Диалогика научного текста: Курс лекций

1

К. Б. СВОЙКИН

ДИАЛОГИКА НАУЧНОГО ТЕКСТА КУРС ЛЕКЦИЙ

САРАНСК 2009

2

УДК 811.111'42(075.8) ББК Ш143.21 С25

Рецензенты: член-корреспондент Международной академии, наук педагогического образования кандидат педагогических наук доцент В. А. Плешаков; декан факультета иностранных языков Мордовского государственного педагогического института им. М. Е. Евсевьева Е. Н. Ветошкина

Решением Президиума Совета по филологии УМО по классическому университетскому образованию (15–16 мая 2007 г.) курсу лекций был присвоен гриф УМО по классическому университетскому образованию: http://www.philol.msu.ru/~umo/index.php?content=include&url=FILE24.htm

С25

Свойкин, К. Б. Диалогика научного текста : курс лекций / К. Б. Свойкин. — Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2006. — 148 с. ISBN 5-7103-1355-6 Курс лекций содержит материалы по методологии и диалогическим характеристикам научного текста и научного коммуникативного регистра. Предназначен для студентов-филологов, аспирантов, а также широкого круга специалистов в области научной коммуникации.

УДК8Н.Ш'42(075.8) ББК Ш14

ISBN 5-7103-1355-6 © Свойкин К. Б., 2006 © Оформление. Издательство Мордовского университета, 2006

3

Оглавление ПРЕДИСЛОВИЕ .................................................................................. 6 Лекция 1. Вводная ........................................................................................... 7 ЧАСТЬ 1. ДИАЛОГИКА ТЕКСТА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ И КОММУНИКАТИВНЫХ СХЕМ .................................................................................................................... 14 Лекция 2. Диалогика текста как филологический фактор речи ........ 14 Диалогика текста как объект лингвистического исследования ............. 15 Диалогическая концепция М. Бахтина ..................................................... 17 Машинно-ориентированная коммуникативная модель диалога ............ 21 Интертекстуальность как фактор реализации диалогических связей ... 23 Классификация диалогики текста по принципу обратной связи ........... 26 Выводы ......................................................................................................... 27 Лекция 3. Основные модели коммуникативной деятельности ........... 29 Коммуникативная деятельность в свете взглядов на общую теорию деятельности .......................................................................................................... 34 Коммуникативная модель диалогического взаимодействия .................. 39 Выводы ......................................................................................................... 42 Лекция 4. Современные тенденции в исследовании текста................. 43 Текст и его диалогическая дифференциация ........................................... 43 Текст как объект лингвофилологических исследований ........................ 46 Диалогические характеристики текста ..................................................... 51 Выводы ......................................................................................................... 54 Лекция 5. Диалогические особенности научного текста ...................... 55 Взаимоотношения объективного и субъективного в научной коммуникации........................................................................................................ 58 Структурные особенности научного текста ............................................. 60 Особенности коммуникативной ситуации в научной коммуникации... 61 Научный текст как результат индивидуального и диалогического мышления ............................................................................................................... 67 Семантико-когнитивные свойства научного текста ................................ 69 Институциональные характеристики научного дискурса ...................... 70 Выводы по первой части ............................................................................. 73 ЧАСТЬ 2. КАТЕГОРИИ ДИАЛОГИКИ ТЕКСТА В НАУЧНОЙ КОММУНИКАЦИИ ...................................................................................... 78 Лекция 6. Смысловая конвергенция как имманентная 4

характеристика диалогики текста в научной коммуникации ...................... 78 Смысловая диалогическая конвергенция: общежанровый подход ....... 81 Смысловая диалогическая конвергенция в когнитивно ориентированной коммуникации ........................................................................ 83 Смысловая конвергенция в научном (дисциплинарном) диалоге ......... 86 Лекция 7 Многомерность авторского аспекта в научной коммуникации ......................................................................................................... 94 Аспект как явление научного подхода ..................................................... 94 Авторский аспект как объект лингвистического исследования ............ 95 Научная коммуникация и ее релевантные характеристики с точки зрения авторских составляющих ......................................................................... 96 Продуцентное авторство в научной коммуникации................................ 98 Непродуцентное авторство в научной коммуникации .......................... 103 Выводы ....................................................................................................... 110 Лекция 8. Формирование локального контекста, как фактор диалогического взаимодействия с дисциплинарным текстуалитетом ...... 111 Локальный контекст как фактор успешного восприятия научного текста ............................................................................................................................... 112 Предметно-типологические характеристики вводных локального контекста в научной коммуникации .................................................................. 114 Степень эксплицированности ЛК ............................................................ 121 Выводы ....................................................................................................... 122 Лекция 9. Диалогические экспликаты со специфическими характеристиками ................................................................................................. 124 Внутритекстовая диалогика ..................................................................... 125 Полилингвистическая ДТ ......................................................................... 125 Диалогика вторичного текста .................................................................. 127 Выводы по второй части ............................................................................ 128 ОБОБЩЕНИЯ ПО КУРСУ .............................................................. 131 СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ............................... 134 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ............................ 136

5

Предисловие Формирование у студентов-филологов и языковедов стройной системы дисциплинарного мышления предполагает освоение не только свода обязательных дисциплинарных знаний, но и навыка их применения. В число этих навыков неизбежно входят методики работы с научным текстом как на стадии его восприятия и усвоения, так и на стадии вербализации собственных исследований (эссе, рефераты, курсовые и дипломные работы, а также – в перспективе – диссертационные исследования). На современном этапе развития филологии и лингвистики информационный поток, реализующийся в виде дисциплинарного корпуса текстов, настоятельно требует формирования у участника научного общения (будь то читатель или автор) определенных методических навыков работы с научным текстом. Данный курс лекций ориентирован на теоретическое и методическое обеспечение навыка диалогического, или, в другой терминологии, дискурсивного, взаимодействия с дисциплинарным текстуалитетом. Курс основан на практическом исследовании автора и отражает современные подходы к анализу научной коммуникации и модели, позволяющие в какой-то мере унифицировать и формализовать основные диалогические аспекты и категории этой коммуникации. Поскольку спецкурс «Диалогика научного текста» читается на старших курсах отделения «Английская филология» факультета иностранных языков МГУ им. Н. П. Огарева, иллюстративный материал представлен англоязычной научной коммуникацией, что, однако, не станет помехой при приложении основных положений курса к другим языковым системам.

6

Лекция 1. Вводная Филологические идеи М.М. Бахтина, привлекающие в последние десятилетия пристальное внимание как отечественных, так и зарубежных лингвистических школ, характеризуются особым для того времени отношением к речевым единицам. Тезис о том, что текст представляет собой многомерное явление и не существует изолированно от субъектов речевой ситуации, а также пред- и посттекстов, реализовался, согласно бахтинской интерпретации, в целой парадигме интерактивных явлений, соотносимых с понятием диалога как сквозного взаимодействия текстов. Современные исследования указывают на исключительную плодотворность этого постулата, вскрывая новые грани процесса диалогического взаимодействия на базе текста. К проявлениям такого рода относится, в частности, интертекстуальность, которую можно рассматривать как частный случай диалогики текста. Следовательно, диалогика текста, понимаемая как системно-структурная модель, находит свои истоки именно в бахтинской диалогической парадигме, несмотря на то, что современные лингвистические исследования указывают на необходимость определенного переосмысления первоначального понимания диалогики текста. Действительно, утверждение М.М. Бахтина о том, что диалогические отношения и диалогика текста являются нелингвистическим категориями и в границах лингвистики рассматриваться не могут, не вполне соответствует современной точке зрения на язык и текст. В последние десятилетия ХХ века лингвистика расширила область исследования и включила в них речевые единицы текстового уровня, а поскольку диалогические отношения определяют условия текстопорождения, то включение их в орбиту лингвистических исследований представляется вполне закономерным. В системе языка традиционно выделяются два типа отношений: парадигматические и синтагматические (Головин 1979; Степанов 1975; Рождественский 1990). Однако язык реализуется и в более широкой гамме отношений – отношениях диалогических, которые в процессе коммуникации имеют решающее значение. Именно здесь, по мнению Бахтина, и кроется противоречие, суть которого в том, что диалогические отношения выделяются по другому – нелингвистическому принципу и в лингвистических моделях формализуются опосредованно – через стереотипные текстовые конфигурации. В частности, уже упоминавшаяся интертекстуальность играет в некоторых речевых регистрах весьма существенную роль. Например, это касается научной коммуникации, где наличие развернутой системы диалогически организованных интертекстуальных элементов традиционно является стереотипной характеристикой, обеспечивающей риторическую и когнитивную базу текста. Отмеченная стереотипность может, по нашему мнению, формировать некую парадигму стандартных единиц, что, несомненно, соотносит диалогику текста с лингвистическими и лингво-семиотическими схемами особого уровня и соответственно снимает указанное бахтинское противоречие, делая вполне обоснованным включение диалогических отношений в сферу лингвистических исследований. 7

Именно по этой причине научный текст представляет собой весьма привлекательный объект исследования диалогических отношений, на сегодняшний день не обеспеченных достаточной теоретической проработкой. Данный курс раскрывает один из существенных процессов объективной действительности, а именно тот участок профессиональной деятельности, который связан с практикой научных исследований в лингвистике и филологии в целом, результатом которого является создание научного текста – как отдельно взятого речевого факта, так и дисциплинарного дискурса в виде всего корпуса научных текстов, объединенных общей исследовательской темой. В этой связи курс имеет определенную методологическую ценность, поскольку плодотворная исследовательская деятельность предполагает необходимость владения действенным языковым и речевым инструментарием (practicable «tool»), обеспечивающим эффективную коммуникацию в рамках дисциплинарного диалога (Akhmanova, Idzelis 1979: 77). Специфика диалогических отношений в научной коммуникации нуждается в особом лингвистическом описании на базе особой лингвистической методики, снимающей противоречия «нелингвистики» М.М. Бахтина. Учитывая то, что лингвистика до недавнего времени ориентировалась, в основном, на отношения между элементами внутри системы языка, но не отношения между высказываниями, причины обращения к данной проблематике можно свести к нескольким мотивам. Во-первых, традиционно в лингвистике сложилось узкое понимание диалога – диалога с непосредственной обратной связью: face – to – face dialogue. (Якубинский 1986: 53, Щерба 1986: 31), и оно уже не соответствует современным лингвистическим исследованиям, выходящим на уровень текста и дискурса. Во-вторых, реальной единицей речевого общения является не единица языка (слово, синтагма, предложение, СФЕ), а высказывание (текст), которое имеет автора (продуцента) и читателя (реципиента), что с неизбежностью указывает на необходимость изучения спектра проблем, связанных с лингво-коммуникативной ролью коммуниканта. Абстрагирование от продуцента/реципиента, по справедливому замечанию некоторых авторов, облегчает наблюдение, особенно в лабораторном эксперименте, но делает результаты стерильными, не вполне пригодными для их переноса на реальное общение людей (Сорокин и др. 1979: 59). Как отмечается в отдельных исследованиях, человек – носитель языка должен рассматриваться не как «исполнитель» некой абстрактно-абсолютной «семантики языка», а как активный субъект познания, наделенный индивидуальным и социальным опытом, системой информации о мире, на основе которой он осуществляет коммуникацию с другими носителями языка (Горский 1983: 7). Несомненно, что модель диалогики дисциплинарного дискурса нуждается в глубоком теоретическом обосновании и обращению к самым разным областям современной лингвистической теории, поскольку само это явление является чрезвычайно многоаспектным и затрагивает широкий спектр сторон практики лингвистического исследования. В первую очередь необходимо учесть то, что когнитивный подход к языку стимулировал разработку теории языка, уделяющей основное внимание как роли человеческого опыта в процессе языково8

го функционирования, так и структуре знания, присутствующего у индивида, пользующегося языком (Панкрац 1995). В этой связи важно также принять к сведению и то, что языковая картина мира у языковой личности (знание о мире и ценностной ориентации) частично соотносится с системой языка. Однако единицы картины мира организуются в систему на иных основаниях, а именно согласно особенностям когнитивной и ценностной активности личности. Безусловно, не все компоненты языковой системы соотносятся с картиной мира или направлены на отображение познавательных и ценностных концептов. С другой стороны, на функциональном уровне и язык, и языковая картина мира реализуются в речи и в дискурсе, понимаемом как совокупность всех текстов, порождаемых и воспринимаемых личностью или обществом. Именно в дискурсе воспроизводится вся сложная система индивидуальных смыслов, ассоциаций, коннотаций, отражающих уровень и направленность познавательной и ценностной активности на уровне отдельной личности и на уровне всего общества (Радбиль 1995). Познание мира, невозможное вне человека, предопределяет существование различных точек зрения на исследуемый объект. И если теория является научной интерпретацией изучаемого явления, то не может существовать единственно верной интерпретации в силу сложности самого явления. Разнообразие теорий благотворно влияет на развитие науки и усиливает ее критическую силу, а научный диалог между ними способствует прогрессу науки (Чернейко 1995). В этой связи нас особым образом интересует научный диалог за пределами очного речевого контакта, позволяющий расширить границы речевых единиц за пределы границ отдельно взятого научного текста. Для исследования диалогики научного текста несомненную научную значимость имеют три фактора, выделенных В. Гаком, которые обусловливают научный плюрализм и интенсивный диалог между различными направлениями (Гак 1995). 1. Прежде всего это недискретность речевых фактов при дискретной природе языковых единиц и отсутствие четких границ между ними, в силу чего недискретность начинает ярко проявляться при анализе многочисленных определений одного и того же явления: так, например, существует более 300 дефиниций предложения. 2. Во-вторых, это асимметрия языкового знака1, системы, структуры и их функционирования. 3. И, наконец, разнообразие теоретических интерпретаций, которое объясняется многоаспектностью самих языковых фактов. Исследователь в результате научного анализа неизбежно выделяет некоторые свойства объекта, отвлекаясь от других его свойств. Различные теоретические интерпретации находятся в отношении дополнительности, и в этом заключается эвристическая цен1

Асимметрия языкового знака наблюдается в неполном соответствии функции языковых категорий в разных конкретных речевых употреблениях (например ситуативная, незакрепленная конверсия, контекстуальное изменение значения, метафорическое или метонимическое употребление и т.д.). 9

ность теоретического плюрализма: он позволяет видеть лучше разные стороны объекта и тем самым лучше проникать в его сущность (Зотов 2000). Для соблюдения необходимых условий исследования и для построения наиболее адекватной картины научного дискурса необходимо учесть следующие особенности, присущие научному диалогу: множественность текстов, передающих сходное, или зачастую, одно и то же содержание; возможность множественного толкования (герменевтическая интерпретация) одного и того же текста или факта; успешная объективация нового с помощью существующих ресурсов языка (Каменская 1990); размытость значений языковых единиц при вербализации концепта как эффект компенсации их «дискретности» (Каменская 1990). Таким образом, можно предположить, что асимметричность знака ведет к асимметричности системы, структуры и функции, что, с одной стороны, увеличивает число совместимых в одном дисциплинарном поле аспектов, а с другой, снижает универсализм формальных моделей и парадигм. Если в этой связи рассматривать глобальные коммуникативные процессы как бесконечномерное смысловое пространство (Зотов 2000), где необходимо учитывать множество переменных: вертикальный контекст, фоновые знания, общий код и др. (Менджерицкая 1995), то под понятием диалогики текста может подразумеваться вся совокупность неповторимых высказываний, находящихся в одном смысловом поле, характеристики которого в той же мере вариативны, сколь вариативны и его составляющие. Однако следует подчеркнуть, что и в таком неопределенном дисциплинарном пространстве присутствуют синтагматические и парадигматические подсистемы, в которых можно наблюдать и анализировать устойчивые структуры и конфигурации, обладающие стереотипными характеристиками и относимые на счет высшего языкового уровня – уровня текста и далее – уровня дискурса. Проблемы изучения монологических и диалогических форм речи, их взаимодействия становятся в последнее время все более актуальными. Современная лингвистика расширяет горизонты и напрямую обращается к языковым явлениям, до недавнего времени не входившим в парадигму лингвистических исследований. К этому ряду мы относим диалогические процессы, которым посвящены работы Н.Д. Арутюновой (Арутюнова 1981), А.Р. Балаяна (Балаян 1974), М.М. Бахтина (Бахтин 1965, 1979), М.Я. Блоха, С.М. Полякова (Блох, Поляков 1992) , М.В. Борисовой (Борисова 1979), З.В. Валюсинской (Валюсинская 1979), В.В. Виноградова (Виноградов 1961), М.Н. Кожиной (Кожина 1986, 1987), М.К. Милых (Милых 1975), В.В. Одинцова (Одинцов 1977), Н.Ю. Саловой (Салова 1999), Т.Ф. Плехановой (Плеханова 2002), С.В. Светаны (Светана 1985), О.Б. Сиротининой (Сиротинина 1974), Л.В. Славгородской (Славгородская 1978, 1979, 1982, 1986), А.К. Соловьевой (Соловьева 1965), Л.П. Чахоян (Чахоян 1979), О.И. Шаройко (Шаройка 1969), Ю.Н. Шведовой (Шведова

10

1960), Л.В. Щербы (Щерба 1957), Л.П. Якубинского (Якубинский 1986) и многих других. Диалог как речевое явление характеризуется наличием определенной коммуникативной заданности, поскольку через него реализуется потребность говорящих в передаче сведений о предметах, явлениях, событиях, действиях и т.д. Коммуникативная заданность была положена О.И. Шаройко в основу трехкомпонентной классификации диалогических единств: диалог-сообщение, диалог-обсуждение и диалог-беседу (Шаройко 1969: 28-30). Наблюдения над структурой диалога, составляющих его реплик, виды их соотношения и взаимодействия в последовательном движении, опираются почти исключительно на материал, извлекаемый из художественной литературы. Однако широкое функционирование диалог обнаруживает именно в сфере науки, становясь ее излюбленным жанром на протяжении многих веков, и в этой речевой сфере выделяется новая функция диалога – диалог – генерация знания. Выдающийся немецкий физик В. Гейзенберг начинает свою книгу «Часть и целое» с констатации факта: «науку делают люди». И буквально через несколько строк дополняет его: «… наука возникает в диалоге» (Гейзенберг В., 1989: 135). «Сократические диалоги, диалоги Цицерона и ученых средневековья, расцвет диалога в эпоху Возрождения, когда в этой форме писались как философские труды, так и основополагающие труды в области естественных и точных наук и диалоги Декарта, Беркли, Лейбница, Дидро, Лессинга – основные этапы истории жанра, в ходе которых научный диалог оформляется в определенную жанрово-стилевую систему» (Славгородская 1986: 108). В последнее время лингвистами рассматривается вопрос о проявлении диалогичности в письменном научном тексте, поскольку «емкая и гибкая логическая структура диалога может служить не только целям живого научного общения, но и письменного воплощения научной мысли» (Славгородская 1979: 262). Диалогичность письменной научной речи подтверждается исследованиями многих психологов, философов и науковедов (Библер 1975, Глазман 1969, Кедров 1967, Пономарев 1967, Тихомиров 1969, Кучинский 1983, 1988, Майданов 1983 и др.). Данное понятие определяется как свойство мышления/речи, которое является результатом синтеза двух сторон научного общения – гносеологической и коммуникативной и обнаруживается в языковых особенностях высказывания (Красавцева 1987: 4). Рядом лингвистов диалогичность письменного научного текста рассматривается лишь как стилистический прием (Славгородская 1986: 107), другими – как форма существования языка, которая выражается в наличии признаков диалога во всякой речи, в том числе и письменной научной речи (Кожина 1981; Красавцева 1987). В.И. Ильина выделяет в письменном научном тексте научный диалог с отдельными учеными (коллегами, предшественниками), с обществом, с отдельными научными школами и институтами, с природными явлениями и со сформировавшимся научным знанием или научным аппаратом (Ильина 1992), которые, как справедливо отмечает, Н.Б. Гвишиани, вступая в «метаязыковое общение, основывающее на ценности данной научной концепции, предполагает присутствие общей методологической базы языко11

ведческого исследования. Неслучайно, ученые, принадлежащие к разным лингвистическим школам, прежде чем приступить к обмену научной информацией, как бы «сверяют» свои метаязыковые системы…» (Гвишиани 1984: 72) посредством диалогического интертекстуального взаимодействия. В данном курсе мы рассмотрим основные модельные характеристики диалогики научного текста: а) с позиций его смысловой соотносимости с другими научными текстами, б) с позиций авторских характеристик научного текста и в) с позиций присутствия в научном тексте элементов всего дисциплинарного дискурса, под которым мы понимаем всю совокупность научных текстов, посвященных отражению общих или смежных явлений. Система англоязычной научной коммуникации предлагает обширный выбор материала для указанного анализа, выходящий порой за рамки одной этнической среды в силу интернационализации исследовательских процессов. Действительно, наличие в научном тексте широкого спектра интертекстуальных явлений позволяет не только идентифицировать межтекстуальные диалогические связи, но и найти определенные закономерности, объединяющие их в рамках общей диалогической ситуации нового уровня. В частности, обязательное условие наличия библиографического списка указывает на системный императив диалогичности научного текста, и вместе с тем определяет его семантику как диалогическое явление, вырастающее из предыдущих текстов и одновременно служащее базой для последующих текстов. Возможно, автор часто пишет и публикует свой текст с надеждой на то, что он войдет интертекстуальным элементом в текст другого автора, поскольку имплицитно присутствующий в научном обществе «коэффициент цитирования» является в определенной мере текстопостроительным и текстопорождающим стимулом. Диалогика научного текста, таким образом, раскрывает глубинные структуры, образующие своеобразную модель, которая определяет когнитивнориторические закономерности его порождения, а также его генетическую природу и онтологическую сущность. К глубинным структурам такого рода можно отнести, с одной стороны, дисциплинарный текстуалитет, формируемый текстами с конвергентной семантикой в их смысловой иерархии, которая на этапах порождения и восприятия текста обеспечивает диалогические взаимосвязи разных уровней. В свою очередь конвергентная семантика реализуется в научном тексте через диалогические и интертекстуальные текстопостроительные элементы, характеризуемые с точки зрения их диалогических продуцентных характеристик как многомерное авторство и локальный контекст. Таким образом, данный курс вносит определенный вклад в выведение собственно модели порождения научного текста, имеющей под собой диалогические основы и исчисляемой через вышеперечисленные составляющие, а также ориентированной на диалогическую стратификацию научного текста и поиск возможных лингвосемиотических характеристик диалогических составляющих научного текста. Цель данного курса формулируется следующим образом: определить модельные и формальные характеристики диалогики текста в научной коммуникации через выделение стереотипных текстопостроительных конструкций и 12

установление механизмов их реализации как в конкретном речевом произведении научного жанра, так и в научном макротексте как явлении соответствующего коммуникативного регистра. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач: выявить и описать систему базовых элементов диалогического взаимодействия текстов в общем речевом пространстве; раскрыть потенциальную семантическую и когнитивную связь указанных элементов; выявить системные характристики дистантного диалогического взаимодействия текстов в научной коммуникации; выявить прагматический потенциал диалогических экспликат и импликат в научном тексте; определить стереотипные характеристики диалогических элементов научной коммуникаци; обозначить формальные свойства стереотипных диалогических конструктов, определяющих лингвистическую природу диалогики научного текста; определить иерархические структуры указанных элементов и сформировать типологические парадигмы их функционирования в научной коммуникации; дать лингвистическое обоснование диалогических основ англоязычного научного текста. Теоретическая направленность данного курса заключается в комплексном и многоаспектном подходе к анализу языковых и коммуникативных конфигураций, являющихся основой построения и функционирования научного текста в дисциплинарно-коммуникативной среде. Изучение процессов формирования дисциплинарного дискурса позволяет обеспечить дальнейшее изучение особенностей научного коммуникативного регистра не только с точки зрения стилистической принадлежности, но и в сфере диалогических составляющих.

13

Часть 1. Диалогика текста с точки зрения современных лингвистических и коммуникативных схем Два высказывания, отдаленные друг от друга и во времени и в пространстве, ничего не знающие друг о друге, при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними есть хоть какая-нибудь смысловая конвергенция (хотя бы частичная общность темы, точки зрения и т.п.) (Бахтин, 1979: 303). Лекция 2. Диалогика текста как филологический фактор речи Изучение речевых единиц текстового (и выше – диалогического или дискурсного) уровня – задача, сопряженная с учетом множества включенных в эти единицы аспектов, что осложняет исследовательский процесс. Как справедливо отмечает в своей диссертации А. А. Липгарт, «…чем дальше отходит от диакритического уровня исследователь, тем неподатливее делается языковой материал, тем неохотнее сохраняют свой первоначальный облик извлеченные из присущего им окружения языковые единицы…» (Липгарт 1996: 10). Данное утверждение в какой-то мере отражает системную асимметрию и контекстуальную подчиненность знака языка (см. также тезис Г. Суита о «частичной иррациональности языка» (Sweet 1964)). Анализ речевых явлений в этой связи требует известной степени допущения, что позволяет формировать более обобщенные модели и схемы, нередко в ущерб точности и обязательности функционирования последних. Возможно, именно поэтому исследователи предпочитают оперировать с сегментами языковой системы (Блох 2002), обладающими наиболее репродуктивными свойствами и «предельной» синтагматикой (Богатырева 1983). Кроме того, в единицах текстуального и дискурсного уровня присутствуют конституэнты, не имеющие очевидной или конечной идентификации (мотив, цель, интенция, прагматика, затекст, вертикальный контекст, тезаурус коммуниканта, социальная ситуация и т.д.) и в силу этого трудно поддающиеся лингвистическому и языковедческому анализу. Однако с другой стороны, элементы языка не выглядят чужеродно в речи, а, наоборот, вполне успешно выполняют свою вербализующую функцию в системе речевой коммуникации. Данный факт позволяет говорить о том, что и на верхних – коммуникативных уровнях функционирования языковой системы должны присутствовать знаковые и семиотические характеристики, отсутствие которых прервало бы цепь сквозной преемственности, обеспечивающей функциональность этой системы. Следовательно, закономерно ожидать проявления 14

лингвистических свойств как в системе текст-высказывание, так и в системе текст-диалог. Научный текст как наиболее эксплицитный с точки зрения диалогических составляющих, несомненно, представляет собой наиболее продуктивный объект для исследования вышеуказанных свойств, поскольку традиционно включает отголоски всех «предшествующих» текстов во всех «последующих» (Бахтин 1979). Именно в научном тексте «посредством интратекстуального диалогического взаимодействия компонентов знания … осуществляется динамика самой мысли, ее поэтапного перехода от старого знания, уже известного в этом дискурсе, к новому, еще не выраженному» (Данилевская 2005). Учитывая то, что диалогические характеристики научного текста требуют экспликации его диалогического контекста, естественно ожидать проявления в этом речевом регистре лингвистических и лингвосемиотических характеристик системной диалогичности в наибольшей степени. Диалогика текста как объект лингвистического исследования Несмотря на распространенность термина и понятия «диалог», в современной лингвистике не имеется общепринятого определения диалога, особенно в том, что касается его нетрадиционной трактовки. Одновременно с этим приходится отметить, что позиции, с которых в этом случае рассматривается диалог, исключительно разнообразны, в силу чего можно говорить о целом ряде подходов к анализу диалогических процессов. По мнению Ю. Рождественского диалогом в филологии называется совокупность сообщений, сделанных разными людьми по одному поводу и дополняется это определение тем, что каждое сообщение внутри диалога называется монологом (Рождественский 1979). Однако следует учитывать тот факт, что в сложных самоорганизующихся системах, к которым, несомненно, относится научная речевая коммуникация, из сложения двух монологических сообщений необязательно получается качественно новая системная единица – диалог. Однако диалектическое взаимодействие монолога и диалога, адекватное для любой трактовки последнего, в отечественной филологии было отмечено еще Л. Щербой в 1915 году в его диссертации «Восточно-лужицкое наречие», где отмечается, что монолог является в значительной степени искусственной языковой формой, а подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге (Щерба 1915). В 1923 году появилась работа Л. Якубинского «О диалогической речи», в которой отмечалось, что диалогическая форма способствует протеканию речи в порядке автоматической деятельности. Согласно мнению Л. Якубинского, существенным признаком диалогической (разговорной) речи является ее стереотипность (Якубинский 1986). Стереотипность в данном случае может восприниматься как объективная данность языковой системы, включающая ряд элементов, обладающих общими конституэнтными свойствами, относящими их к одной структурной парадигме. Эти элементы одновременно обладают свойствами кванта (признак единичности и целостности как, например, высказывание или текст) и свойствами системы (признак синтагматичности и многосоставности как, например, диалогическая ситуация или дискурс). 15

Однако многие идеи Л. Щербы и Л. Якубинского, касающиеся диалога, не получили дальнейшего развития. Возможно, это объясняется тем, что они редуцировали диалогическую речь до изучения общения с непосредственной обратной связью (лицом-к-лицу). Термин «диалогическая речь», разумеется, не равнозначен термину «разговорная речь», поскольку понятия диалогической и разговорной речи лишь частично совмещены (Скребнев 1985: 36). Однако диалог «лицом – к – лицу» представляет собой уже один из стереотипных способов реализации диалогического взаимодействия в его самом широком, бахтинском понимании, которое, в свою очередь, предполагает целый ряд системных факторов. На этом основании Ю. Зотов (Зотов 2000) рассматривает диалог как диалогику текста, которую можно представить схематически: исходная точка – данный текст, движение назад – прошлые тексты, движение вперед – предвосхищение нового текста (Бахтин 1979: 364). Точка зрения близкого порядка принадлежит Г. Колшанскому, который считает, что поведение высказывания в рамках некоторой совокупности текстов открывает для исследователя путь описания вербального общения как цельного и неразделимого явления. Составляющим элементом общения является высказывание, в то время как сама коммуникация должна быть определена через текст (Колшанский 1979). В результате подобного диалогического контакта и взаимодействия происходит «разгерметизация» текста, так как текст как бы теряет свою монологическую смысловую изоляцию и вступает в диалогические отношения «живого подобия» с иными текстами (Гончарова 1995). В порядке дискуссии с упомянутыми выше авторами можно привести, несколько забегая вперед, один из важных исследовательских выводов настоящей работы, сущность которого в том, что такие «разгерметизированные» отношения необязательно маркированы в самом тексте, но вполне могут идентифицироваться как в процессе лингвофилологического исследования, так и при освоении «третьих» текстов – например текстов вторичного характера, которые могут помещать «разгерметизированные» в ходе диалогического взаимодействия высказывания в некую вторичную речевую ситуацию – метаситуацию. Следует отметить, что новое направление «диалогика» уже нашло практическую реализацию в ряде исследований (Murray 1987). История возникновения этого термина восходит к Д. Бялостски, благодаря которому термин «dialogics» впервые появился в английском языкознании (Bialostosky 1986). Бялостоски под «диалогикой» подразумевает «искусство дискурса в литературоведении» (dialogics as an art of discourse in literary criticism). Этот термин встречается также в работе Г. Морсон и К. Эмерсон (Morson et al 1992). Мы, однако, будем рассматривать понятие «диалогика» несколько в другом ракурсе, имея в виду сквозное смысловое взаимодействие совокупности высказываний, формирующих единое бесконечное смысловое поле, соотносимое с общей сферой деятельности. Диалогика текста в данном понимании принципиально отличается от диалогики Бялостоски и трактуется как системная характеристика коммуникации в определенной сфере текстуального общения. Диалогика текста (ДТ) в таком понимании образует сложную систему, ко16

торая является непременным условием создания/понимания текстов, находящихся в отношениях смысловой взаимосвязи. По мнению Н. Жинкина, в тексте содержится не только то, что сказано в данный момент, но и то, что было сказано раньше, а также предполагается то, о чем следует сказать в дальнейшем (Жинкин 1982). Подобным образом о диалогике текста говорит Г. Колшанский: «Коммуникация есть динамическая цепь общения, теоретически бесконечный процесс, и в этом смысле любая фраза в конкретной ситуации предполагает наличие предшествующих высказываний» (Колшанский 1984: 76). И далее: «В таком же смысле, в каком каждый текст является результатом всех предшествующих актов коммуникации, а шире – всей речевой деятельности коммуникантов, в таком же смысле он является и звеном будущей цепи коммуникативных актов, так сказать возможных посттекстов» (Там же: 114). Как следует из вышеприведенных рассуждений, диалог необходимо рассматривать как поведенческую модель с определенными характеристиками, а диалогику как сферу применения диалогических моделей с различными характеристиками и в разных ситуациях. Поэтому целесообразно считать диалогику текста явлением многоаспектным и интегральным, полагая при этом, что интегральность обеспечивается стереотипной общностью квантов коммуникации, или общей ситуацией их речевого применения, а многоаспектность реализуется в большом количестве индивидуальных для каждой ситуации уникальных черт. Модели диалогического взаимодействия опираются на две основные конституэнтные категории: процессуальность (система, структура) деятельности и наполнение (предмет) деятельности. Приведем две модели диалога, соотнесенные с этими полярными категориями. Диалогическая концепция М. Бахтина В филологической науке, как уже отмечалось выше, до М. Бахтина существовало очень узкое понимание диалога, которое сдерживало филологические исследования в этой области. Именно М. Бахтин придал диалогу фундаментальные свойства универсальности. Высказывание, по мысли М. Бахтина, оказывается очень сложным явлением, если его рассматривать не изолированно, а в диалогических отношениях с другими, связанными с ним высказываниями. Эти отношения традиционно раскрывались только в предметно-смысловом, но не в словесном композиционно-стилистическом плане. Каждое отдельное высказывание представляет собой звено в цепи речевой коммуникации, и оно в процессе речевого существования различными способами соотносится с другими («чужими») высказываниями. Эти другие высказывания можно рассматривать, прежде всего, как предшествующие звенья цепи, иногда ближайшие, а иногда дистантные, реализуемые в различных областях языкового (вербального, знакового) общения в различных областях данной культуры. Тезис Бахтина о том, что предмет речи говорящего (пишущего) не впервые подвергается обсуждению, требует определения степени допуска, сущность которого заключается в наличии определенной степени приближенно17

сти/точности. Однако поскольку не имеется зафиксированного «первого» высказывания ни по одному из вопросов, отражаемых в речи, этот тезис можно считать верным. Основной корпус тем в речевой коммуникации уже освещался, оспаривался и по-разному оценивался, сопровождаясь столкновением различных точек зрения и направлений. Всякое высказывание может быть реакцией (прямой или косвенной) на предшествующие и параллельные ему чужие высказывания. Предмет речи неизбежно становится ареной встречи с мнениями непосредственных собеседников или с точками зрения на различные теории, научные направления в сфере интеллектуальной коммуникации. Высказывание связано не только с предшествующими, но и с последующими звеньями речевого общения, то есть с учетом возможных ответных реакций (Бахтин 1979). Существует, таким образом, ситуация смыслового и диалогического взаимодействия текстов в пределах определенной когнитивнокоммуникативной сферы. Диалогические отношения иерархически отличны от дотекстовых, то есть лингвистических отношений элементов как в системе языка в целом, так и в отдельной языковой структуре вплоть до высказывания1. Если смысловые связи языковых единиц внутри одного высказывания носят предметно-логический характер, то смысловые связи между разными высказываниями приобретают диалогический характер либо в непосредственном контакте (лицом-к-лицу), либо в виртуально формируемой ситуации (интертекст), либо в процессе сопоставительного дискурсивного анализа (метатекст): «Два сопоставленных чужих высказывания,» - пишет М. Бахтин, - «не знающих ничего друг о друге, если они хоть краешком касаются одной и той же темы (мысли), неизбежно вступают друг с другом в диалогические отношения. Они соприкасаются друг с другом на территории общей темы, общей мысли» (Бахтин 1979: 293). Лингвистика на современном этапе изучает не только отношения между элементами внутри системы языка, но и отношения между элементами текстового уровня, выходя, таким образом, за рамки традиционных парадигматических систем (фонетика, лексика, грамматика, стилистика). Отношение к смыслу диалогично, ибо понимание всегда носит диалогический характер2. Однако подобное свойство диалога, определяемое в современной лингвистике как диалогизм, не следует понимать слишком узко, как беседу, спор или полемику. Это внешне и наиболее очевидные формы диалога, поскольку отношения между репликами реального диалога (беседа, научная дискуссия, политический спор и т. п. ) являются наиболее наглядным и простым для идентификации видом диа1

Здесь также можно отметить разнообразие подходов к делимитации речевых единиц от ставшего уже традиционным СФЕ до например «диктемы» М.Я. Блоха (Блох 2000). 2 Здесь возникает проблема первичного – методологического определения понятия «диалог». Если мы будем рассматривать его в дихотомии диалог/монолог, тогда понятие диалога станет количественным (два слова), если же мы акцентируем в нем концепт инструментальности (связь через слово), то само понятие приобретет черты процессуальности и системности. В данной работе мы склонны относиться к диалогу как к процессу взаимодействия коммуникантов посредством связывающего их высказывания-текста- дискурса и т.д. 18

логических отношений. В свою очередь, диалогические отношения не всегда совпадают с репликами реального диалога, так как диалогические отношения гораздо разнообразнее и сложнее. Человеческая жизнь, по мнению Бахтина, воплощена в диалоге, и единственно адекватной формой словесного выражения, по его определению, является «незавершимый» диалог. Жить – значит участвовать в диалоге: вопрошать, внимать, ответствовать, соглашаться и т. п. . В этом диалоге человек участвует весь и всю жизнь, вкладывает всего себя в слово, и это слово входит в диалогическую ткань человеческой жизни (Бахтин 1979: 318). Упоминавшаяся выше мысль М. Бахтина о том, что не существует изолированного высказывания, находит продолжение в его тезисе о том, что оно (высказывание) представляет собой только звено в цепи и вне этой цепи не может быть изучено. При понимании тексты, соотнесенные с другими текстами, приводят к их переосмыслению в новом контексте. М. Бахтин формулирует этапы диалогического движения следующим образом: исходная точка – данный текст, движение назад – прошлые контексты, движение вперед – предвосхищение (и начало) будущего контекста. В современной парадигме исследований мы можем переориентировать эту синтагматическую цепочку таким образом: уже существующие (созданные/воспринятые) тексты – новый (создаваемый/воспринимаемый) текст – будущие (потенциально возможные) тексты. Известно, что научное творчество всегда связано с изменением и приращением смысла. Этот процесс удобно проследить с помощью «преднамеренного», в смысле М. Бахтина, научного диалога, который сформулирован как метаязык английских исследований в области грамматики в монографии Н. Гвишиани (Гвишиани 1986). Лингвистика, воспринимающая текст в замкнутом пространстве, не соотнесенном с другими текстуальными пространствами, ограничивает себя дотекстовым1 исследовательским полем, в силу чего ориентируется на поиск у текста свойств обособленности, что создает не только искусственную изоляцию текстов, но и искусственную изоляцию языкового знака от его речевой функции. Таким образом, текст действительно может создавать иллюзию «одиночества», поскольку, при любом количестве продуцентов и реципиентов (настоящих, прошлых и будущих; синхронных или диахронных; вступивших или не вступивших в диалогическое взаимодействие) каждый конкретный акт создания (вербализации) и освоения (понимания, рецепции) текста происходит индивидуально для каждого текста (или для каждого коммуниканта). С другой стороны, лингвистический или филологический анализ текста неизбежно обособляет сам объект исследования уже за счет того, что выделяет его из диалогической цепи посредством концентрации на нем внимания исследователя.

1

Имеется в виду дотекстовые, а именно фонетические, лексические, грамматические, то есть, другими словами, структурно-формализующие характеристики исследуемых явлений, не включающие в парадигму исследования процессуальность и смысловые составляющие реальных речевых событий. 19

Диалогически рассматриваемый текст, в отличие от «текста-одиночки», живет, соприкасаясь с другим текстом. По мысли Бахтина, ни один текст нельзя отнести полностью на «счет» одного коммуниканта, поскольку текст вне ситуации понимания лишается коммуникативных и когнитивных характеристик и становится статичным артефактом. В результате взаимодействия звеньев цепи «продуцент – текст – реципиент» наблюдается эффект диалогики текста, а заодно и эффект диалогики всех предшествующих и потенциальных текстов, объединенных свойством интегральной смысловой конвергенции. Метаязык науки, в свою очередь, подчеркивает М. Бахтин, не просто код; он всегда диалогически относится к тому языку, который он описывает и анализирует (см. также Гвишиани 1984, Полубиченко 1991, Комарова 2004). Ни одно научное направление не тотально, и ни одно направление не сохранялось в своей первоначальной и неизменной форме (Бахтин 1979). Как показал анализ, каждая лингво-филологическая модель подвергается переосмыслению, приращению, редукции и критике в процессе становления дисциплинарного дискурса. Смысл потенциально бесконечен, но он может актуализоваться, лишь соприкоснувшись с другим смыслом, обеспечивая раскрытие новых моментов своей бесконечности. Актуальный смысл принадлежит не одному, а только двум встретившимся и соприкоснувшимся смыслам. Не может быть «смысла в себе» – он существует только для другого смысла, то есть существует только вместе с ним. Не может быть также и единого (одного) смысла. Поэтому не может быть ни первого, ни последнего смысла, он всегда существует между другими смыслами как звено в смысловой цепи, которая только одна и может быть реальной. Из этого следует, что функция смысла как речемыслительной составляющей, принадлежащей одновременно и речи, и интеллекту (а потому обладающей дуалистическими характеристиками1), является в какой-то мере пограничной, а, следовательно, не только разделяющей «голоса» в момент передачи коммуникативной роли, но и объединяющей их в общем диалогическом пространстве. Лингвистика, воспринимавшая текст в замкнутом пространстве, не соотнесенном с другими текстами, препятствовала исследованиям в области диалогики текста с ее интертекстуальной коммуникацией. Очевидным стал тот факт, что попытка получить информацию из искусственно изолированного текста может привести к утрате той части смысла текста-дискурса, которая является принадлежностью диалогической ситуации и необязательно эксплицируется в тексте-знаке. С другой стороны, диалогику текста можно рассматривать также и с точки зрения ее системной процессуальности, схема которой присутствует в машинно-ориентированных коммуникативных исследованиях и предполагает 1

Действительно, дуализм всякого речевого события состоит в том, что каждое событие такого плана имеет две стороны существования: оно одновременно существует в интеллекте субъекта и актуализуется в объективном (материальном и доступном чувственному восприятию) знаке, что определяет двойственные характеристики исследовательского анализа и необязательную однозначность результатов исследования. 20

скорее структурную и, в этом смысле конкретизированную, чем системную и в этом смысле более общую модель. Машинно-ориентированная коммуникативная модель диалога Существует ряд моделей диалогического и коммуникативного взаимодействия, ориентированных на применение в автоматических системах. К таким построениям можно отнести, в частности, математическую модель К. Шеннона (см. Weaver 1966) и кибернетическую модель Н. Винера (Винер 1968). Компьютерная коммуникативная модель диалога разработана Б. Городецким. При ее выведении автор исходил из идеи Л. Якубинского о том, что диалогическая форма обеспечивает протекание речи в порядке автоматической деятельности. Из этого, по мнению Б. Городецкого, следует то, что для успешного общения человека с компьютером должны быть учтены модели диалога, уже автоматизированные в человеке и заложенные в его интеллектуальноязыковых способностях (Городецкий 1989). В теории моделей общения на первый план выдвигаются модели целостного речевого взаимодействия (диалога) в составе двустороннего коммуникативного акта. Коммуникативный акт (КА), считает Б. Городецкий, входит в состав некоторого акта совместной деятельности. КА – это преимущественно диалог, хотя сюда в ряде случаев, по мнению автора, может включаться и монолог. Границы КА обычно определяются достижением некоторой стратегической (для данного акта) цели. В случае, если она не достигается, акт общения квалифицируется как неудачный (там же: 14). Основные компоненты КА автор представляет следующим образом: 1. Коммуниканты: К1, К2, К3... Кn (с особой организацией субъективных банков информации – знаний, представлений, образов, чувств). 2. Коммуникативный текст (в случае диалога – диалогический текст). 3. Процессы вербализации и понимания. 4. Обстоятельства данного КА. 5. Практические цели (ПЦ). 6. Коммуникативные цели (КЦ). С прикладной точки зрения одним из важнейших принципов моделирования КА следует считать, по мнению Б. Городецкого, принцип зависимости моделей от типа акта общения. Типы общения тесно связаны с понятием подъязыка, предполагающим совокупность тех языковых средств, которые необходимы и достаточны для построения и понимания текстов определенной сферы общения. В этом же смысле высказывался и Л. Витгенштейн о «типах языка» в соответствии с «формой жизни» или «типом языковой игры» (Витгенштейн 1985). Носители определенного подъязыка образуют коммуникативный социум, и его представители гораздо легче понимают друг друга, чем носители языка вообще или «неспециалисты» (там же: 15). Принципы типологической систематизации коммуникативных актов, заданные выбором конкретных признаков и их значений, могут служить исходной теоретической базой при осмыслении всего диалогического пространства (Городецкий 1989). 21

Б. Городецкий предлагает следующие группы признаков: 1. Сфера общения. 2. Место, в котором происходит диалог (имеется в виду социальный статус места, например, трибуна пресс-конференции, справочное бюро и т. п. ). 3. Вид практической деятельности. 4. Характеристика коммуникантов и их взаимоотношений. 5. Хронологический период. 6. Тип стратегической практической цели каждого коммуниканта (важно, когда эта ПЦ является общей для партнеров, например, выработать приемлемое для обеих сторон определение некоторого понятия и т. д. ). 7. Тип стратегической коммуникативной цели (КЦ) каждого коммуниканта (напр. : информирование, разъяснение, проверка знаний, спор в поисках истины и т. д. ). 8. Тематика диалога. 9. Характер информации, развертываемой в диалогическом тексте (обобщающая/конкретная; прямая/эвфемическая и т. д. ). 10. Объемные характеристики диалогического текста. 11. Композиция диалога. 12. Речевой стиль. 13. Степень искусственности «языковой игры» (различные степени неискренности в проведении диалога). Таким образом, согласно вышеприведенному мнению, общение с точки зрения моделирования коммуникативных процессов зависит от «понимания» и «вербализации». Из общего обзора двух предложенных концепций видно, что на каждом из этапов диалогического взаимодействия существуют факторы, определяющие пересекаемость диалогических событий либо за счет неких общностей, либо за счет взаимообусловленности или взаимонаправленности диалогических событий. С одной стороны, диалогическая концепция М.М. Бахтина представляется открытой системой философско-онтологического характера. Эта модель предлагает рассматривать речевые явления с точки зрения их уникальной диалогической реализации в общем поле, пронизанном бесконечным числом конкретных смысловых связей (причем каждая связь также уникальна). Анализ этих связей предлагается основывать на способности высказываний к перекрестному диалогическому взаимодействию по основным темпоральным и ситуативным направлениям. При этом данная модель ограничивает области применения традиционных формализующих подходов. С другой стороны, модель Городецкого, предлагая многокомпонентную формальную модель, опирается на методы исследования речевых явлений, еще не прошедших стадию усвоения и понимания, а, следовательно, вырванных из речевой цепи и лишенных уникальных персонифицирующих свойств. Можно, таким образом, предположить, что поиск модели, адекватной для анализа диалогических явлений (или некоего множества моделей), не следует осуществлять в рамках лишь одной из вышеприведенных концепций, или «ме22

жду ними», исключая обе, а скорее в совокупном пространстве, включающем как эти полярные подходы, так и весь спектр существующих и возможных методов и методик. В современной лингво-филологической парадигме коммуникативных событий и фактов наиболее близким к диалогике текста представляется, в частности, явление интертекстуальности, исследуемое в последние годы как в лингвистических, так и в культурологических и философских направлениях. Это явление представляет интерес в рамках данного курса с точки зрения его соотнесенности с фактором диалогики текста. В этой связи следует отметить то, что любой интертекстуально-речевой факт можно, несомненно, рассматривать как маркированное проявление диалогических отношений, что особенно заметно в научной коммуникации. Вариативность интертекстуальных включений и их маркеров поистине впечатляет именно в этом коммуникативном регистре. Однако прежде чем рассматривать интертекстуальность в дисциплинарном дискурсе, необходимо выявить релевантные характеристики этого явление в общих чертах. Интертекстуальность как фактор реализации диалогических связей Интертекстуальность помогает воспринимать текст с точки зрения его зависимости от других релевантных текстов, поскольку в этом случае оказывается исключительно значимым то множество ассоциаций, которое возникает из нашего предшествующего опыта и знаний, то есть с учетом тезаурусноконцептуальных систем знаний коммуникантов, обладающих разными мнениями и знаниями об окружающей действительности (Зотов 2000). Некоторые лингвисты считают интертекстуальность одной из доминант культуры, где имеет место взаимодействие текстов, выявление скрытых, неэксплицированных смыслов (Тураева 1995). Считается, что Дж. Кристева была первой, кто использовал концепцию существования предшествующих дискурсов (текстов) как «предусловие» для акта обозначения того или иного фрагмента, почти независимо от семантического содержания данного текста: «Мы назовем интертекстуальностью эту текстуальную интеракцию, которая происходит внутри отдельного текста. Для познающего субъекта интертекстуальность — это признак того способа, каким текст прочитывает историю и вписывается в нее» (Цит. по: Ильин 1996, 225). Определение интертекстуальности Ролана Барта, ставшее для большинства западных теоретиков каноническим, в состоянии представить ситуацию более наглядно: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Как необходимое предварительное условие для любого текста, интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитаций, даваемых без кавычек» (Цит. по: Ильин 1996: 226). 23

Некоторые методологические подходы слишком узко трактуют понятие интертекстуальности под влиянием структурализма и редуцируют его до обезличенной монологизированной сущности (Todorov 1984). В нашем понимании любой текст изначально диалогизирован (порождается в диалоге и участвует в формировании диалога) и активно взаимодействует с другими текстами. Интертекстуальная связь активизирует общие и концептуальные системы знаний, которые находятся непосредственно за пределами текста. Интертекстуальные функции не всегда, однако, активны; существуют, например, обязательные формы интертекстуальности, системно удовлетворяющие основному текстопостроительному требованию – внутренней когерентности (например, во вторичных текстах). Интертекстуальность может принимать форму имитации, плагиата, пародии, цитирования, опровержения или трансформации текстов. По словам Кристевой, каждый текст конструируется как мозаика цитирования; каждый текст – это абсорбция и трансформация других текстов1 (Kristeva 1969). Неправильно было бы рассматривать интертекстуальность как механический процесс. Текст – это не только лишь включение текстуальных фрагментов, отбираемых из других текстов. Не следует также понимать интертекстуальность как простое включение окказиональной референции в другой текст. Скорее они привносятся в текст по какой-то причине. Мотивационную природу этого интертекстуального отношения можно объяснить с точки зрения таких понятий как текстуальная функция, или коммуникативная цель (Зотов 2000). Очевидно совместимость понятий «цель», «мотив» и применение «чужого слова» в собственной текстуальной ткани и является одним из маркеров, а с другой стороны, одной из функций диалогики текста, представляющей собой не только модель социально-речевого взаимодействия, но и систему текстопостроительных ходов и стереотипов. Типология интертекстуальности, определяемая как отношение, которое текст поддерживает с предшествующими текстами (претекстами), приводится в «Энциклопедическом словаре семиотики» (Sebeok (ed) 1986). По мнению авторов, интертексты принадлежат к одной из следующих категорий: 1) ссылка (сноска), когда раскрываются источники, указывающие название, главу и т. д. ; 2) клише, стереотипное выражение, которое стало незначимым из-за чрезмерного использования; 3) литературная аллюзия, цитация или ссылка на выдающуюся работу; 4) самоцитирование; 5) конвенциальность, идея, которая утратила авторские характеристики из-за частого употребления; 6) пословицы, изречения, которые находятся в социальной памяти;

1

Здесь имеет смысл обратиться к высказыванию М.М. Бахтина, где он отмечал, что «наша речь наполнена чужими словами разной степени чужести и освоенности» (Бахтин 1979); следовательно, концепция Кристевой самым прямым образом перекликается с бахтинскими взглядами. 24

7) размышления, или вербализация герменевтического опыта выявления различных «эффектов» текста. Эти категории, однако, не создают полной картины. Они концентрируются на дискретных элементах в интертекстуальном процессе, вместо самого коммуникативно-диалогического процесса. Дж. Лемке дополняет интертекстуальную типологию за счет дополнительной совокупности критериев (Lemke 1985). Отношения, которые сообщество устанавливает между разными группами текстов, могут быть: 1) родовыми (с точки зрения жанровой принадлежности – как основной критерий); 2) тематическими или топикальными; 3) структурными, проявляющими сходство формы, например, слова, образованными по способу языковой контаминации, такие как «stagflation» (stagnation+inflation). 4) функциональными, обеспечивающими сходство с точки зрения целей. Существуют элементы текста, которые приводят в движение процесс интертекстуального поиска, а также сам акт коммуникативного процесса. Важным свойством этих сигналов оказывается то, что они являются заметными элементами текста. Они не составляют интертекстуальную ссылку как таковую, но являются ее важными индикаторами. Идентифицируя интертекстуальный сигнал, адресат определяет различные «маршруты», через которые данный сигнал соединяется с его претекстом, или так как эти маршруты – двухвекторные системы, то данный претекст соединяется со своим сигналом. Претексты – это источники, из которых берутся интертекстуальные сигналы, и с помощью которых они инспирируются. Можно идентифицировать ряд типов претекста, или конфигураций. Одна включает элементы языковой системы: слово, фраза, последовательность высказываний. Вторая – включает единицы коммуникативной системы: текст, дискурс, жанр. Комбинация этих конфигураций образует интертекстуальное пространство. Путешествуя от «текста-источника» к «тексту-хозяину», интертекстуальный знак претерпевает существенную модификацию смыслового обозначения (Hatim et al 1993). Создавая новый текст в процессе коммуникации и используя в той или иной степени предшествующие тексты, находящиеся в одном смысловом поле, автор неизбежно ориентируется на потенциального читателя и стремится учитывать его тезаурус и коммуникативный портрет, а также его социальные переменные. В любом случае создатель текста согласовывает свои приоритеты с определенными типами читательских реакций, способов понимания и освоения текста (читательскоцентрический подход). В результате, явно или неявно, возникает «компромисс» интересов или приоритетов, ибо в тексте, таким образом, фигурируют интересы и мотивации читателя. Можно, следовательно, заключить, что теория интертекстуальности развивается по двум направлениям. С одной стороны, она подчеркивает значимость предшествующего текста, поддерживая идею о том, что литературный 25

текст следует считать не автономной сущностью, а зависимым интертекстуальным конструктом. С другой стороны, фокусируя наше внимание на коммуникативном намерении как предусловии для понимания, интертекстуальность, видимо, указывает на то, что статус предшествующего текста можно наблюдать с точки зрения его вклада в сообщение, которое эволюционирует в процессе развертывания текста (Зотов 2000). Считая интертекстуальность одним из условий диалогики текста, мы рассматриваем этот процесс более объемно – как совокупность семантически неповторимых текстов, находящихся в одной бесконечной сфере деятельности, или в одном смысловом поле (например, поле борьбы научных идей и направлений). Суммируя различные точки зрения по вопросу интертекстуальности, можно сделать вывод, что интертекстуальность в научной коммуникации представляется особым текстоформирующим фактором. С одной стороны, научный текст претендует на определенную текстуально-когнитивную уникальность (здесь мы можем говорить о первичности и об авторской принадлежности текста-знания). С другой – научный текст содержит доказательный компонент, который в определенной степени обеспечивается поддержкой дисциплинарного дискурса (диалога) в форме интертекстуальных включений, представляющих тексты, концепты и т.д., различных авторов, школ, научных направлений и т.д. Третья позиция определяется тем, что продуценту научного текста приходится обеспечивать первичность когнитивного компонента своего текста, что, в свою очередь, реализуется за счет интертекстуальных референций, позволяющих очертить дисциплинарные лакуны, которые в итоге заполнит этот текст-знание. Классификация диалогики текста по принципу обратной связи Другим фактором диалогического взаимодействия является фактор обратной связи. Считается, что обратная связь реализуется во всех сферах интерактивной (межсубъектной) деятельности в виде реактивного (ответного) действия, и обычно в ней (в обратной связи) реализуется (успешно или неуспешно) прагматика «первого»1 в ситуации взаимодействия (активного) субъекта. В настоящее время принцип обратной связи широко применяется в интерактивных системах обучения эффективной коммуникации и грамотного психологичного взаимодействия (Блатнер 1993, Олешкевич 1997, Фенч 1997, Seitel 1992) и рассматривается как ряд осознанных речевых или неречевых реакций на целенаправленные речевые или неречевые воздействия в функции мониторинга этих воздействий. Модели, применяемые в области прикладой психологии и социологии, вполне вписываются в лингво-филологическую концепцию диалогизма и диалогики. Разумеется, эти принципы в речевой деятельности имеют речевые 1

Вопрос о «первичности» в данном ракурсе мы рассматриваем с точки зрения деятельностной позиции в конкретной ситуации взаимодействия – позиции первого актанта, который фактически и структурно совершает в этой ситуации первое действие; вне зависимости от внешних мотивов и предыдущих интеракций всегда можно выделить некую квантовую – элементарную микроситуацию, в которой взаимодействие можно наблюдать на примере двух единичных актов: активного и реактивного. Один из них будет первичным, другой – ответным. 26

характеристики, выделяющие коммуникативные действия из остальных видов действий и деятельности вообще. С другой стороны, обратная связь в контексте диалогики текста будет иметь более общие свойства, поскольку функционирует не как методический инструмент в структуре обучения или терапии, а как коммуникативно обусловленное ответное действие с необязательными1 проявлениями по отношению к этому действию. При определении обратной связи в филологии применяются различные параметры. Одним из них является установление общих типов настройки на аудиторию, которые определяются степенью достижимости аудитории с точки зрения обратной связи с ней. Большая аудитория характеризуется отсутствием всех видов обратной связи в момент речи: речь диктора по радио, телевидению. Средняя аудитория характерна для ораторской речи, когда обратная связь с аудиторией осуществляется по неречевым каналам (ее поведение, аплодисменты, протест действием и т. д.). Малая аудитория свойственна прямой диалогической речи, поскольку партнером по диалогу осуществляется индивидуальная настройка речи (Рождественский 1987). В диалогике текста принципы обратной связи претерпевают определенные изменения. В результате выделяются три основных типа ДТ: 1) с непосредственной обратной связью (дебаты, корреляции первичных и вторичных текстов и т. д.). 2) с задержанной обратной связью (интерпретации в пространстве и времени, герменевтический диалог и т. д.). 3) с потенциальной обратной связью (адресат представлен анонимно; он строит свой текст понимания с тезаурусно-концептуальных позиций; ответная реакция может ограничиться изменением концептуальной картины мира адресата, а может реализоваться в ДТ с задержанной обратной связью) (Зотов 2000). Выводы Диалогика текста с точки зрения современных дисциплинарных позиций представляется многомерным явлением, включающим ряд порой полярных (с точки зрения точки приложения) парадигматических, синтагматических и иерархических моделей и структур.  ДТ предлагается рассматривать как совокупность взаимосвязанных речевых реализаций в общих ситуациях разной степени общности и как систему единичных актов взаимодействия этих реализаций;  ДТ может фигурировать как целостное явление и как структура, состоящая из определенного числа интегральных компонентов;  иерархически элементы ДТ включают парадигму деятельностных актов и парадигму речевых фактов;

1

«Необязательность» мы рассматриваем с точки зрения множественности возможных ответных ходов: коммуникативные (вербальные/невербальные), социальные (одобрение/протест), когнитивные (понимание/непонимание), физические (действие/бездействие) и т.д. 27

 синтагматически элементы ДТ формируют сквозную цепь явлений, находящихся в отношениях обязательной и дополнительной дистрибуций;  внутренние связи элементов в ДТ осуществляются за счет маркированных и немаркированных единиц и могут быть осуществленными, осуществляющимися и потенциально осуществимыми;  исследование ДТ необходимо проводить с учетом наибольшего возможного числа конституэнтных факторов. Для успешного лингвистического анализа ДТ мы считаем необходимым рассмотреть основные диалогические характеристики конституэнтных составляющих речевого взаимодействия.

28

Лекция 3. Основные модели коммуникативной деятельности Как известно, значительная часть сознательной человеческой деятельности основана на использовании языка, которое проявляется в форме единичных конкретных высказываний (устных и письменных) участников деятельности (Шабес, 1990). Если рассматривать теоретическую модель языка как «логический автомат, имитирующий владение языком» (Бергельсон 1987), то модели речевой деятельности не могут быть полностью автоматизированы в силу индивидуальных характеристик высказывания. Как следует из приведенных выше положений, моделирование коммуникативных процессов следует осуществлять в рамках поиска стереотипных условий, определяющих такие же стереотипные, типические (но не конгруэнтные) актуализации. Специфические условия и цели коммуникации отражаются не только в содержании этих высказываний, но также и на их языковом стиле и композиционном построении. Все эти три момента – тематическое содержание, стиль и композиционное построение - неразрывно связаны в высказывании и определяются спецификой соответствующей сферы общения (Слюсарева 1982). Изучение природы высказывания и разнообразия его речевых жанровых форм в разных сферах человеческой деятельности имеет несомненное значение для всех областей лингвистики и филологии (Реферовская 1983). Всякая исследовательская работа с языковым материалом неизбежно имеет дело с конкретными текстами (письменными и устными), относящимися к различным сферам человеческой деятельности и общения, откуда исследователь и черпает нужные языковые факты. Отчетливое представление о природе высказывания вообще и об особенностях различных типов высказываний, то есть различных речевых жанров, необходимо при любом филологическом (лингвофилологическом, лингвосоциологическом) исследовании. Исследования, проводимые как в нашей стране, так и за рубежом, настоятельно указывают на необходимость комплексного подхода к анализу высказывания (Маслов, 1975). Комплексность этого подхода должна учитывать многогранность и многофункциональность явления, сочетающего в себе черты различных материальных и идеальных сущностей и процессов (Лузина, 1996). Эта совокупность черт не есть явление количественное, требующее простого номенклатурного перечисления свойств, рассматриваемых с разных позиций, оно представляет собой сложную саморегулирующуюся систему, состоящую из взаимосвязанных структур и структурных элементов, каждый из которых релевантен всем остальным элементам, а также системе в целом. С другой стороны, следует учитывать тот факт, что объекты научных исследований в разной степени испытывают на себе результаты вмешательства исследователя, который вступает с ними в диалогические отношения (Chadwick et all 1984). Данное положение раскрывается через ряд его непосредственных проявлений:

29

1. Невозможно наблюдать объект, не изменяя его. Общий принцип В. Гейзенберга – попытка получить информацию из системы изменяет систему – актуален в любой ситуации. 2. Невозможно наблюдать объект, не нарушая его восприятия. Одно из свойств восприятия заключается в том, что оно всегда неполно. Хотя внешний универсум построен из взаимосвязанных вещей, при проведении научной работы мы неизбежно рассматриваем только его часть. Акт отделения этого фрагмента, абстрагирование или изолирование его от других переменных и влияний, создает искусственную ситуацию. 3. Невозможно интерпретировать наблюдение, не искажая его правильное представление. Чтобы понять что-то для себя, исследователь должен категоризовать это наблюдение по-своему в словах-понятиях. 4. Невозможно передать интерпретацию наблюдения, не придав ему дополнительного искажения. Как бы адекватно ни был понят объект, передавая эту интерпретацию (информацию) другому лицу, необходимо вербально ориентироваться на возможности реципиента. Можно дополнительно выделить и пятый фактор, основанный на высказывании И. Гальперина о том, что трудно бывает выдвигать аргументы против себя самого, «свой угол зрения» решительно отвергает возможность сосуществования двух противоположных концепций (Гальперин 1981: 3). Прокомментируем все эти факторы в контексте нашей проблематики. Выделение диалогических отношений изменяет всю систему коммуникативных взаимодействий. Опора лишь на парадигматические и синтагматические отношения не позволяет понять сложность диалогической системы. Акт отделения или изолирование одного текста от другого действительно создает искусственную ситуацию. В результате анализа диалогического взаимодействия текстов подобная искусственная ситуация может нейтрализоваться. В результате вербальной ориентации на возможности реципиента возникает три момента: 1) коммуниканты обладают приблизительно симметричной концептуально-тезаурусной системой знаний; 2) одинаковым интеллектуальным потенциалом, но их точки зрения на ту или проблему прямо противоположны; 3) асимметричными концептуально-тезаурусными знаниями. Продуцент при формировании замысла текста «оценивает знания потенциального интерпретатора... и вербализует в основном «разность», полученную в результате «вычитания» из полного замысла текста1 предпола-

1

Здесь мы можем говорить о герменевтической схеме: ядро понимания/периферия понимания, которые предпочтительно рассматривать в терминах темарематических систем. В этом случае ядро понимания будет рассматриваться как знание, общее для обоих коммуникантов, а периферия понимания – как знание, новое для реципиента, которое не только является новым, но также подвергается интерпретации. 30

гаемых знаний интерпретатора. Интерпретатор же «суммирует» эту разность с собственными знаниями» (Шабес 1990). Исследования коммуникативной деятельности и высказывания, как единственной, имеющей материальную форму категории этой деятельности, должны иметь своей целью построение теоретической модели, учитывающей все релевантные свойства, процессы и конституэнты. В статье для издания «The Encyclopaedia of Language and Linguistics.» Р.де Богранд приводит следующие принципиальные требования к подобным исследованиям: а) текст – это не простая лингвистическая единица, а явление человеческой деятельности и «взаимодеятельности», коммуникации и познания, в силу чего актуальным становится не единичное формальное определение текста, а совокупность стратегических определений, удовлетворяющих этим различным, но взаимодействующим факторам; б) теория текста не может успешно решать свои задачи и проблемы без применения всеобъемлющих междисциплинарных методов; в) лингвистика текста должна поддерживать равновесие между аналитическими и синтетическими подходами в исследованиях. Традиционно лингвистические понятия конституэнта и единицы, выделямые при членении, должны более равномерно коррелировать с понятиями, относящимися к связности и протяженности; г) привычное рабочее деление на синтаксис, семантику и прагматику (рассматриваемых, как правило, именно в таком порядке) не является единственно продуктивным. Порядок слов определяется смыслами и функциями текста; смыслы находятся под влиянием знаний коммуниканта и стереотипных положений; а интенции и действия коммуникантов отражены в словарных структурах и смыслах, которые они продуцируют или воспринимают; д) исследования текста обязывают исследователя к тесному контакту с изучаемым текстом (заметим в скобках, что перспективными представляются исследования, проводимые на материале лингвистических текстов, позволяющих применить собственные методы к собственным высказываниям); е) анализ текстов скорее обогащает и расширяет (представление об объекте исследования), чем формализует и редуцирует. Тексты невозможно анализировать, используя единый алгоритм для превращения их в формальные конфигурации символов1 (Beaugrande 1994). По мнению Бахтина, в лингвистических исследованиях наблюдается недооценка коммуникативной функции. Язык в обычной практике рассматривался с точки зрения одного говорящего без необходимого отношения к другим участникам речевого общения. Слушающий как активный коммуникант может соглашаться или не соглашаться с речью, дополнять ее, принимать и готовиться к ее исполнению. Вместе с тем следует отметить, что не всегда имеет место непосредственный ответ на высказывание. Жанры сложного культурного обще-

1

Ссылки на работы, не изданные на русском языке, даются в нашем переводе. 31

ния (художественная, научная коммуникация) рассчитаны на активное ответное понимание отложенного действия. Согласно уточняющему замечанию Бахтина, всякий говорящий сам является в большей или меньшей степени отвечающим: ведь он не первый говорящий, впервые нарушивший вечное молчание вселенной, и он предполагает не только наличие системы языка, которым он пользуется, но и наличие каких-то предшествующих высказываний - своих и чужих – с которыми его данное высказывание вступает в те или иные отношения (опирается на них, полемизирует с ними, просто предполагает их уже известными слушателю). Каждое высказывание – это звено в очень сложно организованной цепи других высказываний (Бахтин 1979). В этой связи Бахтин предлагает следующие критерии, критерии выделения высказывания диалогической цепи: Первый критерий. Несмотря на неизбежные различия, высказывания обладают четкими стандартными границами. Границы каждого конкретного высказывания как единицы речевого общения определяются сменой речевых субъектов. Всякое высказывание – от короткой (однословной) реплики бытового диалога и до большого романа или научного трактата – имеет начало и конец: до его начала существуют высказывания других коммуникантов, после его окончания – ответные высказывания непосредственного или замедленного действия. Второй критерий выделения высказывания – его специфическая завершенность. Завершенность высказывания – это смена речевых субъектов, но эта смена может состояться потому, что говорящий сказал (или написал) все, что он в данный момент или при данных условиях хотел сказать. Эта завершенность высказывания определяется особыми подкритериями: Первый и важнейший подкритерий – это возможность ответить на высказывание, то есть занять по отношению к нему ответную позицию (например, научное выступление, с которым можно согласиться или не согласиться). Вторым подкритерием является целостность высказывания, определяемая тремя факторами, интегрально связанными в высказывании: 1) смысловой исчерпанностью; 2) коммуникативной интенцией; 3) типическими композиционно – жанровыми формами завершения. Первый фактор, предполагая смысловую исчерпанность темы высказывания, носит относительный характер и зависит от сферы речевого общения. Эта исчерпанность может быть предельно полной в некоторых сферах быта, деловых сферах и пр., то есть в тех сферах, где речевые жанры носят максимально стандартный характер, и где творческий момент несуществен. В творческих сферах, и в особенности в научной сфере, напротив, возможна лишь относительная смысловая исчерпанность. Здесь можно говорить лишь о некотором пороге завершения, определяемом продуцентом и/или позволяющем занять ответную позицию. Объективно предмет неисчерпаем, но, становясь темой высказывания (например, научной работы), он получает относительную завершенность, при определенном состоянии разработки научной 32

проблемы, в зависимости от авторского замысла, которым и определяется второй фактор. В каждом высказывании существует эксплицитно или имплицитно речевой замысел говорящего. Этот замысел определяет границы и смысловую исчерпанность высказывания, одновременно связывая его с предшествующими высказываниями. С другой стороны, этот замысел определяется той речевой (или внеречевой, но реализующейся через речевые действия) сферой деятельности, в которой возникает основной мотив. Коммуникативная интенция говорящего проявляется, прежде всего, в выборе определенного речевого регистра. Речевые жанры организуют нашу речь практически адекватно тому, как синтаксические, лексические, фонетические/графические формы организуют ее лингвистическую сторону. Таким образом, говорящему (пишущему) даны не только словарь и грамматика, но и обязательные для него формы высказывания, то есть устойчивые речевые жанры, при этом внутри жанра выделяются разнообразные парадигматические и синтагматические модели, а также стереотипные формулы, позволяющие, с одной стороны, идентифицировать жанровую принадлежность высказывания, а с другой – создавать жанрово адекватные высказывания. Поэтому единичное высказывание при всей его индивидуальности и творческом характере нельзя считать совершенно свободной комбинацией форм языка, как это предлагал, в частности, Соссюр (Соссюр 1933), игнорируя тот факт, что кроме форм языка существуют еще и формы комбинаций этих (языковых) форм, то есть речевые жанры (Бахтин 1979). Существенным признаком высказывания является его обращенность к кому-либо, его системная адресованность. Системная адресованность предполагает такую организованность высказывания (текста), при которой оно может быть воспринято другим коммуникантом как знак, его смысл соответственно понят, проанализирован, усвоен или освоен, интерпретирован и т.д. Высказывание имеет автора и потенциального адресата. Этим адресатом может быть: 1) непосредственный участник – собеседник бытового диалога; 2) дифференцированный коллектив специалистов какой-либо области культурного общения, публика любой степени неоднородности, включающая в себя народ, современников, единомышленников, противников, подчиненных, начальников, близких, чужих и т.п.; 3) адресатом может быть и совершенно неопределенное, неконкретизированное лицо – все эти виды и концепции адресата определяются той областью человеческой деятельности и быта, к которой относится данное высказывание (Бахтин 1979). Продуцент предположительно учитывает тезаурусный фон восприятия речи реципиентом: насколько он осведомлен в ситуации, обладает ли он специальными знаниями, каковы его взгляды и убеждения, симпатии и антипатии. Этот учет детерминирует выбор как жанра высказывания, так и композиционных приемов, а также языковых средств, то есть в конечном счете определяет стиль высказывания. Например, жанры популярной научной литературы адресованы определенному кругу читателей с определенным тезаурусным фоном ответного понимания; другому читателю адресована специальная учебная литература, третьему – специальные исследовательские работы. В этих условиях 33

учет адресата и его влияние на построение высказывания сводятся как к объему, так и к специфике его специальных знаний. Перечисленные критерии позволяют определить основные направления при построении теоретических моделей, описывающих интра– и экстракоммуникативные процессы. Коммуникативная деятельность в свете взглядов на общую теорию деятельности Общая теория деятельности по своей природе является стратегической схемой, в которой взаимодействие и коммуникация занимают определяющее место. Несмотря на их значимость в этом отношении, систематическое и интенсивное изучение типологии и структуры речевого взаимодействия началось лишь во второй половине прошлого века. Общая теория деятельности должна быть стратегической схемой, где достойное место занимают факторы взаимодействия и коммуникации. «Деятельность» в этой связи можно определить как совокупность действий, вызывающих такие изменения ситуации, какие не могут произойти сами по себе, или препятствуют изменениям в ситуации, которые происходят сами по себе (А.А. Леонтьев 1969, А.И. Новиков 1983, T.A. van Dijk 1977, R. de Beaugrande 1994). Г. Почепцов в книге «Теория коммуникации» (Почепцов 2001) приводит обзор основных моделей и способов описания коммуникативных систем и событий, где приведены разнообразные схемы в диапазоне от общеметодологических до частных и прикладных, разработанных для узкодисциплинарных и практических нужд (Почепцов, в частности, описывает около полусотни коммуникативных моделей, сформулированных различными авторами). Широкая вариативность построений подобного рода указывает на несколько системно обусловленных факторов: специфичность коммуникации в зависимости от прикладных задач, специфичность коммуникации в зависимости от свойств коммуникантов, специфичность модели в зависимости от дисциплины и метода, поливалентность базовых моделей, общие структурные характеристики, например, ситуативность, наличие более одного коммуниканта и сообщения, связывающего участников ситуации. Следует подчеркнуть, что несмотря на столь заметное разнообразие приведенных в указанной работе моделей, все они находятся в функции дополнительной дистрибуции и скорее обогащают общие теоретические положения, чем полемизируют друг с другом. В контексте нашей работы книга Г. Почепцова представляет, таким образом, дополнительный интерес также и в том отношении, что все описанные автором модели составляют общее диалогическое пространство и могут служить примером одной из форм существования диалогики текста. Нас, однако, в данном случае интересуют в большей степени диалогические коммуникативные модели, связанные с вербальной семантикосемиотической коммуникацией. Коммуникативно-функциональная лингвистика определяет целый ряд специфических свойств и условий коммуникативной деятельности. Эти условия носят определенный лингво- и социокоммуникативный характер и базируются на особенностях психической и прак34

тической деятельности индивида в обществе (Красиков 1990). В процессе коммуникации как особого рода человеческой деятельности, направленной на установление и поддержание связи и используемой для передачи информации между людьми, взаимодействуют две стороны: лингвистическая и социальная, поскольку любое высказывание, произведенное в конкретной ситуации общения, имеет под собой широкий базис предварительных условий, влияющих на ее организацию (Леонтьев 1977, Буева, 1978, van Dijk 1977, Beaugrande 1980). Коммуникативная деятельность, как и любая деятельность имеет три стороны: мотивационную, целевую и исполнительную. Она рождается из потребности, потребность выступает в виде макроинтенций, в которых синтезируется социальная активность субъектов. Макроинтенции выступают в диалоге как нечто объективируемое и выводятся к тому же из социальных мотивов (Сухих 1990). Единичный акт деятельности есть единство всех трех сторон. Он начинается мотивом и планом, а завершается результатом, достижением намеченной вначале цели; в середине же располагается динамическая система конкретных действий и операций, направленных на это достижение (Леонтьев 1969). Ю.П. Зотов (2000) приводит несколько признаков идентификации речевого поведения. Первым признаком являются средства выражения речевого акта. Второй признак идентификации – коммуникативность речевого акта. Всякий речевой акт, имеющий партнера, может быть либо непосредственным, либо опосредованным; в случае непосредственной коммуникации имеется два «конца»: говорящий и партнер; в случае опосредованной коммуникации – три «конца»: говорящий, посредник, партнер (Зотов 2000). Третьим признаком идентификации является ориентированность речевого акта. Диалогичность – свойство как двухнаправленной (два вектора), так и однонаправленной (один вектор) речи, то есть именно той речи, которую принято называть монологической. Однако следует отметить, что под однонаправленностью в речевом взаимодействии подразумевается не более чем необязательность ответного речевого действия, что, однако, не предполагает нивелирования требований к диалогическому пониманию, а именно интерактивному соотнесению содержательной и прагматической сторон с концептуальным тезаурусом и мотивационной структурой реципиента. Четвертым признаком является потенциал речевого акта: единичность/многоразовость. Пятый признак определяется как контактность речевого акта. Этот признак принимает два значения: наличие контактности и отсутствие контактности – то есть наличие дистантности. Языковые средства используются с учетом ситуации общения и влияния на вербальную ситуацию и стратегию коммуникативного субъекта, то есть с учетом прагматического эффекта, исключающего возможность существования изолированных высказываний, лишенных коммуникативных свойств. Акты выбора и организации языковых средств детерминированы в первую очередь содержанием коммуникативного намерения, реализующегося в определенном социальном контексте (Пушкин 1990).

35

Специфика человеческой деятельности определяется несколькими основными чертами: первая из них – целенаправленность, обязательное наличие некоторой доминирующей цели. Анализ структуры деятельности субъекта должен начинаться с того момента, когда из числа актуальных потребностей выделяется доминирующая (Головахо 1979). Деятельность организуется таким образом, чтобы достичь этой цели. Помимо цели акт деятельности характеризуется определенным мотивом: одна и та же деятельность может осуществляться благодаря разным мотивам (Леонтьев 1969). Вторая черта – это структура деятельности. Деятельность состоит из последовательных действий – таких компонентов деятельности, которые характеризуются самостоятельной промежуточной целью. Рассматривая коммуникативную деятельность как совокупность речевых действий, можно сказать, что речевое действие составляет частный случай действия внутри процесса коммуникативной деятельности и должно в силу этого подчиняться всем присущим ему закономерностям. Речевое действие отличается следующими особенностями: а) оно характеризуется собственной целью или задачей (промежуточной по отношению к деятельности в целом и подчиненной совокупной цели деятельности); б) оно определяется структурой деятельности в целом и в особенности теми действиями, которые предшествовали ему внутри акта деятельности; в) оно имеет определенную внутреннюю структуру, обусловленную взаимодействием тех его характеристик, которые связаны со структурой деятельностного акта и являются общими для многих однотипных актов деятельности, а также тех конкретных условий или обстоятельств, в которых это действие осуществляется в данном случае и в данный момент. Производя то или иное коммуникативное действие, мы определяем линию поведения следующими факторами. Первый фактор, определяющий структуру речевого действия, – доминирующая мотивация, или мотив деятельности в целом (Леонтьев 1969). Мотив – это объект, который отвечает той или иной потребности и который, в той или иной форме, отражаясь субъектом, управляет его деятельностью (Леонтьев 1966). Вторым фактором следует считать то, что П.К. Анохин называет обстановочной афферентацией, предполагающей совокупность всех внешних воздействий на индивида предыдущих обстановок (включая и конкретную обстановку речевого действия), которые вместе с исходной мотивацией наиболее полно информируют этого индивида о выборе того действия, которое более всего соответствует наличной в данный момент мотивации. Роль обстановочной афферентации состоит в том, что она благодаря свойственному ей относительному постоянству действия создает в центральной нервной системе весьма разветвленную и интегрированную систему возбуждений, своего рода первичную модель обстановки (Анохин 1968). Иными словами, это те ограничения и требования к выбору действия (и речевого действия в частности), которые накладываются обстановкой, создающейся к началу действия. Коммуникация осуществ36

ляется всегда в определенных условиях. Она является одновременно результатом деятельности конкретного человека, находящегося в заданых социальных условиях, и отражением объективизированной лингво-коммуникативной и когнтитивной системы. Именно это обстоятельство и обуславливает свойство языка как индивидуально-социального явления (Колшанский 1984). Обстановку, в свою очередь, определяют два момента: а) параметры, не зависящие от данной деятельности, от действий, предшествующих нашему, а лишь пассивно участвующие в выборе способа осуществления речевого действия; б) параметры, связанные с предшествующими действиями в рамках процесса деятельности. Создавшаяся модель «прошлого-настоящего» не является самодостаточной для осуществления коммуникативного действия. Выбор возможных в данной ситуации действий, даже при учете доминирующей мотивации, остается чрезвычайно большим и определяется несколькими различными факторами: уровнем владения методом экстраполирования, уровнем обеспеченности информационными ресурсами (коммуникативная компетенция). Знания и компетенции коммуникантов, даже принадлежащих к одной профессиональной группе, редко бывают тождественными. Как правило, они различаются в большей или меньшей степени (Богданов 1990). Следующим фактором, который влияет на выбор действия, является, в формулировке Н.А. Бернштейна, «модель будущего», иными словами, те прогнозируемые изменения в коммуникативной или социальной ситуации, которые коммуникант планирует получить как результат своих коммуникативных действий и которые изначально мотивируют его деятельность. «Моделирование будущего» возможно только путем экстраполирования того, что выбирается мозгом из информации о текущей ситуации, из «свежих следов» непосредственно предшествовавших восприятий, из всего предшествовавшего опыта индивида, наконец, из тех активных проб и «прощупываний», которые относятся к классу действий (Бернштейн 1966). Учет вероятностного опыта, накопленного в прошлом и управляющего оценками вероятностей в «модели будущего», изучается как проблема «вероятностного прогнозирования» деятельности. Ориентируясь в процессе планирования речевой деятельности (и речевого действия как одного из ее этапов), в свете построенной в процессе вероятностного прогнозирования «модели будущего», коммуникант выбирает тот вариант, который наиболее соответствует доминирующей совокупной цели деятельности или промежуточной цели единичного действия. Именно исходя из этой прагматической предпосылки, коммуникантом выбирается алгоритм предстоящего действия, а также стратегические особенности деятельности в целом. Способы вербализации коммуникативного намерения и способы организации отдельных коммуникативных актов в целостный дискурс детерминированы дискурсивно-релевантными компонентами социального контекста и «внутренней структурой говорящего» (ван Дейк 1989). С точки зрения самого акта деятельности, эти две составляющие (мотивационно-целевая и «модель прошлого-настоящего-будущего») могут явиться ос37

новой построения прагматической и содержательной стороны самого акта деятельности (в нашем случае – коммуникативного акта), исполнительная же его сторона будет обусловлена как содержательной, так и прагматической стороной. Языковое оформление любого высказывания определяется экстралингвистическим содержанием, а именно объективной реальностью и намерениями коммуникантов. С этими моментами соотнесен любой текст (Матвеева 1984). Коммуникация, трактуемая как текст, представляет собой действия по накоплению, переработке и передаче/освоению информации. Большое количество различных видов передаваемой/осваиваемой информации можно условно свести к трем1. Художественная информация связана с эстетической прагматикой словесного творчества. Доминирующим признаком данного типа является эстетика, где превалируют эмоционально-риторические структуры (Одинцов 1980). Научная информация (когнитивная прагматика) связана с рациональнологическими структурами. Научную информацию можно подразделить на собственно научную и учебно-научную. Последняя выполняет функцию воздействия и может содержать эмоционально-риторические структуры. Повседневная информация включает разговорную речь, деловую прозу и средства массовой информации. Этот тип является смешанным и содержит как рационально-логические, так и эмоционально-риторические структуры. Как видно из характеристики типов информации, ни один из них не представляет собой замкнутой или изолированной системы. Они находятся в тесном переплетении, в связи с чем можно сделать поправку на некоторую степень пренебрежения при дифференциации типов информации. С другой стороны, существует несколько, на первый взгляд, несовместимых подходов к описанию конвенций, принятых в лингво-коммуникативных и социо-коммуникативных моделях. В соответствии с тремя типами информации можно выделить три правила выбора и комбинаторики (степени свободы отступа от конвенциональных словарных значений с целью обогащения и приращения смысла) лингвистических единиц. Первое правило: увеличение возможности выбора и комбинаторики лингвистических единиц (художественная информация). Второе правило: уменьшение возможности выбора и комбинаторики лингвистических единиц (научная информация). Третье правило: вероятностные преобразования идеальных возможностей языка в случайную действительность речи (Шпет 1927). С точки зрения коммуникативных позиций, в роли кванта коммуникации выступает триадная коммуникативная цепочка: автор (адресант) – текст – реципиент (адресат) (Каменская 1990). Эта цепочка должна рассматриваться ин1

Мы намеренно не выделяем в отдельный вид идеологическую (манипуляционную) информацию, поскольку прагматика идеологического текста относится к типу воздействующих и может реализовываться через любой из приведенных типов информации. 38

тегрально, а именно с учетом взаимообратной направленности, так как адресат может в результате речевого взаимодействия стать адресантом и наоборот. С точки зрения когнитивно-смысловых действий, имеющих ментальную основу и определяемых интеллектом, продуцент (реципиент) строит свой текст (свой образ воспринимаемого текста). «В целом, интеллект, – пишет Н. Жинкин, – можно представить как динамическую модель действительности, в которой уже нет слов в их обычном состоянии» (Жинкин 1982). Данный тезис наводит на мысль, что существует определенная ментальная дистанция между элементом субъективной картины мира (Колшанский 1990) и содержанием текста. Эта дистанция преодолевается в процессе текстовой номинации (Тураева 1986) (для продуцента) и интерпретации/референции (для реципиента). Поскольку в тексте слова находятся в необычном интегральном состоянии, коммуникант должен обладать концептуальной системой знаний, представлений, мнений, эрудицией в той или иной сфере человеческой деятельности, чтобы сформировать когнитивное содержание (Голод и др. 1985). Так как всѐ знание в целом одномоментно вербализовать невозможно, то по всей видимости, целесообразно говорить о бессловесном смысле, заложенном в памяти коммуниканта (Долинский 1995). Р. Павиленис считает, что концептуальная система – это непрерывно конструируемая система информации (мнений, знаний), которой располагает индивид о действительном или возможном мире (Павиленис 1983). Концептуальные системы можно представить в терминах фреймов, предложенных М. Минским (Минский 1979). Согласно его трактовке фрейм определяется как минимально необходимая совокупность признаков объекта или явления, позволяющая идентифицировать это явление. Коммуникативная модель диалогического взаимодействия Существует несколько коммуникативных моделей взаимодействия или передачи информации. Информационные процессы изучаются, в частности, с помощью теории информации, создателем которой был К. Шеннон (Шеннон 1963). В современном научном понимании информация есть содержание процесса интерпретации особенностей одних объектов реальной действительности в виде изменения свойств других объектов. При этом модель, несомненно, является семиотической, однако не отражает обязательной связи с семантикой языковых и речевых систем. Предложенная Шенноном несемантическая схема информационной связи, однако, оказалась полезной при интерпретации художественного текста: структура «автор – книга – читатель» рассматривается как система передачи информации. Очевидно, что на формулу Шеннона, игнорирующую качественное своеобразие различных видов информации, можно опираться не в смысле использования количественной меры информации, а с точки зрения общих идей и эвристического потенциала этой формулы. Так как все способы передачи смысла могут быть выражены в терминах предсказуемости – непредсказуемости, что соответствует существу формулы Шеннона, то количество информации определяется через неопределенность, поскольку получение информации всегда связано с изменением степени неосведомленности получателя информации (Арнольд 1981). Эта характеристика 39

информационных процессов вполне может найти применение в сфере научной коммуникации, поскольку перекликается с понятием новизны и актуальности научной работы. По известной формуле, предложенной Р. Якобсоном (Якобсон 1975), речевая коммуникация может быть представлена в следующем виде: контекст сообщение адресант адресат контакт код От адресанта сообщение попадает к адресату через канал связи: сообщение закодировано и соотнесено с определенным контекстом. Каждому из упомянутых факторов соответствует своя, отличная от остальных, функция. На практике познавательная функция обычно играет главную роль, но сообщение может быть также ориентировано на получателя (экспрессивная функция) или на отправителя (конотативная функция) сообщения. Иногда особую нагрузку несет сам код (метаязыковая функция) или даже контакт (фатическая функция). Более детальная разработка коммуникативной модели с точки зрения речемыслительной деятельности в цепочке «автор – текст – реципиент» представлена в работе О. Каменской (1990). С учетом положений, изложенных выше, становится очевидным, что автор (продуцент) и реципиент (получатель) текста обеспечены некоторыми характеристиками, являющимися одновременно и индивидуальными, и общими, что обеспечивает их адекватную связь друг с другом через текст. В речемыслительной деятельности выделяются ментальные категории, характеризующие индивидуальное знание коммуникантов о мире и языковые категории, связанные с закономерностями и свойствами языка в их субъективном использовании. Индивидуальное знание коммуникантов рассматривается как концептуальная система – непрерывно конструируемая, в процессе интерактивного взаимодействия с окружающим миром и с другими концептуальными системами (партнерами по диалогу), система данных (мнений, знаний), которой располагает индивид (Павиленис 1983). Однако знание индивида само по себе не может служить объектом вербализации. В этой роли выступает лишь какая-то его часть – фрагмент концептуальной системы носителя языка. Этот фрагмент и реализуется посредством ряда операций в речи или соотносится с поступающим из речи знаком-текстом как узнаваемый, отличный, новый или неузнаваемый вовсе. Такое соотнесение индивидуальных фрагментов концептуальной системы при посреднической роли текста представляется как функция взаимодействия человеческих факторов. Значение человеческого фактора в лингвистике определяется тем, что между языком и миром находится субъект с его личным жизненным опытом и социализированным знанием о языке и мире. Основой вербальной коммуникации является соответствующий словарный запас, хранящийся в памяти коммуникантов в виде упорядоченных структур. Многочисленные группы слов, хранящиеся в памяти каждого носителя языка, образуют сложную систему, которую О. Каменская называет тезаурусом 40

личности. Структура тезауруса личности представляет собой совокупность понятийных категорий, лежащих в основе функционирования концептуальной системы личности. Коммуникативная модель, разработанная О. Каменской, таким образом, тесно связана с речемыслительной деятельностью коммуниканта. В коммуникативной модели, разработанной Н. Комлевым, выделяется другой состав элементов (Комлев 1992). Сознание, контакт и сигнал выступают в его модели как основные узловые категории устного человеческого общения, хотя, по мнению других авторов, общение при помощи письменного текста обычно разорвано во времени и/или в пространстве, хотя коммуникант, тем не менее, при восприятии письменного текста моделирует ситуацию общения по образцу единовременного речевого контакта «лицом к лицу» (Сорокин и др. 1979). Речевой акт, в представлении Н. Комлева, начинается и заканчивается с опорой на сознание, которое организует процессы коммуникации, хотя оно на настоящий момент почти не поддается описанию в общелингвистических терминах (Комлев 1992). Первый элемент модели Н. Комлева включает в себя устройства: а) эвристическое; б) лингвогенерирующее, способное сформулировать мысли; в) лингвоинтерпретирующее, способное превратить принятые извне словесные сигналы в факт сознания. У второго коммуниканта приемное устройство проводит сигнал к декодирующему устройству, а через него к интерпретирующему устройству сознания коммуниканта. Цепь речевого акта замыкается и отправитель ждет подтверждения получения сигнала, называемого обратной связью, по тем же или зачастую по иным каналам. По мнению Н. Комлева, речевая коммуникация представляет собой динамический процесс, продолжающийся и постоянно меняющийся, часто не поддающийся препарированию. Говорящий не начинает процесс речи, обращаясь к своему собеседнику, и не заканчивает его, когда получает от него ответ. Высказывания, составляющие его слова и идеи, а также способ их передачи – все это обусловлено как непосредственной ситуацией, так и всеми прежними событиями. Восприятие сообщения реципиентом подобным же образом предопределяется и данным речевым актом, а также всеми предшествующими информациями, которые он получал (Комлев 1992). Описание языка как инструмента человеческого взаимодействия вряд ли удастся отразить как представление понятого, если будут игнорироваться все сопутствующие условия конкретных реальных высказываний. При этом важно иметь в виду следующее: если учесть, что в силу неочевидности некоторых связей и неосознанности некоторых действий невозможно зарегистрировать все факторы (как объективные, так и субъективные), то в этом случае вообще трудно говорить о полной формализации актов и результатов речевой деятельности. Однако эта невозможность не запрещает и не ограничивает экспланаторного потенциала теоретических моделей при условии учета того факта, что эти модели непредельны, то есть имеют означенную степень приближенности и принимают в расчет наличие этих неизвестных. Приведем по этому поводу точку зрения А. Брудного, который утверждал, что для понимания текста требуется не только знание языка, на котором 41

он составлен, но и определенный набор взаимосвязанных сведений, касающихся его содержания. Можно обосновать гипотезу, в соответствии с которой структура и семантика текста образуют как бы одну часть сложного механизма, другая часть которого содержится в сознании и памяти индивида, воспринимающего этот текст. Когда два этих различных компонента вступают во взаимодействие, тогда и происходит процесс восприятия и понимания (Брудный 1975). Можно предположить в связи с этим, что в момент соприкосновения указанных компонентов проявляются по крайней мере две необязательные величины: степень соотносимости этих компонентов и степень мотивированности воспринимающего индивида на это взаимодействие. С другой стороны, существующая в силу определенных и определяющих причин (социальная функциональность речи как фактор и инструмент, связывающий индивидов в обществе) привычная методика восприятия речи приводит к тому, что поступающий текст генерирует у индивида состояние неопределенности, нарушая его внутреннее равновесие и требуя взаимодействия с этим текстом, а через него – с продуцентом – автором этого текста. Функция общения в социальном взаимодействии личности состоит в организации этого взаимодействия. Некоторые ученые (Сорокин и др. 1979) утверждают, что при помощи речи коммуниканты обмениваются сведениями с целью изменить (сохранить, усилить) деятельность партнера. Взаимодействие коммуникантов при помощи речи имеет место в каждом случае диалогического контакта. По этой причине неубедительными кажутся утверждения, что речь служит лишь каналом для передачи информации; такая постановка вопроса представляет собой лингвистическую редукцию объекта исследования; правильнее будет утверждать, что речь является средством взаимодействия, осуществляемого путем передачи информации. Выводы Можно полагать, что коммуникативные действия (акты) производятся коммуникантами в коммуникативной ситуации с целью изменения состояний этой ситуации в соответствии с тем, насколько существующие состояния устраивают или не устраивают ее участников. Эти действия являются личностно обусловленными, так как совершаются субъектом в соответствии с личной мотивацией, осознанными, ибо проходят стадии анализа ситуации и сознательного планирования, и интенциональными, то есть преследующими определенную цель. В исследованиях коммуникативной деятельности под термином «коммуникативное действие» подразумевается, в основном, акт порождения высказывания. Этот стереотип, по всей видимости, сложился в силу того, что процесс порождения удобен для анализа, поскольку имеет на выходе некую материальную сущность, которую можно зафиксировать и исследовать как факт. Однако процесс понимания тоже имеет результат, а именно тактическое (определяемое локальной коммуникативной деятельностью) или стратегическое (определяемое когнитивным тезаурусом индивида) изменение «субъективной картины мира» (Колшанский 1981), «индивидуальных концептуальных схем» (Павиле42

нис 1983) и т.д. Этот процесс хотя и не имеет материальных форм, тем не менее представляет собой вполне регистрируемое явление, так как влияет на совокупную деятельность субъекта. Таким образом, в общей картине диалогической коммуникации мы имеем два различных действия (понимание и порождение) и материальный факт – высказывание1, объединенные речевой ситуацией, включающей в себя коммуникантов: продуцента и реципиента (имеющих различные намерения) и ситуативное (надкоммуникативное) окружение (определяющее языковую и речевую деятельность коммуникантов). Предпринятый выше обзор подводит нас к мысли, что в намерения продуцента входит произведение коммуникативного действия, имеющего целью изменить определенные состояния коммуникативной ситуации (с возможными последствиями для речевой и неречевой ситуации), а соответствующее действие при этом актуализуется в виде знаковой структуры – текста. В намерения реципиента входит восприятие полученной в процессе порождения знаковой продукции с целью ориентации в изменяющейся коммуникативной ситуации, то есть с целью достижения ситуативного равновесия, нарушенного появлением текста. Таким образом реализуется триединство коммуникативной ситуации: продуцент – текст – реципиент. По достижении равновесия, новые состояния коммуникативной ситуации могут индуцировать у реципиента ответные интенциональные состояния, которые потребуют от него совершения коммуникативных (или социальных, социально обусловленных, социально значимых) действий, а реципиент в свою очередь может стать продуцентом. Однако этот этап можно рассматривать не только как продолжение, как очередной этап развития коммуникативной ситуации, но и как автономную, новую коммуникативную ситуацию. Лекция 4. Современные тенденции в исследовании текста Текст и его диалогическая дифференциация Развитие лингвистических исследований последних лет характеризуется изучением языка с учетом его реального функционирования в любых проявлениях. Недифференцированный и неконкретный подход к тексту в теории текста ведет к широкой схематизации языка и минимальному вниманию к его конкретным свойствам (Рождественский 1979). Тексты, находящиеся в разных сферах коммуникации, представляют собой принципиально разные структуры и получают в речи свое особое, специфическое для каждого текста построение (Виноградов 1963, Кацнельсон 1972, Рождественский 1979). В той же мере различные модели, анализирующие эти тексты, деконцентрируют внимание исследователя на различных дисциплинарных аспектах, увеличивая степень неопре-

1

Важно отметить, что если порождение речи заканчивается текстом, то понимание речи с текста начинается. 43

деленности и, как следствие, снижая экспланаторные потенциалы собственно моделирующих методик. Изучение отношений системы и текста, а также реализаций системы в текстах является одним из самых трудных для изучения разделов языкознания. По мнению Ю. Рождественского следует различать: 1) систему, 2) текст, в котором реализована система, и 3) принципы реализации системы, иначе говоря, ту или иную систему реализации. Основная задача лингвистики текста состоит в типологическом описании основных текстопостроительных моделей, дифференциация которых выкристаллизовалась в результате специфических функций различных сфер общения (Рождественский 1979). Выделение у текста свойств обособленности создает искусственную ситуацию изоляции текстов, находящихся в одном смысловом поле. Ни один текст вообще не может быть отнесен на счет одного коммуниканта. Текст в этом случае следует рассматривать как продукт взаимодействия говорящих и шире – как продукт всей той сложной социальной ситуации, в которой высказывание возникло (Волошинов 1927). Важно подчеркнуть, что именно в результате сквозного взаимодействия текстов и образуется конвергентный эффект диалогики текста. Такая встречаемость порождает бесконечную смысловую «валентность» текстов и взаимосвязь всех смыслов, в связи с чем допустимо говорить о конвергентном диалогизме нашего мышления, актуализуемого в тексте. На наш взгляд, необходимо четко дифференцировать, в частности, художественную информацию, где у автора и читателя нет общего кода1 (читателю приходится полностью декодировать текст писателя) и научную информацию (нормативная интерпретация), где у продуцента и реципиента существует общий (или по крайней мере соотносимый) код. Любая интерпретация текста (в отсутствии или при несоотносимости этого кода) является лишь частичной, и, по всей вероятности, никакая интерпретация не может исчерпать все смыслы текста по той причине, что параллельно с развитием кода происходит приращение общеконцептуального тезауруса коммуникантов. Но разнообразие интерпретаций следует лишь приветствовать, поскольку оно способствует лучшему пониманию. Интерпретации являются идентичными тогда и только тогда, когда они обладают одними и теми же качествами (Зотов 2000). Таким образом, становится очевидным, что интерпретация «углубляет» понимание читателя, но иногда она может трансформировать результаты понимания, поскольку читатель, в свою очередь, строит собственный текст понимания. Вполне очевидное приращение смысла в интерпретации создается диалогичностью текста, так как включает затекстовое, то есть дискурсивное знание. В диалогике текста фактор времени играет неоднозначную роль, так как даже тождественные утверждения не тождественны, если они высказаны в существенно разные моменты времени (Винер 1958). С одной стороны, в соответ1

Под кодом мы склонны подразумевать не только освоенную индивидом языковую систему, но и коммуникативные, а также когнитивные и социальные навыки реализации этой системы в речи. 44

ствии с коммуникативным потенциалом высказывания (единичность/многоразовость), текст может решать локально-тактические (бытовой диалог) и глобально-стратегические (бытийный диалог) задачи, а продуцентная прагматика, с другой стороны, необязательно обеспечит этот потенциал. Работы великих ученых и писателей живут в большом времени (great time), то есть носят вневременной характер (Бахтин 1979), их смысловой состав продолжает расти и обогащаться, поскольку имеет место постоянное приращение потенциальных смыслов, при котором необходимо также учитывать тезаурусноконцептуальную систему знаний коммуникантов, поскольку они обладают разными мнениями и знаниями об окружающей действительности. Семантика за последние годы стала самым притягательным и приоритетным направлением в лингво-филологических исследованиях. Появилось новое направление – конвергентная семантика, которая порождается бесконечной смысловой «валентностью» текстов, находящихся в одном смысловом поле (Зотов 2000, Свойкин 2004). Американский лингвист С. Хаякава определяет семантику как изучение человеческого взаимодействия посредством коммуникации (см. Городецкий 1995). Другими словами, подлинную сущность семантики можно оценить лишь в диалогическом общении коммуникантов. По мнению некоторых авторов, интеграцию семантики и прагматики можно представить с точки зрения их функционального единства, так как семантика текста является интегральной частью текстовой прагматики, в результате чего понимание текста достигается объединенным применением семантических и прагматических знаний (Шенк и др. 1989). В. Богданов говорит о превалирующей семантикоцентрической идее в мировой лингвистике ХХ века. Данная концепция ставит во главу угла содержание, которое подчиняет себе выражение. Эта фундаментальная идея стала основополагающей, и в последние годы развитию этой идеи в немалой степени способствует когнитивная лингвистика (Богданов 1995). В современной филологии подчеркивается многомерный характер научных исследований в области семантики и выделяет несколько глобальных тенденций: 1. Современная семантика отказалась от искусственных ограничений на объем лингвистических сущностей, выступающих в качестве объекта изучения: она старается объяснить не только значения слов, но также семантические свойства меньших или больших лингвистических сущностей в процессе коммуникации. 2. Приоритет отдается скорее значимым отношениям, чем значимым единицам. 3. Не только семантические структуры, но и семантические процессы становятся постоянным объектом научного изучения. 4. Содержание языка и речи рассматривается как многослойный универсум, покрывающий когнитивные и эмоциональные измерения значения. 5. Приоритет отдается исследованиям в области текста, направленным на выявление неэксплицитных типов значения.

45

6. Семантически организованный словарь и семантически организованная грамматика конституируют два основных типа глобальных моделей, первая из которых играет более активную роль в интеграционных процессах (Городецкий 1995). Текст как объект лингвофилологических исследований В современной лингвистической науке существует несколько подходов к анализу текста. Различные школы рассматривают текст иногда с весьма отдаленных и даже противоположных позиций. Однако в этом разнообразии точек зрения можно выделить две вполне определенные конвергентные тенденции: одна – рассмотрение текста как относительно автономной языковой (формальной, знаковой и т.д.) сущности; другая – рассмотрение текста как деятельностного акта в цепи других деятельностных актов. Это принципиальное различие в подходах к анализу и определяет расхождение в результатах исследований. Термин «текст» (в другой терминологии «дискурс») вошел в научный диалог со времени публикации известной работы З. Харриса «Discourse Analysis» (Harris 1952). Он писал, что язык выступает не в виде отдельных предложений, а в виде связного текста, начиная от высказываний, состоящих из одного слова до десятитомного труда, от монолога до дискуссии. Для более четкого представления тенденций в исследовании текста приведем некоторые выборки его дефиниций. 1. Под текстом следует понимать абстрактную единицу языка наивысшего уровня, которая составляет предмет теории языковой способности носителя языка. Дискурс представляет собой наблюдаемое проявление языка как социально-психологической системы в виде эмпирического знака текста (реализацию текста в речи) и в то же время объект исследований, направленных на создание теории использования (употребления) языка (Карабан 1979). 2. Текст есть то, что объявляет текстом или отмечает специальными пограничными знаками говорящий, и потому понятие отдельного единого текста зависит от намерений коммуникатора, а также от навыков реципиента и определенной совокупности навыков и правил чтения и объединения текстов, существующих в каждой данной области речевой деятельности (Гиндин 1973). 3. Высказывание есть отрезок речи, имеющий коммуникативную направленность, смысловую целостность и являющийся реализацией языковой системы, а также отвечающий языковой норме (Торсуева 1979). 4. Текст может рассматриваться как своеобразная копия, оттиск, модель действительности, пропущенная через сознание субъекта в соответствии с целями деятельности, и как некоторая проекция индивидуальной языковой системы, корректируемая условиями данной коммуникативной ситуации (Матвеева 1984). 5. По-видимому, понятие «текст» не может быть определено только лингвистическим путем. Текст есть, прежде всего, понятие коммуникативное, ориентированное на выявление специфики определенного рода деятельности. Иными словами, текст как набор некоторых знаков, текст как (процесс порождения знаков коммуникатором и восприятия оценки их реципиентом) является 46

в контексте определенной деятельности реализацией некоего текстуалитета. Под этим понятием, очевидно, следует понимать абстрактный набор правил, формальные и содержательные параметры существования некоторого конкретного текста (Сорокин 1982). 6. Текст как высшая коммуникативная единица – это некоторая целостная система коммуникативных элементов, функционально (то есть для данной конкретной цели) объединенных в единую семантико-смысловую и логическую структуру общей коммуникативной интенции (Дридзе 1980). 7. Понятие текста является категорией реального речевого процесса, то есть категорией вербальной коммуникации, вмещающей в себя все аспекты и признаки речевого акта. Речевой акт есть, прежде всего, определенный фрагмент информации как результат познавательной деятельности человека, служащий каждый раз предметом общения (обмена мыслями). Коммуникация же есть движение мысли, так сказать интериоризация мышления, облаченная в материальную форму – язык (Колшанский 1984). 8. Исходным положением в анализе текста является признание его некоей сущностью, имеющей самодовлеющий характер, но подчиняющейся общим закономерностям построения речевого произведения в его завершенности (Гальперин 1981). 9. Текстом может быть назван и любой конечный отрезок речи, представляющий собой некоторое единство с точки зрения содержания, передаваемый со вторичными коммуникативными целями и имеющий соответствующую этим целям внутреннюю организацию, причем связанный с иными культурными факторами, нежели те, которые относятся собственно к языку (Барт 1978). 10. Текст – понятие функционально-синтаксическое и размером не определяется (Halliday 1974). 11. Текстом назовем речевое произведение, обладающее единством содержания и целостностью формы (Пелевина 1985). 12. Текст как актуально проявившееся коммуникативное событие (Beaugrande 1994). 13. Текст определяется как коммуникативное событие, в котором продуцент передает аудитории, посредством языка (language) и с социальными последствиями (social consequences), определенное пропозициональное содержание (Togeby 1994). 14. Текст – это языковое выражение замысла его создателя (Лихачев 1964: 8). 15. Текст – это совокупность трех параметров: вербального, синтаксического и семантического. Вербальный параметр образуется конкретными предложениями, формирующими текст, синтаксический определяется взаимоотношениями частей текста, а семантический отражает глобальный смысл текста и определяет части, на которые смысл распадается (Todorov 1971). 16. Текст – это основная единица семантики и ее нельзя определить как своего рода сверхпредложение и представляет собой актуализацию потенциального (Halliday et all 1976).

47

17. Текст – это определенным образом упорядоченное множество предложений, объединенных единством коммуникативного задания (Ейгер 1974). 18. Основная характеристика текста – коммуникативно-функциональная: текст служит для передачи, хранения информации и воздействия на личность получателя информации. Важнейшими свойствами всякого текста являются его информативность, целостность и связность. Конституирующим фактором является коммуникативная интенция, т.е. прагматический аспект (Арнольд 1981) . 19. Текст – это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку (Гальперин 1981) . 20. Текст – это эпицентр «взрывного» взаимодействия языка и мышления (Жинкин 1982). 21. Текст, как результат языкового процесса, это линейная проекция речевой деятельности на материале языковых средств, фиксирующих текстовую деятельность в виде вербальной конструкции (Попов 1984). 22. Текст – некое упорядоченное множество предложений, объединенных различными типами лексической, логической и грамматической связи, способных передавать определенным образом организованную и направленную информацию. Текст есть сложное целое, функционирующее как структурносемантическое единство (Тураева 1986). 23. Текст в отличие от предложения не грамматическая, а скорее семантическая и прагматическая единица (Кверк 1987). 24. Текст – это обладающий специфической структурой знаковый объект, обеспечивающий выполнение коммуникативной функции в соответствии с замыслом автора (Каменская 1990). 25. Текст – это вербально оформленный фрагмент целостной системы знаний о мире. Под «фоновым знанием» понимается невербализованный фрагмент опыта в речемыслительной деятельности с некоторым классом коммуникативных единиц (текстов) (Шабес 1990). 26. Текст – это предикативно независимая супрасентенциальная или сентенциальная синтаксическая единица, которая не включается в любую другую единицу коммуникативного акта и ограничена интенциями коммуникантов и коммуникативными условиями (Veikhman 1995). 27. Текст, как трехвекторная диалогически ориентированная семантическая единица, – это интегрально упорядоченная совокупность коммуникативных элементов, преобразованная в смысл (Зотов 2000). В семиотике термин «текст» получил более широкое толкование, чем в лингвистике. Ю. Лотман рассматривает искусство как особым образом организованный язык. Под языком понимается любая упорядоченная система, пользующаяся знаками, а произведения искусства (литература, картины, симфонии

48

и т. д. ) рассматриваются как сообщения на этом языке и называются текстами (Лотман 1970). Из анализа вышеприведенных определений текста следует, что дифференциальные лингвистические признаки варьируются от синтаксических (Г. Вейхман) до семантических (М. Хэллидей). В свою очередь И. Гальперин накладывает жесткие ограничения на то, что считать текстом: он должен носить речетворческий характер и быть зафиксирован в письменном документе. Действительно, если текст никак и ничем не зафиксирован, то он может оказаться явлением временным, преходящим. «Многочисленные разговоры, выступления и т. д., не закрепленные какими-либо средствами» – пишет В. Свинцов, – «имеют иногда важные практические последствия как для отдельных людей, так и для широкой социальной среды, однако сами по себе они исчезают» (Свинцов 1979). Однако трудно согласиться с тем, что текст должен быть непременно зафиксирован в письменном документе. Несомненно, письменный текст входит в культурный и научный фонд общества, в его общественную память в объективированном виде и составляет фонд текстов в результате их фильтрации. На наш взгляд, повседневной речи нельзя приписывать характеристики неорганизованности, непоследовательности и неупорядоченности. Напротив, она имеет свои текстообразующие правила и задана коммуникативной интенцией говорящего; сам процесс коммуникации происходит почти автоматически (Якубинский 1986, Звегинцев 1968). У Бахтина можно заметить двойственное отношение к тексту. С одной стороны, он утверждает, что где нет текста, там нет и объекта для исследования и мышления. «Каковы бы ни были цели исследования, – пишет он – исходным пунктом может быть только текст» (Бахтин 1979). Исследования в области текста, проводимые у нас и за рубежом, уже дали существенные результаты, которые могут быть использованы для дальнейшей разработки общей и частной теории текста. Однако до сих пор не проводится четкая дифференциация между текстом и высказыванием. Так А. А. Леонтьев считает, что высказывание следует понимать как наименьшую коммуникативную единицу, законченную со стороны содержания. Правда, он не исключает, что отдельное высказывание может быть текстом, под которым он понимает текст как содержательно-функциональное единство, завершенное речевое целое (Леонтьев 1979). Н. Слюсарева полагает, что высказывание как часть текста сохраняет реальную самостоятельность в его пределах (Слюсарева 1981). Ю. Рождественский утверждает, что языковая деятельность состоит из высказываний, которые в филологии образуют языковые тексты (Рождественский 1990). С нашей точки зрения, высказывание и текст являются понятиями в определенной степени идентичными. При этом мы исходим из закона Г. Лейбница, который гласит, что идентичными вещи являются тогда и только тогда, когда они имеют одинаковые качества. О. Москальская выделяет два основных объекта лингвистики текста, часто недифференцированно именуемых ею «текст»: 1) текст в широком смысле слова или макротекст и

49

2) сверхфразовое единство – текст в узком смысле слова или микротекст (Москальская 1981). Большинство лингвистов придерживаются термина «текст». Язык, по мнению Кацнельсона, вливается в речь не как целостная структура, а фрагментарно, отдельными строевыми элементами, отбираемыми сообразно потребностям сообщения и получающими в речи свое особое, специфическое для данного текста построение (Кацнельсон 1972). В продолжение его мысли можно привести высказывание Лосева: «Конкретно мы всегда имеем перед собой не язык в отвлеченном смысле, и не просто речь как то, что нами произносится. Наиболее конкретной стороной языка является не то и не другое, а текст, который может быть письменным и устным» (Лосев 1982). Н. Жинкин считает текст многоуровневым иерархически организованным целым, где центральное место занимает иерархия предикатов, определенным образом распределенных по тексту. Все элементы текста находятся во взаимосвязи и отдельно взятое слово или предложение не может быть элементом анализа. Оно может быть понято во всеобщей связи всех элементов в рамках целого текста. Смысловые связи, в отличие от грамматических, не заданы заранее, их надо найти, открыть и интегрировать в модели. Вот поэтому текст – это не грамматическая единица. «Лексические значения, расположенные в тексте в строчку, – фигурально выражается Жинкин, – образуют не просто «букет» в микротеме текста, но «картину», про содержание которой можно рассказать по разному» (Жинкин 1982). Т. Дридзе полагает, что распространенная точка зрения на текстуальные отношения как «синтагматические», или «линейные», логические отношения, которые устанавливаются между словами непосредственно при их использовании в тексте и объединяют эти слова в словосочетания и предложения, характеризует текст не как коммуникативную единицу, а как лингвистическую и одновременно языковую единицу, изоморфную (то есть состоящую в однозначном соответствии) некоторому отрезку линейно организованного потока речи. Текстуальные отношения – это прежде всего иерархические семантико-смысловые отношения (Дридзе 1980). С точки зрения синтаксиса разрабатывается общая и частная теория текста путем изучения речевых актов, закономерностей их организации и функционирования (Москальская 1981, Гальперин 1981). Приведенные высказывания, отражающие конвергентные лингвистические модели, позволяют заключить, что в исследовании текста четко выделяется коммуникативный подход. Так как осуществление коммуникации остается единственным назначением языка, то его исследование неизбежно должно было привести лингвистику к выбору такого объекта, который представлял бы собой не элемент системы или структуры языка, а прежде всего элемент коммуникации. В качестве такого элемента языка рассматривается текст, который составляет фрагмент конкретной коммуникации и выступает в ней как средство передачи и получения информации. Формирование любого текста должно строиться на элементарных структурных единицах – предложениях, а коммуникация, использующая предложения, должна выявлять уже совершенно другие признаки, а именно признаки некоего образования, принадлежащего не

50

структурному, а смысловому уровню (Колшанский 1978, Зотов 1985, Каменская 1990, Fairclough 1995, Pope 1995). Исследования когнитивно-семантической стратегии в процессе коммуникации – это самое «молодое» направление когнитивной науки, изучающее язык с позиций дискурса. Дискурс же как сложное коммуникативное явление включает, помимо текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста (Дейк 1989). Таким образом, дискурс, имея в своей природе процессуальность и непосредственный контакт с реальной жизнью и ее коммуникативной стороной, неизбежно приводит нас к выделению понятия диалогики текста, как наиболее продуктивного подхода к раскрытию его системных характеристик. Диалогика текста, будучи наименее разработанным направлением в филологической науке, может быть представлена схематически триадной конструкцией: исходная точка – данный текст, движение назад – прошлые тексты, движение вперед – предвосхищение нового текста. Эти тексты объединяются не по принципу конъюнкции, а по принципу взаимодействия в одном смысловом поле при условии содержательной неповторимости текстов. Образуется своего рода трехвекторный мегатекст с конвергентной семантикой (Зотов 2000). Диалогические характеристики текста Существующие взгляды на природу текста при ближайшем рассмотрении обнаруживают некоторые закономерности, выявляющие как их различия, так и их сходства. Во-первых: а) модель, базирующаяся на материальной (знаковой, поверхностной, формальной) структуре текста, анализирует высказывание с позиции процессов понимания, то есть рассматривает текст как материальный факт, начиная с его знаковых структур, и продвигается в направлении вычленения на их основе структур смысловых, и, далее – информационных (содержание, тема) и прагматических (замысел, цель); б) модель, представляющая текст как коммуникативный акт, рассматривает его с точки зрения процессов порождения, двигаясь параллельно тексту в направлении от цели и замысла, анализирует построение смысловых структур, релевантных цели и замыслу, и в итоге трактуя актуализацию смыслов в виде «вербальной последовательности», поверхностных единиц. Во-вторых: а) в структурной модели процесс понимания носит обобщенный, отчужденный от реального коммуниканта характер, отрывая продукт диалога от самого диалога, что унифицирует процесс и объект с точки зрения анализа, предлагая тем самым богатый инструментарий объективной регистрации текстопостроительных методик и ходов; б) деятельностная модель, напротив, манифестирует наличие коммуникантов как конституэнтов, неотъемлемых для каждого конкретного случая вы51

сказывания, и отводит тем самым значительное место коммуникативной ситуации, а следовательно, предполагает зависимость результатов анализа от отдельно взятого (в силу чего субъективизированного) фрагмента «лингворечевого континуума». Несмотря на эти различия обе модели имеют и общие свойства, проявляющиеся, в частности, в том, что основной конституэнтной структурой, лежащей между замыслом и поверхностной структурой как при восприятии, так и при порождении, является структура смысловая («содержание» (Бондарко 1978), «макропропозиции» (van Dijk 1977), «текстуальные модели мира» (Beaugrande 1980) и т.д.). Для нас релевантными являются следующие конституэнтные признаки текста: 1) текст является материальной знаковой структурой, обладающей определенными формальными признаками и построенной в соответствии с конвенциональными правилами порождения, принятыми в данной коммуникативной среде и релевантными каждой коммуникативной ситуации; 2) текст представляет собой выраженный в знаках языка комплекс смысловых структур, построенных одним коммуникантом (продуцентом) для передачи другому коммуниканту (реципиенту) с определенной коммуникативной, когнитивной и социальной целью; 3) смысловые структуры являются основой для построения знаковой (поверхностной) структуры на этапе порождения и воспроизводятся в результате декодирования поверхностной структуры на этапе восприятия; 4) смысловые структуры создаются на основе концептуальных и общих знаний продуцента о данной коммуникативной, социальной и/или материальной ситуации при порождении текста и служат материалом для возможного изменения, дополнения и создания концептуальных и общих знаний о данной коммуникативной, социальной и/или материальной ситуации у реципиента; 5) продуцент совершает коммуникативное действие, результатом которого является высказывание с целью такого изменения имеющихся у реципиента представлений о состояниях данной коммуникативной, социальной или материальной ситуации, в результате которого у реципиента могут возникнуть интенции и мотивы к совершению определенных коммуникативных, мыслительных, социальных (социально обусловленных) или физических действий; 6) реципиент совершает коммуникативное действие восприятия текста с целью ориентации в коммуникативной ситуации, изменившейся в результате появления языкового продукта (текста), и последующей адаптации к новым состояниям коммуникативной, социальной или материальной ситуации, посредством совершения тех или иных коммуникативных, мыслительных, социальных или физических действий. Можно предложить следующее рабочее определение текста, соответствующее его диалогической и конвергентной природе: Текст есть выраженная в знаках языка совокупность смысловых структур диалогической направленности. Его создание основывается на индивидуальных знаниях продуцента и актуализируется в знаковых формах, предназначенных для вос52

приятия и усвоения реципиентом с целью такого изменения модели «текст-мир» в сознании реципиента, которое приведет к возникновению мотива и интенции к совершению определенных действий, имеющих когнитивно-коммуникативный характер. В этой связи большинство коммуникативных характеристик текста приобретают в определенной степени двойственную – дуалистическую природу. С одной стороны, текст «принадлежит» и «подчиняется» продуценту, с другой стороны, тот же самый «попавший» к реципиенту текст переходит во власть другого коммуниканта и тот с этого момента «волен» поступать с ним, исходя из собственных коммуникативных намерений. Очень хорошо заметен этот переход на примере завершенности текста. Понятие завершенности текста зависит от той позиции, которую занимает конкретный коммуникант в конкретной речевой ситуации и от самой речевой ситуации. Для продуцента текст завершен в том случае, если реализован его коммуникативный замысел, актуализованы все смысловые структуры, которые он (продуцент) считает релевантными в соответствии с замыслом, либо достигнуты те коммуникативные или внекоммуникативные цели, которые определили порождение текста (Виноградская 1990). Для реципиента завершенность воспринимаемого текста определяется адекватностью результата ориентации в коммуникативной ситуации или достижением когнитивных целей, то есть усвоением смысловых структур, релевантных системе его когнитивного тезауруса. Можно считать, что при определенных условиях завершенность текста, определяемая автором, не всегда соответствует завершенности текста, принимаемой реципиентом. Этот феномен является причиной того, что авторское членение текста не всегда адекватно тому членению, которое предпринимает реципиент. Особенно ярко это явление заметно именно в научной коммуникации, где распространена практика цитирования с различными прагматическими и риторическими целями. Можно в этой связи предположить следующее: а) основной конституэнтной структурой, определяющей свойства текста, является смысловая структура; б) процесс восприятия текста является в какой-то мере автономным от процесса порождения и основывается на индивидуальном понимании и принятии тех или иных смысловых структур как релевантных и конвергентных; в) однажды актуализованная в языковых знаках смысловая структура получает некоторую степень автономности и становится достоянием обобщенного текстуалитета. Следующим свойством текста, которого следует коснуться подробнее, является его типическая композиционно-жанровая форма. М.М. Бахтин в этой связи утверждает следующее: «Использование языка осуществляется в форме единичных конкретных высказываний (устных и письменных) участников той или иной области человеческой деятельности. Эти высказывания отражают специфические условия и цели каждой такой области не только своим содержанием (тематическим) и языковым стилем, то есть отбором словарных, фра53

зеологических и грамматических средств языка, но прежде всего своим композиционным построением. Все эти три момента – тематическое содержание, стиль и композиционное построение – неразрывно связаны в целом высказывании и одинаково определяются спецификой данной сферы общения. Каждое отдельное высказывание, конечно индивидуально, но каждая сфера использования языка вырабатывает свои относительно устойчивые типы таких высказываний, которые мы и называем речевыми жанрами» (Бахтин 1979). В нашей модели высказывания это определение можно интерпретировать следующим образом: а) жанрово-композиционные особенности текста определяются языковыми и социально-коммуникативными свойствами речевой ситуации, теми конвенциональными правилами, которые определяют и маркируют процессы порождения и восприятия высказываний участниками данной ситуации и свойствами коммуникантов, релевантными данной ситуации; б) несмотря на индивидуальные характеристики состава смыслов, актуализируемых в тексте, определяющим фактором при выборе языковых форм являются требования, налагаемые конкретной ситуацией общения, и эти требования являются конвенционально-обязательными1 в указанных ситуациях, а следовательно, и для участников этих ситуаций. На основании вышесказанного можно утверждать, что анализ текста должен производиться с учетом той коммуникативной ситуации, продуктом которой он является. В этой связи исследователь должен обладать компетенциями, достаточными для того, чтобы интерпретировать текст адекватно выбранной коммуникативной ситуации. Другими словами, текст изначально должен отбираться с ориентацией на наличие функционально-, лингвистически-, коммуникативно- и когнитивно-конвергентного исследователю смыслового наполнения. Выводы Рассмотрев основные структурные модели и некоторые особенности текста, мы можем сделать некоторые предварительные выводы. 1. Поскольку текст является средством передачи смысловых структур от одного коммуниканта другому, именно смысловые структуры можно считать определяющими как в процессе порождения, так и в процессе восприятия высказывания. 2. Текст является результатом коммуникативного действия (порождения) и исходной структурой другого коммуникативного действия (восприятия), таким образом, он имеет диалогические свойства и является неотъемлемой частью диалога. 3. Текст может рассматриваться как относительно автономная смысловая структура, однако он не должен рассматриваться вне коммуникативной ситуации, в контекст которой он входит. 1

Подобная обязательность ставит участников диалога в условия оперирования конвергентными текстами, поскольку связать продуцента и реципиента в коммуникативной ситуации могут лишь конвергентные и релевантные тексты. 54

4. Текст является опосредованным отражением материальной или социальной ситуации, так как он строится и воспринимается на основе индивидуальных отражений этой ситуации коммуникантами. 5. Поскольку при порождении и при восприятии текста широко задействованы системы языковых, концептуальных и общих знаний коммуникантов, то текст может считаться точкой диалогического соприкосновения этих систем. 6. Потенциальные отношения конвергентной диалогики текста следует связывать с общностью языковых, функциональных и когнитивных аспектов текстов, соотносимых с едиными условиями возникновения, или, другими словами, относимых к общим коммуникативным ситуациям любой степени сложности, а также временной и пространственной протяженности.

Лекция 5. Диалогические особенности научного текста Одним из важных условий успешного исследования диалогики текста в научной коммуникации является четкое определение ее характеристик и свойств. С этой целью необходимо выделить соответствующие особенности научного текста, позволяющие зафиксировать и проследить развитие диалогических соприкосновений в текстах данного коммуникативного регистра. Прежде всего, имеет смысл определить, какие тексты следует относить к этому регистру и идентифицировать их конституэнтные характеристики, определяющие эту принадлежность. Данная процедура может быть сформулирована как вопрос о выделении научного текста из огромного множества письменных текстов, как вопрос, который относится к проблеме типологии и классификации текстов вообще и который является предметом обсуждения в ряде современных исследований (Гаузенблаз 1981, Кацнельсон 1977, Кожина 1999, Котюрова 1998, Мальчевская 1977 и т.д.). На диалогический характер научного общения указывают многие исследователи (Глазман 1969, Славгородская 1982, Зотов 2000, Свойкин 2004). О необходимости разработки теории диалогов всех видов говорит Ю. Рождественский (Рождественский 1988). Существующие классификации основаны на подробном описании стиля научного текста с выделением его основных характеристики. В числе последних упоминаются, прежде всего, такие специфические черты письменной речи, как структурная развернутость (поскольку предполагается, что письменная речь должна отличаться полнотой и конкретностью), формальная сжатость и лаконичность (с которой связана грамматическая усложненность письменной речи), строгое следование нормам литературного языка, принадлежность к определенному стилю и жанру, индивидуальный стиль автора (обеспечивающий избирательность и последовательность мыслей), планирование (создающее композиционную и логическую выдержанность письменной речи), институциональность научного текста как принадлежность к заданным рамкам статусно-ролевых отношений (Огурцов 1980, Разинкина 1980, Салимовский 1998 и т.д.).

55

Современный уровень исследований настоятельно требует разграничения понятий «текст научного стиля» и «научный текст». Различие между ними заключается в том, что принадлежность к парадигме научных текстов определяется не только наличием формальных признаков (стиль, структура, институциональность и т.д.), но и функционально-прагматическими свойствами (Матвеева 1984). Жанровый1 анализ предполагает сопоставление свойств поверхностных структур текста с его смысловыми структурами. В результате такого сопоставления выявляются интегральные отношения между информационными составляющими речевого продукта и его лингво-стилистическими особенностями. Наибольшая строгость и однозначность текста, а также его смысловой каркас в качестве его структурной основы обнаруживаются в научных текстах (Гвишиани 1986), где тема не только обозначается совокупностью высказываний и суммой информации, но и неразрывным дискурсом, в котором совокупность высказываний объединяется по смыслу неразрывной цепочкой зависимого следования смыслов отдельных высказываний (Колшанский 1984). Как уже отмечалось, всякий текст направлен на изменение состояний коммуникативной ситуации, которое вызовет у реципиента, в процессе речевого восприятия, определенные интенции к выполнению социальных, ментальных или физических действий. Наибольший интерес для нас представляют, в первую очередь, действия ментальные. В отличие, например, от художественного текста, вызывающего изменения в эмоциональных состояниях коммуниканта, научный текст, являясь текстом-сообщением, призван вызывать изменения в состояниях информационных, когнитивных структур, а именно в системе знаний реципиента. Образование познавательной структуры представляет собой формирование такого соотношения понятий, которое отображает некоторую целостность объекта (во взаимодействии реальных предметов и явлений). Языковая коммуникативная единица закрепляет в своей материи эту понятийную форму независимо от того, какие предметы и явления служат источником отображения в соответствующих понятийных категориях (Колшанский 1984). К жанрам научного текста, следовательно, следует относить такие высказывания, прагматическим аспектом которых является изменение у воспринимающей аудитории существующих представлений об объективных закономерностях и явлениях, которые означенный текст описывает. Все остальные аспекты данного явления мы будем рассматривать в той степени, в которой они являются релевантными поставленной задаче. Для определения жанровой принадлежности текста необходимо также выделить его направленность на аудиторию и его целевую установку на планируемые изменения состояний коммуникативной или социальной ситуации. Другими словами, следует определить сферу и параметры коммуникативной активности этого текста. В идеальном случае тексты предназначаются для своей аудитории: они предполагают опре-

1

В данном случае жанровость рассматривается как принадлежность к определенному коммуникативному регистру, как совокупность функциональных и системных свойств, как принадлежность к дискурсу определенного типа. 56

деленный объем необходимой для коммуниканта информации, а именно той информации, которая отсутствует у коммуниканта (ван Дейк, Кинч 1988). В зависимости от состава общих и концептуальных знаний, присущих выбранной аудитории как совокупности индивидуальных реципиентов, мы можем выделить две группы: а) реципиенты, не имеющие никакой информации или имеющие неполную информацию о рассматриваемом объекте или явлении; б) реципиенты, имеющие адекватные знания о рассматриваемом объекте или явлении. Тексты, направленные на эти аудитории, должны иметь существенные различия. Для одной аудитории (а) информация, содержащаяся в тексте, является преимущественно новой. Ее усвоение и принятие как релевантной зависит от ее значимости в рамках дисциплинарных систем (часто на такую аудиторию ориентированы тексты научно-популярные и учебные). Что касается другой аудитории (б), то здесь дело обстоит иначе. Реципиенты, принадлежащие к такой группе, обладают определенным объемом специальных знаний об особенностях рассматриваемого явления. Они испытывают к нему профессиональный интерес, имеют свою точку зрения (которую текст имеет задачей изменить). Они могут не принять или подвергнуть критике приводимые продуцентом модели. Сам процесс восприятия предполагает этот критический подход и анализ и, в этом смысле, диалог. Именно аудитория, в которой реализация этих процессов будет наиболее оптимальной, и предназначена для собственно научных текстов. Указанные процессы накладывают на научный текст определенные требования. Такой текст не только должен содержать когнитивные структуры, но он должен также обладать и определенными риторическими и жанровостилистическими свойствами, которые дают ему возможность воздействовать на реципиента с целью реализации когнитивной прагматики. Несомненно, что в смысловой и знаковой ткани текстов такого плана будут фигурировать единицы и комплексы, которые можно (в силу стремления научного текста к полной экспликации релевантных смыслов) идентифицировать и исследовать на наличие диалогических отношений. Следует учитывать также и то, что системы знаний реципиентов нередко дисциплинарно конвергентны, частично или полностью, информативным структурам продуцента, определяющим содержание и смысловую наполненность текста; в таком случае не следует ожидать глобальных изменений в системе знаний реципиента (Минский 1988). Однако сам факт существования схожего мнения по данному вопросу может войти в систему индивидуальных знаний любого из коммуникантов как подтверждение адекватности отражения и понимания того или иного явления. Именно в этой связи должна рассматриваться еще одна особенность текстов научного и смежного жанров – их взаимопреемственность в свете того, что специфика процессов научнотеоретического и научно-практического отражения тех или иных явлений требует наличия у коммуниканта (вне зависимости от того, является ли он реципиентом или продуцентом текста) определенной совокупности предварительных 57

знаний, полученных в результате эмпирического и теоретического познания (Троянская 1985, Чернявская 1996). Ввиду того, что эти знания, благодаря единству отражаемого явления и универсализму мыслительных процессов, пересекаются, в этом пересечении создаются предпосылки как для адекватного понимания конкретных текстов в релевантном контексте, так и для возможного сопоставительного анализа их смысловых структур в границах общих речевых макроситуаций (Гак 1973). Автор научного текста, в свою очередь, не может ожидать сиюминутной реакции на свой текст, так как при этом имеет место дистантная во времени и/или пространстве коммуникация. Однако как ни разнообразны те формы, в которые выливается в науке творческое общение, в его основе всегда лежит процесс речевого взаимодействия, то есть диалог (Славгородская 1986). Теория научного диалога является сейчас «недостающим звеном» в общей теории коммуникации. По мнению Л. Славгородской, каждый конкретный научный текст лежит на пересечении двух коммуникативных цепей: от одного ученого к другому и от одного этапа в развитии отрасли знаний – к следующему. Соответственно этому и социально-культурные свойства научного текста связаны как с процессом коммуникативного взаимодействия в сфере науки, так и с коммуникативной природой самой науки, самого процесса познания. Однако процесс познания уподобляется не простой цепи стимулов и реакций диалогической речевой цепи, как представляется Л. Славгородской. Диалогические отношения не всегда совпадают с отношениями между репликами реального диалога – они гораздо шире, разнообразнее и сложнее. Любое научное произведение, как и реплика диалога, ориентировано на его понимание адресатом, под влиянием чего и осуществляется отбор и аранжировка языковых средств адресантом. Хотя в письменной речи нет экспликации конкретного адресата, автор прогнозирует потенциального читателя. О большой роли адресата и адресованности в построении филологической работы С. Аверинцев заявляет следующее: «… Я не могу ни говорить, ни писать в пустое пространство. Мне помогает то, что я вижу предмет как бы одновременно моими собственными глазами и глазами моих читателей и слушателей; от столкновения того и другого приходят мысли, которые во внутренней изоляции от собеседника не явились бы» (Аверинцев 1988). Взаимоотношения объективного и субъективного в научной коммуникации Рассматривая научный текст как знаковую реализацию совокупного и индивидуального познавательного опыта, нельзя не признать, что объективность отражательной и экспланаторной силы научной коммуникации не может претендовать на абсолютность. Действительно, как показывают исследования, научный текст (как знак и как речевое событие) имеет ряд признаков и характеристик, позволяющих утверждать, что, как и любой другой текст, этот тип текста наполнен значительным числом индивидуально-личных, конвенциональнообщественных и произвольных элементов.

58

Первый шаг к «деобъективизации» текста (и научного текста в частности) был сделан еще Э. Бенвенистом. Если язык (согласно Бенвенисту) представляет собой сложную систему знаков, рассматриваемую объективно, без учета конкретного субъекта, то дискурс – это явление, включающее в себя продуцирующего субъекта, а также потенциальных реципиентов (в том же контексте – субъектов). М.М. Бахтин, который немало сделал для критики соссюровской «объективной» лингвистики, обратил внимание на конкретные выражения, используемые индивидуумами в определенном социальном контексте. Согласно точке зрения Бахтина, язык «диалогичен», его можно понять только в терминах неизменной ориентации на другого: «язык живет в конкретном речевом общении», «законы языкового становления суть социологические законы». Знак выступает как активный компонент речи, его значение модифицируется и трансформируется непостоянными социальными тонами, ценностями и коннотациями, другими словами, знак конденсирует определенные социальные условия. Такие ценности и коннотации постоянно меняются, поэтому «лингвистическое сообщество» является гетерогенным образованием с многочисленными конфликтными интересами. Это обстоятельство делает коммуникацию полем идеологических противоречий, ареной диалогического противостояния индивидуальных и общественных ценностей и идей: «всему идеологическому принадлежит знаковое значение», или «знаковый характер является общим определением всех идеологических явлений» (Бахтин 1998). Истоком подобных противоречий видится первоначальная произвольность знака в совокупности с его абсолютной (с точки зрения единственности) инструментальностью в сфере семантического, а следовательно, когнитивного и информационного обмена. Действительно, произвольность знака связана с волей человека, как индивида, так и компонента социума. Как выбор того или иного знака принадлежит индивиду, так и выбор формы, регистра и содержания продуцируемого и воспринимаемого текста также принадлежит ему. При всей делимитированности и жесткости требований к тексту научного коммуникативного регистра, мы, тем не менее, всегда воспринимаем его «на веру», как и всякий другой текст. Естественно, автор сам подвержен этому влиянию, ибо в большинстве случаев автор искренне верит в актуализируемые в текстовой ткани идеи. Научная коммуникация полна условностей субъективного характера. В частности, новая идея вообще принимается обществом прямо пропорционально ее принятию научным сообществом, что вполне логично, поскольку на актуальность и валидность ее исследуют эксперты. Однако следует признать, что, несмотря на любое число экспериментов, подтверждающих или опровергающих ту или иную теоретическую модель, она остается моделью – продуктом сознания, которое само по себе субъективно, в какой бы гармонии с реальностью оно ни находилось. И, наконец, мир познаваем субъективно, поскольку познается субъектами. В этом отношении, даваемый нам в ощущениях и от них не зависящий благодаря диалектическому материализму, он требует от исследователя сложных 59

волевых действий по превращению «безразличных» объективных закономерностей в индивидуально ориентированный текст-знак – явление диалогически адресованное от одного коммуниканта к другому, а следовательно, субъективно ориентированное. Сам процесс познания, как и процесс порождения высказывания, имеет волевую обусловленность, в силу чего его объективная направленность тесно переплетается с субъективными мотивами, целями и задачами.

Структурные особенности научного текста Любой объект лингвистического исследования и применяемый при этом научный метод неизбежно определяют строение научного текста, вербализующего это исследование. Следовательно, структурно текст отражает основные закономерности системной модели, включая ее структурно-функциональную иерархию и парадигматические отношения элементов в границах уровней этой иерархии. Развертывание текста, таким образом, осуществляется в двух перпендикулярных плоскостях: по горизонтали – раскрытие парадигматических свойств системно однородных элементов, и по вертикали – раскрытие функциональных особенностей системно разнородных элементов. Стратегия вербального развертывания рассматривается как интегрирующая составляющая плана содержания, приводящая к реализации экспланаторной силы метатекста как знакового продукта. План содержания и план выражения научного текста характеризуются стремлением к предельной взаимосимметрии, что в свою очередь обеспечивает адекватное понимание его смысловых составляющих. Другими словами, мыслительный конструкт, полученный в результате декодирования линейных структур текста реципиентом и последующей их интерпретации в границах индивидуального концептуального тезауруса предельно адекватен мыслительному конструкту продуцента – отправной точке, ментальной основе данного текста. Естественно при этом предположить, что в научном тексте значительное место уделяется прямым, неметафоризированным средствам выражения, позволяющим избежать неоднозначности понимания. Встречающиеся случаи подобной неоднозначности, которые имеют место по причине свойственной знакам языка полисемии, снимаются за счет большого количества вводных элементов (своего рода семантических ограничителей), сужающих контекст возможные интерпретации знака в тексте. Научный текст в свете вышеперечисленных требований строится таким образом, чтобы, с одной стороны, осветить наибольшее число валидных характеристик, а с другой – обеспечить их компактность и стройность изложения, позволяющие интегрировано описать систему и структуру исследуемого явления. Для этих целей в научной коммуникации применяются «прозрачные» грамматические структуры, специфический отбор лексики, закономерные логические заключения и аспектуальная делимитация, достигаемая за счет сужения рамок исследования. 60

Особенности коммуникативной ситуации в научной коммуникации Включая научный текст в диалогический ряд в функции речевого звена, мы можем предположить, что дисциплинарная диалогическая ситуация обладает компонентами, онтологически свойственными любой речевой ситуации, начиная с основных мотиваций. Очевидно, эти мотивации будут иметь характеристики, перекликающиеся с системой и конституэнтами научного диалога. Научная коммуникация имеет целый ряд отличий от других форм диалогического (непосредственного или отложенного) взаимодействия. Эти отличия имеют конституэнтный характер и определяются особыми свойствами научной коммуникации в целом. Воспринимая коммуникативную (речевую) ситуацию как интегральное единство обязательных элементов (продуцент, реципиент и высказываниетекст) и условий (в данном случае мотивы коммуникантов), при которых эта интеграция только и возможна, кажется естественным проанализировать взаимодействие указанных явлений в общем для них интерактивном поле1. Поскольку наличие каждого из элементов и условий диалогической интеракции в отдельности обязательно (так как при отсутствии одного из них полноценная коммуникативная ситуация не состоится), их можно вполне закономерно считать равноправными. Естественно, существует целый ряд своего рода предельных или частных случаев, когда, например, один из элементов отсутствует (при разговоре с самим собой, или в случае вынужденного, немотивированного для коммуниканта речевого действия). Именно такие случаи коммуникативного поведения позволяют проследить, как в речевой системе происходят процессы компенсации недостающих звеньев (привлечение «другого себя» в качестве недостающего коммуникативного звена, или практика отговорок, используемых для замещения мотивированных речевых действий). Однако перечисленные моменты выходят за рамки настоящего курса. Мы же сконцентрируем свое внимание на стереотипных случаях в стандартных условиях, приняв за данность тот момент, что все конституэнты рассматриваемой коммуникативной ситуации (а именно научной или дисциплинарной коммуникативной ситуации) обладают принципиальным равноправием при формировании этой ситуации. Представляется логичным начать анализ с речевых мотивов коммуникантов. Речевой мотив в научной коммуникации, как и любой поведенческий или деятельностный мотив имеет очевидные корни в первичных инстинктивных мотивациях. Как известно, выживание человека и последующее обеспечение видового превосходства напрямую связано с накоплением и осознанным использованием объективной семантической информации об окружающем мире. Именно объективная информация, в свою очередь, и составляет целевой корпус научного

1

Следует отметить, что, ограничиваясь указанными факторами, мы ни в коей мере не призываем нивелировать значимость других составляющих научного текста и научного диалога, а именно особенности научного языка и речи, пропозициональное знание, текстопостроительные модели, когнитивную модальность и т.д. 61

знания, который постоянно пополняется из необъективных1 и субъективных (индивидуальных) источников путем их конвенционального принятия научным обществом и последующего интегрального приращения к совокупному дисциплинарному знанию. Логично предположить, что стереотипные языковые и речевые механизмы, позволяющие реализовать как формирование, так и последующее приращение нового научного знания, прошли долгий путь становления, и на сегодняшний день накопили значительный инструментарий языковых, речевых, метаязыковых и метазнаковых2 средств формирования и представления этого знания. Что касается мотивационных моделей, то мы склонны считать, что в данной системе имеется несколько основных мотивов: 1) заполнение информационных лакун индивида (освоение нового знания, пополнение концептуальных составляющих индивидуальной картины мира), что позволяет ликвидировать дисбаланс между дефицитным состоянием индивидуальной (субъективной) картины мира и конвенциональной (объективизированной обществом) картины мира (данный мотив реализуется через восприятие научного текста); 2) заполнение дисциплинарных информационных лакун (трансляция нового знания в общество), что является попыткой ликвидировать дисбаланс между избыточным состоянием индивидуальной (субъективной) картины мира и конвенциональной (объективизированной обществом) картины мира (данный мотив реализуется через порождение научного текста); 3) защита и координация личных информационных составляющих (интерпретация и/или критика нового знания в контексте индивидуальной картины мира), что позволяет ликвидировать конфликты и противоречия между состояниями нескольких индивидуальных картин мира (данный мотив реализуется через «присвоение»3 нового знания, или через порождение ответного научного текста). Таким образом, закономерно предположить, что мотивационная картина для большинства случаев коммуникативной ситуации в научном речевом регистре строится вокруг соответствия индивидуальных (субъективных) и обобщенных (объективизированных в процессе исследований и научного диалога) 1

К необъективным источникам мы можем отнести конфигурации, не прошедшие еще верификации или апробирования; в частности, в эту парадигму информационных составляющих вполне попадают гипотезы, первичные модели и т.д. 2 К метазнакам можно отнести, например, термины, которые в научной коммуникации являются своеобразными представителями целых текстов, понятий, определений, моделей или сложных референтов. 3 Термин «присвоение» (в значении интергрального, рефлексивного вхождения «чужого» знания в индивидуальные, субъективные системы знаний и ценностей), который используется в психологии и когнитивистике, представляется вполне подходящим для данного контекста, поскольку соотносится с более глубокой стадией интеграции знания, чем «освоение». 62

картин мира (Колшанский 1984). Данная закономерность вполне отражает и свойства объективных процессов познания, определяемых осознанным взаимодействием исследователя с исследуемым объектом с целью выявления его конституэнтных характеристик. Коммуникативная система, как и любая самоорганизующаяся система1, в каждый момент своего существования стремится к «покою», физическому или информационному балансу, который обеспечивается стабильной адекватностью когнитивных тезаурусов всех участников этой коммуникативной системы (сюда входят и коммуниканты, и дисциплинарные корпусы текстов). Общей принципиальной особенностью этих участников является то, что ни коммуниканты, ни тексты не могут быть носителями идентичного знания. Коммуниканты неидентичны в силу того, что каждый имеет свой индивидуальный опыт теоретического и эмпирического взаимодействия с фактами и явлениями познаваемого мира, а тексты, в свою очередь, неидентичны в силу того, что всякий научный текст по определению претендует на содержательную уникальность. К другому принципиальному отличию упомянутых участников является то, что, в отличие от текстов, напрямую зависящих от продуцентов (на стадии порождения) и реципиентов (на стадии восприятия), коммуниканты осознанно, мотивированно и целенаправленно взаимодействуют с этими текстами (продуценты - на стадии порождения и реципиенты - на стадии восприятия) и друг с другом посредством этих текстов. Очевидно, что элементом, позволяющим добиться равновесия в коммуникативной ситуации, скорее всего, будет текст, как самая стабильная в силу своей системной однозначности2 единица. С другой стороны, именно эта единица и вызывает своим появлением нарушение информационного баланса и инициацию коммуникативной ситуации. Эта двойственная природа текста, и научного текста, в частности, обязана своей двойственностью диалогическим системным свойствам коммуникации (и научной коммуникации в том числе). Действительно, неодномерность текста не только проявляется в его внутренней структуре (адресованность, интерпретируемость, несинхронность знака, вариативная членимость, двойственная принадлежность3 и т.д.), но и предопределяет

1

Под самоорганизованностью здесь понимается способность существовать и эффективно функционировать без регулирующего и организующего вмешательства или влияния извне. 2 Под системной однозначностью научного текста мы понимаем то, что всякий текст такого рода строится с учетом требования максимальной однозначности его содержания в расчете на его последующее восприятие квалифицированным реципиентом; более того, прагматика научного текста предполагает, что он этот текст при восприятии должен генерировать в сознании реципиента содержание, максимально приближенное к тому содержанию, которое послужило основой построения этого текста в сознании продуцента, что позволяет говорить об двусторонней однозначности научного текста. 3 Двойственная принадлежность понимается как поэтапная соотносимость с интенциями и целями продуцента и реципиента. 63

его статико-динамические характеристики1. Дисбаланс, определяющий начальную стадию развития коммуникативной ситуации появляется в тот момент, когда один из потенциальных участников формирует в процессе исследовательской деятельности некое новое знание, имеющее по его мнению, определенную научную уникальность, дисциплинарно-теоретическую значимость, знание, релевантное существующим и принятым в синхронном с ним (потенциальным продуцентом) научном обществе информационным схемам и системам. Этот дисбаланс потенциально является мотивом к речевому действию и может инициировать коммуникативную ситуацию. Для реципиента коммуникативная ситуация инициируется в тот момент, когда в сферу его речевого восприятия попадает некий знаковый продукт – текст, который он (потенциальный реципиент) может индентифицировать как понимаемый2 и содержащий новое, или релевантное его интересам (в нашем случае научно-теоретическим интересам) содержание. Потребность в достижении когнитивного равновесия (или дискомфорт от нарушенного когнитивного равновесия) и станет основным мотивом к совершению коммуникативных действий по пониманию и усвоению этого текста. Поскольку большая часть индивидуального теоретического опыта в сфере науки попадает к нам из письменных источников, которые характеризуются временнóй и пространственной дистантностью продуцента и реципиента, можно считать, что коммуникативная ситуация для письменного научного текста имеет двойственный характер: продуцентная коммуникативная ситуация и реципиентная коммуникативная ситуация являются в какой-то степени автономными.3 С одной стороны, такой подход к мотивам в научной коммуникации может показаться излишне субъективизированным (поставленным в зависимость от индивидуальных интенций). Однако с другой стороны, любая научная деятельность есть взаимодействие субъекта с объективным миром, наложение результатов этого взаимодействия на индивидуальную картину мира, а затем – речевая интерпретация этого наложения (гипотеза). Это первый этап. Далее другие индивиды (также субъекты познания) воспринимают эту интерпретацию, транслируемую им посредством знаков языка (объективных по своей природе, но субъективно отобранных для данной интерпретации) и интерпретируют ее еще раз (уже в терминах своих субъективных картин мира), соотнося, 1

Текст, не участвующий ни в одном из речевых процессов, а именно порождении или восприятии, можно рассматривать как некий статичный артефакт; свою функцию носителя информации текст реализует только как динамический объект одного из указанных процессов. 2 «Понимаемый» как реализованный в знакомых знаковых системах и соответствующий языковым, коммуникативным и когнитивным компетенциям реципиента. 3 Здесь следует отметить, что для продуцента второй коммуникант будет смоделирован, как говорится, «по образу и подобию» себя самого, поскольку он прогнозирует свойства потенциального адресата и строит свой текст исходя из этих свойств. С другой стороны, для реципиента при чтении текста, продуцент вполне может иметь условные характеристики и ассоциироваться не с индивидом, а с воспринимаемым текстом и его содержанием. 64

возможно, с результатами своих собственных взаимодействий с объектами и явлениями действительности. Эти интерпретации и соотнесения могут привести как к согласию, так и к противоречиям. И те, и другие вполне могут найти свое выражение в речи, что приведет к ответным вербальным действиям, другими словами к дискуссии, результаты которой могут быть как в пользу, так и против первой интерпретации – продуцентной гипотезы. Очевидно, что в результате многократного переинтерпретирования и соотнесения с опытной (экспериментальной) деятельностью происходит относительная объективизация прежде субъективных элементов хотя бы за счет количественного приращения диалогически конвергентных системных единиц модели. Следуя данной схеме, имеет смысл рассмотреть особенности продуцентной позиции в научной коммуникативной ситуации. Прежде всего следует отметить, что мотив и интенция к участию в коммуникативной ситуации может определяться не только собственно когнитивными, имеющими отношение к дисциплинарной речевой семантике характеристиками, но и социальными факторами, в частности: повышением или утверждением профессионального статуса (признание коллег); повышением или утверждением социального статуса (признание доминанты); требованиями административной системы (необходимость регулярных публикаций); квалификационными требованиями (дипломные работы, диссертации); Однако мы предпочтем сконцентрировать внимание лишь на прямых когнитивных мотивах и интенциях, рассматривая опосредованные как нерелевантные основным целям и задачам. Примем за данность, что основным мотивом исследователя является познание изучаемого явления и его объективных закономерностей с последующей вербализацией результатов этого познания в форме устного или письменного научного текста. Следует в этой связи учитывать тот факт, что сам исследователь существует в контексте всех предыдущих работ, с которыми он знаком и которые посвящены рассматриваемому явлению1. Будущему продуценту необходимо ознакомиться с предыдущим дисциплинарным знанием. Цели этого ознакомления также можно конкретизировать, поскольку характеристики этого ознакомления детерминируются следующими факторами: прежде всего, указанный контекст является источником обязательного предварительного дисциплинарного знания; далее, дисциплинарный контекст формирует представление о существующих методах исследований и теоретического моделирования, а также о принятых способах представления результатов; 1

Действительно, сегодня человек не может претендовать на абсолютное первенство, затрагиваю ту или иную сторону окружающего нас мира (Бахтин). 65

наконец, тот же самый контекст информирует исследователя о вакантных дисциплинарных лакунах1. Такого рода макропресуппозиции, по-видимому, определяют одно из свойств научной коммуникативной ситуации, а именно то, что всякий исследователь вступает в диалог в первую очередь с дисциплинарным контекстом. В процессе этого диалогического взаимодействия диалогические интенции исследователя фокусируются на конкретных представителях вышеупомянутого контекста, которые становятся в какой-то мере репрезентантами как всего дисциплинарного знания, так и собственных положений. Коммуникативная ситуация получившая виртуальное отражение в научном тексте может иметь следующие характеристики: компилятивность, которая отмечается в тех случаях, когда продуцент, привлекая в моделируемый диалог слова других продуцентов, ориентируется на использование «чужих» моделей или их фрагментов для интегрального дополнения, достраивания собственных научных конструкций; полемичность, наблюдаемая в тех случаях, когда продуцент, привлекает в моделируемый диалог слова других авторов с целью трансляции своего несогласия с их точками зрения; конвенционализация, проявляющаяся в тех текстах, где мнения других привлекаются для поддержки собственной позиции по исследуемому вопросу. Современные исследования текста указывают на высокую степень диалогичности в научной коммуникации. По мнению Ю.В. Рождественского, «автор и читатель обмениваются текстами, так как каждый читатель научной литературы потенциально является автором. Однако обмен текстами не является непосредственным. Благодаря тиражности текста, каждый научный автор обращается не к конкретному получателю, а к анонимному массовому читателю и не вступает в научном тексте в личный контакт с читателем. Таким образом, с одной стороны, существует обмен текстами, а с другой стороны, участники обмена не сообщаются друг с другом. ... читатель анонимен и множествен, и каждый из читателей потенциально может стать автором» (Рождественский, 1979). Каждый новый научный текст, стремящийся войти в корпус дисциплинарного знания, должен содержать ответ на вопрос, «заданный» предшествующим развитием знания. Обращаясь к фонду уже созданных текстов, ученый находит в них не только некий «образец для подражания», но и импульс для создания новых текстов. Процесс познания уподобляется, таким образом, цепи стимулов и реакций, аналогичной речевой цепи, создаваемой в процессе устного общения, с той лишь разницей, что обмену устными высказываниями соот1

Вакантность дисциплинарной лакуны имеет свойство проявляться двояко: с одной стороны, некоторые явления до сих пор еще не подвергались серьезному научному исследованию, с другой – научное описание других проблем не всегда когнитивно удовлетворяет исследователя, в силу чего для него этот раздел дисциплинарного знания также может выглядеть как лакуна. 66

ветствует обмен письменными текстами (Славгородская 1982). Проблема интертекстуальности, обычно исследуемая на материале художественных произведений (Барт, Кристева, Лотман и др.), в последнее время начала изучаться и на материале научных текстов (Чернявская, Баженова) при учете условий, в которых каждый научный текст включается в систему отношений с другими текстами. Поскольку динамика развития научного диалога определяется объектом научного познания, то подобные коммуникативные макроситуации («фонды текстов») имеют тенденцию развиваться в рамках, определяемых объектом исследования. Границы эти соизмеримы как с глубиной и комплексностью исследовательских методик, так и с уровнем абстрагирования и конкретизации теоретических моделей, а следовательно, могут варьировать в широких пределах. Определяющими для текста научного коммуникативного регистра являются, таким образом, следующие черты: 1) принадлежность к коммуникативной ситуации, в которой основной целью коммуникантов является изменение состава системы индивидуальных знаний с целью получения или передачи новой информации; 2) организация смысловых структур подобных текстов, нацеленная на изменение состояний вышеуказанных образований и на генерацию у реципиента в процессе восприятия интенции такой трансформации системы индивидуальных знаний относительно описываемого явления, при которой она станет релевантной системе соответствующих знаний продуцента; 3) выбор языкового материала, который соответствует указанным требованиям, создавая дополнительную маркировку, облегчающую процессы узнавания и отнесения текста к той или иной коммуникативной области; 4) направленность на определенные аудитории и соответствие текста коммуникативной компетенции и релевантным целям этих аудиторий; 5) риторическая оформленность, эксплицированность всех релевантных смыслов в границах, обусловленных описываемым объектом; 6) смысловая и концептуальная преемственность; 7) способность формировать устойчивые саморазвивающиеся и самоподдерживающиеся диалогические системы. Научный текст как результат индивидуального и диалогического мышления Научный текст является результатом вербального мышления индивида, исследующего при помощи понятийного аппарата какой-либо науки определенную научную проблему. С лингвистической точки зрения научные тексты репрезентируют в естественно-языковой форме некое обобщенноиндивидуальное знание о действительности. Любой научный текст представляет собой знаковую модель некоторого мыслительного содержания и воспроизводит фрагмент концептуальной системы автора текста, познающего субъекта. Содержание текста эксплицируется в языковых средствах, имеющих дискретный и линейный характер, которые не находятся во взаимно однозначных соответствиях с семантическими явлениями, поскольку семантика текста скла67

дывается в сложный информативный комплекс. Этот семантический комплекс, с одной стороны, возникает в соответствии с замыслом автора текста, его целями и условиями коммуникации, а, с другой, подчиняется стереотипным моделям, конвенциализированным в языковой среде и, в случае с научным текстом – в дисциплинарно-когнитивном сообществе. Известно, что конкретно-контекстуальное значение научного текста не исчерпывается лишь суммой составляющих его элементов. Оно приобретает смысл, когда преобразуется в мыслительное содержание, возникающее в результате чтения и понимания текста реципиентами в дисциплинарном контексте. В свою очередь, такой текст при восприятии его индивидуальным реципиентом, в процессе диалогического интегрирования в концептуальный тезаурус, приобретает индивидуальные черты усваивающего его реципиента. В этом смысле можно говорить о двойственном, диалогическом авторстве научного текста. Прагматика дисциплинарного дискурса, предполагающая интерактивное усвоение когнитивных составляющих высказывания, обеспечивает возможность виртуального диалога между автором и читателем, не ограниченного рамками какого-то непосредственно усваиваемого текста, а охватывающего весь дисциплинарный контекст. На время этого диалога автор-читатель, вся концептуальная парадигма точек зрения, мнений, постулатов, гипотез, теоретических моделей и их интерпретаций, составляющих дисциплинарное знание, становится объектом и точкой приложения мыслительных действий реципиента, которые совершаются в пограничном пространстве чтения/восприятия/усвоения. В рамках научной коммуникации направленность на адресата как неотъемлемое свойство научного текста в его отношении к читателю проявляется на основе принципов диалога (Богин 1986). В научной коммуникации направленность на адресата, т.е. адресованность как имманентное свойство текста, воплощается в различных формах и зависит от «вектора силы человеческого фактора» (термин Кубряковой). Она может рассматриваться как одна из сторон авторского присутствия, как столкновение в тексте точек зрения автора и читателя, а также как включенная в текст программа его интерпретации предполагаемым читателем (Кубрякова 1986). Речевое произведение, как известно, выполняет свою коммуникативную задачу лишь в том случае, когда содержащаяся в нем информация адекватно воспринимается соответствующим реципиентом. А поэтому продуцент, если он хочет быть правильно понятым, обычно в той или иной мере ориентируется на определенного адресата речи как в отборе языкового материала, так и в построении речи. Движущей силой речетворчества является, как отмечает К. Боост, стремление говорящего удовлетворить ожидание слушателя. С другой стороны, восприятие характеризуется стремлением слушающего предвосхитить сообщение. Такое предвосхищение осуществляется за счет формирования определенных ментальных структур – пресуппозиций, включающих различные элементы: а) расчет на стереотипные формальные характеристики; б) обладание предварительным знанием (языковые и коммуникативные компетенции,

68

владение контекстом); в) ожидание новой информации (адекватной компетенциям и когерентной контексту). Обычно автор научного текста ориентируется на читателя как человека, в достаточной степени знакомого с данной областью науки и в достаточной мере владеющего принятой системой знаков, чтобы понимать предложенный текст. Иными словами, в том диалоге, который развертывается между автором и реципиентом в процессе восприятия текста, между партнерами не возникает дистанции ни в плане владения языком, ни в сумме предварительных знаний о мире. Не случайно местоимение «мы», которое в современном научном тексте используется для обозначения субъекта изложения, может и объединять автора читателем, что связано помимо прочего с потенциальной интимизацией повествования для создания контакта между автором и читателем. «Запрограммированный» автором адресат строит текст вместе с ним, так как его предполагаемая реакция отражена в словесной ткани произведения и является компонентом текстуальной структуры. Без правильной оценки роли адресата невозможно полностью выявить точку зрения автора. С другой стороны, адресат имеет обобщенные характеристики не только в силу того, что он обычно коллективен, но также и в силу того, что он подчиняется (а в научной коммуникации особенно) таким же, как и автор, требованиям и традициям. Семантико-когнитивные свойства научного текста Поскольку всякий научный текст порождается для воплощения какого-то нового знания, которое будет составлять некоторое уникальное содержание, а именно то, что будет отличать данный текст от других, имеет смысл считать это «новое» собственно информацией текста, позволяющей выделить его рему. Именно рема научного текста наиболее интересна с точки зрения его продуцентно-авторских характеристик. По мнению А. Вежбицкой, семантика научного текста, обладающего метатекстовым характером, обнаруживает специфические свойства, где коммуникативные проявления являются производными от содержательных характеристик. В сложной информационной структуре научного текста пересекаются, таким образом, когнитивные, коммуникативные и ситуативно-прагматические компоненты, отображающие многосторонние и многозначные связи: текстдействительность, текст-автор, текст-реципиент, текст-гипертекст, (Шахнарович 1991). Если в данной парадигме понятие гипертекст заменить более привычным понятием контекст, то выстраивается вполне адекватная система диалогических отношений в научной коммуникации: действительность – автор (продуцент) – реципиент – контекст. Единственной особенностью данной модели будет тот факт, что контекст, как дисциплинарно-текстуальный массив и собственно некий глобальный текст, станет не парадигматическим, а синтагматическим звеном, необходимым для успешного взаимодействия всех приведенных элементов: Контекст Действительность

Автор 69

Реципиент

Автор, обращаясь к действительности, не может не учитывать своего предварительного теоретического опыта, в силу чего, в любом описании, предпринятом на ее основе и направленном на объективное отражение ее свойств и качеств, будет задействован релевантный контекст в функции тематической составляющей. С другой стороны, адресуя свой текст реципиенту, автор будет неизбежно эксплицировать необходимый для понимания контекст, с которым этот потенциальный реципиент может быть предварительно знаком в необязательной степени (в противном случае экспликации не потребовалось бы). Не менее важен и тот факт, что собственно приращение контекста как дисциплинарного текстуалитета является одной из причин вербализации продуцентом индивидуального знания в той или иной текстуальной форме. Также очевидным становится и то обстоятельство, что, занимая активную коммуникативную позицию, реципиент обращается к действительности, точнее, к знанию о ней через текст, предложенный ему автором и через контекст, а конкретно через совокупность авторского и собственного контекстов или, другими словами, через когнитивные пресуппозиции. Смысловая структура научного текста, как, впрочем, и других текстов, объединяет два конститутивных начала: с одной стороны, текст направлен на отображение событий денотативной сферы, и в этом случае его смысл опосредуется связями между отображаемыми событиями; с другой стороны, текст воплощает в себе мыслительно-коммуникативную деятельность автора текста, и его структура отражает логические взаимосвязи между коммуникативными действиями (Колшанский 1984). Семантика научного текста по своей природе многомерна и неоднородна, так как заключает в себе не только предметно тематический компонент, в котором представлены разнообразные виды знаний о некотором участке изучаемой предметной области, но и отношение познающего субъекта, т.е. создающего текст автора и воспринимающего текст реципиента, к этому предметному содержанию, а также отношение самого текста к описываемой реальности. Известно, что общение ученых в профессиональной сфере осуществляется на фоне четко обозначенных коммуникативных целей, хорошо разработанной системы общего знания о некоторой предметной области и, вследствие этого, подготовленного восприятия со стороны адресатов научных текстов. Это обстоятельство определяет стремление к формализации потока научных публикаций, к стандартизации текстовых форм. Становится очевидным, что чем четче выражены прагма-коммуникативные характеристики текстов, тем определеннее и яснее их жанровые признаки, тем выше степень их однозначности. С другой стороны, подобная стандартизация и стереотипизация может рассматриваться как некий маркер, соотносящий текст не только с определенным стилем, но также и с его коммуникантами с точки зрения их деиндивидуализирующей принадлежности к некоторой группе. Эта группа, как представляется, обладает типическими характеристиками, которые придают ей групповые (институциональные) свойства. Институциональные характеристики научного дискурса 70

Институциональный дискурс представляет собой общение в заданных рамках статусно-ролевых отношений. Применительно к современному обществу В. Карасик предлагает выделить следующие виды институционального дискурса: политический, дипломатический, административный, юридический, военный, педагогический, религиозный, мистический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный, научный, сценический и массово-информационный (Карасик 2000). Этот список можно изменить или расширить, поскольку общественные институты существенно отличаются друг от друга и не могут рассматриваться как однородные явления, кроме того, они исторически изменчивы, могут сливаться друг с другом и возникать в качестве разновидностей в рамках того или другого типа. Институциональный дискурс выделяется на основании двух системообразующих признаков: цели коммуникации, участники коммуникации. Основными участниками институционального дискурса являются представители института (агенты) и люди, обращающиеся к ним (клиенты). Участники институционального дискурса в значительной степени отличаются по своим качествам и предписаниям поведения. Есть разная степень открытости дискурса, например, клиенты в рамках научного, делового и дипломатического дискурса не отличаются от агентов, в то время как клиенты политического, юридического, медицинского, религиозного дискурса обнаруживают резкое отличие от агентов соответствующего дискурса (Карасик 2000). Отличие это определяется характером потенциального воздействия, оказываемого агентом на клиента. Такое воздействие может быть по своей прагматике однонаправленным и диалогичным. При однонаправленном воздействии обратная связь предполагается за рамками самого дискурса – в области социальных или физических действий. При диалогическом воздействии адекватная обратная связь возможна и ожидаема не только во внекоммуникативной области, но и в диалоге. Следует заметить, что противопоставление персонального и институционального дискурса представляет собой всего лишь исследовательский прием. В действительности мы достаточно редко сталкиваемся с абсолютными дискурсивными явлениями. Моделируя институциональный дискурс, можно выделить четыре группы признаков: 1) конститутивные признаки дискурса, 2) признаки институциональности, 3) признаки типа институционального дискурса, 4) нейтральные признаки. Конститутивные признаки дискурса получили достаточно полное освещение в работах по социолингвистике и прагмалингвистике (Белл 1980, Богданов 1990, Карасик 1999, Макаров 1998, Brown 1979). Эти признаки включают участников, условия, организацию, способы и материал общения, т.е. людей в их статусно-ролевых и ситуационно-коммуникативных амплуа, сферу общения и коммуникативную среду, мотивы, цели, стратегии, канал, режим, тональность, стиль и жанр общения и, наконец, знаковое тело общения (тексты и/или невербальные знаки). Признаки институциональности фиксируют ролевые характеристики агентов и клиентов институтов, типичные хронотопы, символические действия, трафаретные жанры и речевые клише. Именно стереотипность общения принципиально отличает институциональный дискурс от персонального. Специфика 71

институционального дискурса раскрывается в его типе, т.е. в типе общественного института, который в коллективном языковом сознании обозначен особым именем, обобщен в ключевом концепте этого института, общественными ритуалами и поведенческими стереотипами, а также текстами, производимыми в этом социальном образовании. Нейтральные признаки институционального дискурса включают общедискурсивные характеристики, типичные для любого общения, личностно-ориентированные признаки, а также признаки других типов дискурса, проявляющиеся «на чужой территории», т.е. транспонированные признаки (например, элементы интервенции художественного стиля в научном тексте). Для описания конкретного типа институционального дискурса целесообразно рассмотреть такие его компоненты: 1) участники, 2) хронотоп, 3) цели, 4) ценности (в том числе и ключевой концепт), 5) стратегии, 6) материал (тематика), 7) разновидности и жанры, 8) прецедентные (культурогенные) тексты, 9) дискурсивные формулы (Карасик 1992). Рассмотрение всех отмеченных компонентов в научном дискурсе (как институциональном явлении) столь же перспективно и представляет несомненный интерес в контексте настоящего иследования. Научный дискурс в плане институциональности традиционно привлекает к себе внимание лингвистов. Участниками научного дискурса являются исследователи как представители научной общественности, при этом характерной особенностью данного дискурса является принципиальное темпоральное, географическое, социокультурное и возрастное равенство всех участников научного общения в том смысле, что никто из исследователей не обладает монополией на истину, а бесконечность познания заставляет каждого ученого критически относиться как к чужим, так и к своим изысканиям. Бинарная конструкция «агент – клиент», удобная для описания участников других видов институционального дискурса, в научном дискурсе нуждается в модификации. Задача ученого заключается не только в том, чтобы сформировать знание, сформулировать его и сообщить о нем, но также и в том, чтобы добиться принятия этого знания научной общественостью. Поэтому ученые эксплицитно выступают в нескольких ипостасях, обнаруживая при этом различные статусно-ролевые характеристики: ученый-исследователь, ученый-эксперт, ученый-критик. Авторы и потребители научного текста воспринимаются в этой связи принципиально как полноправные агенты научного институционального дискурса. В новейших исследованиях подчеркивается, что целью научного общения является процесс вывода нового знания (о предмете, явлении, их свойствах и качествах), представленный в вербальной форме и обусловленный коммуникативными канонами научного общения – логичностью изложения, доказательством истинности и ложности тех или иных положений и, по определению Р.С. Аликаева, предельной абстрактизацией предмета речи (Аликаев 1999). Речь здесь идет не столько о научном дискурсе, сколько о научном функциональном стиле. Это означает, что акцент делается не на характеристики участников и обстоятельств общения, а на текстуальные особенности, которые вытекают из специфики языковых единиц, используемых в соответствующих текстах. 72

В рамках научного стиля, как известно, выделяются собственно научный (академический), научно-учебный, научно-технический, научнопублицистический, научно-информационный и научно-разговорный подстили. При этом в основу противопоставления академического и научно-технического подстилей положено не их дисциплинарное содержание, а преимущественная теоретическая, либо экспериментально-прикладная направленность. Научноучебный и научно-публицистический подстили являются периферийными по отношению к академическому подстилю как архетипу, но они весьма частотны, и именно тексты этих подстилей фиксируют состояние дисциплинарного знания в определенный временной период. Существует возможность определить прагматические характеристики научного стиля: 1) типизированный отстраненный субъект и объект речи, которые находятся в равных ролевых позициях, 2) типизированные условия общения, которые предполагают свободный обмен мнениями, 3) равные или адекватные пресуппозиции участников, 4) сформированная традиция общения, и наличие значительного пласта общих текстов. Рассматривая жанры научной речи, Аликаев дифференцирует их на основании двух критериев - членимость либо нечленимость макротекста и первичность либо вторичность и выделяет в качестве первичных монографию, диссертацию, статью, в качестве вторичных - автореферат, аннотацию, тезисы (там же: 81). Научно-разговорный подстиль, в котором разграничиваются доклад и полемическое выступление, не отличается принципиальными особенностями, поскольку тип мышления, определяющий характеристики текстопостроения в научной коммуникации, как показано в другой работе, является более сильным фактором, чем форма речи (Богданова 1989). Заслуживает в этой связи внимания специальное исследование, посвященное монографическому предисловию как особому типу вторичного научного текста, представляющему собой метатекст (информацию об информации), в котором реализуются различные виды прагматических установок - интродуктивная, экспозитивная, дескриптивная и др. (Белых 1991). Следует отметить, что стратегии дискурса являются ориентирами для формирования текстовых типов, но жанры речи кристаллизуются не только в рамках дедуктивно выделяемых коммуникативных институциональных стратегий, но и в соответствии со сложившейся традицией. Традиционно научный дискурс характеризуется выраженной высокой степенью интертекстуальности и диалогичности, и поэтому опора на прецедентные тексты и их концепты для рассматриваемого дискурса является одним из системообразующих признаков (Слышкин 2000). Интертекстуальные связи применительно к научному тексту представлены в виде цитат и ссылок и выполняют референционную, оценочную, этикетную и риторическую функции, а также обладают собственной прагматикой (Михайлова 1999); что касается диалогических связей, то они основаны на конвергентных отношениях (Свойкин 2004) и присутствуют в виде общих контекстов, концептов, референтов и тем. Выводы по первой части 73

Диалогика текста, как фактор эксплицитного или имплицитного взаимодействия высказываний, воспринимается современной филологией предельно неоднозначно. С одной стороны, значительное место уделяется рассмотрению общефилософских вопросов, связанных со сквозным лингвокультурным взаимодействием высказываний, формирующих эстетический, когнитивный, бытовой и любой другой тезаурус социума. С другой стороны, рассматриваются проблемы мотивационно-деятельностных и прагматических составляющих речевого взаимодействия. В третьих, предпринимаются успешные попытки структурно-дистрибутивных описаний речевых явлений в их диалогических последовательностях. Кроме того, существуют модели, предлагающие лингвистическое описание диалогических процессов в традиционном дисциплинарном понимании. Такое разнообразие подходов к исследованию действительно актуальной проблемы тотального диалога указывает на тот факт, что феномен диалогического взаимодействия существенно выходит за рамки простой активнореактивной диалогической диады или понимания диалога как речевого взаимодействия двух (или более) речевых субъектов. В этой связи необходимо подчеркнуть, что количество конституэнтных характеристик диалогического взаимодействия очевидным образом способно перерасти в системное качество, и, видимо, с позиций системности оно и должно рассматриваться. В контексте данной работы мы предлагаем выделить следующие, на наш взгляд релевантные характеристики диалогики текста (ДТ).  ДТ можно рассматривать как совокупность взаимосвязанных речевых реализаций в общих ситуациях разной степени общности и как систему единичных актов взаимодействия этих реализаций; ДТ может фигурировать как целостное явление и как структура, состоящая из определенного числа интегральных компонентов. Иерархически элементы ДТ включают парадигму деятельностных актов и парадигму речевых фактов.  Синтагматически элементы ДТ формируют сквозную цепь явлений, находящихся в отношениях обязательной и дополнительной дистрибуций. Внутренние связи элементов в ДТ осуществляются за счет маркированных и немаркированных функторов и могут быть осуществившимися, осуществляющимися и потенциально осуществимыми. Исследование ДТ необходимо проводить с учетом наибольшего возможного числа конституэнтных факторов.  В общей картине диалогической коммуникации мы имеем два различных действия (понимание и порождение) и материальный факт – высказывание, которые объединены речевой ситуацией, включающей в себя коммуникантов: продуцента и реципиента (имеющих различные намерения) и ситуативное (надкоммуникативное) окружение (определяющее языковую и речевую деятельность коммуникантов).  В намерения продуцента входит произведение коммуникативного действия, имеющего целью изменить определенные состояния коммуникативной ситуации (с возможными последствиями для речевой и неречевой ситуации); соответствующее действие проявляет себя в виде материальной 74











знаковой структуры – текста. В намерения реципиента входит восприятие полученной в процессе порождения знаковой продукции с целью ориентации в изменяющейся коммуникативной ситуации, то есть с целью достижения ситуативного равновесия, нарушенного появлением высказывания. Таким образом реализуется триединство коммуникативной ситуации – продуцент-текст-реципиент. Понимание – процесс восприятия и мыслительной обработки языковых (знаковых) структур с целью выявления их смысловых составляющих на начальном этапе и последующее построение смысловых и концептуальных моделей коммуникативной ситуации с целью адекватной в ней ориентации. Понимание – интенциональное, осознанное действие, производимое реципиентом в соответствии с коммуникативными и надкоммуникативными целями и задачами. Процесс порождения высказывания (текста) является коммуникативным действием, производимым с целью изменения равновесия в коммуникативной ситуации. Процесс порождения ориентирован на создание определенной языковой (знаковой) структуры, предназначенной для ее восприятия партнером по коммуникативной ситуации (реципиентом). Получаемая в процессе порождения знаковая структура организуется таким образом, чтобы в процессе понимания в сознании реципиента генерировались определенные мыслительные структуры (смыслы), которые в процессе восприятия изменили бы его (продуцента) концепты и/или структуры общих знаний и, возможно, стали бы причиной возникновения определенных коммуникативных или социальных интенций. Текст является результатом коммуникативного действия (порождение) и исходной структурой другого коммуникативного действия (восприятие), таким образом, он имеет диалогические свойства и является неотъемлемой частью диалога. Текст может трактоваться как относительно автономная смысловая структура, однако он не должен рассматриваться вне коммуникативной ситуации, в контекст которой он входит. Потенциальные отношения конвергентной диалогики текста следует связывать с общностью языковых, функциональных и когнитивных аспектов текстов, соотносимых с едиными условиями возникновения (принадлежащих общим коммуникативным ситуациям). Текст является опосредованным отражением материальной или социальной ситуации, так как строится и воспринимается на основе индивидуальных отражений этой ситуации коммуникантами. Поскольку при порождении и при восприятии текста широко задействованы системы языковых, концептуальных и общих знаний коммуникантов, то текст можно считать точкой диалогического соприкосновения этих систем. Данные структуры входят неотъемлемой частью в состав концептуальных знаний коммуниканта как индивида и, следовательно, имеют определенные индивидуальные характеристики. В то же время, формируясь в процессе отражения единого объективного мира, они имеют общие черты, релевантные единству отражаемых сущностей. 75

 В связи с тем, что формирование системы знаний индивида происходит не только в процессе отражения явлений материального мира, но и в процессе усвоения общественного знания, эти структуры также имеют общие черты, релевантные конвенционально принятым знаниям. Формируясь в процессе интерактивной деятельности (человек/мир, человек/человек, человек/текст, человек/совокупность текстов), они представляют собой продукт, наполнение и суть бесконечного диалога, процессуально и материально обеспечивающего прогрессивный динамизм как в развитии индивида, так и в развитии общества в целом.  В то же время комплекс индивидуальных знаний коммуникантов (как отражение комплекса общественного знания) предопределяет возможность сопоставления продуктов их деятельности (текстов) в рамках обобщенных коммуникативных ситуаций. С точки зрения научной коммуникации, диалогические компоненты и диалогические взаимодействия также обладают определенными системными характеристиками:  Любая научная деятельность есть взаимодействие субъекта с объективным миром, наложение результатов этого взаимодействия на индивидуальную картину мира с последующей речевой интерпретацией этого наложения (гипотеза). Впоследствии другие индивиды (также субъекты познания) воспринимают эту интерпретацию, транслируемую им посредством знаков языка (объективных по своей природе, но субъективно отобранных для данной интерпретации) и интерпретируют ее еще раз (уже в терминах своих субъективных картин мира), соотнося с результатами своих собственных взаимодействий с объектами и явлениями действительности.  Мотивационная и воздействующая сторона речевого акта в научной коммуникации определяется состоянием дисциплинарного когнитивногносеологического тезауруса и строится в соответствии с полнотой или наличием/отсутствием объективной информации об исследуемом объекте, а также с актуальностью и новизной предлагаемого к вербализации в научном тексте знания.  Институциональность (как принадлежность коммуникативной ситуации свойственной ей определенной группе коммуникантов в соответствии с их профессиональными интересами) научного дискурса (как диалогического единства актуальных высказываний) предопределяет стилистические и жанровые характеристики научного текста, а также его коммуникативную направленность на определенного коммуниканта с институционально определенными свойствами.  С институциональной принадлежностью коммуниканта связаны и его индивидуальная система знаний (картина мира), и сфера его текстуальнотематических интересов в дисциплинарной речевой ситуации. Очевидным образом эта принадлежность в равной мере будет отражаться в текстуальной ткани и в стереотипных текстуальных конструктах различной степени эксплицированности. Эта общность неизбежно найдет отражение в по-

76

верхностных структурах текста и, следовательно, может быть идентифицирована и исследована. Мы, далее, предлагаем рассмотреть научный текст с трех основных позиций: а) позиция реципиента, рассматривающая диалогически активные составляющие научного текста, идентифицируемые в процессе понимания (освоения); б) позиция продуцента, включающая диалогически активные ходы, определяющие содержательную и формальную стороны формируемого текста; в) позиция дисциплинарного дискурса, определяющая обязательность/необязательность определенных текстуальных элементов, обеспечивающих сквозную диалогическую связь как внутри научного высказывания, так и в границах более широких диалогических систем. Очевидно, что при любом из этих подходов предстоит осветить не столько онтологические вопросы диалогики текста, сколько способы ее проявления и функционирования в эксплицитных (регистрируемых) формах, что предоставит нам возможность их формально-лингвистического описания.

77

Часть 2. Категории диалогики текста в научной коммуникации Лекция 6. Смысловая конвергенция как имманентная характеристика диалогики текста в научной коммуникации Идея смысловой диалогической конвергенции текста, идея бесконечного и многомерного диалога, определяемого природой и функциональными свойствами коммуникативных процессов, настоятельно требует тщательной разработки. Высказанная в работах М.М. Бахтина (1979) мысль о наличии конвергентности, связывающей множества текстов в единые диалогические системы, указывает на наличие в языковой и речевой ткани специфических текстопостроительных моделей, определяющих наличие сквозных когерентных связей в смысловых структурах целых текстуальных массивов. Другими словами, дисциплинарный дискурс, который всегда представляет собой сложную совокупность существующих в научном социуме идей, мыслей, понятий, всегда находит свое выражение в конвергентных текстах. Явление конвергенции текста в современной науке часто отождествляется с понятием интертекстуальности, которое разрабатывалось различными учеными (Ю.М. Лотман, Р. Барт, Ю. Кристева, и т.д.), однако эти явления не всегда можно считать параллельными в силу различия некоторых системных характеристик. Термин «конвергенция» (convergence) довольно широко употребляется в терминосистемах различных наук и дисциплин. В частности, в нейробиологии понятие прогрессивной конвергенции связано со способностью мозга формировать целостные образы из элементарных фрагментов, в климатологии это понятие обозначает зоны взаимопроникновения и смешения течений различных температур. Список продолжают такие науки, как теология (слияние греческой философии и библейской веры), геодезия и картография (точка схождения меридианов), палеогеология (слияние тектонических плит), офтальмология (координация глаз при фокусировке на объекте) и т.д. В филологии и лингвистике термин встречается, в частности, в работах по стилистике, где И.В. Арнольд ассоциирует с понятием синтаксической конвергенции «группу из нескольких совпадающих по функции элементов, объединенных одинаковым синтаксическим отношением к подчиняющему их слову или предложению» (Арнольд 2002: 256). Таким образом, широкая востребованность термина «конвергенция» в современной научной парадигме указывает не только на его изоморфность, но и на актуальные функциональные характеристики самого явления, присущего в той или иной мере разнообразным явлениям объективного мира. В лингвистическом приложении на уровне текста явление конвергенции, сохраняя общенаучные черты и характеристики, в состоянии раскрыть системно-динамические свойства научного диалога, понимаемого в самом широком смысле. Необходимость динамического функционального подхода к описанию семантики единиц речи в последнее время становится все более очевидной. Осознание того, что важнейшей функцией языка является коммуникативная функция, привело к убедительному выводу о невозможности сведения всех ре78

ально существующих в коммуникации языковых явлений к их парадигматической семантике. Восприятие языковой деятельности как «динамической иерархии процессов» (Леонтьев 1977) заставляет нас интерпретировать семантику языковой деятельности в ракурсе коммуникативной деятельности, где происходит реализация как ее прагматических, так и структурных свойств. Одной из причин осознания недостаточности статичных системноструктурных методов исследования коммуникативных и языковых процессов стал продиктованный процессом развития языкознания выход лингвистического анализа за рамки предложения в текст (Александрова 1984). Принятие текста в парадигму объектов исследования, ознаменовавшее собой качественный поворот в лингвистике, тем не менее, находится еще в стадии становления и развития, о чем свидетельствует, в частности, неопределенность самого понятия «лингвистика текста». Существующее широкое разночтение понятия текста демонстрирует не столько недостаточный уровень научной разработки самой проблемы, сколько неоднозначность и многоаспектность объекта анализа. Текст, являясь, несомненно, целостным образованием, «включает в себя не одну, а несколько взаимодействующих системных целостностей, для каждой из которых характерен свой уровень онтологической обобщенности, свой план содержания и план выражения и своя система категориальных признаков» (Воробьева 1991). Рассмотрение текста предполагает углубленный анализ взаимоотношений всех компонентов и условий порождения и восприятия, а также анализ материальных и идеальных структур, определяющих эти процессы. Особое внимание следует, по-видимому, уделить когнитивным, информационным структурам, которые составляют содержательную сторону всякого высказывания. Рассматривать эти структуры следует не в плане их единичного, изолированного проявления, а в системе их социально-коммуникативного, диалогического функционирования (Апухтин 1977, Баранов 1990). Следовательно, важно рассматривать текст не только как продукт некоторой, отдельно взятой коммуникативной ситуации, а как относительно автономное (не изолированное, а автономное) «звено» в рамках «бесконечной диалогической цепи» (Бахтин 1979) текстов, объединенных общей темой или описывающих общие или близкие явления действительности. Такие тексты, несомненно, должны обладать свойствами, которые позволяют им вступать в эти отношения. Такое свойство смыслового соприкосновения Бахтин назвал «смысловой конвергенцией». При рассмотрении этого явления с позиции современной теории текста возникает необходимость в построении таких моделей коммуникативных процессов, в которых учитывались бы свойства текста как продукта конкретной коммуникативной ситуации и, одновременно, относительно автономной смысловой структуры, определяемой и свойствами отдельного коммуниканта, и конвенциональными правилами порождения и восприятия, которые функционируют внутри всей коммуникативной среды, с учетом и субъективных и обобщенных знаний о материальном и идеальном мире (Богданов 1990).

79

Действительно, существуют вполне очевидные свидетельства проявления конвергентных отношений в границах крупных текстовых массивов: общие сюжеты, общие литературные герои, родство взглядов и т.д. Значительное количество подобных интертекстуальных корреляций и интерференций объясняются зачастую высокой степенью стереотипичности базовых художественных сюжетов (сюжетообразующих моделей), обеспечивающих все бесконечное богатство их литературных реализаций (Ильин 1999). Другой стороной соприкосновения эпических, лирических и публицистических образов служит окружающая нас действительность – прототип большинства (если не всей совокупности) авторских решений (Лотман 1981). Еще более адекватные сопоставления можно наблюдать в научной коммуникации, где преемственность знания, единство объекта исследования, полемика и критика, поиск универсальных и общих решений, стремление к однозначному и адекватному толкованию фактов неизбежно приводит к появлению постоянных и закономерных пересечений идей, постулатов, выводов и конечных интерпретаций (Котюрова 1998). Известные законы с двойным авторством зачастую представляют собой продукт того же явления. Эти пересечения невозможно объяснить случайностью или авторской прихотью. Они объективны в силу того, что традиционно научная коммуникация представляет собой полемический диалог, столкновение, подтверждение мнений, цепь коллективных решений, направленных в своей совокупности на научное постижение объективного мира в его основных закономерностях. Научный текст как продукт научной коммуникации обладает следующими свойствами, делающими исследование смысловой диалогической конвергенции особо значимым и актуальным: 1) научный текст (НТ) адекватен не только самому себе и своему референту, но и общему контексту. Другими словами, степень эксплицированности тема-рематических связей в НТ прямо пропорциональна его информационной значимости (Крижановская 1996); 2) анализируя НТ, мы можем пренебречь эмоциональным, художественно-эстетическим и социально-прагматическим аспектами, учет которых в силу их субъективности перегружает исследовательский процесс большим количеством разнородных факторов и характеристик (Леонтьева 1981); 3) научный коммуникативный регистр, как объект филологического анализа, по сей день является одним из самых малоизученных (Данилевская 1992, Ворожцов и др. 1990). По-видимому, явление смысловой диалогической конвергенции следует рассматривать не только как комплексное явление, обусловленное структурнолингвистическими особенностями научного текста, но и как системное явление, связанное с функциональной природой языковой коммуникации, трактуемой с точки зрения осмысленной деятельности (Зернецкий 1990, Комлев 1992). Для научной коммуникации явление диалогической конвергенции может иметь конституэнтные характеристики. Особенно выпукло указанные характеристики проявляются в английской научной коммуникации, занимающей на сегодняшний день ведущие позиции в выбранном нами для исследования коммуникативном регистре (Глушко 1980, Гвишиани 1986, Разинкина1980). Действитель80

но, английский научный текст представляет собой один из наиболее развитых вариантов научного текста, так как именно на нем вербализуется основной объем научных исследований, поэтому процессы, происходящие в нем, исключительно значимы, показательны и, следовательно, заслуживают пристального внимания. Мы принимаем к сведению тот факт, что англоязычный научный текст не всегда принадлежит перу этнически англоязычного автора, однако мы не выделяем аутентичность текста в отдельную характеристику, поскольку английская научная коммуникация давно вышла из географических рамок Великобритании и США, глобально расширив свое диалогическое поле. Следует отметить, что текстовые выборки осуществлялись на базе текстов, потенциально объединяемых в конвергентные пары, триады и более длинные цепочки, выделяемые по тематическим, общедисциплинарным и дискуссионно-полемическим (эксплицированные интертекстуальные связи) параметрам. Анализ функциональных особенностей диалогических отношений в научном коммуникативном регистре в своей моделирующей парадигме может представлять известный практический интерес (Шабес 1990), связанный с необходимостью освоения экстраполятивных моделей, позволяющих избегать интуитивно обусловленных шагов в процессе текстопорождения (Салимовский 1998). Превращение парадигматических отношений совокупности текстов в синтагматические отношения текстуального макродиалога даст возможность по-новому оценить такие характеристики научного текста, как дисциплинарная преемственность и диахроническая непрерывность при дискретном характере текстуальных и интратекстуальных построений, а также поможет в какой-то мере избежать парадоксов (импликативных, метафорических конфигураций и т.д.), связанных с асимметричной природой знака. Смысловая диалогическая конвергенция: общежанровый подход В той же мере, в какой каждый текст представляет собой результат всех предшествующих актов коммуникации или, другими словами, всей речевой деятельности коммуникантов, в той же степени он является и звеном будущей цепи коммуникативных актов, возможных посттекстов. Это означает, что текст необходимо рассматривать как коммуникативную единицу, для которой нерелевантно традиционное понимание контекста, разработанное для уровня слова и понимаемое как какое-либо окружение слов, словосочетаний или предложений. В данном случае подразумевается широкий коммуникативный контекст, не имеющий формальных или материальных ограничений, «если иметь в виду, что этот контекст вмещает в себя неопределенного объема жизненный, а следовательно, и вербальный опыт коммуникантов» (Колшанский 1984). Коммуникация (как динамическая цепь общения, теоретически бесконечный процесс) предполагает в каждой речевой ситуации наличие предшествующих параллельных и будущих высказываний. Моделирование коммуникативного процесса не требует восстановления чистой истории фраз – он может быть адекватно раскрыт простой интерпретацией каждой фразы через коммуникативную связь реальных высказываний. Моделирование истории фраз есть спо81

соб автономного преобразования речевых структур в экстраполяции от реальной коммуникации, в которой любое высказывание функционирует как звено онтогенетической и филогенетической цепи бесконечного диалога и одновременной «конечности» каждого отдельно взятого акта общения (Колшанский 1984). Идея бесконечности диалога находит свои истоки у М.М. Бахтина: «Два высказывания, отдаленные друг от друга и во времени и в пространстве, ничего не знающие друг о друге, при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними есть хоть какая-нибудь смысловая конвергенция (хотя бы частичная общность темы, точки зрения и т.п.) (Бахтин 1979). Явление смысловой конвергенции можно наблюдать, анализируя любые тексты, порожденные в общих смысловых полях, начиная от реплик бытового диалога и заканчивая объемными художественными произведениями. Например романы «Война и Мир» Л.Н. Толстого и «Gone with the Wind» М. Митчел конвергентны, ибо оба эти произведения содержат художественный, социальный и нравственный анализ отношений и процессов в обществе в период войн, а также тех изменений в социальной среде, которые войны вызывают. Действительно, большинство романов, посвященных сходным проблемам, будет вступать в конвергентные отношения с разными характеристиками, и в этот ряд можно поставить произведения таких авторов, как Э. Хемингуэй, Э.М. Ремарк, Дж. Апдайк и многих других. Другой, диаметральный по объему и происхождению, пример смысловой конвергенции – пословицы и поговорки: (1) East or West, home is best. (2) There is no place like home. Кроме взаимной конвергентности эти две пословицы конвергентны и русской пословице – «В гостях хорошо, а дома лучше». Высказывания, отражающие совокупный опыт поколений, могут быть конвергентны не только внутри своей этноязыковой среды, но и за ее пределами. Конвергентность подобных высказываний очевидна и находит свои корни в этнокультурных парадигмах. При этом, значительное число неконвергентных пословиц указывает на то, что данное явление не абсолютно и требует анализа. Другой пример – афоризмы, имеющие много общего с пословицами. Этому жанровому слою речевой коммуникации также свойственны пересечения культурно-коммуникативных характеристик: (3) We learn from experience that men never learn anything from experience. (Shaw) (4) Experience is the name all men give to their mistakes. (Wilde) Художественная литература содержит значительное число всевозможных корреляций и заимствований всех уровней интертекстуальности, начиная от прямых интерпретаций (например, басни Эзопа в обработке Крылова или пересказ ―The Marvelous Land of Oz‖ Баума, ставший «Волшебником изумрудного города» у Волкова) и заканчивая туманными аллюзиями и заимствованными сюжетами.

82

Диалогические отношения наблюдаются не только в текстах одного жанра, но и в текстах, принадлежащих различным, порой весьма несхожим, с точки зрения стиля и жанра, высказываниям. Подобные примеры анализируются, в частности, в книге М.С. Чаковской «Текст как сообщение и воздействие», где сопоставляются тексты, «которые максимально близки по экстралингвистическому содержанию, но различны в стилистическом отношении» (Чаковская 1986). Сопоставление текстов различных коммуникативных регистров указывает на то, что явление смысловой диалогической конвергенции может быть обнаружено в достаточно отдаленных коммуникативных ситуациях1. Таким образом, мы считаем своей целью рассмотрение диалогических взаимоотношений этих текстов на максимально большом количестве функциональнодинамических уровней языка и речи в направлении выявления конвергентных и интертекстуальных характеристик. В этой связи вопрос о причинах, порождающих конвергенцию и интертекстуальность на текстовом уровне, а также определяющих их системные характеристики, является одним из ключевых в настоящей работе. Возможно, конвергентный потенциал присутствует в каждом коммуникативном действии, вне зависимости от формы его актуализации. Однако выявить закономерные характеристики смысловой диалогической конвергенции на основе одноаспектных парадигматических исследований не представляется возможным. Вполне очевидно, что такое явление должно иметь многомерную природу, связанную с наличием свойств, определяющих языковое и речевое поведение и взаимодействие (Grice 1975; Sperber, Wilson 1986). Поэтому в настоящей работе мы попытаемся вести поиск релевантных характеристик, двигаясь от «общего – к частному», по мере продвижения отсеивая одни свойства рассматриваемых процессов и концентрируя внимание на других. Смысловая диалогическая конвергенция в когнитивно ориентированной коммуникации Анализ основных особенностей, присущих коммуникативным процессам, а также рассмотрение некоторых свойств основных конституэнтов, определяющих эти процессы, указывает на то, что свойства языковых и смысловых структур текста определяются не только отдельно взятой коммуникативной ситуацией, но и более широким коммуникативным контекстом. Этот контекст связан не только с индивидуально отображаемым явлением объективного мира, но и с общими (конвенциональными) знаниями, присущими членам общества. Широкий коммуникативный контекст подобного рода не обязательно ограничивается лишь высказываниями с идентичными жанрово-стилистическими характеристиками, например, научно-популярный текст зачастую конвергентен монографическому тексту. Тексты, порожденные в различных коммуникативных ситуациях, могут считаться продуктами одной глобальной ком1

В дальнейшем мы будем концентрироваться на текстах, представляющих в основном когнитивно-информационный пласт языковой и речевой продукции. И 83

муникативной ситуации, определяемой общими чертами тех индивидуальных и обобщенных знаний, которые явились основами для их порождения. Такие тексты должны иметь точки соприкосновения смысловых структур, не обусловленные свойствами конкретной коммуникативной ситуации и вступать при этом в диалогические отношения друг с другом, вне зависимости от того, вступали ли их авторы в реальные диалогические отношения, или нет. (1) You interject what you know. You ask it questions. You agree and disagree. You put up defences, and you do or do not let them break down. You react and modify your responses as you read in order to come to some kind of conclusion, to reach an interpretation and to gain an earned opinion. (Gould) (2) The crucial fact is that the cognitive constraints on information processing which require the formation of semantic macro-structures and which organize acts and speech acts in global units, at the same time have social implications: they determine how individuals wish, decide, intend and plan, execute and control, 'see' and understand, their own and others' speaking and acting in the social context. (van Dijk) Приведенные высказывания различаются по многим формальным и коммуникативным параметрам: 1) высказывание (1) принадлежит учебному или научно-популярному жанру, высказывание (2) представляет собой пример научно-теоретического текста; 2) выбор лексических и синтаксических структур в примере (1) рассчитан на широкого читателя, текст (2) адресован относительно узкой группе специалистов; 3) текст (1) содержит стилистически окрашенные структуры, текст (2) – стилистически нейтрален; и т.д. Очевидным, однако, является соприкосновение смысловых структур, описывающих процессы востребованности индивидуальных знаний коммуниканта при восприятии текста. Любое из этих высказываний может занять смысловую нишу другого высказывания в соответствующей коммуникативной ситуации и, хотя риторически и жанрово-стилистически эти тексты не идентичны, их смысловая наполненность допускает их взаимозаменяемость в конкретном диалоге. Существует возможность виртуального моделирования коммуникативной ситуации, в которой тексты (1) и (2) вполне могли бы стать репликами одного диалога, хотя уже сам факт сопоставления этих двух высказываний в одном контексте можно считать моделированием коммуникативной ситуации. Общность темы в таких высказываниях определяется свойствами коммуникативных процессов, или же тем обстоятельством, что они основаны на единстве как объективного мира, который в них отражается, так и универсальных свойствах языковых и мыслительных структур, на которые опираются все коммуникативные процессы. Можно предположить, что тексты, отражающие закономерности одних и тех же материальных, социальных или идеальных явлений и систем, формируют общее текстуально-смысловое поле. Высказыва84

ния, входящие в это поле и формирующие его, образуют своего рода лингвокоммуникативную систему, внутри которой проявляется их диалогичность в форме соприкосновения смысловых структур. Дисциплинарные текстовые массивы содержат высказывания, которые вполне могут рассматриваться с точки зрения потенциальных полемических отношений: Slang sets things in their proper place with a smile. So, to call a hat 'a lid' and a head 'a nut' is amusing because it puts a hat and a pot-lid in the same class. (Bradley) ...as style is the great antiseptic, so slang is the great corrupting matter; it is perishable, and infects what is round it. (Fowler) ...originating as slang expressions often do, in an insensibility to the meaning of legitimate words, the use of slang checks an acquisition of a command over recognized modes of expression ... and must result in atrophy of the faculty of using language. (McKnight) Предположим, что данные высказывания – звенья одной диалогической цепи с прямыми диалогическими отношениями. В этой связи мы можем идентифицировать следующие характеристики приведенных высказываний: 1. Все три автора рассматривают проблемы употребления сленга, однако, если Брэдли воспринимает сленг как явление, по крайней мере, неопасное, так как понятие «сленг» имеет у него определенную положительную окраску, то Фаулер и МакНайт рассматривают это явление как крайне отрицательное и вредное для языка. Такая опозиция может рассматриваться как пример диалогической полемики. 2. Высказывание (8) в определенной степени раскрывает и уточняет то, что в тексте (7) выражено с особой экспрессией, придает ему расширенное теоретическое обоснование и приводит возможность негативных последствий употребления сленга (atrophy of the faculty of using languagе). Эта когерентная последовательность представляет модель концептуального развития идеи. 3. В высказываниях (6) и (8) описаны смыслообразующие приемы, на которых основано формирование и существование сленга: Slang sets things in their proper place with a smile (6); ...originating as slang expressions often do... (8), что можно расматривать как вариант конвенргентной диалогической градации. Здесь можно предложить определение семантической (смысловой) конвергенции как явления диалогического взаимодействия смысловых структур высказываний, порожденных в едином лингво-смысловом поле, основой которого выступает общность рассматриваемых явлений, конвенциональность общих и концептуальных знаний коммуникантов и интерактивная диалогическая природа языковых и коммуникативных процессов. Само собой разумеется, что такие взаимоотношения не могут не оставлять следов в текстуальной ткани. Эти следы не всегда будут маркированными, однако они всегда успешно идентифицируются при сопоставлении.

85

Важным условием подобного сопоставления является то, что при анализе диалогических отношений исследователь сам может задавать критерии вхождения рассматриваемых высказываний в коммуникативную ситуацию, определяя границы и степень обобщения смыслового текстового поля, способ, структуру и методику анализа. Это, однако, не ведет к субъективизации или неадекватности результатов анализа, так как исследователь не может и не должен полностью абстрагироваться от коммуникативной ситуации, породившей текст. Суть анализа коммуникативных явлений предполагает, что непременным условием его адекватности является непосредственное участие исследователя в процессе коммуникации, поскольку анализ высказывания невозможен без предварительного усвоения, интерпретации, понимания, и тем самым без сопоставления с собственной индивидуальной языковой системой и системой общих знаний исследователя. Для адекватного анализа любого коммуникативного явления исследователь должен прежде стать коммуникантом (реципиентом), отражение же результатов анализа требует от исследователя выполнения функции продуцента. Всякий анализ коммуникативных процессов представляет собой диалог с объектом исследования. Смысловая конвергенция в научном (дисциплинарном) диалоге Анализ смысловой конвергенции как диалогического соприкосновения смысловых структур высказываний (принадлежащих единому смысловому полю), связанных общностью отраженных аспектов реального мира, конвенциональностью индивидуальных знаний коммуникантов, а также интерактивной природой коммуникативных процессов, позволяет выделить ряд закономерностей: 1. Основной целью научного текста является хранение и передача новой когнитивной информации с целью изменения состава системы индивидуальных знаний реципиента, поэтому наиболее отчетливо смысловая диалогическая конвергенция простматривается именно в текстах научного стиля (Каменская 1990). Действительно, анализ любого явления требует такой субстанции, которая в наибольшей мере соответствовала бы системным требованиям. Поскольку анализ смысловой конвергенции удобнее проводить на материале, отражающем наиболее объективные представления и включающем наименьшее количество внесистемных параметров (субъективный взгляд, эмоциональные компоненты, агрессивная прагматика), научный текст представляет собой практически идеальный текстуальный субстрат 2. Направленность на определенную аудиторию, соответствие текста коммуникативной компетенции и когнитивным целям этой аудитории, риторическая оформленность, эксплицированность всех релевантных смыслов в пределах, обусловленных отражаемым объектом, смысловая и концептуальная преемственность (соответствие конвенциональным общественным знаниям) позволяют адекватно сопоставлять смысловые структуры научных текстов. 3. Способность формировать устойчивые смысловые текстовые поля (коммуникативные макроситуации) как саморазвивающиеся и самоподдержи86

вающиеся диалогические системы и высокая степень диалогичности в научной коммуникации позволяют рассматривать совокупность научных текстов, объединенных общим объектом анализа, как «бесконечное смысловое пространство» (Зотов 1995). В той мере, в какой «бесконечное смысловое пространство» определяет глубину и широту научного анализа того или иного явления, диалогическая система научной коммуникации определяет преемственность и конвенциональность информационных смысловых структур, их сопоставимость и взаимопроникновение. Благодаря ориентации на уже созданное, научный текст осуществляет связь между старым и новым, он включается в механизм действия традиции. Этот механизм регулирует не только порождение, но и восприятие научного текста: фонд уже созданных и «канонизированных» текстов составляет общую память автора и читателя и служит материалом, на котором вырабатываются их общие профессионально-речевые навыки (Славгородская 1982: 5). Потенциально высказывания вполне могли появиться в одной коммуникативной ситуации, чтобы стать репликами реального диалога. Актуально же, будучи письменными текстами, они входят в коммуникативную макроситуацию более высокого уровня, объединяющую все высказывания, которые описывают процессы импликации, а также восприятия и порождения текста в более широком смысле. Для наблюдения конвергентных смысловых взаимоотношений подобных текстов достаточно определить границы этой макроситуации. Можно предположить, что в ее пределах все высказывания будут семантически и диалогически конвергентны друг другу, вне зависимости от условий их появления. Рассмотрение подобных смысловых взаимоотношений между различными текстами как взаимоотношений конвергентных текстов дает возможность анализировать на лингво-когнитивном уровне процессы развития и становления научных идей и взглядов, сопоставлять точки зрения различных авторов, находить точки соприкосновения в междисциплинарных и межаспектных подходах к решению комплексных проблем. Специфика научной коммуникации (ее диалогичность и преемственность составов смыслов) позволяет прослеживать наличие смысловых взаимоотношений с различными свойствами. Смысловую конвергенцию в научной коммуникации, таким образом, можно отнести к свойствам, отражающим существующий баланс между мнением отдельного ученого (анализирующего порой частные свойства того или иного явления) и наличием совокупного системного, панорамного взгляда на вещи. Данная разноплановость расширяет границы потенциальной коммуникативной макроситуации1, а анализ смысловой конвергентности не может и не должен ограничиваться текстами, идентичными или сходными по содержанию. 1

Расширенные границы коммуникативной ситуации, как в данном случае, обеспечивают многоаспектный анализ несхожих или содержательно дистанцированных текстов 87

Одним из основных свойств смысловой диалогической конвергенции следует, таким образом, признать наличие смысловых взаимоотношений между высказываниями, которое определяется не столько параллельностью их концептуально-смыслового наполнения, сколько общностью рассматриваемого явления, его местом и значимостью в системе конвенциональных знаний индивида и всего социума. Логично предположить, что точки зрения авторов рассматриваемых текстов могут не только не совпадать, но и противоречить друг другу, а также быть диаметрально противоположными. Таким образом, рассматривая специфические черты конвергентных научных текстов, можно отметить наличие устойчивых смысловых диалогических взаимоотношений, имеющих место в процессах формирования научного знания как индивида, так и общества в целом. Поскольку текст (как коммуникативное явление) не существует автономно, а каким-либо образом входит в коммуникативную ситуацию того или иного «уровня обобщенности» (Бахтин 1979), то явление смысловой диалогической конвергенции должно рассматриваться также в пределах коммуникативной ситуации соответствующего уровня обобщенности. Исследователю, в свою очередь, необходимо занимать позицию реципиента, имея целью осуществление адекватного сопоставительного анализа смысловых структур сравниваемых высказываний. Поэтому, в том, что касается научно-теоретических текстов, материал должен соответствовать языковой и коммуникативной компетенции исследователя. Более того, исследователь должен быть знаком с макроконтекстом (much richer sense of context (Dillon 1988)), в котором эти высказывания появились, то есть обладать определенной теоретической компетенцией. В этой связи следует подробнее остановиться на методических схемах и подходах, адекватных для анализа явления смысловой диалогической конвергенции. Проблема исследования смысловой диалогической конвергенции текстов в научной коммуникации предполагает также решение вопроса о выборе адекватных методик ее идентификации и анализа. В современной лингвистической науке используются различные методы и приемы анализа формальнологических, лингвостилистических и семантических структур текста. В частности, М.С. Чаковская в своих работах (Чаковская 1986; 1990) применяет сравнительный лингвостилистический анализ, затрагивающий лексико-синтагматический и ритмический аспекты стилевой принадлежности текстов, отбираемых по принципу «одинаковости» содержания (Чаковская 1986). Данная методика позволяет провести контрастивно-сопоставительный анализ текстов, принадлежащих к различным коммуникативным регистрам (например, при сравнении текстов научного и художественного жанров), но сопоставимых в плане смысловой наполненности (в нашем контексте – диалогически конвергентных). Однако автор не ставит своей целью анализ «одинаковости» по содержанию, а принимает его как данность. В нашем случае подобная методика не позволяет достичь поставленных целей, так как основным объектом анализа являются смысловые взаимоотно88

шения высказываний, а не их стилистические особенности (Мурзин, Штерн 1991; Hickey 1989). Поскольку для исследования в основном выбраны тексты одного коммуникативного регистра, надобность в контрастносопоставительном анализе стилистического аспекта отпадает. Л.В. Славгородская в работе «Научный диалог (лингвистические проблемы)», в свою очередь анализирует актуальные проявления в научной коммуникации заведомо конвергентных текстов, порожденных в реальных диалогических ситуациях – научных дискуссиях. Такой подход к анализу диалогических взаимоотношений также кажется недостаточно релевантным, поскольку он, ограничиваясь реальным диалогом, не предполагает анализа текстуальных и интертекстуальных проявлений в рамках обобщенных диалогических макроситуаций. В работах, посвященных проблемам интертекстуальности (Ю.М. Лотман, Р. Барт, Ю. Кристева, Е. В. Михайлова, Е.А. Баженова, В.Е. Чернявская), случаи заимствования и реализации элемента "чужого" текста, рассматриваются как проявления интертекстуальности. В случае конвергентных текстов зачастую заимствования не наблюдается вовсе, хотя методики анализа диалогических связей во многом адекватны. Формально-логические методы также представляются нерелевантными в силу того, что нашей целью является рассмотрение взаимоотношений не структурных, а содержательных, смысловых, когнитивных образований в рамках расширенных коммуникативных систем, или в данном случае, смысловых текстовых полей. Следует отметить при этом, что такие тексты часто формально не связаны, и их диалогическая сопоставимость может быть обнаружена только на смысловом уровне. Что касается методик, применяемых для анализа формирования смыслообразующих единиц (например пропозиций) и их взаимоотношений внутри коммуникативных построений, то такие методики, хотя и позволяют выявить структурно-системные семантические отношения единиц текстуальной модели, не дают, однако, возможности синтезировать смысловую структуру текста в виде обобщенной схемы (Лосев 1982). Будучи явлениями нелинейными и недискретными, смысловые структуры высказываний требуют интегрального восприятия. Смысл текста как интеграция конкретных значений (Жинкин 1982) требует таких методик анализа, которые рассматривали бы его как целостное образование. Исследование смысловых структур текстов, по сути, тождественно исследованию результатов восприятия (Grimes 1975). Методы анализа должны, в первую очередь, опираться на процессы усвоения и построения ментальных текстуальных моделей, которые можно подвергнуть смысловому сопоставлению и сопоставительному анализу. Требования к интегральному, модельному характеру таких методик указывают на необходимость предварительного понимания исследователем эксплицированных смыслов с последующей интерпретацией их в условиях виртуальной коммуникативной ситуации. В силу того, что виртуальная коммуникативная ситуация существует лишь в рамках ситуации диалогического сопоставления текстов, она может 89

быть отражена в виде дистрибутивной интерпретации этого диалога. Учитывая, что интерпретация понимается как «когнитивный процесс и одновременно результат в установлении смысла речевых и/или неречевых действий» (Краткий словарь когнитивных терминов 1997), представляется возможным использовать интерпретационные модели для идентификации и анализа явления смысловой диалогической конвергенции текстов. В частности, подобная методика анализа текста, основанная на вычленении макростратегий, применялась Т. ван Дейком (1977). Однако методика макростратегий не всегда удовлетворяет требованиям анализа ввиду того, что предполагает сведение к минимуму количества и качества интерпретируемых аспектов с целью упрощения результирующей модели. Анализ диалогических отношений текстов через анализ их пропозициональных структур с последующим их сопоставлением не представляется релевантным, так как требует нивелирования ситуативной прагматики высказываний, в то время как диалогическое сопоставление в рамках виртуальной коммуникативной ситуации дает положительный результат. Это, по всей видимости, связано с тем, что коммуникативные единицы приобретают относительно автономную качественную специфику, отличающую их от единиц собственно когнитивного компонента (в данном случае – пропозиции) (Шабес 1990). Поэтому коммуникативные единицы способны сохранять когнитивный и прагматический компонент не только вне «своей», но также и внутри «чужой» коммуникативной ситуации. Одной из особенностей научного текста, присущей ему в связи с превалирующим значением именно смысловых, когнитивных структур, является его подверженность достаточно вольному членению на смысловые блоки (Серкова 1968). Причем это членение часто зависит от коммуникативной позиции реципиента, подвергающего текст членению. Очевидно, этот фактор связан напрямую с диктематическими характеристиками текстовых иерархий (Блох 2000). Реципиент свободно выбирает релевантный и валидный состав смыслов любой протяженности из текста также любой протяженности, и данная практика не встречает сопротивления ни со стороны автора текста, ни со стороны самого текста. Это свойство научной коммуникации позволяет исследователю при делении текста на фрагменты ориентироваться не столько на его авторское членение, сколько на соотносимость знаковых текстуальных фрагментов с текстуальными составами смыслов (Сухих 1990, Тер-Минасова 1980). В данной работе мы не верифицируем научные тексты на предмет их истинности/ложности, релевантности/нерелевантности или адекватности/неадекватности ни с позиций лингвистики, ни с позиций смежных дисциплин. Мы лишь выявляем и анализируем их взаимоотношения в границах общих коммуникативных макроситуаций. Примеры отбираются в соответствии со степенью их презентабельности и релевантности тому виртуальному диалогическому пространству, в которое мы их помещаем в соответствие с их принадлежностью единому дисциплинарному дискурсу. Такой виртуальный диалог вполне укладывается в схему дистрибутивного анализа, с той лишь разницей, что компонентами дистрибуции в нем выступают полноценные текстуальные образования, а парадигмой становится макродиалог – текстуально90

смысловое поле, то есть – тексты, представляющие в нашем случае дисциплинарное знание. Выстаиваемые в процессе анализа коммуникативно-когнитивные «макросинтагмы», в границах которых и проявляется смысловая диалогическая конвергентность, – не представляют собой абсолютно новый или искусственно формируемый феномен (Топоров 1983). Такие конфигурации в научной коммуникации нередки и вполне функциональны. Разнообразие диалогических форм и элементов языка и речи системно, функционально и формально представляет ряд парадигм. Элементы каждой парадигмы неизбежно отвечают специфичным (для каждой парадигмы) требованиям и обладают определенными общими свойствами вне зависимости от разнородности характеристик. Многоаспектность и внутренняя сложность компонентов диалога затрудняют идентификацию этих определяющих парадигму характеристик, однако не отрицают ее вовсе. Следует лишь помнить, что для успешной типологизации рассматриваемых в данной работе отношений надо точно определить параметры, по которым будут определяться конституэнтные свойства того или иного явления. Способность коммуниканта формировать конвергентную мысль, создавать конвергентный текст и воспринимать созданные другими коммуникантами конвергентные тексты в различных областях языковой и коммуникативной деятельности следует отнести к одному из важнейших свойств человеческого разума. В значительной мере это свойство определяет процессы в когнитивной сфере деятельности – в науке. В научной парадигме волевой и поведенческий поиск и сопоставление конвергентных смысловых составляющих определяют как преемственность и кумулятивность знания, так и диалогичность и интертекстуальность знакового продукта – научного текста. Этот продукт, в свою очередь, оказывается всякий раз очередной ступенью в бесконечном синхронном и диахронном процессе формирования целостной объективной картины мира – абсолютной цели научных исканий. Данное утверждение конкретизируется рядом положений:  Поскольку формирование системы индивидуальных знаний коммуниканта происходит не только в процессе его взаимодействия с материальным миром, но и в процессе освоения накопленных обществом знаний об этом мире, системы концептуальных и общих знаний индивидов также являются, в определенной степени, конвергентными. Смысловые структуры текстов, будучи сформированными на основе таких систем конвенциональных знаний, могут рассматриваться не только в рамках тех коммуникативных ситуаций, продуктами которых они являются, но и в пределах более широких коммуникативных систем (текстуальносмысловое поле, глобальная коммуникативная макроситуация, цепь бесконечного диалога и т.д.). Это означает, что каждую локальную речевую ситуацию (будь то научная дискуссия в узком кругу, семинар или чтение письменного научного текста) можно считать частью некоего общего коммуникативного процесса (макроситуации). Каждый текст, порожденный или воспринимаемый в такой макроситуации, может считаться кон91











вергентным (в разной мере) всем текстам, порожденным и воспринимаемым в актуальных коммуникативных ситуациях, являющихся составными частями общего коммуникативного макропроцесса. Особенно заметна текстуальная диалогичность в системе англоязычной научной коммуникации. Конституэнтные признаки английского научного текста и системные особенности научного диалога определяют первостепенную важность когнитивного аспекта высказывания. Высокая степень преемственности информационно-смысловых структур в пределах коммуникативных макроситуаций и релевантность языковой, коммуникативной и теоретической компетенций коммуникантов позволяют проводить адекватный сопоставительный анализ смысловых структур высказываний научного коммуникативного регистра. Формируя текстуально-смысловое поле, смысловые структуры дисциплинарных текстов могут вступать в диалогические связи, не обусловленные конкретной коммуникативной ситуацией, но наблюдаемые в процессе их сравнительного коммуникативно-семантического анализа. Это свойство обусловлено явлением смысловой конвергенции, то есть смыслового диалогического соприкосновения высказываний, определенного общностью объектов отражения и контекстуальной соотносимостью систем общих и концептуальных знаний коммуникантов. Диалогическая сущность научной коммуникации определяет специфические черты научно-теоретического текста с точки зрения образования смысловых текстовых полей, обладающих высокой степенью релевантности и конвергентности. Специфика научного диалога (адекватность, преемственность, конвенциональность значений и смыслов, единство отображаемого явления и средств отображения; адекватность компетенции коммуникантов и т.д.) предопределяет наличие широкого диапазона смысловых диалогических взаимоотношений текстов, дисциплинарно принадлежащих единому текстовому смысловому полю. В соответствии со структурными особенностями научного текста выделяются два вида смысловой текстовой конвергенции: а) эксплицированная конвергенция, которая характеризуется экспликацией в тексте маркера смысловых диалогических, интертекстуальных взаимоотношений со смысловыми структурами других текстов (сноски, ссылки, цитации и т.д.); б) неэксплицированная смысловая конвергенция, для которой характерно отсутствие в тексте специального маркера смысловой связи с другими текстами. Диалогическая сопоставимость смысловых структур конвергентных текстов определяет три уровня смысловой конвергенции: а) позитивный уровень смысловых взаимоотношений, наблюдаемых при высокой степени «согласия» смысловых структур рассматриваемых текстов, при их смысловой параллельности; б) негативный уровень смысловой конвергенции, имеющий место при противоречии в смысловых структурах конвергентных текстов; в) амбигуентный уровень смысловой конвергенции,

92

характерный для тех случаев, когда сравнимость смысловых структур конвергентных текстов выходит за рамки их согласия или противоречия. Типологические особенности явления смысловой диалогической конвергенции определяются структурно-системными свойствами смысловых текстовых полей или коммуникативных макроситуаций, в рамках которых наблюдаются явления смысловых взаимоотношений текстов. Выделены три основных типа смысловой конвергенции: а) концептуальная смысловая конвергенция, которой свойственна относительная близость понятийных тезаурусов коммуникантов, то есть того, что стало основой формирования смысловых структур рассматриваемых текстов. Данный тип смысловых взаимоотношений в наибольшей мере отражает диалогическую природу коммуникативных процессов в научной коммуникации; б) референциональный тип смысловой конвергенции, характерным признаком которого является единство отражаемых в текстах явлений, которое и находит свои корни в адекватности теоретических познавательных процессов явлениям действительности; в) тематический тип смысловой конвергенции, определяемый общностью тем рассматриваемых высказываний и отражающий жанровые взаимосвязи различных областей знаний, детерминируя возможность междисциплинарного подхода к рассмотрению теоретических конструктов. Текстуально-смысловые поля или коммуникативные макроситуации, определяющие основные типологические особенности смысловых диалогических взаимодействий, образуют разветвленные иерархические структуры, системно входя одно в другое; например, текстуально-смысловое поле с концептуальным типом смысловых взаимоотношений может являться системной частью текстуально-смыслового поля, определяющего референциональный тип смысловой конвергенции; последнее может также являться системной частью тематического смыслового поля или тематической макроситуации. Диалогическая сущность научной коммуникации обеспечивает формирование устойчивых смысловых полей конвергентных текстов различной степени близости и адекватности. Высказывания, формирующие такие смысловые поля, могут рассматриваться не только в границах конкретной коммуникативной ситуации, но в более обширном диалогическом контексте, где они демонстрируют широкий спектр смысловых взаимоотношений. Эти взаимоотношения могут быть выявлены в процессе анализа и подвергаются идентификации и классификации. Объективность оценки данных отношений определяется степенью владения, со стороны исследователя, макроконтекстом соответствующего текстового смыслового поля. Степень обобщенности смысловых текстовых полей и нелимитированность их границ позволяют предположить наличие большей степени свободы в смысловых диалогических отношениях единиц текстового поля (как коммуникативной макроситуации) в сравнении со смысловыми взаимодействиями единиц реального диалога.

93

Лекция 7 Многомерность авторского аспекта в научной коммуникации Конвергентные тексты формируют дисциплинарный текстуалитет, своего рода макродиалог, в силу чего они могут вступать в диалогические отношения, проявляющиеся в тексте в виде набора стереотипных конфигураций разной степени обязательности. Эти конфигурации вполне можно идентифицировать и подвергнуть лингвистическому анализу. Англоязычная научная коммуникация, в силу ряда причин, демонстрирует устойчивые парадигмы таких взаимодействий, имеющих очевидную экспликацию в тексте. В данной главе мы предлагаем рассмотреть наиболее типические, продуктивные и распространенные системы диалогического взаимодействия, маркированного в конвергентных текстах. В зависимости от позиции исследователя можно выделить несколько основных подходов к анализу эксплицированных, диалогически обусловленных конфигураций. Имеет смысл рассмотреть интертекстуальные проявления с позиции продуцента научного текста, осознанно и целенаправленно включающего элементы дисциплинарного текстуалитета в свой текст, с одной стороны, в качестве маркера конвергентной принадлежности к этому текстуалитету, с другой – в качестве фактора приращения или расширения диалогического пространства, в котором существует его продуцентный текст, в третьих – в функции своего рода фактора «увеличения аргументирующей силы» (Зотов 2000), и, наконец, в качестве обеспечения необходимого для адекватного освоения реципиентом когнитивной составляющей фонового или предварительного знания. В научной коммуникации речевая ситуация имеет дуалистические характеристики. С одной стороны, в силу «отложенности» (Бахтин 1979) ответных речевых действий диалогические ситуации в научной коммуникации реализуются виртуально, с другой – существует целый ряд текстов, которые можно рассматривать в качестве прямых ответов на «предыдущие» (Там же) тексты1. Подобные высказывания, которые принято называть «вторичными» (Зотов 2000), в нашем контексте предлагается рассматривать как особый тип конвергентных отношений в диалогике текста. В данной главе мы предполагаем рассмотреть многомерные характеристики авторского аспекта, способы вербализации и свойства локального контекста, а также некоторые характеристики диалогики вторичного текста в англоязычной научной коммуникации. Аспект как явление научного подхода С точки зрения общенаучной онтологии аспект можно рассматривать как функционально значимую структурную единицу, отражающую относительно самостоятельный интегрированный фрагмент познания. Аспект закономерно включает в себя некий комплекс явлений и/или их характеристик, выделенный 1

К таким текстам можно отнести рецензии, обзоры, интерпретации и т.д 94

для анализа из общей структуры какого-либо объекта. Естественно, выделение того или иного аспекта определяется не прихотью исследователя, а необходимостью поэтапного изучения. Соответственно, аспект может составить лишь такой системный элемент, который можно «извлечь» из системы, не нарушая при этом его функциональных свойств. Отчуждая таким образом один из системных элементов, исследователь обретает способность произвести с ним операции, которые были бы невозможны с интегратом – элементом, анализируемым в неразрывной системной связи. Практика научной деятельности показывает, что любой объект можно умозрительно или даже материально разделить на составляющие. Каждая из таких составляющих существует как самостоятельный объект исследования и становится основой для построения отдельной теоретической модели, не нарушая единства системы. Авторский аспект как объект лингвистического исследования Авторский аспект научного текста, рассматриваемый в предлагаемом ракурсе, т. е. с точки зрения его проявления в тексте научной работы, до настоящего момента не был предметом полного научного исследования и не рассматривался как важнейший параметр текстовости научных жанров. Более того, несмотря на наличие фундаментальных работ, посвященных проблемам научной коммуникации и лингвистики научного текста (Дридзе 1976, Бахтин 1979, Павиленис 1983, Славгородская 1986, Каменская 1990 и т.д.), можно отметить, что их число пока явно недостаточно, при этом направление, в русле которого исследуется дисциплинарный дискурс, является молодым, а само явление – недостаточно изученным (Лаврентьева 1993, Котюрова 1996, Кожина 1998, Аликаев 1999). Текст и его авторство в понимании традиционной лингвистики текста, теории дискурса и коммуникативных теорий, представляется явлением одномерным (продуцент), двумерным (продуцент + реципиент) и трехмерным (продуцент – текст-знак – реципиент). Вместе с тем существует и коммуникативный регистр, в котором однозначность «продуцентного» авторства может быть расширена вполне адекватным образом. Действительно, значительное количество ссылок, референций и упоминаний других ученых и их работ в научном тексте указывает на то, что авторство в этой жанровой нише вполне может определяться бόльшим количеством измерений. Исследование многомерности авторских характеристик в научном коммуникативном регистре, выявление его закономерных черт и анализ форм и способов актуального проявления настоятельно требует пристального внимания и в нашем контексте для данного раздела диктует постановку следующих задач: Исследовать характерные черты и свойства научного коммуникативного регистра и научного текста как актуального знакового проявления научной деятельности. Определить понятие аспекта и авторского аспекта, в частности.

95

Выделить многомерные характеристики авторского аспекта в научной коммуникации. Провести анализ фактического материала и выделить типы и виды интегрируемых реципиентом авторских элементов. Определить функциональные и парадигматические свойства исследуемых явлений. Определить модельные закономерности феномена многомерности авторского аспекта в научном тексте. Предполагается, что в общем смысловом поле диалогики научного текста авторские характеристики представляют значительный интерес не только в силу своей обязательной заявленности, но и в силу того, что традиционно проблематика исследований диалога связана с исследованием адресантноадресатных характеристик высказывания. Научная коммуникация и ее релевантные характеристики с точки зрения авторских составляющих Научная коммуникация, как известно, представляет собой систему познавательно-аналитических действий и вербально-знаковых результатов этих действий, ориентированных на формирование устойчивых источников объективной информации о предметах и явлениях окружающего мира, включая как его материальные, так и нематериальные области. Основным материальным объектом, представленным в научной коммуникации, принято считать научный текст – текст, ориентированный на хранение, передачу и распространение объективных знаний о действительности. Научный текст, являясь продуктом вербализации индивидуального и институционального теоретического опыта – продукта научного отражения процессов объективного познания, имеет ряд особенностей: Текст транслирует от одного коммуниканта другому некую теоретическую модель - описание объективных и закономерных системных свойств исследуемого объекта. Текст содержит в развернутом линейном виде набор необходимых и достаточных смысловых составляющих, которые позволяют продуценту вербально выразить, а реципиенту умозрительно представить и концептуально освоить системную сущность объекта. Парадигма системообразующих элементов, представленная в тексте, выстроена с учетом системной значимости и структурной иерархии последних. Текст когнитивно ориентирован на предполагаемого реципиента, то есть включает такие смысловые элементы, которые: а) соответствуют характеристикам индивидуального тезауруса реципиента, б) соответствуют его познавательным потребностям (обеспечивают понимаемость и содержат новую информацию). Стиль и композиционное построение научного текста соответствуют выбранному коммуникативному регистру, когезивные и когерентные свойства текста обеспечивают адекватное и однозначное понимание, и одно96

временно генерируют потребность в усвоении и применении представленной модели как на практике, так и в дальнейшей теоретической деятельности. Строение научного текста традиционно определяется объектом и научным методом исследования. Следовательно, структурно текст отражает основные закономерности системной модели исследуемого объекта, включая ее структурно-функциональную иерархию и парадигматические отношения элементов в границах уровней иерархии. Развертывание текста, таким образом, осуществляется в двух перпендикулярных плоскостях: по горизонтали – раскрытие парадигматических свойств системно однородных элементов, и по вертикали – раскрытие функциональных особенностей системно разнородных элементов. Стратегия вербального развертывания рассматривается как интегрирующая составляющая плана содержания, приводящая к реализации экспланаторной силы знакового продукта. Научный текст является результатом вербального мышления индивида, исследующего при помощи понятийного аппарата какой-либо науки определенную научную проблему. С лингвистической точки зрения научные тексты репрезентируют в естественно-языковой форме некое обобщенноиндивидуальное знание о действительности, т.е. они имеют знаковый характер. Любой научный текст представляет собой знаковую модель некоторого мыслительного содержания и воспроизводит фрагмент концептуальной системы автора текста - познающего субъекта. Поскольку всякий научный текст создается для воплощения какого-то нового знания, которое и составит его уникальное содержание, а именно то, что отличает данный текст от других, можно предложить считать это новое знание собственно информацией текста, позволяющей выделить его рему. Именно рема научного текста наиболее интересна с точки зрения его авторских характеристик. Научный дискурс характеризуется высокой степенью интертекстуальности, и поэтому опора на прецедентные тексты и их концепты для рассматриваемого дискурса является одним из системообразующих признаков. Интертекстуальные связи применительно к тексту научной работы представлены в виде цитат и ссылок и выполняют референционную, оценочную, этикетную и декоративную функции (Михайлова 1999:15). С точки зрения общенаучной онтологии аспект можно рассматривать как функционально значимую структурную единицу, отражающую относительно самостоятельный интегрированный фрагмент познания. Авторский аспект в научной коммуникации можно, таким образом, рассматривать как концептуальнодиалогическую составляющую текста, определяемую персонифицированной модальностью и выраженной субъектной компонентой. В силу специфичной прагматики научного дискурса авторские вводные в научном высказывании часто имеют дистантно-интегрированный характер за счет привлечения «чужого» авторства.

97

Продуцентное авторство в научной коммуникации Авторство текста в научной коммуникации представляется явлением многоплановым. С одной стороны, имеет смысл говорить о юридическом авторстве, которое включает в себя понятие об авторских правах и требование специальным образом маркировать интертекстуальные связи с использованными источниками (ссылки, сноски, цитации, библиографические списки). Эти требования определяют некоторые стереотипные характеристики научного текста и позволяют эксплицитно реализовать его диалогические свойства. С другой стороны, у каждого текста функционально существует продуцент, который тем или иным способом, осознанно или интуитивно, маркирует свое отношение к тем или иным элементам текста, соотнося их с собственными и «освоенными чужими» мыслями, моделями, точками зрения и т.д. Здесь мы можем говорить об интеллектуальной собственности, идентифицировать которую в спорных ситуациях без применения экспертных исследований довольно затруднительно. Уместно в этой связи вспомнить о прецедентах двойного и тройного авторства, что не только возможно, но и зафиксировано в целом ряде случаев. В задачу настоящей работы не входило проведение экспертизы авторства анализируемых в настоящей работе текстов ни с точки зрения юридических, ни с точки зрения интеллектуальных прав. Нас интересовало лишь то, каким образом в научном тексте существуют и сосуществуют различные планы продуцентного и непродуцентного авторства безотносительно моральных или юридических норм и договоренностей. Экспликаты продуцентного авторства Рассматривая авторскую составляющую текста как неотъемлемый компонент смыслового развертывания высказывания, следует подчеркнуть значительную вариативность знаковых реализаций «продуцентного авторства» в научной коммуникации. Продуцентное авторство включает в себя текстовые компоненты, представляемые продуцентом как его собственные информативные единицы. Продуцентное авторство в научной коммуникации, представленное таким образом, предполагает определенный состав мнений, точек зрения, позиций ученого, которые выражаются в языковых знаках и вводятся различными эксплицирующими элементами: (1) The only answer that I can give to the question, how do you know? (e.g., that «Women are female» is analytic) is to give other linguistic characterizations («woman» means adult human female) or, if pushed by the insistent how-doyou-know question beyond linguistic characterizations altogether, to say «I speak English». (Searle). Формирование высказывания «от первого лица» предопределяет в какойто степени прямую, продуцентную авторскую маркированность вербализуемых смысловых составляющих и позволяет вычленить эксплицированный авторский компонент на знаковом уровне текста. Экспликаты типа: I can give…, I know…, I have never done or even seen…, I have never looked… обязательно 98

формируют соотнесенность текста и его когнитивных элементов с собственно продуцентом, маркируя прямую авторскую принадлежность. В английском научном тексте традиция применения местоимения первого лица единственного числа не противоречит требованиям к стилю текстов этого коммуникативного регистра. Использование местоимений первого лица единственного числа в качестве маркера продуцента текста в англоязычной научной коммуникации имеет ряд характеристик. Поскольку когнитивный семантический ряд в силу познавательных свойств этого коммуникативного регистра диалектически отделен от продуцента (целью научного текста является описание объективного мира в его закономерностях), субъектный продуцентный компонент высказывания может включать, в основном, семантические вводные (Before I examine the history.., I have chosen.., I have dwelt…) и модальные смысловые элементы (I believe it is important.., I am acutely conscious.., I should like to demonstrate…). Причем грамматически, такая семантически вводная конструкция зачастую является главным и первым придаточным, а основная (с когнитивной точки зрения) часть представлена в форме второго и третьего придаточных. Можно отметить, что в большинстве случаев эта закономерность соблюдается: когнитивная доминанта выступает в форме подчиненной грамматической конструкции. Этот факт говорит о том, что зачастую в научной коммуникации такая логическая зависимость грамматических и когнитивно-смысловых единиц является стилистическим явлением с определенной прагматикой. По всей видимости, используя структуры с модальной семантикой, автор стремится таким образом сфокусировать внимание реципиента на выбранных когнитивных фрагментах, размещая их в завершающей части фразы, и придать им в определенной степени авторские субъективные характеристики. Подобная структурно-смысловая соотнесенность продуцента с объектом описания действительно формирует вполне наблюдаемые специфические свойства эксплицитного продуцентного авторства. Можно также отметить, что экспликации такого рода имеют, несомненно, определенную диалогическую прагматику. Эти элементы обеспечивают наличие адресантной единицы в текстуальной канве, безличной или неопределенно-личной по своей актуальносмысловой наполненности. Очевидно, наличие адресантной единицы в научной коммуникации имеет целью локально возвратить институциональный текст в поле межличностного диалога, что приближает читателя к автору, формируя между ними «доверительные» межсубъектные отношения. Подобная персонификация текста, несомненно, привносит в него не только дополнительные краски, но и функционально объединяет автора и потенциального читателя в общую диалогическую ситуацию, что усиливает риторическую и, следовательно, экспланаторную силу текста. С другой стороны, подобные экспликации продуцентного авторства могут рассматриваться как своего рода формы заявления принадлежности того или иного когнитивного конструкта. В этом случае автор-продуцент может обеспечить (или создать иллюзию обеспечения) своих прав на то или иное ау99

тентичное заявление, или, например, маркировать свое отношение к этим правам. Следует отметить, что при сплошной выборке примеров наличие подобных способов экспликации продуцентного авторства зависит, по-видимому, в определнной степени от характеристик языковой личности продуцента. В этой связи необходимо констатировать, что не все обработанные тексты содержат подобные маркеры (местоимения 1 лица единственного числа) и для различных научных дисциплин эти данные могут варьироваться. Традиционное для русскоязычного научного текста местоимение мы, представленное в англоязычном научном тексте эквивалентом we, также обладает свойством определенным образом маркировать продуцентное авторство. Однако следует иметь в виду, что местоимение we (we need to distinguish…, we can state…) зачастую имеет в английском научном тексте дополнительные коммуникативные, когнитивные и риторические функции: функцию привлечения субъектов «дисциплинарного соавторства» (например, лиц, разделяющих приводимую точку зрения), или риторическую интеграцию реципиента в виртуальное диалогическое пространство, формируемое продуцентом. Действительно, существование местоименной парадигмы предполагает, что каждый из его элементов имеет функциональную специализацию. Суть подобного отношения заключается в том, что I-компонент представляет в его тексте более конкретизированный, суженный или частный (which I shall call the empirical question) фрагмент дисциплинарной модели, в то время как WE-компоненту отводится роль маркирования более общей, распредмеченной дисциплинарной составляющей (an account of semantic content that is fully compatible with the explanatory framework of natural science). Также и Валле, маркируя I-компонентом собственную индивидуальную точку зрения, передает право окончательного решения научной судьбы рассматриваемой им модели обобщенным «нам», маркируя эту передачу WE-компонентом. Такое разграничение функций в общедисциплинарном диалоге не только расширяет интерактивное коммуникативно-текстуальное риторическое поле, но и в очередной раз подтверждает тезис об институциональности научного текста, где каждый отдельно взятый продуцент или реципиент является представителем группы. Местоимение WE, как маркер продуцентного авторства, встречается практически повсеместно в текстах научного коммуникативного регистра. К тому же ряду экспликаций относится, по-видимому, и применение притяжательного местоимения первого лица единственного и множественного числа (…my impression is.., …our linguistics …). Семантически экспликации подобного рода (My interests originate.., …in my restricted sense.., …my aim is that.., …my interpretation is intended to serve.., …my discussion of integrationist interpretations…, … our cognitive and epistemological scheme of things…, … our linguistics…) также соотносят текст с первичным авторством продуцента. Следует отметить, что подобные маркеры продуцентного авторства, по-видимому, в большей степени ориентированы на выражение принадлежности, чем на персонификацию или диалогизацию текста, что

100

связано с особой смысловой прагматикой притяжательных форм. Частотность появления подобных экспликаций в тексте научной статьи также велика. Следует отметить, что кроме соотнесения с содержательной стороной текста, маркеры продуцентного авторства выполняют, с одной стороны, функцию стратификации текста и выделяют в нем выраженный продуцентный пласт, объединенный когнитивно-коммуникативной и стилистической доминантой, а с другой – являются отвелеченными от содержания знаками, маркирующими этот слой. Таким образом, можно констатировать наличие следующих закономерностей: английский научный текст содержит вполне очевидные элементы, которые можно соотносить с экспликациями маркированного продуцентного авторства; маркеры продуцентного авторства функционируют в качестве лингво-семиотических единиц; к таким маркерам относятся местоимения, выражающие продуцента текста через грамматический субъект или признак принадлежности, соотнесенные с тем или иным познавательным элементом текста; в научной коммуникации на английском языке употребляется вся основная парадигма подобных местоимений. Импликаты продуцентного авторства С другой стороны, продуцентное авторство в научной коммуникации может оставаться немаркированным, или маркированным имплицитно, посредством, например, семантико-синтаксических форм, без выраженной принадлежности: With some condensing for the sake of brevity, three interpretations can be identified: the rhetorical interpretation, the normative interpretation, and the games interpretation. (Davis) Перенос субъектной функции с автора текста на объект описания затрудняет поиск авторской компоненты, однако ярко выраженная аргументирующая составляющая и противопоставление точек зрения, а также модальность высказывания позволяют нам предположить принадлежность тех или иных текстуальных фрагментов авторскому компоненту. Конструкции, в которых основной предмет анализа или описания является грамматическим подлежащим или грамматической основой, вполне вероятно, имеют характеристики продуцентной авторской компоненты, поскольку традиционно элементы с непродуцентным авторством в научной коммуникации маркируются особым способом, о чем речь пойдет далее. При этом подобные конструкции семантически воспринимаются как объективные (с познавательной точки зрения), не связанные с индивидуальной точкой зрения, и зачастую 101

обладают большей риторической эффективностью. Обезличенность обеспечивает определенную категоричность, которая часто снабжается соответствующими модальными конструкциями. С одной стороны, идентификация продуцентного авторства в такого рода конструкциях затруднена в силу его немаркированности, с другой стороны, в силу той же немаркированности, мы не можем утверждать и обратного. Единственным указателем на отношение продуцента к таким фрагментам, как к значимым для него, является упомянутая лингвистическая или смысловая модальность. Очевидно, что конструкции, привлекающие внимание лингвистической (…they must be assigned …, … cannot be the same entity …, … could not be more different …) или смысловой модальностью (…Such facts are significant., … Every new approach has tended to …) можно рассматривать как авторски маркированные. Прагматическая ориентированность научного текста на передачу когнитивной информации от продуцента к реципиенту позволяет относить подобные элементы к маркерам, имплицирующим продуцентное авторство. Зачастую, конструкции без маркированной (I, We, Our, My…) соотнесенности с продуцентным авторством вполне могут содержать импликаты, не оставляющие сомнений в авторской принадлежности продуценту. Ассоциируя маркированные таким образом когнитивные элементы не с продуцентом, а с самим текстом (…The main question … in this article …, … Our research is intended …, … This paper is intended to support …), автор обеспечивает экспликацию продуцентного авторства, но уже другим, своего рода вторичным способом. Важно отметить, что такой способ сохраняет черты как эксплицитного (I, We, Our, My…), так имплицитного маркирования, обеспечивая при этом свойственные имплицитному варианту объективизирующие риторические свойства. Продуктивность и разнообразие маркеров продуцентного авторства в англоязычной научной коммуникации вполне поддается классификации как по формальным, так и по функциональным характеристикам: Продуцентному авторству в научной коммуникации свойственно как эксплицитное, так и имплицитное текстуальное представление. В тексте продуцентное авторство может эксплицироваться за счет парадигмы личных и притяжательных местоимений, а также за счет вторичной экспликации через перенос с автора-продуцента – на текст-продукт. Импликация продуцентного авторства может осуществляться за счет переноса функции грамматического подлежащего с личности продуцента на основной объект исследования, а также его риторического и модального выделения. Различные маркеры продуцентного авторства обладают несинонимичной прагматикой, в силу чего могут появляться во всем своем многообразии в рамках одного текста и даже фрагмента текста.

102

Диалогические функции маркеров продуцентного авторства состоят, с одной стороны, в идентификации автора как познающего, транслирующего свое знание субъекта – часть диалогической ситуации, а с другой стороны – в привлечении реципиента к процессам совместного познания, также и в качестве субъекта диалогической и когнитивной ситуации. Непродуцентное авторство в научной коммуникации В настоящем курсе одним из основных объектов анализа является непродуцентное авторство, определяемое диалогическими характеристиками научного коммуникативного регистра. Другими словами, исследуемым материалом для нас будут вводимые с различными целями мысли, слова, точки зрения других авторов и, разумеется, формы этого введения. М.М. Бахтин писал: «Наша речь, то есть все наши высказывания (в том числе и творческие произведения), полна чужих слов, разной степени чужести или разной степени освоенности, разной степени осознанности и выделености. Эти чужие слова приносят с собой и свою экспрессию, свой оценивающий тон, который осваивается, перерабатывается и переакцентуируется нами» (Бахтин 1979: 127). Данное высказывание наводит на мысль, что в научной коммуникации, как диалогически наиболее обусловленной, «чужое» авторство занимает значительное пространство и является одним из конституирующих смыслообразующих и текстообразующих факторов. Цитация, ссылки, интеграция текстов и текстовых фрагментов извне, определяемые высокой степенью преемственности в текстах научного регистра, не только структурируют научный диалог, но и неизбежно определяют многостороннюю сущность авторской компоненты указанных речевых единиц. Письменная и устная научная речь предполагает обращение к существующим текстовым и когнитивным массивам, а стало быть – к авторам, представляющим эти массивы текстов. В этой связи научный текст становится в каком-то смысле виртуально диалогизированным переплетением мыслей, идей, размышлений, гипотез и теоретических построений других/всех авторов, принимавших участие в построении дисциплинарного знания. Указанные элементы «чужого авторства», однако, не возникают в тексте случайным или необоснованным образом, а являются органичными, интегрированными элементами. К свойствам этих элементов следует отнести обязательные когерентные и когезивные характеристики, указывающие на то, что, являясь по определению структурами внешнего контекста, вводимые автором элементы неизбежно переосмысливаются в терминах внутреннего контекста и служат его успешному формированию, а также содействуют тому, чтобы текст в целом эффективно реализовал свою прагматику. Другими словами, мысль Бахтина о «чужих словах разной степени чужести и освоенности» вполне адекватно вписывается в систему научного текста и научной коммуникации в общем смысле. Считать, введение продуцентом фрагментов высказываний других авторов своеобразным научным соавторством было бы некорректно, но мысль о том, что научный текст принадлежит в равной степени как своему продуцен-

103

ту, так и дисциплинарному контексту (и в процессуальном, и в результирующем смысле) представляется вполне жизнеспособной. Действительно, как уже отмечалось выше, продуцент научного текста осознанно формирует на страницах своей работы своего рода диалогическое взаимодействие и сознательно привлекает расширенный дисциплинарный контекст во всей его познавательной и авторской многоплановости, в которой каждый автор существует не столько персонально, сколько текстуально, формируя устойчивую систему автор-текст. Таким образом, при анализе научного текста имеет смысл рассматривать его авторский компонент в применение не только к собственно автору, но и с учетом интегрированных мыслей, идей, подходов и их текстуальных реализаций, освоенных и привлеченных автором извне. Автор использует виртуальную диалогическую ситуацию, моделируя научный дискурс таким образом, что основная смысловая нагрузка в этом отрезке ложится на цитируемые интеграты. Интегратами в настоящем курсе будут именоваться текстуальные фрагменты произведений других авторов произвольной длины и смысловой завершенности, осознанно и с определенно целью вводимые продуцентом в его собственный текст. Стереотипные конфигурации, представленные в научной коммуникации (стандартизированный синтаксис, общие терминологические системы, когерентная прагматика и общность объекта отражения) позволяют довольно свободно вводить в собственную текстуальную канву фрагменты дисциплинарного текстуалитета значительной протяженности. При этом (ни стилистически, ни когнитивно) интегрируемые конструкции не нарушают целостности и гармоничности самого текста, что лишний раз подтверждает существование глобальной диалогической системы. Интегрированные тексты (фрагменты текстов, обладающие относительной смысловой завершенностью) вполне открыто обогащают содержательный, дисциплинарный и риторический компоненты текста, придавая ему некоторую корпоративную ценность за счет привлечения в текст мнения известного автора в форме его текста. Однако в научном тексте встречаются примеры и другого плана. Ссылаясь на целый ряд авторов, ученый, тем не менее, может не цитируя ни фрагментов, ни полных текстов, ограничиться упоминанием самых обобщенных, концептуальных моментов, предполагая, видимо, что для потенциального читателя идентификация этих импликаций не составит труда. Таким образом, удается сформировать некую виртуальную дискуссию, в которой организуется сравнение нескольких подходов к одной исследуемой сущности, причем указываются не только различия синхронного плана, но и неизбежные диахронные наслоения, а также отражаются и некоторые характеристики хронотопического плана. Подобные ссылки и референции далее будут рассматриваться как импликаты. Своеобразным промежуточным звеном между упомянутыми типами непродуцентного авторства будет служить еще один пример: Each structuralism left its own kind of legacy in the history of linguistics. Integrationism (Wolf and Love 1993; Harris 1998; Harris and Wolf 1998) is of104

ten seen as being an essentially neo-Saussurean enterprise. More surprisingly, however, it has also been seen as a reversion to Bloomfieldian behaviourism. This paper comments on some aspects of those perceptions. In so doing it takes up and supplements some briefer observations already published in «Saussure, generative grammar and integrational linguistics». (47, р.52). (Harris) В данном случае мы сталкиваемся не только с импликатами, обобщающими ключевые идеи, но и с указаниями на конкретные источники, что дает возможность не только предположить, но и провести анализ процесса конструирования контекста. Поскольку коммуникативное намерение продуцента в своей основе имеет целью когнитивное воздействие на реципиента и побуждение его к освоению текста в русле собственного научного мировоззрения, то информативная функция и функции побуждения и воздействия являются имманентными. Эвристическое начало адресанта способствует переконцептуализации существующего знания с позиций нового научного опыта. Возникает своеобразная коммуникация между продуцентом научного текста и реципиентом – потенциальным продуцентом нового научного текста, а также всеми потенциальными реципиентами этого нового научного текста. Многократно повторяясь, этот цикл обеспечивает сквозную преемственность научного знания как по горизонтали (контемпорально или контекстуально), так и по вертикали (диахронично или поликонтекстуально). Эти отношения характеризуются использованием разнообразных средств оценки, отражающей значимость того или иного научного положения. Следовательно, оценочная функция тоже принадлежит к числу приоритетных. Критическое переосмысление в научных произведениях концепций, теорий и фактов, принадлежащих другим "я", облекается в форму спора, полемики, отрицания. Такая критическая переоценка имеет место, если точка зрения яадресанта не совпадает с научной позицией других "я", либо у я-адресанта есть иные представления об исследованиях объекта познания, следовательно, в научном тексте также актуализируется критическая функция как элемент его содержания. Полнотекстовые интеграты обладают свойствами автономных диалогических структур формально (выделяются различными маркерами), семантически (сохраняют полностью смысл оригинала) и прагматически (имеют собственную надтекстовую прагматику). Можно сделать вывод, что явление автор-текст в этом случае сохраняет больше индивидуальных черт и в известной мере противопоставлено продуцентному тексту в его собственных границах. Подобные фрагменты научного диалога отражают свойство данного коммуникативного регистра выстраивать разветвленные и многоуровневые системы перекрестного и интегрированного авторства, которое, нисколько не умаляя непосредственного вклада продуцента, делает возможным существование своего рода «гипертекста» или сложного системного текстуально-смыслового единства – «текстуально-смыслового поля». Это единство определяется не 105

столько личными интенциями продуцентов, сколько непрерывным и саморегулирующимся процессом объективного познания. Этот процесс, зачастую, в силу своей сложности и многоуровневости, требует постоянной коррекции и новых интерпретаций уже эксплицированных и принятых концептов, определений. Однако не всякая цитата, свойственная научному диалогу будет представлять полный концепт и ориентироваться на экспликацию полноценного когнитивного элемента. Зачастую в тексты интегрируются фрагментарные текстуальные элементы: It consequently embarked on a different, non-statutory route to achieve the same purpose by creating various internal means to enhance the quality of members' services, and more particularly by "the institution of the accreditation examination, the establishment of a code of ethics subscribed to by its members, its involvement in a number of training initiatives, etc." (Combrink & Blaauw 1998:11). (Blaauw, Boets) Помимо того, что в данном примере мы видим цитату, представляющую не полный текст, а лишь один номинативный элемент предложения, входящего в этот текст, вызывает интерес также и то, что в число авторов этого интегрированного элемента входит один из продуцентов анализируемого текста. Этот факт указывает на то, что продуценты указывают не только на наличие определенного знания в дисциплинарном контексте, но и на свою причастность к этому дисциплинарному контексту. Данная практика не имеет широкой распространенности в научной коммуникации, однако позволяет еще раз подтвердить наличие такого системного явления, как автор-текст. Текстуальные фрагменты, вводимые продуцентом в диалогическую канву собственного высказывания могут иметь различную протяженность: от одного термина до целых синтагматических конструкций и зачастую обладают меньшей, в отличие от полнотекстовых, текстуальной автономнтостью. Таким образом, можно сделать следующие выводы: Для научного текста характерно существование диалогически обусловленного интегрированного авторства, связанного с высокой степенью преемственности и континуальности научной коммуникативной ситуации. Привлечение полнотекстовых и неполных текстовых фрагментов других авторов имеет в научной коммуникации собственную прагматику, поскольку позволяет не только формировать виртуальный диалог, но и «привлекать на свою сторону» мнения и точки зрения, конвенционально адаптированные и одобренные научным сообществом. Другим фактором, определяющим привлечение интегратов, является возможность использования существующего научного наследия в качестве фундамента и материала для исследовательской деятельности и формирования собственных теоретических моделей.

106

Полнотекстовые интеграты обладают относительной текстуальной автономией и сохраняют характеристики самостоятельного текста, системно противопоставляясь собственно продуцентному тексту. Фрагментнотекстовые интеграты утрачивают свою текстуальную автономность и, адаптируясь в продуцентный текст, становятся когнитивным и контекстуальным материалом. Импликаты, содержащие точное указание на источник Импликатное, без привлечения текстовых фрагментов, использование дисциплинарных текстуальных массивов, также как и интегратное, часто встречается в научных текстах, имея своими специфическими характеристиками то, что ссылка приобретает в тексте форму упоминания: (1) In a recent book, Dixon (Dixon, R.M.W. 1997. The Rise and Fall of Languages. Cambridge University Press, Cambridge) uses the terms equilibrium and punctuation from evolutionary biology for the articulation of a global model of language development. (Kuteva) Подобные ссылки, часто сопутствующие перефразам и пересказам привлекаемых в контекст идей и точек зрения, призваны обеспечить органичную адаптацию «чужого» текста в собственные теоретические построения. Отличие импликатов от интегратов состоит в том, что в данном случае понимание продуцентом ключевых моментов и характеристик описываемого явления не совпадает, полностью или частично, с мнением субъекта ссылки. Часто в этом случае в парадигму авторских подходов попадают не только собственно элементы привлекаемых моделей, но, например, и мнения одних ученых о точках зрения других. Критический анализ существующих в дисциплинарном текстуальносмысловом поле теоретических построений часто сопровождается именно импликативным вводом авторских моделей. В этом случае импликативная форма ссылки на тот или иной концепт выбирается, по всей вероятности, в силу того, что в научном тексте языковое выражение полного концепта или достаточно законченной модели занимает значительное текстовое пространство, а вырванный из этого пространства фрагмент не может претендовать на полноту когнитивной значимости. Ссылка же на источник, как репрезентант всей модели, позволяет обойтись без значительных по размеру цитат. Импликаты с указанием на источник часто используются для того, чтобы использовать в собственном тексте совокупные идеи, выраженные более чем в одной работе того или иного ученого. Ссылаясь на две работы Дж. Фишмана, Валле обобщает некоторые из его концептов буквально в нескольких словах. Часто имплицирования подобного типа носят риторико-стилистический характер и используются для придания ощущения «соавторства», поскольку в случае с подобными ссылками может возникать иллюзия обоюдного согласия с данной идеей. Несомненно, авторский аспект текста, организованного импликативным образом, имеет менее четкие границы в сравнении с полнотекстовыми и непол107

нотекстовыми интегратами, что не всегда позволяет выделить привлеченные фрагменты из общей текстуальной канвы. С другой стороны, контекст такого плана позволяет с большей степенью свободы адаптировать «чужие» пропозиции в собственном текстовом пространстве. Импликаты, не содержащие точного указания на источник Специфика импликатов, представленных в данном разделе, определяется тем, что вводные представляют собой перефразированные или адаптивные теоретические построения и модели или их фрагменты, использованные продуцентом собственно в тексте, и применяемые без точного указания на конкретный источник. Часто продуцент ограничивается упоминанием автора и ссылкой на него в библиографическом списке. Примеры такого плана весьма многочисленны, что вызвано стремлением к упрощению формы текста, лаконичности в изложении и уверенностью в том, что потенциальный читатель хорошо знаком с дисциплинарным контекстом. Особенно приемлем этот метод диалогического конвергентного имплицирования для привлечения мнений известных и часто цитируемых авторов, поскольку знакомство с их ключевыми трудами считается если не обязательным, то, по крайней мере, естественным. Использование понятийного аппарата, привлеченного извне, несомненно, расширяет возможности теоретического моделирования, что немедленно отражается в тексте (и, как следствие, на тексте) научной работы. Привлечение реципиентом в качестве рабочего материала конвенционально адаптированных дисциплинарным корпусом моделей позволяет продуктивнее и быстрее развивать научную мысль и адекватнее интерпретировать объективный мир. Следует подчеркнуть следующие важные черты описанных форм имплицитного диалогизма в научной коммуникации: Конвергентные свойства дисциплинарного знания позволяют успешно имплицировать концептуальные системные элементы, особенно если они имеют определенную известность в научных кругах. Имплицитная форма представления позволяет вольно, но при этом продуктивно использовать фактор многомерного авторства, и, следовательно, успешно эксплуатировать расширенные макроконтексты для достижения большей экспланаторной силы и риторической валидности собственных теоретических построений. Часто импликаты позволяют ненавязчиво обусловить эволюционную логику развития той или иной научной идеи. Диалогически и полемически ориентированные интеграты и импликаты Научный диалог, как системное понятие, на может не найти отражение и текстуальное выражение в дисциплинарном тексте. Поскольку в данном коммуникативном регистре привлечение авторского компонента из общего когнитивного контекста неслучайно, отражение полемики в текстовой канве научной работы по определению должно занимать определенное место: The loudest participants in this debate are the semantic naturalists (e.g. Dretske, Fodor, Millikan), who hold that we are just around the corner from satisfac108

tory antecedents for the conditionals (A) and (B), and the semantic dualists (e.g. David- son 1980 1984; McDowell 1994), who hold that the naturalization of semantics is impossible. (Sullivan) Приводя виртуальное столкновение точек зрения на семантику двух семантических школ (dualists vs naturalists), Салливан формирует своеобразную полемическую среду, которая не только позволяет ему сравнить противоположные взгляды, но и провести впоследствии их творческий и/или критический анализ, показав на примере этого сравнения сильные и слабые стороны приводимых позиций. Ссылка на конкретных представителей упоминаемых течений придает рассуждениям продуцента большую весомость и конкретизирует источники приводимых импликатов. Выбор для примера диаметрально противоположных позиций не означает, однако, того, что в научной коммуникации все позиции диаметрально противоположные. Напротив, наиболее частым оказывается полное или частичное совпадение приводимых в подобном виртуальном диалоге мнений, что помогает применить интегрированные или имплицированные фрагменты для упрочения собственной продуцентной позиции. Многомерное авторство научного текста позволяет производить с высказываниями этого диалогического поля подобные трансформации лишь потому, что научный текст рассматривается не как нечто, принадлежащее одному индивидуальному автору, а как конструкция, входящая в «бесконечный диалог», в котором каждый имеет право как внесение своего собственного вклада, так и на использование общих результатов. Формы, в которых могут выступать подобные построения, также весьма разнообразны. Можно отметить, что формирование разветвленной диалогической ситуации внутри собственного текста позволяет продуценту не только расширить макроконтекст самой работы, но и задействовать значительное количество дополнительных авторских подходов. Многомерное авторство позволяет решить в англоязычной научной коммуникации несколько задач: Расширить границы необходимых для адекватного восприятия научного текста фоновых знаний и уточнить необходимые для этого понимания макропропозиции. Реализовать потенциально возможные виртуальные диалогические ситуации в рамках существующего дисциплинарного диалогического поля. Формировать диалогические взаимоотношения между учеными, в реальности в очный диалог не вступавшими, задавать параметры и управлять этими взаимоотношениями. Проводить собственный анализ диалогически совместимых конвергентных высказываний, оперировать результатами этого анализа. С точки зрения лингво-семиотических характеристик, маркеры продуцентного авторства, с одной стороны, выделяют в научном тексте выраженный непродуцентный пласт, объединенный когнитивно109

коммуникативной и стилистической доминантой «чужого авторства» или уже существующего (предшествующего) знания, а с другой – являются отвелеченными от содержания знаками, маркирующими этот слой (см. Назарова 1994). Выводы Научный дискурс характеризуется высокой степенью интертекстуальности, и поэтому опора на прецедентные тексты и их концепты для рассматриваемого дискурса является одним из системообразующих признаков. Интертекстуальные связи применительно к тексту в научном коммуникативном регистре представлены в виде цитат и ссылок и выполняют референционную, оценочную и этикетную функции. Авторский аспект в научной коммуникации можно рассматривать как концептуально-диалогическую составляющую текста, определяемую персонифицированной модальностью и выраженной субъектной компонентой. В силу специфичной прагматики научного дискурса авторские вводные в научном высказывании часто имеют дистантно-интегрированный характер за счет привлечения «чужого» авторства. При анализе научного текста, таким образом, имеет смысл рассматривать его авторскую компоненту не только в приложении к собственно продуценту, но и с учетом интегрированных мыслей, идей, подходов и их текстуальных реализаций, освоенных и привлеченных продуцентом из расширенного дисциплинарного контекста. Цитация, ссылки, интеграция текстов и текстовых фрагментов извне, определяемые высокой степенью преемственности в текстах научного регистра, не только структурируют научный диалог в прямом смысле, но и неизбежно определяют многомерную сущность авторской компоненты указанных речевых единиц. Многомерность авторского аспекта в научной комуникации проявляется в различных формах и конфигурациях. Интеграты - текстуальные фрагменты произведений других авторов, осознанно и с определенной целью вводимые продуцентом в собственный текст. Импликаты представляют собой парафразы, пересказы и номинальные ссылки на идеи и точки зрения; они призваны обеспечить частичную, адаптированную интеграцию «чужого» текста в собственные теоретические построения. Привлечение текстовых фрагментов других авторов имеет в научной коммуникации собственную прагматику, поскольку позволяет не только формировать виртуальный диалог, но и «привлекать на свою сторону» мнения и точки зрения, конвенционально адаптированные и одобренные научным сообществом. Другим фактором, определяющим привлечение интегратов, является возможность использования научного наследия в качестве фундамента и материала для исследовательской деятельности и формирования собственных теоретических моделей. Авторский аспект текста, организованный импликативным образом, имеет менее четкие границы, что не всегда позволяет выделить аутентичные фрагменты из общей текстуальной канвы. С другой стороны, контекст такого плана 110

позволяет с большей степенью свободы адаптировать «чужие» пропозиции и макропропозиции в собственном текстовом пространстве. Имплицитная форма представления позволяет вольно, но при этом и продуктивно использовать фактор многомерного авторства, и, следовательно, успешно эксплуатировать расширенные макроконтексты для достижения большей экспланаторной силы и риторической валидности своих теоретических построений. Многомерное авторство позволяет: а) расширить границы необходимых для адекватного восприятия научного текста фоновых знаний и уточнить необходимые для этого понимания макропропозиции; б) реализовать потенциально возможные диалогические ситуации в рамках виртуального диалогического поля; в) сформировать диалогические взаимоотношения между учеными, не вступавшими в непосредственный диалог, задавая параметры и управляя этими взаимоотношениями; г) маркировать посредством стандартной парадигмы лингвосемиотических единиц диалогически обусловленные и текстуально организованные пласты текста в отношениях «старое/новое знание», «продуцентное/непродуцентное авторство». Модальность продуцента в отношении конфигураций, имплицируемых и интегрируемых из расширенного дисциплинарного контекста, может определяться тремя взаимосвязанными характеристиками: а) усиление риторической и экспланаторной силы комментариев и замечаний по поводу вводимых компонентов многомерного авторства; б) стилистическое обогащение и усиление коммуникативной привлекательности текста; в) создание условий для формирования мотива к ответному коммуникативному действию.

Лекция 8. Формирование локального контекста, как фактор диалогического взаимодействия с дисциплинарным текстуалитетом Научный текст является когнитивно и системно однозначным, если под системной однозначностью понимать то, что всякий текст такого рода строится с учетом требования к максимальной адекватности его содержания для всех участников речевой ситуации. Другими словами, прагматика научного текста предполагает, что научный текст при восприятии должен генерировать в сознании реципиента когнитивные структуры, максимально приближенные к тем когнитивным структурам, которые послужили основой построения этого текста в сознании продуцента, что также позволяет говорить о двусторонней (продуцентно-реципиентной) однозначности. Успешное понимание научного текста тотально зависит от обеспеченности реципиента определенным составом предварительных знаний: общедисци111

плинарным контекстом для всех участников научного диалога и локальным контекстом, уникальным для каждого конкретного случая. Поскольку предварительные знания в значительной степени индивидуальны для каждого из участников дисциплинарного диалога, то ни один из партнеров не может гарантировать предельную адекватность этого контекста у партнера по коммуникативной ситуации. Это утверждение в равной степени может быть отнесено к обоим участникам дисциплинарного диалога (продуцент, реципиент), в силу чего одной из задач продуцента станет обеспечение потенциального реципиента адекватным локальным контекстом, в котором его научный текст реализует свою когнитивную прагматику. Другими словами, инициируя своим текстом очередной этап развития дисциплинарной коммуникативной ситуации, автор неизбежно выбирает для своего речевого действий некую локальную когнитивную прагматику и формирует текст таким образом, чтобы он удовлетворял этой прагматике. Соответственно, в этом тексте обязательно появляются определенные элементы общедисциплинарного контекста, которые будут обеспечивать наиболее адекватное понимание. В свою очередь, реципиент будет соотносить предложенные продуцентом в качестве локального контекста элементы дисциплинарного знания с собственными представлениями об этом знании. В условиях, когда продуцент и реципиент чаще всего имеют дело с отложенными коммуникативными действиями (поскольку они разделены и во времени, и в пространстве), именно предельная полнота и общность локальных контекстов могут обеспечить адекватное взаимопонимание коммуникантов. В этой связи мы можем утверждать, что формирование адекватного локального контекста является не прихотью автора в единичной коммуникативной ситуации, а обязательным системным требованием, обеспечивающим успешность дисциплинарного диалога через успешность каждого конкретного случая создания и восприятия научного текста. Данный раздел курса ориентирован на анализ локального контекста и его стереотипных маркеров. Локальный контекст мы рассматриваем как часть дисциплинарного текстуалитета, осознанно отобранную автором научного текста для экспликации в тексте в функции специального комплекса предварительных знаний, необходимых для успешного восприятия. 1

Локальный контекст как фактор успешного восприятия научного текста Поскольку научный текст предполагает предельную экспликацию релевантного содержания, можно предположить, что процессы формирования локального контекста также найдут эксплицитное отражение: они будут актуализованы в знаках языка, что позволит их идентифицировать и подвергнуть анализу. Действительно, в произведениях исследуемого коммуникативного регистра существуют указания на то, что тот или иной фрагмент текста ориентирован

1

.

112

именно на обеспечение реципиента необходимым, по мнению автора, предварительным знанием. В этой связи мы можем констатировать, что, упоминая в своей работе определенные элементы дисциплинарного текстуалитета, автор вовлекает реципиента в диалог, не ограничивающийся лишь рамками собственного текста, обеспечивая тем самым не только контекст для собственно понимания, но и определенную контекстуальную объективность этого понимания. С другой стороны, очевидно и то, что интерпретация этого контекста также носит в известной мере субъективизированный характер и может быть свойственна только этой локальной, связанной с конкретным текстом, речевой ситуации. И, возможно, не каждый реципиент согласится с этой интерпретацией, однако такое несогласие станет проблемой другого порядка и будет исследоваться как явление не контекстуальное, а полемическое. В итоге мы можем наблюдать развитие своего рода текста в тексте, то есть текста, обладающего всеми неотъемлемыми текстуальными характеристиками (завершенность, когерентность, когезия, модальность, уникальная прагматика, информативность, диалогичность и т.д.). Контекстуальный элемент играет далеко не последнюю роль, и именно в этом интратексте сконцентрированы главные критические моменты, в силу чего этот элемент можно считать конституэнтным. Другим вопросом является то, насколько этот интратекст адекватен запросам читателя и насколько действены его экспланаторная и аргументирующая компоненты? Этот вопрос адресован каждому читателю в отдельности, и единый ответ на него невозможен до тех пор, пока мы не опросим всех реципиентов (прошлых, настоящих и будущих) этого текста, что и теоретически и, тем более практически, представляется крайне затруднительным. В этом видится уникальность локального контекста не только для автора, формирующего этот контекст на страницах своей работы, но и для реципиента, применяющего сформированный контекст к этой работе. Разумеется, не все контекстуальные элементы имеют обширную экспликацию в тексте. Следует отметить, что позиции авторов при формировании локального контекста не лимитируются «едиными стандартами», и в силу этого они вариативны по форме. Оценочные же элементы выполняют при формировании локального контекста двоякую функцию, поскольку, отражая отношение автора к дисциплинарным текстуальным элементам, они формируют в локальном контексте различные области: области адекватного знания (позитивно конвергентные авторскому) и области дисциплинарных лакун (негативно конвергентные авторскому знанию или отсутствующие до момента формирования текста), то есть собственно области, в которых продуцентный текст представляет уже новую научную информацию. Особенно заметно маркирование этих дисциплинарных лакун в диссертационных работах, что связано с повышенными требованиями к научной новизне и актуальности исследования: Авторская прагматика при формировании локального контекста целиком определяет характеристики самого локального контекста, а также и способы его появления в тексте. С одной стороны, этот контекст является уникальным для

113

каждого конкретного текста, с другой же, он обладает общими характеристиками, свойственными научному коммуникативному регистру. Как было установлено, англоязычный научный текст предлагает целый ряд таких универсальных характеристик: Автор выбирает для формирования локального контекста те элементы конвергентного дисциплинарного знания, которые позволяют ему реализовать определенную, уникальную текстуальную прагматику. С другой стороны, автор не может и не собирается избегать применения стереотипных для данного коммуникативного регистра ходов диалогического взаимодействия с этим знанием. Реципиент же сохраняет за собой право последовать/не последовать за автором в его рассуждениях и оценках и принять/не принять предлагаемый локальный контекст в качестве релевантного. Локальный контекст обладает собственной прагматикой и подчиняется ей как формально, так и концептуально. Данная конкретная прагматика связана с общетекстуальной прагматикой и системно подчиняется ей. Формы представления локального контекста в тексте варьируют в пределах стереотипов и моделей диалогических и интертекстуальных элементов, свойственных англоязычному научному коммуникативному регистру. Предметно-типологические характеристики вводных локального контекста в научной коммуникации Локальный контекст в научной коммуникации системно и структурно разнообразен. Вводные из дисциплинарного текстуалитета, обеспечивая когнитивные опоры для понимания и формируя информационную основу локальной коммуникативной ситуации, сами не являются однородными единицами и формируют целую парадигму стереотипных моделей. Мы склонны рассматривать элементы ЛК как текстопостроительные, а, стало быть, подчиняющиеся таким системным требованиям, как текстуальная когерентность и когезия. Как текстопостроительные элементы, они обладают функциональными, формальными и содержательными характеристиками. Очевидно, что содержательно эти элементы будут отбираться из источников, диалогически конвергентных собственно формируемому тексту и когнитивно-дисциплинарным тезаурусам продуцента и потенциального реципиента (см. главу «Смысловая диалогическая конвергенция…»), формально элементы локального контекста будут вводиться в соответствии с интертекстуальной и диалогической прагматикой автора (см. главу «Многомерность авторского аспекта…»), а функционально локальный контекст будет маркировать, конкретизировать и обеспечивать связь текста и его элементов с общедисциплинарным текстуалитетом в целом и с его иерархическими элементами1. 1

Дисциплинарный текстуалитет не является однородными формированием. Системно и структурно он подразделяются на аспекты, модели, парадигмы, подсистемы и т.д. Имеет смысл рассматривать эти составляющие как иерархические элементы, поскольку они формируются не столько по парадигматическому признаку, сколько синтагматически 114

Таким образом, представляет интерес анализ вводных локального контекста по следующим направлениям: на предмет их текстуальной соотнесенности с диалогически поддерживаемыми текстуальными элементами, на предмет конкретизации дисциплинарного текстуалитета и на предмет локальной эксплицированности этого текстуалитета. Степени текстуальной соотнесенности элемента локального контекста (ЛК) и референтного ему продуцентного текста Дистантность ЛК – понятие относительное, в связи с чем он может рассматриваться, про крайней мере, с двух позиций: дистантность смысловая и дистантность «географическая». Смысловая дистантность/близость рассматривалась в предыдущих главах как конвергенция различных уровней. В данном разделе мы предполагаем сконцентрировать внимание на дистантности «географической», другими словами, дистантности, определяемой текстуальным расстоянием от эксплицированного (или имплицированного) ЛК до точки его диалогического применения в тексте. Логично предположить, что и сами элементы ЛК и их диалогические референты и кореференты в тексте будут соотноситься таким образом, чтобы соблюдалась сквозная когерентность текста и формировались когезивные комплексы. Непосредственный ЛК Как уже отмечалось, непосредственный ЛК характеризуется предельной географической близостью к своему текстуальному референту. Это свойство позволяет ЛК и его текстуальному референту вступать в быстрые диалогические связи и не только формировать единую диалогическую микроситуацию, но также и восприниматься как единое интегральное целое. Непосредственный ЛК, будучи с формальной точки зрения относительно стереотипным явлением, тем не менее, весьма разнообразен в том, что касается приоритетной текстуальной прагматики и способов ее реализации. В частности, непосредственный ЛК, в зависимости от степени релевантности и валидности для его текстуального референта, может быть эксплицирован с разной «настойчивостью». По всей видимости, непосредственный ЛК вообще характеризуется исключительно тесной связью с референтным ему продуцентным текстом. Интересно, что при формировании ЛК автор может использовать не только моновалентные (направленные на актуализацию одного концепта) конструкции, но и виртуальные полемические ситуации, «сталкивая» несовпадающие взгляды различных ученых на объект исследования, и принимая в своем тексте точку зрения одного из них. ЛК, формируемый в работе, необязательно выражается в виде отдельного текстуального фрагмента. Он вполне может появиться в любом месте и в любой синтагматической конструкции.

или интегрально 115

Вопрос о том, насколько непосредственный ЛК может переплетаться и интегрально входить в продуцентный текст, следует, по-видимому, отнести к разряду вопросов, касающихся индивидуального стиля и авторских текстуальных прагматик, что, несомненно, скажется на степени предельной формализуемости данного текстуального элемента. Другими словами, мы считаем, что существует парадигматический рубеж анализа, за которым количество формальных или стереотипных структур и их реализаций, наблюдаемых в тексте, может возрастать и принимать значения, сопоставимые с количеством текстов, подвергаемых анализу. Таким образом, анализ элементов непосредственного ЛК в англоязычном научном тексте продемонстрировал следующие закономерности: Непосредственный ЛК текстуально близок к своему продуцентному референту, причем близость эта обеспечивается не только последовательным расположением, но и возможностью их текстуального взаимопроникновения и взаимоинтегрирования; Непосредственный ЛК характеризуется тесной текстуально-смысловой связью со своим продуцентным референтом, что обеспечивается высокой степенью их смысловой конвергенции; Непосредственный ЛК и его продуцентный референт формируют текстуальные единства, характеризующиеся высокой степенью когерентности и когезии; Непосредственный ЛК присутствует в тексте в различных текстуальных и интертекстуальных формах и не имеет специфических, свойственных только ему, стереотипных конструкций. Дистантный ЛК Дистантный ЛК характеризуется географической отделенностью элемента ЛК от его продуцентного текстуального референта. В этой связи следует отметить несколько системных особенностей такого рода экспликаций: вопервых, дистантный ЛК и его продуцентный референт должны обладать большей системной автономностью, позволяющей им вступать в дистантные смысловые отношения, во-вторых, их смысловая связь должна быть более прочной, что позволит исследователю произвести их уверенную идентификацию, втретьих, общие маркеры должны присутствовать и в том, и в другом элементе, обеспечивая сквозную когезию. В этой связи отбор примеров для анализа дистантного ЛК вызывает определенные трудности, связанные с необходимостью освоения всего текста произведения или применения машинных средств поиска. Дистантный ЛК необязательно реферирует к разветвленным текстуальным референтам Он может реализовывать свое текстуальное применение также и определенным числом диалогических связей. Действительно, экспланаторная сила и информационная валидность референтного текста увеличиваются за счет снабжения его ЛК даже и в том случае, когда этот ЛК дистанцирован на значительные текстуальные расстояния. 116

Дистантный ЛК характерен для всех форм англоязычного научного текста. Однако формы его существования варьируют в довольно широких пределах. Если рассматривать сам ЛК в изоляции от его текстуального референта, то можно отметить его смысловую самостоятельность, в то время как референт, отдельно от ЛК утрачивает часть экспланаторной силы. С другой стороны, не менее очевидным является и то, что выбор объема и формы ЛК (и дистантного ЛК, в частности) полностью подчиняются авторской прагматике и авторским моделям формирования научного текста. Таким образом, анализ элементов дистантного ЛК в англоязычном научном тексте продемонстрировал следующие закономерности: Дистантный ЛК текстуально отделен от своего продуцентного референта, причем дистантность варьирует от минимальной (1 абзац) – до значительной (например 75% объема текста) ; Дистантный ЛК, так же как и непосредственный ЛК, характеризуется тесной текстуально-смысловой связью со своим продуцентным референтом, что обеспечивается высокой степенью их смысловой конвергенции, однако их взаимоудаленность требует большей автономности; Дистантный ЛК и его продуцентный референт не формируют текстуальных единств, связь осуществляется только посредством смысловых когерентных отношений и общих маркеров; Дистантный ЛК присутствует в тексте в различных текстуальных и интертекстуальных формах и не имеет особых, свойственных только ему стереотипных конструкций; Дистантный ЛК может соотноситься с более чем одним текстуальным референтом и наоборот, один текстуальный референт может обеспечиваться более чем одним дистантным ЛК. Диффузный ЛК Поиск текстуальных референтов и их ЛК требует наличия определенных когерентных и когезивных связей между ними. Однако существуют такие элементы ЛК, референтом которых является весь текст работы. С одной стороны, эти экспликации являются определенно общими с точки зрения их когнитивных составляющих, а с другой стороны, они по мере текстуального развития ограничивают область исследования до необходимой с точки зрения однозначного понимания. Чаще всего такие ЛК появляются во вводных частях работ. Действительно, подобный ЛК информативно может реферировать к любому произведению, посвященному проблемам научной коммуникации и научного поиска. Диффузность ЛК состоит также и в том, что в нем продуцент определенным образом задает направление, в котором его текст создается и в котором он, следовательно, должен восприниматься. Можно предположить, что такого рода конструкции относятся к стереотипным формированиям, и в научной коммуникации могут восприниматься как явление особого языкового уровня – уровня стандартных текстуальных схем и парадигм. Это предположение связано с тем, что ни продуцент, ни реципиент не задумываются в процессе 117

создания/освоения текста о специальной прагматике той или иной экспликации, а воспринимают их «как должное», причем в какой-то мере неосознанно, интуитивно. Однако как указывалось выше, эта прагматика обладает своей спецификой: для данного типа ЛК эта специфика связана с ориентацией реципиента в дисциплинарном диалогическом пространстве. С этой целью продуцент зачастую эксплицирует элементы своего рода «предречевой» ситуации. Обращение к общедисциплинарному текстуалитету ЛК подобного рода может включать и междисциплинанрые формирования. В частности, в этих вводных часто наблюдаются противоречия, связанные с пограничными исследованиями. Используя элементы диффузного ЛК, продуценты предлагают читателю уточненные ориентиры, обеспечивающие необходимые понятийные аппараты. Очевидно, что конвергентное взаимопересечение терминосистем и понятийных аппаратов зачастую требует подобных пояснений, для чего в данном примере и формируется диффузный ЛК. Степень подробности диффузного ЛК (как и любого другого типа ЛК) варьирует в довольно широких пределах подобно числу включенных в него единиц дисциплинарного текстуалитета (другими словами – текстов и авторов, маркированных в ссылках). Синтагматическая и/или парадигматическая завершенность представляется свойственной именно этому типу ЛК – диффузному, поскольку ни продуцент, ни реципиент не предполагают конкретных текстуальных референтов данного ЛК ни в ближайшем, ни в более отдаленном интратекстуальном окружении. Таким образом, можно предположить, что элементы диффузного ЛК можно рассматривать как наиболее автономные но сравнению с дистантным и, тем более, непосредственным ЛК. Проведенный анализ элементов диффузного ЛК в англоязычном научном тексте продемонстрировал следующие закономерности: Диффузный ЛК текстуально реферирует не к отдельному фрагменту текста, а ко всему высказыванию в целом; Диффузный ЛК характеризуется текстуально-смысловой связью с необязательной степенью близости и может включать тексты и их когнитивные структуры достаточно свободных уровней конвергенции; Диффузный ЛК и его продуцентный референт не формируют тесных текстуальных единств, связь осуществляется только посредством смысловых отношений и общей прагматики; Диффузный ЛК присутствует в тексте в различных текстуальных и интертекстуальных формах и не имеет особых, свойственных только ему стереотипных конструкций; Диффузный ЛК стремится к формированию наиболее автономных интратекстуальных единств и зачастую используется продуцентом в вводных частях текста. Степень конкретизации локального контекста Степень конкретизации ЛК определяется автором текста, его когнитивной прагматикой, экспланаторными требованиями к эксплицируемому или им118

плицируемому ЛК, индивидуальным стилем и манерой формирования текста. В зависимости от тех или иных особенностей текста степень конкретизации его ЛК может варьировать от предельно эксплицированной до минимально эксплицированной. The concept of literacy and what it is has been revisited by Street (1984 1993), Heath 1986) and others. Traditional deаfinitions of literacy concern reading and writing only (Goody 1968). Sola and Bennett's (1992:36) concept of literacy as “communicative practices associated with particular uses of both written and spoken forms” extends the definition to speaking as well as reading and writing. (J. Parkinson) В данном фрагменте статьи Паркинсона «Acquiring scientific literacy through content and genre: a theme-based language course for science students» присутствуют элементы ЛК различной степени конкретизации. В первом предложении фрагмента, например, предлагается ЛК, указывающий на тематику работы и на некоторых авторов, занимавшихся разработкой этой темы (Street (1984 1993), Heath 1986) and others); второе предложение содержит указание на дисциплинарный референт (объект исследования), некоторые его особенности и источник этой информации (Traditional definitions of literacy concern reading and writing only (Goody 1968)); далее мы видим современную трактовку основного концепта работы, представленную в форме адресной цитаты (Sola and Bennett's (1992:36)). Текстуально данная градация ЛК представляется вполне обусловленной: автор эксплицирует элементы отобранного ЛК в направлении «от общего к частному», добиваясь определенной степени когерентности и текстуального развития. Однако данная формула необязательна для каждого фрагмента текста. Подобные вводные характеризуются определенным уровнем обобщения и часто представлены в виде крайне адаптированных в терминах продуцента «общих мест». С другой стороны, продуценту зачастую необходимо предъявить читателю более конкретизированный ЛК, чтобы обеспечить не только большую теоретическую валидность своих позиций, но и их большую дисциплинарную преемственность. Если рассматривать такую степень конкретизации как предельно эксплицированный ЛК, то противоположным полюсом конкретизации ЛК явится ЛК с минимальной степенью экспликации. Действительно, представление ЛК в виде одних номинальных ссылок на работы ряда авторов можно квалифицировать как минимально возможную экспликацию диалогических интертекстуальных связей в тексте. Если обратить внимание на референтный этому ЛК продуцентный текст, то можно отметить, что и здесь ЛК отводится роль фоновой – тематически конвергентной контекстуальной составляющей, экспланаторная и пропозициональная значимость которой в известной мере факультативна для освоения текста. Таким образом, в соответствие с типом конвергентности текстуальных элементов, формирующих ЛК, мы выделяем три степени конкретизации ЛК: концептуальный ЛК, референциональный ЛК и тематический ЛК. 119

Мы относим к ЛК с концептуальной степенью конкретизации те элементы дисциплинарного текстуалитета, которые продуцент интегрирует в свой текст для контекстуального обеспечения ключевых концептуальных построений. Концептуальный ЛК обладает следующими характеристиками: Концептуальный ЛК отличается высокой степенью эксплицированной интертекстуальности, тесными диалогическими и смысловыми связями с продуцентным текстом; Концептуальный ЛК интегрально входит в продуцентный текст и часто является смыслообразующим интратекстуальным звеном; Концептуальный ЛК встречается в форме цитат различной полноты и маркирования и близких к тексту источника парафразов, обязательно отражающих когнитивные и коммуникативные составляющие оригинала; Концептуальный ЛК служит отправной точкой при формировании продуцентных позиций, точек зрения, моделей. Референциональный ЛК имеет больше степеней свободы, как с точки зрения продуцента, так и с точки зрения реципиента. Таким образом, мы можем выделить следующие особенности элементов референционального локального контекста: Референциональный ЛК отличается относительно свободной степенью эксплицированной интертекстуальности, обусловленной референциональными конвергентно-смысловыми связями с продуцентным текстом; Референциональный ЛК находится в функции дополнительной дистрибуции к продуцентному тексту и часто является звеном, расширяющим дисциплинарные рамки исследования; Референциональный ЛК встречается в форме парафразов, которые, с одной стороны, характеризуются свободной степенью смысловой близости к тексту, а, с другой – отражают понятийные составляющие оригинала; Референциональный ЛК служит для расширения дисциплинарнодиалогического поля применения продуцентного текста и для ориентации реципиента и локализации продуцентного текста в этом поле. Релевантность тематического ЛК реализуется в двух направлениях: продуцент определяет эту релевантность, исходя из собственного видения речевой ситуации и своих дисциплинарных или междисциплинарных приоритетов; реципиент же, в свою очередь, определяет эту релевантность в соответствии с тем, насколько данный ЛК обеспечивает адекватное понимание текста или расширяет его (реципиента) дисциплинарный и междисциплинарный кругозор. Таким образом, мы можем выделить следующие особенности элементов тематического локального контекста: Тематический ЛК отличается минимальной степенью эксплицированной интертекстуальности, что обусловленно тематическими конвергентносмысловыми связями с продуцентным текстом; Тематический ЛК находится в функции необязательной дистрибуции к продуцентному тексту и часто является звеном, расширяющим диалоги120

ческое пространство текста, выходя за дисциплинарные рамки исследования; Тематический ЛК встречается в форме номинальных ссылок, часто снабженных продуцентными пояснительными вводными; Тематический ЛК служит для расширения диалогического поля существования продуцентного текста, для обеспечения реципиента дополнительной фоновой информацией, которая может быть признана релевантной в процессе освоения текста. Степень эксплицированности ЛК Форма представления ЛК зависит от различных факторов: дистантность ЛК, степень конкретизации ЛК, авторский стиль и манера создания текста, а также уникальные прагматики ЛК и т.д. Кроме того, степень эксплицированности ЛК зависит от распространенных в англоязычной научной коммуникации языковых стереотипов и текстопостроительных моделей. В настоящей работе способы экспликации конвергентных текстов уже рассматривались (см. главы «Смысловая диалогическая конвергенция…» и «Многомерное авторство…»), однако, мы считаем необходимым осветить этот аспект в приложении к локальному контексту. Следует обратить внимание на то, что автор-продуцент интегрирует определенный ЛК в своей работе в соответствии с его релевантностью и определяет его формальные характеристики индивидуально для каждого элемента ЛК. Формы представления ЛК являются стандартными формами существования многомерного авторства в научном тексте и подчиняются тем же закономерностям. Вполне естественным, в этой связи, представляется появление в тексте в функции ЛК интегратов и импликат с различной степенью соотнесенности с текстом источника. Самым эксплицированным с точки зрения присутствия в продуцентном тексте представляется ЛК, получающий выражение в форме цитат различной степени полноты. Степень полноты цитаты зависит напрямую от ее релевантности и ее текстуальной необходимости, определяемой продуцентными локальными прагматиками, однако само цитирование как процесс предопределяет наличие в продуцентном тексте специальных маркеров. Степень эксплицированности ЛК подчиняется когнитивным и коммуникативным прагматикам продуцента и даже в пределах одного фрагмента текста вполне может варьировать в диапазоне от наивысшей степени эксплицированности (полнотекстовая маркированная цитата) до наименьшей степени эксплицированности (номинальный импликат без точного указания на источник). В этих границах функционально существует вся парадигма интертекстуальных вводных ЛК. Степень экспликации ЛК в научной коммуникации варьирует в границах широких интертекстуально-конвергентных полей. Выбор той или иной единицы для выражения определенного элемента дисциплинарного текстуалитета определяется продуцентом научного текста в зависимости от:

121

а) его индивидуальной прагматики, связанной с конкретным элементом ЛК, б) степени релевантности этого элемента ЛК, в) уникальной специфики конкретной интратекстуальной единицы. В этой связи следует отметить, что степень эксплицированности ЛК напрямую зависит от других параметров и, в частности, от дистантности и степени конкретизации элемента ЛК. Формы экспликации ЛК в англоязычном научном тексте также характеризуются определенным разнообразием в диапазоне от полнотекстовой цитаты до номинативного импликата без указания на источник. Выводы Локальный контекст как текстопостроительная составляющая в структуре научной коммуникации является весьма продуктивным элементом языковой системы текстового уровня. Проведенный анализ позволяет утверждать, что роль ЛК в англоязычном научном тексте определяется несколькими парадигматическими и синтагматическими рядами. С одной стороны, ЛК устанавливает прямую текстуальную (или интертекстуальную) диалогическую связь со сквозным дисциплинарным дискурсом, обеспечивая таким образом вербальную реализацию диалогических характеристик данного речевого регистра. С другой стороны, ЛК представляет собой целый ряд стандартных форм, что свидетельствует о его формальной принадлежности к конвенциональным языковым парадигмам и одновременно указывает на его лингвистические характеристики. При этом функция указанных стереотипных моделей в каждом конкретном тексте определяется продуцентом как количественно, так и качественно. Продуцентные текстуальные и языковые прагматики влияют как на формальную сторону эксплицируемого ЛК, так и на его содержание и степень соотнесенности с собственно продуцентным текстом. Функция вводных ЛК как элементов дисциплинарного текстуально-смыслового поля, вводимых в канву продуцентного текста с целью обеспечения адекватного понимания в дисциплинарном диалогическом поле, реализуется в виде интертекстуальных вводных с различными планами выражения и обеспечивает конкретный текст релевантными для него пресуппозициями. Реципиент, в свою очередь, сохраняет за собой право принимать или не принимать во внимание эксплицированные элементы ЛК, что указывает на их относительную автономность. Однако существующие в научной коммуникации стереотипы требуют от реципиента освоения всех актуализованных в тексте содержательных элементов, в связи с чем допустимо вести речь о том, что продуцент определенным образом «навязывает» читателю не только собственные когнитивные позиции, но также и те контекстуальные характеристики, в которых его (продуцентный) текст представляется дисциплинарно наиболее релевантным. В силу этого ЛК текстов различных авторов, даже дисциплинарно и диалогически близких (например, посвященных анализу одного явления), зачастую различаются весьма ощутимо, что еще раз указывает на субъективные

122

характеристики когнитивных составляющих ЛК для каждого конкретного произведения. Проведенный анализ, однако, демонстрирует целый ряд стереотипных конфигураций ЛК, которые, несмотря на указанную субъективность, вполне могут считаться стандартными и квалифицироваться как системные языковые явления. В зависимости от исследовательского подхода, в научной коммуникации выделяется ряд критериев, позволяющих определить формальные характеристики элементов ЛК англоязычного научного текста. В частности, ЛК можно рассматривать с точки зрения: а) степени текстуальной соотнесенности элемента ЛК и референтного ему продуцентного текста, б) степени конкретизации элемента ЛК и в) степени эксплицированности ЛК. Что же касается текстуальной соотнесенности, то элемент ЛК может быть непосредственным, дистантным и диффузным. Непосредственный ЛК текстуально близок своему референту, при этом данная близость обеспечивается не только последовательным расположением, но и возможностью их (ЛК и его референта) текстуального взаимопроникновения и взаимоинтегрирования. Этот тип ЛК характеризуется тесной текстуальносмысловой связью со своим продуцентным референтом, что обеспечивается высокой степенью их смысловой конвергенции. Непосредственный ЛК и его продуцентный референт формируют текстуальные единства, отмеченные высокой степенью когерентности и когезии. Дистантный ЛК текстуально отделен от своего референта и, так же как и непосредственный ЛК, характеризуется тесной текстуально-смысловой связью со своим продуцентным референтом, однако их взаимоудаленность требует большей автономности. Дистантный ЛК и его продуцентный референт не формируют текстуальных единств, связь осуществляется только посредством смысловых когерентных отношений и общих маркеров. Дистантный ЛК может соотноситься с более чем одним текстуальным референтом и, наоборот, один текстуальный референт может обеспечиваться более чем одним дистантным ЛК. Диффузный ЛК текстуально реферирует не к отдельному фрагменту, а ко всему тексту в целом, он характеризуется текстуально-смысловой связью с необязательной степенью близости и может включать тексты и их когнитивные структуры достаточно свободных уровней конвергенции. Диффузный ЛК и его продуцентный референт не формируют тесных текстуальных единств, их связь осуществляется посредством смысловых отношений и общей прагматики. Диффузный ЛК стремится к формированию наиболее автономных интратекстуальных единств и зачастую используется продуцентом во вводных частях текста. Непосредственный, дистантный и диффузный ЛК присутствуют в тексте в различных текстуальных и интертекстуальных формах. Степень конкретизации ЛК определяется автором текста, его когнитивной прагматикой, экспланаторными требованиями к эксплицируемому или имплицируемому ЛК, индивидуальным стилем и манерой формирования текста. Выделяются три степени конкретизации ЛК: концептуальный ЛК, референциональный ЛК и тематический ЛК. 123

Концептуальный ЛК отличается высокой степенью эксплицированной интертекстуальности, тесными диалогическими и смысловыми связями с продуцентным текстом и интегрально входит в продуцентный текст, часто оказываясь его смыслообразующим интратекстуальным звеном. Концептуальный ЛК встречается в форме цитат различной полноты и маркированности, с одной стороны, близких тексту источника парафразов, а с другой – отражающих когнитивные и коммуникативные составляющие оригинала. Концептуальный ЛК зачастую служит отправной точкой при формировании продуцентных позиций, точек зрения, моделей. Референциональный ЛК отличается относительно свободной степенью эксплицирования интертекстуальных вводных, что обусловлено референциональными конвергентно-смысловыми связями с продуцентным текстом. Данный ЛК находится в функции дополнительной дистрибуции к продуцентному тексту и часто является звеном, расширяющим дисциплинарные рамки исследования. Референциональный ЛК встречается в форме парафразов свободной степени близости к тексту. Этот ЛК служит для расширения дисциплинарнодиалогического поля применения продуцентного текста, а также для ориентации реципиента и локализации продуцентного текста в этом поле. Тематический ЛК отличается минимальной степенью эксплицированной интертекстуальности, обусловленной тематическими конвергентносмысловыми связями с продуцентным текстом и находится в функции необязательной дистрибуции к продуцентному тексту, часто являясь звеном расширения диалогического пространства текста, а именно средством его выхода за монодисциплинарные рамки исследования. Тематический ЛК встречается в форме номинальных ссылок, часто снабженных продуцентными пояснительными вводными и служит для обеспечения реципиента дополнительной фоновой информацией, которая может быть признана релевантной в процессе освоения текста. В англоязычном научном тексте степень экспликации ЛК также варьирует в широких интертекстуальных границах: от полнотекстовой цитаты до номинативного импликата без указания на источник.

Лекция 9. Диалогические экспликаты со специфическими характеристиками Отмеченные выше характеристики смысловых интертекстуальных отношений в сфере научной коммуникации представляют своего рода стандартный, обязательный или стереотипный набор свойств и элементов, который, однако, не исчерпывает всей многомерности рассматриваемого явления. В этой связи имеет смысл остановиться еще на трех специфических реализациях диалогики текста (ДТ) в англоязычной научной коммуникации. Их специфика состоит в том, что в подобных диалогических взаимоотношениях присутствует определенная степень «предельности», что выводит их за рамки общих диалогических 124

моделей, или, по крайней мере, выделяет им в этой парадигме особое место. С другой стороны, присутствие этих явлений в диалогических системах и в дисциплинарном дискурсе обязывает нас обратить на них свое внимание хотя бы обзорно. К указанным явлениям мы относим следующие экспликаты: внутритекстовая ДТ, полилингвистическая ДТ, диалогика вторичного текста. Внутритекстовая диалогика Внутритекстовая диалогика наблюдается практически во всех типах научного текста. Она обусловлена особенностями жанрово-стилистического построения научного текста и прагматическими характеристиками данного слоя коммуникативных единиц. Поскольку тексты научного коммуникативного регистра характеризуются определенными когнитивными свойствами, то их структурные части (введение, основная часть, заключение) заключают в себе смысловые связи определенного рода. Особенности научного текста напрямую связаны с их интегральными характеристиками и должны предполагать не только внутреннюю когерентность структурных и смысловых компонентов, но и диалогически структурированные связи. Таким образом, мы вправе ожидать наличия диалогических отношений не только между текстами этого коммуникативного жанра, но и внутри них. Исследуя подобные смысловые диалогические отношения, мы не должны забывать, что истоки их лежат в природе текста, как интегральной совокупности смысловых информационных структур. Интегральность и когерентность высказывания определяют наличие смысловой интратекстуальной конвергенции, что в контексте настоящей работы, раскрывает обязательность когерентных отношений между смысловыми отрезками текста. Создавая текст, автор неизбежно вступает в диалог с собой. Очевидно, что такой подход к анализу привычных и традиционных явлений внутритекстовых стратегий и связей может иметь место только в парадигме диалогических текстопостроительных моделей. Имеет смысл, однако, рассматривать диалогику текста не только как систему интертекстуальных отношений, но и как систему сквозных взаимодействий лингво-речевых явлений, актуальных для дисциплинарного дискурса и диалогического анализа, при этом число частных моделей возрастает. С другой стороны, некоторые аспекты существования текстов в диалогических системах (особенно в научной коммуникации) требуют большей вариативности, призванной обогащать научный анализ. Подобные конструкты весьма характерны для англоязычного научного текста, вне зависимости от того, является ли английский язык родным для автора текста, или он использует его в качестве инструмента интернационализации своего собственного текстового построения. Полилингвистическая ДТ Полилингвистическая ДТ встречается в текстах, созданных в различных языковых системах, но принадлежащих общему дисциплинарно-смысловому пространству. Единство отражаемых явлений не ограничивается рамками национальных языков и национальных культур. Смысловая текстовая конверген125

ция как фактор диалогики текста может наблюдаться не только между текстами какой-то одной знаковой системы, но и в более широких текстуальносмысловых полях. Мы рассматриваем полилингвистические смысловые взаимоотношения как свидетельство глобального единства коммуникативных процессов, а также как доказательство того положения, что при отражении состояния общественных знаний смысловые текстовые поля, а, следовательно, и коммуникативные макроситуации, не ограничиваются пределами языковых и этно-культурных систем, а являются продуктом и достоянием всего научного сообщества. Следует также отметить, что в современных изданиях требования дисциплинарных диалогических систем определяют появление полилингвистических экспликаций, соотносимых с одним автором. Практика реферирования собственного текста на международном (например английском) языке приобретает сегодня все большую актуальность. Мы склонны связывать этот феномен с двумя моментами. С одной стороны, существует ряд изданий (см. «Известия РАН», «Вестник Московского Университета» и т.д.), в которых резюме на одном из европейских языков является обязательным, с другой стороны, расширение сферы применения английского языка как международного, в том числе и в сфере когнитивно ориентированных текстов может обеспечить автора возможностью включиться в международный дисциплинарный диалог и расширить круг потенциальных реципиентов текста. Данную традицию следует рассматривать с позиций диалогики текста, поскольку в резюме мы видим особую форму передачи концептуальной информации. Мы можем рассматривать эту особую форму не столько как сжатие при реферировании, сколько как переформулирование и даже переопредмечивание не только в новых кодах, но и в новой системе лингво-когнитивных отношений. Интерес, который вызывает анализ подобных диалогических отношений определяется тем, что во-первых, мы можем наблюдать явное диалогическое столкновение различных стилей (оригинал – реферат), с другой стороны, идентифицируется очевидный сдвиг между системами подачи информации как с точки зрения грамматики, так и с точки зрения текстопостроительных моделей. Третьим моментом, привлекающим внимание в данном контексте, является то, что когнитивные структуры, вербализуемые в тексте заведомо относятся к одному концептуальному полю и соотносятся с одним продуцентом. Здравый смысл подсказывает, что такие тексты, судя по всему, создаются после завершения текста-оригинала, однако, поскольку нет прямых структурных параллелей, а смысловые элементы подвергаются определенной трансформации, можно гипотетически предположить, что автореферат такого вида вполне мог быть создан до появления основного текста. В этом смысле мы можем говорить о потенциальной факультативности темпоральных последовательностей диалогики текста подобного рода. Пространственно резюме не может располагаться внутри текстаоригинала. Традиционно текст такого плана появляется до или после реферируемого высказывания. Была отмечена следующая закономерность: резюме, 126

предваряющее текст оригинала, обладают, как правило, меньшим объемом и меньшей степенью конкретизации, в то время, как резюме, расположенное после реферируемого текста обычно содержит основные концепты, вербализованные продуцентом в работе. Диалогика вторичного текста Работы, посвященные интерпретации, оценке и анализу деятельности ученых, занимают особое место в научной коммуникации. Подобные произведения призваны обеспечить адекватное понимание рецензируемого текста в расширенном или, наоборот, суженном контекстном окружении, и, следовательно, имеют определенную диалогически обусловленную специфику. Системно такие тексты вполне умещаются в бахтинскую схему диалогики текста: двухступенчатой (исходная точка – данный текст, движение назад – прошлые тексты) и трехступенчатой (исходная точка – данный текст, движение назад – прошлые тексты, движение вперед – предвосхищение нового текста)(Бахтин 1979: 364). Обычно данные высказывания дают не только продуцентную оценку рецензируемого произведения, но и привлекают релевантные мнения, сопоставимые в границах общих концептуальных когнитивных полей. Таким образом, подобные высказывания неизбежно должны проявлять конвергентные черты, тем более очевидные, что вторичный текст является фактически реагирующим текстом, смысловые отношения в этом случае имеют концептуальный характер. Черты текста-оценки могут присутствовать не только в текстах рецензий. Большая часть научных трудов содержит критический обзор и оценку существующих мнений, концепций и взглядов на рассматриваемые или затрагиваемые проблемы. В таких работах неизбежно встречается выражение оценочной позиции авторов по отношению к рассматриваемым мнениям. Современный этап развития европейских лингвистических школ (и западных школ вообще) характеризуется пристальным вниманием к переосмыслению языковедческого, философского и психолингвистического наследия середины ХХ века, что неизбежно находит отражение в появлении целого ряда текстов вторичного характера, с необязательными рецензионными характеристиками. Такие тексты вторичного характера все чаще встречаются в данном дисциплинарном текстовом поле и представляют всю жанровую парадигму с точки зрения объема и прагматики. Как и всякий научный текст, текст вторичного характера имеет базовые диалогические характеристики: он конвергентен дисциплинарному текстуалитету (эта конвергентность в текстах подобного плана имеет заявленные диалогические характеристики в силу своих «ответных» свойств); вторичный текст обязательно содержит маркированные элементы локального контекста и продуцентного авторства. Появление цитат в работах вторичного характера весьма вероятно, но необязательно. Как и в любой научной работе степень эксплицированности интегрированных элементов как непродуцентного авторства, так и локального контекста зависит от двух параметров: от стереотипов, принятых в дисциплинарном обществе и от интенций самого продуцента. В научной ком127

муникации оба эти параметра весьма демократичны и вторичные тексты имеют чуть больший процент появления прямых цитат, эти цитаты, к тому же, чаще выделяются и маркируются форматом абзаца, чем способами неполного синтагматического представления. С другой стороны, автор вторичного текста часто приводит расширенный дисциплинарный взгляд на отражаемые позиции, что проявляется в виде факторов непродуцентного авторства, эксплицируемых, имплицируемых и интегрируемых в текст посредством всего спектра интертекстуальных вводных. В свою очередь, развитие концептуального наполнения и содержания текста вторичного плана строится (структурно и функционально) вполне стереотипными способами, приемлемыми в данном коммуникативном регистре и ничем, кроме дисциплинарной вторичности не выделяется. Подобный текст будет соответственно определяться теми же конститруэнтными категориями, что и любой другой научный текст, за исключением того, что его диалогичность и интертекстуальные характеристики будут иметь более «выпуклые», фокусированные свойства. Вторичный научный текст, несомненно, может рассматриваться как особый фактор диалогики научного текста, особенно в той связи, что в последнее время этот текстовый слой получает широкое распространение именно в англоязычной научной коммуникации. В данной работе мы рассматриваем данный жанр обзорно, однако этот текстуальный пласт, несомненно, заслуживает отдельного исследования. Выводы по второй части Исследование способов диалогической реализации конвергентной семантики в научной коммуникации указывает на наличие ряда стереотипных моделей текстопостроительного характера. Эти модели имеют различные прагматические характеристики и в некоторых случаях могут управлять одной текстуальной структурой. С другой стороны, истоки этих стереотипов лежат за пределами лингвистических единиц, предваряющих уровень текста, и могут восходить к системе когнитивных, коммуникативных и социальных отношений. Однако несмотря на внелингвистические управляющие характеристики, исследуемые модели четко идентифицируются в текстовой ткани и вполне поддаются описанию и формализации. К основным моделям экспликации и импликации конвергентной диалогики в англоязычном научном тексте мы относим продуцентные характеристики текста (одномерное и многомерное авторство) и модели формирования локального (индивидуального) контекста. Прагматика этих моделей различается по двум параметрам:  привлечение «чужого» текста производится с целью усиления убедительной – аргументирующей составляющей продуцентного текста;  привлечение дисциплинарного текстуалитета для формирования локального (определяемого продуцентом - автором) контекста про128

изводится с целью обеспечения потенциального продуцента предварительным знанием, необходимым для адекватного восприятия текста (эксплицированные пресуппозиции). В свою очередь, авторский аспект в научной коммуникации можно рассматривать как концептуально-диалогическую составляющую текста, определяемую персонифицированной модальностью и выраженной субъектным компонентом. В силу специфичной прагматики научного дискурса авторские вводные в научном высказывании часто имеют дистантно-интегрированный характер за счет привлечения «чужого» авторства. Многомерность авторского аспекта в научной коммуникации проявляется в различных формах и конфигурациях: Интеграты - текстуальные фрагменты произведений других авторов, осознанно и с определенной целью вводимые продуцентом в собственный текст. Импликаты представляют собой парафразы, пересказы и номинальные ссылки на идеи и точки зрения; они призваны обеспечить частичную, адаптированную интеграцию «чужого» текста в собственные теоретические построения. Привлечение текстовых фрагментов других авторов имеет в научной коммуникации собственную прагматику, поскольку позволяет не только формировать виртуальный диалог, но и «привлекать на свою сторону» мнения и точки зрения, конвенционально адаптированные и одобренные научным сообществом. Другим фактором, определяющим привлечение интегратов является возможность использования научного наследия в качестве фундамента и материала для исследовательской деятельности и формирования собственных теоретических моделей. Авторский аспект текста, организованного импликативным образом имеет менее четкие границы, что не всегда позволяет выделить аутентичные фрагменты из общей текстуальной канвы. С другой стороны, контекст такого плана позволяет с большей степенью свободы адаптировать «чужие» пропозиции и макропропозиции в собственном текстовом пространстве. Имплицитная форма представления позволяет вольно, но при этом продуктивно использовать фактор многомерного авторства, и, следовательно, успешно эксплуатировать расширенные макроконтексты для достижения большей экспланаторной силы и риторической валидности своих теоретических построений. Многомерное авторство позволяет: а) расширить границы необходимых для адекватного восприятия научного текста фоновых знаний и уточнить необходимые для этого понимания макропропозиции; б) реализовать потенциально возможные диалогические ситуации в рамках виртуального диалогического поля; в) сформировать диалогические взаимоотношения между учеными, в непосредственный диалог не вступавшими, через установление определенных параметров и управление этими взаимоотношениями; 129

г) маркировать внутритекстовые конвергентные отношения в виде текстуальных пластов, сформированных вокруг диалогических доминант. Локальный контекст как диалогическое проявление конвергентной семантики и как текстопостроительная составляющая представляется в научной коммуникации весьма продуктивным элементом языковой системы текстового уровня. Проведенный анализ позволяет утверждать, что роль ЛК в англоязычном научном тексте определяется несколькими парадигматическими и синтагматическими рядами. С одной стороны, ЛК обеспечивает прямую текстуальную (или интертекстуальную) диалогическую связь со сквозным дисциплинарным дискурсом, в силу чего он, несомненно, является эксплицитным проявлением диалогических характеристик данного речевого регистра. С другой стороны, ЛК представляет собой целый ряд стандартных форм, что свидетельствует о его формальной принадлежности к конвенциональным языковым парадигмам и указывает на его лингвистические характеристики. Продуцентные текстуальные и языковые прагматики влияют как на формальную сторону эксплицируемого ЛК, так и на его содержание, а также на степени соотнесенности с собственно продуцентным текстом. Функция вводных ЛК как элементов дисциплинарного текстуально-смыслового поля, вводимых в канву продуцентного текста с целью обеспечения адекватного понимания в дисциплинарном диалогическом поле, реализуется в виде интертекстуальных вводных с различными планами выражения и обеспечивает каждый текст релевантными пресуппозициями.

130

Обобщения по курсу Исследование диалогики текста в научной коммуникации представляет значительный интерес в силу целого ряда причин. В последние десятилетия количество научных работ неуклонно растет, что указывает на повышающуюся активность научных исследований. Формализация диалогических свойств научного текста, как было установлено в ходе анализа, опирается на комплекс понятийных рядов, каждый из которых, в зависимости от аспекта, точки зрения и функции в дисциплинарном дискурсе, обладает некоторыми наборами отличных и общих с остальными понятийными рядами характеристик. Следует в этой связи отметить, что позиция исследователя неизбежно играет в данной понятийной делимитации существенную роль, поскольку, анализируя знаковый продукт такого порядка, исследователь вступает в диалогические отношения с объектом анализа, придавая полученным результатам с одной стороны, известную степень субъективности, а с другой – неизбежную для многомерных явлений неоднозначность. Диалогические поля, организуемые дисциплинарным дискурсом, таким образом, получают возможность сконцентрироваться в одной лингвистической системе, что не только облегчает научный поиск, но и интенсифицирует собственно научный диалог. Научный диалог в данном случае представляет собой не последовательную цепочку речевых действий, совершаемых продуцентами в виде реакции одного речевого действия на другое, а совокупность всех высказываний, имеющих когнитивную прагматику и объединенных объектом научного отражения, общей языковой системой, а также общим дисциплинарным полем. Таким образом, в сферу научного диалога включаются практически все высказывания, составляющие дисциплинарный текстуалитет. При этом тексты, вне зависимости от времени их появления, функционируют в структуре научной коммуникаци как синхронные, при условии, что они сохранили свою дисциплинарную актуальность. Данная актуальность зависит от фактора включенности этих высказываний в локальные диалогические ситуации, генерируемые интертекстуальными действиями продуцентов и представляющие собой многомерные авторские вводные, элементы локального контекста и т.д. Указанные тексты, кроме дисциплинарной актуальности обладают свойством, позволяющим интегрировать в уникальный продуцентный текст и не отторгаться им. Это свойство проявляет себя в виде смысловой диалогической конвергенции, которая рассматривается в данной работе как характеристика, присущая всем текстам данного дисциплинарного текстуалитета и определяющая возможность их диалогического и интертекстуального взаимодействия. В свою очередь, эта характеристика является, с одной стороны, результатом общности объектов исследования, а с другой, результатом диалогического взаимодействия текстов, составляющих дисциплинарный дискурс. Такая взаимообуславливающая структура обеспечивает органичность и мобильность системы научной коммуникации, а также ее эффективность. 131

Указанная стабильность привела к формированию ряда стереотипных конструкций, характеризующих научный текст и являющихся своеобразными маркерами его диалогических свойств и функций. Исследование этих маркеров показало, что способы их экспликации в англоязычном научном тексте в полной мере допускают идентификацию и позволяют выстроить ряд типологических схем, что дает право говорить об определенной парадигме стандартных единиц. Данные стереотипные конфигурации относятся к ряду формальных признаков высшего, текстуального уровня языковой системы, что дает, в частности, возможность рассматривать их как объекты лингвистического анализа. Такие эксплицитные и имплицитные проявления конвергентной семантики в научной коммуникации представлены двумя основными типами текстопостроительных факторов: а) фактор многомерного авторства, определяющийся возможностью адресного привлечения автором-продуцентом фрагментов, концептов и аллюзий на тексты других авторов и обеспечивающий дополнительную экспланаторную и убеждающую силу формируемого текста; б) фактор локального контекста, снабжающий продуцентный текст необходимыми (по мнению автора) когнитивными пресуппозициями, источником которых также является конвергентный дисциплинарный текстуалитет. Таким образом, диалогика научного текста представляется триадной конструкцией, которая ассоциируется с семантически и прагматически конвергентным дисциплинарным текстуалитетом, а также основными способами его реализации в тексте в виде элементов многомерного авторства и локального контекста. Специфика типологических особенностей указанных маркеров также представлена двумерной конструкцией. С одной стороны, делимитация исследуемых явлений на типы производится по принципу их смысловой соотносимости друг с другом и с текстом-носителем, а с другой, их типология выстраивается по степени эксплицитного/имплицитного присутствия диалогических элементов дисциплинарного текстуалитета в этом тексте. Такая структурнофункциональная градация указывает на интегральные характеристики диалогических конфигураций, чрезвычайно распространенных в англоязычной научной коммуникации. Данная дуалистичность типологических конфигураций, несомненно, связана с двойственной сутью коммуникативных единиц. Соотношение текст-знак / текст-смысл тесно увязывают в научной коммуникации формальные и прагматические стороны диалога. Существенным фактором можно считать и то, что при наличии значительного количества конвергентных текстов в других лингво-культурных системах, интертекстуальные диалогические элементы, вводимые продуцентом в собственный текст, в подавляющем большинстве случаев эксплицируются на языке продуцентного текста, что является дополнительным свидетельством в пользу утверждения о принадлежности текстопостроительных моделей к языковым моделям высшего лингвистического порядка. При этом указанные модели составляют скорее парадигму функциональных потенциалов, чем свод обязательных конструкций и их трансформаций. Традиции коммуникативных регистров (и научного регистра, в частности) определяют применимость того или иного потенциального стереотипа для каждого жанрового слоя. В этом смысле 132

мы можем утверждать, что научный текст обладает довольно разнообразным диалогически обусловленным инструментарием, достаточно структурированным, чтобы обеспечить адекватность информационных потоков. Данная структурированность обеспечивает информационный текстуальный поиск рядом инструментов, позволяющих пользователю адекватно ориентироваться как в частном научном тексте, так и в целом комплексе конвергентных текстов, объединенных в текстуально-смысловое поле (дисциплинарный дискурс). В свою очередь, данная конфигурация обеспечивает понимаемость своих текстуальных составляющих, поскольку включает в себя не только тексты с конвергентной семантикой, но и коммуникантов, обеспеченных конвергентными тезаурусами. Указанная тезаурусная связь объединяет коммуникантов в институциональные группы, определяемые общей когнитивной базой и общим диалогическим полем. В свете вышесказанного можно заключить, что диалогика научного текста представляется явлением многомерным и многоаспектным и по этой причине не может формально сводиться к перечислению ряда диалогических единств в их парадигматических или синтагматических дистрибуциях. В этой связи существенно отметить, что диалогика текста как модельная характеристика предлагает не только стереотипные исходные составляющие, но и системно организует сам процесс научной коммуникации. Внутренняя природа диалога как формы информационного взаимодействия определяет успешность коммуникативного процесса, поскольку предлагает участникам этого процесса ряд стандартов, как обязательных (например, требования к экспликации библиографии), так и факультативных (в частности, внутритекстовые ссылки). По большому счету диалог пронизывает всю научную коммуникацию, скрепляя и конструируя ее как единый организм, предстающий перед пользователем и продуцентом научных текстов в виде своеобразного континуума с незавершенной смысловой составляющей, то есть континуума, не имеющего завершения в каком-либо смысловом поле. Существенным свойством этого континуума является то, что его смысловое движение вперед вербализовано в форме интегральной мозаики знаковтекстов, которая в любой синхронный момент ее комуникативного развертывания может быть подвергнута когнитивному и лингвистическому исследованию.

133

Список рекомендуемой литературы 1. Аликаев Р.С. Язык науки в парадигме современной лингвистики. Нальчик. 1999. 2. Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык – учеб. для вузов.– М.: Флинта : Наука, 2002. 3. Баженова Е.А. Научный текст в аспекте политекстуальности.– Пермь, 2001. 4. Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. – М., 1989. 5. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М. : Искусство, 1979. 6. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики. – М. : Высш. шк., 2002. 7. Богин Г.И. Схемы действий читателя при понимании текста / КГПУ – Калинин, 1989. 8. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология.– М. 1983. 9. Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. – М., 2000. 10.Волков Ю.Г. Диссертация. Подготовка, защита, оформление: Практ. пособие. – М.: Гардарики, 2001. 11.Ворожцов В.П. Гносеологическая природа и методологическая функция научной теории / Ворожцов В.П., Москаленко А.Т., Шубина М.П.– Новосибирск : Наука, Сиб. отд-ние, 1990. 12.Гак В.Г. О плюрализме в лингвистических теориях // Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы : Тез. докл. Междунар. конф.– М., 1995. Т.1. С. 131-133 13.Гвишиани Н.Т. Язык научного общения (Вопросы методологии).– М.: «Высш. шк.» 1986. 14.Глазман М.С. Научное творчество как диалог // Научное творчество.– М., 1969. 15.Данилевская Н.В. Место оценки в чередовании старого и нового знания (на материале научного текста)// Филол. науки. 2005.– № 4.– СС. 60-70 16.Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация.– М., 1989. 17.Жинкин Н.И. Речь как проводник информации.– М. : Наука, 1982. 18.Зотов Ю.П. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство / МГПИ им. М.Е. Евсевьева. – Саранск, 2000. 19.Ильин В.В. Природа науки: Гносеологический анализ / Ильин В.В., Калинкин А. Т. – Москва, 1985. 20.Карасик В.И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс : Сб. науч. тр. Волгоград, 2000. – С. 5 – 12. 21.Кожина М.Н. Диалогичность письменной научной речи. – Пермь, 1986. 22.Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – М, 1990. 23.Котюрова М.П. Многоаспектность явлений стереотипности в научных текстах. Текст: стереотип и творчество. – Пермь, 1998. 134

24.Краткий словарь когнитивных терминов / под общ. ред. Е.С. Кубряковой / Филол. ф-т МГУ им. М.В. Ломоносова. – М, 1997. 25.Леонтьев А.А. Психология общения. – М. : Смысл, 1997. 26.Леонтьев А.А. Психология смысла. – М. : Смысл, 1999. 27.Мальчевская Т.Н. Научный текст как объект исследования при разработке стилистических проблем теории речевой коммуникации // Чтение, перевод, устная речь.– М.,1977.– С. 78 – 91. 28.Матвеева Г.Г. Актуализация прагматического аспекта научного текста.– Ростов Н/Д : Изд-во Рост ун-та, 1984. 29.Научная литература. Язык, стиль, жанры / отв.ред. М.Я. Цвиллинг. – М. : Наука, 1985. 30.Огурцов А.П. Дисциплинарное знание и научные коммуникации // Системные исследования : Ежегодник. – М. : Наука,1979. С. 14 – 27. 31.Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка.– М. : Мысль, 1983. 32.Пересляк И.В. Семантическая структура научного текста в свете антропоцентрического подхода. http// libword.by.ru/lingv.html. 2001. 33.Поппер К.Р. Объективное знание. Эволюционный подход.– М., 2002. 34.Разинкина Н.М. О понятии стереотипа в языке научной литературы (к постановке вопроса) // Научная литература: язык, стиль, жанры. – М., 1985 – С. 29-34. 35.Рождественский Ю.В. Введение в общую филологию.– М. : Высш. шк, 1979. 36.Салимовский В.А. Речевые жанры научного эмпирического текста. Текст: стереотип и творчество. – Пермь, 1998. 37.Свойкин К.Б. Смысловая диалогическая конвергенция в научной коммуникации Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2004 38.Сенкевич М.П. Научные стили. – М., 1967 39.Славогородская Л.В. Научный диалог(лингвистические проблемы). –Л., Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. 40.Троянская Е.С. Научное произведение в оценке автора рецензии (к вопросу о специфике жанров научной литературы) // Научная литература. Язык, стиль, жанры.– М., 1985. – С. 67-81. 41.Фрумкина Р.М. Размышления о самосознании лингвистов и филологов (этические аспекты).–http://if.russ.ru/issue/3/20010525_frum.html 42.Цумпянский А.Л. Введение в практику перевода научной и технической литературы на английский язык. – М., 1981. 43.Чаковская М.С. Взаимодействие стилей научной и художественной литературы.– М. : Высш. шк., 1990. 44.Чернявская В.Е. Интертекстуальность как текстообразующая категория вторичного текста в научной коммуникации (на материале немецких научно-критических текстов рецензий). – Ульяновск, 1996. 45.Beaugrande R. de Linguistic Theory: The discourse of Fundamental Works.– London: Longmans, 1991. 135

46.Brandt W. The Rhetoric Of Argumentation. Chicago, 1980. 47.Dillon G. Insider reading and linguistic form. Contextual knowledge and the reading of linguistic discourse. In.: «Language, Text and context. Essays in stylistics» M. Toolan (ed.). – London : New York : Routledge, 1992 pp. 4962. 48.The Encyclopeadia of Language and Linguistics. R.E. Asher (ed.).– Oxford: New York : Seoul : Tokio : Pergamon Press, 1994.

Список использованной литературы 1. Александрова О.В. Проблемы экспрессивного синтаксиса.– М. : Высш. шк, 1984. 2. Аликаев Р.С. Язык науки в парадигме современной лингвистики. – Нальчик, 1999. 3. Андросенко В.П. Цитата как элемент сообщения и как фактор эстетического воздействия. – Дисс... канд.филол.наук. – М., 1988. 4. Апухтин В.Б. Психолингвистический метод анализа смысловой структуры текста : Автореф. дис... канд. филол. наук.– М., 1977. 5. Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (В интерпретации художественного текста) : Лекции к спецкурсу.– Санкт-Петербург, 1995. 6. Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык: Учебник для вузов.– М., 2002. 7. Арутюнова Н.Д. Синтаксис // Общее языкознание. Внутренняя структура языка.– М. : Наука, 1972. 8. Ахманова О.С., Гюббенет И.В. Вертикальный контекст как филологическая проблема // Вопр. языкознания, 1977. № 3 СС. 47-54. 9. Багдасарян Т.О. Тональный компонент модальности в коммуникации (на материале английского и русского языков) : Дис. ...канд. филол. наук. – Краснодар, 2000. 10.Баженова Е.А. Научный текст в аспекте политекстуальности.– Пермь, 2001. 11.Баженова Е.А., Интертекстуальность научного текста, - Текст как объект многоаспектного исследования : Изд-во СГУ. – Ставрополь,1999. 12.Баранов А. Н. Лингвистическая теория аргументации: Автореф. дис... док. филол. наук.– М., 1990. 13.Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. – М., 1989. 14.Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М. : Искусство, 1979. 15.Белых А.В. Реализация прагматических установок монографического предисловия (на материале английского языка): Автореф. дис. ...канд. филол. наук. – Л., 1991. 136

16.Бергельсон М.Б., Кибрик А.Е. Прагматический принцип приоритета и его отражение в грамматике языка // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. – М. 1987. – С.55-56; 17.Блох М.Я. Теоретические основы грамматики. – М. : Высш. шк., 2002. 18.Богданов В.В. Коммуникативная компетенция и коммуникативное лидерство // Язык, дискурс и личность. Межвуз. сб. науч. тр.– Тверь, 1990.– С. 47 – 63. 19.Богданов В.В. Эволюция семантикоцентрических идей в мировой лингвистике // Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции.– М.: Изд-во МГУ, 1995. – Т.1. – С. 132 – 133. 20.Богданова В.А. Письменная и устная формы научного стиля (на материале лексики) // Вопросы стилистики. Вып. 23. Устная и письменная формы речи. Саратов, 1989. С. 71 – 78. 21.Богин Г.И. Схемы действий читателя при понимании текста / КГПУ. – Калинин, 1989. 22.Большакова А.Ю. Теория автора в современном литературоведении.// Серия литературы и языка/ Т.57, №5 1998. – С. 31- 45. 23.Бондарко А.В. Грамматическое значение и смысл.– М., 1978. 24.Брудный А.А. Психологическая герменевтика.– М., 1998. 25.Васильев Л.Г. Аспекты понимания текста // Язык, дискурс и личность Межвуз. сб. науч. тр.– Тверь, 1990.– С. 113-125 26.Величковский Б.М. Современная когнитивная психология.– М., 1983. 27.Винер Н. Кибернетика.– М., 1968 28.Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 1963 29.Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. – М., 2000. 30.Витгенштейн Л. Философия языка. – М., 1994. 31.Волков Ю.Г. Диссертация. Подготовка, защита, оформление. Практическое пособие. – М., 2001. 32.Волкова Л. Б. Диалог в речемыслительной деятельности (экспериментальное исследование вопросов к тексту) Автореф. дис... канд. филол. наук. – С-Пб., 1995. 33.Волошинов В.Н. (Бахтин М.М.) Фрейдизм. – М., 1993. 34.Воробьева М.Б. Особенности реализации оценочных значений в научном тексте // Научная литература. Язык, стиль, жанры.– М. : Наука, 1985.– С. 47 – 57. 35.Ворожцов В.П., Москаленко А.Т., Шубина М.П.. Гносеологическая природа и методологическая функция научной теории.– Новосибирск : Наука. Сиб. отд-ние, 1990. 36.Гак В.Г. Истина и люди // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. – М., 1995.С. 157-178. 37.Гак В.Г. О плюрализме в лингвистических теориях.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции.– М., 1995, Т.1. – С. 131-133 137

38.Гальперин И.Р. Интеграция и завершенность текста.– Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз.– М., № 6. 1980. 39.Гвишиани Н.Т. Язык научного общения (Вопросы методологии).– М. : Высш. шк., 1986. 40.Глазман М.С. Научное творчество как диалог // Научное творчество.– М. 1969. 41.Глушко М.М. Язык английской научной прозы: дис… д-ра филол.наук.М., 1982 42.Гончарова Е.А. Расширение категориального аппарата в современных исследованиях текста.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции.– М., 1995, Т.1. – С. 111-113. 43.Городецкий Б.Ю. Компьютерная лингвистика: моделирование языкового общения.// Новое в зарубежной лингвистике. Вып 24. Компьютерная лингвистика.– М. : Прогресс, 1985. С. 215-231 44.Данилевская Н.В. Место оценки в чередовании старого и нового знания (на материале научного текста)// Филол. науки, 2005 № 4. – С. 60-70 45.Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация.– М., 1989. 46.Дементьев В.В. Непрямая коммуникация и ее жанры. – Саратов, 2000. 47.Дридзе Т.М. Язык и социальная психология.– М., 1980. 48.Жинкин Н.И. Речь как проводник информации.– М.: Наука, 1982. 49.Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи.– М., 1976. 50.Зернецкий П.В. Четырехмерное пространство речевой деятельности.// Язык, дискурс и личность : Межвуз. сб. науч. тр. – Тверь, 1990. 51.Зотов Ю.П. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство. – Саранск, 2000. 52.Ильин И.И. Интертекстуальность // Современное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник.– М.,1999. С.204-205. 53.Ильин, В .В., Калинкин А. Т. Природа науки: Гносеологический анализ.– Москва., 1985. 54.Каменская О.Л. Текст и коммуникация.– М.: Высш. шк., 1990. 55.Карасик В.И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. науч. тр. Волгоград, 2000. – С.5 – 12 56.Кацнельсон С.Ф. Типология языка и речевое мышление.– Л., 1977. 57.Кожина М.Н. Диалогичность письменной научной речи. – Пермь, 1986. 58.Кожина М.Н. Речеведение и функциональная стилистика: вопросы теории.– Пермь, 2002. 59.Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка.– М. : Наука, 1984. 60.Колшанский, Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – М., 1990. 61.Комарова А.И. Функциональная стилистика: научная речь. Язык для специальных целей (LSP). – М., 2004.

138

62.Комлев Н.Г. Слово в речи: денотативные аспекты.– М.: Изд-во МГУ, 1992. 63.Котюрова М. П. Понятие о речевой индивидуальности ученого // Текст и дискурс. С-Пб., 2001. С. 17 – 26. 64.Котюрова М.П. Многоапспектность явлений стереотипности в научных текстах, Текст: стереотип и творчество. – Пермь, 1998. 65.Красиков Ю. В. Алгоритмы порождения речи.– Орджоникидзе, 1990. 66.Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. ред. Е.С. Кубряковой. – М., 1997. 67.Крижановская Е.М. Коммуникативный блок как единица смысловой структуры научного текста, Очерки истории научного стиля русского литературного языка ХVIII-ХХ вв. Т. II, ч. 1. Стилистика научного текста (общие параметры). – Пермь, 1996. 68.Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. М. : Наука, 1986. 69.Лаврентьева Е. А. Коммуникативно-прагматические параметры текста научной статьи. Автореф. дис....канд. филол. наук. – Барнаул, 1993. 70.Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. – М. : Наука, 1969. 71.Леонтьев А.А. Психология общения. – М. : Смысл, 1997. 72.Леонтьев Д.А. Психология смысла. М. : Смысл, 1999. 73.Липгарт А.А. Функциональный стиль и языковые особенности лексических единиц // Актуальные проблемы изучения языка для специальных целей. – М., 1992. С. 79 – 82. 74.Лирнов Р.М. Психологические особенности письменной речи: Автореф. дис... канд. психол. наук.– М., 1956. 75.Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф.– М.: Изд-во МГУ, 1982. 76.Лотман Ю.М. Текст в тексте, Текст в тексте. Труды по знаковым системам. Вып. 14, – Тарту, 1981. 77.Лузина Л.Г. Распределение информации в тексте (Когнитивный и прагмастилистический аспекты).– М.: ИНИОН РАН, 1996. 78.Мальчевская Т.Н. Научный текст как объект исследования при разработке стилистических проблем теории речевой коммуникации // Чтение, перевод, устная речь.– М., 1977.– С. 78 – 91. 79.Матвеева Г.Г. Актуализация прагматического аспекта научного текста.– Ростов Н/Д : Изд-во Рост. ун-та, 1984. 80.Минский М. Фреймы для представления знаний.– М.: Энергия, 1979. 81.Михайлова Е.В. Интертекстуальность в научном дискурсе (на материале статей): Автореф. дис. ...канд. филол. наук. – Волгоград, 1999. 82.Михайлюк Т.М. Лингвостилистические средства стереотипности научной прозы (на материале современной французской медицинской статьи). Автореф. дис. канд. филол. наук. – М., 1991. 83.Мурзин Л.Н., Штерн А. С. Текст и его восприятие.– Свердловск, 1991. 84.Научная литература. Язык, стиль, жанры. Отв.ред. М.Я. Цвиллинг. – М.: Наука, 1985. 139

85.Новиков А.И. Семантика текста и ее формализация. – М., 1983. 86.Огурцов А.П. Дисциплинарное знание и научные коммуникации. // Системные исследования : Ежегодник. – М. : Наука, 1979. С. 14 – 27. 87.Одинцов В.В. Стилистика текста. – М., 1992. 88.Олешкевич В.И. Рождение новой психотехнической культуры. – М., 1997. 89.Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка.– М. : Мысль, 1983. 90.Падучева Е.В. Семантические исследования. – М., 1996. 91.Панкрац Ю.Г. Когнитивный подход к языку и лингвистическая теория.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы : Тез. докл. Междунар. конф.– М., 1995. Т.1. С. 221-223 92.Пересляк И.В. Семантическая структура научного текста в свете антропоцентрического подхода. http// libword.by.ru/lingv.html. 2001. 93.Петров М.К. Язык. Знак. Культура. – М., 1991. 94.Поппер К.Р. Объективное знание. Эволюционный подход.– М., 2002. 95.Потебня А.А. Психология поэтического и прозаического мышления.// Вопросы теории и психология творчества. Т.2. Вып. 2.– Харьков, 1910. 96.Почепцов Г.Г. Семантические проблемы коммуникации: Автореф. дис... док. псих. наук.– Киев, 1988. 97.Пушкин А.А. Способ организации дискурса и типология языковых личностей.// Язык, дискурс и личность: Межвуз. сб. науч. тр.– Тверь, 1990. С. 127-134. 98.Разинкина И.М. Стилистика английской научной речи (Элементы эмоционально-субъективной оценки). – М., 1972. 99.Разинкина Н.М. О понятии стереотипа в языке научной литературы (к постановке вопроса) // Научная литература: язык, стиль, жанры. – М. 1985. С. 29-34. 100. Реферовская Е.А. Лингвистические исследования структуры текста.– Л.: «Наука». Лен. отд. 1983. 101. Рождественский Ю.В. Введение в общую филологию.– М.: «Высш. Шк». 1979. 102. Рождественский Ю.В. Лекции по общему языкознанию.– М.: Высш. шк., 1990. 103. Рождественский Ю.В. Теория риторики.html. 1997. 104. Салимовский В.А. Речевые жанры научного эмпирического текста, Текст: стереотип и творчество. – Пермь, 1998. 105. Свойкин К.Б. Взаимоотношения объективного и субъективного в научной коммуникации // Межкультурная коммуникация: язык-культураличность (теоретические и прикладные проблемы): Мат. Межрегион. науч. конф. – Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2003. С. 79-82 106. Свойкин К.Б. Влияние концептуальных и общих знаний коммуниканта на формирование ―нададресата‖ в диалогических процессах // Бахтин и время: Тез. докл. IV Бахтинских чтений. – Саранск, 1998. С. 51-52

140

107. Свойкин К.Б. Исследование текста. Стратегия и тактика // Информативная динамика текста в коммуникации. Сб. науч. тр. – Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 1999. С. 87-89. 108. Свойкин К.Б. Многомерность авторского аспекта в научной коммуникации/Языки в современном мире: тез. докл. Междунар. научно-практич. конф. – Саранск, 2003. С. 57-58 109. Свойкин К.Б. Смысловая диалогическая конвергенция в научной коммуникации. – Саранск: Изд-во Морд. Ун-та, 2004. 110. Сенкевич М.П. Научные стили. – М., 1967. 111. Славогородская Л.В. Научный диалог(лингвистические проблемы). – Л.: Наука, 1986. 112. Слвгородская Л.В. О функции адресата в научной прозе // Лингвостилистические особенности научного текста. – М., 1981. 113. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе.– М., 2000. 114. Слюсарева Н.А. Лингвистика речи и лингвистика текста // Аспекты общей и частной лингвистической теории текста.– М.: Наука».1982. 115. Сорокин Ю.С. Текст: цельность, связность, эмотивность.// Аспекты общей и частной лингвистической теории текста.– М. «Наука,1982. 116. Стереотипность и творчество в тексте: Межвуз. сб. научн. трудов. – Пермь, 2004. 117. Сухих С.А. Типология языкового общения // Язык, дискурс и личность: Межвуз. сб. науч. тр.– Тверь, 1990.– С. 43-51. 118. Тер-Минасова С.Г. Синтагматика функциональных стилей и оптимизация преподавания иностранных языков. – М., 1986. 119. Типология текста в функционально-стилистическом аспекте.– Пермь, 1990. 120. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. – М.: Наука, 1983. – С. 227-284. 121. Троянская Е.С. Научное произведение в оценке автора рецензии (к вопросу о специфике жанров научной литературы) // Научная литература. Язык, стиль, жанры.– М.: Наука, 1985. С. 67-81. 122. Тураева З.Я. Лингвистика текста – одна из доминант современной научной парадигмы.// Лингвистика на исходе ХХ века. Итоги и перспективы. Тезисы докладов международной конференции.– М., 1995. Т.1. С. 76 – 78. 123. Фенч Ф. Преобразующие диалоги. – Киев, 1997. 124. Фрумкина Р.М. Размышления о самосознании лингвистов и филологов (этические аспекты).–http://if.russ.ru/issue/3/20010525_frum.html 125. Хайдеггер М., Разговор на проселочной дороге. – М., 1991. 126. Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М.: Наука, 1990. 127. Цумпянский А.Л. Введение в практику перевода научной и технической литературы на английский язык. – М., 1981.

141

128. Чаковская М.С. Взаимодействие стилей научной и художественной литературы.– М.: Высш. шк., 1990. 129. Чаковская М.С. Текст как сообщение и воздействие.– М.: Высш. шк.,1986. 130. Чернявская В.Е. Интертекстуальность как текстообразующая категория вторичного текста в научной коммуникации (на материале немецких научно-критических текстов рецензий). – Ульяновск, 1996. 131. Шабес В.Я. Соотношение когнитивного и коммуникативного компонентов в речемыслительной деятельности. Событие и текст: Автореф. дис... док. филол. наук.– Л., 1990. 132. Шахнарович А.М., Габ М.А. Прагматика текста: психолингвистический подход // Текст в коммуникации. М. 1991. С. 97 – 112. 133. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 1963. 134. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. М.– Волгоград, 2000. 135. Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетики.– М., 1963. 136. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Проблемы семантики.– М., 1974. С. 152-174 137. Щерба Л.В. Восточно-лужицкое наречие, т. I (с приложением текстов). Пгр., 1915. 138. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Избранные работы. Язык и функционирование.– М., 1986. 139. Schaar C. Vertical Context Systems. – In: Style and Text. Studies presented to Nils Erik Enkvist. – Stockholm., 1975. pp. 146-157 140. Bazerman, C. Shaping Written Knowledge. – Madison: University of Wisconsin Press, 1986. 141. Beaugrande R. de Linguistic Theory: The discourse of Fundamental Works. – London: Longman, 1991. 142. Brandt W. The Rhetoric Of Argumentation. – Chicago, 1980. 143. Burton D. Dialogue and Discourse. – London: Routledge, 1980. 144. Chomsky N. Language and Thought. Wakefield, RI: Moyer Bell, 1993. 145. Coulthard M. An Introduction to Discourse Analysis. – London: Longman, 1977. 146. Dijk T.A. van . Text and Context Explorations in the Semantics and Pragmatics of Discourse. –London : New York: Longman, 1977. 147. Dillon G. Insider reading and linguistic form. Contextual knowledge and the reading of linguistic discourse. In.: «Language, Text and context. Essays in stylistics» M. Toolan (ed.).– London : New York: Routledge, 1992. pp. 49-62. 148. Harris R. Integrational linguistics and the structuralist legacy // Language & Communication 19 (1999) pp. 45–68 149. Kristeva J. Desire In Language: A Semiotic Approach To Literature And Art. – Oxford: Blackwell, 1969. 150. Lakoff G. The Contemporary Theory of Metaphor http://rowlf.cc.wwu. edu:8080/~market/semiotic/lkof_met.html 1997

142

151. Morson G. S., Emerson C. Mikhail Bakhtin Creation of a Prosaics.– Stanford, California: Stanford University Press, 1990. 152. Sperber D., Wilson D. Relevance: Communication and Cognition.– Oxford: Basil Blackwell, 1986. 153. The Encyclopeadia of Language and Linguistics. R.E. Asher (ed.).–Oxford: New York : Seoul : Tokio: Pergamon Press, 1994.

143

Учебное издание

СВОЙКИН Константин Бертольдович

ДИАЛОГИКА НАУЧНОГО ТЕКСТА Курс лекций Печатается в авторской редакции в соответствии с представленным оригинал-макетом

Дизайн обложки Я. Н. Ананьевой

Подписано в печать 20.02.06. Формат 60x84 '/6. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура Тайме. Усл. печ. л. 8,60. Уч.-изд. л. 9,59. Тираж 200 экз. Заказ № 335. Издательство Мордовского университета Типография Издательства Мордовского университета 430000, Саранск, ул. Советская, 24

144