Официальный вэньянь - Ofitsialnyi venian (Russian Edition)

АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ

ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

И.Т.30ГРАФ

Официальный

вэньянь

Москва -НАУКА-

Главная редакция восточной литературы 1990

ББК 81.2Кит 378

Ответственный редактор С.Е.Яхонтов Редактор издательства И.А.Штутина

Рецензент А.С.Мартынов

Зограф И.Т. 378 Официальный вэньянь. — М.: Наука. Главная редакция восточной литературы. 1990. — 342 с. ISBN 5-02-016800-9 Книга продолжает серию исследований автора по исторической грамматике китайского языка, однако в отличие от предыдущих работ, где исследовалось развитие литературного языка байхуа, слагавшегося на разговорной основе, здесь характеризуется литературный язык вэньянь конца XIX — начала XX в., особенности которого рассматриваются в сопоставлении с классическим древнекитайским. 3 4602020500-205

88

ISBN 5-02-016800-9

_90 восточной литературы издательства "Наука", 1990

ВВЕДЕНИЕ

Последние два-три десятилетия характеризовались активизацией изучения истории китайского языка как за рубежом, так и,, особенно у нас в стране. В результате остававшийся до недавнего времени практически не изученным тот значительный период его развития, который лежит между древнекитайским и современным китайским, получил достаточно полное освещение. Во всяком случае,к настоящему времени уже подверглись всестороннему лингвистическому анализу и подробно описаны наиболее репрезентативные памятники этого периода, представляющие важнейшие хронологические этапы внутри него. Таким образом, можно сказать, что история китайского языка ныне прослеживается почти непрерывно. Достаточно назвать монографические исследования, осуществленные у нас и за рубежом за последнюю четверть века: а) язык эпохи Лючао: И. С. Гуревич. Очерк грамматики китайского языка III-V вв. (по переводам на китайский язык произведений буддийской литературы). М., 1974; б) язык эпохи Тан: Бяньвэнь о воздаянии за милости (Рукопись из дуньхуанского фонда Института востоковедения). Часть 2. Грамматический очерк и словарь И. Т. Зограф. М., 1972; И. С. Гуревич. Из исторической грамматики эпохи Тан (на материале Линьцзи лу: грамматический очерк с приложением перевода памятника, снабженного примечаниями) (рукопись); в) язык эпохи Сун: G. Kallgren. Studies in Sung Time Colloquial Chinese as Revealed in Chu Hi's ts'iiansliu.Stockholm, 1958; И. Т. Зограф. Очерк грамматики среднекитайского языка (по памятнику ^Цзин бэнь тунсу сяошо"). М., 1962; г) язык эпохи Юань: М.А.К,НаШау The Language of the Chinese „Secret History of the Mongols". Oxford, 1959; И.Т. Зограф. Язык юаньской драмы (рукопись); И.Т.Зограф. Монгольско-китайская интерференция (язык монгольской канцелярии в Китае). М., 1984, а также д) работа обобщающего характера И. Т. Зограф. Среднекитайский язык (становление и тенденции развития). М.,.1979. Сказанное касается истории формирования нового литературного языка байхуа, т. е. языка, опирающегося на нормы разговорной речи. Перечисленные выше работы основываются в первую очередь на изучении письменных памятников, отразивших живую разговорную речь соответствующих эпох или, во всяком случае, язык, близкий к ней. Правда, воспринимать все это как проявление некоей единой линии 1-2 240

Э

развития вряд ли возможно. Например, тексты эпохи Тан - дуньхуанские бяньвэни и танские юйлу - действительно написаны языком в большей (танские юйлу) или меньшей (дуньхуанские бяньвэни) степени близким к разговорному. Однако многие разговорные элементы, широко употребительные в этих текстах, оказались узкоспецифичны для данных жанров и не нашли отражения в разговорном языке более позднего (сунского) времени, не получив таким образом дальнейшего развития. Это обстоятельство наводит на мысль об отсутствии прямой языковой преемственности между упомянутыми тайскими текстами и, скажем, сунскими рассказами, вошедшими в сборник „Цзин бэнь тунсу сяошо". Возможно, дуньхуанские бяньвэни и танские юйлу, представляя особую — буддийскую — традицию, демонстрируют отдельную, периферийную ветвь развития китайской литературы, лежащую в стороне от основного литературного процесса (подробнее об этом см. нашу статью „О месте дуньхуанских бяньвэней в истории китайского языка и литературы" [Зограф 1985i]). Учитывая это обстоятельство, мы в свое время при обращении к вопросам периодизации истории китайского языка сознательно ограничивали использование отличающих их специфических признаков и полагались в первую очередь на критерии более общие, а потому и более способные служить диагностическими. История китайского языка вместе с тем будет страдать односторонностью и не сможет быть признана полной, пока не будет подвергнут столь же тщательному и последовательному историческому анализу другой литературный язык — вэньянь, основанный на нормах древнекитайского языка. Вэньянь непрерывно функционировал на протяжении всей последующей истории Китая, причем начиная с эпохи Сун параллельно существовали два литературных языка — вэньянь и байхуа, находившиеся в определенной связи с литературными жанрами. Так, средневековая философская проза (гувэнь) и новелла (чуаньци) писались на вэньяне, тогда как для рассказа, драмы и романа использовался язык байхуа. Сфера использования вэньяня, конечно, сказанным не ограничивалась: точность и лаконичность выражения делали его предпочтительным языком науки, техники, политики и администрации. Сложилась, таким образом, ситуация своеобразного двуязычия (своеобразного по ряду причин, и прежде всего потому, что вэньянь в отличие от байхуа существовал только в письменной форме) и неизбежно вытекающая из этой ситуации межъязыковая интерференция — оба языка безусловно взаимодействовали между собой и оказывали влияние друг на друга. В начале XX в. байхуа одержал победу над вэньянем и стал единственным литературным языком, но это коснулось в первую очередь художественной литературы, тогда как во многих сферах официальной коммуникации влияние вэньяня продолжало сохраняться и в последующее время. Вэньянь, как известно, был широко употребителен и за пределами Китая - в Корее, Японии, Вьетнаме. Параллельное существование в Китае двух литературных языков — вэньяня и байхуа — привело, не говоря уже о многих других проблемах, им порожденных, к тому, что памятники каждой эпохи оказывается

неоднородными в языковом отношении. Например, для эпохи Сун, как отмечает С. Е. Яхонтов [Яхонтов 1969, с. 82], можно выделить по крайней мере три типа памятников: а) написанные на разговорном языке своей эпохи (тексты устных рассказов — хуабэнь), б) написанные на древнекитайском языке (философская проза - гувэнь) и в) те, в которых сочетаются элементы того и другого, т. е. написанные „смешанным" языком („записи речей" — юйлу философов неоконфуцианской школы). Материалом для данной работы послужили статьи Сунь Ятсена, опубликованные в двухтомнике „Избранные сочинения" ( %%. у

ii\

зЦ, «ft Сунь Чжуншань сюаньцзи), изданном в 1956 г. в Пекине. С точки зрения языка в двухтомнике можно найти произведения разного характера: 1) написанные на вэньяне и 2) написанные на байхуа, причем в последних также встречаются элементы вэньяня, но их доля относительно мала^.1 Вошедшие в двухтомник произведения неоднородны также по содержанию и по стилю. Для наших целей отобраны официальные тексты (письма, доклады, декларации и т. п.), написанные на вэньяне и относящиеся к концу XIX в. и первым двум десятилетиям XX в. Сплошной расписке были подвергнуты „Представление Ли Хунчжану" (X.

Ф :/1$b 'Jp If

к землякам" ( суй либо выделяют грамматическое или тематическое подлежащее в простом предложении, либо вводят придаточные предложения. Здесь и далее характеристики древнекитайского языка заимствуются из упомянутых выше книг С. Е. Яхонтова и Т. Н. Никитиной.

3. После некоторых предлогов (например, ^ нение, выраженное местоимением 3-го лица, может 4. Предлоги, за редким исключением, могут своим дополнением, т. е. вместо обычного порядка

вэа, Щ юй) дополопускаться., меняться местами со предлог + дополнение

получается обратный: дополнение [+ Я/ чжи] + предлог (правда, встречается это не часто). Свои сложности по ряду причин представляет и поздний вэньянь, который во многих отношениях оказьшается труднее классического древнекитайского: с одной стороны, в нем не так строго и регулярно соблюдаются принятые для древнекитайского правила, а с другой*он так или иначе взаимодействует с живым языком, хотя и по своим особым законам. И если влияние вэньяня на байхуа является результатом сознательного заимствования и подражания - вызвано ли оно было реальными преимуществами первого (точность и лаконичность) или же его „престижным" статусом, — то совершенно иной и более сложный характер носит влияние байхуа на вэньянь, влияние, провоцируемое естественным воздействием живого языка на письменный. Во всяком случае, вэньянь отнюдь не застывший язык с установившимися раз и навсегда нормами — он подвижен и постоянно претерпевает различные изменения,8 но эти изменения не лежат на поверхности, они обычно скрыты за неизменной формой того или иного служебного слова, Говоря о трудностях восприятия вэньяня в целом, следует отметить, кроме того, два обстоятельства иного порядка (о которых уже шла речь выше при характеристике языка Сунь Ятсена): во-первых, он неоднороден, что вызвано отсутствием в Китае до конца XIX в. нормативных грамматик, и, во-вторых, он вобрал в себя за свою длительную историю множество скрытых цитат и полуцитат из древнекитайского. Одна из особенностей вэньяня заключается в том, что это язык вне времени. Наиболее заметным проявлением этого служит черта, отмечаемая авторами книги „Древнекитайский язык" М. В. Крюковым и Хуан Шуин [Крюков, Хуан Шуин 1978, с. 6 ] : „Принципиальное отличие вэньяня от древнекитайского языка заключается, между прочим, в том, что в тексте, написанном на вэньяне, могут встретиться рядом храмматические формы, свойственные древнекитайскому языку на разных этапах его истории и поэтому асинхронные". В самом деле, в текстах, написанных на вэньяне, одновременно употребляются и тождественно функционируют служебные слова, принадлежащие как разным периодам развития древнекитайского, так и разным его диалектам. Так, в привлеченных нами текстах наряду с указательным местоимением JULJ цы „этот" используется *ц сы „этот", свойственное конфуцианским памятникам; 8

Мы не касаемся лексики, которая совершенно изменилась по сравнению с древнекитайским состоянием языка; речь идет пока только о служебных словах. 9

местоимение первого лица юй встречается и в варианте •f' , и в варианте •$£• юй (второй принят в диалекте исторических памятников); помимо обычного вопросительного слова Щ тить £_

хэ „что?", „какой?" можно встре-

си, употребляющееся в памятниках конфуцианской литерату-

ры, а также $$ ху, которое впервые фиксируется в песнях „Шицзина"; в роли отрицания со значением „никогда не" отмечено как %* я в э " " чан, так и появившееся в более поздний период древнекитайского языка вэйцэн; наряду с чрезвычайно распространенным в древнекитайском языке предлогом jfe юй, имеющим очень широкий круг значений, встречается его фонетический вариант - ^ ху, наблюдаемый, в частности, в памятниках конфуцианской литературы; сочинительную связь выражает не только служебное слово -yjf-

юй, обычное в древнекитай-

ском языке, но и <JL цзи, употребительное в доклассическом языке и в диалекте исторических памятников; кроме союза як жо („если", „если бы"), свойственного памятникам исторического содержания, употребляется -jOa оку, обычный в памятниках конфуцианской литературы; из слов, указывающих на временную или логическую последовательность действий, употребляется и 75 пай, возникшее в архаическом древнекитайском языке, и $$ цзи, которое появляется в классическом языке. Этот список можно было бы еще продолжить. Но этим дело не ограничивается. Тексты, написанные на вэньяне, отличаются также и тем, что в их языковой системе сосуществуют языковые формы, разновременные в более широком плане, т. е. относящиеся не только к древнекитайскому периоду в целом, но и к более поздним состояниям языка, иначе говоря, наблюдается свободное проникновение в систему вэньяня форм и конструкций, характерных для байхуа различных эпох. Все это вместе приводит к неограниченной грамматической синонимии — существованию параллельных возможностей формального выражения одних и тех же грамматических значений. Приведем примеры: 1) кроме показателя множественности тя чай, свойственного древнекитайскому языку, используется Щ- дэн, характерный для текстов послеханьского времени; 2) в функции определения указательное местоимение Jtti цы может выступать и само по себе, как в древнекитайском языке, и с-показателем определения Z* чжи, т.е. в форме, впервые наблюдаемой в ханьских 10

текстах и затем в танских; кроме того, указательное местоимение цы может быть определением к существительным, имеющим значение времени, - это грамматическое явление, отсутствующее в древнекитайском языке, впервые фиксируется в текстах танского времени; 3) при вопросе о количестве помимо древнекитайских Щ

цзи и

Щ Щ цзихэ („сколько?") встречается сочетание Щ %\ цзисюй, впервые выступающее в текстах эпохи Тан; 4) в повелительном предложении можно встретить и отрицания у и -ф у, свойственные древнекитайскому языку, и отрицания & буби,

W Ф

& Щ буюн, свойственные танским и сунским текстам;

5) прямое дополнение выносится в позицию перед глаголом-сказуемым и с помощью предлога уА и, характерного для древнекитайского языка, и с помощью предлога Ц-Иг цзян, который становится обычным в текстах периода Тан (отдельные примеры появляются в текстах периода Лючао); 6) сочетание Щ[ ф. цзянлай употребляется в значении, свойственном ему в современном языке, — „будущий", , з будущем". Есть и другая особенность вэньяня, которая заключается в том, что его грамматическая система демонстрирует процесс „упрощения" древнекитайского языка, идущего в самых разных направлениях. Прежде всего многие служебные слова древнекитайского языка в вэньяне употребляются далеко не во всех тех функциях, которые зафиксированы для них в древнекитайском языке, происходит,таким образом^сужение их функций. Приведем несколько примеров: 1) возвратное местоимение i i цзи функционирует как определение к существительному („свой"), но не как определение к сказуемому („сам") или дополнение („себя", „его"); кроме того, в функции определения в отличие от древнекитайского языка может оформляться показателем %, чжи; 2) морфема J& у не используется как отрицание в повелительном предложении, содержащем запрещение; 3) морфема $& жань сама по себе обычно не функционирует как сказуемое - она выступает в этой роли с предшествующим отрицанием или другим наречием. Далее, в ряде случаев происходит адаптация - служебное слово древнекитайского языка используется в сочетании с другим служебным словом, как бы уточняющим значение первого. Для иллюстрации приведем следующие примеры. Предлог | | цзы „с тех пор к а к " (в начале 11

включенного предложения

со значением времени) употребляется в со-

четании с послелогом %%_

ХО

ченное

предложение;

включенное

У «после того к а к " , замыкающим вклю-

с предлогами >Л и и )&? ю, оформляющими

предложение

со значением причины, корреспондирует

союз i$L гу, находящийся во включающем предложении. Наблюдается и прямое стирание существовавших в древнекитайском языке функцярнальных различий между отдельными служебными словами (хотя возможно, что при этом возникают какие-то иные различия). Так, местоимение первого лица 3%- у в древнекитайском языке функционировало в основном как подлежащее, a %ki во — как дополнение, в вэньяне же оба местоимения в общем употребляются одинаково. И, наконец, отнюдь не все служебные слова и конструкции древнекитайского языка употребительны в текстах, написанных на вэньяне; одни из них перестают функционировать вообще, другие выходят из a

числа продуктивных. В частности, нам не встретились морфемы "jt Jfy янь, jjfjl

жу,

эр, оформляющие удвоение — определение к сказуемому;

не зафиксирована в привлеченных текстах морфема "Щ чжу, представляющая собой сочетание местоимения х , сочетание местоимения

чаш с предлогом # v юй или

£*• чжи с конечной вопросительной частицей

Некоторые языковые особенности рассмотренных текстов связаны с характером их содержания. Например, местоимения первого лица -%" У и -jpd во очень часто встречаются в выражениях -%* Щ у го,

•$1 Щ %-в0 гоцзя „наша страна", ^? Щ fkj у го минь, 1&ЩуЧ во го минь „наш народ" и т. д.; при обращении используются не местоимения второго лица, а их субституты, выражающие повышенную вежливость: 'КГ гун, Jfy цзюнъ; чрезвычайно распространена конструкция с именным сказуемым (со связкой -4£j е) и со служебным словом чжэ после подлежащего и т. д. Наибольший интерес, однако, представляют сдвиги, происходящие В грамматических значениях служебных слов древнекитайского языка в процессе функционирования в вэньяне (их восприятие, как уже отмечалось, часто затруднено сохранением неизменной формы таких слов), 9

Встретилось, однако, предложение, в котором чжу стоит перед предлогом юй

является просто ЛИШНИМ: & "Щ ^ Щ. ф- Д £ ?L- X2 (51,16) чу чжу юй Ляп Цичао-чжи коу „вышел из уст Лян Цичао". И

12

а также переосмысление конструкций древнекитайского, при котором в вэньяне либо стирается и полностью заменяется новым исконное их значение, либо оба значения — старое и новое — выступают в параллельном употреблении. Именно это делает поздний вэньянь самым трудным для понимания вариантом китайского языка, и как раз эти явления до сих пор обычно ускользали от внимания исследователей, нередко отождествлявших вэньянь с древнекитайским. Такие сдвиги бывают вызваны либо функциональным уподоблением служебных слов древнекитайского служебным словам байхуа, либо переносом на служебное слово древнекитайского, дополнительно к оригинальному, и того значения, которое присуще его омографу в современном языке. 1 0 Так, служебное слово &- гэ, имеющее в древнекитайском языке значение „каждый из" и/как всякое определительное местоимение^ стоящее перед сказуемым и входящее в группу сказуемого, в вэньяне употребляется перед подлежащим (входит в группу подлежащего) или другим именным членом предложения и имеет значение „каждый"; переосмысляется в вэньяне пассивная конструкция щ

... ЬН вэй... со, и вэй из связки

превращается в предлог (как современное 4$L бэй), т.е. читается в четвертом тоне, по аналогии с вэй... со возникает смешанная конструкция бэй... со; предлог 67 ю из показателя источника действия превращается в вэньяне в показатель названия действующего лица в пассивной конструкции, возникают различные смешанные варианты: а) объект действия, стоящий в начале предложения, дублируется в позиции после глагола-сказуемого местоимением %* чжи, б) перед глаголом-сказуемым используется pf( со по аналогии с конструкцией вэй... со. Уже из сказанного становится очевидным, что вэньянь — это отнюдь не просто „упрощенный" древнекитайский, впитавший в себя те или иные элементы байхуа, современного и средневекового. Это — язык, грамматический строй которого характеризуется рядом своих, только ему присущих черт, составляющих его специфику и отсутствующих как в древнекитайском, так и в байхуа. Изложенное выше свидетельствует также о том, что при описании исследуемой разновидности языка пришлось особенно внимательно относиться к явлениям редким, единичным, т. е. к любому отклонению от норм древнекитайского языка, а это требовало, в свою очередь, привлечения большого иллюстративного материала и максимально тщательного его анализа. Здесь же следует отметить, что мы старались представить все основные синтаксические конструкции и наиболее важные служебные и полуслужебные слова, но задачи исчерпывающего охвата как тех, так и других перед собой не ставили. Случаев возникновения новых служебных слов за счет переосмысления и грамматикализации полнозначных слов самого древнекитайского и приобретения ими новых функции мы здесь не касаемся. 13

Остается еще добавить, что в предлагаемой работе вэньянь впервые стал предметом специального научного рассмотрения. Исследован он, как уже было сказано, на материале языка одного автора - Сунь Ятсена. Пусть какая-то другая совокупность текстов позволит вывести картину, не абсолютно идентичную полученной здесь, поскольку грамматическая система вэньяня ввиду ее ненормированности представляет собой подвижную и проницаемую сферу, открытую в принципе и для грамматических явлений любого периода истории китайского языка, и для любых инноваций, так что практическая ее реализация может в гораздо большей степени зависеть от индивидуальности автора (его среды, целевых установок его творчества и т. п.), чем, скажем, варьирование форм „разговорного" языка памятников одной и той же эпохи, которое естественным образом регулируется самим живым языком. Для нас, однако, было важно другое — продемонстрировать на примере произведений, близких по языку к древнекитайскому, в каких направлениях грамматическая система вэньяня может отклоняться от таковой древнекитайского языка, представляющего его основу. Эти отклонения должны по своему характеру и основным тенденциям быть общими для вэньяня в целом, независимо от частных (хронологических, жанровых или индивидуальных) его разновидностей.

Работа состоит из двух частей: первая посвящена синтаксису вэньяня, вторая — служебным и полуслужебным словам. Как обычно в работах по истории китайского языка, здесь используется русская транскрипция, отражающая чтение иероглифов в современном пекинском произношении.

Часть I СИНТАКСИС

ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ

КОНСТРУКЦИИ

КЛАССИФИКАЦИЯ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ КОНСТРУКЦИЙ

Предлагаемое ниже изложение синтаксиса вэньяня начинается с описания простейших, элементарных конструкций, а затем последовательно рассматриваются средства развертывания этих конструкций. Такой путь позволяет, во-первых, сосредоточить первоочередное внимание на важнейших и характернейших синтаксических образованиях, с анализа которых необходимо начинать освещение основ синтаксической структуры языка, а во-вторых, облегчает возможность наглядного сопоставления описываемого нами позднего вэньяня с лежащим в его основе древнекитайским, поскольку именно таким образом дана характеристика синтаксиса последнего в новейшем и наиболее доступном у нас его описании Т. Н. Никитиной [Никитина 1982, 2 ] . Правда, предлагаемая нами схема элементарных конструкций существенно отличается от схемы, построенной Т. Н. Никитиной, о чем будет подробнее сказано ниже, но эти расхождения не исключают возможности сравнения. Под элементарными конструкциями простого нераспространенного предложения мы понимаем синтаксические построения, состоящие из ядра-сказуемого и связанных с ним синтаксических компонентов, необходимое (или обычное) присутствие которых диктуется грамматическим классом слова, представляющего сказуемое, или основной его семантикой. В подавляющем большинстве случаев это ядро-сказуемое представлено глаголом; ряд конструкций имеет в качестве сказуемого прилагательное; к элементарным мы относим также конструкции с глагольной или грамматической связкой и конструкцию с заместителем числительного в роли сказуемого. Помимо ядра-сказуемого элементарная конструкция содержит связанные с ним значимые (неслужебные) члены, которые мы определяем как именные. В минимальном случае элементарная конструкция содержит хотя бы один именной член (субъект; ниже, при описании глагольного управления^ он не учитывается), в максимальном — три (отсутствие того или иного именного члена трактуется нами как эллипсис). Связь именных членов со сказуемым может выражаться как непосредственно — порядком слов, так и опосредованно — с помощью служебных элементов, каковыми, как правило, являются предлоги. Прежде чем приступить к подробному описанию элементарных конструкций, целесообразно дать их некоторую общую классификацию. 15

Наиболее удобной представляется формально-семантическая. При выделении т и п о в элементарных конструкций (ниже эти типы обозначены арабски, ш цифрами) учитьшается, во-первых, число обязательных (или характерных) для каждой из них именных членов; во-вторых, грамматический класс и подкласс, к которому относится слово, представляющее ядро-сказуемое (глагол, переходный или непереходный, или же неглагольное сказуемое), поскольку от этого зависит характер грамматической связи его с именным членом (именными членами); в-третьих, позиция именных членов конструкции по отношению к ядру-сказуемому; в-четвертых, отсутствие или наличие служебных элементов — предлогов; в-пятых, глагольная связка как элемент, дополнительный к ядрусказуемому. Помимо этого, как средство разграничения п о д т и п о в внутри формально сходных по типу конструкций (обозначены буквенными индексами при цифрах), учитываются такие второстепенные по сравнению с вышеперечисленными факторы, как а) семантический подкласс глагола-сказуемого (чем обусловливаются особенности глагольного управления) или класс неглагольного сказуемого (прилагательное или заместитель числительного), б) семантическая характеристика образующейся конструкции (этим разграничиваются формально подобные, но грамматически неравноценные конструкции, возможность внешнего совпадения которых в изолирующем языке типа китайского неудивительна) и в) позиция именных членов по отношению друг к другу или различие их частных синтаксических функций (например, косвеннообъектной или же обстоятельственной). Из г л а г о л ь н ы х в список элементарных включаются конструкции, образованные только односоставным сказуемым. Конструкции, в которых перед значащим глаголом употреблен модальный или каузативный глагол (знаменательный или служебный), считаются распространенными (мы здесь пока не касаемся различий между модальным и каузативным глаголом). Сами глаголы по тому, какие конструкции они образуют, нужно разделить прежде всего на две основные группы — переходные и непереходные. П е р е х о д н ы е г л а г о л ы в отличие от непереходных имеют после себя именной член со значением объекта действия. Эти глаголы обозначают активное воздействие на объект (но не обязательно физическое) — они говорят об изменении объекта или чего-то с ним связанного (его принадлежности, места, где он находится^ т. п.). Большую часть переходных глаголов составляют такие глаголы, под действием которых сам объект так или иначе изменяется; они имеют после себя только один 1 именной член (конструкция З ) ; последний всегда следует непосредственно за глаголом-сказуемым (не может вводиться предлогом jSr" юй без изменения характера конструкции) и, как правило, не опускается (может быть опущен лишь в том случае, когда легко восстанавливается из контекста). Список конструкций дан ниже, см. с. 22- 27.

16

Остальную часть переходных глаголов составляют глаголы, управляющие двумя именными членами. Это прежде всего те, у которых оба именных члена находятся в постпозиции. К ним относятся, во-первых, настоящие двухобъектные глаголы, т. е. глаголы со значением давания и отнимания, во-вторых, глаголы со значением перемещения (у которых второй послеглагольньш именной член представляет собой особое дополнение — дополнение, по значению не отличающееся от обстоятельства места) и, в-третьих, глаголы со значением превращения (у которых именные члены разделены глагольной связкой). Глаголы со значением давания и отнимания и глаголы со значением перемещения образуют вариантные типы и подтипы конструкций, которые мы признаем таковыми и включаем в общий список элементарных конструкций только при наличии формальных к тому оснований, упоминавшихся выше, в частности, при употреблении одного и того же именного члена как со служебным словом, так и без него или же при смене позиций относительно друг друга двух послеглагольных именных членов (для глаголов со значением давания и отнимания — конструкции 9а, 96,11в, 12а; для глаголов со значением перемещения - конструкции 9в, 126). Глаголы со значением превращения отличаются тем, что второй послеглагольный именной член вводится глагольной связкой, присутствие которой обязательно всегда, так что для этих глаголов, как правило, невозможны какие бы то ни было варианты — они образуют единственную конструкцию 10* К глаголам со значением давания и отнимания примыкают глаголы речи и некоторые другие (например, $$, цзяо „учить", „преподавать", щ^яо„претендовать". Я- бяо „выражать"), которые также включают в себя значение передачи. Как и глаголы со значением давания и отнимания, они имеют два послеглагольных именных члена - со значением 2 объекта и со значением адресата и образуют конструкции 9а, 96, 1Щ и 12а. Некоторые глаголы речи встретились нам только с одним послеглагольньш именным членом — со значением объекта, т. е. они обризуют конструкцию 4а (подробнее см. ниже). Особое место среди глаголов, управляющих явумя именными членами, занимают двухобъектные переходные глаголы со значением „менять (обменять) что-либо на что-либо" или „заменять что-либо чем-либо" (конструкция 116) и со значением „составлять (Делать) что-либо из кого-либо или чего-либо" (конструкция И г ) . В обоих случаях конструкция строится так, что один из двух именных членов находится перед глаголом-сказуемым. Кроме указанных выше элементарных конструкций, в которых именной член со значением объекта действия занимает позицию после глагола-сказуемого (конструкции х1би И г сюда не относятся), переходные глаголы образуют еще две. В одной из них этот именной член Адресат действия — это и лицо, которому нечто дается (при глаголах со значением „давать"), и лицо, у которого нечто берется (при глаголах со значением „брать").

2 240

п

вынесен в начало предложения (при отсутствии субъекта действия) и предложение меняет свое значение на пассивное (в этой конструкции не отмечены лишь глаголы со значением давания и отнимания); в другой он вынесен с помощью предлога в позицию перед глаголом-сказуемым. Обе конструкции рассматриваются в разделе „Препозиция дополнения". Среди н е п е р е х о д н ы х г л а г о л о в различаются, во-первых, собственно непереходные, куда входят также глаголы движения и местоположения (пребывания на месте), во-вторых, глаголы мысли, чувства или чувственного восприятия, некоторые глаголы речи и, в-третьих, глаголы, выражающие „обратимые отношения". Серьезное различие между ними заключается в том, что только вторые могут управлять как отдельным именным членом, так и членным (включенным) предложением — послеглагольным дополнением. После собственно непереходных глаголов именной член либо вообще невозможен (такие глаголы образуют единственную конструкцию конструкцию 1а), либо — при глаголах движения и местоположения — допустим только как дополнение со значением места, которое, как_уже отмечалось выше, по своему характеру является тем же обстоятельством места (появление при таких глаголах именного члена со значением объекта означает их переход в каузативные). По структурной аналогии с наиболее распространенным типом конструкции переходных глаголов мы трактуем конструкцию непереходных глаголов движения и местоположения с дополнением со значением места как „полную", а конструкцию без него условно относим к „неполным", хотя, строго говоря, она таковой не являете» (см. конструкцию 1а). 3 Именной член, выступающий в функции дополнения со значением места при гпаголах движения и местоположения, может как непосредственно следовать за глаголомсказуемым (конструкция 46), так и быть отделенным от него предлогом # Ь юй без изменения характера конструкции (конструкция 66). Поскольку не все глаголы, допускающие беспредложную конструкцию, отмечены в конструкции с предлогом (равно как и наоборот) — а для нас существенны списки глаголов, участвующих в каждой отдельной конструкции, — мы принимаем эти варианты как два самостоятельных типа конструкций. Определенную роль в такой трактовке играет фактор позиционного синтаксиса. Хотя конструкцию с глаголом движения или местоположения без послеглагольного имени (дополнения со значением места) логически можно воспринимать как полную, а появление такого имени - как ее распространение, сама позиция этого имени (после глагола-сказуемого) обособляет конструкцию от обычных случаев распространения, где именной член со значением места, как правило, предшествует глаголу-сказуемому (в противоположность древнекитайскому языку, в котором он находится после глагола-сказуеМого [Никитина 1982,, с. 4 7 - 4 8 ] ) ; исключение составляют случаи, когда именной член со значением места употребляется в неполной пассивной конструкции, где он, вероятно, играет ту же роль, какую играет препозитивное определение к глаголу-сказуемому в той же конструкции (см. „Препозиция дополнения", „Дополнение"). 18

Что касается глаголов мысли, чувства или чувственного восприятия, некоторых глаголов речи, то стоящий после них именной член выражает чувственно воспринимаемый объект, объект мысли или объект речи. Эти глаголы, в отличие от переходных, не означают воздействия на объект (во всяком случае, воздействия непосредственного), поскольку они обозначают не действие в строгом смысле этого слова, а отношение субъекта к объекту. Такие непереходные глаголы характеризуются тем, что они, как правило, не образуют двух упомянутых для переходных глаголов производных конструкций с препозицией объекта (в начале предложения, при отсутствии субъекта, или перед глаголом-сказуемым). Наряду с полной конструкцией, когда после глагола-сказуемого находится именной член, эти глаголы образуют и неполную (конструкция 16), когда он отсутствует, но при этом значение предложения не изменяется на пассивное. Хотя последнюю конструкцию вполне можно было бы трактовать как редукцию полной конструкции, мы ее, ввиду ее обычности, все же включаем в список элементарных. Полная же конструкция с рассматриваемыми глаголами выступает в двух вариантах, различающихся тем, есть ли предлог # г юй перед послеглагольным именным членом (конструкция 6а; ее не образуют глаголы речи) или его нет (конструкция 4а); в значении конструкции при этом изменения не происходит. По соображениям, изложенным выше применительно к глаголам движения и местоположения, оба варианта принимаются как особые конструкции. Сюда же относятся непереходные глаголы, управляющие двумя именными членами; они образуют совершенно особые конструкции. Это, во-первых,,глаголы со значением „считать", „признавать" и т.п. и глаголы называния, которые подобно переходным глаголам со значением превращения употребляются в конструкции с двумя, послеглагольными именными членами, разделенными глагольной связкой (конструкция 1Q); особенность их функционирования проявляется и в том, что они, с одной стороны, как и переходные глаголы, возможны в производной конструкции, где на первом месте при отсутствии субъекта находится объект и предложение становится пассивным, а с другой-как и обычные непереходные глаголы, они не допускают нормальной для переходных глаголов препозиции объекта с предлогом. Во-вторых, это двухобъектные глаголы со значением „относиться к кому как к кому (к чему как к чему) ", при которых один из именных членов вводится служебным словом >% и и всегда находится перед глаголом-сказуемым (конструкция 11а). Непереходные глаголы, обозначающие „обратимые отношения", т. е. действие, направленное друг на друга, в отличие от глаголов первых двух групп, вводят только один и при этом препозитивный именной член, так что перед глаголом-сказуемым оказываются два именных члена, каждый из которых является одновременно и субъектом и объектом того же действия со стороны другого (конструкция 8). 2-2 240

19

П р и л а г а т е л ь н ы е в своей совокупности (но не каждое по отдельности) способны образовать три типа конструкций, один из которых имеет три подтипа. Самая простая — двучленная конструкция, состоящая из именного члена (субъекта) и сказуемого-прилагательного (2а). Прилагательные со значением сходства или различия подобно третьей группе непереходных глаголов (см. выше) употребляются в конструкции, означающей „обратимые отношения" (именной член с предлогом Щ- юй находится перед прилагательным - тип 8). Еще три конструкции с прилагательным (7а—в), хотя и совпадают формально — в каждой из них после прилагательного находится именной член с предлогом $ v юй, — различаются функционально: одна представляет собой конструкцию сравнения, и в ней именной член с предлогом &г~ юй означает объект, с которым дается сравнение; вторая аналогична конструкции, образуемой глаголами мысли, чувства или чувственного восприятия (но не глаголами речи), и вводит объект, в котором проявляются свойства, обозначаемые прилагательным; третья опирается на прилагательные со значением сходства или различия (несходства) — при них именной член с предлогом # г юй после прилагательного имеет такое же значение,,какое имеет именной член с предлогом -Щ юй перед прилагательным в конструкции „обратимых отношений". Прилагательное может встретиться также в беспредложной конструкции, аналогичной образуемой глаголами мысли, чувства или чувственного восприятия (конструкция 4а), но поскольку это бывает крайне редко, такие прилагательные не выделены в отдельную конструкцию, а объединены с упомянутыми глаголами в конструкции 4а. В список элементарных конструкций включается и конструкция со сказуемым-числительным, хотя в наших текстах как самостоятельное сказуемое отмечен лишь заместитель числительного (26). По-разному строятся в вэньяне конструкция с именным сказуемым, в которой участвует грамматическая связка -*tb e (тип 5) ? и конструкция со связочным глаголом (4в). Отрицательная связка