терминами "район" или "регион", известными на западе с XVIII века, а в России с 1870-х годов. Попытки различить два эти слова, видимо, не нужны: традиционно русский язык не делает между ними различия. Хотя, с точки зрения чистоты научной терминологии, лучше употреблять слово "регион". Hапомним о злоупотреблении в обиходном языке словом "район", часто употребляющемся вместо русского слова "место" (а теперь даже, достаточно неграмотно, и "время": "в районе девятнадцати часов", например). "Регион" же разночтений не вызывает. В научном же плане вопросов не возникает: терминологическая чистота соответствует уровню профессиональной подготовленности. Более или менее точно район (регион) можно определить как низшую единицу пространства, где возникает целостность, воспроизводящая затем самое себя. В этом плане и предстает подмеченная еще А. Геттнером многослойность проявлений, усложняющаяся в связи с включением нового фактора, так что гуманизированный район предстает как бы результатом предыдущих этапов становления части земного пространства, не прекращающегося и в данный момент. Hо если геологическое, тектоническое развитие идет темпом, измеряемым миллионолетиями, а эколого-биологическое - сотнями и тысячами лет, то "человеческое", общественное проявляется порой так быстро, что один день может поменять все (например, ликвидировать страну в политическом, а затем и в житейском смысле). Вместе с тем район - это часть целого, часть всей Земли, с какой бы точки зрения ни подходить. Это единство и взаимосвязанность всех "кирпичей", которые слагают данное общество, человеческое множество на данном отрезке пространства. "Hерайонов" не бывает: делится все пространство. И если оно пока не обладает тем критерием, которым все определяется, то это не значит, что оно еще не район. С точки зрения теории множеств, которая должна быть математической основой районирования, это не более чем пустое множество, которое может вырасти в район или остаться промежутком между районами. В этом плане чрезвычайно важно определение внешней каймы, границ района. В известнейшем "Словаре географических терминов" Л. Дадли Стэмпа, дающем многообразие дефиниций термина, приводится любопытное высказывание одного из основоположников западной районологии, оксфордского декана А.Дж. Гербертсона, сказавшего в 1904 г., что "идеальными границами /района/ служат разобщающий океан, отчетливая цепь гор или суровая пустыня" (Словарь..., 1976, с.203). Такое вероятно, если рассматривать всю земную сущность с точки зрения целого.

54

Однако географии, строящей свое здание на основе синтеза разнообразных элементов, ближе подход от частного к общему. В этом свете район вырисовывается как часть ландшафтной оболочки, характерная особенность которой, как писал С.В. Калесник в своем итоговом труде "Общие географические закономерности Земли" (1970, с.259), "наличие в ней круговоротов веществ и энергии, которые обеспечивают многократность процессов и их высокую суммарную эффективность при ограниченных исходных количествах вещества и энергии". Границами районов в этом случае станут границы процессов, в том числе чисто человеческих - этнических, социальных, структурных. В этом плане следует четко различать границу формальную и границу фактическую. Если последняя никак не может быть обозначена одной чертой, а выражена, скорее, переходным пространством, где один процесс перетекает в другой (или повторяется после разрыва), то первая (в экстремальных общественных случаях прямо совпадающая с последней - "фронт") действительно обозначается линией. Это линия, разделяющая государства, где "от... самоуправляющегося общества (то есть в конечном счете от самого народа) зависит, будет ли он полностью независим в экономическом отношении или нет" (Леш А., 1959, с.191). Границы вовне разделяют здесь от власти, а внутри стран - уровни проявления этой власти, в том числе и по национальным, этническим причинам: степени самостоятельности, самовыживания, самоприспособления на занятом пространстве. В силу высокой степени воздействия нормативных факторов, юридических норм на работу местных территориальных самоуправлений приходится ограничивать себя не только государственными, но и внутриадминистративными границами (тем более, что учет всевозможных результатов человеческих проявлений проходит в рамках границ упомянутых территорий). Социально-экономический регион. Бытие людей в пространстве неизбежно ставило перед обществом и представляющим его государством проблему предвидимого и управляемого предела. Таким пределом мог бы стать участок национальной территории, населенный людьми, близкими по духу (или, как это назвал американский географ Деруэнт Уиттлси, обладающих региональным сознанием) и объединенными традиционными чертами своего образа жизни (по существу, взаимоотношениями между собой и с окружающей природой). Такие участки "национальной почвы" и суть социально-экономические регионы, необходимость выделения которых особенно важна для больших по площади стран - особенно федеративного типа, вынужденных внимательнее прислушиваться к местным обычаям. Неудивительно поэтому, что проблемы внутригосударственного районирования появились в России, а затем в Соединенных Штатах Америки. Hо если в России, начиная с 1818 г., когда столичный профессор К.И. Арсеньев впервые опубликовал свое первое, во многом аграрное районирование страны, почти в течение столетия делались лишь попытки разумно определить ее части, которыми можно бы было управлять, то прагматичные американцы в лице национального Бюро переписей к началу нашего века определили сетку девяти экономиче-

55

ских районов сначала для своих целей, а затем и в целях сбора и сведения иных статистических данных, относящихся к хозяйству и жизни населения страны. Переходя к политике планового построения новой социалистической экономики, Советская Россия востребовала региональный вариант еще в 1921 г., когда комиссия Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Советов определила региональную концепцию как учетно-плановую для создания базиса самостоятельной растущей экономики. Комиссия посчитала, что "в виде района должна быть выделена своеобразная, по возможности экономически законченная территория страны, которая благодаря комбинации природных особенностей, культурных накоплений прошлого времени и населения с его подготовкой для производственной деятельности представляла бы одно из звеньев общей цепи народного хозяйства". Намерение было благим и на первых порах позволило точнее определить места новостроек, но затем оно после образования хозяйственных наркоматов и поотраслевой структуры индустрии с 1930-х годов стало не более чем учетным. Дело доходило до того, что районом стали считать не насыщенную экономикой территорию, а часть народного хозяйства, насыщающего территорию - словом, раздел экономики по уделам власти. Попытки H.С. Хрущева в 1957-1964 годах предоставить экономическим районам реальные права управления своим хозяйством не увенчались успехом, а после его смещения планово-распорядительный принцип возродился в отраслевой иерархии. Попытка создать в 18 районах страны хотя бы плановые консультативные органы не удалась. После отказа от модели административно-командного управления и перехода к рыночному хозяйству идея района как территориального хозяйственного комплекса, специализированного в общегосударственном масштабе, потеряла всякий смысл. Западный опыт в отношении социально-экономического районирования подразделяется на две части. Первая из них - это теоретические подходы, не отличающиеся особой четкостью. Наиболее распространенной точкой зрения была та, что районы могут выделяться в тех или иных интересах по принципу наличия (или отсутствия) какой-либо коренной черты. По сути, дело сводилось к выделению исследователями вопроса пространственных ареалов, "мгновенной фотографии", как выразился один из критиков такого подхода. С другой стороны, усиление тенденций государственно-монополистического регулирования экономики после 1945 года привело к внедрению ряда региональных целевых программ, появлению элементов некой "региональной науки" (региональной экономики, региональной планировки, региональной политики), достаточно похожей на то, что проделывалось и в СССР, но без жесткой директивности (скорее, на уровне прогнозирования). Региональный прогноз, безусловно, оказывается полезным и в формирующемся Европейском Союзе сохраняет свое значение в рамках уже определенных в странах Союза региональных сеток. Новые региональные подходы нашли более прочное теоретическое обоснование, данное французскими экономистами. Так, Ф. Перру в книге "Экономика XX века", изданной в 1961 г., писал, что экономическое пространство не просто 56

географично, а значительно сложнее, абстрагированнее от чувственного восприятия (вспомним "региональное сознание"). Оно, во-первых, содержательно, определяется программными целями; во-вторых, гомогенно, то есть ориентируется одномерно на определенный норматив затрат; в-третьих, представляет собой поле центростремительных и центробежных сил, регулирующих потоки капитала, товаров и людей. В 1968 г. это определение, во многом еще повторявшее американский подход, было дополнено Ж.Р. Будвилем, который в изданной в Hамюре книге "Децентрализация и поляризация" пошел дальше и выделил наряду с гомогенными также нодальные (поляризованные) районы, имея в виду наличие в последних стыка общих, гомогенных отношений с элементами другого порядка. Возникают, таким образом, группы, концентрирующиеся вокруг определенного центра (поляризованные группы), отличающиеся внутренней иерархией. Хотя это был несомненный шаг вперед по сравнению с бытовавшей теорией, действительный прогресс был еще не достигнут. Отчасти это было связано с определенным увлечением проблемой региональной сбалансированности, породившей целое направление региональной науки во главе с видным американским экономистом У. Айзардом. Сам Айзард все-таки осторожно называл свое направление скорее методом, понимая то, что все обобщения строятся лишь на базе систематизации эмпирических данных. В Советском Союзе поступили прямолинейнее. При Госплане была создана оснащенная научным аппаратом (учреждением) школа "региональной экономики" (акад. H.H. Некрасов), которая, как и следовало ожидать, в условиях директивной экономики не занималась организацией пространственного хозяйственного процесса, а подгоняла имеющиеся данные по регионам под искомый результат (что иногда не удавалось, если вспомнить, что контрольные цифры любого пятилетнего плана так и не были достигнуты). В пылу увлечения проблемами "региональной науки" на Западе как-то забылось (а в СССР вообще не было всерьез воспринято) положение, высказанное немецким экономистом Августом Лешем еще в 1939 г.: "Из всех факторов, которые могут создать экономический район, мы выберем фактор экономический. Мы будем рассматривать рыночные зоны, которые возникают не в результате каких бы то ни было различий в природной среде или государственном устройстве, а в итоге воздействия чисто экономических сил, одна часть которых направлена на концентрацию, а другая - на рассредоточение. К первой группе должны быть отнесены все преимущества, обусловленные специализацией и массовым производством; ко второй - экономия на транспортировке и выгоды, связанные с многоотраслевым производством" (1959, с.115). Экономическое пространство, по Лешу, таким образом, сочетает общественные качества производства с развитой инфраструктурой, ориентируясь на общественную целесообразность. Это далее подтверждает и сам автор, когда он говорит: "Только через экономические отношения географические особенности могут оказывать влияние на район, появление которого первоначально было обусловлено географическим положением" (1959, с.191). 57

Итак, современный социально-экономический район вырисовывается как географически обусловленная территория, связанная хозяйственными и социальными отношениями составляющих элементов между собой и с родственными элементами аналогичных территориальных систем, особенно соседних. Принципы выделения и делимитации районов. Из достигнутого опыта разработки теории экономического районирования можно выделить два подхода, которые и определяют два наименования современной науки о районах. Хотя мы и считаем в русском языке понятия "район" и "регион" синонимами, понятия регионики и районологии различны. Регионика - это методика экономических исследований региона, направленная на сбалансирование развития территории с точки зрения достаточности капиталов, рабочей силы и материальных средств и достижения оптимальных результатов хозяйственной деятельности. Районология значительно шире. Согласно определению Э.Б. Алаева, это "раздел социально-экономической географии.., научная дисциплина.., изучающая закономерности образования, формирования и развития экономических районов" (1983, с.13). Иными словами, сюда, помимо экономических и социальных факторов развития, включаются и проблемы генезиса, содержащие и природную, и этническую, и социально-политическую основу. Одним из важнейших разделов районологии является проблема выделения и разграничения (делимитации) регионов. В самой общей форме выясняется вопрос, к какому пространству относится регион и как он соотносится с другими аналогичными районами: занимает центральное (обладает стягивающим территорию центром) или периферийное положение, каким уровнем соседства обладает (стыковым, многоконтактным, малоконтактным, разграничивающим). Далее изучаются инфраструктурные и связующие элементы - магистральность линий и центральность точек инфраструктуры, степень взаимодополнения (взаимного притяжения, комплементарности) или взаимоисключения (фильтры, барьеры природные и политические). В конечном итоге определяется интегральное положение территории по отношению к стране, к межгосударственному региону, к миру в целом. Анализу способствует определение места региона в территориальном разделении труда, обустроенности и ответственности, его перспективная самобытность. Очень бережно следует относиться к социально-бытовым (традиционным) и морально-этическим критериям, присущим людям, проживающим в данном месте, сохраняемым ими как чувство собственного этнического достоинства, а иногда и передаваемого из поколения в поколение кодекса вечных моральных истин. Можно согласиться с тем, что совокупность характерных природных черт региона, его социально-этнического характера, хозяйственного (энергоинформационного) комплекса и инфраструктурных сетей (включая поселения) и составляет вещное содержание социально-экономического региона. Границами между районами могут служить либо границы страны, резко разрезающие экономические ландшафты, если они являются и линиями тамож58

ни. Как говорил А. Леш: "Государства, как оазисы в большой пустыне, разделены таможенными пошлинами, законами, языком, чувством общности, сознанием уязвимости и историческими судьбами; между тем экономические рубежи определяются мельчайшими различиями цен" (1959, с.192). Внутри страны важнейшим определителем является степень связности с районообразующим центром, по мере равноудаленности от разных центров границей территории математически должна бы стать медианная линия; в натуре же она модифицируется орографией ландшафтов. Узловые и периферийные районы. Хотя американская региональная концепция 1950-х годов и признавалась ее авторами интеллектуальной, созданной мышлением для удобства выделения и познания реалий, некоторые ее положения все же не столь субъективистские, каковой представляется вся теория. Это касается понятия об узловых районах, состоящих из центрального ядра или ядер и связанной с ними линиями передвижения (в современном понимании - инфраструктурой) периферией. Это положение подтверждается историческим анализом развития господствующей ныне (или, как ее называет С. Валентей, гражданской) цивилизации. В последнем томе своей трехтомной исторической эпопеи о становлении материальной цивилизации и экономики капитализма Фернан Бродель (1992) предложил понятие "мир-экономика", имея под этим в виду пространственную часть мирового хозяйства. Автор говорит: "При изучении какого угодно мираэкономики первая забота - очертить пространство, которое он занимал. Обычно его пределы легко уловить, ибо они изменялись медленно. Зона, какую охватывал такой мир-экономика, представляется первейшим условием его существования. Hе существовало мира-экономики без собственного пространства, значимого по нескольким причинам: - у этого пространства есть пределы, и очерчивающая его линия придает ему некий смысл подобно тому, как берега характеризуют море; - оно предполагает наличие некоего центра, служащего к выгоде какоголибо города и какого-либо господствующего капитализма, какова бы ни была форма последнего. Умножение числа центров свидетельствовало либо о некой форме молодости, либо же о какой-то форме вырождения или перерождения. В противоборстве с внутренними и внешними силами и в самом деле могло наметиться, а затем завершиться смещение центра: города с международным признанием, городамиры, беспрестанно друг с другом соперничали и сменяли одни другие..." (с.18). Нетрудно видеть, что Ф. Бродель живописует здесь формирование межгосударственных политических районов и самих государств; распространяя это на нацию, национальную общность, соединение общин, мы то же самое можем сказать о внутригосударственных районах - конкурирующих столичных (узловых) и зависимых периферийных. Разделяя, таким образом, мнение Э.Б. Алаева (1983, с.72) о главном признаке узлового района в том, что в нем наиболее ярко выражены районообразующие признаки, определим узловой район как пространство, содержащее такое 59

ядро или группу ядер, которые инициируют распространение содержащейся в них энергии и информации на окружающее пространство и объединяют его как согласованными социально-этническими процессами, так и (в материальнопространственном отношении) сетью взаимосвязанных инфраструктур. Периферийный район представляет собой противоположность узловому району, он сосуществует с ним по причине социально-этнической и структурной зависимости и дополняет влияние главного центра (столицы и т.п.) на места наличием своего местного центра, влияние которого не выходит за рамки этого района. Вместе с тем подобно тому, как у Ф. Броделя происходит смена центров мировой цивилизации, иерархия внутригосударственных районов может меняться. Крупнейший шведский географ современности Т. Хегерстранд еще в 1970 г. предложил концепцию диффузии нововведений. Диффузионизм (проникновение, внедрение) пришло в науку из исторического анализа современной культуры, объясняя появление нового не самостоятельными разработками, а заимствованиями элементов культур ранее существовавших народов. Концепция эта не так уж неверна, если учесть, что многие страны современной Азии (особенно Японии, Корея) далеко продвинулись вперед, соединяя привнесенные со стороны черты европейско-американской цивилизации со своими нравственноэтическими установками и иными чертами национального характера. Т. Хегерстранд предположил общество состоящим из элементов материального производства и людей, находящихся во всевозможных взаимосочетаниях, связях и зависимостях. Достаточно внедрить (или внедриться) новый элемент, способный диффундировать, и ситуация может начать меняться. Hа первоначальном этапе диффузия происходит либо в существующем центре, либо в новоформирующемся узле (например, специально созданном научном центре), затем - в ближайшем кусте городских поселений, а затем (на стадии насыщения диффузией) уже и на периферии. Т. Хегерстранд разработал описания эффекта соседства и показал постепенное убывание интенсивности процесса по мере убывания межличностных контактов. Hо именно здесь и заложена "мина" под теорию. Все дело в том, что в условиях новейших видов инфраструктуры становится ненужным прямой межличностный контакт - скорее, наоборот, он даже вреден, потому что раскрывает анонимность связей, присущих акционированному и опосредованному (денежно-кредитному) характеру хозяйственных и социальных связей. Скрупулезно исследованная H.Г. Чичериной (1985) социальная политика транснациональных корпораций убеждает, что если, с одной стороны, диверсификация деятельности концернов в территориальном плане действительно снимает ряд социальных проблем безработицы, уровня жизни, социальной дифференциации и т.д., то, с другой, она выступает своего рода "раковой клеткой", распространяя свою деятельность только на определенный круг избранных: своего рода "цветок мечты в мире нищих". Это и жесткая иерархичность, соподчиненность не по внутригосударственному ранжиру, а минуя центральную (законоопределяющую!) власть.

60

В связи с этим не исключены и возможные социально-политические потрясения, в которых на равных (а иногда и определяюще) действует консорция недемократического толка (вплоть до мафии). Ряд узловых районов может быть прямо-таки заражен бациллой нестабильности. К сожалению, уровень развития политической географии пока еще таков, что он всерьез не поднялся до необходимой здесь степени анализа. Придется сослаться на серьезного специалиста, в силу характера своих политических произведений много занимавшегося изучением деятельности международных криминальных структур. Ю.С. Семенов в главе 3 своего романа "Пресс-центр. Анатомия политического преступления", в частности, пишет: "В случае, если мирный исход невозможен, начинает работать цепь. Как это выглядит? Заместитель руководителя /концерна/, - как правило, ведающий вопросами исследования конъюнктуры, - поручает особо доверенному сотруднику, связанному с научными учреждениями и университетами, запросить несколько моделей выхода из неназванной кризисной ситуации, где не обозначены ни конкуренты, ни режимы, стоящие в оппозиции устремлениям их владельцам, ни партии, выступающие с критикой их каждодневной практики. Модели поручают разрабатывать тем университетам, где на ключевых постах сидят люди, заинтересованные в победе концерна, поскольку они являются либо держателями его акций, либо в концерне работают их близкие, либо, наконец, они получают ежемесячную дотацию и незримую поддержку в личном бизнесе... Некий сотрудник сектора /"учета информации"/ имеет постоянный конспиративный контакт с фирмой, которая была создана на деньги, вложенные как концерном, так и синдикатом, то есть мафией... Цепь сработана так, что руководитель гарантирован от соприкосновения со всем тем грязным, что может хоть в какой-то мере запятнать его престиж; задания были расфасованы по "этажам"... (1985, с.317-318). Таким образом, иерархическое построение совокупности узловых и периферийных (передаточных) районов не только создает демократическую пространственную совокупность общества, но и представляет собой опасный детонатор, угрожающий этой пространственной стабильности общества. Пространственная диффузия позволяет строить новое общество более дискретно, что, вероятно, должно сказываться на снижении остроты глобальной и межнациональной социально-политической ситуации. Научно-техническая революция и ее влияние на региональное развитие. Новый облик гуманизированное общество обретает в пору расцвета эпохи информационных революций, особенно развернувшихся с 1970-х годов. Этому способствовало широкое развитие компьютерной техники и средств программного обеспечения ее работы, освоение космоса, создание теоретических предпосылок и выводов (общая теория систем, наука о распознавании образов, математическое программирование). Чрезвычайно важным событием при этом стала разработка теории открытых систем, где на смену статическим структурам стали приходить динамические образы индивидуумов, групп и материальных факторов, которые можно строить по любому вектору - например, по линии объединенности (сопричастности), предпочтения, зависимости и т.д. Главное здесь 61

состоит в том, что наконец-то почти интуитивные, только нащупываемые связи, и особенно отношения, практически промеряются и материализуются. Человеческое бытие стало объектом прямого изучения и управления через систему сетей и связей, новую информационную инфраструктуру. Hо поскольку информационность всеобща, видимо, вряд ли стоит говорить об особой информационной инфраструктуре: она входит на том или ином этапе во все три имеющиеся. Hо ее характерная черта, подмечаемая специалистами теории управления, - гуманизация, упор на человеческий фактор. В этом плане следует рассматривать и производственно-экономические функции общества, завязанные теперь не на минимизацию издержек или максимализацию прибыли производителя и опирающиеся на правильный выбор узла (узлового района), а на конкретный спрос, удовлетворяющий потребителя и стимулирующий производителя. Работа по заказу - не новость для современной экономики. Hо речь должна идти не только о штучном производстве особо сложных машиннотехнологических систем, а о массовом производстве потребительских товаров (занимающем также достаточное количество рабочей силы). Летом 1991 г. в Лихайском университете г. Бетлехема (США, Пенсильвания) состоялась серия семинаров 15 управляющих крупнейших корпораций страны, которая завершилась созданием концепции "Основные черты производства будущего". Приведем ее в изложении журнала "Бизнес Уик" (№1, 1993, с.56): “Быстрое” производство XXI века позволит создавать серийные потребительские товары по индивидуальному заказу за кратчайший срок, причем такой конструкции, что их можно будет постоянно модернизировать, заменяя основные детали и узлы. Для создания такого производства необходимы: ОБЩЕHАЦИОHАЛЬHАЯ СЕТЬ ПРОМЫШЛЕHHЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ, предполагающая: - множество узкоспециализированных поставщиков, объединенных компьютерной сетью, возможно, с использованием спутниковой связи; - создание новой продукции совместными усилиями подразделений по проектированию, производству, маркетингу, сбыту и послепродажному обслуживанию, принадлежащих одной или разным, но объединенным партнерскими отношениями компаниям; - формирование совместных предприятий на краткосрочной основе, создаваемых для работы над одним проектом и распадающихся немедленно по ее завершении; СТАНДАРТНЫЕ СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА Предприятия будущего смогут быстро менять свой облик по мере появления новых задач. Такие возможности должно дать использование стандартного оборудования, программного обеспечения и технологических процессов, которые легко можно будет "вмонтировать" в любую производственную систему; НОВЫЕ СТИМУЛЫ ДЛЯ ИНВЕСТИЦИЙ Индексация налога на прирост капитала с учетом срока осуществления капиталовложений будет стимулировать рост инвестиций в создание средств про62

изводства, необходимых для выпуска современной продукции высшего качества". Иными словами, по мнению специалистов высшего класса, цивилизационный процесс обретает новую форму. С. Валентей, таблицу типов цивилизации которого (Вопросы экономики, 1993, №11) мы даем в приложении, называет эту форму "социологизированной". В пространственном плане, таким образом, вновь происходит возвращение к объединению людских сообществ. Hо если раньше происходил переход от локальной общины к городу - узлу таких общин, то теперь намечается переход от урбанизированной формы поселений, становящихся расползающимися пятнами, к конкретным группам социумов. Что же касается регионального пространства, оно остается основой "поддерживающих ценностей", прежде всего экологических и социологических, на хорологическом уровне. Тогда, наконец, будет реабилитирована система единой географии, когда действительный человек может существовать в самых разных средах, как это и есть в действительной жизни. В этом отношении опять-таки весьма полезны выводы проводившегося почти параллельно с вышеприведенным советскоамериканского проекта "Глобальные изменения". По замыслу его участников, жизнеутверждающей системой в предвидимом будущем станет антропогенный ландшафт (назовем его интегральным географическим районом). Согласно концепции, важнейшей особенностью пространства явится непрерывное изменение биомассы и биохимическое и биогеографическое изменение неживой природы. В то же время на эти процессы прямо влияют миграции людей, потоки товаров и информации. Для географов особый интерес представляет контроль за горизонтальными (хорологическими) потоками. Потоки по всем видам сетей - от путей миграции животных, течений рек и до информационного обеспечения - оцениваются одномерно, и потому возрастание общего потенциала сетей может привести к изменению однородного, гетерогенного пространства в новое качество, что в свою очередь вызывает к жизни новые сети и новые потоки (в том числе и те, которые мы пока предвидеть не можем). Границы гетерогенных пространств определяются равнодействующей всех потоков, часть которых может играть сдерживающую, защитную роль, а другие, наоборот, притягательны, аккумулятивны. Вторые разворачивают пространство, первые ставят ему разумные пределы. (см.: Меняющийся мир, 1991, гл.7). Что же касается людского, демократического мира, то в конце концов все зависит от человека. Как показал Ю.М. Осипов в своей необычной книге "Опыт философии хозяйства" (1990), мир станет единым и мирным, когда человек почувствует себя членом общемирового сообщества, гражданином сферы разума (ноосферы). Государство как регион цивилизации, может быть, и не отомрет, а превратится в механизм приспособления любого из людей к новому антропогенному ландшафту.

63

СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Алаев Э.Б. Социально-экономическая география: Понятийно-терминологический словарь. М.: Мысль, 1983. 350 с. Американская география. Современное состояние и перспективы / Состав. Джеймс П. и Джонс К. Пер. с англ. М.: Инлитиздат, 1957. С.23-322 Арманд Д.Л. Hаука о ландшафте (Основы теории и логико-математические методы). М.: Мысль, 1975. 287 с. Баранский H.H. Методика преподавания экономической географии. 2-е изд., перераб. М.: Просвещение, 1990. 303 с. Бродель Ф. Структура повседневности // Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. М.: Прогресс, 1986. 622 с. Бродель Ф. Игры обмена /Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XVXVIII вв. Том 2. М.: Прогресс, 1988. 632 с. Бродель Ф. Время мира // Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XVXVIII вв. Том 3. М.: Прогресс, 1992. 679 с. Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск: Полиграмма, 1993. 124 с. Бурстин Д. Американцы: Демократический опыт / Пер. с англ. М.: Изд. группа "Прогресс - Литера", 1993. 832 с. Василевский Л.И., Полян П.М. Территориальные структуры народного хозяйства и их параметризация // Известия АH СССР. Сер. геогр. 1978. №2. С.54-69. Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. М.: Высш. шк., 1993. Винер H. Кибернетика и общество. М.: Инлитиздат, 1958. 200 с. Винер H. Кибернетика или управление и связь в животном и машине. 2-е изд. М.: Сов. радио, 1968. 326 с. Витте С.Ю. Избранные воспоминания, 1849-1911 гг. М.: Мысль, 1991. Географический энциклопедический словарь. Понятия и термины. М.: Сов. энциклопедия, 1988. 432 с. Геттнер А. География, ее история, сущность и методы / Пер. с нем. Л; М.: Госиздат, 1930. Гидденс Э. Классификация и классовая структура // Социологические исследования. 1992. №9. С.112-123. Гоголь H.В. Мысли о географии // Соч. Т.7. М.: Правда, 1984. С.105-113. Голд Дж. Психология и география: Основы поведенческой географии. М.: Прогресс, 1990. 304 с. Гумилев Л.H. География этноса в исторический период. Л.: Наука, 1990. 279 с. (а). Гумилев Л.H. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Гидрометеоиздат, 1990. 528 с. (б). Гумилев Л.H. Никакой мистики // Юность. 1990. №2. С.2-6. (в). Данилевский H.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. 574 с. Джеймс П., Мартин Дж. Все возможные миры. М.: Прогресс, 1988. 672 с. Дэниэлс Дж. Д., Радеба Л.Х. Международный бизнес: внешняя Среда и деловые операции. М.: Дело Лтд., 1994. 784 с. Желев Ж. Фашизм. Тоталитарное государство. М.: Новости, 1991. 336 с. Зверев М.К. Территориальные отношения и экономико-демографическая обстановка // Социальная география Калининградской области / Калинингр. ун-т. Калининград, 1982. С.3543. Исаченко А.Г. Развитие географических идей. М.: Мысль, 1971. 416 с. Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. H.О. Лосского. СПб.: Тайм-Аут, 1993. 477 с. Колосов В.А. Политическая география: проблемы и методы. Л.: Наука, 1988. 190 с. Круть И.В., Забелин И.М. Очерки истории представлений о взаимоотношениях природы и общества. М.: Наука, 1989. 416 с. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Изд. группа Прогресс, ПрогрессАкадемия, 1992. 376 с.

64

Лем С. Сумма технологий. М.: Мир, 1968. 608 с. Леш А. Географическое размещение хозяйства / Пер. с англ. М.: Инлитиздат, 1959. 455 с. Маергойз И.М. Методика мелкомасштабных экономико-географических исследований. М.: Изд-во МГУ, 1981. 136 с. Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений (1 глава "Немецкой идеологии") // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. Т.1. М.: Политиздат, 1980. С.4-76. Меняющийся мир: Географический подход к изучению: Советско-американский проект / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1991. 392 с. Милюков H.H. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т.1. М.: Прогресс, 1993. 528 с. Монтескье Ш. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1955. 799 с. Несостоявшийся юбилей. Почему СССР не отпраздновал своего 70-летия? М.: Терра, 1992. 560 с. Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства и другие работы. М.: Радуга, 1991. 659 с. Осипов Ю.М. Опыт философии хозяйства. М.: Изд-во МГУ, 1990. 382 с. Родоман Б.Б. Наука, чуть было не онемевшая // Знание-сила. 1990. №9. С.1-10. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.: Наука, 1969. 703 с. Саушкин Ю.Г. Экономическая география: история, теория, методы, практика. М.: Мысль, 1973. 559 с. Саушкин Ю.Г. Географическая наука в прошлом, настоящем, будущем. М.: Просвещение, 1980. 269 с. Словарь общегеографических терминов: В 2 т. / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1976. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Соцэкгиз, 1962. 684 с. Смелзер H.Дж. Социология // Социологические исследования. 1991. №2. С.115-121. Сорокин П.А. Социальная и культурная мобильность // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество / Пер. с англ. М.: Политиздат, 1992. С.297-424. Струминский В. Все мы дети высшего разума. Как и для чего появилась жизнь во Вселенной // Независимая газета. 1993. 14 сент. Токвиль А. де. Демократия в Америке / Пер. с франц. М.: Прогресс, 1992. 554 с. Троцкий Л.Д. Итоги и перспективы. Движущие силы революции // Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М.: Политиздат, 1990. С.80-110. Цветов В.Я. Пятнадцатый камень сада Реандзи. 3-е изд., дораб. и доп. М.: Политиздат, 1991. 414 с. Чичерина H.Г. Международные концерны: социальная политика, пропаганда. М.: Наука, 1985. 351 с. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1.Гештальт и действительность // Пер. с нем. М.: Мысль, 1993. 663 с. Эрхард Л. Благосостояние для всех. М.: Hачала-Пресс, 1991. 335 с. Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. С.27-286.

65

ОГЛАВЛЕНИЕ I. Хорологические позиции географии .....................................................................3 II. Этнология и антропогеография ........................................................................ 12 III. Социология и социогеография ........................................................................ 29 IV. Инфраструктура и коммуникационная география .......................................... 46 V. Регионика и районология .................................................................................. 54 Список рекомендуемой литературы ...................................................................... 66

66

ПРИЛОЖЕНИЕ Особенности мировой цивилизации Современная мировая цивилизация

Общинный

Гражданский

Аграрная

Промышленная

Относительное единство с природой, зависимость от нее

Отчуждение от природы, попытки ее подчинения

Системы ценностей

Общинные

Урбанизированные

Система интересов

Замкнуто-сословная, корпоративная

Классово-индивидуализированная

Общинная, государственная

Частная

Публичная, государственная

Материальная

Экономическая (стоимостная)

Духовное богатство

Сословный

Классовый

Социальный

Ориентированный на количественный рост Совокупность непосредственных условий воспроизводства (рабочей силы и капитала)

Ориентированный на качественный рост

Революция в производительных силах Отношения с природой

Собственность Формы общественного богатства Характер общественных отношений Тип хозяйства

Присваивающий

Рынок

Потребительский

Тип государственности

Этнический

Национальный

Современная НТР Единство общества, человека и природы; интеграция систем искусственного и естественного происхождения Социологизированные Индивидуально-общественная

Совокупность всех условий производства Экономически-децентрализованный