Сфера природного в национально-языковой специфике русского и эвенкийского языков: Монография

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Благовещенский государственный педагогический университет Амурский государственный университет

Г.В. Быкова О.Б. Пылаева

Сфера природного в национально-языковой специфике русского и эвенкийского языков

Благовещенск 2005

УДК 808.2 + 808.411 ББК 81.001.2 Б 95

Печатается по решению редакционно-издательских советов Благовещенского государственного педагогического университета, Амурского государственного университета

Быкова Г.В., Пылаева О.Б. Сфера природного в национальноязыковой специфике русского и эвенкийского языков. – Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2005. – 131 с. В монографии исследуется потенциальная сфера лексико-семантического поля «Природа» в литературном русском и эвенкийском языках на основе лексикографического сопоставления с опорой на когнитивные и психолингвистические категории: концепт, национальная концептосфера, лакуна, языковая картина мира. Дополнительно использован полевой лексический материал зейского говора амурских эвенков. Исследование проведено с позиции лингвистического релятивизма. Монография предназначена для лингвистов, культурологов, журналистов, этнографов, краеведов, учителей КМНС. Рецензенты: Ю.А. Сорокин, доктор филол. наук, профессор, ведущий научный сотрудник Сектора психолингвистики Института языкознания РАН; Б.В. Болдырев, кандидат филол. наук, заведующий Сектором тунгусо-маньчжуроведения Института филологии СО РАН.

© Г.В. Быкова, О.Б. Пылаева, 2005 © Изд-во БГПУ, 2005

ISBN 5 – 8331 – 0072 - 0

Введение Современная лингвистическая системология рассматривает язык: 1)

как

закономерно

организованную

систему

подсистем

(фонетической, грамматической, словообразовательной, лексикосемантической и др.); 2)

как закономерно организованную совокупность однородных языковых элементов одного уровня, находящихся в отношениях и связях друг с другом, где каждый компонент существует в противопоставлении

другим компонентам и характеризуется

только ему свойственной функциональной релевантностью. В хорошо организованных (жестко структурированных) системах и подсистемах (например, в фонологии, в отличие от лексики) существенное изменение одного элемента влечет за собой изменения в других точках системы или даже нарушение равновесия системы в целом. Лексикосемантическая система языка является не только наименее жесткой, но и наиболее подвижной и сложной по своей организации и структуре, где наблюдаются многочисленные случаи асимметрии формы и содержания, борьба консервативной тенденции (устойчивости) с факторами языковой эволюции (такими, как стремление к экономии, аналогии и регулярности). В отличие от других систем лексика тесно связана с внешними, экстралингвистическими

факторами.

Она

непосредственно

отражает

изменения, происходящие в окружающей действительности, что выражается как в отмирании слов (или их значений), так и в появлении новых слов и значений

или

в

многочисленностью

изменении

последних.

элементов,

перекрещивающимися

и

Именно

многомерностью,

взаимодействующими

лексика

с

ее

открытостью, подсистемами,

подвижностью смыслов и единиц является ядром коммуникативной системы, имя которой - язык и которая

существует и функционирует в первую

очередь в целях общения. 59

Когнитивная лингвистика, изучающая ментальные образы на уровне смыслового

и

вербального

кодов,

а

также

современная

теория

коммуникации, сделав ставку на “фактор человека”, позволили по-новому посмотреть на связи языка, мышления и коммуникации: мир отражается не языком, а мышлением, которое и создает структуры знаний (В.З.Демьянков, А.А.Кибрик, Е.С.Кубрякова, З.Д.Попова, И.А.Стернин, А.П.Бабушкин, Л.О.Чернейко и др.). Отражение мира в языке вторично, опосредовано мышлением. Многочисленные концепты, не имеющие средств языкового выражения в национальной языковой системе (лакуны), существуют в национальной концептосфере и обеспечивают национальную мыслительную деятельность в той

же

степени,

что

и

концепты,

названные

языковыми

знаками

национального языка [З.Д.Попова, И.А.Стернин, О.Н.Чарыкова: 1998, 23]. Наличие или отсутствие концепта никак не связано с наличием или отсутствием

называющих

его

единиц,

т.к.

мыслительные

образы,

удовлетворяя потребности мышления, возникают как результат отражения действительности и зависят от нее, а не от языка. Языковые единицы актуализируют в речи только такие мыслительные образы, которые в данной лингвокультурной общности оказываются релевантными для общения. Если какой-то концепт в языке представлен лакуной, это свидетельствует не о его отсутствии в национальном сознании носителей языка, а именно о его коммуникативной нерелевантности. Новые, дополнительные аргументы, вносящие ясность в проблему соотношения языка и мышления (невербальность последнего, многообразие мыслительных

форм

отражения

действительности,

принципиальное

разграничение мыслительных и речевых процессов) способствуют в настоящее время интенсивной разработке концепции языкового образа (картины)

мира,

устойчивыми значимого

создаваемого

номинациями, отсутствия

языковыми

средствами

фразеологизмами,

номинативных 60

единиц

а

-

лексемами,

также

феноменом

-

внутриязыковой

лакунарностью. Национальная система концептов - основа языкового образа мира - включает как имеющие номинативное выражение концепты, так и концепты, не выраженные средствами национального языка. Значимое отсутствие номинативных средств в языковом образе (картине) мира - лексическая лакунарность - представляет собой лингвопсихологический феномен: в условиях одноязычной ситуации общения лакуны как бы не замечаются носителями языка, оставаясь за пределами “светлого поля” сознания. Область “бытия” лакун - потенциальная сфера языка,

виртуальные

единицы

которой

в

случае

формирования

коммуникативной потребности актуализируются на уровне синтаксической объективации

или

окказиональной

номинации,

а

также

могут

универбализоваться. Предметом

данного

монографического

исследования

является

потенциальная сфера лексико-семантического поля «Природа» в русском и эвенкийском языках в виде пробелов, незаполненных мест – лакун – в его лексическом пространстве. Это потребовало решения следующих задач: 1.

Выявить лексические лакуны в поле «Природа» русского языка на фоне эвенкийского и эвенкийского языка «в зеркале» русского.

2.

Систематизировать

и

классифицировать

выявленные

безэквивалентные лексемы и лакуны. 3.

Определить место, роль и своеобразие лакунарности в исследуемых языках.

4.

Проанализировать сквозь призму лакунарности национальную специфику сравниваемых языков и культур.

61

Глава 1. Эвенкийский язык: состояние и перспективы (социолингвистический аспект) На протяжении многих веков язык изучался разными науками с использованием самых разнообразных подходов, сводимых, в сущности, к двум основным положениям: 1) язык рассматривался либо как «система сигналов,

сообразующихся

с

правилами,

которые

составляют

его

грамматику», либо как 2) «набор передаваемых через культуру моделей поведения, общих для группы индивидов» [Роджер, Белл 1980, 30]. Один из наиболее

видных

представителей

социальной

антропологии,

Б.

Малиновский, выдвинул тезис о том, что язык является одной из форм человеческого поведения. По его мнению, язык — общая норма речевой деятельности человека [Malinowski 1981, 63-65]. Позиция В. фон Гумбольдта, Э. Сепира и Б. Ли Уорфа сводится к утверждению, что язык является определяющим, движущим началом, что именно язык обусловливает формы, которые принимает культура, что в конечном итоге мышление индивидуума некоторой этнической и культурной общности зависит от языка. По мысли В. Гумбольдта: «В каждом языке оказывается заложенным свое мировоззрение... Каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, из пределов которого можно выйти только в том случае, если вступаешь в другой круг; язык народа есть его дух, а дух народа есть его язык» [Гумбольдт 1956, 46]. Немецкий философ Хайдеггер уточняет идею Гумбольдта: «Язык есть дом духа». Современные отечественные исследователи уделяют значительное внимание разработке актуальных проблем диалектической взаимосвязи между развитием национальных языков и национальных культур. Они пытаются решать классическую проблему языка и

культуры с позиций

современных принципов языкознания - экспансионизма, антропоцентризма и экспланаторности: функциональные исследования проводятся на стыке

62

социологии, философии, этнолингвистики, литературоведения, истории, антропонимики, этнографии, психолингвистики и др. наук. Обращение к теме человеческого фактора в языке свидетельствует о важнейшем

методологическом

сдвиге,

наметившемся

в

современной

лингвистике, - о смене ее базисной парадигмы и переходе от лингвистики «имманентной» с ее установкой рассматривать язык «в самом себе и для себя» к лингвистике антропологической, предполагающей изучать язык в тесной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовно-практической деятельностью. Исходный

тезис

антропологической

лингвистики

состоит

в

утверждении, что язык есть конститутивное свойство человека, главное условие его самоидентификации. Мысль о конститутивном характере языка для человека как теоретическая идея была впервые сформулирована и разработана в лингвофилософской концепции В. Гумбольдта. Определить сущность человека как человека, по Гумбольдту, означает выявить силу, делающую его человеком. Язык и есть одно из таких «человекообразующих» начал. Человек становится человеком только через язык, в котором действуют творческие первосилы человека, его глубинные возможности. Язык есть единая духовная энергия народа, таящаяся в глубинах его сознания. Способ представления, членения и номинирования действительности средствами языка всегда национально специфичен в силу различных факторов:

социальных,

культурно-исторических,

этнопсихологических,

экологических и др. Две национальные культуры никогда не совпадают полностью. Каждая состоит из национальных и интернациональных элементов. У людей, говорящих на разных языках, не одинаковы способы концептуализации, категоризации, классификации, структурирования и описания пространственных объектов, их свойств и отношений. При этом национальная самобытность народа, окружающая его действительность обязательно находят свое отражение в национальном 63

сознании, зачастую объективируясь в языке. В его лексической системе запечатлены общественно значимые и коллективно отобранные смыслы, обеспечивающие передачу необходимой информации от поколения к поколению. Неоспорима тесная взаимосвязь лексики и фразеологии с неязыковым

содержанием

культуры.

Например,

веками

живущие

оленеводством, охотой и собирательством амурские эвенки, обладают обширным лексиконом наименований оленей, диких животных и растений, а также явлений окружающего мира. Однако далеко не все, что окружает человеческие коллективы, подвергается вербализации: наряду со словами в любой национальной языковой картине мира существуют многочисленные не объективированные средствами языка концепты – лакуны, «нулевые лексемы», соотносящиеся в системе языка с соответствующей невербализованной семемой (С. А. Аскольдов-Алексеев, Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов, Ю.А. Сорокин, И. Ю. Марковина, З. Д. Попова, А. П. Бабушкин, И. А. Стернин, Г. В. Быкова, В.Н. Рябов и др.). Лексемы актуализируют только такие концепты, которые в данном

коллективе

оказываются

жизненно

востребованными,

т.е.

коммуникативно-релевантными. Открытия последних лет, сделанные в Приамурье археологами и этнографами, серьезно скорректировали схему этнокультурного развития региона

за

последние

два

тысячелетия.

Появилась

возможность

реконструировать этногенез древнего аборигенного народа – амурских эвенков, с которыми непосредственно контактировали граждане Российской империи, заселившие в 1858 г. юг Дальнего Востока после подписания Айгунского договора. За полтора столетия сформировалась своеобразная этнокультурная среда Приамурья, которая способствует тесному контакту и общению русских и эвенков, принадлежащих к неадекватным локальным культурам. Это ставит проблематику межкультурной коммуникации в нашем регионе в ряд наиболее актуальных.

64

Лексикографическое

сопоставление

семантических

пространств

эвенкийского и русского языков, более столетия сосуществующих в этнокультурной

среде

общечеловеческое,

Приамурья,

универсальное,

позволяет но

и

увидеть

выявить

не

только

специфическое

(национальное) в построении концептов, их вербализации/невербализации, т.е. описать не только слова, но и обнаружить значимое отсутствие лексем – лакуны. Вслед за указанными лингвистами мы рассматриваем выявленные лакуны как национально-специфические (несовпадающие, разъединяющие) элементы в лексических системах языков и культурах русских и эвенков. Любой язык всегда способен выразить культуру народа, говорящего на нем. Если изменяется культура, то одновременно модифицируется язык, если погибает культура, то и язык, как правило, становится миноритарным и маргинальным.

Актуальность

данного

положения

подтверждается

современным кризисным состоянием традиционной культуры и языка амурских эвенков – части народности тунгусо-манчжурской группы, носителей

уникальных

говоров

–

зейского,

джелтулакского

и

селемджинского. Малочисленные коренные народы Севера расселены на территории 22 республик и областей России. Они выделены в особую группу вследствие своей малочисленности, особого характера традиционного хозяйства, полукочевого и кочевого образа жизни, специфического, социального и культурного ее уклада. В этом качестве малочисленные народы Севера, их язык и культура представляют собой этническую ценность, в сохранении которой заинтересовано все мировое сообщество. Постановлениями Правительства Российской Федерации № 22 от 11 января 1993 г. и № 997 от 7 октября 1993 г. утвержден перечень территорий, к

которым

в

Амурской

области

относятся

районы

малочисленных народов Севера: -Зейский район (Бомнакский сельcовет) -Селемджинский район (Ивановский сельсовет) 65

проживания

-Тындинский район (Первомайский, Нюкжинский, Усть-Нюкжинский сельсоветы) (см. Приложение 1, таблица 1) Село Бомнак основано в 1889 году (в переводе с эвенкийского “бом” – ущелье) и расположено в 227 км к северо-востоку от районного центра, на северном берегу Зейского водохранилища. Основное население - эвенки. В Селемджинском районе в 50 км к юго-востоку от районного центра поселка Экимчан, на берегу притока реки Эльги, расположилось с. Ивановское, основанное в 1893 году как прииск Ивановский. В 1931 году образован национальный оленеводческий и звероводческий колхоз “Улгэн” (“Звезда”), ныне совхоз. В 1929 году образовалось с. Первомайское, расположенное в 10 км от города Тынды, основное население которого эвенки. Село Усть-Уркима Тындинского района, основанное в 1935 году, находится в 152 км к северозападу от районного центра, у впадения реки Уркимы в Нюкжу. К северозападу от города Тынды - село Усть-Нюкжа, расстояние до которого 370 км. Основано в 1924 году как фактория, большая часть населения - эвенки и якуты. Село стоит у впадения реки Нюкжи в Олекму. В настоящее время здесь находится совхоз “Ленин Октон”. В

последние

годы

социально-экономическое

положение

и

демографическая ситуация в районах проживания малочисленных народов Севера

заметно

ухудшились.

Сократилась

численность

населения

в

результате естественной убыли и миграционного оттока, ухудшалось здоровье населения. Уровень обеспеченности населения врачами и средним медицинским персоналом, больничными койками значительно ниже, чем в среднем по области. Падение объемов производства в традиционных отраслях экономики способствовало росту массовой безработицы среди коренных народов Севера. Снижался уровень доходов и жизни населения.

66

Проблемы экономического и социального развития коренных народов носят

межрегиональный,

комплексный

характер.

Пути

их

решения

неразрывно связаны со всем комплексом проблем, тенденциями и перспективами развития Севера. В силу исторически сложившегося жизненного уклада именно малочисленные народы Севера испытывают наибольшие трудности за последние годы. Поэтому защита их прав на социально-экономическое и культурное развитие, содействие реализации их экономических, социальных и этнокультурных интересов выдвинулись в число важнейших направлений государственной политики на Севере. Статус их регулируется рядом документов международного, российского и местного значения (их более 170). Среди коренных национальностей Севера

нашей области основное

население эвенки - 1269 человек (99,8%), эвены - 1 (0,1%), чукчи и ульчи по 1 человеку (0,1%), которые вместе составляют 46,8% всего населения районов проживания народов Севера. За 1990-2002 годы численность эвенков сократилась на 16,2%, главным образом за счет их механического оттока в другие районы области и за ее пределы. Из общей численности народов Севера 34,0% составляют дети и подростки до 16 лет, 59,6% - люди трудоспособного возраста и 6,4% старших возрастов. Как в целом по области и большинству районов, так и у народов Севера в последние годы наблюдалась естественная убыль. В 1992-2002 годах число умерших среди эвенков превысило число родившихся на 78 человек. В расчете на 1000 человек населения коэффициенты рождаемости и смертности у эвенков составили в 2002 году соответственно 14,9 и 19,6 промилле (по области – 10,6 и 14,8). Уровень рождаемости и смертности превысил соответствующие показатели в целом по области соответственно в 1,4 и 1,3 раза. Основными причинами смертности эвенков были несчастные случаи и болезни системы кровообращения, доля которых составляла 48% и 24% соответственно. Детская смертность аборигенов намного выше, чем в 67

целом по области (здесь и далее использованы данные Амурского областного комитета госстатистики «О реализации Федеральной целевой программы развития экономики и культуры малочисленных народов Севера в Амурской области» (по каталогу №1.7, 2003 г.). Последние десятилетия проблемами сохранения национальных этносов озабочены как правительства и ученые отдельных государств, так и международные организации разного уровня и ориентации. Всему миру известна учрежденная ЮНЕСКО (июнь 1993 г.) «Красная книга языков», терпящих бедствие. В настоящее время в список аналогичной «Красной книги языков народов России» включен миноритарный маргинальный эвенкийский язык, который на сегодняшний день снижает свой социальный статус в пределах Амурской области, сужается сфера его употребления в качестве основного средства общения в среде носителей языка, количество которых стабильно уменьшается. Уходят из жизни последние носители древних говоров уникального языка. Многие обряды и традиции, веками связанные с оленеводством, охотой, рыболовством и сбором дикоросов, утрачиваются безвозвратно. В результате выходят из употребления целые пласты лексики, в которой отражены

и

запечатлены

национально

значимые

и

передаваемые

тысячелетиями смыслы, зафиксировавшие часть исчезающей культуры. Между тем до сих пор нет полных идеографического и системного словарей говоров амурских эвенков. Стремительно меняющаяся ситуация последних лет свидетельствует о повсеместном вытеснении эвенкийского языка русским, минуя стадию двуязычия. Язык амурских эвенков в настоящее время погибает и нуждается в активной поддержке и документировании. Дети и молодежь почти не знают языка, этногенеза, традиций и истории своего народа. В школах не хватает учебной

и

методической

литературы

на

родных

говорах,

мало

художественных национальных текстов. Учебники, написанные в основном

68

на полигусовском говоре эвенков Подкаменной Тунгуски, малопонятны амурским детям и требуют серьезной научной и методической адаптации. Однако будущее у этноса есть: возрастная структура эвенкийского населения Амурской области благоприятна для его воспроизводства (см. Приложение 1, таблицы 2, 3). Численность детей до 15 лет вселяет надежду на продолжение этноса, но при одном условии – если он сохранит язык и культуру. Однако обучение эвенкийских детей их родному языку (2 часа в неделю) не способствует языковому развитию подрастающего поколения. По данным облкомстата, на конец 2002 года в районах проживания малочисленных народов Севера действовало 5 дошкольных общеобразовательных учреждений (включая учреждение "школа-детский сад"), в которых воспитывалось 137 детей, на 9,3% меньше, чем на конец 2001 года. На начало 2002/2003 учебного года в этих районах работало 5 дневных общеобразовательных школ с численностью учащихся 505 человек. Из общей численности учащихся численность народов Севера - 346 человек, из них изучали родной язык 287 человек (82,9%), что на 14,8% выше, чем в 2001/2002 учебном году. Все дети занимались в одну смену. Дневная

общеобразовательная

школа

Ивановского

сельсовета

Селемджинского района на начало 2002/2003 учебного года находится в аварийном состоянии, в ней обучается 75 детей. На конец 2002 года в районах проживания малочисленных народов Севера работало 5 общедоступных библиотек с книжным фондом 30,7 тыс. экземпляров, действовало 5 учреждений культурно-досугового типа на 335 мест, что на 50 мест (13,0%) меньше 2001 года. 60% учреждений культурнодосугового типа и 20% библиотек требуют капитального ремонта, в аварийном состоянии находится 20% библиотек районов проживания малочисленных народов Севера (см. Приложение 1, таблицы 4, 5, 6, 7). В целом сложившаяся этнокультурная ситуация в местах компактного проживания эвенков не содержит оптимистических прогнозов: малая 69

численность, экстремальные условия обитания, удаленность, изоляция, дисперсность расселения, архаичный образ жизнедеятельности, низкая продуктивность модернизация

традиционных жизни,

отраслей

техногенное

хозяйствования,

разрушение

среды

резкая обитания,

неподготовленность к рыночным реформам. Как известно, национальный образ жизни народа формируют, прежде всего, природные условия, животный и растительный мир. Природа предопределяет род труда людей (ремесла и промыслы), обычаи и традиции общества. В процессе практической деятельности нации вырабатываются нравственные критерии в осмыслении роли и места человека в мире – понимание добра и зла, красоты и истины, отношение к труду и т.д. Например, человек сравнивается с природными реалиями по каким-либо качествам (в русском языке – ясный сокол, лебединая поступь, вольный, как ветер; в эвенкийском языке – как глухарь токует (о болтливом человеке), ходит, как росомаха (о сплетнике), глаза лисицы съел (о страдающем бессонницей). Именно поэтому выявление и описание национальноспецифических элементов (лакун) проводилось на материале лексикосемантического поля «Природа» русского и эвенкийского языков. Поскольку биологическая и социальная сущность едина для всех людей, независима от расы, национальности и индивидуальности, то и механизм восприятия окружающей действительности универсален. В языковой картине мира это находит выражение в универсальности способа отображения действительности в виде системы знаков, обладающих общим содержанием для всех жителей данной территории. Вместе с тем человек воспринимает, воссоздает мир в виде знаковой системы, выработанной определенной этнокультурной общностью. Другими словами, объективную действительность люди видят сквозь призму конкретных национальных языков, которые по-разному членят действительность. Таким образом, в Приамурье языковая картина мира формировалась, с одной стороны, универсальными языковыми средствами, а с другой – единицами, 70

закрепившими особенности национального мировосприятия как русских, так и эвенков. Ученые предполагают, что язык возник раньше таких важнейших явлений

в

истории

человечества,

как

искусство:

декорированным

деревянным и костяным предметам – более 25 тысяч лет, наскальной живописи около 14 тысяч лет (цит. по Мечковская 2001, 11). Ареал распространения

красочных петроглифов древних эвенков – писаниц -

охватывает огромную территорию (более 0,5 млн. кв. км) между Яблоновым, Становым, Буреинским хребтами и

долиной реки Амур. Тысячелетиями

кочевали здесь амурские аборигены на принципах разумного, экологически грамотного поддерживая

потребления равновесие

и с

воспроизводства окружающей

мотивированно, точно, оригинально

природных

средой.

Они

ресурсов,

по-своему

–

дифференцировали окружающую

действительность, давая названия бесчисленным природным объектам – сотням рек, ручьев, озер, долин, гор, вершин, хребтов, перевалов, населенных пунктов. Информация о природных богатствах края, его топографических особенностях, ритуальных мифохудожественных памятниках наскальной живописи, исторических событиях и т.д.

закодирована в языке древнего

этноса. Например, название реки Селемджа в переводе с др. эвенк. означает железная. В бассейне именно этой реки современными геологами обнаружены железорудные месторождения. Онони – с эвенк. онен – рисунок. В долине Онони археологами исследованы и описаны более десятка писаниц с цветными наскальными рисунками. Река, по которой в 1650 г. Е.П. Хабаров вышел к Амуру, названа коренными жителями Урка, что означает дверь, а Якодокит – дорога к якутам. Представители древнего этноса создали уникальную языковую картину мира, ядром которой стали сотни топонимов эвенкийского происхождения. Многочисленные

географические

названия,

активно

используемые

современными амурчанами, представляют собой часть

национальной

71

системы

концептов

амурских

аборигенов.

Зашифрованная

в

ней

предыдущими поколениями информация практически недоступна носителям русского языка. И потому слова

Селемджа, Олекма, Онони, Бомнак,

Хорогочи, Гилюй, Усть-Нюкжа и сотни других, как показали проведенные нами психолингвистические эксперименты, воспринимаются их массовым русскоязычным пользователем примерно как синтетические, выдуманные, ничего не обозначающие слова типа агабак, яждец, чалпиш, кулдом, жертус, тьюзгру, чунбих, жунцаф и др. Это аномальное подпитывался и

явление для языка россиян, который искони

обогащался в условиях полиэтничности и многоязычия,

можно устранить, если успеть системно описать язык амурских аборигенов, сохранив его и для будущих поколений этноса: дети до 15 лет составляют 40% коренного населения. В условиях длительного дрейфа двух локальных культур шло взаимное влияние на оба языка – ассимиляция и подавление аборигенного (и потому миноритарного

маргинального

сейчас)

Когнитологами установлено, что слово

и

обогащение

русского.

является средством доступа к

концептуальному знанию, языковой знак - это своего рода «включатель» – он включает концепт в нашем сознании, активизируя в целом и «запуская» его в процесс мышления [Попова, Стернин 2002-а, 38-39]. В условиях межкультурной коммуникации в этнокультурной среде Приамурья в сознании русских коммуникантов многочисленные слова эвенкийского

происхождения,

семантическими лакунами, массового

пользователя,

отягощенные

концептуальными

и

как бы подавляют, обедняют мышление создавая

коммуникативный

дискомфорт.

Чрезвычайная привязанность человека к родному языку и объясняется тем, что у каждого народа существуют неповторимые ассоциации образного мышления (эндемические концепты разных типов), которые закрепляются в языковой системе в виде однословной номинации либо существуют на уровне универсального предметного кода и нередко выражены лакунами. 72

Возникает вопрос - если исчезнет язык, системно до сих пор не описанный и не зафиксированный в словарях, а новые его поколения будут общаться на языке другой нации, русской, например, останется ли у них доступ к системе национальных концептов? В результате большинство жителей Амурской области, ежедневно пользуясь эвенкийскими ойконимами, гидронимами, оронимами, не знают их значений, не соотносят с особенностями обозначенных объектов, в то время как носители эвенкийского языка эти топонимы хорошо понимают, объясняют и наравне с русскими активно употребляют. Уникальная концептосфера древнего амурского этноса малопонятна для русских коммуникантов и до сих пор не стала предметом внимания местных исследователей. Следовательно, русскоязычные амурчане воспринимают собственную культуру как единственно возможную, имеющую право на существование, не оценивая при этом культурный вклад соседствующего этноса. Такую позицию в современной антропологии называют этноцентризмом. Для него характерны две особенности: 1) собственная культура воспринимается как нечто само собой разумеющееся; 2) собственная культура воспринимается как заведомо

превосходящая

культуры

других

народов

(Г.

Малетцке).

Этноцентризм – глубоко укорененная в сознании человека и широко распространенная исходная позиция. Однако она противоречит концепту равенства всех людей, т.е. концепту, который сегодня лежит в основе общественной и политической этики и выражается понятием культурный релятивизм,

согласно

которому

не

существует

высокоразвитых

и

низкоразвитых культур и языков. Данное исследование проведено с позиции культурного релятивизма. При

взаимодействии

двух

языков,

культур

нередко

возникает

непонимание, обусловленное различием в мировоззрении, национальной психологии,

социальном

этноцентризмом.

Такие

статусе

языкового

коллектива,

национально-специфические 73

наконец,

расхождения

в

лексических системах языков и в культурах выявляются на различных уровнях и описываются зарубежными и отечественными исследователями при помощи термина лакуна. Не замечаемые в условиях одноязычной ситуации общения национально специфические – несовпадающие, разъединяющие – элементы (лакуны) легко обнаруживаются при лексикографическом сопоставлении лексических систем русского и эвенкийского языков. Таким образом, в целом языковая ситуация в Амурской области является результатом действия трех основных факторов. Первый фактор – активное воздействие русского языка, связанное с притоком приезжего населения на строительство БАМа, Зейской и Бурейской ГЭС; отсутствие средств массовой информации на эвенкийском языке; практика

максимального

обучения

в

школе

на

русском

языке

и

минимального (2 часа в неделю) на родном, эвенкийском; создание системы интернатов для детей-эвенков, что привело к нарушению внутрисемейного языкового общения, в целом кризисная демографическая ситуация этноса; обилие смешанных браков, Второй фактор - ослабление позиции национального языка вследствие разрушения традиционных языковых коллективов при укрупнении поселков. При этом жилищная проблема со дня основания и по сей день является одной из наиболее острых для территорий проживания коренных малочисленных народов Севера. Жилищный фонд районов проживания малочисленных народов Севера за 2002 год составил 38,8 тыс. кв. метров общей площади. На каждого жителя приходится 14,9 кв. м (по области - 17,8 кв.м). Уровень его благоустройства здесь существенно отстает от среднеобластного. Жилищный фонд национальных сел сильно обветшал и совершенно не удовлетворяет сегодняшним требованиям. В большинстве населенных пунктов отсутствуют водоснабжение, центральное отопление, во всех населенных пунктах нет канализации. Оснащенность жилищного фонда водопроводом, центральным отоплением, газом не превышает 1-5%.

74

Третий

фактор

традиционных

-

форм

упадок

промышленности

хозяйствования.

и,

самое

Производством

главное,

промышленной

продукции в 2002 году занимались подсобные производства совхоза "Улген" Селемджинского

района,

колхоза

"Нюкжа"

Тындинского

района.

Производство промышленной продукции осуществляется в небольших объемах и незначительном ассортименте. В 2002 году по сравнению с 2001 годом производство деловой древесины выросло в 4,2 раза, но объем ее составил 2,42 тыс. куб. метров; производство пиломатериалов снизилось с 0,32 тыс. куб. метров в 2001 году до 0,11 тыс. куб. метров в 2002 году. Производство мяса за год увеличилось в 1,5 раза и составило 6 тонн. Удельный вес промышленной продукции, производимой малочисленными народностями Севера, в общеобластном производстве колеблется от 0,08% в производстве мяса, до 0,25% - в производстве деловой древесины. Производством

сельскохозяйственной

продукции

в

районах

их

проживания занимаются совхозы “Ударник” Зейского района, “Улгэн” Селемджинского района, ОГУП "Уркима”, муниципальное унитарное предприятие “Первомайская фактория”, колхоз "Нюкжа" Тындинского района. Главную роль в хозяйствовании малочисленных народов Севера продолжает играть традиционная отрасль – оленеводство (см. Приложение 1, таблицу 8). Как свидетельствуют данные облкомстата, на 1 января 2003 года поголовье оленей составило 6039 голов, сократившись по сравнению с началом 1991 года в 2,2 раза, в том числе в хозяйствах Ивановского сельсовета - в 3,5 раза, Бомнакского сельсовета - в 2,2 раза, Первомайского, Нюкжинского, Усть-Нюкжинского - в 1,9 раза соответственно. Клеточное звероводство находится в состоянии кризиса, связанного в основном с нехваткой и резким подорожанием кормов и падением цен на продукцию

звероводства.

До

2000

года

в

сельскохозяйственных

организациях разводили лисиц и песцов клеточного содержания. По 75

состоянию на 1 января 2003 года только в Нюкжинском сельсовете сохранилось поголовье лисиц (8 голов). Таким

образом,

документирования

лингвистическая

и возрождения

проблема

исчезающего

исследования,

этнического

языка

смыкается с проблемой сохранения эвенкийского этноса, экологии мест его проживания, сохранения и возрождения этнообразующей отрасли – оленеводства. Полтора столетия проживая среди других народов Приамурья, автохтонный этнос смог создать, сохранить и передать русским уникальную языковую картину мира, объективированную как в вербализованной, так и неноминированной

части концептосферы, выраженной совокупностью

лексических лакун. Самобытные язык и культура амурских эвенков, способы и

методы

их

традиционного

природопользования

представляют

практическую ценность для мировой цивилизации. Культура коренных народов базируется на осознании единства человека и природы, несет в себе принципы разумного потребления ресурсов и бережного отношения к окружающей среде. Это отразилось на лексической разработанности сферы природного в языке эвенков. Сформированные на основе

уникального опыта генофонд, язык и

культура, трагический процесс упадка и гибель которых мы наблюдаем сейчас, станут невосполнимой потерей не только для самого этноса, но и для мировой цивилизации в целом. Глава 2. Национальная специфика лексики и проблема лексической лакунарности 2.1 Сфера природного в идеографическом словаре Эвенки вплоть до начала века оставались охотниками, рыболовами и собирателями, поэтому сфера природного для них всегда была на первом плане. Как и большинство автохтонных народов Сибири и Дальнего Востока, 76

эвенки не имели письменной традиции, а потому передавали знания из поколения в поколение в форме преданий, мифов, сказок. Соответственно, и представление о жизни этноса мы черпаем из его устного народного творчества, описаний путешественников, исследований ученых и, конечно, из лексики и фразеологии. Словарный состав языка является важным и надежным источником знаний о быте и культуре эвенков. В нем отражаются представления народа о внешнем мире, вся та физическая и социальная среда, в которой существует человек [Сепир, 1993: 272]. Таким образом, представление о жизни того или иного народа мы получаем из его словарного фонда, зафиксированного, как правило, в словарях разных типов. Словарь - собрание слов (обычно в алфавитном порядке), устойчивых выражений с пояснениями, толкованиями или с переводом на другой язык [Ожегов, Шведова, 1995: 719]. Альтернативой алфавитному расположению слов является размещение их по смысловой близости. Словари, в которых лексика располагается на основании этого критерия, получили название идеографических (от греч. idea - понятие, идея, образ и grapho - пишу) [Морковкин, 1970: 7]. Теоретические

вопросы

идеографической

лексикологии

рассматриваются в работах таких известных зарубежных и отечественных лексикологов и лексикографов, как К. Касарес, В. Фон Вартбург, Р. Халлиг, Ф. Дорнзайф, М. Молинер, И.А. Гульянов, И.И. Срезневский, Л.В. Щерба, В.В. Морковкин, Ю.Н. Караулов, П.Н. Денисов, В.Г. Гак, О.С. Баранов, Н. Ю. Шведова, С.Д. Шелов, А.Я. Шайкевич, С. Гиндин и др. Потребность в идеографическом словаре ощущается прежде всего при контрастивном изучении лексики двух

языков (в нашем исследовании –

русского и эвенкийского). В основе такого рода сопоставлений лежит тезис о неразрывной связи языка и мышления. Мышление имеет общечеловеческую природу. Смысловой континуум общ для всех языков. Однако каждый конкретный язык членит его специфично и особенно. Именно здесь при 77

сравнении

одного

языка

с

другим

выявляются

несоответствия

и

обнаруживаются лакуны, отчасти связанные с культурно-историческими и этнографическими причинами, отчасти объясняемые языковой спецификой внутренних форм [Караулов, 1976: 244]. Например, в русском языке однословно не обозначен след после испарения росы, в эвенкийском существует лексема силэгимнэ, след от посоха - тыемнэ, незамерзший след – улумкувун, след зверя – сарбазак, свежий след зверя – калки, след ног – тунэ, свежий след – велома, след от укуса овода – кикисимна. И наоборот, русским универбам в эвенкийском языке соответствуют расчлененные наименования: грызуны – конкодери бэйңэ, сороконожка – дыгин дяр халгачи кумикэн, улитка – бадялаки тэпкун, мухомор – хулама дэгинңэктэ, валун – хэгды дёло, ракушка – бадялаки эмкэн, дёрн – тукалачил чукал, мелколесье – нисама мосаг, закат – дылача буруксэн (см. Приложения 2, 3). Таким образом, изучение характера представления того или иного смыслового континуума в лексике различных языков является важной задачей контрастивной лексикологии. В ее успешном решении огромную помощь оказывает идеографический принцип отбора лексики. Значение идеографических словарей в общей системе лексикографии национального

языка

определяется

не

только

их

практической

необходимостью для переводчиков, редакторов, но и для различного рода научных исследований, в частности, для решения проблем малоизученного явления

лексической

лакунарности.

Идеографическая

классификация

напрямую выводит исследователя на лексико-семантическое поле, в котором конденсируются

взаимно

противопоставленные

единицы

какой-либо

области, что позволяет выявить неноминированное в смысловом континууме сравниваемых языков. Идеографические

словари,

словари-тезаурусы

-

наиболее

непосредственное и наглядное отражение запаса смыслов, накопленных, «наработанных» языком и поколениями его носителей. Это - карта

78

«содержательной вселенной» данного языка, закрепленной в нем картины мира [Гиндин, http:// www.1september.ru/ru/rus/2001/05/1/htm]. П.М. Роже, автор «Тезауруса английских слов и выражений», в предисловии к своему словарю пишет: «...Какой бы живостью ни обладало наше воображение, как бы ни переполняли нас чувства, мы часто попадаем в такое положение, когда нам не хватает слов, чтобы точно выразить свою мысль. Единственно необходимое слово зачастую бежит нашей памяти, и мы вынуждены обходиться словами слишком сильными или слишком слабыми, слишком общими или излишне конкретными. Помощь, которую оказывает идеографический словарь, состоит в предоставлении богатейшего набора слов и выражений, исчерпывающих все оттенки и нюансы каждой общей идеи» [цит. по: Баранов, 1995: 4]. Автор другого идеографического словаря - Х. Касарес - рассказывает про академика, который хотел в обычном толковом словаре найти слово, обозначающее того, кто родился на корабле во время плавания. Эта задача оказывается практически непосильной, поскольку для ее решения в алфавитном словаре надо не просто перебрать 200 тысяч входных слов, но просмотреть, хотя бы бегло, и их толкования, т.е. прочитать весь словарь [цит по: Караулов, 1981: 150]. На сегодняшний день имеется богатая зарубежная лексикографическая практика, насчитывающая от первого издания в 1852 г. тезауруса П.М. Роже (P.M. Roget. Thesaurus of English words and phrases) почти полуторавековую историю, с другой - имеется и существенный отечественный опыт. Однако следует отметить, что вплоть до 1980-х годов существовали лишь небольшие «тематические»

учебные

словари,

ориентированные

на

иноязычных

учащихся. В первой половине 80-х годов появились уже сравнительно большие словари - «Лексическая основа русского языка. Комплексный учебный словарь» под ред. В.В. Морковкина (М.: Русский язык, 1984), «Русский семантический словарь» под ред. Ю.Н. Караулова (Т.1. М.: Наука, 1981), 79

«Идеографический словарь русского языка», составленный О.С. Барановым (М.:

Изд-во

ЭТС,

1996),

«Толковый

словарь

русских

глаголов.

Идеографическое описание. Английские эквиваленты, синонимы, антонимы» под ред. Л.Г. Бабенко (М.: АСТ-ПРЕСС, 1999), «Русский семантический словарь: Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений» под ред. Н.Ю.Шведовой (Т.1. Слова указующие (местоимения). Слова именующие: имена существительные (все живое, земля, космос) (М.: Азбуковник, 1998). Анализ идеографических словарей наиболее полно представлен в работе В.В. Морковкина «Идеографические словари» [Морковкин, 1970]. Обзор источников по эвенкийскому языку показал, что в национальной лексикографии

отсутствуют

идеографические

словари,

поэтому

для

выявление лакун в лексико-семантическом поле «Природа» русского и эвенкийского языков пришлось привлекать идеографические исследования на материале других языков. В каждом из рассмотренных идеографических словарей в той или иной степени представлена интересующая нас лексическая сфера. Так, например, в словаре Х. Касареса классификационная схема строится на двух уровнях: общий план классификации, результатом которого стали 38 дескрипторных областей (38 квадратов, по терминологии автора), и собственно дескрипторное (понятийное) наполнение каждой области (схема Х. Касареса). Например,

квадрат

№5,

посвященный

растительному

миру

и

названный на схеме Х. Касареса «Ботаника», включает 85 дескрипторов, которые тематически делятся на несколько дескрипторных блоков. Блоки не имеют своих названий, но относящиеся к каждому из них группы дескрипторов отделены при заполнении квадрата друг от друга пробелами. Первый

блок

охватывает

самые

общие

понятия,

которые

характеризуют практически каждый вид растительности: растительность, семя, корень, стебель, ветка, почка, лист, цветок, плод….Затем дается 80

разработка видов растений, основанная не на строго научной

их

классификации, а на повседневно-бытовом восприятии различий между ними, в таком порядке: мхи (споровые) – мох, плесень, гриб, водоросль, папоротник; травы – трава, луг, шафран, овощи, лук, спаржа, капуста, фасоль…; злаки – пшеница, рожь, овес, рис…; далее следуют растения, которые нельзя отнести ни к травам, ни к кустарникам – кактус, агава, тростник, пальма; кустарники – куст, виноградная лоза, малина, роза…; деревья – лес, сосна, дуб, смоковница, яблоня, каштан….Следует отметить, что названия групп даны Ю.Н. Карауловым условно, у Х. Касареса их нет, но они достаточно точно отражают содержание его дескрипторных блоков. В словаре Х. Касареса в основе классификаций понятий используется прагматический подход. Под большим влиянием логики сделана аналогичная схема в словаре Дорнзайфа: 7.1. Растения. 7.2. Виды растений. 7.3. Части растений. 7.4. Болезни растений. 7.5. Разведение растений. 7.6. Плодородие. 7.7. Бесплодие. Однако, будучи слишком общей, она затрудняет переход от понятия к понятию, проигрывает схеме Касареса в конкретности. Почти полным переносом принципов ботанической таксономии на эту часть лексики, т.е. преобладанием логического аспекта, характеризуется соответствующая схема в словаре К. Бабова и А. Въргулева, где для получения классификации используются приемы построения иерархических деревьев. В схематической записи это отражается постановкой черточек перед дескриптором, причем количество черточек обозначает число узлов дерева, предшествующих его появлению, или число оснований делений «старшего» дескриптора: РАСТЕНИЯ Декоративные растения - огородные и парковые растения = травянистые = кустарники = деревья 81

≡ лиственные ≡ хвойные - комнатные растения [Бабов К., Въргулев А., 1961]. Отправным пунктом в выделении лексических группировок данным способом может служить и идеографическая классификация лексики Ю.Н. Караулова, осуществленная им на основе идеографических словарей и собственных исследований. Весь словарь он делит на две сферы: «Вселенная» и «Человек». В разделе «Вселенная» различаются области: небо и небесные тела, земля, растительный мир, животный мир. В разделе «Человек»: человек как живое существо, душа и разум, человек как общественное существо, социальная организация и институты. Каждая область, каждое семантическое поле членятся на более узкие лексико-семантические группировки, например: рельеф, вода, металлы, птицы, четвероногие, эмоции и т.д. Идеографическая

классификация

лексики

удобна

своей

универсальностью, независимостью от конкретного языка, и не случайно в современной лингвистике рассматривается механизм, позволяющий описать языковую картину мира, создаваемой языковыми средствами: словами, фразеологизмами, обеспечивающими то или иное членение и классификацию объектов национальной действительности, а также значимым отсутствием номинативных единиц. Мы не ставим своей целью руководствоваться какой-нибудь одной из представленных классификаций при анализе словарного эвенкийского материала, сопоставляя его с русским, но получаем возможность очертить границы понятийной сферы «Природа» с целью выявления в ней лакун разных типов. «То, что в одних языках обозначается одним словом или вообще не названо, в других может иметь чрезвычайно подробную номенклатуру, заключающую десятки наименований. …Слова, тождественные по смыслу, занимают даже в системах близкородственных языков неравное положение, выполняют в них неодинаковые функции и, следовательно, не являются 82

абсолютно однозначными» [Звегинцев, 1957: 27]. В исследуемых нами языках эта особенность проявляется еще более контрастно в силу национальной специфики культуры и быта двух народов. Национальноспецифические (несовпадающие, разъединяющие) элементы в лексических системах русского и эвенкийского языков и являются сигналом нулевых лексем (лакун). На

определение

теоретических

подходов,

поставленных

в

исследовании задач, оказало влияние фундаментальное положение Ф. де Соссюра о системности языка: «…Язык есть система, все элементы которой образуют целое…. Входя в состав системы, слово облечено не только значением, но еще главным образом значимостью. Значимость языкового знака определяется не отношением к обозначаемому им объекту, а отношением к другим словам, их значениям в данном языке. Отношение это дано в системе языка, оно порождено фактом участия в системе [Ф. де Соссюр, 1933: 114-115], в которой и выявляются пустые клетки: лакунарность есть категория лексической системологии. Систему конкретного языка, как известно, организует соотношение между планом выражения и планом содержания языкового знака. Эти соотношения, как показано лингвистами не одного поколения, являются асимметричными, то есть один знак может нести несколько означаемых, а одно означаемое – выражаться несколькими знаками. Изучение этих соотношений показывает, что элементов плана содержания гораздо больше, чем знаков. Языковые знаки не имеют жесткой связи с планом содержания, смещаются относительно означаемых. «Крайним

выражением такого

смещения являются нулевые означаемые, семемы без формативов, т.е. лакуны» [Быкова, 2001: 35]. Таким образом, чтобы соотнести слово одного языка со словом другого языка, надо знать, какое место занимает каждое из них в соответствующих множествах. Для того чтобы знать это, необходим хороший идеографический 83

словарь. Возражения у исследователей вызывает «идея первичности, предсуществования понятийного членения лексики, которая материализуется в синоптических схемах идеографических словарей» [Караулов, 1976: 59]. Ономасиологический

подход

неизбежно

обедняет

описание

лексико-

семантической системы языка, поскольку за пределами понятийной модели остаются периферийные участки, которые выражены, как правило, лакунами и объективируются в случае коммуникативной востребованности на уровне описательных оборотов. Названные недостатки традиционного описания лексики языка в идеографических словарях могут быть устранены, если главную роль отвести семасиологическому анализу и дополнить, детализировать синоптическую схему тезауруса рубрикацией, причем в качестве рубрики будет выступать лексико-семантическое поле [Гетман, 1991]. Объективность определения состава

и

границ

общеязыкового

поля

обеспечивается

опорой

на

инвариантное значение имени поля, методика нахождения которого связана с анализом дефиниций центральной лексемы в нескольких (основных) толковых словарях [Новикова, 1985]. Преимущество семасиологического подхода очевидно и в реконструкции тезауруса языковой личности. Здесь объектом внимания также становится лексико-семантическое поле. Таким образом, в процессе

контрастивного сопоставления лексики

русского и эвенкийского языков нами взята за основу идеографическая классификация,

позволившая

всесторонне

описать

Использованы два принципа отбора лексем: семасиологический.

Преимущество

отведено

поле

«Природа».

ономасиологический и второму

принципу,

т.к.

ономасиологический анализ позволяет описать лишь номинированную часть данного поля, а семасиологический - помогает обнаружить в нем лакуны как отражение

имеющихся

в

национальном

обозначенных однословно.

84

сознании

концептов,

не

Проведенное исследование контрастнее обнажило запасы смыслов, накопленные многими поколениями амурских эвенков, быт, культура, традиционный тип хозяйствования которых предельно приспособлен к природной среде. Этим объясняется детализированная разработанность этнической картины мира, преобладающую часть которой составляет мир природы.

2.2. Теория семантического поля и феномен лексической лакунарности Объектом исследования современной науки в области лексической семантики

становятся

все

более

объемные

компоненты

лексико-

семантической системы языка: лексико-семантические группы, тематические группы, лексико-семантические поля. Полевый подход представляется наиболее перспективным направлением изучения и общенародного языка и внутреннего лексикона человека, индивидуальной языковой картины мира. Кроме этого, национальная специфика лексико-семантических полей, разная степень их структурирования под воздействием окружающей среды, способов жизнеобеспечения, исторических и культурных условий позволяют обнаруживать лакуны сопоставлением единиц одного поля в разных языках, в нашем исследовании - русском и эвенкийском. Например, для эвенков берёста была и остается основным материалом для изготовления предметов быта (āвсакан - лукошко из берёсты, туесок; кōңи – берестяной короб, берестяная посуда; дяв – лодка-берестянка; талми – торсук из берёсты для рыбы, заплечная котомка из берёсты и др.) в силу этого в лексической системе эвенкийского языка сравнительно с русским имеются разнообразные наименования для обозначения этого поделочного материала: хуклигэ, уклига – свежая берёста, дылинан – весенняя берёста, лабганан – сухая, плохо обдирающаяся берёста, ухсакун – сухая берёста, уксакчāн – гнилая берёста, таливун – берёста для зажигания при лучении рыбы, харган – берёста под ступнёй на лыже, тэгэлгэн – берёста для сидения 85

в лодке, букун – берёста для подкладывания в детскую люльку, тыкса – вываренная, сшитая полосами берёста. В связи с этим можно говорить о двух основных аспектах изучения лексико-семантического поля как фрагмента языковой картины мира: об учете внутренней сущности поля, его состава, структурной организации и об анализе его внешних связей, места и роли в общей лексико-семантической системе. Одним из возможных путей изучения системных связей лексических единиц является вычленение семантических полей и определение их смысловой структуры. Идея исследования лексики по семантическим (понятийным) полям связывается с именем И. Трира, хотя сам термин в лингвистике впервые употребляется в монографии Г. Ипсена. С тех пор появляется

большое

количество

работ,

посвященных

исследованию

семантических полей. Научное

истолкование

определенным

образом

организованных

лексических объединений связано с именами Р.М. Мейера, Й. Трира, В. Порцига, Ш. Балли, Ф.П. Филина, Е. Найды, М.М. Покровского, Ю.Д. Апресяна, Л.М. Васильева, Ю.Н. Караулова, Л.А. Новикова и других исследователей. Подробный анализ предложенных подходов к выделению и описанию семантических полей находим в работах А.А. Уфимцевой, Д.Н. Шмелева, Л.М. Васильева, Г.С. Щура, Г.В. Максимовой, В.В. Климовой, Н.А. Лукьяновой, Р.И. Хашимова, Е.А. Нефедовой и др. Однако до сих пор остается невыясненным вопрос о сущности понятия «семантическое поле». Согласно одной из имеющихся точек зрения, семантическое поле – явление экстралингвистическое (психологическое или логическое), но находящее отражение в языке. Согласно другой точке зрения – это явление языка, и вычленение его должно происходить на основе лингвистических данных [Кривченко, 1973: 99].

86

Среди различных толкований сущности семантической системы языка, встречающихся в работах зарубежных и отечественных лингвистов, выделяются следующие. 1.Система осмысливается как совокупность языковых единиц, которая изучается без анализа их внутренних связей. Подобное исследование системы сводится к описанию словарного состава языка и находит свое выражение в словарях-тезаурусах П. Роже, Ф. Дорнзайфа, Х. Касареса и др. 2.Система (понятийных)

понимается полей,

которым

как в

совокупность языке

«семантических»

соответствуют

лексические

(словесные) поля (Й. Трир, Л. Вайсгербер и др.). Исходным при выделении таких семантических полей являются понятия (логические единицы), а не слова (лингвистические единицы). Характерно, что подобное изучение включает в себя анализ связей между ее элементами. 3.Система определяется как совокупность лексико-семантических групп слов (А. Йоллес, Э. Оксаар, Г. Ипсен, К. Ройнинг, О. Духачек, А. Рудскогер, А.А. Уфимцева, А.И. Кузнецова, Н.М. Минина, В. И. Кодухов и др.). За основу классификации берутся слова, а не понятия. 4.Система характеризуется как словообразовательное объединение слов (Л. Вайсгербер, М.Д. Степанова, С. Н. Родяева, Е.Н. Айзбалт и др.). 5.Система

квалифицируется

как

«имплицитное

сочетание»

прилагательного и существительного (blond-hair) или глагола и субъекта или объекта (dark-dog, grasp-hand) (В. Порциг, Г. Мюллер и др.). 6.Система воспринимается как совокупность ассоциативных групп (Ш. Балли, А.П. Клименко и др.) [Долгих, 1973: 89]. Анализируя

изложенные

теоретические

концепции,

нетрудно

заметить, что при рассмотрении лексики как системы обнаруживается наличие двух совершенно различных подходов: логического (см. пункты 1,2) и лингвистического (см. пункты 3, 4, 5, 6). Исследователи, развивающие первые две концепции, при изучении семантической системы языка исходят

87

из понятия; ученые, представляющие четыре остальные концепции, - из слова. Понятие (логическая категория) и слово (лингвистическая категория), находясь в неразрывном единстве, не покрывают друг друга. Наличие этого факта явилось, по-видимому, одной из причин несовпадения понятийных (семантических) полей Й. Трира со словесными (лексическими). Под понятийным, семантическим (Sinndezirk), полем Й. Трир понимает прежде всего структуру определенной понятийной сферы или круга понятий. Такому понятийному полю соответствует в языке словесное (лексическое) поле (Wortfelder), которое не существует изолированно, самостоятельно вне словарного состава, а вычленяется из него, лишь будучи соотнесенным с каким-либо понятийным полем [Долгих, 1973: 90]. При лингвистическом подходе, характерном для последующего поколения лингвистов (О. Духачек, А. Йоллес, Э. Оксаар, К. Ройнинг, В. Порциг, А. Рудскогер, Л. Вайсгербер, Г. Ипсен, Г. Мюллер, А.А. Уфимцева, А.И. Кузнецова, Н.М. Минина и др.), семантические поля выделялись не на понятийной основе, а на языковой. Семантическое поле в их понимании – это совокупность слов, находящихся в свободных связях по линии их лексических значений в тот или иной исторический период времени. Слова, конституирующие такие объединения, связаны или парадигматическими, или синтагматическими (синтаксическими) отношениями. Обобщая данные таких исследований, Н.С. Новикова пишет: «Слова одного семантического поля имеют общий смысловой код и вместе хранятся в мозгу человека». «Семантическое поле есть способ отражения того или иного участка действительности в нашем сознании» [Новикова, 1986: 32,33]. Отражение это не является зеркальным, а всегда представляет собой некоторую интерпретацию фрагмента мира и его концептуальной модели. «Заполнение семантического пространства лексическими единицами еще не дает

представления

о

структуре

семантического 88

поля.

Необходимо

определить, как это пространство заполняется значениями. Прилегают ли значения тесно друг к другу, образуя трировскую мозаику , или же значения то образуют прорывы, то накладываются друг на друга? И если верно второе, то какие именно явления остаются недообозначенными, и какие,

с

другой

стороны,

стоят

в

фокусе

языковой

и

речевой

обозначенности?» [Пелевина, 1969: 726]. Соглашаясь в целом с пониманием лексико-семантического поля как объективной данности и особой единицы языка, постулируя в качестве его основного свойства наличие смысловой связи слов друг с другом, разные исследователи расходятся во взглядах на сущность и объем семантического поля. Сам термин и его варианты употребляются недифференцированно наряду с терминами «группа» (лексико-семантическая группа, тематическая группа), «парадигма», «ряд» и т.п., то есть служит наименованием для различных, прежде всего парадигматических, группировок слов. Так, Л.М. Васильев считает, что поле и лексико-семантическая группа находятся в родо-видовых отношениях, А.А. Уфимцева рассматривает поле, лексикосемантическую группу, синонимический ряд как равноправные виды более крупных парадигматических объединений в лексике, Ю.С. Степанов называет разновидностями семантического поля: антонимические ряды, синонимические ряды, тематические группы. Таким образом, разграничение лексико-семантических микросистем проводится нечетко. Очевидно, термин «лексико-семантическое поле» может быть применим к достаточно обширным группам слов, поэтому логичнее рассматривать лексико-семантическую группу, синонимический ряд и т.д. как составные части лексико-семантического поля, его внутриструктурные объединения. Наибольшие

трудности

вызывает

разграничение

понятий

«лексико-

семантическое поле» и «тематическая группа» (лексико-семантическая группа

слов

в

отличие

от

поля

характеризуется

категориально-

грамматической однородностью, лексико-семантическое поле и тематическая группа включают конституенты разных частей речи). Последнее, например, 89

раскрывается в словаре лингвистических терминов О.С. Ахмановой (1966) как «ряд слов, более или менее близко совпадающих по своему основному (стержневому) семантическому содержанию, т.е. по принадлежности к одному и тому же семантическому полю». На наш взгляд, «тематическая» общность членов тематической группы должна быть противопоставлена «понятийной» общности конституентов лексико-семантического поля, т.е. их общему

участию

в

экспликации

определенного

понятия,

а

это

предопределяет наличие в поле также слов, синтагматически связанных с его центральной лексемой. Таким

образом,

лексико-семантическое

поле

оказывается

шире

соответствующей тематической группы, включая ее в свой состав. На этом основании предметом нашего исследования является лексико-семантическое поле «Природа», в состав которого входят тематические группы: явления природы, географические названия, растительный мир, животный мир. Термин «семантическое поле» наиболее распространен и закреплен рядом лингвистических словарей, хотя существуют и менее известные варианты: «семантическое пространство»

[Петренко В.Ф., 1988: 207],

«лексико-фразеологическое поле» [Ротова М.С., 1984], «семантический класс» [Васильев Л.М., 1970], «лексико-семантическое поле» [Гутина Е.А., 1997: 604] и некоторые другие. На наш взгляд, самым удачным из указанных терминов является последний, и поэтому он взят нами за основу, т.к. учитывает лексическую сущность поля, его состав и структурную организацию. Имеется в виду множество

слов

(или

лексико-семантических

вариантов

слова),

объединенных общностью содержания, и значимым является то, что данные лексические

единицы

в

силу

собственной

семантики

отражают

определенную понятийную сферу. Таким образом, использование термина «лексико-семантическое поле» позволяет устранить расхождение между значением термина и его внутренней формой, свойственной термину 90

«семантическое поле», который диктует представление об области смыслов значений вне их лексической объективации [Гутина, 1997: 12], т.е. выраженных лакунами. Как всякое

системно-структурное объединение, поле имеет

определенную конфигурацию (структуру), что подразумевает существование различных группировок элементов внутри данного множества. Выделенное нами поле включает несколько микрополей, обладающих относительной самостоятельностью. На основании имеющихся описаний и трактовок (М.С. Ротовой, Л.М. Васильева, Н.С. Новиковой, И.Д. Гончаренко, Н.Г. Долгих, А.А. Уфимцевой, Н.Ф. Пелевиной, Р.М. Гайсиной, В.Н. Полуэктова, А.И. Марочкина, И.В. Кривошеевой, Э.Д. Хаустовой, Г.С. Щура, А.В. Бондарко и т.д.) выделяются основные признаки поля: 1. Поле представляет собой инвентарь элементов, связанных между собой структурными отношениями. 2. Элементы, образующие поле, имеют семантическую общность и выполняют в языке единую функцию. 3. Поле может объединять однородные и разнородные элементы. 4. В структуре поля выделяются микрополя. 5. В составе поля выделяются ядерные и периферийные конституенты. Ядро консолидируется вокруг компонента-доминанты. Периферия имеет зонную организацию. 6. Ядерные

конституенты

наиболее

специализированы

для

выполнения функций поля, систематически используются, наиболее частотны по сравнению с другими конституентами и обязательны для поля. 7. Выполняемые полем функции распределяются между ядром и периферией.

91

8. Граница между ядром и периферией, а также между отдельными зонами периферии – нечеткая, размытая. 9. Конституенты поля могут принадлежать к ядру одного поля и периферии другого поля и наоборот. 10. Разные поля отчасти накладываются друг на друга, образуя зоны постепенных переходов [Полевые структуры в системе языка, 1989: 6]. Упорядочение лексики (т.е. распределение ее по разным лексикосемантическим полям) в сознании говорящего происходит на основе как внеязыковых факторов, так и внутриязыковых лексических связей и отношений в зависимости от того, какая связь (между предметами и явлениями внешнего мира или между лексемами в языке) оказывается релевантной [Левицкий, 1988]. Существенными могут оказаться также психологические

ассоциации,

морфологическому

классу,

принадлежность

их

способность

слов

выступать

к в

одному тех

же

синтаксических конструкциях и т.п. Анализу лексико-семантического поля посвящено большое количество работ, существуют описания конкретных полей (например, «Национальная специфика ЛСП «Гостеприимство» в русском языке» (Болхоева, 1998), «Национальная специфика лексического поля «Деньги» в русском и английском языках» (Мальцев, 1998), «Особенности структуры лексикограмматического поля «Свет-тьма» в русском и английском языках» (Воевудская, 1998), «Национальная специфика ЛСП «Работа» в русском и английском языках» (Кошелева, 1998), «Национальная специфика приятных ощущений

в

русском

и

английском

языках»

(Лаенко,

1998),

«Метафорические значения наименований овощей в русском и английском языках» (Хаустова, 1998), «Концепт «Совесть» в концептосферах русского и французского

языков»

(Колосова,

1998),

«Национально-культурная

специфика фразеологических единиц с компонентом «Насекомое» в русском и немецком языках» (Фомина, 1998) и т.д.). Данные ршаботы неизбежно 92

выходят на проблему лакунарности того или иного лексико-семантического поля. А поскольку пространство поля заполняется значениями неравномерно, в силу национальной специфики экспликации, некоторые предметы, явления остаются недообозначенными. С.Ульман при этом указывает, что в каждом поле соответствующая сфера опыта, конкретного или абстрактного, анализируется,

делится

и

квалифицируется

некоторым

уникальным

способом, т.е. с помощью определенной шкалы значимостей [Ульман, 1970: 12].

Добавим

–

и

значимым

отсутствием

номинативных

единиц

(лакунарностью разных типов). Особенности национальной специфики лексико-семантического поля «Природа» русского и эвенкийского языков, разная степень их наполнения и структурирования

под

воздействием

лингвистических

и

экстралингвистических факторов позволяют обнаружить лакуны методом контрастивного сопоставления русского и эвенкийского языков. Сигналом (опознавательной приметой) лакуны служит описательный оборот на месте отсутствующего однословного наименования в одной из сравниваемых лексических систем. Микрополя в лексико-семантическом поле «Природа» выделялись нами с ориентацией на идеографические словари: «Лексическая основа русского языка: комплексный учебный словарь» под ред. В.В. Морковкина (М.: Русский язык, 1984), «Русский семантический словарь» под ред. Ю.Н. Караулова (Т.I. М.: Наука, 1981), «Идеографический словарь русского языка», составленный О.С. Барановым (М.: Изд-во ЭТС, 1996), «Русский семантический словарь: толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений» под ред. Н.Ю. Шведовой (Т.I. Слова указующие (местоимения). Слова именующие: имена существительные (все живое, земля, космос). М.: Азбуковник, 1998.; «Эвенкийско-русский тематический

93

словарь», составленный З.И. Кочневой (Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 1990). Методом контрастивного анализа выявлены лакуны в следующих микрополях лексико-семантического поля: 1) природа и явления природы (буга) (названия рельефа местности, погоды, явлений природы); 2) географические названия; 3) растительный мир (общие понятия, виды растений, строение растений); 4) животный мир (общие понятия, виды животных: звери (бэйŋэл), домашние животные (авдул, чиял), птицы (дэгил), насекомые (куликар), рыбы (оллол); организм животных). При этом в русском языке обнаружено 410 лакун, а в эвенкийском – 70. Исследование показывает, что многие участки поля «Природа» эвенкийского языка более тщательно разработаны в словарном отношении, чем в русском. Например, лексема место в эвенкийском языке представлена гиперонимической лакуной, зато существует большое количество видовых наименований данного универба, обнаруживающее гипонимические лакуны в русском языке: улумикит – место, где охотятся на белку; няңталикит – место сбора орехов; сиргаŋкит – место, где делают нарты; нэлкикит – место весеннего стойбища; баякит – богатая чем-либо местность; мондякит – место, где растут большие деревья; нюкңнякиңда – место, где садятся гуси; кадакта – скалистое место; бурган – остров между протоками; хэрэлгэн – место, покрытое низким кустарником; чапаксан – место, где гнездятся белки; инңэвун – место, где развьючивают оленей; диктэмкурэ – место, где растет голубица; чумкилэптын – места с глубоким снегом в тайге; некэчи – место, где водятся соболя; уругли (хуругли) – место, где группами растут кустарники; дыхатали – ровное место, покрытое еловым лесом; дегдэк – выгоревшее место в лесу; мухэлэ – болотистая местность; бакадяк – место находки; бакалдыдяк – место одной единичной встречи; вадяк – место боя, место охоты; болодёк – место кратковременной осенней стоянки; нэлкидек – 94

место весенней стоянки; ңуңи – место в тайге, где летом охотятся на дикого оленя; тугэден – место зимнего выпаса оленей; дэвсэн – широкое ровное место в тайге (такими местами часто бывают торфяные болота); янгура – ровное место на горном хребте; солгида – местность в верхнем течении реки; хилэкэг – местность с проталинами; хэмэкэг – место около чума, где некогда стояло изображение человека; илэкэн – непроходимое место; отуми – место потухшего костра; бугарми – старое горелое место; аннгак – знакомое, привычное место; дехиг – место на островах, где растет тальник. При отсутствии родового наименования периода эвенки создали поразительное многообразие видовых лексем: хугдарпи – период лучшей охоты; хогдарпи – период неглубокого снега; иркин – период обдирания оленями кожицы с рогов; нэлкини – период между зимой и весной; сигэлэсэни – период между осенью и зимой; хирулахани – период спаривания лосей (ранняя осень);

умудян – период сбора на весенний

праздник; ириткэн – период поспевания чего-либо; иргаласани – период оводов; ңанмаласани – период комаров; халгалашани – период первого осеннего снега; улумилэкэ – период охоты на белку и др. Подобная словарная разработанность характерна для многих тематических групп лексики эвенкийского языка, и это мотивировано, т.к. общаясь с природой, часто находясь в зависимости от нее, эвенки номинируют более конкретно виды растений, животных, явления природы. Из краткого анализа указанных исследований напрашивается вывод: полевый метод является наиболее эффективным и перспективным способом выявления лексических лакун в двух сравниваемых языках. Обнаружение «пустых клеток» в пространстве поля помогает выяснить, какие из отношений в нем имеют лексическое выражение, а какие имплицитны, так как в каждом лексико-семантическом поле конденсируются взаимно противопоставленные единицы какой-либо области, что позволяет выявить в них лакуны разных типов. 95

2.3. Межъязыковая лакунарность Исследователи выделяют два типа основных лакун: 1) внутриязыковые

(интраязыковые) – отсутствие

слова

в языке,

выделяемое на фоне наличия близких по семантике слов внутри той или иной лексической парадигмы; 2) межъязыковые (интеръязыковые) – отсутствие лексической единицы в одном из языков при ее наличии в другом; Предметом нашего внимания

является безэквивалентная лексика, на

фоне которой и обнаруживаются лакуны. К данной проблеме обращались: Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Л.С. Бархударов, Л.Т. Микулина, Б.М. Минкович, А.Д. Швейцер, Г.В. Чернов, Г.Д. Томахин, В. Россельс, Я.И. Рецкер, Л.Н. Соболев, А.В. Федотов, С. Влахов, С. Флорин, Л.А. Леонова, Г.Г. Панова, В.П. Берков, В.Н. Крупнов, Н.Г. Комлев, В.Л. Муравьев, В.И. Жельвис, В.Г. Гак, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Г.В. Быкова, В.Н. Рябов, О.А. Огурцова, Ю.А. Сорокин и др. Применительно к сопоставлению лексического состава языков долгое время чаще всего использовался термин «безэквивалентная лексика», которую

изучали на протяжении многих десятилетий представители

различных областей языкознания: лингвострановедения, теории и практики перевода, лексикографии, исследователи семасиологии и контрастивной лексикологии, преподаватели русского языка как иностранного. Одним из первых исследователей, применившим этот термин и раскрывшим его содержание, был Г.В. Шатков. Анализируя способы перевода безэквивалентных лексических единиц в советской публицистике на норвежский язык, он относит к безэквивалентной лексике имена собственные, национальные реалии, слова с национально-специфической экспрессивной окраской (очи, уста), лексику с суффиксами субъективной оценки (домишко, домище) и определяет их как «слова или одно из его значений (прямое или переносное), не имеющие в данный исторический

96

период «готового» точного соответствия в лексике другого языка» [Шатков, 1952: 7-8]. По мнению Г.В. Чернова, безэквивалентными словами являются как «лексические единицы, называющие явления, специфические для советской действительности

(колхоз,

неделимый

фонд),

так

и

национально-

специфические реалии», которые «не имеют устойчивых «готовых» эквивалентов» в английском языке» [Чернов, 1958: 3]. Особый интерес представляет работа Л.С. Бархударова «Язык и перевод», в которой проблеме безэквивалентности уделяется особое внимание. Рассматривая эту группу лексики с точки зрения теории перевода, он

сопоставляет

исходный

язык

и

язык

перевода

и

определяет

безэквивалентую лексику как «слова и устойчивые словосочетания одного из языков, которые не имеют ни полных, ни частичных эквивалентов среди лексических единиц другого языка». В безэквивалентную лексику он включает следующие разряды слов: 1) имена

собственные,

географические

названия,

названия

учреждений,

организаций, газет, пароходов и пр.; 2) реалии – слова, обозначающие предметы, понятия и ситуации, не существующие в практическом опыте людей, говорящих на другом языке (предметы материальной и духовной культуры); 3) случайные лакуны – единицы словаря одного из языков, которым по каким-то причинам нет соответствий в лексическом составе другого

языка

(сутки,

кипяток,

именинник,

погорелец,

пожарище)

[Бархударов, 1975: 94]. В.Л. Муравьев для наименования последней группы лексических единиц использует термин «абсолютная лингвистическая лакуна» и указывает причину их появления: «Абсолютные лингвистические лакуны существуют потому, что каждый язык по-своему членит экстралингвистическую действительность, которая в огромном количестве случаев предполагается более или менее одинаковой» [Муравьев, 1980: 4-5].

97

С иных позиций характеризуют безэквивалентную лексику специалисты по лингвострановедению. В работах Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова безэквивалентная лексика определяется как «слова, служащие для выражения понятий, отсутствующих в иной культуре и ином языке, слова, относящиеся к частным культурным элементам, характерным только для культуры А и отсутствующим в культуре Б», они «не имеют эквивалентов за пределами языка, к которому они принадлежат» [Верещагин, Костомаров, 1983: 53]. Как указывают исследователи, безэквивалентная лексика «отражает советскую действительность и культуру, т.е. их понятиям присущ своеобразный культурный компонент» [Верещагин, Костомаров, 1976: 72]. Если теория перевода более активно изучает «внешний план» безэквивалентной лексической единицы, т.е. особенности передачи этих слов средствами языка перевода, то для лингвострановедения гораздо большую роль играет «внутренний план» безэквивалентных слов, их информативное содержание. К безэквивалентной лексике они относят: 1) советизмы, 2) слова нового быта, 3) наименование предметов и явлений традиционного быта, 4) историзмы, 5) лексика фразеологических единиц, 6) слова из фольклора, 7) слова

нерусского

происхождения

–

тюркизмы,

украинизмы

и

т.д.

[Верещагин, Костомаров, 1983: 60-65]. Сюда же они включают словаварваризмы, что методически важно для понимания специфики различных культур. Лингвострановедческую классификацию безэквивалентной лексики дополняют Г.Д. Томахин, Б.Н. Павлов, Н.В. Подольская, М.И. Гореликова, Н.И. Формановская, Ю.А. Федосюк, С.С. Волков и др. Г.Г. Панова, сравнивая переводческую и лингвострановедческую классификации безэквивалентной лексики, приходит к выводу: специалисты обеих областей филологии считают, что это сложный комплексный разряд лексики, включающий разнообразные группы слов. При этом лексические группы двух классификаций в основном совпадают. Таким образом, значения термина

«безэквивалентная

лексика»

в

переводоведении

и

лингвострановедении чрезвычайно близки. Различие – в целях исследования 98

этого вида лексических единиц и особенностях их функционирования [Панова, 1988: 19-21]. И.Ю.Марковина считает, что «все случаи безэквивалентной лексики можно рассматривать как примеры лакун» [Марковина, 1982: 33]. И.А. Стернин уточняет: «Межъязыковая лакуна представляет собой отсутствие единицы. Единица второго языка, на фоне которой обнаружена лакуна в исследуемом языке, является в этом случае безэквивалентной. Таким образом, понятие межъязыковой лакуны и безэквивалентной единицы соотносительны: первые выделяются на фоне последних и взаимно предполагают друг друга» [Стернин, Флекенштейн 1989: 46]. В.Г. Гак определяет межъязыковые лакуны как «отсутствие слов для обозначения понятий, которые, несомненно, существуют в данном обществе и которые имеют особое словесное обозначение в другом языке» [Гак, 1977: 261]. Для нашего исследования приемлема лингвострановедческая позиция, ориентированная на понимание специфики русской и эвенкийской культуры, отраженной

в

языке.

Мир

природы

практически

одинаков

для

представителей этих культур. Однако каждый конкретный язык членит его по-своему, что на лексическом уровне выражается в отсутствии однословных наименований природных реалий в одном языке и наличии соответствующих безэквивалентных лексем – в другом: лужа на лугу – мушу; впадина на дороге – хукэлки; две долинки, сходящиеся в одном месте – яктакан; шум реки у порога – кугэн; высокий моховой покров в лесу – дэтулэ и др. С другой стороны, в эвенкийском языке нет однословного обозначения для таких русских концептов, как грибник (дэгинңэктэлвэ тавумни), полночь (долбо дулин), нелюдимый (эчэ илэмэн биси), лесничий (агива этэечимни), слабость (энэси ачинин), аромат (ая унңу), зловоние (эрумэ ңо),

99

подземелье (дуннэ догидадун бикит), безлесный (моя ачин), безбрежный (муее ачин), подводный (му додун биси) и мн. др. (см. Приложение 2). Различия между языками, обусловленные несовпадением культур, заметнее всего в лексике и фразеологии, поскольку номинативные средства языка

наиболее

прямо

связаны

с

внеязыковой

действительностью.

Фразеологическое богатство любого языка – это достояние его народного национального

сознания.

Большинство

фразеологизмов

дословно

непереводимо на другие языки: каждый народ проявляет в них свой характер, свою излюбленную метафоризацию, привычный образный склад речи. Большая часть эвенкийских фразеологизмов имеет образный характер, отражает факты материальной и духовной культуры народа. Например, фразеологизм сирэнмэн хэркуми, имеющий значения «задеть за живое, разозлить, довести до состояния гнева, коснуться больного вопроса» (досл.: задеть тетиву его самострела), основан на вполне понятном для эвенка явлении: задеть тетиву настороженного самострела – значит спровоцировать выстрел. Наступление физической зрелости человека у эвенков выражается следующими устойчивыми словосочетаниями фразеологического характера: стать сильным, физически окрепшим – д`аландуи илдэ «встать на свои суставы, опереться на свои суставы», т.е., укрепив свои суставы тренировками, опереться на них, встать на них так, чтобы противник не смог тебя одолеть; тар бэйэ сумурбучэ «этот человек повзрослел, стал физически окрепшим» (досл.: этот человек обрел сухожилия), т.е. его сухожилия окрепли; для эвенка окрепшие сухожилия – признак физической зрелости. О подростках, не достигших поры возмужания, говорят: д`аландуи эчин илла (досл. еще не встал на свой сустав, еще не оперся на свой сустав), сумун эчин сумурбурэ «жилы его еще не окрепли» (досл.: жилы его еще не стали настоящими жилами) [Варламова, 1986: 20]. Своеобразие национальной лексики двух языков проявляется и при сравнении пословиц.

100

Таблица 1 Эвенкийская пословица

Русская пословица

Ŋинакин оŋоктон олгорокин (когда нос у Когда рак на горе свистнет собаки высохнет) Эр бэйэ даладавки тэкэнэ ачин (этот человек Мели Емеля, твоя неделя подобен собаке, лакающей без конца) Бэйэ бэйэдук тативки, ŋинакин ŋинакиндук Яблоко от яблоньки недалеко (человек учится у человека, собака – у собаки) Дэрэдус нуриктэ балдичэ (на лице твоем выросли волосы) Эхэ-бэйŋэ хэриндин хэрэви имури мата оча (медведя-зверя

салом

подошвы

свои

падает Ø Ø

смазывающим богатырем стал) Ø

Мал язык, да всем телом владеет

Ø

Красно поле пшеном, а беседа умом

Межъязыковые лакуны выделяются только в пределах сравниваемой пары языков при их контрастивном описании как случаи, в которых нет соответствия единице одного языка в другом. Лакуны больше, чем какоелибо другое явление, характеризуют особенности данного языка в сравнении с другим. Явление лакунарности обнаруживается практически во всех языках мира. Таким образом, способ представления и членения окружающей действительности русских и эвенков национально специфичен в силу различных факторов: экологических, социальных, культурно-исторических и этнопсихологических (т.е. эталонов и стереотипов восприятия, присущих человеку как субъекту познания). У людей, говорящих на различных языках, неодинаковы способы концептуализации, категоризации, классификации, структурирования и описания пространственных объектов, их свойств и 101

отношений. Вот почему И.А. Стернин, Г.В. Быкова понятие межъязыковой лакунарности напрямую соотносят с национальной спецификой семантики слова, которая отличает ее по составу семантических компонентов от значений близких по семантике слов другого языка, включая случаи полной безэквивалентности [Стернин, 1989: 25; Быкова, 1998: 24]. Традиционное природопользование амурских эвенков, основанное на исключительном знании особенностей природы, неразрывной связи этноса с окружающей средой нашли отражение в словарном наполнении поля «Природа»: сравнительно с русским языком лексика эвенков изобилует безэквивалентными единицами, на фоне которых выделяется большое количество лакун в русском языке. 2.4. Типы выявленных межъязыковых лакун 2.4.1. Абсолютные лексические лакуны Подавляющее большинство выявленных и описанных лексических лакун – межъязыковые (абсолютные и относительные), обнаруженные при сравнении двух языков. Абсолютные лингвистические лакуны существуют потому, что каждый язык по-своему членит экстралингвистическую действительность, которая в огромном количестве случаев предполагается более или менее одинаковой [Муравьев, 1980: 5]. По мнению В.И. Жельвиса, под абсолютными лакунами следует понимать «то, что в одних языках и культурах обозначается как «отдельности», а в других не сигнализируются, т.е. не находит общественно закрепленного выражения» [Жельвис, 1977: 136-137]. В.Г. Гак, занимаясь сопоставительной типологией французского и русского языков, не употребляя термина «абсолютная лакуна», описывает по сути именно этот тип: «Отсутствие слов для обозначения понятий, которые, несомненно, существуют в данном обществе и которые имеют особое словесное обозначение в другом языке. Классическим примером подобных 102

лакун во французском языке по сравнению с русским является отсутствие слов, равнозначных русским сутки и кипяток» [Гак, 1977: 261]. Ю.А. Сорокин и И.Ю. Марковина подтверждают это мнение: «Абсолютными лакунами являются слова одного языка, которые не имеют в другом языке эквивалентного значения в виде слова: их значение может быть передано лишь при помощи словосочетания (описательно). Абсолютной лакуной для русского языка является, например, английское слово glimpse; для английского языка – русское слово форточка» [Сорокин, Марковина, 1983: 38]. О.А. Огурцова детализирует понятие указанного типа лакун: 1) абсолютные лакуны-дефиниции – это существительные, которые передаются в сопоставляемом языке с помощью свободного словосочетания – перифразы. Например: an alarm clock - будильник, back of the heat затылок, the little finger - мизинец, oven prongs - ухват. В эвенкийском языке: улливун – деревянная игла для плетения сети, анавун – шест для отталкивания лодки, халганмукан – путы из берёсты на передних ногах оленя, пурта – охотничий нож, сэктэвун – подкладка под седло, уругатэ – копье на медведя и др.; 2) лакуны-транслитерации – это существительные русского языка, представленные в английском языке средствами алфавитной системы английского

языка,

но

сохраняющие

свою

семантику.

Лакуны-

транслитерации всегда сопровождаются в словаре дефинициями, хотя в реальной речевой практике предпочтительно употребляются транслитерации из-за их краткости. Примеры: щи - shchi (cabbage soup), станица - stanitsa (large cossack village), балалайка - balalaika, кнут - knout, баранка - baranka. В эвенкийском языке: кокошник - кокошник, гусли – гусли, сарафан – сарафан, валенки – валенки и т.д. Источником лакун-транслитераций служит специфическая особенность действительности. Этот вид лакунарности называется О.А. Огурцовой лексико-предметным,

или

вещественным, 103

этнографическим

по

своей

сущности, так как в основе его лежит специфичность предмета, явления, характерного только для данного народа, отразившего этот предмет или явление в соответствующем понятии и лексической единице [Огурцова, 1979: 82]. В.Л. Муравьев, опираясь на идеи Ю.С. Степанова, а также канадских ученых Ж.П. Вине и Ж. Дарбельне, выделяет абсолютные этнографические лакуны. Для выявления этого типа лакун необходимо привлечение дополнительных этнографических данных. Как явствует из самого названия, этнографические

лакуны

непосредственно

связаны

с

внеязыковой

национальной реальностью, что заставляет нас при их выявлении каждый раз констатировать

наличие

или

отсутствие,

а

также

сравнительную

распространенность данной вещи (явления) в быту данного народа. Таким

образом,

обязательным

лингвистическим

выражением

абсолютных лексических лакун является отсутствие в одном из языков слова либо фразеологизма для выражения соответствующего понятия. При этом, однако, сохраняется возможность передачи данного понятия свободным словосочетанием (пояснительной) перифразой: Таблица 2

Эвенкийское слово

Русская перифраза

Эллакан

искра от угля

Хутавки

искра молнии

Качулин

звук шагов

Пат

звук выстрела

Ŋэкэ

отдельная гора на берегу

Игарна

гора

без

растительности,

каменистыми осыпями Чурбака

снежная гора

Угучадями

ехать верхом на оленях

Толгодями

ехать на санях

Сиргидями

ехать быстро в лодке 104

покрытая

Таблица 3 Эвенкийский фразеологизм

Русское свободное словосочетание

Бугаскаки гунми

прямо по направлению к небу говорить

Чэкчэкэ дэрэн

кочка лицо его

Дулай дюлэвэр аддимачисора

перед темечком своим стали отесывать

Гирамдан угиривукнэн урунчэ

обрадовался

так,

что

кости

его

приподнялись Гирамдан нумукахинчэрэн

кость его защекоталась

Гэрбис хукчавдан

имя твое сломается

Дэрэвэс коŋкодеŋэв

лицо твое постучу

Силукталин ламачал

кишки его протухли

Этнографическим признаком абсолютных этнографических лакун следует считать отсутствие вещи (явления) в быту данного народа при наличии ее в другой цивилизации и вытекающее из этого отсутствие лексически зафиксированного бытового понятия у носителей данного языка: Таблица 4 Эвенкийское слово

Русская перифраза

Сэктэвун

шкура для сидения

Суксэ

вязочки для унтов

Суннолэ

летние унты из сукна

Хэмпу

чулки из оленьей шкуры

Дакку

узкий меховой женский нагрудник

Дэктэкэн

меховая туфелька, надеваемая под унты

Дэрбэки

мужская

шапка

из

полосок

ровдуги,

расшитая бисером Олочи

короткие

рабочие

(таежные)

унты

на

меховой подошве с разрезом спереди Тэлэги

поясок, к которому привязывают ремешки высоких зимних унтов

105

2.4.2. Относительные лексические лакуны В отличие от абсолютных относительные лакуны выделяются при сравнении частоты употребления слов с общим значением в двух языках. Так, О.А. Огурцова отмечает: «Лакуны могут быть относительными, когда слово (или словоформа), существующее в родном языке, употребляется очень редко и еще реже встречается при переводе на сопоставляемый иностранный язык. В случае относительных лакун речь идет о частотности употребления слов, о большей или меньшей значимости данного понятия, общего для двух языков» [Огурцова, 1979: 80]. В качестве примеров относительных лакун при сопоставлении русского и английского языков автор приводит слова: камин, пудинг, грелка. Сопоставление значений слов грелка и a hot water bottle красноречиво свидетельствует о различном назначении этого предмета для русских и англичан (русские применяют грелку в лечебных целях, а для англичан она – один из необходимых предметов повседневного быта). Г.В. Быкова, описывая, правда, внутриязыковые относительные лакуны, приводит пример, как из активного словаря носителей языка выпали лексемы, связанные со знаменитой когда-то, а потом исчезнувшей царской соколиной охотой: соколятник (сокольник) – человек, приставленный к охотничьим соколам для ухода за ними, их обучения, сокольничий – старший над соколятниками, соколятня (сокольня) – помещение для охотничьих соколов. Однако поскольку и теперь встречаются охотники-одиночки, которые держат ловчих птиц, соколятник, соколятня не окончательно исчезли из языка [Быкова, 1999:47]. Для

выявления

относительных

лакун

необходим

сравнительный

статистический подсчет употребления в речи двух сравниваемых слов разных

языков.

Во

многих

случаях

косвенным

лингвистическим

свидетельством слабой употребительности слова в одном из языков 106

сравнительно с другим могут быть, по мнению В.Л. Муравьева, следующие факты: 1. Слово

не

образует

фразеологизмов

в

либо

одном

образует из

незначительное

языков

и

является

количество излюбленным

семантическим стержнем для фразеологизмов другого языка (особенно в пословицах и поговорках). 2. Слово

не

имеет

переносных

значений

в

одном

из

языков

и

переосмысливается в другом языке. 3. Слово характеризуется слабой деривацией в одном языке и образует многочисленные производные в другом (особенно при образовании имен собственных) [Муравьев, 1980: 8]. Например, слово «унты» встречается у эвенков так же часто, как у носителей русского языка лексема «валенки». В условиях суровой тайги эвенки

веками

использовали

национальную

обувь

разнообразного

назначения: кулпикэ, лугдар – унты до колен (весенне-осенние), купури – зимние меховые унты, бакари – зимние высокие меховые унты с орнаментом из меха и бисера, локомил – короткие ровдужные летние унты, олочи – короткие рабочие (таежные) унты на меховой подошве с разрезом спереди. В местах проживания с суровым климатом отдельные русские используют этот вид обуви, однако в средней и южной полосе России унты не носят, поэтому слово это на большей части территории почти не встречается в речевом общении. И наоборот – валенки известны аборигенам, но предпочтение отдается унтам. В данном случае, лексема валенки – относительная лакуна в эвенкийском языке, унты – относительная лакуна в русском. То же самое можно сказать о лексеме топор. Для эвенка это хорошо известное орудие труда, но, кроме топора, эвенки охотнее используют пальму – большой нож длиной 50-70 см на деревянной рукоятке 1-1,5 м. Топор и пальма предназначались в быту для выполнения одной и той же функции – рубки деревьев. Но пальма легка и удобна для пользования в условиях кочевой жизни, ее пристегивали к поясному ремню, охотник носил ее 107

постоянно. Предпочтительность национального предмета быта - пальмы – выражена

фразеологизмом: сукэ гэчин бими (досл. быть как топор),

имеющий

значение

«неповоротливый»,

«неуклюжий»,

«неловкий»,

«неактивный». Таким образом, лексему топор в эвенкийском языке можно считать

относительной

лакуной,

а

слово

пальма

–

абсолютной

этнографической лакуной для носителей русского языка. Итак,

прямыми экстралингвистическими

свидетельствами

малой

употребительности слова в языке могут служить слабая распространенность, либо полное отсутствие данной вещи (явления) в быту того или иного народа и соответственно малая значимость понятия, выражаемого этим словом для данной

цивилизации.

Ярким

лингвистическим

выражением

слабой

распространенности предмета в быту является экзотизм – семантически неассимилированное слово, т.е. относительная лакуна. Разработанность/неразработанность словарного состава сравниваемых языков близка, но не тождественна понятию относительности в теории лакунарности. Явление неадекватной словарной разработанности можно проследить на примере лексемы олень. «Культовые отношения к лосю и оленю у народов Сибири и Дальнего Востока формировались тысячелетиями, - пишет А.И. Мазин, - это было обусловлено не только могучей силой этих животных, но и тем, что они играли важную роль в повседневной жизни северных охотников: давали людям мясо, теплую шкуру для одежды, кость. Поэтому эти животные издавна стали предметом культа» [Мазин, 1984: 35]. Исследователь отмечает, что, начиная с раннего неолита и кончая средневековьем, древние художники с большим мастерством отражали культ лося и оленя на наскальных плоскостях. Этот культ распространился на обширные территории Сибири и Дальнего

Востока,

пронизывая

духовную

жизнь

и

мировоззрение

первобытного человека. Олень на Севере – олицетворение жизни, символизирующий богатство и благополучие. Без оленя народы Севера не смогли бы выжить в 108

экстремальных условиях. Эвенкийские пословицы гласят: «Нет оленя – нет эвенка», «Охотнику нужны олени, как глухарю крылья», «Олень, собака – друзья охотника». Особое отношение к оленю, естественно, нашло свое отражение и в языке амурских эвенков, которые до сих пор благоговейно относятся к этому животному. Эвенки-орочёны различают их по полу, возрасту, хозяйственному назначению, экстерьеру, характеру и повадкам. В русском

литературном

концептов,

возможно,

языке и

большинство

существует,

обозначенных

но

никак

эвенками

однословно

не

объективированы, т.е. выражены лакунами (нулевыми лексемами, семемами без лексем). В

словаре

русского

языка

С.И.

Ожегова

словарное

гнездо,

обозначающее это парнокопытное млекопитающее с ветвистыми рогами представлено следующими лексемами: олень, олений, оленуха (самка оленя), олененок, оленина (мясо оленя как пища), оленеводство, оленевод [Ожегов, Шведова, 1995: 443]. Контрастивное сопоставление наименований оленя выявляет отсутствие русских литературных эквивалентов при наличии эвенкийских: бык-олень в период обдирания рогов – иркинэр, священный олень – босай, грузовой олень – гилгэ, верховой олень – учак, олень для угощения – куримин, олень – плата за камлание – хулгаптын, первый олень в парной упряжке – нара, второй олень в парной упряжке – костур, 3-4-летний кастрированный олень – гэрбичэн, старый верховой олень – аркичан, важенка, ежегодно приносящая телочка – нямукаңилан, важенка, не подпускающая к себе людей во время отела – сэмэки, олень, идущий вне каравана – бодовун, олень, хорошо идущий с вьюком – иниден, одичалый олень, не поддающийся поимке – кулченг, необъезженный олень – шашанай, безрогий олень – тымбуре, олень с ветвистыми рогами – лоторококун, очень худой олень – иерэгдэ, старый олень - сагдаку и т.д. В связи с охотничьим промыслом и кочевым образом жизни в языке эвенков имеется большое количество глаголов движения, образованных от 109

различных корней и обозначающих разные способы передвижения и направления движения. Очень развита терминология родства, детально обозначены действия и признаки предметов. В ряде случаев употребление слов дифференцировано в зависимости от того, идет речь о человеке или животном, об одушевленном или неодушевленном предмете. Например, глаголы, связанные с охотой: бэюми – охотиться на крупных копытных, улуми – охотиться на белку, удями – выслеживать зверя, тулэми – насторожить орудие лова, неhунэми – отправиться на оленях за тушей убитого зверя и т.д.; глаголы, связанные с содержанием оленей и перекочевкой: ономи – пойти искать оленей, илбэми – гнать оленей к стойбищу, мавутлами – ловить оленей арканом, уринми – остановиться стойбищем, туруломи – привязать поверх ног сидящего верхом на вьюке ребенка, унэми – покрыть чум покрышкой и т.д.; глаголы, связанные с деятельностью человека и движением: тэгэми – встать утром, токтоми – рубить топором, булми – гладить рукой, дявучами – держать в руке, кувами – строгать ножом, алдыми – тесать топором, пальмой, иними – нести на плече и т.д.; глаголы, связанные с обработкой шкур и шитьем: инңами – снять шерсть со шкуры лося (оленя), улами – вымочить высушенную и соскобленную кожу, нюлми – скоблить длинным без зазубрин с двумя ручками скребком вымоченную кожу на толстой длинной палке, иргэдэми – смазать вареным оленьим головным мозгом соскобленную после вымочки кожу и т.д. В Приложение 1 со слов носителей зейского говора (с. Бомнак, Зейский район, Амурская область) нами зафиксированы формы глагола на – да, соответствующие формам на –ми в литературном языке [Варламова, 1986: 14]. Вместе

с

тем

разделы

лексики,

которые

включают

слова,

обозначающие предметы и явления, не имевшие в прошлом для эвенков жизненно важного значения, не отличаются словарной разработанностью: нет, например, названий различных цветов, злаковых растений и огородных культур; отсутствуют слова для обозначения предметов городской культуры, 110

политическая и научная терминология. В настоящее время эти разделы лексики пополняются главным образом заимствованиями из русского языка, а также из якутского и бурятского. Следует отметить, что нет четкой границы между абсолютными и относительными этнографическими лакунами. Действительно, достаточно русскому слову, представляющему абсолютную лакуну в эвенкийском языке, быть заимствованным, как граница между абсолютной и относительной становится зыбкой. 2.4.3. Гиперонимические и гипонимические лакуны Этот тип лакун подробно описан В.Л.Муравьевым (как векторные, родовые-видовые), И.А. Стерниным, Б. Харитоновой, Г.В. Быковой (как гиперонимические-гипонимические), Л.С. Бархударовым (как

родовые-

видовые) и некоторыми другими исследователями. Еще раньше, чем этнограф Ф. Боас впервые упомянул четыре эскимосских слова для обозначения «снега», антропологи стали считать словарную разработанность показателем интересов, свойственных разным культурам, и несоответствий между ними. Известно, что лексически фиксированные понятия в двух языках по объему далеко не всегда совпадают: часто случается, что понятия, находящие лексическое выражение в одном языке, оказываются шире соответствующих понятий другого языка, как бы включают в себя последние, т.е. оказываются родовыми относительно видовых понятий другого языка [Быкова, 1998: 41]. Пользуясь образным сравнением, В.Л. Муравьев уподобляет языки двум наблюдателям, один из которых рассматривает вещь издалека, в то время как другой, находясь вблизи нее, различает более мелкие детали. Таково, например, соотношение Лексема 1 Лексема языка I

Лексема 2 Лексема 3 111

В

этих

случаях

в

лексеме

языка

оригинала

отсутствуют

дифференциальные семы, характерные для лексем языка перевода, и в силу этого семема соответствующей лексемы языка оригинала выступает как более абстрактная, чем семема языка перевода [Попова, Стернин, 1984: 71]. Гиперонимические промежуточное

и

положение

гипонимическиие между

лакунами

лакуны

занимают

относительными

и

абсолютными. Действительно, исходя из классификации, основанной на отсутствии предмета (явления) в той или иной цивилизации, они не могут быть отнесены к абсолютным лакунам, поскольку данная вещь существует в жизни обоих народов, хотя и не имеет специального обозначения в одном из языков. С этой точки зрения гиперонимические и гипонимические лакуны близки к относительным этнографическим лакунам, при выделении которых, как известно, исходят из наличия предмета (явления) в обеих цивилизациях, но из разной значимости их в жизни двух народов. С другой стороны, основываясь на выделении уровней языка и речи, мы должны отметить, что данный тип лакун имеет то общее с абсолютными, что и те и другие выделяются на уровне языка. Данные положения В.Л. Муравьевым отражены в таблице 5: Таблица 5 Факты языка Уровень языка

Абсолютные этнографические лакуны Векторные этнографические лакуны

Уровень речи

Относительные этнографические лакуны

Факты цивилизации Вещь не существует

Абсолютные этнографические лакуны

Вещь существует

Векторные этнографические лакуны

При анализе относительных этнографических лакун мы отмечали влияние общественной значимости предмета (явления) в данной цивилизации на факты речи – употребительность слова. Аналогичное влияние может иметь 112

место и на уровне языка в том смысле, что та или иная цивилизация лингвистически оформляет те понятия, которые значительны для нее в настоящее время, либо сыграли определенную роль в истории народа, носителя этой культуры. Рассмотрим это явление на конкретных примерах. Таблица 6 Гипонимические лакуны в русском языке Гиперонимические лакуны в эвенкийском языке Родовое

Родовое наименование русском языке 1

в

наименование

Видовые наименования

в

в

эвенкийском

в русском языке

языке 2

Место

языке 4

3 Ø Ø

эвенкийском

(место

зимнего

выпаса Тугэден

оленей) Ø ( место в тайге, где летом охотятся на дикого зверя) Ø(место в лесу, заставленное ловушками) Ø (место находки)

Гунңи

Лаң Бакадяк

Ø (ровное место на горном Яңура хребте) Ø (место, где садятся гуси)

Нюңнякиңда

Ø (место, где водятся соболя)

Некэчи

Ø (место линьки птиц)

Горкит

Ø (место, где развьючивают Иннгэвун оленей)

113

Ø (место, где гнездятся белки)

Чапаксан

Ø (место, покрытое низким Хэрэлгэн кустарником) Ø (место, где группами растут Уругли кустарники) Тэгэтчек, Ø (место, где сидел)

тэгэткит

Ø (место, где стоял)

Илитчак

Ø (место, где видел)

Ичэнэ

Ø (место, где ловил рыбу)

Олломодек

Ø (место кочевки)

Нулгидек Бэюмикит,

Ø (место промысла, охоты)

бултакит

Ø (место игры)

Эвикит

Ø

(место

кратковременной Болодёк осенней стоянки) Ø (болотистая местность)

Мухэлэ

Ø (ровное место, покрытое Дыхатали еловым лесом)

114

Таблица 7 Родовое Родовое наименования наименование в в эвенкийском русском языке языке 1

2

Видовые наименования в эвенкийском в русском языке языке 4

3 Ø (период созревания ягод)

Ирин

Иркин

Ø (период обдирания кожицы с рогов оленя)

Корбэлэхэр

Ø (период спаривания оленей)

Дукун

Ø (голодный период в году)

Канякит

Ø (период кузнечиков)

Период

Хунмилэсэни

Ø Ø

(период мошки) Ø (период последнего наста) Ø (период наста)

Овиласани Халгалашани

первого

Ø (период комаров)

осеннего Ңанмаласани Иргаласани

Ø (период оводов)

115

Ириткэн

Ø (период поспевания чего-либо)

Умудян

Ø (период сбора на весенний праздник)

Таблица 8 Гипонимические лакуны в эвенкийском языке Гиперонимические лакуны в русском языке

трава чука

стебель цветок рыжий игдяма

коричневый

гром агды

бурый

молния

Таблица 9 Гипонимические лакуны в русском языке Родовое

Родовое

наименование

наименование

в русском

в эвенкийском

языке

языке

1

2

Видовые наименования в эвенкийском

в русском языке

языке 3

4

Ø (лес из крупных деревьев)

Мохакун

Ø (лес из мелких лиственниц)

Лэссэг

Ø (горелый лес)

Ивгумна

116

Лес

Мосаг

Ø (лес из молодых лиственниц)

Няхамнакиг

Ø (густой еловый лес в излучинах реки)

Тэнкэ

Ø (мелкий мокрый снег)

Снег

Иманна

Бучун

Ø (нетающий снег в горах)

Имандар

Ø (редкий пушистый снег)

Лэкэр

Ø (первый снег)

Ливгэ

Ø (мокрый снег с ветром)

Нэңтэ

Ø

(глубокий

снег,

при

котором

прекращается охота) Ø (снег на ветках)

Данные

истории

материальной

Ламус Уңкакта

культуры

и

языка

тунгусо-

маньчжурских народностей свидетельствуют о том, что домашние животные – собака, олень, лошадь, крупный рогатый скот, овца, свинья издавна занимали значительное место в их хозяйстве, быту и культуре. Сведениями о времени появления тех или иных домашних животных у древних

тунгусо-маньчжурских

народностей

мы

не

располагаем.

Характерно, что указанные названия домашних животных известны всем или

большинству

современных

тунгусо-маньчжурских

языков.

Это

свидетельствует, по-видимому, о том, что эти названия восходят к очень ранней эпохе – эпохе общего тунгусо-маньчжурского языка [Новикова, 1971: 176]. Согласно данным этнографии, прирученные животные у тунгусоманьчжурских народностей играли культовую роль и использовались при жертвоприношениях. Об этом свидетельствуют находки костей при археологических

раскопках

могильников,

а

также

этнографические

материалы о народных обрядах и поверьях, связанных с культом различных домашних животных. Жертвенными домашними животными у тунгусоманьчжурских народностей были домашний олень (у эвенков, эвенов, 117

верховских негидальцев), лошадь (у эвенков-коневодов), собака (у эвенков, низовских негидальцев), свинья (у нанайцев, удэ). У тунгусо-маньчжурских народов собака является помощником охотника при добыче мясных зверей (лося, дикого оленя, изюбра, кабарги, косули, дикого барана, кабана и др.). При охоте на пушных зверей собакой пользовались не везде. Эвенки и эвены, например, умели промышлять в древности без собак, отыскивая белку и других пушных зверей по следам. Некоторые группы эвенков держали собак главным образом для охраны от возможного нападения медведя, волка и выслеживания раненого зверя. Собак специально обучали охоте на определенного зверя. В зависимости от охотничьих данных собаки по-разному именовались: эвенк. бэйумэн (< бэйун «копытный зверь», «олень», «лось» + аффикс –мэн-, обозначающий склонность к предмету, который выражен в основе) «собака, хорошо охотящаяся на оленя, лося», эвенк. торокиман «собака, хорошо охотящаяся на кабана». Таблица 10 Гипонимические лакуны в русском языке

Родовое

Видовые наименования

Родовое

наименование в наименование русском языке

в

в в русском языке

эвенкийском языке

эвенкийском языке

1

Собака

2

Ŋинакин

3

4

Ø (собака, хорошо охотящаяся на Улумэн белку) Ø (собака, хорошо охотящаяся на Сулакиман лису)

118

Ø (собака, хорошо охотящаяся на Мотыман лося) Ø (собака, хорошо охотящаяся на Бэюмэн крупного зверя) Гогонмон

Ø (собака-пустобрех) Ø

(собака-пастух,

сгоняющая

оленей) Ø(собака с желтым пятном над глазом) Ø (кусающаяся собака)

Эвенкийская

собака

(сибирская

лайка),

Оромочин

Эсаптулан

Иктэвун

являющаяся,

вероятно,

наиболее древней аборигенной породой для всех районов Сибири, обладает большими способностями к охоте и очень вынослива. Круглый год она живет под открытым небом. Кормят ее эвенки в тайге только зимой, во время промысла, а летом она сама добывает себе пищу, ловя в лесу различную живность. У оседлых народов Нижнего Амура (нанайцев, ульчей, орочей, эвенков, удэ) собака является и транспортным животным. Отсутствие родового или видового слова вовсе не означает, что русский или эвенк не имеют представления о том или ином явлении. Это лишь свидетельствует о том, что для общения в языке того или иного народа соответствующее понятие нерелевантно в силу различных причин. В связи с этим Л.С. Бархударов отмечает: «Дело не в том, что тот или иной язык не в состоянии что-либо выразить (в принципе любой язык может выразить что угодно), а в том, что один язык не может не выразить то, что другой может оставить невыраженным» [Бархударов,1969: 79].

119

Все проанализированные примеры позволяют выделить следующие критерии выявления гиперонимических и гипонимических лакун: прямым

лингвистическим

свидетельством

существования

гиперонимических и гипонимических лакун является отсутствие слова с широкой родовой семантикой в одном из языков и наличие нескольких видов наименований, соответствующих понятийно более широкому родовому слову другого языка; прямым

этнографическим

свидетельством

существования

гиперонимических и гипонимических лакун является наличие предметов (явлений) в жизни обоих народов, но их различная общественная значимость в двух цивилизациях – в одной из них вещь не играла или не играет значительной

роли,

что

и

делает

возможным

создание

родового

недифференцированного понятия, напротив, в другом языке имеют значения оттенки, детали данного общего понятия, что и создает возможность образования нескольких видовых понятий. 2.4.4. Мотивированные и немотивированные лакуны Эти две группы лакун выделяются с точки зрения причины их возникновения и отмечаются целым рядом исследователей. Наиболее полно и подробно

они

охарактеризованы

И.А.

Стерниным

и

Г.В.

Быковой.

Мотивированные пустые клетки в языке возникают при отсутствии у данного народа соответствующего предмета, реалии, в то время как у другого народа такой

предмет

есть.

Как

правило,

подобные

лакуны

являются

этнографическими. Так, в русском языке нет эквивалентов эвенкийским словам:

120

Русско-эвенкийские мотивированные лакуны палка из сырого дерева длиной с метр, диаметром 15-20 см, которую привязывают на шею оленя (чтобы он не уходил далеко от жилища) – чэнгэй; горизонтальная жердь в чуме – икоптун; место в чуме за очагом – малу; покрышка для чума из бересты – тыкса; подстилка для люльки из мягкой гнилушки дерева – кучу; вертикальная жердь в чуме – чимка; костяная дуга для подвязывания оленя при кочевье – гилбонке временная юрта для роженицы - хуңкинат. Эвенкийско-русские мотивированные лакуны городва мурэли биси бикит – пригород; мувэ эенмукит – водокачка; хэгды хокто – магистраль; кокошник – кокошник; гусли – гусли. Если лакуны не могут быть объяснены отсутствием предмета, реалии (соответствующий предмет или реалия есть, но народ их как бы не замечает, не посчитал нужным номинировать), то такие лакуны в лингвистике называют немотивированными. И.А. Стернин, Г.В. Быкова объясняют существование немотивированных лакун историческими, культурными традициями, социальными причинами. Русско-эвенкийские немотивированные лакуны желтая соленая вода на льду, вытекающая из соленых источников – итмата; ровное место на горном хребте – янгура; голодный период в году – дукун; 121

скрип от движения лыж по насту – тугумер; каменистая осыпь у подножия скалы – хексамна; пустое пространство, образовавшееся под корнями упавшего дерева – угирив; просвет неба, видимый в облачный день – ңэмтэкэ; темная осенняя ночь – сиңкэв; гниль в корне дерева – чевакса; выносы камней в устье горной реки, на которых летом задерживается нерастаявший лед – амнунна; группа наклоненных к воде деревьев – онгохохиг; перекрученный ствол дерева – учики. Эвенкийско-русские немотивированные лакуны мурэли биси бикит – окрестность; агива этэечимни – лесничий; дегинңэктэлвэ тавумни – грибник; хуювувчэ му - кипяток; дылача буруксэнин – закат; энэсие ачин - вялость; эрувэ горово дёнчадяри – злопамятный; асакия ачин - бескрылый. Итак, немотивированные лакуны отражают отсутствие в языке слова при наличии

соответствующего предмета, процесса, реалии, мыслительный

образ (концепт) которых в сознании этноса есть, хотя в системе языка отсутствует. Таким образом, национальная специфика мышления обусловлена не национальным языком, а национальной действительностью. Отсутствие лексической

единицы

не

означает

отсутствия

в

сознании

народа

соответствующего концепта, за исключением случаев мотивированных лакун, отражающих отсутствие у народа конкретных предметов или явлений. 122

Если

какой-либо

концепт

не

назван,

это

свидетельствует

о

его

коммуникативной нерелевантности для носителей данного языка. 2.4.5.Эмотивные (коннотативные, ассоциативные) лакуны Интерес современной лингвистики к роли человеческого фактора в языке, необходимость углубленного исследования способов отражения эмоционального аспекта межъязыковой коммуникации в переводе, языковая картина эмоционального мира человека позволяют выделить эмотивную характеристику особых единиц, отражающих национально-культурную специфику языка [Томашева, 1995: с. 56]. Общеизвестно, что культура обязательно находит свое отражение в языке. А поскольку эмоции являются составной частью культуры любого народа, каждая из которых состоит из национальных и интернациональных элементов

[Верещагин,

Костомаров,

1990:

18-19],

можно

априори

утверждать, что именно в вербализации эмоций следует ожидать скопление семем без лексем, т.е. лакун [Быкова, 1999: 10]. Это подтверждается рядом исследователей. “Многие аспекты человеческой жизнедеятельности просто не передаются словами: язык беднее действительности, его семантическое пространство неполностью покрывает весь мир, - пишет В.И.Шаховский. - Каждый из нас не раз испытывал “муки слова” при выражении своих эмоций: степень аппроксимации языка и сиюминутно переживаемых эмоций далека от желаемого всегда” [Шаховский, 1995: 7]. Множество слов в любом языке окружено эмоциональными ассоциациями. Е.М.Верещагин и В.Г.Костомаров называют их коннотативными [Верещагин, Костомаров, 1990: 19] . В случае их несовпадения можно говорить о наличии в тексте перевода эмотивной ассоциативной лакуны. И.А.Стернин называет ее коннотативной [Стернин, Флекенштейн, 1989: 47], В.Л.Муравьев - ассоциативной, лексико-семантической [Муравьев, 1975: 742], И.В. Томашева - эмотивной [Томашева, 1995, 57]. 123

Случаи несовпадения стереотипов или их отсутствие в одной из культур сигнализируют о наличии эмотивно-ассоциативных лакун, которыми изобилует и эвенкийский язык. Обнаруживаются же они

только при

сравнении с каким-либо другим языком, например, русским. Особенно ярко эмотивно-ассоциативная специфика прослеживается в зоолексике этих языков. Скажем, лягушка для русскоязычного коммуниканта – образ мудрой царевны, у эвенков лягушка (бадялаки) – самая почитаемая из земноводных, хранительница земли.

Медведь в сознании русского – царь тайги, для

эвенков он еще и брат. В древней этнокультуре амурских аборигенов это самый почитаемый и потому всячески оберегаемый зверь. С образом синицы (лигири) эвенки отождествляют зарождение человека. По их мнению, она является единственным существом, которое способно оградить ребенка от всевозможных болезней и злодеяний, враждебных духов. В сознании носителей русского языка такая ассоциация отсутствует. Во всех указанных случаях можно говорить о наличии эмотивно-ассоциативных лакун в сравниваемых языках. В русских сказках и былинах ворон ассоциируется с образом смерти, видимо, потому, что питается падалью. Ворона же заставляет

русского

думать о ротозействе (ворон считать). Эта зоолексема часто присутствует в русских народных приметах (ворон каркает – к несчастью, ворона на подворье прилетела – не к добру и т.д.). В языке и культуре эвенков этой птице (оли) отведена иная роль. Наиболее широко распространенной традицией в охоте на медведя было уподобление себя ворону. Эта почитаемая птица в понятии эвенка является одной из помощниц Творца. Последний, хотя и наказал ее, но, уйдя на небо, не отстранил от себя, а поручил ворону наблюдать за жизнью людей на земле. Эвенки считали, что горные вороны – это превращенные в птиц люди. Сокол

(эвенк.

положительные

гекчан)

ассоциации.

в

сознании

Это 124

слово

русских

вызывает

стало

стержневым

самые для

многочисленных фразеологизмов. Фамилии Сокол, Соколов, Сокольский, Соколевский очень распространены, а выражение “сокол ясный” являлось самым излюбленным обращением русской девушки к любимому. У эвенков эта зоолексема не вызывает абсолютно никаких ассоциаций, не образует производных слов или фразеологизмов, т.е. является эмотивной лакуной в эвенкийском языке. Орел (эвенк. киран) как у русских, так и эвенков вызывает положительные, но разные ассоциации. Так, если у русских человека называют орлом, значит, он смел, силен и горд. У эвенков эту птицу было запрещено убивать и есть, потому что по национальным понятиям орел был одним из главных духов-помощников. Его изображения из дерева ставили на мольбище, мелкие металлические фигурки или лапы привязывали к костюму шамана. Во всех камланиях орел являлся вожаком и защитником стаи птиц, несущих душу шамана, А вот дятел (эвенк. кирэктэ) в шаманских обрядах выступает исцелителем людей и животных. Русский фразеологизм “долбит как дятел” – много раз повторяет одно и то же – свидетельствует скорее о нейтральном, чем неодобрительном отношении к этой птице. Лебедь (эвенк. гаг) - образ самой красивой птицы русского фольклора: царевна-лебедь, лебединая поступь, лебединая шея, лебедушка – ласковое, любовное обращение к девушке, женщине. Эта лексема в сознании русского всегда вызывала светлые, приятные, нежные чувства и ощущения. У эвенков лебеди, как и орлы, связаны с представлением духов - хранителей и являются неотъемлемой частью шаманских обрядов. Считалось, что именно лебеди несут душу шамана в нужном для него направлении. Кукушка (эвенк. кукты) в шаманской мифологии играла роль “связного” между шаманской стаей птиц и душой шамана. Кроме этого, кукушка считалась вестницей наступления Нового года: у эвенков Приамурья Новый год начинался с первого кукования этой почитаемой птицы. У русских в сравнении с эвенками подобные ассоциации выражены 125

эмотивной

лакуной,

однако

в

сознании

русскоязычных

носителей

присутствуют иные представления, связанные с лесной перелетной птицей, обычно не вьющей своего гнезда и потому откладывающей яйца в чужие гнезда. Женщин, не воспитывающих

своих детей, русские называют

кукушками. Образ гагары

(эвенк. укэң) у русских не связан с какими-либо

эмотивными ассоциациями и, следовательно, представлен эмотивной лакуной. Многие же верхнеамурские эвенки считали гагару творцом земли. Варианты ее образа неоднократно встречаются в национальном фольклоре. Таким образом, взгляд на тот или иной язык лакунарности

наглядно

демонстрирует

национальную

сквозь призму специфику

и

уникальную самобытность сравниваемых языков и культур. Исследователи, занимающиеся выявлением и описанием лакун, рассматривают эмотивные лакуны как национально-специфические элементы культуры, отразившиеся в языке ее носителей, которые либо не замечаются (не понимаются), либо понимаются неполно представителями разных культур при контакте. Данный тип

лакун

является

многочисленной

(и

пока

мало

изученной

и

систематизированной) группой виртуальных единиц вследствие многообразия экспрессивных, эмоциональных и модально-оценочных ассоциаций, наслаивающихся на понятийное содержание того или иного слова.

2.4.6. Табуированные лакуны К числу этнографических мы относим также лакуны, обусловленные существованием запретов (табу), – табуированные лакуны. Табу в лингвистике изучали Ю.С. Степанов, А.А. Ким, Г.И. Варламова, Д.К. Зеленин, О.В. Ладисова и др. Термин табу (от полинезийского tapu - всецело выделенный, особо отмеченный) имеет значения: 1) запрет, налагаемый на какое-нибудь 126

действие, слово, предмет, употребление или упоминание которых в представлениях некоторых народов неминуемо карается сверхъестественной силой; 2) перен. вообще запрет, запрещение. Наложить табу на что-нибудь [Толковый словарь русского языка, 1995: 775]. Эвфемизмы (греч. euphemismos, от eu - хорошо и phemi - говорю) эмоционально нейтральные слова или выражения, употребляемые вместо синонимичных им слов и выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными [Лингв. энцик. сл., 1990: 590]. Д.К. Зеленин, специально исследовавший языковые табу у народов Восточной Европы и Северной Азии, разделил их на следующие две большие группы: запреты на охоте и иных промыслах [Зеленин, 1929: 151] и запреты в домашней жизни [Зеленин, 1930: 1-166]. Ю.С. Степанов выделяет промысловое табу (например, запрет на название животных: олень – рогатый, лось – сохатый, змея – худая, заяц – ушкан, косой, куень, куян) и бытовое, домашнее табу (например, не к ночи будь помянуто – говорим мы после упоминания в сумерки о чем-нибудь неприятном, паче чаяния – как бы желая предотвратить незваное событие; преставился, отдал богу душу вместо умер и т.д.) [Степанов, 1975: 169-170]. Главное различие двух типов лакун, считает Ю.С. Степанов, в семантике. В первом – желание не спугнуть зверя, не повредить снасть, одним словом, не испортить доброго дела, во втором – желание избежать злого глаза, недоброго духа, скверного события, вообще – предотвратить злое дело, их доминирующее настроение – страх перед неизвестным. В духовной культуре тунгусов особое место принадлежит табу и эвфемизмам. Они являются результатом опыта традиционной жизни народа, основанного на своеобразном мировидении. У эвенков, как и у других малочисленных народностей Севера (у негидальцев, селькупов, кетов, нганасанов и др.), существовала своеобразная система различных оберегов, запретов (од’охал). Обереги облекались в словесные формулировки, сохраняясь и передаваясь из поколения в поколение. По форме они почти не 127

отличаются от поговорок и пословиц: лаконичны, структурно сжаты, могут облекаться в простое и сложное предложения. Большинство оберегов-запретов являлись своего рода руководством к действиям охотника: они определяли правила разделки туши, совершения обрядов при добывании зверя и т.д. Од’охал касались и норм поведения в быту, отражали различные семейные условности и в конечном счете нравственные нормы. Можно привести такие примеры: Буруйэ ачин бэйэвэ даргадас - синду ани бидэн “Обругаешь невиновного человека - будешь наказан”; Булумдача хуŋатпа экэл инерэ, таргачин-да одяŋас “Не смейся над грешницей, сама можешь стать такой”; Сагди бэйэвэ экэл укат нэкэрэ - одо “Не поступай плохо со старым человеком” [Г.И. Варламова, 1986: 56]. В описаниях шаманизма у народов Сибири нередко встречается упоминание так называемого “шаманского языка”. В повседневной жизни шаманы пользовались обычным языком, как и все соплеменники, однако во время ритуалов они переходили на особый язык, непонятный для окружающих, то есть “шаманы были способны к переключению кода” [Кузнецова, 1996: 262]. Исследователь селькупской культовой лексики А.А. Ким считает, что в данном случае мы имеем дело с разновидностью социальной лексики, с одним из арго – тайным языком. Формирование такого языка вызвано, с одной стороны, стремлением шаманов выделить себя в особую элиту – посредником между людьми и духами, которые должны отличаться от простых эвенков не только своими способностями, но и внешними признаками – одеждой, атрибутами, языком; с другой стороны, культовая сфера еще с дошаманских времен была пронизана языковым табу, суть которого состоит в том, что определенные вещи вообще не называются, или же на месте настоящего имени используются особые слова и выражения – эвфемизмы. Если в результате многократного употребления эвфемизмы закрепляются в сознании какого-либо сообщества людей и развиваются в систему, то можно говорить о специальном языке, который не является 128

языком в собственном смысле этого слова, так как не обладает независимой звуковой системой и грамматической структурой, напротив он возникает лишь внутри какого-либо языка и подвержен всем его закономерностям. Наиболее существенное различие состоит в лексике, хотя и здесь используются часто элементы общеупотребительного языка. Задача создания слов, непонятных для всех, кроме определенной группы лиц, достигается в области “тайной лексики” различными средствами. Ими могут быть следующие: 1) искажение звучания слов; 2) использование общедоступных слов в другом (условном) значении; 3) словообразование; 4) заимствование целых слов или элементов из других языков [Ким, 1997: 72; Левковская, 1956: 111-112]. Например, в шаманских песнопениях понятия, предметы, лица никогда не назывались своими именами. Поэтому табу на употребление отдельных обыденных слов способствовали образованию словосочетаний с переносным значением, которые закреплялись за определенными понятиями. Некоторые из них вышли позже за рамки шаманского стиля и стали употребляться в разговорной речи, превращаясь во фразеологизмы. Например, табу на употребление в шаманских песнопениях слова “дети” (по отношению к своим кровным детям) породило слова-заменители: 1) мевакарби - хакикарби “частички моей живой плоти” (досл.: сердца и печени мои); 2) отуŋив чатукарби “сыновья” (букв: угольки моего костра); 3) эникэн киптикарин “дочери” (досл.: ножнички своей матери). Эти словосочетания и сейчас употребительны в разговорной речи, за ними закрепились

определенные

понятия, они обрели устойчивость [Г.И. Варламова, 1986: 27]. Видное место в системе традиционных верований эвенков занимали верования и обряды, связанные с промысловой деятельностью, цель которых – обеспечить успех в охоте и рыболовстве. И это понятно, т.к. промысловая деятельность, с одной стороны, была для эвенков основным источником существования.

С

другой

стороны,

ее

особенности

дают

богатые

возможности для развития религиозных представлений, ибо успех в ней в 129

большей степени, чем в любой другой отрасли хозяйства, казался человеку не зависящим от его воли. Промысловые верования выражались в многочисленных правилах, ритуалах, связанных с поеданием мяса, в сезонных праздниках, связанных с охотой и рыбной ловлей, в особых вербальных и предметно-знаковых запретах. Многие из них у эвенков, как и у других народов, обнаруживают чисто практические, материальные корни. В их основе лежат наблюдения над жизнью животных, природой, своеобразная промысловая этика и т.д. Многие промысловые верования связаны с уподоблением животных человеку в силу их “родства”. Отсюда признание за животными понимание человеческого языка, сходного образа жизни и восприятия окружающего мира. Другие обрядовые действия связаны с представлением о возрождении добытых промысловых животных, в основе которого лежало стремление человека обеспечить себя и впредь пищей [Мазин, 1984: 35]. Это древнее представление сохранилось в отношении к крупным животным, мясо которых шло в пищу (лось, олень, медведь), а также к наиболее ценным пушным зверям. Антропоморфные статуэтки медведя-человека, найденные археологами на территории расселения эвенков, относятся к неолиту и подтверждают древность существования культа медведя. Этой теме посвящено немало работ, в частности, Н.Л. Гондатти, Б.О. Пилсудского, Л.Я. Штернберга, И.А. Лопатина, В.Н. Чернецова, Л.П. Потапова, Н.П. Дыренсковой, Г.М. Василевич, Б.А. Васильева, А.А. Ким, А.М. Золотарева, В.И. Цинциус, В.А. Аврорина и Е.П. Лебедевой, Ч.М. Таксами, Е.А. Алексеенко, А.В. Смоляк и многих других исследователей. Наблюдая сходство в строении конечностей медведя и человека, древние эвенки считали, что медведь раньше был человеком. Отголосок тотемных представлений сохранился в предании о том, что медведь в процессе создания человека был помощником творца доброго духа. Среди большого количества названий медведя в эвенкийских говорах некоторые 130

представляют интерес с точки зрения отношения к медведю, в зависимости от пола, как старшему: “ама” - отец, “эне” - мать, “энекэ” - бабушка, “амака” - дедушка. Известный запрет на собственное название медведя повторяется почти в точности и в русских диалектах, в языке охотников (медведь – хозяин, старик, он, сам, дедушко). Вот, например, с каким заклинанием человек-эвенк обращается к медведю при нечаянной встрече с ним в тайге: Господин дедушка, Твою широкую дорогу я не топтал, По твоему длинному пути не бродил ни я, ни мои предки, Смягчи свой гнев! ............................. О, если бы ты в глубь леса, Как сквозь щель между досками отодвинулся, На ширину подошвы бы отодвинулся! Как прекрасно было бы, Если бы ты смягчился, подобно печени налима, Подобно нежному меху соболя. [Эвенкийские героические сказания, 1990: 57] Номинация медведя и человека (эвенка) одними и теми же именамитерминами родства - возникла не случайно. У эвенков издавна существовало представление о генетической связи человека с медведем, что лучше всего в настоящее время прослеживается при анализе фольклорных материалов. По одной легенде, бытовавшей у аянских эвенков, девушка случайно упала в нору медведя и провела там зиму. Весной она вернулась к родителям беременной. Родила медвежонка, которого начали воспитывать ее родители. Поэтому медведи и понимают эвенкийскую речь. Затем она вышла замуж и родила мальчика. Оба брата подросли и помогали в хозяйстве. Когда братья выросли, они захотели померяться силами. Медведь, как старший, напал 131

первым и содрал кожу у брата. Тогда тот сказал: “У меня нет когтей, пусть камень будет мне вместо когтей”. Взял острый камень и ударил им в сердце медведя. Тот упал замертво. Умирая, завещал, как надо охотиться и хоронить медведей. Этот миф является отголоском обряда “борьбы” мальчика с медведем, победителем в которой всегда был мальчик “младший брат медведя” [Мазин, 1984: 48]. У эвенков по этому поводу существует пословица: “Эхэ-бэйŋэ хэриндин хэрэви имури мата оча” - “Медведя-зверя салом подошвы свои смазывающим богатырем стал”, то есть достиг той поры, когда стал самостоятельно убивать медведей и смазывать подошвы унтов, чтобы быстро не снашивались. Связь девушки с медведем отражена во многих мифах и сказках. Она настолько закрепилась в памяти, что эвенки верили, будто медведь не трогает девочек. Возможно, результатом этого был и запрет есть мясо с головы медведя для девушек и женщин. Предполагается, что если женщина ест мясо медведя, то она как бы ест своего мужа или сына. Наиболее распространенной традицией в охоте на медведя и в медвежьих ритуалах было уподобление себя ворону - “оли”. Ворон, согласно мифу илимпийских эвенков, был помощником творца, но за плохие поступки был наказан и оставлен на земле, чтобы присматривать за людьми. Эвенки, кочевавшие по отрогам больших хребтов, считали, что горные вороны - это превращенные в птиц люди. Основанием этих представлений были наблюдения за воронами, живущими парами и способными воспроизводить голос человека. Сказывалось соседство с народами, у которых культовым героем был ворон. В пользу такого предположения свидетельствует обычай уподобляться ворону - иноплеменнику в медвежьем обряде [Каплин, 2000:192]. В охоте на медведя, находившегося в берлоге, прежде могли принимать участие только сородичи и свойственники охотников. К.М. Рычков по этому случаю записал поговорку: “Для медведя восемь чужеродцев легче, чем два брата”, т.е. в охоте на медведя участвовали только родственники. Во время 132

охоты они могли говорить только иносказательно. Во всех действиях от похода к берлоге до трапезы обязательными были крики, подражающие ворону: “Ки-и-к! Ку-у-к! Кикак!”. В отдельных случаях махали руками, как вороны крыльями, и мазали лицо сажей. Убивал обязательно старший из охотников, но свежевал свойственник - “нимак, хуюврэн”. Тушу переносили на нартах-санях, лодке или на жерди, по приходу в стойбище средство доставки сразу же ломали. Обряд медвежьей трапезы совершался всеми соплеменниками и имел незначительные варианты. Устраивали его на площадке у большого кедра. Для варки мяса разводили большие костры. В первый день до полуночи варили шейную часть туши. В это время молодежь устраивала игры и пляски. В полночь криком ворона давали знать, что кушанье готово. Все молча подходили, усаживались вокруг костра и угощались, затем так же молча расходились по чумам. Во второй день взрослая часть населения продолжала варить оставшиеся части мяса, а молодежь весь день играла и плясала, ожидая сигнала. В полночь раздавался крик ворона. Все участники отвечали такими же криками и мазали лицо сажей. С этого момента они называли друг друга “оли”. На третий день мясо продолжали варить. У эвенков Подкаменной Тунгуски после трапезы проводился обряд борьбы мальчика с “медведем”. Мальчик долго “боролся”, затем бросал медведя на землю, что символизировало победу человека над зверем. Вечером отделенную медвежью голову укладывали на бересту, шерсть расчесывали берестяным гребнем, в уши вдевали серьги из хвои кедра, голову украшали лентами. Затем все заворачивали в бересту и относили хоронить на запад. Шкуру медведя получал “нимак”, за что он дарил охотнику оленя. Шкуру с головы медведя чаше отдавали семье, в составе которой имелся шаман. Ее окуривали и хранили вместе со святынями [Каплин, 2000: 193]. Как видим, медведя считали обладателем многих особых качеств. Ими наделяли и разные части его тела. Лапу после разделки туши вешали на дверную жердь чума. У всех шаманов правая передняя лапа медведя служила 133

колотушкой для бубна. С ее помощью они гадали, подбрасывая ее в сторону интересующегося со словами “Дедушка, скажи!” Если лапа падала на землю подошвой, это считалось хорошим знаком, также гадали на лопаточной кости, держа ее над огнем и читая предсказания по трещинам [Мазин, 1984: 49]. В национальных текстах наблюдается действие четырех табу: 1) в вербальной форме (эвфемизмы, вызванные языковым табу (табуированные лакуны); 2)в форме духовной культуры, включающей: а) поведенческие запреты; б) специальные охотничьи обряды, в том числе и элементы так называемого “медвежьего праздника”; 3)в форме материальной культуры, содержащей: а) следы особых жертвоприношений; б) захоронения останков животных; в) предметы культового значения. Многие из выявленных лакун обладают набором, “пучком” различных признаков. Это можно проследить на динамике наименований медведя в разных говорах. Таблица 11 Табуированные лакуны Родовое наиме-

Родовое

нование в рус-

наименование

ском языке

в

Видовые наименования в русском языке

в эвенкийском языке

эвенкийском языке 1 Медведь

2

3

4

Хомоты

Косолапый

Бакэйэ (А) (букв. “косолапый”)

134

Коңнопты (А) (букв. “темный, черный”)

Ø Ø

Ңэлэнэ (Чмк) (букв. “страшный”)

Ø

Нугун

(Учр)

(букв. “голодный, озверелый)” Ø

Ама (букв. “отец”)

Ø

Эне ( букв. “мать”)

Дедушко

Амака (букв. “дедушка»)

Ø

Энекэ (букв. “бабушка”)

Ø

Хозяин

Ø

Он

Ø

Сам

Ø

Старик

Таблица 12 Гипонимические лакуны в русском языке Родовое наименование эвенкийском языке 1

в

Видовые наименования

Родовое наименования в русском языке

в эвенкийском языке

в русском языке

3

4

2

Тэгэмэ (Члм)

Ø

(медведь,

сделавший

неглубокую берлогу) Оротың (П-Т)

Ø (медведь, повадившийся таскать оленей)

Хутэкэн (П-Т) Нуйэкэчэн

Ø (медведь до года)

(Тмт, Учр, Пестун (медведь от одного

П-Т)

года до двух лет)

Гилтар (Тмт)

135

(Урм),

гилтэр Ø (медведь двух-трех лет)

Дягин (Чмк)

Ø (медведь трех-четырех лет)

Модика

(Чмк,

Сх) Медведь-муравьед

(медведь–муравьед) Хомоты

Медведь

Уhага (Чрм, Тмт, Члм), Медведь-шатун Хуг (П-Т) Нэңнекэ (П-Т)

Ø (медведь весной)

Сатымар (П-Т),

Ø

Эхэндэ (З)

размеров)

Баркана (П-Т)

Ø

(медведь

огромных

(медведица

с

прошлогодним медвежонком) Хутэвумни

(Тмт, Члм, Ø

(медведица

с

П-Т)

медвежатами)

Бирин (Тмт, Члм)

Медведица

Ороңат (П-Т)

Медведица трех лет

Нурун (Сх)

Ø (семья медведей)

Нутукан (Тмт)

Ø (период гона у медведей)

ВЫВОДЫ

Таким образом, язык каждого народа формируется в процессе его познавательной деятельности, осмысления окружающей действительности и номинирования ее реалий. Языковая система является поэтому одновременно когнитивным и культурогенным образованием, так как в словарном составе каждого языка отражается опыт народа, его история, материальная и духовная культура как совокупность ценностей, накопленных данной общностью людей, их социально-географические и этнические условия. Особенности национальной специфики лексико-семантического поля «Природа» русского и эвенкийского языков, разная степень их наполнения и структурирования

под

воздействием

лингвистических

и

экстралингвистических факторов позволяют обнаружить лакуны методом контрастивного сопоставления двух языков. Под лакуной в данной работе 136

понимается

семема,

представляющая

в

системе

языка

виртуальную

лексическую единицу, занимающая соответствующее место в лексической системе в статусе нулевой лексемы, то есть семема без лексемы [Быкова, 1998]. Сигналом (опознавательной приметой) лакуны служит описательный оборот на месте отсутствующего однословного наименования в одном из сравниваемых языков. С целью выявления подобных отсутствий нами проанализировано лексико-семантическое поле «Природа», в котором обнаружено 410 лакун в русском языке и 70 лакун в эвенкийском. В ходе лексикографического сопоставления лексики русского и эвенкийского языков выявлены следующие типы лакун: 1) абсолютные; 2) относительные; 3) гиперонимические и гипонимические; 4) мотивированные и немотивированные; 5) табуированные; 6) эмотивные (коннотативные, ассоциативные) лакуны. Анализ лексики сферы природного русского и эвенкийского языков показал: - сопоставление семантических пространств двух языков позволяет увидеть не только общечеловеческое, но и выявить специфическое, национальное, групповое и индивидуальное в построении концептов, их структурации и вербализации/невербализации, т.е. позволяет обнаружить не только слова, но и их «значимое» отсутствие – лакуны; - национальная специфика мышления эвенков обусловлена не национальным языком, а национальной действительностью. Отсутствие лексической единицы (межъязыковая лакуна) не означает отсутствия в сознании народа соответствующего концепта, за исключением случаев мотивированных межъязыковых лакун, отражающих отсутствие у народа конкретных предметов и явлений; 137

- лакуны больше, чем какое-либо другое явление, характеризуют особенности данного языка в сравнении с другим; - многие из выявленных лакун обладают набором, «пучком» различных признаков. В результате отдельная лакуна может характеризоваться, например, как абсолютная, немотивированная, гипонимическая и так далее. ПРИЛОЖЕНИЕ 1 Таблица 1 Административное значение населённого пункта Наименование территории администрации

Административное значение населённого пункта

Зейский район п.Бомнак Селемджинский район с.Ивановское Тындинский район с.Первомайское

центр Бомнакского сельсовета

227

центр Ивановского сельсовета

50

центр Первомайского сельсовета центр Нюкжинского сельсовета центр УстьНюкжинского сельсовета

с. Усть-Уркима с. Усть-Нюкжа

Удалённость населённого пункта от райцентра (км)

10 150 370 Таблица 2

Численность населения малочисленных народов Севера по полу и возрасту на 1 января 2003 года (человек) Районы

Итого

Мужчины

прожива- Возраст

мужчин

ния наро- 0-15

16-59

60 лет и

дов

лет

старше

лет

Севера всего Численность

1272

205 138

369

20

594

населения народов Севера из них: эвенки

1269

205

368

19

592

чукчи

1

-

1

-

1

эвены

1

-

-

-

-

ульчи

1

-

-

1

1 Окончание

Женщины

Итого

Возраст

женщин

0-15

16-54

55 лет и

лет

лет

старше

Численность населения 228

389

61

678

228

388

61

677

чукчи

-

-

-

-

эвены

-

1

-

1

ульчи

-

-

-

-

народов Севера из них: эвенки

Таблица 3

в том числе эвенки

2002г

в том числе эвенки все население

в том числе эвенки все население

в том числе эвенки все население

в том числе эвенки все население

все население

Естественное движение малочисленных народов Севера человек 1992г 1995г 2000г 2001г

Число родившихся

55

22 37

18

29

15

32

16

Число

31

18 39

23

59

20

47

26

умерших

34

19

50

25

3

2

в т.ч. детей в возрасте до 1 года

2

1

-

139

-

-

1

-

Естественная убыль(-)

24

4 -2

-5

-30

-5

-15

-10

-16

-6

Таблица 4 Дошкольные общеобразовательные учреждения на конец года единиц Число дошкольных учреждений 1990г 1995г 2000г 2001г 2002г Районы проживания малочисленных народов 5

5

5

5

5

1

1

1

1

1

1

-

1

1

1

3

4

3

3

3

Первомайский сельсовет

1

2

1

1

1

Нюкжинский сельсовет

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

Севера в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе:

Усть-Нюкжинский сельсовет

Численность детей в них (человек) 1990г 1995г 2000г 2001г 2002г Районы проживания малочисленных народов Севера

279

244

161

151

137

81

72

39

38

38

50

-

41

40

34

148

172

81

73

65

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский

140

в том числе: Первомайский сельсовет

55

96

30

22

18

Нюкжинский сельсовет

47

41

21

22

20

Усть-Нюкжинский

46

35

30

29

сельсовет

27

Таблица 5 Дневные общеобразовательные учреждения на начало учебного года Число школ 1990/

1995/ 2000/

2001/

2002/

1991

1996 2001

2002

2003

Районы проживания малочисленных народов Севера

5

5

5

5

5

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

3

3

3

3

3

Первомайский сельсовет

1

1

1

1

1

Нюкжинский сельсовет

1

1

1

1

1

Усть-Нюкжинский

1

1

1

1

1

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе:

сельсовет Численность учителей 1990/

1995/

2000/

2001/

2002/

1991

1996

2001

2002

2003

90

84

86

89

82

Районы проживания малочисленных народов Севера в том числе: 141

Зейский (Бомнакский сельсовет)

20

16

14

18

15

15

19

17

17

17

55

49

55

54

50

Первомайский сельсовет

27

21

32

31

27

Нюкжинский сельсовет

6

3

3

3

2

22

25

20

20

Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе:

Усть-Нюкжинский сельсовет

21 Численность учащихся (человек) 1990/

1995/

2000/

2001/

2002/

1991

1996

2001

2002

2003

689

573

565

534

505

116

129

110

106

100

111

96

113

111

103

462

348

342

317

302

Первомайский сельсовет

242

172

192

164

165

Нюкжинский сельсовет

39

29

24

22

17

181

147

126

131

Районы проживания малочисленных народов Севера в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе:

Усть-Нюкжинский сельсовет

120 в т.ч. обучаются - человек в 1-4 и подготовительных классах 1990/

1995/

2000/

2001/

2002/

1991

1996

2001

2002

2003

252

261

197

170

157

Районы проживания малочисленных

142

народов Севера в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет)

42

55

48

38

35

33

47

35

34

34

177

159

114

98

88

Первомайский сельсовет

92

72

51

34

36

Нюкжинский сельсовет

22

29

24

22

17

Усть-Нюкжинский

63

58

39

42

Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе:

сельсовет

35 в 5-9 классах 1990/ 1995/

2000/

2001/

2002/

1991

1996

2001

2002

2003

344

252

304

283

284

61

62

50

49

51

59

38

62

62

58

224

152

192

172

175

Первомайский сельсовет

118

83

119

102

107

Нюкжинский сельсовет

17

-

-

-

-

Усть-Нюкжинский

89

69

73

70

Районы проживания малочисленных народов Севера в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе:

сельсовет

68 в 10-11 классах

Районы проживания

1990/ 1995/

2000/

2001/

2002/

1991

1996

2001

2002

2003

93

60

64

81

64

143

малочисленных народов Севера в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет)

13

12

12

19

14

19

11

16

15

11

61

37

36

47

39

32

17

22

28

22

-

-

-

-

-

29

20

14

19

Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский сельсовет Усть-Нюкжинский сельсовет

17 Таблица 6

Численность учащихся из числа народов Севера, изучающих родной язык в дневных общеобразовательных учреждениях на начало учебного года Число школ, в которых обучаются учащиеся из числа народов Севера 1990/ 2002/

Численност ь учащихся из числа народов Севера, человек

из них изучали родной язык, всего

1990/ 2002/ 1990/ 2002/

1991 2003 1991 2003 1991 2003 Районы проживания малочисленных народов Севера

5

5

292

346

222

287

1

1

68

59

51

42

1

1

-

84

-

54

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский

144

(Ивановский сельсовет) Тындинский

3

3

224

203

171

191

1

1

66

107

53

107

1

1

26

12

19

12

1

1

132

84

99

72

в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский сельсовет Усть-Нюкжинский сельсовет

в том числе в 1-4 и в 5-9 подготовит классах ельных классах

1990/ 2002/ 1991 2003

Удельны й вес учащихс я, изучающ их родной язык, в общей численн ости учащихс я, в %

в 10-11 классах

1990/ 2002/ 1991 2003

1990/ 2002/ 1991 2003

1990/ 200 1991 2/ 200 3

Районы проживания малочисленн ых народов Севера

122

104

100

174

-

9

76

83

21

18

30

24

-

-

75

71

-

31

-

23

-

-

-

64

101

55

70

127

-

9

76

94

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинск. (Ивановский сельсовет) Тындинский

145

в том числе: Первомайский сельсовет

29

23

24

75

-

9

80 100

9

12

10

-

-

-

73 100

63

20

36

52

-

-

75

Нюкжинский сельсовет УстьНюкжинский сельсовет

86 Таблица 7

Изучение родного языка как самостоятельного предмета в дневных общеобразовательных учреждениях на начало учебного года Численность из них изучали родной учащихся из язык как самостоятельный числа предмет народов Всего в том числе: в Севера 1-4 и подготовительных классах 1990/ 2002/ 1990 2002/ 1990/ 2002/ 1991

2003

1991 2003

1991 2003

292

346

222

287

122

104

68

59

51

42

21

18

-

84

-

54

-

31

224

203

171

191

101

55

66

107

53

107

29

23

26

12

19

12

9

12

Районы проживания малочисленных народов Севера в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский

146

сельсовет Усть-Нюкжинский сельсовет

132

84

99

72

63

20

в 5-9

в 10-11

Изучают

классах

классах

родной язык факультатив но или в кружках

1990/ 2002/ 1990/ 2002/ 1990/ 2002/ 1991 2003 1991 2003 1991 2003 Районы проживания малочисленных народов Севера

100

174

-

9

-

24

30

24

-

-

-

24

-

23

-

-

-

-

70

127

-

9

-

-

-

-

-

-

-

-

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе: Первомайский

24

-

сельсовет Нюкжинский

75 10

9 -

сельсовет

-

-

Усть-Нюкжинский сельсовет

36

52

-

-

Таблица 8

147

Поголовье северных оленей на 1 января, голов 1991г

1996г

2001г 2002г

200 3г

2003г в%к 2002г

Все категории хозяйств Районы проживания малочисленных 13008

11643

3211

4045

сельсовет)

2460

1226

758

666 702

105

Тындинский

7337

6372

3561

3822 3887

102

534

670

219

267 285

107

1498

995

560

770 780

101

5305

4707

2782

2785 2822

101

народов Севера

6229

5965 6039

101

1910 1477 1450

98

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский

в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский сельсовет УстьНюкжинский сельсовет

Сельскохозяйственные предприятия Районы проживания малочисленных народов Севера

11154

9910

4803

4139 4040

98

3108

3786

1584 1317 834

63

в том числе: Зейский (Бомнакский

148

сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет)

2390

1198

710

605 601

99,3

Тындинский

5656

4926

2509

2217 2605

118

416

407

67

117 135

115

1055

568

280

4185

3951

2162

в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский сельсовет

220 570 в2,6р

УстьНюкжинский сельсовет

1880 1900

1991 1996 2001 2002 2003 г

г

г

г

г

101 2003 в %к 2002г

Личные подсобные хозяйства (включая фермерские) Районы проживания малочисленных народов Севера

1521 1733 1426 1826 1999

109

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет)

91

259

326

160

-

28

48

61

616 в 3,9р

Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский

101

166

1430 1446 1052 1605 1282

80

в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский

137

263

152

150

632

427

280

550

сельсовет

150

100,0

210

38

922

102

Усть-Нюкжинский сельсовет

661

756 149

620

905

Продолжение в % к поголовью северных оленей в области 1991г

1996г

2001г

2002г

2003г

Все категории хозяйств Районы проживания малочисленных 100

100

100

100

100

25

35

31

25

24

сельсовет)

19

10

12

11

12

Тындинский

56

55

57

64

64

4

6

4

4

народов Севера в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский

в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский

4 11

9

9

13

сельсовет

13

Усть-Нюкжинский сельсовет

41

40

44

47

47

в % к поголовью северных оленей в области 1991г

1996г

2001г

2002г

2003г

Сельскохозяйственные предприятия Районы проживания малочисленных народов Севера

100

100

100

100

100

27

38

33

32

21

22

11

15

15

15

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский

150

(Ивановский сельсовет) Тындинский

51

51

52

53

3

4

1

3

64

в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский

3 8

7

6

5

сельсовет

14

Усть-Нюкжинский сельсовет

40

40

45

45

47

Личные подсобные хозяйства (включая фермерские) Районы проживания малочисленных народов Севера

100

100

100

100

100

6

15

23

9

31

-

2

3

3

5

94

83

74

88

64

9

15

11

8

8

42

25

20

30

10

43

43

43

50

46

в том числе: Зейский (Бомнакский сельсовет) Селемджинский (Ивановский сельсовет) Тындинский в том числе: Первомайский сельсовет Нюкжинский сельсовет Усть-Нюкжинский сельсовет

Приложение 2 Природа и явления природы (Буга)

151

Эвенкийское слово полигусовский и

Русская перифраза

зейский говор

другие говоры сиңилгэн

сиңилгэн

снежная крупа

неңнтэ

ненне

мокрый снег с ветром

бучун

синңлгэн

мелкий мокрый снег

имандар

иманар

нетающий снег в горах

лэкэр

кирага

редкий пушистый снег

ливгэ

либгэ

первый снег

уңкакта

умкак

снег на ветках

ламус

ламус

глубокий снег, при котором прекращается охота с собакой на пушного зверя

силэгимнэ

силэксэ

след после испарения росы

тыемнэ

тыемнэ

след от посоха

улумкувун

улумкувун

незамерзший след

тунэ

тунэ

след ног

сарбадак

удя

след зверя

велома

велома

свежий след

калки

калкэ

свежий след зверя

кикисимна

кикисимна

след от укуса овода

игравур

онёвур

узоры от мороза

хелтанңа

хелтанна

мороз-утренник

хаилмат

хелтан

весенние заморозки

неңдэлэ

нэңдэлэ

морозный день

дюгарман

дюгарма

осадки в виде снега в летнее время

иманму

имандари

снежный год

бутул

иңин инэңи

холодный день с ветром и снегом

туксондо

туксэ

плохая, пасмурная погода

талгура

негдэлэ

ясная, тихая погода

каңку

каңку

вздутый лед

даркин

буктэ

вода, текущая поверх льда

такра

такра

весенняя вода на льду

сивавун

сивавун

лед, образовавшийся на стекле окна 152

хунңэ

хунгэ

снежный занос, морозная пыль в воздухе

хуңна

нёкта

внезапный дождь

хаи

лунэ

весенний дождь с ветром

унян

унен

небольшой, кратковременный дождь

хигин

хигин

дождь с ветром

сиңкэв

сиңкэв

темная, осенняя ночь

нирги

нирги

звук, шум от полета птиц

качулин

качулин

звук шагов

пат

пэктырэн

звук выстрела

угирив

дяпка

пустое пространство, образовавшееся под корнями упавшего дерева

ңегида

негида

пространство у берега

уригдэ

уригдан

тихое течение

дэрбилгэчэ

дэлпэргэча

трещина в дереве

бадавки

бадавки

сухой хворост

хеки

хэки

дерево, разбитое молнией

хилты

хилты

перегнившая сердцевина дерева

хелкисамна

хекисамна

щепка от дерева, разбитого молнией

халакта

халакта

трещина в хвойном дереве, из которого течет смола

токтонэ

самэлки

зарубка на дереве

эрисэмнэ

эрисимнэ

пар от дыхания

ңэмтэкэ

ңэмтэкэ

просвет неба, видимый в облачный день

секаладяран

секаладяран

ложное солнце (атмосферное явление, наблюдаемое в сильный мороз)

хексамна

хексамна

каменистая осыпь у подножия скалы

баргида

баргида

противоположная сторона (о береге)

чагида

чагида

сторона, место, находящееся на некотором расстоянии от данного места

антага

антага

южный склон горы

босого

иңинни, туктывун

северный склон горы

омончанна

омончанна

нанос на реке (песка, валежника и т.д.)

амнунна

амнунда

выносы камней в устье горной реки (на которых летом задерживается 153

нерастаявший лед) хунму

хунму

заноза от коры сухого дерева

урупку

этэдери эдын

меняющийся ветер

яң

яң

голая гора

авлан

авлан

поляна в лесу

кудук

кудук

ручей с соленой водой

мушу

мушу

лужа на лугу

каеңнэ

эру амут

озеро с карасями плохого качества

лукшивка

лукшивка

горное озеро

кочокту

кочокту

извилистая речка

нярудя

нярудя

заболоченное озеро

ниру

ниру

прогалинка в прибрежных зарослях; болотистая полянка в лесу

хиркэ

биракан тыгдэни

ручеек после дождя

дэт

дэт

мшистая поляна на лесной опушке

хугдарпи

аяргу бэюмни

период лучшей охоты

хогдарпи

хогдарпи

период неглубокого снега

иркин

иркин

период обдирания оленями кожицы с рогов

нэлкини

нэлкини

период между зимой и весной

сигэлэсэни

сигэлэсэни

период между осенью и зимой

хирулахани

сирундями боло

ранняя осень; период спаривания лосей

умудян

неңнени суглан

период сбора на весенний праздник

ириткэн

ириткэн

период поспевания чего-либо

иргаласани

иргаласани

период оводов

ңанмаласани

ңанмаксал,

период комаров

мармаксал халгалашани

халгалашани

период первого осеннего снега

улумилэсэ

улумилэсэ

период охоты на белку

тэңкэ

тэнкэ

обрывистый берег

чапэ

чапэ

беличье гнездо

чата

чата

грязь на берегу

сайанг

сайанг

надледная вода вдоль берега

чаланг

чаланг

западный ветер

чимбугэн

овча хокто

проложенная дорога 154

чокчокон

дуен

окольная дорога; изгиб реки

бевалтан

бегалтан

лунный свет, лунная ночь

намңалтан

намңалтан

ясное, безоблачное небо

дурунан

дылача самувран

солнечное затмение

тэпуксэ

тэпуксэ

отбросы моря

бадара

бадара

лесной пожар

бемра

тогок

лежбище зверя

кугэн

ихиктэрн

шум реки у порога

хиңан

хиңан

волнистая равнина

халака

халака

плесень в воде

урэгэсэг

урэл

горная местность

арал

арал

лесной островок в степи

иркинги

иргинги

добыча охотника в августе-сентябре

иркукэ

иркурэ

найденная добыча охотника

тымаргида

тымар, тымани

время к утру

алга

алга

скат, обращенный на юг

сигдылэ

сигдылэ

чопко

чопко

глубокая долина

нэдэлгэ

нэдэлгэ

долина между горами, где течет река

толга

уригдэн

речная песчаная коса

дэт

дэт

тундровое болото

чопки

чопкоки

небольшое болото

яку

яку

заливное болото

мусэ

мусу

временное болото

кута

кута

болото с трясиной

булэ, нярут

лэвэрэ

торфяное болото

чэпкэки

чопкоки

болото в лощине

хукэлки

хукэлки

бугры на санной дороге

итмата

итмата

желтая соленая вода на льду, вытекающая

узкая долина

из соленых источников сирикта

кадага

пещера в скале у воды

убга

умда

нора в снегу

индаг

индаг

гора, в которой много берлог 155

наму

наму

ровная гладкая поверхность у подошвы горы

намуринңа

намуринңа

равнина в горах

бирами

бирами

старая река

юктэлэн

юктэлэн

болотистый берег, имеющий много ключей

дюгду

дюгду

водораздел, покрытый гольцами

сивэлэ

сивэлэ

незамерзающий ключ

дала

тала

соленый источник

тохок

тогок

лежбище жвачных животных

мачта

мачта

шаманское дерево, вершиной доходящее до неба; жердь, выходящая верхним концом через дымовое отверстие чума для камланья

хоктыс

хоктыс

старая тропа

сугун

сугун

вой ветра

эллэнңу

аллэнңу

лес на склоне горы

хай

арба

маленький перекат

сэвгин

саңнян

едкий дым

хутавки

хутавки

искра молнии Географические названия

улумикит

улумикит

место, где охотятся на белку

няңталикит

няңталикит

место сбора орехов

сиргаңкит

сиргаңкит

место, где делают нарты

нэлкикит

нэлкикит

место весеннего стойбища

баякит

баякит

богатая чем-либо местность

мондякит

молакит

место, где большие деревья

нюңнякиңда

нюңнякиңда

место, где садятся гуси

кадакта

кадакта

скалистое место

бурган

бурган

остров между протоками

хэрэлгэн

хэрэлгэн

место, покрытое низким кустарником

чапаксам

улукиткар бивунтын

место, где гнездятся белки

инңэвун

инңэвун

место, где развьючивают оленей

чумкилэптын

хэгды иманначи

места с глубоким снегом в тайге

некэчи

некэчи

место, где водятся соболя 156

уругли

хуругли

место, где группами растут кустарники

сектагли

сектагли

всюду, по всей местности заросли ивы

дыхатали

ахиктагли

ровное место, покрытое еловым лесом

дегдэк

дегдэк

выгоревшее место в лесу

иңагли

иңагли

мелкие камни по всей местности

мухэлэ

мухэлэ

болотистая местность

бакадяк

бакадяк

место находки

бакалдыдяк

бакалдыдяк

место одной единичной встречи

вадяк

бултакит

место боя, место охоты

болодёк

болодёк

место кратковременной осенней стоянки

нэлкидёк

нэлкидёк

место весенней стоянки

ңунги

ңунги

место в тайге, где летом охотятся на дикого оленя

тугэден

тугэден

место зимнего выпаса оленей

дэвсэн

дэвсэн

широкое, ровное место в тайге (такими местами часто бывают торфяные болота)

яңгура

яң

ровное место на горном хребте

солгида

солгида

местность в верхнем течении реки

сивэг

сивэг

заболоченная лужайка, где растет хвощ

хилэкэг

хилэкэг

местность с проталинами

хэмэкэг

хэмэкэг

место около чума, где некогда стояло изображение человека

тэнгкучэн

тэнгкучэн

террасовый берег, покрытый древесной растительностью

илэкэн

илэкэн

непроходимое место

отуми

атуми

место потухшего костра

бугарми

бугарми

старое горелое место

анңак

анңак

знакомое привычное место

этулэк

этулэк

медвежье логово

олломокит

олломокит

место для рыбалки

актырагда

актырагда

обширная лесная чаща

хоңкоктура

хоңкоктура

местность богатая ягелем

дехиг

сектавун

место на островах, где растет тальник

лугсипкэ

лугсипкэ

ровное место между хребтами 157

негури

негури

горка на берегу

укури

укури

пологая возвышенность

чунгурэ

чунгурэ

«окно» в трясине

Растительный мир болгикта

болгикта

кедровый стланик

авданна

авданна

лист дерева

угдаhа

угдаhа

кора дерева

няллиг

няллиг

заросли багульника

марикта

чалбан

марниковая березка

дывэктэ

дывэктэ

черная береза

дывэг

чалбух

березняк на коренном берегу

сэктэ

сэктэ

хвойная ветвь

дэкта

бучикта

опавшие иглы лиственницы

октаг

октагли

заросли тальника

укэчиг

секта

заросли красного тальника

укэчиктэ

секта

красный тальник

диктэмкурэг

диктэмкурэг

заросли голубицы

диктэмкурэ

диктэмкурэ

куст голубицы

нунникиг

нунникиг

лес с засохшими тонкими лиственницами

нунникан

нунникан

сухая тонкая лиственница

няхамнакиг

няхамнакиг

лес из молодых лиственниц

оңохохиг

оңохохиг

группа наклоненных к воде деревьев

оңохон

оңохон

наклонно растущее дерево

мосаг

мосаг

группа деревьев

лэссэг

лэссэг

лес из мелких лиственниц

хулакаг

хулакак

гарь с молодой порослью осины

хулакаг

хулак

осиновый лес

ирэктэг

ираг

лиственный лес

улгэнмэг

улгэн

ряд деревьев

коңагик

коңагик

заросли костяники

октамкура иримкурэ

иримкурэ

черная полярная береза дерево с муравейником 158

ирэктэкэн

ирэктэкэн

семя лиственницы

илгукса

эркукта, иркукта

незрелая голубица

харгакса

харгакса

наплыв на ели

дылгукса

дулгукса

древесный сок

сугар

сугар

ветка в засеке

хоксамна

хоксамна

дерево, разбитое молнией

болгимна

болгимна

плохое дерево

болгикта

болгикта

кедр-стланик

ивгумна, ибгунда

дягданна

горелый лес

няхамна

няхамна

лиственничная молодая поросль в тайге

сэхсэмнэ

мо

ствол дерева

дылгуксан

дылгуксан

сочное дерево

такэн

такан

упавшее дерево

путэвкэвун

путэвкэвун

посеянное семя

укчакшан

мунучо талу

гнилая берёста

укчари

кучу мугдокэн, кучу

гнилой пень

мугдэ иркидек

иркидяк

дерево, о которое олень ободрал кожицу с рогов

няңтаңат

няңтаңат

почка кедрового стланика

няңта

няңта

кедровый орех

дявта

талу ононоду

берёста для лодки

ламбара

ламбара

колючка лопуха

хупирэ, супирэ

хуктылэ

куст шиповника

дэтулэ

олгокин лалбука

высохший моховой покров в тайге

урэ

урэ

горная тайга

сигикаг

сигикаг

непроходимая тайга

дылэ

дылэ

тайга на склоне

уклига, хуклигэ

уклавча

свежая берёста

дылинан

талу

весенняя берёста

харган

харган

берёста под ступней на лыже

таливун

таливун

берёста для зажигания при лучении рыбы

букун

букун

берёста для подкладывания в детскую люльку 159

тыкса

тыкса

вываренная, сшитая полосками берёста

тэгэлгэн

тэгэлгэн

берёста для сидения в лодке

лабганан

лабганан

плохо обдирающаяся сухая берёста на дереве

лабикта

ловукта

олений мох (на дереве)

лолукта

лолукта

мох на деревьях

капикактэ

капикактэ

темный мох на камнях

учики

учики

перекрученный ствол дерева

нелике, нэликэ

бучукин

высохшее дерево

букучэн

букучэн

нарост на дереве

ухсакун

олгокин

сухая берёста

мохакун

ирак

лес из крупных деревьев

тэгэлгэн

тэгэлгэн

береста, которую подкладывают для сидения в лодке

антагкая

сиги антагаду

густой лес южного склона горы

халан

халан

раздвоенное дерево

нэлгэ

нэлгэ

дерево, вывороченное с корнями

эпкэрэ

эпкэрэ

сухостойное дерево, которое используется на дрова

энгуктэ

энгуктэ

дикий лук

илкукта

илкукта

ягода черемухи

инңэктэмкурэ

инңэктэмкурэ

куст черемухи

мучуктэ

мучуктэ

лиственничная хвоя

Звери (Бэйŋэл) буку

энэн

сильный зверь

бэюн

хэгды бэйңэ, хэгды

крупный зверь

бэйңэнде тэгэмэ

тэгэмэ

медведь, сделавший неглубокую берлогу

оротынг

оромон

медведь, повадившийся таскать оленей

сатымар

эхэнде

медведь огромных размеров

неңнекэ

неңнекэ

медведь весной

бэркэчэн

бэркэчэн

годовалый медведь

160

хуюкэчэн

уюкэчэн

двухгодовалый медведь

хутэвумнэ

хутэвумнэ

медведица с медвежатами

баркана

баркана

медведица с прошлогодним медвежонком

дягин

дягин

медведь трех-четырех лет

нурун

нурун

семья медведей

сэлэмэ

эхэ меванин

медвежье сердце

осикта

эга

медвежий глаз

нутукан

нутукан

период гона у медведей

оңочон, чевакун,

дёлок

горный баран

гивчэн

гивчэн

дикая коза

уккучэн

онё, нёкэ

самка соболя

индигэкэн

индигэкэн

дикий козленок

иемэлдывун

чинарэкан

мышь, питающаяся сброшенными рогами

гивчэн

оленей умуки

летага

белка-летяга

мункачан

мункачан

изюбр от 2-х до 3-х лет

дяликачан

дяликачан

трехлетний изюбр - самка

булэгэ

-

морская свинья

нэлбигэ

нэлбигэ

летучая мышь

чискин

чискин

крыса, живущая в каменистых россыпях

иргихэ

иргихэ

изюбр до года

мандаха

мандакса

лось от года до двух лет

ира

ира

лось в октябре

лукучэн

лукучэн

лось весною

анам

анам

лось летом

халанчан

лукучэн

лось зимою

хутукан

хутукан

медвежья молодость

хонеки

хонеки

земляной заяц

чикчикун

чикчикун

водяная крыса

момбоки

мунңукан

белый заяц

Домашние животные (Авдул, чиял) имаган

имаган

домашний козел 161

каир

каир

домашняя коза

бэюмэн

бэюмэн

собака, хорошо охотящаяся на крупного зверя

сулакиман

сулакиман

собака, хорошо охотящаяся на лису

мотыман

токиман

собака, хорошо охотящаяся на лося

амакангин

эхэмэн

собака, хорошо охотящаяся на медведя

гогонмон

гогомон

собака-пустобрех

асурар

асурар

драчливая собака

иктэвун

кикивун

кусающаяся собака

оромочин

оромочин

собака-пастух, сгоняющая оленей

улумэн

улукимэн

собака, хорошо охотящаяся на белку

эсаптулан

эсаптулан

собака с желтым пятном над глазом

чокун

мэриля

пегий конь

културэк

култумэк

комолая корова Олени (Орор)

иркинэр

иркин

бык-олень в период обдирания рогов

багдакэ

моңату

дикий олень

авалакан

иктана

2-годовалый бычок

босай

сэвэки

священный олень

вангай, умири

кэтэм

нестельная оленуха

гилгэ

гилгэ

грузовой олень

гэрбичэн

негаркан

3-4-летний кастрированный олень

нёра

негума

первый олень в парной упряжке

костур

оёгос

второй олень в парной упряжке

нями

нями

оленуха-важенка

сачари

сачари

2-годовалая оленуха

сиру

сиру

бык-производитель

учак

укчак

верховой олень

сэмэн

бэюрапча нями

одичавшая важенка

куримин

туювун орон

олень для угощения

хулгаптын

хулгаптын

олень - плата за камлание

кокчалан

кокчалан

черный олень с белыми ногами

нямукаңилан

нями

важенка, ежегодно приносящая теленка 162

багдакаткан

сонна

дикий олененок

бодовун

дэлеми

олень, идущий вне каравана

сэмэки

нями эги

важенка, не подпускающая к себе людей во

дагамавкана

время отела

аркичан

аркичан

старый верховой олень

гугдакан

гугда

высокий олень

гулакан

гулакан

олень бурой масти

калтамак

чулуку

однорогий олень

сэвэк

итык

табуированный олень

чатака

чатака

олень больной копытницей

бохоңро

бургу

упитанный олень или лось, у которого почки покрыты жиром

тымбурэ

култумук

безрогий олень

хирэ

корбэ

дикий олень осенью

дяпкуңра

сэгин

табун из восьми диких оленей

дярагда

дярагда

стадо из десяти диких животных

дюрэгдэ

дюрэгдэ

два диких копытных животных

гилдука

муту

домашний олень старше пяти лет

умура

умура

молодой олень, у которого тонкие кости и много костного мозга

некото

некото

олень, у которого вьюк скатывается к шее

каларукмат

каларукмат

олень-котлоносец

сонкан

балдыкит

период отела оленей

яшил

итык

белый табуированный олень-бык

нимэл

нимэл

олень-людоед

сэмэли

сэмэли

лось, дикий олень средней упитанности

сингулэ

сингулэ

олень темно-бурой масти

шашанай

эчин

необъезженный олень

барнадай

ханна

олень серо-бурой масти

тарагай

сонна

теленок дикого оленя до года (зимнее название)

сонңунан

сонңунан

важенка с теленком

аминан

амаркан

олень-бык шести лет и старше

хуктэлнэ

хуктэлнэ

олень, отбившийся от стада 163

кулчэнг

гэлюн

одичалый олень, неподдающийся поимке

хуехик

хуехик

олень, данный в приданое

иниден

иниден

олень, хорошо идущий с вьюком

бурдукарук

бурдукарук

олень-хлебоносец

орокон

орокон

олень-игрушка

Глаголы, связанные с содержанием оленей и перекочевкой ономи

онода

пойти искать оленей

илбэми

илбэда

гнать оленей к стойбищу

тавhами

тавhада

беспокоиться от гнуса и бегать

олонми

олонда

испугаться и бежать

мавутлами

мавутлада

ловить оленей арканом

уhивми

уhивда

надеть на оленя узду

куреми

куреда

загнать оленей в загон; строить загон

эңнэмэрми

эңнэмэрда

привязать на ночь оленят

самңинми

самңинда

развести дымокур

мамками

мамкада

призывать оленей возгласом «ма-ма-ма!»

инивми

инивда

навьючить оленя

угми

угда

сесть верхом

элгэми

элгэда

вести караван оленей; вести за поводок

модуми

модуда

зацепиться за дерево поводком (о идущем в караване олене)

hаваhинми

hаваhинда

тронуться в путь

угаргами

угаргада

сползти, свалиться на бок (о вьюке)

нёкоми

нёкода

сползти на шею оленя (о вьюке)

чуптургами

чуптургада

сползти назад (о вьюке)

энэгэрми

энэгэрда

привязать поклажу поверх вьюка

гаhитми

гаhитда

перетягивать в одну сторону одной из пары вьючных сум (о вьюке)

туруломи

турулода

привязывать поверх ног сидящего верхом на вьюке ребенка

инңэми

инңэда

развьючить оленя

уринми

уринда

остановиться стойбищем 164

унэми

унэда

покрыть чум покрышкой

сэктэми

сэктэда

подстелить ветки (лиственницы, ели) внутри чума, палатки

Глаголы, связанные с охотой бэюми

бэюда

охотиться на крупных копытных

улуми

улукида

удями

удяда

выслеживать зверя

аhилгами

аhилгада

наметить стоянку копытных для охоты

охотиться на белку

позже тулэми

тулэда

дэвунми

дэвунда

насторожить орудие лова оставить освежеванную и разделанную тушу убитого зверя на месте добычи, закрыв ее снегом и тальником

неhунэми

неhунэда

отправиться на оленях за тушей убитого зверя

ниматми

ниматда

иранми

иранда

нирми

нирда

тэлгэтми

тэлгэта

подарить шкуру убитого зверя делить мясо между соседями разделать по суставам тушу убитого зверя разделать по суставам тушу и разрубить крупные части на куски

Глаголы, связанные с обработкой шкур и шитьем инңами

инңада

снять шерсть со шкуры лося, оленя

нунңами

нунңада

снять мездру со свежей шкуры

тэлэми

тэлэда

натянуть шкуру для сушки

чучуломи

чучулода

скоблить выделываемую шкуру круглым с зазубринами скребком на длинной 60-70 см. ручке (обычно им пользуются при выделке толстой лосиной ровдуги)

улами

улада

вымочить высушенную и соскобленную 165

кожу кэдэрэми

кэдэрэда

скоблить шкуру, кожу, камусы длинным без зазубрин с двумя ручками скребком

иргэдэми

иргэдэда

смазать вареным оленьим головным мозгом соскобленную после вымочки кожу

нючими

нючида

продымить шкуру, кожу, камусы для выделки и прочности

монңими

монңида

мять, выделывать шкуру, кожу, камусы

томкоми

томкода

сучить их сухожилий нитки

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

Русское слово

Эвенкийская перифраза Полигусовский говор

Зейский говор

грызуны

конкодёри бэйңэ

конкодёри бэйңэ

сороконожка

дыгин дяр халгачи кумикэн

дыгин

дяр

халгачи

кумикэн зарянка

тыргалдывун чипича

тыргалдывун чипича

улитка

бадялаки тэпкун

бадялаки тэпкун

моржиха

нямикан калим

нямикан калим

мерин

актаки мурин

актаки мурин

лосиха

моты энин

моты энин

мухомор

хулама дэгинңэктэ

хулама дэвунгэктэ

рыжик

игдяма дэгинңэктэ

игдяма дэвунгэктэ

подснежник

кукты авунин

кукты авунин

валун

хэгды хисэ

хэгды дёлондё

ракушка

бадялаки эмкэн

бадялаки эмкэн

дёрн

тукалачил чукал

тукалачил чукал

мелколесье

нисима мосаг

нисима мосаг

закат

дылача буруксэн

дылача тыкиптын

курятник

тумитыл дютын

тумитылва дявучакит

голубятня

голубил бикитын

голубил бикитын 166

мышеловка

сиңэрэкэрэ дяваңки, сиңэрэкэрвэ чиңэрэкэрвэ дяваңки

полночь

долбони

дявавун,

чиңэрэкэрвэ дяваңки дулинин,

долбони долбо дулин

калтакан водолечебница

мут аикит

мут айкит

водохранилище

мувэ одёкит

мувэ одёкит

отлив

му ңэнэрин

му ңэнэрин

оленеводство

орорво иргичин

орорво иргичин

скотоводство

авдулва дявучан

авдулва дявучан

пчеловодство

дювуктэлвэ иргичивун

дювуктэлвэ иргичивун

лесосплав

молва эенмукит

молва эенмукит

ледоход

дюкэл эендеритын

дюкэл эендеритэн

скотовод

авдулва дявучадяри

авдулва дявучадяри

землемер

дуннэвэ дардяри

дуннэвэ дардяри

землекоп

дуннэвэ улэдери

дуннэвэ улэдери

сенокос

ороктово хусикит

ороктово хусикит

сенокосилка

ороктово хусивун

ороктово хусивун

солонина

турукэдэвчэ уллэ

турумивча уллэ

утятина

мудэги уллэн

мудэги уллэн

говядина

корова уллэн

корова уллэн

баранина

беру уллэн

беру уллэн

грудинка

уллэчи эвтылэ

уллэчи эвтылэ

грибник

дэгинңэктэлвэ тавумни

дэвунгэктэлвэ тавумни

лесник

мосава этэечимни

мосава этэчимни

лесничий

агива этэечимни

агива этэечимни

чабан

берулва этэечимни

берулва этэемни

окраина

тулигу дяпка (муе)

тулигу дяпка

окрестность

мурэли биси бикит

мурэли биси бикит

пригород

городва мурэли биси бикит

городва мурэли биси бикит

предместье

город тулигу дяпкан

город тулигу дяпкан

подземелье

дуннэ догидадун бикит

дуннэ догидадун бикит

полгода

анңани калтакан

анңани калтакан

полпути

ңэнэ дулинин

хокто дулинин

аромат

ая унңу

ая ңо 167

зловоние

эрумэ ңо

эрумэ ңо

ароматный

ая унңучи

аят ңодяри

неспелый

эчин иррэ

эчин иррэ

невкусный

эчэ ала биси

эчэ алапчу биси

безбрежный

муее ачин

мудана ачин

подснежный

сиңилгэн догидадун

сиңилгэн догидадун

безветренный

эдынэ ачин

эдынэ ачин

безоблачный

нектэе ачин

туксуе ачин

безводный

муе ачин

муе ачин

подводный

му додун биси

му додун биси

безлунный

бегая ачин

бегая ачин

безлошадный

мурина ачин

мурина ачин

безлесный

моя ачин

моя ачин

бескостный

гирамнала ачин

гирамнала ачин

бескрылый

асакия ачин, дэктэннэе ачин,

дэктылэе ачин

лэпурэе ачин бесхвостый

иргие ачин

иргие ачин

однорогий

умун иечи

умун иечи

двукрылый

дюр лэпэрэчи

дюр дэктылэчи

полуживой

аран иникин

аран иникин

нелюдимый

эчэ илэмэн биси

эчэ илэмэн биси

невысокий

эчэ гугда биси

эчэ гугда биси

двурогий

дюр иечи

дюр иечи

Информанты: 1. Сафронова Тамара Сафроновна, г. Благовещенск, 1948 года рождения, образование высшее, консультант комитета экономики Администрации Амурской области, участвовала в разработке и организации международных грантов (экология, право). 2. Сенина Лидия Константиновна, с. Бомнак, 1941 года рождения, образование высшее, учитель эвенкийского языка (на пенсии).

168

3. Затылкина Вера Николаевна, с. Бомнак, 1957 года рождения, образование среднее, учитель эвенкийского языка. 4. Дьяконова Татьяна Афанасьевна, с. Бомнак, 1925 года рождения, образование неполное среднее, пенсионерка. 5. Дьяконов Сергей Иннокентьевич, с. Бомнак, 1947 года рождения, образование среднее, охотник. 6. Татаканов Владимир Владимирович, с. Бомнак, 1971 года рождения, образование среднее, оленевод. 7. Лиханов Владимир Николаевич, с. Бомнак, 1965 года рождения, образование среднее специальное, охотник. 8. Захарова Марина Михайловна, с. Бомнак, 1955 года рождения, образование высшее, учитель труда и изобразительного искусства.

169

Библиографический список 1. Абдулатипов Р.Г. Малочисленные народы России: государственные механизмы защиты и развития. - М.: Славянский диалог, 1999. - 138 с. 2. Абрютина Л.И. Коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока в государственной политике России: проблемы решения: Автореф. дис… канд. политических наук. – М., 1999. - 20 с. 3. Абрютина Л.И. Народы Севера России: право на здоровье. - М., 1999. 163 с. 4. Бабаков В.Г. Кризисные этносы. - М.: ИФРАН, 1993. - 230 с. 5. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1996. - 104 с. 6. Бархударов Л.С. Двенадцать названий и двенадцать вещей // Русский язык за рубежом. - 1969. - №4. - С. 79-86. 7. Бархударов Л.С. Язык и перевод: вопросы общей и частной теории перевода. - М.: Междунар. отношения, 1975. - 240 с. 8. Барышев Н.В. Национально-культурная специфика наименований средств передвижения в русском языке // Изучение и преподавание русского языка как национально-культурной ценности: М-лы научно-метод. конф. 29-30 нояб. 1997. - Воронеж, 1997. - С. 32-33. 9. Белов А.И. О выделении некоторых групп лакун (на материале финского и

русского

языков)

//

Тез.

VI

Всесоюзного

симпозиума

по

психолингвистике и теории коммуникации. - М., 1978. - С. 19-20. 10. Блонский П.П. Избранные педагогические и психологические сочинения. - М., 1974. - 267 с. 11. Болхоева А.Б. Национальная специфика лексического поля «Деньги» в русском и английском языках // Язык и национальное сознание: М-лы региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. - Воронеж, 1998. - С. 94-95. 170

12. Брутян Г.А. Язык и картина мира // Филол. науки. - 1973. - № 1. - С. 108110. 13. Булатова Н.Я. Говоры эвенков Амурской области. - Л.: Наука, 1987. - 167 с. 14. Булатова Н.Я. Язык эвенков Амурской области // Исторический опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в ХVII – XX вв.: Тезисы докладов и сообщений. - Владивосток, 1993. - С. 191. 15. Быкова Г.В. Внутриязыковые лакуны в системе языка (на материале русского языка). - Благовещенск: Изд-во Амурского гос. ун-та, 1998. - 96 с. 16. Быкова Г.В. Выявление внутриязыковых лакун (на материале русского языка). - Благовещенск: Изд-во Амурского гос. ун-та, 1999. - 76 с. 17. Быкова Г.В. Лакуны и концепты // Изучение и преподавание русского языка как национально-культурной ценности: М-лы научно-метод. конф. 29-30 нояб. 1997. - Воронеж, 1997. - С. 33-34. 18. Быкова Г.В. Лакунарность в лексической системе русского языка. Благовещенск: Изд-во Амурского гос. ун-та, 1998. - 218 с. 19. Быкова Г.В. Лакунарность как категория лексической системологии. – Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2003. – 277 с. 20. Быкова Г.В. Лакунарность как категория лексической системологии: Автореф. дис… д-ра филол. наук. - Воронеж, 1999. - 32 с. 21. Быкова Г.В. Феноменология лексической лакунарности русского языка. Благовещенск: Изд-во Амурского гос. ун-та, 1999. - 170 с. 22. Быкова Г.В. Элиминирование внутриязыковых лакун (на материале русского языка). - Благовещенск: Изд-во Амурского гос. ун-та, 1998. - 32 с. 23. Быкова Г.В., Пылаева О.Б. Словарные пробелы в номинативном поле «Птицы» // Вестник АмГУ. - Выпуск 5. - 1999, - С. 46-48. 171

24. Быкова Г.В. Отражение национальной картины мира эвенков в топонимике Амурской области и проблема лакунарности // Россия и Китай на дальневосточных рубежах / Амурский гос. ун-т.- Благовещенск, 2001. - С. 112 – 116. 25. Варламова Г.И. Фразеологизмы в эвенкийском языке. - Новосибирск.: Наука, 1986. - 80 с. 26. Варламова Г.И. Фразеологизмы в эвенкийском языке: Автореф. дис… кандидата филол. наук. – Л., 1984. - 19 с. 27. Василевич Г.М. Очерки диалектов эвенкийского (тунгусского) языка. - Л., 1948. - 352 с. 28. Василевич Г.М. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII – начало XX вв.). - Л.: Наука, 1969. -302 с. 29. Василевич Г.М. Дошаманские и шаманские верования эвенков // СЭ. 1971. - №5. - С. 53-60. 30. Васильев Г.В. Оленеводство и охотоведение // Улгэн: экология и здоровье эвенков. Детство без туберкулеза. - Благовещенск, 1999. - С. 29 - 32. 31. Васильев Л.М. Семантические классы русского глагола (глаголы чувства, мысли, речи и поведения): Дис… д-ра филол. наук. - Уфа, 1970. 32. Вахтин Н.Б. К типологии языковых ситуаций на Крайнем Севере (предварительные результаты исследования) // Вопросы языкознания. 1992. - №4. - С. 45 – 59. 33. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвистическая проблематика страноведения в преподавании русского языка иностранцам. - М.: Изд-во МГУ, 1971. - 84 с. 34. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. Методическое мастерство. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Рус. язык, 1983. - 269 с.

172

35. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. - 4-е изд., перераб. и доп.- М.: Рус.язык, 1990. - 247 с. 36. Воевудская О.М. Особенности структуры лексико-грамматического поля «Свет-тьма» в русском и английском языках // Язык и национальное сознание: М-лы региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. Воронеж, 1998. - С. 83-84. 37. Гак В.Г. Сопоставительная лексикология: на материале французского и русского языка. - М.: Междун. отношения, 1977. - 164 с. 38. Гак В.Г. Сравнительная типология французского и русского языков. - Л.: Просвещение, 1997. - 300 с. 39. Гетман И.М. Тезаурус как инструмент современного языкознания: Автореф. дис… д-ра филол. наук. - Киев, 1991. - 34 с. 40. Гиндин С. http:// www.1september.ru/ru/rus/2001/05/1/htm]. 41. Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода // Хрестоматия по истории развития языкознания XIX-XX вв. - М., 1956.-378с. 42. Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало //Свод №2 Международный альманах. - М.: Танаис Ди-Дих, 1994. - 544 с. 43. Гутина Е.А. Лексико-семантическое поле в индивидуальной языковой системе

(на

материале

лексико-семантического

поля

«обида»

в

художественно-речевой системе М. Горького): Дис…канд. филол. наук. Нижний Новгород, 1997. 44. Долгих Н.Г. Теория семантического поля на современном этапе развития семасиологии // Филол. науки. - 1973. - № 1. - С. 89-98. 45. Дьяченко В.И., Ермолаева Н.В. Эвенки и якуты юга Дальнего Востока XVII-XX вв. - Санкт-Петербург: Наука, 1994. - 160 с.

173

46. Дьячков М.В. Миноритарные языки в России // Социологические исследования. - 1993. - №1. - С. 113 – 115. 47. Жельвис В.И. К вопросу о характере русских и английских лакун. Национально-культурная специфика речевого поведения. - М.: Наука, 1997. - С. 136-146. 48. Жельвис В.И., Марковина И.Ю. Опыт систематизации англо-русских лакун. Исследования проблем речевого общения. - М.: Наука, 1979. – 214 с. 49. Жинкин Н.И. О кодовых переходах во внутренней речи // Вопросы языкознания. - 1964. - №6. - С.26-38. 50. Зайдфудим П.Х., Доржинкевич С.И. Коренные народы Севера на рубеже тысячелетий // «Улгэн»: экология и здоровье эвенков. Детство без туберкулеза. - Благовещенск, 1999. - С. 37 – 45. 51. Звегинцев В.А. Семасиология. - М.: Изд-во МГУ, 1957. - 89 с. 52. Звегинцев В.А. Теоретическая и прикладная лингвистика, - М., 1968. – 227 с. 53. Зеленин Д.К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Ч. 1: Запреты на охоте и иных промыслах // Сб. МАЭ. - Л., 1929. Т. VIII. 151 с. 54. Зеленин Д.К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Ч. 2: Запреты в домашней жизни // Сб. МАЭ. – Л., 1930. Т. IX. – 166 с. 55. Казначеев В.П. Роль малочисленных народов Севера в перспективах сохранения и выживания нации // Бюллетень СО АМН. 1987. - №1. - С. 13-89. 56. Калинина К.В. Национальные меньшинства в России. - М.: Луч, 1993. 180 с.

174

57. Каплин Н.С. Обрядовая культура и традиционная пластика эвенков // Сб. Северные народы России на пути в новое тысячелетие. – М., 2000. - С. 188 - 199. 58. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование тезауруса русского языка. - М.: Наука, 1981. - 366 с. 59. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. - М.: Наука, 1976. - 356 с. 60. Кибрик А.Е. О факторах, отрицательно влияющих на жизнеспособность языков малочисленных народов // Русский язык и языки народов Крайнего Севера. - Л., 1981. - С. 23 – 41. 61. Ким А.А. Очерки по селькупской культовой лексике. - Томск.: НТЛ, 1997. - 219 с. 62. Колосова Л.А. Концепт «Совесть» в концептосферах русского и французского языков // Изучение и преподавание русского языка как национально-культурной ценности: М-лы научно-метод. конф. 29-30 нояб. 1997. - Воронеж, 1997. - С. 88-89. 63. Контрастивные исследования лексики и фразеологии русского языка: Сб. науч. трудов. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1994. - 148 с. 64. Контрастивное описание русского и немецкого языков: Межвузовский сб. научн. трудов. - Воронеж: Родная речь, 1994. - 88 с. 65. Кошелева Е.А. Национальная специфика ЛСП «Работа» в русском и английском языках // Язык и национальное сознание: М-лы региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. - Воронеж, 1998. - С. 97-98. 66. Кривченко Е.Л. К понятию «семантическое поле» и методам его изучения // Филол. науки. - 1973. - № 1. - С. 99-102. 67. Krupa Viktor, Genzor Josef, Drozdik Ladislav, Jazyky Sveta. Obzor. Bratislava, 1983.

175

68. Кузнецова А.И. Малые языки и их изучение на исходе ХХ столетия // Лингвистика

на

исходе

ХХ

в.:

итоги

и

перспективы:

Тезисы

международной конференции. - М., 1998. - С. 284-286. 69. Кузнецова А.И. Некоторые проблемы социолингвистики в историческом рассмотрении (по данным обско-угорских и самодийских языков) // Социолингвистические проблемы в разных регионах мира: Материалы международной конференции. - М., 1996. - С. 259-262. 70. Лаенко Л.В. Национальная специфика выражения приятных ощущений в русском и английском языках // Язык и национальное сознание: М-лы региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. - Воронеж, 1998. - С. 98-99. 71. Левицкий В.В. Типы лексических микросистем и критерии их различения // Филол. науки. 1988. - № 5. - С. 14 –26. 72. Левковская К.А. Лексикология немецкого языка. - М.: Учпедгиз, 1956. 247 с. 73. Леман К. Документация языков, находящихся под угрозой вымирания // Вопросы языкознания. - 1996. - №2. - С. 180-191. 74. Мазин А.И. Традиционные верования эвенков-орочонов (конец ХIХ начало ХХ в.). - Новосибирск: Наука, 1984. - 201 с. 75. Мазин А.И. Таежные писаницы Приамурья. - Новосибирск: Наука, 1986. 260 с. 76. Мазин А.И. Быт и хозяйство эвенков-орочонов (конец XIX - начало XX вв.). - Новосибирск: Наука, 1992. - 156 с. 77. Malinowski B. The dialema of contemprory linguistics. "Language in culture and

society", 1981.- Р. 63-65.

78. Мальцев А.Д. Национальная специфика лексического поля «Деньги» в русском и английском языках // Язык и национальное сознание: М-лы

176

региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. - Воронеж, 1998. С.95-97. 79. Марковина И.Ю. Влияние лингвистических и экстралингвистических факторов на понимание текста: Дис… канд. филол. наук. - М., 1982. 80. Михайлов В.И., Чуркин А.А. Психологическое здоровье коренного населения

Приамурья

//

Состояние

здоровья

коренных

народов

Приамурья/ Под ред. С.Ш. Сулейманова. Хабаровский краевой центр психического здоровья. - Хабаровск, 1998. - 189 с. 81. Морковкин В.В. Идеографические словари. – М., 1970. – 70 с. 82. Муравьев В.Л. О языковых лакунах // Иностранный язык в школе - 1971. - №1. - С. 31-39. 83. Муравьев В.Л. Лексические лакуны (на материале лексики французского и русского языков). - Владимир, 1975. – 96 с. 84. Муравьев

В.Л.

Проблемы

возникновения

этнографических

лакун:

Пособие по курсу типологии русского и французского языков. – Владимир, 1980. – 106 с. 85. Мыреева

А.Н.

Лексика

восточного

наречия

эвенкийского

языка

(животный мир) // Языки народностей Севера: лексика, топонимика. Якутск, 1988. - С. 9 – 30. 86. Новиков Л.А. Русская антонимия и ее лексикографическое описание // Львов М.Р.. Словарь антонимов русского языка. - М.: Русский язык, 1984. - С. 5-30. 87. Новикова К.А. Эвенский фольклор. - Магадан: Кн. изд-во, 1958. -

116

с. 88. Новикова К.А. К этимологии названий собаки в тунгусо-маньчжурских языках // Проблема общности алтайских языков. - Л.: Изд-во «Наука», 1971. - С. 176–190.

177

89. Новикова Н.С. Инвариантное значение имени поля и внутренняя структура ядра // Филол. Науки. - 1985. - № 4. - С. 73-78. 90. Новикова Н.С. Семантическое поле обозначений воли в современном русском языке: Дис…канд.филол.наук. - М., 1986. 91. Огурцова О.А. К проблеме лакунарности // Функциональные особенности лингвистических единиц: Сб. трудов Кубанского ун-та. Вып. 3. – Краснодар: Изд-во Кубанского ун-та, 1979. – С. 77-83. 92. Орлова Е.В. О восприятии звуков //Развитие фонетики современного русского языка. – М.: Наука, 1966. – С. 144-155. 93. Очерки по русско-немецкой контрастивной лингвистике (лексика, синтаксис). - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1995. - 132 с. 94. Пелевина Н.Ф. Теория значения и опыт построения семантических полей (Значения света и цвета): Дис… д-ра филол. наук. - Л., 1969. 95. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. – М.: Изд-во МГУ, 1988. 270 с. 96. Полевые структуры в системе языка. - Воронеж: Изд-во Воронежского унта, 1989. - 198 с. 97. Понкратова Л.А. Социально–экономические и экологические проблемы развития малочисленных народов в Амурской области // Проблемы экологии Верхнего Приамурья: Сб. научных трудов / Под общ. ред. В.А. Дугинцова. - Благовещенск, 1993. - С. 158-165. 98. Попова З.Д. Общее языкознание: Учебн. пособие. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1987. - 212 с. 99. Попова З.Д., Стернин И.А. Лексическая система языка. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1984. – 148 с. 100.

Попова З.Д., Стернин И.А., Чарыкова О.Н. К разработке концепции

языкового

образа

мира

(материалы

178

для

обсуждения)

//Язык

и

национальное сознание: М-лы региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. - Воронеж, 1998. - С. 94-95. 101.

Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и сознание: теоретические

разграничения и понятийный аппарат //Язык и национальное сознание. Вопросы теории и методологии. – Воронеж, 2002. - С. 8 – 50. 102.

Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. –

Воронеж, 2002-а. –191 с. 103.

Постановления Совещания по языкам народов Севера // Вопросы

языкознания. 1953. - №2. - С. 134-142. 104.

Потапов В.В. К современному состоянию проблемы вымирающих

языков в некоторых регионах мира // Вопросы языкознания. - 1997. - №5. С. 3-15. 105.

Проект Закона РФ «Основы правового статуса коренных народов

Севера России» // Этнографическое обозрение. 1995. - №1. - С. 80-87. 106.

Раевская О.В. Малые языки как проблема лингвистики ХХ века //

Лингвистика

на

исходе

ХХ

в.:

Итоги

и

перспективы.

Тезисы

международной конференции. - М., 1998. - С. 436-438. 107.

Репринцева Н.М. Лакунарность в сфере наименований дорог в

русском и французском языках // Язык и национальное сознание: М-лы региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. - Воронеж, 1998. - С. 36-38. 108.

Рогалев Е. В. Проблемы охотничьего хозяйства совхоза «Улгэн» //

«Улгэн»: экология и здоровье эвенков. Детство без туберкулеза. Благовещенск, 1999. - С.32 - 34. 109.

Ротова М.С. Лексико-фразеологическое поле обозначений смеха и

плача в современном русском языке: Дисс…канд. филол. наук. - Воронеж, 1984.

179

110.

Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. – М.:

Прогресс, 1993. – 654 с. 111.

Сидоров Ю.Ф. Экологическая ситуация в районе с. Ивановское //

«Улгэн»: экология и здоровье эвенков. Детство без туберкулеза. Благовещенск, 1999. - С. 14-21. 112.

Смитиенко В.Н. Уголовно-правовая охрана здоровья населения в

СССР. - К.: Высшая школа, 1989. - 250 с. 113.

Сорокин Ю.А. Метод установления лакун как один из способов

выделения специфики локальных культур // Национальная культурная специфика речевого поведения. - М.: Наука, 1977. - С. 120-136. 114.

Сорокин Ю.А. Роль этнопсихолингвистических факторов в процессе

перевода // Национальная культурная специфика речевого поведения. М.: Наука, 1977. - С. 166-174. 115.

Сорокин Ю.А. Лакуны как сигналы специфики лингвокультурной

общности // Национальная культурная специфика речевого общения народов СССР. - М.: Наука, 1982. - С. 22-28. 116.

Сорокин

Ю.А.,

Марковина

И.Ю.

Опыт

систематизации

лингвистических и культурологических лакун: методологические и методические аспекты // Лексические единицы и организация структуры литературного текста: Сб. научных трудов. – Калинин, 1983. – С. 35 – 52. 117.

Сорокин Ю.А., Марковина И.Ю. Проблема понимания «чужой

культуры» и способы устранения лакун в тексте // Русское слово в лингвострановедческом аспекте. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1987. - С. 160-169. 118.

Сосюр Ф. Де. Курс общей лингвистики. - М.: Соцэкгиз, 1933. - 78 с.

119.

Степанов Ю.С. Французская стилистика. - М.: Высш. шк, 1965. - 356

с.

180

120.

Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. - М.: Просвещение,

1975. - 272 с. 121.

Стернин

И.А.

Лексическая

лакунарность

и

понятийная

безэквивалентность. - Воронеж, 1997. - 18 с. 122.

Стернин

И.А.

Проблема

языка

как

национально-культурной

ценности // Изучение и преподавание русского языка как национальнокультурной ценности. – Воронеж: ИПЦ, 1997 – С. 3-5. 123.

Стернин И.А., Харитонова Б. Национально-культурные особенности

денотативного

компонента

значения

//Семантическая

специфика

национально-языковых систем. - Воронеж, 1985. - С. 63-73. 124.

Стернин

И.А.,

Флекенштейн

К.

Очерки

по

контрастивной

лексикологии и фразеологии: Учеб. пособие: В 2-х ч. - Halle, 1989. - 120 с. 125.

Стернин И.А., Флекенштейн К. Сопоставление языков и обучение

языку // Контрастивное описание русского и немецкого языков. – Воронеж: Родная речь, 1994. – С. 11-16. 126.

Томашева И. В. Понятие «лакуна» в современной лингвистике.

Эмотивные лакуны // Язык и эмоции. - Волгоград: Перемена, 1995. - С. 50-60. 127.

Трошина Н.Н. Этносемантические и стилистические проблемы

межкультурной

коммуникации

в

деловой

сфере

//Проблемы

этносемантики: Сб. научно-аналитических обзоров. - М., 1998. – С. 66 – 85. 128.

Тучков А.Г. Языковая адаптация русских в Узбекистане //

Сравнительно-историческое и типологическое изучение языков и культур. Преподавание национальных языков. – Томск: Томский гос. пед. ун-т, 2000. – 257 с. 129.

Ульманн С. Семантические универсалии // Новое в лингвистике.

Выпуск V (языковые универсалии). - М.: Прогресс, 1970. - С. 250-293. 181

130.

Уфимцева А.А. Теории «семантического поля» и возможности их

применения при изучении словарного состава языка // Вопр. теории языка в соврем. зарубежн. лингвистике. - М.: Изд-во АН СССР, 1961. - С. 30-68. 131.

Фомина З.Е. Национально-культурная специфика фразеологических

единиц с компонентом «насекомое» в русском и немецком языках // Изучение и преподавание русского языка как национально-культурной ценности: М-лы научно-метод. конф. 29-30 нояб. 1997. - Воронеж, 1997. С. 93-94. 132.

Харючи С.Н. Современные проблемы коренных народов Севера

(доклады и выступления) / Под ред. Н.В. Лукиной. - Томск.: Изд-во Томского университета, 1999. - 104 с. 133.

Хаустова Э.Д. Метафорические значения наименований овощей в

русском и английском языках // Язык и национальное сознание: М-лы региональной научно-теор. конф. 16-17 июня 1998. - Воронеж, 1998. - С. 86-87. 134.

Чернов Г.В. Вопросы перевода русской безэквивалентной лексики

на английский язык // Учен. Зап. I МГПИЯ. Т. 16: Грамматика, лексикология и стилистика. - М., 1958. - С. 223-225. 135.

Шанский Н.М., Быстрова Е.А., Кудрявцева Т.С., Корнута И.В.

Оценка качества подготовки выпускников основной школы по русскому языку как государственному. – М.: Изд-во «Дрофа», 2000. – 60 с. 136.

Шатков Г.В. Перевод русской безэквивалентной лексики на

норвежский язык: Автореф. дис… канд. филол. наук. – М., 1952. - 16 с. 137.

Шаховский В.И. К типологии коннотации // Аспекты лексического

значения. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1982. - С.29-35. 138.

Шаховский В.И. О лингвистике эмоций //Язык и эмоции. -

Волгоград: Перемена, 1995. - С. 3-15.

182

139.

Шмелева Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. - М.:

Просвещение, 1964. - 244 с. 140.

Щур Г.С. Теория поля в лингвистике. - М.: Наука, 1974. - 255 с.

141.

Эвенкийские героические сказания / Сост. А.Н. Мыреева. -

Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990. - 392 с. 142.

Юргин К.И. Эвенкийские гидронимы: Автореф. дис… канд. филол.

наук. – Новосибирск, 1974. – 17 с. 143.

Ярцева В.Н. О судьбах языков в современном мире // Серия

литературы и языка. - 1993.- Том 52. - №2. - С. 3-15.

СЛОВАРИ 1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М.: Советская энциклопедия, 1966. - 608 с. 2. Баранов Ю.С. Идеографический словарь русского языка. - М.: ЭТС, 1995. 220 с. 3. Болдырев Б.В. Русско – эвенкийский словарь. - М.: Рус. язык, 1988. - 304 с. 4. Болдырев Б.В. Русско – эвенкийский словарь. - Новосибирск: Наука, 1994. 499 с. 5. Болдырев Б.В. Эвенкийско-русский словарь: В2 т. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. 6. Василевич Г.М. Эвенкийско-русский (тунгусско-русский) словарь. - М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1940. - 208 с. 7. Василевич Г.М. Русско-эвенкийский (русско-тунгусский) словарь. - М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1948. - 332 с. 8. Горцевская В.А., Колесникова В.Д., Константинова О.А. Эвенкийскорусский словарь (с кратким грамматическим очерком). - Л.: Учпедгиз, 1958. 311 с. 183

9. Колесникова В.Д. Словарь эвенкийско-русский, русско-эвенкийский. - Л.: Просвещение, 1983. - 256 с. 10. Колесникова В.Д., Константинова О.А. Русско-эвенкийский словарь. - Л.: Учпедгиз, 1960. – 259 с. 11. Константинова О.А. Эвенкийский язык. - М.; Л.: Наука, 1964. - 272 с. 12. Кочнева З.И. Эвенкийско-русский тематический словарь. - Красноярск: Кн. изд-во, 1990. 13. Лексическая основа русского языка: Комплексный учебный словарь /Под ред. В.В. Морковкина. - М.: Рус. язык, 1984. - 608 с. 14. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - М.: Сов. энциклопедия, 1999. - 685 с. 15. Мюллер В.К. Англо-русский словарь. – М.: Рус. яз., 1989. – 848 с. 16. Мыреева А.Н. Эвенкийско-русский словарь. - Якутск, 1990. - 35 с. 17. Надель-Червинская М.А., Червинский П.П. Большой толковый словарь иностранных слов: В 2 т. - Ростов-на-Дону.: Феникс, 1995. - 544 с. 18. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М.: АЗЪ, 1995. - 928 с. 19. Русский язык: Энциклопедия /Гл. ред. Ф.П. Филин. - М.: Сов. Энциклопедия, 1979. - 432 с. 20. Русский семантический словарь /Под ред. Ю.Н. Караулова. – М.: Наука, 1981. - 350 с. 21. Словарь иностранных слов. - М.: Рус. язык, 1988. - 608 с. 22. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Материалы к этимологическому словарю: в 2 тт. / Отв. ред. В.И. Цинциус. - Л., 1975 –1977. 23. Сутурин Е.В. Топонимический словарь Амурской области. - Благовещенск, 2000. - 126 с.

184

24. Толковый

словарь

русских

глаголов.

Идеографическое

описание.

Английские эквиваленты, синонимы, антонимы / Под ред. Л.Г. Бабенко. - М.: АСТ-ПРЕСС, 1999. 25. Философский энциклопедический словарь. - М.: Сов. Энциклопедия, 1983. 840 с. УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ А – аянский восточного наречия Аг – говор эвенков Агаты и Большого Порога северного наречия Бнт – баунтовский южного наречия Брг – баргузинский восточного наречия В-Л – верхоленский южного наречия Вл – вилюйский восточного наречия Втм – витимский восточного наречия Е – ербогоченский северного наречия З – зейский восточного наречия И – илимпийский северного наречия Кч – качугский восточного наречия М – майский восточного наречия Н – непский южного наречия Нрч – нерчинский восточного наречия П-Т – подкаменнотунгусские южного наречия С – сымский южного наречия С-Б – северо-байкальский южного наречия Сх – сахалинские восточного наречия Тк – токкинский восточного наречия Ткм – токминский южного наречия Тмт – томмотский восточного наречия Тнг – тунгирский восточного наречия 185

Тит – тимптонский восточного наречия Тт – тоттинский восточного наречия Урм – урмийский восточного наречия Учр – учурский восточного наречия Хнг – хинганский восточного наречия Члм – чульманский восточного наречия Чмк – чумиканский восточного наречия

Оглавление Введение………………………………………………………………………..3 1. Эвенкийский язык: состояние и перспективы (социолингвистический аспект)……………………………………………6 2. Национальная специфика лексики и проблема лексической лакунарности……………………………………………………………......20 2.1 Сфера природного в идеографическом словаре………………….20 2.2. Теория семантического поля и феномен лексической лакунарности……………………………………………………………. 29 2.3. Межъязыковая лакунарность……………………………………....40 2.4. Типы выявленных межъязыковых лакун 2.4.1. Абсолютные лексические лакуны………………………….46 2.4.2. Относительные лексические лакуны………………………50 2.4.3. Гиперонимические и гипонимические лакуны……………55 2.4.4. Мотивированные и немотивированные лакуны………….. 64 2.4.5. Эмотивные (коннотативные, ассоциативные) лакуны....... 66 2.4.6. Табуированные лакуны……………………………………..70 Выводы………………………………………………………………………….80 Приложение 1 ………………………………………………………………….82 186

Приложение 2…………………………………………………………………..97 Приложение 3………………………………………………………………….111 Библиографический список…………………………………………………………………….115 Условные сокращения…………………………………………………………129

Научное издание Гульчера Вахобовна Быкова, доктор филол. наук, проф. кафедры русского языка и методики его преподавания БГПУ Пылаева Оксана Борисовна, кандидат филол. наук, доцент кафедры журналистики АмГУ

План университета 2004 г.

187

Издательство Амурского государственного университета. 67500 Амурская область, г. Благовещенск. Типография АмГУ

188