Учёные России в годы Великой Отечественной войны

ВВЕДЕНИЕ Предлагаемая читателю монография подводит итоги исследования автором проблемы «Вклад ученых России в победу над фашизмом в годы Великой Отечественной войны». В ней использованы новые публикации, появившиеся после выхода в свет в начале 1990 г. первой книги автора «Ученые - фронту», а также ранее не доступные архивные документы. Громадные сдвиги в общественном сознании российского общества в 90-е гг., новые публикации воспоминаний, дневников, документов по истории отечественной науки заставляют по-новому переосмыслить накопленный отечественной историографией багаж, изменить акценты в освещении различных вопросов проблемы. По существу идет процесс складывания новой парадигмы отечественной истории и соответственно истории отечественной науки. На пороге XXI в. эта проблема приобретает новое звучание. XX в. был для России временем возрождения отечественной науки после бедствий первой мировой войны, Октябрьской революции и гражданской войны, временем строительства современной государственной системы организации науки в 20-30-е гг., ее испытания в годы войны и бурного развития в середине века и нарастающего кризиса к концу века. Опыт развития отечественной науки дает многое для понимания причин ее кризиса. Изучение этой темы является весьма актуальным, ибо наука России - это непреходящая ценность, краеугольный камень в фундаменте национального наследия народов России. Она была создана и приумножена рядом поколений ученых, сумела выжить в бесчеловечных условиях сталинского режима и не должна быть утрачена при переходе к открытому обществу в наши дни. Ученые России на протяжении всего XX столетия объективно способствовали утверждению выработанных тысячелетиями гуманитарных и моральных ценностей человечества, лежащих в основе мировой цивилизации. Наука России была одним из основных факторов победы над фашизмом в Великой Отечественной войне. Ученые России в 30-40-е гг. внесли существенный вклад в строительство современной армии, создание передовой для того времени техники и вооружения, развитие оборонной промышленности и всей системы обороноспособности, включая подготовку кадров и укрепление духовного потенциала советского общества, в укрепление действующих в тех условиях таких морально-политических факторов, как патриотизм и интернационализм. Главной их заслугой являлось продолжение научной и культурной традиции, которую стремился разрушить немецкий фашизм, противопоставление ее агрессии, насилию, разрушению культуры и цивилизации, возрождению первобытного варварства и первобытных инстинктов в человеке и человечестве. В предвоенные и военные годы отечественная наука развивалась в чрезвычайно сложной социальнополитической обстановке. Характерной чертой этого времени были, с одной стороны, все возрастающая государственная, организационная и финансовая поддержка науки, особенно тех ее отраслей, которые были связаны с обороной и народным хозяйством, пристальное внимание к развитию инфраструктуры науки и подготовке кадров со стороны политического руководства страны, а с другой стороны, - все усиливавшееся давление на научное сообщество со стороны партийно-госу-дарственного аппарата: политическое, идеологическое, организационное, не прекращающиеся насилие и репрессии по отношению к нему, что наложило решающий отпечаток на характер и особенности научной деятельности и не могло не сказаться на ее результатах. Исторически сложилось так, что ученые Российской Федерации, составляя основной корпус ученых СССР 2/3 от общей численности научных работников, являлись наиболее квалифицированной его частью. Они внесли определяющий вклад в развитие инфраструктуры науки на всем пространстве СССР, в национальных республиках в предвоенные, военные и послевоенные годы. Усилия Академии наук СССР как традиционно сложившегося центра российской науки в 30-е гг. были направлены не только на организацию науки в старых научных центрах, но и на развитие науки на периферии, в том числе и в национальных республиках. Научные подразделения возникали на базе длительно работавших экспедиций Академии. Первоначально организовывались научные базы, а затем и филиалы Академии. В 1932 г. был организован Уральский филиал, в годы войны - Дальневосточная база (1943) и филиалы - ЗападноСибирский, Коми (1944), Казанский, Дагестанский, Карельский (1945), позднее - Башкирский (1951). Ученые России внесли огромный вклад в организацию Академий наук Украинской ССР (1919), Белорусской (1929), Грузинской (1941), Литовской (1941), Армянской, Узбекской (1943), Азербайджанской (1945). В общем процессе становления и развития науки в СССР науке России принадлежала особая роль. Старые исторически сложившиеся научные центры, крупные ученые страны вносили огромный вклад в развитие науки на периферии, особенно на Востоке страны - на Урале, в Сибири, на Крайнем Севере, Дальнем Востоке. Президент АН СССР в 1936-1945 гг. академик В.Л.Комаров многое сделал для становления и развития Дальневосточного филиала Академии, академики В.А.Обручев - для становления науки в Сибири, А.Е.Ферсман - для изучения Кольского полуострова и развития Уральского филиала, К.И.Скрябин Киргизского филиала, Е.Н.Павловский - Таджикского, И.М.Губкин - науки Татарии и Башкирии, С.С.Наметкин, Н.Я.Марр - Северного Кавказа. Научно-технические, экономические и духовные предпосылки победы над фашизмом, над германской военной машиной закладывались задолго до войны и в определенной степени коренились и в российской истории, и в осознании руководителями Советского государства важной роли науки и просвещения в укреплении независимости государства, в модернизации всех областей жизни советского общества, провозгласившего социалистические идеалы своей целью, в том числе в создании передовой системы

организации науки, формировании многочисленных научных кадров, в сохранении и развитии многовековых научных и культурных традиций России, в привлечении к научному и культурному строительству и перевоспитании старых буржуазных специалистов и т.п. Большая часть научных исследований первостепенного значения велась накануне и в годы войны на территории Российской Федерации, где действовали крупнейшие общесоюзные научные центры во главе с Академией наук СССР, старейшие центры вузовской науки, головные отраслевые научно-исследовательские институты. Многие важные разработки и изыскания вели отраслевые научно-исследо-вательские учреждения наркоматов, научные организации республиканского подчинения. В военные годы наука России взяла на себя решение подавляющей части научных задач, связанных с развитием военной экономики и обороны, так как в самый трудный первый период войны наука Украины, Белоруссии, Прибалтийских республик лишилась своей материальной базы и в значительной степени своих кадров. Основная тяжесть решения научно-технических задач выпала на долю ученых России, которым помогали эвакуировавшиеся из оккупированных и прифронтовых районов ученые этих республик. Ученые России, обосновавшиеся в эвакуации в национальных республиках на востоке страны, также внесли весомый вклад в решение оборонных и народнохозяйственных задач. При анализе соотношения понятий «советская» и «российская» наука в годы войны мы можем констатировать реально существующее единое организационное, материальное и духовное пространство советской науки, ядром которой была сложившаяся до революции в рамках Российской империи российская наука в лице ее ведущих научных школ - «невидимых колледжей», возглавлявшихся крупнейшими российскими учеными и распространявших свое научное, морально-этическое, духовное влияние на всю отечественную науку 30-40-х гг. Это влияние имело своим фундаментом всеохватывающую государственную систему организации науки. Единство российской и советской науки в послеоктябрьский период неразрывно, и очевидно, что российская наука в силу исторических причин сыграла ведущую роль в формировании научной элиты, научных кадров, инфраструктуры науки национальных республик в предвоенные, военные и первые послевоенные годы. Эта роль возросла в военные годы в силу обстоятельств военного времени, демографических потоков, вызванных мобилизацией, эвакуацией, реэвакуацией, развитием инфраструктуры науки и культуры. Противопоставление российской и советской науки в целом искажало бы реальную картину ее развития. Хотя, естественно, автор монографии делает акцент на освещении деятельности ученых в Центре, на СевероЗападе и в восточных районах России, где находились крупнейшие научные центры в военные годы. Автор стремился показать условия жизни и работы ученых, атмосферу, в которой делались выдающиеся открытия и разработки, а также борьбу ученых за сохранение человеческого достоинства, свободу творчества, свободу информации, за связь с мировым научным сообществом. Старшее поколение и молодые талантливые ученые, работающие в русле научных школ, многое сделали для сохранения лучших традиций российской и мировой науки, для отстаивания традиций научного творчества, но порой они были бессильны в борьбе со сталинизмом и тотальным подавлением личности. Жажда поиска истины в науке пробивала себе дорогу, несмотря на обстановку всепроникающего страха, в которой жило советское общество 30-40-х гг., постепенно освобождаясь от него в годы борьбы с фашистской Германией, борьбы за освобождение мировой цивилизации от фашизма. Российским ученым выпало на долю жить в эпоху, парадоксальным образом сочетающую трагизм и высокие проявления человеческого духа, время страшное и славное одновременно. Большинству ученых старшего поколения пришлось пережить три революции с их последствиями, две мировые войны, а многим еще и репрессии, тюрьмы, каторгу, депортации народов, оккупацию, эмиграцию, эвакуацию и реэвакуацию, разрушение и потрясения основ общества, политики, морали, быта, которые коснулись каждого человека, как бы ни сложилась его личная судьба. И в то же время это была эпоха созидания и восстановления, непрерывного научного творчества, в каких бы трудных и парадоксальных условиях оно не протекало, творчества, которое определяло судьбы России в XX в., победу в Великой Отечественной войне. Изучение вклада отечественных ученых в борьбу с фашизмом началось еще в годы войны и продолжалось в послевоенный период по горячим следам пережитой войны, когда сложился круг основных исследовательских проблем, но тогда оно еще не выделялось в специальное направление. Новый этап в отечественной историографии войны, явно обозначавшийся с середины 50-х гг., накопление опыта в изучении документальной базы по истории второй мировой войны, появление работ по общим вопросам науковедения стимулировали и специальное изучение роли науки и ученых в войне. В конце 50-60-е годы появлялись первые конкретно-исторические исследования о роли науки и вкладе ученых в победу над фашизмом - монографии Г.А.Князева, Б.В.Левшина об Академии наук СССР1, А.В.Карасева, А.В.Кольцова, Г.Л.Соболева о ленинградских ученых2. Эти работы акцентировали внимание на подвиге российских ученых, не отделяя их от корпуса ученых СССР. В эпицентре исследований находились ученые Москвы и Ленинграда. Подвиг ученых нашел отражение в 70-80-е гг. в общих трудах по истории Москвы, Ленинграда, крупных регионов РСФСР (Урала, Поволжья, Сибири), по истории союзных и автономных республик в военные годы, в общих трудах по истории культуры и интеллигенции, истории академической науки, высшей школы как общесоюзного, так и регионального характера, отдельных научных учреждений. Среди них следует отметить работы по истории Академии наук СССР Г.Д.Комкова, Б.В.Левшина, Л.К.Семенова, где значительное место уделено 1941-1945 гг., труды А.В.Кольцова, А.С.Федорова, М.Р.Круглянского, Т.Н.Петровой, М.К.Кузьмина, Е.А.Беляева и Н.С.Пышковой, Л.В.Максаковой, А.Д.Колесника3.

Постоянный рост интереса к истории отечественной науки военных лет и введение в научный оборот новых материалов и фактов не могли не сказаться на обобщающих трудах по истории второй мировой войны и истории Великой Отечественной войны. Так, в 6-томной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945» (М., 1961-1965), в 12-томной «Истории второй мировой войны. 1939-1945» (М., 1973-1982) в обобщенном виде раскрывалась роль науки и техники в укреплении обороноспособности СССР, вклад ученых в упрочение военного, экономического, морально-политического, идеологического потенциала Советского государства. Эта проблема была представлена в 10-м томе «Истории СССР», однотомнике «Советский Союз в годы Великой Отечественной войны», изданном в 1976 и 1985 гг., во 2-м томе «Краткой истории СССР», выдержавшей три издания. Роль советской науки и высшей школы в разгроме фашизма исследовалась в коллективных трудах, подготовленных сектором истории Великой Отечественной войны Института истории АН СССР (ныне Центр военной истории России ИРИ РАН), «Источники победы советского народа в Великой Отечественной войне. 1941-1945» (М., 1985), «Советский тыл в первый период Великой Отечественной войны» (М., 1988) и «Советский тыл в период коренного перелома в Великой Отечественной войне. ноябрь 1942-1943» (М., 1989). К сожалению, третий последний том «Советский тыл на заключительном этапе Великой Отечественной войны» не был опубликован. 40-летие Победы над фашизмом подняло изучение проблемы на новый уровень, позволило перейти от исследования деятельности ученых отдельных регионов, крупных научных центров к освещению развития советской науки в целом в военные годы. Важным шагом в изучении проблемы явилась фундаментальная монография директора Архива АН СССР (ныне Российской Академии наук) Б.В.Левшина4 - результат многолетних исследований этой проблемы. В ней в конкретно-историческом аспекте показаны на основе широкого круга архивных и опубликованных источников организационная перестройка науки в СССР, основные направления и итоги ее развития в военные годы. В научный оборот были введены имена и деяния многих выдающихся ученых, дана оценка их достижениям. В монографии исследованы организация науки в 1941-1945 гг., подготовка научных кадров, ущерб, нанесенный научному потенциалу. Однако в книге Б.В.Левшина не нашла отражение деятельность обществоведов в военные годы. Следует отметить также книгу Л.В.Максаковой, посвященную спасению культурных и научных ценностей5. Огромный вклад в победу над фашизмом внесли конструкторы военной техники. Отечественная историография содержит небольшое, сравнительно с зарубежной, число книг, посвященных военной технике 30-40-х гг. Среди них выделяются такие капитальные труды, как «Развитие авиационной науки и техники в СССР. Историко-технические очерки» (М., 1980), двухтомник авиаконструктора В.Б.Шаврова6, книги конструкторов А.Н.Пономарева, Р.И.Ви-ноградова, А.С.Яковлева, биографии, сборники воспоминаний и статей о выдающихся конструкторах7. Представляет интерес серия научно-популярных книг о конструкторах: Арт.И.Микояне, П.О.Сухом, С.А.Лавочкине, В.М.Мясищеве, И.И.Иванове, М.Т.Ка-лашникове, Ж.Я.Котине и мн. др. Следует выделить научно-популярное исследование, вышедшее в двух изданиях «Оружие Победы» (М., 1985 и 1987), а также книги В.Г.Грабина, В.С.Вознюка и П.Н.Щапова, В.В.Федорова, И.П.Шмелева8. Несмотря на значительные успехи историографии 70-80-х гг., имеющаяся в распоряжении исследователей источниковая база, ограниченный доступ к партийным и государственным документам, тогда не позволяли всесторонне раскрыть не только положительный опыт, но и «белые пятна» и лакуны в изучении проблемы, трудности и трагические судьбы ученых в военные годы. Во второй половине 80-х - начале 90-х гг., особенно в связи с 50-летием победы над фашизмом интерес к подвигу ученых в войне в публицистике и исследованиях возрос. В историческую память народа возвращались несправедливо забытые имена и деяния замечательных российских ученых, которые наконец-то смогли занять подобающее их реальной роли место в истории отечественной и мировой науки. На наших глазах возникло разнообразное, яркое полотно истории отечественной науки и техники с живыми фигурами ее подвижников и творцов, трудившихся на благо науки и отечества, несмотря на непрерывную цепь репрессий и моральных унижений как со стороны руководителей государства, так подчас и со стороны неблагодарных и невежественных соотечественников и коллег-карьеристов. Героями публикаций стали представители фундаментальной науки, выдающиеся творцы и организаторы науки и техники: В.И.Вернадский, С.Ф.Ольденбург, Н.И.Вавилов, Н.К.Кольцов, Н.В.Тимофеев-Ресовский, А.Ф.Иоффе, И.В.Курчатов, Н.Н.Семе-нов, И.Е.Тамм, П.Л.Капица, Я.Б.Зельдович, Ю.Б.Харитон, А.Н.Ту-полев, С.П.Королев и др. Разработка проблемы вступила в 90-е гг. в новый этап благодаря открывшимся новым возможностям: открытие архивов, освобождение от идеологических догм, замалчивания трагических сторон, ошибок и трудностей на пути к победе над фашизмом. Снятие табу с имен многих выдающихся представителей отечественной науки, репрессированных в 20-40-е гг., создали более благоприятные условия для изучения проблемы. Поднялась волна публикаций документов, писем, дневников, воспоминаний ученых и организаторов науки и техники, в которых раскрывалась более объемная, приближающаяся к реальной социально-психологическая обстановка, в которой развивалась отечественная наука, освещались ранее замалчиваемые, тайные стороны ее истории, эпизоды биографий выдающихся ученых, появились воспоминания о работах ученых в закрытых научных учреждениях ГУЛАГа. Научная интеллигенция, ее судьбы, ее борьба с фашистской идеологией нашли определенное отражение в монографиях, увидевших свет в 90-х гг. и в связи с 50-летием победы над фашизмом. Среди них следует отметить монографии Н.И.Кондаковой, В.Н.Маина, Н.Д.Козлова, Н.П.Храмковой и др.9 Однако следует

заметить, что в этих работах роль научной интеллигенции рассматривается преимущественно, опираясь на традиционные источники и публицистику, в них еще не нашел отражения широкий круг новых источников и архивных документов. Они адекватно отражают состояние историографии переходного периода, в них изучение судеб и деяний российских ученых только ставится как новая проблема, но обстоятельно пока не разрабатывается. Особо следует выделить сборник очерков, воспоминаний и документов, специально посвященный науке и ученым России в годы войны10, где собраны доклады и выступления на конференции в Институте истории естествознания и техники РАН, посвященной 50-летию победы в Великой Отечественной войне, публикуемые впервые, а также статьи видных ученых, опубликованные ранее в различных изданиях. Составители подчеркивают, что сборник отражает «широкий спектр научных дисциплин, отраслей и направлений, получивших развитие в нашей стране в годы войны»11. Особую ценность представляют публикации документов, извлеченных из Архива РАН, комментированная хроника научных событий (сост. В.М.Орел, А.А.Пархоменко). К сожалению, составители не привлекли документы других государственных архивов. Характер издания весьма типичен для публикаций конца 80-90-х гг. Ленинградским академическим учреждениям в 1934-1945 гг. посвящена монография А.В.Кольцова12, ленинградской науке - сборник статей13. А.В.Кольцов скрупулезно проанализировал деятельность академических учреждений, основные тенденции их развития во всей их сложности и противоречивости, место и роль в научном потенциале города, их научные достижения, тяжелейшие утраты и потери в ходе репрессий и военных испытаний, мужественную борьбу ученых против произвола и беззакония, за свободу научного творчества. Таким образом, мы можем констатировать, что в отечественной историографии пока нет обобщающего монографического исследования, посвященного вкладу ученых России в победу над фашизмом. Следует отметить, что публикации новых архивных документов, мемуаристика и опирающаяся на них и на труды зарубежных историков публицистика конца 80-90-х гг. оказали глубокое влияние на изучение социальной истории науки. В течение десятилетий в отечественной историографии науки сложилась традиция изучения главным образом достижений отечественной науки, а также вклада отдельных научных коллективов и ученых в развитие тех или иных отраслей знания, в научно-техническое и культурное развитие страны, ее экономики, в укрепление обороноспособности, отвлекаясь от негативных сторон социального контекста взаимоотношений науки и власти. Это противоречие стали преодолевать мемуаристика и публицистика, акцентировавшие внимание на биографиях отдельных выдающихся ученых, их драматических и подчас трагических судьбах, явившихся результатом столкновения их личных устремлений с обстоятельствами их жизни и работы, диктуемыми тоталитарным государством. Это сопровождалось и появлением новых мифов. Вслед за публицистикой исторические публикации также подвергали критике государственный монополизм, бюрократизм в организации научных исследований, в них внимание акцентировалось на ранее замалчиваемых трагических обстоятельствах жизни и работы ученых. По существу сложилось новое течение в историографии, анализирующее взаимоотношение ученых и власти, выкристаллизовывалось новое направление изучения феномена «репрессированной науки». Причем от изучения командно-административных методов руководства отечественной наукой как характерной черты партийного и государственного руководства становлением, развитием и функционированием всей системы науки как государственной науки по преимуществу14, историки науки постепенно переходили к более всестороннему и глубокому изучению феномена «репрессированной науки», опираясь на многочисленные и разнообразные публикации, посвященные отдельным научным направлениям и судьбам выдающихся ученых, архивные документы и разнообразные источники личного происхождения. Наиболее глубокий подход к изучению феномена «репрес-сированной науки» проявил, на наш взгляд, независимый исследователь ныне покойный Ф.Ф.Перченок (Солодов). Он одним из первых в зарубежной и отечественной историографии написал ряд работ, посвященных «Делу Академии наук»15, в котором, как в зеркале, преломились типичные черты политики руководителей Советского государства по отношению к научной интеллигенции. Его трудам предшествовали в 30-е гг. отдельные публикации в зарубежной историографии. Первые сведения о деле «Академии наук» появились в эмигрантской прессе благодаря публикации ученого-ихтиолога В.В.Чернавина, бежавшего на Запад в 1932 г. из карельских лагерей, где ему удалось познакомиться с осужденными по «Делу Академии наук»16. В послевоенный период об этом писал осужденный в СССР историк С.В.Сигрист, оказавшийся во время Второй мировой войны на Западе17. «Шахтинскому делу» была посвящена публикация историка и культуролога, репрессированного по делу краеведов Н.П.Анци-ферова, появившаяся в 1981 г. сначала на Западе, а затем в 1989 г. на родине автора18, «Академическому делу» - статья В.С.Брачева19. С конца 80-х - 90-е гг. появилось большое число публикаций биографий (без купюр) репрессированных ученых, в том числе погибших в тюрьмах, лагерях, ссылках - представителей различных научных направлений и школ20. В 1990-1995 гг. появились цикл статей о репрессированных славяноведах21, востоковедах, лингвистах22, биографические материалы о репрессированных геологах23, физиках24, биохимиках, представителях аграрной науки25, биологах26 и др. Проблема «репрессированной науки» присутствует в новейших трудах по истории науки и интеллигенции27, что побудило уделить внимание в данной монографии взаимоотношениям ученых и власти накануне и в годы войны, драматически отразившимся на судьбах ученых. Таким образом, в историографии отечественной науки в 90-е гг. наблюдается переплетение двух тенденций: продолжающийся анализ положительных достижений советской научной и технической мысли в военные годы

и публикации по социальной истории науки, по проблеме взаимоотношений ученых и власти, по проблеме «репрессированной науки». Особенностью современной историографии являются публикации, в которых исследования объединены с источниками: воспоминаниями, письмами, архивными документами, дополняя друг друга. На наш взгляд, подобные публикации производят глубокое и эмоциональное впечатление на читателя, давая объемную картину времени. Следует, однако отметить что в целом отечественная историография носит печать тенденциозности, неспособности для многих историков преодолеть устоявшиеся стереотипы, главным образом, из-за ограниченной доступности и освоения первоисточников. Эти же недостатки присущи и зарубежной историографии советской науки, которая делала акцент на негативных аспектах социальной истории советской науки в ущерб освещению собственно творчества ученых, которое интересовало советских исследователей. Монография базируется на широком круге источников, как опубликованных, так и неопубликованных. Важным источником являлись труды по истории науки, конкретно-исторические исследования отдельных отраслей отечественной науки, публикации и работы самих ученых, историко-биографические труды, источники личного характера: воспоминания, письма, дневники, материалы к биоблиографиям ученых, включающие основные даты их жизни и деятельности, биографические очерки, библиографию их трудов. Биографические очерки, как правило, принадлежат перу крупнейших специалистов в данной области науки. Фундаментальным источником об ученых - представителях ведущих отечественных научных школ является серия «Научно-биографическая литература» и «Ученые России» - очерки, воспоминания, материалы, издаваемые РАН. Путеводителем по этой серии служат библиографические справочники, подготовленные З.К.Соколовской и вышедшие в издательстве «Наука» в 1975, 1981, 1982 и 1988 гг.28 Каждый последующий справочник содержит более полную информацию, более обстоятельную вводную статью с новыми обобщающими приложениями. Это издание является уникальным для мирового книгоиздательства и систематизирует богатейшую информацию в области культуры, науки, техники и изобретательства. Важным источником является научная и научно-популярная периодика. Работа ученых в заключении, в секретных НИИ и КБ в системе НКВД освещается в мемуарах, опубликованных в 70-90-е гг. как за рубежом29, так и позднее в нашей стране30. В них освещены обстановка, особенности организации работы, быт ученых. В 90-е гг. опубликованы труды и воспоминания известных российских ученых В.И.Вернадского, В.Я.Александрова, В.П.Эфро-имсона, А.А.Любищева, С.Э.Фриша, В.М.Тучкевича, Г.А.Разуваева и др. Они содержат материал по истории отечественной науки, предвоенных и военных лет, отражают личное восприятие видными учеными действительности, их отношение к партийно-государ-ственному руководству, к ситуации в стране и в науке. Незаменимым источником, в котором, по словам А.И.Герцена, «запекалась кровь событий, - это само прошедшее, как оно было, задержанное и нетленное», являются письма и дневники деятелей культуры и ученых: В.И.Вернадского, Н.И.Вавилова (1350 писем его опубликовано в 2-х томах научного наследия и в научных и научно-популярных изданиях), П.Л.Капицы, А.Ф.Лосева и В.М.Лосевой, Б.Л.Пастернака, О.М.Фрейденберг и др., опубликованные в 80-90-е гг.31. Эпистолярное наследие В.И.Вернадского и Н.И.Вавилова столь грандиозно, что многие годы будет служить неиссякаемым источником по истории отечественной науки. Особую ценность представляют Дневник В.И.Вернадского, который он вел на протяжении всей жизни. Имея огромный научный и житейский опыт, связи с широким кругом осведомленных лиц, ученых, деятелей культуры, партийных и государственных деятелей, гениальный ученый смог проникнуть в самую суть событий, увидеть то, что было скрыто от глаз его современников. Особенную ценность для данного исследования представляют его дневники 1938-1941 гг., опубликованные и прокомментированные В.Д.Мочаловым32. В письмах и дневниках не только отражена роль ученого в развитии перспективных исследований в СССР, но и его смелость в борьбе за своих учеников и коллег, подвергшихся репрессиям, борьба за сохранение традиций отечественной науки. Замечательным источником по истории отечественной науки 30-40-х гг., истории взаимоотношений ученых и власти являются изданные секретарем П.Л.Капицы П.Е.Рубининым письма ученого. В письмах прослеживаются борьба ученого за свободу творчества против цензуры и секретности, этапы организации Института физических проблем, конфликты с Л.П.Берия, широкая постановка проблем организации науки, защита репрессированных коллег и т.д. В них он предстает не только как бескомпромиссный ученый, но и как мужественный человек, патриот и гражданин, много сделавший для процветания отечественной науки и промышленности, расчетливый и смелый политик и организатор науки. Всего с 1934 по 1983 г. П.Л.Капица написал руководителям страны более 300 писем: Сталину - 50, Молотову - 71, Маленкову - 63, Хрущеву 26...33 На эти письма часто не отвечали, но внимательно их читали. Сталин ни разу не принял ученого. Учитывая условия работы ученых в оборонных отраслях, где «правила бал» секретность, не следует игнорировать такой важный источник, как устная история, аудио и видеозаписи, интервью, рассказы на заданные темы непосредственных участников событий, что помогает понять исторический контекст событий и интерпретировать другие источники. Так, на основании устной истории до снятия покрова секретности с этой проблемы в 1992 г. писалась история «уранового проекта» в СССР. Сбор и запись воспоминаний крупнейших военачальников, наркомов и выдающихся деятелей тыла в 60-80-е гг. проводились в секторе, а затем отделе истории Великой Отечественной войны Института истории СССР академиком РАЕН Г.А.Куманевым. Автор использует записи бесед с уполномоченным ГКО по науке,

председателем Научно-технического совета при ГКО и председателем ВКВШ С.В.Кафтановым, его помощником С.А.Балезиным, зам. наркома танковой промышленности А.А.Гореглядом и другими наркомами. Следует отметить, что сбор и запись устных воспоминаний получает все большее развитие. Часть собранных воспоминаний о репрессированных ученых в Институте истории естествознания и техники (ИИЕТ) прокомментирована и увидела свет в 1994 г.34. Широко используется устная история в историко-публицисти-ческом жанре. Я.К.Голованов в фундаментальной книге о С.П.Ко-ролеве проанализировал беседы с десятками выдающихся ученых и конструкторов, работавших в области ракетной техники и космонавтики35. Конечно, подобный источник нуждается в дополнительной проверке и сопоставлении с другими источниками, но устная история содержит уникальные свидетельства об общественной атмосфере событий, ауру своего времени, не оставлявших значительный след в документах. Выводы и суждения автора базируются также на неопубликованных источниках, в частности на документах, хранящихся в Российском центре хранения и использования документов новейшей истории (РЦХИДНИ) в фонде 644 (ГКО), ф.17 (Секретариат ЦК ВКП(б)), ф.77 (А.А.Жданов) и др. В этих документах отразились проблемы организации науки и техники в военные годы, взаимоотношения ученых и власти, особенности государственного руководства и развития науки и техники, материального положения ученых и ряд других. Большая группа постановлений связана с проблемами конструирования новых образцов военной техники и вооружения. В них определялись технические параметры новой военной техники, сроки отработки и испытания конструкций, проблемы организации их опытного и серийного производства. В постановлениях ГКО раскрываются организация, структура и задачи НИИ и КБ оборонного характера, вопросы эвакуации и реэвакуации научных учреждений, проблемы репараций, демонтажа и вывоза оборудования вузов и научных центров из советской оккупационной зоны Германии и стран сателлитов и др. В документах РЦХИДНИ также нашли отражение проблемы подготовки кадров в передовых областях науки и техники, материальнотехнического обеспечения научных исследований и т.д. Каждый пункт постановлений ГКО адресуется конкретному исполнителю. В их числе и главные кураторы науки и техники от политбюро - В.М.Молотов, Л.П.Берия, Г.М.Маленков. Особый интерес для исследователя представляют постановления и распоряжения ГКО, связанные с начальным этапом организации научно-исследовательских и проектно-конструкторских работ в области создания атомного оружия (1942-1945 гг.), освоением ракетной техники, радиолокации и других перспективных видов военной техники. К сожалению, из-за ограниченного объема книги в ней опущены сюжеты об ученых-обществоведах, ленинградских ученых в блокаде, освещенные в других работах. Особое внимание уделяется старой научной элите, ее вкладу в развитие отечественной науки и культуры, свидетельствам самых выдающихся творцов науки и техники, несущих печать своего времени. В монографии также использованы документы фонда Государственного комитета по Государственным премиям в области науки и изобретательства (ф.180), хранящиеся в Российском государственном архиве экономике (РГАЭ), личные фонды ученых и государственных деятелей, а также фонд 7733 (Наркомфина) и фонд 8875 (Наркомчермета). В Государственном архиве Российской федерации (ГАРФ) нами изучен фонд 8080 (Всесоюзного комитета по делам высшей школы), фонд 5462 (Профсоюза работников высшей школы и научных учреждений) и др. В монографии также привлекаются документы Архива Российской Академии наук, Научного архива Института российской истории РАН (ИРИ РАН). Не претендуя на исчерпывающее освещение избранной проблемы, автор уделяет большое внимание новым вопросам и сюжетам, которые отразились в исторической литературе и публикациях последних лет и в открывшихся архивных материалах, опуская сюжеты, уже изученные. ∗∗∗ Автор приносит искреннюю благодарность коллегам по Центру военной истории России и Центру по изучению отечественной культуры Института российской истории РАН, сотрудникам архивов - ГАРФ, РГАЭ, РЦХИДНИ, Архива РАН, оказывавшим ему постоянную помощь и поддержку в работе над монографией.

Глава I РОЛЬ УЧЕНЫХ РОССИИ В СОЗДАНИИ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ БАЗЫ ЭКОНОМИКИ И ОБОРОНОСПОСОБНОСТИ СТРАНЫ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ Развитие фундаментальных наук Фундаментальная наука хранит знания и опыт многих поколений ученых, необходимые для воспроизводства цивилизации и в мировом масштабе, и в рамках отдельной страны с ее национальными интересами, в том числе и интересами укрепления ее обороноспособности. Проблема традиции, преемственности, ретрансляции знаний и умений имеет огромное значение для экономики и культуры страны, для развития общества в целом. «Обрыв нити между прошлым и настоящим представляет и для отдельных народов и для человечества в целом смертельную опасность не менее страшную, чем разрушение связей между человеком и природой»1, - писал в своем эссе «Об интеллигенции, ее судьбе и ответственности» академик Н.Н.Моисеев. В области науки именно научные школы во главе с крупнейшими учеными являются той формой, в рамках которой ретранслируются, передаются от одного поколения ученых к другому фундаментальные знания, являющиеся основой науки, культуры, техники, в том числе и оборонной техники, оборонной промышленности, военного искусства и т.д. Научная школа, научное сообщество, «невидимый колледж», внутри которого накапливается, передается фундаментальное знание, развивается, пульсирует фундаментальная наука, предполагает ведущую роль лидера, основателя и руководителя - личности, которая является не только носителем обширных знаний, но и высоких нравственных качеств, нравственного императива, присущего каждой большой научной школе. «Цивилизация, культура, нравственность, - продолжал Н.Н.Моисеев, - деликатные и хрупкие конструкции. Никогда нельзя забывать о том, что это тонкие пленки, препятствующие кипящему потоку человеческих страстей, и достаточно порой, казалось бы, незначительного всплеска, чтобы этот поток снес непрочные заслоны цивилизации и обнаружил бы первобытную природу человека»2. В первой четверти XX в. первая мировая война, Октябрьская революция и гражданская война вызвали такой накал страстей и политической борьбы, который поставил под угрозу само существование фундаментальной науки в России как одной из основ ее государственного суверенитета, модернизации ее экономики и культуры, модернизации всей системы ее обороноспособности. В предреволюционные десятилетия, несмотря на отставание от европейской науки и науки США, малочисленность кадров, неблагоприятные условия работы в обстановке политической нестабильности, российская наука располагала значительным корпусом выдающихся ученых, работавших на мировом уровне в ряде областей фундаментальной науки. Как и в области духовной культуры в целом, российская наука обогатила мировую цивилизацию выдающимися образцами научной мысли и деятельности. По оценке ученого-энциклопедиста академика В.И.Вер-надского, русские ученые-естествоиспытатели «стали... рядом, как равные по силе со своими товарищами на Западе и за океаном»3. Научный потенциал России в начале XX в. был невелик. Основными центрами фундаментальной науки были университеты и высшие специальные школы. В 1892 г. 48 высших учебных заведений России располагались в 13 городах европейской части империи, в Санкт-Петербурге - 21, в Москве - 8, Томский университет был единственным в азиатской России. На рубеже веков потребности развития промышленности, культуры, национальные интересы России вызвали развитие высшей школы и научных учреждений. К октябрю 1917 г. число вузов выросло до 127 (в том числе 12 университетов), из них 122 располагались в европейской части, 5 - в азиатской; 53,4% сосредоточивались в Петербурге и Москве, 27,3% - в Казани, Саратове, Томске, Харькове, Киеве, Одессе. Существовало 36 проектов создания новых вузов в разных районах4. Высокие темпы научного строительства были характерны для начала XX в. С 1900 по 1917 г. только в Москве и Петербурге были созданы 114 новых научных учреждений. В годы первой мировой войны на рассмотрение Академии наук поступило 20 предложений о создании новых НИУ5. В 1916 г. в высшей школе трудилось 6655 профессоров и преподавателей6. Стали возникать первые научные институты при университетах. Собственно научных учреждений, по данным В.И.Масленникова, насчитывалось менее 3007. В начале века возникли при содействии правительства и меценатов такие важные для развития фундаментальной науки центры, как Санкт-Петербургский политехнический

институт, современные центры научных исследований, как Институт экспериментальной медицины под руководством С.Н.Виноградского (1904), где работал нобелевский лауреат И.П.Павлов и где издавался первый в России научный биологический журнал - «Архив биологических наук», выходивший одновременно на русском и французском языках; Психоневрологический институт, основанный В.М.Бехтеревым (1907); одна из первых в мире аэродинамическая лаборатория в Кучино (имение Д.П.Рябушинского) под Москвой под руководством выдающегося ученого Н.Е.Жуков-ского (1904); Зубовский институт истории искусств (1908) и др. В дореволюционной России активно работали около 50 научно-технических обществ8, наиболее известными из которых были Русское физико-химическое общество, Русское техническое общество, Общество электротехников, Русское географическое общество, Московское общество испытателей природы и др. На рубеже веков эти общества сумели удвоить свою научную продукцию. «Эти организации, - писал известный американский исследователь российской науки и культуры, экспрофессор Пенсильванского университета в Филадельфии Александр Вучинич, - поддерживали esprit de corps научного сообщества, углубляли связи между наукой и обществом в целом, а также расширяли сотрудничество с аналогичными зарубежными организациями»9. Научная база обновлялась и расширялась благодаря росту предпринимательства и меценатства. Значительный вклад в развитие научной базы и передовых направлений науки и техники внесли такие крупные фабриканты, как Х.С.Леденцов, братья Рябушинские, А.Л.Шанявский. Так, Д.П.Рябушинский, сам будучи ученым, внесшим вклад в развитие аэродинамики, авиации, многое сделал вместе с «отцом русской авиации» Н.Е.Жуковским, Бубекиным, Кузнецовым, С.А.Чаплыгиным для создания первого в мире (вторым был Институт Крока в США) научно-испытательного центра - аэродинамической лаборатории, а затем института в Кучино, который просуществовал до середины 20-х гг. под названием Московский институт космической физики, а затем после национализации института и эмиграции его руководителя - Д.П.Рябушинского, его коллектив влился в Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ)10. Богатый предприниматель Х.С.Леденцов с помощью московских профессоров Н.А.Умова и С.А.Федорова создал фонд, позволивший учредить «Общество содействия успехам опытных наук и их применению», которое создало ряд экспертных комиссий для поиска научных проектов, достойных финансовой поддержки, а также программы исследований, способствующих развитию науки и промышленности. Общество помогло финансировать нейрофизиологическую лабораторию И.П.Павлова, исследования знаменитого русского физика П.Н.Лебедева, «Журнал Русского физико-химического общества», биологическую станцию в Карадаге, в Крыму11. В России, по данным известного химика академика П.И.Ва-льдена, численность научнопедагогических кадров в 1913 г. составляла 11,6 тыс. чел. (включая медиков и лиц духовного звания), втрое меньше, чем в США (33,6 тыс.). На 100 тыс. населения приходилось всего 7 научных работников, в США - 75. (За основу он брал численность членов крупных химических обществ). В 1912 г. в России было 414 химиков (в 15 раз меньше, чем в США, в 3 раза меньше, чем в Германии и Англии, в 2,5 раза меньше, чем во Франции12. Физиков же насчитывалось в 1917 г. 233 чел. Геологов из расчета на единицу территории было столь мало, что, сравнивая Россию и Швецию, академик В.А.Обручев писал, что в России на территорию, равную Швеции, приходился всего один геолог13. В Академии наук, где трудились многие выдающиеся ученые в области математики, астрономии, сейсмологии, геологии и гуманитарных наук, в 1914 г. работал всего один институт, 5 лабораторий и 109 научных сотрудников14. Однако ситуация не могла быть понята, исходя только из численности научных кадров и слабости организации и инфраструктуры науки. Русская наука со времени реформ второй половины XIX в. все более развивалась в русле европейской науки. Несмотря на сравнительно бурный рост в конце XIX начале XX в. числа научных учреждений и ученых, Россия продолжала отставать в этом отношении от Европы и США. Однако в разработке ряда коренных проблем естествознания и техники русская наука порой опережала зарубежную науку; группа видных ученых создала передовые научные школы, внесшие выдающийся вклад в различные области знания, в развернувшуюся революцию в естествознании. В конце XIX - начала XX в. российская наука переживала подъем. «В продолжение этого периода, пишет А.Вучинич, - пересечение различных направлений развития создавало благоприятные условия для национальных научных исследований, что эффективно сказывалось на культурной и технологической модернизации. Эти обстоятельства играли решающую роль в быстром и качественном изменении научного миропонимания, включая вопрос о том месте, которое занимает наука в более широком контексте насущных социальных потребностей и культурных ценностей. Эти обстоятельства создавали новые и расширяли старые связи науки и социума, а также способствовали формированию современного научного сообщества... Русское научное сообщество хорошо понимало состояние глубокого кризиса научного познания конца XIX - начала XX в. ... оно достигло высокого уровня профессиональной зрелости и готовности принять интеллектуальный вызов»15.

Российское научное сообщество развивалось в противоречивой ситуации. С одной стороны, на гребне расцвета просветительской деятельности и технической мысли укреплялась вера во всемогущество науки, с другой - оно теснилось и притеснялось стремлением чиновников ограничить автономию науки. В этих условиях сформировалась группа ученых «первого ряда», к которым принадлежали такие выдающиеся умы, основатели научных школ в области фундаментальной науки, имеющих самый широкий выход в естествознание и технику, внесшие фундаментальный вклад в мировую науку, известные за пределами отечества, как математики Н.И.Лобачевский, А.А.Марков, А.М.Ляпунов, физик П.Н.Лебедев, аэродинамики Н.Е.Жуков-ский, К.Э.Циолковский, С.А.Чаплыгин, химик Д.И.Менделеев, геохимик В.И.Вернадский, кристаллограф Е.С.Федоров, микробиологи С.Н.Виноградский и И.И.Мечников, физиолог И.П.Павлов, ботаник и микробиолог М.С.Цвет и др. Другие значительные российские ученые, хотя и не сделали столь выдающихся мировых открытий, не создали принципиально новых теорий, но «внесли заметный вклад в освоение новых областей знания, в систематику отдельных дисциплин, модернизацию институциональной базы науки и были одновременно красноречивыми и влиятельными ораторами, защищавшими интересы национальной науки»16. Наивысших результатов российские ученые достигли в развитии математики, аэродинамики, физики, кристаллографии, биохимии, микробиологии, сравнительной патологии и нейрофизиологии, что вывело их на передовые рубежи мировой науки XX в. В рамках Санкт-Петербургской академии наук главой научной школы в области математики был П.Л. Чебышев. Наиболее выдающимся его учеником, внесшим фундаментальный вклад в теорию вероятностей был А.А.Марков. Занимаясь теорией чисел, дифференциальных уравнений и теорией функций, а затем теорией вероятностей, он в 1906 г. отошел от чебышевского подхода, исследовавшего исключительно независимые случайные величины, и обратился к изучению специфически связанных последовательностей зависимых случайных величин, которые он назвал цепями. Этот подход стал известен как учение о «цепях Маркова». Последовательность зависимых случайных величин образует марковскую цепь, если вероятность любого события зависит исключительно от события, прямо предшествующего ему. «Он сделал важный шаг вперед в разработке общей теории стохастических процессов - теории, связанной со случайными величинами, которые зависят от одного или нескольких варьирующих параметров»17. В 1906 г. он обнародовал свою систему функциональных принципов. Это оказалось весьма ценным для развития квантовой механики. Академик А.Н.Колмогоров развил его идеи и результаты, используя работу А.Я.Хинчина, придал марковской теории современный вид и строго математическое обоснование. Марковская теория стала не только существенным направлением современной математики, но и нашла широкое практическое применение в науке и технике, в том числе и оборонной, о котором и не помышлял сам ее творец. «Эта теория, - пишет А.Вучинич, - сыграла стратегически важную роль в физике, химии и инженерных науках, психологии и теории организации»18. Так, фундаментальная наука, вдохновленная лишь задачей своего внутреннего саморазвития, в данном конкретном случае задачей перехода от исследования независимых случайных величин к зависимым случайным величинам, обрела в ходе естественного процесса развития многочисленные прикладные применения, в том числе и оборонного значения. Другим выдающимся ученым, чьи достижения были освоены мировой наукой только в течение всего XX в., был А.М.Ляпу-нов, также ученик П.Л.Чебышева, который тщательно разработал и уточнил центральную предельную теорему в теории вероятностей, математически исследовал устойчивость и равновесие планет, а также подверг математическому анализу фундаментальные принципы устойчивости движения. Центральную предельную теорему в теории вероятностей принято считать, по выражению А.Вучинича, «одним из самых важных инструментов современной теории вероятностей». Он оценивал эту работу А.М.Ляпунова «как стратегически важный шаг в постоянном стремлении современной науки избежать расхождения между реальным протеканием природных и технических процессов и их теоретической классификацией». А.М.Ля-пунов объяснил эллипсоидную форму планет, исследовал в своей докторской диссертации фундаментальные принципы устойчивости, предложил полную теорию устойчивости, основанную на полных уравнениях движения19, внес серьезный вклад в проблемы, представляющие особую важность для современной технологии и инженерии. Русская школа в области математики и механики дала миру также академиков Н.Е.Жуковского20, С.А.Чаплыгина, основавших московскую школу в области гидродинамики, аэродинамики, гидравлики, теории механизмов, прикладной механики. Пионерские работы были сделаны в области общей механики, механики движения тел с переменной массой, имеющие важное значение для современной ракетодинамики и теории реактивного движения, И.В.Мещерским и К.Э.Циолковским (издавшим в 1903 г. классический труд «Исследование мировых пространств реактивными приборами» и заложившим теоретические основы ракетодинамики).

Академик А.Н.Крылов внес существенный вклад в теорию кораблестроения, артиллерийской стрельбы, создал теорию гирокомпаса. Все эти области имели оборонное значение. Классические исследования были сделаны в области теории упругости (М.В.Остроградский, Д.И.Журавский), сопротивления материалов и строительной техники (В.Л.Кирпичев, И.Г.Бубнов, Б.Г.Галеркин, С.П.Тимошенко). Последний после эмиграции в 1920 г. сначала в Югославию, а затем в США, создал школу мирового значения в области механики упругого тела, написал ряд учебников и монографий, переведенных на многие языки. Достойное место в отечественной науке занимали исследования русских физиков, принадлежащих к московской школе П.Н.Лебедева (П.П.Лазарев, С.И.Вавилов, В.К.Аркадьев, В.Д.Зер-нов, В.И.Романов и др.). П.Н.Лебедев сделал важнейшее открытие - установил лабораторным путем новое явление - давление света на твердую поверхность. Он объяснил одну из загадок электромагнитной теории света, предложил возможность электромагнитного объяснения межмолекулярных сил, помог ввести в астрономию представление о давлении на поверхность электромагнитного излучения, доказал, что свет и электромагнитная энергия имеют определенную массу. Ранняя смерть помешала расцвету его таланта. В Петербурге работали изобретатель радиосвязи А.С.Попов, физики Д.С.Рождественский, М.И.Неменов, основатель в советские годы большой школы ленинградских физиков А.Ф.Иоффе. Астрономы Пулковской и Московской обсерваторий, выпестованные А.К.Бредихиным и А.А.Белопольским, достигли боль-ших успехов в области астрофизики. П.К.Штернберг основал Московскую гравиметрическую школу. Б.Б.Голицын создал сеть сейсмических станций в России и за рубежом, сконструировал отечественный сейсмограф. В целом же как в теории, так и в экспериментальной области отечественные физики и астрономы отставали от мирового уровня. Большую роль в становлении и развитии независимой от запада оборонной промышленности Советской России, а затем СССР, сыграли научные школы в области физики, развивавшиеся в послеоктябрьской период. Создание по инициативе видных ученых Д.С.Рождественского, М.И.Неменова, А.Ф.Иоффе и др. в 1918-1921 гг. Государственного оптического (ГОИ) (1918) и Государственного физикотехнического рентгенологического и радиологического институтов (1918) знаменовало начало создания современных научных центров, стремившихся связать свои исследования в области физики с техникой и с соответствующими отраслями промышленности (Физико-технический (ЛФТИ) позднее тяготел к электротехнике, энергетике, металлургии, Оптический - способствовал созданию отечественной оптикомеха-нической промышленности, Радиевый - радиевой). Новые институты благодаря зарубежным научным связям А.Ф.Иоффе и Д.С.Рождественского, отправившимися в начале 1921 г. за границу для восстановления по заданию правительства научных связей и закупки научной литературы и приборов, (с ними выехали акад. А.Н.Крылов, П.Л.Капица, М.В.Мило-видоваКирпичева, А.Б.Ферингер), смогли закупить прекрасное оборудование, «причем в таком большом количестве, что когда из Физико-технического института выделилась целая серия институтов, многие из них продолжали пользоваться частью этого оборудования»21. Весной 1923 г. Физико-технический и Оптический институты получили собственные специально оборудованные здания. В них развивались важнейшие для обороны страны научные направления. В организованной Д.С.Рождественским атомной комиссии и молекулярной комиссии Физико-технического института развивались исследования в области атома, использовавшие теорию Бора и метод Лауэ. Позднее А.Ф.Иоффе справедливо писал, что «первое десятилетие (с 1919 по 1928 г.) развития советской физики создало... целый ряд новых научных направлений, выделило большие школы, которые сделали советскую науку полноправным членом мировой науки, связали ее с прогрессом советской техники... С этого времени начали расти новые физико-технические институты в Томске, Харькове, Днепропетровске, Свердловске, Горьком»22. К числу новых направлений технической физики относилась проблема прочности и пластической деформации кристаллов и их электрических свойств. И.В.Обреимов разработал метод получения монокристаллов, получивший мировое признание. Н.Н.Се-менов создал теорию теплового пробоя диэлектриков. П.И.Лу-кирский положил начало важному направлению в области электроники и фотоэффекта, определил распределение скоростей электронов в металле. Исследования Д.С.Рождественского, И.В.Обре-имова, А.А.Лебедева, И.В.Гребенщикова, Н.Н.Качалова, химиков В.Е.Тищенко, Н.С.Курнакова и других способствовали созданию отечественного производства оптического стекла, без которого немыслима военная техника. Еще в конце XIX в. А.Л.Гершун, уникальный специалист по расчету оптических систем, наметил пути отечественного приборостроения, а в период первой мировой войны велись исследования в области оптики, было создано вычислительное бюро под руководством А.И.Тудоровского, к расчетам оптических систем были привлечены Е.Г.Яхонтов, Г.Г.Слюсарев. В советское время в ГОИ они создали систему конструирования оптических приборов для военной техники, приспособили эту систему к оптическому стеклу, производимому отечественной промышленностью, внесли вклад в отечественное военное приборостроение23.

Школа спектроскопистов Д.С.Рождественского в ГОИ (С.Э.Фриш, В.М.Чулановский, В.К.Прокофьев, Е.Ф.Гросс, А.Н.Те-ренин) оказала влияние на многие отрасли техники: оптотехнику, светотехнику, промышленность оптического стекла и оптических приборов. Проблемами оптики занимался и Физический институт Академии наук (ФИАН) под руководством С.И.Вавилова (президента АН СССР с 1945 по 1951 г.), наладившего сотрудничество со школой Л.И.Мандельштама в Москве и с оборонной промышленностью. В области технической физики успешно работали в 20-30-е гг. А.А.Чернышев (электрофизика), Н.Н.Андреев (акус-тика), М.В.Кирпичев (теплотехника), Н.Н.Давиденков (изуче-ние механических свойств металлов). 30-е гг. ознаменовались созданием ряда новых направлений в области физики, имевших выход в технику. П.П.Кобеко и А.П.Александров (президент АН СССР с 1975 по 1986 г.) в ЛФТИ занимались изучением свойств аморфных тел, а также полимеров. Изучением физических свойств полуповодников и их практическим применением занималась лаборатория А.Ф.Иоффе. В 1933 г. И.К.Кикоин и М.М.Носков открыли фотомагнитный эффект в полупроводниках, Д.И.Блохинцев и другие изучали природу выпрямительных свойств пограничных слоев. В результате исследований были созданы новые фото- и термоэлементы, полупроводниковые сплавы металлов и жидкие электронные полупроводники. Проблемы электрической изоляции в ЛФТИ изучали П.П.Ко-беко и Б.М.Вул с сотрудниками. Этими коллективами были созданы новые технические материалы: эскапон, полистирол, титанат бария. Будущий научный руководитель «атомного проекта» И.В.Курчатов совместно с П.П.Кобеко и Б.В.Курча-товым в 1930-1931 гг. обнаружил явление сегнетоэлектричества и построил его теорию. В дальнейшем Б.М.Вул открыл и исследовал сегнетоэлектрические свойства титаната бария (1944), что положило начало созданию нового класса диалектриков, широко используемых в современной технике, а затем добился успехов в изучении полупроводников24. Теорию теплового пробоя диэлектриков, а затем теорию цепных разветвленных реакций развивал Н.Н.Семенов с сотрудниками. Эти исследования открыли новый этап развития химической кинетики и привели к важнейшим практическим результатам, в том числе и в оборонной технике в годы войны. В Институте химфизики под руководством Н.Н.Семенова, Я.Б.Зель-довича и Ю.Б.Харитона развивались исследования как в области ядерных реакций, так и в области теории горения и взрыва. Этим исследованиям способствовала и созданная Л.Д.Ландау общая термодинамическая теория фазовых переходов. Развивавшиеся во второй половине 30-х гг. ядерные исследования, в том числе исследование ядерной изомерии И.В.Курча-товым, работы А.И.Алиханова, А.И.Лейпунского, К.Д.Синель-никова, И.М.Франка, Г.Н.Флерова, К.А.Петржака и других, исследования космических лучей Д.В.Скобельцыным, В.И.Векслером, А.И.Алихановым и А.И.Алиханьяном и др., а также исследования в области теории горения и взрыва подготовили советских физиков позднее к решению «атомной проблемы», ставшей после войны одним из главных факторов укрепления обороноспособности СССР. Большой вклад в развитие представлений о характере атомного ядра, ядерных сил сыграли труды выдающихся физиков-теоретиков Д.Д.Иваненко, В.А.Фока, Я.И.Френкеля, И.Е.Тамма. Выдающаяся школа по изучению механических свойств твердых тел в 30-40-е гг. была создана в Томске В.Д.Кузнецовым. Совместно с М.А.Большаниной и В.М.Кудрявцевой он написал 5-томную монографию «Физика твердого тела», обобщающую мировые достижения в этой области. В области ферромагнетизма вели исследования Н.С.Акулов и Е.И.Кондорский в Московском университете, в Свердловске теорию магнетизма разрабатывали Я.Г.Дорфман, И.К.Кикоин, С.В.Вонсовский. Сотрудники Н.С.Акулова в Москве и Р.Н.Янус и П.А.Халилеев в Свердловске (ныне Екатеринбург) разработали новые методы магнитной дефектоскопии, сыгравшие важную роль в контроле серийной военной продукции. Исследования С.Л.Мандельштама и Г.С.Ландсберга в области спектрального анализа привели к созданию серии заводских лабораторий, в которых широко применялись методы спектрального анализа металлов в промышленности, были созданы методы спектроскопических исследований, приборы, атласы по анализу руд, минералов и металлов. Спектральный анализ внедрялся в различные области техники, в том числе военной. Исследования Л.И.Мандельштама и Н.Д.Папалекси в области теории нелинейных колебаний привели к изучению колебальных процессов в радиотехнике, акустике, автоматике, аэродинамике. Л.И.Мандельштам и Н.Д.Папалекси внесли существенный вклад в радиофизику и радиотехнику. Так, например, радиоинтерференционные методы исследования распространения радиоволн и измерения расстояния создали новую область радиотехники-радиогеодезию. В 1942 г. Л.И.Мандельштам и Н.Д.Папалекси за практические результаты в этой области были удостоены Государственной (Сталинской) премии. Работы Б.А.Введенского, Д.А.Рожанского, Ю.Б.Кобзарева, П.К.Ощепкова, А.И.Берга и др. создали основу для развития радиолокации. Выдающейся пионерской работой, завершившей цикл его предвоенных исследований, было открытие П.Л.Капицей в 1942 г. явления сверхтекучести гелия II (напоминающее сверхпроводимость) и создание

Л.Д.Ландау теории этого явления, что привело к предсказанию Ландау и открытию позднее В.П.Пешковым второй скорости звука в гелии II. Это было важным продвижением вперед в области квантовой физики. (В 1962 г. Л.Д.Ландау был удостоен Нобелевской премии за исследования по теории конденсированных сред и особенно жидкого гелия). Эти свойства гелия в принципе дали возможность приблизиться к абсолютному нулю температур. Исследования П.Л.Капицы открыли путь к дальнейшему развитию физики низких температур. Достижения в области фундаментальных исследований использовались в технике. Применение П.Л.Капицей новых методов сжижения водорода, гелия, создание новых поршневых, детандерных, турбодетандерных установок, особенно конструирование в 1939 г. турбодетандерной установки низкого давления для промышленного получения кислорода из воздуха, в конечном итоге привело к изменению отечественной и мировой техники получения кислорода25, а в годы войны обеспечило оборонную промышленность кислородом. Важное теоретическое и прикладное значение в различных областях техники имели работы в области люминесценции жидкостей под руководством С.И.Вавилова и В.Л.Левшина. В лаборатории С.И.Вавилова в 1933-1934 гг. пионерское открытие в области электромагнитной теории света сделал его аспирант, будущий академик П.А.Черенков. Открытое им явление - свечение чистых жидкостей под влиянием заряженных частиц, получившее название «эффект Черенкова-Вавилова» теоретически интерпретировали И.Е.Тамм и И.М.Франк26. Это открытие было удостоено Нобелевской премии в 1958 г. На основе его были созданы счетчики Черенкова, спектрометры и т.д. Школой С.И.Вавилова был сделан ряд открытий в области природы света, по существу создана новая область физической науки. В ГОИ, где научным руководителем был С.И.Вавилов, было выполнено множество работ оборонного и народнохозяйственного значения. Невозможно перечислить все направления физики, оказавшие воздействие на оборонную технику накануне и в годы войны. Однако не всегда отечественная физика находилась в авангарде мировой науки, чему способствовали сокращение научных связей с середины 30-х гг. и еще более глубокие причины социально-политического характера, в том числе репрессии 30-40-х гг. Однако потенциал советской физики оказался высок. С начала войны физики быстро включились в более широких масштабах в прикладные исследования оборонного характера. Выступая на майской сессии АН СССР 1942 г., первой после начала войны, вице-президент АН СССР А.Ф.Иоффе, подводя итоги работы, заявил: «Можно с полной уверенностью сказать, что в деле научной и научно-технической работы на оборону советская интеллигенция оказалась на той высоте, которую можно было ожидать в нашей стране. У нас не потребовалось создания каких-то новых, наспех сконструированных учреждений, чтобы спланировать и мобилизировать науку. В самом существе передовой науки и передовых учреждений Советского Союза всегда лежит стремление принести наибольшую пользу, направить науку прежде всего на пользу своей Родине и вообще человечеству. Поэтому советская наука давно уже имела выходы и в сторону промышленности и в сторону сельского хозяйства и в сторону обороны...»27. В начале XX в. небольшой корпус ученых-химиков вел исследования в области химической науки, которая сыграла особую роль в военной технике, в создании промышленности взрывчатых и отравляющих веществ и других многочисленных производств, необходимых для ведения военных действий. В области химии работали Н.Н.Бекетов, Н.С.Курнаков, Д.П.Коновалов, И.А.Каблуков, Н.Д.Меньшуткин, Л.А.Чугаев, А.Е.Фаворский, Н.Д.Зелинский, П.И.Вальден, А.Е.Чичибабин, и, наконец, В.Н.Ипатьев. В области химии особенно проявилась «практичность» фундаментальной науки России, достижения которой самым непосредственным образом и многочисленными опосредованными путями послужили укреплению обороноспособности страны как в первую, так и во вторую мировые войны. Наиболее наглядно роль фундаментальной науки в укреплении обороноспособности страны можно проследить, изучая биографию ученого с мировым именем и основателя научной школы В.Н.Ипатьева, чья личная судьба слилась с судьбой отечественной химической науки и промышленности, стала значительной вехой в развитии мировой химической науки. Первая мировая война явилась своего рода катализатором развития военно-химической промышленности. В первые же месяцы войны обнаружилась неподготовленность России к войне, ее сырьевая зависимость от Германии, США и других стран, быстро наступил снарядный и пороховой голод, так как большинство химических продуктов, необходимых для производства взрывчатых веществ, Россия импортировала. В.Н.Ипа-тьев был одной из главный фигур в организации российской военнохимической промышленности в годы первой мировой войны. В начале 1915 г. под его председательством была образована комиссия по заготовке взрывчатых веществ при Главном артиллерийском управлении (ГАУ), в 1916 г. преобразованная в Химический комитет при ГАУ, ведающий всей химической

промышленностью страны, куда вошли выдающиеся химики: Н.С.Курнаков, А.Е.Фаворский, Л.А.Чугаев, В.Е.Тищенко и др. К роли основной фигуры в организации военно-химической промышленности В.Н.Ипатьев был подготовлен своей необычайно плодотворной научной и научно-организационной деятельностью. Он был представителем российской химической школы А.М.Бутлерова и учеником А.Е.Фаворского, преподавателем Артиллерийской академии, ставшей центром военно-химической науки. В своей исследовательской работе он достиг выдающихся результатов. Начав работу в области классического органического синтеза, он в 1897 г. синтезировал изопрен - мономерное звено натурального каучука, а также множество витаминов и гормонов. В.Н.Ипатьев наряду с французским ученым П.Сабатье основал новое направление в области органической химии - химические реакции при высоких температурах, повышавших в десятки и сотни раз скорость этих реакций, ввел в практику гетерогенный катализ. В 1900 г. он впервые стал применять высокие давления, создал прообраз промышленных автоклавов - «Бомбу Ипатьева», выдерживавшую давление в 500-550 атмосфер. Применение новых методов ускорения и сокращения времени протекания реакций позволило многостадийные процессы превратить в одно-двухстадийные. За работы, заложившие основы гетерогенно-каталитического синтеза при высоких температурах и давлениях, он был избран членом-корреспондентом, а затем действительным членом Российской Академии наук (1916). Впервые в мире он создал новые отрасли химического производства бензола и толуола из нефти, селитры, минуя стадию получения азотной кислоты, производство пикриновой кислоты для детонаторов и т.д. Вместо растительных и животных продуктов в качестве сырья он стал применять для производства спиртов, органических кислот и других продуктов нефть и газ. Позднее нефтехимическое сырье стало использоваться при производстве каучука, пластмасс, смазок, моющих средств и т.п. Благодаря усилиям В.Н.Ипатьева было налажено производство боевого отравляющего вещества - сжиженного хлора и транспортировка его на дальние расстояния, налажено производство холодильного оборудования, баллонов высокого давления и т.д. В.Н.Ипатьев вместе с Л.А.Чугаевым основали Государственный институт прикладной химии - ГИПХ (1916)28, сыгравший важную роль в развитии химической промышленности. В.Н.Ипатьев внес вклад в организацию сети научно-тех-нических институтов, в том числе ЦАГИ29, создал научную школу в Государственном институте высоких давлений, основанном в 1929 г. на базе лаборатории ГИПХ (М.С.Немцов, Б.Л.Молдав-ский, А.В.Фрост, Г.А.Разуваев, Б.Н.Долгов, В.В.Ипатьев, А.Д.Пет-ров, А.А.Введенский). Многие из учеников В.Н.Ипатьева возглавили отечественные научные школы. Важнейшей особенностью В.Н.Ипатьева была его исключительная прозорливость в отношении перспектив технического использования тех или иных научных результатов. Поэтому «он оказался фактически основоположником в целом ряде областей новой техники, в частности в создании современной нефтепереработки и нефтехимии»30. Еще до первой мировой войны В.Н.Ипатьев, по словам его биографа В.И.Кузнецова, начинал закладывать научные основы той новой химии, которой было суждено стать эпицентром производства материалов для авто- и авиастроения машино- и приборостроения, одним словом, для техники и технологии XX в.31 Тесная связь школы В.Н.Ипатьева с европейской и американской наукой и техникой, особенно с германской наукой, позволила приобретать и использовать патенты, лабораторные методики, дорогостоящее оборудование, реактивы, которые он часто закупал на деньги, зарабатываемые им за рубежом. Он был руководителем исследовательской лаборатории Stickstoff-werke в Германии и научным консультантом ряда зарубежных фирм. Выдающийся организатор науки и военно-химической промышленности, он сумел продвинуть ряд важнейших проектов предприятий по изготовлению синтетического каучука, калийных и фосфорных удобрений, горюче-смазочных материалов, коксохимических производств, производства красителей, способствовал решению проблемы связанного азота и т.д. Серия его популярных статей и брошюр была посвящена химической промышленности как базе химической обороны страны. Плодотворная деятельность его школы была прервана гонениями с 1927 г. на его учеников, работающих в области военной химии. Он был снят с должности председателя Научно-технического отдела ВСНХ и устранен из президиума ВСНХ. Предупрежденный в июне 1930 г. о грозящем аресте, он выезжает для лечения за границу. Новая волна репрессий привела к исключению В.Н.Ипатьева, как и других ученых, 29 декабря 1936 г. из АН СССР и лишению гражданства СССР. До своей смерти в 1952 г. В.Н.Ипатьев продолжает работать в США в Ипатьевском центре в Эванстоуне, недалеко от Чикаго, по проблемам крекинга, реформинга и других процессов переработки нефти. «... Успехи в военных действиях союзнической авиации против гитлеровской Германии во многом обеспечены выдающимися трудами В.Н.Ипатьева»32, - писал его биограф.

Фигура В.Н.Ипатьева как главы отечественной научной школы мирового значения - символ не только единства мировой науки, но символ связи и тесной зависимости обороноспособности страны от уровня фундаментальной науки. Автор около 500 научных трудов, учебников по химии, 250 патентов, воспитавший учеников, в свою очередь, создавших свои научные школы как в России, так как и за рубежом, В.Н.Ипатьев - воплощение огромного вклада отечественной науки в мировую науку и цивилизацию. XX в. ознаменовался созданием новых материалов, которые легли в основу машиностроения, в том числе военной техники различного рода. Большие успехи были достигнуты в материаловедении. Выдающийся вклад в эту область техники внесли русские ученые-металлурги Д.К.Чернов, М.А.Павлов, кристаллограф Е.С.Федоров. Д.К.Чернов создал школу отечественной металлургии, его труды оказали огромное воздействие на развитие металлургической промышленности. Он был одним из руководителей Русского металлургического общества, вел переписку с аналогичными обществами Англии, Франции, Германии, США, Швеции. По его инициативе для изучения строения различных металлов и сплавов в 1899 г. была организована при обществе Металлографическая комиссия под председательством Н.С.Курнакова. Результаты исследований Д.К.Чернова и его школы произвели революцию в металлургической промышленности. Метод тепловой обработки металла был внедрен на всех металлургических заводах Европы и Америки. «Значение Чернова Д.К. для металлургии, - писал в 1939 г. вице-президент АН СССР и глава Научно-технического Совета Госплана в 1943-1945 гг. академик А.А.Байков, - можно сравнить со значением Менделеева для химии»33. В 1899 г. Д.К.Чернов выдвинул и обосновал идею промышленного получения стали непосредственно из железной руды, минуя доменный процесс, создал проект плавильной печи. Ему же принадлежит идея использования кислорода для выплавки стали в конверторе. М.А.Павлов разработал методы расчета и проектирования основных металлургических агрегатов, создал труды по теории доменного процесса и расчет доменных печей. Большой вклад в развитие техники был внесен учеными, работающими в области машиноведения, теории машин и механизмов, классификации механизмов. Основы теории структуры и классификации механизмов были заложены работами Франца Рело в Германии и Л.В.Ассура в России34. Последний вывел зависимости, получившие название структурных формул механизмов. Отечественную школу машиноведения развивали В.П.Горячкин, Н.И.Мерцалов, А.П.Малышев, Л.Б.Левенсон, Л.П.Смирнов, И.И.Артоболевский. С начала 30-х гг. советские ученые разрабатывали общие принципы структурного анализа и синтеза как плоских, так и пространственных механизмов, создавали на основе теории обобщающую классификацию механизмов по их структурным, кинематическим и динамическим свойствам, приводя тем самым в стройную систему существующие механизмы и открывая путем математического анализа структурных формул новые виды35. Опираясь на идеи П.Л.Чебышева, П.О.Сомова, Л.В.Ассура, Л.Бурместера, М.Ф.Грюблера и других, И.И.Артоболевский выдвинул новую единую классификацию плоских и пространственных механизмов, а также разработал общую теорию их образования в серии трудов «Основы единой классификации механизмов», «Структура и классификация механизмов», «Стру-ктура, кинематика и кинетостатика многозвенных плоских механизмов» (1939). В 1940 г. он опубликовал первый университетский курс в МГУ «Теория механизмов и машин». Эти труды позволили благодаря четкой научной классификации механизмов усовершенствовать проектирование тех или иных механизмов для выполнения заданных технологических процессов. И.И.Артоболевский, акад. Н.Г.Бруевич, чл.-корр. АН СССР В.В.Добровольский создали научную школу, получившую мировое признание. В 40-50-е гг. И.И.Артоболевским был издан самый полный для того времени 4-томный справочник «Механизмы» (М., 1947-1951), обобщивший сведения о более 4 тыс. механизмов, Он также разработал курс «теории механизмов и машин, что способствовало подготовке кадров в этой области»36. Огромный ущерб фундаментальной науке в России был нанесен развернувшейся с начала века и особенно в послереволюционный период эмиграцией значительного числа выдающихся научных работников, преподавателей высшей школы, инженеров из-за неблагоприятных условий для работы, начавшихся в послереволюционный период репрессий и преследований научной интеллигенции, запретов на переписку с зарубежными коллегами и цензурных запретов, нищеты и отсутствия средств к существованию, а, главное, из-за «аморальных поступков власти», нетерпимого для научной интеллигенции массового нарушения личной неприкосновенности и неприкосновенности жилища. Ряд выдающихся ученых покинули страну в конце 20-х - 30-е гг. Среди эмигрантов выдающиеся химики: «самый великий человек в истории химии» В.Н.Ипатьев и А.Е.Чичибабин, физик-теоретик Г.А.Гамов, «щедрый подарок американскому континенту» изобретатель телевидения В.К.Зворыкин, выдающийся авиаконструктор И.А.Сикорский, «открывший новую эру в прикладной механике» С.П.Тимошенко, «заочный учитель советских генетиков» Ф.Г.Добржанский, выдающиеся экономисты и социологи П.А.Сорокин, Н.С.Тимашев, В.В.Леонтьев, историки М.И.Ростовцев, Г.В.Вернадский, Н.И.Кондаков и мн. др.37

Возрождение науки в послереволюционный период опиралось на богатую традицию отечественной науки конца XIX - начала XX в., воплощенную в опыте крупнейших отечественных научных школ, ставших на путь сотрудничества с советской властью. Состояние отечественной науки в предреволюционные годы и планы ученых по организационному строительству науки оказали существенное влияние на организацию научной работы и развитие фундаментальной науки в межвоенный период. Организационный опыт и научный потенциал, накопленные в предреволюционные и послереволюционные годы, оказали огромное влияние на развитие отечественной и мировой науки. Следует подчеркнуть органическое единство этой плодотворной традиции, носителем которой стала старая научная интеллигенция. Вот, что пишет о состоянии отечественной науки в предреволюционные годы историк русского зарубежья Марк Раев: «В течение последних предреволюционных десятилетий русская наука и технология переживали невиданный расцвет, их достижения нашли широкое признание за рубежом. В некоторых областях, например в биологии и аэродинамике, русские ученые занимали лидирующие позиции. Не удивительно поэтому, что Институт Пастера распахнул свои двери перед многими ученымиэмигрантами, учениками И.Мечникова... В области химии прежние, получившие широкое признание работы В.Ипатьева позволили ему занять видное место в лабораторных и промышленных исследованиях. Специалист по сопротивлению материалов С.Тимошенко был признанным лидером в этой области науки. Он переехал в США еще раньше, утратив тем самым почти все связи с Русским Зарубежьем, но сохранив в то же время верность и преданность родине и ее культуре. То же можно сказать и о его брате Владимире, агрономе. Пионер аэронавтики И.Сикорский внес свой вклад в развитие военно-воздушных сил США, работая в области вертолетостроения. Инженер-кораблестроитель В.Юркевич принимал активное участие в проектировании и строительстве океанского лайнера «Нормандия». Этот список может быть продолжен. Мне, однако, хотелось бы подчеркнуть, что все эти мужчины (женщин среди них, к сожалению, не было) и их менее известные или просто менее удачливые коллеги получили образование и сделали свои первые самостоятельные шаги в дореволюционной России. Удивительная творческая свобода Серебряного века открыла перед ними новые перспективы, преисполнила их стремлением расширять горизонты знаний. Нам следует также помнить о том, что гораздо большее число ученых и инженеров, рядовых и выдающихся, сознательно или по воле случая оставшихся в Советской России, продолжали там свою творческую деятельность38. Таким образом, развитие передовыми российскими научными школами ряда перспективных областей науки и техники позволило позднее, в послереволюционный период, при содействии Советского государства в исторически короткие сроки создать, по выражению президента АН СССР акад. С.И.Вавилова, из фрагментарной науки России «сплошной фронт науки и техники», что явилось одним из основных условий укрепления независимости и обороноспособности страны в довоенный период.

Формирование государственной системы организации науки В послеоктябрьский период российская наука, развивавшаяся ранее как под покровительством государственных структур, так и в значительной мере финансируемая частным капиталом, стала объектом заботы исключительно Советского государства. Установились принципиально новые, вытекавшие из доктрины построения на научной основе фундамента социалистического общества отношения государственной власти к ученым и к науке. Выдвинутая коммунистической партией задача создания нового общества, способного превзойти капиталистические страны в политическом, экономическом, культурном, а следовательно, прежде всего в научно-техническом отношении, с тем, чтобы обеспечить технико-экономическую независимость Советского государства, укрепить его обороноспособность, стимулировала создание системы государственной организации науки. Эта система представляла собой новый этап в организации науки и научных исследований в мире. Всеобъемлющая роль государства, отсутствие всяких частных меценатов, покровителей науки, сосредоточение всех финансовых и материальных ресурсов в его руках, подъем культуры широких слоев народа в ходе модернизации и реконструкции народного хозяйства, установка на развитие наиболее важных с точки зрения национально-государственных интересов перспективных направлениях развития науки, а в случае возникновения новых «точек роста» науки быстрое переключение на развитие этих новых направлений39, установка на развитие в первую очередь естественных и технических наук, создание и бурное развитие отраслевой науки и техники в 30-е гг. помогли Советскому государству выстоять и победить в тяжелейшей войне с фашистской Германией. Лидер коммунистической партии и Советского государства В.И.Ленин провозгласил, что создание социалистической экономики должно опереться на высшие достижения науки и техники, которые необходимо планомерно развивать в соответствии с запросами народного хозяйства, что государство

должно выработать рациональную научно-техническую политику, соответствующую потребностям общественного развития, эффективно использовать научные достижения. Научно-иссле-дова-тельская работа должна быть подчинена задачам социально-экономического преобразования страны. Это совпадало с созревшими еще в дореволюционный период идеями демократически настроенных прогрессивных ученых, которые ратовали за демократизацию науки как составной части общедемократического процесса в России и стремились к общенациональной организации и координации научной работы, к созданию крупных научно-исследовательских институтов и центров, отвечающих современным требованиям социально-экономического развития и внутренним задачам прогресса самой науки. Эти идеи высказывались академиками В.И.Вер-надским, К.А.Тимирязевым, А.П.Карпинским, И.П.Павловым, Н.К.Кольцовым, С.Ф.Ольденбургом, Н.С.Курнаковым и др., ибо их в целом не удовлетворяла система организации науки, которая складывалась стихийно. Общенациональная организация науки отсутствовала. Разобщенность научных организаций и кадров, их малочисленность, дублирование в работе были хроническими недугами русской науки; многие передовые направления не были обеспечены кадрами, почти полностью отсутствовали промышленные научно-исследовательские институты, поэтому задача создания общенациональной организации науки и научной деятельности была объективно назревшей общественной потребностью. Стержнем этой системы, по мнению передовых ученых, выраженному в докладе акад. В.И.Вернад-ского в декабре 1916 г. на заседании Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) «О государственной сети исследовательских институтов», должна была стать «сеть исследовательских институтов и в первую очередь специализированых научно-исследовательских институтов промышленности»40. В докладе и других высказываниях ученых по существу прозвучали требования государственного планирования и координации научной деятельности, создания в высших эшелонах власти органов государственного управления наукой и высшим образованием, планомерной подготовки научных кадров, централизованного финансирования важнейших исследовательских проектов, организации государственных крупных научных центров, сочетания потребностей развития науки и практики, разработки комплексных долгосрочных научно-производственных программ общегосударственного значения, подобных плану ГОЭЛРО. Все эти идеи объективно пробивали себе дорогу и стали реализовываться в послереволюционный период. Выработка Советским государством впервые в мире общенациональной научно-технической политики, поддержка развития науки и техники обеспечило, по мнению американского науковеда Лорена Грехэма, советской науке результаты мирового значения41. Основатель науковедения выдающийся английский ученый Джон Бернал отмечал, что именно в СССР впервые возникли качественно новые отношения науки и государства, которые впоследствии стали в различных видах и формах достоянием других стран42. Принцип планомерного развития современной науки, пробивавший себе дорогу в послереволюционный период, предполагал, что социальные и экономические цели общества являются исходным моментом формирования планов научных исследований и технических разработок, определения тематики, конкретных исследований самими учеными и научными коллективами, вытекая из задач, поставленных обществом, и структуры развивающегося научного знания; что необходима концентрация усилий на важнейших направлениях исследований; что осуществление процесса планирования и контроля за ходом работ должно происходить в демократической атмосфере научных коллективов43. Эти принципы, вырабатываемые научным сообществом, несомненно, оказали влияние на ход развития отечественной науки. Осуществление провозглашенной государством политики по созданию науки и промышленности, способных к самостоятельному развитию в ходе модернизации и реконструкции народного хозяйства, в ходе подъема культуры, способствовало стабилизации и упрочению мобилизационной экономики страны в 20-30-е гг. и помогло в конечном итоге выстоять и победить в тяжелейшей войне с фашистской Германией. Важнейшие направления государственной политики в области науки были сформулированы в работе В.И.Ленина «Набро-сок плана научно-технических работ», в Программе, принятой на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 г. Характерной чертой развития отечественной науки должна была стать планомерная организация новых научных учреждений различного профиля, сближение их с производством, «учет и организация всех научных сил и средств», «развитие и создание наиболее благоприятных условий научной работы, в ее связи с поднятием производительных сил страны»44. Это сразу поставило перед государством задачу организации современных научных учреждений для научного обслуживания промышленности, продвижения научных достижений в технику и в возрождавшуюся промышленность. На базе существующих и вновь организованных учреждений в предвоенные годы формировались три основные подсистемы научной сети Советского государства, три главные ее звена: сеть учреждений Академии наук СССР и академий наук союзных республик, где велись главным образом фундаментальные, теоретические исследования; отраслевые научно-исследовательские организации

(включая отраслевые академии), ведущие в основном прикладные исследования и разработки; сеть высших учебных заведений с научно-исследовательскими подразделениями, в которых развивались как фундаментальные исследования и формировались крупные научные школы, так и прикладные и даже опытно-конструкторские разработки45. Первые научно-исследовательские учреждения создавались как при Российской академии наук, так и при других ведомствах. В декабре 1917 г. был создан Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), который, опираясь на опыт ученых и специалистов в различных областях науки и техники, приступил к разработке планов реорганизации на научной основе промышленности и экономики страны в целом, изучения и использования естественных богатств и производительных сил страны. Используя сложившиеся до революции организационные формы научной работы, Советское государство уже летом 1918 г. предприняло усилия для привлечения к сотрудничеству лояльно настроенной старой научной интеллигенции, приступило к созданию государственной системы научноиссле-до-вательских институтов, выделив эту форму как наиболее отвечающую современным требованиям развития отечественной и мировой науки. Новые научные центры возникали в системе Наркомпроса РСФСР, Научно-технического отдела ВСНХ, Ака-демии наук и Коммунистической академии. Видную роль в организации системы научно-исследо-вательских учреждений играли ученые Российской академии наук. В марте 1918 г. РАН была включена в систему Наркомпроса. Ее положение, как и всей страны, было чрезвычайно тяжелым, однако она нашла в себе силы начать созидательную работу. Весной и летом 1918 г. в разгар гражданской войны, мечтая о возрождении страны, ученые РАН приступили к разработке проектов научных учреждений, начали закладываться основы государственной системы организации советской науки. РАН «была первым высоким ученым учреждением, согласившимся добровольно работать вместе с нами в разрешении стоящих перед нами проблем», - писал позднее нарком просвещения А.В.Луначарский46. В июне 1918 г. по поручению В.И.Ленина видные ученые РАН подготовили «Записку» о ближайших задачах российской науки. 26 июля 1918 г. общее собрание РАН одобрило «Записку о задачах научного строительства», которая показала важную роль науки в экономическом и культурном подъеме страны, в подведении научного фундамента под развитие народного хозяйства и выдвинула идею «Общего хозяйственного плана», учета, охраны природных богатств и производительных сил страны47. В августе 1918 г. в составе ВСНХ был создан Научно-технический отдел (НТО ВСНХ) под руководством секретаря СНК, видного организатора науки, позднее академика, Н.П.Гор-бунова. Коллегиальные научные комиссии НТО ВСНХ объединили крупнейших ученых России. Среди них биохимик А.Н.Бах, механик и математик А.Н.Крылов, физик П.П.Лаза-рев, химик В.Н.Ипатьев, геологи Ф.Ю.Левинсон-Лессинг, А.Е.Ферсман, нефтяник И.М.Губкин и др. Выношенные еще до 1917 г. крупными учеными России планы научного строительства с огромными трудностями, при недостатке научных сил стали претворяться в жизнь. По проектам создателей крупных научных школ Н.С.Курнакова, М.И.Неме-нова, Я.В.Самойлова, Н.Е.Жуковского, А.Ф.Иоффе и др. организовывались современные научно-исследовательские институты, связанные с промышленностью. В системе РАН были организованы Институт физико-хими-ческого анализа во главе с акад. Н.С.Курнаковым (1918), Институт по изучению платины и других благородных металлов во главе с акад. Л.С.Чугаевым (1918). При участии РАН на базе КЕПС, созданной по инициативе В.И.Вернадского и других крупных ученых России в 1915 г., были организованы государственные научные институты, входящие в систему НТО ВСНХ, Наркомпроса РСФСР и других наркоматов48. Первым научно-исследовательским институтом, организованным Наркомпросом РСФСР 23 сентября 1918 г., был Государственный рентгенологический и радиологический институт из трех отделов: медикобиологического (руководитель М.И.Неме-нов), физико-технического (руководитель А.Ф.Иоффе), радиологического (руководитель Л.С.Коловрат-Червинский, которого сменил В.И.Вернадский). Позднее из него выделились Физико-технический рентгенологический институт во главе с А.Ф.Иоф-фе (1918), Радиевый во главе с акад. В.И.Вернадским (1922)49. В конце 1918 г. акад. Д.С.Рождественским был организован Государственный оптический институт, который развернул работу по созданию оптической промышленности, в 1920 г. при институте была создана Атомная комиссия50. В системе НТО ВСНХ в 1918 г. были организованы Российский пищевой научно-технический институт, Научный институт по удобрениям, ЦАГИ во главе с академиком Н.Е.Жуковским. Академик А.Н.Крылов многое сделал для организации работы Центральной научно-технической лаборатории военного ведомства при НТО ВСНХ. В 1919 г. при Наркомате здравоохранения РСФСР при поддержке наркома Н.А.Семашко были созданы Институт биофизики во главе с академиком П.П.Лазаревым, в 1917 г. - Институт

экспериментальной биологии во главе с видным генетиком чл.-корр. АН Н.К.Кольцовым51, а также институты физиологии питания, социальной гигиены, тропической медицины. Научные учреждения создавались и другими наркоматами и ведомствами. Только в системе НТО ВСНХ к 1920 г. работали 16 специализированных институтов, а к 1927 г. при Научно-техническом управлении ВСНХ - уже 36 институтов всесоюзного значения, обслуживающих металлургическую, химическую, горнотопливную, элекротехническую и другие отрасли промышленности52. В системе Наркомпроса РСФСР к октябрю 1927 г. работало 1415 научных учреждений и организаций, в том числе 97 институтов53. В каких условиях это происходило? За годы революции и гражданской войны погибли многие ученые, сотни других покинули Родину. На 1 января 1919 г. умерло 12 членов Академии наук (общая их численность составляла на эту дату 42 чел.). Среди них выдающиеся ученые, основатели научных школ, внесших вклад в развитие отечественной и мировой науки: математик и механик А.М.Ляпунов, основатель современной структурной минералогии и кристаллографии Е.С.Федоров, физиолог растений А.С.Фаминцын, зоолог В.В.Заленский, географ и метеоролог, директор Главной физической обсерватории М.А.Рыкачев, историки А.С.Лаппо-Данилевский, И.С.Пальмов, М.А.Дьяконов, востоковеды В.В.Радлов, Б.А.Тураев, филолог, редактор академического «Словаря русского языка» А.А.Шах-матов, археолог, историк искусств Я.И.Смирнов54. Руководство Академии наук, научная общественность предпринимали огромные усилия для восстановления научной работы, материальной и моральной поддержки ученых, обращаясь к правительству. В Записке руководителей Академии, направленной в ноябре 1920 г. в СНК РСФСР о мероприятиях по улучшению условий научной работы, предлагались те общие меры, «которые должны быть безотлагательно приняты» в области организации науки. Это, во-первых, «восстановление научного общения между Россией и Западом: а) путем систематических, а не случайных, как ныне, командировок русских ученых за границу; б) восстановление доставки научных книг и материалов из-за границы в Россию и из России за границу. Без этих мер работа русских ученых в значительной мере теряет свой смысл... Во-вторых, подчеркивалось в Записке, «чтобы вообще стала возможной полезная научная работа, необходимо немедленное печатание трудов научного характера», рукописи которых лежат годами, и устранение запретов со стороны некомпетентных лиц на печатание. В-третьих, в Записке предлагалось принять срочные меры «к установлению сколько-нибудь нормальной жизни лабораторий, библиотек и музеев...», обеспечение их светом и теплом, в-четвертых, улучшить условия жизни и быта ученых, которые «поистине ужасны» и «громадная смертность и заболеваемость в их среде настолько велика, что говорить подробнее об этой стороне дела излишне», задержки зарплаты влекут «буквально голодание» научных работников. Никогда умственный труд не оплачивался так низко, как в настоящее время. Особенно трагично положение молодых ученых, ибо эти условия мешают «приобрести им прочные знания и строгие приемы работы», заставляют их зачастую приступить к работе неподготовленными и «таким образом гибнуть». «Российская Академия наук сочла необходимым поднять свой голос, чтобы сказать правительству - русская наука и русские ученые в опасности... Если положение не измениться, то ясно, что погибать будут только ученые, не наука, которая бессмертна и всегда найдет пути, чтобы продолжать свое победное шествие к знанию. Ясно, что если одни из русских ученых погибнут в России жертвою ненормальных условий, то другие последуют примеру сотен своих товарищей, работающих и теперь плодотворно на мировую науку за пределами России. Но такой выход едва ли может быть кем-либо засчитан нормальным и желательным»55. Борясь за сохранение науки, ученые добились, что летом 1921 г. было принято решение об организационно-правовом оформлении заграничных командировок. Академия получила разрешение возобновить обмен научными изданиями с заграницей и была признана «главным издателем научных трудов». 6 декабря 1921 г. СНК РСФСР одобрил декрет «Об улучшении быта ученых», по которому число научных работников, получающих дополнительный академический паек, составляло 7000 чел. В начале 1922 г. Академия получила право беспошлинного получения из-за границы книг, приборов, инструментов, позднее - право вывоза коллекционного материала для обмена, рукописей трудов для печатания за рубежом и приборов и инструментов для ремонта. Все это способствовало оживлению научной работы. 20 июля 1922 г. по инициативе вице-президента РАН В.А.Стеклова был создан при правительстве «Особый временный комитет науки», который многое сделал для ее развития56. Однако финансовое положение науки в 20-е гг. было бедственным. Из 1412 учреждений, подчиненных Главнауке Наркомпроса в 1927 г., 242 научно-исследовательских и научно-художественных учреждений, научных обществ и музеев состояло на госбюджете, 136 имели статус «получающих субсидию», а 1034 оставались «без субсидий и под идеологическим руководством Главнауки»57. Принципиально новым направлением в организации науки было создание научных учреждений в области общественных наук, разрабатывающих проблемы научного социализма, социал-

демократического движения, истории большевистской партии, истории марксизма и международного рабочего движения (Социалистическая академия общественных наук (1918), Институт К.Маркса и Ф.Энгельса, Институт В.И.Ленина и другие). В 1918-1923 гг. сформировалось около 20 новых учебных и научных центров в области обществоведения58. В 1929-1931 гг. в основном завершилось формирование сети научно-исследовательских учреждений в области сельского хозяйства, во главе которой стала Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина (ВАСХНИЛ). Впервые в мире была создана государственная система медицинских учреждений с научно-исследовательскими институтами. Наиболее интенсивно формировалась сеть научно-техни-ческих учреждений, необходимых для создания современной экономики и укрепления независимости и обороноспособности Советского государства. Секретарь Комиссии по изучению естественных производительных сил страны РАН акад. А.Е.Ферсман оценивал организационное строительство в области науки как «самое необходимое условие развития науки». Подчеркивая роль научно-технических учреждений, он писал о них: «Со-бирая специалистов отдельных специальностей, эти рассадники коллективной научной мысли должны широко охватывать разные стороны знания. Потребности жизни и промышленности повелительно диктуют организацию в первую очередь научно-технических учреждений, обслуживающих отдельные важные стороны техники и народного хозяйства»59. Процесс создания научных учреждений был сложен. Одни распадались, другие росли и укрупнялись, все теснее связываясь с нуждами народного хозяйства. К весне 1929 г. в СССР было 1227 научных учреждений, из них 7 академий и ассоциаций, 789 институтов, 34 центроархива, в которых трудилось 18 213 научных сотрудников60. Это был значительный шаг по пути ликвидации фрагментарности системы организации науки, унаследованной от дореволюционной науки, и создания организационной базы для широкого развития науки, техники и промышленности в годы модернизации и реконструкции народного хозяйства. Новый этап организации науки начинается в 30-е гг. В Директивах по составлению первого пятилетнего плана, утвержденных XV съездом ВКП(б) (1927), намечалось «широкое развитие сети научно-исследовательских индустриальных институтов и фабрично-заводских лабораторий, решительное приближение академической и научной работы к промышленности и сельскому хозяйству, самое широкое использование западноевропейского и американского научного и научно-промышленного опыта, тщательное изучение всех новейших открытий и изобретений, новых индустрий, нового сырья, новых металлов и т.д., а равно новых организационных форм...»61. В решениях V съезда Советов СССР, утвердившего первый пятилетний план, подчеркивалось, что залогом его выполнения является использование новейших достижений мировой науки и техники. Съезд поручил Советскому правительству обеспечить широкое и планомерное развитие сети научно-исследовательских институтов и научно-исследовательской работы62. Это направление государственной политики, хотя и с утратами 1937-1938 гг., но в целом оставалось неизменным в течение предвоенных пятилеток. Подведение научной основы под строительство российской экономики вызвало рост фундаментальных исследований, в первую очередь, в области естествознания и техники, в частности, тех ее областей, которые были связаны с обороной. В 30-е гг. в системе Академии наук СССР, получившей с 1925 г. статус всесоюзной, создается ряд институтов естественнонаучного и технического профиля63. Начинается интенсивное изучение экономики, производительных сил, истории и культуры промышленных районов Урала, Северо-Запада, Дальнего Востока, национальных республик Закавказья, Средней Азии, Казахстана. В филиалах и базах АН СССР, организуемых с 1931 г. на окраинах страны и в национальных республиках, создаются, в первую очередь, геологические научные учреждения и институты, изучающие историю, язык, литературу и культуру народов СССР. Целенаправленная политика создания научных центров в национальных республиках и на окраинах страны привела к организации Академий наук Украинской ССР (1919), Белорусской ССР (1929), Грузинской ССР (1941) и Литовской ССР (1941). Созданы были филиалы Академии наук СССР на Урале (1932), в Азербайджане (1935), Армении (1935), Казахстане (1938), база на Кольском полуострове (1934), которые, опираясь на достижения и кадры российской науки развернули изучение природных богатств, производительных сил, истории и культуры народов союзных и автономных республик. Рост числа научно-исследовательских учреждений был тесно связан с расширением масштабов научноисследовательской работы и подготовки кадров из рабочих и крестьян, способных вытеснить старых специалистов, сформировавшихся до революции. Институты укреплялись кадрами, связывали тематику своих работ с потребностями реконструкции промышленности и сельского хозяйства, культурного строительства. По решению XV съезда ВКП(б) и по постановлению СНК СССР «Об организации научно-исследовательских работ для нужд промышленности» от 7 августа 1928 г. особенное внимание было обращено на развитие институтов промышленности и подготовку научных кадров из молодежи.

Внесение в основу организации научно-исследовательских работ планового начала, что было сформулировано в постановлении СНК СССР от 7 августа 1928 г. и в решениях Первой всесоюзной конференции по планированию научно-иссле-довательской работы в тяжелой промышленности (1931), переход к комплексному решению крупных народнохозяйственных проблем - таковы были ведущие направления в организационном строительстве науки в предвоенный период. Сложный, трудный и не всегда прямой путь поисков оптимальных форм научной организации привел к тому, как писал историк науки В.Д.Есаков, что «победил принцип консолидации всех основных научных направлений в Академии наук СССР при создании широкой сети научно-технических и опытных учреждений по практическому обслуживанию всех отраслей народного хозяйства»64. Стремление охватить возможно более широкий спектр фундаментальных и прикладных исследований диктовался автаркической доктриной лидеров Советского государства, провозгласивших своей целью создание «самой передовой» пролетарской науки в противовес мировой «буржуазной» науке, что не могло не сказаться на уровне исследований и уровне подготовки научных кадров. Стремительный рост численности научных учреждений и кадров в первой пятилетке сказался на их профессиональном уровне и поставил задачи совершенствования их организационной структуры, поиска путей укрепления их связей с промышленностью и активного включения их в процессы технической реконструкции народного хозяйства. В середине 30-х гг. продолжался процесс реорганизации, поиска оптимальной внутренней структуры научных учреждений, слияния мелких дублирующих друг друга организаций, в результате чего сократилось число научно-исследовательских институтов промышленности, часть их кадров перешла на работу в заводские лаборатории и конструкторские бюро, то есть укрепились заводской сектор науки и связи предприятий с отраслевыми НИИ. Отдельные крупные головные отраслевые институты, в которых успешно развивались фундаментальные направления в соответствующих отраслях науки, были переданы в систему АН СССР, а другие стали крупнейшими научными учреждениями в соответствующих областях научного знания и техники (Всесоюзный научно-исследовательский институт гидротехники имени Б.Е.Веденеева, Ленинградский НИИ пластмасс и др.). Укрепилась материальная база научных учреждений. Расходы на НИУ в 1933-1937 гг. по союзному бюджету и бюджетам союзных республик (республиканским и местным) составляли 3014,0 млн. руб. по курсу рубля того времени (без расходов на капвложения и без средств на НИР по хоздоговорам)65. В третьей пятилетке в основном завершилось формирование государственной системы организации отечественной науки, сложился научный потенциал Советского государства. Эта система включила научноисследовательские учреждения АН СССР, отраслевые научно-исследовательские институты, лаборатории и опытно-конструкторские бюро, проектные организации, подчиненные наркоматам, сеть КБ и лабораторий при заводах, научно-иссле-довательские организации при высших учебных заведениях, а также государственные учреждения, руководящие научными исследованиями, созданием и внедрением новой техники. Через систему высшего и среднего специального образования, коммунистических, промышленных и военных академий, рабочих факультетов и т.п. были подготовлены многочисленные кадры советской интеллигенции, значительным отрядом которой являлась научная интеллигенция. В 1939 г. на 10000 занятого населения имелось уже 1007 представителей интеллигенции, из них 10 - научные работники66. В 1940 г. один научный работник приходился на 9 специалистов с высшим образованием67. С 1914 по 1941 г. число научных учреждений выросло с 289 до 2359 (включая вузы), а численность научных работников - с 4240 до 98,3 тыс.68 В науке и научном обслуживании СССР на 1 января 1941 г. было занято 362 тыс. чел.69 В аспирантуре научных учреждений и вузов обучалось 16863 чел., в том числе 3694 - в научно-исследовательских институтах, 13169 - в вузах70. По данным обследования на конец 1938 г., в 228 вузах и 267 НИИ 63 городов СССР из 8814 аспирантов 6689 обучалось в Российской Федерации71. На содержание научных учреждений и мероприятия по государственному бюджету в 1941 г. ассигновалось 1032 млн. руб., кроме того, 619 млн. руб. поступало из средств промышленности и внебюджетных источников. Вместе с расходами на содержание вузов эта цифра составляла 3,95 млрд. руб.72 В Академии наук СССР - в высшем научном учреждении страны - накануне войны было 76 институтов, из них 47 центральных и 29 при филиалах, 105 самостоятельных лабораторий, обсерваторий, станций и других научных учреждений, подчинявшихся восьми отделениям: физико-математических, химических, биологических, геолого-географических, технических наук, истории и философии, экономики и права, литературы и языка. В ее системе работали 123 академика, 182 члена-кор-респондента АН СССР, 4700 научных и научно-технических сотрудников73. Этот коллектив высококвалифицированных кадров был занят преимущественно развитием фундаментальных наук. Большой отряд ученых трудился в отраслевых научно-исследовательских институтах наркоматов и ведомств, располагавшихся, главным образом, на территории России. Наиболее известные из них: ГОИ, Всесоюзный электрохимический, ЦАГИ, Физико-химический институт им. В.Я.Карпова, Всесоюзный институт минерального сырья и многие другие - сыграли выдающуюся роль в развитии соответствующих

отраслей промышленности, в том числе оборонной, в период довоенных пятилеток. Только в системе Наркомата черной металлургии в 1941 г. работало около 30 отраслевых НИИ74. Вместе с вузами и исследовательскими лабораториями они разрабатывали около 800 тем по 17 крупным направлениям, разрешая, главным образом, прикладные проблемы горнорудного дела, энергетики, прокатного, доменного, сталеплавильного производства и т.д.75 В 1940 г. в стране насчитывалось 1621 отраслевое научно-исследовательское учреждение, в которых работало 26400 научных сотрудников. Сложилась система медицинских научно-исследовательских институтов Наркомздрава СССР, которая включала накануне войны 223 института, где работала 1/5 часть научных сотрудников страны76. Руководящим научным центром этой системы был Всесоюзный институт экспериментальной медицины им. А.М.Горького (ВИЭМ), созданный в 1932 г. на базе дореволюционного многопрофильного института. В 1939 г. в системе сельскохозяйственных научно-иссле-довательских учреждений действовали 93 НИИ, 333 опытных станций, 94 лаборатории и опытные поля, 973 опытных пункта, всего 1493 учреждения. Только под эгидой ВАСХНИЛ и Наркомзема СССР и союзных республик трудилось более 8500 научных сотрудников, в том числе под руководством ВАСХНИЛ - 1488 научных сотрудников, из них более трети имели ученые степени77. С дореволюционных времен существовала сеть опытных сельскохозяйственных станций, игравших важную роль в селекционной работе. В предвоенные годы сформировалась сеть военных академий и высших военно-морских училищ, военных факультетов при высших технических учебных заведениях. К началу войны в СССР работало 19 военных академий, 10 военных факультетов при гражданских вузах, 7 высших морских училищ78, в которых готовились командные кадры для Красной Армии и Военно-Морского флота и велась научноисследовательская работа в области военных и технических наук. Большое число высококвалифицированных научных кадров работало в высших учебных заведениях страны, многие из которых представляли собой научные центры с богатыми традициями. Накануне войны в 817 вузах СССР работало 61,4 тыс. преподавателей, в том числе 5300 профессоров, 13100 доцентов, 31600 ассистентов и преподавателей. Они вели подготовку специалистов по 375 специальностям79 и большую научно-исследовательскую работу в области естественных, технических и общественных наук. Организационная структура науки накануне войны выглядела следующим образом. В АН СССР в 1940 г. было сосредоточено 11% научно-исследовательских учреждений и 10% научно-исследовательских институтов страны, в которых трудилось около 5% научных сотрудников высокой квалификации. 89% НИУ и 90% НИИ составляли неакадемические организации80, в которых работало 33,3% научных работников СССР. Значительно изменилась в годы предвоенных пятилеток «география науки». Крупными научными центрами стали промышленные города крупнейших регионов Российской Федерации - Горький, Саратов, Свердловск, Казань, Куйбышев, Томск, Новосибирск и др. Однако, по-прежнему, Москва и Ленинград оставались ведущими центрами научной мысли. В 1941 г. в Москве было сосредоточено 290 научных учреждений, из них 175 НИИ, их филиалов и отделений, 74 вуза81. В Ленинграде в 1940 г. в 146 научных учреждениях трудились 5666 научных сотрудников и работало 62 вуза82. Всего в РСФСР было сосредоточено 2/3 научных учреждений и кадров СССР - 1002 научных учреждения, из них 447 институтов83. К концу 1940 г. в республике насчитывалось 62 тыс. научных работников из 98,3 тыс., трудившихся в СССР. Крупные научные центры, сформированные при помощи ученых России и сотрудничающие с соответствующими учреждениями РСФСР, были созданы в Украинской и Белорусской республиках и республиках Закавказья и Средней Азии. В Украинской ССР насчитывалось 19,3 тыс. научных работников, в Белорусской ССР - 2,2 тыс., в республиках Закавказья - 6,5 тыс., в республиках Средней Азии и Казахстане - 5,9 тыс. научных работников84. Таким образом, в предвоенные годы сложилась государственная система организации науки, которая легла в основу современной организации науки в России XX в. Наука и техника России составляли ядро науки и техники СССР. Развитие естественных, технических наук шло бок о бок с развитием промышленности. Задачи строительства современной индустрии и укрепления обороны страны в предвоенные годы требовали интенсификации общественного производства, нового, более рационального размещения производительных сил, продвижения промышленного строительства на восток страны, создание предприятий-дублеров и государственных резервов. Предъявление новых требований со стороны оборонной промышленности к металлургической, топливной, металлобрабатывающей, химической и другим отраслям промышленности, повышение технического уровня важнейших отраслей промышленности, введение в практику промышленности новых технико-экономических показателей, которые должны были привести к улучшению использования производственных мощностей, сырья, оборудования, и ряд других изменений ставили перед учеными новые проблемы, которые требовали только комплексного решения. Поэтому организация научной работы неизбежно приобретали все более

комплексный характер. Шел процесс сосредоточения научных сил для решения крупных народнохозяйственных проблем. К числу таких проблем в предвоенные годы относились внедрение в металлургическую промышленность качественных и жаропрочных сталей, создание новых видов моторного топлива для новых образцов военной техники, создание военной техники, конструирование новых типов самолетов, танков, артиллерии, морских судов и двигателей к ним и т.д., организация единой энергетической системы, изучение и обобщение материалов о состоянии минерально-сырьевой базы СССР в целом и ряд других. Накануне войны много усилий прилагалось для налаживания тесных связей научных учреждений с оборонными организациями, которые в годы войны получили дальнейшее развитие. СНК СССР в решениях от 26 февраля и 22 апреля 1939 г. по поводу плана работ АН СССР поставил задачу организации механизма внедрения в народное хозяйство результатов научно-исследовательских работ, обратив внимание на разработку проблем научно-технической политики. Была образована специальная правительственная комиссия для оказания помощи АН СССР во внедрении результатов ее работ в народное хозяйство, которую возглавил председатель Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР (ВКВШ) С.В.Кафтанов. В Комиссию вошли вице-президент акад. О.Ю.Шмидт, представители Госплана СССР, ведущих наркоматов. В мае 1940 г. Президиумом АН СССР была образована Комиссия по внедрению под председательством акад. Е.А.Чудакова. В этом же году она передала для внедрения народному хозяйству 61 работу из 100 отобранных ею и разработала предложения о планировании развития отраслей промышленности с учетом законченных научноисследовательских работ, опыта мировой науки и техники и предложений работников промышленности85. Последовательное осуществление государственной научно-технической политики в предвоенные годы нашло выражение в том, что крупнейшие ученые привлекались к разработке планов развития как народного хозяйства в целом, так и отдельных отраслей промышленности. Они входили в состав Научно-технических советов ведущих наркоматов страны. Академики В.П.Никитин, В.Н.Образцов, член-корр. АН СССР В.П.Бушинский, профессор М.А.Рубинштейн и другие были привлечены к разработке перспективного Генерального плана развития народного хозяйства СССР на 15 лет86. Но эту работу прервала война. 27 января 1940 г. по постановлению СНК СССР был создан Совет научно-технической экспертизы при Госплане СССР, в который вошли крупнейшие ученые и специалисты различных отраслей промышленности. На совет были возложены задачи выработки обоснованной технической политики, экспертиза технических проектов важнейших сооружений, внедрения передовой техники в народное хозяйство87. В Совет вошли В.П.Никитин (председатель), В.П.Бушинский, В.Н.Образцов (заместители председателя), В.С.Кулебакин, Е.А.Чудаков, С.И.Вольфкович, А.С.Ильичев, Е.А.Русаковский, М.Н.Ахутин, В.М.Келдыш, Н.В.Еременко, Я.Д.Никифоров, Б.Е.Веденеев, С.С.Наметкин88. Позднее, в 1941 г., в него вошли академики А.А.Байков, Л.Д.Шевяков, И.П.Бардин, С.Г.Струмилин, И.А.Трахтенберг и другие89. Важное значение для развития промышленности СССР, особенно оборонной, имело создание 15 июля 1940 г. Комитета стандартов, который провел за предвоенный год большую работу по внедрению стандартов в различных отраслях промышленности. В состав Комитета вошли ученые и инженеры, представлявшие передовые области науки и техники. Председателем его стал П.М.Зернов - инженермеханик, в дальнейшем один из организаторов танковой и атомной промышленности, заместителями ученый-металлург В.С.Емельянов, крупный специалист в области химической технологии и также будущий участник атомного проекта профессор А.Г.Касаткин, в годы войны зам. наркома химической промышленности, членами - А.В.Богатов - инженер-текстильщик, А.Н.Буров - инженер-механик90. Опираясь на опыт лучших предприятий страны, установив обширные связи с основными научными учреждениями, талантливыми учеными и специалистами промышленности, Комитет стандартов стал одним из проводников государственной технической политики, одним из рычагов повышения технологического уровня промышленности и улучшения качества продукции. Одной из форм государственного поощрения развития науки и техники было присуждение до 1935 г. премий имени В.И.Ленина, а с 1941 г. Государственных (Сталинских) премий за лучшие работы в области науки, техники и изобретательства, которые были учреждены 20 декабря 1939 г.91 Потребности строительства современной индустрии и укрепления обороноспособости страны, обеспечения экономики всеми видами минерального сырья поставили перед учеными грандиозные задачи по мобилизации природных ресурсов страны. Большой размах получили геолого-географические исследования и геолого-разведочные работы. Геологически изученная территория СССР увеличилась с 1918 по 1937 г. в 3,5 раза. С 1917 г. до начала Великой Отечественной войны только Академия наук организовала более 500 научных экспедиций. Было сделано около 75 тыс. находок минеральных видов полезных ископаемых, в том числе имеющих промышленное значение. Почти вся таблица химических элементов Менделеева была открыта в промышленных запасах. Выявлены были богатства лесов, занимающих около 1 млрд. га; «белого угля» -

около 280 млн. квт./ч92. 17 ноября 1937 г. СНК СССР сосредоточил производство всех геологических работ в Главном геологическом управлении Наркомата тяжелой промышленности, которому поручалась разработка единого плана геолого-исследовательских и изыскательских работ по СССР, учет и обобщение их результатов, создание геологической карты и карты полезных ископаемых СССР93. Все геологические материалы, «имеющие практическое значение для организации разработки природных богатств страны», передавались в Всесоюзный геологический фонд при Главном геологическом управлении. Число геологоразведочных партий, изучаемая ими площадь и отпускаемые средства на развитие геолого-разведочных работ в предвоенные годы, по оценке академика В.А.Обручева, «превзошли соответствующие данные самых крупных капиталистических государств»94. В результате огромного размах геолого-поисковых работ после Октябрьской революции СССР вышел на первое место в мире по разведанным запасам нефти, марганца, апатитов, калийных солей, торфа, гидроэнергии, на второе - по запасам угля. На долю СССР приходилось более половины запасов железной руды и нефти, 1/5 мировых запасов угля, более 4/5 запасов калийных солей. Расширение собственной минерально-сырьевой базы позволило резко сократить и даже вовсе прекратить импорт ряда важных видов сырья95. Большой вклад в изучение природных богатств страны внесли своими трудами академики В.А.Обручев (изучение Сибири), А.Д.Архангельский, И.М.Губкин (изучение запасов нефти и газа, в частности в районе «Второго Баку»), А.Е.Ферсман (изу-чение полезных ископаемых Кольского полуострова), Н.С.Ку-рнаков (исследование запасов калийных солей в Западном Казахстане, Оренбургской, Саратовской областях, Башкирской АССР), А.П.Карпинский, В.И.Вернадский, Д.И.Щербаков, К.И.Сатпаев и многие другие. Особо следует отметить открытие запасов нефти между Волгой и Уралом, запасов угля в Подмосковном и Кузнецком бассейнах, железной руды в Казахстане, на Урале и других местах. По подсчетам А.Е.Ферсмана, в СССР в 1939 г. добывалось уже 80 химических элементов, тогда как оружие для танкового боя во второй мировой войне изготовлялось из материалов, в состав которых входило до 30 элементов менделеевской таблицы, для ведения воздушного боя необходимо было до 46 элементов96. В предвоенной пятилетке расширялись и развивались работы по освоению и изучению природных богатств и производительных сил, продолжалось изучение и районирование Западной Сибири, изучение Урала, Средней Азии, Казахстана и других регионов, освоение Кольского полуострова, Арктики, Северного морского пути, обобщались данные, полученные станцией Северный полюс-197. Изучение природных ресурсов и минерально-сырьевой базы в 30-е гг. вступило в новый этап. Особенное внимание обращалось на освоение территорий на востоке страны. Подъем на новую ступень геологических изысканий потребовал создание обобщающих трудов в области стратиграфии, палеонтологии, различных отраслей геологии, а также новых форм организации экспедиционных и стационарных исследований недр. Ученые России стремились обобщить результаты исследований в масштабах отдельных регионов и страны в целом. В 1935-1938 гг. была опубликована трехтомная «Геология Сибири» академика В.А.Обручева. В 1941 г. вышла в свет монография А.Е.Ферсмана «Полезные ископаемые Кольского полуострова, состояние, анализ, прогнозы». В 1939 г. под председательством академика А.Е.Ферсмана была создана Комиссия по проблемам минерального сырья, которая подготовила серию трудов, анализировавших состояние минерально-сырьевой базы СССР, а также территорий залегания сырья с точки зрения геологии и геохимии, оценки возможности его использования. Совместно с Институтом экономики АН СССР комиссия давала региональные обзоры. Обобщающие фундаментальные труды по геологии, геотектонике, геологической истории СССР завершили акад. А.Д.Архангельский, Н.С.Шатский, В.В.Меннер, акад. Д.В.Наливкин, М.М.Тетяев и др. Эти труды использовались для оптимальной, основанной на данных науки организации геолого-поисковых и геологоразведочных работ. Развитие цикла геолого-географических наук, освоение природных богатств позволило более рационально размещать промышленный потенциал страны, ускорить освоение новых районов на Востоке, Юге, Северо-Западе страны. По инициативе академика И.П.Герасимова была начата систематическая полистная геологическая съемка всей территории СССР в масштабе 1:1000000. Из 221 листа в 1938-1941 гг. было подготовлено 40 и опубликовано 33 листа. К 1940 г. геологической съемкой было охвачено 55,3% территории страны, а геологические карты разного масштаба составлены для 44,8% территории, в том числе они отразили 60% территории Урала – будущего арсенала фронта98. Накопленные в предвоенные годы знания о геологии СССР были использованы геологами, организаторами промышленности, инженерно-техническими работниками. Они позволили в кратчайшие сроки мобилизовать природные ресурсы для перестройки экономики на военный лад, налаживания массового производства военной техники, вооружения и боеприпасов. Развитие широким фронтом исследований на передовых, перспективных направлениях развития науки, «на точках роста» науки, сосредоточение усилий и концентрация научных сил именно на этих

участках, подготовка специалистов в новых областях науки и техники привели к тому, что, как писал в 1947 г. президент АН СССР академик С.И.Вавилов, «в результате длительной, очень трудной и многообразной работы стало достигаться то положение, которое можно назвать непрерывностью научнотехнического фронта... Реализация за годы пятилеток этого непрерывного фронта, появление специалистов почти по всем практически важным отраслям было крупнейшим результатом планового развития советской науки и техники»99. В научно-исследовательских учреждениях Академии наук и в крупнейших вузах и отраслевых научноисследовательских институтах успешно развивались научные школы, имеющие мировое значение, в конструкторских бюро и проектных организациях возникали новые технические идеи и конструкции. В конце 20-х – начале 40-х гг. в СССР зародились ряд новых фундаментальных направлений развития науки, выводящих ее на передовые рубежи мировой науки. Важнейшим, определяющим условием развития отечественной науки были современная система ее государственной организации, (науке отводилась важная роль в завоевании экономической независимости Советского государства и укреплении его обороноспособности). Государственное планирование и финансирование научных исследований, тесная связь науки с военным производством, подчиняющим всю экономику страны, были характерными чертами предвоенной науки. Созданные в послереволюционные годы передовые для того времени формы организации научных исследованиях, подготовка специалистов по всем важным отраслям знания, тесная связь науки с ведущими отраслями промышленности, организация в широких масштабах изучения естественных производительных сил страны, мощная научная база, обеспечившая высокий уровень фундаментальных исследований явились важными условиями достижения военно-технического превосходства Советского Союза над фашистской Германией в годы Великой Отечественной войны.

Ученые и власть Ученые России в 30-40-е гг. трудились в сложных и подчас трагических обстоятельствах, в обстановке постоянного конфликта с властью. Неизбежность конфликта между научной интеллигенцией и советской властью коренилась как в самой природе научного творчества, так и в природе тоталитарного по своему характеру Советского государства. Научная работа, поиск научной истины нуждаются в ббольшей степени индивидуальной свободы, чем многие другие области общественной деятельности. Эту необходимую степень свободы Советское государство не могло предоставить ученым. Поэтому неизбежно сама профессиональная деятельность ученых независимо от их субъективных целей и желаний вовлекала ученых в конфликт с «властями предержащими». Степень остроты, формы разрешения конфликта между властью и научной интеллигенцией зависели от многих факторов: прежде всего от политической и идеологической доктрины государства, степени концентрации им власти над обществом, политике по отношению к научной интеллигенции, общей обстановки в стране и мире, степени цивилизованности, просвещенности и культуры политических руководителей государства, личностных качеств лидеров и т.д. Почему в России XX в. этот конфликт принял столь острые формы в послереволюционный период? Как возникали, протекали и разрешались конфликты между политическим руководством страны и научной интеллигенцией, особенно нетерпимые формы принимавшие в области общественных наук? Это возможно проследить лишь сквозь призму восприятия их самими учеными. Это нашло отражение в выступлениях, письмах, дневниках, воспоминаниях таких корифеев науки, как И.П.Павлов, В.И.Вернадский, Н.И.Вавилов, П.Л.Капица, Д.С.Лихачев и др. Послереволюционную трагедию российской науки предопределили не только политическая доктрина Советского государства, стремление его руководителей заставить все слои общества исповедовать единую официальную идеологию пролетарского государства, но и коренящийся в истории антиинтеллектуализм российской власти, противопоставлявшей трудящиеся классы интеллигенции. Этот антиинтеллектуализм был в определенной степени производным от состояния российского общества, от традиционного для дореволюционной России разрыва между народом и интеллигенцией. Неприятие народом интеллигенции, имевшее место в дореволюционные годы, отождествление в народном сознании интеллигенции с эксплуататорскими классами, хотя она уже к середине XIX в. стала разночинной и рекрутировалась из различных, в том числе и из низших, бедных слоев общества, особенно резкие формы приняли в революционный период. В марте 1918 г. первый демократически избранный президент Российской академии наук выдающийся геолог акад. А.П.Карпинский в письме наркому просвещения А.В.Луначарскому писал: «Наступил один из тех разрывов, которые составляют несчастье русской жизни и мешают ей развить настоящую

преемственность... глубоко ложное понимание труда квалифицированного как труда привилегированного антидемократического [...] легло тяжелой гранью между массами и работниками мысли и науки»100. Исследователь трагических судеб российских академиков Ф.Ф.Перченок подчеркивал, что воцарился «культ мозолистых рук». Наибольшим достоинством научного работника стало происхождение «от сохи», «от станка». Классовый принцип распределения государственных благ («паек»), массовые обыски, реквизиции, выселения, запреты на профессию, бессмысленные с точки зрения здравого смысла аресты, расправы над интеллигенцией закрепили в массовом сознании народа презрение к умственному труду как труду не столь общественно значимому, как труд физический101. Стремление смести институты эксплуататорского государства распространилось и на старую, «буржуазную» науку, не только на ее идейный багаж, но и на ее конкретное накопленное веками содержание. Наибольший урон был нанесен гуманитарным наукам, составляющим фундамент культуры общества, его духовности, нравственности, его мировосприятия. Высылка за рубеж в 1922 г. около 200 наиболее выдающихся обществоведов и писателей, ликвидация автономии высшей школы, завоеванной в годы царизма, ликвидация в 20-30-е гг. «за ненадобностью» целых научных направлений старой социологии, философии, политэкономии, истории, особенно тех ее разделов, которые были связаны с историей церкви – библеистики, древнейшей истории, славистики, а также отрицание «старой» юридической науки, в частности, высокомерное отрицание советскими юристами таких понятий, как «правовое государство» и «буржуазное право» в целом – таковы реалии этого времени. Закрытие научных, философских и религиозных обществ в 1923 г. в ходе их принудительной «перегистрации» и массовая эмиграция гуманитариев старой формации, «ненужных советской власти» изменили ситуацию в общественных науках. Каждый шестой из ученых-эмигрантов был правоведом, каждый седьмой – экономистом, и, наконец, эмигрировали почти все русские философы-идеалисты102. Поле для победного шествия марксизма неуклонно расчищалось, гуманитарные науки должны были стать носителями исключительно марксистской традиции, лишь одной из многочисленных ветвей гуманитарного знания, гуманитарной традиции, что не могло не сказаться на обеднении культурного и научного знания. Поскольку Петроград, а затем Ленинград был сосредоточением старой интеллигенции, то именно здесь фабриковались ОГПУ дела против нее – «Таганцевское дело» (1921), «дело лицеистов» (1925), «дело правоведов» (1925), «дело кружка историков» (1927), «дело Обновленского» (1928), «дело Космической академии» (1928), «дело кружка «Воскресение» («дело Мейера») (1928-1929) и др.103 Процессы против интеллигенции 20-30-х гг. должны были не только сломить «фронду» старой интеллигенции, но были и своего рода политическим приемом «канализации» гнева и недовольства народных масс против наступления власти на права и свободы, завоеванные ими в ходе революции. «Шахтинское дело» (1928), процесс «Промпартии», «Дело Трудовой крестьянской партии», «Союзного бюро РСДРП» (1930-1931), дело «Союза борьбы за освобождение России» («Академическое дело») (1929), «Дело российской национальной партии» («Дело славистов») (1935) и другие, инспирированные политическим руководством страны, процессы 30-х гг., как и политические репрессии в целом, имели целью создать для народа «образ врага внутреннего» и отвести от правительства недовольство и гнев народный в русло ненависти к «враждебным классам и группировкам», в том числе инженернотехнической, научной, управленческой, гуманитарной, художественной интеллигенции, дать убедительное объяснение крупным просчетам, провалам и ошибкам в экономической и социальной политике правительства, и в конечном итоге, объяснение крушению его стратегического курса на мировую революцию и победу социализма во всем мире. Этот маневр был разгадан наиболее дальновидными политиками и историками эмиграции, но сама российская интеллигенция, как и народы России, еще долго пребывали в плену иллюзий относительно успешного строительства социалистического общества. Характерным для политики руководства Советского государства и его отношения к научной интеллигенции на рубеже 30-х гг. является «Академическое дело», на котором мы остановимся подробнее, так как оно не только обстоятельно освещено в новейшей историографии, но отражало типичные черты своего времени, было связано с общим «великим переломом» в развитии страны, с политикой «наступления социализма по всему фронту», с переводом части наиболее квалифицированных «старых специалистов» в категорию «вредителей», с политикой их дискредитации в глазах советской научной общественности, с политикой «сплошной советизации» «научного фронта», в первую очередь Академии наук как высшего научного учреждения Советского государства. Все это отразилось самым трагическим образом на судьбах старой научной интеллигенции – хранительницы научных традиций и научного знания, а следовательно, и на судьбах отечественной науки в целом, пережившей вновь после революции основательную ломку. «Советизация» Академии и ее «приручение» государственной властью начались особенно активно с принятия нового Устава, утвержденного СНК СССР в 1927 г., по которому Академия, сохраняя статус высшего научного учреждения СССР, должна была «приспособить точные теории... к практическому

применению в промышленности и культурно-экономическом строительстве Союза ССР». Впервые в уставе появился пункт об исключении из действительных членов АН, ученого если «его деятельность направлена явным образом во вред Союзу ССР»104. Этот пункт, как мы знаем, позднее не раз использовался Академией для «очищения» ее рядов от «невозвращенцев», осужденных и инакомыслящих академиков. По словам академика Н.К.Никольского, «Устав закрепил тот строй управления Академиею, который сложился явочным порядком в переходные годы военного коммунизма», когда от срочного решения вопросов зависела жизнь и смерть ученых105. Впредь Президиум без участия остальных академиков мог решать и исполнять дела, «не терпящие отлагательств» и только докладывать о них ближайшему Общему собранию. Одновременно Академия открывала свои двери для новой генерации ученых, сложившихся в послереволюционное время. Число кафедр Академии было увеличено с 45 до 70, что открывало широчайшие возможности для привлечения новых академиков и по существу позволяло обновить и увеличить вдвое состав Академии. По новой процедуре выборов в них должны были участвовать «представители ученых учреждений союзных республик, по выбору последних»106. В 1927 г. была организована Всесоюзная ассоциация для содействия работников науки и техники социалистическому строительству (ВАРНИТСО), председателем которой стал биохимик акад. А.Н.Бах, влиятельнейший эксперт Научно-технического управления ВСНХ. Инициаторами ее были также юрист, тогда ректор Московского университета А.Я.Вышинский, будущий палач интеллигенции, обвинитель на процессах против оппозиции, работник ОГПУ В.М.Свердлов – брат Я.М.Свердлова, биохимик будущий академик А.И.Опарин, будущий академик Академии медицинских наук Б.И.Збарский, председатель бюро съездов Госплана А.А.Ярилов, будущий академик ВАСХНИЛ Б.М.Завадовский, глава Ученого комитета ВЦИК известный деятель партии Ф.Н.Петров. Одной из целей ВАРНИТСО было укрепление Московского научного центра, связь с провинцией и ослабление влияния АН СССР и ее материальной базы и «к ней примыкающих», противодействие растущей активности академических ученых, в частности выступавших против внедрения в науку планирования. В записке В.М.Свердлова «Общее настроение ученых и технической интеллигенции» говорилось, что «Программа и тактика ВАРНИТСО на ближайшее время сводятся к тому, чтобы: ослабить связь Академии наук с союзными республиками и автономными областями, вместе с тем изменить ее устав в вышеуказанном смысле... для укрепления общества ученых и для укрепления научно-исследовательских правительственных учреждений...»107. В проекте решения инициативной группы интеллигенция делилась на три течения – 1) активных советских работников, идейно солидарных с Коммунистической партией и советской властью, 2) промежуточных и колеблющихся, 3) противников советской власти, тайно или явно враждебных социалистическому строительству, по отношению к которым вырабатывалась соответствующая тактика поддержки или (по отношению к аполитичным представителям «чистой науки») «поколебания их авторитета не только за пределами их науки, но и внутри их специальности, поскольку их научный авторитет часто строился на рекламе и ложном гипнозе имен...». Используя ошибки и промахи руководства этой группы, «наносить не прямой непосредственный удар по ней, но по их окружению и той массе, которая может их поддерживать»108. Эти рекомендации были выработаны уже в 1927 г. и широко использовались в общественных кампаниях и судебных процессах конца 20-30-х гг. для дискредитации старой интеллигенции. Подобная тактика применялась по отношению к окружению акад. В.И.Вернадского. Были высланы его сотрудник Л.С.Сергеевич, родственница Е.П.Супрунова, арестованы его ученики и сотрудники – Б.Л.Личков, А.К.Болдырев, А.А.Аршинов, Б.К.Бруновский, В.А.Зильберминц, А.А.Самарин и др.109 ВАРНИТСО претендовала на завоевание гегемонии в науке и промышленности. Журнал «ВАРНИТСО», издававшийся в 1929 г., придерживался той же тактики. В состав ВАРНИТСО входило 766 чел., в том числе 370 профессоров и научных работников110. Кампания по советизации Академии сопровождалась дискредитацией старой академической элиты и наступлением на ее автономию. Кампания по выборам в АН СССР развернулась в обстановке жесточайшей борьбы за проведение кандидатов-коммунистов. Непременный секретарь АН С.Ф.Ольденбург подвергался давлению со стороны управляющего по делам СНК СССР Н.П.Горбунова. Заведующий отделом научных учреждений СНК Е.П.Воронов прямо заявил Ольденбургу: «Правительство десять лет ждало и дало много авансов, но на одиннадцатом году оно поступит с Академией наук по-своему. Академия не сумела понять и занять то положение, которое она должна занять в советском государстве»111. В 1928 г. Сталин взял под свой контроль деятельность АН СССР. В связи с предстоящими выборами в январе 1929 г. была создана специальная комиссия. Все кандидаты в академики были поделены так: «члены ВКП(б), «кандидаты ближе к нам», «кандидаты приемлемые». Среди последних – Н.И.Вавилов, В.А.Обручев, И.А.Каблуков. Один из вице-президентов Академии, подчеркивал Сталин, должен быть «абсолютно своим человеком». Им стал в результате выборов – Г.М.Кржижановский112. Впрочем, достаточно «своими»

впоследствии стали и президент В.Л.Комаров, сменивший строптивого старейшего геолога А.П.Карпинского, и непременный секретарь В.П.Волгин. Итак, на рубеже 30-х гг. задуманная политическим руководством страны расправа над элитой старой гуманитарной и естественнонаучной интеллигенции, мешавшей своей «устаревшей», с его точки зрения, «буржуазной» системой ценностей осуществлению планов построения нового общества, очищенного от скверны и пороков старого общества, началась с наступления на наиболее авторитетную в стране научную организацию под предлогом ее перестройки и советизации – на Академию наук СССР. Была также поставлена задача идеологического обновления гуманитарных наук на базе единой философии – марксизма-ленинизма, включения в состав Академии ученых-коммунистов, и вместе с тем подчинения ее общегосударственным задачам, лишения ее завоеванной еще до революции относительной автономии113. Путь, который был избран, – общественные кампании, внедрение коммунистов в состав Академии, своеобразный «великий перелом» «через колено» тех ученых, которые не захотели или не смогли «шагать в ногу» с советской властью. В январе 1929 г. состоялись очередные выборы в Академию, которые, по замыслу, должны были проходить при участии широкой общественности, публичном обсуждении на собраниях выдвигаемых кандидатур, при привлечении партийной и советской прессы и т.д. В первой половине августа 1928 г. (ранее 13 августа) в ЦК союзных республик, крайкомы и обкомы партии поступили директива ЦК ВКП(б) о негласном вмешательстве в кампанию по выборам в АН СССР. Директива была подписана по поручению комиссии политбюро заведующим АППО ЦК ВКП(б) А.Криницким. Суть ее сводилась к рекомендации укрепить партийное влияние в АН СССР: «Эти выборы имеют большое значение. В результате их должно быть укреплено наше влияние в Академии наук, и Академия наук должна быть на деле превращена в центр научной мысли Союза, имеющей в своем составе наиболее квалифицированных и связанных с социалистическим строительством ученых и полностью обслуживающей социалистическое строительство нашей страны. Кампания должна также усилить партийное влияние среди квалифицированной интеллигенции114. Для проведения кампании рекомендовалось выделить «специального товарища для руководства ею и для визы всех резолюций и статей парткомом. Его фамилия и занимаемая должность сообщалась совершенно секретно на имя тов. Постникова в АППО ЦК ВКП(б)...»115. В директиве подчеркивалось, что там, где слабое влияние коммунистов, необходимо исключить «примыкание к кампании самотека... В целях сохранения конспиративности решительно рекомендуется избегать при проведении этой работы переписки, широких инструктирований и т.п., ограничиваясь личными переговорами и указаниями»116. В № 168 Известий ЦИК от 21 июля 1928 г. был опубликован список заявленных кандидатур (205). Рекомендовалось активно поддерживать одних (приложение № 1), выступать против других (приложение № 2), остальные нейтральные (приложение № 3), к которым относятся явно проходящие, а также такие, к которым не следует привлекать внимания. В приложение № 2 были включены ученые мирового класса искусствовед Г.Г.Шпет, лингвист В.Ф.Шишмарев, востоковед В.М.Алексеев, биологи Л.С.Берг, Н.К.Кольцов и др. Крайкомы партии соответственно давали указания окружным комитетам партии о мероприятиях по выполнению требования ЦК ВКП(б) о проведении в состав АН СССР нужных кандидатур117. В директиве детально разъяснялось, как готовить собрания, как подбирать докладчиков и контролировать содержание докладов, каких кандидатов поддерживать, против каких выступать, к каким относиться нейтрально. Все материалы собраний, прежде чем их отправить в печать, должны были быть просмотрены ответственным за это от окружного комитета. Таким образом, избирательная кампания в Академию проходила в рамках жесткого партийногосударственного контроля. В результате выборов 1929 г. впервые в истории Академии в нее были избраны видные коммунисты, революционеры, деятели Советского государства, представители марксистского направления в обществоведении: Н.И.Бухарин, Г.М.Кржижановский, экономист-аграрник П.П.Маслов, историк М.Н.Покровский, специалист в области марксизма и международного рабочего движения директор ИМЛ Д.Б.Рязанов (Гольдендах), экономист С.И.Солнцев, геолог И.М.Губкин и др. Однако Общим собранием Академии были забаллотированы выдвинутые отделением гуманитарных наук ученые-коммунисты философ А.М.Деборин (Иоффе), литературовед и искусствовед В.М.Фриче и историк Н.М.Лукин. Результат выборов и неподчинение партийным директивам старых академиков вызвали, по-видимому, гнев Сталина и директивных органов, которые усмотрели в этом «фронду» старой научной интеллигенции по отношению к насаждаемой ими системе тоталитарного контроля над умами. Невыборы трех ученых-коммунистов стали предлогом для наступления на научную интеллигенцию, и этому эпизоду было придано большое политическое звучание. Вопрос об этом обсуждался в самых высоких инстанциях – на заседании Совнаркома 5 февраля 1929 г. под председательством главы Советского правительства А.И.Рыкова с участием ряда академиков.

Президиуму Академии наук было предложено в нарушение ее Устава пересмотреть результаты выборов и провести перебаллотировку кандидатов Отделения гуманитарных наук118. Академия выполнила это требование правительства. Времена наступали нешуточные, суровые. Дело было, конечно, не в этих трех кандидатах-коммунистах. Это был лишь повод. Поэтому была создана правительственная комиссия под председательством члена Президиума ЦКК ВКП(б) Ю.П.Фигатнера для проверки деятельности Академии, результатом которой были кампания по чистке кадров Академии и повальные аресты. Эта акция проводилась с санкции политического руководства руками ОГПУ и вылилась в фабрикацию знаменитого «Академического дела», в 80-90-е гг. широко освещенного в исторической литературе и публикациях документальных источников119. В ходе работы комиссии было установлено, что в Библиотеке Академии наук (БАН) хранились подлинник отречения от престола Николая II, личные фонды видных лидеров кадетской партии, архив бывшего московского губернатора, а позднее товарища министра внутренних дел и директора Департамента полиции В.Ф.Джунковского, в котором хранились материалы, связанные с деятельностью осведомителей царской охранки, в том числе и «двойников», членов партии большевиков. Эти документы были взрывоопасными для представителей партийной элиты и могли содержать серьезный компрометирующий ее материал. Документы эти попали в БАН, видимо, либо в период послереволюционного хаоса и неразберихи, либо, когда эмиграция, уезжая, пристраивала свои архивы в государственные учреждения. Правительственная комиссия сочла хранение подобных политических документов «криминалом» со стороны директора БАН видного историка С.Ф.Платонова, так же как и его кадровую политику в качестве директора Пушкинского Дома, принявшего на работу большое число образованных людей «из бывших», выходцев из дворян, интеллигенции и т.д. Началась реорганизация аппарата академии. Бессменный ее непременный секретарь, друг В.И.Вернадского, востоковед С.Ф.Ольденбург 30 октября 1929 г. по распоряжению политбюро был отстранен от должности (его сменил историк В.П.Волгин). 9 ноября 1929 г. на заседании политбюро было принято решение об уголовном преследовании лиц, причастных к «архивной истории». В связи с вопросом о хранении политических документов в АН СССР был отстранен от должности академиксекретарь Отделения гуманитарных наук, председатель Археографической комиссии АН СССР, директор БАН, директор Пушкинского Дома акад. С.Ф.Платонов (вплоть до ареста 12 января 1930 г.)120. Было сфабриковано «Дело академика С.Ф.Платонова», которое Н.П.Анциферов справедливо назвал «шахтинским делом научной интеллигенции»121. Правительственную комиссию для практической «чистки» Академии наук возглавил член коллегии ОГПУ Я.Х.Петерс. К концу 1929 г. из 960 штатных сотрудников были уволены 128, а из 830 нештатных – 520 чел.122 Начались массовые аресты ученых-гуманитариев. По неполным данным исследователей В.С.Брачева и Ф.Ф.Перченка, по «Академическому делу» было арестовано соответственно 115 и 150 чел.123 Кроме С.Ф.Платонова были арестованы 28 января 1930 г. – директор Палеографического музея, видный архивист и источниковед, знаток старинных рукописей и сфрагистики акад. Н.П.Лихачев, историк Запада акад. Е.В.Тарле, 8 августа 1930 г. – акад. М.К.Любавский124 (до революции ректор Московского университета, в 20-е гг. – председатель Общества истории и древностей российских, которому в октябре 1929 г. было отказано в перерегистрации) и историк и археолог (академик с 1939 г.) Ю.В.Готье. Были арестованы также историк церковного раскола, археограф и палеограф чл.-корр. АН СССР В.Г.Дружинин, который позднее пропал без вести, историк культуры и средневековья, библиотековед Д.Н.Егоров, который позднее скончался в ссылке в Ташкенте, славяновед академик АН БССР, ректор Белорусского университета В.И.Пичета, историк России и архивист С.В.Рождественский, умерший затем в ссылке в Томске, историк А.И.Яковлев, видный специалист по истории России, профессор С.В.Бахрушин, историк феодальной России, источниковед, будущий академик Л.В.Черепнин, многие профессора Московского и Ленинградского университетов, сотрудники академических институтов. По схеме ОГПУ все «подельники» ставили целью свержение советской власти и установление конституционно-монархического строя. С.Ф.Платонову «аналитики» ОГПУ отводили роль премьерминистра, Е.В.Тарле – министра иностранных дел. Научные связи последнего с французскими историками и французской интеллигенцией были призваны послужить доказательством преступных намерений последнего. Следователи понуждали Платонова и Рождественского дать показания в поддержку своей версии. Аресту академиков способствовала кампания, развернутая в печати против представителей «буржуазной» исторической науки, ученых-государственников представителями марксистского направления в историографии – школы М.Н.Покровского, которые считали, что место первым не в университетах и академических институтах, а на «научном кладбище, где нет места для марксизма». Вторило им и Общество историков-марксистов, которое причислило Е.В.Тарле к наиболее вредной категории буржуазных ученых, которые умело маскировались под марксистов, «протаскивая» в науку чуждые концепции125, и ученые Комакадемии. Стенограмма заседания ее ленинградского отделения была опубликована под названием «Классовый враг на историческом фронте»126.

Большой «вклад» в травлю ученых старшего поколения и «строптивой» Академии внесли «Красная газета» в Ленинграде и нарком просвещения А.В.Луначарский. Число пострадавших по «Академическому делу», включая административно высланных, исчислялось несколькими сотнями. Примерно на четыре пятых, это гуманитарная интеллигенция, в основном историки и близкие к ним музееведы, краеведы, архивисты, этнографы127. К нему примыкали и ряд других дел, ведшихся одновременно, по которым проходили военные, гвардейские офицеры (якобы участники «военной секции» «заговора» монархистов, священнослужители, ленинградские немцы, райковцы (преподаватели и методисты-естественники во главе с Б.Б.Райковым, музейные работники, «консервные» и другие «вредители» (в том числе по «Делу Промпартии»), выпускники немецких школ Ленинграда и члены немецких культурных и научных обществ128. На роль руководителя военного заговора был намечен зять С.Ф.Платонова старший хранитель Пушкинского Дома Н.В.Измайлов, арестованный 14 ноября 1929; на роль видного заговорщика – крупнейший специалист по истории народного просвещения в России член-корр. АН СССР С.В.Рождественский, с 1925 г. заместитель С.Ф.Платонова по БАН, на роль главы шпионской сети «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России» был «намечен» единственный востоковед-дравидолог А.М.Мерварт, которые якобы состоял на германской секретной службе и через свою сеть систематически занимался сбором секретных сведений о политическом, экономическом и военном положении в СССР и передавал их в германское генеральное консульство в Ленинграде. На роль агентов были также «намечены» арабист и тюрколог Г.Г.Гульбин, индолог-этнограф Т.А.Корвин-Круковская, геологи А.Н.Криштофович, П.И.Полевой, Д.Н.Бенешевич, М.О.Клер (последний в 1923-1925 гг. был арестован за «экономический шпионаж»), краевед П.П.Бабенчиков, жена Мерварта – видный индолог Л.А.Мерварт129. Весной и летом 1930 г. ГПУ обрушилось на Центральное бюро краеведения (ЦКБ), арестовав его ученого секретаря Д.О.Святского, ведущего градоведа Н.П. Анцифирова, главу исторического краеведения в Москве С.В.Бахрушина, видных краеведов Севастополя, Костромы, Ленинграда и других городов130. По замыслу чекистов, обладавших великолепным воображением, ЦКБ предназначалась роль информационно-организационного центра «Всенародного Союза борьбы за возрождение свободной России», а периферийные краеведческие общества рассматривались как филиалы «Союза», поездки краеведов – как цепочки «связных». Волна арестов фактически уничтожила краеведение, бурно развивавшееся на периферии в 20-е гг. Аресты захватили не только обществоведов, но и других представителей научной интеллигенции. Выборы 1929 г. и «Академическое дело» имели важные последствия для всего научного сообщества в 30-е гг., отозвались огромными потеряли не только для гуманитарных наук; менялась и ломалась вся система ценностей научного сообщества. Оно раскалывалось по классовым и идеологическим признакам. Автономия Академии, завоеванная до революции, была нарушена. В 1929 г. специальным постановлением были исключены из состава Академии ученые – «невозвращенцы», причем подчеркивалось, что оно будет иметь обратную силу. Резко окреп режим секретности, в Управлении делами АН СССР была организована секретная часть. Ужесточалась цензурная политика. Окончательная «советизация» АН, как и всей отечественной науки, завершилась во второй половине 30-х гг. переводом в 1934 г. в течение двух месяцев Академии из Ленинграда в Москву «под крыло» власти, переводом столь стремительным, что о выходе соответствующего постановления СНК СССР даже не известили главу Ленинградской парторганизации, члена политбюро ЦК ВКП(б) С.М.Кирова, а также слиянием в 1936 г. Комакадемии с АН СССР. Историк Ф.Ф.Перченок писал: «Перевод АН СССР в Москву – один из важнейших шагов на пути превращения ее в «штаб советской науки» – осуществлялся в пожарном порядке: Постановлением СНК на него было отведено два месяца. Намерения и решения, как водится, не удалось осуществить в чистом виде и в полной мере. Несмотря на все постановления и приказы, Библиотека АН так и осталась в Ленинграде, с чем более или менее смирились только в 1939 г. Но в основном переезд АН был совершен стремительно. Эта перестройка протекала, естественно, со многими ломками и потерями и была использована для «кадрового усиления» АН: для нового пересмотра людского состава, смены начальства, сортировки лиц и научных подразделений по рангам и категориям (ленинградские филиалы московских учреждений), для перетягивания «в центр» наиболее значимых лиц и структур»131. Слияние в 1936 г. Комакадемии с АН СССР оказало большое влияние на общую обстановку в гуманитарных науках, идеологическая монополия была дополнена монополией организационной. Однако борьба, ведущаяся в течение 30-х гг. между представителями различных течений и учреждений, теперь обострилась внутри академических учреждений и в обстановке репрессий 1937-1938 гг. приобрела размах и буквально «смертельную остроту». Энергичные политизированные ученые в обстановке массовых репрессий вынуждены были выступать друг против друга, буквально уничтожая друг друга по политическим и идеологическим мотивам. И в то же время официальная пресса провозглашала консолидацию старой и новой научной интеллигенции, окончательную победу «сталинской концепции

исторической науки на основе «Краткого курса истории ВКП(б)», вышедшего в 1938 г., продолжалось идеологическое и организационное огосударствление науки. Таким образом, в 30-40-е гг. государство не только давало средства для организации и развития науки, но серьезно вмешивалось в дела научного сообщества, в сам творческий процесс. Идея Вернадского и других российских ученых, стремившихся к созданию системы государственной организации науки с целью «государственной помощи научному творчеству нации», была подменена вмешательством идеологических руководителей в сам процесс творчества ученых. Это привело не только к серьезным противоречиям и противоборству внутри научного сообщества, но и к гибели ряда его выдающихся представителей из числа старой научной элиты и их учеников. Чаще всего граница между противоборствующими группами пролегала между старой научной интеллигенцией – хранительницей дореволюционных традиций и системы ценностей и многочисленной советской научной интеллигенцией в первом поколении, выходцами из рабоче-крестьянской среды. Шел процесс формирования новой советской научной элиты, которая в значительной мере впитывала прогрессивные традиции отечественной науки, избавлялась от невежества, но при этом продолжала быть носительницей новой революционной системы ценностей. Высокий профессионализм старой научной интеллигенции, прогрессивные традиции отечественной науки оказали важное воздействие на развитие фундаментальной и отраслевой науки, на формирование нового поколения научной интеллигенции. Вместе с тем крепли и развивались негативные тенденции бюрократизации науки накануне войны, мешавшие свободному функционированию научного сообщества, ограничивающему творческий рост науки. Необходимо констатировать, что, несмотря на незатухающий конфликт между учеными и властью, утраты и потери и в 20-е гг. и позднее, компромисс между ними был так или иначе достигнут, и наука, воспринявшая импульсы революционной эпохи, развивалась, вопреки тем ограничителям, которые ставило перед ней государство, преследуя свои идеологические и политические цели. Этот противоречивый процесс подмечал В.И.Вернадский, подчеркивал Ф.Ф.Перченок: «Двадцатые годы – время, когда была обеднена и глубоко деформирована духовная инфраструктура отечественной науки (включающая, в частности религию, философию, социальное творчество), подорвана «многоукладность» науки (за счет общественного и частного секторов, открывавших альтернативные пути развития), резко сужены возможности саморганизации и саморегулирования науки, дисциплинарная структура ее была усечена, а связи с мировой наукой ослаблены. Однако и в этих условиях продолжался (по выражению В.И.Вернадского) «взрыв творчества», захвативший примерно два научных поколения. Ярчайшие имена ученых, кажется, не нуждаются в напоминании. Известно и то, что относительно благоприятно сложились обстоятельства для наук естественного цикла, имевших прямой выход в технику, военное дело и народное хозяйство... В общем в 20-е гг. продолжали существовать некоторые условия для «органического» роста науки и «естественного» самосохранения и самовоспроизводства мысли и знания»132. Провозглашая во многом оказавшиеся нереальными планы переустройства общества, в том числе и науки, в конце концов власть вынуждена была считаться с реальным положением вещей и использовать старые структуры и старые кадры, приспосабливая их к новым условиям и вывешивая новые вывески на старые учреждения. Вплоть до 1927-1928 гг. еще существовала в научной среде здоровая конкуренция. Государство не имело сил монополизировать все и вся, довести идеологизацию, огосударствление и централизацию науки до степени тоталитарности. Однако в первое десятилетие накапливались предпосылки для «великого перелома» и в обществе, и в науке, в том числе в сфере взаимоотношений ученых и власти. К числу таких предпосылок Ф.Ф.Перченок относит, и следует с ним согласиться, «общий морально-политический дрейф общества в первое послереволюционное десятилетие, принятие нового порядка его недавними противниками – поклонниками «сильной руки»... напор выплеснутых на поверхность жизни карьеристов и активистов-невежд, общественное предпочтение прагматикам (а не «идеалистам» и «теоретикам»), вхождение в быт новой системы принуждения, саморазвитие репрессивного аппарата, накопившего опыт работы в «мирных условиях»133. На рубеже 20-30-х гг. был совершен переход к новой эпохе модернизации общества, модернизации на основе подавления воли и жизней миллионов, когда «застрельщиков, мучеников, энтузиастов доиграна высокопарная роль», когда на смену ей пришла «эпоха – арена тяжелых как заступ чугунных умов, урановых воль..., когда «смешав правду с наглой ложью, зерна знания с трухой догмы, здесь дух века мнет ум тысяч, росток нежный, эфир душ»134. На рубеже 30-х гг. происходят огромные сдвиги в общественном сознании, общество все более понимает, что оно втягивается в диктатуру одной личности, в первую очередь это заметили партийцы, не ускользнуло это и от внимания ученых. Разрушение старых форм жизни, старой системы ценностей охватывало все общество целиком, и, прежде всего, социальную сферу, сферу культуры, науки. Насильственное уничтожение в результате «дискуссий» какой-либо отрасли науки, возникшей естественным путем, благодаря логике саморазвития

той или иной отрасли научного знания, оказывало влияние на научную среду, на науку в целом. Особенно пагубно сказывалось разрушение традиций в гуманитарных областях знаний. О том, как эти процессы отражались в сознании крупных ученых эпохи, говорят их дневники и письма. «Мне кажется, – писал В.И.Вернадский в дневнике 27 мая 1941 г., – с 1930 г. в партийной среде впервые осознали силу Сталина – он становится диктатором»135. Резкое понижение культурного уровня советской власти благодаря притоку в нее выдвиженцев из молодежи породило многие негативные явления и было на руку сталинизму, это не могло не сказаться и на уровне научного сообщества и научной полемики, направляемой сверху. В Дневнике 2 ноября 1941 г. Вернадский констатирует, «Крупные неудачи нашей власти – результат ослабления ее культурности: средний уровень коммунистов – и морально, и интеллектуально – ниже среднего уровня беспартийных [...] Цвет нации заслонен дельцами и лакеями-карьеристами»136. Нарастание деструктивных элементов в области культуры, науки, социально-гуманитарной сфере идет все более быстрым темпом. Рушатся устойчивые связи внутри общества. Идут процессы, гибельные для развития науки. Вернадский писал, что «уничтожение или прекращение одной какой-либо деятельности человеческого сознания сказывается угнетающим образом на другой. Прекращение деятельности человека в области искусства, религии, философии, или общественной жизни не может не отразиться болезненным, может быть, подавляющим образом на науке»137. Научные споры вырождались в политические баталии, методы политической борьбы переносились в науку. О характере научных дискуссий В.И.Вернадский записал 15 марта 1932 г.: «Сейчас идет генет[ическая] всесоюзная конф[еренция] – как все вся в скандалах. Vae victis∗ рознь старых и молодых. Из Москвы все коммунисты – из них серьезный генетик только Серебровский. Борьба против Вавилова. рассказывали о прошлой конф[еренции] зоологов. Там обвиняли [Н.М.] Книповича во вредительстве, т.к. он указал на вред для рыбного дела отвод Волги от Каспия. [М.Н.] Р[имский] К[орсаков]138 ушел из заседания, когда установили, что наука должна быть партийная. [...] Люди и измучились, и отчаялись»139. 7 октября 1931 г. Н.И.Вавилов писал своему зарубежному коллеге М.О.Шаповалову, находясь за рубежом: «Эта (прошлая ныне) весна была не очень легка для специалистов в СССР. Волна недоверия в связи с процессами Рамзина, Суханова, Осадчего и др. пошла дальше и выразилась недоверием вообще к интеллигенции. Началась суровая и, как правило, несправедливая критика под углом якобы диалектического материализма. Устранено от заведования много специалистов. Часть была даже под арестом в связи с обвинениями в контрреволюции. Это не подтвердилось во многих случаях, но немало людей пострадало зря»140. В основе взаимоотношений власти и научной интеллигенции лежала внутренняя убежденность властей в инакомыслии старой интеллигенции и прагматический подход к использованию ее знаний и опыта, основанный на отсутствии доверия к ней. В свою очередь, ученые в неофициальных документах давали резкие оценки действий политического руководства страны, коммунистов, руководящих наукой. Характерны в этом отношении высказывания В.И.Вернадского в своем дневнике 1930-1941 гг., где он неоднократно подчеркивал, что очень редко видит идейных коммунистов, «что верхушка ниже среднего умственного и морального уровня страны». Все большие успехи достигнуты за счет труда ссыльнопоселенцев. «Одно время я думал, – пишет он в апреле 1939 г., –что происходящий гнет и деспотизм может быть не опасен для будущего. Сейчас я вижу, что он может разложить и уничтожить то, что сейчас создается нового и хорошего. Резкое падение духовной силы коммунистической партии, ее явно более низкое умственное, моральное и идейное положение в окружающей среде, чем средний уровень моей среды, создает чувство неуверенности в прочности создающегося положения. Слишком большое количество щедринских типов сейчас входят в партию и получают власть. Потом где-то вскрываются и наказываются, но дело свое делают. Значительная часть «вредительства» имеет такое же происхождение. Их число в смысле влияния не уменьшается, а даже растет. Гоголь, Островский, Салтыков схватили живую черту. Значение этих людей даже увеличилось по сравнению с царским временем...». В партию, писал Вернадский, пробивается всякий отброс, невежды и преступный элемент, «все дельцы и воры в ней устраиваются». 10 ноября 1940 г. он писал: «последнее время как-то невольно сталкиваешься с работой НКВД. На каждом шагу встречаешься с ее жертвами, бывшими или настоящими. Чувствуешь, как это проникает все»141. 21 января 1941 г. Вернадский сетует на бездарность государственной машины: «Люди страдают – на каждом шагу растет их недовольство. Полицейский коммунизм растет и фактически разъедает государственную структуру. Все пронизано шпионажем. Никаких снисхождений.

∗

Горе побежденным (лат.).

Лысенко разогнал Институт Вавилова. Любопытная фигура: властная и сейчас влиятельная. Любопытно, что он явно не дарвинист: [но] называет себя дарвинистом, официально [к] таковому приравнен. Всюду все растущее воровство... нет чувства прочности режима через 20 с лишком лет [после революции]. Но что-то большое все-таки делается – но не по тому направлению, по которому «ведет власть»142. Великий ученый отмечал «маразм научной работы при наличии талантливых и работящих людей – явно благодаря гниению центра, который, по его мнению, в XX в. организован, как при царе Алексее Михайловиче... Безответственна роль в Академии партийной организации из молодежи, фактически схватившей только верхи и этого не сознающей и в то же время все усилия которой направлены на «лучшую» жизнь – на всяческое получение денег»143. Не питая никаких иллюзий относительно характера власти и ее методов «руководства» наукой, 19 февраля 1941 г. В.И.Вернадский пишет в связи с разгромом нового научного направления, развиваемого в Институте экспериментальной биологии Н.К.Кольцовым в 1938-1939 гг.: «Это жертва «философских», по существу религиозных преследований идеологического характера. Мне кажется, Кольцов стоял в стороне от философии – но был скорее материалистом, а не скептиком. Его социал-демократизм был весь в рамках свободы и не перешел в «тоталитаризм» – [форму], какую приняло большевистское его течение. Для Кольцова свобода мысли и научной работы – основная [слагаемая] счастья»144. Гонения на выдающихся биологов Н.К.Кольцова и Л.С.Берга усилились в результате выступления в «Правде» в 1938 г. в связи с начавшейся кампанией по выборам в АН СССР академиков А.Н.Баха, В.Л.Келлера и др.145 Н.К.Кольцова критиковали за его работы по генетике человека (евгенике), демагогически связав их с фашистской расистской теорией, проповедуемой идеологами германского национал-социализма. Кампания травли выдающегося ученого закончилась разгромом его школы, его института, его внезапной смертью и самоубийством его жены и сотрудницы. Вернадский с горечью констатирует методическое «уничтожение научной работы крупнейших советских генетиков», «течение мысли, проводимое Филипченко, Н.Вавиловым и Кольцовым». Он отмечает, что в руках политического и идеологического руководства диалектический материализм служит орудием расправы с инакомыслием в естествознании. «Принципиально натуралист не может отрицать права и полезности в ряде случаев вмешательства философов в свою научную работу, когда дело идет о научных теориях, гипотезах, обобщениях, не эмпирического характера, космогонических построениях. Здесь натуралист неизбежно вступает на философскую почву. Но в нашей стране и здесь мысль находится в положении, которое мешает правильной ее научной работе. В этом случае научная мысль сталкивается с обязательной философской догмой... Эта догма при отсутствии в нашей стране свободного и философского искания, при исключительной централизации в руках государственной власти предварительной цензуры и всех способов распространения научного знания – путем ли печати или слова – признается для всех необходимой и проводится в жизнь всей силой государственной власти»146. Орудием борьбы с инакомыслием являлись не только «научные дискуссии», но и выборы в Академию в 1939 г., также проходившие при жестком контроле политического руководства страны. Выборам в академию 1939 г. предшествовало специальное постановление СНК СССР от 4 октября 1938 г., которое предлагало создать специальную комиссию при Совнаркоме в составе: президент АН СССР В.Л.Комаров (председатель), члены – Т.Д.Лысенко, Н.А.Вознесенский, С.В.Кафтанов, Г.М.Маленков, Савельев, Петруничев»147. Существовали даже проекты сделать президентом Т.Д.Лысенко, как пишет в своей дневниковой записи от 14 ноября 1938 г. В.И.Вернадский148. Несмотря на одиозность этой фигуры, его сомнительную репутацию в научных кругах, на крах его авантюрных проектов (яровизация, внутрисортовое скрещивание и т.д.), Лысенко был выбран при поддержке Сталина в АН СССР в январе 1939 г. Несмотря на критику инициативы Лысенко о сокращении посевов озимых в постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О расширении озимых посевов и мерах повышения урожайности в восточных районах страны (январь 1939 г.), его фантастическая карьера продолжалась, как и его нападки на генетиков – «мухоловов» в созданном для него журнале «Яровизация». Спекуляция на трудностях сельского хозяйства, демагогические приемы, догматизм, апелляция к классикам марксизма и дарвинизма – Дарвину, Тимирязеву – таковы были приемы полемики Т.Д.Лысенко и его помощника и «теоретика», юриста по профессии, «философа» по призванию И.И.Презента в дискуссии с генетиками. Аргументы подкреплялись ссылками на «передовую агротехнику». Опыты Лысенко на колхозных полях проводились при нарушении вековых приемов и традиций земледелия и селекционного дела, результаты их подгонялись под априорные выводы «народного академика». Молодой генетик М.Л.Бельговский писал о своих впечатлениях об его одесских опытах: «Впечатление неопределенное. Надо верить на слово. Но впечатление от окружения Лысенко плохое – карьеристы, не возбуждающие доверия, опыты не поставлены, согласно современным требованиям»149.

В ходе дискуссии с Н.И.Вавиловым и его школой использовались приемы политической борьбы. В феврале 1939 г. Отдел науки ЦК ВКП(б) рассмотрел заявление парторганизации Института генетики АН СССР «О нетерпимом положении с руководством и работой ИГЕН АН СССР», подписанное сотрудниками института Дозорцевой, Нуждиным, Соколовской и Шкворниковым, где говорилось, что руководство Н.И.Вавилова – это гастролерство, и что оно «дезорганизует» работников Института, и не дает правильных указаний к перестройке. Это заявление Отдел науки переслал в АН СССР. Положение в генетике в высших инстанциях было решено рассмотреть в дискуссии, организуемой редакцией журнала «Под знаменем марксизма» в виде совещания по генетике и селекции в здании ИМЭЛ при ЦК ВКП(б), куда съехались 150 участников совещания. В качестве аргументов некоторые из них даже припасли образцы растений, плодов, гибридных животных как результат использования генетических теорий, объявлявшихся вредными. «Политическое» содержание столкновения двух точек зрения в этой научной дискуссии председатель Общества биологов-марксистов Б.П.Токин характеризовал в своих тезисах как «большевистский, хозяйский, государственный подход Лысенко. Вавилов – преклонение перед заграницей, отсутствие критики и самокритики»150. Не специалисты – биологи и генетики, а молодые карьеристы – 34-летний философ-академик М.Б.Митин и помощник Лысенко философ И.И.Презент «правили бал» в этой дискуссии, выступая в качестве арбитров и давая политические оценки и наклеивая политические ярлыки. В заключительном слове Митин характеризовал борьбу двух направлений в биологической науке так: «Идет борьба представителей передовой, революционной, новаторской в лучшем смысле этого слова науки против консервативного направления в науке, которое не желает считаться с достижениями практики, за которые цепляются и с которыми вместе идут самые реакционные элементы в науке»151. К первому было отнесено направление Лысенко, ко второму – Н.И.Вавилова. В письме М.Б.Митину Н.И.Вавилов протестовал против подобного разделения, мешающего поступательному развитию биологии и интеграции научных идей и прикладных направлений в генетике, нормальным взаимосвязям и взаимоотношениям между естествознанием и философией: «Разделение в этой области реакционной и передовой науки сделано, к сожалению, весьма неправильно, ибо то, что на нашем участке презенты усиленно желают назвать передовой наукой, фактически поворачивает ее назад на десятилетия, реакционным же есть стремление назвать наиболее движимый раздел биологической науки, который в сумбур понятий о наследственности внес порядок, закономерности, материалистические представления и подводит к решению трудных вопросов создания новых наследственных форм. Ваша формулировка, боюсь (рад, если ошибусь), дает возможность продолжать махаевщину, которая заволакивает наш участок»152. В Дневнике Вернадский с болью пишет об оскудении отечественной науки в результате массовых репрессий 30-х гг., наряду с ее идейным опустошением («облысением» науки). 1 марта 1938 г. в связи с процессом против троцкистско-бухаринского блока он констатировал: «...Безумцы. Уничтожают то большое, что начали создавать и что в своей основе не исчезнет. Но силу государства, в котором интересы масс – во всем их реальном значении (кроме свободы мысли и свободы религиозной) – стоят действительно в основе государства, сейчас сами подрывают... Тревога в том, в здравом ли уме сейчас власть, огромная власть, делающая нужное и большое дело и теперь его разрушающая? [Это] может иметь пагубное значение для всего будущего. Чувство непрочности и огорчения, что разрушение идет не извне, а по произволу самой власти»153. 14 сентября 1940 г. узнав об аресте обвиненного в шпионаже Н.И.Вавилова, он пишет: «Я никак не могу примириться – с арестом Н.И.Вавилова. Напоминает все это Одиссея и его спутников в пещере Полифема». В связи с этим он вспоминает, сколько превосходных ученых «пожрало» государство – Полифем в связи с делом Таганцева, в том числе лучшего эксперта фирмы Нобель, специалиста в области нефтяной промышленности – М.М.Тихвинского. Образ Полифема для Вернадского – символ отношения сталинского режима к русской культуре. Возвращаясь к мысли об аресте Н.И.Вавилова, он сетовал, что разрушалась работа Института генетики Вавилова, Всесоюзного института растениеводства: «...Сколько таких бессмысленных уничтожений труда и мысли (Филипченко, Кольцов и т.п.)»154. После разгрома Института генетики ценой огромный усилий удалось сохранить из числа старых сотрудников в институте маленькую группу генетиков – учеников Г.Дж.Меллера, в их числе Т.К.Лепин, М.Л.Бельговский, А.А.Прокофьева-Бельговская, был сохранен также материал для генетических исследований – мушка-дрозофила, которая была вывезена в эвакуацию. Это послужило основой для возобновления генетических исследований после войны. Судьба Н.И.Вавилова волновала в годы войны и его брата, Сергея Ивановича, и В.И.Вернадского, и преданных Вавилову сотрудников. Надежды, что в результате крепнущих англо-советских научных связей его освобождению будут способствовать английские генетики, ставившие его в один ряд с Дарвиным, не оправдались. Не помогли и письма Н.И.Вавилова к Берии с просьбой помочь вернутся к работе. 9 июля 1941 г. Н.И.Вавилов был приговорен к расстрелу, который был заменен 20-ю годами заключения в исправительно-трудовых лагерях. 26 января 1943 г. он умер в Саратовской тюрьме.

Невежественные современники Вавилова, выполняя волю государства-Полифема, уничтожили архивы, документы и личные вещи ученого, изъятые во время ареста, предав огню плоды мысли и трудов гения отечественной науки, а самого гения уморили голодом и болезнями, похоронив в безымянной могиле этот светлый моцартовский ум. А главное, как писал Вернадский академику АН УССР Н.Г.Холодному, – были уничтожены «все центры научной работы по генетике... по подбору научных работников в Академии, я вижу пагубные последствия этой государственной ошибки»155. Репрессии против Н.И.Вавилова и его школы были связаны с политикой вытеснения представителей «буржуазной» науки «красными» специалистами рабоче-крестьянского происхождения. Фигуру Вавилова терпели до появления нового лидера, способного начать борьбу с признанным авторитетом, опираясь на силу тоталитарного государства. Когда «выдвиженец» Лысенко выделился из круга оппонентов и был поддержан Сталиным на Втором съезде колхозников-ударников в 1935 г., дни Вавилова были сочтены. Власть, стремясь ликвидировать провалы и ошибки в результате насильственной коллективизации за счет науки, сваливала свои ошибки на старых спецов и ждала чуда от «народного академика». Репрессии и аресты ученых, писал Вернадский, нарушили естественное течение событий в науке, опустели кафедры, институты, страдали невинные люди, НКВД разрушала и уничтожала положительную работу «именем «тоталитарного государства», резко отличающегося от Германии и Италии, тем что [его] идеалы-лозунги вселенские»156. Следовательно, для Вернадского был очевиден тоталитарный характер Советского государства, и по этой причине, полагал он, оно враждебно научному творчеству, требующему определенной степени свободы, автономии, невмешательства в специфические проблемы науки. Особой страницей сопротивления ученых крепнувшей системе всеохватывающего партийногосударственного контроля над наукой явилась борьба за свободный доступ к информации и свободу обмена научной информацией с международным научным сообществом и внутри страны, постоянное сопротивление системе цензурного контроля над обменом научной информацией, режимом всеобъемлющей секретности. Это по существу была борьба против ограничения свободы творчества, против ограничения возможностей для своей профессиональной деятельности. Секретность, тайна – органическое свойство недемократического тоталитарного государства, которое свято хранит «харизму», «святость», «непогрешимость» власти. Это свойство и посттоталитарных режимов, что является препятствием движения к открытому демократическому обществу. Ученые старшего поколения имели опыт борьбы с царской цензурой и, будучи до революции тесно, органически связанными с европейской наукой, они сразу после революции стремились восстановить международные связи, создать условия для свободного получения информации из-за рубежа, научной литературы, журналов и т.п. Вступая в контакты с властью, ученые непрерывно вели борьбу за свободу получения информации. Эта борьба велась в условиях нарастающих цензурных ограничений и запретов. 6 июня 1922 г. по декрету СНК при Наркомпросе было создано Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит)157, просуществовавшее до октября 1991 г. (с изменением названия после 1990 г.). Главлит обязан был выдавать разрешения на издание произведений, имел право предварительной цензуры, а также право составлять списки произведений, запрещенных к печати и распространению, если они содержали антисоветскую агитацию, разглашали военную тайну, сообщали ложные сведения, разжигали национальный и религиозный фанатизм, носили порнографический характер. ГИЗ, Политпросвет, «Известия ВЦИК», Коминтерн, Академия наук освобождались от контроля Главлита. В годы нэпа Главлит запрещал распространение книг по философии, социологии, истории, экономике, противоречащих марксизму158. В инструкции Агитпропа Главлиту от 21 мая 1923 г. о регулировании ввоза из-за границы экономической, философской, социологической литературы антимарксистского и идеалистического содержания запрещался ввоз литературы, выпущенной издательствами, поддерживавшими материально антисоветские организации или группы. Запрещенную литературу могли получать ЦК РКП, Коминтерн, Профинтерн, ВЦИК, СНК, центральные книгохранилища и комвузы. Научные сотрудники и профессура других вузов могли подписаться на справочные заграничные издания по особым ходатайствам учреждений только с согласия Главлита и ГПУ159. Огромное число книг попадало под запрет согласно бюллетеням иностранной литературы Главлита. Формально АН была освобождена от предварительной цензуры посылаемой за рубеж и получаемой из-за рубежа литературы, но на практике Главлит часто вмешивался в ее работу160. На рубеже 30-х гг. цензурная политика еще больше ожесточилась. Статус Главлита и его роль возросли. 5 октября 1930 г. он был преобразован в отдельное управление Наркомпроса. В июне 1931 г. его полномочия расширились. Письмо Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» изменило обстановку в стране, подчинив работу Главлита реализации генеральной линии партии. По инициативе нового начальника Главлита партийного работника Б.М.Волина в 1933 г. были запрещены и изъяты 88 книг ОГИЗа161. Большой размах приобрели чистки библиотек и их спецхранов, откуда изымались труды классиков философии, работы оппозиционеров и другая литература. С ноября 1933 г. начальник Главлита стал

уполномоченным СНК СССР по охране военных тайн в печати, в ведении СНК создавались отделы военной цензуры. После убийства С.М.Кирова режим секретности в архивах усилился, а библиотеки обязывались почистить свои фонды за счет изъятия «вредной литературы». В центральных партийных и государственных библиотеках оставались лишь по два экземпляра уничтожаемой литературы. Размах репрессий привел к массовому изъятию книг репрессированных авторов, журналов, где были их статьи. Цензура работала под непосредственным руководством ЦК ВКП(б). Б.М.Волина сменил С.Б.Ингулов, который был затем репрессирован. Новый начальник Главлита А.Г.Садчиков неизменно обращался в ЦК ВКП(б) за санкциями об изъятии. А поводов для них становилось все больше, особенно после публикации «Краткого курса истории ВКП(б)», вызвавшей запреты и изъятие новых пластов исторических источников и исторической, философской и иной литературы из библиотек. Всего за 1938 и 1939 гг. были уничтожены книги 1860 авторов (7809 названий), а в целом, включая сборники и журналы, 16453 названия. В 1940 г. подверглись уничтожению все произведения 362 авторов, изъятию – 3700 названий отдельных книг; 757 названий списано, 77 – исправлено162. В конце 30-х гг. ужесточилась система получения литературы из-за рубежа. К первой категории получающих ее без просмотра Главлитом относились Секретариаты ЦК, ИККИ, СНК СССР, НКО, НКИД, НКВД, газеты «Правда» и «Известия». Ко второй – ВЦСПС, крупнейшие государственные библиотеки: имени Ленина, имени Салтыкова-Щедрина, АН СССР и др., которые получали все, кроме белоэмигрантской, троцкистской и фашистской партийной литературы. К третьей категории были отнесены учреждения, которые получали научно-техническую литературу и литературу по специальности, прошедшую цензуру Главлита. В 1939 г. ко второй категории были отнесены все действительные члены АН СССР по списку президиума АН163. Таким образом, партийно-государственная система все более ограничивала доступ к информации для всего научного сообщества. В годы войны члены Академии были отнесены к третьей категории лиц, снабжавшихся информацией. Политическое руководство стремилось превратить научного работника в своего служащего, выполняющего определенную функцию и использующего в своих трудах официальную идеологию и методологию. Исследователь истории Главлита М.В.Зеленов справедливо писал: «Главлит был посредником между ЦК и обществом. Он пересылал в научный мир официальную информацию и анализировал для ЦК информацию, поступавшую из внешнего мира. В качестве мощного информационного источника как для партии, так и для научного сообщества Главлит выполнял функцию области нового смыслообразования. Главлит стал проводником новой культуры, ориентированной на сообщение. Это привело к разделению общества конца 30-х гг. на две группы: передающих информацию и получающих ее. Главлит низвел все научную литературу на положение массовой литературы по отношению к официальной («Краткому курсу»). Следствием стало нарастание социальной пассивности научного сообщества, уменьшение его духовного потенциала, духовной и творческой активности»164. Эти процессы сказались не только на общественных науках, но и на всем сообществе ученых и не могли не вызвать сопротивления со стороны старой научной элиты, стремящейся расширить свой кругозор. С начала 30-х гг., особенно после «Академического дела», усиливается политический контроль над Академией, укрепляется «секретная часть», ужесточается цензура при получении литературы из-за рубежа и при издании трудов ученых, часто запрещаются или с трудом реализуются командировки за рубеж. Об этих тенденциях свидетельствуют обращения ученых в правительство. В феврале 1936 г. В.И.Вернадский писал председателю СНК СССР В.М.Молотову: «Обращаюсь к Вам по делу, которое может показаться [малозначащим], но которое затрагивает величайшие государственные и общечеловеческой важности вопросы. Дело идет о деятельности у нас иностранной165 цензуры – в действительности о пределах свободы мысли личности в нашем Союзе... Я, учитывая сложность момента, переживаемого нашим государством, ставлю его в более узких рамках – о пределах свободы мысли в ученой работе нашего Союза. Одним из основных элементов научной работы является широкая и быстрая осведомленность ученого о происходящем научном движении и ходе научной мысли. Наука едина, и ученый бесконечно разнообразен по характеру и объему своих интересов. Только он сам может ставить пределы своей научной мысли. Цензура не может его ограничивать. Одним из самых основных недостатков научной работы в нашем Союзе, требующем немедленного, коренного и резкого перелома, является ограниченность нашего знакомства с мировым научным движением. Она не организована и ухудшается. Это большое, но поправимое несчастье. Я не буду касаться здесь этого вопроса. Если Вы сочтете это полезным – могу представить отдельно свои соображения... С 1935 года (сколько знаю, этого не было и при царской цензуре) наша цензура обратила свое внимание на научную литературу, столь недостаточно – по нашим потребностям и возможностям – к нам проникающую. Это выражается, в частности, в том, что с лета 1935 года систематически вырезаются статьи из лондонского журнала «The Nature» – наиболее осведомленного и влиятельного в научной мировой литературе. Целый ряд статей и знаний становится недоступными нашим ученым. Я получаю

через КСУ [Комиссию содействия ученым] Nature с 1926 года, и никогда этого раньше не было. В одном из последних №№ вырезана статья о «Превращении энергии» величайшего ученого-мыслителя нашего времени Резерфорда, к мыслям которого прислушивается весь образованный мир. Мы лишены возможности это знать. Даже академики! В частности, я страдаю от цензуры. Непрерывно. Сейчас задержаны две книги и, очевидно, будет задержана и третья. Первые две книги моего сына Г.В.Вернадского, профессора Йельского университета в Нью-Хэйвене: «Очерк истории Евроазии» и чешская книга христианского философа и ученого Радля («Восток и Запад»)... Книга сына моего цензурой аттестована как «явно враждебная Советам». Это неверно. Это книга не полемическая, а научная. Он дал новую историческую концепцию истории России, рассматривая ее как историю народов территории России и Союза. Она вскрывает глубокие исторические корни, указывающие на правильность позиции Союза. Он, конечно, не диалектический материалист, но он не идеализирует прошлого – наоборот, едва ли кто из историков эмиграции так правдиво и глубоко подверг пересмотру историческую реконструкцию всей истории России прошлого. Думаю, что эта историческая книжка может сейчас заинтересовать всякого мыслящего деятеля. Она дает малоизвестные факты. Я прошу выдать мне лично эти книги, – согласен на условия, которые мне будут при этом поставлены, но думаю, что академик должен был бы иметь право получать подобные книги, как это было в старой Академии наук, если не ошибаюсь с ее основания, во всяком случае, с 1860-х гг.»166. Попытки ученого были небезуспешными, и он добивался возвращения задержанных цензурой журналов и книг. Хуже обстояло дело с его собственными трудами. Его работа «О живом веществе» под давлением цензуры была задержана почти на десятилетие и вышла только в 1940 г. под названием, навязанным ему. 19 июня 1940 г. он писал: «Вспоминаю 1930 год. – В этом году должен был выйти мой сборник «Живое Вещество» и немецкое издание моей «Биосферы». Неожиданно с целым рядом изданий (издательства Академии наук) неизвестно кем (ЦК партии или политбюро – начало объявлено не было) был произведен переворот в цензуре. Философы ЦК получили реальную силу. Произведен пересмотр. В Ленинграде был арестован (и потом сослан в Ухтинский лагерь на работы) уполномоченный издательства в Ленинграде физик с заграничным образованием Ромм (кажется, жив и выпущен через немного лет), а в Москве главный редактор проф. Каган. Который был скоро выпущен и оставлен профессором математики в Москве. Форма издательства была резко изменена. Я начал немедленно хлопотать, но натолкнулся на новые правила, и такого рода сборники никуда не подходили. Одно из проявлений административной бездарности. Прошло долгое время и масса потери времени и усилий, пока я добился издания – убедившись, что надо переменить заглавие. Этот сборник, сильно пощипанный цензурой (невежественной анекдотически) должен был выйти в 1930 г. и выходит под заглавием «Биогеохимические очерки» только теперь, в 1940 г.»167. Далее он писал: «Не пустили [тогда же] за границу – неожиданно для меня. Причина мне осталась совершенно неясной. По-видимому, [сыграли роль] внешние европейские обстоятельства. Я не понимал, в чем дело... Говорил с Луначарским, Кржижановским, Рязановым, Федоровским, Покровским, Бухариным. Они были смущены, и только после нескольких разговоров я понял положение. Мое настойчивое требование было вызвано невозможностью вести работу в здешних библиотеках»168. Не объясняя причин запрета на выезд за границу169, Вернадскому предлагали организовать доставку книг из библиотек, но, как писал он, «работать в Петербургских библиотеках, несмотря на хорошие старые фонды, оказалось невозможным: новая литература [была представлена] с огромными лакунами – 15-20% нужного. Перевозки [книг были] еще более затруднительны»170. Таковы были реальные условия научной работы гениального ученого с мировым именем, а что говорить о рядовых сотрудниках Академии наук, о рядовых научных работниках! Действия цензуры и неоправданная секретность глубоко возмущали, как и В.И.Вернадского, П.Л.Капицу. Обращаясь к заведующему отделом науки ЦК ВКП(б) С.Г.Суворову, 19 сентября 1944 г. П.Л.Капица писал: «Воображать, что по засекреченным тропам можно обогнать, – это не настоящая сила. Если мы выберем этот путь секретного передвижения, у нас никогда не будет веры в свою мощь и других мы не сумеем убедить в ней»171. Но именно этот путь в условиях войны, а потом холодной войны был избран во многих областях техники. Секретность использовали, и когда были впереди, секретностью прикрывались, чтобы замаскировать свое отставание. И в последние десятилетия переход к необходимой для нормального развития науки открытости оказался психологически очень трудным и сопровождался цензурными «всплесками», когда и в 80-е гг. ножницы цензоров проходились по страницам зарубежных научных журналов. Уже после окончания войны 13 ноября 1945 г. П.Л.Капица писал курирующему науку секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову: «Посылаю Вам номер журнала «Нейчур», зверски изуродованный нашей цензурой. Как известно: 1. Согласно Устава Академии наук книги и журналы академиков не подлежат цензурированию;

2. Видно цензура чересчур низкого мнения о моральной устойчивости наших ученых и воображает, что есть такие сведения, которые могут совратить их с пути истинного; 3 Видно, что цензура настолько тупоголова, что не понимает, что советская страна настолько крепка, что никакие высказывания против нее не страшны, а только смешны; потому считал бы, что цензора надо наказать, и согласно его способностей посоветовал бы поставить в угол на колени на горох и стоять до тех пор пока не выучит наизусть три главы из Карла Маркса, а журнал в первоначальном виде вернуть мне. Уважающий Вас Капица»172. Г.М.Маленков не оставляет письмо без ответа и запрашивает Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Начальник управления Г.Ф.Александров и заведующий отделом науки С.Г.Суворов пишут в справке Г.М.Маленкову: «Академики получают литературу из-за границы по третьей категории. В иностранных изданиях, посылаемых по этой категории согласно постановлению ЦК ВКП(б) от 22.V.1942 г. Главлит имеет право производить вырезки. Для академиков, в виде исключения установлен несколько иной порядок. Если в отдельных книгах и журналах, идущих академикам, встречаются выпады против руководителей партии и советского правительства, то на такие издания Главлит ставит только штамп секретности хранения и пересылки их в библиотеку Академии наук. Из библиотеки ученые получают литературу в порядке, установленном для секретных изданий. 2. Лично академику Капице в виде исключения иностранная литература посылается без вырезок и штампов Главлита»173. Таким образом, мы видим, что академики в годы войны снабжались иностранной литературой лишь по третьей категории согласно инструкциям Главлита. Власть, используя их знания и опыт, опираясь на них в решении оборонных вопросов, не доверяла им вполне, унижала их человеческое и профессиональное достоинство, что вызывало с их стороны или резкий протест или молчаливое согласие со столь унизительным положением. Огромным тормозом развития науки, вызвавшим сопротивление выдающихся ученых, была неоправданная соображениями государственной безопасности секретность. В науке секретность подчас служила прикрытием для полуневежд, самозваных гениев, шарлатанов, ограждая их от профессиональной критики. Под завесой секретности подчас уничтожались научные учреждения, нарушался естественный, необходимый для роста науки обмен научными достижениями. Неоправданная секретность сокращала вклад отечественной науки в мировую науку и технику, в культуру, она прикрывала и отставание в ряде областей. Это была органическая черта для власти, стремившейся проводить политику изоляции от мировой науки и цивилизации, власти, противопоставлявшей «буржуазную» науку «пролетарской» – в 30-е гг., отечественную науку – мировой в 40-50-е гг. В конце 40 – начале 50-х гг., в годы холодной войны, секретность завоевывала все новые и новые территории. В период работы над водородной бомбой, как вспоминал академик В.Гинзбург, ему перестали выдавать даже его собственные отчеты по управляемому термоядерному синтезу174. В.Л.Гинзбург так характеризовал обстановку, в которой работали ученые физики: «Идеологический пресс, цензура, запрещение без специальных условий (наличие комнаты с решетками) использовать ксероксы. И наконец, прямые репрессии. Великий Л.Д.Ландау целый год просидел в тюрьме и лишь чудом избежал гибели. Только в Академии наук СССР были репрессированы более 105 академиков и членов-корреспондентов»175. Самая трагическая страница во взаимоотношениях ученых и власти в 30-40-е гг. – это пережитые научной интеллигенцией вместе с народом массовые репрессии, их жизнь в тюрьмах, лагерях, ссылках, работа в специальных КБ и НИИ, так называемых «шарагах». Трудно искать какую-то определенную логику в приговорах отдельным ученым и конструкторам – это были невинные люди, которым по дьявольскому замыслу Сталина и подчиненных ему органов ОГПУНКВД-МГБ «шились» дела, и приговоры были определены еще до ареста и следствия. Можно согласиться с размышлениями на эту тему биографа С.П.Королева Я.К.Голованова: «Читая дела ракетных и авиационных специалистов, репрессированных в 1937-1938 годах, очень трудно обнаружить какую-нибудь закономерность в определении наказания. Поскольку эти люди совершенно чисты, нельзя говорить о какой-то их вине. Можно рассматривать лишь количество обвинений, которые им предъявлялись. Однако за одно и то же «преступление» человека могли приговорить к десяти, а то и восьми годам лагерей, а могли и расстрелять. Расстреливали чаще лидеров, скажем наркомов, их заместителей, крупных специалистов, которые объявлялись руководителями диверсионных группировок, как Клейменов176, например. Но, скажем, Туполев и Петляков, названные руководителями вредительской «русско-фашистской партии» в авиапроме, остались живы, в то время как рядовые «члены» этой «организации» были расстреляны. Одни люди «признавались» во всем и «признание» это постоянно подтверждали. Другие «признавались», но потом отказывались от своих показаний. Третьи – единицы – ни в чем не «признавались». Но мера наказания в каждой из трех групп арестованных тоже была различна. Не зависела она и от того, называли имена «соучастников» или не называли. «Высшая мера»

назначалась, надо думать, не только до начала следствия, но еще и до ареста человека, и поэтому, скорее всего, не могла быть обусловлена его поведением и показаниями. В этой слепой и кровавой стихии, не имевшей каких-либо законов и правил, были неотвратимость и фатализм молнии или урагана. Страшная эта жизнь становилась еще страшнее от того, что невозможно было ничего предвидеть, рассчитать, предположить развитие событий по некой схеме, работающей пусть не по твоей, но хотя бы по какой-то логике. Ответить на все вопросы, объяснить, почему так или иначе, не могли ни законы, ни жертвы и даже – ни палачи. Пожалуй, только один человек мог это сделать – Сталин, но он не делал этого никогда»177. В 1938 г. были расстреляны многие ответственные работники авиапромышленности и научных организаций: директор ЦАГИ Н.И.Харламов, начальник 8-го отдела ЦАГИ В.И.Чекалов, заместитель начальника отдела подготовки кадров Е.М.Фурманов и другие178. Были расстреляны и видные конструкторы военной техники Л.В.Курчевский, Бекаури, М.Г.Лейтейзен, директор РНИИ И.Т.Клейменов, главный инженер РНИИ Г.Э.Лангемак и многие другие. Массовые репрессии против ученых и конструкторов вызвали к жизни новое невиданное в истории явление – создание разветвленной системы «специальных», «особых» КБ и НИИ в системе НКВД – сталинско-бериевскую систему организации научной деятельности в преддверии надвигавшейся войны, получившую большой размах, когда политическое руководство страны осознало, что в грядущей войне не обойтись без золотых голов и рук научно-технической интеллигенции и представителей естественных наук. Опыт «шарашек» был накоплен после революции и особенно после массовых репрессий 30-х гг. Отголоском «Шахтинского дела» и процесса «Промпартии» было дело о контрреволюционной вредительской организации в авиапромышленности. В 1928-1929 гг. были арестованы руководители двух крупнейших КБ: 1 сентября 1928 г. Д.П.Григорович, который в середине 20-х гг. возглавлял в Ленинграде отдел морского опытного самолетостроения (ОМОС) и Н.Н.Поликарпов, в КБ которого были выпестованы многие крупные авиаконструкторы, сами в дальнейшем создавшие свои КБ. Вместе с ними были арестованы крупные специалисты в области авиации: И.М.Косткин, А.Н.Сидельников, П.М.Крейсон, А.В.Надашкевич, Б.Ф.Гончаров, В.В.Калинин, В.Л.Коровин (всего около 20 специалистов). На свободе пока оставались сотрудники КБ Туполева в ЦАГИ, третьего крупнейшего авиационного КБ. Арест такого числа крупных авиаспециалистов поставил под угрозу план развития опытного самолетостроения в СССР. Однако ОГПУ нашло выход. В декабре 1929 г. в Бутырской тюрьме было организовано закрытое КБ, получившее название «Внутренняя тюрьма», затем реорганизованное в ЦКБ имени В.Р.Менжинского, которое стало одной из первых «шарашек», в массовом масштабе организовавшихся в 30-е гг. в различных областях техники, связанных главным образом с оборонной промышленностью и просуществовавших четверть века. Наиболее известные из них – авиационное КБ: Особое техническое бюро НКВД в Болшево, куда собирались светлые умы со всего обширного пространства архипелага ГУЛАГ (позднее авиационная часть «болшевской шараги» была переведена в Москву на улицу Радио, где стало действовать ЦКБ-29 НКВД), химическая «шарашка» на Шоссе энтузиастов в Москве, радиоэлектронная в Марфино под Москвой. Наибольший размах «империя шарашек» получила после массовых арестов ученых-оборонщиков в 1937-1938 гг. В документальной повести о С.П.Королеве, основанной на воспоминаниях десятков ученых и конструкторов, Я.К.Голованов пишет о создании системы «особых» КБ, что «весной 1940 г. самым большим тружеником в НКВД был В.А.Кравченко – начальник 4-го специального отдела экономического управления НКВД СССР, занимавшийся их организацией. Он подчинялся заместителю Л.П.Берия, начальнику экономического управления НКВД А.З.Кобулову. Он должен был продумать структуру, разыскать нужных специалистов «в необозримой россыпи островов архипелага ГУЛАГ, доставить в Москву, рассортировать по специальностям, создать необходимые условия для работы». Берия получил сталинское благословение на создание системы подневольных НИИ и КБ, где «спецы» должны были, не отвлекаясь, работать с утроенной энергией179. Знаменитое КБ А.Н.Туполева, из которого вышли многие советские авиационные конструкторы, было разгромлено в 1937 г. Самого Туполева арестовали 21 октября 1937 г. в рабочем кабинете. По его делу проходило более 20 чел. Он был обвинен в создании «русско-фашистской партии», в связи с профессорами-кадетами, высланными за границу, вредительстве при подготовке рекордных перелетов М.М.Громова, внедрении «порочной» американской технологии, срыве строительства новых корпусов ЦАГИ и несовершенстве созданных в его КБ конструкций, хотя и признанных в мире. А.Н.Туполев был представителем славной школы русского авиастроения, бурно развивавшегося в России в начале века. Естественно, как представитель этой генерации и научного сообщества он был связан с мировой авиаконструкторской мыслью, был носителем ее лучших традиций, и терпеть этого независимого, с трудным характером «старого спеца», представителя старой русской интеллигенции, партийные кураторы науки и техники могли с большим трудом, в силу жесткой необходимости противостояния «буржуазной» науке и технике. Характерны поздние высказывания по этому поводу

В.М.Молотова. В книге «140 бесед с В.М.Молотовым» писатель Ф.Чуев так излагал сокровенные мысли Молотова, его оценку старой технической интеллигенции, технической элиты Советского государства: «Много болтали лишнего. И круг их знакомств, как и следовало ожидать... Они, ведь, не поддерживали нас... В значительной части наша русская интеллигенция была тесно связана с зажиточным крестьянством, у которого прокулацкие настроения, страна-то крестьянская. Тот же Туполев мог бы стать опасным врагом. У него большие связи с враждебной нам интеллигенцией... Туполевы, они были в свое время очень серьезным вопросом для нас. Некоторое время они были противниками, и нужно было время, чтобы их приблизить к советской власти. Иван Петрович Павлов говорил студентам: «Вот из-за кого нам плохо живется!» – и показывал на портреты Ленина и Сталина. Этого открытого противника легко понять, с такими, как Туполев, сложнее было. Туполев из той категории интеллигенции, которая очень нужна Советскому государству, но в душе они против, и по линии личных связей они опасную и разлагающую работу вели, а даже если и не вели, то дышали этим. Да они и не могли иначе»180. Этот подход, по существу, и диктовал поведение «властей предержащих» по отношению к научной и технической интеллигенции. 50-летний Туполев, поняв, что дикие обвинения НКВД в его адрес требуют подтверждения путем выколачивания признаний и получив опыт «конвейера» и угрозу посадить жену и отдать в детский дом дочь, через неделю после ареста признался во всех своих мнимых грехах. Следствие было окончено в апреле 1938 г., и его держали в Бутырской тюрьме, ожидая постановления об организации ОКБ, где его предполагалось использовать. Туполеву поручили составить список всех «самолетчиков» и специалистов смежных областей (всего 200 чел.). Все они за редким исключением оказались за решеткой. В феврале 1939 г. Туполева привезли в Болшево, где у него созрел план сделать новый скоростной пикирующий двухмоторный бомбардировщик, который он обозначил как АНТ-58. Сталин отверг предложение Берия создать четырехмоторный бомбардировщик и согласился с предложением Туполева сконструировать двухмоторный пикирующий бомбардировщик, а затем приступить к четырехмоторному, условно названному ПБ-4. В Болшево был построен макет двухмоторного бомбардировщика в натуральную величину, в металле он был воплощен на улице Радио в ЦКБ-29181. В ЦКБ-29 В.М.Петляков продолжал работы над двухмоторным высотным скоростным истребителемперехватчиком (проект-100). 1 мая 1940 г. этот самолет, ведомый летчиком П.М.Стефановским, участвовал в параде на Красной Площади. Но этот самолет оказался не нужен, так как уже в апреле 1940 г. был испытан МиГ-3 с аналогичными функциями. В августе 1940 г. с одобрения Сталина было принято решение о серийном выпуске МиГ-3, а В.М.Петляков получил задание переделать за полтора месяца свой истребитель в бомбардировщик. В итоге получился Пе-2. основной бомбардировщик периода Великой Отечественной войны, серийное производство которого началось 23 июня 1940 г., а 25 июня 1940 г. группа Петлякова вышла на свободу. Петлякову было поручено организовать в Казани массовое производство Пе-2. Но уже в январе 1942 г. он погибает в авиакатастрофе на Пе-2 под Арзамасом. КБ В.М.Мясищева проектировало в «шараге» на улице Радио дальний высотный бомбардировщик (проект 102). Сюда же были направлены В.П.Глушко, С.П.Королев, который прибыл в Москву из Колымы через Владивосток. После начала войны 13 июля 1941 г. ЦКБ-29 прекратил свое существование на улице Радио. Его сотрудники были эвакуированы в Омск. 19 июля 1941 г. А.Н.Туполев по ходатайству НКВД СССР был освобожден по постановлению Президиума Верховного Совета СССР от наказания со снятием судимости, а с ним еще 20 чел. сотрудников – С.М.Егер, Г.С.Френкель, А.М.Черемухин, А.Р.Бонин, А.В.Надашкевич, Г.А.Озеров и др. КБ Туполева обосновалось в Омске182. В ЦКБ-29 работало не менее 800 сотрудников, из них 100 (мозг ЦКБ) – заключенные. В их числе 20 крупных специалистов, 15 профессоров и докторов наук, главных инженеров и главных технологов авиазаводов, 5 начальников КБ» 183. Помощник Туполева Л.Л.Кербер вспоминал, что в авиапромышленности функционировали три «шараги» – авиационная, двигательная и ракетная. «Вероятно, мы будем недалеко от истины, если оценим... общее количество специалистов, извлеченных триумвиратом Ягода-Ежов-Берия из нашего министерства, в 280-300 человек самой высокой квалификации. Следует преклоняться перед теми, кто все же сумел обеспечить поставку нашей героической армии тысяч и тысяч самолетов в Отечественную войну. Немногие страны могли бы выдержать подобное»184. Чудовищный опыт «шараг» является предметом особого изучения. Российские ученые и инженеры пополняли не только тюрьмы, «шараги», но и исправительно-трудовые лагеря. Что за жизненный опыт приобретали они там, как использовался их интеллект и профессионализм? Об этом говорят многочисленные воспоминания. В оценке этого есть определенные расхождения. Но можно согласиться с мнением писателя Варлама Шаламова: «Автор считает лагерь отрицательным опытом для человека – с

первого до последнего часа. Человек не должен знать, не должен слышать о нем. Ни один человек не становиться ни лучше, ни сильнее после лагеря. Лагерь – отрицательная школа, растление для всех – для начальников и заключенных, конвоиров и зрителей, прохожих и читателей беллетристики»185. Научный и производственный эффект работы российских ученых в ГУЛАГе нуждается в специальном более детальном изучении, но уже и сейчас очевидно, что подобная форма организации научной деятельности была порождением самых отрицательных черт системы сталинизма, была по существу чудовищной растратой интеллектуальных, духовных и моральных сил нации. Она нанесла огромный ущерб не только подготовке страны к войне, укреплению обороноспособности страны, но представляла собой в XX в. чудовищный реликт рабства. Эта система искалечила судьбы тысяч и тысяч научных работников и их семей. Она была к тому же пропитана духом бюрократии и сама задыхалась от объема своей чудовищной работы. Система же ГУЛАГ в целом использовала тысячи превосходных специалистов, в том числе и ученых, на общих работах в лагерях. Парадоксально, но факт, что труд ученых и конструкторов в «шарагах» и подчас в лагерях был творческим трудом, в котором причудливо были сплавлены и патриотизм и творческое вдохновение в работе на благо родины, ради своего освобождения и бесконечное рабское унижение человеческого достоинства. Работа помогала заключенным хоть на время почувствовать себя свободными. В СпецНИИ и КБ, в лагерях бок о бок сосуществовали и истинное благородство, и дружба, и подлость, и предательство, и трусость. Это была жизнь «бездны мрачной на краю». Мы остановились лишь на некоторых аспектах взаимоотношений ученых и власти в 30-40-е гг. Это проблема многопланова и многогранна, но уже сейчас изучение архивных документов, воспоминаний, дневников, писем, устной истории привело исследователей к выводу что объектом репрессий были не отдельные ученые, работники науки, не отдельные группы, а все научное сообщество в целом, что сами репрессии нельзя сводить к мартирологам, спискам расстрелянных, заключенных, сосланных, сломанным биографиям выдающихся отечественных ученых и мыслителей, «шарагам» и т.д. «...Объектом репрессий, – писал историк науки М.Г.Ярошевский, – оказалось научное сообщество в целом, его ментальность, его жизнь во всех ее проявлениях». Речь должна идти не только «о репрессированных ученых, но и о репрессированных идеях и направлениях, научных учреждениях и центрах, книгах и журналах, засекреченных архивах. Одни дисциплины запрещались: генетика, психотехника, этнология, евгеника, педология, кибернетика. Другие – извращались, например, история. А кто возьмется определить ущерб, который нанес сталинский диктат экономической науке? Третьи – деформировались. Вся физиология была сведена к схоластически истолкованному учению И.П.Павлова, а в психологии было наложено вето на изучение бессознательных душевных явлений. В «незапрещенных» науках карались приверженность теориям, на которые падало подозрение в идеализме. Под воздействием идеологического диктата глубокие деформации претерпело все научное сообщество. Стремление противостоять этому диктату со стороны отдельных мужественных ученых беспощадно каралось»186. «Не подсчитано, – продолжает он, – сколько талантов было уничтожено, задушено в зародыше, не успевших сказать свое слово в науке. Мы лишены возможности назвать их поименно: «Да отняли список и негде узнать» (Ахматова). Но по трагическим судьбам тех, кому выпало на долю вписать свое имя в летопись науки, можно составить представление о том, как работала адская машина репрессий187. Одни были сосланы, расстреляны, сгнили в лагерях, другие – затравлены идеологической инквизицией, третьи – загнаны в «шарашки», четвертые оказались без учеников, попавших в несметное число «врагов народа», пятые спасались бегством в эмиграцию. Перед нами беспрецедентный в истории человеческой культуры феномен репрессированной науки»188. Репрессированы были не только люди, книги, рукописи, убеждения, но и научная мораль, гражданственность, ученые были вынуждены приспосабливаться к условиям существования, те, кто не были впрямую репрессированы, подчиняясь идеологическому и партийно-бюрократическому диктату, должны были исповедовать двойную мораль, жить с расщепленным сознанием. Они также были своего рода репрессированными. Органически профессионально присущая ученым критичность ума становилась опасным для них качеством в условиях предписываемого единомыслия. Физическое и моральное уничтожение многих отечественных ученых, репрессии в отношении научного сообщества сопровождались уничтожением их трудов, рукописей, книг, идей или погребением их в архивах ОГПУ, НКВД и т.д., где они не могли стать достоянием нового поколения работников науки. Они «выпадали» из цепи развития отечественной и мировой науки. Их идеи и открытия не дали ростков, своевременно не влились в поток мировой цивилизации. Научная интеллигенция в заключении, в «шарагах» использовалась главным образом в качестве «образованных рабов» государства. Таким образом, по мере формирования и созревания системы негативные стороны политики Советского государства по отношению к научной интеллигенции выдвигались на первый план, под предлогом обострения борьбы с классово-чуждыми элементами уничтожался интеллектуальный и культурный потенциал страны. Атмосфера недооценки, а порой и презрения к интеллектуальному труду как труду непроизводительному, неприязнь, а порой и ненависть к независимо мыслящим представителям

интеллектуальной элиты, сугубо прагматический подход к науке и ученым, недооценка фундаментальных исследований, требование сосредоточения на прикладных исследованиях, имеющих непосредственный выход в практику, некомпетентное вмешательство в творческие процесс, недооценка творческой личности как в науке, так и в историческом процессе в целом – таковы были негативные особенности отношения политического руководства Советского государства к научной интеллигенции в предвоенные и военные годы. Но нельзя не подчеркнуть и другую сторону взаимоотношений ученых и власти, тот реальный компромисс, перераставший в союз между этими общественными силами ради отстаивания национальных интересов Советского государства и укрепления его обороноспособности, который в конечном счете возобладал в предвоенные и особенно военные годы. Влияние партийного руководства на развитие науки в 20-40-е гг. было чрезвычайно велико. Все важные вопросы организации и финансирования научной работы решались исключительно наверху государственной пирамиды, посредниками между научным сообществом и властью выступали крупнейшие авторитетные ученые – главы отечественных научных школ и головных учреждений. Несмотря на непрерывную борьбу за сохранение основных условий для научного творчества, которую вела научная элита в 30-40-е гг. с властью, она имела достаточно оснований и мотивов для компромисса с властью, для сотрудничества с властью. Ее вдохновляли те возможности преобразования, научного строительства, научного творчества, которые открылись в связи с социальными преобразованиями и модернизацией экономики и культуры. Немалую роль в этом играл патриотизм и надежды на возрождение сильного государства и его достойное место в мире. В.И.Вернадский так характеризовал мотивы своего сотрудничества с советской властью: «Я вернулся к большой научной работе в Союзе, считаясь с тем основным положением, что глубоко и интенсивно поставленная творческая работа является условием социальной революции, какую мне суждено пережить. Успех социального строительства – всякого – прежде всего связан с новым научным творчеством. Я сам идейно чужд и капиталистическому и социалистическому строю. Чужд и национальному государству, мой идеал иной, но он дело будущего, до которого мне, конечно, не достичь. Я живу наукой. Незадолго до революции 1917 года я подошел к научному творчеству в таком неожиданном для меня масштабе, в такой глубине и темпе, о которых никогда не мечтал – даже в дни мечтаний в юности. В моем возрасте творческая работа такого размаха является редким в истории науки явлением. В 1918 году новые идеи охватили меня целиком, и с тех пор неуклонно они составляют цель и содержание моей жизни. Я достиг уже здесь серьезных результатов, и впереди передо мной ясен путь к дальнейшему, большему. Эта научная творческая работа является для меня непреложным долгом, которому я подчиняю все. Она совпала с удивительным взрывом научного творчества, который мы сейчас переживаем и который повторяется в человеческом обществе только через тысячелетия. То, что совершается сейчас в научной мысли, – по существу глубже и сильнее и важнее для человечества – всех происходящих сейчас соиальных переустройств как бы велики они в действительности ни были (выделено нами – Э.Г.). Всецело проникнутый участием в таком научном творчестве и иначе, чем другие, его сознавая, я стихийно аполитичен. Я не считаю себя вправе – и не имею желания – тратить свое время и мысль на политическую борьбу и общественную работу. Я участвую в ней постольку, поскольку это – помимо моего сознания – вытекает как следствие из моей научной работы»189. Другой выдающийся российский ученый и изобретатель, сформировавшийся в послеоктябрьский период и ставший воплощением лучших традиций отечественной науки, П.Л.Капица, также имел основания для сотрудничества с советской властью. В течение всей жизни он находился в сложных отношениях с ней и нередко вступал в переписку и непосредственные контакты с политическим руководством страны ради реализации своих профессиональных задач. В 1921 г. он был направлен на стажировку в Англию. При помощи Э.Резерфорда для него в Кембридже была организована лаборатория, где он начал свои знаменитые исследования в области низких температур. В 1934 г. правительство СССР запретило ему возвратиться после отпуска в Кембридж. Тогда Капица вступил в изнурительную борьбу за возвращение к своим научным исследованиям уже на родине. Будучи «свободным человеком в несвободной стране», по выражению его референта и биографа П.Е.Рубинина, Капица на протяжении всей своей научной деятельности использовал все легальные формы воздействия на политическое руководство страны и бюрократические инстанции для продвижения своих идей и изобретений в жизнь, для создания и укрепления своего института, для совершенствования научной политики Советского государства, для защиты своих коллег и сотрудников и спасения их от репрессий. Стиль его писем И.В.Сталину, В.М.Молотову, В.И.Межлауку и другим партийным руководителям напорист, порой ультимативен. Он стремился привлечь их внимание к неотложным техническим и оборонным проблемам. На протяжении многих лет, обращаясь к руководителям партии и правительства, он объяснял им мотивы и стимулы научного творчества, специфику развития науки, психологию ученого, требуя создания условий для оптимальной организации научного творчества в СССР.

В годы войны он сам «вошел во власть», поняв, что не сможет эффективно решить вопросы внедрения кислорода в промышленность, этой кардинальной для сражающейся страны проблемы, не возглавив этот процесс. В 1943 г. он был назначен начальником Главкислорода при СНК СССР190. Обладая опытом работы на Западе и отчетливо видя недостатки организации науки в СССР, он стремился перенести в советские условия достижения научной организации европейской и британской науки. Он вступает в переписку с И.В.Сталиным, В.И.Межлауком, В.М.Молотовым, Л.П.Берия, Г.М.Маленковым. Но часто эта переписка носит характер монолога – его письма читают, но не отвечают, или отвечают звонками через помощников и принятыми решениями. Сталин ни разу не принял ученого и не побеседовал с ним лично, не оценил по-настоящему могучую самобытную индивидуальность ученого. Живя в СССР, П.Л.Капица чувствовал себя гражданином, ответственным за состояние науки в стране в целом, и отмечал «как трагедию, которую я так близко принимаю к сердцу, что роль науки в стране недооценена», сетовал на инертность и косность академической среды, отсутствие влияния научной общественности. В письмах политическим руководителям он обсуждал планы организации и строительства своего института, создававшегося на базе оборудования его лаборатории в Кембридже, настойчиво и тактично разъяснял им значение науки, особенно фундаментальной науки, для общества, провозглашавшего новые идеалы, старался их увлечь, «зажечь» задачами организационного строительства в науке. В письме от 31 августа 1935 г. он разрабатывал подробную «схему освоения зарубежного опыта», актуальную и по сей день. В строительстве и организации своего института он стремился максимально учесть лучший мировой опыт, распространить его на всю научную жизнь того времени. 25 декабря 1936 г. он писал заместителю председателя СНК СССР и председателю Госплана В.И.Межлауку, курирующему науку, письмо-отчет о строительстве Института физических проблем и благодарил за поддержку, «без которой мы были бы беспомощны». Этот институт был уникальной организацией для того времени и строился на совершенно новых для СССР принципах подбора кадров и организации научной работы. П.Л.Капица в письме выражал надежду, что опыт, «приобретенный в нашем институте, будет Вами обобщен и поведет к более скорой и здоровой организации научной жизни»191. Одновременно он резко критиковал работу Академии в области подбора кадров, снабжения, издательского дела, строительства и т.д., и в целом в вопросах научной организации: «Тут в АН полный кавардак и беспорядок. Я могу говорить об этом с полным основанием, так как, организовывая свой институт, я решительно никакой помощи от АН не получал... Помогли только Вы и больше никто. Не потому, что через Вас было проще, а потому, что АН в этих вопросах просто-напросто импотентна... В своем институте я обратил исключительное внимание на вопросы организации не потому, что это интересно, но потому, что без этого нельзя обойтись в развитии здоровой научной работы. Этим моментом нельзя пренебрегать и в работе АН, поэтому на данном этапе все силы и энергия руководителей должны быть направлены как раз на такие вопросы, а этого нет... А в этой прозаичной на первый взгляд работе и есть тот фундамент, без которого нельзя строить «самую передовую в мире науку». Под этим углом вся работа АН приобретает карикатурный характер. Тов. Кржижановский уподобляется вознице, который вывозит на международную арену неподмазанную, плохо сработанную колесницу, запряженную полуголодными лошадьми, и уверяет, что она самая замечательная в мире... Сейчас для меня, как ученого, вопрос налаженного научного хозяйства самый важный. Ведь приборы, материалы нужны ученому так же как музыканту хороший инструмент, на котором он играет. Пока что нашего ученого можно уподобить пианисту-виртуозу, которому предложено играть на разбитом, ненастроенном рояле, в котором к тому же не хватает многих струн. Я еще раз говорю, что развивать свою научную работу могу только благодаря тому, что Резерфорд присылает мне все, что нужно. Без этого, конечно, я работать не мог бы... За то, что [спустя] 14 месяцев мы стоим на том же месте, краснеть должны Вы...». П.Л.Капица в конце письма выражал надежду, что «Если по истечении нескольких лет у нас наука станет на более здоровую базу, и я почувствую, что в этом деле была моя лепта, тогда все прожитое с легкостью окупится. Эта надежда и есть основной источник моей энергии»192. Но, увы, впереди был 1937 г. и для науки, как и для всей страны, этот год был годом великих потерь. Погиб вскоре и адресат Капицы – В.И.Межлаук. Свои идеи, актуальные и сегодня, в конце XX в. Капица развивал в неотправленном письме И.В.Сталину, в декабре 1936 – январе 1937 г., где он размышлял о взаимосвязи науки и промышленности в Англии и СССР, о контрасте, который он почувствовал на собственном опыте. Английская промышленность тесно связана с наукой, и наука жила и развивалась за счет промышленности, а промышленность нуждалась в науке и ее развивала. «Существует целая научная промышленность, которой у нас ныне в помине нет, существуют колоссальные организации «технического интеллекта» [с] популярными лекциями, музеями и пр., которые у нас тоже только в зачатке» В СССР, хотя «промышленность и развивается исключительно сильно, у нас самая здоровая политическая и экономическая система в мире, но развитие нашей промышленности поражает отсутствием творчества. Все развитие промышленности базируется на перенятии чужого опыта, у нас

преобладают, как говорят, цельностянутые конструкции. Надо прямо сказать, что если в политическом и хозяйственном отношении мы самое сильное государство, – пишет он, – то в отношении прогресса науки и техники мы полная колония Запада. Запад хорошо знает эту нашу слабость и хорошо ее оценивает. Они охотно нам продают за несколько миллионов любую техническую помощь. Они знают, что этим они нам не помогают, а нас губят... Я не могу перечислять все [...] факты, доказывающие отсутствие творчества у нас в промышленности, но лучшим доказательством служит отсталость и слабость нашей науки, которая так слаба только потому, что наша промышленность не дает никаких творческих запросов [...]»193. У нас нет базы, продолжает он, для рождения новой техники, новых машин, ибо везде производство гигантски обобщено. Нам нужны мелкое машиностроение и индивидуальное производство машин. П.Л.Капица в письмах дает «вождям» уроки истории техники для того, чтобы сдвинуть с места, решить свои проблемы – проблемы организации научной работы. Он приходит в отчаяние от непонимания его идей и предложений: «Мне кажется я работал как вол и говорил вовсю. Но часто мне начинает казаться, что я представляют из себя Дон Кихота с ветряной мельницей. Может то, что я хочу, идет вразрез со стихийными силами и я, со всеми своими письмами, записками, буду причислен к бессмертному классу Дон Кихотов. Большинство моих записок остаются безответными, и за год, по существу, все осталось по-прежнему. Так, неужели же, тов. Сталин, социализм не откроет в себе тех организационных моментов, которые необходимы, чтобы создать в Союзе условия, которые дадут нам возможность стать на самостоятельные ноги в культурно-техническом и научном творчестве? Я не верю в это. Мы должны это изменить»194. Но как это сделать? Конечно, инициатива должна идти от нас, ученых... Неужели я не прав, вмешиваясь во все дела, касающиеся науки в Союзе? Так почему же тогда мне возвращают мои письма с надписью «за ненадобностью»? Не отвечают на мои записки и письма?.»195. В этом достаточно откровенном, но все-таки неотправленном, хотя и сохраненном для истории письме, сквозит и горечь и обида на политических руководителей, часто замалчивающих и игнорирующих и его проекты и страстные призывы к энергичной работе в области организации науки. В другом пассаже этого же письма он пишет: «Этот подход к ученому – дескать работай гражданин Капица, [но] не вмешивайся в жизнь страны, которую создали мы, товарищи; – не дает здоровой базы для работы. [Это] так, [как], например, если бы сказать девушке: «Рожай детей, это твое бабье дело, но ты не член семьи». Такой горемычной женой не могу быть. Не могу подобострастной целовать руку повелителям, говорить, как все замечательно. Так делают много наших ученых, и, видно, что это поощряется»196. Это внутреннее состояние и самоощущение выдающегося ученого, выраженное в письме, позволяет оценить реально отношение власти к ученым. Организационный рост науки как государственной науки сопровождался и существенными утратами той атмосферы, которая была наиболее благоприятна для развития науки как системы знаний, творческой деятельности ученых – относительной свободы и соревновательности. «В итоге «великого перелома», – писал историк Ф.Ф.Перченок, – изменилась в неблагоприятную сторону среда существования науки, точнее, ее духовная и социальная составляющие. «Организм» науки оказался в условиях, более удаленных от оптимальных, чем было ранее. Лишь на время и в ограниченный областях искусственно создавались более благоприятные условия (атомные, ракетнокосмические, военно-химические проекты), но это не могло компенсировать ухудшение среды в целом»197. Организационная структура самой науки все более приспосабливалась к системе все охватывающего государства. Централизация, унификация, разрастание коллективов, создание «научных сверхмонополий», директивное сверхцентрализованное планирование, идеологические табу, фигуры умолчания, засекречивание ограничивали свободный обмен научными идеями, накопленным опытом, что тормозило развитие самой науки. Отставание, особенно в ряде областей науки и техники, наиболее зависимых от системы, углублялось позднее, в послевоенные годы. Однако процессы были достаточно сложными, переплетались друг с другом: взаимодействие и сотрудничество науки и власти на поверхности общественной жизни и скрытое от глаз общественности постоянное противоборство ученых и власти, в конечном итоге преследующих различные стратегические цели. Однако на определенных этапах, именно тогда, когда и наука и власть руководствовались общественными интересами, их цели совпадали. Существовало некоторое подвижное равновесие, которое в определенные периоды власть нарушала. Организация науки диктовалась в конечном итоге неумолимыми требованиями научно-технического развития. Политическое руководство помимо защиты национальных интересов страны, стремилось к достижению и своих личных интересов сохранения и укрепления своей власти над обществом, основанной как на идеологическом фундаменте, так и на насилии и страхе, всеобщем контроле над гражданами, в том числе и над учеными. Огосударствление науки породило внутри ее системы чиновничью систему, пользующуюся позднее высокой степенью автономии как по отношению к самим ученым, так и по отношению к государственной власти, эта система стала своего рода посредником между учеными и государственной властью. Это наблюдающая, планирующая, контролирующая

система, приобрела самостоятельное, самодовлеющее значение и стремилась к своим, не связанным с наукой целям.

Глава II ВКЛАД УЧЕНЫХ РОССИИ В УКРЕПЛЕНИЕ ВОЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА СТРАНЫ Перестройка деятельности научных организаций в условиях войны С первых же дней войны ученые России, как и других республик СССР, активно включились в мобилизацию научно-технического и духовного потенциала народов СССР на борьбу с фашизмом. 23 июня 1941 г. на внеочередном расширенном заседании президиума АН СССР с участием 60 наиболее видных ученых страны под председательством вице-президента АН СССР академика О.Ю.Шмидта была принята резолюция с призывом объединить все силы науки для борьбы с немецко-фашистскими захватчиками в начавшейся «священной отечественной народной войне, войне за человеческий прогресс, за культуру народов СССР и всех народов мира»1. Ученые всей страны, откликнувшись на этот призыв, немедленно приступили к перестройке тематики научных исследований, сконцентрировали все усилия на оборонных работах и исследованиях, могущих дать немедленный выход в практику. Они также включились в активную работу по духовной мобилизации советского народа на борьбу с фашизмом: выступали в печати, по радио, обращаясь к советской и зарубежной общественности с призывом сплотить все силы в борьбе с фашизмом для защиты цивилизации от гитлеровских варваров. 26 июля они обратились с посланием к ученым всех стран: «В этот час решительного боя советские ученые идут со всем народом, отдавая все силы борьбе с фашистскими поджигателями войны – во имя защиты своей родины и во имя защиты свободы мировой науки и спасения культуры, служащей всему человечеству... Все, кому дорого культурное наследие тысячелетий, для кого священны высокие идеалы науки и гуманизма, должны положить все силы на то, чтобы безумный и опасный враг был уничтожен»2. Ученые Академии наук СССР, республиканских академий, ведущих университетов и вузов обменивались письмами с видными учеными Великобритании и США, с научными и культурными обществами этих стран, выступали по зарубежному радио3. Они – среди активных участников и организаторов антифашистских митингов и собраний, в том числе всеславянского митинга в Москве (10 августа 1941 г.), митинга ученых и студентов (14 сентября), митинга советских ученых (12 октября) и других, которые имели огромный общественный резонанс как в СССР, так и за рубежом. Выступая 12 октября на митинге советских ученых, академик П.Л.Капица призвал ученых примкнуть к борьбе за свободу и культуру, «борьбе, равной которой не знал мир и пассивность в которой ляжет позорным пятном на любого человека до конца его жизни»4. На этот призыв откликнулись представители научной общественности Англии, США и других стран. По всей России прошли митинги и собрания научных работников. Молодые ученые уходили добровольцами на фронт, были мобилизованы, пополняли истребительные и партизанские отряды; ученые непризывного возраста вступали в ряды народного ополчения. Подали заявление в райвоенкоматы и будущий научный руководитель советского атомного проекта И.В.Курчатов и выдающийся физик-теоретик член-корр. АН СССР Я.И.Френкель и десятки и сотни молодых ученых. Просьбы Курчатова и Френкеля были отклонены, но уже 27 июня 1941 г. 30 сотрудников знаменитого ЛФТИ были в рядах Красной Армии, а через месяц их число возросло до 130. На фронт ушли 39 сотрудников Института химической физики, 14 – Радиевого института, 17 – Главной астрономической обсерватории5, будущие создатели атомной науки и техники К.А.Петржак, К.И.Щелкин, пионер ракетной техники Ю.В.Кондратюк (А.И.Шаргей) и многие другие. В армию влилось большое число преподавателей вузов и научных работников, охваченных патриотическим порывом. Патриотические настроения научной интеллигенции охватили и пострадавших от властей, репрессированных ученых, которые также стремились попасть на фронт. Сын репрессированного отца и матери, отсидевший 3 года в лагере по 58 ст. (за защиту выдающегося ученого, основателя популяционной генетики С.С.Четверикова и за участие в заседаниях кружка бывшего «Общества вольных философов») видный генетик В.П.Эфроимсон в начале войны явился в военкомат. Он представил справку о только что защищенной диссертации и заявил, что он «очень нужный человек», так как владеет немецким языком как русским, знает немецкую литературу и культуру лучше, чем знают ее большинство немцев с высшим образованием, но самое главное – он защитил диссертацию по генетике, много и серьезно занимался генетикой человека, хорошо знаком по журналу «Немецкий архив расовой биологии» с «идиотической расовой теорией», знает, «как и чем ее можно опровергнуть, разбить» и может также пригодиться в качестве разведчика.

Военком отказал ему, но осенью 1941 г. он был мобилизован и прошел всю войну, служил помощником начальника разведки дивизии под руководством физика из ЛФТИ Б.Трофимова, отслеживал «всякие признаки подготовки немцами химической войны». Выступив в конце войны в защиту чести Красной Армии, после войны он был в 1949 г. обвинен «в клевете на Советскую Армию, раболепстве перед Западом» и арестован «за тунеядство», хотя в 1947 г. защитил докторскую диссертацию6. Такова была военная и послевоенная судьба талантливого ученого. Вскоре после начала войны правительство осознало опасность утраты научных кадров и разрушения науки для страны. 15 сентября 1941 г. Государственный комитет обороны вынес решение о категорическом запрещении брать на фронт и вообще использовать не по специальности всех преподавателей вузов и научных работников. Их стали отзывать из армии по ходатайству наркоматов и ведомств7. Почти все оставшиеся в тылу научные работники и преподаватели вузов прифронтовых районов участвовали в строительстве оборонительных сооружений. Однако главным полем их деятельности оставались лаборатории институтов и заводов, конструкторские бюро, главной задачей – перестройка работы научных учреждений для нужд фронта и тыла. С первых дней войны советские ученые включились в огромную научно-организационную работу. Новые сложнейшие задачи потребовали коренной перестройки организации научных исследований и методов научной работы. Быстро началась перегруппировка научных сил для более эффективного решения неотложных проблем. Академик С.И.Вавилов писал в 1945 г. об этом времени: «Академическая научная громада... направила без промедления все свои усилия, свои знания и умение на прямую или косвенную помощь фронту. Физики-теоретики от вопросов о внутриядерных силах и квантовой электродинамики перешли к проблемам баллистики, военной акустики, радио и т.д. Экспериментаторы, отложив на время острейшие вопросы космической радиации, спектроскопии и пр., занялись дефектоскопией, заводским спектральным анализом, магнитными и акустическими минами, радиолокацией. Специальные военные исследовательские институты, заводские лаборатории и непосредственно фронт явно почувствовали живое и полезное влияние научной мысли, сосредоточенной в Академии»8. Изменялись организационные формы и тематика научной работы, которая вырабатывалась и корректировалась в тесной связи с военными и фронтовыми учреждениями при учете опыта применения военной техники в боевых условиях. Почти все физические, химические, технические институты занялись исключительно военной тематикой. Преобладала она и в других научных учреждениях. Резко изменились методы и темпы научной работы. Ускорился процесс создания и скорость внедрения научных разработок. Это достигалось благодаря тому, что использовались «заделы», созданные до войны, многие работы проводились непосредственно на заводах или в условиях фронта, в боевой обстановке. Большинство научных учреждений страны сосредоточилось на разработке проблем, связанных с конструированием новых средств обороны и военной техники, на научной и технической помощи промышленности в освоении новых видов продукции и улучшении технологии производства, в налаживании массового производства военной техники, на изучении военной техники противника и поиске средств борьбы с ней, мобилизации обширных сырьевых ресурсов страны, поиске сырья и заменителей дефицитных материалов. Они приняли участие в перебазировании промышленности на восток и налаживании работы предприятий на новых местах и т.д. Под руководством партийных органов были налажены постоянные контакты между военными организациями и научно-исследовательскими институтами Академии наук СССР и республиканских академий, отраслевыми институтами наркоматов и вузами страны, были намечены основные направления их деятельности в новых условиях. Государственный Комитет Обороны, наркоматы и различные военные ведомства поставили перед учеными ряд неотложных научных проблем. Число научно-исследовательских тем было резко сокращено, были оставлены только актуальные оборонные и народнохозяйственные темы и те, которые можно было завершить в короткие сроки. Так, АН СССР в августе-сентябре в результате консультаций с военными и другими ведомствами отобрала 200 крупных проблем, связанных с обороной9. В конце сентября – начале октября 1941 г. Президиум АН СССР широко обсудил тематику исследований и подвел итоги пересмотра тематики институтами применительно к нуждам обороны10. В результате переговоров с военными ведомствами тематика научных учреждений АН СССР, особенно физических институтов, на 90-95% была подчинена решению военных проблем11. Интенсифицировали и перестроили свою деятельность научные учреждения наркоматов, проектноконструкторские бюро, высшие учебные заведения. Внимание и материальные средства концентрировались на приоритетных для обороны направлениях. Поэтому в этих областях научная работа не только продолжалась, но и интенсифицировалась. Так, Институт качественных сталей и ферросплавов Наркомата черной металлургии оставил из 74 тем плана 54, причем 11 из них были

связаны с налаживанием производства качественных сталей и внедрением новых марок сталей на уральских заводах. Возросли ассигнования Института на исследования: если в 1940 г. было израсходовано 1477 тыс. руб., то на второе полугодие 1941 г. ассигновалось 1 262 502 руб. при сокращении его штатов почти вдвое12. По указанию Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР от 26 июня 1941 г. пересмотрели свои планы высшие учебные заведения, включив в них работы комплексного характера, которые можно было закончить и внедрить в производство в короткие сроки. 30 июня Ученый Совет Московского университета исключил из плана 309 менее актуальных тем и включил актуальные работы, имеющие оборонное значение. Было решено создать Институт нефти на базе кафедры химии нефти, расширить экспериментальные и производственные мастерские Института физики13. Все факультеты также пересмотрели планы работ и расширили свои связи с заводами столицы. В июле 1941 г. МВТУ имени Н.Э.Баумана развернуло работы оборонного характера. Группы ученых работали над созданием новых типов электроприцелов для бомбометания и зенитных орудий, над повышением маневренности танка. Коллектив под руководством Н.Н.Рубцова разрабатывал новую технологию литья корпусов мин в кокиль, коллектив под руководством И.М.Беспрозванного – внедрял в промышленность высокопроизводительные методы резания металлов. Специальное КБ работало над противотанковым ружьем. В июле-августе 1941 г. во многих вузах и научно-исследовательских институтах Москвы были созданы бригады ученых для оказания помощи в налаживании производства военной продукции. В состав этих бригад вошли академики Е.А.Чудаков, В.П.Никитин, П.Л.Капица, профессора А.И.Каширин, Н.А.Минкевич и др.14 В план Ленинградского университета были включены более 200 оборонных тем15, в Томском университете на 1942 г. из 150 тем было оставлено только 55, в Томском индустриальном институте из 221 – 59 тем16. Москва, Ленинград, Урал и другие регионы России были средоточием инженерно-технической мысли, где действовали инженерно-технические общества. С начала войны 26 Всесоюзных инженерно-технических обществ, 16 республиканских, краевых и областных советов и их первичные организации, объединяющие около 100 тыс. членов и руководимые Всесоюзным советом обществ (председатель вице-президент АН СССР академик А.А.Байков) перестроили свою работу. Они подчинили свою деятельность улучшению вооружения Красной Армии, организации новых оборонных производств, использованию новых видов сырья, материалов и их заменителей, разработке и внедрению изобретений и рационализаторских предложений, развитию технической пропаганды и повышению квалификации кадров, срочно подготовили обзоры по технологии военных производств17. Военная обстановка потребовала создания новых форм организации научной деятельности, усиления координации научных исследований, которые позволили бы оперативно и в кратчайшие сроки решать сложные научно-технические проблемы. Такую роль стали выполнять специальные тематические и комплексные комиссии при Академии наук СССР и республиканских академиях, научно-технические советы при Госплане Российской Федерации и других союзных республик, при наркоматах, объединенные комитеты ученых при горкомах партии и исполкомах городских советов в крупных городах России и ряд других организаций ученых. Комиссии и Советы объединили научных работников различных специальностей, партийных работников, специалистов разных областей промышленности независимо от ведомственного подчинения, создавались исследовательские и консультативные группы ученых, работавшие по оперативным заданиям ГКО, штабов фронтов, флотов и других военных ведомств, оборонных наркоматов. Координационная работа в условиях перестройки всей экономики приобретала первостепенное значение. Многие отраслевые научно-исследовательские и проектно-конструкторские организации работали непосредственно на крупных авиационных, танковых и других заводах, что облегчало решение технических вопросов и внедрение новой техники. Значительная часть работников науки перешла на производство. Бригады ученых непосредственно на заводах внедряли свои разработки. Огромную роль в мобилизации военно-экономического и научно-технического потенциала страны стал играть образованный 30 июня 1941 г. решением Президиума Верховного Совета СССР, ЦК ВКП(б) и СНК СССР Государственный комитет обороны под председательством И.В.Сталина. ГКО осуществлял централизованное руководство военно-экономической, военно-технической, внешнеполитической, социально-экономической сферами жизни страны в условиях жесточайшей войны. Он опирался на аппарат СНК СССР и уполномоченных ГКО (50 чел.). Его рабочими органами были наркоматы и их управления. При уполномоченном ГКО по науке председателе ВКВШ при СНК СССР С.В.Кафтанове 10 июля 1941 г. был организован Научно-технический Совет по координации научных работ в области химии и смежных с ней наук, который сыграл важную роль в выработке научно-технической политики в военные

годы. Совет был оперативным органом, мобилизующим усилия ученых на решение актуальных научнотехнических проблем. Он был создан по инициативе крупнейших ученых-химиков академиков А.Н.Баха, Н.Д.Зелинского, С.С.Наметкина, А.Н.Фрумкина, чл.-корр. АН СССР С.И.Вольфковича, профессора З.А.Роговина и др., обратившихся к председателю ГКО в первые дни войны с предложением привлечь крупнейших деятелей науки и техники для разработки и апробации научных работ по химии, связанных с обороной страны. Спустя более чем 40 лет С.В.Кафтанов вспоминал: «Через несколько дней после нападения гитлеровских войск на нашу страну группа ведущих ученых-химиков обратилась к председателю ГКО с письмом. Академики Бах, Зелинский, Фрумкин, Наметкин, член-корреспондент Вольфкович. Они предложили привлечь ученых к решению неотложных задач борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Ровно через сутки после вручения письма подписавших пригласили в Кремль. Прибыли все, кроме Зелинского, который был болен, и Фрумкина (его не было в Москве). Меня вызвали тоже. Нас принял Молотов. Он сказал, что Сталин занят неотложными делами, но просил передать авторам письма благодарность за патриотическую инициативу. Тут же предложено было создать при ГКО своего рода научный штаб, научно-технический совет. Возглавить его, по предложению Баха, было поручено мне в качестве уполномоченного ГКО. Кроме авторов письма в Совет вошли академики Иоффе, Капица, Котельников, Семенов, Несмеянов, Бардин и другие видные ученые. Для оперативной работы по организации исследований, для связи с промышленностью и военными был сформирован небольшой аппарат уполномоченного ГКО. Моими помощниками стали Балезин, Жаворонков, Роговин, Коршак, Жигач, Волков, Фигуровский, Москвин»18. Первоначально в научно-технический совет при уполномоченном ГКО вошли М.Ф.Денисов (нарком химической промышленности), генерал-майор П.Г.Мельников, академики Н.Д.Зелинский, А.Н.Бах, А.Н.Фрумкин, П.Л.Капица, С.С.Наметкин, профессора К.К.Снитко, С.И.Вольфкович, З.А.Роговин, Л.З.Соборовский, М.М.Дубинин, А.А.Жуховицкий, К.К.Андреев, А.Н.Гинзбург, Н.П.Королев, А.Г.Смирнов19. Позднее при Совете были созданы секции по химии, физике, геологии и по другим отраслям знаний, куда поступали предложения от ученых и коллективов, а затем наиболее ценные докладывались в ЦК ВКП(б), ГКО и СНК СССР. В Совет, по воспоминаниям С.В.Кафтанова, входили также такие видные ученые, как Н.Г.Бруевич, И.Л.Кнунянц, И.В.Петрянов, И.Г.Кочергин и др. К его работе были привлечены академик С.И.Вавилов и Н.И.Москвин20. Совет связался с командованием Красной Армии, наркоматами, исследовательскими и проектными институтами, вузами и общественными организациями, привлек к работе крупных военных специалистов, что «облегчило и ускорило разработку и внедрение новшеств, сняв ведомственные перегородки»21. Совет координировал исследования важнейших научно-технических проблем, помогал научно-исследовательским учреждениям установить связи с военными организациями, выявить наиболее актуальные задачи и обеспечить максимально быстрое внедрение результатов научноисследовательских работ в производство. Как вспоминал в беседе с автором этой книги профессор С.А.Балезин, помощник С.В.Кафтанова, в распоряжении уполномоченного ГКО был небольшой аппарат, в который входили К.Ф.Жигач, В.В.Коршак, Н.М.Жаворонков, З.А.Роговин, М.Н.Волков, Абаджан. По его словам, небольшая группа ученыхспециалистов «оказалась центром конденсации усилий ученых страны для борьбы с фашистским нашествием... в группу обращались ученые всех специальностей, начиная от экономистов и кончая химиками». Группа широко использовала ученых Военной академии химической защиты (академик М.М.Дубинин, профессор И.Л.Кнунянц). Полковник И.Г.Старинов – известный специалист по минному делу, будучи заместителем начальника Украинского штаба партизанского движения, снабжал Совет материалами, добытыми в тылу врага. Именно через него поступили в Научно-технический Совет при уполномоченном ГКО сведения о работах немцев в области атомной проблемы22. Одной из первоочередных задач, которой занялся Совет, была проблема взрывчатых веществ. В первые дни войны были потеряны почти все основные предприятия, производившие до войны взрывчатые вещества. Необходимо было расширить их производство на Урале и в Сибири, создать на базе массового сырья новые виды взрывчатки. В первые месяцы войны были предложены новые способы получения взрывчатых веществ путем использования смеси жидкого кислорода с горючими веществами (например, с опилками) – так называемые оксиликвитные бомбы, горючие смеси для борьбы с танками противника. Группа уполномоченного ГКО организовала на базе эвакуированного оборудования химических предприятий запада страны на Урале и в Сибири производство аммиака, азотной кислоты, аммиачной селитры и других необходимых для производства взрывчатых веществ химических продуктов23. Секцией физики в Совете руководил С.П.Капица; она рассматривала множество предложений оборонного характера. В технической секции оперативно изучали острые проблемы организации железнодорожного транспорта. Члены Совета выезжали на фронт, на предприятия страны для консультаций и экспертиз. Координационные комиссии создавались и в АН СССР, также выполнявшей роль координирующего центра российской и союзной науки. 13 сентября 1941 г. на совещании АН СССР с представителями высших учебных заведений, научно-исследовательских учреждений, центральных конструкторских бюро

было объявлено о создании координационного центра по оборонным работам – Тематической комиссии, в которую вошли ведущие ученые, представляющие основные направления научных исследований в области естественных и технических наук – вице-президенты АН СССР – академики О.Ю.Шмидт и Е.А.Чудаков, академики А.Ф.Иоффе, Н.Н.Семенов, В.П.Никитин, А.Н.Фрумкин, П.Л.Капица, А.М.Терпигорев, Л.А.Орбели. Комиссия изучала проблемы, выдвигаемые оборонными организациями перед научными учреждениями, а также представляемые научными организациями разработки и формулировала свои предложения по их применению в военном производстве и в народном хозяйстве. Комиссия работала под руководством Научно-технического совета при уполномоченном ГКО С.В.Кафтанове. Она установила связи с оборонными организациями и военными специалистами. Ее тематическими секциями руководили крупные ученые: секцией химии – академик А.Н.Фрумкин, артиллерийско-минометной и боеприпасов – академик Н.Н.Семенов, авиации – академик Н.Г.Бруевич, инженерно-технической – академик А.Ф.Иоффе24. Для связи с военными организациями в АН СССР был создан ряд специальных оборонных комиссий, занимавшихся использованием результатов исследований для нужд Красной Армии и Военно-Морского Флота. В июле 1941 г. была образована Комиссия по геолого-географическому обслуживанию Красной Армии, под руководством акад. А.Е.Ферсмана, в которую вошли около 150 научных работников. 3 апреля 1942 г. Президиум организовал Комиссию по научно-техническим военно-морским вопросам под председательством акад. А.Ф.Иоффе (ученый секретарь комиссии – И.В.Курчатов, члены – А.П.Александров, Е.А.Калашников, академики А.Н.Крылов, В.Л.Поздюнин и др.). Военно-санитарную комиссию АН СССР, созданную 17 июня 1942 г., возглавил вице-президент АН СССР акад. Л.А.Орбели. Она объединяла деятельность академических учреждений, была связана с Главным военно-санитарным управлением Красной Армии, Медико-санитарным управлением ВоенноМорского Флота, Наркомздравом СССР. В ее составе работали академики А.И.Абрикосов, Н.Н.Бурденко, К.И.Скрябин, А.Д.Сперанский и др. Большую работу комиссия проводила в области хирургии, терапии, эпидемиологии, санитарной гигиены, авиационной медицины25. Для оперативного решения специальных неотложных проблем создавались комиссии, координировавшие все исследования в какой-либо области. Например, в 1942 г. Президиум АН СССР создал специальную комиссию по редким металлам26. Подобные комиссии создавались и при республиканских академиях наук. В июне 1941 г. организуется Оборонный научно-технический комитет при Президиуме АН Украинской ССР с химической, физической, технической, медицинской секциями и секцией источников сырья. После эвакуации АН СССР в Уфу в комитет вошли, кроме членов Академии наук Украины, представители обкома ВКП(б), СНК и военного комиссариата Башкирской АССР27. Комиссии и комитеты ученых организуются при горкомах партии в крупных промышленных центрах. 27 июня 1941 г. при Томском горкоме партии был создан комитет во главе с проф. Б.П.Токиным для оказания помощи промышленности и транспорту города. В него вошли видные ученые К.Н.Шмаргунов, В.Д.Кузнецов, А.Г.Савиных и др. Впоследствии комитет привлек к своей работе многих преподавателей вузов и научных работников28. С начала войны при Ленинградском горкоме партии была создана Техническая комиссия, куда вошли видные ученые и инженеры, руководители предприятий. Комиссию возглавил директор Центрального котлотурбинного института Н.Г.Никитин. Основной ее целью была помощь предприятиям в освоении производства оборонной продукции. В июле при Ленинградском горкоме партии была создана Комиссия по рассмотрению и реализации оборонных предложений под руководством акад. Н.Н.Семенова, куда вошли академики А.Ф.Иоффе, Б.Г.Галеркин, профессора Я.Б.Зельдович, Н.Н.Миролюбов, А.А.Петров, Д.В.Тищенко, Ю.Б.Харитон, чл.корр. АН СССР М.А.Шателен и др. За первые месяцы войны она изучила около 850 предложений и изобретений оборонного характера29. Тогда же при обкоме работников высшей школы и научных учреждений была создана специальная комиссия по научно-исследовательским работам оборонного значения, куда вошли профессора П.Ф.Глебов, Я.М.Гаккель, И.И.Жуков, И.Г.Эйхфельд. Впоследствии роль координирующего центра взял на себя Ленинградский дом ученых АН СССР, который стал единственным центром сосредоточения научных сил. При нем действовало с начала 1942 г. под руководством Г.Н.Соловьянова Бюро научных экспертиз и консультаций, оказывающее срочную помощь в области науки и техники военным и гражданским учреждениям фронта и города. С весны 1943 г. оно было преобразовано в Бюро научной и научно-технической помощи городу и фронту и сосредоточило научную работу оборонного характера в городе. Работа Дома ученых направлялась Советом под председательством в начале войны акад. А.А.Байкова. В работе Дома ученых участвовали профессора А.А.Алексеев, Ю.В.Баймаков, А.Б.Вериго, И.Д.Жонголович, П.П.Кобеко и др. Дом ученых объединил около 450 чел.30 А.А.Байков руководил ВНИТО металлургов и машиностроителей и постоянной комиссией при ЛГУ по вопросам производства военной техники и исследования трофейных материалов. От имени интеллигенции Ленинграда 8 сентября 1941 г. он обратился ко всей стране по радио с

призывом объединить усилия в борьбе с противником. После эвакуации его из города председателем Совета Дома ученых стал директор Радиевого института А.Б.Вериго. К лету 1943 г. в Доме ученых действовали 17 секций31. По инициативе партийных организаций объединенные комитеты и советы научных работников были созданы также в Новосибирске, Челябинске, Магнитогорске, Ленинске-Кузнецком, Уфе, Казани, Горьком и других городах России. Наряду с представителями научных учреждений в них входили преподаватели вузов, инженерно-технические работники, хозяйственники, работники отраслевых отделов партийных органов. Специальные научно-технические советы, координирующие научные исследования, возникли при республиканских академиях наук, при наркоматах, в крупных городах, в ведущих вузах страны. Перестройка и преобразование экономики, острая необходимость внедрения результатов научной деятельности в оборонное производство требовали дальнейшего укрепления связи ученых с производством и совершенствования оперативных форм руководства научно-исследовательской работой. Еще до войны, в начале 1941 г. крупные ученые были назначены постановлениями СНК СССР государственными советниками: 31 марта 1941 г. академики И.П.Бардин и гидроэнергетик Б.Е.Веденеев, 19 апреля 1941 г. строитель мостов и создатель автоматической сварки академик Е.О.Патон32. Видные ученые возглавили научно-технические советы наркоматов, главки, некоторые из них были выдвинуты на посты заместителей наркомов: академик И.П.Бардин – заместителем наркома черной металлургии, профессор В.А.Флеров – заместителем наркома цветной металлургии, чл.-корр. АН СССР А.И.Берг. – электропромышленности, академик Б.Е.Веденеев – электростанций, профессор А.Г.Касаткин – заместителем наркома химической промышленности, автор конструкции тяжелого КВ – Ж.Я.Котин – заместителем наркома танковой промышленности. В руководство госкомитетов и главков в годы войны вошли академики П.Л.Капица, А.А.Григорьев, член-корреспондент АН СССР А.Б.Чернышев и др. Ученые входили в состав Технических советов наркоматов: акад. А.В.Винтер был заместителем председателя Технического совета Наркомата электростанций, акад. В.Н.Образцов – членом экспертного совета НКПС, акад. Н.Т.Гудцов – членом НТС Наркомата черной металлургии, Э.А.Сатель – начальником научно-технического управления Наркомата вооружения. Действительные члены и члены-корреспонденты АН СССР, крупные специалисты профессора и доктора наук осуществляли научно-техническое руководство в различных отраслях народного хозяйства, занимая руководящие должности в наркоматах, ведомствах и других организациях33. Возросшая роль науки в годы войны привела к усилению роли партийного и государственного руководства в организации научных исследований. Проблемы науки регулярно рассматривались на секретариате ЦК ВКП(б), в политбюро. Усилению государственной научно-технической политики способствовала активизация деятельности Совета научно-технической экспертизы Госплана СССР, изучавшего планы внедрения новой техники и стекавшиеся туда научно-технические проекты, изобретения, имеющие общегосударственное значение. В годы войны в Совете научно-технической экспертизы работал вице-президент АН СССР А.А.Байков, в его составе академики И.П.Бардин, Б.Е.Веденеев, С.С.Наметкин, С.Г.Струмилин, Л.Д.Шевяков, членыкорреспонденты АН СССР А.А.Бочвар, А.В.Горинов, А.С.Ильичев и др. Важную роль в мобилизации ресурсов страны на нужды обороны стали играть комплексные комиссии Академии наук СССР. По инициативе президента Академии наук СССР академика В.Л.Комарова 29 августа 1941 г. в Свердловске была создана Комиссия по мобилизации ресурсов Урала на нужды обороны, которую он и возглавил. В июне 1942 г. свою деятельность в Казани начала Комиссия Академии наук СССР по мобилизации ресурсов Среднего Поволжья и Прикамья на нужды обороны под руководством академика Е.А.Чудакова34. Перестройка форм работы и тематики научных учреждений проходила одновременно с развернувшейся с начала войны эвакуацией научного потенциала в тыловые районы страны. Накануне войны наиболее крупные научные центры СССР находились в западных районах РСФСР, на Украине, в Белоруссии, в республиках Прибалтики (всего в РСФСР, на Украине и в Белоруссии насчитывалось 83,5 тыс. научных сотрудников из 98,3 тыс. научных сотрудников СССР, или 84% от всего числа научных сотрудников СССР в 1940 г.35 В первый период войны значительная часть научного потенциала, располагавшаяся на западе страны, оказалась под угрозой оккупации или вблизи от зоны военных действий. Перебазирование вглубь страны, сохранение и рациональное размещение научных учреждений были составной частью общегосударственного плана перебазирования производительных сил страны, спасения населения, материальных и культурных ценностей. В первые же дни войны руководством страны, трудящимися были предприняты огромные усилия по эвакуации промышленного, научного и культурного потенциала из западных районов страны. Специальные комиссии, бюро и уполномоченные по эвакуации под руководством образованного 27 июня 1941 г. Совета по эвакуации во главе с секретарем ВЦСПС

Н.М.Шверником на основании принятого 27 июня 1941 г. постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества»36 развернули самоотверженную круглосуточную работу по спасению от врага миллионов людей, материальных и культурных ценностей. В условиях наступления противника эвакуация проходила в разных районах в разные сроки, в зависимости от обстановки, наличия материальных средств, энергии местных органов власти. По постановлению правительства от 27 июня 1941 г. из Российской Федерации эвакуировались сокровища Оружейной палаты Кремля, Русского музея и Эрмитажа. Вскоре была дана директива о вывозе культурных ценностей из угрожаемых районов, районов возможных боевых действий37. Ученые России приняли самое действенное участие в эвакуации промышленного, культурного, научного потенциала страны, в спасении населения страны. Оценивая вклад ученых, президент Академии наук СССР академик В.Л.Комаров на юбилейной сессии, посвященной 220-летию АН СССР в 1945 г., так сказал об этом подвиге: «Для историков навсегда останется в высшей степени интересным и поучительным успех этого невиданного переселения сотен заводов, десятков тысяч станков и миллионов рабочих. В этом великом деле наука сыграла существенную роль»38. Первый этап эвакуации развернулся в первые дни войны, когда под непрерывными бомбежками и артиллерийским огнем эвакуировались на восток научные и культурные учреждения Украины, Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, а затем в июле-августе 1941 г. началась эвакуация научного и культурного потенциала Российской Федерации. 2 июля 1941 г. уполномоченным по эвакуации академических учреждений был назначен вице-президент АН СССР акад. О.Ю.Шмидт, по эвакуации вузов и других научных учреждений – председатель ВКВШ при СНК СССР профессор С.В.Кафтанов. 16 июля 1941 г. было принято решение по эвакуации учреждений АН СССР, а уже 22 июля в Казань были отправлены первые 11 институтов и лабораторий Академии39. В конце июля – августе в Казань были эвакуированы Радиевый институт, ЛФТИ, Институт химфизики, в Йошкар-Олу – ГОИ. В августе в Казань выехали вице-президенты АН СССР – О.Ю.Шмидт и Е.А.Чудаков, президиум АН СССР. Еще 22 июля 1941 г. из Ленинграда в специальном вагоне в Боровое (Казахстан) выехали вместе с семьями академики А.П.Баранников, С.Н.Бернштейн, Б.М.Ляпунов, А.С.Орлов, А.И.Тюменев, А.Е.Фаворский, чл.-корр. АН СССР Л.С.Берг. Старейшие академики В.М.Алексеев, В.И.Вернадский, Н.Ф.Гамалея, Н.Д.Зелинский, А.Н.Крылов, чл.-корр. АН СССР Л.С.Лейбензон и др. также были эвакуированы в Боровое40. Второй этап длился в течение октября – ноября 1941 г., во время битвы за Москву. Для эвакуации АН СССР получала регулярно товарные вагоны, привлекался с разрешения начальника тыла Красной Армии генерала армии А.В.Хрулева военный транспорт, вагоны с научным оборудованием прицеплялись к военным эшелонам. Под бомбежками ученые вывозили музейные экспонаты и библиотеки (А.Е.Ферсман, В.И.Крыжановский и др.). До декабря 1941 г. было эвакуировано 59 вузов из 6441. Третий этап был связан с эвакуацией научных учреждений Ленинграда и длился с февраля по июль 1942 г. Трагические ошибки и просчеты, допущенные политическим руководством СССР накануне и в первый период войны, не могли не отразиться на научном потенциале страны и привели к большим потерям в первые недели войны в западных районах страны, к распылению научных кадров. С большим опозданием была организована эвакуация научных учреждений Ленинграда, уже в начале сентября 1941 г. прерванная блокадой города. В октябре-ноября 1941 г. самолетами была эвакуирована лишь небольшая часть видных ученых42. Многие не хотели или не могли покинуть родной город и погибли в годы блокады. Большое внимание было уделено эвакуации архивов и библиотек. Уже 5 июля 1941 г. СНК СССР принял решение об эвакуации Центрального партийного архива ИМЭЛ при ЦК ВКП(б), литературного наследия и архивов классиков марксизма-ленинизма и важнейших партийных документов. 10 июля 1941 г. началась эвакуация архивов правительственных учреждений. В июле-августе спешно вывозились фонды государственных архивов Москвы, Ленинграда и западных районов страны. Наиболее ценные документы Государственного архивного фонда были размещены в Саратове, Чкалове, а затем в Молотове, Шадринске, Барнауле, Орске и других тыловых городах. Всего из западных областей страны было эвакуировано 14 миллионов дел43. Около 700 тыс. единиц фондов рукописей и книг было вывезено Государственной библиотекой имени В.И.Ленина (ныне Российская государственная библиотека). 100 тыс. книг – Государственной публичной исторической библиотекой, 43 тыс. – библиотекой имени А.М.Горького Московского университета, были эвакуированы фонды библиотек политической и иностранной литературы, рукописный фонд и материалы Государственного музея Л.Н.Толстого. Из Ленинграда были эвакуированы 350 тыс. книг и рукописей Государственной публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина, Архив Академии наук СССР, материалы Пушкинского Дома (рукописи Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Салтыкова-Щедрина и другие материалы), вся экспозиция и часть запасных фондов (1117 тыс. экспонатов) Государственного Эрмитажа и др.44

Эвакуация шла быстро, но к ней готовились тщательно. Книжные и рукописные собрания библиотеки АН СССР были упакованы в ящики, бережно паковались рукописи и экспонаты музеев антропологии и этнографии, ботанического и зоологического, Института литературы, Архива АН СССР, Института материальной культуры. Будущий директор Эрмитажа Б.Б.Пиотровский вспоминал: «В Институте материальной культуры в эти дни с утра до вечера кипела работа. В ящики упаковывались материалы археологических экспедиций, приводились в порядок дневники, чертежи, фотоснимки. Большинство руководителей экспедиций уходило в армию, и у этих людей хватало силы воли и выдержки для того, чтобы вместо своих личных дел заниматься разбором и упаковкой научного материала, учитывая на всякий случай возможность, что эти материалы распаковывать и обрабатывать будут уже не они сами. В них вкладывали пояснительные записки»45. Оставшиеся фонды музеев и библиотек консервировались и сохранялись от бомбежек и обстрелов. Так была спасена историческая память народов России. В результате эвакуации научные учреждения Центра, Северо-Запада и Запада СССР были размещены в крупных промышленных городах на востоке страны, в центре промышленных районов Урала, Поволжья, Средней Азии, Казахстана, Западной Сибири, там, где были созданы сравнительно благоприятные условия для комплексного решения оборонных проблем. На Урале, главным образом в Свердловске (ныне Екатеринбург), разместились институты геолого-географического отделения АН СССР, в Поволжье, в основном в Казани, – физико-математического и технического отделений, в республиках Средней Азии и Казахстане – биологического и отделений общественных наук. К началу 1942 г. 85 научно-исследовательских учреждений Академии наук и около 4000 научных сотрудников, 228 академиков и членов-корреспондентов АН СССР разместились в 45 пунктах46. 19 научно-исследовательских институтов, 400 действительных членов, членов-корреспондентов и научных сотрудников АН Украины расположились в Уфе и других городах47. Сотрудники Белорусской академии работали в Казани и других городах тыла. Научно-исследовательские и опытно-конструкторские учреждения союзных и союзно-республиканских наркоматов разместились на Урале, в Кузбассе, Западной Сибири, Казахстане и Средней Азии, где развернули исследования непосредственно на базе заводов, институтов и вузов. Крупные авиационные, моторные, танковые, артиллерийские КБ работали на оборонных предприятиях соответствующего профиля. Центрами сосредоточения научных сил стали Свердловск (ныне Екатеринбург), Казань, Уфа, Куйбышев (ныне Самара), Саратов, Томск, Новосибирск, Омск, Ижевск, Ташкент, Алма-Ата и ряд других городов. Из районов, подвергшихся временной оккупации или близких к фронту, было эвакуировано 147 высших учебных заведений48. Об обстановке, в которой происходила эвакуация, рассказывается во многих мемуарах. Вот как описывала трагический октябрь в Москве сотрудник Института истории АН СССР Е.Н.Кушева: «В октябре оказалась под угрозой уже Москва. В памятные октябрьские дни физически здоровые сотрудники института должны были участвовать в оборонных работах под Москвой. Я должна была ехать в Кунцево рыть окопы. Назначен был день, когда я обязана была явиться на сборный пункт с ватным одеялом и небольшим запасом продовольствия. Но утром назначенного дня было уже ясно, что этот отъезд не может состояться. Я приехала в институт, где сотрудникам предлагалось на следующий день явиться к зданию академической Библиотеки общественных наук с рюкзаком и необходимыми вещами с тем, чтобы идти пешком в сторону Горького. Весь этот день я ходила по Москве, старясь понять, что происходит. У меня было впечатление паники. А к вечеру это впечатление не подтвердилось, так как я услышала по радио выступление Щербакова, который сказал о том, что магазины и столовые будут работать как обычно. На улице же я повстречалась с библиографом А.А.Боровским (сотрудником Библиотеки АН), и мы с ним решили не идти пешком... Но из сотрудников института некоторые на следующий день ушли пешком. А так как такого же характера указания давались в ряде учреждений, ушла пешком и часть жителей Москвы. Предполагалось как бы повторение 1812 года. Сотрудники, оставшиеся в Москве, начали подготовку к эвакуации материалов Института истории. Для этого были нам даны в большом количестве прекрасные деревянные ящики, куда мы упаковали материалы, составляя в двух экземплярах описи каждого ящика. Один экземпляр должен был остаться в Москве. А затем ящики были перегружены в вагоны и отправлены в один из уральских городов, откуда после окончания войны и вернулись в целости. Потерян был только один ящик. Ушедшие пешком в сторону Горького сотрудники института затем частью через Казань были направлены в эвакуацию в Ташкент, куда из Казани приехал и Б.Д.Греков. В ноябре оставшиеся в Москве сотрудники – и одинокие и семейные – также готовились к эвакуации в Ташкент, причем, чтобы остаться в Москве, нужны были какие-то серьезные причины... Для института истории и, очевидно, других академических институтов был дан эшелон. Отъезд состоялся в конце ноября...»49. О том, как эвакуировалось знаменитое КБ А.Н.Туполева и другие КБ, рассказывал со слов и рассказов очевидцев Я.К.Голованов.

13 июля 1941 г. из Москвы в Омск отправились три вагона-теплушки с зарешеченными окнами с зеками-работниками бывшего ЦКБ-29-НКВД, а в другом поезде, в купейном вагоне с семьей поехал А.Н.Туполев. Под проклятиями толп беженцев, которые принимали их за пленных немцев, без горячей пищи, в душных вагонах, не зная, куда едут – на этап или в эвакуацию двигались ученые и конструкторы знаменитой туполевской «шарашки» на восток. «Через восемь дней прибыли в Омск. Поначалу зеков свезли в местную очень грязную и вонючую тюрьму с невероятно свирепыми надзирателями, а через несколько дней разместили в здании школы, переоборудовать которую не успели: ни зоны, ни забора, ни даже решеток на окнах. Такая была толчея и неразбериха, что не то что убежать, можно было бы спокойно уйти среди бела дня»50. В Омске за Иртышом, в Куломзино, соединились все заключенные болшевской «шарашки». Здесь обосновались конструкторские бригады В.М.Мясищева, Р.Бартини, Д.Л.Томашевича. В Омске на основе привезенного из Москвы оборудования срочно организовывался завод № 166, представлявший на первых порах «несколько маленьких, вовсе не авиационных корпусов, даже под крышу не подведенных... Вокруг них была большая зона и несколько сотен зеков, – главным образом несчастных рабочих, опоздавших на 20 минут к табельной доске и несчастных крестьян, принесших горсть колосков с колхозного поля, – с утра до ночи работали на оборонной стройке»51. Сюда же были эвакуированы ремонтные заводы из Смоленска, Севастополя, Завод № 45 из Ленинграда. Все эти коллективы объединялись под руководством прекрасно знавшего производство А.Н.Туполева и начали работать по 16-18 часов, чтобы наладить серийное производство ТУ-252. Начальником завода № 166 был назначен А.В.Ляпидевский – знаменитый летчик – спасатель челюскинцев, которого затем сменил производственник Л.П.Соколов. Возглавляли цеха вольные работники, а заместителями у них стали заключенные. С.П.Королев стал заместителем Л.А.Италинского – начальника фюзеляжного цеха. Зеки жили по 3-5 чел. в небольших комнатах. Выдающийся ученыймеханик чл.-корр. АН СССР и будущий академик А.И.Некрасов, которого арестовали как американского шпиона, жил в 8-метровой комнате, в которой он в заключении написал свой знаменитый труд по теории волн, удостоенный позднее Сталинской премии. До своего освобождения в 1943 г. будущий главный конструктор космических ракет С.П.Королев жил в одной комнате с энциклопедически образованным бывшим профессором математики Петербургского университета механиком Ю.А.Крутковым, главным инженером московского авиазавода Е.П.Шекуновым, лучшими специалистами по поточному производству М.Т.Геллером и А.С.Ивановым53. Причудливо и по-разному складывались судьбы эвакуированных работников науки, но главное, в результате эвакуации в основном был сохранен научный потенциал страны, в первую очередь высококвалифицированные кадры научных работников и научно-преподавательские кадры вузов. Так, в высших учебных заведениях, где до войны работало более 60% научных работников страны, к началу 1943/44 гг. трудилось 5108 профессоров, 9,8 тыс. доцентов и кандидатов наук, 15,7 тыс. ассистентов и преподавателей, тогда как в 1940/41 г. соответственно – 5353 профессора, 12,1 тыс. доцентов и кандидатов, 31,3 тыс. ассистентов и преподавателей54. В первый период войны шел процесс сокращения и слияния научных учреждений и вузов. В результате слияния научных учреждений аналогичного профиля и закрытия некоторых из них численность научно-исследовательских учреждений союзного подчинения сократилась к весне 1942 г. по сравнению с 1941 г. с 603 (в том числе 325 институтов и лабораторий) до 501 (в том числе 274 института и лаборатории)55. Так, численность научно-исследовательских учреждений наркоматов: угольной промышленности сократилась с 10 до 5, нефтяной промышленности – с 15 до 14, черной металлургии – с 11 до 10, цветной металлургии – с 11 до 6, химической промышленности – с 21 до 16, здравоохранения – с 40 до 34, земледелия СССР – с 155 до 126, Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина – с 51 до 41, Наркомата путей сообщения – с 7 до 2 и т.д.56 Всего было закрыто, законсервировано или слито с другими учреждениями около 60 научных учреждений союзного подчинения. Уменьшились расходы на содержание этих учреждений с 1246,8 млн. руб. в 1941 г. до 707,5 млн. руб. в 1942 г.57 Однако почти неизменной осталась сеть учреждений Академии наук СССР и ряда оборонных наркоматов. Сеть вузов уменьшилась с 1941 по 1943 г. с 817 до 460, а численность студентов в них упала с 811,7 тыс. до 224,4 тыс.58 Сократилась численность сотрудников многих учреждений. Так, к осени 1941 г. из 230 сотрудников Института качественных сталей и ферросплавов Наркомата черной металлургии осталось 120, из 139 сотрудников Института экономики АН СССР к концу 1942 г. осталось 3959. Зимой 1941-1942 гг. погибли на фронте, в блокаде, от репрессий десятки выдающихся ученых Ленинграда. В боях погибли историки М.С.Зоркий, А.Ф.Кон, пионер ракетной техники Ю.В.Кондратюк (А.И.Шаргей), физик М.А.Дивильковский, астроном Н.Ф.Флоря, исследователь Тунгузского метеорита Л.А.Кулик, декан философского факультета МГУ Ф.И.Хасхачих, математик С.Кудашев, историк Ян Пинус и многие другие талантливые ученые.

Умерли от голода и болезней 450 сотрудников – около трети научных работников ленинградских учреждений АН СССР. Только Институт материальной культуры имени академика Н.Я.Марра зимой 1941/42 г. потерял 30 квалифицированных научных сотрудников. Многие из них принадлежали к старшему поколению и были уникальными специалистами в своей области60. Однако в целом по стране большинство квалифицированных научных кадров удалось сохранить. Сохранена была также значительная часть наиболее ценного оборудования и материальной базы научных учреждений. Одновременно для решения неотложных оборонных и народнохозяйственных проблем создавались новые научные подразделения. Размещение научных учреждений в крупнейших промышленных центрах на Востоке страны создало своеобразный, огромный научно-технический эффект, способствовало росту производительных сил этих районов, создавало новые научные и производственные связи. В первые месяцы войны ученые естественнонаучного и технического профиля почти целиком переключились на решение оборонных задач. Успешное их решение базировалось, как правило, на развивавшихся до войны фундаментальных исследованиях, которые находили многообразное приложение в технике. Главным направлением перестройки советской науки в годы войны было преодоление ведомственности и централизация управления всей научной деятельностью страны под руководством Академии наук СССР, которая стала «штабом советской науки». Вузовская наука объединялась и координировалась ВКВШ при СНК СССР, возглавлявшимся уполномоченным ГКО по науке профессором С.В.Кафтановым. Чрезвычайным органом стал Научно-технический совет при уполномоченном ГКО – С.В.Кафтанове. Уполномоченными ГКО по науке были академик С.И.Вавилов, вице-президенты АН СССР академики О.Ю.Шмидт, И.П.Бардин, академики Н.Н.Семенов, Н.Г. Никитин и др. Координации и концентрации усилий на выполнении оборонных задач и преодолению ведомственных барьеров способствовали комплексные комиссии при АН СССР, горкомах партии. На-верху пирамиды, в конечном итоге, руководство «огосударствленной» наукой осуществляло политбюро ЦК ВКП(б) и лично И.В.Сталин, за которым всегда оставалось последнее слово и окончательное решение. Члены политбюро и секретари ЦК ВКП(б) В.М.Молотов, Г.М.Маленков, Л.П.Берия, А.И.Микоян курировали развитие отдельных отраслей науки, связанных с военной техникой. Член политбюро, секретарь ЦК ВКП(б) А.А.Жданов, кандидат в члены политбюро, секретарь МК ВКП(б), зам. наркома обороны, начальник ГПУ Красной Армии и начальник Совинформбюро А.С.Щербаков через Агитационно-пропагандистский отдел при ЦК ВКП(б) во главе с философом Г.Ф.Александровым курировали общественные науки. В мае 1942 г. в Агитпропе был создан отдел науки, который возглавил бывший директор Гостехиздата физик С.Г.Суворов61. В годы войны идет дальнейший процесс идеологизации и огосударствления науки, создание всеохватывающей и жесткой системы руководства наукой. Вмешательство руководящих органов в 3040-е гг. в специфические проблемы развития отдельных ее отраслей и стремление к утверждению монополии одного, единственно верного, единственно истинного направления в области философии и методологии науки подрывали творческую конкуренцию, определенную степень свободы, которая еще сохранялась в 20-е гг. Эти тенденции были чреваты отставанием науки, которое проявилось позднее. В условиях же войны, смертельной опасности, нависшей над отечеством, давление системы было ослаблено, инициатива и творческие силы ученых, работающих в оборонных учреждениях, использовались с большей отдачей, их инициативы поддерживались политическим руководством страны, преследующим свои политические цели. Во время войны в большей степени, чем ранее, интересы российской научной интеллигенции и власти совпадали. Их объединяла общая ненависть к фашизму и стремление отстоять российскую государственность. Однако этот альянс научной интеллигенции и власти то и дело нарушался непрекращающимися репрессиями власти против интеллигенции, хотя они в условиях военного времени не носили столь масштабного характера, как в предвоенные годы. В 1941-1942 гг. продолжались аресты, связанные с «шпиономанией» и национальной политикой властей. Ряд крупных ученых немецкого происхождения были арестованы как «шпионы». Даже в годы блокады Ленинграда продолжались аресты. В конце 1941 г. по сфабрикованному «Делу союза старой русской интеллигенции» были арестованы члены-корреспонденты АН СССР математик Н.С.Комляков, математик и физик В.С.Игнатовский. Последний был расстрелян вместе с женой 8 января 1942 г. По обвинению «в шпионско-вредительской деятельности» были арестованы лингвист В.М.Жирмунский, литературовед Г.А.Гуковский. В июле 1941 г. арестованы физикохимики В.В.Ипатьев (сын В.Н.Ипатьева) и ученик В.Н.Ипатьева М.С.Немцов, «как «французский шпион», был арестован иранист и тюрколог член-корр. АН СССР Е.Э.Бертельс, были арестованы также химик и металлург Н.В.Агеев, цитолог Г.Н.Левитский и др. Типична и характерна для выходца из старой российской интеллигенции фронтовая судьба известного математика, академика Н.Н.Моисеева – сына арестованного в 1929 г. экономиста Н.С.Моисеева и внука занимавшего в 20-е гг. высокую должность в Наркомате путей сообщения С.В.Моисеева. Н.Н.Моисеев

писал в своих мемуарах, что свою общественную полноценность он впервые ощутил во время войны, когда его в 1942 г. на фронте приняли в партию. Решение вступить в партию он объяснял стремлением преодолеть собственное изгойство, а не «верностью делу Ленина-Сталина». «Отношение к Сталину было однозначным и выработалось еще в детстве, в семье – ее бедами». Однако в годы войны он воспринимал власть вождя «как неизбежность, даже как историческое благо. Сталин второй раз сохранял Россию как целое». Как и его дед, Н.Н.Моисеев прощал большевикам многое за то, что они сохранили целостность страны: «Большевики придут и уйдут, а Россия останется». После окончания мехмата МГУ он был направлен в Военно-воздушную академию имени Жуковского и в течение года получил диплом военного инженера. Будучи в армии, сделал баллистический расчет реактивных снарядов, был демобилизован для работы в ракетной технике. Из-за доноса после войны его лишили допуска к секретной работе. В 1949 г. он был вынужден перейти на преподавательскую работу62. Расстреляны осенью 1941 г. в Орловской тюрьме член-корр. АН СССР астроном Б.В.Нумеров, экономист академик В.В.Оболенский (Осинский), в октябре 1941 г. в Куйбышевской области – конструктор авиационного вооружения Я.Г.Таубин (вместе с руководящими работниками авиации и вооруженцами). В 1942 г. был арестован из-за немецкого происхождения будущий академик математик и механик Б.В.Раушенбах, работавший в первом в мире Ракетном научно-исследовательском институте (РНИИ). Находясь в заключении, он делал расчеты для КБ авиаконструктора В.Ф.Болховитинова. В 1943 г. умерли в тюрьме академики Н.И.Вавилов, директор Института мировой литературы И.К.Луппол, был арестован и осужден П.Д.Дузь, автор книги «История воздухоплавания и авиации в СССР», т. I (М., 1944), а имя его исчезло с ее обложки63. Этот список можно продолжить. Однако в своем большинстве научная интеллигенция России, занимая в условиях войны патриотическую позицию и думая в первую очередь о судьбах Отечества, сумела поставить все свои силы и умения на службу обороне страны.

Решение оборонных проблем. Конструирование военной техники В первые дни войны ученые России естественнонаучного и технического профиля целиком переключились на решение оборонных задач64. Уже 1 июня Президиум АН СССР по согласованию с государственными плановыми органами наметил основные направления их деятельности. Фундаментальные исследования, развивавшиеся до войны, стали основой решения многочисленных оборонных проблем, созданные в эти годы заделы использовались для решения теоретических и прикладных задач, связанных с потребностями фронта. Динамизм, мобильность, комплексный подход к решению неотложных задач фронта стали характерными чертами работы ученых в военные годы. Передовым направлением в развитии отечественной физики, имевшим выход в оборону, была работа Института физических проблем АН СССР в области физики низких температур. Изучая свойства жидкого гелия в конце 30-х гг., П.Л.Капица пришел к фундаментальному открытию, которое послужило основой нового направления – физики квантовых жидкостей. Открытие в 1937 г. явления сверхтекучести жидкого гелия при температуре ниже критической (2,19 К), по словам А.Ф.Иоффе, «обосновало квантовую теорию тепла самым непосредственным образом» и явилось «событием в области физики мировой»65. Это открытие было теоретически истолковано Л.Д.Ландау, который в 1940-1942 гг. создал теорию свертекучего состояния, а затем систематику и теорию фазовых переходов из одного состояния в другое, сделав тем самым важный вклад в теоретическую физику66. Открытие свертекучести гелия помогло истолковать природу сверхпроводимости как сверхтекучесть электронного газа. В 1934 г. П.Л.Капица создал установку для ожижения гелия на оригинальном принципе, а затем установку для ожижения воздуха и получения кислорода – турбодетандер. Эти изобретения сыграли важную роль в годы войны, когда понадобилось большое количество кислорода для промышленности и производства боеприпасов, для госпиталей. Эвакуировавшись с начала войны в Казань, Институт физических проблем АН СССР продолжал свои работы в области физики низких температур, по получению жидкого и газообразного кислорода, жидкого воздуха для госпиталей и военных заводов. В тесном контакте с производственниками велись работы по внедрению. «Война обостряет нужду страны в кислороде, – писал П.Л.Капица. – Приходится, засучив рукава, самим всеми силами браться за доработку машин под промышленный тип, изучать вопросы выносливости, продолжительности эксплуатации. Это мы делали в Казани после эвакуации туда института. Параллельно на основании казанского опыта по чертежам под руководством и совместно с институтом срочно строятся крупные промышленные установки, которые начинают вступать в

промышленную эксплуатацию»67. По методу Капицы в годы войны были созданы также мобильные установки для получения жидкого кислорода в прифронтовой полосе68. Важным направлением физики, получившим развитие в военные годы, явились исследования в области радиолокации и радиотехники, которые в Советском Союзе были представлены работами чл.-корр. АН СССР А.И.Берга, академиков Б.А.Введенского, Л.И.Мандельштама, Н.Д.Папалекси, В.А.Фока, А.Л.Минца (позднее академика) и др. В августе 1939 г. Ю.Б.Кобзарев (позднее академик), Н.А.Погорелко, Н.Я.Чернецов при участии отраслевых НИИ испытали подвижную станцию «Редут», которая в июле 1940 г. была передана Красной Армии и получила название радиоуловитель самолетов (РУС). Эти работы были удостоены Государственной (Сталинской) премии в марте 1941 г. 22 июня 1941 г. усовершенствованная установка РУС-2-с охраняла небо Ленинграда от воздушного нападения. Она использовалась и в противовоздушной обороне Москвы и других городов69. Бурное развитие радиолокации привело к созданию многочисленных приборов и развитию новой отрасли промышленности. В 1941-1942 гг. успешно разрабатывались различные типы радиолокационных установок, в том числе станции обнаружения самолетов и станции орудийной наводки. Большую роль в создании оптических систем и приборов для военной техники и промышленности сыграли фундаментальные работы в области оптики и люминесценции, проводившиеся в ГОИ и ФИАН под руководством С.И.Вавилова. С 1938 г. начались работы по созданию новых источников света. Незадолго до начала войны были созданы первые советские флуоресцентные лампы70. Исследования продолжались и во время эвакуации в Казани, где к ним подключались ученые Казанского университета под руководством акад. А.Е.Арбузова. Их результаты получили разнообразное применение в производстве оптических приборов, перископов, фотоаппаратуры, оптических методов контроля, маскировочных покрытий военных кораблей, военных объектов и т.д. Сотрудники ГОИ дали армии новые образцы дальномеров, стереотруб, различных объективов для аэрофотосъемки, специальные светящиеся составы, помогавшие вести артиллерийский огонь ночью, разработали методы светомаскировки военных объектов, авиационных и пороховых заводов, пристаней и т.д. Учеными были установлены допустимые с точки зрения светомаскировки нормы освещенности объектов. Для подводных лодок были созданы светящиеся составы, люминисцентные лампы71. С.И.Вавилов, будучи уполномоченным ГКО, большую часть времени отводил выполнению срочных заданий военных организаций, координируя деятельность коллективов ученых, работавших в Казани, Москве, Йошкар-Оле, куда был эвакуирован ГОИ, курсируя в поездах между этими городами. Важную роль сыграли исследования акад. И.В.Гребенщикова в области оптики, а также работы по вычислительной оптике, необходимые для расчетов фотографических систем, исследования по созданию новых сортов оптического стекла, электронных микроскопов. Важнейшим направлением в области физики и техники были ведущиеся под руководством А.Ф.Иоффе с конца 20-х – начала 30-х гг. исследования по термоэлектричеству и полупроводникам. Их результаты позднее произвели переворот в электронной технике, а в годы войны позволили создать малогабаритные термогенераторы – устройства, где электрическая энергия вырабатывалась непосредственно из тепловой для питания маломощных партизанских передатчиков. Были созданы также светящиеся составы, чувствительные к инфракрасному излучению, которые легли в основу оптических приборов для ориентации в ночных атаках, для распознавания самолетов противника и т.д. В работах по видению в инфракрасных лучах, которые велись в эвакуации в Казани, участвовали Л.А.Арцимович (позднее академик), А.П.Андреев, Б.В.Курчатов, С.Ю.Лукьянов. Так, А.П.Андреев и Б.В.Курчатов получили чувствительный к инфракрасному излучению состав, который позволил создать ряд оптических приборов для ориентации ночью72. Л.А.Арцимович работал над созданием электронно-оптической системы и вакуумным прибором большой чувствительности, разрабатывал вопросы электронной оптики в приложении к военным задачам. Трудными были условия работы и быт ученых. Лаборатории ЛФТИ располагались в помещениях Казанского университета на крошечных площадях, отгороженных друг от друга иногда только шкафами73. Сотрудники жили в актовом и физкультурных залах. Семьи отделялись друг от друга простынями. Характерными чертами быта были постоянная нехватка продуктов, жилья, топлива, очереди за продуктами, совместная работа на огородах, участие всех без исключения в заготовках дров, разгрузке барж на Волге, в ремонте дорог, дежурстве в госпиталях. Однако лишения, холод, недоедание, болезни, перегрузки на работе не помешали успешному решению оборонных задач. Большой вклад внесли ученые-физики ЛФТИ в противоминную защиту кораблей Военно-Морского Флота. По заданию судостроительной промышленности в 1936 г. в Ленинградском физико-техническом институте под руководством будущего президента АН СССР А.П.Александрова и Б.А.Гаева велись поиски эффективных средств защиты кораблей от магнитных и электромагнитных мин. В 1937 г. созданные ЛФТИ устройства испытывались на боевых кораблях Балтийского и Черноморского флотов. С 1940 г. работы велись совместно с ЦНИИ Наркомата судостроительной промышленности и Минно-

торпедным институтом ВМФ. В июне 1941 г. был завершен монтаж под наблюдением А.П.Александрова, И.В.Климова, В.Т.Кузьмина, И.М.Фомина размагничивающего устройства для линкора «Марат». С марта 1941 г. началось проектирование противоминных защитных устройств системы ЛФТИ в ЦКБ Наркомата судостроительной промышленности. В результате четкого координирования исследований к началу войны были разработаны и испытаны принципы размагничивания кораблей, создан совершенный метод размагничивания кораблей, типовые проекты размагничивающих устройств, отработаны для массового выпуска аппаратура и оборудование, подготовлены специалисты по размагничиванию. С начала войны эти работы расширились. К бригаде физиков ЛФТИ (В.Р.Регель, А.П.Александров, П.Г.Степанов, Д.В.Филиппов, К.К.Щербо), работавшей в области защиты кораблей, присоединились И.В.Курчатов, В.М.Тучкевич, М.М.Бредов, Б.С.Джелепов, Ю.С.Лазуркин, Л.М.Неменов, В.А.Иоффе и др.74 На Балтике и на Черном море был применен новый – безобмоточный метод размагничивания подводных лодок. В создании его участвовали И.В.Климов, М.В.Щадеев, В.М.Тучкевич, А.В.Курленков, М.Г.Фролов. С августа 1941 г. работы по размагничиванию начались под руководством И.В.Курчатова в Севастополе; под руководством А.П.Александрова на Северном флоте. Позднее они развернулись на Ладожском озере, на Волжской флотилии, Каспии, Тихоокеанском флоте, Амуре. Выдающийся физик-теоретик, будущий академик И.Е.Тамм выполнил ряд важных теоретических расчетов в области размагничивания. Учеными была создана аппаратура для размагничивания, методы контроля и т.п. Летом 1942 г. и в 1943 г. было выполнено свыше 30 научно-исследовательских тем в области противоминной защиты. Специальная служба размагничивания кораблей опиралась на помощь научных консультантов – ведущих физиков ЛФТИ. Богатый опыт работы был обобщен в специальном руководстве по размагничиванию (1942) и в подготовленной А.П.Александровым в 1943 г. монографии «Размагничивание кораблей»75. Ни один корабль, оборудованный системой противоминной защиты, не подорвался на магнитной мине противника. В апреле 1942 г. за обеспечение безопасности кораблей А.П.Александров, И.В.Курчатов, В.Р.Регель, Б.А.Гаев, П.Г.Степанов, В.М.Тучкевич, а также военные моряки Б.Е.Годзевич и И.В.Климов были удостоены Государственной (Сталинской) премии СССР76. Борьбу с акустическими минами вел коллектив ученых-физиков под руководством чл.-корр. АН СССР Н.Н.Андреева, который создал научную теорию траления акустических мин. В мае 1942 г. на Черноморском и Балтийском флотах с помощью ученых акустическими тралами было оборудовано более 40 кораблей, а к концу 1942 г. работа была передана для использования Военно-Морскому Флоту77. Достижения в развитии физических и технических наук в предвоенный и военный период в значительной степени определялись успехами отечественной математики, особенно ее теоретических областей. На основе передовых традиций петербургской, казанской и московской школ в советское время сложились математические школы в Москве, Ленинграде. Начали складываться математические школы в Тбилиси (математическая теория упругости), в Киеве (уравнений математической физики), Ташкенте (математической статистики и теории вероятности). Московская школа во главе с Н.Н.Лузиным способствовала воспитанию блестящей плеяды ученых с мировым именем: П.С.Александров, А.Н.Колмогоров, А.Н.Мальцев, П.С.Новиков, Н.К.Бари, Л.А.Люстерник, М.В.Келдыш, М.А.Лаврентьев, П.С.Урысон, П.И.Привалов и др., которые развивали ряд перспективных направлений в математике, плодотворных для развития физики и техники, в том числе связанных с решением задач гидродинамики, авиации и т.д. Успешно развивались топология, общая алгебра, функциональный анализ, теория функций комплексного переменного, теория вероятностей и др. Теория вероятностей как теоретическая база математической статистики развивалась в трудах акад. С.Н.Бернштейна, которому принадлежит первое аксиоматическое построение теории вероятностей, акад. А.Н.Колмогорова, который в 1933 г. построил теорию вероятностей на основе теории множества и теории меры, внес вклад в теорию случайных процессов, чл.-корр. АН СССР А.Я.Хинчина (теория непрерывных случайных процессов). Их работы служили основанием математической статистики и ее применения в механике, геофизике, технике, биологии и позволили решить ряд крупных оборонных проблем. Так, по заданию Главного артиллерийского управления Наркомата обороны А.Н.Колмогоров решил задачу, которая помогла увеличить эффективность артиллерийского огня. На кафедре теории вероятностей МГУ были рассчитаны таблицы бомбометания с малых высот при малых скоростях самолета. А.Н.Колмогоров и его школа были признаны лидерами в этой области мировой науки78. Труды А.Н.Колмогорова и А.Я.Хинчина, С.Н.Бернштейна были удостоены Государственной (Сталинской) премии СССР за 1941 г. Вклад А.Н.Колмогорова и А.А.Маркова в математическую логику, а позднее в теорию алгоритмов получил широкое применение в теории и практике программирования на электронно-вычислительных машинах. Чл.-корр. АН СССР П.С.Александров и Л.С.Понтрягин (позднее академик) развивали топологию – науку о качественных свойствах геометрических фигур. П.С.Александров доказал основную теорему общей теории многогранников и выпуклых тел и создал новую теорию внутренней геометрии поверхностей. Он был удостоен Государственной премии СССР. Л.С.Понтрягин также был отмечен этой

же премией за работу «Непрерывные группы»; Л.А.Люстерник – за разработку топологических методов исследования, в частности нашедших выражение в создании теории геодезических линий. Он также участвовал в выполнении оборонных заданий, был составителем таблиц для определения положения корабля по радиопеленгу79. Накануне и в годы войны появились фундаментальные работы И.Г.Петровского, в которых заложены основы общей теории уравнений с частными производными. Идеи и методы его работ оказали решающее влияние на дальнейшее развитие теории систем уравнений с частными производными. Работы И.Г.Петровского также были удостоены Государственной премии СССР. Большое значение для решения практических задач, в том числе оборонных, имело развитие номографии – одного из разделов математики, изучающей теорию и способы построения одного из видов чертежей – номограмм, которые экономят время для вычислений, упрощают их. Номограммы специального бюро при НИИ математики МГУ под руководством Н.А.Глаголева применялись при обороне городов, использовались для оптимального размещения зенитных батарей вокруг Москвы, в Военно-Морском Флоте80. Ленинградская математическая школа во главе с акад. И.М.Виноградовым развивала традиции петербургской в области аналитической теории чисел. Ведущую роль сыграли работы И.М.Виноградова и чл.-корр. АН СССР А.О.Гельфонда в области теории чисел. И.М.Виноградов обогатил ее рядом новых методов, на основе которых он смог получить решение ряда классических задач. В 1937 г. он решил знаменитую проблему Гольдбаха для нечетных чисел, над которой бились математики в течение трех столетий, и показал, что любое достаточно большое нечетное число может быть представлено в виде суммы не более трех простых чисел. «Этот успех явился одним из наиболее ярких достижений математики ХХ века»81. В 1941 г. за книгу «Новый метод в аналитической теории чисел» И.М.Виноградову была присуждена Государственная премия СССР. Развивая его методы, Н.Г.Чудаков показал, что почти всякое четное число есть сумма двух простых чисел, чем внес вклад в решение проблемы Гольдбаха для четных чисел82. Успешно работали советские ученые в области механики, аэро- и гидродинамики, непосредственно связанных с военной техникой, теории нелинейных колебаний, теории устойчивости. Становление аэродинамики связано с именами Н.Е.Жуковского и его ученика первого Героя Социалистического Труда среди ученых (1941) С.А.Чаплыгина, внесших огромный вклад в развитие аэродинамики. Это научное направление развивалось в трудах Л.С.Лейбензона, В.В.Голубева, Н.Е.Кочина, А.И.Некрасова, М.В.Келдыша, М.А.Лаврентьева, Ф.И.Франкля, С.А.Христиановича, Л.И.Седова, А.А.Ильюшина, Х.А.Рахматуллина, А.А.Космодемьянского и др. Новые методы в теории колебаний, теории упругости, теории устойчивости были развиты С.Л.Соболевым, Б.Г.Галеркиным, Н.Г.Четаевым и др. Синтез механики и математики представляли собой труды акад. А.Н.Крылова по теории девиации гирокомпаса, по вибрации артиллерийских орудий, в области теории судовождения, астрономии и т.д. Эти труды оказали немалую услугу Военно-Морскому Флоту, артиллерии. За серию работ 1938-1940 гг. он был удостоен Государственной премии СССР. Особенностью работы механиков в предвоенные годы было установление более тесных связей с учреждениями, разрабатывающими передовые проблемы техники. Они складывались при поддержке партийного и государственного руководства, руководителей оборонной промышленности и ведущих научно-исследовательских учреждений в области техники. Так, когда в ЦАГИ в начале 30-х гг. «была осознана необходимость как математической формулировки задач, возникающих в процессе создания новой техники, так и их решения с использованием последних достижений математики и естественных наук», для работы в нем были привлечены многие первоклассные ученые – механики и математики и ряд молодых, талантливых выпускников механико-математического факультета МГУ83. Академик М.А.Лаврентьев вспоминал: «В 30-е гг. оборонная промышленность стала привлекать для решения новых проблем ученых разных специальностей, и особенно математиков. Я по приглашению академика С.А.Чаплыгина начал заниматься проблемами авиации в нашем самом крупном авиационном центре – ЦАГИ. С согласия Чаплыгина я привлек к работе М.В.Келдыша, а также Л.И.Седова, Г.И.Петрова, Л.А.Люстерника, А.О.Гельфонда и др. Чаплыгин и его главные конструкторы поставили перед нами ряд проблем по прочности и устойчивости разных видов самолетов. Одним из первых, кто от математики перешел к особенно нужным техническим задачам, был М.В.Келдыш. Он выяснил причину аварий при взлете и посадке самолетов, а также вместе с Л.И.Седовым придумал метод сохранения устойчивости самолета при разных новых ситуациях»84. Под руководством С.А.Чаплыгина в ЦАГИ работал научный семинар, на котором обсуждались и стимулировались многочисленные исследования в области аэро- и гидродинамики, теории устойчивости движения различных механических систем и теории динамической прочности конструкций. Теоретические достижения этого семинара оказали большое влияние на развитие этих разделов науки и

предопределили успехи в области развития авиации, в практике создания судов, движущихся с большими скоростями, и во многих других разделах техники. М.В.Келдыш решил ряд задач по теории устойчивости упругой конструкции самолетов при полетах с большими скоростями. Особенно важное значение имели для авиации исследования М.В.Келдыша и Е.П.Гроссмана и других в области колебаний и автоколебаний авиаконструкций. Широкую известность и огромное практическое значение приобрели исследования в области теории флаттера – внезапно возникающих при большой скорости полета лавинообразных колебаний, ведущих к разрушению самолета. Были созданы методы расчета флаттера, его моделирования в аэродинамических трубах, предложены эффективные меры борьбы с этим явлением. М.В.Келдыш изучил также явление шимми – самовозбуждающихся колебаний переднего колеса шасси при взлете и посадке самолетов. На основе созданной им теории шимми и с его участием были найдены конструктивные решения, предупреждающие появление шимми. М.В.Келдыш решил также ряд задач в области гидродинамики, в том числе в теории движения тяжелой жидкости, совместно с М.А.Лаврентьевым изучил волновое сопротивление крыла, движущегося под свободной поверхностью воды, и ряд других задач. Работы М.В.Келдыша в области гидродинамики поверхности воды, созданные в предвоенные годы, определили уровень мировой науки того времени»85. Успешно сотрудничали с техниками и другие выдающиеся математики и механики, решая актуальные проблемы военной техники. Значительную помощь авиации оказали работы член-корр. АН СССР Н.Г.Четаева по теории устойчивости движения самолета на земле, которые легли в основу конструирования самолетов. Эта теория помогала решить ряд задач, связанных с устойчивостью движения мин и снарядов при полете, условия устойчивости вращательных движений снарядов, проблему оптимальной крутизны нарезки орудийных стволов и т.д. На основе работ Л.С.Лейбензона, Н.И.Мусхелишвили, Б.Г.Галеркина проводились расчеты на прочность самолетов, танков, артиллерийских систем. Они имели важное значение для строительной механики, гидромеханики и других отраслей техники. Работы механиков буквально проникали во многие области техники, и трудно перечислить их практическое применение. Серьезные успехи были достигнуты в области физической химии. В конце 20-х гг. в лаборатории электронных явлений ЛФТИ начала складываться школа будущего академика Н.Н.Семенова, изучавшая на основе новейших достижений физики и химии механизм и скорость химических процессов, – А.И.Шальников, В.Н.Кондратьев, Ю.Б.Харитон, А.И.Лейпунский, А.Ф.Вальтер, К.И.Щелкин и др. В трудах Н.Н.Семенова и его учеников были разработаны основы тепловой теории пробоя диэлектриков, исходные положения которой были использованы при создании теории теплового взрыва и горения газовых смесей (1940.), создано учение о распространении пламени, детонации, горения взрывчатых веществ и порохов, что непосредственно было связано с оборонными задачами. В этой лаборатории исследовались строение и динамика химического превращения молекул. Изучая окисление паров фосфора, Н.Н.Семенов совместно с будущим академиком Ю.Б.Харитоном и З.Ф.Вальтой открыл предельные явления, лимитирующие химический процесс (1926-1928); подобные явления были обнаружены при изучении реакций окисления водорода, окиси углерода и других веществ. Обнаруженные Ю.Б.Харитоном и З.Ф.Вальтой явления подтолкнули, по свидетельству Н.Н.Семенова, его к открытию разветвленных химических реакций, к созданию учения о разветвленных цепных процессах – научного фундамента на пути к овладению атомной энергией. В 1927 г. Н.Н.Семенов открыл новый распространенный тип химических процессов – разветвленные цепные реакции, теорию которых развил в 1930-1934 гг. Экспериментально и теоретически были обоснованы все наиболее важные представления по теории цепных реакций, особенности их протекания. Образованный по инициативе Н.Н.Семенова в 1931 г. Институт химической физики поставил целью внедрить «физические теории и методы в химию, химическую промышленность в ряд других отраслей народного хозяйства»86. В 1934 г. в СССР, а затем в 1935 г. в Англии вышла книга Н.Н.Семенова «Цепные реакции», получившая мировое признание и до сих пор являющаяся настольной книгой специалистов по химической кинетике87. В ней автор построил развитую теорию цепных реакций и показал, что большая часть химических реакций относится к разряду цепных реакций (в частности, медленное окисление, горение в двигателях внутреннего сгорания, полимеризация, хлорирование, крекинг нефти). По словам П.Л.Капицы, сказанным в 1943 г., работы Н.Н.Семенова в области цепных реакций и горения были «одним из наиболее блестящих и ведущих научных работ, сделанных у нас в Союзе... Теория горения, теория взрывов, теория детонации, вышедшие из его работ и работ его школы, имеют колоссальное и всеми признанное влияние на современное развитие двигателей внутреннего сгорания, взрывчатых веществ и ряд других областей техники. Как у нас, так и за границей, везде, где приходится сталкиваться с изучением процессов горения, имя Семенова вспоминается как основное»88. Позднее, в 1956 г., работа Н.Н.Семенова (открытие разветвленных химических реакций), завершенная в 1927 г., была отмечена Нобелевской премией по химии (совместно с английским ученым С.Н.Хиншелвудом).

Идеи Н.Н.Семенова в области теории горения газов, порохов, теории детонации развивали Я.Б.Зельдович, Ю.Б.Харитон. Это направление в науке было чрезвычайно плодотворным для развития военной техники, сыграло важную роль в укреплении обороноспособности страны в военные и послевоенные годы. Большой вклад в теорию горения и взрыва, в военную технику внес Ю.Б.Харитон, который от исследования фосфора перешел к работе с цепными ядерными реакциями деления. Высоким уровнем своих экспериментов он был обязан, в частности, и той школе, которую он прошел в 1926-1928 гг. в Кавендишской лаборатории в Англии под руководством Нобелевского лауреата по физике Дж.Чедвика, где он контактировал с лучшими физиками Европы и осознал перспективность и важность работы в области теории взрывчатых веществ в преддверии мировой войны89. В начале 30-х гг. Ю.Б.Харитон организовал в Институте химфизики Отдел взрывов, преобразованный позднее в специализированную лабораторию. Исследования взрывчатых веществ развернулись во многих направлениях90. В 1942 г. вместе с С.Б.Ратнером Харитон разработал противотанковые гранаты большой бризантной силы с оригинальным взрывателем91. Весь его опыт был мобилизован позднее, когда он стал главным конструктором первой атомной бомбы в СССР. Вместе с Я.Б.Зельдовичем он выполнил серию «пионерских основополагающих работ по теории цепной реакции деления урана, которые стали фундаментом современной физики реакторов и ядерной энергетики»92. Он занимался также общей теорией разделения изотопов методом центрифугирования. Все эти работы логично подвели Ю.Б.Харитона к выполнению главной задачи его жизни – созданию совместно с И.В.Курчатовым и другими ядерного оружия. Крупным достижением советских химиков была разработка впервые в мире акад. С.В.Лебедевым способа получения синтетического каучука из спирта. 15 февраля 1931 г. на опытном заводе литер «Б» в Ленинграде был получен первый блок синтетического натрий-бутадиенового каучука по методу С.В.Лебедева – это день рождения промышленного способа производства дивинилового каучука в СССР. 1 мая 1931 г. Опытным заводом синтетического каучука литер «А» была получена первая партия каучука по методу Б.В.Бызова93. К началу Великой Отечественной войны действовали заводы по получению синтетического каучука в Ярославе, Воронеже, Казани, Ефремове, Ереване. Успешно работали в области химии органического синтеза академики А.Е.Фаворский, А.Е.Чичибабин и др. Были синтезированы для промышленных и медицинских целей ряд веществ (алкалоиды, глюкозиды, дубители, растительные краски). В 1940 г. была решена проблема мирового значения – получения виниловых эфиров из ацетилена и спирта. Успешно работали над созданием и исследованием новых видов авиабензина, моторных топлив, смазочных масел специалисты в области химии нефти академики Н.Д.Зелинский, С.С.Наметкин, Б.А.Казанский, А.А.Баландин. Начались исследования в области металлоорганических соединений акад. А.Н.Несмеянова и его сотрудников. К 1940 г. благодаря усилиям ученых и работников химической промышленности СССР избавился от импорта химических продуктов, а выпуск химической продукции вырос с 1928 по 1940 г. в 15 раз94. Огромную работу проделали химики в первый период войны, когда были потеряны основные мощности химической промышленности на западе страны. Все вузы и институты химического профиля Академии наук СССР и наркоматов переключились на оборонную тематику. Они продолжили и развили исследования, связанные с решением неотложных оборонных и народохозяйственных задач. 5 января 1943 г. акад. А.Н.Бах писал вице-президенту Академии наук СССР А.Ф.Иоффе о работе институтов химического отделения АН СССР за 1942 г.: «С удовлетворением отмечаю усиление тематики, обслуживающей оборону нашей страны. Наличие в планах наших институтов военно-хозяйственных, военно-теоретических и чисто военных исследований, составляющих в целом до 90% общего объема работ, представляется мне очень ценным показателем перестройки, произошедшей в институтах во время войны»95. Научно-технический совет при уполномоченном ГКО по координации и усилению научных исследований в области химии и других наук возглавил работы в области создания средств химической и огневой защиты, повышения качества моторных топлив и масел, санитарных средств, расширения сырьевой и производственной базы, интенсификации технологических процессов получения продуктов оборонного значения. Члены совета стремились координировать усилия организаций, различных ведомств, работали в Москве, Куйбышеве, выезжали на места, рассматривали инициативные предложения. Многие работы не утратили своего значения и в послевоенные годы. Еще до войны химики проделали важную работу по созданию химического оружия и средств противохимической защиты. Развитие химической науки и химической промышленности было тесно связано с оборонными задачами. В 1927-1932 гг. на становление химического производства было выделено 614 млн.руб., из них 500 млн. – на военные цели и создание химического оружия и средств противохимической обороны. В 1933-1937 гг. на эти цели было выделено 3 млрд. рублей96. В сотрудничестве с германскими исследователями проводились секретные испытания новых образцов

боеприпасов с ОВ. Военно-химическое управление при начальнике снабжения Красной Армии, Химкомитет и созданный в 1929 г. Институт химической обороны (позднее Научно-исследовательский химический институт – НИХИ РККА) руководили этими работами. Все три учреждения возглавлял Я.М.Фишман, репрессированный в 1937 г. Испытания ОВ и средств защиты производились в Кузьминках под Москвой и на полигоне в Шиханах в Саратовской области (совместно с германскими специалистами)97. В 1932 г. была создана Военная академия химической защиты. С 1930 по 1936 г. 9 ведущих сотрудников НИХИ побывали в Италии, Швеции, Германии и США для изучения мирового опыта. В атмосфере репрессий конца 30-х гг. большинство сотрудников, побывавших за границей, были арестованы и продолжали работать в спецлабораториях («шарашках»). В одну из них попал бывший председатель Научно-технического комитета Военно-химического управления, а затем начальник спецкафедры Военной академии химической защиты профессор П.Г.Сергеев, начальник 1-го отдела НИХИ Р.Ю.Удрис. В заключении в годы войны они изобрели кумольный метод получения фенола, получивший мировое признание. Военно-химическая наука развивалась в Военной академии химической защиты (академики М.М.Дубинин, И.Л.Кнуняц), в спецлабораториях или особых конструкторских и технических бюро ОГПУ – НКВД, где занимались синтезом отравляющих и разработкой зажигательных веществ. Как пишет исследователь этой проблемы Э.С.Гамс, в предвоенный период, «несмотря на репрессии, коснувшиеся многих ведущих специалистов, а также отсутствие соответствующего серьезного научного и производственного задела в дореволюционной России, в эти годы были определены главные направления развития отечественной военной химии», были разработаны возможные виды химического вооружения (выливные авиаприборы, осколочно-химические и дистанционные снаряды и бомбы, газометы, предназначенные для применения иприта, производился люизит, синильная кислота, фосген)98. Средства химического нападения согласно доктрине должны были применяться лишь в случае «если наши классовые противники применят их первыми». Огромная работа была проведена в области создания средств противохимической защиты, дегазации в НИХИ, Военной академии химической защиты, на Центральном военно-химическом полигоне в Шиханах. Этими средствами оснащались все роды войск. Будучи хорошо осведомлен о подготовке Германии к химической войне, СССР также «осуществил масштабную подготовку к химической войне»99. Это послужило сдерживающим фактором для противника. Создание арсеналов химического оружия и средств защиты от него стало гарантией того, что Германия не решилась применить химическое оружие в ходе войны. Однако работы в области противохимической обороны в СССР не прекращались в течение всей войны. Всю войну Военная академия химзащиты, значительное число специальных НИИ занимались проблемой химической защиты. Огромные усилия предпринимались учеными для организации химических производств на востоке страны, необходимых для ведения войны, ибо значительная часть производственных мощностей химической промышленности была утрачена. Химики быстро восстанавливали производства, организовывали новые. Немногим более полугода строился завод по производству пороха для «катюш» в Стерлитамаке. Химик А.М.Малец многое сделал для организации производства элементарного фосфора в Керчи и на Урале. Научно-исследовательский институт удобрений и инсектофунгицидов (НИУИФ) и Институт неорганической химии АН СССР организовали производство пиротехнических средств, Радиевый институт и НИУИФ – производство люминофоров, сигнальных составов, противогазов (чл.-корр. АН СССР С.З.Рогинский), И.Н.Назаров изобрел и создал производства карбинольного клея для авиационной промышленности,, используемого вместо сварки для соединения металла с другими материалами. А.Е. и Б.А.Арбузовы, М.И.Кабачник, А.Н.Несмеянов, Б.А.Залесский разработали маскировочные материалы и краски из минерального сырья. М.М.Дубинин, К.А.Малин, Р.К.Боресков, А.Т.Амелин занимались развитием и интенсификацией производства серной кислоты на востоке страны. Этого рода производства поставляли основные продукты для создания взрывчатых веществ100. Основанный еще в 1918 г. Физико-химический институт им.Л.Я.Карпова (директор – А.Н.Бах) в советские годы стал ведущим научным центром химической промышленности СССР. До войны в институте сложился ряд крупных научных школ – электрохимии, коллоидной химии, адсорбции, химической кинетики и катализа, строения вещества, физической и неорганической химии, был сделан ряд фундаментальных открытий, которые с первых дней войны послужили обороне страны. Новый метод получения ультратонких волокон, используемых для изготовления материалов с фильтрующими свойствами, был разработан под руководством И.В.Петрянова-Соколова (позднее академика) при участии его сотрудницы Н.Д.Розенблюм. Это открытие, удостоенное в 1941 г. Государственной премии СССР, позволило в сжатые сроки обеспечить армию новыми усовершенствованными противогазами. Под руководством чл.-корр. АН СССР И.А.Казарновского был получен эффективный препарат для регенерации кислорода в убежищах, противогазах, подводных

лодках. При участии И.А.Казарновского и Г.П.Никольского было налажено его производство на одном из заводов. Профессор В.А.Каргин (позднее академик) совместно со своей сотрудницей М.Н.Штединг в 1940 г. разработал материалы для одежды, защищающей от стойких отравляющих веществ, а в 1942 г. была выпущена первая партия защитных накидок. Совместно с акад. П.А.Ребиндером и А.Б.Таубманом он создал составы для обработки валеной обуви, делающие ее непромокаемой. М.А.Проскурин и М.М.Файнберг создали ряд взрывателей для химических и электронных мин, за которые были удостоены Государственной премии. Коллектив под руководством основателя отечественной школы в области электрохимии акад. А.Н.Фрумкина – совместно с работниками НИИ связи создал новые химические источники тока, отличающиеся стабильностью действия в широком интервале температур. Причем для их изготовления применялось железо вместо дефицитных кадмия и никеля. М.И.Темкин с группой сотрудников создал катализатор для беспламенного обогревателя, который позволял запускать двигатель танка на холоде101. Большую роль в развитии химической науки и промышленности сыграли крупнейшие химические вузы страны – Ленинградский и Казанский химико-технологические институты, которые в 1941-1942 гг. были объединены в один вуз и подчинены Наркомату боеприпасов. В этих вузах были сосредоточены высококвалифицированные кадры ученых-химиков – академики А.Е.Порай-Кошиц и А.Е.Арбузов, 4 чл.корр. АН СССР, 30 профессоров, 33 кандидата наук – доцента и 9 доцентов. В 1941 г. он выполнил научно-исследовательские работы на 1,8 млн. руб., а в 1942 г. – на 2,2 млн. руб. Число выполненных тем с 1941 по 1942 г. выросло с 36 до 65102. В Ленинградском и Казанском химико-технологических институтах накануне войны развивался ряд перспективных направлений химической науки, которая в годы войны дали выход в промышленность и внесли большой вклад в развитие промышленности боеприпасов и других оборонных производств. Академик А.Е.Порай-Кошиц по заданию Госплана СССР обследовал ряд заводов и предложил схему рационального размещения отдельных производств в условиях перебазирования предприятий химической промышленности103. А.Я.Дринберг разработал и внедрил в промышленность способ получения белков из шрота клещевины, который использовался вместо пищевых белков. На основе этого метода в Зеленодольске (Татарская АССР) развернулось производство белков. Н.С.Ушаков, возглавивший первую в СССР кафедру пластмасс, выполнил ряд важных заданий: создал вместе со своими сотрудниками технологию производства брони для танков и самолетов, а также изоляции для кабелей, на основе которой работали химкомбинат в Ереване и Кусковский завод в Москве. В лаборатории В.Ф.Журавлева были изучены проблемы использования минерального сырья в Поволжье и весь комплекс вопрос, связанных с организацией промышленности вяжущих материалов и цементов в этом районе104. Новые виды сырья и заменителей для производства взрывчатых веществ, новые технологические процессы создавались академиком А.Е.Арбузовым, Б.А.Арбузовым, Г.М.Камаем, Л.И.Багалом, А.Е.Переверзевым и др. Ученые-химики обеспечили высококачественными сырьем и полупродуктами отрасли, производящие взрывчатые вещества и боеприпасы. В течение 1942 г. при их участии и по их предложениям были восстановлены на востоке страны на базе эвакуированного оборудования 16 химических заводов, расширены мощности на 15 заводах, введены в действие 11 новых химических предприятий105. С начала 1942 г. восстанавливался Воскресенский химкомбинат, с 1943 г. – химические заводы Донбасса. Политика индустриализации и укрепления обороноспособности стимулировала развитие физикоматематических и технических наук, – столь необходимого фундамента техники. Сложились передовые научные школы в различных областях военной техники. Однако эта плодотворная связь науки и техники на практике реализовалась с огромными издержками, связанными с вмешательством политического руководства страны в решение сугубо специальных вопросов, с тем, что постоянно игнорировался тот научный багаж, который был накоплен в 30-е гг.106. Однако жизнь брала свое, и эта связь опять восстанавливалась, но уже с потерей исторического времени и тяжелыми утратами. Успехи в развитии отечественной авиации были подготовлены трудами Н.Е.Жуковского, С.А.Чаплыгина, А.Н.Туполева, С.А.Христиановича, М.В.Келдыша, И.В.Остославского, Г.Н.Абрамовича, А.В.Чесалова, В.И.Поликовского, Л.И.Седова., А.Н.Журавченко, К.А.Ушакова, А.И.Макаревского, С.Н.Шишкина, С.С.Сопмана, Г.П.Свищева, Е.П.Гроссмана, Б.Н.Юрьева, В.П.Ветчинкина, В.С.Пышнова, Б.С.Стечкина, Г.М.Мелькумова, В.Ф.Болховитинова и др. К середине 30-х гг. А.Н.Туполев создал передовую научную школу конструкторского и металлического авиастроения, оказавшую огромное влияние на советскую авиапромышленность, был создателем самолетов-монопланов. Он также внес существенный вклад в создание отечественной металлургической базы легких сплавов на Кольчугинском заводе. Широко используя опыт мирового самолетостроения, с которым он непосредственно знакомился во время зарубежных командировок в США, Англию, Францию и другие страны, А.Н.Туполев сконструировал в 1924 г. первый в СССР

цельнометаллический пассажирский самолет АН-2, в 1925 г. – цельнометаллический серийный боевой самолет-разведчик АН-3 (Р-3), принятый на вооружение ВВС, первый в мире цельнометаллический двухмоторный бомбардировщик-моноплан АНТ-4 (ТБ-1). На последнем, построенном крупной серией, были совершены полеты в США (1929), Арктику (1937), он использовался на фронте в годы войны. В 1930 г. А.Н.Туполев создал первый в мире 4-моторный бомбардировщик – моноплан со свободнонесущим крылом АНТ-6 (ТБ-3), который стал основой стратегической авиации в 1932-1938 гг., а в 1940-1941 гг. использовался как авианосец. Большое число самолетов – бомбардировщиков, торпедоносцев, разведчиков конструкции А.Н.Туполева участвовали в боевых действиях в годы войны. В 1933-1936 гг. возглавляя опытное самолетостроение в ЦАГИ, А.Н.Туполев был одним из тех, кто заложил передовые основы конструирования и испытания отечественной самолетов. В годы предвоенных пятилеток в СССР развернулось создание новых образцов самолетов в обстановке соперничества с мировой авиатехникой. К концу 30-х гг. резко возросли требования к летно-техническим данным самолетов: скорости, маневренности, вооружению и т.д. В военных конфликтах в Европе выявилось, что и Германия, и Англия обладали истребителями и бомбардировщиками высокого класса. В начале 1939 г. после отрезвляющего опыта войны в Испании и других военных конфликтах политическим руководством страны была поставлена задача создания в кратчайшие сроки новых типов самолетов, приборов и другой авиационной техники, ускорения реконструкции существующих и строительства новых моторных и самолетных заводов. Из Наркомата оборонной промышленности был выделен Наркомат авиационной промышленности. Авиаконструкторам, в том числе и вновь организованным конструкторским бригадам, дается задание по конструированию более 25 новых типов боевых самолетов, в том числе 14 типов истребителей со значительно более высокими тактико-техническими и боевыми качествами. В соревнование включились многочисленные КБ и бригады, которым оказывали помощь авиазаводы. Задание по проектированию истребителей получили Н.Н.Поликарпов, А.С.Яковлев, П.Д.Грушин, В.М.Петляков, Арт.И.Микоян, М.И.Гуревич, С.А.Лавочкин, В.П.Горбунов, М.И.Гудков, В.Е.Таиров, А.С.Москалев, М.Р.Бисноват, С.Г.Козлов, И.Ф.Фролов, В.П.Яценко, М.М.Пашинин, В.В.Шевченко; по проектированию штурмовиков, бомбардировщиков и разведчиков – С.В.Ильюшин, А.Н.Туполев, В.М.Мясищев, П.О.Сухой, В.Ф.Болховитинов, Г.М.Бериев, В.Е.Беляев, И.В.Четвериков, П.Д.Самсонов, В.Г.Ермолаев, Н.Ф.Незваль, А.А.Архангельский; по проектированию моторов – В.Я.Климов, А.А.Микулин, А.Д.Швецов. С.К.Туманский, А.Д.Чаромский, Е.В.Урмин, В.А.Добрынин, Н.Я.Доллежаль107. К началу войны авиационная промышленность и научно-исследовательская работа в этой области перестраивались на новой научно-технической основе. С начала 40-х гг. в практику внедрялись научно обоснованные методы общего проектирования самолетов, в том числе метод оптимального проектирования. Одними из пионеров этого метода были Н.Н.Фадеев и С.В.Ильюшин. В 1938-1942 гг. появился ряд теоретических работ по этому вопросу108. Огромный опыт, накопленный в самолетостроении, был обобщен в «Руководстве для конструкторов», унифицировавшем методику проектирования, постройки и испытания современных самолетов. Оно было подготовлено коллективом ученых, конструкторов, летчиков-испытателей. Первое его издание вышло в свет в начале 1941 г., второе – в годы войны. В нем нашел отражение опыт конструирования, массовой постройки и боевого применения новых типов самолетов, появившихся накануне и во время войны (истребители Як-1, ЛаГ-3, МиГ-3, штурмовик Ил-2, бомбардировщики Пе-2, Ту-2)109. Научно-исследовательские институты Наркомавиапрома – Центральный аэрогидродинамический (ЦАГИ), Центральный институт авиационных моторов (ЦИАМ), Всесоюзный институт авиационных материалов (ВИАМ) и др. давали научные рекомендации в области конструирования самолетов, двигателей, создавали новые материалы для конструкций, расчеты, новые технологические процессы и т.д. Для постановки испытания многочисленных образцов современной авиатехники на научную основу в 1940 г. был создан новый научный центр – Летно-исследовательский институт под руководством знаменитого летчика Героя Советского Союза М.М.Громова. Его заместителем стал известный ученый А.В.Чесалов. К концу 1940 г. под руководством С.А.Чаплыгина был сооружен комплекс ЦАГИ, оснащенный современным оборудованием, с лабораториями больших скоростей и огромной аэродинамической трубой, позволившей испытывать самолеты в натуре на дозвуковых и околозвуковых скоростях110 Этот научный комплекс сыграл огромную роль в развитии авиации, в том числе реактивной. В короткие сроки благодаря тому опыту, который был приобретен в 30-е гг., и квалифицированным кадрам, подготовленным в этот период, были созданы, испытаны и приняты на вооружение новые образцы самолетов, не уступавшие по своим летно-техническим качествам самолетам подобного типа Германии, Англии и США. В 1939 г. коллектив под руководством А.С.Яковлева создал новый истребитель И-26 (Як-1). Весной 1940 г. подготовлены опытные образцы истребителей МиГ-3 (конструкции Арт.И.Микояна, М.И.Гуревича), который развивал скорость до 629 км/час, имел потолок 12 тыс. м и дальность полета в 700 км, ЛаГГ-3 (С.А.Лавочкина, В.П.Горбунова и М.И.Гудкова), с марта

1941 г. начался серийный выпуск штурмовика Ил-2 (С.В.Ильюшина) – машины, не имевшей себе равных в мире. Ни одна из воюющих стран не имела подобного бронированного штурмовика, ни один самолет не был выпущен в таком количестве (41 тыс. за годы войны). Передовые принципы оптимального проектирования были воплощены в конструкции Ил-2 с наибольшей полнотой (сочетание размера и веса, скорости и маневренности, летных данных и бомбардировочно-стрелкового вооружения). Впервые был спроектирован бронекорпус, заключавший все важные части самолета, минимальный вес был достигнут распределением различной толщины брони по поверхности корпуса с учетом тактики боя и обороны. Ил-2 обладал высокой маневренностью и широким диапазоном скоростей. Однако на его пути в серийное производство пришлось преодолеть большие препятствия. Разработка «летающего танка» началась еще в 1936 г., испытания проведены в 1938-1939 гг. Большие споры вызвал опытный двухместный вариант самолета с кабиной стрелка, который защищал заднюю полусферу самолета. Вначале он был отвергнут, и в серию пошел одноместный вариант. Военное и политическое руководство не смогло своевременно оценить достоинства и оригинальность конструкции, и запуск Ил-2 в серию был задержан на целый год, а первоначально и производство велось в недостаточных масштабах. С начала войны, когда выявились боевые качества самолета, эти ошибки с опозданием начали исправляться111. Были сконструированы бомбардировщик Ил-4, пикирующий бомбардировщик В.М.Петлякова – Пе-2, тяжелый бомбардировщик Ту-2 и ряд других образцов авиатехники. К осени 1940 г. были отобраны и внедрялись в серийное производство лучшие конструкции самолетов. Они были созданы с невероятным напряжением сил коллективами конструкторов и производственников как вольных, так и работавших в заключении. В 1937-1938 г. в связи с «делом Тухачевского» подверглись массовым репрессиям руководители авиапромышленности, коллектив ЦАГИ, конструкторские бюро Туполева, В.М.Петлякова, Р.Бартини. Еще ранее – в 1929 г. КБ Н.Н.Поликарпова. Ведущие конструкторы продолжали работу в заключении. В 1938 г. было организовано ЦКБ-29-НКВД, работавшее с начала в Болшево, под Москвой, а затем в Москве на Яузе, на улице Радио. КБ Н.Н.Поликарпова с 1929 г. работало в Бутырской тюрьме. Такие видные конструкторы, как А.Н.Туполев, В.М.Петляков, В.М.Мясищев, Р.Бартини, позднее С.П.Королев, В.П.Глушко трудились над новыми образцами техники, находясь в заключении, будучи несправедливо осужденными по клеветническим обвинениям. Все это не могло не затормозить процесс создания военной техники. Среди заключенных ученых, конструкторов, организаторов науки и техники многие добились выдающихся успехов и получили накануне или в период войны свободу, а позднее – ученые степени, академические звания, были отмечены званием Героя Социалистического Труда, удостоены Государственной и Ленинской премий. Перед войной авиационная наука и техника в СССР накопили громадный опыт, они революционизировали ряд смежных с ними отраслей промышленности, началось создание серийного производства передовой и авиационной техники. Однако этот процесс не был завершен к началу войны. В 1940 г. было произведено всего лишь 20 МиГ-3, 64 – Як-1, 2 образца Пе-2. К началу войны выпущено всего 1946 истребителей новых типов, 458 пикирующих бомбардировщиков и Пе-2, 249 штурмовиков Ил-2. Свой долг ученые и конструкторы выполнили, но авиационная промышленность находилась в стадии перестройки и подготовки к массовому серийному производству112. С началом войны многие самолетные и моторные конструкторские бюро, эвакуированные вместе с заводами в Казань, Омск, Куйбышев, Новосибирск, Рыбинск и другие города на востоке страны, приступили на новых местах работы к модификации, повышению живучести созданных до войны образцов и новых конструкций. Особое конструкторское бюро под руководством С.В.Ильюшина в 1941-1942 гг. усиливало вооружение, защитные свойства Ил-2. На нем были установлены 23-мм пушка конструкции А.А.Волкова и С.Н.Ярцева (ВЯ-23), бюро А.А.Микулина снабдило его мощным двигателем. В третьем квартале 1942 г. усовершенствованный вариант Ил-2 был запущен в серийное производство. В октябре 1942 г. в боях под Сталинградом участвовал двухместный Ил-2, вооруженный крупнокалиберным пулеметом с кабиной стрелка в хвосте самолета. Наиболее эффективно Ил-2 использовался для борьбы с танками противника, хотя он был самолетом многоцелевого назначения. Герой Советского Союза летчик Н.Платонов так оценил этот самолет: «Есть самолеты, представляющие собой удивительные творения человеческого разума, воплотившие в своей конструкции все то, что требует от них современный бой; самолеты-универсалы, на которых можно выполнить самые разнохарактерные задания; самолеты, обладающие высокими боевыми качествами. Именно к таким самолетам в первую очередь можно отнести Ил-2. Самолет прекрасно оправдал свое назначение штурмовика. Не только равных, но сколько-нибудь подобных ему не было ни в одной армии воевавших государств. Он оказался лучшим на поле боя и в наступательных и в оборонительных операциях. На нем летчики добивались наилучших результатов в борьбе с танками и подавлении всякого рода точечных и узких целей»113.

Советская авиатехника была технологичной. При совершенствовании боевой техники, писал заместитель наркома авиационной промышленности А.С.Яковлев, «конструктор ни на минуту не должен был забывать о том, что всякие улучшения должны вноситься с таким расчетом, чтобы это минимально отразилось на выполнении плана. Поэтому конструкторы были теснейшим образом связаны с серийным производством. Прежде чем внести новшество в существующее оружие, они должны были отчетливо представить себе, какие затруднения в технологическом процессе может вызвать это улучшение. Конструкторам приходилось свои изменения осуществлять таким образом, чтобы серийное производство при этом несло минимальные потери для суточного графика подачи самолетов фронту...в этом отношении советские конструкторы прошли серьезную школу»114. Самолеты ОКБ А.С.Яковлева – Як-1, Як-7, Як-9 составляли значительную часть истребителей. Крупносерийное производство Як-9 с более легкими крыльями металло-деревянной конструкции, с увеличенным объемом топливных баков, с усиленным вооружением началось с конца 1942 г. КБ С.А.Лавочкина подготовило для серийного производства Ла-5 со скоростью полета 650 км/час, хорошими аэродинамическими свойствами и усиленным вооружением. Это был один из самых совершенных истребителей. Он был снабжен мотором воздушного охлаждения конструкции А.Д.Швецова и двумя 40-мм пушками. Летом 1942 г. Ла-5 появились под Сталинградом. В 1943 г. Ла-5 сменил ЛаГГ-3 в крупносерийном производстве115. В середине 1942 г. было усилено стрелковое вооружение и введена дополнительная броневая защита кабин Пе-2, улучшены его аэродинамические свойства, что увеличило скорость. В мае 1942 г. три серийных ТУ-2, сделанных в Омске, отправились на фронт. Испытанный в боевых условиях бомбардировщик ТУ-2 показал высокую степень живучести, простоту пилотирования, он обладал мощным оборонительным вооружением, большой бомбовой нагрузкой и стяжал славу лучшего фронтового пикирующего бомбардировщика второй мировой войны. Создание новых типов самолетов стало возможным благодаря фундаментальным исследованиям математиков и механиков. Основные закономерности аэродинамических характеристик крыла при переходе к большим скоростям были раскрыты в работах акад.С.А.Христиановича. Его труды создали основу для решения проблем прочности самолета, выбора оптимальной формы крыла. Практическое решение акад. Н.Е.Кочиным задач «теории круглого крыла» позволило конструкторам рассчитывать силы действующих на крыло и обтекающих его воздушных потоков. При проектировании крыльев использовались и труды А.А.Дородницына (позднее академика)116. Развивались и перспективные направления в авиации. В первый военный год в конструкторском бюро В.Ф.Болховитинова конструкторами А.Я.Березняком, А.М.Исаевым, Л.С.Душкиным был создан самолет с жидкостным реактивным двигателем – БИ. «Это был первый советский самолет без винта, – писал его конструктор А.М.Исаев. – Жидкостный ракетный двигатель обеспечивал огромную скорость при подъеме. Такому истребителю не нужно барражировать в ожидании вражеского бомбардировщика, да у него на это и не хватило бы топлива. Старт – когда противник уже над головой. Две-три минуты почти вертикального полета и атака двумя авиационными пушками. С пустыми баками вниз для заправки – и для нового полета-выстрела»117. 15 мая 1942 г. летчик Г.Я.Бахчиванджи совершил на нем первый испытательный полет. Позднее, при испытаниях в 1943 г., первый образец реактивного самолета был уничтожен в авиакатастрофе, а летчик-испытатель Бахчиванджи погиб. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза118. Над созданием турбореактивного двигателя с 1937 г. трудился А.М.Люлька, над высотным бомбардировщиком – В.М.Мясищев. В новых перспективных областях работали коллективы КБ Арт.И.Микояна, П.О.Сухого, С.А.Лавочкина, А.С.Яковлева и др. Большую работу проводили ученые, инженеры и техники по созданию новых материалов для самолетов и моторов119. Множество усовершенствований было сделано в конструкции самолетов и их вооружении. В целом советская авиация, по словам А.С.Яковлева, имела высокую культуру аэродинамики и веса, мощное стрелково-пушечное и принципиально новое авиационно-ракетное оружие – реактивные снаряды120. Успешно развивалась накануне войны конструкторская мысль в области танкостроения. Большой вклад в развитие теории танкостроения внесли труды А.С.Антонова, Н.И.Груздева, А.И.Благонравова, В.И.Заславского, позднее репрессированного, М.К.Кристи и др. К 1930 г., когда советские танковые войска начинают выделяться в самостоятельный род войск, был создан ряд оригинальных отечественных конструкций бронетанковой техники121. Трофейный французский танк «Рено» стал образцом для легких танков. Основой для БТ был «Кристи». Скрупулезное изучение технических новинок за рубежом и накопление опыта конструирования шли параллельно с развитием и увеличением возможностей советской промышленности и усложнением тех задач, которые ставили потребности танковых войск в 30-е гг.

В 1933 г. на всех танковых заводах было выпущено чуть больше 3500 машин122. В конце 20-х гг. большое конструкторское бюро по созданию новых образцов танков разделилось на ряд специализировавшихся на конструировании различных типов машин коллективов, во главе которых стали видные конструкторы С.А.Гинзбург, Н.В.Барыков, Н.В.Цейц, Л.С.Троянов, И.С.Бушнев, Н.Н.Козырев, Н.А.Астров и др. Они работали над созданием новых конструкций, так как принятые на вооружение и находившиеся в серийном производстве танки уже отставали от уровня мирового танкостроения. Большим достижением конструкторов в 30-е гг. было создание дизеля для танков. На основе исследований, проводившихся в ЦИАМ, Украинском НИИ двигателей внутреннего сгорания, Военной академии механизации и моторизации РККА, на Харьковском паровозостроительном заводе дизелистами Я.Е.Вихманом, Т.П.Чупахиным, К.Ф.Челпаном, И.Я.Трашутиным, М.П.Поддубным и другими, был сконструирован самый совершенный в танковой технике периода второй мировой войны дизельный двигатель В-2. Первые серийные двигатели были установлены на танки БТ-7М и артиллерийские тягачи «Ворошиловец». В 1939 г. этот двигатель был установлен на танк Т-34, а затем на КВ (Клим Ворошилов). Под руководством Т.П.Чупахина и И.Я.Трашутина велись работы по созданию модификаций дизелей различной мощности. Чупахин позднее был удостоен Государственной премии СССР за разработку дизеля В-2123. Советская промышленность серийно выпускала Т-26 с 45-мм пушками (23 модификации) и БТ-7. В связи с нарастанием угрозы войны потребовалось повысить боевые качества танков: их маневренность, бронезащиту, вооружение. Это было сделано в короткие сроки. В августе 1938 г. начался новый этап в отечественном танкостроении. Комитет Обороны СССР поставил задачу создания новых образцов танков с усиленной броневой защитой к июлю 1939 г. Были определны основные типы танков: танкетка, средний и тяжелый танк, что имело огромное значение для рационального использования мощностей танковой промышленности и налаживания серийного производства танковой техники124. В течение 1939-1940 гг. отечественная конструкторская мысль сделала мощный рывок: были созданы новые типы среднего и тяжелого танков, превосходящие по своим боевым качествам зарубежные конструкции. (В декабре 1939 г. разработка, а в начале 1940 г. и производство колесно-гусеничных танков были прекращены)125. Молодые, но уже накопившие опыт КБ под руководством М.И.Кошкина, А.А.Морозова, Н.А.Кучеренко, М.И.Таршинова в Харькове, Ж.Я.Котина, Н.Л.Духова, А.С.Ермолаева в Ленинграде в 1939-1940 гг. создали первое – опытный образец среднего танка Т-34, в основу которого положена конструкция А-32 харьковского КБ и завода, одобренная Сталиным, второе – опытный образец тяжелого танка КВ-1. Успехи ученых и технологов в области разработки технологии производства брони средней и высокой твердости способствовали созданию новых образцов танков.Разработанный по инициативе главного конструктора Харьковского завода М.И.Кошкина и его помощников средний танк на гусеничном ходу Т34 превосходил немецкие танки оптимальным сочетанием бронестойкости, маневренности, огневой мощи и технологичности в производстве. 26-тонный танк Т-34 был вооружен 76,2-мм пушкой, пробивал броню немецких танков с 1,5 – 2 тыс.м, тогда как немецкие – могли поражать русские танки с расстояния не более 500 м, да и то, если снаряды попадали в борт или корму. В 1940 г. два опытных образца Т-34 совершили пробег по маршруту Харьков-Москва и были продемонстрированы правительственной комиссии. 31 марта 1940 г. Т-34 был принят на вооружение126. Серийное производство его началось в июне 1940 г. За его создание М.И.Кошкин (посмертно), А.А.Морозов и Н.А.Кучеренко были удостоены в 1942 г. Государственной премии СССР. В 1942 г. головным КБ под руководством А.А.Морозова в конструкцию Т-34 вносились изменения с целью ее упрощения и повышения боевых характеристик и надежности. В течение войны и в послевоенные годы Т-34 оставался «лучшим в мире массовым танком, оказавшим огромное влияние на развитие средних танков во всех странах»127. На Кировском заводе в Ленинграде создавались конструкции и организовывалось производство тяжелых танков КВ. КВ был самым мощным тяжелым танком первого периода войны. Он был принят на вооружение в конце 1939 г. и стал поступать в армию во второй половине 1940 г. Конструктору Ж.Я.Котину за разработку и усовершенствование конструкции КВ была присуждена Государственная премия СССР128. Однако серийное производство новых конструкций до начала войны не было налажено. В 1940 г. были выпущены 243 образца КВ и 115 – Т-34. В первом полугодии 1941 г. соответственно 369 – КВ и 110 – Т34. В первый период войны с учетом опыта конструирования легкого танка Т-50 в кратчайшие сроки под руководством Н.А.Астрова и А.А.Липгарта был создан более технологичный и более мощный легкий танк Т-60, а затем Т-70 и другие типы легких танков. За конструирование новых типов легких танков Н.А.Астрову была присуждена Государственная премия СССР.

В 1936 г. на Ленинградском заводе опытного машиностроения им. С.М.Кирова были начаты работы по созданию первых в мировой практике танков с противоснарядным бронированием. В 1938 г. был построен танк Т-46-5 «малый танк тяжелого бронирования». В проекте предусматривалось создать однобашенный 22-тонный танк с толщиной брони до 60 мм. На танке впервые в СССР была установлена литая башня, для соединения броневых листов корпуса применялась электросварка. К лету 1939 г. построен тяжелый двубашенный 58-тонный танк Т-100 с 60-мм броней, одновременно создана самоходная установка СУ-100У. Конструкторы Ленинградского Кировского и Харьковского заводов в 1937 г. приступили к проектированию перспективных танков с противоснарядной броней129. Комитет обороны дал задание к июлю 1939 г. создать образцы танков с усиленной бронезащитой. В первой половине 30-х гг. при активной поддержке секретаря Ленинградского обкома партии С.М.Кирова и заместителя наркома обороны М.Н.Тухачевского в опытных конструкторскомашиностроительных отделах заводов им. К.Е.Ворошилова и «Большевик» велись работы по созданию самоходных артиллерийских установок (САУ) для механизированных и моторизованных соединений Красной Армии. В 1931-1939 гг. были построены САУ закрытого, полузакрытого и открытого типа. Основными разработками руководил П.Н.Сячинтов. Отличаясь оригинальностью конструкции, САУ базировались на шасси ведущих типов танков. Впервые в мировой практике была создана система машин самоходной артиллерии, начиная с легких установок, предназначенных для поддержки танков и пехоты, их сопровождения и огневого прикрытия, вплоть до тяжелых – для подавления живой силы и техники противника, разрушения его оборонительных сооружений и т.п.130 Однако после 1937 г. работы по конструированию САУ были значительно сокращены, и в начале войны самоходная артиллерия практически отсутствовала в вооружении Красной Армии. Возобновились эти работы уже в ходе войны. В конце 1942 г. над созданием самоходных артиллерийских установок, используя методы скоростного проектирования, трудился коллектив КБ Л.И.Горлицкого. В 1942 г. на вооружение поступили легкобронированные СУ-76 и бронированные СУ-122, осваивалась САУ с 152-мм пушкой (Ж.Я.Котин, С.Н.Махонин, Л.С.Троянов, С.П.Гуренко, Ф.Ф.Петров). В 1942 г. советские конструкторы создали 10 опытных образцов новых танков и САУ131. Непрерывно совершенствовались их агрегаты, увеличивалась мощность оружия. В конструировании и модернизации участвовали ученые и конструкторы А.А.Морозов, Ж.Я.Котин, Л.С.Троянов, Н.Л.Духов, С.Н.Махонин, А.С.Ермолаев, М.Ф.Балжи, В.И.Таротько, Н.Ф.Шашмурин, Л.Е.Сычов, С.П.Гуренко, Ф.Ф.Петров и др. Задолго до войны на основе научно-технических достижений были разработаны и апробированы новые типы артиллерийского вооружения, которые, как писал в своих воспоминаниях нарком вооружения (1939-1941), заместитель наркома вооружения (с июня 1941 г.), нарком боеприпасов (с февраля 1942 г.) Б.Л.Ванников, «в основном оставались неизменными до окончательного разгрома противника. В целом новая система артиллерийского вооружения Красной Армии в течение всей войны не испытывала потребности во введении новых калибров или острой необходимости в принципиально новых конструкциях. Эти факторы имели важное значение для военной экономики»132. Труды ученых А.А.Благонравова, П.А.Гельвиха, Е.А.Беркалова, М.Ф.Васильева, Н.Ф.Дроздова, Б.Н.Окунева, Г.В.Опокова, М.Е.Серебрякова, В.Е.Слухотского, В.М.Тимофеева, Р.А.Дурляхова, Г.А.Забудского, И.П.Граве, Д.А.Вентцеля и др. сыграли важную роль в развитии артиллерийского вооружения. Большая работа была проведена учеными, конструкторами, военными специалистами по созданию, отбору и совершенствованию артиллерийских систем. В предвоенные годы коллективы конструкторов под руководством В.Г.Грабина, И.И.Иванова, Н.И.Магдасиева, М.Я.Крупчатникова, А.А.Толочкова, Ф.Ф.Петрова, В.Н.Сидоренко, С.П.Гуренко, А.Г.Гаврилова, Я.Г.Таубина, А.Э.Нудельмана и др. создали все виды современных артиллерийских систем133, по своим тактикотехническим данным (мощности, начальной скорости полета снаряда, темпу огня, маневренности, степени внедрения автоматики) в большинстве случаев превосходящих подобные системы зарубежных стран. Научно-исследовательской работой в этой области руководил председатель Технического совета и начальник технического отдела наркомата вооружения Э.А.Сатель. Многочисленными коллективами научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро в предвоенные годы были созданы 25 новых образцов орудий134. Необычайно напряженная работа развернулась в третьей пятилетке, когда были созданы мощные 85 и 107-мм танковые пушки (1940) 57-мм противотанковое орудие (1941), 76-мм пушка для дотов. В 1939 г. КБ В.Г.Грабина сконструировало 76-мм дивизионную пушку. В том же году были приняты на вооружение ряд новых образцов: 210-мм пушка БР-17, 180-мм мортира, 305-мм гаубица БР-18, 37 и 85мм зенитные пушки. На вооружении также находились 157-мм гаубица-пушка и 122-мм гаубица образца 1938 г., 82-мм батальонные и 120-мм полковые минометы. Массовыми образцами созданного в 30-е гг. артиллерийского вооружения были 45-мм противотанковая пушка (1937), 76-мм дивизионные пушки (1936 и 1937 гг.), 107-мм пушка образца 1940 г., 122 и 152-мм гаубицы образца 1938 г., 152-мм пушкагаубица (1937), пушки калибра 122, 152, 210-мм, созданные в 1936-1939 гг., 230-мм мортира образца 1939 г., 305-мм гаубица образца 1939 г. Две трети образцов артиллерийских орудий, находившихся к

началу войны в производстве, были созданы в 1938-1940 гг. В них были учтены как последние достижения науки и техники, так и опыт боевого применения артиллерии. В создании этих орудий принимали участие конструкторы: Ф.Ф.Ландер, А.Г.Гаврилов, М.М.Розенберг, М.Ю.Цирульников, С.П.Гуренко, А.Н.Булашов, А.Е.Дроздов, С.Н.Дернов, А.А.Ильин, Н.Г.Кострулин, Л.А.Черных, К.К.Ренне, П.Ф.Муравьев, В.Д.Мещанинов, В.И.Норкин135. Были сконструированы новые зенитные корабельные орудия. В предвоенные годы были созданы отечественные артиллерийские приборы для наблюдения и управления огнем, подготовки исходных данных для стрельбы и топогеодезического обеспечения. Во второй половине 30-х гг. был накоплен ценный опыт конструктивно-технологической модернизации орудий, который с успехом были использован во время войны. Так, при отработке технологии производства 57-мм пушки ЗИС-2 при участии ученых и конструторов разрабатывались скоростные методы проектирования и конструктивно-технологического формирования пушки. Тогда же, по словам конструктора В.Г.Грабина, появились «зачатки нового в организации подготовки производства в целой отрасли оборонной промышленности», когда отдел главного конструктора стал центром, разрабатывающим единую технологию и координирующим «постановку пушки на валовое производство одновременно на трех артиллерийских заводах». Благодаря методам скоростного проектирования и освоения пушек за 38 дней весной 1941 г. был создан опытный образец 107-мм пушки ЗИС-6 для тяжелого танка КВ-2 136. Подобного опыта не имела ни отечественная, ни зарубежная практика. В ходе войны оправдали себя 45 и 76-мм пушки, производство которых было ошибочно прекращено накануне войны с целью перевода артиллерии на более крупные калибры. Это было сделано за несколько месяцев до начала войны по инициативе начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ) Наркомата обороны маршала Г.И.Кулика, который настаивал на производстве 107-мм пушки в результате ошибочной оценки немецко-фашистской бронетанковой техники. Несмотря на возражения руководства Наркомата вооружения в лице Б.Л.Ванникова, это предложение получило поддержку А.А.Жданова и И.В.Сталина. О том, как было принято это важное решение в кабинете Сталина, вспоминал Б.Л.Ванников: «К концу моих объяснений в кабинет вошел А.А.Жданов. Сталин обратился к нему и сказал: «Вот Ванников не хочет делать 107-миллиметровые пушки очень хорошие, я знаю их по гражданской войне...». Сталин говорил о полевой пушке времен первой мировой войны. Она, кроме калибра по диаметру, ничего общего не могла иметь с пушкой, которую нужно было создать для современных танков и для современных условий боя. Вскользь брошенная Сталиным реплика обычно решала исход дела. Так получилось и на этот раз». На заседании специальной комиссии Ванников обвинил Жданова: «Вы перед войной допускаете разоружение армии». Тем не менее было решено прекратить производство «самых нужных для борьбы с танками противника 45 и 75-миллиметровых пушек. Не разобравшись в совершенно не обоснованных рекомендациях Кулика, Сталин санкционировал это решение, имевшее для армии тяжелые последствия137. Кулик тормозил и выпуск автоматического оружия, противотанковых и зенитных средств. Накануне войны были сняты с вооружения противотанковые ружья, затормозилось создание новой авиапушки из-за ареста главы КБ Я.Г.Таубина, затягивался запуск в серийное производство миномета Б.И.Шавырина, которое развернулось лишь в 1940 г., а сам автор также был обвинен во вредительстве, хотя и избежал ареста138. За две недели до начала войны был арестован и сам нарком вооружения Б.Л.Ванников. Он был обвинен во вредительстве, подвергнут истязаниям и побоям. А спустя менее месяца после нападения гитлеровской Германии на нашу страну, – вспоминал Ванников о превратностях своей судьбы, – мне в тюремную одиночку было передано указание И.В.Сталина письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий. Обстановка на фронте мне была неизвестна. Не имея представления о случившимся тогда опасном положении, я допускал, что в худшем случае у наших войск могли быть небольшие местные неудачи и что поставленный вопрос носит чисто профилактический характер. Кроме того в моем положении можно было лишь строить догадки о том, подтвердило или опровергло начало войны те ранее принятие установки в области производства вооружения, с которыми я не соглашался. Поэтому оставалось исходить из того, что они возможно не оказались грубыми ошибками, какими я их считал. Конечно, составленную мной при таких обстоятельствах записку нельзя считать полноценной. Она могла бы быть значительно лучше, если бы я располагал нужной информацией»139. Записка была передана Сталину. Ванников был доставлен к нему прямо из тюрьмы. «В присутствии В.М.Молотова и Г.М.Маленкова Сталин сказал: – Ваша записка – прекрасный документ для работы Наркомата вооружения. Мы передадим её для руководства наркому вооружения. В ходе дальнейшей беседы он заметил: «Вы во многом были правы. Мы ошиблись... А подлецы вас оклеветали...»140. 20 июля 1941 г. Сталин подписал удостоверение ГКО № 1021, где говорилось:

«Государственный Комитет Обороны удостоверяет, что тов. Ванников Борис Львович был временно подвергнут аресту органами НКГБ, как это выяснено теперь, по недоразумению, и, что тов. Ванников Б.Л. считается в настоящее время полностью реабилитированным. Тов. Ванников Б.Л. Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР назначен заместителем наркома вооружения и по распоряжению Государственного Комитета Обороны должен немедленно приступить к работе в качестве заместителя наркома вооружения. Председатель Государственного Комитета Обороны И.Сталин»141. В начале февраля 1942 г. Б.Л.Ванников был назначен наркомом боеприпасов, а 8 июня 1942 г. ему «за исключительные заслуги перед государством в деле организации производства, освоение новых видов артиллерийского и стрелкового вооружения и умелое руководство заводами...» было присвоено звание Героя Социалистического Труда142. То обстоятельство, что Сталин непосредственно курировал оборонную промышленность имело, по мнению Ванникова, и положительные и отрицательные стороны. Так, с целью повысить качество и ускорить темпы работы конструкторов он проявлял заботу о том, чтобы их запросы немедленно и вполне удовлетворялись, и это, естественно, играло важную роль. Но некоторые конструкторы, попавшие в поле зрения Сталина и уже по этой причине занявшие видное положение, к сожалению, подчас использовали это обстоятельство в ущерб делу»143. Вопросы о сроках решались путем нажима, спешка вносила элементы дезорганизации в работу, вела к ухудшению качества, конфликтам, срыву сроков и крупным непроизводительным расходам144. Что касается прекращения производства «самых нужных для войны 45 и 76-миллиметровых пушек», то «как только развернулись военные действия, писал Б.Л.Ванников, Сталин увидел, что была допущена непростительная ошибка... И к сожалению, ошибка оказалась еще более тяжелой, чем можно было предполагать. Дело в том, что значительное количество этих пушек, имевшихся в войсках приграничных районов, а также свезенных на склады в западной части СССР, было потеряно при отступлении в первые месяцы войны». ГКО принял решение срочно восстановить производство пушек не только на тех заводах, где они производились прежде, но и на гражданских, имевших «мало-мальски пригодное для этого оборудование». К концу первого полугодия войны в результате подвижнического труда работников заводов производство этих пушек было восстановлено, и в 1942 г. промышленность дала фронту десятки тысяч этих орудий. Несмотря на огромные трудности, к началу войны Красная Армия была вооружена артиллерией, превосходившей, по мнению Б.Л.Ванникова, «по своим боевым и эксплуатационным качествам западноевропейскую, в том числе и германскую». Он также подчеркивал, что «огромная работа, проделанная... в довоенный период, позволила конструкторам и производственникам-вооруженцам сосредоточить свои творческие усилия во время войны на дальнейшем совершенствовании артиллерийского вооружения и улучшения процесса его изготовления. Это дало возможность повышать эксплуатационные качества систем, упрощать конструкции деталей и узлов, лучше организовать производство, увеличивать выпуск продукции, снижать ее себестоимость»145. К началу войны был создан принципиально новый вид артиллерийского вооружения – реактивная артиллерия. В 20-30-е гг. были достигнуты успехи в конструировании ракетных двигателей, ракет и ракетных снарядов, что позволило создать и испытать в канун войны новый вид оружия. Остановимся подробнее на истории ракетного оружия. Еще в начале XIX в. генерал А.Д.Засядко создал несколько типов боевых ракет. В середине XIX – начале XX в. в отечественное ракетостроение внесли вклад К.И.Константинов, Н.В.Герасимов, И.П.Граве и др. Основоположниками разработки пороховых реактивных снарядов в СССР были инженеры Н.И.Тихомиров и В.А.Артемьев. В 1928 г. в Ленинграде они сконструировали ракеты-снаряды на твердом топливе. В 1921 г. в Москве была создана лаборатория под руководством Н.И.Тихомирова для разработки боевых твердотопливных ракет на бездымном порохе. В 1924 г. она была переведена в Ленинград, в июне 1928 г. получила название Газодинамической лаборатории (ГДЛ) при Реввоенсовете СССР. 3 марта 1928 г. состоялся первый пуск ракеты конструкции Н.И.Тихомирова и В.А.Артемьева, пролетевшей 1300 м. В области теории ракетостроения большую помощь ГДЛ оказали ученые Д.А.Вентцель, М.Е.Серебряков, Г.Э.Лангемак. С 1929 г. в работу включаются Б.С.Петропавловский, В.П.Глушко, Е.С.Петров, В.И.Дудаков, И.Т.Клейменов и др. Лангемак, Дудаков и Петропавловский разработали стартовые ракетные двигатели на бездымном порохе. После смерти Н.И.Тихомирова в 1930 г. начальник ГДЛ Б.С.Петропавловский с сотрудниками сосредоточился на конструировании боевых реактивных снарядов и пусковых установок. Были созданы 82 и 132-мм осколочно-фугасные реактивные снаряды для боевых самолетов. Значительный вклад в разработку основ внутренней баллистики реактивных снарядов внес Ю.А.Победоносцев. В результате их

совершенствования и создания самолетных пусковых установок РС-82 в конце 1937 г. они были приняты на вооружение истребителей И-15 и И-16. Важную роль в развитии ракетной техники сыграла возникшая в 1931 г. Группа по изучению реактивного движения (ГИРД), созданная по инициативе сотрудника ЦАГИ Ф.А.Цандера. С мая 1932 г. начальником ГИРД «в общественном порядке» был назначен С.П.Королев. В ГИРД сосредоточилась тематика по изучению и применению реактивных двигателей. К ядру ГИРД относились М.К.Тихонравов, Ю.А.Победоносцев, А.И.Полярный, А.В.Чесалов, В.Н.Галковский, Н.А.Железняков, Л.К.Корнеев и др. В ГИРД занимались и практическими, прикладными задачами – пороховыми ракетными снарядами, прямоточными и пульсирующими двигателями. Первый ракетоплан, конструкции Б.И.Черановского имел ракетный двигатель, сконструированный Ф.А.Цандером146. 17 августа 1933 г. в Нахабино под Москвой была испытана ракета ГИРД Р-I. Коллектив ГИРД генерировал передовые технические идеи в области ракетной техники, тесно соприкасавшейся с обороной страны. ГИРД просуществовала два года, сконцентрировав в маленькой ячейке почти все будущие направления развития ракетостроения и космонавтики147. 16 мая 1932 г. заместитель председателя Реввоенсовета и заместитель наркома по военным и морским делам М.Н.Тухачевский обратился к председателю Совета труда и обороны с докладом «Об организации реактивного института». В докладе он писал о том, что техническая реализация ракетного принципа позволит в артиллерии забрасывать снаряд на любое расстояние, а в авиации – приведет к резкому увеличению скорости полета, поднятию потолка самолетов, разрешит задачу полетов в стратосфере. Через 25 лет была решена первая задача, через 14 – вторая. Для развития работ ГДЛ и ГИРД, говорилось в докладе, «необходима скорейшая организация широкой научной и экспериментальной базы» «в форме реактивного института или другого какого-либо научно-исследовательского учреждения». Тухачевский предлагал строительство института отнести к числу «ударных строек»148. 31 октября 1933 г. постановлением СТО № 104, которое подтверждает приказ РВС № 0113, при Наркомате тяжелой промышленности СССР организуется Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), в котором сливаются ГДЛ и ГИРД. РНИИ должен был изучать все виды ракетной техники и все известные способы ее применения. Начальником РНИИ стал И.Г.Клейменов, в 1932 г. руководивший ГДЛ, его заместителем – 26-летний руководитель ГИРД С.П.Королёв, позднее его сменил Г.Э.Лангемак, что спасло жизнь Королёва в период репрессий, а Королёв возглавил отдел по крылатым ракетам и ракетопланам. В 1934 г. в РНИИ уже работало 395 чел., в 1935 г. – 5580. В научно-технический совет РНИИ вошли Г.Э.Лангемак, С.П.Королев, В.П.Глушко, Ю.А.Победоносцев, М.К.Тихонравов, В.И.Дудаков149. Коллектив РНИИ работал с огромным энтузиазмом. В 1934 г. Королев выпустил в свет монографию «Ракетный полет в стратосфере», где впервые дал схему современного реактивного мотора и поставил проблему полета человека в стратосферу, в 1935 г. – Г.Э.Лангемак и В.П.Глушко издали книгу «Ракеты, их устройство и применение», написанную на базе рукописи умершего 6 ноября 1933 г. Б.С.Петропавловского. Камнем преткновения была в те годы проблема управления ракетами. Для ее решения были привлечены математики МГУ, в 1937 г. к ее решению подключился будущий академик Б.В.Раушенбах. Основным направлением работ РНИИ, имевшим первостепенное оборонное значение, было создание ракет на твердом топливе. В РНИИ были созданы, опираясь на разработки Н.И.Тихомирова, В.А. Артемьева, Б.С.Петропавловского, Г.Э.Лангемака, Л.Э.Шварца, несколько типов реактивных снарядов. В 1938-1939 г. было создано реальное боеспособное оружие. В августе 1939 г. авиационные реактивные снаряды РС-82, класса «воздух-воздух» были применены истребителями И-16 в воздушных боях с японцами во время конфликта на р. Халхин-Гол150. Снарядами РС-132 «воздух-земля» оснащались бомбардировщики СБ и штурмовики ИЛ-2. Реактивное оружие создавалось и для сухопутных войск. В 1937-1938 г. по заданию ГАУ РНИИ работал над реактивной полевой системой залпового огня, над многозарядной пусковой установкой для ведения залпового огня 132-мм осколочно-фугасными реактивными снарядами. В августе 1938 г. для разработки наземных пусковых установок в РНИИ создается специальное подразделение под руководством И.И.Гвая (А.П.Павленко, А.С.Попов и др.), которое к концу года разработало и подготовило 24-зарядную самоходную пусковую установку. В апреле 1939 г. была спроектирована 16-зарядная установка, позднее получившая название БМ-13. Наркомат вооружения приступил к поточному производству реактивных снарядов. В первые дни войны был создан специальный Совет по реактивному вооружению при ГКО, который возглавил Г.М.Маленков. Многое сделали для налаживания производства этого вида вооружения Н.А.Вознесенский, нарком боеприпасов Б.Л.Ванников151.

В первые недели войны после принятия 21 июня 1941 г. постановления ГКО о серийном производстве 132-мм снарядов и пусковой установки БМ-13 началась работа над серийной штатной установкой БМ-13, которая была принята на вооружение в отличие от ракетных снарядов в 20-х числах августа 1941 г.152 История вопроса такова. Хотя к началу войны 82 и 132-мм ракетные снаряды, созданные в РНИИ, и выпускались серийно, но установки для их пуска существовали только в авиационном варианте, ни полевая, ни морская реактивная артиллерия не имели штатных пусковых установок. С 1938 г. в РНИИ велись конструкторские работы по созданию устройств для пуска 132-мм снарядов, к осени 1940 г. было подготовлено для испытаний только 6 опытных установок153. В начале 1941 г. заказ на изготовление 40 образцов был передан заводу им. Коминтерна. На восьмой день войны нарком общего машиностроения и минометной промышленности П.И.Паршин поручил главному конструктору завода «Компрессор» В.П.Бармину заниматься исключительно БМ-13. В СКБ при заводе «Компрессор» был проведен большой объем конструкторских и технологических работ, повысивших технические характеристики и надежность ракетных пусковых установок. Через шесть недель напряженного героического труда были устранены конструктивные недостатки будущей серийной установки154. Испытание установок проводилось в боевых условиях. БМ-13 сразу были отправлены на фронт. Из имевшихся в наличии опытных установок РНИИ была сформирована первая экспериментальная батарея полевой реактивной артиллерии под руководством капитана И.А.Флерова, которая решала, кроме технического испытания установок, и другие задачи. Таким образом, «первые боевые стрельбы по врагу в годы войны были произведены из отечественных опытных пусковых установок, в то время как аналогичные стрельбы в германской армии – из штатных, принятых на вооружение, но, как выяснилось позже, из менее совершенных по сравнению с нашими установками»155, – пишет исследователь истории «катюш» В.П.Михайлов. Главное артиллерийское управление не сразу оценило новое мощное реактивное оружие156, а только после его применения в боевых условиях в районе Орши 14 июля 1941 г., когда первая отдельная экспериментальная батарея полевой реактивной артиллерии капитана И.А.Флерова произвела залп из семи установок БМ-13. В сентябре 1941 г. батарея Флерова попала в окружение, он подорвал установку и сам погиб. Об эффекте «катюши» один из ее создателей А.С.Попов, вместе с Д.А.Шитовым обучавший бойцов батареи стрельбе, вспоминал: «За 7-8 секунд мы выпустили 112 ракет. Железнодорожный узел был стерт с лица земли. Семь дней там никого не было»157. В конце августа 1941 г. опытные установки были заменены на штатные серийные установки промышленного изготовления158. В конце 1941 г. главе СКБ на заводе «Компрессор», будущему академику В.П.Бармину было поручено возглавить организацию серийного производства ракетных пусковых установок. Всего за годы войны СКБ В.П.Бармина разработало 78 типов различных ракетных установок, 36 из них были приняты на вооружение армии и флота159. Итак, воронежский завод им. Коминтерна выпускал опытные установки, а московский «Компрессор» – серийные. Конструктивные недоработки опытных установок устраняло СКБ В.П.Бармина. К концу 1941 г. в действующей армии находилось около 500 отдельных ракетных систем или 1/6 часть от имеющихся на вооружении к концу войны160. 28 ноября 1941 г. начальник генерального штаба вермахта Ф.Гальдер отметил в дневнике: «...Русские имеют 16 полков реактивных установок. Производство в Москве. Боеприпасы хорошие»161. В ходе войны работы по усовершенствованию ракетных установок продолжались. Изучались возможности создания унифицированных установок для снарядов всех калибров, установок для борьбы с танками, самолетами, морскими и другими целями. Предпринимались попытки монтировать их на пулеметных лафетах, мотоциклах, автоприцепах, грузовиках, аэросанях и т.д. Осенью 1941 г. на заводе «Компрессор» были созданы железнодорожные установки с ракетным вооружением. В начале 1944 г. в СКБ была разработана 16-зарядная самоходная установка «Штурмовик» на автошасси ЗИС-6 для пуска 132-мм ракетных снарядов. В мае 1944 г. она прошла полигонные испытания. В ЦКБ-19 и СКБ разрабатывались установки на конной тяге, однако, их выпуск в 1942 г. был прекращен162. По предложению младшего лейтенанта Н.И.Баранова были разработаны во фронтовых условиях зенитные пусковые 24-х зарядные установки для 82-мм ракетных снарядов и 12-зарядные для 82-мм и 132-мм ракетных снарядов. В 1942-1943 гг. усилиями СКБ и армейских рационализаторов была разработана многозарядная горновьючная пусковая установка163. Горные установки монтировались на автомашины типа «Виллис», на кораблях. Установки для 82-мм и 132-мм снарядов использовали шасси танка Т-40 (Т-60), а затем короткоствольная артиллерийская ракетная система монтировалась на танке КВ (КАРС-1) или на автошасси (КАРС-2). Однако эти работы были прекращены в 1943 г., так как более целесообразно было выпускать новую «нормализированную» установку БМ-13Н164.

Осенью 1942 г. в ленинградской группе войск была создана 6-зарядная самоходная установка (индекс ЛАП-7) для пуска крупнокалиберных ракетных снарядов М-28 (стартовая масса 65 кг) с турбореактивными двигателями. В их создании принимали участие С.Серебряков, М.Коваль. В середине войны был предложен проект создания установки для 450-мм снарядов и снарядов с большими стартовыми массами. Работы многих коллективов «внесли значительный вклад в усовершенствование существующих и создание новых пусковых установок, способствовали зарождению отечественной школы пуска ракет...»165. Большой вклад в создание и совершенствование реактивной артиллерии в ходе войны внесли ученые Н.М.Беляев, С.А.Христианович, Н.Н.Семенов, Я.Б.Зельдович и др. Семенов и Зельдович изучали процессы горения пороха в ракетных снарядах, создали теорию расчета их баллистики, давали рекомендации по их конструированию; Беляев и его сотрудники установили причины разброса снарядов и дали свои предложения по увеличению устойчивости их полета; С.А.Христианович, Ф.Р.Гантмахер, Л.М.Левин, А.Д.Надирадзе внесли существенные изменения в конструкцию снарядов, что способствовало более точному их полету по траектории и улучшению кучности боя. Плотность огня была увеличена в три раза166. Разработкой реактивных снарядов М-30 и М-20 положено начало созданию тяжелой реактивной артиллерии. Они были приняты на вооружение в июле 1942 г. М-20, разработанный в РНИИ, применялся в ходе наступления при сокрушении прочных оборонительных сооружений. В условиях блокированного Ленинграда в 1942 г. ученые сконструировали 280-мм снаряд М-28 с турбореактивным двигателем. В мае 1942 г. под руководством Н.Н.Кузнецова был создан снаряд М-30, обладающий сильным фугасным действием, и пусковая установка, с которой снаряды запускались прямо в заводских ящиках. В конце 1942 г. он был улучшен за счет уменьшения веса корпуса головной части. Модернизированный снаряд М-31 имел дальность полета – 4,3 км, превышающую дальность полета М-30 в 1,5 раза167. В 1941-1942 гг. ракетное оружие начинает применяться в военно-воздушных и военно-морских частях. В течение войны над созданием ракетных пусковых установок трудилось значительное число коллективов, которые работали в условиях жесткой конкуренции. Создателям нового оружия Ю.А.Победоносцеву, Л.Э.Шварцу, В.А.Артемьеву, А.С.Пономаренко, Ф.Н.Пойде, И.И.Гваю, В.Н.Галковскому, А.П.Павленко, А.С.Попову и др. была присуждена Государственная премия СССР168. Одним из самых массовых и не сразу оцененных по достоинству видов вооружения были минометы. Работа в этой области велась задолго до войны. Коллектив конструкторско-испытательной группы Газодинамической лаборатории Артиллерийского научно-исследовательского института под руководством Н.А.Доровлева создал 82-мм батальонный миномет образца 1936 г. и ряд опытных образцов, а также разработал научно обоснованную систему минометного вооружения. Главный маршал артиллерии Н.Н.Воронов в предисловии к воспоминаниям Б.Л.Ванникова писал: «В 1937 г. Артиллерийский комитет ГАУ развернул большую научно-исследовательскую работу в области минометного вооружения. В ней участвовали многие крупные ученые – баллистики, теоретики и практики-артиллеристы, опытные конструкторы и специалисты промышленности. Были намечены пути развития минометного вооружения и впервые отработана стройная гамма минометов разных калибров. В начале 1938 г. система минометного вооружения с тактико-техническими требованиями по каждому калибру была включена в план оснащения Красной Армии боевой техникой»169. Сравнительные испытания 105 и 81-мм минометов чехословацкого производства со 107 и 82-мм советскими показали преимущества последних. Большой вклад в развитие этого вида вооружения внес коллектив, возглавляемый Б.И.Шавыриным. Сохранив в принципе конструкцию 82-мм батальонного миномета, конструкторы создали в 1937 г. его новый более легкий и простой в обращении, доработанный для серийного производства образец. Он стал одним из основных видов вооружения пехотинцев. В коллективе Шавырина были созданы также 50-мм (конструктор В.Н.Шамарин), 107 и 120-мм минометы, по боевым качествам и мощности огня превосходившие зарубежные. Простота устройства, надежность в эксплуатации сделали миномет незаменимым оружием. Во время боев на р. Халхин-Гол и советско-финляндской войны советские войска уже использовали 50 и 82-мм минометы, которые наряду со 107, 120 и 160-мм нашли широкое применение и в Великую Отечественную войну. Большие трудности пришлось преодолеть при их создании и особенно при конструировании мин. Однако они были преодолены, и к началу войны Красная Армия имела первоклассное минометное вооружение с преобладанием минометов крупного калибра, некоторые из них (120-мм) появились у противника только в 1943 г.170 Оценивая результаты и трудности на пути создания минометного вооружения, Б.Л.Ванников писал: «В СССР еще за несколько лет до начала Великой Отечественной войны были созданы хорошие образцы минометов калибра 82 и 120 миллиметров и к ним осколочно-фугасные и осколочные мины. Прекрасных результатов добился советский конструктор Б.И.Шавырин, впоследствии Герой Социалистического Труда. Упорно преодолевая малоблагоприятные условия, вызванные неправильным отношением к этому виду вооружения, он создал минометы названных калибров, отличавшиеся наиболее высокими боевыми

и эксплуатационными качествами. Как подтвердилось в военное время, их выпуск без особых усилий могли быстро освоить и гражданские машиностроительные заводы. Но прежде чем шавыринские минометы получили признание, конструктору довелось пройти путь, усеянный множеством препятствий... Это оружие ряд военных руководителей считал второсортным, испытания его тормозились, а единственный главный конструктор находился долгое время под угрозой ареста, на него было заведено «дело»171. Однако Б.Л.Ванников отказался дать санкцию на его арест. В 1941 г. в кратчайшие сроки созданы новые образцы 82-мм батальонного и 120-мм полкового минометов, более простые в изготовлении, удобные для массового производства. Последний был скорострельным, имел малый вес и дальность стрельбы в 5700 м. Позднее немецкие конструкторы скопировали его почти без изменений. В первый период войны новые минометы были приняты на вооружение. В 1943 г. был создан мощный миномет 160-мм калибра, разрушавший полевые укрепления. В 1943 г. минометы составляли уже более половины артиллерийских средств172. Этот вид оружия ввиду своей сравнительной технологической простоты успешно осваивался промышленностью. В 30-е гг. сформировалась школа создателей стрелкового вооружения. Вклад в ее развитие внесли ученые А.А.Благонравов, В.Г.Федоров, Н.М.Филатов, конструкторы В.А.Дегтярев, Ф.В.Токарев, С.Г.Симонов, П.М.Горюнов, Г.С.Шпагин и др. Развивалась теория конструирования, создавались новые образцы оружия173. В.Г.Федоров обобщил материалы по проектированию и изготовлению автоматического стрелкового оружия в своих работах «Автоматическое оружие», «Основания устройства автоматического оружия», А.А.Благонравов создал капитальный труд по проектированию, расчету и конструированию автоматического стрелкового оружия «Основания проектирования автоматического оружия» (1932 г., переиздан в 1934 и 1940 г. и не потерял своего значения и десятилетия спустя), а также книгу «Материальная часть автоматического стрелкового оружия». Трудный путь прошли в довоенные годы конструкторы стрелкового оружия. К 1930 г. главным оружием стрелковых частей была модернизированная винтовка С.И.Мосина образца 1891 г., которая прослужила всю войну. В 1941 г. было выпущено 2,5 млн., в 1942 г. – 4 млн. винтовок. Накануне войны были сконструированы противотанковое ружье В.А.Дегтярева, самозарядная винтовка и противотанковое ружье С.Г.Симонова. Массовым видом оружия стал пистолет-пулемет Г.С.Шпагина. В начале июля 1941 г. Дегтяреву и Симонову было дано задание создать противотанковое ружье. В кратчайшие сроки были сконструированы и освоены заводами однозарядное противотанковое ружье ПТРД (Дегтярева) и пятизарядное противотанковое ружье ПТРС (Симонова)174. Противотанковые ружья использовались для борьбы с пулеметными точками противника, снижающимися самолетами, при обстреле амбразур дотов и дзотов. Несмотря на многие трудности (тормозом в конструировании автоматического оружия было сохранение штатного патрона образца 1908 г.) в довоенный период была создана для Красной Армии почти вся гамма автоматического стрелкового оружия, писал в своих мемуарах Б.Л.Ванников. Среди них: 7,62 мм пистолет-пулемет Дегтярева (ППД-34). В 1940 г. ему был придан магазин в 71 патрон. Он был надежен, живуч, превосходил аналогичные конструкции того времени. В 1941 г. на вооружение Красной Армии был принят еще более совершенный пистолет-пулемет Г.С.Шпагина (ППШ-41), ставший одним из самых популярных видов оружия для разведчиков, танкистов, связистов. Большое внимание политическое и военное руководство уделяло работам над самозарядной винтовкой, но из-за неудачных испытаний винтовки С.Г.Симонова на вооружение была принята менее совершенная конструкция Ф.В.Токарева, которую поддержали Сталин и военные руководители. Сложившаяся внешнеполитическая обстановка заставляла ученых и конструкторов трудиться с полной отдачей сил, пристально следить за всеми новинками военной техники воюющих государств, за боевым применением оружия в начавшейся второй мировой войне. Но трудности, с которыми они сталкивались, усугублялись и некомпетентностью, которую подчас проявляло политическое и военное руководство, и той обстановкой репрессий, подозрительности, которая сложилась в 30-е гг. Отрицательно сказывались на темпах внедрения новой техники, новых образцов оружия и аресты руководителей промышленности и инженерно-технических работников. Несмотря на эти огромные трудности и постоянную угрозу ареста, основную задачу советские ученые и конструкторы выполнили с честью. Благодаря самоотверженному труду советских ученых, конструкторов, инженерно-технической интеллигенции Красная Армия получила все важнейшие виды современного оружия, стоящие на уровне или превосходящие по своим технико-тактическим качествам зарубежные образцы. Б.Л.Ванников так оценил труд ученых и конструкторов: «В подавляющем большинстве среди наших конструкторов и ученых были скромные и талантливые люди, не поддавшиеся соблазнам высокого положения и славы. Они преуспевали как настоящие творцы научно-технического прогресса, и их имена неизгладимо вошли в историю науки и техники, в летопись создания советского вооружения»175. Однако большой урон научно-организационному, хозяйственному, техническому руководству развитием военной техники нанесла текучесть кадров, особенно административного и технического персонала. «Несправедливое массовое отстранение квалифицированных работников промышленности и

военно-технических управлений в центральных аппаратах и на периферии, замена их недостаточно опытными кадрами нанесли немалый ущерб оборонной индустрии и вооруженным силам в период развернутых работ по перевооружению Красной Армии»176. Наращивание производства передовой военной техники с целью достижения превосходства над противником было результатом четкой и гибкой организации и координации научно-исследовательской работы в области военной техники. Сосредоточение КБ на соответствующих заводских промышленных базах на востоке страны позволило ученым и конструкторам быстро реагировать на запросы фронта и промышленности, оперативно усовершенствовать, модернизировать и создавать новые образцы вооружения. Исполнительные органы ГКО в лице наркоматов и научно-технических советов осуществляли руководство определенными отраслями научно-технической работы. Кураторами науки и военного производства выступали члены политбюро, члены ГКО В.М.Молотов, Г.М.Маленков, Л.П.Берия, Н.А.Вознесенский, А.И.Микоян и другие. В каждой отрасли военной промышленности действовали крупные коллективы ученых и конструкторов, которые совместными усилиями разрабатывали научно-техническую политику в области вооружения. Конструкторские бюро и опытный завод и завод, производивший серийную продукцию, как правило, были организационно объединены. Весной 1942 г. были созданы Центральное танковое КБ с опытным заводом при нем, в конце 1942 г. на головном заводе – Центральное артиллерийское КБ во главе с В.Г.Грабиным, Завод-институт радиолокационной аппаратуры, впоследствии преобразованный в Институт радиолокационной аппаратуры с соответствующим заводом, Инженерный комитет и т.д.177 Исследования отраслевых КБ и НИИ базировались на фундаментальных исследованиях ученых АН СССР, военных академий и вузов, головных институтов, отраслевых наркоматов. Создавались и перспективные конструкции. Уже в 1943 г., писал В.Клевцов, это позволило «завершить работу над системой вооружений, которая в наибольшей степени соответствовала характеру завершающих операций второй мировой войны и начальному этапу послевоенного времени»178. В 1943 г. коллективами ученых и конструкторов ЦАГИ, ЦИАМ, ЦИАТИМ, центральных специальных и особых конструкторских бюро при заводах было создано новое поколение модернизированных образцов военной авиатехники. В основе новых конструкций лежали фундаментальные достижения отечественной авиационной науки и техники, скрупулезное изучение техники противника и союзников. Важную роль играли организационно-технические условия для внедрения новых образцов, ежедневный контроль со стороны партийных и государственных органов, пристальное внимание к проблемам авиатехники, организационное единство ведущих КБ и заводов, производящих серийную технику, обновление с 1943-1944 гг. материально-технической базы для научных, конструкторских и опытных работ. Возвращение ЦАГИ из эвакуации и введение в строй не имевшей себе равных аэродинамической трубы околозвуковых скоростей в Подмосковье (ныне город Жуковский) позволили с 1943 г. испытывать новые конструкции в условиях, аналогичных естественному полету. Это выдающееся инженерное сооружение давало возможность быстро устранять дефекты аэродинамики новых конструкций. Труды ученых, связанные с расчетами и конструированием самолетов, – С.А.Христиановича, М.В.Келдыша, А.А.Дородницына, Л.Г.Лойцянского, Н.Е.Кочина, Г.П.Свищева, В.С.Пышнова, И.В.Остославского и многих других служили теоретической базой работы конструкторов. Передовой опыт в области конструирования и испытания новых конструкций был обобщен на научно-технической конференции Наркомата авиационной промышленности в феврале 1943 г. Эффективные меры научноорганизационного характера способствовали перевооружению авиации. Истребители первого поколения Як-1, Як-7, ЛАГГ-3, МиГ-3 получили подкрепление в виде новых образцов – Як-3, Як-9, Ла-5, Ла-7. Дальность полета истребителей увеличилась до 1500 км, скорость – на 20-30% и достигла околозвукового порога. Были созданы модификации конструкций Ильюшина – Ил-4, Ил-10, Петлякова – Пе-3, Пе-8, Яковлева – Як-3. Последний стал самым легким (2650 кг) и маневренным истребителем, достигавшим за 4,1 мин. высоты в 5 тыс. м (его потолок составлял 11800 м). По маневренности он превосходил модифицированные истребители Германии – «Мессершмитт-109» и «Фокке-Вульф-190». В среднем скорость истребителей в 1943 г. выросла на 40 км/ч. В декабре 1942 г. на И-185 конструкции Н.Н.Поликарпова летчик П.М.Стефановский достиг максимальной скорости для советских самолетов того времени – 680 км/ч179 К сожалению, из-за неудач при испытании и кончины в 1944 г. Н.Н.Поликарпова работы над этим типом самолета были прекращены. В 1943 г., думая о будущем, КБ Ильюшина приступило к разработке первого пассажирского гражданского самолета Ил, который вскоре был построен и в 1946 г. запущен в серию как Ил-12180. Самолеты оборудовались бортовыми радиостанциями, летом 1943 г. штурмовики получили противотанковые бомбы кумулятивного действия, установку для реактивных снарядов, были вооружены 23 и 37-мм пушками и крупнокалиберными пулеметами181. В результате усовершенствования двигателей и применения новых материалов росли скорость и дальность полета. А.Д.Швецов, А.А.Микулин, В.Я.Климов увеличили мощность своих двигателей, использовали новые более легкие конструкционные материалы для двигателей, созданные ВИАМ и

другими институтами. Однако для увеличения скоростей самолетов требовались принципиально новые решения. Поршневые моторы достигли своего потолка. Ученые и конструкторы отчетливо сознавали неизбежность перехода к более перспективным реактивным и турбореактивным двигателям, способным преодолеть околозвуковой барьер. Сначала они пошли по пути комбинации прежних поршневых двигателей с реактивными. Над этой проблемой – создания жидкостно-реактивных двигателей работало в Казани КБ «зека» В.П.Глушко. В.П.Глушко, арестованный в 1937 г. и просидевший до 15 августа 1939 г. в Бутырской тюрьме, сумел избежать исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), своевременно написав заявление об использовании его как специалиста в бериевских «шарашках». Начав работать над ЖРД еще на заводе в Тушино под Москвой, он продолжил работу в Казани, где в эвакуации развернулся большой авиазавод и КБ В.М.Петлякова182. В 1941 г. группа Глушко создала РД-I с тягой в 300 кг. По ходатайству Глушко в казанское ОКБ из Омска был переведен будущий главный конструктор космических кораблей С.П.Королев и с 1942 г. он стал заместителем главного конструктора двигателей В.П.Глушко по летным испытаниям. Реактивная установка (РУ-1), созданная в Казани, увеличивала скорость бомбардировщика Пе-2 на 108 км/ч. на высоте 7000 м. Первый полет самолета с РУ-I был совершен 1 октября 1943 г. при участии С.П.Королева. 15 мая 1945 г. в ОКБ спецдвигателей были проведены испытания РУ-I на Пе-2, которые окончились взрывом, но экипаж сумел посадить самолет. Позднее РУ-I была установлена на Ла7Р, благодаря чему он достиг скорости 742 км/ч. Ла-120Р с РУ-I достигал скорости 805 км/ч. Она устанавливалась на СУ-7 и на Як-3. Опыт, накопленный при разработке, испытании и эксплуатации РУ-I, послужил позднее созданию мощных двигателей различного назначения, развитию основ отечественного ракетного двигателестроения183. В Казанском ОКБ вместе с Глушко и Королевым работали С.П.Агафонов, Д.Д.Севрук, Г.С.Жирицкий, А.М.Беленький, В.Л.Витка, Н.П.Нужин, Озолин, Н.Л.Уманский, Г.Н.Лист. Здесь же, в Казани, работали заключенные Добротворский, Бодль, проектировавшие поршневые двигатели, группа «зека» Б.С.Стечкина, создателя теории воздушно-ракетного двигателя, проектировавшая пульсирующий двигатель, подобный тому, что стоял на Фау-I. Характерно, что в военные годы строгости режима «шарашек» смягчались под влиянием обстоятельств и общего трудового энтузиазма и «зеков» и «вольняшек» (в терминах того времени). По воспоминаниям работавших в Казани, собранным писателем Я.К.Головановым, «все строгости Яузы (имеется в виду ЦКБ-29-НКВД. – Э.Г.) в военное время постепенно отмирали. Война сплачивала людей и обнажала абсурдность и лицемерность шараг, а значит, и ненужность их тюремных порядков. Весь путь из заводоуправления, где жил и работал Королев, до проходных заводов – налево 22-го, направо – 16-го – не превышал двухсот метров. На этом пути его должен был сопровождать «попка»∗. Но это был уже совсем другой «попка», чем на Яузе – штатский, без винтовки, если и был у него пистолет, он его не выставлял, не бахвалился. Вскоре Королева и десять других зеков расконвоировали, выдали пропуска с фотографией... по которым они могли ходить на завод и с завода, когда хотели. С конвоиром Королев теперь ездил только на аэродром»184. Работы коллектива В.П.Глушко в Казани были чрезвычайно важными не только для фронта, но и для будущего авиации. Здесь он «стал Главным конструктором, получил свое Дело, свою производственную базу, свои испытательные стенды. Здесь зародился коллектив будущего могучего конструкторского бюро ракетного двигателестроения. Здесь нашел Глушко тех, кто составил ядро этого будущего ОКБ...»185. Здесь раскрылся и его организаторский талант и стиль его работы. Здесь тогда его подчиненный Королев не только испытывал РУ-I, но и вынашивал свои планы развития ракетной техники. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июля 1944 г. В.П.Глушко и С.П.Королев были досрочно освобождены. А уже 30 сентября 1944 г. Королев написал записку «О работах Бюро самолетных реактивных установок при ОКБ-РД∗ на заводе № 16», в которой обобщал все работы 1932-1938, 1942-1944 гг., проделанные им до и во время ареста, и поставил вопрос о создании на базе группы № 5 – самолетных реактивных установок самостоятельного КБ на основной из «производственных баз в системе Главного управления НКВД по реактивной технике», которое могло бы разрабатывать «одномоторный истребитель с бензиновым мотором (и РД) и реактивной установкой по специальной схеме. Несомненно, что особое значение представляет разработка реактивных автоматически управляемых торпед для поражения весьма удаленных площадей, по типу немецких боевых ракет»186. Он был согласен после освобождения работать в системе НКВД ради реализации своих идей. В октябре 1944 г. Королев составил отчет о своих работах «Крылатые ракеты», а в декабре 1944 г. завершил эскизный проект ракетной модификации истребителя Лавочкина – Ла-5ВИ, осваивает позднее Пе с ракетной установкой, в августе 1945 г. он возвратился в Москву, а в сентябре – направлен в Берлин187. Бурно развивалась в период войны радиоэлектроника, связанная с оснащением авиации новейшими приборами, и радиолокационная техника под руководством созданного на заключительном этапе войны ∗ ∗

Охранник. ОКБ 4-го Спецотдела НКВД.

Главного управления по радиолокации Наркомата авиационной промышленности. В сентябре 1944 г. началась организация специального КБ под руководством Я.М.Сорина, создавались новые отрасли техники – самолетная радиоэлектроника и радиоэлектронная промышленность. Для успешного их развития был заложен современный научно-исследовательский институт с испытательными лабораториями, опытным заводом, летно-испытательным полигоном188. Развитие новых направлений науки и техники, использование новейших методов исследований и материальной базы, внедрение поточного производства позволили быстро продвигать вперед авиатехнику, а советской авиапромышленности выпустить в 1944 г. рекордное число самолетов – 40 241; к началу 1945 г. выпускалось по 100 самолетов и более 100 моторов в день самых совершенных для того времени конструкций189. Благодаря усилиям ученых, конструкторов и инженерно-технических работников за годы войны скорость полета отечественных истребителей выросла на 25%, дальность – в 3 раза, калибр стрелковопушечного оружия соответственно увеличился с 20 до 37, 45 и 57 мм190. Улучшилась технологичность конструкций серийных самолетов, они были просты по конструкции и приспособлены для массового производства. Исследованиями теоретического и прикладного характера в области аэродинамики были подготовлены условия для достижения авиацией скорости звука, для перехода на реактивную тягу. Создание передовой экспериментальной базы позволило реактивной авиации в послевоенный период развиваться более быстрыми темпами по сравнение с поршневой. В конце 1942-1943 г. германская армия приняла на вооружение новые типы танков – Т-VD («Пантера») и Т-VIE («Тигр»), позднее, в 1944 г. – T-VIB («Королевский тигр»), 88-мм штурмовое орудие «Фердинанд», самоходную 105-мм гаубицу «Артштурм», 150-мм полевую гаубицу, смонтированную на шасси танка T-IV191. Изучение и расшифровка техники противника, особенностей ее конструкции помогало найти средства борьбы с ней. Конструкторы работали над модернизацией отечественных тяжелых танков и противотанковых артиллерийских систем. В конструкторских бюро Кировского завода в Челябинске, Уралмаша, завода № 183 были созданы улучшенные типы средних (Т-34) и тяжелых (КВ) танков, а также на их базе эффективный вид артиллерийского вооружения – самоходные артиллерийские установки. Было налажено производство снарядов, способных пробивать броню немецких танков нового типа. В 1943 г. улучшились параметры советской бронетанковой техники – проходимость, живучесть, вооружение, бронезащита, маневренность. Труд ученых и конструкторов, инженеров и техников, материализованный в танках, САУ, артиллерийских системах позволил отладить серийное производство новых, более совершенных образцов бронетанковой техники и обеспечить победу в крупнейших танковых сражениях. На запущенном в серию Т-34-45 была установлена новая литая башня, где помещался еще один член экипажа – наводчик орудия, танк оснастили 85-мм пушкой конструкции И.И.Иванова, А.И.Савина, Г.И.Сергеева ЗИС-С-53, увеличили толщину брони. Зимой 1943 г. Т-34-85 был запущен в серийное производство. В январе 1944 г. Т-34-85 был принят на вооружение и стал основной боевой единицей бронетанковых войск (в 1944 г. было выпущено 11 тыс. Т-34-85)192. И еще долгое время он оставался лучшим танком в мире. Он развивал скорость до 55 км/ч, а толщина брони его башни достигала 90 мм. Весной 1944 г. была принята на вооружение еще одна модификация – Т-34-85 с огнеметом. В течение 1943 г. – первой половине 1944 г. закончилась разработка новой модели среднего танка – Т-44 с более мощной, чем у Т-34, броневой защитой, упрощенной формой корпуса, большей стойкостью против снарядов, большей подвижностью механизмов поворота и движения. Ресурс двигателя В-2 был увеличен; он был снабжен более мощным генератором и рядом узлов. Дизельное КБ Кировского завода (И.Я.Трашутин, Я.Е.Вихман, М.А.Мексин, П.Е.Саблев и др.) за усовершенствование двигателя было награждено орденом Ленина. На базе Т-44 были сконструированы тягачи и инженерные машины. За разработку конструкции нового танка и усовершенствование действующего среднего танка А.А.Морозову, М.И.Таршинову, Н.А.Кучеренко, А.А.Молоштанову, Б.А.Черняку, Я.И.Барану была присуждена Государственная премия, а КБ Уральского танкового завода награждено орденом Ленина193. Несмотря на усилия немецких конструкторов, разработавших различные модификации Т-IV, им не удалось создать тип танка, способный превзойти Т-34. Важная роль на завершающем этапе войны принадлежала тяжелым танкам, способным сокрушать мощные оборонительные укрепления противника. В 1943 г. были сняты с вооружения легкие танки и тяжелые КВ-I и КВ-2. В октябре 1943 г. был запущен в производство тяжелый танк ИС-1 с 85-мм пушкой и ИС-2 – с 122-мм (конструктор Ф.Ф.Петров) и крупнокалиберным зенитным пулеметом ДШК. Будучи легче «Тигра», ИС обладал более мощной броней. Он был проще в изготовлении, чем КВ, обладал большим запасом хода, имел орудия более высокого калибра, 3 пулемета, радиостанцию. Большую роль в улучшении проходимости тяжелых танков сыграли теоретические работы А.И.Благонравова, М.К.Кристи, М.И.Зайчика, М.А.Крейнеса, К.Г.Левина. В их конструкцию было введено много литых узлов, что упрощало производство. В

дальнейшем при их производстве использовалась броня более высокой твердости. При сварке брони ИС-I впервые в мире применялась сварка швов больших сечений для соединения листов из твердой стали. Для моторов танков использовался созданный в 1943 г. академиком А.А.Бочваром цинковистый силумин – легкий сплав с упрощенной термической обработкой, что дало большую экономию дефицитного алюминия. Во время Корсунь-Шевченковской битвы в начале 1944 г. ИСы появились на фронте194. К апрелю 1945 г. были завершены испытания тяжелого танка ИС-3 с литой башней, мощной броневой защитой и сильным двигателем (главный конструктор Н.Л.Духов, позднее чл.-корр. АН СССР), Л.С.Троянов, М.Ф.Балжи, Г.В.Крученых, В.И.Таротько). Этот танк был создан в КБ опытного завода и Челябинского (Кировского) заводов, конструкторы его за создание новых типов тяжелых танков и САУ позднее были удостоены Государственной премии195. Все большее внимание конструкторы танков уделяли оснащению их современными приборами. Для вождения танков в ночное время использовались приборы, которые покрывались фосфорными составами, чувствительными к инфракрасным лучам. Внедрением техники инфракрасного видения занимался коллектив ученых ФИАН и ГОИ под руководством акад. С.И.Вавилова, В.Л.Левшина, В.В.Антонова-Романовского, В.В.Черкасова. В ЛФТИ Б.В.Курчатов и А.П.Андреев разработали светосоставы, с помощью которых можно было получить изображение предметов, освещенных инфракрасными лучами. В 1943 г. в ГОИ был сконструирован прибор ночного видения, основанный на применении составов с примесью радиоактивных веществ196. Серьезным техническим достижением отечественных конструкторов было создание комплекса самоходных артиллерийских установок, успешно боровшихся с немецкими танками. С конца 1942 г. на Уралмаше началось проектирование САУ на базе шасси танка Т-34 и качающейся части полевой дивизионной гаубицы М-30. В декабре 1942 г. СУ-122 (главный конструктор – Л.И.Горлицкий, конструкторы Н.В.Курин, В.А.Вишняков, Г.Ф.Ксюнин, А.Д.Нехлюдов, Г.В.Соколов и др.) была принята к производству и на вооружение. Тяжелые самоходные установки СУ-152, ИСУ-152 и ИСУ-122, созданные на опытном заводе под руководством Ж.Я.Котина и Ф.Ф.Петрова на базе тяжелого танка КВ1С и ИС-1, были приняты на вооружение в 1943 г. Самая мощная установка ИСУ-152, принявшая участие в штурме Берлина и Кенигсберга, была спроектирована на базе шасси танка ИС-1 с 152-мм пушкой-гаубицей МЛ-20197. Это было большим успехом танкостроителей Урала. В мае 1943 г. на фронт поступили СУ-76 на базе легкого танка Т-70. В 1943 г. был создан 21 образец артиллерийского вооружения, в 2 раза больше, чем в 1942 г., внедрены в производство тяжелый танк и 4 образца САУ198. Всего советская промышленность выпустила в 1943 г. 20 тыс. танков, из них 4% – тяжелых, 79% – средних и 17% – легких; 4,1 тыс. САУ соответственно тяжелых, средних и легких – 17, 34 и 49%199. В 1944-1945 гг. для эффективной борьбы с танками были созданы САУ на базе модифицированного Т34. В июле 1944 г. была принята на вооружение СУ-100 (главный конструктор Л.И.Горлицкий) со 100-мм морской пушкой Д-10с, которая обладала большой огневой мощью (ее снаряды пробивали 150-мм броню на расстоянии 1000 м) и броневой защитой. Установка была оснащена новыми приборами наблюдения и управления огнем. Она была оценена как одна из лучших САУ периода второй мировой войны, а ее создатели получили Государственную премию200. В 1942-1945 гг. было сконструировано 29 образцов САУ, всего в течение 1942-1945 гг. в научно-исследовательских учреждениях и конструкторских бюро было создано более 40 опытных образцов новых танков и САУ201. Советские танки и САУ по своим параметрам и технологии производства к концу войны превосходили немецкие. Они отличались высокой маневренностью, надежной броневой защитой, сильным вооружением, экономичным дизельным двигателем, хорошей проходимостью. Технологичность их конструкции отвечала требованиям крупносерийного производства. Все это было результатом труда многочисленных коллективов ученых, конструкторов, инженерно-технических работников. Советские конструкторы противопоставили мощным немецким танкам новое поколение артиллерийского вооружения. В 1943 – первой половине 1944 г. в Красную армию стали поступать 45-мм орудия (образца 1942 г.), 57-мм противотанковые пушки (образца 1943 г.), 76-мм полковые пушки (1943). 45 и 57-мм пушки были оснащены снарядами нового типа – подкалиберными, с большой бронебойной силой. В создании подкалиберного снаряда принимали участие Д.В.Зернов, П.Г.Тагер, разработавшие энергетическую теорию снаряда. Специальное экспериментальное КБ под руководством И.С.Бурмистрова, созданное Наркоматом боеприпасов, ГАУ и Институтом автоматики и телемеханики АН СССР202 решило проблему специальных сталей для производства сердечника снаряда. Эти снаряды применялись в сражении на Курской дуге. 76-мм полковая пушка и 122-мм гаубица были оснащены снарядами с кумулятивным эффектом, созданными еще в 1942 г. под руководством К.К.Снитко. Вклад в теорию кумулятивного эффекта

сделали М.А.Лаврентьев (в будущем академик) и Ф.А.Баум. Теоретические выводы экспериментально были подтверждены В.Я.Матюшкиным, И.П.Дзюба, А.М.Ломовой203. В ходе сражения на Курской дуге в массовом масштабе (более полумиллиона) использовались и противотанковые авиационные малогабаритные бомбы кумулятивного действия (ПТАБ-2,5-1,5), пробивающие 70-мм броню, в создании которых принял участие И.А.Ларионов204, теорию их действия изучил М.А.Садовский (позднее академик). Подобной бомбы не было в немецкой армии. Она стала эффективным средством поражения тяжелых немецких танков и САУ, складов боеприпасов, транспорта и т.д. В 1943 г. была создана и противотанковая бронебойная граната с турбореактивными двигателями (ТРБГ-82), которая пробивала броню в 90-мм; после модернизации она пробивала броню толщиной до 150-мм с прямого выстрела на 200 м и превосходила аналогичное американское и немецкое вооружение. Большое внимание было уделено точности стрельбы и усовершенствованию прицелов, артиллерийских систем, оптических приборов и т.д. Под руководством В.С.Пугачева (позднее чл.-корр. АН СССР) в Военно-Воздушной академии им. Н.Е.Жуковского были разработаны простые и быстродействующие прицелы205. Многое сделали для конструирования различных приборов для артиллерии специалисты в области оптики академики С.И.Вавилов, И.В.Гребенщиков, чл.-корр. АН СССР А.И.Тудоровский и др. Выдающиеся образцы отечественной военной техники аккумулировали огромный, напряженный творческий труд в области фундаментальной и прикладной науки. Так, за годы войны ученые Военновоздушной академии им. Н.Е.Жуковского опубликовали более 250 научных трудов, Артиллерийской академии им. Ф.Э.Дзержинского выполнили свыше 700 научно-исследовательских и около 40 опытноконструкторских работ. В конструкторском бюро и учебных мастерских академии был создан ряд новых образцов вооружения206. Исходя из изменившихся условий ведения войны, была проведена модернизация существующих образцов массового стрелкового вооружения. На вооружение в 1943 г. был принят пистолет-пулемет А.И.Судаева, легкий и безотказный, который весил 4,4 кг и производил 650 выстрелов в минуту, был экономичным (при его производстве широко применялась штамповка деталей). В мае 1943 г. на вооружение был принят станковый пулемет П.М.Горюнова (СГ-43), ручная противотанковая граната кумулятивного действия207. Подавляющее число новых образцов артиллерийских систем и около половины всех типов стрелкового оружия, состоявших на вооружении Советской Армии в 1945 г., созданы и пущены в серийное производство во время войны. Калибры танковой и противотанковой артиллерии увеличились почти в 2 раза, а бронепробиваемость снарядов – примерно в 5 раз208. Созданию и организации серийного производства передовых образцов вооружения способствовало оптимальное для того времени функционирование системы «наука-техника-производство», комплексное и быстрое решение возникающих научно-технических, экономических, организационных и производственных проблем, связанных с созданием, испытанием и производством новой техники, необходимой для ведения военных действий. В арсенале Красной Армии в 1943 г. доля новых образцов вооружения достигла: в стрелковом вооружении – 42,3%, артиллерийском – 83%, бронетанковом – более 80%, авиационном – 67%209.

Помощь ученых промышленности. Внедрение новой техники Большая работа была проведена научными работниками России при переводе промышленности на производство военной продукции. Они участвовали в разработке новых и упрощении старых технологических процессов, в увеличении выпуска продукции при действовавшей технологии, в поиске и внедрении заменителей дефицитных материалов. Сочетание теоретических исследований с решением многочисленных проблем, возникавших перед оборонной промышленностью, приводило к расширению исследований в тех разделах науки, которые давали немедленный выход в практику. Важную роль в увеличении оборонной продукции имела та работа, которая была проведена еще накануне войны Экономическим советом СНК СССР по стандартизации образцов сталей, выработке эталонов специальных анализов (в том числе спектрального) для авиационной, танковой, артиллерийской и других отраслей промышленности; ускоренные методы контроля качества оборонной продукции. Важную роль сыграли выбор наиболее оптимальных для отечественной промышленности образцов военной техники, стандартизация ее узлов и комплектующих деталей. Во всех этих процессах принимали участие ученые и инженерно-технические работники. 18 автоматических устройств и станков-автоматов, разработанных в Институте автоматики и телемеханики АН СССР, внедрялись на всех заводах наркомата вооружения и помогали организовать поточное производство боеприпасов210.

Магнитные методы контроля корпусов артиллерийских снарядов в 1942 г. разрабатывали в Уральском филиале АН СССР Я.С.Шур и С.В.Вонсовский. Они сконструировали на этом принципе прибор – дефектоскоп, который контролировал корпуса снарядов на начальных стадиях технологического процесса. Дефектоскопы внедрялись на всех снарядных заводах СССР, увеличили производство готовых изделий на 1-2%, при сохранении прежнего уровня материальных затрат, экономили материалы. Метод электронагрева при термической обработке снарядов с 1941 г. разработали сотрудники УФАН Н.М.Родигин и В.Д.Садовский, что ускорило и облегчило обработку металлических деталей снарядов211. Несмотря на огромную работу, проделанную учеными-металлургами и ИТР накануне войны, проблема производства необходимого для фронта объема качественных сталей не была решена даже на таком крупнейшем производителе металла, как Магнитогорский металлургический комбинат (ММК). До войны в общем объеме его производства качественные марки стали составляли лишь 12%212. С начала войны одной из первостепенных задач была организация производства броневого листа для танков. Для налаживания его производства Наркомчермет командировал на ММК квалифицированных специалистов. На комбинате было создано «броневое бюро», в которое вошли заместитель главного механика Н.А.Рыженко, В.А.Смирнов, Е.И.Левин, С.И.Сахин и др. Опираясь на разработки ленинградских ученых и при их помощи, «броневое бюро» к сентябрю 1941 г. внедрило новую технологию производства броневой стали в большегрузных мартеновских печах213. По инициативе Н.А.Рыженко впервые в мировой практике была осуществлена в кратчайшие сроки прокатка броневого листа на мощном блюминге отечественного производства, созданном уральскими машиностроителями214. На ММК под руководством К.И.Бурцева была разработана новая технология сложных профилей проката для танков Т-34 и КВ, обеспечившая стойкость деталей и экономию материала215. Работники Государственного института по проектированию металлургических заводов выполнили все проектные работы, связанные с установкой эвакуированного из Мариуполя листопрокатного броневого стана мощностью 200 тыс.т продукции в год, который в невероятно тяжелых условиях был веден в строй 15 октября 1941 г. За 2,5 месяца было введено в строй оборудование листопрокатного и термического цехов, эвакуированных из Мариуполя. В конце 1941 г. на ММК с помощью работников науки и специалистов Главспецстали была освоена новая марка стали для изготовления деталей танков, содержащая хром, никель, ванадий и молибден. За второе полугодие 1941 г. ММК с помощью специалистов-металлургов увеличил выпуск качественного проката в 3 раза, освоил более 100 видов новой продукции. Производство броневой стали в основных печах было налажено на крупнейшем в СССР Кузнецком металлургическом комбинате. В Златоусте в конце 1941 г. было освоено производство сложных легированных сталей216. Неоценим вклад академиков М.А.Павлова, И.П.Бардина, Н.Т.Гудцова, чл.-корр. АН СССР М.М.Карнаухова и др. в создание новых марок стали для массового вооружения. Работы физиков и химиков позволили в короткие сроки создать и освоить производство пуленепробиваемого бронестекла, превосходящего обычное в 25 раз (И.И.Китайгородский с коллективом). Химики участвовали в развитии на востоке и возрождении химической промышленности и промышленности боеприпасов на западе Российской Федерации. В 1943 г. научные сотрудники химических институтов вели работу в 60 городах страны. Нефтехимики налаживали производство моторного топлива, горюче-смазочных материалов, присадок, предохраняющих их от замерзания. Большая заслуга в этом принадлежала Институту нефти АН СССР, возглавляемому акад. С.С.Наметкиным. Колллектив, возглавляемый акад. И.И.Черняевым, работавший в Институте общей и неорганической химии, оказал помощь промышленности в получении редких металлов: платины, палладия, радия, иридия. В Радиевом институте АН СССР под руководством акад. В.Г.Хлопина, чл.-корр. АН СССР Б.А.Никитина был разработан метод получения радиотория, необходимого для оборонных целей, за что руководители работ были удостоены Государственной премии. В содружестве с инженерно-техническими работниками академики А.А.Байков, Г.В.Курдюмов, Н.Т.Гудцов внедряли в металлургию скоростные методы плавки стали в мартенах, добивались получения стальных слитков более высокого качества, заменителей быстрорежущей стали и решали множество технологических проблем. На заводах черной металлургии под руководством А.А.Блохина внедрялись новые технологические процессы выплавки, прокатки и штамповки мартеновской стали для деталей самолетов217. В военные годы шло освоение выплавки всех марок ствольной стали в мартеновских печах, велись опытные работы по выплавке сталей для фасонного литья в бессемеровских конверторах вместо электропечей. В производство артиллерийских деталей внедрялись стали-заменители. В 1943 г. В.И.Меськин создал стойкий к коррозии заменитель стали с пониженным содержанием никеля, без вольфрама и ванадия для производства деталей зенитной артиллерии218. Создание высококачественных марок сталей, потребных для авиапромышленности, танковой и артиллерийской и др. было возможно благодаря тому, что в 20-30-е гг. продолжились фундаментальные

исследования, развивавшие традиции и опиравшиеся на достижения российских металлургов и металловедов Д.К.Чернова, М.А.Павлова, Н.С.Курнакова, И.П.Бардина и др. П.Л.Капица подчеркивал: «чему обязана своим высоким уровнем наша металлургия? Конечно, в первую очередь работам Чернова и всех его учеников и тем традициям научного подхода в металлургии, которые они создали в продолжении многих лет... без Чернова, Курнакова и их последователей наша металлургия, конечно, не дала бы ни такой хорошей стали, необходимой для наших орудий, которыми вооружена наша армия, ни такой великолепной брони, какую мы делаем сейчас. А без нее конструкторы были бы бессильны создать первоклассные танки»219. Остановка осенью 1941 г. Волховского алюминиевого завода и эвакуация Днепропетровского алюминиевого завода потребовали от ученых срочных мер по организации производства алюминия на Уральском алюминиевом заводе. Бригады ученых под руководством академиков А.А.Байкова, Э.В.Брицке, чл.-корр. АН СССР Д.М.Чижикова занимались проблемами сырья для производства алюминия. Огромное значение в военной технике имели исследования и разработки многочисленных коллективов ученых-металлургов, изучающих свойства сплавов цветных металлов, разрабатывающих дешевые и более эффективные заменители дефицитных цветных металлов. Одним из выдающихся исследователей в этой области являлся чл.-корр. АН СССР (позднее акад.) А.А.Бочвар. В Московском институте цветных металлов и золота под его руководством велись фундаментальные исследования зависимости свойств литейных сплавов от их состава. Была разработана система литейных свойств, базирующихся на учении о диаграммах состояния. Установление закономерности влияния состава на литейные свойства явились крупным вкладом А.А.Бочвара и его школы в общую теорию легирования. Помимо теоретических исследований А.А.Бочвар принимал непосредственное участие в производственных работах, связанных с повышением качества отливок для авиационной и танковой промышленности, выступая в качестве эксперта и консультанта. Особой заслугой школы А.А.Бочвара являлось создание теории рекристаллизации алюминиевых сплавов, получившей всемирную известность, устанавливающей зависимость между диаграммой состояния, строением и технологическими свойствами алюминиевых сплавов. Под руководством А.А.Бочвара в 1943 г. был создан новый с лучшими литейными свойствами сплав для авиамоторов – цинковистый селумин, позволивший сэкономить до 20% алюминия, до 50% электроэнергии при термической обработке моторов из этого сплава220. Коллектив под руководством чл.-корр. АН СССР Г.В.Акимова создал противокоррозийные пленки для авиапромышленности, промышленности боеприпасов, новые методы анодирования деталей самолетов. Базируясь на исследованиях и разработках ученых-металлургов, уже в 1943 г. металлургические заводы авиационной промышленности по сравнению с 1939 г. увеличили производство полуфабрикатов из алюминиевых сплавов по листам – в 2,58 раза, по трубам – в 1,84 раза, по штамповкам – в 2,06 раза. В 1944 г. впервые в стране осваивается процесс непрерывного электролитического литья слитков из алюминиевых сплавов, повысивший производство металла и эффективность производства221. Новым словом в технике авиастроения было создание самолетов с бронированным корпусом. В броневую защиту одного из самых массовых типов боевых самолетов периода войны – Ил-2 – «летающего танка» внесли вклад ученые-металловеды – С.Т.Кишкин, Н.М.Скляров, З.А.Шатский. На одном из подмосковных машиностроительных заводов в 1933 г. был получен новый тип стали – хромо-марганцево-кремне-молибденовая сталь без содержания дефицитного никеля, при снижении вдвое в ее составе остродефицитного молибдена. ВИАМ в специальной лаборатории броневых сталей под руководством С.Т.Кишкина в 1934 г. была создана высокопрочная тонкая броневая сталь для самолетов, технология получения которой была отработана на том же заводе. Из нее был создан бронекорпус штурмовика Ил-2. Перед самой войной С.Т.Кишкин и Н.М.Скляров создали экранную броню, защищавшую экипаж самолета Ил-2222. Они разработали теорию взаимодействия брони с пулями и снарядами, создали экранированную броневую систему, которая защищала штурмовики Ил-2 от 20-мм снарядов, а весила легче обычной. Хромоникелевые жаростойкие сплавы для мощных двигателей скоростных самолетов вместе с работниками заводов создали А.Т.Туманов, Г.В.Акимов, А.А.Киселев и др.223 По заданию Госплана СССР Академия наук участвовала в составлении технического плана по увеличению производительности труда в различных отраслях промышленности. Этот план предусматривал быстрое увеличение выпуска местного сырья и заменителей дефицитных материалов, а также внедрение новых химико-технологических процессов в производство оборонной продукции. В конце 1941 – начале 1942 г. эта работа велась по 16 отраслям промышленности, 60 специалистов участвовали в составлении этого плана, включавшего 140 предложений по новой технике. План, одобренный СНК СССР, оперативно реализовался уже в 1942 г. В металлургию, в добывающую и обрабатывающую промышленность было внедрено около 50 проектов224.

Важным направлением деятельности ученых была научная помощь в организации новых производств, внедрении новых технологических процессов, организации поточного производства, содействие научнотехническому прогрессу. Основными направлениями в области технического прогресса в машиностроении и станкостроении были: внедрение потока в производство боеприпасов, инструмента, станков, изготовление инструмента методом «завивки», обработка металла токами высокой частоты, использование заменителей дефицитных материалов, введение в эксплуатацию линий многошпиндельных агрегатных станков для обработки корпусов танков (они выполняли до 100 операций)225. Уже в первый период войны был накоплен опыт организации новых производств, разработаны передовые методы труда, в первую очередь, в производстве военной продукции. Необходимо было сделать этот опыт достоянием всей оборонной промышленности. В начале 1943 г. ведущие наркоматы страны провели научно-технические конференции, в которых приняли участие крупные ученые страны. Конференции обобщили накопленный опыт, рассмотрели перспективы развития авиапромышленности, станкостроения, промышленности по производству инструмента, проблемы внедрения автоматической сварки под флюсом на заводах танковой промышленности и др. Острый дефицит рабочей силы, при необходимости непрерывно наращивать производство вооружения, боеприпасов, военной техники ставил перед работниками науки и техники задачу перевода на поток производства основных деталей, узлов, массовой штучной продукции. Перевод на поток массового производства вооружения был важным направлением технического прогресса в военные годы. К концу 1943 г. на танковом заводе в Нижнем Тагиле действовали 64 поточные линии, на Кировском заводе в Челябинске на потоке производилось 70% оборудования для Т-34, на Уралмаше – действовало 20 линий, здесь была внедрена штамповка башни Т-34 и 45-мм листовой стали, что для того времени было уникальным явлением в танкостроении. В производство вооружения внедрялись передовые технологии: отливка корпусов мин в кокиль по методу ученых Московского высшего механикомашиностроительного института им. Н.Э.Баумана (ныне МВТУ) под руководством Н.Н.Рубцова, высокопроизводительные методы резания металлов под руководством И.М.Беспрозванного, термическая обработка деталей и их закалка токами высокой частоты по методу В.П.Вологдина и др.226 Развертывание восстановительных работ в условиях продолжающейся войны, острой нехватки квалифицированных кадров концентрировало внимание ученых, конструкторов, инженерно-технических работников на развитии станкостроения и машиностроения, создании и внедрении новых типов машин и механизмов, улучшении технологии и автоматизации производственных процессов. Развитие этих отраслей продвинулось в военные годы вперед благодаря фундаментальным трудам представителей отечественной школы теории машин и механизмов И.И.Артоболевского (позднее академика), академиков Н.Г.Бруевича, Е.А.Чудакова, Б.Н.Петрова и других. Внедрение новых и модернизация существовавших образцов вооружения потребовали использования сложнейших механических деталей с высокой точностью обработки их на высокопроизводительных по тому времени станках. Коллектив конструкторов-станкостроителей под руководством чл.-корр. АН СССР В.И.Дикушина (позднее академика) сконструировал в военные годы десятки образцов расточных станков, создал автоматизированные линии станков для обработки корпусов танков. Конструктор Л.Н.Кошкин создал ряд высокопроизводительных многооперационных станков, внес вклад в автоматизацию производства патронов, основного и вспомогательного оборудования при производстве военной продукции. В 1944 г. было организовано особое КБ, разрабатывающее новые образцы и виды патронов. В создании их принимали активное участие Н.М.Елизаров, А.И.Забегин, Б.В.Семин, П.В.Рязанов227. Сотрудники Экспериментального НИИ металлорежущих станков – (ЭНИИМС) сконструировали станок, поднявший производительность труда при производстве ряда деталей в 60 раз228. В станкоинструментальной промышленности был создана ряд новых агрегатных, специальных станков для авиационной, артиллерийской и танковой промышленности. Была сконструирована первая в мире автоматизированная линия агрегатных станков для обработки бронетанковых листов, что повысило производительность труда в 5 раз229. В 1945 г. только научно-техническими работниками Наркомата станкостроения были разработаны более 130 типов новых конструкций агрегатных станков для различных отраслей индустрии. Сотрудники ЭНИИМС З.Ю.Кушнер, И.П.Лапин, Б.П.Лебедев, П.И.Стрельников были удостоены Государственной премии за разработку новых конструкций агрегатных станков для серийного машиностроения. В 1943 г. впервые в мире на поток было переведено производство станков на заводе «Красный пролетарий» в Москве. На Московском заводе им. С.Орджоникидзе работали 28 поточных линий обработки деталей и сборки станков и узлов, поточный метод внедрялся при производстве инструмента230. В этом огромная заслуга работников науки и техники. Первоочередное развитие станкостроения и машиностроения создавало необходимые условия для восстановления промышленности, станочного парка на западе страны. По заданию Госплана СССР Институт автоматики и телемеханики АН СССР разработал меры по автоматизации технологических процессов в различных отраслях промышленности231.

Большую роль в научно-техническом прогрессе в военной промышленности сыграло внедрение ряда новых методов в производство вооружения, в различные области техники. Фундаментальные и прикладные исследования в области кристаллографии позволили создать массовое производство радиотехнических приборов для военной техники, средств связи. Чрезвычайно важным направлением научно-технического прогресса в промышленности, развиваемого на основании фундаментальных работ ученых-физиков было внедрение спектрального анализа в различные области военной техники, в производство вооружения, самолетов, танков, металлургию и т.д. Еще накануне войны Комиссия по спектроскопии АН СССР во главе с чл.-корр. АН СССР Г.С.Ландсбергом осуществляла методическое руководство изготовлением нормалей черных и цветных металлов. Шесть спектроскопических лабораторий, научно-исследовательских институтов и заводов вели исследования в этой области232. На их основании создавались стандарты для спектрального анализа металлов. Большую работу в области стандартизации вела лаборатория стандартных образцов Уральского НИИ черных металлов под руководством В.Д.Воскресенского. В 1940 г. она в 3 раза увеличила объем своих работ, особенно возросло изготовление нормалей по спектральному анализу – 84 названия, имела связь с 40 учреждениями наркоматов черной и цветной металлургии, топливной промышленности, электропромышленности, химической, тяжелого и общего машиностроения, путей сообщения, авиапромышленности и т.д.233 В военные годы спектральный анализ внедрялся в различные отрасли оборонной промышленности, в производство вооружения. Комиссия по спектроскопии АН СССР организовала около 200 заводских лабораторий спектрального анализа. СНК СССР в постановлении 25 июля 1944 г. «О мероприятиях по развитию применений спектрального анализа металлов в промышленности» наметил меры по широкому внедрению этого метода во все отрасли промышленности. Был также намечен и ряд мер по подготовке кадров спектроскопистов, изданию руководств и таблиц по спектральному анализу, созданию серийных приборов. Комиссия по спектроскопии АН СССР подготовила монографию С.Л.Мандельштама «Введение в спектральный анализ», атласы по анализу руд, минералов, металлов, таблицы по определению их состава234. Революционизирующую роль в переводе производства танков и другого вооружения на поток сыграло внедрение скоростной автоматической сварки под слоем флюса. Эта работа была развернута в 19411944 гг. на территории России по инициативе и под руководством выдающегося украинского ученого акад. АН УССР Е.О.Патона. Работавшие на Урале ученые Института электросварки АН УССР в содружестве с производственниками внесли весомый вклад в производство вооружения и военной техники. Большую роль в переводе производства танков и другого вооружения на поток сыграла скоростная автоматическая сварка голым электродом под слоем флюса по методу академика АН УССР Е.О.Патона. Накануне войны этот метод был разработан в институте и внедрялся на ряде заводов. На заводах Уралвагон, Стальмост, Уралмаш в 1941 г. работали группы инженеров-сварщиков по его внедрению235. Е.О.Патон возглавил его внедрение в качестве члена Совета по машиностроению и государственного советника при СНК СССР. Когда в августе 1941 г. институт был эвакуирован в Нижний Тагил, на Уралвагонозавод, его коллектив разработал 40 разнотипных установок для автоматической сварки узлов танков, авиабомб и т.д. Работники института внедряли этот метод в 1942 г. в Свердловске (ныне Екатеринбург), Горьком (ныне Нижний Новгород), Омске, Сталинграде (ныне Волгоград). Огромную помощь в распространении этого метода оказало третье издание книги Е.О.Патона «Скоростная сварка под слоем флюса», вышедшее в 1942 г. Сотрудники Института электросварки АН УССР, пропагандируя свой метод, в январе 1943 г. провели конференцию по автоматической сварке, а в июле 1943 г. составили детальное пособие по автосварке бронеконструкций. В 1943 г. Е.О.Патон был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Его сын Б.Е.Патон, позднее президент АН Украины, посвятил свою кандидатскую диссертацию проблемам внедрения и развития электросварки. Над ними работали ученики и последователи Е.О.Патона: А.М.Макара, Н.Н.Рыкалин и др. Они и сами работали сварщиками, обучая молодежь приемам электросварки. Применением электроварки при производстве снарядов занимался акад. В.П.Никитин. Проблемы электросварки и резания металла под водой разрабатывал профессор Московского электромеханического института инженеров транспорта К.К.Хренов, который внедрил его в практику ВМФ236. Метод Е.О.Патона способствовал переводу на поток производства танков. Под его руководством был разработан и реализовался обширный план внедрения автоматической варки в различные отрасли военной и гражданской промышленности: при ведении восстановительных работ, сварке корпусов танков, авиабомб, реактивных снарядов, мостов, газопроводов, вагонов, паровых котлов и т.д. Внедрение автоматической сварки под слоем флюса на военных заводах проходило при помощи кураторов науки и военного производства В.М.Молотова, Г.М.Маленкова, Н.С.Хрущева и др. Однако

инициатива всегда принадлежала самим ученым, которые проявляли огромную настойчивость во внедрении передовых технологий в военное производство. Так, 16 декабря 1943 г. Е.О.Патон обратился с письмом, как он пишет, к «шефу электросварки» первому секретарю ЦК Украины Н.С.Хрущеву и просил его передать секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову письмо, в котором он ставил вопрос об издании соответствующего постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР о внедрении автоматической сварки. Затем, уточнив ряд вопросов, 28 января 1944 г. Е.О.Патон передает второе письмо Г.М.Маленкову, в котором он подводил итоги работы по внедрению скоростной автоматической сварки под слоем флюса и ставил задачи по ее дальнейшему внедрению. «В последние годы, – писал он из Нижнего Тагила, – вся работа Института электросварки Академии наук Украины была направлена на развитие и внедрение скоростной автоматической сварки под слоем флюса. Работая на Урале, Институт установил тесную связь с оборонными заводами и результаты исследовательских работ внедрил на заводах Урала. Не подлежит сомнению, что в первые годы после войны восстанавливаемые разрушенные заводы будут ощущать большой недостаток квалифицированных рабочих. При таких условиях перед заводами неизбежно станет вопрос о максимальном сокращении ручного труда и о механизации и автоматизации технологических процессов. Заводы с большим объемом сварочных работ за неимением квалифицированных сварщиков должны будут ориентироваться на автоматическую сварку. В планах восстановления заводов необходимо предусмотреть, чтобы переход от ручной сварки к автоматической был осуществлен с самого начала. На основании изложенного Институт электроварки считает необходимым на ближайшие годы в качестве стержневой проблемы сохранить проблему скоростной автоматической сварки и особое внимание уделить широкому внедрению автоматической сварки при восстановлении разрушенных электросварочных хозяйств заводов... (Здесь и далее подчеркнуто красным карандашом. – Э.Г.). Для внедрения автоматической сварки в первую очередь следует наметить такие заводы, которые по своей продукции наиболее подходят для автосварки, именно заводы, производящие строительные металлоконструкции, суда, вагоны, котлы, цистерны и т.д. Необходимо, чтобы правительство издало постановление, обязывающее группу заводов на Украине восстановить свое электросварочное хозяйство на базе автоматической сварки... Тем же постановлением Институту электросварки должно быть поручено оказание упомянутым заводам всемерной помощи по внедрению электросварки. Только при наличии такого правительственного постановления можно рассчитывать на успешное проведение работ по внедрению автоматической сварки, как это было в 1941 г., поэтому издание постановления должно предшествовать переезду Института в Киев с тем, чтобы по прибытии в Киев институт мог сразу же приступить к живой практической работе на заводах, указанных в правительственном постановлении... При издании вышеуказанного постановления необходимо иметь в виду следующее. За два года войны, работая над автоматической сваркой, институт добился значительных успехов... Если раньше помощь, оказываемая заводам со стороны Института, сводилась к проектированию установок, к инструктажу и к разработке технологии сварки, причем изготовление сварочной и флюсовой аппаратуры, т.е. головок, щитов и пультов управления, бункеров и проч. проводилась специально выделенными заводами, то сейчас положение резко изменилось. Институт настолько упростил аппаратуру, что ее полностью может изготовлять электромеханическая мастерская Института электросварки. Расширившись за время войны, эта мастерская изготовляет в месяц до 10 комплектов указанной аппаратуры и снабжает ею заводы. Такое положение значительно облегчает процесс внедрения автосварки. Институт также значительно расширил штат своих инструкторов по сварке, что также облегчает процесс внедрения автосварки на заводах... Имея в виду возможность использования института в указанном направлении, мы обратились к правительству Украины с просьбой об издании правительственного постановления, касающегося внедрения и развития автоматической сварки. Однако ряд поднятых нами вопросов могут быть разрешены только правительством Союза. Поэтому прошу Вашего содействия в издании постановления Союза ССР с включением в него следующих вопросов: 1. Все расположенные на территории Украины заводы, изготовляющие строительные металлоконструкции, суда, вагоны, цистерны и котлы, обязать свое разрушенное электросварочное хозяйство восстановить на базе автоматической сварки... 2. Обязать Институт электросварки АН УССР оказать помощь заводам, осваивающим электросварку. Эта помощь должна выразиться в проектировании автосварочных установок, в изготовлении и снабжении заводов электросварочной и флюсовой аппаратурой (сварочные головки, пульты и щиты управления, бункера), в наладке и пуске автосварочных установок, в инструктаже и на месте и в обучении кадров.

3. Поручить Институту электросварки АН УССР составить технические условия на проектирование сварных конструкций, удовлетворяющих требованиям автосварки и обязательные для проектирующих организаций. 4. Для облегчения связи с выделенными заводами Институт электроварки АН УССР переезжает по месту своей прежней работы в Киев. 5. Для проведения работы по внедрению автосварки на заводах Украины и для изготовления сварочной и флюсовой аппаратуры оказать Институту помощь, выделить ему материалы, инструменты, станки, оборудование и грузовые машины согласно приложениям № 1, 2, 3, 4 и 5. 6. Для пополнения штата научных сотрудников Института электросварки, поредевшего за время войны, перевести в Институт ряд специалистов по сварке, работающих на заводах (согласно приложению № 5). В ранее посланном Вам письме за № 253 от 16 декабря 1943 г. мы также просили об издании правительственного постановления, касающегося внедрения автоматической варки в нашу промышленность. В этом письме между прочим поставлены вопросы, касающиеся электродной проволоки, флюса, подготовки кадров по автосварке. Эти вопросы потребуют обсуждения в межведомственной комиссии, отчего затянется издание правительственного постановления. Поэтому просим об издании Постановления с несколько сокращенным содержанием, изложенном в настоящем письме, имеющим следующие приложения: № 1 и 2. Ведомость материалов и инструментов. № 3. Перечень дополнительных станков для мастерской Института электросварки. № 4. Спецификация образцов американского автосварочного оборудования. № 5. Ведомость специалистов по автосварке, которых желательно перевести на работу в Институт. Директор Института электросварки Е.О.Патон Секретарь парторганизации (подпись неразборчива) 28 января 1944 г. г. Н.Тагил»237. 2 февраля 1944 г. Е.О.Патон вновь пишет Г.М.Маленкову, настаивая на издании постановления, обязывающего при восстановлении внедрять электросварку. В результате 4 апреля 1944 г. было издано постановление ГКО № 5537с (секретно), предлагающее ряд кардинальных мер по развитию и внедрению электросварки238. К ноябрю 1944 г. автоматическая сварка применялась на 52 предприятиях страны (120 установок), к июню 1945 г. работало уже 200 установок. Внедрение автоматической сварки на соответствующих участках этих предприятий увеличило производительность труда сварщиков в 5 раз, снижало потребление энергии на 42%, сокращало потребность в рабочей силе на 84%. Всю аппаратуру институт изготовил своими силами239. Ни в одной стране, кроме СССР, в танкостроении еще не применялась автоматическая сварка под флюсом. В США ее стали осваивать только в последние месяцы войны. Е.О.Патон писал, что «нашей основной заслугой я считал то, что мы настойчиво и упорно, преодолевая трудности и препятствия, а иногда косность и пассивность, внедряли новый скоростной метод сварки в оборонную промышленность... Тесное содружество с заводами заставило нас действовать быстрее, энергичнее и гораздо инициативнее. За три года войны мы выполнили работу, на которую в мирных условиях ушло бы 8-10 лет»240. Сын Е.О.Патона Б.Е.Патон писал в год 40-летия Победы над фашизмом: «...Автоматы сварили четыре миллиона метров швов, тем самым удалось сэкономить пять миллионов киловатт-часов электроэнергии, а трудоемкость изготовления корпуса танка снизилась в пять раз. Только на Уральском танковом освободилось 250 сварщиков. К концу войны заводы страны выпускали, используя автосварку, до тридцати тысяч тяжелых и средних танков и самоходных орудий ежегодно». Институт электросварки ни на минуту не прекращал вместе с заводами научной работы, создавая задел знаний. «Тогда же, – продолжал он, – были поставлены и решены принципиальные для дальнейшего развития сварки под флюсом вопросы». Изучение физических основ процесса шло параллельно с созданием оборудования и изысканием новых сварочных материалов, разработкой разновидностей процесса, испытанием надежности сварных соединений и т.п. В военные годы родилась идея шланговых полуавтоматов и других распространенных ныне установок. Опыт ученых был обобщен в книгах Е.О.Патона «Скоростная автоматическая сварка под слоем флюса» и «Руководство по сварке бронеконструкций», а также Б.Е.Патона и А.М.Макары «Экспериментальное исследование процесса автоматической сварки под слоем флюса»241. Таким образом, на примере внедрения скоростной автоматической сварки мы видим, как нужды фронта потребовали поиска новых технических решений, новых изобретений и двинули вперед развитие оборонных отраслей техники. Реализация этого стало возможной благодаря целеустремленности ученых,

огромному труду, преодолению ведомственных и психологических барьеров, бескомпромиссности в отстаивании своих позиций и убеждений. Важную роль в научно-техническом прогрессе оборонной промышленности сыграло внедрение нового метода получения кислорода. В связи с развитием производства в металлургической, химической, авиационной, танковой промышленности, промышленности боеприпасов и взрывчатых веществ неизмеримо выросла потребность в кислороде. Старые методы его получения путем применения поршневых установок не могли ее удовлетворить. Изучая проблему с 1936 г., акад. П.Л.Капица выдвинул «по аналогии с теплотехникой, турбинный метод и получение кислорода основывал на циклах низкого давления». Он создал установку для сжижения воздуха и получения кислорода из воздуха, основанную на турбодетандере. Турбодетандер П.Л.Капицы «предопределил развитие во всем мире современных крупных установок разделения воздуха для получения кислорода»242. В 1938 г. он запатентовал свои изобретения. Встретив резкую критику советских и немецких инженеров и поддержку американских, он сумел реализовать вою идею в условиях войны, построив промышленную установку трубинного типа243. К началу войны были созданы опытные установки. Накануне войны, в июне 1941 г., П.Л.Капица в отчете о жидком кислороде писал: «В свободное время мы заканчиваем у нас в институте опыты с трехгенераторной установкой... После этого мы пустим нашу кислородную установку в постоянную эксплуатацию, так как стране сейчас очень нужен жидкий кислород, и даже наши маленькие две установки могут дать 10-15% московской продукции». Эти установки с начала войны стали снабжать дефицитным кислородом танковые заводы, госпитали, авиационные части. Институт физических проблем был эвакуирован в Казань, где работали академические институты физикохимического цикла, а промышленные установки строились в Москве – на Автогенном заводе, а затем в Балашихе под Москвой. Работы по получению жидкого воздуха и жидкого кислорода велись параллельно в Казани и Москве, и сотрудники посылались по спискам на «горящие» участки работы. Сам ученый разрывался между Казанью и Москвой, затрачивая огромную энергию для внедрения своего изобретения в промышленность. П.Л.Капица постоянно писал В.М.Молотову, Г.М.Маленкову и И.В.Сталину, требуя продвинуть то или иное конкретное мероприятие. Работы в 1943 г. достигали большого размаха и упирались в организационные вопросы, весьма сложные в условиях войны. Расширение масштабов получения кислорода для производства взрывчатых веществ и промышленности, а также трудности, переживаемые при внедрении кислорода в промышленность, побудили П.Л.Капицу ходатайствовать о создании специального главка для реализации этого. 6 апреля 1943 г. он писал В.М.Молотову: «Многоуважаемый Вячеслав Михайлович,... четыре года тому назад мы осуществили установку жидкого воздуха на новом принципе... Два года тому назад мы осуществили кислородную, которая может стать передвижной, но, несмотря на постановление Экономсовета, ни одна из них не внедрена. Теперь мы осуществили установку для жидкого кислорода, по масштабам равную самым крупным заводским установкам, но есть ли шансы, что она будет внедрена?... Все это время я был погонщиков мулов, а в руке у меня не было не только палки, но даже хворостинки. Поэтому полагаю, что в той или иной форме мне нужно дать официальную власть, чтобы я сам мог руководить вопросами внедрения в производство. И тогда, несмотря на то, что мне на это время придется сократить мою научную работу, у меня будет взамен удовлетворение видеть наши установки внедренными»244. Предложения Капицы были рассмотрены и 8 мая 1943 г. по постановлению ГКО было создано Главное управление кислородной промышленности при СНК СССР, а П.Л.Капица был назначен начальником Главкислорода245. Объединение научного и технического руководства в одном лице способствовало ускорению внедрения кислорода в различные отрасли промышленности. В Москве был построен завод кислородного машиностроения, в Балашихе под Москвой – крупная установка (объект № 2) ТК-2000, которая была апробирована 20 октября 1944 г.246 13 ноября 1944 г. Капица написал отчет секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову о пробном пуске установки. Это замечательный документ по истории отечественной техники – результат размышлений ученого над значением важного шага в технике, популярно изложенных для грозных «высших инстанций». «Балашиха, – писал он, – это опыт постройки жидкостной кислородной установки, работающей на новом турбинном принципе и в первый раз осуществленной в масштабе, недостижимом прежними методами [...] В случае удачного завершения Балашихинского опыта мы сделаем шаг вперед, подобный тому, который был сделан, когда паровая турбина открыла возможность получать мощности в одном агрегате – в несколько раз большие, чем это можно было достигнуть с помощью предшествовавших ей поршневых машин [...] Это есть, по-видимому, пример одного из общих законов развития техники. Он заключается в том, что развитие и интенсификация технических процессов неизменно идут по пути вытеснения периодических процессов непрерывными, начиная с передвижения шагами, которое интенсифицировалось, но не ходулями или прыжками, а путем внедрения колеса. Весло заменяется пропеллером, печатный станок – ротационной машиной, периодически двигающийся

поршень паровой машины – непрерывно вращающимся ротором турбины и так далее. Поэтому основным тезисом наших дерзаний является то, что кислородная проблема для больших мощностей, требуемых металлургией, газификацией, химией, тоже решается только турбокислородными установками. Следовательно, пуск Балашихи первым делом должен быть опытной проверкой принципа осуществимости турбокислородных установок в большом масштабе»247. Балашихинская установка, подчеркивал П.Л.Капица, должна давать в 6-7 раз больше кислорода, чем самые крупные зарубежные жидкостные установки. Эта установка представляла собой увеличение в 100 раз машины, изученной в лаборатории Института физических проблем. «...От реальных результатов пуска Балашихи зависело, – писал он, – все будущее того направления кислородной проблемы, на которое мы поставили карту [...] Поэтому для меня пуск Балашихи, происшедшей 20 октября с.г., был решающим моментом будущего развития кислородной проблемы.[...] На Балашихе первым делом проверяются не конструктивные качества, а новый принцип. Подтверждением этому служит хотя бы сам процесс первого пуска[...] После первого пуска Балашихи, – продолжал он, – считаю для себя, что стратегическая кампания за большие турбокислородные установки выиграна, и в этом будущее кислородной проблемы. Теперь это нужно зафиксировать тактическими успехами, чтобы победа была понятна каждому и ощущалась нашей промышленностью»248. Установка дала в 3-4 раза больше жидкого кислорода в час, чем самые большие машины поршневого типа. Капица участвует в создании кислородной промышленности не только как ученый и изобретатель, но и как государственный деятель, реализующий научно-техническую политику государства, как организатор науки и промышленности, что характерно для военных лет. Его диалог с властью раскрывает его прозорливость и понимание роли науки в жизни передовой державы, роли государства в судьбах науки и техники. К началу 1945 г. были пройдены определенные важные этапы в решении кислородной проблемы. П.Л.Капица, которого Г.М.Маленков обещал ежемесячно принимать для обсуждения этой проблемы, неуклонно бомбардирует его и И.В.Сталина письмами. Капица не только энергично пытается продвинуть решение этой научно-технической и народнохозяйственной проблемы, но и одновременно растолковывает «вождям» ее суть, пытаясь «заразить» руководство страны своим энтузиазмом, попутно обращаясь к истории русской науки, осуществляя своеобразный «ликбез» в этой области. Еще 13 октября 1944 г. он писал И.В.Сталину, жалуясь на недостаточное внимание к этой кардинальной научно-технической проблеме, и аргументировал ее важность так: «Интенсификация процессов кислородом – это громадная проблема. Она затрагивает все ведущие отрасли хозяйства. ее можно решить, только если все, от мала до велика, почувствуют ее значение. Главное, мне думается, что нужно еще, чтобы мы все поняли, что только путем своей новой советской техники мы можем выиграть мир, а это задача дня. Ведь нашу победу мы можем закрепить только техническим и культурным превосходством. Но многие у нас все еще не верят по-настоящему в наши творческие силы и предпочитают путь надежного подражания другим странам. Тут нужна пропаганда [...] Товарищ Маленков – он внимателен, старается помогать, быстро ориентируется в вопросах, видит средство, но увлечен ли он проблемой кислорода? Я не раз думал над этим. Если бы кислородная проблема как большая государственная задача его захватила, разве нужно было бы каждый раз неделями ждать приема? Если бы кислородная проблема его увлекала, разве ему не интересно было бы посмотреть завод, машины, а я не раз говорил об этом. Но если таких крупных людей у нас не увлекает новая проблема, то как к ней будут относится другие?»249. Капица в своих размышлениях выходит на общефилософские вопросы и проблемы организации науки и техники. «Новая техники – ведь это победа над природой. Как во всякой борьбе в ней одно из главных – нужна страсть. Ведь по-настоящему мы стали быть немцев, когда каждый из нас на них осерчал. Развитие большой технической проблемы, – продолжал он, – это не личное дело, а дело общества, а у нас государственное»250. 20 января 1945 г. он опять пишет Сталину: «Еще три этапа кислородной проблемы пройдены и должны начаться новые. Первый этап: построена и начала снабжать московские заводы Балашиха. В ближайшее время ее будут принимать. Пройдет, конечно, некоторое время на освоение этой установки, к тому же ее продукцию не так легко будет поглотить. Она дает в два-три раза больше кислорода, чем давали все заводы Москвы [...] Уже сейчас Балашиха дает 40 тонн жидкого кислорода в сутки. (За это время она могла бы наполнить жидким кислородом 8-10 ракетных снарядов ФАУ-2). Это примерно 1/6 производства кислорода в Союзе. Сейчас у нас работает около 400 установок. Балашиха в одном агрегате делает в шесть-восемь раз больше жидкого кислорода, чем крупнейшие из советских установок прежней системы. Крупнее пока известна, считавшаяся рекордной, только установка во Франции (Клода), но и та по производительности меньше Балашихи в 3-4 раза»251.

Турбинный метод позволил строить компактно, просто и дешево. Это оказалось под силу советской технике: за год с небольшим во время войны; так как были созданы кадры специалистов, завод № 23 (Автогенный), соответствующее конструкторское бюро. «Второй этап решения кислородной проблемы, – писал Капица, – это создание Технического совета, который обобщил материалы по решению проблемы кислорода в мире, и оказалось, что есть четкое представление о перспективах его применения. Задержка во внедрении кислорода происходила из-за отсутствия простого и надежного метода его получения в больших количествах. Но турбинный метод решает эту проблему. Если это так, то можно ждать, что следующие отрасли промышленности будут затронуты: чугун, сталь, марганец, никель, медь, цинк, алюминий, золото, флотация руд, бумага, азотная, серная, фосфорная кислоты, цемент, газификация угля, торфа, т.е. не менее половины всей промышленности... кислород ведет не только к удешевлению, которое не более 10-20%, но главное к интенсификации, т.е. получению на том же оборудовании, с тем же персоналом в 1 1/2 – 2 раза больше продукции. В ряде случаев качество продукции повышается. Более подробно это все можно найти в бюллетене Главкислорода (первый том которого прилагаю)»252. (Первый том бюллетеня «Кислород» содержал подробную аргументацию его выводов в выступлениях крупнейших специалистов в соответствующих отраслях промышленности). «Третий этап, – продолжал Капица, – академик Бардин с группой инженеров закончил проект металлургического завода на кислородном дутье... Опытная домна, которая пускалась на Чернореченском заводе, и [домна] в Днепропетровске (ДЗМО) дали Бардину достаточно данных, чтобы спроектировать кислородно-металлургический комбинат на Косогорке (Тула)». По расчетам, чугун будет на 15% дешевле и рабочих будет в два раза меньше. «Таким образом, – резюмировал П.Л.Капица, – кислородная проблема разрастается. Вместе с этим все острее становится вопрос о проведении идейного руководства ряда отраслей промышленности, а для этого отсутствуют необходимые возможности, пока не за что ухватиться. Это ведь не внедрение отдельного изобретения, это мобилизация наших творческих технических сил и создание возможностей для их целеустремленного развития. Сегодня перед нами стоят четыре основных задачи: 1. Внедрение осуществленных методов получения жидкого кислорода (автогенное дело, горное дело, подводные лодки, авиация и пр.). 2. Разработка и осуществление турбокислородных установок больших мощностей, производящих газ. 3. Постройка и пуск Косогорского комбината. 4. Организация идейного руководства ряда ведущих областей промышленности по их интенсификации кислородом. Для осуществления этих задач организационные формы, на которые мы опираемся, с каждым месяцем отживают. Нужны будут другие, и об этом думать следует уже сейчас. Я посеял ветер, но пожать бурю мне не по плечу. Поэтому я глубоко оценю, если Вы нашли бы возможность поговорить об этом со мной. Ваш П.Капица»253. Такой разговор о важнейшей научно-технической проблеме не состоялся. Поэтому Капица продолжал энергичную переписку до конца войны и с Маленковым и обращался к Сталину, постоянно держал Сталина в курсе работ в области внедрения кислорода, которые шли, на его взгляд, недопустимо медленно, застревая в коридорах ведомственной и партийной системы, несмотря на своевременную и энергичную работу самих ученых, в том числе академика И.П.Бардина и его коллектива в области металлургии. 12 апреля 1945 г. Бюро СНК СССР утвердило акт о приемке кислородной установки ТК2000, а 13 апреля 1945 г. с горечью и иронией П.Л.Капица пишет Сталину о том, что ранее вокруг кислородной проблемы была создана такая атмосфера, что на этом заседании он чувствовал себя не только победителем, а «как бы преступником и заседание Бюро СНК я воспринял как судебный процесс. В решении Бюро не только не отмечено, что наша работа есть новое достижение советской техники, но даже никто из членов, кроме товарища Микояна, не сказал, что мы вообще сделали что-то хорошее. Больше всего членов беспокоил вопрос, куда девать избытки кислорода. После заседания мне хотелось заявить: «Позвольте вас заверить, граждане судьи, что впредь буду вести себя лучше, не искать новых путей в технике и обещаю изобретений не делать». Это апатичное отношение к развитию действительно новых идей в технике характерно для нашего времени»254. Поднимая в письме более широкие проблемы внедрения новой техники и положения ее творцов в СССР, П.Л.Капица писал об отсутствии фактора личного обогащения, поэтому правительственные и общественные оценки творческих работ остаются наиболее сильными стимулами. Решение Бюро СНК, в котором отсутствует какая-либо четкая оценка, писал он, «считаю в принципе нездоровым...

«Ведь певцу в обществе глухонемых не только скучно петь, но вообще в таких условиях он не разовьет свой талант... Эта инертная атмосфера, которая простирается даже, как видно, до Бюро СНК, не создает благоприятных условий для развития больших принципиально новых вопросов. Я, конечно, оставляю в стороне новаторство гудовского типа (имеется в виду движение фрезеровщика Московского станкостроительного завода за скоростное резание металла И.И.Гудова. – Э.Г.), которое, хотя оно и полезно (обычно его у нас очень сильно переоценивают), но оно судьбу дальнейшего развития техники не решит. По этим вопросам я уже два раза Вам писал. Хотя ни слова никто мне не ответил, но я все же опять должен поставить вопрос о судьбе кислородной проблемы. Ведь трудно в такой атмосфере, с такими сомнениями, бороться с энтузиазмом за ее развитие...»255. В этом письме П.Л.Капица уже затрагивает принципиальные вопросы функционирования самой советской системы и взаимоотношений власти и ученого. Однако, не отвечая ученому, 30 апреля 1945 г. правительство прореагировало на его письмо Указом Президиума Верховного Совета СССР, где П.Л.Капице было присвоено звание Героя Социалистического Труда «за успешную научную разработку нового турбинного метода получения кислорода и за создание мощной турбокислородной установки для производства жидкого кислорода». В тот же день были подписаны указы о награждении Института физических проблем орденом Трудового Красного Знамени и о награждении орденами и медалями большой группы сотрудником Института и Главкислорода256. В благодарственном письме Г.М.Маленкову от 3 мая 1945 г. Капица пишет в свойственной ему раскованной манере: «Заключительный аккорд балашихинской симфонии прекрасен. Давайте следующую, Тульскую симфонию (имелся в виду проект строительства Косогорского кислороднометаллургического комбината под Тулой. – Э.Г.) проведем в темпе presto vivo (в очень быстром темпе)»257. Идеи и изобретения Капицы получили отклик за рубежом. 5 сентября 1945 г. П.Л.Капица писал И.В.Сталину: «Говорят, сейчас американцы взялись тоже всерьез за кислородную интенсификацию. Ее будто начинают делать в таком же масштабе, как атомную бомбу. Они-то поверили ученым. Во главе поставлен некто Зворыкин, у него уже работает 4000 человек. Крупнейшее американское предприятие «Дженерал электрик компани» обратилось во Внешторг, хочет купить наши патенты и сведения, просит разрешения прислать в Союз ученых и инженеров ознакомиться с нашими работами. Несомненно, сейчас мы идем впереди по кислородным вопросам. Но в момент, когда требуется широкий разворот, смелость, доверие, мы будем мямлить и крохоборничать, то нам справедливо утрут нос! П.К.»258. 25 ноября 1945 г. П.Л.Капица снова писал И.В.Сталину: «У нас в институте пошла турбокислородная установка на газ. Ее уже несколько раз пускали, она уже дает 85% расчетного количества. До 1 января надеюсь закончить этот вопрос и более подробно доложить СНК [...]» Но главной темой этого письма была уже не кислородная проблема, а проблема отношения властей к ученому. Таким образом, «все мои векселя стране и правительству по кислороду уплачиваются сполна, и я все больше и больше буду настаивать, чтобы меня освободили от Главкислорода и дали возможность всецело вернуться к моей научной работе»259. Но сделать это цивилизованно в условиях сталинского режима не удалось. Капицу снимала специальная правительственная комиссия. Немаловажную роль в этом сыграла его резкая характеристика работы Л.П.Берия в Спецкомитете по атомной проблеме, данная в письме от 25 ноября 1945 г. и послужившая основой рокового для ученого обмена репликами между Сталиным и Берия, происходившего в присутствии начальника тыла Вооруженных Сил генерала А.В.Хрулева. Берия требовал санкции на арест Капицы, в ответ на это Сталин произнес свою «знаменитую» фразу: «Я его тебе (?) сниму, но ты его не трогай...»260. 13 апреля 1946 г. назначенная Сталиным правительственная комиссия закончила работу по изучению результатов применения турбиного метода получения кислорода и одобрила его261. Но оказалось, что вопрос не исчерпан. Противники метода Капицы добились пересмотра решений комиссии. 14 мая 1946 г.262 СНК СССР принимает постановление № 1038 в дополнение к постановлению № 832 от 13 апреля 1946 г. «О производстве газообразного кислорода турбинным методом», которым включает в состав комиссии дополнительно заместителя председателя СНК СССР М.Г.Первухина, министра тяжелого машиностроения В.А.Малышева и ученых – ярых противников метода П.Л.Капицы, специалистов в области техники низких температур и разделения газов – С.Я.Герша, Н.И.Гельперина и И.П.Усюкина263. Комиссия, по словам И.П.Бардина, дала «исключительно отрицательную оценку установкам системы академика Капицы, не говоря при этом о какой-либо оригинальности, положенной в их основу», что, по его особому мнению, являлось необоснованным. По его мнению, «система академика Капицы имеет лучший коэффициент полезного действия турбодетандера (82-84%), лучше, чем у зарубежных детандеров, достигая этого применением низкого давления и оригинальной конструкцией детандера. «Разгромное» заключение комиссии отказался подписать и знакомый с германской техникой инженер Д.Л.Глизманенко. Опытный характер установок Капицы и малый срок их работы не могли выявить всех их преимуществ. На этот раз Комиссия предложила ориентироваться для ликвидации дефицита в

кислороде на установку трофейных немецких машин. И.П.Бардин считал это правильным «при одновременном усилении работ по установкам академика Капицы, доведение которых до лучших показателей должно быть сделано на Новотульском металлургическом заводе...»264. В Постановлении Совета Министров СССР № 1815-782с от 17 августа 1946 г. в пункте «О производстве кислорода по методу академика Капицы» говорилось, что «начальник Главкислорода при Совете Министров СССР и директор Института физических проблем Академии наук СССР академик Капица не выполнил решений Правительства о создании новых более совершенных кислородных установок по производству газообразного кислорода для технологических целей промышленности. ТК-2000 в Балашихе и опытная установка в ИФП «являются несовершенными и по своим техникоэкономическим показателям и конструктивно уступают известным уже заграничным установкам, широко применяемым для производства «кислорода»... Академик Капица..., являясь ответственным за внедрение в промышленность Советского Союза кислорода, занимался только экспериментальной работой со своими установками, игнорируя лучшие заграничные установки и предложения советских ученых, в результате чего кислородная промышленность СССР не получила должного развития и значительно отстала от уровня заграничной техники». Капица был снят с должности начальника Главкислорода при СМ СССР, председателя Технического совета Главкислорода при СМ СССР и директора ИФП АН СССР «за невыполнение решений Правительства о развитии кислородной промышленности в СССР, неиспользовании существующей передовой техники в области кислорода за границей, а также неиспользование предложений советских специалистов». Начальником Главкислорода был назначен начальник Глававтогена М.К.Суков, а директором ИФП – член-корр. АН СССР А.П.Александров. В постановлении говорилось и о переключении института на выполнение работ в области использования атомной энергии265. Так была оценена работа в области перспективного направления в науке и технике, многолетняя борьба ученого за технический прогресс в промышленности. Капица был снят, несмотря на протесты ряда советских ученых. Академик В.А.Фок в письме И.В.Сталину от 16 февраля 1947 г. писал, что, «снятие академика П.Л.Капицы с поста директора созданного им Института физических проблем произвело на всех советских ученых крайне тяжелое впечатление не только потому, что П.Л.Капица является исключительно крупным ученым, каких мало во всем мире, но и потому, что П.Л.Капица – на редкость прямой и честный человек, горячо любящий свою Родину и посвящающий все свои силы на пользу советского государства. В истории Академии наук снятие П.Л.Капицы с поста директора останется печальным фактом, подобным факту забаллотирования Д.И.Менделеева в старой Академии. Я обращаюсь к Вам с этим письмом потому что, быть может, никто другой из академиков не знает так близко П.Л.Капицу как ученого и как человека или не решится довести до Вашего сведения об общественном мнении кругов советских ученых, и, с другой стороны, потому что это дело касается не только Академии, но является делом государственной важности»266. На семь долгих лет прервалась научная работа в области низких температур одного из самых выдающихся российских физиков. Он перешел по существу на положение «вольного художника», был отстранен от созданного его руками института и коллектива, был выселен из квартиры, начал в одиночку в созданной им лаборатории на Николиной горе под Москвой, так называемой «Избе физических проблем» разрабатывать новое направление в области ядерной физики. И уже в новую эпоху – 28 августа 1953 г. после смерти Сталина президиум АН СССР выносит постановление № 538-023 «О мерах помощи академику П.Л.Капице в проводимых им работах» его назначают заведующим физической лабораторией из 8 чел., организованной в структуре отделения физико-математических наук, отдают ей специальный павильон Института металлургии АН СССР. Было запроектировано строительство здания для физической лаборатории, предусмотрены снабжение ее оборудованием и материалами, подготовка аспирантов и докторантов и издание книг267. 28 января 1955 г. постановлением президиума АН СССР П.Л.Капица был вновь назначен директором Института физических проблем АН СССР268. А 29 мая 1958 г. Постановлением Совета министров СССР было отменено постановление СМ СССР от 17 августа 1946 г. № 1815-782с «в части отрицательной оценки предложенного П.Л.Капицей метода получения газообразного кислорода с помощью трубинных установок низкого давления и его руководства Институтом физических проблем Академии наук СССР и бывшим Главкислородом при СМ СССР»269. В бескомпромиссной борьбе с бюрократизмом проявился патриотизм ученого. Уже после войны, 23 мая 1948 г., П.Л.Капица с горечью писал президенту АН СССР С.И.Вавилову в ответ на упрек в отсутствии у него патриотизма, что этот упрек надо адресовать «чиновникам и экспертам», благодаря которым не только отвергнуто, но и полностью приостановлено в Союзе развитие нашего собственного турбинного метода получения кислорода... в угоду подражания старому немецкому и тем ученым, которые «понимают, что допущена ошибка, но все же остаются безучастными свидетелями того, что происходит с нашими достижениями... Вам уже, наверное, известно, что теперь турбинный метод получения кислорода, впервые описанный мною десять лет тому назад, получает полное признание как наиболее передовой и это не только следует из того, что и США, и Англии приходится просить у нас о

продаже наших патентов, но также из многочисленных работ, опубликованных за границей (мне известно около 20). Из некоторых статей можно усмотреть, что кислородная проблема сейчас уже ставится по своей значимости и масштабу на одном уровне с атомной, а по актуальности даже выше. Ведущиеся сейчас в Америке постройки этих машин производятся в колоссальных масштабах, на одну такую установку тратится больше, чем истрачено на все существующие в СССР установки270. Такова драматическая история внедрения в промышленность в годы войны одной из важных научнотехнических идей. Однако в обеспечении кислородом промышленности, фронта, госпиталей изобретения П.Л.Капицы сыграли важную роль. Ученым России приходилось вести постоянную борьбу за реализацию своих идей. 17 октября 1978 г. К.Г.Бернхард, генеральный секретарь Шведской академии наук сообщил П.Л.Капице о присуждении ему Нобелевской премии «за Ваши фундаментальные изобретения и открытия в области физики низких температур»271. Так завершилась драматическая история фундаментального изобретения П.Л.Капицы, сыгравшего важную роль в промышленности и укреплении обороноспособности страны в военные годы.

Освоение природных ресурсов Важную роль сыграли ученые России в мобилизации сырьевых, топливных, энергетических, демографических и иных ресурсов страны, в создании новых производств на востоке, севере и других отдаленных районах СССР. Ученые, по словам президента АН СССР, академика В.Л.Комарова, «буквально в несколько недель находили новые сырьевые, топливные, гидроэнергетические ресурсы и т.п. базы для эвакуированных заводов и для новых производств, вызванных к жизни войной». Это было возможно потому, что во всех районах страны в течение многих лет велись поиски полезных ископаемых, которые «направлялись широкими геохимическими идеями таких мыслителей, как Вернадский и Ферсман»272, прогнозами видных геологов, таких, как И.М.Губкин, В.А.Обручев. Высокий уровень геологических наук определялся трудами академиков В.И.Вернадского, Ф.Ю.ЛевинсонаЛессинга, А.Е.Ферсмана, В.А.Обручева, Л.Ш.Давиташвили и др. Создание новых геологических специальностей и кадров геологов в предвоенные годы помогли в сжатые сроки решить проблемы поиска необходимого стратегического сырья, полезных ископаемых и их заменителей, в которых остро нуждалась оборонная промышленность и народное хозяйство страны, ставшей на путь модернизации273. Огромную роль в организации исследований полезных ископаемых России сыграла созданная 4 (17) февраля 1915 г. постоянная Комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕПС), инициаторами которой были президент РАН А.П.Карпинский, академики В.И.Вернадский, Н.С.Курнаков, Б.Б.Голицин, Н.И.Андрусов и А.С.Фаминцын. В комиссию вошли, кроме ее инициаторов, М.А.Рыкачев, В.В.Зеленский, И.П.Бородин, Н.В.Насонов, И.П.Павлов, П.И.Вальден, В.И.Палладин, а впоследствии членами ее были избраны Д.И.Анучин, В.А.Обручев, А.Е.Ферсман, Е.С.Федоров. В работе КЕПС приняли участие, кроме ученых Академии, преподаватели московских и петербургских высших учебных заведений, члены научных обществ и представители различных ведомств, к 1917 г. – 139 специалистов274. Первым ее председателем был В.И.Вернадский, а затем – Н.С.Курнаков, Ф.Ю.ЛевинсонЛессинг, А.Е.Ферсман. В.И.Вернадский поставил задачу организации сети государственных научно-исследовательских учреждений в области изучения полезных ископаемых. В 1930 г. на базе Комиссии по изучению естественных производительных сил, Комиссии по изучению Якутии (образована в 1925 г.), Особого Комитета по изучению союзных и автономных республик (ОКИСАР) был организован Совет по изучению производительных сил (СОПС)АН СССР, который объединял и координировал усилия комплексных экспедиций, конференций и комиссий за 1930-1959 гг. СОПС организовал 76 многолетних комплексных экспедиций и геолого-минералогических отрядов275. Среди них: Кольская (1920-1930.) экспедиция по исследованию Курской магнитной аномалии (1919), Карабугазская (1921-1927), Соликамская, Тихвинская, Каракумские (1925-1929), Уральские (1925-1945), в том числе СевероУральская (1925-1928), Южно-Уральская (1935-1938), Уральская комплексная (1939-1945), Киргизская (1928-1930), Таджикская комплексная (1930-1932), Таджикско-Памирская экспедиция СНК СССР и АН СССР (1932-1936), Средне-Азиатская (1937), Центрально-Казахстанская комплексная (1936-1938), Кавказская комплексная экспедиция (1944-1949) и др. Результатом их исследований были научные публикации. С 1917 по 1945 г. в области геологии, минералогии, палеонтологии и геофизики только в Академии наук СССР было опубликовано около 10 тыс. научных работ276. Экспедиции АН СССР, работающие на Урале, в Поволжье, в Сибири, на Дальнем Востоке, на Кольском полуострове, способствовали созданию филиалов и баз в этих регионах, а также филиалов и баз в союзных и автономных республиках.

В годы предвоенных пятилеток начали применяться передовые для того времени геофизические методы разведки полезных ископаемых. Только в нефтяной промышленности работало 77 полевых (в том числе 23 сейсмических) и 43 промысловых геофизических партий. Магнитной и гравиметрической съемкой были охвачены Прикамская, Прикуринская, Западно-Сибирская низменности, Устьюрт, Каракумы, Предгорье Кавказа и другие районы. С 1935 по 1940 г. сейсморазведочными методами были выявлены 30 и подготовлены к глубокому бурению 47 нефтеперспективных структур, открыты 10 месторождений нефти. Благодаря новым методам на Урале были открыты 11 месторождений меди, в Монче-Тундре – месторождения сульфидных никелевых руд. Значительное развитие получила региональная гравиметрическая съемка, геофизические методы применялись на нефтепромыслах Грозного и Баку. С 1934 г. практически все нефтяные скважины исследовались с помощью этих методов. С 1932 г. начал применяться газовый каротаж, с 1934 г. гамма-каротаж, с 1935 г. – механический каротаж и другие методы. Используя сейсморазведочные методы, геологи с 1929 г. по 1940 г. открыли нефтяные месторождения Бузовны в Азербайджане, Кулсары и Нармунданак в Казахстане, Западный Небитдаг в Туркмении277. В центре внимания геологов было создание базы для топливно-энергетического комплекса, в первую очередь для нефтяной и угольной промышленности. Изучались также месторождения торфа и горючих сланцев, была начата разведка месторождений природного газа. Геологи под руководством академика И.М.Губкина в предвоенный период сумели произвести научную оценку запасов нефти, росли объемы глубокого бурения на нефть: с 1929-1930 гг. до 1941 г. почти в 2 раза, причем 70% этих объемов приходилось на нефтеносные районы Кавказа, 25% – на восточные районы. Пропорционально объему буровых работ росло и количество разведанных запасов нефти278. Ученые-геологи произвели переоценку запасов углей. Была составлена карта в масштабе 1:500000 прогноза запасов углей на территории СССР, которая демонстрировалась на XVII сессии Международного геологического конгресса в Москве в 1937 и в 1941 г. была издана Всесоюзным научноисследовательским геологическим институтом (ВСЕГЕИ) под редакцией А.К.Матвеева. Запасы углей были определены в 1654 млрд. т., что вывело СССР на второе место в мире. Геологи к началу войны подготовили сырьевую базу для новых угледобывающих предприятий на Урале, в Кузбассе, на Дальнем Востоке, в Казахстане и Средней Азии279. Накануне войны была создана геологическая база для черной и цветной металлургии. Намечены перспективы расширения добычи в железорудных бассейнах в Криворожье и Керчи, на Урале, в Западной Сибири, выявлены новые месторождения железных руд в Закавказье, на Урале, в Сибири. К старым марганцевоносным районам: Чиатурскому и Никопольскому добавились новые – Полуночное, Березовское, Ново-Березовское и др. на Урале. В Центральном Казахстане было открыто богатейшее месторождение марганцевоносных руд (Е.А.Немов, Н.Л.Херувимов и др.) в Западной Сибири – Усинское месторождение (К.В.Радугин); начата эксплуатация Мазульского месторождения. На Южном Урале, в Мугоджарах, открыто месторождение хромитов (А.К.Конев, Ю.М.Полуренко и др.)280. Были выявлены небольшие месторождения молибдена в Хабаровском крае (Ульматинское), в Забайкалье – Шахтаминское (Л.В.Громов), которое стало интенсивно разрабатываться в годы войны; промышленные вольфрамо-молибденовые – Джединско-Первомайское в Бурятской АССР (М.В.Бесова), Тырны-Аузское на Северном Кавказе (В.А.Флерова, Б.В.Орлов, Н.А.Хрущев), Коунрадское молибденомедно-порфировое месторождение в Центральном Казахстане, Кальмакыр (Алмалыкское) в Узбекистане, Калгутинское на Алтае, Иультин – на Северо-Востоке страны281 и др. В предвоенные годы были разведаны также медно-никелевые месторождения: Норильское, Мончегорское, медно-порфировые – Бощекульское, Коунрадское, Кальмакырское, медноколчедановые – Блявинское, Сибайское и Учалинское, что позволило увеличить производство меди в СССР в 4,5 раза282. Успешно велись поиски никеля на Урале и в пограничных с ним районах Казахстана. После успешной разведки Норильского медно-никелевого месторождения в Красноярском крае были созданы возможности для качественно нового этапа развития никелевой промышленности в СССР. В 19361941 гг. найдены месторождения руд, не требующих предварительного обогащения. На базе открытого перед войной под руководством акад. А.Е.Ферсмана никеленосного района в Монче-Тундре в 19321938 гг. был выстроен горнометаллургический комбинат «Североникель»283. Акад. С.С.Смирнов в 1937 г., обобщив поисковые и поискоразведочные работы на олово, выделил оловорудный пояс, объединяющий месторождения олова на Северо-Востоке СССР, в Забайкалье. Месторождения олова были открыты также в Якутии, на Чукотке, на Колыме284. Огромное значение для обороны страны имела разведка алюминия – «крылатого металла» в Тихвинском бассейне (С.Ф.Малявкин, А.И.Волков, С.Т.Вишняков и др.). Исследования бокситоносности ряда районов акад. А.Д.Архангельским, геологами С.Ф.Малявкиным, М.В.Викуловой, Е.Н.Щукиной, Н.Г.Марковой, А.Л.Яншиным, П.Л.Безруковым и др. привели к выявлению перспективных в этом отношении площадей. Н.А.Каржавин и др. выявили крупнейший в СССР Северо-

Уральский бокситовый басссейн, простирающийся на 30 км, первым было разведано месторождение «Красная Шапочка», в 1937-1941 гг. – обнаружен еще ряд бокситовых залежей285. На базе открытого в Соликамске месторождения магния было начато промышленное производство магния, использовавшегося для получения легких и прочных сплавов с алюминием, необходимых для самолетостроения. Бурная индустриализация и модернизация производства в 30-е гг. были возможны благодаря успешным поискам и созданию сырьевой базы для развития золотопромышленности и промышленности платины и платиноидов. Колымская экспедиция Ю.А.Билибина в 1928 г. выявила промышленные месторождения золота, благодаря которому обеспечивались поставки промышленного оборудования как до войны, так и во время войны. Итоги геологических исследований были обобщены в монографии Ю.А.Билибина «Основы геологии россыпей» (1938). Создание перед войной химической и агрохимической промышленности, строительство опирались на успешные поиски нерудного минерального сырья. Так, например, в Хибинах и Каратау был найден фосфор, в Поволжье и Средней Азии – сера, на Урале – асбест, в Забайкалье, Заполярье и Средней Азии – плавиковый шпат, необходимый для алюминиевой промышленности. К 1941 г. обнаружено более 350 месторождений графита в СССР, его добыча достигла 20 тыс. т., и полностью удовлетворяла потребности промышленности в нем286. Большое промышленное значение имели гидрологические работы. В 1939 г. был создан Всесоюзный научно-исследовательский институт гидрогеологии и инженерной геологии (ВСЕГИНГЕО), осуществлявший научно-методическое руководство всей гидрологической службой страны. В 1941 г. в Центральном научно-исследовательском геологоразведочном институте (ЦНИГРИ), затем переименованном во Всесоюзный научно-исследовательский геологический институт (ВСЕГЕИ), была создана первая в стране сводная гидрогеологическая карта (авторы – М.М.Василевский, Н.Ф.Погребов и др.), на которой были отражены глубокозалегающие артезианские и приповерхностные грунтовые воды, что способствовало и развитию промышленности, и централизованному водоснабжению крупных городов, и искусственному орошению полей287. Большой вклад в гидрогеологию внесла школа будущего академика Ф.П.Саваренского. Для длительного наблюдения режима подземных вод к 1940 г. в стране была развернута сеть постоянных гидрогеологических скважин (2000). Региональные геологические и гидрогеологические исследования, развивавшиеся, как правило, в первую очередь, при освоении окраин Российской Федерации, привели к выявлению большого числа подземных минеральных, минерализированных и термальных вод. Таким образом, геологи накануне войны выявили промышленные месторождения необходимого для народного хозяйства и обороны страны стратегического минерального сырья, что создало предпосылки для достижения независимости страны от его импорта, способствовало формированию прочной минерально-сырьевой базы для всех отраслей народного хозяйства СССР. Только промышленные запасы алмазов не могли удовлетворить народное хозяйство, поэтому в бурении использовалось не алмазное, а дробовое и твердосплавное бурение. После войны, когда были открыты кемберлитовые трубки в Якутии, была создана и алмазодобывающая промышленность. С начала войны началась перестройка и перебазирование геологических научно-исследовательских организаций и специалистов. В августе 1941 г. Всесоюзный Комитет по делам геологии при СНК СССР был эвакуирован из Москвы на Урал, в г. Кыштым. Уполномоченным комитета в Москве стал директор Всесоюзного института минерального сырья (ВИМС) Н.М.Сирин. На востоке страны развернули свою деятельность часть коллективов геологических институтов (ВСЕГЕИ – в Кыштыме, ВИМС – в г. Катайске, ВСЕГИНГЕО, Институт геологических наук – на Урале), геологические управления, геологические вузы. 1 февраля 1942 г. в Москве возобновила работу оперативная группа Всесоюзного комитета по делам геологии при СНК СССР во главе с И.И.Малышевым. Его первыми заместителями были И.Ф.Григорьев и С.В.Горюнов. В состав Комитета входили директор ВСЕГЕИ Н.А.Быховер, директор ВСЕГИНГЕО Т.В.Богомолов, председатель Всесоюзной Комиссии по подсчету запасов полезных ископаемых (ВКЗ) П.М.Татаринов. Часть геологов переключилась на военную геологию, выполняя задания военных организаций, обеспечивая нужды фронта, составляя карты. В составе треста «Спецгео» был созданы военно-геологические отряды, которые вели разведку местности, решали вопросы водоснабжения войск, составляли оперативные карты, выполняли различные задания военного командования. Большой вклад в работу «Спецгео» внес будущий академик Д.И.Щербаков, ученые-гидрологи А.М.Овчинников, Д.И.Щеголев, Г.П.Сипягин и др. Большую помощь оказали гидрологи при проектировании и эксплуатации «Дороги жизни», проложенной в 1941-1942 гг. через Ладожское озеро в осажденный Ленинград, при строительстве «Дороги победы» – железнодорожной свайно-ледяной переправы Шлиссельбург-Поляны288.

В годы войны тематика геологических научно-исследовательских учреждений и вузов концентрировалась на поиске и использовании в кратчайшие сроки стратегического сырья. Эта работа опиралась на прогнозы и теории, созданные в предвоенные годы учеными геологами А.Д.Архангельским, А.Г.Бетехтеным, И.И.Гинзбургом, И.М.Губкиным, И.Ф.Григорьевым, А.Н.Заварицким, С.С.Смирновым, Н.М.Федоровским и др. Изменились цели созданных ранее многолетних комплексных экспедиций, создаются новые – Полярно-Уральская, Башкирская и Сибирская. Этому способствовали и новые организационные формы – комплексные комиссии Академии наук СССР, объединявшие усилия представителей всех научных учреждений, наркоматов и ведомств, заинтересованных в решении конкретных оборонных и народнохозяйственных проблем. Важную роль в превращении восточных районов страны, и прежде всего Урала, в арсенал фронта, в мобилизации его ресурсов для развертывания военной экономики страны, сыграла организованная в Свердловске 29 августа 1941 г. под председательством президента АН СССР акад. В.Л.Комарова Комплексная комиссия по мобилизации ресурсов Урала на нужды обороны. Она образовалась на базе Уральской комплексной экспедиции АН СССР и Уральского филиала АН СССР, накопивших огромный опыт по изучению природных богатств Урала. Видные ученые страны возглавили группы специалистов по важнейшим отраслям народного хозяйства: группу по черной металлургии – академик Э.В.Брицке, цветной металлургии – чл.-корр. АН СССР Д.М.Чижиков, транспорта и энергетики – акад. В.Н.Образцов, чл.-корр. АН СССР В.И.Вейц и профессора Б.Г.Кузнецов и Н.Н.Колосовский, нерудных ископаемых – профессор Р.Л.Певзнер, сельского хозяйства – профессор И.П.Герасимов. Заместителем председателя комиссии стал акад. И.П.Бардин. Позднее в комиссию вошли представители 60 учреждений и промышленных организаций (в том числе Госплана СССР, оборонных наркоматов), в ее работе участвовали около 800 работников науки техники, партийных работников, крупных хозяйственников. Характерными чертами деятельности комиссии были планомерность, комплексность, коллективность и тесная связь с производством, с практикой289 В условиях потери южной базы тяжелой индустрии Уралу выпала особая роль в укреплении военной экономики страны. «Урал, – писал в те годы президент АН СССР В.Л.Комаров, – это богатейшая страна железа, цветных и легких металлов, топливных и химических ресурсов. Это меридиональный хребет, тянущийся параллельно фронту и отдаленный от него на одну-две тысячи километров, образует как бы мощную линию экономических укреплений, линию богатейших месторождений, мощных рудников, заводов и электростанций, созданных в течение трех пятилеток»290. Используя многолетние труды ученых в предвоенный период, Комиссия проанализировала состояние экономики Урала с тем, чтобы определить неотложные меры по расширению производства важнейших видов продукции для фронта. Свердловский обком ВКП(б) в решении от 9 октября 1941 г. обязал все партийные, советские, хозяйственные, профсоюзные и комсомольские организации оказывать содействие комиссии291. Она обобщила материалы по геологии, горному делу, энергетике, транспорту, сельскому хозяйству и т.д. и на их основе наметила объем прироста продукции по основным отраслям промышленности, технические и организационные меры по использованию природных ресурсов Урала для расширения производства оборонной продукции. В подготовленном в 1941 г. для ГКО труде «О развитии народного хозяйства Урала в условиях войны» были намечены меры по расширению черной и цветной металлургии, ее энергетической, топливной и сырьевой базы, производства огнеупоров и стройматериалов, по развитию лесохимической отрасли, лесному и сельскому хозяйству292. В октябре-ноябре 1941 г. Комиссия составила план оборонных работ «О неотложных мероприятиях по черной и цветной металлургии, строительным материалам, лесохимии, топливоснабжению, электроэнергетике, водному хозяйству, железнодорожному транспорту и сельскому хозяйству Урала». 12 декабря 1941 г. план неотложных мер по развитию экономики Урала был представлен академиком И.П.Бардиным советскому правительству. Он намечал удвоение выпуска промышленной продукции региона по сравнению с концом 1941 г.293 Опираясь на поддержку партийных, советских и хозяйственных организаций, объединив все лучшие силы ученых и специалистов, эвакуированных на Урал, и местной научно-технической интеллигенции, Комиссия Комарова подвела научную основу под строительство военной экономики Урала. За труд «О развитии народного хозяйства Урала в условиях войны» академикам В.Л.Комарову, И.П.Бардину, Э.В.Брицке, В.Н.Образцову, С.Г.Струмилину, Л.Д.Шевякову, членам-корреспондентам АН СССР В.И.Вейцу, Д.М.Чижикову, профессорам Н.Н.Колосовскому, В.И.Козлову, Б.Г.Кузнецову, Р.Л.Певзнеру, А.Е.Пробсту, научным сотрудникам В.М.Гальперину, М.К.Расцветаеву, В.В.Рикману, Б.А.Гуревичу, И.А.Дорошеву, М.А.Стекольникову 10 апреля 1942 г. была присуждена Государственная премия СССР294. Комиссия выработала рекомендации по расширению рудной базы для черной металлургии Урала, впоследствии и Западной Сибири, для алюминиевой, никелевой, медной, оловянной промышленности Востока страны, по расширению топливной базы на Востоке, развитию добычи угля на Урале, в Кузбассе

и Караганде. Богатые месторождения железной руды были открыты в Кузбассе, на Урале, в Узбекистане. Зимой 1941/1942 г. были открыты залежи бокситов на восточных склонах Урала, в 1941 г. – запасы меди и вольфрама на Урале и в Средней Азии, новое месторождение молибдена в Казахстане295. Группа черной металлургии выработала предложения по размещению и вводу в строй новых и эвакуированных предприятий. Она оказывала содействие в освоении новых видов углей вместо кокса, разработке методов выплавки феррохрома в домнах, производству броневой стали и т.д. Были приняты чрезвычайные меры по ликвидации дефицита стали и чугуна и при участии ученых срочно проектировалось строительство доменных, мартеновских и электроплавильных цехов. Заводы Урала приспосабливались для производства стальных труб, броневого листа, электроплавильной стали, брони, сортового металла. Уже в октябре-ноябре 1941 г. уральские металлургические заводы на основе предложений ученых сумели перестроить технологические процессы, используя эвакуированное оборудование и кадры рабочих, и начать выпуск новых видов продукции – качественную сталь стали выпускать Ново-Тагильский, Златоустовский и Магнитогорский заводы, где работали бригадиры ученых и специалистов «Комиссии Комарова». Производство труб для авиационных и артиллерийских заводов было налажено при помощи эвакуированного оборудования на Первоуральском, Синарском заводах, тонких канатов – на Белорецком заводе. В октябре 1941 г. выпуск проката качественной стали на металлургических заводах Урала и Сибири, удвоившись, достиг довоенного уровня ее производства в целом по СССР296. Особое внимание было уделено обеспечению металлургии остродефицитными легирующими металлами, в первую очередь марганцем, так как были потеряны его источники на юге. Ученые доказали возможность выплавки кондиционного ферромарганца из бедных марганцевых руд Урала и Казахстана. На Кушвинском и Магнитогорском заводах была освоена технология его выплавки297. Группа специалистов Комиссии изучила запасы марганца на Северном Урале (Полуночное и Марсятское месторождения) и разработала план строительства рудников, железных дорог, смежных предприятий, а также предложила организовать его добычу на Среднем и Южном Урале298. Разработаны были рекомендации по расширению рудной базы Орского никелевого комбината и наиболее полному использованию мощности Уфалейского, а также по форсированию добычи на среднеуральских бокситовых рудниках и в Каменском районе Свердловской области299. Одной из основных задач «Комиссии Комарова» была выработка мер по обеспечению уральской промышленности топливом. Группа ученых во главе с академиком А.А.Скочинским и А.Е.Пробстом, объединив для решения этой задачи научные силы учреждений АН СССР, отраслевых институтов Наркомата угольной промышленности, Уральского горного института и других учреждений, обследовала основные угольные месторождения Урала и проанализировала возможности их эффективного использования. В феврале-марте 1942 г. правительству был представлен доклад о топливоснабжении Урала и предложения по решению топливной проблемы и увеличению производства электроэнергии300. Правительственная комиссия под председательством В.В.Вахрушева, в которую вошли заместитель председателя Госплана СССР А.Д.Панов и А.Е.Пробст, выработала меры по увеличению добычи угля, главным образом, путем развития Коркинского и Богословского месторождений, где добычу можно было бы вести открытым способом. Бригады ученых под руководством академиков А.А.Скочинского, Л.Д.Шевякова, профессора В.И.Геронтьева, П.А.Шильникова, Б.А.Стойлова, выезжавшие в 1942 г. непосредственно на шахты, на местах выработали систему технических и организационных мер по увеличению добычи угля. К середине 1942 г. добыча угля на Урале возросла на 50%301. Комиссия рационализировала топливный баланс Урала путем использования местных ресурсов и сокращения перевозок кузнецких и карагандинских углей. Совместно с Наркоматом черной металлургии, Государственной топливной инспекцией она разработала топливный режим металлургических заводов Урала302. В середине 1942 г. ученые активно включились в выполнение постановления ГКО «О мерах неотложной помощи шахтам Кузбасса по увеличению добычи и улучшению качества коксующихся углей». Свыше 10 работников научных учреждений, шахт, трестов помогали в 1943 г. бригаде под руководством А.А.Скочинского, в которую входили А.П.Судоплатов, Л.Д.Шевяков, А.Е.Пробст, Н.А.Чинокал. Были выработаны меры по подъему производительности шахт Кузбасса на 50%. Большую роль в подъеме угледобычи сыграл метод щитового крепления крутопадающих пластов профессора Н.А.Чинокала (позднее чл.-корр. АН СССР), который позволял увеличить добычу в 4-5 раз303. Бригада ученых во главе с А.Е.Пробстом, работающая в Карагандинском бассейне, предложила способ выемки угля, позволяющий снизить его потери на 40% и выделить для коксования более чистые угли отдельных слоев. В 1942 г. для коксования использовано столько угля, сколько давал в 1941 г. весь бассейн304. Рационализацией топливного баланса и мобилизацией топливных ресурсов Южного Казахстана занимались ученые Института экономики АН СССР совместно с Горнометаллургическим институтом

Госплана и потребляющими организациями. В 1942 г. был составлен проект баланса и конкретные предложения правительственным организациям о развитии топливодобычи, рационализации топливоиспользования и изменениях в завозе топлива, было дано обоснование целесообразности создания предприятий союзного значения на базе экибастузских углей, которое было представлено в СНК СССР305. Энергетическая группа комиссии под руководством чл.-корр. АН СССР В.И.Вейца совместно с Энергетическим институтом АН СССР, Уралэнерго и энергетическими отделами наркоматов разработала программу рационализации и расширения энергетической базы уральской промышленности, сокращения числа запланированных для строительства новых электростанций и увеличения их мощностей, увеличения мощностей существующих электростанций, использования местного топлива, уменьшения завоза углей из Караганды и Кузбасса, создания замкнутого энергетического баланса отдельных узлов и районов Урала. Предполагалось разместить 2/3 ТЭЦ около топливных баз, заменить 1,5 млн. тонн углей другими видами местного топлива, более чем в 2 раза сократить дальность перевозки топлива для новых электростанций306. Материалы комиссии обобщали исследования многочисленных отраслевых групп и бригад и давали полное представление об экономике Урала, структуре его промышленности, хозяйственных связях ее отраслей и т.д. Они имели долговременный характер. Деятельность комиссии объединила и придала целеустремленный характер работе научно-исследовательских учреждений Урала, секций и организаций ученых крупных городов, которые оказывали практическую помощь работе комиссии и местным предприятиям и стройкам, занимались проблемами научно-технической пропаганды, улучшения организации труда и производства. Комплексный характер работы способствовал взаимному обогащению опытом специалистов в различных областях науки, «генерации» новых плодотворных идей и предложений, тесной связи с практикой. Академик Л.Д.Шевяков в своем дневнике писал о работе ученых в Комиссии Комарова: «...эта работа отличается от обычных экономических исследований тем, что ее авторы образовали дружный...коллектив настоящих специалистов своего дела. Они не скользили по поверхности и «общим местам» технических и геологических вопросов, как это только и доступно профессиональным экономистам, а судили о вопросах углубленно. В то же время в работе участвовали и экономисты по профессии. По-видимому, получилась работа, отличающаяся ясностью целей и конкретностью, при этом относящаяся к такой сложной области, как Урал, и в такое ответственнейшее время, как жестокая война»307. В апреле 1942 г. начинается второй этап деятельности комиссии, когда разрабатываются конкретные меры по подъему отдельных отраслей промышленности, расширению сырьевой базы и увеличению выпуска отдельных видов продукции. На этом этапе ее компетенция по постановлению президиума АН СССР распространяется на Западную Сибирь и Казахстан, практикуется посылка непосредственно на места бригад ученых для решения конкретных проблем. Советское правительство одобрило в телеграмме от 12 апреля 1942 г. инициативы Комиссии и выразило уверенность, что «Академия наук СССР возглавит движение новаторов в области науки и производства и станет центром передовой советской науки в развернувшейся борьбе со злейшим врагом нашего народа и всех свободолюбивых народов – немецким фашизмом... В суровое время Великой Отечественной войны советского народа против немецких оккупантов Академия наук...с честью выполнит свой патриотический долг перед Родиной»308. В мае 1942 г. Общее собрание Академии наук СССР в Свердловске одобрило ее деятельность, подчинило себе комиссию и избрало в ее состав 69 чел., бюро комиссии из 14 чел. под председательством В.Л.Комарова и его заместителей – академиков И.П.Бардина, Э.В.Брицке, А.А.Байкова и С.Г.Струмилина. На этом этапе широко практиковались поездки бригад ученых на места. Еще в марте 1942 г. первая группа ученых под руководством Бардина выезжала в Кузбасс. В конце мая группа во главе с президентом АН СССР В.Л.Комаровым при содействии комиссии ЦК КП(б) Казахстана и СНК Казахской ССР и многочисленных научных, партийных, советских и хозяйственных организаций республики составила план работ по Казахстану, который 10 августа 1942 г. был утвержден СНК Казахской ССР309. Были разработаны планы развития угольной промышленности, черной металлургии, химической промышленности, производства стройматериалов, огнеупоров, химических удобрений, сельского хозяйства республики. Деятельность комиссии привела к расширению сырьевой базы Карагандинского угольного бассейна, медеплавильных и полиметаллических комбинатов Казахстана, Алтая, Актюбинского комбината ферросплавов. КМК получил собственную сырьевую базу из местных железных и марганцевых руд. Большую помощь ей оказали работники Казахского филиала АН СССР, научных учреждений АН УССР, вузов Москвы, Ленинграда и т.д. Возросло число разрабатываемых проблем и в десятки раз – ассигнования на научные исследования. Особенно большую работу провели ученые геологи Казахстана и Всесоюзного геологического института Комитета по делам геологии при СНК СССР, которые изучили ряд месторождений полезных

ископаемых. Н.С.Яговкин, М.П.Русаков, К.И.Сатпаев, Ф.В.Чухров, Н.А.Штрейс, А.А.Богданов изучали месторождения железномарганцевых руд Джезказган-Карсакпайского, Атасуйско-Успенского районов (Джезды, Найзатас, Каратас, Акхал, Кох-Домбак, Булакты, Ктай Малый, Шоинтасское). Ими был сделан вывод о том, что в Казахстане имеются руды различных генетических типов и есть база для нового металлургического комбината310. Видный геолог, впоследствии президент Академии наук Казахской ССР акад. К.И.Сатпаев рассказывал о работах ученых республики: «С началом Отечественной войны... пришлось резко изменить направление научно-исследовательских работ Казахского филиала АН СССР, ориентируя их на обслуживание прямых оборонных нужд страны. Большинство экспедиционных отрядов, имевших отвлеченную тематику своей работы, были направлены нами по другому руслу, на изучение и освоение природных ресурсов Казахстана, на нужды обороны...резкий рост и расцвет работ филиала приходится как раз на военный период времени»311. Широко развернулась разведка полиметаллических руд, в частности в Джезказганском районе. Число отрядов выросло с 33 в 1941 г. до 68 в 1943 г., а стоимость научно-исследовательских работ (без договорных) филиала соответственно с 3,5 млн. руб. до 9,7 млн. руб. Осенью 1941 г. казахскими учеными был поставлен вопрос о форсировании добычи марганцевых руд Джезказгана для нужд Магнитогорска. К началу 1942 г. была закончена ревизия и оценка запасов промышленных руд Джезказгана, Джездинского, Найзатасского и Каратасского месторождений, составлена характеристика всех марганцевых месторождений республики, проведена экспертиза всех геологических материалов железорудных месторождений для Наркомата черной металлургии и Всесоюзного комитета по делам геологии при СНК СССР. В апреле 1942 г. началось строительство марганцевых рудников. С весны 1942 г. была начата добыча марганцевых руд, которые вывозились с конца 1942 г. по вновь построенной в кратчайшие сроки железной дороге на Магнитогорский комбинат312. В 1942 г. В.А.Ункосов и К.С.Филатов выявили месторождения вольфрама и молибдена. Тогда же началось развитие молибденовой промышленности313. Активно участвовали в работе комиссии Комарова ученые Казахстана А.Бектуров, А.А.Ганеев, М.И.Горяев, Н.Г.Кассин, М.П.Русаков и др.314. Сотрудники институтов экономики и географии АН СССР совместно с НИИ и вузами республики разработали проблемы рационализации топливных ресурсов Южного Казахстана, развития свеклосеяния и переработки свеклы, развития отгонного скотоводства в республике315. Важную роль в координации деятельности научных учреждений сыграл Научнотехнический Совет при Госплане Казахской ССР, чей опыт был распространен в других республиках. Подготовкой сырьевой базы для развития черной металлургии Казахстана занимались как бригады Комиссии Комарова, так и ученые Казахского филиала АН СССР, институтов горного дела, металлургии и др. Ведущую роль в этом играли академики И.П.Бардин и А.А.Скочинский, Р.Л.Певзнер, В.В.Рикман и др. К 1943 г. было завершено строительство первого завода черной металлургии в Казахстане – Актюбинского завода ферросплавов. Ученые представили технико-экономическое обоснование строительства в Карагандинском бассейне металлургического завода, которое легло в основу постановления правительства о создании передельного завода и комбината черной металллургии316. Группа ученых выработала план увеличения производства меди на Балхашском и Джезказганском медеплавильных комбинатах, на Карсакпайском заводе, который был принят Наркоматом цветной металлургии317. В приветствии СНК и ЦК ВКП(б) Казахстана юбилейной сессии, посвященной 220-летию АН СССР, давалась высокая оценка труда ученых Комиссии по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана на нужды обороны страны: «Если... в 1942-1944 гг., т.е. в самые напряженные этапы войны более 2/3 всего добытого молибдена и более 4/5 всей общесоюзной выплавки свинца шло из Казахстана, если за годы войны Казахстан давал стране и фронту в огромных количествах такие важнейшие виды стратегического сырья, как медь, марганец, ферросплавы, уголь и нефть, то в том имеется большая доля ученых Казахстана, а также ученых Академии наук СССР, в особенности из состава Комиссии академика В.Л.Комарова»318. В июне 1942 г. начала работать под председательством акад. Е.А.Чудакова Комиссия по мобилизации ресурсов Среднего Поволжья и Прикамья на нужды обороны. Она была образована на базе Совета по изучению производительных сил АН СССР и его комиссий, образованных с осени 1941 г. для содействия оборонным, преимущественно военно-инженерным организациям. Секции ее возглавляли акад. С.С.Наметкин (нефтяная), акад. Г.М.Кржижановский (энергетическая), профессор Л.М.Миропольский (минерально-сырьевая), акад.В.Г.Хлопин (химическая), акад. И.А.Трахтенберг (экономическая), чл.-корр. АН СССР Ф.П.Саваренский (водохозяйственная). В состав секций было привлечено свыше 150 научных сотрудников, представителей планирующих и хозяйственных организаций, сотрудники институтов АН СССР, эвакуированных в Казань, 270 сотрудников Башкирской комплексной экспедиции, работники университета и вузов Казани319, а также работники Наркомата нефтяной промышленности, геологических и эксплуатационных учреждений «Второго Баку». Деятельность комиссии распространялась на

Куйбышевскую (ныне Самарскую), Горьковскую (ныне Нижегородскую), Ульяновскую, Саратовскую, Сталинградскую (ныне Волгоградскую) и Пензенскую области, Татарскую, Марийскую, Чувашскую, Удмуртскую, Мордовскую и Башкирскую АССР. Комиссия подвергла комплексной обработке и оценке все материалы, накопленные научно-исследовательскими, хозяйственными и плановыми организациями по изучению природных ресурсов и экономики Среднего Поволжья и Прикамья. В центре ее внимания находилась экономика и трудовые ресурсы Башкирии, Марийской и Чувашской АССР и Куйбышевской области «с точки зрения их значения для общесоюзных и местных оборонных и народнохозяйственных задач»320. Обрабатывая материалы, собранные в предвоенные годы, Комиссия Чудакова оценивала и возможность их немедленного использования для нужд обороны страны. Основная работа комиссии была связана с изучением нефтеносных ресурсов Волго-Уральской нефтеносной области. В ее работе принимали участие уполномоченные Наркомнефти – заместитель наркома Н.К.Байбаков, Б.М.Рыбак, Г.А.Хельквист, 100 сотрудников АН СССР и наркомата. Нефтяная секция составила карту перспективной оценки нефтеносности Ишимбаевского месторождения, где были выделены районы для немедленных промышленных геолого-поисковых работ, разработала планы увеличения добычи нефти в Туймазинском районе в 8-9 раз, которые были приняты Наркоматом нефтяной промышленности321. Замечательной страницей истории отечественной науки является научное обоснование и открытие в предвоенные и военные годы богатейших залежей девонской нефти в районе между Волгой и Уралом. Это открытие сыграло важнейшую роль в создании топливно-энергетической базы страны. Его история полна драматических моментов, столкновения различных точек зрения. А научные споры вокруг этой проблемы имели почти вековую историю. На первом этапе, со второй половины XVIII в. до 1929 г. шли изучение и оценка поверхностных месторождений и предпринимались попытки поисков нефти. После 1917 г. усилился интерес к поискам нефти в Урало-Поволжье, несмотря на отрицательное заключение видных геологов-нефтяников Н.Н.Тихоновича и К.П.Калицкого относительно их перспективности. С 1922 г. в период восстановления промышленности возобновились споры вокруг этой проблемы322. Под руководством профессора Московской горной академии И.М.Губкина, создавшего учение о нефти и свою школу, разрабатывались теоретические основы поисков и разведки нефтяных месторождений. Обобщив данные по нефтеносности Урало-Поволжья и опыт изучения нефтяных месторождений мира, Губкин и его ученики пришли к выводу, что источником нефтепроявлений и выходов нефти на поверхность явились ее залежи, относящиеся к более древним слоям, что они связаны с тектоническими нарушениями залегания слоев, «приурочиваясь к сводным частям структуры». В этой области, по прогнозам И.М.Губкина, А.Н.Розанова, А.Д.Архангельского и др., нефтепроявления были связаны с ее залежами в более глубоких горизонтах и основными объектами поисков должны быть сводные части структур, обнаруженные на Урало-Волжской территории323. Комиссия при московском отделении Геологического комитета под председательством И.М.Губкина, созданная в 1928 г. в связи с составлением первого пятилетнего плана, приступила к обобщению всего материала по поискам нефти в этом районе и выработала свои предложения. Дискуссия, развернувшаяся на страницах специальных журналов, привела к выводу – начать глубокое бурение на девонокаменноугольную нефть324. Сторонников поиска нефти в этом районе окрылила первая находка промышленной нефти в районе Чусовских городков на Урале в апреле 1929 г. По случайному стечению обстоятельств она была открыта одной из геологических партий, занимавшихся поисками калийных солей в Пермской области. Из скважины, заложенной профессором Н.И.Преображенским, забил нефтяной фонтан. Это открытие подтвердило истинность теории, обосновывавшей необходимость поисков нефти в этом районе. Почти вековой спор был разрешен. Таким образом, второй период поисков был связан с установлением промышленной нефтеносности пермских отложений (1929-1933). Открытие Н.И.Преображенского стимулировало дальнейшие поиски. Государственный исследовательский нефтяной институт (ГИНИ) по просьбе Башкирского совнархоза направил в Башкирию партии под руководством А.А.Блохина – в Ишимбай, С.С.Осипова – в бассейн реки Юрюзани, В.Н.Крестовникова – на Западный склон Южного Урала, М.А.Жирневича – в район Самарской Луки, К.Р.Чепикова и Г.В.Распопова – в верховья рек Сока и Шешмы. Научное обоснование поисков было дано в статье акад. А.Д.Архангельского325. Правительственная комиссия во главе с И.В.Косиором, куда вошел и И.М.Губкин, дала указание широко развернуть геолого-разведочные работы по поиску нефти Урало-Поволжья и наметила план разведки и разработки Чусовского месторождения326. В 1929 г. было созвано Главным геолого-разведочным управлением при ВСНХ Первое всесоюзное совещание геологов-нефтяников для разработки плана поисков нефти в 1929-1933 гг., которое проводил И.М.Губкин. Совещание рекомендовало заложить 13 скважин в глубоких слоях горизонта (в карбоне и девоне). 16 ноября 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) о форсировании поисков нефти на Урале, в Поволжье, на Эмбе, Сахалине. Был создан новый трест «Востокнефть». В 1930 г. поисками нефти занялись 23 партии вместо 6 – в 1929, в 1931 г. – 34. В 1932 г. была получена нефть в Ишимбае с глубины 534-695 м. «Обнаружение однотипных нефтяных месторождений в таких отдаленных друг от

друга пунктах, как Чусовские городки и Ишимбай, обосновало перспективность в нефтеносном отношении всего западного склона Урала... – писал будущий академик А.А.Трофимук, – это явилось поворотным пунктом в создании нефтедобывающей промышленности в районах между Волгой и Уралом»327. При поисках нефти применялись новейшие методы разведки. В 1933 г. детальным геофизическим исследованиям подверглись окрестности Ишимбая. Уральские районы исследовали геофизики Б.М.Яновский, П.Т.Соколов, С.С.Жуков, А.И.Степанов, Н.М.Навроцкий, Н.Н.Михайлов, Ф.К.Пейве и др.328. Ишимбайское месторождение нефти на глубоких горизонтах было открыто одновременно А.А.Блохиным, А.А.Варовым и В.А.Сулиным. В 1929-1933 гг. основные усилия были потрачены на поиски нефти в пермских отложениях. Из 120 разведочных скважин только 6 было пробурено до более глубоких каменноугольных и девонских горизонтов. В 1933 г. близ Сызрани на Самарской Луке и Ставрополе обнаружены в основании среднего карбона признаки нефти. «Таким образом, в 1929-1933 гг. не только было установлено крупное промышленное значение пермской нефти, но и получены убедительные данные в пользу большой перспективности поисков нефти и в каменноугольных отложениях»329. В 1934-1938 гг. поиски нефти продолжались в пермских отложениях, была открыта промышленная нефть – в каменноугольных. В эти годы началось строительство Ишимбайских нефтепромыслов и Уфимского нефтеперерабатывающего завода, железной дороги и нефтепровода Уфа-Ишимбай. В 1936, 1937, 1938 гг. поисками нефти занимались соответственно 61, 44 и 51 партии и объем разведочного бурения вырос в 1954-1938 гг. по сравнению с 1929-1933 г. в 2,3 раза. В мае 1936 г. была получена промышленная нефть в Сызранской структуре (В.М.Буров), промышленная нефть в Краснокамске330, что положило начало новому нефтеносному району. В апреле 1937 г. открыт новый нефтеносный горизонт в угленосной свите нижнего карбона (Сызрань), в мае – получена первая промышленная партия нефти из свиты нижнего карбона в Туймазах, на глубине 1108 м331 (Амиркумов, Лебедев) в декабре 1937 г. – на Ставропольском месторождении, в Яблоневом овраге, в июле 1938 г. – в 10 км от Краснокамска, а также выявлены новые структуры в Самарской Луке, в Туймазах, т.е. за 1936-1938 гг. обнаружены новые месторождения: Сызранское, Краснокамское, Яблоневоовражское, Туймазинское и Северокамское и подготовлены новые структуры. В 1937 г., по прогнозам К.Р.Чепикова, М.Ф.Марятьева, Я.С.Никитина, Г.Х.Диконштейна, была открыта Бугурусланская структура, в 1938 г., по прогнозам Х.П.Сырова, – обнаружен новый нефтеносный район в Ишимбае. Успехом разведки способствовали палеонтологические исследования Д.Ф.Шамова, А.Я.Виссарионовой, И.Д.Корженевского под руководством А.М.Раузер-Черноусовой, которые исследовали стратиграфию верхнекаменноугольных отложений Ишимбая. Изучение нефтеносных известняков Стерлитамака вели А.Н.Дубровин и А.А.Трофимук, сотрудники нефтяного геологоразведочного института Д.Л.Степанова, В.А.Сермягин, Е.П.Александрова, Н.Д.Палицин и др. Стратиграфию, литологию и геохимию Ишимбайского Приуралья, Сызранского и Яблоневского месторождений изучали сотрудники ЦНИИ Востокнефть. Обобщению материалов по геологии нефтяных месторождений СССР посвятил свой доклад на XVII Всемирном геологическом конгрессе в Москве И.М.Губкин. В 1938 г. в ходе подготовки третьего пятилетнего плана по заданию правительства И.М.Губкин посещает в Башкирии все промыслы и разведывательные партии; свои наблюдения и выводы он обобщил в изданной посмертно монографии «Урало-Волжская нефтеносная область» (1940), где он прогнозировал залежи нефти на глубине 2000-2500 м. Тектонике и нефтеносности Урало-Волжского района была посвящена также коллективная работа В.И.Носаля, Ю.А.Притулы и А.А.Трофимука в журнале «Восточная нефть» (1939, № 2). В директивах XVIII партсъезда по составлению третьего пятилетнего плана (март 1939 г.) создание новой нефтяной базы между Волгой и Уралом объявлялось первостепенной государственной задачей. К этому времени было открыто 12 нефтяных месторождений и создано 7 нефтепромыслов, давших первые 4 млн. т нефти332. Таким образом, накануне войны в 1939-1940 г. были открыты нефтеносные массивы – Буранчинский, Кузьминский, Термен-Елгинский в Ишимбаевском районе; Калиновско-Журавлинское месторождение в Бугурусланском, Полазненское – в Краснокамско-Полазнеском районе. В Гафурийском районе – Карлинская структура. Поиски нефти велись в Татарской АССР. Геолого-поисковые работы подготовили серьезную основу для продолжения поисков в девонских отложениях, отличающихся лучшими коллекторами, чем известные тогда коллекторы в каменноугольных отложениях. Результаты поисковых и геологических работ были обобщены в коллективном труде «Урало-Волжская нефтеносная область (геология и нефтеносность)»333. С начала войны из южных районов страны в Башкирию, Куйбышевскую (ныне Самарскую), Чкаловскую (ныне Оренбургскую), Молотовскую (ныне Пермскую) области были переброшены крупные поисковые и разведочные организации с оборудованием и материалами, что позволило с 1942 г. при помощи эвакуированных на восток экспедиций АН СССР и Украинской ССР усилить поисковые и разведочные работы. На базе геологоразведочного треста из Баку была организована Башнефтеразведка. Экспедиция АН СССР, возглавлявшаяся А.А.Блохиным, А.А.Богдановым, В.Е.Руженцовым, К.Р.Чепиковым и М.И.Варенцовым, основное внимание сосредоточила на выявлении перспектив нефтеносности

Башкирского Приуралья334. Гравиметрическая съемка, электро- и сейсморазведка (по методу Г.А.Гамбурцева), газовая съемка не сразу дали желаемые результаты. В 1942 г. было пересмотрено направление геолого-поисковых работ, теория и практика их реализации, поисковые скважины стали закладывать по новой методике. Волго-Башкирская нефтяная экспедиция представила Комиссии по мобилизации ресурсов Среднего Поволжья и Прикамья на нужды обороны большой научный труд об основных закономерностях геологического строения, оценке перспектив нефтеносности и методике разведки всех районов ВолгоУральской нефтеносной области. Свыше 100 сотрудников АН СССР, Украинской ССР, Наркомнефти решали проблему увеличения добычи нефти в районе Второго Баку. Комплексное использование всех методов поиска и разведки, обобщение накопленного материала привели к успеху. В июне 1943 г. в Ишимбаевском районе Башкирии было открыто новое месторождение нефти – Кинзебулатовское, в июле – забил мощный фонтан на р.Тайрюк, причем только одна из скважин стала давать ежедневно несколько эшелонов нефти. Руководил работами главный геолог треста Ишимбайнефть Х.П.Сыров. В 1943 г. в Ишимбаевском районе было получено дополнительно 367 тыс. т нефти335. В 1943 г. на Самарской Луке было открыто Золненское нефтяное месторождение, содержащее огромные площади нефти промышленного значения336. Забил самый крупный фонтан из угленосной свиты. По инициативе И.С.Квиквидзе, поддержанной А.Н.Мустафиным, в Яблоневом овраге в 1944 г. углубили одну из скважин девонского слоя и впервые на Урало-Поволжье забил мощный фонтан из девонских отложений337. На Самарской Луке в этом же году было открыто Троекуровское глубинное месторождение. В 1945 г. открыто Мухановское месторождение на Жигулевской дислокации. Из-за недостатка оборудования не могли сразу реализовать предложение геолога М.В.Мальцева по бурению до девонских отложений в Туймазах, но когда в сентябре 1944 г. закончили бурение, то забил мощный фонтан нефти. К маю 1945 г. была выявлена огромная площадь девонских залежей нефти и доказана их высокая продуктивность. Добыча нефти в Туймазах выросла с 1944 по 1945 г. с 114 до 558 тыс. т. (против 76,9 тыс. т. в 1943 г.)338. Это было самое крупное открытие за все годы освоения новой нефтяной базы на востоке. Со времени первого прогноза русского геолога Г.Д.Романовского, настаивавшего на поисках нефти в девонских отложениях, прошло 63 года, а сам процесс открытия девонской нефти длился 13 лет. Девонская нефть была найдена в августе 1945 г. в Северокамске (Мосеев)339. Труды нескольких поколений геологов лежали в основе развития нефтяной базы на востоке страны. Важной страницей истории освоения природных ресурсов в годы войны является открытие Елшанского месторождения газа и нефти. В сентябре 1942 г. был обнаружен первый газовый фонтан в этом районе. Развернувшиеся в 1942 г. геолого-поисковые работы (В.Я.Дорохов, А.Ф.Мишин, Н.Ф.Балуковский, П.М.Быстрицкая, М.Б.Эздрин, В.Я.Шорников, А.С.Лукьяненко и др.) структурной геологической съемкой выявили десятки перспективных структур. Газовые залежи были обнаружены в ряде районов Саратовской области. В 1942 г. был сооружен газопровод Елшанка-Саратов, Саратовская ГРЭС была переведена на газ340. Было начато строительство газопровода Саратов-Москва. В Бугурусланском районе были открыты залежи нефти и газа. 7 нефтегазовых залежей дали в 1945 г. – 413,6 тыс. т. нефти, а богатые залежи газа позволили построить газопровод Бугуруслан-Куйбышев, снабдив газом крупный промышленный город – центр промышленности Поволжья. Добыча газа увеличилась с 1940 по 1945 г. с 3,2 млн. м3 до 2,8 млрд. м3. Всего за военные годы было открыто 34 нефтяных и газовых месторождения341. Поиски и обнаружение нефти и газа явились важным фактором развития топливного комплекса в автономных республиках Поволжья. 2 августа 1943 г. на Шугуровской площади и на Аксубаевской структуре была получена первая промышленная нефть в Татарии (20 т. в сутки). Ее поиски велись с 1933 г. (В.М.Бутров, Е.И.Тихвинская, Ф.П.Жузе), в 1944 г. был открыт еще один пласт, дававший 40 тыс. т.342. В годы войны здесь работала экспедиция под руководством чл.-корр. АН СССР С.Ф.Федорова. Это было результатом деятельности Башкирской нефтяной экспедиции АН СССР, Центрального нефтяного института (ЦНИЛ), Всесоюзного нефтяного НИИ(ВНИИ) и нефтяных трестов. Большую роль в этом сыграли исследования видных геологов Н.С.Шатского, А.А.Богданова, А.А.Блохина, К.Р.Чепикова, М.И.Варенцова. ВНИИ в январе-феврале 1945 г. наметил план разведочных работ, дав оценку нефтеносных структур в ТАССР, в Куйбышевской области, в Сталинградском Поволжье (см. работы С.И.Миронова, Ю.А.Притулы, Н.Н.Форша, Д.В.Наливкина, В.Н.Тихого, С.Г.Барковской, Н.М.Музыченко, Я.С.Эвентова). Таким образом, в годы войны Второе Баку выдвинулось на первое место по запасам нефти и газа в стране, что позволило поднять добычу нефти в 1945 г. в Урало-Поволжье в 1,5 раза по сравнению с 1940 г. (2833 тыс. т)343. За открытие девонской нефти в восточных районах страны М.В.Мальцев, Т.М.Залоев, А.А.Трофимук, А.Н.Мустафин, И.С.Квиквидзе, И.С.Ткаченко, С.И.Кувыкин, Г.М.Рыжов, К.Р.Чепиков были удостоены звания лауреатов Государственной премии344.

Эти открытия дали мощный импульс разведочным работам на территории Русской платформы, где были обнаружены новые крупные месторождения нефти. Нефть была найдена на Апшеронском полуострове, в районе Эмбы, в Средней Азии, на Сахалине, в Коми АССР. Добыча нефти в восточных районах в общем балансе добычи выросла с 23,8% в 1943 г. до 28,3% в 1945 г.345. Эти результаты были получены благодаря многолетним исследованиям и поискам нефти в УралоПоволжье. Работавшие в 1944-1945 гг. комплексные экспедиции АН СССР (Уральская, Волго-Башкирская, Ленинградско-Мурманская, Северная, Азербайджанская нефтяная, Кавказская, Южнокиргизская) дали богатый материал для расширения топливно-энергетической и минерально-сырьевой базы СССР, составления перспективных планов развития производительных сил страны. Уральская комплексная экспедиция под руководством акад. И.П.Бардина в 1945 г. завершила полевые исследования богатств Урала и обобщила огромный материал. Огромную работу по расширению топливноэнергетической базы проделали в военные годы комиссии академиков В.Л.Комарова, Е.А.Чудакова, ВолгоБашкирская экспедиция под руководством чл.-корр. АН СССР С.Ф.Федорова, М.И. Варенцова и др. Завершила свою работу по изучению природных плодовых лесов Южной Киргизии Южно-Киргизская экспедиция под руководством акад. В.Н.Сукачева. Развернули свои работы Ленинградско-Мурманская экспедиция по изучению проблем создания Северо-Западной базы черной металлургии под руководством И.П.Бардина и Северная комплексная экспедиция по изучению природных богатств Коми АССР и Полярного Урала под руководством академика В.А.Обручева и чл.-корр. АН СССР И.И.Горского346. Исследование и изучение полезных ископаемых в отдаленных уголках России, в труднодоступных, необжитых местах с тяжелым климатом велось главным образом силами ученых, находившихся в заключении, или бывшими «зеками», ссыльнопоселенцами, «спецконтингентом». История промышленного освоения, индустриализации таких регионов, как Крайний Север, Урал, Сибирь, подтверждает, что особенно «на первых этапах все работы, в том числе и научно-исследовательские, проводились силами заключенных. Затем, когда необжитые места осваивались, появлялись научно-производственные организации с «гибридными» коллективами, сотрудниками которых наряду с заключенными были вольнонаемные»347. Так, освоение Печорского угольного бассейна в 1929-1939 гг. и позже производилось заключенными УхтоПечорского лагеря. Исследователи этого феномена полагают, что можно говорить о существовании «несвободной науки» в отдельном регионе. В отличие от понятия «репрессированной науки», в которое вкладывается однозначно отрицательный смысл – ее разрушение», под «несвободной наукой» они понимают «тот пласт научных исследований, который проводили репрессированные ученые (заключенные, ссыльные, спецконтингент и т.д.). «Несвободная наука», лишенная многих возможностей демократической науки (хотя в условиях тоталитаризма она была в известной степени вся несвободна), дала образцы высокой и одновременно трагической научной деятельности. Эта наука сделала многое для развития таких направлений, как мерзлотоведение, геология и геохимия угля, а также горного дела в части разработки угольных месторождений в условиях вечной мерзлоты»348. По-видимому, в отличие от фашистской Германии в ГУЛАГе эксплуатировался не только физический, но и умственный труд заключенных. В 30-50-х гг. за Полярным кругом в Большеземельной тундре расположился один из самых крупных концлагерей – Воркутлаг. «Заполярное чудо» было возведено руками заключенных, несвободных людей. «Мозговым трестом» освоения Севера были репрессированные ученые и инженеры. Весь Крайний Север был покрыт сетью концлагерей. Начало освоения Воркуты положила Ухтинская экспедиция ОГПУ 1929 г., около половины состава которых были по терминологии того времени «буржуазные спецы». В период грандиозного строительства и освоения новых пространств широко использовался интеллектуальный потенциал «вредителей». На базе Ухтинской экспедиции возник Ухтпечлаг, в который входила и Воркута. Под руководством виднейшего геолога-угольщика П.И.Полевого, бывшего до ареста заместителем директора Геологического комитета в октябре 1931 г. был вскрыт первый угольный пласт. Разведку Воркутинского угольного месторождения вел «зека» – геолог Н.Н.Инкин, руководил работами видный геолог-нефтяник, начальник геологического отдела Ухтпечлага – Н.Н.Тихонович349. Проектированием шахт в условиях вечной мерзлоты занимался горный инженер А.Э.Штединг350. В 1936 г. Комитетом по изучению вечной мерзлоты АН СССР была основана Воркутинская научноисследовательская мерзлотная станция (ВНИМС) – первое в тех краях научно-исследовательское учреждение. Летом 1937 г. началось строительство города Воркута351. В душных трюмах сложным долгим путем по северным рекам и Ледовитому океану заключенные доставлялись на строительство шахт и города. Накануне войны была построена Северо-Печерская железная дорога. В конце декабря 1941 г. из Воркуты вышел первый эшелон угля. В 1943 г. уголь стали вывозить исключительно железнодорожным путем352. Замерзшие трупы заключенных подчас использовались на этой дороге вместо шпал353. Северо-Печерская дорога, строительство которой было завершено в военные годы, сыграла исключительную роль в развитии топливно-энергетического комплекса Севера-Запада России, особенно в период оккупации Донбасса и Подмосковного угольного бассейна. За годы войны добыча

угля в Печорском бассейне выросла в 11 раз354. В его развитие внесли вклад ученые, работы которых велись под контролем НКВД, координировались при участии государственных комитетов угольного и геологического профиля, АН СССР и других заинтересованных ведомств. Самым крупным научным учреждением в Печорском бассейне был ПечорНИУИ, созданный на базе углехимической лаборатории, а затем центральной научно-исследовательской базы комбината Воркутауголь. Геологическую тематику разрабатывали в тресте «Печоруглегеология», на Воркутинской научно-исследовательской станции Института мерзловедения АН СССР и в научно-технических службах Воркутауголь355. Бывший заключенный К.Г.Кригер-Войновский более 20 лет возглавлял геологическую службу Воркуты, В.В.Погоревич после освобождения руководил палеонтологическими исследованиями, химик Н.И.Родный после освобождения в 1946 г. стал главным инженером Центральной углехимической лаборатории комбината Воркутауголь356. Таким образом, «главные научные направления, необходимые для освоения природных богатств Печорского угольного бассейна (геология, углехимия, мерзловедение, горное дело), разрабатывались силами репрессированных ученых и инженеров. Они дали образцы высокой научной деятельности не благодаря, а вопреки тоталитарному режиму, так как были специалистами, людьми, преданными науке, видящими в ней смысл своего существования. «Покорение» Севера было осуществлено ценой бесчисленных человеческих жизней и многих искалеченных судеб»357. По-видимому, это было типично и для других отдаленных районов страны. Каково в целом было соотношение заключенных и вольнонаемных труженников Воркутауголь в конце войны? В списочном составе из 55843 чел., работающих на комбинате Воркутауголь358 на 17 января 1945 г., было 29953 заключенных, 9036 каторжан, 6631 мобилизованных немцев, 10229 вольнонаемных, которые также были ранее заключенными и закреплялись за Воркутой в виде ссыльных или высланных, а также различного «спецконтингента»359. Материалы, полученные учеными и геологами в военные годы, послужили для более широких обобщений и созданию теорий общегеологического характера. А.Е.Ферсман и Д.И.Щербаков создали монографию – «Стратегическое минеральное сырье», где подвели итоги оборонных работ в геологии, А.Е.Ферсман и Б.И.Коган подвели итоги работы по изучению минеральных ресурсов зарубежных стран в книге «Минеральное сырье зарубежных стран» (М., 1947), где была впервые опубликована идея поисков полезных ископаемых на равнинах, в древних щитах. Н.С.Шатский в 1945 г. выпустил в свет научный труд «Очерки тектоники Волго-Уральской нефтеносной области и смежной части Западного склона Южного Урала», удостоенной позднее Ленинской премии. А.Г.Бетехтин на основе изучения всех марганцевых месторождений составил монографию, удостоенную в 1947 г. Государственной премии360. Благодаря удачным теоретическим прогнозам ученых в военные годы была расширена сырьевая база промышленности и строительства. По железным рудам и хромитам запасы выросли на 40%, по марганцу в 2 раза, кварцитам в 3, флюсовым известнякам – на 70%361. Запасы бокситов благодаря освоению Северо-Уральского бокситового района увеличились в 1,5 раза по сравнению с разведанными за 10 предвоенных лет. Удельный вес добычи марганца вырос на востоке СССР на 84,6%. Добыча меди с 1941 г. – на 12%362. Осваивались молибденовые, вольфрамовые, ртутные месторождения в республиках Средней Азии, Забайкалье. Нарком цветной металлургии П.Ф.Ломако вспоминал: «В развитии вольфрамовой и молибденовой промышленности особенно большое значение имела работа геологоразведчиков, зачастую становившихся строителями и горняками, поставлявшими первые тонны важнейших концентратов из труднодоступных неосвоенных мест»363. Многие из них выполняли оборонные работы, находясь в заключении. Благодаря исследованиям и геологоразведочным работам Ю.А.Билибина, В.А.Цареградского, И.Е.Драбкина, Э.П.Берзина, С.Д.Раковского и др. страна была обеспечена золотом, необходимым для оплаты стратегического сырья, материалов, импортного оборудования и вооружения364. Ученые России многое сделали для развития геолого-географических наук в национальных и автономных республиках и районах на востоке и севере Российской Федерации. Становление центров геологических наук проходило при деятельном участии и помощи академиков В.А.Обручева, А.Е.Ферсмана, А.Н.Заварицкого, чл.-корр. АН СССР В.А.Николаева, А.А.Саукова, Д.И.Щербакова, Д.С.Коржинского и др. К 1945 г. за выполнение оборонных заданий 386 работников геологической службы СССР были награждены орденами и медалями. Геологи А.А.Трофимук и Б.Х.Баба-Заде, возглавлявшие нефтекомбинаты, были удостоены звания Героя Социалистического Труда, 59 работников геологической службы удостоены Государственной премии365.

Глава III ОРГАНИЗАЦИЯ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Развитие инфраструктуры науки С начала войны вопросы организации и перестройки научной работы в условиях потери материальной базы, кадров, мобилизации молодых ученых, эвакуации, блокады крупнейшего научного центра России – Ленинграда поглощали значительную часть времени ученых и организаторов науки. Проблемы оптимальной организации и управления наукой становились определяющими факторами успеха в решении оборонных задач. Необходима была дальнейшая централизация и координация научной деятельности, оперативное и адекватное реагирование на запросы фронта и тыла, оптимальное размещение научных учреждений и кадров в промышленных центрах и непосредственно на оборонных предприятиях, если это касалось КБ, опытных установок и т.д., оптимальное планирование оборонных научных работ. На первоначальном этапе в АН СССР при планировании оборонных работ возникли ряд неувязок и недоразумений. Отсутствие связи между институтами и лабораториями АН СССР привело к разработке двух планов работы Академии – в двух центрах размещения ее основных научных учреждений и руководящих органов в Казани и Свердловске (ныне Екатеринбург). В сентябре 1941 г. вице-президент АН О.Ю.Шмидт доложил уполномоченному ГКО в Москве план работ учреждений, разместившихся в Казани, не согласовав его с президентом АН СССР В.Л.Комаровым. В.Л.Комаров подготовил аналогичный план по Уральскому региону, где также до войны работала Уральская комплексная экспедиция, Уральский филиал АН СССР и куда были эвакуированы Институт металлургии, лаборатория кристаллографии, а позднее и Институт горного дела. В декабре 1941 г. академик И.П.Бардин доложил правительству план работ по Уралу. Нарушивший субординацию вице-президент Академии, уполномоченный ГКО по эвакуации АН СССР О.Ю.Шмидт с согласия Сталина был снят с должности, оставшись директором Института теоретической геофизики1. Правительство одобрило план, подготовленный комиссией Комарова. Общее собрание АН СССР, проводившееся с 3 по 8 мая 1942 г. на Урале, в Свердловске, утвердило и ее организационную перестройку, проведенную под руководством президента АН СССР в условиях войны. На собрание съехались из разных городов страны 69 академиков и 40 членов-корреспондентов АН СССР. Для оперативного руководства разбросанными по разным городам Урала, Поволжья, Казахстана и Средней Азии научными учреждениями были избраны вместо двух – шесть вице-президентов Академии (А.А.Байков (первый вице-президент), И.П.Бардин, А.А.Богомолец (он же президент АН УССР), В.П.Волгин, А.Ф.Иоффе, Л.А.Орбели). Президиум АН СССР был переведен из Казани в Свердловск. Руководство Казанской группой учреждений Академии возлагалось на А.Ф.Иоффе и Л.А.Орбели2. Победа под Сталинградом и Курском означала коренной перелом в ходе военного, политического, экономического и идеологического противоборства СССР и Германии. В новой обстановке создались новые возможности для развития научного потенциала СССР и его воздействия на научно-технический прогресс. Успехи на фронтах, в свою очередь, были подготовлены, в частности, огромной научноорганизаторской работой ученых. Развернувшаяся реэвакуация, перемещение и перестройка работы научных учреждений и вузов затруднила, но не помешала научным работникам решать новые задачи, связанные с достижением победы над противником, с окончательным изгнанием его из пределов страны, с восстановлением и развитием народного хозяйства и культуры. В 1943 г. началось восстановление и расширение научно-технической базы науки и развитие научных исследований. По решению правительства от 13 марта 1943 г. из 12 тыловых городов в Москву возвратились 75 учреждений Академии наук СССР, которые начали разворачивать свои работы в более благоприятных условиях на прежних местах3. В Москву переместились для подготовки к возвращению в свои республики академии наук, а также ряд учреждений и вузов Украины и Белоруссии, которые при помощи научных работников Москвы и на материальной базе ее научных учреждений и вузов возобновляли свою работу. Подготовка к возвращению на прежние места научных учреждений западных районов страны началась также на базе крупнейших вузов РСФСР (Горького (ныне Нижний Новгород), Ярославля и других городов). Динамику реэвакуации и восстановления кадров науки можно проследить на примере Москвы. Если на начало января 1943 г. в научно-исследовательских учреждениях и вузах Москвы, входящих в систему Союза работников высшей школы и научных учреждений, работало 19 тыс. человек, на октябрь 1943 г. – 30 тыс., то на 1 января 1994 г. – 41 тыс.4 (до войны соответственно 51 тыс.)5. В два этапа развернулась реэвакуация Академии наук Украины. 3 мая 1943 г. СНК СССР вынес постановление о переводе ее из Уфы, Свердловска и Копейска, где располагались ее учреждения, в

Москву и началась подготовка к реэвакуации ее учреждений на Украину. Был разработан план реэвакуации и нового размещения научных учреждений Украины. 6 февраля 1944 г. СНК СССР принял постановление о сосредоточении большинства учреждений Академии наук Украины в Киеве, том числе ранее работавших в Харькове и Днепропетровске6. Весной 1943 г. развернула свою деятельность в Москве Академия наук Белоруссии. В ее составе к тому времени было 124 научных сотрудника, в том числе 20 академиков и членов-корреспондентов7. Большой размах работ Академии наук СССР по мобилизации ресурсов на Урале, в Западной Сибири, Казахстане, Поволжье и в других районах страны, возросшая в годы войны роль союзной Академии наук как штаба советской науки, координирующего и объединяющего усилия большинства ученых страны, новые масштабные задачи развития науки поставили вопрос о пополнении Академии наук СССР новыми членами, внесшими весомый вклад в развитие науки, техники и промышленности. Расширение оборонных работ и новые грандиозные задачи восстановления и развития экономического и культурного потенциала страны поставили новые задачи перед наукой и потребовали не только восстановления, но и организационной перестройки научного потенциала, организационного роста и укрепления научных учреждений страны. В декабре 1942 г. академик Е.М.Ярославский писал президенту АН СССР акад. В.Л.Комарову из Сталинска-Кузнецкого, где он в это время с группой сотрудников АН – П.Ф.Юдиным, А.Е.Пробстом, А.П.Судоплатовым изучал состояние дел в Кузбассе и других крупных промышленных центрах Западной Сибири: «...не думаете ли Вы, что для такой огромной страны с ее возросшими во много раз кадрами интеллигенции, молодыми новыми научными силами существующее количество членовкорреспондентов слишком мизерно, далеко не охватывает тех, кто мог бы быть включен в это число, не снижая отнюдь уровня АН. Ведь АН превращается в могучий научный центр, в лабораторию передовой научной мысли и в нее надо привлечь все ценное, талантливое в нашей стране»8. Мобилизация ресурсов военно-промышленного потенциала на востоке страны вызвала организацию и развитие там новых научных центров в годы войны, а реэвакуация научных учреждений на прежние места работы и создание новых институтов, лабораторий, кафедр, решающих оборонные проблемы, развивающих новые перспективные направления в науке, остро поставили проблему пополнения Академии наук СССР. В 1942 г. в Академию наук были выбраны лишь 5 новых членов (специалист в области машиноведения Н.Г.Бруевич, химик-органик А.Е.Арбузов, биохимики Я.О.Парнас и А.В.Палладин, хирург С.И.Спасокукоцкий). Первая за годы войны сессия АН СССР, состоявшаяся в Москве 25-30 сентября 1943 г., стала важным этапом в развитии советской науки в целом, оно поставила задачу пополнения Академии. Выборы, проведенные на Общим собрании в сентябре 1943 г., были самыми масштабными за всю предыдущую историю Академии наук СССР. Было выдвинуто большое число кандидатов, чья деятельность обогатила науку, способствовала укреплению обороноспособности Советского государства. На 36 вакансий действительных членов и 58 вакансий членов-корреспондентов была выдвинута 691 кандидатура, в том числе 224 кандидата в действительные члены и 467 – в членыкорреспонденты. Особенностью выборов 1943 г. было то, что они проходили по строго определенным, наиболее важным для народного хозяйства и обороны специальностям: экспериментальная физика, астрономия, математика, прикладная математика, органическая и неорганическая химия, химия высокомолекулярных соединений, химическая технология, химическая защита, физическая химия и т.д. В области технических наук по специальностям: машиностроение, двигатели внутреннего сгорания, электросвязь, механика и т.д. Отбор проходил под контролем высших партийных органов. Каждая кандидатура тщательно рассматривалась и изучалась. На Общем собрании АН СССР в сентябре 1943 г. действительными членами были избраны видные ученые и организаторы науки: физики А.И.Алиханов, И.В.Курчатов, математики В.И.Смирнов и С.А.Христианович, химики А.Н. Несмеянов, М.М.Дубинин, В.М.Родинов, геолог С.С.Смирнов, ботаник В.Н.Сукачев, видный партийный деятель, экономист и глава Госплана СССР Н.А.Вознесенский∗, выдающиеся специалисты в различных областях военной и гражданской техники – А.А.Благонравов, А.А.Микулин, Б.А.Введенский, Л.С.Лейбензон*, Б.Н.Юрьев, искусствовед И.Э.Грабарь, архитекторы В.А.Веснин, А.В.Щусев, музыковед Б.В.Асафьев и др. Членами-корреспондентами АН СССР были избраны физик А.П.Александров, специалист в области машиноведения В.И.Дикушин, геолог К.И.Сатпаев (будущий президент Казахской академии наук), математики М.В.Келдыш (будущий президент АН СССР), И.Г.Петровский (будущий ректор МГУ), авиаконструкторы В.Я.Климов, А.С.Яковлев, А.И.Берг* (специалист в области электросвязи и кибернетики), историки С.Д.Сказкин*, А.Ю.Якубовский и другие выдающиеся ученые9. Если на 1 января 1943 г. в АН СССР состояло 115 действительных членов и 156 членовкорреспондентов, то на 1 января 1944 г. – соответственно 147 и 198. В 1943 г. скончались академики Б.М.Ляпунов, С.И.Спасокукоцкий, Ю.В.Готье и Е.М.Ярославский. В 1945 г. в АН работали 4680 научных ∗

Некоторые из вновь избранных академиков и членов-корреспондентов ранее или позже подвергались репрессиям.

сотрудников10. Внутри АН СССР был проведен ряд организационных мер, связанных с новыми задачами: пересмотрена структура Академии, созданы новые подразделения, нужда в которых была очень острой. Был ликвидирован ряд комиссий, действовавших в первый период войны, в том числе комиссия по геолого-географическому обслуживанию Красной Армии, по запальным свечам и др., так как они выполнили свои задачи, а их незавершенные работы передавались окрепшим научным учреждениям на местах. В 1943 г. был создан ряд новых научных подразделений Всесоюзной Академии: Институт леса, Институт истории искусств, принято решение об организации Института русского языка, Института кристаллографии, Института транспортных проблем. Был организован ряд самостоятельных лабораторий. К концу года в восьми отделениях АН СССР работали 53 института и самостоятельные лаборатории11. Оборонная работа и участие в подготовке кадров эвакуированных ученых, их сотрудничество с местными, национальными кадрами оказали большое влияние на развитие экономики и науки на Урале, в Сибири, в Поволжье, в союзных и автономных республиках. Создание оборонной промышленности на Востоке страны, мобилизация природных ресурсов, перспектива развития этих районов настоятельно требовали развития сети научных учреждений и подготовки местных кадров работников науки. После упразднения комплексных комиссий АН СССР их функции передавались филиалам АН СССР, которые вместе с базами включали 39 институтов, 32 самостоятельных сектора и отдела, 3 астрономические лаборатории, 5 музеев и другие учреждения. В 1943 г. в филиалах и на базах трудились 1662 научных и научно-технических сотрудника, было защищено 20 докторских и 56 кандидатских диссертаций, дано 2000 консультаций промышленным предприятиям и за первое полугодие 1943 г. выполнены 154 научные работы»12. Научно-техническая политика предусматривала систему мер по перегруппировке научных сил, реэвакуации и восстановлению научных учреждений в центральных и западных районах страны, расширению и развитию научных центров на востоке. В 1943 г. ассигнования из государственного бюджета на развитие науки составили 1,09 млрд.руб.13, (в 1941 г. – 1,6 млрд.руб.)14. Ассигнования на Академию наук СССР – 130 млн. 554 тыс. руб.15 Увеличивались расходы на научные исследования оборонных наркоматов и промышленности. Важную роль сыграло улучшению материального обеспечения и продовольственного снабжения научных работников, преподавателей высшей школы, аспирантов и студентов, которое приравнивалось к снабжению рабочих промышленности. Средняя зарплата научных работников выросла с 621 руб. в 1942 г. до 755 руб. в 1943 г.16 Совместная работа ученых, эвакуированных из крупнейших научных центров России, с местными кадрами в тыловых районах по развитию военной промышленности и экономики, по мобилизации ресурсов для нужд обороны явилась огромным стимулом для развития новых научных подразделений, подготовки молодых кадров и для подъема уровня исследований. Комплексные комиссии АН СССР по мобилизации ресурсов на нужды обороны на востоке страны заложили основы для развития филиалов АН СССР. Важным этапом в организации науки было развертывание работы Уральского и ЗападноСибирского филиалов АН СССР, подготовка к организации Казанского и Башкирского филиалов АН СССР. По ходатайству ученых, поддержанных партийными органами, в том числе Агитпропом ЦК ВКП(б), в 1943 г. развернулась работа по созданию филиалов и баз АН СССР на востоке страны. 31 мая 1943 г. в письме Новосибирского обкома ВКП(б) секретарю ЦК ВКП(б) А.А.Андрееву «Об организации ЗападноСибирского филиала АН СССР» говорилось: «За период... Отечественной войны Западная Сибирь и, в частности Новосибирская, Кемеровская и Омская области превратились в важнейший глубинный промышленно-хозяйственный район страны, имеющий большое народнохозяйственное оборонное значение. Располагая огромными ресурсами минерального и растительного сырья, народное хозяйство этих областей имеет широкие перспективы для своего дальнейшего развития. Экономика Западной Сибири, ее дальнейший рост требуют координации всех научных сил Сибири на разрешение важнейших и жизненно необходимых проблем, вытекающих из задач обороны страны и форсирования хозяйственного развития отдельных экономических комплексов Западной Сибири... Однако до сего времени в Западной Сибири не имеется единого авторитетного научно-исследовательского центра, которые мог бы объединить многочисленные научные учреждения и высококвалифицированные кадры научных работников, направив их всех на развитие важнейших народнохозяйственных задач»17. Далее в письме говорилось, что только в Новосибирской области работали 15 вузов, 19 научноисследовательских учреждений, где трудились 137 професоров-докторов наук, 37 профессоров, 246 кандидатов наук, в том числе 15 лауреатов Сталинских премий, 8 членов-корреспондентов Всесоюзной Академии наук, 12 заслуженных деятелей науки18. 21 октября 1943 г. СНК СССР принял постановление «Об организации Западно-Сибирского филиала Академии наук СССР» в составе горно-геологического, химико-металлургического, транспортноэнергетического и медико-биологического институтов19. В ноябре бригада АН СССР под руководством

акад. А.А.Скочинского провела работу по организации филиала в Новосибирске, Томске, Кемерове и других городах, который должен был координировать работу научных учреждений на территории, составляющей 1/5 всей страны20. Западно-Сибирский филиал АН СССР был официально открыт 8 февраля 1944 г. в Новосибирске. Председателем президиума филиала стал видный ученый-угольщик акад. А.А.Скочинский21. Институты филиала создали свои отделения в Томске, Омске, Кемерове, Сталинске и Барнауле. Западно-Сибирский филиал способствовал развитию производительных сил, освоению природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, развитию здесь комплекса естественных и общественных наук. Это был важный шаг к организации в послевоенные годы крупнейшего научного центра России – Сибирского отделения АН СССР. Бурное развитие в военные годы промышленности Поволжья, куда были эвакуированы важнейшие оборонные заводы, институты физико-математического и технического отделений Академии наук СССР, головные отраслевые институты промышленности, такие, как ЛФТИ, ГОИ и др., деятельность Комиссии по мобилизации ресурсов Среднего Поволжья и Прикамья на нужды обороны под руководством акад. Е.А.Чудакова поставили проблему развития инфраструктуры науки в этих регионах и подготовили условия для создания филиалов АН СССР в Татарской и Башкирской АССР. Этому способствовал и рост самостоятельности и инициативы этих автономных республик. Секретари Башкирского – С.И.Игнатов и Татарского обкомов ВКП(б) – В.Никитин в 1943 г. ходатайстовали перед ЦК ВКП(б) об организации филиалов АН СССР в своих республиках в связи с ростом численности научных работников в республиках и больших задачах, стоящих перед ними. Так, например, в Башкирской АССР в 1943 г. насчитывалось более 500 профессоров и преподавателей22. В столице Татарии Казани работали 18 НИИ, крупные КБ, 15 вузов, 6 библиотек, 25 музеев и лабораторий, трудились 50 докторов наук и профессоров, 70 кандидатов наук, в том числе акад. А.Е.Арбузов и 2 членакорреспондента АН СССР. Там же находились хорошо оборудованные лаборатории Казанского университета (КГУ), Казанского медицинского института, Фундаментальная библиотека КГУ и т.д., т.е. была реальная материальная база для развития науки. 24 сентября 1943 г. Президиум АН СССР одобрил создание филиала, порекомендовав распространить его деятельность на весь Средневолжский регион23. В Казани трудились почти половина сотрудников Всесоюзной АН СССР (среди них 2,5 тыс. членов профсоюза)24. Постановлением СНК Татарской АССР и Казанского обкома партии еще 2 апреля 1943 г. был создан Оргкомитет по подготовке к организации Казанского филиала АН СССР, который возглавил профессор КГУ Л.М.Миропольский. Вопрос об организации филиала в марте 1945 г. рассматривала комиссия под председательством зам.председателя СНК СССР и председателя СНК РСФСР А.Н.Косыгина, которая одобрила проект организации филиала. Вопрос об организации Башкирского филиала не нашел поддержки в Агитпропе ЦК ВКП(б). В письме секретарю ЦК ВКП(б) А.С.Щербакову от 28 октября 1943 г. начальник Агитпропа ЦК ВКП(б) Г.Ф.Александров и заведующий отделом науки Агитпропа С.Г.Суворов посчитали «нецелесообразным открытие филиала АН», так как «ранее они открывались лишь в союзных республиках или в краях, характеризующихся единством народнохозяйственных проблем, независимо от их территориального деления и национального признака25. Они писали, что рассматривается вопрос о Западно-Сибирском филиале и об организации Волжского филиала с центром в Казани, что до сих пор филиалов союзной академии в автономных республиках РСФСР не было, что Башкирия должна входить в сферу деятельности Уральского филиала АН СССР. Для Башкирии центральным вопросом является изучение полезных ископаемых – магнетитов, бокситов, редких цветных металлов, а также нефти, но геологическая структура на территории Башкирии того же типа и происхождения, что и уральская в целом. Изучением же геологии Урала занимается Уральский филиал АН СССР и было бы неправильно, расчленяя единую проблему, изучать ее по частям в различных организациях». Остальные научные вопросы имеют республиканское значение. Научные кадры и научные организации, на базе которых предлагается организовать филиал, «весьма слабы». АН СССР в лице академика-секретаря Н.Г.Бруевича также не сочла целесообразной организацию Башкирского филиала26. В это же время, 28 октября 1943 г., в письме секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову Г.Ф.Александров и С.Г.Суворов поддержали ходатайство Татарского обкома ВКП(б) и СНК Татарской АССР об организации Татарского филиала АН СССР в Казани, «учитывая большое народнохозяйственное значение научной разработки проблем развития и использования ресурсов Волжско-Камского края, а также важность изучения истории и быта этого края...». За последние годы народнохозяйственное значение Среднего Поволжья и Прикамья, писали они, «чрезвычайно возросло. Это обширный край во время войны явился ближайшим тылом и местом перебазирования большого количества крупнейших промышленных предприятий, ранее размещавшихся в западных и центральных областях Союза ССР. уже это одно обстоятельство требует быстрого освоения и мобилизации всех местных сырьевых, энергетических и продовольственных ресурсов этого богатого края».

Филиал АН СССР мог бы объединить и возглавить работу научно-исследовательских учреждений и оказать помощь в решении важнейших народнохозяйственных задач края. К их числу относились проблемы водного хозяйства, энергетики, транспорта, горючих ископаемых, изыскание строительных и вяжущих материалов, сельского хозяйства, изучение истории, языка и литературы народов, населяющих Поволжье и Прикамье – Татарской, Чувашской, Марийской, Мордовской и Удмуртской автономных республик. В письме делался вывод о том, что «проектируемый филиал вполне может быть обеспечен высококвалифицированными научными кадрами, а также лабораторно-производственной базой»27. 13 апреля 1945 г. было принято решение правительства об организации Казанского филиала АН СССР, в который вошли физико-технический, химический, биологический, геологический институты, а также Институт языка, литературы и истории28. Возглавил филиал профессор Казанского университета, химик-органик акад. А.Е.Арбузов. Идея создания Башкирского филиала, не получившая первоначально поддержки в Агитпропе ЦК ВКП(б), также прокладывала себе дорогу. В декабре 1944 г. Башкирский обком и СНК БАССР снова поставили перед правительством вопрос об организации в республике филиала Всесоюзной Академии наук29. К началу войны в Башкирии действовало 20 научных учреждений, изучавших проблемы промышленности, сельского хозяйства, здравоохранения, просвещения, языка и литературы республики; научные исследования вели ученые шести вузов, работники геологических управлений, конструкторских бюро и лабораторий промышленных предприятий. В результате эвакуации в столице – Уфе и в других городах республики разместились учреждения АН СССР, большинство институтов АН УССР, значительная часть сотрудников Института Маркса-Энгельса-Ленина, ЦИАМ, Государственный институт высоких давлений Наркомнефти и др. На территории Башкирии действовали комиссии академиков В.Л.Комарова, Е.А.Чудакова, Волго-Башкирская нефтяная экспедиция. Эвакуированная в Уфу Академия наук УССР установила связи с 48 наркоматами и 107 предприятиями, 39 научноисследовательскими и 69 лечебными учреждениями, 19 геолого-разведочными партиями. Работа эвакуированных научных учреждений дала огромный импульс развитию науки в республике. Исследования, проведенные совместно научными работниками Башкирии и эвакуированными учеными, способствовали изучению минерально-сырьевых богатств, созданию новых отраслей промышленности на местной топливной базе, промышленности строительных материалов, нефтяной, авиационной, химической, пищевой, текстильной и других отраслей оборонной индустрии, развитию здравоохранения и культуры республики. К концу войны выросли местные научные кадры, повысился их профессиональный уровень. По сравнению с 1939 г. число кандидатов наук возросло в 12 раз, докторов наук – в 6 раз. Работы ученых Всесоюзной и Украинской академий наук, отраслевых институтов заложили основу для создания после войны центра академической науки в Башкирии. Он был организован позднее, в 1951 г.30 Всесоюзная академия, опираясь главным образом на кадры российских ученых, продолжала осваивать окраины России и богатства национальных республик. В августе 1943 г. в Приморье под руководством В.Л.Комарова Дальневосточная горно-таежная станция была преобразована в Дальневосточную базу. В 1944 г. была организована база АН СССР в Коми АССР, которая в столице республики – Сыктывкаре продолжила работы по изучению полезных ископаемых, начатые Кольской и Северной базами. В сентябре 1944 г. в Кировске была восстановлена Кольская база АН СССР и на основе стационара организована база в Архангельске. 13 августа 1943 г. при участии В.Л.Комарова открылся Киргизский филиал АН СССР, куда вошли геологический, химический, биологический институты, а также Институт истории, языка и литературы. Огромную работу по организации филиала провел акад. К.И.Скрябин, организовавший в республике выдающиеся исследования в области гельминтологии31. В 1945 г. по ходатайству правительства Карело-Финской ССР в Петрозаводске была создана Карело-Финская база АН СССР. Было принято решение об организации Дагестанской научно-исследовательской базы АН СССР в Махачкале32. Таким образом, к концу войны Академия наук СССР окрепла в организационном отношении, возросло ее влияние на отечественную науку. Число ее учреждений выросло за годы войны со 169 до 192, а численность научных сотрудников – с 2754 до 4690 чел. В 1945 г. в ее составе действовали 7 филиалов, 4 базы, которые объединяли 43 института, 44 самостоятельных сектора, отдела и лаборатории, астрономическая обсерватория, 2 сейсмические станции, 4 музея и 22 других учреждения, где трудились 1700 научных и научно-технических сотрудников, 7 академиков, 10 членов-корреспондентов АН СССР, 180 докторов и 423 кандидата наук. Численность коммунистов в АН СССР выросла с 440 в 1941 г. до 1425 в 1945 г.33 Все это означало укрепление государственного влияния в АН СССР, превращения ее в крупнейший центр науки. В 1943-1945 гг. продолжался рост и укрепление с помощью кадров, подготовленных в головных институтах АН СССР, академий наук национальных республик. Важнейшим событием в реализации национальной политики СССР и в развитии инфраструктуры науки была организация постановлением СНК СССР от 27 сентября 1943 г. на базе Узбекского филиала АН СССР первой академии наук на востоке страны – Академии наук Узбекской ССР. Это было непосредственным результатом развития при

помощи России экономики и культуры республики в предвоенные и военные годы. В годы войны в республике развились такие отрасли промышленности, как энергетика, нефтяная, угольная, черная металлургия, химическая промышленность, новые отрасли сельского хозяйства. Становление Узбекской академии проходило при активном участии Всесоюзной академии. Она передала Узбекской академии наук все учреждения, материальную базу и научные кадры Узбекского филиала АН СССР. В состав АН Узбекской ССР, ставшей ядром науки в республике, вошли 11 академиков, среди ее 210 научных сотрудников было около 100 докторов и кандидатов наук. Первым ее президентом стал видный математик Т.Н.Кары-Ниязов. Было организовано 10 научно-исследовательских институтов34. Всего в Узбекистане действовали 19 научно-исследовательских институтов, 23 научные станции, обсерватория и 6 других научных учреждений35. 29 октября 1943 г. по постановлению СНК СССР на базе Армянского филиала была организована Академия наук Армянской ССР, первым президентом которой стал выдающийся историк и археолог директор Государственного Эрмитажа в Ленинграде акад. И.А.Орбели36. Для созданной в конце 1943 г. Армянской академии наук военные годы были временем ее организационного роста. Число ее научных сотрудников увеличилось до 700 чел.37 Созданная накануне войны Грузинская академия наук насчитывала в 1945 г. 30 институтов, 1340 сотрудников, причем отделения технических и сельскохозяйственных наук, институты металла и горного дела, географии и леса были организованы в военные годы38. Возглавил академию выдающийся математик и механик будущий Герой Социалистического Труда акад. Н.И.Мусхелишвили. Азербайджанский филиал АН СССР координировал работу 22 научных учреждений республики, в том числе 9 институтов с 852 научными работниками. 23 января 1945 г. по решению президиума АН СССР, СНК Азербайджанской ССР и ЦК КП(б) Азербайджана он был реорганизован в республиканскую Академию наук39 во главе с президентом М.А.Мир-Касимовым. Быстро развивались при помощи российских ученых научные учреждения в Казахстане. Если в 1941 г. в республике был всего лишь один научно-исследовательский институт, то в 1945 г. Казахский филиал АН СССР объединял уже 16 институтов, 8 самостоятельных секторов и баз, Ботанический сад, где трудились до тысячи научных сотрудников, в том числе 5 академиков и членов-корреспондентов АН СССР, 60 докторов и профессоров, более 140 кандидатов наук и доцентов, обучалось 130 аспирантов. 63 научных работника, в том числе 25 казахов, за годы войны защитили кандидатские и докторские диссертации. Общий объем работ Казахского филиала вырос с 1941 по 1945 г. в 6,4 раза. В республике, кроме академических, работали 27 научных учреждений и 23 вуза40. Наука в Казахстане многим обязана помощи крупнейших российских ученых из западных и центральных районов страны, которые в совместной работе на оборону страны передали местным кадрам, особенно молодым, свой богатейший опыт. Потребности растущей экономики и культуры, ускорения темпов научных исследований привели к организации в октябре 1945 г. Казахской академии наук. Первым ее президентом стал видный геолог с 1943 г. чл.-корр. АН СССР К.И.Сатпаев. 1943 год стал важным этапом в организации российской науки. 6 октября 1943 г. СНК СССР утвердил постановление правительства РСФСР о создании Академии педагогических наук. Это вызывалось потребностями восстановления и развития педагогического образования в стране, сильно пострадавшего в военные годы. (К началу 1942 г. были закрыты более 35 институтов Наркомата просвещения РСФСР, а около 20 институтов слиты или преобразованы в факультеты)41. Академия педагогических наук должна была стать важнейшим центром гуманитарного образования в Российской Федерации, понесшего огромный ущерб как в предвоенные, так и особенно в военные годы. В Академию педагогических наук были избраны видные историки: нарком просвещения РСФСР акад. В.П.Потемкин, который стал ее первым президентом, автор учебников по отечественной истории XX в. чл.-корр. АН СССР А.М.Панкратова, лингвисты академики С.П.Обнорский и Л.В.Щерба, славист Н.С.Державин, писатель А.Н.Толстой и др.42 Война потребовала огромных усилий ученых-медиков и явилась этапом в развитии отечественной медицины. Потребности ее развития, огромные успехи в создании новых методов лечения и профилактики, необходимость усиления координации исследований и обобщения практического опыта поставили задачу организации Академии медицинских наук СССР. В конце 1943 г. было принято решение об организации Академии медицинских наук в составе трех отделений: медико-биологических наук; клинической медицины; гигиены, микробиологии и эпидемиологии. 30 июня 1944 г. СНК СССР принял постановление «Об учреждении Академии медицинских наук», 14 ноября 1944 г. СНК СССР утвердил 60 действительных членов Академии медицинских наук СССР – учредителей Академии, а 20 декабря открылась первая учредительная сессия АМН СССР. Первым ее президентом был избран выдающийся нейрохирург акад. Н.Н.Бурденко. В 1945 г. в системе АН СССР

были созданы 22 крупных института, 5 самостоятельных лабораторий, работали 6717 сотрудников, в том числе 158 докторов наук, 349 кандидатов наук. В октябре-ноябре 1945 г. АМН СССР провела свою вторую сессию в Москве, на которой подвела итоги работы за год43. АМН СССР наметила для разработки в послевоенные годы 17 крупных направлений, в том числе: лечение военных травм, борьба с инфекционными заболеваниями, изучение санитарных последствий войны, охрана здоровья матери и ребенка, борьба с туберкулезом и раком и т.д. Таким образом, начиная с 1943 г. создавались организационные предпосылки для дальнейшего поступательного роста науки: мощный организационный рост АН СССР, создание ряда новых научных центров, в том числе академической науки: две академии наук союзных республик, две отраслевые академии, филиалы и базы АН СССР. Развитие ряда новых перспективных научных дисциплин также было организационно оформлено в 1942-1945 гг. созданием новых лабораторий и кафедр в Московском, Ленинградском и других университетах и вузах: радиохимии, физики моря, оптики, химической кинетики, химической технологии и т.д. Постепенно с 1943 г. возобновился выпуск ряда научных журналов и книг, отзывались из армии и из промышленности научные работники, восстанавливалась материальная база, информационная работа, полиграфическая база научных учреждений АН СССР. Однако общий объем научных изданий АН СССР в 1943 г. составил всего 1937 авторских листов против 12773 в 1940 г.44 Библиотеки налаживали информацию о достижениях мировой науки. Потребности научно-технического прогресса в промышленности и оборонном производстве вызвали к жизни новые отраслевые институты и конструкторские бюро наркоматов и привели к расширению деятельности существующих. Восстанавливались и развивались отраслевые НИИ: возобновил работу в Москве Всесоюзный научно-исследовательский угольный институт, организовался Всесоюзный научноисследовательский и конструкторско-технологический институт подшипниковой промышленности, развивалась работа Экспериментального НИИ металлорежущих станков и др.45 При содействии созданного в июле 1943 г. при ГКО Совета по радиолокации организуется комплекс новых НИИ и лабораторий для ускорения исследований в этой области, чрезвычайно важных для оборонных целей. На базе Опытного завода литер Б по производству синтетического каучука был организован ВНИИ синтетического каучука46. После реэвакуации тематика исследований отраслевых институтов расширилась. Она определялась задачами восстановления народного хозяйства. Так, сотрудники Центрального котлотурбинного института в Ленинграде работали над проблемами восстановления энергетики страны47. Возобновили и расширили свою деятельность научно-технические совета наркоматов, куда вошли крупнейшие ученые. 5 февраля 1943 г. в состав Совета научно-технической экспертизы при Госплане СССР, были включены академики А.А.Байков (председатель), Л.Д.Шевяков, С.Г.Струмилин, А.А.Бочвар, И.А.Трахтенберг и др.48 34 академика и 72 члена-корреспондента АН СССР, крупные ученые – доктора и профессора занимали руководящие должности в наркоматах и других организациях, были председателями технических советов, осуществляли научно-техническое руководство различными отраслями народного хозяйства49. Среди них академики И.П.Бардин, А.В.Винтер, Б.Е.Веденеев, Н.А.Вознесенский, П.Л.Капица, П.П.Ширшов, члены-корреспонденты АН СССР А.И.Берг, И.Ф.Григорьев, профессора А.Г.Касаткин, С.В.Кафтанов и др. Восстановление научных центров было органической частью восстановления народного хозяйства и культуры прифронтовых и освобожденных районов. Без этого нельзя было приступать к реализации научно-технической политики восстановления народного хозяйства. В восстановлении научных центров на западе страны активно участовали ученые России. В 1944-1945 гг. продолжалась реэвакуация научных учреждений Центра и Северо-Запада РСФСР, а также развернулась реэвакуация научных учреждений на Запад. Реэвакуация АН УССР из Москвы в Киев была проведена в марте – июне 1944 г. в труднейших условиях. Огромен был материальный ущерб, нанесенный оккупацией АН УССР: общая сумма убытков, включая расходы на эвакуацию и реэвакуацию составила около 157 млн. руб. (в ценах до 1961 г.)50. Предстояла большая работа по ее восстановлению. 17 июня 1944 г. СНК УССР утвердил новую структуру АН УССР. Четыре ее отделения (технических, физико-химических и математических, биологических, общественных наук) объединили после реэвакуации 24 научных института, три обсерватории, биостанцию, Ботанический сад, лабораторию скоростных машин и механизмов, Харьковский филиал Института энергетики, Львовский филиал (с шестью отделениями, Музеем природы), а также библиотеку с филиалом во Львове51. Большое внимание было уделено восстановлению и развитию сильно пострадавшего во время оккупации Львовского филиала АН УССР – крупнейшего центра науки Западной Украины. В 1944 г. АН УССР отметила свой 25-летний юбилей. В начале 1945 г. АН УССР пополнила свой состав. В академию были избраны 15 действительных членов и 18 членов-корреспондентов, в том числе

известные ученые – физико-химик А.В.Думанский, химик А.И.Киприанов, электротехники К.К.Хренов, С.А.Лебедев, много сделавшие для развития науки и техники в военные годы. Восстанавливался и кадровый состав академии. Если перед эвакуацией в системе АН УССР работало 539 сотрудников, в том числе 44 действительных члена и 53 члена-корреспондента и 318 научных сотрудников, то в июне 1945 г. – 2614 сотрудников, в том числе 69 академиков, 79 членов-корреспондентов и 956 научных сотрудников52. Возвратившись в Киев, Академия наук Украины включилась в восстановление народного хозяйства и культуры республики, разработку научно-технических планов восстановления, а также перспективных направлений развития фундаментальной науки и техники в послевоенный период, тесно связанных с задачами завершения военного противоборства, восстановления и дальнейшего развития экономики республики. Работа по возрождению экономики республики потребовала большого напряжения сил немногочисленного отряда украинских ученых, в ней принимали участие ученые России. Одновременно с украинскими коллегами они оказывали помощь в организации научных центров на Западной Украине, в западных районах Молдавии, только перед войной вошедших в состав СССР. Этот процесс протекал в обстановке острой политической и идеологической борьбы и репрессий по отношению к националистически настроенной украинской интеллигенции. При помощи России восстанавливалась сеть отраслевых научно-исследовательских учреждений, вузов, аспирантура вузов и НИИ. К началу марта 1944 г. в УССР работали 64 НИИ, в конце года – 113 вузов53. К концу 1945 г. в республике было 267 научно-исследовательских учреждений, или 80% от их довоенного числа54. Работники науки трудились над восстановлением инфраструктуры республики, в том числе ее научно-технической базы. Они восстанавливали материальную базу институтов, оборудование лабораторий, собирали библиотеки, необходимые для развертывания научно-исследовательских работ. Угольные, металлургические, химические институты наркоматов, располагавшие технической документацией, необходимой для возрождения предприятии базовых отраслей экономики, а также научно-техническими планами ее восстановления, разработанными в тыловых районах, могли оперативно помогать восстановлению угольно-металлургической базы на юге страны. Как правило, возвращаясь на старые места работы, они оставляли свои окрепшие филиалы на востоке страны. Огромные трудности пришлось преодолевать при восстановлении научного потенциала истерзанной оккупацией и военными действиями Белоруссии. Здания научных учреждений Белорусской Академии наук, вузов и НИИ были почти полностью разрушены, оборудование, приборы, книжные фонды, коллекции, музейные собрания, памятники науки и культуры утрачены. Погибла на фронте, в партизанской борьбе и в оккупации значительная часть научных кадров, остальные в ходе эвакуации рассеялись по стране. Поэтому процесс восстановления белорусской науки был чрезвычайно труден, протекал при активном участии российских ученых, прошел несколько этапов и продолжался в послевоенное время. В 1944 г. в Москве был восстановлен ряд институтов АН БССР (литературы и языка, истории, теоретической и клинической медицины, химии). На развитие АН БССР было ассигновано в 1944 г. 788 тыс. руб.55 В 1944 г развернулась реэвакуация учреждений АН БССР, научных учреждений и вузов в республику. Осенью АН БССР возобновила свою работу в Минске в составе 8 институтов (истории, литературы и языка, экономики, сельского хозяйства, геологии, торфа, химии, теоретической и клинической медицины), физико-технической лаборатории, водохозяйственной группы, Ботанического сада, фундаментальной библиотеки, издательства и типографии. В апреле 1945 г. АН БССР провела свою первую после освобождения республики сессию, посвященную проблемам восстановления экономики и культуры56. Огромные трудности представляло восстановление материальной базы науки в разоренной войной республике. Общий ущерб, нанесенный только АН БССР, исчислялся в 304 млн. руб.57 Особое внимание уделялось комплектованию фондов Библиотеки АН БССР, разграбленной оккупантами, Государственной публичной библиотеки. В мае и ноябре 1945 г. в Минск прибыло 60 вагонов литературы, принадлежащей Белоруссии58, было возвращено большое количество книг, похищенных немецко-фашистскими захватчиками во время оккупации. Помощь БССР в пополнении фондов научной литературы оказывала вся страна, в том числе ученые России. К началу 1945 г. возобновили работу 38 из 51 действовавшего до войны научного учреждения и 1674 научных сотрудника из 2227, работавших в Белоруссии до войны. Восстановление контингента аспирантов стало первоочередной задачей. В 1945/46 г. в аспирантуре высших учебных заведений и НИИ обучалось около 100 аспирантов59. При помощи советских республик, в особенности РСФСР, началось восстановление научного потенциала Прибалтики. Возвращались из эвакуации научно-преподавательские кадры и приступали к активной деятельности научные сотрудники, остававшиеся в республиках, восстанавливались разграбленные книжные фонды уникальных научных библиотек, материальная база научных

учреждений. 13 февраля 1945 г. СНК Литовской ССР принял постановление «О возобновлении деятельности Академии наук Литовской ССР»60. В 1946 г. Литовскую Академию наук возглавил известный физико-химик, позднее Герой Социалистического Труда Ю.Ю.Матулис. В начале 1945 г. в Литве трудились 500 научных сотрудников (до войны – 633), в том числе 36 докторов наук61. 4 ноября 1945 г. СНК СССР принял решение об организации в Риге Латвийской академии наук62 во главе с видным специалистом в области животноводства П.Я.Леиньшем. Она позднее стала крупнейшим научным центром Прибалтики, организатором фундаментальных исследований и отраслевой науки в республике. К концу 1945 – началу 1946 г. в Латвии трудились около 600 научно-педагогических кадров63. Сразу после освобождения Эстонии развернулось восстановление ее научного потенциала. В апреле 1946 г. была организована Академия наук Эстонской ССР. Первым ее президентом стал видный историк Х.Х.Круус64. К концу 1945 – началу 1946 г. в республике трудились 533 научно-педагогических работника. Процесс восстановления и организации научного потенциала Прибалтики протекал в обстановке острой политической борьбы и сопровождался репрессиями в отношении старой интеллигенции. В конце войны были сделаны первые шаги в организации науки Карелии и Молдавии. Таким образом, в 1945 г. к концу войны в СССР действовали Украинская, Белорусская, Грузинская, Армянская, Азербайджанская, Узбекская, Литовская, с 1946 г. начали работу Казахская, Латвийская и Эстонская академии наук. Координировала их деятельность по традиции Всесоюзная академия. Все годы войны АН СССР фактически выполняла роль штаба советской науки на территории всего Советского Союза, куда стекались все организационные инициативы и предложения. Правительство придавало особое значение координации научных исследований и созданию в этих целях специального центра для объединения научных центров в союзных республиках65. В новых условиях потребовалось создание специального органа по координации их работы. 24 марта 1945 г. был организован Совет по координации деятельности академий наук союзных республик, куда вошли президенты союзных академий под председательством президента АН СССР В.Л.Комарова66. Россия не имела своей академии, ее роль выполняла Всесоюзная академия, которая взяла на свои плечи огромный труд по восстановлению и развитию инфраструктуры науки не только на территории Российской Федерации, но и на территориях всех союзных республик. Другим координирующим органом был Всесоюзный комитет по делам высшей школы при СНК СССР, возглавлявшийся С.В.Кафтановым, который координировал как работу вузов России, так и СССР. Кооперация, взаимная помощь в укреплении кадровой и материальной базы, стремление к интеграции науки и высшей школы, несмотря на колоссальные трудности и нехватки, способствовали быстрому восстановлению научного потенциала страны. В 1943-1945 гг. восстанавливали свою деятельность отраслевые институты, научно-технические общества. Организовывались новые научные учреждения наркоматов. Материальная база отраслевой науки укреплялась за счет оборудования предприятий и за счет репараций. На востоке страны остались и развивались в самостоятельные учреждения филиалы крупнейших отраслевых институтов промышленности. В 1943 г. выросла численность сотрудников отраслевых институтов. Если на начало 1943 г. в системе Наркомчермета работало 198 научных сотрудников, а всего в секторе науки и научном обслуживании 745 чел., то на конец года их стало соответственно 251 и 85467. В 1944-1945 гг. продолжалась реэвакуация научных учреждений и вузов Центра и Запада РСФСР. В Москву возвратились ряд учреждений и научных сотрудников гуманитарных институтов АН СССР, ряд вузов отраслевых институтов и других учреждений. Со второй половины 1944 г. началась массовая реэвакуация ленинградских академических учреждений, которая завершилась весной и летом 1945 г. Во время войны и блокады академическая наука Ленинграда понесла огромные потери. По сведениям заместителя управляющего делами АН СССР М.Е.Федосеева, в 1941 г. в штатах академических учреждений числилось 2596 сотрудников (фактически работали 2420), во время блокады умерли 470, в том числе 23 доктора, 66 кандидатов наук. Погибли на фронте – 57 сотрудников. Город лишился трех академиков (П.К.Коковцева, С.А.Жебелева, А.А.Ухтомского), пяти членов-корреспондентов (Н.А.Буша, П.А.Замятченского, Н.К.Козьмина, В.В.Майкова, А.А.Маркевича). В 1945 г. в штате числилось 1452 сотрудника (фактически работало 1330), 308 продолжали служить в армии, часть осела в Москве, в том числе сотрудники Института химфизики, в городе работали 37 академиков и 52 члена-корреспондента68. По решению ГКО от 1 декабря 1944 г. уже в январе 1945 г. из Казани в Ленинград прибыли физикотехнический, радиевый, ботанический институты, а также институты физиологии, теоретической астрономии, русской литературы (Пушкинский дом), Ленинградское отделение математического института АН СССР, весной 1945 г. – востоковедения, этнографии, зоологический, Главная астрономическая обсерватория. В город возвратились большинство отраслевых НИИ, более половины проектно-конструкторских и технологических организаций. Их сотрудники включились в восстановление материальной базы своих учреждений, приступили к работе по возрождению городского хозяйства,

промышленности освобожденных районов страны. В конце 1945 г. в 39 научно-исследовательских, 49 проектно-конструкторских организаций, 13 центральных и технологических бюро, 7 центральных лабораториях города трудились 10 тыс. научных сотрудников, в том числе 1400 докторов и кандидатов наук, а в сфере научного обслуживания было занято 20 тыс. чел.69 Возобновилась деятельность Всесоюзных научных и научно-технических обществ. К середине 1943 г. Всесоюзный совет обществ объединил 24 НТО и 4 комитета: топливный, растительного сырья, пищевых ресурсов и автодорожный70. Организовывались новые отделения обществ: в Казани – ВНИТО машиностроения под председательством К.Д.Бородулина, отделение ВНИТО энергетиков под председательством Б.Н.Телешова, возобновили работу отделения Всесоюзного химического общества в Харькове, Всесоюзного географического общества – в Ленинграде. В 1945 г. было принято решение о создании Всесоюзного научного общества радиотехники и электросвязи, которое возглавил чл.-корр. АН СССР А.И.Берг. НТО, НИИ и вузы стремились восстановить экспериментальную базу, утраченную или замороженную в первый период войны, предпринимали усилия для модернизации производства на основе новой техники. Характерную картину в этом отношении рисует письмо членов президиума Общества литейщиков в СНК СССР от 9 марта 1944 г., адресованное заместителю председателя СНК СССР М.З.Сабурову и анализирующее ситуацию с научно-экспериментальными работами в литейном производстве: «В период Отечественной войны во всех воюющих странах резко возросла необходимость проведения в надлежащих условиях научно-экспериментальных работ по литейному производству. Так, например, в США департамент военной промышленности, департамент военной авиации и департамент вооружения создали специальную организацию для разрешения вопроса о центробежной отливке деталей, которые являются дефицитными в данное время или могут быть дефицитными. Для экспериментальных работ по этому вопросу предоставлено несколько литейных лабораторий. В Англии при Британской ассоциации литейщиков в военное время создана специальная Открытая лаборатория, предоставляющая всем литейщикам проводить эксперименты по новым методам отливки деталей вооружения. Кроме того, в США, Англии и других странах имеются специальные научноисследовательские институты по литейному производству. По совершенно непонятным причинам у нас в СССР не только не создано нормальных условий для необходимейшего в условиях военного времени экспериментирования, но даже ликвидированы все имевшиеся ранее экспериментальноисследовательские базы и превращены в рядовые производственные цеха... Между тем производство в этих базах боеприпасов имело оборонное значение лишь в 1941-1942 гг., но теперь, когда этот процесс освоен сотнями мощных заводов, роль продукции этих точек совершенно ничтожна, в то время, как вред, нанесенный делу обороны нашей Родины из-за ликвидации этих экспериментальных баз, весьма велик. Президиум ВНИТО литейщиков просит Вас, Максим Захарович, принять необходимые решения для восстановления указанных выше экспериментальных баз путем освобождения их от производственной программы и создания в них необходимых условий для экспериментальной и научной работы. Это дает возможность работникам литейных лабораторий этих институтов путем разработки и экспериментальной проверки новых технологий и разрешения актуальных задач военной промышленности выполнить возможные на них важнейшие оборонные задачи»71. Таким образом, ученые добивались создание условий для восстановления в более широких масштабах научно-исследовательских работ в области передовой техники. С конца 1942 г. – начала 1943 г. при их активном участии развернулся процесс возрождения и организационного укрепления сети научных учреждений и вузов как на востоке, так и на западе страны, восстановления их кадрового состава. К 1945 г. численность НИУ превзошла довоенную: в СССР действовало 2061 научное учреждение, в том числе 914 НИИ и их филиалов72. Возрождающиеся научные учреждения остро нуждались в кадрах. ВКВШ при СНК СССР, координировавший вузовскую науку, в 1943-1945 гг. провел огромную работу по возвращению в вузы профессоров и преподавателей с фронта, с производства, по привлечению новых сил, расширению подготовки кадров через аспирантуру. В 1943 г. ГКО принял ряд мер по бронированию и возвращению из армии и с производства работников науки. К началу 1943 г. Наркомпрос РСФСР в связи с постановлением СНК РСФСР произвел учет работников народного образования, эвакуированных в восточные районы, в том числе работников вузов73. Численность работников высшей школы и научных учреждений СССР выросла с 86 тыс. в 1942 г. до 103 тыс. в 1943 г.74 Успехи на фронтах, освобождение оккупированных территорий, снятие блокады Ленинграда позволили начать реэвакуацию высших учебных заведений в эти районы. Военные действия и оккупация причинили огромный ущерб высшей школе. От вражеских бомбежек или обстрелов пострадали здания Московского, Ленинградского, Воронежского университетов и многих вузов РСФСР. Огромный ущерб был нанесен вузам Сталинграда, Воронежа, Ростова и других городов России. Научные учреждения и вузы России в значительной мере лишились собраний книг, коллекций,

научного оборудования, музейных, художественных и исторических ценностей, всего того, что составляет культуру и историческую память народа. Большим разрушениям подверглись научные учреждения и вузы Украины, Белоруссии, Прибалтики. Всего было разрушено полностью или частично на территории восьми республик, попавших в зону оккупации или близких к фронту, 334 вуза, в которых обучалось 233 тыс. студентов75. Ущерб только по ВКВШ при СНК СССР составил в масштабе цен того времени около 3 млрд. руб.76 Увеличились ассигнования на высшую школу по государственному бюджету. Если в 1942 г. на высшую школу было ассигновано 821,3 млн. руб., то в 1943 г. – 1123,1 млн. руб., в 1944 г. – уже 1980,4 млн. руб.77, в 1945 г. – 2991 млн. руб. Ассигнования на высшую школу и научные учреждения в 1944 г. в сумме составили 2980,4 млн. руб., а в 1945 г. – 5127 млн. руб., значительно превысив довоенные. Причем Российская Федерация получила на развитие науки соответственно 207 млн. руб.78 Ассигнования по госбюджету на НИР и подготовку кадров дополнялись несравненно больших масштабов ассигнованиями промышленных наркоматов. Причем, если вузы, входящие в систему ВКВШ при СНК СССР, на развитие научных исследований получили в 1944 г. 10 млн. руб., то вузы промышленных наркоматов – около 50 млн. руб.79 ВКВШ при СНК СССР в 1942-1944 гг. и на 1 января 1945 г. провел учет профессорскопреподавательских кадров; в специально разработанной картотеке учитывалось движение кадров по специальностям, что позволило пополнять вузы освобожденных районов. Еще в 1942 г. ВКВШ провел учет заведующих кафедрами 139 эвакуированных вузов. Оказалось, что к октябрю 1942 г. из 2678 заведующих кафедрами только 1086 или 40,5% работали в вузах, 413 (15,7%) перешли на производство, 195 (7,3%) были мобилизованы в армию, о других не было сведений80. По представлениям ВКВШ были отозваны из армии и возвращены с производства специалисты для восстановления вузов в освобожденных районах. Особенный размах эта работа приняла после постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1943 г. о возрождении освобожденных районов. В 1944 г. из армии на работу в вузы было отозвано 713 научных работников, в том числе 37 профессоров и докторов наук, 233 доцента и кандидата наук, 453 ассистента и преподавателя, с производства и из других учреждений – 60 чел. Кроме того, в вузы были направлены 687 чел. Наиболее полный учет был произведен на 1 января 1945 г. по 116 наркоматам и ведомствам. В течение 1944/45 г. к преподавательской работе удалось привлечь 15584 специалиста, причем удельный вес профессоров и докторов вырос по сравнению с довоенным на 13,3%, а доля научных кадров, имеющих ученые звания и степени, – с 37 до 42,7%81. В этом учебном году численность корпуса преподавателей достигла довоенного уровня, хотя наблюдалась острая нехватка ассистентов и преподавателей младших возрастов, подлежавших мобилизации. Возвращавшиеся с производства и демобилизованные из армии специалисты нуждались в переподготовке. Самая тяжелая работа пала на плечи наиболее квалифицированных преподавателей старших возрастов, которые сохраняли традиции и передавали свой опыт молодежи. Особенные трудности испытывала высшая школа освобожденных районов. Поэтому туда направлялись кадры из России. На освобожденных территориях (без РСФСР) к осени 1945 г. трудилось более 40% профессорско-преподавательских кадров82. Восстановление и развитие аспирантуры началось уже с мая 1942 г., после постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР о высшей школе от 5 мая 1942 г. Самая низкая точка падения численности аспирантов – конец 1941 г., когда в АН СССР сохранилось лишь 6,2% довоенной численности, а в вузах всего 800 чел. (до войны – 13,2 тыс.)83. Уже в 1942 г. аспиранты последнего года обучения и аспиранты, обучавшиеся специальностям, имеющим оборонное значение, получили отсрочку от призыва. В марте 1943 г. была создана заочная аспирантура. В конце 1942 г. – мае 1943 г. ВКВШ потребовал от наркоматов и ведомств возродить аспирантуру и создать условия для работы аспирантов. В течение 1942/43 г. в аспирантуре АН СССР училось 236, в аспирантуре 170 вузов – 1464 чел.84 В 1943 г. 139 ведущих ученых – членов АН СССР приняли участие в отборе в аспирантуру талантливой молодежи. В новом положении об аспирантуре, принятом Президиумом АН СССР, был установлен порядок прохождения аспирантуры и более высокие требования к экзаменам по специальности, языку и философии. Большое внимание уделялось подготовка национальных кадров ученых. В 1944-1945 гг. был принят ряд постановлений по восстановлению и развитию материальной базы вузов РСФСР, в том числе Московского, Ленинградского, Свердловского и других университетов, Московского пединститута им. В.И.Ленина, Московского механико-машинстроительного института им. Н.Э.Баумана и др.85 Вузам и техникумам возвращались здания и помещения, занятые другими организациями. Были приняты также меры по сохранению контингента студентов вузов, от чего зависело и положение преподавателей и работников науки и судьба ведущих отраслей народного хозяйства, нуждавшихся в молодых кадрах. Без ведома СНК СССР запрещалось производить мобилизации студентов и преподавателей на различные работы. Большинство работников высшей школы было приравнено по

снабжению к группе индустриальных рабочих, им была увеличена зарплата. Снабжение студентов еще ранее было приравнено к нормам рабочих промышленности, транспорта и связи86. 29 мая 1944 г. СНК СССР принял постановление «О мероприятиях по укреплению Московского ордена Ленина государственного университета им. М.В.Ломоносова»87. МГУ получает возможность уже к к осени 1944 г. полностью восстановить Аудиторный корпус, построить современную аэродинамическую лабораторию, усовершенствовать лаборатории Института механики, геофизическую лабораторию и т.д. В 1944 г. 13 млн. руб. было отпущено на капитальный ремонт учебных корпусов, приобретение приборов и оборудования, культурно-просветительную и оздоровительную работу. В 1945 г. значительные для того времени средства выделялись на пополнение фондов научных библиотек МГУ, в том числе открывшейся в феврале 1944 г. после ремонта Научной библиотеки им. А.М.Горького88. После снятия блокады началась реэвакуация вузов Ленинграда. К концу 1943/44 г. возобновили работу 13 вузов, в том числе ЛГУ, политехнический, и инженерно-строительный институты, в 1944/45 г. – начал работу 31 вуз, где трудились 3260 профессоров и преподавателей и обучались свыше 18 тыс. студентов89. По постановлению СНК СССР от 7 июня 1944 г. «О мероприятиях по укреплению Ленинградского ордена Ленина государственного университета» на его развитие и проведение ремонтновосстановительных работ было отпущено 2 млн. руб. В ЛГУ были открыты два новых факультета: восточный и юридический. С 1944/45 г. в ЛГУ работали 259 профессоров и преподавателей, в том числе 50 академиков, членов-корреспондентов АН СССР и заслуженных деятелей науки90. С 1944 г. возобновились издания «Ученых записок ЛГУ», «Научного бюллетеня трудов ЛГУ», в планы издания были включены научные работы, объемом в 800 п.л. В июле 1944 г. начала работать Фундаментальная библиотека ЛГУ. В ноябре-декабре 1944 г., состоялась юбилейная сессия, которая подвела итоги работы ЛГУ за военные годы, на которой было заслушано 216 докладов и сообщений выдающихся ученых, намечены задачи в области восстановления экономики и городского хозяйства91. В марте 1945 г. по постановлению СНК СССР на развитие ЛГУ было ассигновано 5 млн. руб.92 В конце 1945 г. возобновили работу почти все вузы города Ленинграда. При помощи ученых России в 1944-1945 гг. возобновляется подготовка специалистов в вузах Украины. К началу 1945/46 г. здесь начали работу 154 вуза из 162, работавших до войны, с контингентом студентов в 101 тыс. студентов очного обучения и 37 тыс. – заочного, что составило 70% от довоенного уровня. Было открыто 5 вузов и ряд новых факультетов93. Огромные трудности представляло восстановление системы высшего образования Белоруссии, понесшей в первые дни войны и в первый период войны, оккупации и военных действий колоссальные материальные и людские потери. Только небольшая часть работников высшей школы и студентов смогла эвакуироваться в глубь страны. Многие ушли в армию, пополнили партизанские отряды, подверглись репрессиям на оккупированных территориях, были угнаны в Германию. Подготовка к восстановлению вузов республики началась в тылу на базе вузов Москвы, Урала, Поволжья. К моменту завершения освобождения республики 28 июля 1944 г. на территории Российской Федерации в значительной мере были восстановлены контингенты студентов и преподавательский состав ведущих вузов Белоруссии. В 1944 г. развернулась реэвакуация вузов Белоруссии. В августе в Минск из Подмосковья возвратился работавший на станции Сходня Белорусский университет. Весной этого же года при помощи преподавателей московских вузов он впервые за годы войны выпустил специалистов. В 1945 г. на семи факультетах БГУ работало 113 профессоров и преподавателей, обучалось 860 студентов94. Острая нехватка материальных средств, оборудования, помещений, кадров сказалась на более медленных, чем в других республиках, темпах восстановления вузов Белоруссии. Однако при помощи братских республик, особенно Российской Федерации, уже в 1944/45 г. было восстановлено 12 вузов, где обучалось 5192 студента и работало более 600 профессоров и преподавателей, а в 1945/46 г. – 24 вуза с 12,8 тыс. студентов, что составляло 59,5% от довоенной численности студентов, и работало более 1000 профессоров и преподавателей95. Обучение в вузах России шло в труднейших условиях, в разоренных войной городах. Преподаватели подчас ночевали в аудиториях и лабораториях, работа велась и в домах сотрудников, студенты же жили в большой тесноте на частных квартирах, снимая «углы» и спальные места, не имели необходимой одежды, обуви, учебников, бумаги и т.д. Однако жажда знаний, трудолюбие, взаимная поддержка помогали преодолевать неимоверные трудности. Восстановление с помощью ученых России вузов Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии тоже представляло собой сложную задачу. Оно сопровождалось коренной перестройкой высшего образования на новых началах, его демократизацией. Были предприняты меры по изменению классового состава студенчества с тем, чтобы проложить путь в высшую школу детям трудящихся, для чего при восстанавливаемых вузах были организованы подготовительные курсы. Партийные организации занимались подбором, чисткой и «воспитанием» преподавательских кадров, включая и репрессивные меры.

Во время военных действий и оккупации старейшие университеты и вузы Прибалтики были разграблены, многие преподаватели и студенты погибли в оккупации или эмигрировали. Например, Тартуский университет потерял 40% преподавателей. После освобождения от фашистской оккупации при помощи всех республик, особенно России, началось восстановление вузов. Уже осенью 1944 г. начались занятия в шести вузах Литвы, а к началу 1945 г. в республике работало почти 500 научных работников и преподавателей высшей школы (до войны 633), в том числе 36 докторов наук96. Осенью 1944 г. возобновил работу Латвийский государственный университет, Сельскохозяйственная академия и Государственная консерватория97. В этом же году были восстановлены три крупнейших вуза из 5 вузов Эстонии: Тартуский университет, Таллиннский политехнический институт, Таллиннская консерватория и открыты два новых высших учебных заведения: Художественный институт в Тарту и Институт прикладного искусства в Таллинне98. В 1945 г. в Молдавии, где по существу отсутствовала развитая система высшего образования, организуются первый в республике университет в Кишиневе и медицинский институт, создаются условия для развития научного потенциала республики, организуется аспирантура99. Возрождение и развитие вузов начиналось с восстановления их кадрового состава. В вузы возвращались преподаватели из армии, с производства, из научно-исследовательских учреждений, велась подготовка кадров через аспирантуру100; особенно интенсивно в области технических наук. К общему числу защищенных во время войны диссертаций докторские диссертации в этой области составляли более 20%, кандидатские – 32,6%101. В 1944/45 г. численность профессорско-преподавательского состава по СССР (штатных и совместителей) достигла довоенного уровня (в 1940/41 г. – 50 001, в 1944/45 г. – 50 123). Причем численность докторов наук выросла соответственно с 3069 до 3653 (штатных) и 1080 (совместителей), кандидатов наук – с 9988 до 10502 (штатных) и 1080 (совместителей), профессоров с 5353 до 5668 (штатных) и 1708 (совместителей), доцентов соответственно – с 13105 до 12038 (штатных) и 3396 (совместителей), число старших преподавателей, ассистентов и преподавателей уменьшилось102 из-за потери молодых кадров, сокращения масштабов подготовки кадров в военные годы. Огромной заслугой преподавателей и научных сотрудников высшей школы было быстрое восстановление кадрового состава профессоров и преподавателей вузов республик, подвергшихся полной или частичной оккупации. В конце 1945/46 г. была восстановлена и кое-где превзойдена численность штатного профессорско-преподавательского состава в 433 вузах РСФСР, 148 вузах Украинской ССР, а также в вузах Карело-Финской, Латвийской, Литовской, Эстонской и Молдавской союзных республик. Не полностью был восстановлен преподавательский состав вузов Белоруссии. Всего в 767 вузах в конце 1945 г. работало 50964 профессора и преподавателя103. Таблица, приведенная ниже, показывает структуру преподавательских кадров вузов республик, подвергшихся оккупации, к концу 1945/46 г.104 Таблица Штатный состав профессорско-преподавательских кадров вузов союзных республик, подвергшихся оккупации, к концу 1945/46 учебного года* Союзная республика

Число вузов, давших сведения

1

2

Российская

445

Украинс-кая

148

Белорусская КарелоФинская Латвийская

24

Литовская Эстонская Молдавс-кая

9 5 5

2 7

Всего профессоров и преподавателей 3

Профессоров всего в т.ч докторов наук 4 5

Доцентов всего в т.ч. кандидатов наук 6 7

Старших преподавателей 8

Ассистентов 9

30698 +313** 8872 –1** 1019 –285** 55

4165

2788

8787

6058

5718

12023

1108

609

2554

1575

1656

3559

112

62

358

207

264

290

5

5

20

14

18

12

600 +42** 516 538 257

91

51

158

51

20

336

91 88 35

48 44 27

134 138 53

42 35 36

125 67 78

166 250 91

_____________ * Составлена по данным ВКВШ СНК СССР: ГАРФ. Ф. 8080. Оп. 2. Д. 706. Л. 23б. ** По сравнению с довоенной численностью.

Подготовка кадров расширялась в первую очередь в вузах базовых и оборонных отраслей промышленности. Продолжалось характерное для военной поры перераспределение студентов с гуманитарных на технические военные специальности, в которых так остро нуждалась страна. В ходе войны по решению ГКО было проведено перераспределение студентов в военные академии и вузы,

индустриальные институты из университетов и педагогических вузов. В 1943/44 уч. г. были демобилизованы из армии более 4 тыс. бывших студентов старших курсов наиболее дефицитных специальностей для окончания учебы105. В результате принятых мер сеть вузов и контингенты студентов промышленности, строительства, транспорта и связи восстанавливались наиболее быстрыми темпами. По сравнению с довоенным периодом численность принятых в 1944 г. в высшие учебные заведения промышленности и строительства выросла на 36%, транспорта и связи – на 51,5%, причем процент женщин в составе студентов технических вузов за годы войны вырос с 40 до 50%, а по вузам в целом – с 58% до 81,3%106. Результатом этого процесса была феминизация корпуса специалистов после войны. Большое внимание в связи с острой нехваткой кадров уделялось развитию заочного образования. Особенно быстро развивалось заочное педагогическое образование, ибо страна испытывала острую нехватку педагогических кадров. Значительные трудности представляло возвращение вузам помещений, занятых военными организациями, и восстановление их материальной базы. В начале 1945 г. Комиссия ЦК ВКП(б), заслушав отчет по улучшению материально-бытового и культурного обслуживания студентов вузов, предложила рассмотреть вопрос об освобождении помещений 144 вузов, занятых военными организациями107. В 1945/46 г. вузам тыловых районов не только возвращались помещения, но и развернулось строительство новых зданий Новосибирского инженерно-строительного института, Московского института стали и др. Большое содействие в этом оказывали уполномоченные ЦК ВКП(б) по республикам и областям, а также руководство наркоматов. Наркоматам было поручено организовать производство необходимого оборудования и учебных пособий для обучения студентов, улучшить их питание, материально-бытовое и культурное обслуживание. Большое внимание уделялось оснащению лабораторий и вузов ведущих оборонных наркоматов. Например, такие вузы, как МАИ, МВТУ и другие по насыщенности лабораторий и кабинетов современной техникой занимали ведущие места. В ходе войны в МАИ вступил в строй ряд новых лабораторий, таких, как автоматического управления и автопилотов, испытания конструкций самолетов, радиооборудования самолетов, теории машин и механизмов, аэродинамическая, реактивных двигателей и радиолокационных устройств и др.108, которые комплектовались отечественным и импортным оборудованием, в том числе оборудованием, полученным по репарациям. Вузам освобожденных районов выделялись фонды на продовольствие и промышленные товары, строительные материалы, лабораторное оборудование, учебники, мебель. Научные учреждения и вузы тыловых районов России, АН СССР шефствовали над ними. Челябинский медицинский оказывал помощь Киевскому мединституту, работавшему на базе первого в эвакуации. Ленинградский политехнический оказывал помощь Львовскому политехническому институту, Московский университет – Харьковскому, Ростовскому, Минскому университетам, Наркомпрос РСФСР в 1945 г. направил в Западную Белоруссию 200 тыс. экземпляров учебников, 10 библиотек для вузов. Кишиневскому университету и Кишиневскому пединституту были посланы библиотеки в 10 тыс. томов, Кишиневскому сельхозинституту – 6400 книг. Всего для Молдавии было собрано 49 библиотек по 90 тыс. книг109. Все высшие учебные заведения были обеспечены подпиской на важнейшие общественно-политические газеты и журналы. В 1944 г. было издано 200 учебников для вузов тиражом около 2 млн. экз.110 Авторами их были выдающиеся ученые России. Восстановление вузов производилось руками студентов, преподавателей, научных сотрудников. Расчистка, ремонт помещений, комплектование оборудования лабораторий, восстановление книжных фондов – все это приходилось подчас начинать с нуля. Огромная энергия, самоотверженность, колоссальный труд потребовались для того, чтобы из руин и пепла возродить здания, учебные корпуса, лаборатории, общежития вузов, наладить в них учебную и научную работу и одновременно оказывать помощь восстановлению городского хозяйства, промышленности, сельского хозяйства, культуры освобожденных и прифронтовых районов страны. За военные годы было восстановлено 300 и вновь организовано 60 высших учебных заведений, в том числе 15 технических, 7 сельскохозяйственных, 3 транспортных и связи. Большинство из них – в освобожденных районах страны111. Однако высшая школа не могла достигнуть довоенного уровня к 1945/46 г. На это потребовалось еще несколько лет. Не достигла довоенного уровня численность экономических и юридических вузов (44 и 39), университетов, педагогических и учительских институтов (406 и 347). Гуманитарному образованию не уделялось должного внимания, что впоследствии сказалось не только на развитии средней школы, но и общественных наук и культуры в целом. Острая нехватка высококвалифицированных кадров для народного хозяйства и культуры потребовала проведения решительных мер по восстановлению аспирантуры в высших учебных заведениях. Аспиранты освобождались от призыва в армию. Особенное внимание уделялось приему аспирантов в крупнейшие вузы страны, где развивались ведущие научные школы. Расширился прием в аспирантуру МГУ и ЛГУ112. В 1944/45 г. в аспирантуру 225 вузов было принято 2104 аспиранта. На 15 ноября 1944 г. 52,5% аспирантов составляли женщины, их численность по сравнению с 1940 г. выросла в 2 раза. Этот

процесс не мог не отразиться на темпах развития науки впоследствии. Более трети аспирантов было сосредоточено в вузах Москвы113, так как здесь традиционно работали наиболее квалифицированные кадры ученых и были условия для научной работы. Большие трудности при восстановлении аспирантуры испытывали вузы Ленинграда, понесшие большой урон в годы эвакуации и блокады; многие старые ученые умирали, не пережив тягот войны. В отборе и подготовке аспирантов участвовали ученые, специализировавшиеся в перспективных областях науки. Особенное внимание уделялось отбору и подготовке аспирантов в области физики, химии, технических наук. Особенное значение придавалось также подготовке аспирантов из лиц коренных национальностей союзных и автономных республик. В 1945 г. при 6 крупнейших университетах и вузах РСФСР и АПН РСФСР началась подготовка аспирантов для автономных республик114. Всего в 1945 г. в СССР насчитывалось 8,5 тыс. аспирантов (из них 6,9 тыс. – в высших учебных заведениях), в 1941 г. соответственно – 16,9 тыс. и 13,2 тыс. чел.115 Причем более половины из них специализировались в области технических наук. Увеличился удельный вес докторантуры и были созданы более благоприятные условия для защиты диссертаций. Всего за годы войны было защищено более 2380 докторских и 9736 кандидатских диссертаций116. СНК СССР в начале 1945 г. утвердил «Положение об экспертных комиссиях ВКВШ при СНК СССР», уточнил задачи, состав и порядок работы Высшей аттестационной комиссии117, что способствовало улучшению ее работы. Особенные трудности испытывались при подготовке кадров в области общественных наук. Сказывались тяжелейшие утраты, понесенные в ходе предвоенных репрессий и в годы войны, которые в значительной степени сократили высококвалифицированные кадры гуманитариев. В 1944-1945 гг. был принят ряд мер по облегчению условий подготовки аспирантов-обществоведов, численность которых сократилась по сравнению с довоенным уровнем в 6 раз118. Комплекс мер, принятых в области подготовки кадров для науки в 1943-1945 гг., способствовал послевоенному развитию науки. В 1944-1945 гг. защитили диссертации многие видные ученые: математики А.Ю.Ишлинский, А.И.Макушевич, астроном А.Б.Северный, зоолог Н.В.Лебедев, историки Б.Б.Пиотровский, Н.М.Дружинин, В.К.Никольский и другие119, внесшие выдающийся вклад в развитие отечественной науки. В 1944-1945 гг. были созданы новые специальности и кафедры в вузах. Крупнейшими наркоматами были проведены конференции и совещания по номенклатуре специальностей и утверждены новые специальности, вызванные к жизни научно-техническим прогрессом, в том числе такие, как инженерыфизики и инженеры-химики120. Во многих вузах организованы новые комплексные экспедиции, чтение новых курсов по перспективным областям знания (химия изотопов, экология животных и др.), организуются новые кафедры. Так, в 1944/45 г. в МГУ были созданы 22 новые кафедры, в том числе химической кинетики, специального органического синтеза, сейсмологии, геофизических методов исследования земной коры, геоморфологии, метеорологии и климатологии, отделение истории стран Востока. Факультет международных отношений был преобразован в самостоятельный Институт международных отношений при Наркоминделе СССР. Из МГУ был выделен Институт психологи и передан в ведение АПН РСФСР. Всего за годы войны в МГУ число факультетов выросло с 7 до 12, кафедр – с 81 до 151, лабораторий – с 64 до 101, численность преподавателей и сотрудников с 600 до 2 тыс. чел. 121 Новые специальности и кафедры организовывались в ведущих технических вузах. Например, в Московском энергетическом институте в 1944 г. была образована кафедра радиоприборов, которая занималась радиолокацией122. Число кафедр в вузах СССР выросло с 10 597 в 1943/44 уч. г. до 12879 в 1944/45 уч. г. Для их укрепления в 1944/45 г. было направлено в вузы 172 заведующих кафедрами, в том числе 52 профессора. Причем в вузы освобожденных районов Украины, Белоруссии и Молдавии – 89 заведующих кафедрами123. Особенное внимание уделялось кафедрам, представляющим перспективные направления науки. 21 февраля 1945 г. было принято постановление ГКО «О подготовке специалистов по физике атомного ядра», где была намечена программа подготовки кадров, тесно связанная с потребностями создания атомного оружия и атомной промышленности»124. Эта программа реализовалась в первые послевоенные годы.

Разработка научно-технической политики возрождения экономики Работники науки находились у истоков разработки научно-технических основ и планов возрождения экономики, участвовали в выработке наиболее эффективной технико-экономической политики восстановления и в ее реализации. Исходя из наличия материальных и людских ресурсов, совместно с производственниками они находили наиболее целесообразные пути восстановления шахт, заводов, фабрик, электростанций, промышленных и культурных объектов. Они сами непосредственно восстанавливали научно-исследовательские институты, вузы, библиотеки, музеи и т.д. Научные работники одними из первых включились в разработку планов восстановления народного хозяйства. Уже в конце 1941 г. правительственные органы поставили перед учеными-угольщиками задачу подготовить планы восстановления Подмосковного и Донецкого бассейнов. 6 декабря 1941 г. советское радио сообщило, что войска Западного фронта перешли в контрнаступление под Москвой, что группировки противника разбиты и поспешно отходят, а еще накануне, в ночь с 5 на 6 декабря, по свидетельству академика Л.Д.Шевякова, директор Института горного дела АН СССР академик А.А.Скочинский получил задание заместителя наркома угольной промышленности Е.Т.Абакумова создать комиссию по разработке предварительных мероприятий по восстановлению Подмосковного и Донецкого бассейнов125. Группа ученых под руководством А.А.Скочинского и Л.Д.Шевякова (В.И.Геронтьев, П.П.Нестеров, Б.А.Розентретер, А.П.Судоплатов, А.М.Цейтлин, Е.М.Фаерман) разработала основные положения по восстановлению шахт этих бассейнов. Одновременно были выдвинуты предложения по положению и структуре Государственной комиссии по руководству восстановлением производственных мощностей этих бассейнов. Наркомат угольной промышленности одобрил представленный проект, рекомендовал Институту горного дела в 1942 г. разработать тему «Основные направления технической политики по воссозданию производственной мощи Донецкого и Подмосковного угольных бассейнов». 16 декабря 1941 г. А.А.Скочинский и Л.Д.Шевяков при участии Е.Т.Абакумова совместно со специалистами Наркомугля составили «предварительную редакцию записки в правительство по вопросам воссоздания бассейнов...», в которой намечались первоочередные меры по их восстановлению. Рекомендации ученых были одобрены и учтены при подготовке постановления СНК СССР от 29 декабря 1941 г. «О восстановления угольных шахт в Подмосковном бассейне»126. В конце 1941 г. в Молотове (ныне Пермь) было организовано Бюро по составлению генерального плана восстановления Донбасса во главе со старейшим ученым-угольщиком А.М.Терпигоревым. Бюро в 1942 г. вошло в состав Главного управления по восстановлению шахт Донбасса под руководством наркома угольной промышленности В.В.Вахрушева127. С начала 1942 г. проблемы, связанные с возрождением экономики на освобожденных от врага и прифронтовых территориях, становятся одним из важных направлений деятельности АН СССР, республиканских академий, отраслевых институтов и вузов. Академия наук СССР приступила к разработке вопросов, связанных с восстановлением решающих отраслей народного хозяйства – топливной, энергетической, строительной, металлургической, машиностроения, транспорта и др. Специальные бригады ученых, инженеров, работников промышленности выезжают в Подмосковный бассейн и разрабатывают первоочередные меры по восстановлению электростанций, шахт, химических заводов и других объектов. Одновременно основательно разработываются проблемы восстановления народного хозяйства в отраслевых и академических институтах. В мае 1942 г. эти вопросы обсуждались на Общем собрании Академии наук в Свердловске, где было принято решение придать работам в этой области комплексный характер, а общее руководство этим направлением было поручено вице-президенту АН СССР акад. И.П.Бардину. Основное внимание научных работников уделялось разработке научно-технических проблем восстановления энергетики, угольной промышленности, черной металлургии, коксохимии, водного хозяйства, транспорта и т.д. Ученые Всесоюзной академии совместно с работниками отраслевых институтов, наркоматов, республиканских академий, отделов Госплана разрабатывают проблемы восстановления угледобычи (под руководством академиков А.А.Скочинского, А.М.Терпигорева, Л.Д.Шевякова), промышленности (под руководством академиков И.П.Бардина и С.Г.Струмилина), транспорта (под руководством В.Н.Образцова)128. О том, с каким энтузиазмом брались ученые за разработку проблем восстановления, писал в своих воспоминаниях акад.А.М.Терпигорев: «Шли бои в тысячекилометровом фронте Великой Отечественной войны, враг топтал землю Украины, Белоруссии, Прибалтики, а здесь на Урале ученые говорили о восстановлении этих районов. Речь шла о составлении научно обоснованного плана возрождения разрушенных врагом районов, и ученые приступили к составлению этого плана с большой верой в

могущество своей державы, в неминуемой разгром врага. Это было замечательное событие. В нем проявилась особенность социалистического строя, великая вера советского народа в свои неиссякаемые силы»129. Находясь в глубоком тылу, на территории Российской Федерации, в Уфе, самая крупная из республиканских академий – Украинская еще в феврале 1942 г. создала при президиуме специальную комиссию по восстановлению народного хозяйства республики под руководством президента АН УССР академика А.А.Богомольца. Секции комиссии – экономическая (под руководством З.П.Шульги), сырьевых и энергетических ресурсов (Б.С.Чернышева), строительства и строительных материалов (П.П.Будникова), горнометаллургической и химической промышленности (М.М.Луговцева), топливно-энергетическая (Г.Ф.Проскуры), восстановления сельского хозяйства (П.А.Власюка), памятников культуры (Н.Н.Петровского), транспортная – приступили к разработке тематики, предложенной Госпланом Украины. Более 150 ученых включились в работу комиссии130. Сессия АН Белорусской ССР, проходившая в Ташкенте в декабре 1942 г., также включает в свои планы разработку научно-технических проблем восстановления народного хозяйства республики131. В 1943 г. проблемы восстановления становятся одним из главных направлений деятельности Всесоюзной и республиканских академий наук. Республиканские академии координировали свою деятельность со Всесоюзной академией наук. Так, например, директор Института экономики АН УССР действительный член Украинской академии К.Г.Воблый писал академику С.Г.Струмилину, руководившему проблемой восстановления промышленности, что институт, работающий в Уфе, к июлю 1943 г. закончил разработку вопросов восстановления пищевой промышленности Украины и вел разработку вопросов восстановления металлургической, каменноугольной, машиностроительной, легкой промышленности и промышленности стройматериалов. Свои материалы в обобщенном виде институт представлял комиссии АН СССР132. Первостепенной задачей ученых была разработка стратегии и тактики восстановления топливноэнергетической базы районов, пострадавших от оккупации. Быстрыми темпами при участии ученых угольщиков, энергетиков развернулось восстановление Подмосковного бассейна. Одновременно шла разработка технической политики восстановления Донецкого басссейна. В этой работе участвовали крупнейшие научно-технические силы, в том числе Институты горного дела и геологии АН СССР, горной механики АН УССР, Кузнецкий научно-исследовательский угольный институт, Московский и Свердловский горные, Сталинский и Макеевский индустриальные институты, проектные организации133. Используя архивные документы, знания специалистов, опыт восстановления Донбасса после гражданской войны, а главное – новейшие достижения науки и техники в области угледобычи, шахтного строительства, ученые разработали принципиальные положения, легшие в основу плана восстановления Донбасса. Тщательный анализ истории развития бассейна в предвоенные годы, комплекса вопросов угледобычи, технической оснащенности и возможности каждой из шахт, анализ состояния их после оккупации, сделанный на основании обследований их в составе специальных правительственных комиссий, при учете материальных и людских ресурсов, позволили выработать научно обоснованную политику восстановления. А.М.Терпигорев писал в своих воспоминаниях, что это была исключительно сложная задача, от решения которой зависела эффективность восстановительных работ и сроки восстановления. Необходимо было решить основные технические задачи восстановительных работ, найти методы, позволяющие в кратчайший срок и с наименьшими затратами людских и материальных ресурсов произвести возрождение нескольких сот угольных шахт134. По уровню механизации Донбасс занимал перед войной одно из первых мест в мире. В основе научнотехнической политики его восстановления лежала идея не только восстановить этот уровень, но и пойти дальше, учесть накопленный в годы войны опыт и достижения мировой науки. Этого требовало и резкое сокращение ресурсов рабочей силы и снижение уровня ее квалификации в военные годы. В предвоенные годы ученые-угольщики сформулировали ряд принципиальных положений в области комплексной механизации добычи угля и внедрения элементов автоматизации. Так, например, А.М.Терпигорев, Б.А.Розентретер, С.П.Мацкевич в 1941 г. в статье «От горных комбайнов к комбинированным агрегатам» при решении проблемы комплексной механизации угледобычи впервые обосновали идею объединения нескольких специализированных машин очистного забоя в единый комбинированный агрегат с подвижной механизированной крепью, сформулировали основные положения, схему и технические требования к подобному агрегату. Группа сотрудников под руководством А.М.Терпигорева выдвинула идеи автоматизации горных машин, дистанционного управления механизмами, развитые в монографии «Автоматика и телемеханика в горном деле» (М., 1940)135. Эти прогрессивные для того времени идеи также должны были быть учтены при выработке научно-технической политики. Несмотря на ограниченность материальных ресурсов, не снимались проблемы дальнейшего технического прогресса

при восстановлении угледобычи в Мосбассе и Донбассе, ее рационализации, комплексной механизации, улучшения организации труда и технической оснащенности шахт. Реализации научно-технической политики требовала выбора правильной, наиболее эффективной тактики восстановления, разработки принципов отбора шахт и очередности их восстановления, решения ряда технических вопросов восстановления отдельных узлов и элементов шахтного хозяйства. Эти проблемы решались на основе изучения состояния шахтного хозяйства специальными комиссиями. Были созданы специальные организации по восстановлению: весной 1942 г. была утверждена структура Главного управления по восстановлению шахт Донбасса. В апреле был утвержден состав Центральной комиссии по восстановлению шахт Донбасса, которой было поручено решать основные технические вопросы восстановления, реконструкции и модернизации шахт и предприятий, а также строительства новых объектов, куда вошли ученые-угольщики и представители смежных специальностей. Летом 1942 г. Наркомуголь утвердил перечень вопросов по восстановлению производственной мощности Донбасса, которые должны были решить научные и проектные организации136. В конце 1942 г. Коллегия Наркомугля одобрила инициативу Института горного дела АН по разработке основных направлений технической политики восстановления производственной мощности Донбасса, подчеркнув, что многие положения этой работы помогут правильно решить основные технические вопросы восстановления и составить план воссоздания и дальнейшего развития бассейна. Была одобрена работа группы под руководством академиков А.А.Скочинского, А.М.Терпигорева, Л.Д.Шевякова, чл.-корр. АН СССР А.С.Ильичева, проф. А.О.Спиваковского. В декабре 1942 г. наркомат создал специальную комиссию «для разрешения основных технических вопросов и руководства всеми подготовительными работами, связанными с восстановлением шахт и подсобных предприятий в Донбассе под председательством заместителя наркома Е.Т.Абакумова, в которую наряду с инженерами и практическими работниками вошли ученые (из 12 чел. – 7 ученых – А.А.Скочинский, А.М.Терпигорев, Л.Д.Шевяков, А.С.Ильичев, заслуженный деятель науки и техники Г.А.Ломов, А.О.Спиваковский, доц. Н.Покровский). Одновременно при Наркомугле организовано специальное бюро по разработке и реализации технических и организационных мероприятий по восстановлению шахт Донбасса137. Для разрешения принципиальных технических вопросов восстановления при бюро был организован Совет консультантов из научных работников и высококвалифицированных специалистов. Совет возглавил академик А.М.Терпигорев, в него вошли академики А.А.Скочинский, Л.Д.Шевяков, профессор А.П.Герман, чл.-корр. АН СССР А.С.Ильичев, Г.А.Ломов, профессора А.О.Спиваковский, А.М.Цейтлин, Г.И.Гойхман, П.М.Цимбаревич, В.Д.Уманский, А.Л.Гапеев, Щеголев, В.И.Вейц, Глазунов и ряд инженеров138. Научные работники участвовали во всех важнейших этапах работы по восстановлению: как в разработке научно-технической политики восстановления, так и в проведении организационных и технических мероприятий в период непосредственного восстановления. Комиссия и специальное бюро при наркомате работали в тесном контакте. Ни один крупный научно-технический вопрос не решался без участия ученых. К началу 1943 г. Бюро Главного управления по восстановлению Донбасса и Институт горного дела АН СССР разработали под руководством академиков А.М.Терпигорева, А.А.Скочинского, Л.Д.Шевякова, чл.-корр. АН СССР А.С.Ильичева, профессора А.О.Спиваковского и А.П.Судоплатова «Основные направления технической политики по воссозданию производственной мощи Донецкого бассейна». Эта работа была использована при составлении генерального плана восстановления Донбасса139. Не только в тиши кабинетов, но в результате тщательного изучения производства формировались принципиальные основы научно-технической политики восстановления. Бригады ученых работали непосредственно на местах. Заместитель наркома угольной промышленности Д.Г.Оника – руководитель восстановления Мосбасса и Донбасса писал: «Нет такого специалиста горняка в нашей стране, который не знает или не слышал имен профессоров Московского горного института А.С.Ильичева и А.О.Спиваковского... В первые, самые тяжелые месяцы восстановительных работ горняки видели профессоров то в Сталиногорске, то в Донском, то в Узловом. «Учителя приехали!» – неслось от шахты к шахте, и уже одно то, что виднейшие специалисты, презрев все трудности и невзгоды, приехали из Караганды, где они работали в Горном институте, чтобы принять непосредственное участие в возрождении угольных предприятий, вселяло уверенность в успехе. Консультации и практическая помощь этих и других виднейших ученых горняков помогли строителям в ряде случаев находить быстрый и правильный путь к восстановлению и развитию бассейна на новой технической основе»140. Подмосковный бассейн, который к осени 1942 г. восстановил довоенный уровень добычи, уже в 1943 г. оказался на более высоком техническом уровне, чем до войны, и опыт его восстановления был учтен при разработке научно-технической политики возрождения Донбасса. Специалистами тщательно изучался комплекс вопросов: устанавливалась степень разрушенности шахт, объем воды, заполняющий горные выработки, обеспеченность запасами угля, численность и состав

имеющегося оборудования, людские ресурсы и т.д. При определении очередности восстановления шахт учитывалась возможность их быстрого ввода в действие, наличие коксующихся углей и т.д. При восстановлении шахт первой очередности использовалась, как правило, существующая технология, но рекомендовалось исправлять в ходе работ недостатки в организации угледобычи и в технологическом процессе. Был решен и ряд чрезвычайно трудных технологических вопросов, например, найдены наиболее целесообразные способы осушения затопленных шахт. Шахты второй очереди рекомендовалось восстанавливать на передовой технической основе, используя отечественный и зарубежный опыт. Был обобщен огромный теоретический и экспериментальный материал. Найдены смелые технические решения. Если стратегия восстановления выкристаллизовывалась в 1942 – начале 1943 г., то тактика восстановительных работ отрабатывалась в самом их ходе, когда создавались и уточнялись планы и технические проекты возрождения и строительства отдельных объектов, производились необходимые расчеты и отбирались наиболее целесообразные методы восстановления после непосредственного знакомства с состоянием шахт и предприятий Донбасса. Результаты анализировались в научных трудах. В 1943-1945 гг. вышел ряд работ ученых-угольщиков, посвященных как основным проблемам научнотехнической политики возрождения Донбасса141, так и более узким вопросам, связанным с технологией восстановления, комплексной механизацией угледобычи, реконструкцией шахт142. Таким образом, ученые-угольщики участвовали как в разработке принципиальных основ научнотехнической политики, перспективных планов восстановления и дальнейшего развития угледобычи, так и решали тактические вопросы восстановления отдельных элементов угольного хозяйства, проблемы рационализации, механизации и автоматизации угледобычи. В мае 1945 г. на технической конференции по восстановлению шахт Донбасса, где присутствовали 600 представителей научно-технических, партийных и хозяйственных организаций Донбасса и крупных городов Украины, был обобщен опыт восстановительных работ, намечены пути послевоенного развития Донецкого бассейна. С основным докладом выступил А.М.Терпигорев. В этом докладе на тему «Генеральный план восстановления шахт Донбасса и перспективы дальнейшего развития бассейна» нашли отражение основные принципы научно-технической политики восстановления угольной промышленности, выработанные в военные годы143. Потеря в первый период войны 77% мощностей по производству серной кислоты, 83% – по производству кальцинированной соды, 66% по производству синтетических красителей144 вызвала неотложную задачу строительства предприятий химической промышленности и расширения действующих на востоке страны. Без этого невозможно было наладить производство взрывчатых веществ. За счет эвакуированного из Сталиногорска (ныне Новомосковск), Горловки, Днепродзержинска оборудования были увеличены мощности Кемеровского, Березниковского и Чирчикского заводов, строительство новых заводов началось в Поволжье и на Урале, в Западной Сибири, Дальнем Востоке, Казахстане и Средней Азии. В проектировании, налаживании и усовершенствовании технологических процессов активное участие принимали ученые- химики. Сразу же после освобождения от врага оккупированной територии началось восстановление химической промышленности. Ученые-химики в 1942 г. участвовали в восстановлении крупнейшего Сталиногорского химкомбината по производству азотной кислоты. Решение о его восстановлении состоялось еще во время контрнаступления Красной Армии под Москвой. Бригада проектировщиков Гипроазота под руководством В.М.Левитина с февраля 1942 г. оказывала техническую помощь при восстановлении завода. В июле стал давать продукцию цех метанола, в декабре – началось производство и переработка аммиака по новой схеме, предложенной Е.Я.Мельниковым145. В 1942 г. сотрудники Государственного союзного института по проектированию заводов основной химической промышленности приступили к восстановлению контактно-сернокислотного цеха, к проектированию содового производства на Воскресенском химическом комбинате. В восстановлении производств на комбинате участвовали ученые Научно-исследовательского института по удобрениям и инсектофунгицидам имени Я.В.Самойлова146. В течение 1942 г. при участии химиков было восстановлено производство на 16 заводах, расширены мощности на 15 и введены в действие 11 новых химических предприятий147. К концу войны были восстановлены все заводы химической промышленности. За годы войны была разрушена почти половина энергетического потенциала СССР. Следует отметить, что во второй половине 30-х гг. необходимая для модернизации индустрии энергетика бурно развивалась и достигла больших успехов. Ученые-энергетики участвовали в разработке проектов и создании энергопропромышленных комплексов, подобных Днепровскому, Березняковскому, Урало-Кузнецкому, Магнитогорскому и Кузнецкому металлургическим комбинатам, началась электрификация железнодорожного транспорта. Велись исследования в области энергетического машиностроения, турбостроения. В результате создания отечественного машиностроения прекратился массовый ввоз машин и механизмов для энергетического хозяйства из-за рубежа148.

Для предвоенного периода развития отечественной энергетики характерны высокие темпы развития, внедрение прогрессивных технологических решений в области использования теплоэнергетического оборудования и использования установленной мощности. Опыт, приобретенный в предвоенные годы, был мобилизован в процессе возрождения энергетики в 1942-1945 гг. Вопросами восстановления энергетического хозяйства освобожденных районов руководил заместитель наркома электростанций акад. Б.Е.Веденеев, который координировал все научно-исследовательские и технические работы в системе наркомата, а по линии ГКО курировал вопросы развития энергосистем Урала, Кузбасса, Западной Сибири, работал в Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков и причиненного ими ущерба, был членом Совета научно-технической экспертизы Госплана149. Ученые-энергетики разработали комплексный метод энергетического баланса, позволивший наиболее полно учитывать взаимосвязь между отдельными частями энергетического хозяйства, а также новые схемы теплофикационных систем в зависимости от особенностей топливно-энергетических балансов. На примере расчетной модели энергобаланса Москвы коллектив под руководством чл.-корр. АН СССР В.И.Вейца проверил принципиальные теоретические выводы, которые легли в основу развития энергетики в послевоенный период150. Особое внимание уделялось внедрению более дешевых и экономичных технологических процессов, наиболее совершенного оборудования. Например, на конференции по котлотурбостроению в 1943 г. большое внимание было уделено пропаганде прямоточных котлов151. 7 июня 1943 г. СНК СССР в специальном постановлении наградил создателя прямоточного котла Л.К.Рамзина152 Государственной (Сталинской) премией и присвоил конструкции имя ее автора153. Правительственными наградами были отмечены сотрудники Бюро прямоточного котлостроения. Восстановление энергетики потребовало внедрения новой техники. 16 июня 1943 г. ГКО принял постановление № 3593с «О развитии прямоточного котлостроения в СССР», в котором говорилось, что длительная эксплуатация мощных прямоточных котлов повышенного и высокого давления на ТЭЦ Горьковского автозавода и ТЭЦ № 9 Мосэнерго и других показала их надежность, экономичность в эксплуатации и простоту в обслуживании, поэтому ГКО «в целях быстрейшего развертывания прямоточного котлостроения постановляет обязать изготовить НКТП и НК электростанций в 1943 г. – 5, в 1944 – 17 котлов общей производительностью 4620 тонн/час.» Наркомат электространций обязывался на базе эвакуированного оборудования в помещении Всесоюзного теплотехнического института (ВТИ) организовать опытный завод для изготовления приборов – автоматики системы ВТИ для прямоточных котлов, закупить по импорту паровые турбины высокого давления по 25 тыс. квт. со всем комплектующим оборудованием и другое оборудование. Работники бюро освобождались от мобилизаций и призыва в армию, служащие в армии – возвращались к своей работе. Бюро передавались ранее занимаемые им помещения и усадьба в Москве по Нарышкинской аллее. На ряде заводов размещались заказы на производство оборудования для прямоточных котлов, в том числе станки, приспособления и инструмент для производства прямоточных котлов154. В Москву согласно постановлению ГКО переводился эвакуированный из Ленинграда Центральный котлотурбинный институт, который предполагалось разместить в помещении Центрального НИИ технологии машиностроения. Более 100 инженерно-технических работников и квалифицированных рабочих Бюро прямоточного котлостроения и Центрального котлотурбинного института переводились в Москву из эвакуации и из армии. На них распространялось постановление СНК СССР от 5 июля 1942 г. о снабжении через закрытую торговую сеть по нормам особого списка, выделялись фонды на дополнительное питание, улучшенные обеды. Из армии откомандировывались в бюро 24 конструктора. Из различных организаций, в том числе из ЦНИИ – 45, Наркомата оборонной промышленности, завода № 207 Наркомавиапрома – 51 чел.155 Важным направлением деятельности ученых было участие в разработке научно-технических проблем восстановления металлургии и смежных с ней отраслей в центре и на юге страны. Ведущую роль в этом играли Институт металлургии АН СССР и Центральный НИИ черной металлургии во главе с вицепрезидентом АН СССР И.П.Бардиным, который одновременно был заместителем наркома черной металлургии и членом Совета научно-технической экспертизы Госплана. Соединяя в одном лице крупного ученого и организатора науки и промышленности, И.П.Бардин сыграл выдающуюся роль в возрождении металлургии Центра и Юга. Эта проблема также встала сразу после разгрома немецкофашистских войск под Москвой. Необходимо было срочно восстановить производство на заводах качественной металлургии – «Серп и Молот», «Электросталь», предприятиях Тульской и Липецкой группы, восточного Донбасса. Институты, занимавшиеся проблемами металлургии, включились в разработку мер по восстановлению. 13 апреля 1942 г. было принято решение ГКО о строительстве и восстановлении заводов черной металлургии, а уже к лету в основном завершилось восстановление завода «Серп и Молот» и основных цехов «Электростали», были освоены новые марки стали для военной промышлености156.

Новый разворот восстановительных работ начался осенью 1943 г. Вслед за войсками в освобожденные районы Украины в сентябре 1943 г. выехала правительственная комиссия для выяснения возможности восстановления заводов и для подготовки необходимых в связи с этим мероприятий», – вспоминал И.П.Бардин. Правительственная комиссия, в которую вошли крупные ученые и инженеры, представила Наркомату черной металлургии записку об основных мероприятиях по восстановлению металлургических заводов Юга157. К октябрю 1943 г. Институт металлургии АН СССР разработал документ «Основные направления технической политики по восстановлению черной металлургии в освобожденных от немецкой оккупации районах»158, в котором были изложены принципиальные основы политики возрождения металлургии, подчеркивалась необходимость технической реконструкции возрождаемых предприятий, нового, более рационального, размещения предприятий, устанавливались их профили и т.д. Обобщив большую работу коллективов ученых союзной и республиканских академий, отраслевых НИИ наркоматов по исследованию особенностей развития, географии черной металлургии до и во время войны, ее отраслевых и межотраслевых связей, недостатков в ее размещении, ученые-металлурги и специалисты смежных областей наметили более рациональную структуру отрасли, новые пропорции в соотношении отдельных производств на основании тщательного учета энергетической и сырьевой базы, рабочей силы. Выступая на страницах журнала «Плановое хозйство» со статьей «Некоторые вопросы восстановления черной метталургии» (1944, № 3) И.П.Бардин выделил три этапа ее восстановления: первый – это период первоначального восстановления наиболее сохранившихся цехов и агрегатов на основе имеющихся материальных ресурсов и рабочей силы, второй период – это переход на большие масштабы производства, связанного со значительным ремонтом оставшегося оборудования, ввозом эвакуированного и импортного оборудования в соответствии с потребностями военного времени. Оба они приходятся на военные годы. Третий – это период послевоенного восстановления, когда более широко ставятся задачи внедрения новой техники. В течение первых двух этапов, подчеркивал, он, осуществляется разработка основных положений дальнейшего технического развития металлургии и увязка ведущихся строительных работ с будущими планами заводов159. Это и было реализовано в 1944-1945 гг. Технический прогресс немыслим без системы технических и организационных мероприятий, охватывающих всю отрасль, указывал И.П.Бардин. Причем эти мероприятия должны учитывать то новое, что пробивает себе дорогу в технике: «Не отдельные, может быть блестящие изобретения и мероприятия, частично решающие технические задачи, а мероприятия, охватывающие всю металлургическую промышленность и обеспечивающие общий рост производительности труда, должны составлять стержень технической политики. Одновременно очень важно, чтобы своевременно было предусмотрено то новое в техническом прогрессе, что еще не имеет настоящего технического оформления, но уже несет в себе зародыш техники будущего»160. В 1943-1945 гг. И.П.Бардин опубликовал ряд работ, где рассматривались узловые проблемы технической политики восстановления и дальнейшего развития черной металлургии, прогрессивные технологические процессы и перспективы их применения в черной металлургии161. Они аккумулировали результаты научнотехнической работы в области черной металлургии в довоенные и военные годы. Идеи и методы этих работ легли в основании восстановления этой ключевой отрасли народного хозяйства. Коллективы ученых, возглавляемые академиками И.П.Бардиным, М.А.Павловым, А.А.Байковым, Э.В.Брицке, вели разработку широкого круга вопросов научно-технической политики восстановления черной металлургии на новой технической основе. Большой вклад в восстановление внес председатель Совета научно-технической экспертизы Госплана СССР акад. А.А.Байков, который разработал проект возрождения рельсопрокатной промышленности, предложив восстановить производство рельсов на заводах имени Петровского, Азовсталь, имени Орджоникидзе, имени Дзержинского162. Многое было сделано для восстановления промышлености экономистами во главе с акад. С.Г.Струмилиным. Без восстановления транспорта немыслимо было возродить народное хозяйство на освобожденных территориях и в бывших прифронтовых районах. Надо было восстановить 65 тыс. км железных дорог163, шоссейные и другие автомобильные дороги. В разработке планов возрождения транспорта видная роль принадлежала академику В.Н.Образцову, возглавившему транспортную комиссию АН СССР, С.П.Сыромятникову, чл.-корр. АН СССР В.В.Звонкову, разработавшим перспективы возрождения отдельных видов транспорта, его технической вооруженности, электрификации и эксплуатации железных дорог164. Комиссия В.Н.Образцова рассматривала перспективы восстановления транспорта в освобожденных районах, развития и технической вооруженности железных дорог, автомобильного, водного, воздушного и промышленного транспорта, узкоколейных дорог, городского трнспорта. Для В.Н.Образцова характерен комплексный

подход к решению проблем транспорта. Он рассматривал все его виды, независимо от ведомственной подчиненности как единую систему. Комплексная теория, по его мнению, должна была дать рациональный подход к транспорту в целом: «Комплексная теория транспорта позволит дать общие основы транспорта, единые для всех его видов; вместе с тем она даст возможность найти те различия, которые являются существенными для данного вида транспорта, и отделить их от случайных различий, являющихся лишь пережитками старого или недостаточным внедрением новых приемов и усовершенствований»165. Проблемы комлексного возрождения транспортной сети нашли отражение в его статье «Некоторые вопросы восстановления и дальнейшего развития транспорта». В 1944-1945 гг. он публикует серию статей, в которой обобщает опыт внедрения единого технологического процесса на железнодорожном и промышленном, внутризаводском транспорте на заводах Урала, а также рассматривает пути рационализации железнодорожного транспорта. Внедрение единого технологического процесса на железнодорожном, промышленном и других видах транспорта, по его расчетам, сокращало до 20% постои вагонов под грузовыми и техническими операциями166. Многие его идеи легли в основу возрождения транспортной сети, управления транспортом. К осени 1943 г., когда после выхода в свет постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1943 г. «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации», начался новый этап развития восстановительных работ в широких масштабах, в основных чертах уже была разработана научно обоснованная программа восстановления угольной, металлургической промышленности, энергетики, транспорта. В конце сентября 1943 г. президент АН СССР В.Л.Комаров сообщал, что Институты АН СССР закончили работы по определению технической политики возрождения Донбасса и Подмосковного бассейнов, металлургии и энергетики Юга, развитию средств сообщения и восстановлению железных дорог167. В ноябре 1943 г. Отделение технических наук АН СССР обсудило доклады И.П.Бардина, А.М.Терпигорева, В.Н.Образцова, посвященные проблемам восстановления. И.П.Бардин осветил «Основные вопросы восстановления металлургии Юга СССР». Проблемы восстановления Донбасса были рассмотрены в докладе А.М.Терпигорева «Пути восстановления угольного Донбасса». После характеристики состояния шахт были намечены основные меры по восстановлению шахт первой очереди, показано огромное значение организации водоотлива при восстановлении. Он проанализировал также вопросы реконструкции шахт второй очереди, особо выделив вопросы типизации систем разработки механизации очистных и подготовительных работ, малой механизации, модернизации шахтного оборудования и подземного транспорта. Акад. В.Н.Образцов в докладе «Восстановление и развитие путей сообщения СССР и транспорт Донбасса» сформулировал основные принципы восстановления транспорта и задачи, связанные с ним. В частности, он подчеркнул возросшую роль новых видов транспорта – авиа- и автотранспорта в структуре транспортной сети СССР, отметил особое значение мобилизации новых и местных строительных материалов, а также механизации дорожных работ. Восстановление топливно-энергетической базы на юге шло параллельно с ее восстановлением и развитием на северо-востоке страны. В военные годы под руководством А.А.Чернова велась разведка полезных ископаемых на Севере и в Печерском угольном бассейне, а под руководством чл.-корр. АН СССР И.И.Горского – в Коми АССР. К работам комплексной экспедиции в Коми АССР были привлечены научные сотрудники геолого-географических институтов АН СССР. К концу 1943 г. во исполнение постановления СНК СССР от 12 февраля 1942 г. «О развитии добычи Воркуто-Интинских углей и мероприятиях по обеспечению их вывозки», была проделана огромная работа и Печерский угольный бассейн превратился в крупный промышленный комбинат с производственной мощностью до 3 млн. т. Правительство поручило АН СССР подготовить сырьевую базу для Северо-Западного экономического района. Рабочая группа Совета по изучению производительных сил АН СССР, организованная во исполнение решения президиума АН СССР от 16 ноября 1944 г., куда вошли академики А.Е.Ферсман, А.А.Полканов, А.А.Скочинский и др. была призвана координировать усилия многих научных учреждений по разработке основ научно-технической политики развития угольно-металлургической базы на Северо-Западе РСФСР. На основе сводных материалов было подготовлено постановление ГКО от 18 января 1945 г. «О мероприятиях по развитию добычи угля и новом шахтном строительстве в Печорском бассейне в 1945 г.»168. Добыча угля в бассейне за годы войны увеличилась в 8 раз, всего было добыто 364 млн. т. В этом немалая заслуга ученых169. Проблема научно-технической политики восстановления различных отраслей экономики в 1944-1945 гг. широко обсуждались в печати. Особо следует выделить статьи выдающихся ученых и организаторов науки и промышленности в журнале «Плановое хозяйство». Многие идеи и соображения, высказанные в них, легли в основу научно-технических планов послевоенного восстановления народного хозяйства. Предложения ученых помогли решать вопросы восстановления на основе применения новой техники. Это статьи академиков А.А.Байкова, И.П.Бардина, наркома станкостроения СССР А.И.Ефремова, директора Института электросварки АН УССР академика Е.О.Патона и других.

Задачи восстановления народного хозяйства на новой технической основе нашли отражение в статье А.А.Байкова «Технический план 1944 г.» Впервые в годы войны в этом плане Совет научно-технической экспертизы Госплана обобщил все важнейшие предложения в области освоения новой техники по отдельным отраслям хозяйства и наркоматам с целью обеспечения важнейших технических требований военного времени и задач быстрейшего востановления разрушенных предприятий в районах, освобожденных от немецкой оккупации170. Например, этот план предусматривал перевод на поточный метод новых видов продукции машиностроения – производство револьверных, токарных, плоско-шлифовальных вертикальносверлильных и горизонтально-фрезерных станков. Это было тесно связано с задачами восстановления промышленности, так как в первую очередь необходимо было восстановить и модернизировать станочный парк заводов. Технический план 1944 г. предусматривал и разработку других направлений научно-технического прогресса при возрождении индустрии: внедрение автоматической сварки под флюсом в новые области техники, усовершенствованных способов получения серной и азотной кислоты и т.д. Разработка научно-технической политики возрождения народного хозяйства была длительным процессом. Важнейшие его результаты фиксировалась в постановлениях ГКО, СНК СССР и ЦК ВКП(б), реализовались в планах восстановления и развития народного хозяйства. К маю 1944 г. Госплан совместно с СНК СССР и СНК союзных республик, отраслевыми наркоматами составил первый вариант перспективного плана восстановления и развития народного хозяйства освобожденных районов171. Во второй половине 1944 – начале 1945 гг. продолжалась разработка перспективных планов развития индустрии в послевоенное время. С ними были тесно связаны и перспективные планы развития науки и подготовки кадров, в первую очередь, в тех отраслях, которые помогли решать неотложные задачи промышленности. Крупные ученые АН СССР в течение 1944 г. подготовили рекомендации по развитию физико-математических, химических, геолого-географических, технических, биологических и общественных наук. Особенное внимание уделалось развитию перспективных направлений науки и техники: изучению атомной энергии, ядерных реакций, полупроводников, электрохимии и т.д. В октябре 1944 г. перспективы развития научных исследований, представленные отделениями АН СССР, были одобрены на Общем собрании АН СССР. Рекомендации ученых реализовались в планах научно-исследовательских работ. Важной задачей была увязка научно-исследовательских работ с планами возрождения народного хозяйства. Крупные ученые и специалисты отраслевых наркоматов к началу 1945 г. представили около 1000 тем, нуждающихся в немедленной разработке. Комиссии из ведущих специалистов и ученых, учитывая эти заявки, составляли перспективные планы научно-исследовательской работы вузов. В них участвовали 426 ученых, в том числе 35 академиков, 18 членов-корреспондентов АН СССР, 257 профессоров (среди них – Е.А.Чудаков, И.П.Бардин, В.Л.Поздюнин, С.Н.Давиденков, Э.А.Сатель и др.)172. В этих планах видное место также занимали перспективные направления развития науки и техники, поисковые работы. Работы, связанные с разработкой научно-технической политики возрождения экономики, выполненные учеными в 1944 – первой половине 1945 г., легли в основу послевоенного восстановления народного хозяйства и культуры. Научные работники также непосредственно участвовали в восстановлении промышленных объектов, городского хозяйства, энергосистемы городов и т.д. Для решения многочисленных технических вопросов, консультаций при научных инженерно-технических обществах возникали комиссии по восстановлению, которые участвовали в разработке инструкций, рекомендаций, пособий по различным вопросам восстановительных работ. В работе Совета научно-технической экспертизы при Госплане СССР и НТС наркоматов, которые активизировали свою деятельность в 1944-1945 гг., большое место занимали проблемы возрождения народного хозяйства. Научные работники и преподаватели вузов совместно со студентами восстанавливали вузы и НИИ на освобожденных территориях, участвовали в подготовке кадров для народного хозяйства. Росли масштабы и объем технической помощи ученых России возрождаемой индустрии. Большой вклад в восстановление экономики освобожденных районов внесли ученые Москвы, Ленинграда, Урала, Сибири, Поволжья, национальных республик РСФСР. Наиболее важной стратегической задачей ученых была разработка научно-технических основ восстановления и развития экономики страны. Значительная часть этой задачи была выполнена еще в военные годы. Возрождение промышленности опиралось на возрождение и расширение научно-исследовательского комплекса, сети отраслевых НИИ.

Перспективные исследования

Война оказала огромное и разнообразное влияние на развитие науки и техники. Это влияние исчерпывающе пока не изучено. Но, прежде всего, ученые, реализуя свои разработки, столкнулись с условиями массового производства, с его технологией, что оказало благотворное воздействие на темпы и методы их работы. В процессе решения прикладных, оборонных проблем они развивали фундаментальную науку, открывали новые явления, разрабатывали перспективные научные направления, концентрируя свое внимание на «точках роста» науки. Акад. А.Ф.Иоффе, анализируя работу ученыхфизиков в первый период войны, подчеркивал: «На задачах этой войны мы не только научились поновому работать, не только выработали новые, гораздо более тонкие, четкие и достоверные приемы наблюдений, но открыли целый ряд новых явлений в ходе решения задач, выдвигаемых фронтом»173. Невозможно перечислить все фундаментальные работы военных лет, впоследствии в значительной степени определившие сущность современной научно-технической революции середины XX в. Потребности восстановления и послевоенного развития страны, важные результаты развития науки и новые проблемы, выдвинутые в ходе войны, позволили Общему собранию АН СССР еще в сентябре 1943 г. поставить перед учеными задачу – дать оценку современному состоянию науки с тем, чтобы сосредоточить силы на наиболее перспективных направлениях, связанных с оборонной тематикой и таких, которых могли бы обеспечить советской науке передовое место в мировой науке. В области обороны предлагалось выделить проблемы, связанные с основными направлениями развития науки. В докладе председателя Совета научно-технической экспертизы Госплана СССР вице-президента АН СССР акад. А.А.Байкова предлагалось выявить на основе оценки современного состояния науки наиболее важные направления научных исследований, которые «в данный момент и в ближайшие годы представляют наибольшую важность, наибольшее значение». Общее собрание АН СССР поставило перед отделениями задачу установить, какие основные проблемы стоят перед отдельными науками, дать оценку состояния разработки этих проблем в отечественной науке в сравнении с мировой, наметить очередность их разрешения и выделить те из них, которые следует разрешить в 1944 г. Отделениям АН СССР было поручено разработать и обсудить в 1944 г. генеральную перспективу развития соответствующих наук174. К составлению и обсуждению докладов была привлечена научная общественность, они были утверждены общими собраниями отделений. При составлении перспективных планов учитывались как уровень мировой науки, так и реальные силы и возможности отечественной науки. В октябре 1944 г. представленные отделениями доклады были одобрены Общим собранием Академии. Рекомендации отделений реализовались в планах научно-исследовательских работ175. Проведенная в 1943-1945 гг. оценка перспектив развития науки и выработка основных направлений ее развития, в которой участвовали крупные ученые, охватили все основные отрасли; была проанализирована тематика исследований, выделены наиболее актуальные проблемы, составлены сборники основных научных проблем по отраслям наук, которые позднее помогли при выработке перспективного плана развития науки176. Основное внимание было уделено изучению ядерной физики, физики полупроводников, электрохимических реакций и т.п. перспективных направлений. 13 ноября 1944 г. состоялась беседа И.В.Сталина с президентом Всесоюзной академии В.Л.Комаровым о перспективах развития науки, о неотложных нуждах науки и о подготовке к празднованию 220-летия АН СССР в июне 1945 г. В отчете о ней говорилось, что наряду с научно-техническими работами оборонного характера большое внимание необходимо было уделить широким фундаментальным исследованиям, связанным с топливно-энергетической базой и сырьевой индустрией, информационному (в том числе снабжению иностранной литературой) и материально-техническому обеспечению исследований, а также усилению координационных функций Всесоюзной академии177. В ходе противоборства с противником на одно из первых мест с конца 1942 г. выдвинулась задача создания ядерного оружия и средств его доставки. Советское правительство выделило средства и создало организационные условия для развития теоретических исследований и экспериментальных работ в области расщепления атомного ядра и решения проблемы создания ядерного оружия. Предпосылки и заделы для решения этой задачи были созданы в предвоенные годы, когда одним из наиболее перспективных направлений развития науки стала физика атомного ядра и космических лучей. Эти направления развивались под руководством будущих академиков И.В.Курчатова и А.И.Алиханова в ЛФТИ, Л.В.Мысовского, В.Г.Хлопина и их учеников – в Радиевом, К.Д.Синельникова – в Украинском физико-техническом институте в Харькове, С.И.Вавилова – в ФИАНе и Н.Н.Семенова в Институте химфизики, а также в других учреждениях. Эти направления развивались, не только не отставая от мировой науки, но подчас и опережая ее. К середине 30-х гг. относятся такие достижения отечественной науки, как создание теории α-распада Г.А.Гамовым (1928), новая протонно-нейтронная модель ядра Д.Д.Иваненко (1932), идея обмена ядерных сил И.Е.Тамма (1934). Д.В.Скобельцын и Л.В.Мысовский изучали процессы распада в космических

лучах на уровне земли, В.И.Векслер и С.Н.Вернов – в верхних слоях атмосферы. В.Г.Хлопин получил радий для медицинских целей, а также ряд естественных радиоактивных элементов. Открытия в ядерной физике в 30-е гг. следовали одно за другим. В 1932 г. были открыты нейтрон, дейтерий и его ядро, параллельно Э.Резерфорд, Д.Кокрофт, Э.Уолтон – в Англии, К.Д.Синельников, А.И.Лейпунский, А.К.Вальтер и Г.Д.Латышев – в СССР (Харьков) расщепили ядро лития пучком протонов. Важную роль сыграло создание акад. Н.Н.Семеновым теории разветвленных химических реакций. В 1933 г. в СССР было принято решение о строительстве первого в Европе циклотрона в Радиевом институте в Ленинграде, началось проектирование более крупного циклотрона в ЛФТИ, состоялась первая Всесоюзная конференция по атомному ядру, в которой приняли участие известные французские ученые-ядерщики Ирен и Фредерик Жолио-Кюри, только что открывшие явление искусственной радиоактивности, и ряд других крупнейших физиков мира. Конференция явилась важным этапом в развитии отечественной физики. 1934 г. принес открытие новых явлений – испускания электронно-позитронных пар возбужденными ядрами (А.И.Алихановым и М.И.Козодаевым), а также знаменитого «черенковского свечения» (П.А.Черенков под руководством С.И.Вавилова). Теорию этого явления развили И.Е.Тамм и И.М.Франк. В 1935 г. И.В. и Б.В.Курчатовы и Л.И.Русинов открыли явление изомерии радиоактивных ядер. Всего в СССР в 1932-1935 гг. было опубликовано более 100 работ в области ядерной физики. В 1936 г. Я.И.Френкель предложил теорию деления атомного ядра, исходя из капельной модели ядра, которая позднее была развита в работах Н.Бора и Л.Д.Ландау, в 1939 г. он сформулировал основы теории деления тяжелых ядер, предсказав спонтанное деление. Я.Б.Зельдович и Ю.Б.Харитон (позднее академики) первыми развили теорию и дали расчет цепной реакции деления урана-235. Г.Н.Флеров (позднее академик) и К.А.Петржак под руководством И.В.Курчатова в 1940 г. открыли новый тип радиоактивного превращения – спонтанное деление ядер урана. Все эти и ряд других открытий выдвинули советскую ядерную физику на самые передовые рубежи науки. Подчеркивая самостоятельный характер ядерных исследований в СССР, участник «уранового проекта» главный конструктор атомной бомбы акад. Ю.Б.Харитон писал в «Известиях»: «Задолго до получения какой-либо информации от наших разведчиков сотрудниками Института химфизики Я.Зельдовичем и автором этой статьи в 1939 и в 1940 г. был произведен ряд расчетов по разветвленной цепной реакции деления урана в реакторе как регулируемой и управляемой системе. В качестве замедлителей нейтронов тогда авторами предлагалось использовать тяжелую воду и углерод. В те же предвоенные годы Г.Флеровым и Л.Русиновым экспериментально были получены важные результаты по определению ключевого параметра цепной реакции – числа вторичных нейтронов, возникающих при делении ядер урана нейтронами. В ряде фундаментальных достижений этого периода было и открытие Г.Флеровым и К.Петржаком самопроизвольного, без облучения нейтронами деления ядер урана. Перечисленные результаты, как и другие важные работы советских физиков, были сразу опубликованы в научных журналах и явились основой решения атомной проблемы в СССР. Кроме того, Я.Зельдовичем и мною были выявлены условия возникновения ядерного взрыва, получены оценки огромной разрушительной мощи. Сообщение на эту тему было сделано нами летом 1939 года на семинаре в Ленинградском физико-техническом институте. Позднее, в 1941 г., нами с участием И.Гуревича была уточнена критическая масса урана-235 и получено ее весьма правдоподобное, но из-за приближенного знания ядерных констант, конечно, неточное значение. Однако эта часть наших работ не была тогда опубликована из-за введенных к тому времени требований секретности»178. Я.Б.Зельдович и Ю.Б.Харитон не только выявили условия поддержания цепной реакции деления урана, ведущей к освобождению колоссальной энергии взрыва, но и опровергли миф о возможности подобной реакции в природном уране-238179. Одним из первых, кто до войны обратил внимание советского правительства на возможность создания «урановой взрывчатки» был директор Института химической физики АН СССР акад. Н.Н.Семенов. Его письмо в правительство, относящееся к 1939 г., осталось без ответа, и, по-видимому, до сих пор не найдено180, но он был одним из тех, по словам Ю.Б.Харитона, кто неизменно продвигал решение этой проблемы как в научном, так и в организационных аспектах, «кто предопределил наш успех в решении урановой проблемы»181. К июлю 1940 г. относятся предложения академиков В.И.Вернадского, В.Г.Хлопина и А.Е.Ферсмана о создании урановой комиссии при АН СССР. Одним из первых в России гениальный русский ученый В.И.Вернадский понял значение радиоактивности и «урановой проблемы» для будущего человечества. В письме от 17 июня 1932 г. своему ученику Б.Л.Личкову он отмечал «большой сдвиг в области радиоактивности», который «очень мало отразился в нашей литературе, хотя в первый раз мы, кажется, не отстали. Во всяком случае, эти новые явления – разлом атомов урана – одновременно открыты и в Радиевом институте»182.В июне 1940 г., получив письмо от сына, историка Г.В.Вернадского, из Вашингтона с вырезкой статьи из «Нью-Йорк Таймс» от 5 мая 1940 г. «Громадный источник мощи,

открытый наукой в энергии атома», где говорилось об исследованиях и практическом использовании атомной энергии урана, В.И.Вернадский отмечал в дневнике: «Никогда не думал, что доживу до реальной постановки вопроса об использовании внутриатомной энергии»183. В письме сыну от 5 июля 1940 г. он писал: «Спасибо за присылку вырезки из «New-York Times». Это было первое известие об этом открытии, которое дошло до меня и до Москвы вообще. Я немедленно двинул дело. 25.VI. образована в Академии «тройка» под моим председательством (Ферсман и Хлопин)»184. Она была создана на заседании геолого-географического отделения АН СССР для выработки плана по развитию работ в области урана в СССР и организации исследования урановых руд. 16 июля 1940 г. на заседании Президиума АН СССР комиссии в составе В.И.Вернадского, В.Г.Хлопина и С.И.Вольфковича было поручено к 1 августа разработать план по использованию внутриатомной энергии урана, созданию методов разделения изотопов урана и управлению процессами радиоактивного распада, а также подготовить проект записки в СНК СССР185. На следующий день, 17 июля 1940 г., Вернадский в дневнике записал: «Огромное большинство не понимает исторического значения момента. Любопытно – ошибаюсь ли я или нет? Надо записку в Правительство. Превратить Урановый центр при геолого-географическом отделении в Комиссию при Президиуме. Ввести в нее физиков и химиков»186. Инициатива В.И.Вернадского привела к образованию 30 июля 1940 г. Президиумом АН СССР урановой комиссии. По докладу В.И.Вернадского «О мероприятиях по дальнейшему изучению и возможному использованию внутриатомной энергии урана» (Постановление Президиума АН СССР от 16 июля 1940 г.) при нем была образована Комиссия по проблеме урана. Основными задачами комиссии были: «а) определение тематики научно-исследовательских работ институтов АН СССР в области изучения урана; б) организация разработки методов разделения или обогащения изотопов урана и исследований по управлению процессами радиоактивного распада; в) осуществление координации и общего руководства научно-исследовательскими работами АН СССР по проблеме урана». В комиссию вошли академики В.Г.Хлопин (председатель), В.И.Вернадский (заместитель председателя), А.Ф.Иоффе (заместитель председателя), А.Е.Ферсман, С.И.Вавилов, П.П.Лазарев, А.Н.Фрумкин, Л.И.Мандельштам, Г.М.Кржижановский, П.Л.Капица, старшие научные сотрудники: И.В.Курчатов (Радиевый институт АН СССР), Д.И.Щербаков (Институт геологических наук АН СССР, секретарь Комиссии), Ю.Б.Харитон (Институт химической физики АН СССР), А.П.Виноградов (профессор, заместитель директора Биогеохимической лаборатории АН СССР). К 20 сентября 1940 г. Комиссия обязывалась разработать и внести на утверждение Президиума план научно-исследовательских работ АН СССР по проблеме урана на 1941 г., «определить размеры ассигнований и количество материалов и металлов (урана и цветных металлов), необходимых для этих работ»; организовать изучение урановых месторождений, для чего командировать осенью 1940 г. в Среднюю Азию бригаду АН СССР под руководством А.Е.Ферсмана187. Бригаде поручалось представить в Президиум АН СССР «проект мероприятий, связанных с созданием государственного фонда металлического урана». Радиевому институту предлагалось закончить в текущем году «дооборудование действующего циклотрона»; Физико-техническому – окончить не позднее первого квартала 1941 г. строительство более мощного циклотрона; ФИАНУ – подготовить к 15 октября 1940 г. программное задание, проект и т.п. по строительству нового мощного циклотрона в Москве188. Комиссии по проблеме урана поручалось подготовить к декабрю 1940 г. доклад об изучении и возможном использовании ядерной энергии урана. «В последний раз, – писал сотрудник И.В.Курчатова И.Н.Головин, – открыто урановая проблема обсуждалась на Всесоюзном совещании по физике атомного ядра в ноябре 1940 г. Курчатов и Харитон выступили с обстоятельными докладами об условиях осуществления цепной реакции. Этот год внес ясность во многие вопросы. Опираясь на полученные экспериментальные результаты и теоретические оценки, Курчатов четко наметил основные пути использования ядерной энергии и указал на технические трудности, с которыми придется встретиться при практическом решении задачи. На совещании остро встал вопрос об обращении к Правительству за ассигнованиями больших средств на строительство уранового котла... В Президиум АН СССР он направил план развития работ по цепным ядерным реакциям. Военное значение работ по урану становилось все более очевидным, но публикации были прекращены полностью только во время войны»189. Несмотря на инициативы ученых, до начала войны решение этой проблемы в СССР так и не было поднято на государственный уровень, как это удалось ученым в США, Англии и Германии. С начала войны исследования в области атомного ядра прекратились, ученые переключились на решение оборонных задач. К атомной проблеме возвратились только в ходе войны. В 1941 г. с инициативой о возобновлении исследований выступил 29-летний физик-ядерщик, Г.Н.Флеров. Вступив в начале войны в народное ополчение, он был направлен на курсы инженеров в

Военно-Воздушную академию, которая затем была эвакуирована из Пулкова под Ленинградом в г. Йошкар-Ола. В 1988 г. Флеров вспоминал, как во время учебы у него возникла идея обращения в правительство: «...занимаясь учебой, я вновь и вновь возвращался к тому, что мы делали в Физико-техническом институте в Ленинграде. Вспоминал работы Харитона и Зельдовича. И как-то для меня состоялся, быть может, «переход количества в качество». Я тогда «на пальцах» считал и понял, что бомба с использованием урана-235 или плутония (наши физики тогда уже знали из публикаций об открытии «экарения» и «эка-осмия», т.е. по современной терминологии, соответственно, нептуния и плутония) может быть реализована в «пушечном варианте» – все целиком зависит от того, какой период спонтанного деления у этих элементов... Я уже думал тогда не столько о том, как сделаем мы, а как попытаться узнать, не делают ли немцы. Действительно, в то время казалось: если кто-то и сможет сделать атомную бомбу, то это будут не американцы, не англичане, не французы, а именно немцы. У них была великолепная химия, технология получения металлического урана, они вели эксперименты по разделению изотопов урана на центрифугах и располагали великолепными физиками. Наконец, у немцев была тяжелая вода и запасы урана. И первое чувство было такое, что немцы могут сделать эту штуку. А к чему бы это привело, было ясно...»190. Флеров стал настойчиво просить у командования командировку в Казань для «выработки плана мероприятий» в «малом» президиуме АН СССР совместно со специалистами Физтеха, находившегося в Казани. Начальство поняло курсанта, и он был командирован в Казань, куда прибыл 17 декабря 1941 г.191 20 декабря Г.Н.Флеров сделал доклад на семинаре, в присутствии членов «малого» президиума АН СССР и актива ЛФТИ (А.Ф.Иоффе, В.Г.Хлопина, П.Л.Капицы, Д.Г.Алхазова, Л.А.Арцимовича, И.И.Гуревича и ,возможно, Я.Б.Зельдовича). Главных героев будущего атомного проекта – И.В.Курчатова и Ю.Б.Харитона не было на семинаре. Доклад был одобрен П.Л.Капицей. «Результат семинара был такой, что пока заниматься не нужно...»192. Однако Флеров не был обескуражен. Знакомясь с библиотеками Казани и Воронежа, он обнаружил, что атомная тематика повсюду засекречена, ибо не было никаких откликов на публикацию об открытии спонтанного деления ядер урана Г.Н.Флеровым, К.А.Петржаком в 1940 г.193 И именно это подтверждало его убеждение в необходимости возобновления ядерных исследований. Все более убеждаясь, что прекращение исследований в этой области становится опасным для страны, уступающей инициативу Германии, Англии и США, Г.Н.Флеров пишет осенью 1941 г. и в начале 1942 г. несколько писем председателю ГКО И.В.Сталину, уполномоченному ГКО по науке, председателю ВКВШ при СНК СССР С.В.Кафтанову и И.В.Курчатову. Первое письмо И.В.Сталину∗, судя по тексту письма С.В.Кафтанову, отправленному в ноябре 1941 г., также было написано в ноябре 1941 г. Следующее письмо С.В.Кафтанову он отправил в январе 1942 г.194 В письмах он обосновал и развивал идею возобновления ядерных исследований. В письме И.В.Курчатову 22 декабря 1941 г. из Казани Г.Н.Флеров писал о необходимости продолжать работу по урану, так как, по его мнению, в этом вопросе «проявлена непонятная недальновидность». У меня есть убежденность, продолжал он, что «рано или поздно, а ураном придется заниматься»195. Далее он перешел на профессиональный язык, развивая ряд перспективных идей и предложений. Он переслал И.В.Курчатову рукопись (до сих пор неопубликованной) своей статьи «К вопросу об использовании внутриатомной энергии», с которой И.В.Курчатов не расставался до своей кончины. Как пишет Ю.Н.Смирнов, в ней Флеров дал принципиальную схему «пушечного» варианта атомной бомбы и привел соответствующий рисунок. В рукописи Флеров выдвинул важнейшую идею о способе приведения атомной бомбы в рабочее состояние: «Для быстрого изменения критерия устойчивости на достаточно большую величину мы считаем наиболее целесообразным использование сжатия активного вещества»196. Когда, позднее, в марте 1943 г., Курчатов ознакомился с данными разведки, он написал заместителю председателя СНК СССР М.Г.Первухину, что «этот способ приведения урановой бомбы в действие...для советских физиков...не является новым. Аналогичный способ был предложен нашим физиком Г.Н.Флеровым; им была рассчитана необходимая скорость сближения обеих половин бомбы»197. Так что основные идеи были высказаны отечественными учеными независимо от зарубежных. Информация разведки шла «вдогонку тому, что мы уже знали»198. Особенного внимания заслуживает письмо Г.Н.Флерова И.В.Сталину в апреле 1942 г. Во ведении, обращенном к секретарю Сталина, он трезво оценивал невозможность продвинуть эту проблему силами Академии без политического решения правительства, а осторожную позицию директора ЛФТИ А.Ф.Иоффе назвал близкой «к самому настоящему преступлению». Подчеркивая, что есть сведения, что этим вопросом усиленно занимаются за границей. Флеров писал, обращаясь к секретарю Сталина: «Ну, и что безусловно правильно, это то, что решение задачи приведет к появлению ядерной бомбы, эквивалентной 20-30 тысячам тонн взрывчатого вещества, достаточного для полного уничтожения или Берлина или Москвы, ∗

Оригинал его не найден.

в зависимости от того, в чьих руках эта бомба будет находиться. Однако этот вопрос либо замалчивается, либо от него просто отмахиваются: уран – фантастика, довольно с нас фантастики, кончится война – будем на свободе заниматься этим вопросом»199. Он просил «получить у наших осведомляющих органов полные сведения о том, какая работа по урану в настоящее время проводится в Германии, Англии, САСШ, и приложить их к моему письму для ознакомления с ними товарища Сталина»200. К письму И.В.Сталину Флеров приложил копию своего письма С.В.Кафтанову от января 1942 г., где он предлагал созвать совещание по урану и дать ему возможность познакомиться перед совещанием с материалами о работе над ураном за границей, записками участников совещания, а также с иностранными физическими журналами с 15 июля 1941 г. Наступательный стиль его письма Сталину напоминает стиль писем П.Л.Капицы в правительство: «Вот уже 10 месяцев прошло с начала войны, и все это время я чувствую себя, и действительно очутился, в положении человека, пытающегося головой прошибить каменную стену. В чем я ошибаюсь? Переоцениваю ли значение «проблемы урана»? – Нет, это неверно. Единственно, что делает урановые проекты фантастическими – это слишком большая перспективность в случае удачного решения задачи.. В письме к тов. Кафтанову я указал 10-20% вероятности удачного решения вопроса, и эта величина ни в коем случае не приуменьшена... Мне кажется, что если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-где даже их опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку, добровольно сдавая завоеванные позиции... Мы сражаемся, работаем и стараемся делать это как можно лучше, – пишет он, – но меня все время мучит, что уран оставлен, между тем, как я чувствую, что даже сейчас в тяжелых условиях войны с 10-месячным отставанием, мы все же смогли бы очень много сделать, работая в этой области»201. Он предлагал в письме Сталину созвать совещание в составе академиков А.Ф.Иоффе, А.Е.Ферсмана, С.И.Вавилова, В.Г.Хлопина, П.Л.Капицы, акад. АН УССР А.И.Лейпунского, профессоров Л.Д.Ландау, А.И.Алиханова, Л.А.Арцимовича, Я.И.Френкеля, И.В.Курчатова, Ю.Б.Харитона, Я.Б.Зельдовича, докторов А.Б.Мигдала, И.И.Гуревича, вызвать из армии К.А.Петржака и самого автора письма, чтобы он мог сделать доклад по проблеме. Флеров просил о присутствии на совещании самого вождя или лица, его замещающего, и подчеркивал, что «на письмо и 5 телеграмм тов.Кафтанову ответа я не получил... Это и есть та стена молчания, которую, я надеюсь, Вы поможете мне пробить, так как это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду, когда заграница, решив задачу, покажет; когда удастся решить задачу в Германии, Англии и САС...»202. Патриотический пафос писем, глубокая убежденность в своей правоте, одержимость и напор автора, который почти диктует, что необходимо сделать, как поступить «вождю всех времен и народов» беспрецедентны. Не опасаясь упреков в личных эгоистических соображениях, он уверен, что подлинный патриотизм может проявиться только в решении этой глобальной научно-технической задачи, его не смущают ранги и положение резко критикуемых им академика А.Ф.Иоффе и С.В.Кафтанова, которых он считает тормозами в решении этой огромной важности проблемы. С полным основанием исследователь проблемы Ю.Н.Смирнов ставит инициативы Флерова в один ряд с инициативой Лео Сциларда и Альберта Эйнштейна, которые в октябре 1939 г., опасаясь создания в фашистской Германии атомной бомбы, обратили внимание президента США Ф.Рузвельта на грозящую опасность и добились организации «Манхэттенского проекта». Инициатива Флерова подкреплялась и данными разведки. В сентябре 1941 г. советский резидент в Англии В.Б.Барковский передал в «Центр» доклад «Уранового комитета» премьер-министру Великобритании У.Черчиллю о состоянии разработки атомной проблемы и о начале работ по сооружению заводов для изготовления компонентов атомного оружия. Следующее сообщение пришло в октябре 1941 г., но только 10 марта 1942 г. Берия проинформировал об этом Сталина203. Письма Флерова, агентурное сообщение Берия и по-видимому записи убитого немецкого офицера, захваченные партизанами и переданные полковником И.Г.Стариновым в Научно-технический совет при уполномоченном ГКО по науке С.В.Кафтанове, наводившие на мысль о работе над «сверхоружием» в Германии, – все это вместе взятое послужило импульсом для возобновления ядерных исследований. Весной 1942 г. в ГКО были направлены предложения за подписью С.В.Кафтанова и акад. А.Ф.Иоффе о необходимости создания научного центра по проблеме ядерного оружия204. В 1985 г. С.В.Кафтанов вспоминал, что этот документ «ГКО послал на заключение в разные ведомства, а потом все полученные заключения – мне для подготовки на ГКО... Докладывая вопрос на ГКО, я отстаивал наше предложение. Я говорил: «Конечно, риск есть. Мы рискуем десятком или даже сотней миллионов рублей...». Сталин походил, походил и сказал мне: «Надо делать»...Флеров – оказался инициатором принятого решения»205. Скурпулезно сопоставляя факты из воспоминаний С.В.Кафтанова, его первого помощника по НТС при ГКО С.А.Балезина, Г.Н.Флерова, М.Г.Первухина, Ю.Н.Смирнов делает вывод, что письма Флерова в высокие инстанции достигли цели, ибо он был отозван с Юго-Западного фронта в 10-х числах июля 1942 г. в Москву для беседы с профессором С.А.Балезиным, который просил его «сформулировать предложения о том, с чего надо начинать»206. Постепенно предложения Флерова стали реализовываться.

Однако в связи с тяжелом положении на фронте летом 1942 г. в фазу практической организации эта проблема не вступила. Позднее, 28 сентября 1942 г., ГКО издал распоряжение № 2352сс (совершенно секретно) «Об организации работ по урану», в котором Академия наук СССР (акад. А.Ф.Иоффе)обязывалась «возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному Комитету Обороны к 1 апреля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива». Для этой цели предлагалось «организовать при Академии наук специальную лабораторию атомного ядра». К 1 апреля 1943 г. произвести в лаборатории атомного ядра исследования осуществимости расщепления ядер урана – 235»207. АН УССР (акад. Богомолец) поручалось под руководством харьковского профессора, эмигранта из Германии Ф.Ланге разработать проект лабораторной установки для выделения урана – 235 методом центрифугирования и к 20 октября 1942 г. сдать технологический проект казанскому заводу «Серп и молот» для изготовления лабораторной установки центрифуги. В Распоряжении ГКО содержались организационные и материально-технические мероприятия по созданию лаборатории атомного ядра. Лаборатории отводилась площадь 500 кв.м. в г. Казани208. ГКО намечались также перспективы поиска и переработки урановых руд . Спустя месяц издается постановление ГКО № 2542 сс от 27 ноября 1942 г. «О добыче урана», которое содержало ряд мер по организации разведки, исследования урановых месторождений, добычи и переработки урановых руд и получения концентратов и урановых солей. На Радиевый институт (акад. В.Г.Хлопин) возлагалась задача совместно с Институтом удобрений и инсектофунгисидов и Уральским институтом механической обработки полезных ископаемых разработать технологическую схему получения солей урана209. Таким образом, в конце 1942 – начале 1943 г. правительство приступает к созданию организационных условий для развития работ по атомной проблеме, не откладывая ее решения на послевоенный период, ибо опасность столкнуться с ядерным оружием в руках противника тогда казалась вполне реальной: в Германии уже велись подобные работы, а союзники не собирались делится ядерными секретами. 11 февраля 1943 г. ГКО принял решение «Об организации научно-исследовательских работ по использованию атомной энергии». И.В.Курчатов, молодой энергичный физик-ядерщик, в начале войны занимавшийся оборонными работами на флоте – противоминной защитой кораблей, а с декабря 1941 г. – проблемами танковой брони, осенью 1942 г. был отозван из Казани в Москву и назначен научным руководителем урановой проблемы в СССР. На первых этапах куратором этих работ был член ГКО В.М.Молотов, а затем заместитель председателя ГКО Л.П.Берия. К организации работ были привлечены руководители наркоматов и ведомств. На заместителя председателя СНК СССР и наркома химической промышленности М.Г.Первухина возложена задача координации работ и оказания им всесторонней помощи. Еще в ноябре 1942 г. И.В.Курчатов подготовил записку о возобновлении ядерных исследований и после рассмотрения ее в ГКО вместе с Ю.Б.Харитоном, Я.Б.Зельдовичем, А.И.Алихановым, И.К.Кикоиным, Г.Н.Флеровым разработал мероприятия, необходимые для их начала210. Из записки И.В.Курчатова на имя М.Г.Первухина от 3 июля 1943 г. следует, что к тому времени ему были известны основные результаты 237 работ по урану, из общего перечня выполненных в США к тому времени 286 работ, 29 работ по уран-графитовому котлу. Это привело его к выводу, что работы там вступили в фазу отработки технического проекта уран-графитового котла. Курчатов был, по-видимому, на этом этапе одним из немногих, если не единственным из ученых, кто был допущен к данным научнотехнической разведки, писал по ним обстоятельные обзоры, должен был выделять из них рациональное зерно и давать конкретные задания разведке211. 12 апреля 1943 г. в Москве для исследований в области ядерной проблемы была организована Теплотехническая лаборатория № 2 АН СССР во главе с И.В.Курчатовым (ныне Федеральный научный центр «Курчатовский институт»), которая располагалась вначале в здании Сейсмического института, а весной 1944 г. получила новое здание Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ) в районе Покровское-Стрешнево, где работало 50 сотрудников212, 29 сентября 1943 г. 40-летний Курчатов был избран в АН СССР. Он привлек к исследованиям крупных ученых Л.М.Неменова, М.С.Козодаева, И.Я.Померанчука, И.Е.Тамма, Б.В.Курчатова, И.И.Черняева, И.С.Панасюка, В.Г.Хлопина и др. Для СССР 1943 г. явился годом решающих организационных мер в области «атомной проблемы», – так писал спустя 40 лет президент АН СССР А.П.Александров: «Пожалуй, именно 1943 г. явился решающим не только в войне, но и в атомной проблеме. Начались работы по всему фронту огромного плана, в них уже принимали участие крупнейшие руководители разных секторов промышленности – Б.Л.Ванников, М.Г.Первухин, В.А.Малышев, А.П.Завенягин, Е.П.Славский. Сам же Курчатов сформировал не только фронт работ по решению задачи создания атомной бомбы, но и по проектированию ускорителей для исследований по физике ядра, по разведочным работам в области атомной энергетики и первоначальным поискам в области термоядерных реакций»213.

Развернулась гигантская, невиданная по масштабам организационная и научно-техническая работа в области «атомной проблемы». На базе предвоенных достижений ядерной и космической физики, радиохимии, физической химии и других наук начались исследования в этой области, поиски радиоактивного сырья, разработка методики получения чистого графита и одновременно проектирование и организация необходимых производств. Это повлекло за собой огромный комплекс научнотехнических проблем, которые надо было немедленно решать, возникновение и развитие научных направлений и новых отраслей промышленности. Взять на свои плечи разрешение такой грандиозной задачи ученые смогли потому, что был создан солидный задел в решающих отраслях науки в предвоенные и отчасти в военные годы. СССР имел достаточно высокий уровень организации научных исследований и развития науки в различных ее областях, достаточно высокий уровень организации экономики, высшего образования, кадры научных, научно-технических работников, квалифицированных рабочих. «Ядерная проблема» стала испытанием всех научных, организационных, технических сил государства, испытанием для его экономики в целом. ГКО направлял все работы в этой области. Разворачивались широким фронтом поиски уранового сырья. К концу 1943 г. при участии академиков В.И.Вернадского, В.Г.Хлопина, А.П.Виноградова, а также К.А.Ненадкевича, Л.В.Комлева, И.Е.Старика, работников Комитета по делам геологии, Всесоюзного института минерального сырья был намечен план работ по урану. В Москве (Б.В.Курчатов), в Ленинграде (В.Г.Хлопин) развернулись поиски методов получения отечественного плутония – главного элемента атомной энергетики. Еще в начале 1943 г. Л.М.Неменов организовал перевозку из Ленинграда в Москву деталей оборудования циклотрона, смонтированного до войны в ЛФТИ, а затем возглавил сооружение циклотрона для получения первых почти невесомых количеств трансуранового элемента – плутония. Начались разработки технологии его выделения и металлургической обработки. Циклотрон вошел в строй в 1944 г., а 25 сентября 1944 г. впервые в СССР из циклотрона (М-1) был выведен наружу пучек дейтонов214. В общих чертах сложился план осуществления цепной реакции в «урановом котле». Опираясь на данные научно-технической разведки и собственные исследования, ученые выбрали уран-графитовую модель первого советского реактора Ф-1 (физический первый). Но создание реактора для управляемой цепной реакции упиралось в решение сложнейших научных и научно-технических проблем: в разработку детальной теории реактора и ее экспериментальную проверку; получение сотен тонн графита высочайшей чистоты; получение десятков тонн металлического урана. В СССР ни тот, ни другой никогда не производились215. Это надо было сделать в кратчайшие сроки в условиях тяжелейшей войны. Исследовательские работы развернулись сразу во всех направлениях. Еще в 1942 г. Я.Б.Зельдович, И.Я.Померанчук, И.И.Гуревич, В.С.Фурсов, С.М.Фейнберг, Ю.Б.Харитон провели расчеты различных условий возникновения незатухающей цепной реакции деления урана-235216. К октябрю 1943 г. был смонтирован прибор для регистрации нейтронов, к ноябрю – получены первые 3,5 т графита. Опыты проводились под руководством И.В.Курчатова, И.С.Панасюка, Г.Н.Флерова, В.А.Давиденко. На основе их экспериментов были сформулированы требования к чистоте графита, которая должна была быть значительно выше, чем у алмаза. Центральной задачей было получение 25-50 т металлического урана и нескольких сотен тонн графита высокой чистоты, необходимых для цепной ядерной реакции. Разработкой новой технологии получения чистейшего графита были заняты наряду с сотрудниками лаборатории под руководством В.В.Гончарова и Н.Ф.Правдюка коллективы, руководимые академиками А.П.Виноградовым, И.И.Черняевым, членами-корреспондентами АН СССР А.А.Бочваром, Р.С.Абарцумяном. Графит был получен объединенными усилиями ученых разных специальностей и заводских работников. В октябре 1945 г. под руководством В.В.Гончарова и Н.Ф.Правдюка и руководителей Московского электродного завода начался выпуск графита для реактора. Бывший нарком цветной металлургии П.Ф.Ломако вспоминал, что наркомату «было поручено в самые сжатые сроки разработать технологию и организовать производство специальных марок малозольного графита...Хорошо помню эту трудную пору. Ежедневно мне вместе с Е.П.Славским приходилось бывать на Московском электродном заводе, где возводились новые цехи, решать множество возникавших по ходу дела задач... Неоценимую помощь оказывали нам академики И.В.Курчатов и А.П.Александров. Строительство вели своими силами так называемым подрядным способом... Графитовые блоки для первых реакторов были выданы в установленные срок. За успешное решение этой проблемы Г.К.Банникову, Н.И.Александрову, В.Н.Маслову, А.В.Котикову, В.В.Гончарову, Н.Ф.Правдюку позднее была присуждена Государственная премия»217. В конце 1944 г. в Государственном институте редких металлов (Гиредмет) Наркомцветмета под руководством Н.П.Сажина и З.В.Ершовой были получены первые порции чистого металлического урана, а в конце 1945 г. принято решение об организации его заводского производства218. Советские ученые приступили к решению атомной проблемы тогда, когда в США в глубокой тайне уже была осуществлена в декабре 1942 г. под руководством итальянского физика-эмигранта Э.Ферми

цепная реакция в первом исследовательском реакторе СР-1, построенном в Чикагском университете. Первые эксперименты с графитом прошли в апреле-мае 1940 г., и тогда же вся деятельность в этой области была засекречена. Первый промышленный реактор в США был пущен в Ханфорде в 1945 г.219 Такие сроки потребовались стране с высокоразвитой индустрией и наукой, не пострадавшими от войны, сконцентрировавшей на решении этой проблемы усилия не только американских, но и многих выдающихся ученых Европы, эмигрировавших в США в годы фашистской диктатуры в Германии. Организация исследований в СССР на первых порах не могла удовлетворить И.В.Курчатова, так как из данных разведки он знал, какой размах приняла работа в США. 29 сентября 1944 г. он писал Л.П.Берия: «В письме т.М.Г.Первухина и моем на Ваше имя мы сообщали о состоянии работ по проблеме урана и их колоссальном развитии за границей...вокруг этой проблемы создана невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов. У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943-1944 году, положение дел остается совершенно неудовлетворительным... Зная Вашу исключительно большую занятость, я все же... решился побеспокоить Вас и просить Вас дать указание о такой организации работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре»220. 3 декабря 1944 г. последовало постановление ГКО № 7069 сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых лабораторией № 2 Академии наук СССР»221. ГКО сосредоточивал в Москве исследовательские группы, которые работали в этой области, переводя их из Ленинграда и Свердловска (лаборатория И.К.Кикоина). Более 20 руководителям наркоматов и главков предписывалось «лично принять меры, обеспечивающие поставку НКВД СССР, на который было возложено строительство лаборатории № 2 Академии наук СССР, оборудования, приборов, инструментов, материалов и товаров, о выполнении поставок докладывать ГОКО (т.Берия) два раза в месяц». В планах материально-технического снабжения Госплана лаборатория № 2 АН СССР выделялась отдельной строкой. Все здания и сооружения передавались НКВД, в недельный срок с территории ВИЭМ выселялись все предприятия и рабочие других наркоматов и ведомств. На строящийся механический завод и КБ при лаборатории № 2 направлялся спецконтингент (заключенные). В пункте 9 постановления говорилось: «Обязать акад. Курчатова И.В. в месячный срок разработать план научно-исследовательских и экспериментальных работ в области использования урана на 1945 г. и представить на утверждение ГОКО. В пункте 10: «Возложить на Берия Л.П. наблюдение за развитием работ по урану»222. В приложении № 3 к постановлению ГКО Промстройбанк обязывался вести строительство лаборатории № 2 АН СССР «без проектов и смет по единичным расценкам, составляемым в ценах года строительства, согласованных с финансирующим филиалом банка»; Наркомвнешторг – передать НКВД СССР завод по производству деревянных строительных деталей «из первого поступления указанных фондов по репарации из Финляндии». Рабочие, инженерно-технические работники, служащие, механизмы и автотранспорт, занятые на строительстве лаборатории № 2 АН СССР, освобождались от мобилизаций. 27 наркоматов и ведомств обязывались поставлять оборудование, приборы, инструмент для строительства лаборатории. Фонды, выделенные лаборатории, запрещалось аннулировать до полной их реализации, реализация фондов возлагалась на аппарат НКВД СССР. Уже в декабре 1944 г. предлагалось заказать за границей приборы, оборудование, научно-техническую литературу на 200 тыс. долл., выделить лаборатории 16 импортных металлорежущих станков. Не забыты были и неотложные нужды поизносившихся научных сотрудников. Для работников лаборатории предлагалось выделить 50 комплектов пальто, костюмов, 70 пар обуви и т.д. Лаборатории выделялись 4 «Студебеккера», 4 «Виллиса», 3 легковых автомашины и т.д.223 В закрытых магазинах производилось обслуживание семей работников лаборатории № 2. 8 декабря 1944 г. ГКО принимает постановление № 7102 сс/ов (совершенно секретно, особой важности) «О мероприятиях по обеспечению развития, добычи и переработки урановых руд», ставя это «как важнейшую государственную задачу». На НКВД СССР была возложена разведка урановых месторождений, добыча и переработка урановых руд, строительство и эксплуатация рудников и обогатительных фабрик на существующих и вновь открывающихся урановых месторождениях, строительство и эксплуатация заводов по переработке урановых руд и концентратов, разработка технологии получения металлического урана. Все это передавалось из ведения Наркомцветмета к 1 января 1945 г. в ведение НКВД. Замнаркома НКВД А.П.Завенягин обязывался к 1 февраля 1945 г. подготовить предложения по добыче урановых руд, производству урана и строительству урановых рудников и заводов на 1945 г.224 В составе Главного управления лагерей горнометаллургических предприятий НКВД СССР было организовано управление по урану, так называемое «Спецуправление НКВД СССР». В системе этого наркомата

был создан и научно-исследовательский институт по урану, получивший первоначальное название «Институт специальных металлов НКВД», который должен был изучать сырьевые ресурсы и разрабатывать методы добычи и переработки урановых руд на урановые соединения и металлический уран. Предполагалось построить в районе Москвы завод по производству урановых соединений и металлического урана. Таким образом, проблемы организации научных исследований и организации промышленности решались параллельно в ходе войны и «невидимого» соревнования с противником и союзниками в решении атомной проблемы. Замнаркома НКВД А.П.Завенягину и наркому цветной металлургии П.Ф.Ломако в 15-дневный срок предлагалось дать свои предложения по организации института и завода, которые затем должны были быть утверждены членами ГКО А.И.Микояном и Л.П.Берия. А.И.Микоян курировал закупки импортного оборудования для лабораторий и урановых предприятий. Спецуправление НКВД должно было снабжать ученых иностранной справочной научно-технической литературой. В его распоряжение ГКО выделило 90 автомобилей, 4 самолета. По особым спискам из армии и флота демобилизовались специалисты для работы в научно-исследовательских учреждениях и предприятиях Спецуправления НКВД и Лаборатории № 2 АН СССР225. В квартальных планах Госплана по материально-техническому снабжению Спецуправление выделялось отдельной строкой, фонды, выделяемые ему, не аннулировались до полной их реализации, строительство велось без проектов и смет по единичным расценкам, работникам устанавливались повышенные оклады и льготное снабжение питанием и промышленными товарами. 24 наркома и начальника главков несли личную ответственность перед Берия за снабжение и поставки Спецуправлению НКВД226. В 1945 г. темпы организаторской работы ГКО нарастают. 27 января 1945 г. ГКО принимает постановление № 7408 сс/ов за подписью Сталина, адресованное только Молотову и Берии, об организации поисков урана в Болгарии и о создании смешанного болгарско-советского акционерного общества «для производства поисков, разведки и добычи урановых руд на урановом месторождении в Готен и в его районе...»227. 8 марта 1945 г. ГКО принял постановление № 7737 сс «О мероприятиях по обеспечению геологоразведочных работ по урану в 1945 г.», в котором поручил Комитету по делам геологии при СНК СССР дать промышленную оценку сырьевой базы СССР по урану и определить перспективные запасы урана в месторождениях Средней Азии, Казахстана, Восточной и Западной Сибири, Карело-Финской и Эстонской ССР, Ленинградской области, произвести ревизию всех геологических материалов с целью определения районов поисково-разведочных работ в 1946 г. Для этого были организованы геолого-разведочные и поисковые партии и новая Ферганская геолого-разведочная экспедиция в Средней Азии. Наблюдение за геолого-разведочными работами по урану и оказание помощи Комитету по делам геологии возлагалось на А.И.Микояна228. Несмотря на принятые меры, проблема урана оставалась нерешенной. Источником урана и радия (главным образом для минералогических целей) было Тюя-Муюнское месторождение в Фергане. В 1943 г. началась разработка Табашарского рудника в Таджикистане, который давал всего 4 т урана в год. А промышленный реактор требовал около 100 т урана. Поэтому в первом атомном реакторе использовался трофейный уран, вывезенный в мае 1945 г. физиками И.К.Кикоиным, Ю.Б.Харитоном и др. из оккупированной Германии. Они были посланы для поисков следов исследований немцев в области ядерной проблемы. Исколесив на машине десятки городов, они обнаружили в маленьком поселке свыше 100 тонн урана. Эта находка, по свидетельству И.В.Курчатова, помогла на год сократить срок запуска первого промышленного реактора для получения плутония229. Развертывание научных работ в области урановой проблемы потребовало широкой подготовки специалистов и 21 февраля 1945 г. в постановлении ГКО № 7572 сс/ов «О подготовке специалистов по физике атомного ядра», состоящем из 16 пунктов, намечалась программа подготовки кадров для учреждений, работавших по специальным заданиям ГКО в области физики атомного ядра. Плановые задания по подготовке специалистов получили ЛФТИ, Радиевый институт, ФИАН, УФТИ. В МГУ, ЛГУ, Московском институте тонкой химической технологии и Ленинградском политехническом институте было начато обучение студентов из числа студентов-отличников, переведенных из других вузов, по специальностям «физика атомного ядра», «химия радиоактивных и редких элементов», «компрессорные машины» и др. Преподаватели, научные сотрудники, инженеры, лаборанты, студенты и аспиранты кафедр физики атомного ядра освобождались от призывов в армию230. В месячный срок ЦСУ провело регистрацию и учет специалистов-физиков, работавших во всех отраслях народного хозяйства, после чего И.В.Курчатов отобрал нужных ему специалистов231. В Постановлении № 8579 сс/ов, принятом 15 мая 1945 г., ГКО утвердил план работ Лаборатории № 2 на 1945 г., в котором наметил провести проектно-технические работы по двум секретным установкам и разработать технические задания по двум «изделиям» (имелись в виду атомные бомбы).

Штат лаборатории увеличился до 415 чел. Ей выделяли 300 рабочих и 100 чел. младшего обслуживающего персонала, для нее отпускались из резервного фонда СНК СССР значительные ассигнования дополнительно к смете АН СССР. Создавались организационные и материальные условия для расширения фронта работ, опытная и производственная база, решались кадровые вопросы, разворачивалось проектирование установок. В тот же день, 15 мая 1945 г., было принято постановление ГКО № 8581 сс/ов «О строительстве специальной установки при Лаборатории № 2 Академии наук СССР» (ядерного реактора Ф-1). Техническое руководство строительством поручалось И.В.Курчатову, строительно-монтажные работы – НКВД СССР, проектирование зданий и технический проект установки осуществлялись под руководством академика А.В.Щусева. Л.П.Берия ежемесячно должен был представлять отчет о строительных и монтажных работах в ГКО. На этом этапе в реализации строительства участвовали уже 36 наркоматов и других ведомств232. В постановлении ГКО № 8582 сс/ов с пометой «хранить наравне с шифром» «Об увеличении производственных мощностей 9-го управления НКВД» устанавливался объем капиталовложений в строящиеся комбинат № 6, завод № 5 и НИИ-9 (в дальнейшем Всесоюзный НИИ неорганических материалов). Строительство последнего предполагалось закончить к 1 января 1946 г.233 Развитие работ диктовало необходимость создания специального координирующего органа. Взрыв американских ядерных бомб в Хиросиме и Нагасаки потребовал от политического руководства СССР немедленных широкомасштабных действий234. 20 августа 1945 г. принимается важнейшее постановление, имеющее стратегический характер, – Постановление ГКО № 9897 сс/оп (совершенно секретно, особая папка) «О Специальном комитете при ГОКО»235. На Спецкомитет возлагалось «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана: развитие научно-исследовательских работ в этой отрасли; широкое развертывание базы СССР по добыче урана, месторождений за пределами СССР (в Болгарии, Чехословакии и др. странах)». Спецкомитет обязывался «организовать промышленность по переработке урана, производству специального оборудования и материалов, связанных с внутриатомной энергией, а также строительство атомно-энергетических установок и разработку и производство атомной бомбы»236. Возглавил Спецкомитет при ГКО Л.П.Берия. Его заместителем был назначен нарком боеприпасов Б.Л.Ванников. В Спецкомитет вошли государственные и партийные деятели: Г.М.Маленков, Н.А.Вознесенский, В.А.Махнев, М.Г.Первухин, А.П.Завенягин, ученые – И.В.Курчатов, П.Л.Капица. Для «предварительного рассмотрения научных и технических вопросов... планов научноисследовательских работ и отчетов по ним, а также технических проектов сооружений, конструкций и установок по использованию внутриатомной энергии урана» был создан Технический совет при Спецкомитете. В Технический совет под председательством Б.Л.Ванникова вошли академики А.И.Алиханов, А.Ф.Иоффе, П.Л.Капица, В.Г.Хлопин, заместители И.В.Курчатова по лаборатории № 2 члены-корреспонденты АН СССР И.Н.Вознесенский и И.К.Кикоин, профессор Ю.Б.Харитон. Для непосредственного руководства научно-техническими, проектно-конструкторскими организациями и промышленными предприятиями по использованию внутриатомной энергии урана и производству атомных бомб при СНК было организовано Первое Главное Управление при СНК СССР (ПГУ), подчиненное Спецкомитету. Начальником ПГУ был назначен заместитель председателя Спецкомитета Б.Л.Ванников, освобождавшийся от обязанностей наркома боеприпасов (в 1953 г. ПГУ было преобразовано в Министерство среднего машиностроения). Заместителями Б.Л.Ванникова были назначены А.П.Завенягин, Н.А.Борисов, П.Я.Мешик, П.Я.Антропов, А.Г.Касаткин. При ПГУ был создан и свой Научно-технический совет под председательством Ванникова, заместителем председателя совета был назначен И.В.Курчатов. В годовом балансе Госплана Спецкомитет имел специальную статью «Специальные расходы ГОКО». ПГУ и подведомственные ему учреждения были подконтрольны только Спецкомитету при ГКО237. Последний пункт постановления от 20 августа 1945 г. гласил: «Поручить тов. Берия принять меры к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, проводимой органами разведки (НКГБ, РУКА∗)»238. Для строительства ядерных объектов и оборудования лаборатории И.В.Курчатова и других НИИ ГКО использовал оборудование, вывезенное по репарациям из Германии. В частности, ПГУ при СНК СССР передавались оборудование, документация и библиотека лаборатории фирмы «Сименс», «вывезенной из Берлина (Сименсштадт)»239. Строительство атомных объектов поручалось Главпромстрою НКВД СССР во главе с А.П.Завенягиным. ∗

Разведывательное управление Красной Армии.

О масштабах предполагаемого строительства говорят следующие цифры. Центральное управление военных сообщений Красной Армии обязывалось выделять ежемесячно НКВД СССР для строительства указанных в постановлении промышленных объектов, начиная с сентября 1945 г. по 300 вагонов для перевозки людей, оборудования, технических материалов, леса и продовольствия. Проектирование и изыскательские работы поручались Гидропроекту Главпромстроя НКВД под руководством будущего академика С.Я.Жука. 4 сентября 1945 г. ГКО постановлением № 9968 сс/оп (совершенно секретно, особая папка) передал ПГУ Государственный союзный проектный институт № 11 (ГСПИ-11) наркомата боеприпасов в Ленинграде, куда срочно откомандировывались специалисты, находящиеся в армии и других ведомствах240. За каждой стройкой постановлений ГКО следовал гигантский труд непосредственных исполнителей, они определяли судьбы десятков тысяч людей, неимоверное напряжение сил всего народа сразу после войны. Выполнялось они жесткими методами и ценой многих человеческих жизней. Драматическими коллизиями была полна жизнь и работа и таких корифеев науки, как И.В.Курчатов и П.Л.Капица. Конфликт последнего с руководителем атомного проекта Берией едва не стоил ему жизни. Расчет или прихоть Сталина спасли жизнь ученого, но он был устранен от проекта и смещен с поста директора Института физических проблем на долгие 7 лет. Дамоклов меч постоянно висел и над другими участниками проекта. Документы ГКО говорят о колоссальных усилиях ученых, организаторов науки и промышленности в завершающий период войны в области создания научно-технических, организационных, материальнотехнических предпосылок и условий для решения «атомной проблемы», для создания атомной промышленности, которые дали быстрый положительный результат, способствовали преодолению отставания от мировой науки и техники. В 1944 г. вошел в строй циклотрон, был получен первый отечественный плутоний, 25 декабря 1946 г. вошел в строй первый в СССР уран-графитовый реактор Ф-I. На нем была успешно осуществлена первая в СССР и Европе самоподдерживающаяся цепная ядерная реакция и определены физические параметры промышленного реактора. В 1946 г. при Лаборатории № 2 был организован первый в СССР научно-исследовательский центр по разработке отечественного атомного оружия (КБ-11), который возглавил замнаркома танковой промышленности П.М.Зернов, научным руководителем и главным конструкторов КБ-11 стал Ю.Б.Харитон, подготовившей к 1946 г. задание на первую советскую атомную бомбу. На Южном Урале, между Кыштымом и Касли в 1946-1948 гг. развернулось строительство плутониевого комбината № 817 (позднее производственное объединение «Маяк») в закрытом городе Челябинск-40. Главным объектом стройки был промышленный ядерный реактор. Научным руководителем комбината был назначен И.В.Курчатов, директором – сначала П.Т.Быстров, а затем Е.П.Славский, главным конструктором реактора – Н.А.Доллежаль. Кроме реактора, здесь началось строительство радиохимического завода по получению плутония и завода по изготовлению из плутония деталей (полусфер) для первой атомной бомбы. Одновременно строились комбинаты № 813 и 814 для получения высокообогащенного урана – 235. Строительство курировали руководители ПГУ (Б.Л.Ванников, М.Г.Первухин, А.П.Завенягин), от НКВД – замнаркома В.В.Чернышев и уполномоченный Совета Министров СССР И.М.Ткаченко241. О ходе работ в 1945-1946 гг. вспоминал бывший главный инженер промышленного ядерного реактора В.И.Меркин. Весной 1945 г., несмотря на то, что в Лаборатории № 2 еще не получили цепную реакцию деления ядра на первом экспериментальном реакторе (Ф-1), а только готовились к этому эксперименту, и И.В.Курчатов совместно с будущим научным руководителем первого промышленного реактора И.С.Панасюком интенсивно вел опыты, он поручил В.И.Меркину разработать проект атомного реактора большой мощности. Особое внимание было обращено на создание наземной системы управления процессом ядерного деления, а также защиты людей от образующегося интенсивного радиоактивного излучения. Проработав ряд вариантов схемы реакторной установки с использованием природного урана: тяжеловодной, газографитовой и водографитовой, оценив возможности промышлености, а также научный и технический опыт наших ученых и инженеров, «мы пришли к заключению, – вспоминал В.И.Меркин, – что первые две схемы мало реальны. Гораздо более перспективной выглядела водографитовая схема в качестве основы для будущего производственного реактора... С лета 1945 г. все усилия группы, возглавляемой Игорем Васильевичем, были сосредоточены на дальнейшей разработке и исследовании водографитовой системы на природном уране. Важность и срочность работ, направленных на создание атомного котла, стала особенно очевидной после бомбардировки самолетами США японских городов Хиросима и Нагасаки в августе 1945 г. Бесчеловечная акция дала старт атомному шантажу и холодной войне, развернувшимся против наше страны»242.

Немедленно в лабораторию № 2 прибыли кураторы «ядерного проекта» – М.Г.Первухин, Б.Л.Ванников, А.П.Завенягин, чтобы познакомиться с результатами работы ученых. Были приняты меры для развития работ, в которых принимали участие ученые и инженеры В.В.Гончаров, П.И.Шестов, Н.С.Богачев, И.С.Панасюк, И.И.Гуревич, В.С.Фурсов, Б.В.Курчатов, Б.Г.Дубовский, Н.Ф.Правдюк, М.И.Певзнер, М.С.Козодаев, С.А.Скворцов, В.И.Меркин, Ю.А.Прокофьев и др. В проектировании реактора участвовали главный конструктор Н.А.Доллежаль, А.И.Гутов, А.А.Черняков, П.А.Деленс, А.С.Абрамов, Н.П.Мельников, А.С.Елян, Ю.Н.Кошкин, Ф.Г.Прохоров и др. Проект был в основном завершен к концу 1946 г., а в 1947 г. – все «рабочие чертежи уже находились в производстве на заводах»243. В проекте промышленного реактора был учтен опыт пуска экспериментального физического реактора Ф-1, который подтвердил правильность расчетов. Поэтому проект промышленного реактора не потребовал существенной корректировки и незамедлительно было начато его строительство. Б.Л.Ванников, Е.П.Славский, И.В.Курчатов оперативно решали организационные и технические вопросы строительства. Необычайный энтузиазм всех участников стройки позволил в мае 1948 г. закончить основной монтаж реактора, приступить к апробированию всех систем и механизмов и к загрузке в реактор урана. 7 июня 1947 г. в присутствии И.В.Курчатова, Б.Л.Ванникова, Е.П.Славского, Б.Г.Музрукова были апробированы физические параметры реактора, 28 июня 1948 г. мощность реактора на тяжелой воде достигла проектного значения. На его постройку ушел год и 8 месяцев. Первый промышленный реактор А («Аннушка») стал давать тепловую энергию и плутоний, из которого был подготовлен ядерный заряд для испытания атомной бомбы 29 августа 1949 г.244 В 1949 г. было произведено испытание атомной бомбы (по схеме американской плутониевой бомбы, испытанной в июле 1945 г. и переданной Л.П.Берия), хотя в 1949 г. была разработана более совершенная отечественная конструкция, успешно испытанная осенью 1951). В 1953 г. проведены испытания оригинальной советской водородной бомбы. Творческий вклад отечественных ученых в создание ядерного оружия – огромен. В день своего 90летия акад. Ю.Б.Харитон, называя их имена, так сказал о нем: «Работа по созданию ядерного оружия могла бы задержаться, если бы на их месте были другие. Я прежде всего хочу назвать двух потрясающих физиков-теоретиков: Якова Борисовича Зельдовича, с которым мы вместе начали работу над ядерным оружием в 1939 году и Андрея Дмитриевича Сахарова, который в области создания ядерного оружия и в физике вообще сделал фантастически много. Сахаров был основным автором первой водородной бомбы, испытанной нами в 1953 г. ... Но кроме непосредственно разработки ядерного оружия имеется еще огромный круг вопросов, без решения которых никакое ядерное оружие сделано быть не может. Всем этим, в том числе и вопросами ядерного оружия ведал замечательный физик Игорь Владимирович Курчатов – человек поразительный, потрясающе талантливый и с удивительными организациоными способностями... Ему и было поручено общее руководство всем комплексом работ, хоть как-то связанных с созданием ядерного оружия245. Вместе с тем Харитон подчеркнул огромную роль коллективной работы огромного числа талантливых ученых. Таким образом, благодаря титаническим усилиям большого числа ученых и производственников только четыре года разделяли как пуск первого американского и первого советского реакторов, так и испытания американской и советской атомной бомб246. Отставание было преодолено, что создавало определенное равновесие в нестабильном послевоенном мире. Усилия политического руководства, ученых и организаторов промышленности, предпринятые в годы войны, позволили своевременно решить эту задачу в послевоенный период. Атомный проект, стратегической задачей которого было избежать смертельной опасности ядерной войны в случае сохранения монополии США на ядерное оружие в обстановке противостояния двух общественных систем, сыграл определяющую роль в упрочении мобилизационной экономики, сложившийся в ходе войны и в послевоенный период. Она характеризовала экономическое развитие СССР в середине XX в. Атомный проект – составная часть создания «ракетно-ядерного щита» СССР. А именно эта программа определила развитие не только послевоенной экономики, но и науки, техники, образования в СССР и вывела его в ранг сильнейших государств мира. Он был своего рода «национальной идеей», объединявшей усилия всего общества. Но вместе с тем создание ракетно-ядерного щита породило массу международных и внутренних проблем, противоречия и диспропорции в экономике страны, возложив на неё непомерную тяжесть в ущерб удовлетворению жизненных потребностей народа, что, в свою очередь, явилось причиной глубокого кризиса советской системы. Крах СССР привел к изменению всей геополитической системы, породил новую нестабильность как на территории бывшего Советского Союза, так и в Юго-Восточной Европе. Ядерное разоружение в конце XX века продолжается, но пока не очевидно, сделает ли уничтожение ядерного оружия мир стабильнее247. Начало реализации «атомного проекта» потребовало форсирования в 1943-1944 гг. фундаментальных исследований в области изучения атомного ядра и космического излучения (А.И.Алиханов, Д.В.Скобельцын, В.И.Векслер). В 1943 г. А.И.Алиханов и А.И.Алиханьян обнаружили в мягком излучении новую компоненту,

обладающую более высокой способностью ионизировать газ и поглащаться по иным законам, чем ранее известные частицы. В 1943-1944 гг. в Казани В.И.Векслер сформулировал принцип, на котором работают современные ускорители элементарных частиц, – синхрофазотроны – принцип автофазировки, что позволило в тысячу раз повысить энергию ускорителя. Это было сделано на год раньше, чем американским ученым МакМилланом. В.И.Векслер опубликовал свою работу в 1944 г., Мак-Миллан – в 1945 г. О том, как пришла идея автофазировки, академик В.И.Векслер вспоминал: «Это было в Казани, куда были эвакуированы во время войны ученые. И вот, тогда я начал размышлять о принципиальных возможностях сообщить движущейся частице дополнительную энергию. И вдруг возникла эта мысль. Появилась неожиданно, как-то сразу. Я сел за стол и стал рисовать схему. Необходимость найти решение не давала покоя... Вот тогда, в этой холодной и неуютной комнате, и возникла эта идея»248. В 1943-1944 гг. было сделано и другое открытие мирового значения – открытие явления электронного парамагнитного резонанса казанским физиком Е.К.Завойским249 (в дальнейшем академиком), которое использовалось для анализа физических свойств вещества и породило новое научное направление – радиоспектроскопию. В 1944 г. для изучения космических лучей началось строительство постоянной высокогорной станции на Памире (г. Мургаб)250. Занимаясь проблемой ускорения электронов в циклических ускорителях до больших энергий, Д.Д.Иваненко и И.Я.Померанчук установили новый механизм электромагнитного излучения, которое возникает при круговом движении электрона в магнитном поле, и развили совместно с Л.А.Арцимовичем и А.А.Соколовым теорию этого явления. А.П.Жданов изучил новые типы ядерных расщеплений, вызываемых космическими лучами. Серьезный вклад в развитие различных областей физики внесли Я.И.Френкель, В.А.Фок, Л.Д.Ландау, В.П.Пешков и др. После реэвакуации в Москву Институт физических проблем возобновил чрезвычайно важные фундаментальные исследования в области изучения жидкого гелия. В области теоретической физики Л.Д.Ландау применил основные принципы гидродинамики гелия-II к исследованию движения несжимаемой жидкости и установил ряд новых параметров для них. Кроме того, он провел теоретическое изучение ряда проблем, связанных с теорией горения, что имело оборонное значение, с изучением полупроводников – важнейшим направлением развития техники, с теорией турбулентности, теорией фазовых состояний. Он опубликовал совместно с Я.А.Смординским работы о рассеянии легких ядер (рассеянии протонов протонами, рассеянии протонов нейтронами251. Важный шаг был сделан в организации работ в области широкого применения счетно-решающих устройств для проведения математических расчетов, необходимых в физике, технике. В апреле 1943 г. на базе отдела приближенных вычислений, работавшего под руководством выдающегося математика Л.А.Люстерника, в Институте математики АН СССР была создана первая экспериментальная машино-счетная станция. Работы, связанные с созданием вычислительных методов для счетных машин, с расчетом баллистических траекторий, с штурманскими расчетами вели будущий чл.-корр. АН СССР Л.А.Люстерник, И.Я.Якушский, А.Ф.Бермант, Д.А.Райков, К.А.Семендяев, Л.Я.Нейшулер и др. Работы отдела приближеных вычислений широко использовались для нужд астрономии, воздушной и морской навигации, баллистики, геодезии, расчетов в области самолетостроения и т.д.252 Среди многочисленных работ математиков, связанных с обслуживанием нужд физики, химии, техники, следует выделить работы будущего академика М.А.Лаврентьева по созданию нового вариационного метода для ряда нелинейных уравнений, помогавшего решать задачи аэро-и гидродинамики. Статистические методы математической физики были развиты в 1945 г. акад. Н.Н.Боголюбовым в специальной монографии, увидевшей свет позднее253, которая стала событием в теоретической физике и является и в наши дни одной из наиболее цитируемых книг советских авторов254. Фундаментальные работы ученых в области химии и физико-химии сыграли важную роль в организации и развитии химических производств, в усовершенствовании технологии металлургической, нефтехимической промышленности, в решении ряда вопросов ядерной проблемы и т.д. Они имели широкий выход в различные отрасли оборонной промышленности. Не прерывались исследования в области биологии, физиологии, связанные с фундаментальными проблемами и одновременно с обобщением опыта лечения больных и раненых воинов. Ученые, решая прикладные задачи, обобщали накопленный материал в монографиях. Исследователи отмечали тот поразительный факт, что «после окончания тяжелейшей войны 1941-1945 гг. появились первоклассные книги российских ученых в различных областях знания. Они дали сильный импульс молодым исследователям и ускорили их вхождение в науку. А главное, накопленные в предвоенные годы факты, идеи, обобщения не сгинули в военное лихолетье, были сбережены, дополнены и предложены миру, как только позволили обстоятельства»255. Итоги выдающихся фундаментальных исследований в военные годы стали достоянием мировой науки.

В годы эвакуации в Казани (1942-1943) «в период малоподходящий для чисто академических занятий» была написана классическая работа Я.И.Френкеля «Кинетическая теория жидкостей», увидевшая свет в 1945 г., в 1947 г. издана на английском, в 1959 г. на немецком, а затем в этом же году вышли два ее издания в СССР и США. Она «составила эпоху в развитии физики жидкостей... Многие экспериментальные факты получили простое объяснение, стало возможным проводить оценку кинетических явлений в жидкостях, что стимулировало изыскания в различных областях молекулярной физики и физической химии. Число ссылок на книгу Френкеля в мировой литературе огромно»256. Основная часть монографии Я.Б.Зельдовича «Теория ударных волн и введение в газодинамику» была, по словам автора, сдана в печать в начале 1941 г., в 1943-1944 гг. он написал новые разделы по теории реактивной силы и разделы, рассматривающие явления, следующие за взрывом и определяющие разрушительное действие взрыва», – расширение продуктов взрыва, возникновение и распространение воздушной, взрывной волны. Эта монография до сих пор сохраняет свое актуальное научное значение. В 1948 г. увидела свет книга М.П.Вуколовича и И.Н.Новикова «Уравнение состояния реальных газов», представлявшая веху в развитии теплофизики257, связанной с изучением свойств вещества в жидком и газовом состояниях. Эта книга сделала доступными достижения математиков-теоретиков для широкого круга специалистов, использовала методы статистической механики для построения уравнения состояния258. М.А.Леонтович в 1944 г. выпустил книгу «Введение в термодинамику. Статистическая физика», переиздававшуюся позднее259. В 1947 г. вышло второе издание «Механики» С.Э.Хайкина, как часть общего курса физики; в 1948 г. опубликован под редакцией Н.Д.Папалекси курс физики. Этот перечень можно было бы продолжить. Следует особо остановиться на развитии в 1944-1945 гг. таких бурно развивающихся областей техники, как авиастроение и ракетостроение, радиолокация. В эти годы закладывались организационные основы их послевоенного развития. Одним из важных новых направлений авиастроения в 1944-1945 гг. было развитие реактивной авиационной техники и ракетной техники. В эти годы началась закладка научно-организационной базы для этого. Значительную роль в этом сыграло изучение и освоение мирового опыта, прежде всего, немецкого. На завершающем этапе войны это диктовалось как самими задачами противоборства с противником, так и появившейся возможностью уделять бoльшее внимание перспективным областям науки и техники. Политическое руководство не выпускало из виду работу первого в мире Реактивного научно-исследовательского института, в 1944 г. вступившего во второе десятилетие своего существования. Важную роль в этом сыграло постановление ГКО № 5201сс от 18 февраля 1944 г. «О работе Государственного института реактивной техники при СНК СССР и о мероприятиях по развитию реактивной авиации», в котором было намечено новое перспективное направление развития отечественной авиации и научноисследовательской работы в это области. В постановлении отмечалось, что «Государственный институт реактивной техники при СНК СССР (ГИРТ), руководимый [А.Г.]Костиковым, не справился с порученными ему задачами – как созданием реактивного двигателя, так и реактивного самолета ни по срокам, ни по тактико-техническим данным. За полтора года ГИРТ не сумел приблизить задачу реактивного полета к практическому разрешению. Сроки создания этих самолетов и двигателей сорваны»260. Не справившись с работой, т. Костиков, как подчеркивалось в постановлении, создавал «видимость активности и плодотворной работы по вопросу о реактивной технике, чем ввел в заблуждение правительство, а создавая ложное впечатление, что порученная ГИРТу задача успешно разрешается, нанес крупный ущерб развитию реактивной техники в СССР и затормозил ее развитие... Считая такое положение дела с развитием реактивной техники в СССР совершенно нетерпимым, Государственный Комитет Обороны постановляет: 1. Отстранить т. Костикова А.Г. от работы начальника и главного конструктора Института и передать его дело прокурору Союза ССР, а Государственный институт реактивной техники при СНК СССР как не оправдавший своего назначения, ликвидировать. 2. Придавая исключительно важное значение делу создания реактивной авиации в СССР, возложить решение этой задачи на Наркомат авиационной промушленности». Наркомавиапром обязывался: «а) собрать все квалифицированые силы по реактивной технике в СССР и организовать Научно-исследовательский институт реактивной авиации (НИРА-НКАП) в системе Наркомавиапрома, считая основной задачей института создание реактивных двигателей; б) придать новому институту исследовательско-конструкторское направление с целью обеспечить создание надежных реактивных двигателей и самолетов и практически осуществить полеты первых реактивных самолетов в 1944 году; в) наряду с работой по созданию реактивного самолета в Институте реактивной авиации, поручить проектирование и постройку реактивных самолетов тт. Яковлеву, Лавочкину, Микояну и Сухому»261. Уже к 15 марта с.г. предлагалось представить в ГКО конкретные предложения о строительстве реактивных самолетов.

Начальником НИРА был назначен В.И.Поликовский. Для работы в НИРА предлагалось привлечь автора теории воздушно-реактивных двигателей профессора Б.С.Стечкина262. В намеченных в приложении к постановлению мероприятиях по развертыванию работ в области реактивной авиации Наркомвнешторгу предлагалось «поставить Наркомавиапрому для институтов – ЦАГИ, ЦИАМ и НИРА на 800 тыс. руб. лабораторного оборудования, аппаратуры, приборов из импортных поступлений». НИРА передавались здание, сооружения, подсобное хозяйство и транспортные средства и все прочее имущество бывшего ГИРТ с контингентом рабочих и служащих, пополненных 20-ю выпускниками МВТУ. Кроме того, по спискам Наркомавиапрома для пополнения коллективов НИРА, ЦАГИ и ЦИАМ из армии отзывались 150 инженеров и квалифицированных рабочих. В НИРА передавалось и СКБ-3 НИИ гражданского воздушного флота с его кадрами и материальной базой. С завода № 16 в Казани в НИРА переводилось КБ конструктора В.П.Глушко – первопроходца в области создания реактивных двигателей в СССР, добившегося определенных успехов в этой области263. В КБ Глушко работал и будущий главный конструктор космических кораблей С.П.Королев. В ЦАГИ и ЦИАМ возвращались с авиазаводов специалисты и квалифицированные рабочие, ранее работавшие в этих организациях. Там создавались новые лаборатории реактивной техники. Ученые, переводимые в НИИ, получали доплаты за ученую степень и знание языков264. Таким образом, решалась задача восстановления уникальных научных коллективов, над которыми пронеслись бури 1937-1938 гг. и военных лет. В результате реорганизации работы по реактивным двигателям были сконцентрированы в изменившем свое название Реактивном научно-исследовательском институте – в НИИ-1 Наркомавиапрома, начальником которого стал в 1944 г. генерал П.И.Федоров, а его заместителем – конструктор В.Ф.Болховитинов. В институте были сосредоточены почти все конструкторы, работавшие над реактивными двигателями, возглавлявшие свои коллективы, – В.П.Глушко, Л.С.Душкин, А.М.Исаев, М.М.Бондарюк, А.М.Люлька265. Последний возглавил отдел по исследованию и конструированию турбореактивных двигателей. Используя свой довоенный опыт и проект первого отечественного ТРД с тягой в 530 км, опыт создания отдельных узлов для этого двигателя, предназначенного для скоростного бомбардировщика А.А.Архангельского, отдел А.М.Люльки приступил к проектированию турбореактивного двигателя. Работы над реактивной техникой были санкционированы также постановлением ГКО № 5946сс от 22 мая 1944 г. «О создании самолетов с реактивными двигателями»266. В постановлении руководство Наркомавиапрома, НИИ-1, ЦИАМ и лично конструкторы В.П.Глушко, А.М.Исаев, Л.С.Душкин и другие обязывались к определенным срокам «предъявить» на государственные или стендовые испытания ряд жидкостных и воздушных реактивных двигателей разного типа, А.М.Люлька – на заводские испытания экспериментальный газотурбинный воздушно-реактивный двигатель определенных заданных параметров. На их разработку выделялись как финансы, так и премиальный фонд в случае выполнения зданий в срок (от 75 до 150 тыс. руб. по каждому двигателю)267. Постановление обязывало наркома авиапромышленности А.И.Шахурина, его заместителя А.С.Яковлева, а также главных конструкторов С.А.Лавочкина, Н.Н.Поликарпова, Арт.И.Микояна, М.И.Гуревича, П.О.Сухого спроектировать и построить в жесткие сроки ряд конструкций самолетов с реактивными двигателями. По каждой конструкции выделялись средства и фонды на премирование. Постановление резюмировало: «Ввиду особой важности создания в кратчайший срок реактивных самолетов со скоростью не ниже 800 км в час представить к правительственной награде тех главных конструкторов и КБ, которые построят самолеты в срок и с данными, установленными настоящим постановлением, но со скоростью не ниже 800 км в час.»268 В состав НИИ-1 включался опытный самолетостроительный завод № 293. В НИИ-1 и ЦИАМ направлялись 400 молодых рабочих строительных специальностей. НИИ-1 обеспечивался импортным оборудованием, автотранспортом, в его распоряжение передавались 2 самолета из состава авиации дальнего действия и 10 грузовиков269. На заключительном этапе войны была разработана обширная программа реактивного самолетостроения. Необходимо было быстро переключить усилия авиаконструкторов и производственников на перспективные направления развития авиации, которые не были обеспечены кадрами. Коллективы, занимавшиеся ими до войны, как правило, в годы войны были сосредоточены на массовом выпуске авиатехники, документация этих КБ была частично утрачена при эвакуации и реэвакуации. Постановления ГКО 1944 г. способствовали воссозданию коллективов и организации исследований в перспективных областях авиатехники и коренной перестройке авиапромышленности. Необходимо было учитывать при этом зарубежный опыт. Так, еще в 1930 г. в Англии была запатентована схема турбореактивного двигателя (ТРД) английского инженера Ф.Уиттла. В 1944-1945 гг. англичане применили самолеты с реактивными двигателями против Германии, в частности, и для перехвата Фау-1. В самой Германии исследования, так же как и в СССР и в

Англии, в этой области были начаты в 30-е гг. Незадолго до начала войны в Германии был налажен серийный выпуск истребителей с ЖРД и ТРД, способных развивать скорость до 800 км/ч и более. В первой половине 40-х гг. уже были созданы ЖРД для Фау-2, прямоточный воздушно-реактивный двигатель (ПВРД) для крылатой ракеты Фау-1 и ТРД для самолетов «Мессершмитт-262» (ЮМО-004) и «Хейнкель-162» (БМВ-003), способных развивать скорость до 800 км/ч. В немецких авиафирмах велись работы по созданию реактивных бомбардировщиков, разведчиков, штурмовиков. В СССР эти работы, как и в США, находились в стадии отдельных экспериментов270. В США работы по ТРД были начаты лишь в годы войны и проводились совместно с английскими фирмами. Какова была реальная ситуация в СССР с двигателестроением в 1944-1945 гг.? В 1944 г. на базе истребителя И-222 в КБ Арт.И.Микояна был построен истребитель И-224 с форсированным двигателем конструкции А.А.Микулина мощностью 1800 л.с., скорость которого в 900 км/ч не превышала скорость МиГ-3, а высота достигла 14 100 м.271 В.Я.Климов с помощью сотрудников ЦИАМ сконструировал мотокомпрессорный двигатель, который расходовал горючего в 10 раз меньше, чем ЖРД, и в 3 раза меньше, чем прямоточный, и мог соответственно работать дольше. В начале 1945 г. МиГ (И-250) с этим двигателем достиг 825 км/ч, не дотянув 46 км до скорости «Мессершмитта-262». Это был самолет переходного типа с комбинированной силовой установкой. Реактивный ускоритель конструкции В.П.Глушко увеличил скорость Ла-7 на 100 км/ч.272 В 1945 г. двигатели РД-2 и РД-3 конструкции Глушко устанавливались на Пе-2р, испытаниями их руководил С.П.Королев. Велась работа и над ТРД. В 1945 г. первый отечественный ТРД С-18 (стендовый) с тягой 1250 кг был установлен на испытательном стенде и было принято решение о постройке летного варианта ТР-1. Для этого была создана экспериментальная база и выделен опытный завод. А.М.Люлька был назначен главным конструктором273. «Двигатель С-18, – писали в 1981 г. А.М.Люлька и С.П.Кувшинников, – сыграл большую роль в развитии отечественного двигателестроения. Это был первый работающий ТРД, изготовленный в нашей стране на основе только отечественного опыта. В то время мы не располагали сведениями о зарубежных двигателях, которые в какой-либо значимой степени могли быть использованы при проектировании и изготовлении двигателя С-18»274. С 1945 г. над ТРД работали также КБ А.А.Микулина, А.В.Швецова и др. В мае 1945 г. конструкторы получили возможность ознакомиться с трофейными двигателями ЮМО-004 и БМВ-003. С учетом зарубежного опыта и был сконструирован ТР-1275. Первым реактивным истребителем, созданным ОКБ Арт. И. Микояна, был МиГ-9 с двумя турбореактивными двигателями, вооруженный тремя пушками. Первые реактивные двигатели устанавливались в фюзеляже, что обеспечивало хорошее аэродинамическое качество и безопасность полета в случае отказа одного из двигателей. Уже после окончания войны, 24 июня 1946 г., МиГ-9с с турбореактивным двигателем, пилотируемый летчиком-инженером А.Н.Гринчиком, совершил первый полет276. Вступление советских войск на территорию Германии поставило перед учеными и авиаконструкторами задачу ускоренного изучения опыта противника, опережавшего союзников в перспективных областях авиатехники. Советский Союз, в зону оккупации которого попало до 60% немецкой авиационной промышленности, стремился использовать немецкий опыт для ускоренного развития собственных Военно-Воздушных Сил, как впрочем и его союзники, которые вывезли в США выдающихся специалистов в области ракетной техники и сверхзвуковой авиации – Александра Липпиша и Вернера фон Брауна. В 1945 г. при Наркомавиапроме было создано Особое главное управление277, в задачу которого входило изучение немецкого военного научно-технического потенциала, поиск немецких инженеров и ученых, которых можно было бы использовать для развития отечественного военного потенциала, а также вывоз в СССР с оккупированной территории Германии наиболее перспективных образцов авиационной техники и оборудования278. Специальные правительственные органы: Особый комитет при ГКО под председательством Г.М.Маленкова (члены – Н.А.Булганин, Н.А.Вознесенский, А.В.Хрулев, Ф.И.Вахитов), образованный постановлением ГКО № 7590сс от 25 февраля 1945 г.279, и правительственная комиссия под председательством наркома авиапромышленности А.И.Шахурина занимались вопросами использования военной техники. Комиссия представила правительству к 5 августа 1945 г. рекомендации о целесообразности изучения в ведущих научно-исследовательских организациях образцов передовой немецкой военной техники280. Комиссия поручила Наркомавиапрому «изучение и освоение следующих видов немецкой военной техники: реактивных самолетов, реактивных газотурбинных двигателей, авиационных жидкостных реактивных двигателей и самолетов-снарядов.

Внутри наркомата изучение материалов и образцов немецкой реактивной техники предлагалось организовать следующим образом: «по научно-исследовательской и экспериментальной работе а) в НИИ-1 сосредоточить изучение и освоение немецких реактивных жидкостных двигателей типа «Вальтер», БМВ и двигателей, служащих ускорителями для взлета самолетов; изучение топлива и окислителей, применяемых немцами в жидкостных реактивных двигателях, – перекиси водорода, перманганата натрия и кальция, жидкости «Тонка», жидкого кислорода и др.; изучение немецкого истребителя «Мессершмитт-163» с жидкостным реактивным двигателем «Вальтер»; изучение всех научных трудов и материалов немецких научно-исследовательских организаций и опытных конструкторских бюро Германии в области реактивных жидкостных двигателей и самолетов с жидкостными реактивными двигателями; б) в ЦАГИ сосредоточить изучение всех научно-исследовательских и экспериментальных материалов, полученных из немецких научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро Германии в области аэродинамики реактивных самолетов и реактивных двигателей; в) в ЦИАМе сосредоточить изучение всех работ по реактивным газотурбинным двигателям ЮМО-004, БМВ-003, «Хейнкель»; изучение всех научно-исследовательских трудов и материалов по этим двигателям...; г) в ВИАМе сосредоточить изучение материалов, применяемых в немецких авиационных газотурбинных и жидкостных реактивных двигателях, а также в реактивных самолетах; д) в ЛИИ развернуть испытания и исследования в полете всех полученных образцов реактивных самолетов». Авиазаводам и заводским КБ поручалось изучение, конструирование и серийное производство немецкой трофейной авиатехники. Авиазаводам, где главными конструкторами были В.Л.Климов, Колосов, А.С.Яковлев, Арт.И.Микоян, С.А.Лавочкин поручилось создание реактивных самолетов – истребителей с использованием немецких двигателей ЮМО-004, БМВ-003, а заводу, где главным конструктором был В.Н.Челомей, поручили воссоздать и довести самолет-снаряд по типу «Фау-1». Для руководства работами по реактивной технике в Наркомавиапроме было создано специальное Главное управление по реактивной технике, которое возглавил первый замнаркома П.В.Дементьев281. К вывозу и изучению военной техники были привлечены конструкторы, специалисты в области авиаи ракетной техники, директора заводов, работники наркоматов. Одну из первых бригад специалистов, которые возглавляли, как правило, генералы, сформировал нарком авиапромышленности А.И.Шахурин. Ее возглавил начальник НИИ самолетного оборудования генерал Н.И.Петров, в нее входили майоры – будущие профессора С.С.Смирнов, Чистяков и будущий член-корр. АН СССР Б.Е.Черток. Они изучали радиосвязь и авиационное оборудование. Другую бригаду возглавил уполномоченный ГКО по производству «катюш» в Челябинской области генерал А.И.Соколов. В эту бригаду входили один из создателей реактивных снарядов Ю.А.Победоносцев, прибористы М.С.Рязанский, Е.Я.Богуславский, организатор производства «катюш» на заводе «Прожектор» в Москве В.П.Бармин, командир подразделений гвардейских минометов Г.А.Тюлин. Третью – возглавил специалист по воздушно-реактивным двигателям Г.Н.Абрамович: в нее вошли А.М.Исаев, И.О.Райков и другие ракетчики282. Знакомство с трофейной военной техникой было чрезвычайно важным для отечественных конструкторов, ибо последние модификации немецких истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков представляли собой уже новое поколение авиатехники с использованием реактивных двигателей и сложнейших автоматических систем управления. Все новое в трофейной технике немедленно изучалось и бралось на вооружение советской авиационной наукой и авиапромышленностью. Российские ученые и конструкторы изучали огромное количество документов и образцов немецкой техники с целью использования опыта немецкой науки для создания и совершенствования новых видов реактивной боевой техники. На первом этапе использовали и опыт немецких специалистов, оказавшихся в советской зоне оккупации. В течение 1945-1946 г. в СССР были вывезены для изучения немецкие реактивные самолеты – Не-162, Ме-163, Ме-262, образцы реактивных авиационных двигателей Вальтер НWК 509A, JUМО 004 (ЮМО004), ВМW-003 (БМВ-003) и др.283 В 1945 г. оставшиеся в советской оккупационной зоне немецкие авиационные инженеры и техники были собраны на бывших авиастроительных фирмах Юнкерс – в Дессау, Зибель –в Галле, Хейнкель – в Ростоке, Асканья – в Берлине. Самый большой по численности коллектив был собран на фирме Юнкерс, которая до 1945 г. выпустила более 35 тыс. самолетов и около 80 тыс. двигателей; численность ее сотрудников достигала к концу войны 165 тыс. чел. В 1944 г. ею был создан опытный образец многомоторного реактивного бомбардировщика JU-287 со скоростью до 800 км/ч, представлявший наибольший интерес для советского руководства. Уже осенью 1945 г. по указанию советских руководителей были возобновлены работы над реактивным бомбардировщиком в Дессау. Руководителем работ был назначен Брунольф Бааде, один из

ведущих специалистов фирмы Юнкерс, главный конструктор Юнкерс-287, который согласился сотрудничать с советской военной администрацией. К осени 1946 г. немецкими конструкторами был сконструирован реактивный бомбардировщик EF-131, при сборке которого использовались сохранившиеся части JU-287. Особенностью этой машины было крыло обратной стреловидности с целью повышения ее устойчивости и управляемости. Он и был подготовлен к общему полету284. Но в это время советское руководство приняло решение о переводе военных научно-иследовательских и опытно-конструкторских работ в СССР. Это было продиктовано желанием сохранить их в секрете. Кроме того, согласно договоренности союзников существовал запрет на развитие военной промышленности в Германии. Вывоз немецких специалистов был проведен в глубокой тайне и стремительными темпами: первая группа (50 чел.) была направлена самолетами в Москву в первой половине октября 1946 г. Несколько дней спустя развернулась массовая кампания перемещения немецких специалистов и техники. Рано утром 22 октября 1946 г. их подняли с постели и зачитали им приказ, а затем армейские грузовики увезли немецких ученых, инженеров и рабочих с их семьями и небольшим домашним скарбом в СССР. Одни ехали добровольно, другие сопротивлялись и их увозили насильно. По подсчетам специалистов, было вывезено около 3-3,5 тыс. чел., с учетом семей – в два раза больше. Среди них были специалисты не только в области авиатехники, но и атомной техники, ракетной техники (300 чел. вместе с родственниками)285, электроники, оптики, радиотехники, химии. Число специализировавшихся в области авиастроения вместе с семьями – около 2,8 тыс. чел.. Вывезены были ученые и специалисты и в других областях науки и техники. К 1948 г. «наличие немецких специалистов в научно-исследовательских, конструкторских учреждениях, а также на опытном и промышленном производстве вместе с членами семей составляло около 200 тыс. человек286». После войны немецкие исследователи констатировали, что русские вывезли в конце войны из Германии «несколько сотен первоклассных специалистов, в том числе: профессора доктора Петера Тиссена – директора Института физической химии и электрохимии (Институт кайзера Вильгельма), являвшегося одновременно и руководителем сектора химии в государственном научно-исследовательском совете; барона Манфреда фон Арденне – крупнейшего немецкого ученого в области техники высоких частот, телевидения, электронной микроскопии и разделения изотопов; профессора Макса Фольмера – ординарного профессора физической химии в Высшем техническом училище (Берлин-Шарлоттенбург), ведущего специалиста в области полупроводников и производства аккумуляторов, имевшего громадный авторитет в вопросах военной техники; профессора Густава Герца, занимавшего до 1938 г. пост директора Института Генриха Герца (Берлин), а впоследствии руководителя исследовательской лаборатории № 2 «Сименс-Верке», знавшего все многочисленные секреты этого концерна, доктора Николауса Риля – директора научного отдела компании «Ауэр», известного специалиста по производству люминесцентных красок» и др.287 Однако, все же большинство известных немецких конструкторов и ученых оказалось в оккупационных зонах Великобритании, США и Франции. Особенная охота союзников развернулась за специалистами в области ядерной физики и учеными-ракетчиками, чей опыт был особенно важен в послевоенной гонке вооружения, развернувшейся в период холодной войны. Немецкие ученые вышли на передовые рубежи в создании ракетного оружия. По заключению американских экспертов, немцы к концу войны имели в различных стадиях производства и разработки до 138 типов управляемых на расстоянии снарядов, они применяли «все известные в ту пору системы управления на расстоянии и прицеливания: радио, короткие волны, проводная связь, направленные электромагнитные волны, звук, инфракрасные лучи, пучки света, магнитное управление и т.д. Немцы разработали все виды ракетного двигателя, позволившего их ракетам и реактивным снарядам достигать сверхзвуковых скоростей»288. Ракеты, наполненные газами (газометы), реактивные снаряды с разрывным зарядом, зажигательные снаряды, пороховые ракеты в авиации, противотанковое ружье, называвшееся – «офенрор», а позднее «панцерштрек», кумулятивные заряды, появившиеся еще до войны, впервые были применены в немецкой армии. До 1939 г. велись работы по созданию управляемой «летающей бомбы», которые после перерыва были возобновлены в 1941 г., после того как была проиграна воздушная битва над Англией289. Большие надежды руководство рейха возлагало на реактивные самолеты-снаряды Фау (фергельтунгзваффе – «оружие возмездия»). Серийное производство самолетов-снарядов – Фау-1 началось летом 1942 г., а осенью того же года были проведены первые запуски баллистических ракет Фау-2. Вернер фон Браун (научный) и Вальтер Дорнбергер (военный) начальник Ракетного центра в Пенемюнде, возглавляли этот проект, финансируемый Управлением вооружений сухопутных войск. По данным советской разведки, с сентября по декабрь 1944 г. германские спецподразделения зенитчиков выпустили на Англию – 225 ракет, 40% из них – на Большой Лондон, 515 снарядов было выпущено по Бельгии, 60 – по Северной Франции, Голландии и Люксембургу. В общей сложности состоялось 11300 пусков Фау-1 по Англии, причем достигли цели 30%; из 10800 пусков Фау-2 достигли цели около половины290.

Немцами были созданы также зенитные сверхзвуковые ракеты «Рейнтохтер», радиоуправляемая Х-4 и др., которые они не успели принять на вооружение. Э.Шнейдер писал: «Немцы не могут без боли вспоминать о том, к каким изумительным достижениям пришли их исследователи, инженеры и специалисты во время войны и как эти достижения оказались напрасными, тем более, что их противники не могли противопоставить этим новым видам оружия ничего, что могло бы в какой-то степени равняться с ними291. Используя достижения ученых, руководители рейха готовились и к бомбардировке городов России292. В июне 1944 г. Черчилль сообщил Сталину о новом немецком оружии, и в Москву в октябре 1944 г. был прислан сбитый над Великобританией самолет-снаряд Фау-1, который был направлен для изучения в группу реактивных двигателей ЦИАМ, которой руководил 30-летний талантливый конструктор В.Н.Челомей. Еще в 1942 г. он сконструировал пульсирующий двигатель (подобный двигатель использовался в Фау-1). В ночь на 14 июня 1944 г. состоялась встреча у Г.М.Маленкова наркома авиапромышленности А.И.Шахурина, маршала авиации А.А.Новикова и В.Н.Челомея, а через два дня в ЦИАМе был организован отдел № 6, включавший до 100 сотрудников. 17 сентября 1944 г. Челомею была передана часть КБ умершего авиаконструктора Н.Н.Поликарпова, и он возглавил первое в СССР КБ непилотируемой авиатехники и соответствующий опытный завод. Под городом Джезак в Казахстане был организован специальный полигон для испытаний подобной техники. В КБ Челомея за три месяца были разработаны два типа воздушно-реактивных двигателей (Д-3, Д-5), а конструктор Л.Сорокин изготовил автопилоты и магнитные корпуса-курсодержатели. В декабре 1944 г. был испытан отечественный вариант самолета-снаряда 10-Х, в отличие от немецкого, запускавшегося не с легко уязвимой наземной эстакады, а с бомбардировщика Пе-8, а затем, позднее с Ту-2 и Ту4. Началось развертывание серийного производства на четырех заводах Наркомбоеприпасов и Наркомавиапрома, а затем и других наркоматов. Отработка снаряда велась до 1953 г., когда он был принят на вооружение293. Германии не удалось применить «оружие возмездия» на восточном фронте. Наступление Советской Армии разрушило ее планы. Советская научно-техническая разведка немедленно начала поиск информации о Фау-1 и Фау-2 и другой ракетной технике. Американские части в мае взяли в плен немецких ракетчиков. Среди них были В. фон Браун, В.Дорнбергер, А.Рудольф, будущий конструктор лунной ракеты «Сатурн-5», всего 492 специалиста в области ракетной техники и 644 члена их семей. Американцы первыми захватили единственный подземный завод по производству Фау-2 в Нордхаузене и постарались быстро его демонтировать, так как по соглашению союзников он должен был отойти в советскую зону. Американцам удалось вывезти свыше 100 комплектов баллистических ракет и часть технической документации. Они срочно вывезли 300 вагонов оборудования, деталей Фау-2, которые позднее были доставлены на базу в Мексике. Ю.А.Победоносцев, прибывший вслед за советскими войсками, позднее свидетельствовал: «Американцы рушили шахты подземных заводов, заливали их водой, устраивали пожары, жгли документы. Когда я вспоминаю свою работу в Германии, я прежде всего вспоминаю себя постоянно копошащимся в руинах, в грязи... У нас не было ни одного полного комплекта технической документации по Фау-2. Немцы «раскидали» бумаги из Пенемюнде и Нордхаузена чуть ли не по всей Европе. Их находили в Австрии, Чехословакии, за сотни километров от ракетных центров»294. Немецкие исследователи после войны так характеризовали результаты секретных «миссий» союзников по захвату научно-технической информации: «По окончании войны, по самым острожным подсчетам, победителями было конфисковано 346 тыс. германских патентов. Результаты исследований в промышленности и во всех государственных и даже частных исследовательских учреждениях были изъяты у их хозяев и исчислялись не количеством страниц, а количеством тонн...» Как об этом заявляла американская научно-исследовательская станция Райт-фильд (штат Огайо), она вывезла из Германии «безусловно самое значительное собрание секретных научных документов общим весом в 1,5 тыс.тонн. Проделав анализ всех захваченных материалов и осуществив многие идеи, содержащиеся в них, американские специалисты, по их собственному признанию, «продвинули американскую науку и технику на годы, а в некоторых случаях на целое десятилетие вперед»295. Американские исследователи также полагали, что германские ракетные снаряды Фау-2 послужили основой американских успехов в этой области. Относительно результатов использования немецких военно-технических секретов советскими специалистами в отечественной историографии высказаны следующие мнения. П.Н.Кнышевский, основываясь на архивных документах, полагал, что по замыслу Сталина, «приток передового немецкого технологического оборудования и новой техники должен был по-революционному качественно повлиять на последующий ход индустриализации страны и развития всего народного хозяйства. Поэтому подавляющая часть промышленных «особых поставок» в первые послевоенные годы направлялась не на восстановление разрушенных и полуразрушенных войной объектов, а на расширение и обновление действовавших и строительство новых предприятий». Что касается интеллектуальной собственности и использования научно-технических достижений Германии то, «Сталин в своих начинаниях недалеко

ушел от Трумэна и Черчилля. В первые мирные годы, как грибы после обильного дождя, выросли новые союзные научно-исследовательские учреждения и лаборатории на базе германских разработок»296. По межсоюзническому соглашению вывоз промышленного оборудования и материальных ценностей должен был использоваться для уничтожения военного потенциала Германии, а Сталин использовал военный потенциал Германии для развития военно-промышленного комплекса СССР, «для ускорения и выведения на новую техническую высоту гонки вооружения». Сталин же, отмахнувшись от союзнических обещаний уничтожения военного потенциала Германии и его конверсии в странах-победительницах, «что называется, с места взял в карьер». Это касается и использования достижений немецкой ракетной техники. Советские специалисты, по его мнению, отнюдь не пришли к шапошному разбору297. Я.К.Голованов – биограф Королева утверждал на основании бесед с двумя десятками советских ракетчиков и данных доступной ему литературы, что «американского размаха в поиске немецких секретов» мы не достигли... получили от немцев гораздо меньше, чем американцы, а распорядились полученным лучше них»298. Специалисты в области ракетного дела, захваченные советскими войсками, были по научному рангу ниже тех, кого вывезли союзники в США. Советские ракетчики, работавшие в Германии, вспоминали, что «... не нашли в ракетных центрах, на испытательных полигонах, на заводахизготовителях ни одной полностью собранной ракеты Фау-2. В то же время известно, что готовые ракеты были и у англичан, и у американцев. Что же касается отдельных исправных блоков, отсеков и агрегатов, то и тут наши союзники получили значительно больше нас»299. Однако не напрасно же весь «цвет будущей советской техники», по словам заместителя С.П.Королева, а затем главного конструктора космических систем В.П.Мишина, работал в 1944-1946 гг. в Германии300, куда ракетчики прибыли сразу после советских войск. Первую партию взорванных ракет Фау-2 захватил на полигоне Близна в Польше ген. П.А.Курочкин из армии маршала И.В.Конева. Они сразу же были отправлены для изучения в НИИ-1 НКАП (бывший РНИИ, НИИ-3 НКОП) для детального изучения. (Полигон в Близне был создан немцами после массированного налета английской авиации в августе 1943 г. на Ракетный центр в Пенемюнде, где с конца 1942 г. немцы развернули массовое производство баллистических ракет). Соединения маршала И.В.Конева в марте 1945 г. захватили заводы по производству реактивных снарядов «Гута Банкова» в г. Домброво Гурне и «Ферум» в г. Катовицы. 21 марта 1945 г. ГКО принимает постановление № 7876сс «О вывозе оборудования по производству реактивных снарядов с немецких заводов «Гута Банкова» в г. Домброво Гурне и «Ферум» в г. Катовицы»301. В этот же день приняты постановления ГКО о вывозе оборудования радиолокаторов, технического архива и библиотеки с радиозавода фирмы «Телефункен» в Лейбусдорфе302 и о вывозе трофейного радиолокационного оборудования из г. Вартенбург, которое переходило в распоряжение Совета по радиолокации при ГКО303. Оборудование заводов в течение апреля было вывезено в Москву на создаваемое на заводе № 47 ЦКБ Наркомата боеприпасов. В начале апреля 1945 г. на станции Шпек в районе Альтдамма были найдены пусковые установки самолетов-снарядов, которые были отправлены на завод № 458 под Москвой в Савелово304. 15 мая 1945 г. солдаты майора Вавилова из армии К.К.Рокоссовского захватили полуразрушенные корпуса Ракетного центра в Пенемюнде на острове Узедом. Туда были направлены главный инженер завода № 9 Наркомата боеприпасов Свинчицкий и 415 инженерно-технических работников с целью демонтажа этого ракетного центра. В демонтаже центра участвовали солдаты трофейных частей и бывшие военнопленные. По постановлению ГКО весной 1945 г. в Москву, в ЦКБ-1 Наркомата боеприпасов было отгружено 150 турбин Фау-2, радиоаппаратура управления полетом, 25 испытательных стендов и другое оборудование. Часть стартовых установок и испытательных станций для ракет дальнего действия перевезли на полигон в Крыму. Самолеты воздушной армии С.Красовского доставили в ЦКБ-17 Наркомавиапрома специализированное оборудование, оснастку, полуфабрикаты изделий и техническую документацию с заводов по производству реле управления Фау-2 и приборов самолетовождения из Миттельштайна, Роккерса и Ютенбурга, принадлежавшие фирме «Патин»305. Директор НИИ-24 Наркомата боеприпасов П.Холодный вывез из Фюрстенберга опытные образцы снарядов, чертежи и технологическое описание завода. В конце мая ГКО принял постановление «О проведении работы по выявлению и вывозу заводского и лабораторного оборудования, чертежей и опытных образцов немецких реактивных снарядов». Наркому боеприпасов Б.Л.Ванникову было предписано вывезти на 670-й завод и в ЦКБ-1 оборудование опытного завода по производству реактивных снарядов фирмы «Рейнметалл Борзинг» из Берлина (Мариенфельд) для создания аналогичного предприятия в Москве306. 10 мая 1945 г. по постановлению ГКО № 8428сс в НИИ-1 Наркомавиапрома в Москву вывозились два комплекта радиоаппаратуры к самолетам-снарядам Фау-2 и техническая документация из Высшей

электротехнической школы в Вене. Руководителем работ по отгрузке оборудования и документации был назначен начальник 17-го главка наркомата Н.Я.Балакирев307. Уполномоченные Особого комитета при ГКО М.З.Сабуров, П.Ф.Зернов, Гамов, Кучумов руководили поисками лабораторного оборудования, образцов чертежей реактивных снарядов и готовили предложения для Особого комитета при ГКО о передаче их в Наркомат боеприпасов308. В Пенемюнде также прибыла и бригада генерала А.И.Соколова с группой специалистов, к которой присоединились конструкторы, занимавшиеся реактивной техникой, Б.Е.Черток, А.М.Исаев, Б.Е.Черток вспоминал в 1991 г.: «Я был одним из первых, кто вылетел в Германию для изучения немецкой авиационной и ракетной техники. 23 апреля 1945 г. меня произвели из рядовых сразу в майоры, я получил положенное обмундирование, пистолет ТТ и удостоверение с правом осматривать все объекты в Германии. Мои коллеги также совершили мгновенное превращение в старшие офицеры, и мы вылетели в составе группы Наркомата авиационной промышленности. Нашей основной задачей было искать и спасать новейшую военную технику, секретные архивы прежде всего от своих. В процессе жестоких боев нашим войскам было не до архивов. Мы шли вслед за наступающими войсками вместе с передовыми тыловыми частями. И там, где могли, старались опередить их, чтобы сразу взять под охрану интересующую нас технику. Иногда чуть не плакать хотелось, когда буквально по щиколотку ходили по секретным немецким документам, выброшенным нашими «братьями-славянами» из сейфов. Правда, это относится к районам особенно жарких боев. Только 1 июня мне удалось добраться до Пенемюнде... В Пенемюнде мы впервые по-настоящему остро почувствовали, какой гигантский размах имели в Германии работы по ракетной технике. Это заставило нас с удвоенной энергией искать все, что было с ней связано309. Советские ракетчики исследовали развалины, облазили 11 испытательных стендов, расспрашивали о ракетах, документах, чертежах. Случайно был найден технический отчет по ракете А-9/А-10, которую В. фон Браун мечтал использовать для бомбежки Нью-Йорка. В другой Ракетный центр в Нордхаузене советские специалисты прибыли на второй день после ухода американцев, но там уже работала бригада Наркомата боеприпасов, которая интересовалась станками. В июле 1945 г. уполномоченные Особого комитета ГКО посетили Нордхаузен, куда с Узедома немцами было частично эвакуировано серийное оборудование производства Фау-1 и Фау-2. Советским представителям удалось в августе 1945 г. вывезти по постановлению ГКО от 3 августа 1945 г. № 9716сс из подземного комплекса заводов «Нордверке» и «Миттельверке» в 4 км от Нордхаузена около 3 тыс. единиц технологического оборудования по производству Фау-1, деталей авиамоторов и реактивных двигателей на авиазаводы Уфы и Москвы, а оборудование и материалы по изготовлению Фау-2 и реактивных снарядов «Тайфун» – на московские заводы НКБ310. Б.Л.Ванников 19 июля 1945 г. писал в отчете правительственной комиссии, когда вывоз материалов и промышленного оборудования из Пенемюнде еще не был завершен: «При обследовании заводов, конструкторских бюро и полигонов Германии, Польши, Чехословакии, Венгрии и Австрии, где производилась разработка конструкций и изготовление новых реактивных снарядов, а также опросом лиц, причастных к этому делу, собран материал, чертежи, образцы, технологические документы, фотоснимки, кинопленки и ряд других документов, по которым представилась возможность составить технический обзор в первоначальном виде и в отдельных случаях даже вести конструкторскую работу по отдельным образцам... Немецкие реактивные снаряды сверхдальнего действия особенно наиболее крупные и дальнобойные, как, например, Фау-2 и др., выходят из рамок отрасли одного какого-либо ведомства (Наркомата) и широко затрагивают важнейшие области промышленности (электропромышленность, моторо- и турбостроение, тяжелое машиностроение и др.) ... Реактивные снаряды сверхдальнего действия проектировались в Карлсхагене и Пенемюнде на острове Узедом близь Штеттина, в германском НаучноИсследовательском Ракетном Центре». В отчете давалась общая оценка военно-технических трофеев: «Вся система автоматического управления снарядом очень сложна. Она состоит почти целиком из электроприборов и радиоаппаратуры, содержащих 83 радиолампы и около 80 различных реле, управляющих множеством электрических цепей и электромоторов. Серийный выпуск этого оборудования требует высокой культуры производства. Разработка и изготовление аппаратуры производилось фирмой «Сименс», с которой сотрудничали AЕГ и «Телефункен». Стоимость автоматического оборудования составляет основную часть стоимости ракеты»311. Б.Л.Ванников резюмировал: «Предстоит большая работа по изучению образцов и всего материала для дальнейшего совершенствования новых видов реактивной боевой техники, которая является передовой и займет в системе вооружения значительное место. Будущность этой высокой боевой техники велика, она требует работы большой и солидной»312. В распоряжении советских оборонных наркоматов и заводов оказалось в 1945 г. множество образцов передовой военной техники. Советские оборонщики получили лавину научно-технической информации, которую они должны были в кратчайшие сроки освоить, так как на пороге победы уже стояла эпоха

холодной войны. Они получили для изучения образцы самолетов-снарядов Фау-1, которые представляли собой летательные аппараты, управляемые автопилотом, компасом-курсодержателем, высотным коррректором и задатчиком курса, с дальностью полета до 400 км (контролировалась счетчиком пути) и скоростью полета до 600 км в час. Стартовая масса ракеты составляла 2,2 тонны, взрывчатки – до 700 кг. В их распоряжение поступили и одноступенчатые баллистические ракеты Фау-2 (А-4), которые управлялись в полете при помощи сложного радиотелемеханического оборудования. Коррекция полета производилась с земли при помощи специальных стартовых устройств, оборудованных радиотелемеханическими и радиолокационными установками. Ракета приводилась в движение ЖРД с тягой до 25 т. Масса Фау-2 – 12,5 т, взрывчатого вещества – свыше 700 кг. Дальность полета – 350-450 км, высота – 90-100 км, а при специальных пусках могла подниматься вдвое выше. К концу 1944 г. немецкие конструкторы Вернер фон Браун и Герман Оберт разработали проект межконтинентальной двухступенчатой ракеты А-9/А-10, с дальностью полета до 5 тыс. км, которые она покрывала за 35-40 мин., неся боевой заряд до 1 т весом. Проект должен был введен в действие в начале 1945 г., но остался в опытном варианте из-за крушения рейха. Последний пробный пуск ракеты А-9/А-10 состоялся 24 января 1945 г. Задача была доведена до своего технического решения313. В мае 1945 г. в Берлине была образована советская техническая комиссия по ракетной технике. Она действовала при штабе советской военной администрации в Берлине, через линии спецсвязи в Карлхорсте докладывала о результатах своей работы в Москву. Летом 1945 г. была сформирована группа специалистов во главе с будущим академиком и специалистом в области космической связи Н.А.Пилюгиным, куда входили свежеиспеченные «полковники» В.П.Мишин, Л.А.Воскресенский, А.М.Березняк. 8 августа 1945 г. они получили напутствия в ЦК ВКП(б) и Наркомавиапроме, надели погоны и в ночь на 9 августа вылетели в Берлин, а затем побывали в Праге в поисках архива фон Брауна, который был обнаружен в местечке Вистовице, в сарае. Архив был отправлен в Германию, в Блейхероде, где собирались кадры захваченных советскими войсками немецких ракетчиков. 8 сентября 1945 г. в Берлин вылетел «подполковник» С.П.Королев. К этому времени в Германии работали более сотни специалистов в области ракетной техники или тех, кому предстояло стать таковыми314. Б.Е.Черток и А.М.Исаев, командированные в Германию для ознакомления с немецкими реактивными двигателями, организовали при содействии советского военного командования в Блайхероде близь Нордхаузена, где обосновалась после эвакуации из Пенемюнде часть немецких ракетчиков и где дислоцировалась 75-я гвардейская дивизия, Ракетно-восстановительный институт – РАБЕ. Возглавил институт Б.Е.Черток, в нем работало около 200 сотрудников315. В это же время В. фон Браун недалеко от Блайхероде собрал в американской зоне 300 лучших немецких ученых-ракетчиков. Советским ученым удалось переманить из американской военной зоны некоторых из них, в том числе Гельмута Греттрупа, который в Пенемюнде руководил разработками систем управления. В августе-сентябре 1945 г. все немецкие специалисты были вывезены в США. Институт же, организованный в Блайхероде, продолжал действовать и стал пополняться за счет советских ученых и специалистов, откомандированных из армии. Осенью 1945 г. Ракетный центр посетила межведомственная комиссия, в состав которой входили будущие главные конструкторы и академики В.И.Кузнецов, В.П.Мишин, Н.А.Пилюгин, чл.-корр. АН СССР М.С.Рязанский и другие будущие «светила» ракетной техники. Одной из главных трудностей было отсутствие документации, почти полностью вывезенной немцами и американцами. В.П.Мишину удалось добыть в Чехословакии часть ракетных архивов. Немецкие специалисты помогали понять принципы действия приборов, а затем на них составлялась документация. Зам. наркома вооружения В.М.Рябиков и нарком вооружения Д.Ф.Устинов помогли расширить и развить работы316. В октябре 1945 г. англичане провели показательные пуски Фау-2 под Куксхафеном, куда пригласили американских, французских и советских специалистов, в их числе были А.И.Соколов, Ю.А.Победоносцев, В.П.Глушко, С.П.Королев, Г.А.Тюлин317. Впервые советские специалисты не только увидели в действии Фау-2, но и своих будущих конкурентов в космической гонке. На пуске присутствовали 2,5 тыс. англичан, 591 немецкий специалист, крупнейшие американские ракетчики – Теодор фон Карман, Вильям Пикеринг, Грейсон Меррил, Говард Зайферт. Эту демонстрацию в последний раз в Европе Фау-2 англичане назвали «Грохочущий дом»318. Ракета достигла высоты в 178 км. Советским ученым все это предстояло изучить: и «чудо-оружие», и состояние германской науки и промышленности. В советской зоне оккупации был организован и другой ракетный институт «Берлин», расположившийся в Берлине. Он занялся твердотопливными и зенитными управляемыми ракетами (ЗУР). Главным инженером института был назначен будущий академик В.П.Бармин, который спустя 30 лет констатировал: «Весь наш будущий коллектив сложился в Германии»319.

Правительственная делегация под председательством маршала артиллерии, начальника ГАУ Н.Д.Яковлева утвердила создания институтов «Нордхаузен» и «Берлин», а также двух спецпоездов для Фау-2. К работе в этих институтах были привлечены немецкие специалисты Г.Греттруп, Цейзе, Фибах, австрийский ученый Нэр. В Германии сложился совершенно необычный орган – Совет главных конструкторов, который стал неформальным коллективным руководителем ракетостроения, разрабатывающим «идеологию» отрасли. Забегая вперед, надо сказать, что 13 мая 1946 г. было принято постановление Совета Министров СССР о создании научных центров для нужд ракетной техники СССР. В Министерстве вооружения был создан головной НИИ-88 под руководством Л.Р.Гонора (в годы войны директора артиллерийского завода), главным инженером НИИ-88 стал Ю.А.Победоносцев. С.П.Королев возглавил отдел института, занимающийся Фау-2, Е.В.Синельников – отдел, занимающийся ракетой «Вассерфаль», С.Ю.Рашков – отдел, изучавший «Шметтерлинг», П.И.Костин – отдел, изучавший «Рейнтохтер». Соответствующие отделы возглавили двигателисты А.М.Исаев, С.К.Туманский, Д.Д.Севрук, приборист Б.Е.Черток320. В НИИ-88 были заняты и более 50 немецких специалистов (с семьями 500 чел.), из них 13 профессоров, 32 доктора-инженера, 21 инженер-практик. Немецкие специалисты были поселены на остров Городомля на озере Селигер, где работали над проектом баллистической ракеты, в Химках под Москвой и в других местах321. Создан был и специальный ракетный главк под руководством Л.В.Смирнова. В других министерствах также создавались НИИ, связанные с ракетной проблемой. С этого времени ракетная техника выходит в лидеры оборонной промышленности и экономики в целом. Лучшие умы будут заняты ею, ибо ракеты станут определять «судьбу войны и мира, а в конечном счете судьбу жизни на нашей планете»322. В послевоенные годы советская ракетная техника уверенно выходит на передовые позиции. 18 октября 1947 г. состоялся первый старт баллистической ракеты, в создании которой участвовали 13 КБ и НИИ, 35 заводов. «Это был первый и блестяще проведенный опыт кооперирования, первый шаг к Большой Ракетной Системе, которую создал Королев в масштабе всей страны»323. В 50-е гг. была поставлена задача создания межконтинентальной баллистической ракеты, способной нести ядерный заряд. Однако это стало возможным благодаря труду многочисленных коллективов ученых и конструкторов, в том числе и бесправных заключенных, работавших на пределе сил в трудные полуголодные военные и послевоенные годы. 1944-1945 г. – важнейший этап в организации советской науки и техники, определивший во многом основное направление их развития на все послевоенные годы. Следует подчеркнуть и тот факт, что в эти годы в Германии произошла своеобразная «встреча» ученых – противников в научно-техническом противоборстве, победителей и побежденных в специальных НИИ и КБ, возникших в последний период войны. Военно-технический опыт противника был тщательно изучен и обобщен советскими учеными в 13-томном «Сборнике материалов по изучению трофейной реактивной техники»324. Контакт с передовой немецкой техникой и немецкими специалистами стимулировал рывок в новых областях техники. Первая советская ракета была двойником Фау-2 с улучшенными характеристиками, а последующими «изделия» были вполне оригинальными325. Это еще раз подтверждает естественность, необходимость и плодотворность контактов ученых разных стран в области науки как условие для ее успешного развития. Эти контакты произошли как побочный результат окончания кровавой войны с немецким фашизмом. Специалисты в области военной техники шли по следам советских войск. Итоги развития отечественной науки в годы войны подвела в июне 1945 г. юбилейная сессия, посвященная 220-летию Академии наук СССР. Она была организована с огромным размахом в разоренной и истощенной войной стране с целью поднять ее мировую роль и дать стимул и перспективу ее развитию. В сессии участвовало свыше 1200 советских ученых и представителей общественности, 123 деятеля науки из 19 зарубежных стран – США, Англии, Франции, Китая, МНР, Югославии, Чехословакии, Польши, Болгарии, Румынии, Венгрии, Ирана, Индии и т.д. Это был по существу первый послевоенный конгресс ученых, на котором было выслушано 93 доклада советских и 36 докладов и сообщений зарубежных ученых. Иностранные ученые ознакомились с достижениями советской науки и рассказали о развитии науки в своих странах. Были возобновлены прерванные войной личные контакты, велись переговоры о возобновлении работы международных комитетов и ассоциаций ученых. Участники юбилейной сессии 24 июня 1945 г. присутствовали на Параде Победы на Красной площади, были приняты в Кремле, посетили Ленинград. Торжества носили сугубо официальный, пропагандистский характер. И в то же время это была встреча международной научной элиты, питавшей иллюзии относительно открывавшейся новой эпохи развития международных научных связей, хотя уже в ходе ее обнаружилось, что механизм холодной войны был запущен. Все же это было огромным событием для отечественной и европейской науки. В состав иностранных делегаций входили известные ученые: директор обсерватории Гарвардского университета Х.Шапли, начальник почвенной службы США Ч.Келлог, председатель Национального фронта

борьбы за освобождение и возрождение Франции, член Французской Академии наук знаменитый физик Фредерик Жолио-Кюри и его жена Ирэн Жолио-Кюри, президент Французской Академии наук М.Колльри, выдающийся немецкий физик М.Борн, французские математики Ж.Адамар, Э.Борель, будущий президент Чехословацкой академии наук чешский историк З.Неедлы, известные английские химики – президент Лондонского королевского общества в 1945-1950 гг. Р.Робинсон, будущий президент Лондонского королевского общества и Нобелевский лауреат С.Н.Хиншелвуд, президент Мексиканской академии наук М.С.Валларта, президент Индусской физической ассоциации М.Саха, президент Болгарской академии наук Л.М.Михалчев, Польской – С.Кутшеба, Сербской – А.И.Белич и др.326 Зарубежные ученые были приятно поражены уровнем развития науки в СССР. Им показали современно оборудованные Институт физических проблем П.Л.Капицы, Институт генетики и др. Вернувшись на родину, они выступали в прессе перед общественностью своих стран, выражая стремление укреплять связи с учеными СССР. Победа над фашистской Германией пробудила живой интерес ученых всего мира к достижениям российской науки и стремление укреплять с ней связи. Этот процесс начал активно развиваться снизу еще в ходе совместной антифашистской борьбы. Ученые стран антифашисткой коалиции стремились наладить обмен научной информацией. Многие отечественные ученые в 1942-1945 гг. были избраны почетными членами иностранных академий и научных обществ, награждались почетными медалями. Выдающийся математик И.М.Виноградов был избран членом Лондонского королевского общества, ботаник президент АН СССР акад. В.Л.Комаров – Болгарской и Чехословацкой академий наук, медик акад. Е.Н.Павловский – Иранской академии наук. Советские ученые состояли членами 95 научных обществ мира327. Юбилейная сессия АН СССР подвела итоги самоотверженной работы советских ученых в военные годы и дала ей высокую оценку. В связи с 220-летием Академии наук СССР 10 июня 1945 г. Президиум Верховного Совета СССР наградил 1465 сотрудников АН СССР. Ряду выдающихся ученых и конструкторов было присвоено звание Героя Социалистического Труда328. За 1941-1946 гг. деятелям науки и техники было присуждено 1578 Государственных премий. Высокую оценку правительства получила и деятельность высшей школы страны. Ученые приглашались для работы в партийные органы. Так, в Агитпроп ЦК ВКП(б) был приглашен биолог А.Р.Жебрак, будущий президент АН Украины. Политическое руководство страны, отмечая 220-летие Академии наук, стремилось, с одной стороны, поднять престиж советской науки на гребне победы над фашизмом, довести до сведения мировой общественности ее достижения в военные годы, в строго ограниченных государством рамках наладить научные связи и контакты с мировым научным сообществом, без чего немыслимо было соперничество и соревнование с передовыми странами, особенно в области военной техники, доказать цивилизованность советской державы-победительницы и, с другой стороны, расширить, в частности и через мировое научное сообщество, влияние марксистской идеологии, особенно в странах Восточной Европы. Провозглашение развития международных связей целью Советского государства, естественно, встречало горячее одобрение и отечественного и мирового научного сообщества в условиях эйфории от победы над германским фашизмом. На специальном приеме в Кремле в честь иностранных ученых заместитель председателя СНК СССР В.М.Молотов предложил тост за развитие «тесного сотрудничества между советской наукой и иностранной наукой в интересах наших народов»329. «Этот тост, как и многие другие заявления высших государственных чинов (не говоря уже об ученых), – пишет Н.Л.Кременцов, – символизировал новую идеологию государственной научной политики. Во время войны была возрождена концепция «единой научной политики». Она заменила собой представление о двух отдельных, противостоящих друг другу науках – советской и западной, буржуазной и пролетарской, господствующие в 1930-е»330. Конечно, этот тост знаменовал определенные сдвиги в позиции власти, однако, выводы Н.Л.Кременцова нам представляются не совсем точными. Следует помнить, что в реальности в политике по отношению к научному сообществу и в самом научном сообществе всегда противоборствовали две точки зрения, две тенденции. Крупнейшие советские ученые, влиявшие на формирование политики, исповедовали концепцию «единой мировой науки», исходя из логики саморазвития науки, хотя подчас и отдавали дань марксистской риторике противопоставления пролетарской и буржуазной науки. Другая тенденция, исходящая от политического руководства, тенденция к замкнутости, изолированности и противопоставлению «пролетарской», «социалистической» науки как самой передовой по своему характеру и мировой, «буржуазной» поддерживалась молодой «красной профессурой», научной молодежью из пролетарской среды. Эта господствующая в 30-е гг. концепция лишь модифицировалась в 40-е в противопоставление отечественной русской науки – науке зарубежной, космополитической. Послевоенная идеологическая кампания, вошедшая в историю как ждановщина, находила опору и поддержку у определенной части консервативно настроенных ученых и в обществе с гипертрофированно развитым национальным самосознанием. Столкнувшись на европейских полях сражений напрямую с западной цивилизацией, западной наукой и техникой, люди в шинелях невольно переосмысливали ценности советского и западного общества. Всплеск патриотизма и национализма, с одной стороны,

огромный порыв мыслящей, творческой молодежи, ученых и деятелей искусства к более свободному, открытому обществу, к новым возможностям, – с другой, вызвали страх и негативную реакцию у политического руководства. Оно было напугано и озабочено этими настроениями. Не случайно появилась новая категория заключенных в ГУЛАГе – «за преклонение перед американской, западной техникой». Политическое руководство и часть ученых не собирались отказываться от разделения науки на два лагеря и их противоборства, они только придали этой концепции более современный вид, более современное звучание в виде лозунга «догнать и перегнать передовые капиталистические страны в научно-техническом отношении». Будучи прагматиками, политические руководители страны и в 1944-1945 гг. остро сознавали отставание СССР в ряде областей науки и техники. Они всегда стремились разными путями получить данные и результаты развития мировой науки, принуждали копировать западную технологию, побуждая ученых идти по стопам передовой зарубежной науки, и тем самым усугубляя отставание. Советское политическое руководство в то же время не отказывалось и от официальной концепции, рассчитанной главным образом на внутреннее потребление, советской науки как самой передовой в мире, противостоящей буржуазной и загнивающей науке Запада, что и выявилось в 1948-1949 гг. Испытание в США атомной бомбы бурно катализировало процессс «холодной войны», который подспудно назревал в 1944-1945 гг., и гонку вооружения, вытекающую из концепции двух лагерей и возможно большего расширения социалистического лагеря. Советское правительство остро осознало необходимость дальнейшего развития и укрепления науки, что отразилось в начале февраля 1946 г. в предвыборной речи И.В.Сталина, где была развернута программма широкого строительства научноисследовательских институтов, что, по его мнению, при государственной поддержке помогло бы ученым «не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны»331. Теперь все чаще, отстаивая свои интересы, советские ученые апеллировали к достижениям зарубежных ученых. Авторитет международного сообщества явно или подспудно всегда присутствовал в диалоге власти и отечественных ученых. Нужды войны переключили внимание власти с «идеологического интереса» на достижение немедленных практических научно-технических результатов. Ученые все более основательно претендовали на ведущее влияние в формировании научно-технической политики государства. Интересны в этом отношении письма акад.П.Л.Капицы И.В.Сталину, написанные на исходе войны, где он размышлял о судьбах отечественной науки и техники после победы над фашизмом, о закрепление этой всемирноисторической победы «техническим и культурным превосходством», давал свою оценку уровню развития отечественной науки и техники в соотношении с мировым и свое понимание путей их развития. Он писал о том, что теперь после победы в войне необходимо «выиграть мир», высказывал свои соображения о положении ученого-творца в СССР, ибо в условиях борьбы за ликвидацию атомной монополии США и достижения рановесия в мире это играло огромную роль. Большой интерес представляет и письмо министра высшего образования С.В.Кафтанова секретарю ЦК ВКП (б) А.А.Жданову, анализировавшее состояние организации науки и внедрения ее результатов в производство после войны, а также меры по ее дальнейшему развитию и улучшению государственного руководства наукой. Размышления и оценки, данные в этих документах ученого и государственного деятеля, касающиеся проблем развития отечественной науки, не утратили своего значения и в конце XX в. В письме И.В.Сталину от 14 марта 1945 г. П.Л.Капица по существу дает оценку состояния отечественной науки и техники и говорит о драматической судьбе ее творцов, настаивает на необходимости выработки технической политики государства, «идейном руководстве новой техникой». Выделяя в качестве выдающихся достижений отечественной науки и техники проблему создания синтетического каучука и кислородную проблему, он пишет: «Для решения таких проблем надо, чтобы все, от мала до велика, чувствовали ярко необходимость искания и значения новых путей в технике. А ведь пока этого у нас нет. Вот прошло 27 лет после революции, мы много построили, много освоили, а как мало своего крупного мы внесли в технику! Лично я могу назвать только одно крупное наше достижение – это синтетический каучук. Это достижение действительно мирового масштаба, тут мы были вначале впереди, но, к сожалению, сегодня нас уже обогнали и Америка и Германия. Но как мало мы сами чувствовали и чувствуем значение этого крупнейшего достижения. Академик Лебедев, пионер и создатель, должен был бы быть национальным героем, а он после поездки в жестком вагоне схватил сыпной тиф и умер в 1934 г. Это позорнейший для нас случай. Нужно тут прямо сказать, что в капиталистической стране, если бы Лебедев погиб бы, то, вероятно, в своем салон-вагоне и при крушении своего поезда. Это не случайность, это показывает только то, что мы не чувствуем еще необходимости в людях, делающих новую технику. Их история у нас всегда одна – это Левша Лескова. Отчасти, может быть, это просто потому, что гения народного у нас уйма, поэтому мы так по-хамски с ним обращаемся. За эти 27 лет капиталистические страны дали по моему подсчету около двадцати фундаментально новых направлений развития техники, по силе, равной нашему синтетическому каучуку. Я отношу к ним,

например, синтетическое горючее, пластмассы (плексиглаз и пр.), турбину внутреннего горения, телевидение, сверхтвердые сплавы (карбид вольфрама), ракетные самолеты и пр. А мы дали всего одно. Так не должно продолжаться. Первым долгом тут виноваты мы, ученые, которые не сумели показать всю силу новой техники и бороться за здоровое направление ее развития. Мне думается, что пора взяться за идейное руководство развития новой техники. Я это остро чувствую сейчас при работе Главкислорода. Как наша партия, идейно руководя правительством страны, сумела создать совсем новый государственный строй, так же надо создать идейным руководством новые направления развития нашей промышленности, использовав при этом все преимущества социалистического строя. Идейное руководство должно быть вне оперативного государственного аппарата. Наркоматы, госплан, академия его не могут выполнить...»332. Говоря о роли передовой отечественной науки и техники для победы в научно-техническом соревновании, П.Л.Капица подчеркивал необходимость целенаправленной научно-технической политики государства, анализировал ее просчеты. 20 ноября 1945 г. ученый писал И.В.Сталину о мерах по развитию научной базы для решения «атомной проблемы» и создания атомной промышленности: «Первое. Надо поднять наши научные институты и благосостояние наших научных работников. Второе. Надо поднять наше высшее образование, вузы, университеты, готовить молодежь для науки. Третье. Надо наладить научное приборостроение»333. Это необходимо и для развития других перспективных направлений техники. Проблемы организации науки, укрепления ее материально-технической базы, стимулирования научной деятельности, изобретательства и т.п. были поставлены в письме государственного деятеля, министра высшего образования С.В.Кафтанова на имя секретаря ЦК ВКП(б) А.А.Жданова от 25 ноября 1946 г. «О неотложных мерах по усилению руководства наукой в стране»334. Он писал, что в СССР трудится свыше 70 тыс. научных сотрудников, имеется болеее 1000 НИИ и около 800 вузов. Среди выдающихся достижений отечественной науки и техники он выделял работы в области радиофизики и радиотехники академиков Л.И.Мандельштама, Н.Д.Папалекси, В.А.Фока, Б.А.Введенского и других, которые выполнили выдающиеся творческие работы, послужившие в значительной мере основанием для создания современной радиотехники (в области распространения радиоволн, нелинейных колебаний, ночной эффект, береговой эффект). Однако, подчеркивал Кафтанов, разработка практических вопросов сильно отставала. Это отставание было преодолено благодаря постановлению правительства в 1943 г., создавшему Совет по радиолокации при СНК СССР под руководством Г.М.Маленкова (заместителем его был чл.-корр. АН СССР А.И.Берг). С.В.Кафтанов также отмечал отставание отечественной науки в области внедрения ее достижений в промышленность: «В результате медленнной реализации законченных научных работ создается ненормальное положение, когда крупные исследования, выполненные в наших лабораториях, после их опубликования реализуются в промышленности заграницы быстрее, чем у нас»335. Слабо реализовывались и достижения в области получения синтетических органических кислот из нефтепродуктов. В СССР, подчеркивал он, пока есть лишь опытные установки по получению синтетических жирных кислот, в то время как в США работает и создана отрасль промышленности. Причиной задержки с внедрением является отсутствие полузаводских установок как промежуточного звена между лабораторией и промышленностью. Второй причиной является отсутствие материальной заинтересованности во внедрении. Инструкция 1942 г. «О вознаграждении за изобретения, технические усовершенствования и рационализаторские предложения» мало стимулирует внедрение новой техники, разрабатываемой институтами. Мало используется научный потенциал вузов, продолжал он,на научно-иссследовательскую работу в вузах отпускается в 10 раз меньше средств, чем в НИИ. В письме отмечалось, что необходимо признать, что «за годы Отечественной войны, несмотря на большое внимание к работникам Академии наук со стороны правительства, они не дали особо выдающихся работ, связанных с созданием новых видов воооружения или технологических процессов. Эти важные практические вопросы решались в отраслевых научно-исследовательских институтах, заводских лабораториях и конструкторских бюро»336. Отмечая слабость экспериментальной базы, С.В.Кафтанов ,в то же время указал, что «за последнее время принят ряд коренных мер в деле обеспечения вузов, научно-исследовательских институтов лабораторным оборудованием: создано министерство машиностроения и приборостроения, Главное управление по химическим реактивам в министерстве химической промышленности, а также главки по приборам в других министерствах. Однако в ближайшие два года потребность в современнной аппаратуре не может быть удовлетворена отчественной промышленностью и целесообразно расширить импорт ее из-за рубежа, особенно оптической и измерительной, необходимо развивать экспериментальные мастерские при НИИ и вузах, которые должны взяться за конструирование новых приборов и изготовление уникальной аппаратуры»337. Особо С.В.Кафтанов отмечал отсутствие эффективной межведомственной координации работ научных учреждений, что вызывало параллелизм, подчеркнул, что «в США и Англии во время войны

были созданы специальные комитеты по координации научных исследований в государственном масштабе, которые продолжают свою деятельность и после войны»338. В годы войны ухудшилось положение и с научно-технической информацией. В СССР по химии и физике имеется 15 журналов, в то же время как в США и Англии во время войны выходило 40 физических и химических журналов в каждой стране. Отсутствие реферативных журналов в СССР тормозило научную информацию, тем более, что был прекращен выпуск немецких реферативных журналов, которыми пользовались до войны все европейские ученые339. Министр предлагал превратить отечественные журналы в международные центры научной информации. Он был озабочен проблемой учета кадров по отдельным научным специальностям: «Плохо обстоит дело с учетом научных кадров. У нас учет имеется по министерствам, общего же учета научных кадров по отдельным отраслям наук в государственном масштабе нет. В США за последние годы проведена работа по учету научных кадров, создана национальная картотека ученых, в которой учтены несколько десятков тысяч американских специалистов»340. В числе мер, необходимых для стимулирования развития науки, С.В.Кафтанов предлагал перевести вузовскую науку на госбюджет (она финансировалась за счет наркоматов. – Э.Г.), организовать научноисследовательские институты при крупных технических вузах, уменьшить педагогическую нагрузку ученых, практиковать командирование молодых ученых за границу. Он сделал новую попытку, а такая попытка предпринята была еще в разгаре войны, – побудить правительство создать орган по координации научных исследований в общесоюзном масштабе341. С.В.Кафтанов писал: «В настоящее время в связи с большими задачами, стоящими перед страной в области развития науки и новой техники, назрела настоятельная необходимость в создании правительственного органа по координации научных исследований в общесоюзном масштабе. На такой орган целесообразно возложить составление общегосударственного плана разработки важнейших научно-технических проблем и контроль за его выполнением, координацию деятельности всех научных учреждений страны, учет научных кадров в стране, планирование и общее руководство подготовкой новых научных кадров в вузах и научноисследовательских институтах, разработку мероприятий по реализации в народном хозяйстве законченных научных работ, а также систематическую информацию руководящих государственных органов о состоянии научной работы у нас и за границей по отдельным отраслям наук»342. Таким образом, обе эти инициативы – крупнейшего ученого и государственного деятеля имели целью преодолеть как научное, так и организационное отставание отечественной науки от мировой, с тем, чтобы она могла сыграть важную роль на новом этапе – этапе холодной войны и противостояния двух систем.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Анализ деятельности российских ученых в военные годы убедительно доказывает, что отечественная наука сыграла важную роль в военной, экономической, политической и духовной победе над фашизмом. Советское государство создало необходимые организационные условия для развития науки в послеоктябрьский период, предвоенные и военные годы. Академия наук СССР на деле стала центром передовой науки в борьбе с фашизмом. Научный потенциал СССР использовался для организации военной экономики, организации массового производства передовой военной техники и вооружения, мобилизации природных ресурсов, идеологической борьбы с фашизмом. Научно-технический совет при ГКО и другие государственные органы широко привлекали ученых – творцов фундаментальной науки – А.Н.Баха, А.Н.Крылова, С.И.Вавилова, П.Л.Капицу, А.Е.Ферсмана, А.Ф.Иоффе, С.И.Вольфковича, А.Н.Колмогорова, Н.Н.Семенова, М.В.Келдыша, А.П.Александрова, А.И.Берга и др. к решению в сотрудничестве с отраслевыми НИИ и военными организациями комплексных оборонных и народнохозяйственных задач. Оперативная перестройка системы организации науки в условиях войны, эвакуация и сохранение наиболее квалифицированных научных кадров и основных научных учреждений страны, финансирование научно-технических разработок – все эти меры создали условия для эффективного использования научно-технического потенциала. Важную роль в организации и мобилизации сил научной интеллигенции на разгром фашизма, в создании условий для исследований сыграли проблемные и региональные комплексные комиссии и комитеты ученых, созданные в центре и на местах, они помогли сосредоточить усилия оставшихся в тылу научных кадров на решении неотложных оборонных задач. Ряд крупных ученых заняли руководящие посты в государственном аппарате, стали заместителями наркомов, возглавили главки, работали в сфере управления, активно участвовали в разработке и проведении государственной научно-технической политики. Многие ученые перешли на работу в военные академии и оборонную промышленность. Ушедшие на фронт в первые месяцы войны специалисты демобилизовывались и возвращались в тыл. На Академию наук СССР и Всесоюзный комитет по делам высшей школы при СНК СССР была возложена задача координации научной деятельности в масштабе всей страны в целях оснащения армии и флота современной боевой техникой и вооружением, обеспечения ее непрерывного прогресса в ходе войны, что было важным условием победы. Сложнейшие задачи оснащения армии передовой техникой, ее материальнотехнического обслуживания в ходе военных действий успешно решались благодаря созданному до войны мощному научно-техническому потенциалу, эффективной организации исследований и разработок, тесному сотрудничеству науки и промышленности, опоре на собственные экономические ресурсы. Опыт, накопленный в предвоенные годы, был оперативно мобилизован и материализован в создании новых видов вооружения и боеприпасов, в многочисленных расчетах, в решении прикладных задач конструирования и функционирования военной техники, выборе оптимальных режимов ее работы, в ее испытании, модернизации. Огромный теоретический и экспериментальный материал, собранный геологами, географами, биологами и представителями других отраслей знания, изучающих полезные ископаемые, природные, растительные, биологические ресурсы страны, был обобщен, мобилизован в деятельности комплексных комиссий Академии наук СССР, комитетов ученых при горкомах партии и профсоюзах и других общественных организациях. Новые формы организации науки, возникшие в первый период войны, создали условия для комплексного решения народнохозяйственных и оборонных задач, разрушали ведомственные перегородки, способствовали взаимному обмену ценной информацией и опытом между учеными различных специальностей, инженерами, конструкторами, взаимопроникновению методов и методик различных наук и тем самым способствовали оперативному решению крупных народнохозяйственных и оборонных проблем. Учеными был осуществлен комплексный, системный подход при решении ряда острых проблем мобилизационной экономики: обеспечения уральской промышленности – главного арсенала фронта – топливно-энергетической базой, развития черной и цветной металлургии, размещения мощностей химической промышленности – основы для производства взрывчатых веществ и боеприпасов на Востоке страны, создания поточного производства вооружения и боеприпасов и др. В исключительно тяжелых условиях в первый период войны было эффективно организовано военносырьевое хозяйство. Именно в этот период научные работники России проделали огромную работу по оценке, мобилизации и расширению базы минеральных и иных ресурсов страны, обеспечивавшей функционирование военной экономики и производство передовой техники. Опираясь на оригинальные отечественные научнотехнические изобретения и разработки, используя богатейшие сырьевые и топливные ресурсы, мобилизуя производительные силы страны, ученые и инженерно-технические работники вместе с рабочими активно участвовали в перестройке экономики на военный лад, в перебазировании промышленного и научного потенциала, в создании образцов и совершенствовании военной техники и вооружения. Сотрудничество и совместная работа в рамках специальных комиссий и комитетов ученых и работников промышленности позволяли им ближе познакомиться с условиями массового производства, руководителям промышленности и инженерно-техническим работникам – с достижениями науки в соответствующих областях

знания. Интересы защиты Родины были главным стимулом их деятельности, разрушавшим ведомственные барьеры и превалирующим над узкопрофессиональными интересами и идеологическими соображениями. Война ускорила внедрение в производство научных открытий, изобретений, разработок, связанных с обороной. Высокий уровень развития фундаментальных наук благодаря сформировавшимся в дореволюционный и послереволюционный период отечественным научным школам и системная организация научно-технических работ позволили непрерывно совершенствовать и модернизировать серийную боевую технику, оружие, боеприпасы, создавать принципиально новые образцы вооружения с более высокими техническими характеристиками и возможностями. Темпы внедрения и освоения новой техники непосредственно перед войной и в ходе нее были чрезвычайно высокими. Перед самой войной известный оружейник В.Г.Грабин разработал и применил метод скоростного проектирования с одновременной разработкой технологического процесса. Это позволило его коллективу сконструировать изделие, изготовить его опытный образец и принять его к производству всего за 72 дня. Этим изделием была знаменитая 76-мм полковая пушка ЗИС-3. Весной 1941 г. за 38 дней была создана 107-мм пушка для танка КВ-2 Только за один 1943 г. ученые и конструкторы создали 21 образец артиллерийского вооружения. Однако этот процесс протекал далеко не гладко. Первый период войны явился наиболее тяжелым для российских ученых. В эти годы пришлось в условиях эвакуации, перебазирования производительных сил, перестройки работы научных учреждений преодолевать и огромные трудности, связанные с исправлением просчетов и ошибок политического, военного и научнотехнического характера, с трагическими последствями массовых репрессий. Из-за этих негативных явлений созданные до войны учеными и конструкторами новые образцы оружия и военной техники недопустимо медленно внедрялись в производство. Руководство Наркомата обороны, Главного артиллерийского управления, ответственное за оснащение Вооруженных Сил, подолгу не одобряло новые образцы, не могло своевременно оценить перспективность некоторых новых типов самолетов, танков, автоматов, минометов, противотанковых ружей, реактивной артиллерии – «катюш». Переоценено было значение морской, сухопутной, сверхтяжелой артиллерии. Ошибочная оценка состояния немецкой техники привела к тому, что накануне войны были сняты с производства орудия наиболее массовых калибров (45- и 76-мм). Волевые, недостаточно компетентные и необоснованные решения, аресты выдающихся руководителей оборонной промышленности и конструкторов, выключение из активной творческой деятельности многих работников науки и техники, атмосфера страха перед доносами и клеветой не могли не отразиться на темпах создания и внедрения новой техники и, в конечном счете, на темпах перевооружения армии и флота. Многие ошибки и просчеты руководителей, от которых непосредственно зависело создание новой военной техники и оружия, были, по мнению наркома вооружения и наркома боеприпасов Б.Л.Ванникова, «исключительно результатом принятых в спешке решений, подчас продиктованных не знаниями и опытом, а дилетантским верхоглядством. В ходе войны они все же исправлялись и «в целом советское оружие по своей мощи превзошло военную технику грозного противника»1. С началом войны самоотверженной работой ученых, инженерно-технических работников, рабочих эти ошибки исправлялись. Армия все в большем количестве получала современное оружие. Благодаря их усилиям, как и усилиям всего народа, удалось ускорить перевооружение армии новейшей военной техникой. Войска получили новые танки, САУ, самолеты, артиллерийское вооружение, минометы, автоматы, большое количество боеприпасов. При этом доля новых образцов в 1943 г. достигла в стрелковом вооружении – 42,3%, артиллерийском – 83%, бронетанковом – более 80%, авиационном – 67%2. Начиная с 1943 г. до конца войны в большинстве базовых отраслей индустрии было обеспечено наращивание продукции для военной промышленности, транспорта и народного хозяйства. Так, например, в 1945 г. стали было выплавлено на 45% больше, чем в 1943 г., резко увеличилось производство качественного проката, специальных сталей, цветных металлов, развилась топливноэнергетическая база. Добыча угля приближалась к довоенному уровню и в 1945 г. превзошла его. Эти цифры аккумулировали самоотверженный, подвижнический труд всего народа, в том числе и ученых. Многое сделали ученые и конструкторы России для роста производительности труда в промышленности, для ускорения внедрения технических новшеств в производство, особенно военное, для снижения себестоимости военной техники при повышении ее качества. В ходе войны многие создатели военной техники изучили условия ее массового серийного производства, научились добиваться технологичности, удешевления и упрощения методов производства военной продукции. Уже во второй половине 1942 г. затраты на артиллерийский и минометный выстрел снизились почти вдвое по сравнению с 1940 г., себестоимость производимых тяжелых танков при повышении их боевых качеств за годы войны снизилась втрое, по сравнению с довоенным временем, затраты станко-часов при производстве отдельных видов артиллерийского вооружения, например 76-мм дивизионной пушки образца 1942 г., снизились в 3,5 раза по сравнению с довоенными3. Научно-технические достижения использовались при решении кардинальных народнохозяйственных проблем: при перестройке промышленности на выпуск оборонной продукции; налаживании и расширении новых производств; увеличении их мощностей; решении продовольственной проблемы. В ходе мобилизации природных, экономических ресурсов, изыскания новых источников сырья и материалов, главным образом на Востоке страны, важную роль играла научно-техническая мысль.

Необходимость неотложного решения ряда проблем военного характера продвинула вперед ряд фундаментальных и теоретических областей науки, связанных с военным производством, усовершенствованием военной техники, укреплением обороноспособности страны. Трудно переоценить вклад всего комплекса физико-математических наук в решение как кардинальных, так и прикладных проблем военной техники. Несмотря на колоссальные трудности, не прекращались поисковые фундаментальные исследования на решающих участках, «точках роста» науки, на новых научных направлениях, что позволило в ряде областей физико-математических, технических наук получить результаты мирового уровня. Достаточно вспомнить успешные исследования советских ученых в области физики низких температур, ядерной физики и изучения космических лучей, в ряде отделов математики и механики – математического анализа, теории чисел, топологии и т.д. Развитие этих отраслей наук позволило на передовой научной основе решать проблемы военной техники. Соревнование в научно-технической области с противником способствовало бурному развитию новых областей техники – радиоэлектроники, оптики, радиолокации, реактивной авиации, реактивной артиллерии, ракетостроения и т.д. Война, в ходе которой Советское государство и сообщество народов СССР подтвердили свою жизнеспособность, была большой трагедией для всего народа, она нанесла огромный ущерб интеллектуальному и научному потенциалу СССР. Численность интеллигенции (специалистов с высшим и средним специальным образованием) сократилась с 2,4 млн. в 1940 г. до 2,2 млн. в 1945 г., составив 91,7% довоенного уровня4. По оценкам ленинградских историков, численность научных кадров СССР к началу четвертой пятилетки сократилась на 28%, по Ленинграду – до 60%5. Преждевременно ушли из жизни: расстреляны (В.С.Игнатовский, Б.В.Нумеров), умерли от голода и болезней в заключении (Н.И.Вавилов, И.К.Луппол) и др., погибли на фронте, в ополчении – гениальный А.И.Шаргей (Ю.В.Кондратюк), Л.А.Кулик, в блокаде – многие ученые Ленинграда, в конце войны скончались от пережитых испытаний и стрессов – академики А.Е.Ферсман, В.И.Вернадский и др. На фронте погибла талантливая молодежь, которая могла бы стать в дальнейшем гордостью своего Отечества. В оккупированных научных центрах России и СССР (Киеве, Харькове, Одессе, Львове, Минске, Смоленске, Пскове, Новгороде и др.) были замучены, расстреляны, умерли от голода и болезней, угнаны в Германию многие выдающиеся ученые. Уже в ходе войны, несмотря на большие потери научного потенциала, особенно молодых ученых, учеными старших поколений, научной элитой были сделаны огромные организационные и творческие усилия по сохранению квалифированных кадров, подготовке молодых научных кадров, особенно в тыловых районах и в национальных республиках, которые в экстремальных условиях войны стремительно приобретали ценный опыт. Военные годы явились временем организационного роста научного потенциала страны, особенно в тыловых районах страны. К концу 1945 г. сеть научных учреждений в СССР выросла до 2061; в том числе 914 научноисследовательских институтов и их филиалов6. Организационный рост науки и ее успехи в годы войны заложили фундамент ее послевоенного развития. «Война, – писал акад. С.И.Вавилов, – стала новой школой для ученых. Она научила еще конкретнее, чем в предшествующее время, отличать важное от второстепенного, государственные задания от так называемой «чистой науки». Война показала, каким образом научный коллектив в патриотическом порыве способен быстро и уверенно решать большие и трудные задачи. Война показала, какие большие скрытые научные силы имеются на периферии»7. Организованные в годы войны филиалы АН СССР, Академии наук национальных республик развились в крупные научные центры после войны. В 1944-1945 гг. создаются организационные предпосылки и с помощью репараций материальная база для развития передовых отраслей науки и техники в послевоенный период – атомной техники, реактивной авиации, ракетостроения и др. Решающую роль сыграла российская наука в сохранении научных традиций и кадров науки оккупированных национальных республик – Украины, Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, Карелии. В научные центры РСФСР вливались распыленные эвакуацией кадры этих республик. Научные центры России стали базой восстановления и собирания сил и подготовки кадров для восстановления структуры украинской, белорусской, прибалтийской науки. Объединяющая роль российской науки и культуры, русского языка неизмеримо возросла в военные годы, и их интернациональный характер, открытость для всех наций и народов СССР способствовали сохранению научной и культурной традиции. Подвижничеством можно назвать труд ученых – гуманитариев: архивистов, работников библиотек, искусствоведов, археологов, которые в ходе эвакуации и реэвакуации сохраняли историческую память народов СССР, документальные и библиотечные фонды, на базе которых публиковались сборники документов, книги, сыгравшие неоценимую роль в духовной мобилизации народа на отпор фашизму. Советское правительство оценило труд ученых и конструкторов в предвоенные и военные годы. Звание Героя Социалистического Труда было присвоено академикам С.А.Чаплыгину, О.Ю.Шмидту, А.И.Абрикосову, А.А.Байкову, И.П.Бардину, А.Н.Баху, А.А.Богомольцу, Н.Н.Бурденко, И.М.Виноградову, Ю.Ю.Джанелидзе. Н.Д.Зелинскому, В.Л.Комарову, А.Н.Крылову, И.И.Мещанинову, Н.И.Мусхелишвили, В.А.Обручеву, Л.А.Орбели, М.А.Павлову, Е.О.Патону, Д.Н.Прянишникову, А.Е.Фаворскому, А.А.Трофимуку, конструкторам В.Г.Грабину, И.И.Иванову, С.В.Ильюшину, Ж.Я.Котину, А.А.Морозову, Ф.Ф.Петрову, А.Н.Туполеву, А.С.Яковлеву и др.

Выдающиеся труды в области науки и техники в годы войны были отмечены Государственными премиями за 1941-1946 гг. (было присуждено 1578 Государственных премий, лауреатами стали 92 академика и 71 членкорреспондент АН СССР)8. В июне 1945 г. после победы над фашизмом было отмечено 220-летие Академии наук СССР, на котором присутствовали многие видные ученые мира. В докладах ученых был подведены итоги развития науки в СССР, мировой общественности продемонстрированы выдающиеся достижения советских ученых. Роль советской науки была высоко оценена в многочисленных выступлениях зарубежных ученых, посвященных юбилею Академии наук. Российские ученые проявили свою способность быстро и оперативно решать проблемы, которые ставила перед ними война, удовлетворять неотложные нужды народного хозяйства и фронта. Практика многократно стимулировала научную деятельность, ставя новые задачи, порождая новые научные направления, новые области техники, новые научные открытия. Но они не забывали и о перспективе, о «вечных ценностях» культуры и цивилизации. Стимулами творческого труда российских ученых в военные годы были патриотизм, интернационализм, сознание, что они в борьбе с фашизмом отстаивают не только свою отечественную культуру и цивилизацию, но возможность культурного развития всего человечества, его тысячелетнюю культуру и моральнонравственные идеалы, гуманитарные ценности. Так, в предисловии к биографии Ньютона, опубликованной в 1943 г. в связи с 300-летним юбилеем великого ученого, будущий послевоенный президент АН СССР С.И.Вавилов писал: «В эти тяжелые решающие дни, когда вопрос идет о жизни и смерти нашей Родины, нельзя забывать о знамени культуры, под которым и за которое наш народ ведет смертельный бой с современными аттилами и чингизханами»9. Ученые думали о будущем, участвуя в борьбе с фашизмом, смотрели вперед, думали о судьбах российской науки, о судьбах своей Родины, всего послевоенного мира и месте в нем своего Отечества. Победа в Великой Отечественной войне существенно отразилась на духовной атмосфере российского научного сообщества, его взаимоотношениях с властью. Обессиленная и подавленная репрессиями второй половины 30-х гг. научная интеллигенция в годы всенародной войны духовно распрямилась и почувствовала себя не только полноправным членом, но и духовным лидером общества. Советское государство выиграло войну благодаря опоре на патриотические чувства народа, в том числе и интеллигенции, благодаря совпадению целей и стремлений политического руководства страны и общества в борьбе против фашизма. Победа над фашизмом была достигнута благодаря неформальному союзу между политическим руководством страны и обществом, осознавшим свои национальные цели. Однако и в ходе войны руководство подчас безответственно расточало творческие силы народа, научные таланты, особенно в первый период войны. Молодой генерации ученых был нанесен серьезный ущерб, многие патриотически настроенные молодые ученые Москвы и Ленинграда полегли в боях на подступах к своему родному городу. Использование их в качестве рядовых солдат было подобно забиванию гвоздей электронным микроскопом. Утрата значительной части научного потенциала за годы войны – это не только большая жертва ученых, принесенная на алтарь Отечества, но и до сих пор не вполне осознанное в своих масштабах преступление политического руководства страны, которое благодаря расточительной по отношению к талантам политике, по существу в ряду других причин обрекло советское общество на застой во второй половине 60-х-70-е гг. Стоит особо вспомнить о трагической судьбе ленинградской интеллигенции. Этот город был колыбелью старой российской научной интеллигенции, хранящей традиции, высокий профессиональный и культурный уровень, правда, сильно пострадавшей в 30-е гг. от чисток и репрессий и размытой молодой генерацией ученых, прошедших заочные и коммунистические вузы и академии, чья жертвенность и молодая энергия все же не могли заменить профессионализм и глубокую культуру старой интеллигенции. К трагедии российских ученых могут быть отнесены слова немецкого исследователя, размышлявшего о послевоенных судьбах германской науки: «Никакие деньги не помогут там, где нет таланта к научноисследовательской работе. А подлинный талант к науке и исследованиям встречается в любом народе крайне редко: это дар природы. Но то, как обращались с этим природным даром на протяжении нескольких последних лет и как буквально разбазаривали его в зависимости от того, насколько люди, наделенные этим даром, отвечали тем или иным политическим требованиям времени, является отнюдь не актом мудрости, а актом исключительной политической близорукости и слепоты... Только тогда, когда будут созданы внешние предпосылки, то есть достаточное финансовое обеспечение, и внутренние предпосылки, то есть полное уважение к ученым и благоговение перед этим профессиональным сословием, мы можем надеяться, что наше молодое поколение выделит из своей среды людей, одаренность и таланты которых позволят им обратиться к трудной профессии ученого»11. Эти слова немецкого исследователя, написанные в 50-е гг., как никогда, звучат актуально и для российской науки на рубеже XX и XXI в. Драма научной интеллигенции продолжалась и после войны. Идеологические кампании и цепь репрессий, развернувшиеся в послевоенные годы, кровно затрагивали интересы и судьбы научной интеллигенции и не могли не отразиться на жизни и работе поколения ученых-победителей в войне против фашизма.

ПРИМЕЧАНИЯ Введение 1 2

3

4 5 6 7

8 9

10 11 12 13 14 15

16 17

18 19 20

21 22

23 24 25 26

Князев Г.А. Краткий очерк истории Академии наук СССР. М.-Л., 1945; Изд. 2 – 1957, Изд. 3-е – 1964 (совместно с А.В.Кольцовым); Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1966. Карасев А.В. Ленинградцы в годы блокады 1941-1943. Л., 1959; Кольцов А.В. Ученые Ленинграда в годы блокады (1941-1943). М. – Л., 1962; Соболев Г.Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. М. -Л., 1966. Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Краткий историч. очерк. Т. 2. 1917-1976. М., 1974; М., 1977; Кольцов А.В., Федоров А.С. Подвиг советских ученых //Вопросы истории естествознания и техники (ВИЕТ). 1985. № 1; Круглянский М.Р. Высшая школа в годы Великой Отечественной войны. М., 1970; Советская высшая школа в Великой Отечественной войне. М., 1980; Ежов В.А., Мавродин В.В. Ленинградский университет в годы Великой Отечественной войны. Л., 1975; Московский университет в Великой Отечественной войне. М., 1975; 1985; Во имя отчизны. Казанский университет в годы Великой Отечественной войны. Казань, 1975; Петрова Т.Н. Деятельность партийных организаций Западной Сибири по усилению творческого содружества науки с производством в годы Великой Отечественной войны (1941-1945). Томск, 1968; Кузьмин М.К. Советская медицина в годы Великой Отечественной войны. М., 1979; Беляев Е.А., Пышкова Н.С. Формирование и развитие сети научных учреждений СССР. Историч. очерк. М., 1979; Максакова Л.В. Культура Советской России в годы Великой Отечественной войны. М., 1977; Колесник А.Д. РСФСР в годы Великой Отечественной войны. М., 1982; и др. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. М., 1983. Максакова Л.В. Спасение культурных ценностей в годы Великой Отечественной войны. М., 1990. Шавров В.Б. История конструкций самолетов в СССР до 1938 года: материалы к истории самолетостроения. М., 1969; История конструкций самолетов в СССР. 1938-1950 гг. М., 1988. Пономарев А.Н. Советские авиационные конструкторы. М., 1980; он же. Конструктор С.В.Ильюшин. М., 1988; Виноградов Р.И., Пономарев А.Н. Развитие самолетов мира. М., 1991; Яковлев А.С. Советские самолеты. Краткий очерк. Изд. 4-е перераб. и доп. М., 1993; Ученый и конструктор С.В.Ильюшин. М., 1973; Андрей Николаевич Туполев. М., 1989; Кербер Л.Л. ТУ – самолет и человек. М., 1973; и др. Вознюк В.С., Щапов П.Н. Бронетанковая техника. М., 1987; Федоров В.В. Оружие победы. Горький, 1985; Шмелев И.П. Танки к бою. М., 1984; Грабин В.Г. Оружие победы. М., 1989; и др. Кондакова Н.И., Маин В.Н. Интеллигенция России. 1941-1945 гг. М., 1995; Кондакова Н.И. Духовная жизнь России и Великая Отечественная война. 1941-1945. М., 1996; Козлов Н.Д. Общественное сознание в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. СПб., 1995; Храмкова Н.П. Культура Среднего Поволжья в годы Великой Отечественной войны (1941-1945). Самара, 1993; и др. Наука и ученые России в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. Очерки, воспоминания, документы. М., 1996. Там же. С.5. Кольцов А.В. Ленинградские учреждения Академии наук СССР. 1934-1945 гг. СПб., 1997. Ленинградская наука в годы Великой Отечественной войны. СПб., 1995. Есаков В.Д. Н.И.Вавилов и организация науки в СССР. Дисс. (научный доклад) на соиск. уч. степ. доктора ист. наук. М., 1990. Вознесенский (Перченок Ф.Ф.). Имена и судьбы // Память. Историч. сб. М., 1976; Париж, 1978. Вып.1; он же. Дело Академии наук и «великий перелом» в советской науке //Звенья. Историч. альманах. М., 1991. Вып. 1.; он же. «Дело Академии наук» и «великий перелом» в советской науке //Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР. М., 1995; In memoriam. Историч. сборник памяти Ф.Ф.Перченка. Феникс – Atheneum. М.-СПб., 1995. /Chernavin V.V./ The treatment of scholars in USSR //Slavic and Europeen Review. 1933. vol. 1. ¹ 328; Tchernavin V.V. Speak for the silent prisoners of the Soviets. Boston, N. Y., 1935; idem. The Academic case. L., 1939. Беломорцев /Сигрист С.В./. Большевизация Академии наук //Посев. 1951. № 46; он же. Жертвы «дела» Академии наук СССР. Воля. Мюнхен, 1952. № 10; Ростов /Сигрист С.В./. Дело четырех академиков //Память. Истор. сб. Париж., 1981. Вып.4. Анциферов Н.П. Три главы из воспоминаний. // Память. Вып. 4. Париж., 1981; он же. Из воспоминаний //Звезда. 1989. № 4. Вопр. истории. 1989. № 5. См. многочисленные публикации в журналах «Вестн. АН СССР» (с 1991 г. «Вест. РАН»), «Природа», «Наука и жизнь» и специальных журналах по отдельным отраслям науки. Среди публикаций, вводящих в научный оборот неизвестные ранее материалы, следует отметить издание Института философии АН СССР «Наука и власть». (М., 1990); Репрессированная наука / Под общей ред. М.Г.Ярошевского. Вып. 1. Л., 1991; Вып. 2. СПб. 1994; Минувшее. Историч. альманах. 14. Atheneum – Феникс. М., СПб., 1993; и др. Среди исторических публикаций общего характера о ГУЛАГе следует отметить: Иванова Г.М. ГУЛАГ в экономической и политической жизни страны //СССР и холодная война. М., 1995; она же. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М., 1997; серию статей В.Н.Земского. Советское славяноведение. 1990. № 2; Славяноведение. 1992. № 4. Репрессированное востоковедение: востоковеды, подвергшиеся репрессиям в 20-50-е гг. /Сост. А.М.Гришина, Я.В.Васильков, Ф.Ф.Перченок //Народы Азии и Африки. 1990. № 4, 5; Алпатов В.М. Мартиролог востоковедной лингвистики //Вестн. АН СССР. 1990. № 12; он же. История одного мифа. М., 1991; и др. Репрессированные геологи. Биографич. мат-лы / Сост. А.П.Беляков, Е.М.Заболоцкий, Л.В.Никольская, Ф.Ф.Перченок (редактор-составитель). СПб., 1992. Косарев В.В. Физтех, Гулаг и обратно //Чтения памяти А.Ф.Иоффе. 1990. СПб., 1993. Памяти первых российских биогеохимиков. Сб. научн. трудов. М., 1994; Никонов А.А. Спираль многовековой драмы. Аграрная наука и политика (XVIII-XX в.). М., 1995. Поповский М.А. Дело академика Н.И.Вавилова. N. Y., 1983; М., 1991; Сойфер В. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. N. Y., 1989; М., 1993; Медведев Ж. Взлет и падение Лысенко. История биологической

27 28

29 30

31

32 33 34 35

дискуссии в СССР (1929-1966). М., 1993; Левина Е.С. Лысенко, Вавилов, Тимофеев-Ресовский... Биология в СССР: история и историография. М., 1995. Куманев В.А. 30-е гг. в судьбах отечественной интеллигенции. М., 1991. Соколовская З.К. 200 научных биографий. М., 1975; 1981; она же. 300 биографий ученых. О книгах серии «Научнобиографическая литература. 1959-1980. Библиографический справочник. М., 1982; она же. 400 биографий ученых. О серии «Научно-биографическая литература». 1959-1986. Биобиблиографический справочник. М., 1988. Озеров Г. Туполевская шарага. Франкфурт-на-Майне, 1973; Демин Н. Блатной. Нью-Йорк, 1983. Кербер Л.Л. А дело шло к войне... // Изобретатель и рационализатор. 1988. № 3-5; Копелев Л. Утоли мои печали. М., 1991; Немцов М.С. Воспоминания и размышления. Записки химика // Минувшее. Исторический альманах. 14. Феникс. М.-СПб., 1993; Полак Л.С. Было так... // ВИЕТ. 1992. № 1-3; 1996. № 1; Сергеев А.П. Лагерные Робинзоны // Химия и жизнь. 1993. № 10; и др. См.: Неаполитанская В.С. Переписка В.И.Вернадского с Б.Л.Личковым. 1918-1939 гг. М., 1979; она же. Переписка В.И.Вернадского с Б.Л.Личковым. 1940-1944. М., 1980; Письма В.И.Вернадского и Н.Е.Вернадской. М., 1988. Т. 1; Переписка В.И.Вернадского и П.А.Флоренского //Новый мир. 1989. № 2; Вернадский В.И. Из писем разных лет //Вест. АН СССР. 1990. № 5; Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия. 1911-1928. М., 1980; Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия. 1929-1940 //Научное наследство. М., 1987. Т.10; Наука и жизнь. 1987. № 11; Изв. ЦК КПСС. 1989. № 12; Капица П.Л. Письма о науке. М., 1989; он же. О науке и власти. Письма. М., 1990; Петр Леонидович Капица. Воспоминания. Письма. Документы. М., 1994; Капица, Тамм. Семенов. В очерках и письмах. М., 1998 и др. Вернадский В.И. Дневник 1938-1940 //Дружба народов. 1991. № 2-3; 1992. № 11-12; 1993. № 9; он же. Коренные изменения неизбежны. Дневник 1941 года // Новый мир. 1995. № 5. Капица. Тамм. Семенов. В очерках и письмах. С.159. См.: Репрессированная наука. Вып. 2. / Под общей ред. М.Г.Ярошевского. СПб., 1994. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. М., 1994.

Глава I 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12

13 14 15 16 17 18 19 20

21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32

33 34

Поиск. 1993. 10-16 декабря. С. 11. Там же. Цит. по: Волобуев П.В. Русская наука накануне Октябрьской революции // Вопросы истории естествознания и техники (Далее – ВИЕТ). 1987. № 3. С. 7. Иванов А.Е. География высшей школы России в конце XIX – начале XX века // Источниковедческие и историографические аспекты русской культуры. Сб. ст. М., 1984. С. 162, 178, 180-184. Становление советской системы организации науки. 1917-1922. М., 1973. С. 26, 48. Синецкий А.Я. Профессорско-преподавательские кадры высшей школы СССР. М., 1950. С. 35. Масленников В.И. Развитие научного потенциала СССР // ВИЕТ. 1986. № 1. С. 23. Филиппов Н.Г. Документы научно-технических обществ России как источник изучения истории промышленности и техники // ВИЕТ. 1986. № 1. С. 125. Вучинич А. (США). Русская наука в эпоху кризиса. 1890-1910 гг. // ВИЕТ. 1993. № 3. С. 5. Беликов В. Сперва Рябушинский, а уж потом ЦАГИ // Известия. 1994. 27 октября. С. 8. ВИЕТ. 1993. № 3. С. 5-6. Масленников В.И. Развитие научного потенциала СССР // ВИЕТ. 1986. № 1. С. 23. Автор статьи рассчитал соотношение кадров по новой методике, учитывая научные кадры и научно-педагогические кадры как физические лица, занятые во всех отраслях естественных, технических и общественных наук. Развитие естествознания в России. М., 1977. С. 326; Производительные силы России. 1916. № 1. Научно-техническая революция и изменение структуры научных кадров СССР. М., 1973. С. 28. ВИЕТ. 1993. № 3. С. 4-5. Там же. С. 7. Там же. С. 8. Там же. Там же. С. 10, 11. Учениками Н.Е.Жуковского были В.П.Горячкин, Н.И.Мерцалов, Л.В.Ассур, Б.Н.Юрьев, А.Н.Туполев, В.П.Ветчинкин, Л.С.Лейбензон, каждый из которых основал свою школу в различных областях прикладной механики, имеющей разнообразное применение в гражданской и военной технике. Иоффе А.Ф. О физике и физиках. Л., 1977. С. 162; Капица. Тамм. Семенов. В очерках и письмах. М., 1998. С. 469470. Иоффе А.Ф. О физике и физиках. С. 165-166. Там же. С. 163; Оружие победы. М., 1987. С. 321-324. Иоффе А.Ф. О физике и физиках. С. 166-167. Там же. С. 167. Там же; Левшин Л.В. Сергей Иванович Вавилов. М., 1977. С. 188. Иоффе А.Ф. Физика и война // Вестн. АН СССР. 1942. № 5-6. С. 67. Зальцберг М.И. Три жизни академика Ипатьева // Химия и жизнь. 1992. № 12. С. 18. Там же. С. 20-21. Немцов М.С. Воспоминания и размышления. (Записки химика) // Минувшее. Исторический альманах 14. М.-СПб., 1993. С. 110. Кузнецов В.И. Возрождение правды об академике В.Н.Ипатьеве // ВИЕТ. 1991. № 4. С. 64-65. Там же. С. 69-70. Труды и страдания великого химика с большим опозданием были оценены на Родине. 22 марта 1990 г. Общее собрание АН СССР приняло постановление «О восстановлении (посмертно) в членах Академии наук СССР ученых, необоснованно исключенных из Академии наук СССР». Среди них были имена известных химиков В.Н.Ипатьева и А.Е.Чичибабина. (Волков В.А. А.Е.Чичибабин и В.Н.Ипатьев – трагические судьбы // Российские ученые и инженеры в эмиграции. М., 1993. С. 70). Цит. по: Филиппов Н.Г. Документы научно-технических обществ России как источник изучения истории промышленности и техники // ВИЕТ. 1986. № 1. С. 128; Сталь. 1939. № 10. С. XIII. Очерки развития техники в СССР. М., 1970. С. 38.

35 36 37

38

39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65

66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86

Там же. С. 39. Курс теории механизмов и машин. М.-Л., 1945. В результате анкетирования, проведенного в 1931 г. Русским научным институтом в Белграде, было установлено, что за рубежом проживало в то время 472 научных работника, в том числе 5 академиков и около 140 профессоров. (Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом. 1920-1930. Белград, 1931. Вып. 1. Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции. 1919-1939. М., 1994. С. 140-141. По мнению историка науки Е.П.Ковалевского, «общая цифра всех научных работников старшего и среднего поколения в Зарубежье может быть исчислена не менее, чем в тысячу, а с молодым поколением, подготовившемся уже за границей или родившимся за рубежом она должна быть удвоена. В библиографии русских научных трудов, изданных за рубежом русскими учеными, отмечен 13371 труд, причем в нее не вошли работы, которые из-за военных событий 1939-1940 гг. не дошли до редакции. Первый том заключал в себе 7038 трудов 442 ученых (Белград, 1931), второй, почти целиком погибший во время страшной бомбардировки Белграда в 1941 г., сохранился только в трех экземплярах. В нем описаны 6 333 труда 339 ученых...» (Ковалевский Е.П. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительская работа русского Зарубежья за полвека (1940-1970). Париж, 1971. С. 347; Вестн. АН СССР. 1990. № 5. С. 65. Александров А.П. Шестьдесят лет советской науки // Вопр. философии. 1977. № 10. С. 23. Вернадский В.И. Очерки и речи. М., 1922. Ч. 1; Волобуев П.В. Русская наука накануне Октябрьской революции // ВИЕТ. 1987. № 3. С. 4-5. Graham L.R. The Soviet Academy of Science and Communist Party. 1927-1932. Princeton Univ. Press, 1967. P. 209. Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956. С. 392. Масленников В.И. Развитие научного потенциала СССР // ВИЕТ. 1986. № 1. С. 25. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 228-231; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1970. Т. 2. С. 53. Беляев Е.А., Пышкова Н.С. Формирование и развитие сети научных учреждений СССР. Историч. очерк. М., 1979. С. 52. Цит. по: Вестн. АН СССР. 1967. № 8. С. 71. Кольцов А.В. Ленин и становление Академии наук как центра советской науки. Л., 1969. С. 130-131. Там же. С. 234. Капица. Тамм. Семенов. В очерках и письмах. С. 470. Наука и ее работники. 1920. № 1. С. 22; Славентатор Д. На пороге атомного века. Л., 1966. С. 35-42. Кольцов А.В. Ленин и становление Академии наук как центра советской науки. С. 291. Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры. М., 1985. С. 294-295. Организация советской науки в 1926-1932 гг. Сб. док. М., 1974. С. 318. Соболев В.С. Академия и власть (1918-1930) // Вестн. РАН. 1998. Т. 68. № 2. С. 176. Культурное строительство в РСФСР. 1917-1927. Ч. 1. М., 1983. С. 342-346. Соболев В.С. Академия и власть (1918-1930) // Вестн. РАН. 1998. Т. 68. № 2. С. 176-177. Культурное строительство в РСФСР. 1917-1927. М., 1983. Ч. 2. С. 200-221. Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры. С. 296. Ферсман А. Пути научного творчества // Наука и ее работники. 1921. № 1. С. 6. Научные кадры и научно-исследовательские учреждения СССР. М., 1930. С. 64-65. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. 1927-1931. М., 1970. С. 47. Съезды Советов СССР. Сб. док. 1922-1936 гг. Т. III. М., 1960. С. 159. Уставы Академии наук СССР. 1724-1974. М., 1974. С. 130. Есаков В.Д. Советская наука в годы первой пятилетки. Основные направления государственного руководства наукой. М., 1971. С. 263. Без расходов на капитальные вложения, учитываемых по бюджету в расходах на финансирование народного хозяйства, и без средств, получаемых на научно-исследовательские работы по договорам с хозорганами (Беляев Е.А., Пышкова Н.С. Формирование и развитие сети научных учреждений СССР. Истор. очерк. С. 64.). История СССР. 1972. № 4. С. 9. Табл. 5. Основные принципы и общие проблемы управления наукой. М., 1973. С. 150. Высшее образование в СССР. Ст. сб. М., 1961. С. 203; Организация научной деятельности. М., 1968. С. 218. Труд в СССР. М., 1968. С. 250; Народное хозяйство СССР в 1958 году. М., 1959. С. 843. Народное образование, наука, культура в СССР. М., 1971. С. 272. Советская культура в реконструктивный период 1928-1941. М., 1988. С. 279. Зверев А.Г. Государственный бюджет СССР на 1941 г. М., 1941. С. 26. Отчет о работе Академии наук СССР за 1940 год. М.;Л., 1941. С. 12. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 8875. Оп. 43. Д. 225. Л. 2-3. Там же. Л. 59. Утверждена постановлением СНК СССР от 31 октября 1940 г. № 2201. Собрание постановлений и распоряжений правительства СССР (СП СССР). 1940 г. № 29 Ст. 709. Советская наука. 1939. № 4. С. 95-96, 99. 50 лет Вооруженных Сил СССР. М., 1968. С. 241. Народное образование, наука и культура в СССР. Ст. сб. М., 1977. С. 231; Научно-техническая революция и развитие высшего образования. М., 1974. С. 260; РГАЭ. Ф. 8080. Оп. 1. Д. 56а. Л. 77. Митрякова Н.М. Структура научных учреждений и кадры АН СССР (1917-1940) // Организация научной деятельности. С. 218, 214. Москва в цифрах. Краткий ст. сб. М., 1972. С. 5. Народное хозяйство Ленинграда. Ст. сб. Л., 1957. С. 131. Ленин и современная наука. Кн. 2. М., 1970. С. 313. Статистические материалы к 250-летию Академии наук СССР. М., 1974. С. 7; ВИЕТ. 1972. Вып. 4 (41). К 50летию образования СССР. Митрякова Н.М. Академия наук на завершающем этапе реконструкции народного хозяйства страны (1933-1941). Канд. дисс. М., 1973. С. 138. Колотов В.В. Николай Александрович Вознесенский. М., 1974. С. 255-256.

87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113

114 115 116 117 118 119

120 121 122 123 124

125

126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141

СП СССР. 1940. № 3. Ст. 27. Там же. № 21. Ст. 528. Там же. 1941. № 4. Ст. 68. Ведомости Верховного Совета СССР. 1940. № 23; Емельянов В.С. На пороге войны. М., 1971. С. 203. СП СССР. 1940. № 1. Ст. 6. Из выступления акад. А.Е.Ферсмана // Известия. 1941. 14 октября; Вестн. АН СССР. 1941. № 9-10. С. 10-11. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917-1967). Сб. док. в 5-ти тт. Т. 2. 1929-1940. М., 1967. С. 628. Юбилейная сессия Академии наук СССР, посвященная 25-летию Великой Октябрьской революции. М.;Л., 1943. С. 229. Касьяненко В.И. Завоевание экономической независимости СССР. (1917-1940 гг.). М., 1972. С. 268. Известия. 1941. 14 октября; Вестн. АН СССР. 1942. № 11-12. С. 17. Вестн. АН СССР. 1941. № 2-3. С. 160; № 5-6. с. 120-121. Федорчук В.П. Геологи – фронту. М., 1985. С. 24-25. Вавилов С.И. 30 лет советской науки. Собр. соч. Т. 3. Работы по философии и истории естествознания. М., 1956. С. 363. Документы по истории Академии наук СССР. 1917-1925. Л., 1986. С. 38-39. Трагические судьбы. Репрессированные ученые Академии наук СССР. (Далее – Трагические судьбы...). Сб. ст. М., 1995. С. 202. Там же. С. 233. Там же. Уставы Академии наук СССР. М., 1975. С. 120, 123. Цит. по: Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» и «великий перелом» в советской науке // Трагические судьбы... С. 206. Уставы Академии наук СССР. С. 122, 125. Тугаринов И.А. ВАРНИТСО и Академия наук СССР (1927-1937 гг.) // ВИЕТ. 1989. № 4. С. 47-49. Там же. С. 49. Там же. С. 50. См. также Дневник Вернадского (Дружба народов» 1991. № 2-3; 1992. № 11-12; и др.). ВИЕТ. 1989. № 4. С. 51. Цит. по: Трагические судьбы... С. 206. Вестн. РАН. 1995. Т. 65. № 6. С. 539. Наступление на автономию Академии началось еще ранее, с ее огосударствления, с принятием правительством постановления о 200-летии Академии. С 1925 г. она стала «высшим научным учреждением СССР». Начав работать в 1928 г. по новому уставу, она избавилась от ученых, эмигрировавших за рубеж, исключила из своих рядов известного историка и археолога М.И.Ростовцева, историка А.А.Кизеветтера, будущего нобелевского лауреата писателя И.Бунина и др. Вестн. РАН. 1994. Т. 64. № 11. С. 1034. Там же. Там же. Там же. С. 1036. Ростов А. [Сигрист С.В.]. Дело четырех академиков // Память. Ист. ст. Париж, 1981. Вып. 4. С. 442. Там же; Barber J. Soviet Historians in crisis. 1928-1932. N.Y., 1981; Брачев В.С. Дело академика С.Ф.Платонова // Вопр. истории. 1989. № 5; Левин А.Е. «Заговор монархистов»: кому он нужен? // Вестн. АН СССР. 1991. № 1; Анциферов Н. Из воспоминаний // Звезда. 1989. № 4; Академическое дело 1929-1931 гг. Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ. Вып. 1. Дело по обвинению академика С.Ф.Платонова. СПб., 1993; Вып. 2 Дело по обвинению академика Е.В.Тарле. СПб., 1998; Трагические судьбы...; In memoriam; Исторический сборник памяти Ф.Ф.Перченка. (Далее – In memoriam...). М.-СПб.: Феникс-Atheneum. 1995; и др. In memoriam...Ñ. 89, 91, 193. Звезда. 1989. № 4. Соболев В.С. Академия и власть (1918-1930) // Вестн. РАН. 1998. Т. 68. № 2. С. 178. См. Брачев В.С. Дело академика С.Ф.Платонова // Вопр. истории. 1989. № 5. С. 125; Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» и «великий перелом» в советской науке // Трагические судьбы... С. 211. 2 февраля 1931 г. за несколько месяцев до окончания следствия, согласно статье 19 устава АН СССР, несмотря на возражения 84-летнего президента А.П.Карпинского, они были Общим собранием АН СССР единогласно исключены из состава Академии на «основании установления факты участия... в контрреволюционном заговоре» (Цит. по: Климанов Л.Г. Н.П.Лихачев: «Быть чем только могу, полезным «первенствующему ученому сословию» // Трагические судьбы... С. 101). Ф.В.Потемкин заявил, что «нас теперь от Тарле разделяют не только теоретические разногласия, но... толстая стена с крепкой решеткой» (Трагические судьбы... С. 117; Буржуазные историки Запада в СССР // Историкмарксист. 1931. Т. 21. С. 53). Зайдель Г., Цвибак М. Классовый враг на историческом фронте. М., 1931. Трагические судьбы... С. 211-212. Там же. С. 212, 219, 222. Там же. С. 221-222. Там же. С. 222. Там же. С. 228. Там же. С. 202-203. Там же. С. 206. Андреев Д. Собр. соч. Т. 1. М., 1993. С. 55, 58. Новый мир. 1995. № 5. С. 192. Там же. С. 242. Вернадский В.И. Труды по всеобщей истории науки. 2-е изд. М., 1988. Зоолог и энтимолог, сотрудник Лесотехнической академии. Цит. по: Трагические судьбы... С. 20. Природа. 1987. № 10. С. 100. Дружба народов. 1993. № 9. С. 173.

142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169

170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195

196 197

Новый мир. 1995. № 5. С. 176. Там же. С. 190. Там же. С. 181. Дружба народов. 1992. № 11-12. Впервые опубликовано: Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление: (Неопубликованные фрагменты) // ВИЕТ. 1988. № 1. С. 79; он же. Научная мысль как планетное явление. М., 1991. Трагические судьбы... С. 33. Там же. Там же. С. 36. Там же. С. 35. Цит. по: там же. С. 36. Цит. по: Вавилов Н.И. «Жизнь коротка. Надо спешить». М., 1990. С. 605. Выделено нами. – Э.Г.). Цит. по: Трагические судьбы... С. 38. Там же. С. 39-42. Цит. по: там же. С. 42. Новый мир. 1995. № 5. С. 179. СУ СССР. 1922. № 40. Ст. 461. Зеленов М.В. Главлит и историческая наука в 20-30-е гг. // Вопр. истории. 1997. № 3. С. 22. Там же. С. 22-23. Там же. С. 24. Луппол И. Пятнадцать лет системы государственных издательств // Правда. 1934. 19 мая. Зеленов М.В. Главлит и историческая наука в 20-30-е гг. // Вопр. истории. 1997. № 3. С. 32. Там же. С. 33. Там же. С. 34. Имелась в виду цензура, контролирующая ввоз иностранной литературы. Вестн. АН СССР. 1990. № 5. С. 95. Дружба народов. 1993. № 9. С. 177. Там же. Право выезда за границу он считал «неразрывно связанным с правом полного научного общения в мировой научной среде... элементарной необходимостью» (Антонова Н.С., Дроздова Н.В. Письма о научном творчестве. В.И.Вернадский // Вестн. РАН. 1993. Т. 63. № 3. С. 261. Дружба народов. 1993. № 9. С. 178. Капица П.Л. Письма о науке. М., 1989. С. 220. Российский центр хранения и использования документов новейшей истории (РЦХИДНИ). Ф. 17. Оп. 125. Д. 363. Л. 220. Там же. Л. 241. Гинзбург В. Как жить дальше? Размышления патриарха российской науки накануне выборов // Известия. № 94. 1996. 23 мая. С. 5. Там же. Директор первого в СССР Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ). Голованов Я. Королев. Факты и мифы. М., 1994. С. 259-260. Голованов Я. Катастрофа // Знамя. 1990. № 2. С. 124. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 281-282. Сто сорок бесед с В.М.Молотовым. Из дневника Ф.Чуева. М., 1991. С. 258. Голованов Я. Катастрофа. // Знамя. 1990. № 2. С. 119-121; Кербер Л.Л. Ту – самолет и человек. М., 1973. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 304-305. Голованов Я. Катастрофа. С. 124-126; Кербер Л.Л. А дело шло к войне... // Изобретатель и рационализатор. 1998. № 4. С. 24-25. Кербер Л.Л. А дело шло к войне... // Изобретатель и рационализатор. 1998. № 4. С. 24-25. Шаламов В. Колымские рассказы. М., 1992. С. 2. Ярошевский М.Г. Сталинизм и судьбы советской науки // Репрессированная наука. Вып. 1. Л., 1991. С. 10. Там же. Там же. Цит. по: Антонова Н.С., Дроздова Н.В. Письма о научном творчестве. В.И.Вернадский // Вестн. РАН. 1993. Т. 63. № 3. С. 261. Подробнее об этом в гл. 2. Капица П.Л. Письма о науке. С. 117. Там же. С. 117-119. Там же. С. 120-122. Там же. С. 123-124. П.Л.Капица имел в виду свое письмо В.М.Молотову от 6 июля 1936 г. в защиту академика Н.Н.Лузина, подвергавшегося разнузданной травле в газете «Правда», которое Молотов вернул Капице с фельдъегерем с высокомерной резолюцией «за ненадобностью вернуть г-ну Капице». Само обращение «г-ну» отдает в лексике тех лет тюрьмой, ибо в 30-40-е гг. так обращались к арестованным. Капица П.Л. Письма о науке. С. 124. Трагические судьбы... С. 232.

Глава II 1 2 3 4 5

Правда. 1941. 24 июня. С. 4. Там же. 27 июля. Там же. 13, 16, 22 и 24 июля. Там же. 13 октября. Кольцов А.В. Ленинградские учреждения Академии наук СССР в 1934-1945 гг. СПб., 1997. С. 89-90.

6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30

31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64

Интервью с Владимиром Павловичем Эфроимсоном. Октябрь 1988 г. // В.П.Эфроимсон. Гениальность и генетика. М., 1998. С. 480, 481. Капица. Тамм. Семенов. В очерках и письмах. М., 1998. С. 240. Вавилов С.И. Собр. соч. М., 1959. Т. 3. С. 552. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. М., 1966. С. 34. Вестн. АН. СССР. 1941. № 9/10. С. 73. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. М., 1983. С. 66. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 8875. Оп. 43. Д. 148. Л. 18, 2-3 об. Московский университет в Великой Отечественной войне. М., 1975. С. 75. Меметов В.С. Защищая Москву. Интеллигенция столицы в период битвы под Москвой. М., 1979. С. 44-48. Ленинградский университет. 1919-1944. Л., 1945. С. 150. РГАЭ. Ф. 8080. Оп. 1. Д. 64. Л. 12. Белоносов И. В годы Великой Отечественной войны // Научно-технические общества СССР. 1965. № 5. С. 2-3. По тревоге. Рассказ уполномоченного Государственного комитета обороны С.В.Кафтанова // Химия и жизнь. 1985. № 3. С. 6. Документ о первоначальном составе Научно-технического совета ГКО любезно предоставлен автору академиком РАЕН Г.А.Куманевым. Кафтанов С.В. Организация научных исследований в годы войны // Советская культура в годы Великой Отечественной войны. М., 1976. С. 56. Вольфкович С.И. Из воспоминаний о работе химиков в годы Великой Отечественной войны // Журн. Всесоюз. хим. о-ва им. Д.И.Менделеева. 1975. Т. 20. № 4. С. 432. Балезин С.А. Как это было: из истории организации научно-исследовательской работы по использованию атомной энергии. Копия рукописи получена автором из личного архива С.В.Кафтанова. Маркелова Л.П. Оружием творчества. М., 1985. С. 18, 19, 28. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 66-67. Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук. СССР. Кр. истор. очерк. В 2-х т. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 1977. Т. 2. 1917-1976. С. 171. Салов В.И. Из истории Академии наук СССР в первые годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 // Ист. зап. № 60. М., 1957. С. 5. Украинская ССР в Великой Отечественной войне. 1941-1945 гг. Киев, 1975. Т. 1. С. 140, 284. Петрова Т.Н. Деятельность партийных организаций Западной Сибири по усилению творческого содружества науки с производством в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 гг. Томск, 1968. С. 67, 70. Сирота Ф.И. Ленинград – город-герой. Л., 1960. С. 124, 126. Соболев Г.Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. М.-Л., 1966. С. 20; Трофимова Е.Н. Роль ленинградского Дома ученых в организации научно-технической помощи городу и фронту // ВИЕТ. 1985. № 4. С. 29-30; Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 57. ВИЕТ. 1985. № 4. С. 31. СП СССР. 1941 г. № 12. Ст. 191; СП СССР. 1941 г. № 13. Ст. 222. Отчет о работе АН СССР за 1943 год: Проект. М.; Л. 1944. С. 7. Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Крат. истор. очерк. В 2-х т. Т. 2. С. 172, 176, 177. Статистические материалы. (К 250 летию Академии наук СССР). М., 1974. С. 7. Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. Изд. 2-е М., 1985. С. 97-98. Максакова Л.В. Спасение культурных ценностей в годы Великой Отечественной войны. М., 1990. С. 49. Вестник АН СССР. 1945. № 5/6. С. 8-9. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 26-28. Там же. С. 28; Кольцов А.В. Ленинградские учреждения Академии наук СССР в 1934-1945 гг. СПб., 1997. С. 94. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. М., С. 30-31. Там же. С. 32-33. Максаков В.В. История и организация архивного дела в СССР (1917-1945 гг.). М., 1969. С. 386. Максакова Л.В. Культура Советской России в годы Великой Отечественной войны. М., 1977. С. 38; Баскаков В.Н. Пушкинский Дом. Изд.2-е доп. Л., 1988. С. 89. Пиотровский Б.Б.Блокадный Ленинград (зима 1941/42 гг.) // В годы войны. Ст. и очерки. М., 1985. С. 7, 8. Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Кр. истор. очерк. В 2-х т. Т. 2. С. 169.; Левшин Б.В. Советская наука... с. 40. Украинская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза. 1941-1945 гг. Т. 1. С. 274. Круглянский М.Р. Высшая школа и подготовка специалистов для фронта и тыла // Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 83. Воспоминания Е.Н.Кушевой // Отечественная история. 1993. № 4. С. 143-144. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. М., 1994. С. 304-305. Там же. С. 305. Там же. С. 306. Там же. С. 308. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 8080. Оп. 1. Д. 466. Л. 27-28. Там же. Ф. 7733. Оп. 27. Д. 157. Л. 103. Там же. Л. 102-103. Там же. Д. 1219. Л. 59. Лутченко А.И. Подготовка инженерно-технических кадров в 1941-1945 гг. // Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 93. РГАЭ. Ф. 8875. Оп. 43. Д. 148. Л. 18; Архив Института экономики РАН. Оп. 1. (1942 г.). Д. 49. Л. 3. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 34; Архив РАН. Ф. 457. Оп. 1а (1942). Д. 3. Л. 30. История КПСС. Т. 5. Кн. 1. М., 1970. С. 448. Цит по: Шрейдер Ю. Судьба ученого в бывшем СССР. Рец на кн.: Никита Моисеев. Как далеко до завтрашнего дня... 1917-1993. Свободные размышления. М., 1994. // Новый мир. 1995. № 7. С. 237. Ремизова М. Книгу в печать, автора в лагерь // Книжное обозрение. № 37. 15 сентября 1989 г. С. 10. Иоффе А.Ф. Развитие точных наук в СССР за 25 лет //Вестн. АН СССР. 1943. № 1. С.18.

65 66 67 68 69 70 71 72 73 74

75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115

116 117 118 119 120 121 122 123

124 125

РГАЭ. Ф.180. Оп.1. Д.125. Л.5. См.: Журнал экспериментальной и теоретической физики (ЖЭТФ). 1941. Т.11. Цит. по: Кедров Ф. Капица. Жизнь и открытия. М., 1978. С. 86. Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 58. ВИЕТ. 1975. Вып. 2 (51). С. 16. Известия. 1943. 2 декабря. Левшин Л.В. Сергей Иванович Вавилов. М., 1977. С.30. Тучкевич В.М., Френкель В.Я. Физико-технический институт им. А.Ф.Иоффе в годы войны //ВИЕТ. 1975. Вып.2. (51). С.19. Академик Лев Андреевич Арцимович. Сб. ст. М., 1975. С.30. ВИЕТ. 1975. Вып.2(51). С.14; Ткаченко Б.А. Использование научных достижений в борьбе с минной опасностью на море //Краснознаменный Балтийский флот в Великой Отечественной войне. 1941-1945. Ст. и очерки. М., 1981. С.441. Краснознаменный Балтийский флот в Великой Отечественной войне. 1941-1945. С.378, 379, 450, 451. ВИЕТ. 1975. № 2 (51). С.15. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С.238. Колмогоров А.Н. Об основных понятиях теории вероятностей. М., 1933; Московский университет в Великой Отечественной войне. М., 1975. С.74. Московский университет в Великой Отечественной войне. С.75. Там же. С.76-77. Боголюбов Н.Н., Мергелян С.Н. Современная математика //Октябрь и научный прогресс: В 2-х кн. Кн.1. М., 1967. С. 24. Там же. С.24-25. Седов Л.И. Выдающийся ученый и организатор советской науки и техники //Природа. 1981. № 2. С.87. Лаврентьев М.А. Воспоминания о М.В.Келдыше //Природа. 1981. № 2. С.92. Седов Л.И. Выдающийся ученый и организатор советской науки и техники //Природа. 1981. № 2. С.87. Харитон Ю. Пример служения науке //Правда. 1986. 14 апреля. С.4; Семенов Н.Н. Каким образом я пришел к идее //Химия и жизнь. 1986. № 4. С.40-41. Химия и жизнь. 1986. № 4. С.44. Цит. по: Кедров Ф. Цепная реакция идей. М., 1985. С.49. Адамский В.Б., Смирнов Ю.Н. Юлий Борисович Харитон //Вопросы истории. 1997. № 10. С.53. Зельдович Я. Юлий Борисович Харитон и наука о взрыве //Природа. 1983. № 6. С.99-102. Адамский В.Б., Смирнов Ю.Н. Юлий Борисович Харитон //Вопросы истории. 1997. № 10. С.54. Там же. Организация и развитие отраслевых научно-исследовательских институтов Ленинграда. 1917-1977. Л., 1979. С.193-194. Пути развития техники в СССР. 1917-1967. М., 1967. С.116. РГАЭ. Ф.181 (А.Н.Баха). Д.61. Л.2. Бойцов В.В. Секретные лаборатории рейхсвера в России //Армия. 1992. № 6. С.68. Гамс Э.С. Создание советского химического оружия. (1921-1940 гг.) //Вопросы истории. 1997. № 4. С.134. Там же. С.134-135. Там же. С.135, 136. Вольфкович С.И. В помощь фронту. //Вестн. АН СССР. № 5. С.51-54. Колотыркин Я.М. Физико-химический институт им. Л.Я.Карпова в годы войны //ВИЕТ. 1975. Вып.2 (51). С.21-23. ГА РФ. Ф.5462. Оп.19. Д.54. Л.32 об., 33, 36 об. Там же. Л.36 об. Там же. Л.36. Костандов Л.А. Химическая промышленность за годы советской власти //Вест. АН СССР. 1978. № 5. С.43. Борщев А.Д. Отражение фашистской агрессии //Военная мысль. 1990. № 3. С. 14. Шахурин А.И. Авиационная промышленность накануне и в годы Великой Отечественной войны //Советский тыл в Великой Отечественной войне. М., 1974. Кн.2. С.68, 71-72; он же. Крылья победы. М., 1985. С. 47. Ученый и конструктор С.В.Ильюшин. Сб. ст. М., 1978. С.132. Яковлев А.С. Советские самолеты. Краткий очерк. Изд. 4-е , перераб. и доп. М., 1982. С.62. Шахурин А.И. Крылья победы. С. 70,79-80. Ученый и конструктор С.В.Ильюшин. С.70. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. В 6-ти тт. Т.1. М., 1960. С.414. Ученый и конструктор С.В.Ильюшин. С.71, 154-155. Яковлев А.С. Советские самолеты... С.62. Очерки развития техники в СССР. Кн.2. Энергетическая, атомная, транспортная и авиационная техника, космонавтика. М., 1969. С. 362-364; История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. Т. 2. М., 1961. С. 510. Очерки развития техники в СССР. Кн.2. С.364; Левшин Б.В. Весомый вклад в победу: роль советской науки в материально-техническом обеспечении обороны страны //История СССР. 1975. № 3. С.49. Цит. по: Арлазоров М. Жизнь и дела конструктора Исаева //Новый мир. 1979. № 7. С.201. Яковлев А.С. Советские самолеты... С. 232. Подробнее об этом см. Гл. 3. Военно-исторический журнал. 1978. № 8. С.71. Ротмистров П.А. Время и танки. М., 1972. С.48. Григорьев С. О военно-технических аспектах книги В.Суворова //Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? М., 1995. С.20, 19. Из выступления заместителя наркома танковой промышленности А.А.Горегляда на заседании сектора истории СССР периода Великой Отечественной войны Института истории СССР АН СССР 24 апреля 1979 г.; Оружие победы. 1941-1945. М., 1987. С.198-200. Оружие победы. 1941-1945. С.200. Григорьев С. О военно-технических аспектах книги В.Суворова //Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера? С.20.

126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168

169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186

Из выступления заместителя наркома танковой промышленности А.А.Горегляда...; Оружие победы. 1941-1945. С.202-204. Ротмистров П.А. Танки на войне. М., 1970. С.25. Оружие победы. 1941-1945. С.206-208. Там же. С. 200. Там же. С. 194-195. Там же. С. 194, 224; Юрасов И.В. Из истории советского танкостроения // Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 2. С. 112. Ванников Б.Л. Оборонная промышленность СССР накануне войны. Из записок наркома // Вопр. истории. 1968. № 10. С. 117. Оружие победы. 1941-1945. С. 38. Носовский Н.Э. Артиллерийская промышленность в Великой Отечественной войне // Ист. зап. 1971. № 87. С. 7. Оружие победы. 1941-1945. С. 44-48; Устинов Д.Ф. Во имя победы. Записки наркома вооружения. М., 1988. С. 120. Грабин В.Г. Оружие победы.1941-1945 гг. О развитии советской артиллерийской техники // Октябрь. 1974. № 9. С. 164, 174. Военно-исторический журнал. 1962. № 2. С. 80. Там же. С. 84. Ванников Б.Л. Мемуары. Воспоминания. Статьи. Серия «Творцы ядерного века». М., 1997. С. 6. Там же. Копия документа любезно предоставлена автору семьей Ванниковых. Ванников Б.Л. Мемуары... С. 7. Там же. С. 2. Там же. С. 9. Вопр. истории. 1968. № 10. С. 117; Знамя. 1988. № 1. С. 138, 140-142. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 140-141. Там же. С. 136. Цит. по: Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 164-165. Там же. С. 183-184. Победоносцев Ю.А., Кузнецов К.М. Первые старты. М., 1972. С. 19. Оружие победы. 1941-1945. С. 166. Васильев А.Н., Михайлов В.П. Ракетные пусковые установки в Великой Отечественной войне / Отв. ред. академик В.П.Бармин. М., 1991. Михайлов В.П. Вклад отечественных конструкторов в создание ракетных пусковых установок // Наука и ученые России в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. М., 1996. С. 162. Васильев А.Н., Михайлов В.П. Ракетные пусковые установки в Великой Отечественной войне. С. 30-32. Наука и ученые России в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. С. 164. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 206. Оружие победы. 1941-1945. С. 165. Васильев А.Н., Михайлов В.П. Ракетные пусковые установки в Великой Отечественной войне. С. 26-28. Наука и ученые России в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. С. 239. Васильев А.Н., Михайлов В.П. Ракетные пусковые установки в Великой Отечественной войне. С. 166. Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1971. Т. 3. Кн. 2. С. 77-78. Наука и ученые России в Великой Отечественной войне. 1941-1945. С. 167, 168. Там же. С. 171. Там же. С. 169-172. Там же. С. 174, 175. Христианович С.А. С думой о будущем // Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 67-68. История СССР. 1975. № 3. С. 51. Трагические события 1937-1938 гг. исключили из числа награжденных участников работы начальника РНИИ И.Т.Клейменова, главного инженера Г.Э.Лангемака, расстрелянных в 1937 г. по клеветническому обвинению, и арестованных В.П.Глушко и С.П.Королева. А.Г.Костиков, занявший пост начальника РНИИ, незаслуженно получил в 1941 г. звание Героя Социалистического Труда и Государственную премию. В 1991 г. за создание отечественного реактивного оружия посмертно было присвоено звание Героя Социалистического Труда И.Т.Клейменову, Г.Э.Лангемаку, Б.С.Петропавловскому, Б.М.Слонимеру, Н.И.Тихомирову (Наука и ученые России в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. С. 180). Знамя. 1988. № 1. С. 132. Латухин А.Н. Минометы. М., 1970. С. 19-20; Оружие победы. 1941-1945. С. 120-124. Знамя. 1988. № 1. С. 151-152. Латухин А.Н. Минометы. С. 21, 23-24. История второй мировой войны. 1939-1945. В 12-ти тт. Т. 1. М., 1973. С. 259. Оружие победы. 1941-1945. С. 254. Знамя. 1988. № 1. С. 153-154, 136. Там же. С. 136. Клевцов В. Техническое оснащение армии и флота в годы войны // Военно-исторический журнал. 1979. № 12. С. 25; Оружие победы. 1941-1945. С. 56. Военно-исторический журнал. 1979. № 12. С. 25. Яковлев А.С. Советские самолеты... С. 275. Там же. С. 279. Военно-исторический журнал. 1979. № 12. С. 24. После гибели В.М.Петлякова в 1942 г. КБ возглавил В.М.Мясищев. Пономарев А.Н. Советские авиационные конструкторы. М., 1980. С. 169-171; Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 316-319, 321, 324. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 318-319. Там же. С. 325. Там же. С. 327. О перспективных работах в области авиации см. гл. 3.

187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253

Там же. С. 327-329, 344. Шахурин А.И. Крылья Победы. С. 211. Там же. С. 212. Яковлев А.С. Советские самолеты... С. 67. Военно-исторический журнал. 1979. № 12. С. 24. Оружие Победы. 1941-1945. С. 231. Там же. С. 234. Правда. 1975. 15 февраля. Оружие Победы. С. 236. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 175. Оружие Победы. 1941-1945. С.65-66, 224. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. Т. 3. М., 1961. С. 168. Оружие Победы. 1941-1945. С. 230. Там же. С. 234. Юрасов И.В. Из истории советского танкостроения // Советский тыл в годы Великой Отечественной войны. Трудовой подвиг народа. М., 1974. Кн. 2. С. 112. Военно-исторический журнал. 1979. № 12. С. 23; Правда. 1975. 4 мая. Правда. 1975. 4 мая. Никитин А. История создания противотанковой авиационной бомбы // Военно-исторический журнал. 1969. № 9. С. 70, 74; Оружие победы. 1941-1945. С. 421-422. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 189. Сталинский сокол. 1945. 18 июня; Солодов А., Куров В. Старейшая академия // Наука и жизнь. 1981. № 2. С. 88. Военно-исторический журнал. 1979. № 12. С. 24. История второй мировой войны. 1939-1945. Т. 12. Итоги и уроки второй мировой войны. М., 1982. С. 168. Там же. С. 160. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 68. Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Т. 2. 1917-1976. С. 193-194. Галигузов И.Ф., Чурилин М.Е. Флагман отечественной индустрии: история Магнитогорского металлургического комбината им. В.И.Ленина. М., 1978. С. 66-67. Сталь для победы. Черная металлургия СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1983. С. 39, 40, 42. Там же. С. 42. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. Т. 2. С. 537. Сталь для победы... С. 43, 45-46, 50. История Великой Отечественной войны Советского Союза. Т. 2. С. 537. Известия. 1943. 8 апреля. Капица П.Л. Эксперимент. Теория. Практика. Статьи и выступления. М., 1981. С. 154. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 174. Развитие техники в СССР. 1917-1977. М., 1978. С. 122-123. Марфин И. Броня для летающих танков // Химия и жизнь. 1985. № 5. С. 11-13. Шахурин А.И. Авиационная промышленность в годы Великой Отечественной войны. Из воспоминаний наркома // Вопр. истории. 1975. № 4. С. 93-94. Левшин Б.В. Испытание огнем. Академия наук в годы Великой Отечественной войны // Вестн. РАН. 1995. Т. 65. № 5. С. 408. Ефремов А.И. Советское станкостроение. М., 1946. С. 13-14. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. Т. 3. М., 1961. С. 165-166. Оружие Победы. 1941-1945. С. 380. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 322. История второй мировой войны. 1939-1945. Т. 6. М., 1976. С. 366. Зинич М.С. Трудовой подвиг рабочего класса в 1941-1945: по материалам отраслей машиностроения. М., 1984. С. 89, 91. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. Т. 5. М., 1963. С. 412. РГАЭ. Ф. 8875. Оп. 43. Д. 1206. Л. 10, 14, 15. Там же. Л. 60, 62, 65, 136. Отчет о работе Академии наук СССР за 1944 год. М.-Л., 1946. С. 65-67. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 22. Д. 2257. Л. 38. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 318. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 331. Л. 1-3. Там же. Л. 1. Украинская ССР в годы Великой Отечественной войны Советского Союза. Т. 3. Киев. 1975. С. 295. Патон Е.О. Воспоминания // Сов. Украина. 1954. № 11. С. 126. Патон Б.Е. Вклад в дело победы // Наука в СССР. 1985. № 6. С. 6-8. Боровик-Романов А.С. Лауреаты Нобелевской премии 1978 г. По физике – П.Л.Капица // Природа. 1979. № 1 (761). С. 94. Капица П.Л. Письма о науке. 1930-1980. М., 1989. С. 277, 278. Петр Леонидович Капица. Воспоминания. Письма. Документы. (Далее – Петр Леонидович Капица...) М., 1994. С. 413. Там же. Отчет академика П.Л.Капицы секретарю ЦК КПСС (так в документе. – Э.Г.). Г.Маленкову о пробном пуске кислородной установки ТК-2000 на Балашихе 20.X.1944 г. // Химия и жизнь. 1994. № 7. С. 65. Там же. С. 65. Там же. С. 66. 68. Капица П.Л. Письма о науке. 1930-1980. С. 221-222. Там же. С. 222. Там же. С. 222-223. Там же. С. 224. Там же. С. 224-225.

254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267

268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320

Там же. С. 228-229. Там же. С. 229. Правда. 1944. 1 мая. Капица П.Л. Письма о науке. 1930-1980. С. 230. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 379. Л. 28-29. Петр Леонидович Капица... С. 418. Цит. по: там же. С. 419. Там же. С. 470. Там же. С. 471. Там же. С. 470. Там же. С. 472-473. Там же. С. 474-475. Там же. С. 426. Работа, выполненная в годы индивидуального творчества, – (электроника больших мощностей) была опубликована в 1962 г. в УФН. Т. 73. Вып. 2; Капица П.Л. Электроника больших мощностей. М., 1962 (Петр Леонидович Капица... С. 477-478). Там же. С. 479. Там же. С. 479-480. Капица П.Л. Письма о науке. С. 276-280. Петр Леонидович Капица... С. 456-457. Комаров В.Л. Торжество советской науки //Правда. 1945. 1 июля. Тихомиров В.В. 250 лет отечественной геологии //Советская геология. 1975. № 5. С.13-14. Курочкин Г.Д. Исследование минеральных ресурсов экспедициями Академии наук СССР. 1919-1959 гг. М., 1969. С.9. Там же. С.243. Там же. С.5. Федорчук В.П. Геологи – фронту. М., 1985. С.25. Там же. С.25-26. Там же. С.26. Там же. С.27. Там же. С.28. Там же. Там же. С.28-29. Там же. С.29. Там же. С.30. Там же. С.31. Там же. С.32. Там же. С.94-95. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С.24, 30. 220 лет Академии наук СССР. Юбилейная сессия. Т.1. М.-Л., 1945. С. 70. РЦХИДНИ . Ф.17. Оп.22. Д.2264. Л.148. Салов В.И. Из истории Академии наук СССР в первые годы Великой Отечественной войны (1941-1943) //Истор. зап. Т. 60. 1957. С.10. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 35. Там же. С. 25-26. Там же. История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. Т. 2. С.536-537. Архив РАН. Ф.456. Оп.1. Д.78. Л.24. Липатов Н.П. Черная металлургия Урала в годы Великой Отечественной войны (1941-1945). Очерки истории строительства. М., 1960. С.31. Архив РАН. Ф.456. Оп.1. Д.78. Л.24. История Великой Отечественной войны Советского Союза. Т.2. С.536. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С.115-117. Там же. С.118. Там же. С.117-118. Там же. С.119. Архив Института экономики РАН (ИЭ РАН). Оп.1 (1942). Д.45. Л.13 об., 21. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С.111-112. Люди науки на Урале в дни войны. Дневник академика Л.Д. Шевякова (1941-1943 гг.) //Истор. архив № 3. 1961. С.209. 220 лет Академия наук СССР. Юбилейная сессия. Т.1. М.-Л., 1945. С.59. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С.28, 30. РГАЭ. Ф.8875. Оп.43. Д.170. Л.68, 38. Научный архив Института российской истории РАН (НА ИРИ РАН). Ф.2. Стенограмма беседы с председателем Казахского филиала АН СССР К.И.Сатпаевым 2 августа 1943 г. С.12. Там же. С.12, 14. Едыгенов Н. Вклад ученых республики в мобилизацию ресурсов Казахстана на разгром фашистской Германии //Изв. АН Каз.ССР. Серия обществ. наук. Вып.4. Алма-Ата. 1956. С.68. Там же. С.71. Архив ИЭ РАН. Оп.1. 1942. Д.49. Л.3. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С.102-103. Там же. С.107. 220 лет Академии наук СССР. Юбилейная сессия. Т.1. С.245-246. Истор. записки. 1957. № 60. С.15. Чудаков Е.А. Мобилизация ресурсов Поволжья и Прикамья на нужды обороны //Вестн. АН СССР. 1943. № 7-8. С.22.

321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365

Там же. С.25. Трофимук А.А. Урало-Поволжье – новая нефтяная база СССР. М., 1957. С.7, 36. Там же. С.38. Нефтяное хозяйство. 1928. № 11-12. С.605-606; 1929. № 6. Архангельский А.Д. Где и как искать новые нефтеносные области в СССР //Нефтяное хозяйство. 1929. № 6; Трофимук А.А. Урало-Поволжье – новая нефтяная база СССР. С.45, 46. Трофимук А.А. Урало-Поволжье – новая нефтяная база СССР. С.49-51. Там же. С.51. Там же. С.53. Там же. С.56. Там же. С.58, 60. Там же. С.60, 61. Там же. С.74. Урало-Волжская нефтеносная область (геология и нефтеносность). / Под ред. В.И.Сенюкова и И.О.Брода. М.-Л., 1941. Трофимук А.А. Урало-Поволжье – новая нефтяная база СССР. С. 83-84. Там же. С.89; Трофимук А.А. Нефть Урало-Поволжья – фронту //Война. Народ. Победа. 1941-1945. Кн.2. М., 1976. С.28; Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Т.2. 1917-1976. С.207. Война. Народ. Победа. 1941-1945. Кн.2. С.29. Там же. Трофимук А.А. Урало-Поволжье – новая нефтяная база СССР. С.90-91. Там же. С.91-92. Там же. С.93. Байбаков Н.К. Дело жизни. Записки нефтяника. М., 1984. С.124. Трофимук А.А. Урало-Поволжье – новая нефтяная база СССР. С.93, 94. Там же. С.94-96. Там же. С.96. Федорчук В.П. Геологи – фронту. С.125; Война. Народ. Победа. 1941-1945. Кн.2. С.29. Шевяков Л.Д. Изучение производительных сил в 1946-1950 годах //Вестн. АН СССР. 1946. № 5/6. С.32-34. Маркова Е.В., Родный А.Н. Наука Воркутлага как феномен тоталитарного государства //ВИЕТ. 1998. № 3. С.61. Там же. С.62. Там же. С.64. Там же. Там же. Там же. С.64-65. Смоленцев Л.Н. Голгофа России. Сыктывкар, 1993. С.350. Маркова Е.В., Волков В.А., Родный А.Н., Ясный В.К. Ученые-узники Печорских лагерей ГУЛАГа //Новая и новейшая история. 1998. № 1. Маркова Е.В., Родный А.Н. Наука Воркуты как феномен тоталитарного государства //ВИЕТ. 1998. № 3. С.69. Там же. С. 71. Там же. С.76. С 1944 г. так стал называться Воркутлаг или Воркутстрой( до 1942 г. Воркутпечлаг). Маркова Е.В., Родный А.Н. Наука Воркутлага как феномен тоталитарного государства //ВИЕТ. 1998. № 3. С.64. Бетехтин А.Г. Промышленные марганцевые руды СССР. М., 1946. Коськин Е.Н., Шерстенников Н.А. Деятельность ученых геологов по развитию минеральной сырьевой базы в 1941-1945 годах //История СССР. 1985. № 1. С.48. Федорчук В.П. Геологи – фронту. С.137, 140, 143. Ломако П.Ф. Цветная металлургия в годы Великой Отечественной войны. М., 1985. С.137. Федорчук В.П. Геологи – фронту. С.154. Там же. С.114, 161, 162.

Глава III 1 2 3

4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

Левшин Б.В. Испытание огнем. Академия наук в годы Великой Отечественной войны // Вестн. РАН. 1995. Т. 65. С. 405-406. Там же. С. 408. Государственный архив Российской Федерации. (Далее – ГАРФ). Ф. 5446. Оп. 44. Д. 1155. Л. 25; Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академии наук СССР. Кратк. ист. очерк. В 2-х т. Т. 2. 1917-1976. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 1977. С. 210. Российский государственный архив экономики (Далее – РГАЭ). Ф. 5462. Оп. 19. Д. 34. Л. 134. Там же. Д. 67. Л. 224. Ладывир И.И. Вклад ученых АН УССР в победу над фашизмом. Киев, 1970. С. 121, 124 (на укр. яз.). Советская культура в годы Великой Отечественной войны. М., 1976. С. 177. Российский центр хранения и использования документов новейшей истории. (Далее – РЦХИДНИ). Ф. 39. Оп. 6. Д. 16. Л. 5 об., 6. Комков Г.Д., Левшин Б.В., Семенов Л.К. Академия наук СССР. Крат. ист. очерк. Т. 2; 1917-1976. С. 216-217. Там же. С. 215. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 201. Л. 69. Отчет о работе Академии наук СССР за 1943 г. Проект. М.;Л, 1944. С. 4-6, 12. Левшин Б.В. Академия наук в годы Великой Отечественной войны. М., 1966. С. 153. Ведомости Верховного Совета СССР. 1944. № 14. Приложение. С. 4. Зверев А.Г. Государственный бюджет СССР на 1941 г. М., 1941. С. 26. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. М., 1988. С. 77. Высшая школа. Основные постановления, приказы, инструкции. М., 1945. С. 364; ГАРФ. Ф. 5462. Оп. 199. Д. 34. Л. 75. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 201. Л. 1-2.

18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 44 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79

Там же. Культурная жизнь СССР. 1941-1950. Хроника. М., 1977. С. 106. Петрова Т.Н. Деятельность партийных организаций Западной Сибири по усилению творческого содружества науки с производством в годы Великой Отечественной войны 1941-1945. Томск, 1968. С. 192-194. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 83. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 201. Л. 33. Там же. Л. 44, 45-48. ГАРФ. Ф. 5462. Оп. 19. Д. 34. Л. 17. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 201. Л. 33; Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 83. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 201. Л. 36. Там же. Л. 40-42. Культурная жизнь в СССР. 1941-1950. Хроника. С. 191. ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 46. Д. 3169. Л. 108. Болтушкин В.В. Научные исследования в Башкирии в период Великой Отечественной войны // Во имя победы. Из истории Башкирской АССР периода Великой Отечественной войны. Уфа, 1986. С. 77, 88, 96. Культурная жизнь в СССР. 1941-1950. Хроника. С. 98; Отчет о работе Академии наук СССР за 1943 год. Проект. М.-Л., 1944. С. 13. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 83, 84. Там же. С. 85, 90, 91, 104. Узбекская ССР в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.). Т. II. Коренной перелом (ноябрь 19421943 гг.). Ташкент, 1983. С. 156. Советская интеллигенция Узбекистана. Ташкент, 1979. Т. 2. С. 22, 23. Культурная жизнь в СССР. 1941-1950. Хроника. С. 107; СП СССР. 1943. № 1. С. 251. Известия. 1945. 25 ноября. С. 2. Вестн. АН СССР. 1945. № 3. С. 54, 61. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 84. Вестн. АН СССР. 1957. № 8. С. 5; Отчет о работе Академии наук СССР за 1945 год. М.-Л., 1946. С. 420; Правда. 1945. 1 декабря; Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 84. РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 1471. Л. 40. Каиров И.А. Очерки деятельности Академии педагогических наук РСФСР. 1943-1946. М., 1968. С. 19-23. Кузьмин М.К. Советская медицина в годы Великой Отечественной войны. М., 1979. С. 128-136. Лихтенштейн Е.С. Академия наук и отечественное книгоиздательство // История СССР. 1974. № 3. С. 80-81; Архив РАН. Ф. 457. Оп. 1. 1941. Д. 10. Л. 6. Зинич М.С. Трудовой подвиг рабочего класса в 1941-1945 гг. М., 1984. С. 82. Организация и развитие отраслевых научно-исследовательских институтов Ленинграда. 1917-1977. Л., 1979. С. 66. Там же. С. 85. СП СССР. 1943. № 2. Ст. 42. Отчет о работе Академии наук СССР за 1943 год. Проект. С. 7. Ладывир И.И. Вклад ученых АН УССР в победу над фашистской Германией. С. 124-125, 129, 130. Там же. С. 130-133. Там же. С. 142. Кольцов А.В., Федоров А.С. Подвиг советских ученых // ВИЕТ. 1985. № 1. С. 16. Советская Украина в годы Великой Отечественной войны 1941-1945. Док. и мат-лы. В 3-х т. Т. 3. Киев, 1980. С. 291. Токарев Н.В. Ученые Академии наук Белорусской ССР в годы Великой Отечественной войны // ВИЕТ. 1985. № 4. С. 25. Купреева А.П. Возрождение народного хозяйства Белоруссии. Минск, 1976. С. 199-200. ВИЕТ. 1985. № 4. С. 28. Купреева А.П. Возрождение народного хозяйства Белоруссии. С. 210. Народное хозяйство Белорусской ССР. Стат. сб. Минск, 1957. С. 289, 292. Советская наука. Итоги и перспективы. 1922-1982. М., 1982. С. 539. Наука Союза ССР. М., 1972. С. 274. Советская наука: Итоги и перспективы. 1922-1982. С. 540. ГАРФ. Ф. 8080. Оп. 2. Д. 706. Л. 23 б. Наука Союза ССР. С. 413. ГАРФ. Ф. 8080. Оп. 2. Д. 706. Л. 23б. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 90. РГАЭ. Ф. 8875. Оп. 43. Д. 294. Л. 36. Кольцов А.В. Ленинградские учреждения Академии наук в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 // Ленинградская наука в годы Великой Отечественной войны. СПб., 1995. С. 27-28. Организация и развитие отраслевых и научно-исследовательских институтов Ленинграда. 1917-1977. С. 89. Вечерняя Москва. 1943. 28 июля. РГАЭ. Ф. 8123. Оп. 1. Д. 655. Л. 105-106. Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. М., 1985. С. 586. Кондакова Н.И. Восстановление системы народного образования в освобожденных районах РСФСР // Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 220-221. ГАРФ. Ф. 5462. Оп. 19. Д. 68. Л. 82. Сборник сообщений Чрезвычайной государственной комиссии о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков. М., 1946. С. 445. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 76. Круглянский М.Р. Высшая школа и подготовка специалистов для фронта и тыла // Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 84. БСЭ. Т. Союз Советских Социалистических республик. С. 1252. ГАРФ. Ф. 5462. Оп. 19. Д. 198. Л. 169.

80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126

127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141

Там же. Ф. 8080. Оп. 1. Д. 62. Л. 8. Там же. Оп. 4. Д. 600а. Л. 29, 30, 19, 20. Там же. Оп. 2. Д. 706. Л. 28. Высшее образование в СССР. Ст. сб. М., 1961. С. 219; Отчет о работе АН СССР за 1943 года. Проект. С. 9. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 97; Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 221. Высшая школа: основные постановления, приказы и инструкции. М., 1957. С. 265-266. Советская высшая школа в годы Великой Отечественной войны. М., 1980. С. 83. Высшая школа: основные постановления и приказы, инструкции. С. 265-266. Летопись Московского университета. 1755-1979. М., 1979. С. 269; Московский университет в Великой Отечественной войне. М., 1975. С. 55-57. Очерки истории Ленинграда. Л., 1967. Т. V. С. 557-558. История Ленинградского университета. Очерки. Л., 1969. С. 383-384. Там же. ГАРФ. Ф. 8080. Оп. 1. Д. 495. Л. 2. Украинская ССР в годы Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941-1945. Киев, 1975. Т. 3. С. 288. Купреева А.П. Возрождение народного хозяйства Белоруссии. С. 194; Советская Белоруссия. 1945. 27 мая. Красовский Н. Высшая школа Советской Белоруссии. Минск, 1963. С. 155, 252; он же. Высшая школа в Белоруссии. Минск, 1972. С. 169. Наука Союза ССР. С. 269, 274; Советская наука. Итоги и перспективы. 1922-1982. С. 498. Наука Союза ССР. С. 309. Советская наука. Итоги и перспективы. 1922-1982. С. 498. Там же. С. 540. Круглянский М.Ф. Высшая школа и подготовка специалистов для фронта и тыла //Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 87. Галкин К.Т. Высшее образование и подготовка научных кадров в СССР. М., 1958. С. 15. ГАРФ. Ф. 8080. Оп. 2. Д. 706. Л. 28. Там же. Л. 23б. Опубликовано: Гракина Э.И. Ученые – фронту. 1941-1945. М., 1989. С. 147. Советская культура в годы Великой Отечественной войны. С. 102. Высшая школа СССР за 50 лет. М., 1967. С. 80. ГАРФ. Ф. 8080. Оп. 2. Д. 717. Л. 10. Вест. высшей школы. 1945. № 5-6. С. 62-63. Советская высшая школа в годы Великой Отечественной войны. С.211, 212. Вестн. высшей школы. 1945. № 5-6. С.10. Чуткерашвили Е.В. Развитие высшего образования в СССР. М., 1961. С.39. Бюллетень ВКВШ при СНК СССР. 1945. № 8. С.8. Бутягин А.С., Салтанов Ю.Н. Университетское образование в СССР. М., 1957. С.73. Алексеев Е.П. Коммунистическая партия – организатор подготовки научных кадров в годы Великой Отечественной войны. Л., 1984. С.70-71. Высшая школа. Основные постановления, приказы и инструкции. С. 419, 420. Галкин К.Т. Высшее образование и подготовка научных кадров в СССР. С. 155. Высшая школа. Основные постановления, приказы и инструкции. С.419, 420. Алаторцева А.И. Советская историческая периодика. 1917 – середина 1930-х гг. М., 1989. С.241; Вестн. высшей школы. 1970. № 5. С. 7. Летопись Московского университета. 1755-1979. С.265, 266, 270. ГАРФ. Ф.8080. Оп.1. Д.2076. Л.47. Московский университет в Великой Отечественной войне. С.71; Летопись Московского университета. 1755-1979. С.263, 269, 26. Путь в большую науку: академик Аксель Берг. М., 1988. С.95. ГАРФ. Ф.8080. Оп.4. Д.600а. Л.9, 13. Кнышевский П. Добыча. Тайны германских репараций(Далее – Кнышевский П. Добыча...) М., 1994. С. 42-43. Шевяков Л.Д. Люди науки на Урале в дни войны //Истор. архив. 1961. № 1. С.98. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С.89; Курносов А.М., Розентретер Б.А. Лев Дмитриевич Шевяков. 1889-1963. М., 1973. С.97; Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. Т.2. М., 1957. С.713. Оника Д.Г. Мосбасс и Донбасс снова в строю //Строители – фронту. М., 1968. С.158. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С.89. Терпигорев А.М. Воспоминания горного инженера. М., 1956. С.229. Ладывир И.И. Вклад ученых АН УССР в победу над фашистской Германией. С.144-145. Правда. 1942. 6 декабря. РГАЭ. Ф.219. Оп.1. Д.119. Л.59. Строители – фронту. С.158. Терпигорев А.М. Воспоминания горного инженера. С.235. Люди русской науки. Очерки о выдающихся деятелях естествознания и техники. Техника. М., 1965. С.618. Строители – фронту. С.158. РГАЭ. Ф.8225. Оп.1. Д.1515. Л.363-366. Документы были любезно предоставлены автору ныне покойным старшим научным сотрудником ИРИ РАН Ю.К.Стрижковым. РГАЭ. Ф.8225. Оп.1. Д.1516. Л.237-239. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С.93; Александр Митрофанович Терпигорев. Материалы к биобиблиографии ученых СССР. М., 1958. Строители – фронту. С.154. Терпигорев А.М., Судоплатов А.П. Некоторые вопросы восстановления угольной промышленности Донбасса //Плановое хозяйство. 1944. № 1; Восстановление Донецкого угольного бассейна. М., 1944.

142

143 144

145 146 147 148 149 150 151 152

153 154 155 156 157 158 159 160 161

162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178

179

180 181 182 183 184 185 186 187

Терпигорев А.М., Гердов М.А. О восстановлении отвалов шахт Донецкого бассейна. М.-Л., 1944; Терпигорев А.М., Розентретер Б.А. Научно-технические основы выбора методов и средств комплексной механизации угледобычи из пологопадающих пластов. М., 1945; и др. Левшин Б.В. Академия наук СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 95-96. Тихомиров С.М. Восстановление химической промышленности в послевоенные годы и ее дальнейшее развитие //Журнал Всесоюзного химического общества имени Д.И.Менделеева. (Далее – Журнал ВХО). Т. XX, 1975. № 4. С. 451. Деятельность научно-исследовательских институтов химической промышленности в годы войны //Журнал ВХО. Т. XX. 1975. № 4. С. 435. Там же. С. 442-444. Костандов Л.А. Химическая промышленность за годы Советской власти // Вестн. АН СССР. 1978. № 5. С. 43. Флаксерман Ю.Н. Теплоэнергетика СССР. М., 1985. С. 83. Отчет о работе Академии наук СССР за 1943 год; Проект. С. 270-271. Отчет о работе Академии наук СССР за 1944 год. М.-Л., 1946. С. 226-227. Очерки по истории энергетической техники. Вып. 2. М.; Л., 1954. С. 50. Л.К.Рамзин был одним из основных обвиняемых по процессу «Промпартии», давшим «признательные» показания, сыграл неблаговидную роль в осуждении своих «подельников» и известного историка Е.В.Тарле. Участники процесса получили сравнительно мягкое наказание. Правда. 1943. 8 июля; Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. 3. М., 1968. С. 130-131. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 127. Л. 33, 34. Там же. Л. 47, 49. Митрофанова А.В. Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1971. С. 403-404. Труды Центрального ордена Ленина Музея революции СССР. Вып. 4. М., 1973. С. 261-262, 264. Приходько Ю.А. Восстановление индустрии. 1942-1950. М., 1973. С. 74. Бардин И.П. Избр. труды. Т. 1. М., 1963. С. 113. Там же. С. 119. Бардин И.П. Техника горного дела и черная металлургия за 25 лет Советской власти // Вестн. АН СССР. 1943. № 1-2; он же. Черная металлургия во время войны // Большевик. 1944. № 11-12; он же. Некоторые вопросы восстановления черной металлургии // Плановое хозяйство. 1944. № 3; он же. Технико-экономические соображения о перспективах применения кислорода в черной металлургии // Кислород. 1944. № 1; Бардин И.П., Рикман В.В. Техника советской черной металлургии // Советская техника за двадцать пять лет. М.-Л., 1945; и др. Левшин Б.В. Академия наук в годы Великой Отечественной войны. С. 91. Там же. Отчет о работе Академии наук СССР за 1944 год. С. 271-275. Люди русской науки. Очерки о выдающихся деятелях естествознания и техники. Техника. С. 631. Там же. Известия. 1943. 25 сентября. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 283-284. Федорчук В.П. Геологи – фронту. М., 1985. С. 128. Плановое хозяйство. 1944. № 1. История второй мировой войны. Т. 9. М., 1977. С. 405. ГАРФ. Ф. 8080. Оп. 2. Д. 217. Л. 52, 55, 58; История второй мировой войны. Т. 10. М., 1979. С. 408. Вестн. АН СССР. 1942. № 5-6. С. 74. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 138-139. Там же. С. 143-144. Вестн. АН СССР. 1946. № 8-9. С. 8. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 143-144. Харитон Ю. Ядерное оружие СССР: пришло из Америки или создано самостоятельно? // Известия. № 265. 1992. 8 декабря. С. 3; Харитон Ю.Б., Смирнов Ю.Н. О некоторых мифах и легендах вокруг советского атомного и водородного проектов // Энергия. 1993. № 9. С. 2-13. Сойфер В.Н. Мифы о «краже века» // Известия. № 193. 1994. 7 октября. С. 5. Эта статья была одним из ответов на необоснованные обвинения крупнейших западных физиков в шпионаже в пользу СССР, выдвинутые в книге А.П. и П.А.Судоплатовых и супругов Шехтеров, вышедшей в США (Sudoplatov P., Sudoplatov A. with J.L. and L.P.Schecter. Special tasks. Boston, New York, Toronto, London, 1994), а также советских физиков в ряде отечественных публикаций в плагиате атомного оружия. Эти обвинения были опровергнуты представителями как российской, так и западной разведки. Новые факты, писал В.Н.Сойфер, опубликованные советскими разведчиками А.А.Яцковым, Л.Р.Квасниковым, В.Б.Барковским и академиком Ю.Б.Харитоном в 1992 г., «не поколебали общего убеждения в том, что огромная армия советских ученых разных дисциплин, вовлеченная в создание атомного оружия, была хорошо подготовлена к чрезвычайно технологически сложному проекту и сумела быстро наверстать отставание от американцев» (Известия. № 193. 1994. 7 октября. С. 5). См. также: Могут ли спецслужбы заменить Академию наук? Обсуждение в президиуме РАН // Вестн. РАН 1994. Т. 64. № 11. С. 973974. В официальном заявлении пресс-бюро Службы внешней разведки говорилось, что атомное и термоядерное оружие были созданы в СССР в первую очередь благодаря «наличию научно-технического и интеллектуального потенциала. Мощный вклад внесла большая группа советских ученых. Что касается вклада разведки в создание советской атомной бомбы, то ее важная работа в интересах государства сыграла вспомогательную роль». (Там же. С. 970-971). Визгин Вл.П. Атомный проект в СССР. Предварительные итоги изучения и новые материалы // ВИЕТ. 1996. № 2. С. 87. Харитон Ю.Б. Начало // Воспоминания об акад. Н.Н.Семенове. М., 1993. С. 40. Переписка В.И.Вернадского с Б.Л.Личковым. 1918-1939. М., 1979. С. 234. Дневник В.И.Вернадского за 1940 г. // Дружба народов. 1993. № 9. С. 177. Здесь речь идет о практическом использовании атомной энергии, а не только об исследованиях. Цит. по: Трифонов Д.Н. К истории Комиссии по проблеме урана // ВИЕТ. 1996. № 2. С. 93. Там же. С. 94. Дневник В.И.Вернадского за 1940 г. // Дружба народов. 1993. № 9. С. 178-179. Там же. С. 96-98.

188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204

205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229

230 231 232 233 234

235 236 237 238 239 240 241

242 243 244 245 246 247 248

ВИЕТ. 1996. № 2. С. 98. Головин И.Н. И.В.Курчатов. М., 1967. С. 42. Цит. по: Смирнов Ю.Н. Г.Н.Флеров и становление советского атомного проекта // ВИЕТ. 1996. № 2. С. 103-104. Там же. С. 105-106. Цит. по: Там же. С. 107. Там же. Там же. Там же. С.116. Там же. С.108-109. У истоков советского атомного проекта //ВИЕТ. 1992. № 3. С.111-118. Риск II. Как быть с историей? //Известия. 1988. 5 августа. Цит. по: ВИЕТ. 1996. № 2. С.120-121. Там же. С.121. Там же. С.121-122. Там же. С.122. Барковский В.Б. Это была увлекательная работа...//История советского атомного проекта: документы, воспоминания, исследования. Вып.1. М., 1998. С.97, 98. Док. № 3 опубликован: ВИЕТ. 1992. № 3. С. 109-111. Смирнов Ю.Н. Сталин и атомная бомба //ВИЕТ. 1994. № 2. С.125; По тревоге. Рассказ уполномоченного Государственного Комитета Обороны С.В.Кафтанова. (Записал В.Степанов) //Химия и жизнь. 1985. № 3; Поиск. 1994. № 27(269). С.1. Химия и жизнь. 1985. № 3. С. 8. Смирнов Ю.Н. Г.Н.Флеров и становление советского атомного проекта // ВИЕТ. 1996. № 2. С. 110-111. РЦХИДНИ. Ф.644. Оп. 1. Д. 58. Л. 40-41. Там же. Л.40. Там же. Д.70. Л.144. Головин И., Кузнецова Р. Страницы жизни ученого. Достижения есть? //Правда. 1988. 12 января. С. 3. ВИЕТ. 1992. № 3. С. 118-119, 105. Головин И.Н. И.В.Курчатов. М., 1978. С. 66-67. Александров А.П. Годы с Курчатовым //Неделя. 1983. № 5. С. 6. Неменов Л. Послезавтра начнем облучение //Техника – молодежи. 1975. № 6. С. 20-21. Гончаров В.В. Как создавался Ф-1 //Атом. энергия. 1977. Т. 42. С. 83-84. Публикация повторена: Наука в СССР. 1981. № 6. С. 75-78. Жежерун И.Ф. Строительство и пуск первого в Советском Союзе атомного реактора. М., 1978. С. 14. Ломако П.Ф. Цветная металлургия в годы Великой Отечественной войны. М., 1985. С. 137. Князьская Н.В. Первый советский ядерный реактор и его роль в становлении атомной промышленности СССР //История СССР. 1983. № 5. С. 141. Наука в СССР. 1981. № 6. С. 78. Смирнов Ю.Н. Сталин и атомная бомба //ВИЕТ. 1994. № 2. С. 125. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 342. Л. 16. Там же. Л. 19. Там же. Л. 23-26. Там же. Д. 343. Л. 153-154. Там же. Л. 153-158. Там же. Л. 160, 173-178. Кнышевский П. Добыча.... С. 44. РЦХИДНИ. Ф.644. Оп. 1. Д. 78. Л. 36-37. Галимов Э.М. ГЕОХИ – 50 лет //Вестн. РАН. 1997. Т. 67. № 9. С. 778; Дровенников И.С., Романов С.В. Трофейный уран, или история одной комнадировки // История советского атомного проекта: документы, воспоминания, исследования. Вып. I. С. 217-219, 226, 227. Кнышевский П. Добыча... С. 42-43; РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 375. Л. 11-15, 17. Кнышевский П. Добыча.. С. 43. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп.1. Д. 416. Л. 26, 33, 37-38. Там же. Л. 58. Однако нельзя согласиться с утверждением П.Н.Кнышевского на с.43 его книги, что «до лета 1945 г. на теоретические разработки ученых Сталин смотрел сквозь пальцы. И лишь изредка попеременно с Берия отдавал распоряжения о выделении строительных материалов, разного оборудования и заключенных ГУЛАГа НКВД для возведения новых корпусов курчатовской лаборатории». К лету 1945 г. была проделана серьезная научноисследовательская и научно-организаторская работа. РЦХИДНИ. Ф.644. Оп.1. Д.458. Л.27-28. Там же. Л.27. Там же. Там же. Л. 30; Кнышевский П. Добыча... С. 44. Кнышевский П. Добыча... С. 45; РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 460. Л. 6-7. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 460. Л. 1-2. Круглов А.К. «Самый трудный момент в создании атомной бомбы»: заметки о первом в СССР промышленном ядерном реакторе для наработки плутония //История советского атомного проекта: документы, воспоминания, исследования. Вып. I. С. 229-231. Меркин В.И. Как начиналась атомная энергетика //Вестн. РАН. 1995. Т. 65. № 4. С. 354. Там же. Там же. С. 355-357. Цит. по: Адамский В.Б., Смирнов Ю.Н. Юлий Борисович Харитон // Вопр. истории. 1997. № 10. С. 55. Визгин Вл.П. Атомный проект в СССР. Предварительные итоги изучения и новые материалы //ВИЕТ. 1996. № 2. С. 91. Алексеев В.В., Литвинов Б.В. Советский атомный проект как феномен мобилизационной экономики //Вестн. РАН. 1998. Т. 68. № 1. С. 9. Цит. по: Емельянов В.С. У истоков атомной промышленности //Вопр. истории. 1975. № 5. С. 137-138.

249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318

Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 115, 119. Там же. С. 132. Отчет о работе Академии наук СССР в 1943 году. Проект. М. – Л., 1944. С. 60-63. Там же. С. 65. Боголюбов Н.Н. Проблемы динамической теории в статистической физике. М., 1946. Скрыпов В.П. Война – ученый – книга //Вестн. РАН. 1992. № 4. С. 7. Там же. С. 8. Там же. Физика. Проблемы, история, люди /Под ред. В.М.Тучкевича. Л., 1986. С. 115. Вестн. РАН. 1992. № 4. С. 8. Леонтович М.А. Введение в термодинамику. Статистическая физика. М., 1983. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп 1. Д. 210. Л. 10. Там же. Л. 10-12. Там же. Там же. Л. 13-15. Там же. Л. 16. Яковлев А.С. Советские самолеты. Краткий очерк. М., 1982. С. 317. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 255. Л. 83. Там же. Л. 83-86. Там же. Л. 101. Там же. Л. 103-104. Кувшинов С.В., Соболев Д.А. Об участии немецких авиаконструкторов в создании реактивных самолетов в СССР. //ВИЕТ. 1995. № 1. С. 103. Пономарев А.Н. Советские авиационные конструкторы. М., 1980. С. 53. Там же. С. 171. Там же. С. 117-118. Люлька А.М., Кувшинников С.П. К истории создания первого советского турбореактивного двигателя //ВИЕТ. 1981. № 2. С. 92. Там же. С. 94-95. Пономарев А.Н. Советские авиационные конструкторы. С. 54-55. Кувшинов С.В., Соболев Д.А. Об участии немецких авиаконструкторов в создании реактивных самолетов в СССР //ВИЕТ. 1995. № 1. С. 103. Там же. С. 104. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 373. Л. 48. Кнышевский П. Добыча... С. 56-57. Там же. С. 56-58. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. М., 1994. С. 342. Кувшинов С.В., Соболев Д.А. Об участии немецких авиаконструкторов в создании реактивных самолетов в СССР //ВИЕТ. 1995. № 1. С. 104. Там же. С. 104. Там же. С. 105; Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 372. Кнышевский П. Добыча... С. 140. Итоги второй мировой войны. М., 1957. С. 350-351. Там же. С. 349. Там же. С. 315-317. Кнышевский П. Добыча... С. 46-47, 139. Итоги второй мировой войны. С. 320. Кнышевский П. Добыча... С. 65. Там же. С. 47-48; Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 726-727. Цит. по: Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 340-341; Кнышевский П. Добыча... С. 50. Итоги второй мировой войны. С. 336, 337. Кнышевский П. Добыча... С. 33-34. Там же. С. 34, 50. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 339. Там же. С. 340. Старт в неизвестность. Беседа с В.П.Мишиным //Поиск. № 15. 11 апреля 1991 г. С. 4. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 382. Л. 168. Там же. Л. 176, 182. Там же. Кнышевский П. Добыча... С. 49. Там же. С. 49, 139. Там же. С. 49. РЦХИДНИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 414. Л. 107. Кнышевский П. Добыча... С. 50. У советских ракетных триумфов было немецкое начало/Публикация Б.Коновалова //Известия. № 54. 1992, 4 марта. С. 3. Кнышевский П. Добыча... С. 50. Цит. по: там же. С. 50-51. Цит. по: там же. С. 53. Там же. С. 53-54, 139. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 344-352. У советских ракетных триумфов было немецкое начало/Публикация Б. Коновалова //Известия. № 55. 1992. 5 марта. С. 5. Там же. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 344, 346. Там же. С. 345, 347, 349, 350.

319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342

Там же. С. 363, 366. Там же. С. 374, 375. Известия. № 58. 1992. 9 марта. В начале 50-х гг. немецкие специалисты возвратились на родину. Голованов Я. Королев. Факты и мифы. С. 364. Там же. С. 401. Там же. С. 395. Старт в неизвестность. Беседа с В.П.Мишиным //Поиск. № 15. 1991. 11 апреля. Отчет о работе Академии наук СССР за 1945 год. М.-Л., 1946. С. 15-16. Левшин Б.В. Советская наука в годы Великой Отечественной войны. С. 137. Советский Союз в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. М., 1976. С. 575. Вест. АН СССР. 1946. № 7-8. С. 51. Кременцов Н.Л. Советская наука на пороге холодной войны: «Дело КР» //In Memoriam. Исторический сборник памяти Ф.Ф.Перченка. М.-СПб., 1995. С. 277. Вест. АН СССР. 1946. № 2. С. 11-12. Капица П.Л. Письма о науке. 1930-1980. М., 1989. С. 227-228. Там же. С. 240. РГАЭ. Ф. 204. Оп. 1. Д. 109. Л. 2, 14. Там же. Л. 3-4. Там же. Л. 5,7. Там же. Л. 8. Там же. Л. 9. Там же. Л. 9-10. Там же. Л. 12. Выполняющий функции координации научных исследований Комитет по науке и технике был создан в 1955 г. РГАЭ. Ф. 204. Оп. 1. Д. 109. Л. 13-14.

Заключение 1 2 3 4 5

6 7 8 9 10

Ванников Б.Л. Записки наркома //Знамя. 1988. № 2. С. 159. История второй мировой войны. 1939-1945. Т. 12. М., 1982. С. 160-161. Вопр. экономики. 1985. № 5. С. 20. Сенявский С.Л. Изменение в социальной структуре советского общества. 1938-1970 гг. М., 1973. С. 413-415. Смолкина А.А. Из истории организации науки в четвертой пятилетке (На материалах ЛПА) //Проблемы деятельности ученого и научного коллектива. Вып. III. Материалы для обсуждения на симпозиуме по проблемам науковедения 20-21 августа 1970 г. Л., 1970. С. 227. История второй мировой войны. 1939-1945. Т. 12. Итоги и уроки второй мировой войны. С. 164. Вавилов С.И. Избр. соч. Т. 3. М., 1959. С. 707. ВИЕТ. 1975. Вып. 2 (51). С. 51. Сергей Иванович Вавилов. Сб.статей. М., 1981. С. 38. Итоги второй мировой войны. М., 1957. С. 355.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Арденне, фон М. 307 Аркадьев В.К. 22 Арлазоров М. 350 Артемьев В.А. 150, 151, 152, 156 Артоболевский И.И. 32, 176 Архангельский А.А. 137, 301 Архангельский А.Д. 51, 52, 198, 201, 210, 211, 356 Арцимович Л.А. 122, 277, 279, 280, 297, 349 Аршинов А.А. 58 Асафьев Б.В. 225 Ассур Л.В. 31, 32, 340 Астров Н.А. 142, 144 Ахматова А.А. 89 Ахутин М.Н. 49

Абаджан 104 Абакумов Е.Т. 253, 258 Абрамов А.С. 294 Абрамович Г.Н. 135, 306 Абрикосов А.И. 106, 334 Агафонов С.П. 163 Агеев Н.В. 118 Адамар Ж. 320 Адамский В.Б. 349, 350, 366 Акимов Г.В. 174 Акулов Н.С. 26 Алаторцева А.И. 361 Александров А.П. 24, 106, 122, 123, 193, 225, 283, 285, 328, 341, 365 Александров В.Я. 12 Александров Г.Ф. 81, 117, 228, 229 Александров Н.И. 285 Александров П.С. 124, 125 Александрова Е.П. 213 Алексеев А.А. 107 Алексеев В.В. 366 Алексеев В.М. 60, 111 Алексеев Е.П. 361 Алексей Михайлович 70 Алиханов А.И. 25, 224, 272, 273, 279, 282, 291, 296 Алиханьян А.И. 25, 296 Алпатов В.М. 338 Алхазов Д.Г. 277 Амбарцумян Р.С. 285 Амелин А.Т. 113 Амиркумов 212 Андреев А.А. 226 Андреев А.П. 122, 167 Андреев Д.В. 345 Андреев К.К. 104 Андреев Н.Н. 24, 124 Андрусов Н.Н. 195 Антонов А.С. 142 Антонова Н.С. 345, 346 Антонов-Романовский В.В. 167 Антропов П.Я. 291 Анучин Д.И. 195 Анцифиров Н.П. 11, 62, 64, 344 Арбузов А.Е. 121, 133, 134, 135, 224, 228, 230, 338 Арбузов Б.А. 133, 135

Бааде Б. 306 Баба-Заде Б.Х. 220 Бабенчиков П.П. 64 Багал Л.И. 135 Байбаков Н.К. 210, 357 Байков А.А. 31, 49, 102, 107, 109, 172, 173, 207, 235, 265, 268, 271, 334 Баймаков Ю.В. 107 Балакирев Н.Я. 313 Баландин А.А. 130 Балезин С.А. 13, 104, 281, 347 Балжи М.Ф. 146, 166 Балуковский Н.Ф. 215 Банников Г.К. 285 Баран Я.И. 166 Баранников А.П. 110 Баранов Н.И. 155 Барбер Дж.(Barber J.) 344 Бардин И.П. 49, 104, 108, 109, 117, 172-173, 188, 189, 192, 201, 202, 203, 207, 208, 216, 217, 221, 222, 235, 254, 263, 264, 265, 266, 268, 269, 334, 363 Бари Н.К. 124 Барковская С.Г. 216 Барковский В.Б. 280, 364, 365 Бармин В.П. 153, 154, 306, 317, 351 Бартини Р. 114, 139 Барыков Н.В. 142 Баскаков В.Н. 348 370

Баум Ф.А. 168 Бауман Н.Э. 101, 176, 244 Бах А.Н. 38, 57, 70, 103, 104, 131, 133, 328, 334, 350 Бахрушин С.В. 62, 64 Бахчиванджи Г.Я. 142 Безруков П.Л. 198 Бекаури 83 Бекетов Н.Н. 28 Бектуров А. 208 Беленький А.М. 163 Беликов В. 340 Белич А.И. 320 Белоносов И.В. 347 Белопольский А.А. 23 Бельговский М.Л. 72, 74 Беляев В.Е. 173 Беляев Е.А. 7, 337, 341, 342 Беляков А.П. 338 Бенешевич Д.Н. 64 Берг А.И. 26, 108, 121, 225, 235, 240, 325, 328, 362 Берг Л.С. 60, 70, 110 Березняк А.М. 141, 316 Берзин Э.П. 220 Бериев Г.М. 137 Берия Л.П. 13, 14, 74, 84, 86, 87, 92, 117, 160, 191, 280, 282, 286, 288, 290, 295, 366 Беркалов Е.А. 146 Бермант А.Ф. 297 Бернал Дж. 36, 341 Бернхард К.Г. 194 Бернштейн С.Н. 110, 124, 125 Бертельс Е.Э. 118 Бесова М.В. 198 Беспрозванный И.М. 101, 176 Бетехтин А.Г. 201, 219, 357 Бехтерев В.М. 18 Билибин Ю.А. 199, 220 Бисноват М.Р. 137 Благонравов А.А. 146, 158, 225, 105, 116, 153 Благонравов А.И. 142, 166 Блохин А.А. 172, 211, 212, 214, 216 Блохинцев Д.И. 25 Богатов А.В. 49 Богачев Н.С. 294 Богданов А.А. 207, 214, 216 Боголюбов Н.Н. 298, 349, 366 Богомолец А.А. 222, 255, 281, 334

Богомолов Т.В. 200 Богуславский Е.Я. 306 Бодль 163 Бойцов В.В. 350 Болдырев А.К. 58 Болтушкин В.В. 359 Болховитинов В.Ф. 119, 136, 137, 141, 301 Большанина М.А. 25 Бондарюк М.М. 301 Бонин А.Ф. 87 Бор Н. 23, 273 Борель Э. 320 Боресков Р.К. 133 Борисов Н.А. 291 Борн М. 320 Боровик-Романов А.С. 354 Боровский А.А. 113 Бородин И.П. 195 Бородулин К.Д. 240 Борщев А.Д. 350 Бочвар А.А. 109, 166, 173, 174, 235, 285 Браун, фон. В. 304, 308, 310, 316 Брачев В.С. 11, 62, 344 Бредихин А.К. 23 Бредов М.М. 123 Брицке Э.В. 173, 201, 203, 207, 265 Брод И.О. 357 Бруевич Н.Г. 32, 104, 106, 176, 224, 229 Бруновский Б.К. 58 Бубекин 18 Бубнов И.Г. 22 Будников П.П. 255 Булашев А.Н. 147 Булганин Н.А. 304 Бунин И.А. 344 Бурденко Н.Н. 106, 234 Бурместер Л. 32 Бурмистров И.С. 168 Буров А.Н. 49 Буров В.М. 212 Бурцев К.И. 171 Бутлеров А.М. 28 Бутров В.М. 215 Бутягин А.С. 361 Бухарин Н.И. 60, 80 Буш Н.А. 240 Бушинский В.П. 49 Бушнев И.С. 142 371

Бызов Б.В. 130 Быстрицкая П.М. 215 Быстров П.Т. 293 Быховер Н.А. 200

Виноградов И.М. 125, 126, 320, 334 Виноградов Р.И. 8, 337 Виноградский С.Н. 18, 20 Винтер А.В. 108, 235 Виссарионова А.Я. 213 Витка В.Л. 163 Вихман Я.Е. 143, 166 Вишняков В.А. 167 Вишняков С.Т. 198 Власюк П.А. 225 Воблый К.Г. 255 Вознесенский И.Н. 291 Вознесенский Н.А. 71, 153, 160, 224, 235, 291, 304 Вознюк В.С. 8, 337 Волгин В.П. 59, 62, 222 Волин Б.М. 76 Волков А.А. 140 Волков А.И. 198 Волков В.А. 341, 357 Волков М.Н. 104 Волобуев П.В. 339, 341 Вологдин В.П. 176 Вольфкович С.И. 49, 10, 104, 275, 328, 347, 350 Вонсовский С.В. 26, 170 Воронов Е.П. 58 Воронов Н.Н. 156 Воскресенский В.Д. 177 Воскресенский Л.А. 316 Вуколович М.П. 299 Вул Б.М. 25 Вучинич А. 18, 19, 21, 340 Вышинский А.Я. 7

Вавилов 312 Вавилов Н.И. 9, 12, 13, 54, 59, 68, 70, 72, 73, 74, 119, 333, 338, 339, 345 Вавилов С.И. 22, 24, 27, 34, 52, 74, 99, 117, 121, 167, 169, 194, 272, 273, 275, 279, 328, 333, 335, 340, 343, 347, 349, 369 Валларта М.С. 320 Вальден П.И. 19, 28, 195 Вальта З.Ф. 128 Вальтер А.К. 272 Вальтер А.Ф. 128 Ванников Б.Л. 146, 148, 149, 150, 153, 156, 157, 158, 159, 283, 290, 291, 293, 294, 313, 314,315, 331, 351, 369 Варенцовы М.И. 214, 216 Варов А.А. 212 Василевский М.М. 199 Васильев А.Н. 351, 352 Васильев М.Ф. 146 Васильков Я.В. 338 Вахитов Ф.И. 304 Вахрушев В.В. 204, 254 Введенский А.А. 29 Введенский Б.А. 26, 121, 225, 325 Веденеев Б.Е. 44, 49, 108, 109, 235, 261 Вейц В.И. 201, 203, 205, 258, 262 Векслер В.И. 25, 272, 296 Вентцель Д.А. 146, 151 Вериго А.Б. 107 Вернадская Н.Е. 339 Вернадский В.И. 9, 11, 13, 17, 20, 35, 39, 51, 54, 58, 62, 65, 66, 68, 69, 70, 71, 73, 74, 75, 78, 80, 88, 111, 195, 196, 274, 275, 284, 333, 339, 341, 344, 345, 346, 364 Вернадский Г.В. 33, 79, 274 Вернов С.Н. 272 Веснин В.А. 225 Ветчинкин В.П. 136, 340 Визгин Вл.П. 364, 366 Викулова М.В. 198 Вильгельм, кайзер 307 Виноградов А.П. 275, 284, 285

Гаврилов А.Г. 146, 147 Гаев Б.А. 122, 124 Гаккель Я.М. 107 Галеркин Б.Г. 22, 107, 126, 128 Галигузов И.Ф. 353 Галимов Э.М. 366 Галкин К.Т. 361 Галковский В.Н. 152, 156 Гальдер Ф. 154, 352 Гальперин В.М. 203 Гамалея Н.Ф. 111 Гамбурцев Г.А. 214 Гамов 313 Гамов Г.А. 31 Гамс Э.С. 132, 350 Ганеев А.А. 208 372

Гантмахер Ф.Р. 156 Гапеев А.Л. 258 Гвай И.И. 153, 156 Геллер М.Т. 115 Гельвих П.А. 146 Гельперин Н.И. 192 Гельфонд А.О. 125, 127 Герасимов И.П. 52, 201 Герасимов Н.В. 150 Гердов М.А. 362 Герман А.П. 258 Геронтьев В.И. 204, 253 Герц Ген. 308 Герц Густ. 308 Герцен А.И. 12 Герш С.Я. 192 Гершун А.Л. 24 Гинзбург А.Н. 104 Гинзбург В.Л. 82, 346 Гинзбург И.И. 207 Гинзбург С.А. 142 Глаголев Н.А. 125 Глазунов 258 Глебов В.П. 107 Глизманенко Д.Л. 192 Глушко В.П. 83, 86, 139, 151, 152, 162, 163, 301, 303, 317, 352 Гоголь Н.В. 69, 112 Годзевич Б.Е. 124 Гойхман Г.И. 258 Голицын Б.Б. 23, 195 Голованов Я.К. 14, 82, 84, 114, 163: 311, 339, 346, 348, 351, 352, 353, 367, 368 Головин И.Н. 276, 364, 365 Голубев В.В. 126 Гольдбах 126 Гонор Л.Р. 318 Гончаров Б.Ф. 84 Гончаров В.В. 285, 294, 365 Горбунов В.П. 137, 138 Горбунов Н.П. 38, 58 Горегляд А.А. 14, 351 Горинов А.В. 109 Горлицкий Л.И. 145, 167 Горский И.И. 217, 267 Горький А.М. 46, 111, 245 Горюнов П.М. 158, 169 Горюнов С.В. 200 Горяев М.И. 208 Горячкин В.П. 31, 340

Готье Ю.В. 62, 225 Грабарь И.Э. 225 Грабин В.Г. 8, 146, 147, 160, 330, 334, 337, 351 Граве И.П. 146, 150 Гракина Э.И. 361 Гребенщиков И.В. 24, 122, 169 Греков Б.Д. 114 Греттруп Г. 317 Григорович Д.П. 84 Григорьев А.А. 108 Григорьев И.Ф. 200, 201, 235 Григорьев С. 351 Гринчик А.Н. 304 Гришина А.М. 338 Громов Л.В. 198 Громов М.М. 85, 137 Гросс Е.Ф. 24 Гроссман Е.П. 127, 136 Груздев Н.И. 142 Грушин П.Д. 137 Грэхэм Л.Р. (Graham L.R.) 36, 341 Грюблер М.Ф. 32 Губкин И.М. 4, 38, 51, 60, 195, 197, 201, 210, 211, 213 Гудков М.И. 137, 138 Гудов И.И. 190 Гудцов Н.Т. 108, 172 Гуковский Г.А. 118 Гульбин Г.Г. 64 Гуревич Б.А. 203 Гуревич И.И. 274, 277, 280, 284, 294 Гуревич М.Г. 302 Гуревич М.И. 137, 138 Гуренко С.П. 145, 146, 147 Гутов А.И. 294 Давиденко В.А. 284 Давиденков Н.Н. 24, 269 Давиденков С.Н. 269 Давиташвили Л.Ш. 195 Дарвин Ч. 71, 74 Деборин А.М. (Иоффе) 61 Дегтярев В.А. 158 Деленс П.А. 294 Дементьев П.В. 305 Демин Н. 339 Денисов М.Ф. 104 Державин Н.С. 233 Дернов С.Н. 147 Джанелидзе Ю.Ю. 334 373

Джелепов Б.С. 123 Джунковский В.Ф. 61 Дзержинский Ф.Э. 169 Дзюба И.П. 168 Дивильковский М.А. 116 Диконштейн Г.Х. 213 Дикушин В.И. 176, 225 Добржанский Ф.Г. 33 Добровольский В.В. 32 Добротворский 163 Добрынин В.А. 137 Дозорцева 72 Долгов Б.Н. 29 Доллежаль Н.А. 293, 294 Доллежаль Н.Я. 137 Дон Кихот 94 Дорнбергер В. 308, 310 Доровлев Н.А. 156 Дородницын А.А. 141, 161 Дорохов В.Я. 215 Дорошев И.А. 203 Дорфман Я.Г. 26 Драбкин И.Е. 220 Дринберг А.Я. 135 Дровенников И.С. 366 Дроздов А.Е. 147 Дроздов Н.Ф. 146 Дроздова Н.В. 345, 346 Дружинин В.Г. 62 Дружинин Н.М. 252 Дубинин М.М. 104, 132, 133, 224 Дубовский Б.Г. 294 Дубровин А.Н. 213 Дудаков В.И. 151, 152 Дузь П.Д. 119 Думанский А.В. 236 Дурляхов Р.А. 146 Духов Н.Л. 143, 145, 166 Душкин Л.С. 141, 301 Дьяконов М.А. 40

Ермолаев В.Г. 137 Ершова З.В. 285 Есаков В.Д. 44, 338, 342 Ефремов А.И. 268, 354 Жаворонков Н.М. 104 Жданов А.А. 14, 117, 148, 325 Жданов А.П. 297 Жебелев С.А. 240 Жебрак А.Р. 321 Жежерун И.Ф. 365 Железняков Н.А. 151 Жигач К.Ф. 104 Жирицкий Г.С. 163 Жирмунский В.М. 118 Жирневич М.А. 211 Жолио-Кюри И. 272 Жолио-Кюри Ф. 272 Жонголович И.Д. 107 Жузе Ф.П. 285 Жук С.Я. 292 Жуков Г.К. 352 Жуков И.И. 107 Жуков С.С. 212 Жуковский Н.Е. 18, 20, 22, 38, 39, 119, 126, 135, 161, 169, 340 Журавлев В.Ф. 135 Журавский Д.И. 22 Журавченко А.Н. 135 Жуховицкий А.А. 104 Забегин А.И. 176 Заболоцкий Е.М. 338 Забудский Г.А. 146 Завадовский Б.М. 57 Заварицкий А.Н. 201, 220 Завенягин А.П. 283, 287, 288, 291, 292, 293, 294 Завойский Е.К. 296 Зайдель Г. 344 Зайферт Г. 317 Зайчик М.И. 166 Заленский В.В. 40, 195 Залесский Б.А. 133 Залоев Т.М. 216 Зальцберг М.И. 340 Замятченский П.А. 240 Заславский В.И. 142 Засядко А.Д. 150 Збарский Б.И. 57

Егер С.М. 87 Егоров Д.Н. 62 Едыгенов Н. 356 Ежов В.А. 337 Ежов Н.И. 87 Елизаров Н.М. 176 Елян А.С. 294 Емельянов В.С. 49, 343, 366 Еременко Н.В. 49 Ермолаев А.С. 143, 146 374

Зверев А.Г. 342, 358 Звонков В.В. 265 Зворыкин 191 Зворыкин В.К. 33 Зеленов М.В. 77, 345 Зелинский Н.Д. 103, 104, 111, 130, 334 Зельдович Я.Б. 9, 25, 107, 129, 130, 155, 273, 274, 277, 280, 282, 284, 295, 298, 349 Земсков В.Н. 338 Зернов В.Д. 22 Зернов Д.В. 168 Зернов П.М. 49, 293 Зернов П.Ф. 313 Зильберминц В.А. 58 Зинич М.С. 354, 359 Зоркий М.С. 116

Каиров И.А. 359 Калашников Е.А. 106 Калашников М.Т. 8 Калинин В.В. 84 Калицкий К.П. 210 Камай Г.М. 135 Капица П.Л. 9, 12, 13, 26, 54, 80, 81, 91, 92, 93, 94, 95, 98, 101, 104, 108, 120, 173, 183, 184, 185, 186, 187, 188, 189, 190, 191, 192, 193, 194, 195, 235, 275, 277, 279, 291, 292, 320, 323, 324, 328, 339, 340, 342, 346, 347, 349, 354, 355, 368 Карасев А.В. 6, 337 Каргин В.А. 134 Каржавин Н.А. 198 Карман, фон Т. 317 Карпинский А.П. 35, 51, 54, 59, 195, 344 Карпов Л.Я. 46, 133, 350 Кары-Ниязов Т.Н. 232 Касаткин А.Г. 49, 108, 235, 291 Кассин Н.Г. 208 Касьяненко В.И. 343 Кафтанов С.В. 13, 48, 71, 103, 104, 105, 110, 117, 235, 239, 278, 279, 280, 281, 323, 325, 326, 327, 347, 365 Качалов Н.Н. 24 Каширин А.И. 101 Квасников Л.Р. 364 Квиквидзе И.С. 214, 216 Кедров Ф. 349 Келдыш В.М. 49 Келдыш М.В. 124, 126, 127, 128, 135, 161, 225, 328, 349 Келлер В.Л. 70 Келлог Ч. 320 Кербер Л.Л. 87, 339, 346 Кизеветтер А.А. 344 Кикоин И.К. 25, 26, 282, 286, 289, 291 Киприанов А.И. 236 Киров С.М. 65, 76, 144, 145 Кирпичев В.Л. 22 Кирпичев М.В. 24 Киселев А.А. 174 Китайгородский И.И. 172 Кишкин С.Т. 174 Клевцов В. 160, 352 Клейменов И.Т. 83, 151, 152, 352 Клер М.О. 64

Иваненко Д.Д. 25, 272, 297 Иванов А.Е. 340 Иванов А.С. 115 Иванов И.И. 8, 146, 165, 334 Иванова Г.М. 338 Игнатов С.И. 228 Игнатовский В.С. 118, 333 Измайлов Н.В. 63 Ильин А.А. 147 Ильичев А.С. 49, 109, 257, 258 Ильюшин С.В. 137, 138, 140, 161, 334, 337 Ингулов С.Б. 76 Инкин Н.Н. 218 Иоффе А.Ф. 9, 22, 23, 24, 38, 39, 104, 105, 106, 107, 120, 122, 130, 222, 270, 275, 277, 278, 279, 280, 281, 291, 338, 340, 349 Иоффе В.А. 123 Ипатьев В.В. 29, 118 Ипатьев В.Н. 28, 29, 30, 31, 32, 33, 38, 118, 340, 341 Исаев А.М. 141, 301, 306, 313, 316, 318 Италинский Л.А. 115 Ишлинский А.Ю. 252 Кабачник М.И. 133 Каблуков И.А. 28, 59 Каган 79 Казанский Б.А. 130 Казарновский И.А. 134 375

Климанов Л.Г. 344 Климов В.Я. 137, 162, 225, 303, 305 Климов И.В. 123, 124 Книпович Н.М. 68 Кнунянц И.Л. 104, 132 Кнышевский П.Н. 311, 362, 365, 366, 367, 368 Князев Г.А. 337 Князьская Н.В. 365 Кобеко П.П. 24, 25, 107 Кобзарев Ю.Б. 26, 121 Кобулов А.З. 84 Ковалевский Е.П. 341 Коваль М. 155 Коган Б.И. 219 Козлов В.И. 203 Козлов Н.Д. 9, 337 Козлов С.Г. 137 Козодаев М.С. 273, 283, 294 Козырев Н.Н. 142 Козьмин Н.К. 240 Коковцев П.К. 240 Кокрофт Д. 272 Колесник А.Д. 7, 337 Колльри М. 320 Колмогоров А.Н. 21, 124, 125, 328, 349 Коловрат-Червинский Л.С. 39 Колосов С.Д. 305 Колосовский Н.Н. 201, 203 Колотов В.В. 343 Колотыркин Я.М. 350 Кольцов А.В. 6, 7, 9, 10, 337, 338, 342, 347, 348, 359, 360 Кольцов Н.К. 9, 35, 39, 60, 70, 71, 74 Комаров В.Л. 4, 59, 71, 109, 110, 195, 201, 202, 203, 204, 206, 207, 208, 209, 216, 221, 223, 230, 231, 239, 266, 271, 320, 334, 355 Комков Г.Д. 7, 337, 347, 348, 353, 357, 358 Комлев Л.В. 284 Комляков Н.С. 118 Кон А.Ф. 116 Кондаков Н.И. 33 Кондакова Н.И. 9, 337, 360 Кондорский Е.И. 26 Кондратьев В.Н. 128 Кондратюк Ю.В.(Шаргей А.И.) 98, 116, 333 Конев А.К. 198

Конев И.В. 312 Коновалов Б. 368 Коновалов Д.П. 28 Константинов К.И. 150 Копелев Л.З. 339 Корвин-Круковская Т.А. 64 Корженевский И.Д. 213 Коржинский Д.С. 220 Корнеев Л.К. 151 Коровин В.Л. 84 Королев Н.П. 104 Королев С.П. 9, 14, 82, 84, 86, 115, 139, 151, 152, 162, 163, 164, 301, 303, 311, 312, 316, 317, 318, 339, 346, 348, 351, 352, 367, 368 Коршак В.В. 104 Косарев В.В. 338 Косиор И.В. 211 Космодемьянский А.А. 126 Костандов Л.А. 350, 362 Костиков А.Г. 299, 300, 352 Костин П.И. 318 Косткин И.М. 84 Кострулин Н.Г. 147 Косыгин А.Н. 228 Коськин Е.Н. 357 Котельников В.А. 104 Котиков А.В. 285 Котин Ж.Я. 8, 108, 143, 144, 145, 167, 334 Кочергин И.Г. 104 Кочин Н.Е. 126, 161, 141 Кошкин Л.Н. 176 Кошкин М.И. 143, 144 Кошкин Ю.Н. 294 Кравченко В.А. 84 Красовский Н.И. 361 Красовский С.А. 313 Крейнес М.А. 166 Крейсон П.М. 84 Кременцов Н.Л. 321, 368 Крестовников В.Н. 211 Кржижановский Г.М. 59, 60, 80, 93, 209, 275 Кригер-Войновский К.Г. 218 Криницкий А. 59 Кристи М.К. 142, 166 Криштофович А.Н. 64 Крок 18 Круглов А.К. 366 Круглянский М.Р. 7, 337, 348, 360, 361 376

Крупчатников М.Я. 146 Крутков Ю.А. 115 Круус Х.Х. 238 Крученых Г.В. 166 Крыжановский В.И. 111 Крылов А.Н. 22, 23, 38, 39, 106, 111, 126, 328, 334 Ксюнин Г.Ф. 167 Кувшинников С.П. 303, 367 Кувшинов С.В. 367 Кувыкин С.И. 216 Кудашев С. 116 Кудрявцева В.М. 25 Кузнецов 18 Кузнецов Б.Г. 201, 203 Кузнецов В.Д. 25, 106, 107 Кузнецов В.И. 30, 340 Кузнецов Викт.И. 317 Кузнецов К.М. 351 Кузнецов Н.Н. 156 Кузнецова Р. 365 Кузьмин В.Т. 123 Кузьмин М.К. 7, 337, 359 Кулебакин В.С. 49 Кулик Г.И. 147, 148 Кулик Л.А. 116, 333 Куманев В.А. 27 Куманев Г.А. 13, 347 Купреева А.П. 359, 360, 361 Курдюмов Г.В. 172 Курин Н.В. 167 Курнаков Н.С. 24, 28, 31, 35, 39, 51, 173, 195, 196 Курносов А.М. 362 Куров В. 353 Курочкин Г.Д. 355 Курочкин П.А. 312 Курчатов Б.В. 25, 122, 167, 273, 283, 284, 294 Курчатов И.В. 9, 25, 98, 106, 123, 124, 130, 224, 272, 273, 275, 276, 277, 278, 280, 282, 283, 284, 285, 286, 289, 290, 291, 292, 293, 294, 295, 364, 365 Курчевский Л.В. 83 Кутшеба С. 320 Кучеренко Н.А. 143, 144, 166 Кучумов 313 Кушева Е.Н. 113, 348 Кушнер З.Ю. 177

Лавочкин С.А. 8, 137, 138, 141, 142, 164, 300, 302, 305 Лаврентьев М.А. 124, 126, 127, 128, 168, 297, 349 Ладывир И.И. 358, 359, 362 Лазарев П.П. 22, 38, 39 Лазуркин Ю.С. 123 Ланге Ф. 281 Лангемак Г.Э. 53, 151, 152, 352 Ландау Л.Д. 25, 26, 82, 120, 273, 279, 297 Ландер Ф.Ф. 147 Ландсберг Г.С. 26, 177 Лапин И.П. 177 Лаппо-Данилевский А.С. 40 Ларионов И.А. 168 Латухин А.Н. 352 Латышев Г.Д. 272 Лауэ М. 23 Лебедев 212 Лебедев А.А. 24 Лебедев Б.П. 177 Лебедев Н.В. 252 Лебедев С.А. 236 Лебедев С.В. 130, 324 Лебедев П.Н. 19, 20, 22 Левенсон Л.Б. 32 Левин А.Е. 344 Левин Е.И. 171 Левин К.Г. 166 Левин Л.М. 156 Левина Е.С. 339 Левинсон-Лессинг Ф.Ю. 38, 195, 196 Левитин В.М. 260 Левитский Г.Н. 118 Левша 324 Левшин Б.В. 6, 7, 8, 337, 340, 347, 348, 349, 350, 353, 354, 355, 356, 357, 358, 359, 360, 362, 363, 364, 366, 368 Левшин В.Л. 27, 167 Левшин Л.В. 340, 349 Леденцов Х.С. 18 Леиньш П.Я. 238 Лейбензон Л.С. 111, 126, 128, 225, 340 Лейпунский А.И. 25, 128, 272, 279 Лейтейзен М.Г. 83 Ленин В.И. 35, 37, 38, 41, 42, 50, 77, 85, 111, 116, 118, 166, 230, 244, 245, 341, 353 Леонтович М.А. 299, 367 377

Леонтьев В.В. 33 Лепин Т.К. 74 Лермонтов М.Ю. 112 Лесков Н.С. 324 Липатов Н.П. 356 Липгарт А.А. 144 Липпиш А. 304 Лист Г.Н. 163 Литвинов Б.В. 366 Лихачев Д.С. 54 Лихачев Н.П. 62, 344 Лихтенштейн Е.С. 359 Личков Б.Л. 58, 274, 339, 364 Лобачевский Н.И. 20 Лойцянский Л.Г. 161 Ломако П.Ф. 220, 285, 288, 357, 365 Ломов Г.А. 258 Ломова А.М. 168 Ломоносов М.В. 245 Лосев А.Ф. 12 Лосева В.М. 12 Луговцев М.М. 255 Лузин Н.Н. 124, 346 Лукин Н.М. 61 Лукирский П.И. 24 Лукьяненко А.С. 215 Лукьянов С.Ю. 122 Луначарский А.В. 38, 54, 63, 80 Луппол И.К. 119, 333, 346 Лутченко А.И. 348 Лысенко Т.Д. 70, 71, 72, 73, 339 Любавский М.К. 62 Любищев А.А. 12 Люлька А.М. 142, 301, 303 Люстерник Л.А. 124, 125, 127, 297 Ляпидевский А.В. 115 Ляпунов А.М. 20, 21, 40 Ляпунов Б.М. 110, 225

185, 186, 187, 189, 190, 229, 290, 291, 304, 309, 325, 354 Малец А.И. 113 Малин К.А. 133 Малышев А.П. 32 Малышев В.А. 191 Малышев И.И. 200 Мальцев А.Н. 124 Мальцев М.В. 215, 216 Малявкин С.Ф. 198 Мандельштам Л.И. 24, 26, 121, 275, 325 Мандельштам С.Л. 26, 178 Маркевич А.А. 240 Маркелова Л.П. 347 Марков А.А. 20, 21, 125 Маркова Е.В. 337 Маркова Н.Г. 198 Маркс К. 41, 81, 230 Марр Н.Я. 4, 116 Марфин И. 354 Марятьев М.Ф. 213 Масленников В.И. 17, 340, 341 Маслов В.Н. 285 Маслов П.П. 60 Матвеев А.К. 197 Матулис Ю.Ю. 328 Матюшкин В.Я. 168 Махнев В.А. 291 Махонин С.Н. 145 Мацкевич С.П. 256 Медведев Ж.А. 339 Межлаук В.И. 91, 92, 93 Мейер 55 Мексин М.А. 166 Меллер Г.Дж. 74 Мелькумов Г.М. 136 Мельников Е.Я. 261 Мельников Н.П. 294 Мельников П.Г. 104 Меметов В.С. 347 Менделеев Д.И. 20, 31, 50, 193, 347, 362 Менжинский В.Р. 84 Меннер В.В. 52 Меньшуткин Н.Д. 28 Мерварт А.М. 64 Мерварт Л.А. 64 Мергелян С.Н. 349 Меркин В.И. 293, 294, 366 Меррил Г. 317

Мавродин В.В. 337 Магдасиев Н.И. 146 Маин В.Н. 9, 337 Майков В.В. 240 Макара А.М. 179, 183 Макаревский А.И. 136 Мак-Миллан Э. 29 Максаков В.В. 348 Максакова Л.В. 7, 8, 337, 348 Макушевич А.И. 252 Маленков Г.М. 13, 14, 71, 80, 81, 92, 117, 149, 153, 160, 179, 182, 184, 378

Мерцалов Н.И. 32, 340 Меськин В.И. 172 Мечников И.И. 20, 33 Мешик П.Я. 291 Мещанинов В.Д. 147 Мещанинов И.И. 334 Мещерский И.В. 22 Мигдал А.Б. 280 Микоян А.И. 117, 160, 189, 289 Микоян Арт.И. 8, 137, 138, 142, 300, 302, 303, 305 Микулин А.А. 137, 140, 162, 303 Миловидова-Кирпичева М.В. 23 Минкевич Н.А. 101 Минц А.Л. 121 Мир-Касимов М.А. 232 Миролюбов Н.Н. 107 Миронов С.И. 216 Миропольский Л.М. 207, 228 Митин М.Б. 72, 73 Митрофанова А.В. 363 Митрякова Н.М. 343 Михайлов В.П. 154, 351, 352 Михайлов Н.Н. 212 Михалчев Л.М. 320 Мишин А.Ф. 215 Мишин В.П. 312, 316, 317, 368 Моисеев Н.Н. 16, 118, 349 Моисеев Н.С. 118 Моисеев С.В. 118 Молдавский Б.Л. 29 Молотов В.М. 13, 14, 78, 85, 91, 92, 103, 149, 160, 179, 184, 282, 321, 346 Молоштанов А.А. 166 Морозов А.А. 143, 145, 166, 334 Мосеев 215 Мосин С.И. 158 Москалев А.С. 137 Москвин Н.И. 104 Мочалов В.Д. 13 Музруков Б.Г. 294 Музыченко Н.М. 216 Муравьев П.Ф. 147 Мустафин А.Н. 214, 216 Мусхелишвили Н.И. 128, 232, 334 Мысовский Л.В. 272 Мясищев В.М. 8, 86, 114, 137, 139, 142, 352

Надашкевич А.В. 84, 87 Надирадзе А.Д. 156 Назаров И.Н. 133 Наливкин Д.В. 52, 216 Наметкин С.С. 4, 49, 103, 104, 109, 130, 172, 207 Насонов Н.В. 195 Неаполитанская В.С. 339 Неедлы З.Ф. 320 Незваль Н.Ф. 137 Нейшулер Л.Я. 297 Некрасов А.И. 115, 126 Неменов Л.М. 123, 284, 365 Неменов М.И. 22, 23, 38, 39 Немов Е.А. 198 Немцов М.С. 29, 118, 339, 340 Ненадкевич К.А. 284 Несмеянов А.Н. 104, 130, 133, 224 Нестеров П.П. 253 Нехлюдов А.Д. 167 Никитин А. 353 Никитин Б.А. 172 Никитин В. 228 Никитин В.П. 101, 105, 179 Никитин Н.Г. 107, 117 Никитин Я.С. 213 Никифоров Я.Д. 49 Николай II 61 Никольская Л.В. 338 Никольский В.К. 252 Никольский Г.П. 134 Никольский Н.К. 57 Никонов А.А. 338 Новиков А.А. 252 Новиков И.Н. 299 Новиков П.С. 124 Норкин В.И. 147 Носаль В.И. 213 Носков М.М. 25 Носовский Н.Э. 351 Нудельман А.Э. 146 Нуждин Н.И. 72 Нужин Н.П. 163 Нумеров Б.В. 119, 333 Ньютон И. 335 Нэр 317 Оберт Г. 316 Обновленский 55 Обнорский С.П. 233 Оболенский В.В.(Осинский) 119

Навроцкий Н.М. 212 379

Образцов В.Н. 49, 108, 201, 203, 254, 265, 266, 267 Обреимов И.В. 24 Обручев В.А. 4, 19, 50, 51, 195, 217, 220, 334 Овчинников А.М. 200 Одиссей 73 Озеров Г.А. 87, 339 Озолин 163 Окунев Б.Н. 146 Ольденбург С.Ф. 9, 35, 58, 62 Оника Д.Г. 258, 362 Опарин А.И. 57 Опоков Г.В. 146 Орбели И.А. 232 Орбели Л.А. 105, 106, 334 Орджоникидзе Г.К. 177 Орел В.М. 9 Орлов А.С. 110 Орлов Б.В. 198 Осадчий П.С. 68 Осипов С.С. 211 Остославский И.В. 135, 161 Островский А.Н. 69 Остроградский М.В. 22 Ощепков П.К. 26

Пейве Ф.К. 212 Первухин М.Г. 191, 278, 281, 282, 283, 286, 291, 293, 294 Переверзев А.Е. 135 Перченок Ф.Ф.(Вознесенский, Солодов) 10, 54, 62, 65, 66, 67, 95, 338, 343, 344, 368 Петерс Я.Х. 62 Петляков В.М. 83, 86, 137, 139, 161, 162, 352 Петржак К.А. 25, 98, 273, 277, 280 Петров А.А. 107 Петров А.Д. 29 Петров Б.Н. 176 Петров Г.И. 127 Петров Н.И. 305 Петров Ф.Н. 57 Петров Ф.Ф. 145, 146, 166, 167, 334 Петрова Т.Н. 7, 337, 347, 358 Петровский И.Г. 125, 225 Петровский Н.Н. 255 Петропавловский Б.С. 151, 152, 352 Петруничев 71 Петрянов-Соколов И.В. 104, 133 Пешков В.П. 26, 297 Пикеринг В. 317 Пилюгин Н.А. 316, 317 Пинус Я. 116 Пиотровский Б.Б. 112, 252, 348 Пичета В.И. 62 Платонов Н. 140 Платонов С.Ф. 62, 63, 64, 344 Победоносцев Ю.А. 151, 152, 156, 306, 310, 317, 318, 351 Погоревич В.В. 218 Погорелко Н.А. 121 Погребов Н.Ф. 199 Поддубный М.П. 143 Поздюнин В.Л. 106, 269 Пойда Ф.Н. 156 Покровский М.Н. 60, 63, 80 Покровский Н. 258 Полак Л.С. 339 Полевой П.И. 64 Поликарпов Н.Н. 83, 137, 139, 161, 302, 309 Поликовский В.И. 135, 300 Полифем 73, 74 Полканов А.А. 267 Полуренко Ю.М. 198 Полярный А.И. 151

Павленко А.П. 153, 156 Павлов И.П. 18, 19, 20, 35, 54, 85, 88, 195 Павлов М.А. 31, 172, 176, 265, 334 Павловский Е.Н. 4, 320 Палицин Н.Д. 213 Палладин А.В. 224 Палладин В.И. 195 Пальмов И.С. 40 Панасюк И.С. 283, 284, 293, 294 Панкратова А.М. 233 Панов А.Д. 204 Папалекси Н.Д. 26, 121, 299, 325 Парнас Я.О. 224 Пархоменко А.А. 9 Паршин П.И. 153 Пастер Л. 33 Пастернак Б.Л. 12 Патон Б.Е. 179, 183, 354 Патон Е.О. 108, 178, 179, 182, 183, 268, 334, 354 Пашинин М.М. 137 Певзнер М.И. 294 Певзнер Р.Л. 201, 203, 208 380

Померанчук И.Я. 283, 284, 297 Пономарев А.Н. 8, 337, 352, 367 Пономаренко А.С. 156 Понтрягин Л.С. 125 Попов А.С., конструктор 153, 154, 156 Попов А.Ст., изобретатель радиосвязи 22 Поповский М.А. 339 Порай-Кошиц А.Е. 134 Постников 60 Потемкин В.П. 233, 344 Правдюк Н.Ф. 285, 294 Презент И.И. 71, 72 Преображенский Н.И. 211 Привалов П.И. 124 Притула Ю.А. 363 Приходько Ю.А. 363 Пробст А.Е. 203, 204, 205, 223 Прокофьев В.А. 24, 294 Прокофьева-Бельговская А.А. 74 Проскура Г.Ф. 255 Проскурин М.А. 135 Прохоров Ф.Г. 294 Прянишников Д.Н. 334 Пугачев В.С. 169 Пушкин А.С. 112 Пышкова Н.С. 7, 337, 341, 342 Пышнов В.С. 136, 161

Ренне К.К. 147 Рикман В.В. 203, 208, 363 Риль Н. 308 Римский-Корсаков М.Н. 68 Робинсон Р. 320 Рогинский С.З. 133 Роговин З.А. 103, 104 Родигин Н.М. 171 Родионов В.М. 224 Родный А.Н. 357 Родный Н.И. 218 Рожанский Д.А. 26 Рождественский Д.С. 22, 23, 24, 39 Рождественский С.В. 62, 63, 64 Розанов А.Н. 210 Розенберг М.М. 147 Розенблюм Н.Д. 133 Розентретер Б.А. 253, 256, 362 Рокоссовский К.К. 312 Романов В.И. 22 Романов С.В. 366 Романовский Г.Д. 215 Ромм 79 Ростовцев М.И. 33, 344 Ротмистров П.А. 350, 351 Рубинин П.Е. 13, 91 Рубинштейн М.А. 49 Рубцов Н.Н. 101, 176 Рудольф А. 310 Руженцов В.Е. 214 Рузвельт Ф. 280 Русаков М.П. 207, 208 Русаковский Е.А. 49 Русинов Л.И. 273 Рыбак Б.М. 210 Рыженко Н.А. 171 Рыжов Г.М. 216 Рыкалин Н.Н. 179 Рыкачев М.А. 40, 195 Рябиков В.М. 317 Рябушинский Д.П. 18, 340 Рябушинские, братья 18 Рязанов Д.Б.(Гольдендах) 60, 80 Рязанов П.В. 176 Рязанский М.С. 306, 317

Радлов В.В. 40 Радль 79 Радугин К.В. 198 Раев М.И. 33, 341 Разуваев Г.А. 12, 29 Райков Б.Б. 63 Райков Д.А. 297 Райков И.О. 306 Раковский С.Д. 220 Рамзин Л.К. 68, 262, 363 Распопов Г.В. 211 Расцветаев М.К. 203 Ратнер С.Б. 130 Раузер-Черноусова А.М. 213 Раушенбах Б.В. 119, 152 Рахматуллин Х.А. 126 Рашков С.Ю. 318 Ребиндерг П.А. 134 Регель В.Р. 123, 124 Резерфорд Э. 79, 91, 93, 272 Рело Ф. 31 Ремизова М. 349

Сабатье П. 29 Саблев П.Е. 166 Сабуров М.З. 241, 313 Саваренский Ф.П. 199, 209 Савельев 71 381

Савин А.И. 165 Савиных А.Г. 107 Садовский В.Д. 171 Садовский М.А. 168 Садчиков А.Г. 76 Сажин Н.П. 285 Салов В.И. 347, 355 Салтанов Ю.Н. 361 Салтыков-Щедрин М.Е. 69, 77, 112 Самарин А.А. 58 Самойлов Я.В. 38, 261 Самсонов П.Д. 137 Сатель Э.А. 108, 146, 269 Сатпаев К.И. 51, 207, 225, 233, 356 Сауков А.А. 220 Саха М. 320 Сахаров А.Д. 295 Сахин С.И. 171 Свердлов В.М. 57 Свердлов Я.М. 57 Свинчицкий 312 Свищев Г.П. 136, 161 Святский Д.О. 64 Северный А.Б. 252 Севрук Д.Д. 163, 318 Седов Л.И. 126, 127, 135, 349 Семашко Н.А. 39 Семендяев К.А. 297 Семенов Л.К. 7, 337, 347, 348, 353, 357, 358 Семенов Н.Н. 9, 24, 25, 104, 106, 107, 128, 129, 155, 272, 274, 328, 339, 340, 342, 347, 349, 364 Семин Б.В. 176 Сенюков В.И. 357 Сенявский С.Л. 369 Сергеев А.П. 339 Сергеев Г.И. 165 Сергеев П.Г. 132 Сергеевич Л.С. 58 Серебровский А.С. 68 Серебряков М.Е. 146, 151 Серебряков С. 155 Сермягин В.А. 213 Сигрист С.В. (Беломорцев, Ростов А.) 11, 338, 344 Сидельников А.Н. 84 Сидоренко В.Н. 146 Сикорский И.А. 33 Симонов С.Г. 158, 159 Синельников Е.В. 318

Синельников К.Д. 25, 272 Синецкий А.Я. 340 Сипягин Г.П. 200 Сирин Н.М. 200 Сирота Ф.И. 347 Сказкин С.Д. 225 Скворцов С.А. 294 Скляров Н.М. 174 Скобельцын Д.В. 25, 272, 296 Скочинский А.А. 204, 205, 208, 227, 253, 254, 257, 258, 267 Скрыпов В.П. 366 Скрябин К.И. 4, 231 Славентатор Д. 342 Славский Е.П. 283, 285, 293, 294 Слонимер Б.М. 352 Слухотский В.Е. 146 Слюсарев Г.Г. 24 Смирнов А.Г. 104 Смирнов В.А. 171 Смирнов В.И. 224 Смирнов Л.В. 318 Смирнов Л.П. 32 Смирнов С.С. 198, 201, 224, 305 Смирнов Ю.Н. 278, 280, 281, 349, 350, 364, 365, 366 Смирнов Я.И. 40 Смоленцев Л.Н. 357 Смолкина А.А. 369 Смородинский Я.А. 297 Снитко К.К. 104, 168 Соболев В.С. 342, 344 Соболев Г.Л. 6, 337, 347 Соболев Д.А. 367 Соболев С.Л. 126 Соборовский Л.З. 104 Сойфер В.Н. 339, 364 Соколов А.А. 297 Соколов А.И. 306, 313, 317 Соколов Г.В. 167 Соколов Л.П. 115 Соколов П.Т. 212 Соколовская 72 Соколовская З.К. 11, 339 Солнцев С.И. 60 Соловьянов Г.Н. 107 Солодов А. 353 Сомов П.О. 32 Сопман С.С. 136 Сорин Я.М. 164 Сорокин Л. 309 382

Сорокин П.А. 33 Спасокукоцкий С.И. 224, 225 Сперанский А.Д. 106 Спиваковский А.О. 257, 258 Сталин И.В. 13, 59, 61, 68, 71, 74, 76, 83, 85, 86, 91, 92, 93, 94, 103, 117, 118, 148, 149, 150, 159, 184, 186, 187, 189, 190, 191, 193, 271, 278, 279, 280, 281, 292, 309, 311, 323, 324, 365 Старик И.Е. 284 Старинов И.Г. 104, 280 Стеклов В.А. 41 Стекольников М.А. 203 Степанов А.И. 212 Степанов В. 365 Степанов П.Г. 123, 124 Степанова Д.Л. 213 Стефановский П.М. 86, 161 Стечкин Б.С. 136, 163, 300 Стойлов Б.А. 204 Стрельников П.И. 177 Стрижков Ю.К. 362 Струмилин С.Г. 49, 109, 203, 207, 235, 254, 255, 265 Суворов В. 351 Суворов С.Г. 80, 81, 117, 228, 229 Судоплатов А.П., ученый-угольщик 205, 223, 253, 258, 362 Судоплатов А.П., разведчик 364 Судоплатов П.А. 364 Сукачев В.Н. 215, 224 Суков М.К. 193 Сулин В.А. 212 Супрунова Е.П. 58 Суханов Н.(Гиммер Н.Н.) 68 Сухой П.О. 8, 137, 142, 300, 302 Сцилард Л. 280 Сыров Х.П. 213, 214 Сыромятников С.П. 265 Сычев Л.Е. 146 Сячинтов П.Н. 145

Татаринов П.М. 200 Таубин Я.Г. 83, 119, 146, 148 Таубман А.Б. 134 Телешов Б.Н. 240 Темкин М.И. 134 Теренин А.Н. 24 Терпигорев А.М. 105, 254, 255, 256, 257, 258, 260, 266, 362 Тетяев М.М. 52 Тимашев Н.С. 33 Тимирязев К.А. 35, 71 Тимофеев В.М. 146 Тимофеев-Ресовский Н.В. 9, 339 Тимошенко С.П. 22, 33 Тиссен П. 307 Тихвинская Е.И. 215 Тихвинский М.М. 73 Тихий В.Н. 216 Тихомиров В.В. 355 Тихомиров Н.И. 150, 151, 152, 352 Тихомиров С.М. 362 Тихонович Н.Н. 210, 218 Тихонравов М.К. 152 Тищенко В.Е. 24, 28 Тищенко Д.В. 107 Ткаченко Б.А. 349 Ткаченко И.М. 293 Ткаченко И.С. 216 Токарев Н.В. 359 Токарев Ф.В. 158, 159 Токин Б.П. 72, 106 Толочков А.А. 146 Толстой А.Н. 233 Толстой Л.Н. 112 Томашевич Д.Л. 114 Трахтенберг И.А. 49, 209, 235 Трашутин И.Я. 143, 166 Трифонов Д.Н. 364 Трофимов Б. 99 Трофимова Е.Н. 347 Трофимук А.А. 212, 213, 216, 220, 334, 356, 357 Троянов Л.С. 142, 145, 166 Трумэн Г. 311 Тугаринов И.А. 344 Тудоровский А.И. 24, 169 Туманов А.Т. 174 Туманский С.К. 137, 318 Туполев А.Н. 9, 83, 84, 85, 86, 87, 114, 115, 135, 136, 137, 139, 334, 337, 340

Таганцев В.Н. 55, 73 Тагер П.Г. 168 Таиров В.К. 137 Тамм И.Е. 9, 25, 27, 123, 272, 273, 283, 339, 340, 342, 347 Тарле Е.В. 62, 63, 344, 363 Таротько В.И. 146, 166 Таршинов М.И. 143, 166 383

Тураев Б.А. 40 Тухачевский М.Н. 139, 145, 151, 152 Тучкевич В.М. 12, 123, 124, 349, 367 Тюлин Г.А. 306, 317 Тюменев А.И. 110

Филипченко Ю.А. 70, 74 Фишман Я.М. 132 Флаксерман Ю.Н. 362 Флеров В.А. 108 Флеров Г.Н. 25, 273, 276, 277, 278, 279, 280, 281, 282, 284, 364,365 Флеров И.А. 154 Флерова В.А. 198 Флоренский П.А. 339 Флоря Н.Ф. 116 Фок В.А. 25, 121, 193, 297, 325 Фольмер М. 307 Фомин И.М. 123 Форш Н.Н. 216 Франк И.М. 25, 27, 273 Франкль Ф.И. 126 Фрейденберг О.М. 12 Френкель В.Я. 349 Френкель Г.С. 87 Френкель Я.И. 25, 98, 273, 280, 297, 298 Фриче В.М. 61 Фриш С.Э. 12, 24 Фролов И.Ф. 137 Фролов М.Г. 123 Фрост А.В. 29 Фрумкин А.Н. 103, 105, 106, 134, 275 Фурманов Е.М. 83 Фурсов В.С. 284, 294

Удрис Р.Ю. 132 Уиттл Ф. 302 Уманский В.Д. 258 Уманский Н.Л. 163 Умнов Н.А. 18 Ункосов В.А. 208 Уолтон Э. 272 Урмин Е.В. 137 Урысон П.С. 124 Устинов Д.Ф. 317, 351 Усюкин И.П. 192 Ухтомский А.А. 240 Ушаков К.А. 136 Ушаков Н.С. 135 Фаворский А.Е. 28, 110, 130, 334 Фадеев Н.Н. 137 Фаерман Е.М. 253 Файнберг М.М. 134 Фаминцын А.С. 40, 195 Федоров А.С. 7, 337, 359 Федоров В.В. 8, 337 Федоров В.Г. 158 Федоров Е.С. 20, 31, 40, 195 Федоров Н.М. 201 Федоров П.И. 301 Федоров С.А. 18 Федоров С.Ф. 216 Федоровский Н.М. 80, 201 Федорчук В.П. 343, 357, 358, 363 Федосеев М.Б. 240 Фейнберг С.М. 284 Ферингер А.Б. 23 Ферми Э. 285 Ферсман А.Е. 4, 38, 42, 51, 106, 111, 195, 196, 198, 219, 220, 267, 274, 275, 276, 279, 328, 333, 342, 343 Фибах 317 Фигатнер Ю.П. 61 Фигуровский Н.А. 104 Филатов К.С. 208 Филатов Н.М. 158 Филиппов Д.В. 123 Филиппов Н.Г. 340, 341

Хайкин С.Э. 299 Халилеев П.А. 26 Харитон Ю.Б. 9, 25, 107, 128, 129, 130, 273, 274, 275, 276, 277, 280, 282, 284, 289, 291, 293, 295, 349, 350, 364, 366 Харламов Н.И. 83 Хасхачих Ф.И. 116 Хелквист Г.А. 210 Херувимов Н.Л. 198 Хинчин А.Я. 21, 124, 125 Хиншелвуд С.Н. 129, 320 Хлопин В.Г. 172, 209, 272, 274, 275, 277, 279, 282, 283, 284, 291 Холодный Н.Г. 74 Холодный П. 313 Храмкова Н.П. 9, 338 Хренов К.К. 179, 236 Христианович С.А. 126, 135, 141, 155, 156, 161, 224, 352 Хрулев А.В. 111, 191, 304 384

Хрущев Н.А. 198 Хрущев Н.С. 13, 179

Чугаев Л.А. 28,29, 39 Чудаков Е.А. 48, 49, 101, 105, 109, 110, 176, 209, 210, 216, 228, 230, 269, 356 Чудаков Н.Г. 126 Чуев Ф.И. 85, 346 Чулановский В.М. 24 Чупахин Т.П. 143 Чурилин М.Е. 353 Чуткерашвили Е.В. 361 Чухров Ф.В. 207

Цандер Ф.А. 151 Цареградский В.А. 220 Цвет М.С. 20 Цвибак М. 344 Цейзе 317 Цейтлин А.М. 253, 258 Цейц Н.В. 142 Цимбаревич П.М. 258 Циолковский К.Э. 20, 22 Цирульников М.Ю. 147

Шавров В.Б. 8, 337 Шаламов В.Т. 87, 346 Шальников А.И. 128 Шамарин В.Н. 157 Шамов Д.Ф. 213 Шанявский А.Л. 18 Шапли Х. 19 Шаповалов М.О. 68 Шаргей А.И. см. Кондратюк Ю.В. Шателен М.А. 107 Шатский З.А. 174 Шатский Н.С. 52, 216, 219 Шахматов А.А. 40 Шахурин А.И. 301, 304, 305, 309, 350, 353, 354 Шашмурин Н.Ф. 146 Шварц Л.Э. 152, 156 Шверник Н.М. 109 Швецов А.Д. 137, 162, 303 Шевченко В.В. 137 Шевяков Л.Д. 49, 109, 204, 205, 206, 235, 253, 254, 257, 258, 356, 357, 362 Шекунов Е.П. 115 Шерстенников Н.А. 357 Шестов П.И. 294 Шехтер Дж. Л. (Schecter J.L.) 364 Шехтер Л.П. (Schecter L.P.) 364 Шильников П.А. 204 Ширшов П.П. 235 Шитов Д.А. 154 Шишкин С.Н. 136 Шишмарев В.Ф. 60 Шкворников 72 Шмаргунов К.Н. 106 Шмелев И.П. 8, 337 Шмидт О.Ю. 48, 97, 105, 110, 117, 221 Шнейдер Э. 309 Шорников В.Я. 315

Чаплыгин С.А. 18, 20, 22, 126, 127, 138 Чаромский А.Д. 137 Чебышев П.Л. 20, 21, 32 Чедвик Дж. 130 Чекалов В.И. 83 Челомей В.Н. 305, 309 Челпан К.Ф. 143 Чепиков К.Р. 211, 213, 214, 215 Черановский Б.И. 151 Черемухин А.М. 87 Черенков П.А. 27, 273 Черепнин Л.В. 63 Черкасов В.В. 167 Чернавин В.В.(Chernavin V.V.) 11, 338 Чернецов Н.Я. 121 Чернов А.А. 267 Чернов Д.К. 31, 173 Черных Л.А. 147 Чернышев А.А. 24 Чернышев А.Б. 108 Чернышев Б.С. 255 Чернышев В.В. 293 Черняев И.И. 172, 283, 285 Черняк Б.А. 166 Черняков А.А. 294 Черток Б.Е. 306, 313, 316, 318 Черчилль У. 280, 309, 311 Чесалов А.В. 135, 138, 151 Четаев Н.Г. 126, 128 Четвериков И.В. 137 Четвериков С.С. 98 Чижиков Д.М. 173, 201, 203 Чинокал Н.А. 205 Чистяков 305 Чичибабин А.Е. 28, 32, 130, 341 385

Шпагин Г.С. 158, 159 Шпет Г.Г. 60 Шрейдер Ю. 349 Штединг М.Н. 134 Штернберг П.К. 23 Штрейс Н.А. 207 Шульга З.П. 255 Шур Я.С. 170 Щадеев М.В. 123 Щапов П.Н. 8, 337 Щеголев 258 Щеголев Д.И. 200 Щелкин К.И. 98, 128 Щерба Л.В. 233 Щербаков А.С. 113, 117, 228 Щербаков Д.И. 51, 200, 219, 220, 275 Щербо К.К. 123 Щукина Е.Н. 198 Щусев А.В. 225, 290

Яковлев А.С. 8, 137, 138, 140, 141, 142, 161, 225, 300, 302, 305, 350, 352, 353, 367 Яковлев Н.Д. 317 Якубовский А.Ю. 225 Якушский И.Я. 297 Яновский Б.М. 212 Янус Р.Н. 26 Яншин А.Л. 198 Ярилов А.А. 57 Ярославский Е.М. 223, 225 Ярошевский М.Г. 88, 338, 339, 346 Ярцев С.А. 140 Ясный В.К. 357 Яхонтов Е.Г. 24 Яценко В.П. 137 Яцков А.А. 364

Эвентов Я.С. 216 Эздрин М.Б. 215 Эйнштейн А. 280 Эйхфельд И.Г. 107 Энгельс Ф. 41, 230 Эфроимсон В.П. 12, 98, 347 Юдин П.Ф. 223 Юрасов И.В. 351, 353 Юркевич В. 33 Юрьев Б.Н. 136, 225, 340 Яговкин Н.С. 207 Ягода Г.Г. 87 Яковлев А.И. 62

386

СОДЕРЖАНИЕ Введение ............................................................................................................. 3 Глава I. Роль ученых России в создании научно-технической базы экономики и обороноспособности страны накануне войны Развитие фундаментальных наук .................................................................... 16 Формирование государственной системы организации науки ................................................................................................................. 34 Ученые и власть ............................................................................................... 53 Глава II. Вклад ученых России в укрепление военно-экономического потенциала страны Перестройка деятельности научных организаций в условиях войны ................................................................................................................. 97 Решение оборонных проблем. Конструирование военной техники ............................................................................................................ 119 Помощь ученых промышленности. Внедрение новой техники ............................................................................................................ 170 Освоение природных ресурсов ..................................................................... 195 Глава III. Организация научной деятельности Развитие инфраструктуры науки .................................................................. 221 Разработка научно-технической политики возрождения экономики ....................................................................................................... 253 Перспективные исследования ........................................................................ 270 Заключение ..................................................................................................... 328 Примечания ..................................................................................................... 337 Указатель имен .............................................................................................. 370

Компьютерная верстка: Васильева Н.В., Сапрыкина Л.Г. Утверждено к печати Институтом российской истории РАН ЛР № 020768 от 15.04.98. _________________________________________________________________________ Подписано в печать 30.03.00. Формат 60х84/16. Заказ № Тираж 250 экз. 24,25 п.л. 21,09 уч.-изд.л.

.

____________________________________________________________________________________________

Издательский центр Института российской истории РАН 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19

388